| |||
РОМАН Алексею Александровичу Бакунину,
Подпоручик Бубнов гулял однажды по одной из улиц уездного городка Ч.... Во всю длину этой улицы находилось только 3 дома — 2 направо, 1 налево. Улица эта была без малого с версту... Так как до вечера оставалось часа два, не более, то старые мещанки, хозяйки упомянутых домов, заблаговременно заперли ставни, загнали кур и улеглися спать. Подпоручик Бубнов шел, заложа руки в карманы и предаваясь, по обыкновению, любимым размышлениям — о том, что бы он стал делать, если б он был Наполеоном? К подпоручику Бубнову совершенно внезапным образом подошел человек небольшого роста — в весьма странной одежде; Бубнов принял было его за помещика Телушкина, только что приехавшего из-за границы; сам он, правда, и не имел чести лично знать г-на Телушкина, но успел уже наслышаться о мудреных и чудных заморских его нарядах... Однако при первом слове незнакомца он совершенно разуверился... Незнакомец, подойдя к подпоручику Бубнову, произнес небрежно и скороговоркою: — Я черт. Подпоручик тотчас подумал: "Либо он пьян, либо я пьян — во всяком случае неприлично оставаться". Но незнакомец не дал ему отойти двух шагов и проговорил с улыбкой: — Вы не пьяны, любезный Иван Андреич, — но я черт. Иван Андреич опять подумал: "Либо он сумасшедший, либо я сумасшедший — так зачем же нам оставаться вместе!" Незнакомец поймал его за полу и сказал громко и решительно: — Бубнов, что б ты сделал, если б был Наполеоном? Подпоручик Бубнов успокоился и подумал: "Он точно черт..." — Что вам угодно? — промолвил он довольно решительно. — Во-первых, мне угодно убедить вас, что я точно черт. Эй вы, крапивы, чего зазевались? Нуте-ка — казачка — да хорошенько. Все крапивы, в изобилии растущие вдоль полусгнивших заборов, отхватили казачка на славу. — Хорошо, — сказал черт, — пока довольно. Впрочем, за мной дело не станет. — И тут он сразу выкинул несколько удивительных штук: положил себе обе ноги в рот и протащил их сквозь затылок; взял свои собственные глаза в обе руки и с приятностью бросал их на воздух; наконец, подарил свой нос Ивану Андреевичу на память. Подпоручик Бубнов расстегнул свой сертук и положил нос черта в боковой карман. — Теперь вы верите, что я черт? — Верю. Чего же вам от меня хочется? — Ничего, Иван Андреевич, ничего особенного. Со скуки, знаете, пришел поболтать с вами. А не угодно ли вам погулять со мной немного? — С моим удовольствием. И пошли они рядышком, как добрые приятели. "Однако, — подумал Иван Андреевич, — какое странное происшествие! Мне кажется, я в белой горячке". Он схватил себя за ус и дернул что было силы... Голова у него заскрыпела, как деревянная. — Напрасно изволите беспокоиться, Иван Андреевич. Пожалуй, голову с плеч долой стащите... а без головы — вы сами знаете — нехорошо. Да вот позвольте испытайте сами. Черт схватил подпоручика Бубнова за хохол и снял с него голову. Подпоручик Бубнов хотел было удивиться — да без головы удивляться невозможно. Черт повертел головой Ивана Андреевича, поднес ее к носу и чихнул в нее. Потом поставил ее опять на туловище подпоручика. Бубнов тотчас разинул рот и проговорил: — Желаю здравствовать. Таким образом, приятно препровождая время, вышли они из города и очутились в большом лесу. — Послушайте, однако, — проговорил Иван Андреевич, — вы не заведете меня в овраг к козулям? Я терпеть не могу козуль! — Как можно! — отвечал черт. Они подошли к большому, старому, засохшему дубу. На дубу сидел старый ворон и каркал протяжно. Этот ворон был в сущности ворониха или в самой сущности чертова бабушка. У черта не было никогда матери, но бабушка есть. Каким образом это приключилось, не известно даже, впрочем, и самому черту. — Позвольте мне вас представить моей бабушке, — сказал он Ивану Андреевичу. — Я в сертуке, — заметил Бубнов. — Ничего-с, — подхватил черт. — Позвольте вас попросить не креститься ни в каком случае — вы бы нас лишили вашей приятной беседы, — да еще, сделайте одолжение, откусите кончик моего хвоста. Сказавши эти достопамятные слова, черт поднес кончик своего хвоста, пушистый и мягкий, как кошачьи лапки, к самым-таки к губам Ивана Андреевича... — Не стану я кусать вашего хвоста! — закричал Иван Андреевич. — Отчего же? — Вам будет больно. — Мне? помилуйте! Сделайте одолжение, без церемоний. Прошу вас... А между тем проклятый чертов хвост так и лезет в рот Ивану Андреевичу... — Но разве это непременно нужно? — Непременно. Подпоручик Бубнов схватился было правой рукой за чертов хвост, да вдруг остановился, посмотрел через плечо на черта и промолвил: — А, должно быть, ваш хвост на вкус прескверный? — Нимало! Извольте пожелать — какое вы кушанье любите? Такого вкуса будет и мой хвост. Подпоручик задумался и наконец вскрикнул: — Хочу огурца с медом! И откусил... действительно! черт был прав — хвост отзывался огурцом с медом... и чуть-чуть серой — но кто же станет обращать внимание на такую безделицу! Не успел подпоручик Бубнов хорошенько проглотить кусок хвоста, как вдруг очутился он в довольно опрятной комнате. На больших старинных креслах сидела старуха с огромным носом и щелкала орехи. Черт с вежливостью подвел к ней Ивана Андреевича и промолвил: — Бабушка, — Иван Андреевич Бубнов, подпоручик. Иван Андреевич, — моя бабушка. Представив их друг другу, он подал стул подпоручику, а сам пошел надеть свои рога. Подпоручик не знал, с чего начать, не оттого, что он не умел, как говорится, вести разговор, но он не знал имени и отчества чертовой бабки и не мог придумать, как ее назвать: "Сударыней просто?" Неловко... Наконец он решился и начал было: — Милостивая государыня... Но старуха странным образом разинула рот и чрезвычайно хриплым голосом проговорила: Без лишних слов!
Ивану Андреевичу показалось, что слова старухи летели к нему винтом — вот как летают турманы... Но он давно перестал смущаться и только тряхнул головой. Старуха продолжала щелкать орехи и глядела на него во все глаза — как будто ожидая его слов. Но Иван Андреевич пришел в тупик и сидел молча — как истукан. Старухе, видно, скучно стало: она вдруг вскочила, схватила Ивана Андреевича за руки и пустилась с ним плясать по комнате с неимоверною быстротой, приговаривая: Подпоручик!
У Бубнова закружилась голова — и он с отчаянием закричал: — Черт, черт, твоя бабушка с ума сошла! Черт взошел с рогами на голове, схватил свою бабушку под мышки и посадил ее с почтением на место. Потом в униженных выражениях просил у Ивана Андреевича прощения за бабушку. — Но, — прибавил он, — я хочу вам доставить большое удовольствие: познакомлю вас с моей внучкой; моя внучка еще очень молода — хвостик у ней еще очень крошечный, но вы благородный человек: вы не воспользуетесь ее неопытностью... Бабебибобу, поди сюда. Из соседней комнаты вышла чертова внучка. Она с приятностью присела Ивану Андреевичу, сказала: "Ах!" — и стыдливо бросилась на шею прабабушке. Иван Андреевич поклонился и шелкнул шпорами. — Как вы ее называете? — спросил он черта. — Бабебибобу'ой; — отвечал черт. — Бабеби... и так далее — не русское имя, — заметил подпоручик. — Мы иностранцы, — возразил дедушка Бабебибобу'и. Иван Андреевич оправился и подошел к ручке Бабебибобу. Она протянула ему свою лапку. Подпоручик успел заметить, что ноготки ее, впрочем, очень миленьких пальчиков слегка загнуты вниз в виде когтей; да, сверх того, в самое мгновенье поцелуя его как будто кольнуло в губы. — Не угодно ли вам погулять со мною по саду, — сказала Бабебибобу шепотом. — С моим удовольствием, — отвечал Бубнов. Старуха пошепталась с чертом и, по-видимому, не соглашалась на прогулку. Но черт пожал плечами и отвернулся... Бубнов с чертовой внучкой вышли из комнаты. Сад у черта, как все сады; ничего нет отличительного; однако Иван Андреевич заметил одну странность: все растенья, вырастая, кряхтят. Так уж заведено у черта. Бабебибобу шла долго молча — наконец подняла головку, посмотрела на Ивана Андреевича и сказала со вздохом: — Я люблю тебя, Бубнов! Подпоручик вспомнил наставление ее дедушки и сказал ей с отеческим добродушием: — Успокойтесь. Чертова внучка еще нежнее проговорила: — Я люблю тебя, Бубнов! Полюби меня — и я венчаю тебя маком, красным, как мои щеки, накормлю тебя самыми свежими желудями, упою тебя соком папоротника — и мы будем счастливы и добродетельны! Бубнов, я люблю тебя! Бубнов посмотрел на нее... и хотел было сказать: "И я люблю тебя, Бабеби..." — но вдруг ему показалось, что у Бабебибобу глаза стали сжиматься и расширяться, как у кошки, ноздри раздуваться, зубы завостряться... Ему вдруг показалось, что он мышь, что она кошка... — Нет, — сказал он вдруг... — Я не воспользуюсь вашим благорасположением — вернемтесь домой. — Да где дом? — сказала она странным голосом. Иван Андреевич оглянулся... Он стоял на самой верхушке высочайшего столба — и то на одной ноге, другая его нога развевалась по ветру, как флаг. По столбу, намыленному и обмазанному маслом, с большим усилием всползали разного вида чертенята; все они старались добраться доверху... Нет сомненья! Иван Андреевич назначен наградой победителю... Бабебибобу носилась около него по воздуху и язвительно смеялась... — Черт! ты, выходишь, подлец, — проговорил с усилием подпоручик... — Дети! Дети! заблудились вы, что ли? — раздался голос черта. И Иван Андреевич и Бабебибобу очутились опять в саду... Невдалеке от них стоял черт и приятно улыбался... — Не умеешь ты занять дорогого гостя, Бабебишка! — Так он ее называл, когда гневался. — Пожалуйте сюда, ко мне, Иван Андреевич, — оставьте эту глупую девчонку. — Как бы не так! Девчонка! — отвечала Бабебибобу, — у меня уж рога пробиваются... — И, нагнувши голову, она разобрала волосы и показала Ивану Андреевичу маленькие миленькие рожки. Иван Андреевич, в жизнь свою не учившись танцевать, вдруг прыгнул, повернулся трижды на одной ноге — сделал glissade, jetee assemblee, pas de zephir, нагнулся и поцеловал кончик правого рожка Бабебибобу, но рог, как будто обрадовавшись такому происшествию, вдруг вырос и больно ушиб подпоручика... Через полчаса все они сидели за столом... "Посмотрю я, — подумал Иван Андреевич, — что ест этот народ!" А сидели они в следующем порядке: На главном месте: старуха — чертова бабушка. Направо от нее: Иван Бубнов, подпоручик. Налево от старухи: внук ее, черт.
Большая, большая закрытая миска взошла в комнату, пододвинулась к столу, присела и прыгнула на стол. "Что-то они едят? — подумал Бубнов... — посмотрим!" Старуха обратилась к внуку: — Любезный внучек, не правда ли — мы женим подпоручика Бубнова на Бабебибобу?.. — Женим, женим, — отвечал внучек. Жениться на внучке черта — странная мысль! Странная участь подпоручика Бубнова! "Ну, а если у меня будут дети? — подумал он, — какого они будут звания? Дворяне, что ли? или что за люди? Их не примут ни в какой кадетский корпус! Преаатруднительное положение! Зачем я ел чертов хвост!" — Впрочем, — заметил черт, — без взаимного согласия мы их не женим... Я добрый дедушка и люблю Бабебибобу; так же по многим причинам уважаю Ивана Андреевича... Бабебибобу, скажи мне, нравится ли тебе подпоручик Бубнов? — Как не нравиться! — вскричала старуха, — посмотри на нее — она уже теперь облизывается... И в самом деле, чертова внучка, прищурив глазки и улыбаясь, водила красным, красным язычком по острым и белым зубкам... — Она меня съест, — закричал Бубнов. — На здоровье, — заметил черт. — Как на здоровье? Что значит — на здоровье? Я офицер! Я гость! Разве офицеров едят? Разве гостей едят? — Вы хотите доказательств, — возразил черт, — извольте! Тотчас! У меня в доме живет немецкий доктор обоих прав, который вам докажет как дважды два четыре, что съесть вас можно, должно, прилично и приятно. — Будь он семидесяти прав доктор, ничего он мне не докажет! Ничего! решительно ничего! — подпоручик рассвирепел и замахал руками, как ветряная мельница! — Я уйду! Черт с вами! Я уйду! Нужно ж мне было, дураку, есть ваш хвост! Уйду! Иван Андреевич попытался встать — не тут-то было: кресло, на котором он сидел, превратилось в уродливого паука и вцепилось в него с истинно бесовскою силой... Черт и его семейство помирали со смеху, глядя на исступленные и напрасные усилия подпоручика... Смех старухи был чрезвычайно похож на блеяние старого козла, — Бабебибобу взвизгивала от удовольствия. — А! так-то! — простонал Иван Андреевич, — так сгинь же бесовское племя во имя... — Стой! держи! — закричал черт, — не давай ему креститься... Бабебибобу бросилась с кровожадной улыбкой на подпоручика и разом откусила ему правую руку... В то же мгновение с миски соскочила крыш(к)а и бедного подпоручика подхватили и бросили в миску... приправили его уксусом, маслом, горчицей, тертым порохом, серой и клюковным морсом и съели, съели до последней косточки... Во все время обеда играли грешники-музыканты разные увертюры... Бабебибобу с особенным удовольствием скушала сердце подпоручика, а сам черт чуть не подавился эполетой... На другое утро нашли подпоручика Бубнова в той же улице уездного города Ч... Он лежал лицом к забору и был красен, как рак. Его привели в чувство; он с испугом долго глядел кругом; начал болтать всякий вздор, уверял, что он чувствует себя в трех вовсе ему чуждых желудках, и только к вечеру пришел в себя. Он никогда не мог забыть своего знакомства с чертом и часто поговаривал: — Если б я был Наполеоном, уничтожил бы я всех чертей! Впрочем, жил до глубокой старости, не вышел в отставку и умер младшим поручиком. Впервые опубликовано: Русские Пропилеи. Т. 3. М., 1916. С. 44-51.
Тургенев Иван Сергеевич (1818-1883) — русский писатель, поэт, член-корреспондент Петербургской АН (1860). | |||
|