С.Н. Южаков
С дальнего Севера

Город Тюмень. — Способы путешествия по рекам Западной Сибири. — Тура. — Ее верховья. — Тура у Тюмени. — Низовья. — Тобол. — Впадение Тавды и Пелымский край. — Всход в Иртыш. — Город Тобольск. — Путешествие по Иртышу. — Характер края. — Население. — Впадение Конды.

Унылая, с тощею почвою и усеянная одними пнями от вырубленного леса, слегка покатая к востоку, равнина расстилается перед Тюменью. Вон видны уже церкви, острог и еще какие-то большие здания; через минуту показался и весь город, растянутый и раскинутый по правому (западному) берегу реки Туры, которая, однако, не видна подъезжающему путнику. Перед самым въездом, справа от дороги, на холме, с которого виден город, стоит столб, окруженный решеткой и с надписями на лицевой стороне: «Здесь изволил завтракать Великий Князь Владимир Александрович во время путешествия своего по Западной Сибири». Граждане, в память посещения, поставили этот столб и устроили сиро-воспитательное заведение, большое здание которого украшает собою главную улицу города.

Въезжая в Тюмень, вы имеете справа большое деревянное здание этапа, а слева громадный каменный острог. В Тюмени находится так называемый приказ о ссыльных, ведающий распределение всех ссылаемых в Сибирь. Здесь же в Тюмени имеет местопребывание и главный инспектор этапного тракта до самого Ачинска — уже в Восточной Сибири. Поэтому тюменский острог является пунктом, центральным для всей Сибири. Ни один ссыльный не минует этого мрачного, вонючего и во всех отношениях отвратительного здания, где постоянно гнездятся пятнистый тиф и всяческие хворости. Весьма многим тут приходится зимовать, и тогда острог наполняется тысячами ссыльных, ожидающих в буквальном смысле слова движения воды, т.е. вскрытия сибирских рек, по которым их перевозят до Томска. У ворот этого неприветливого здания прибита большая черная доска, на которой 6-го сентября и прочел: «Прибыло: из России — 73, из Тобольска, Туринска, Ялуторовска — никого; убыло: в Россию, Тобольск, Туринск, Ялуторовск — никого, на кладбище — 1». «Убыло в Россию»! — так не пишут ни в Варшаве, ни в Риге, но именно так написано в Тюмени.

Я уже сказал о местоположении Тюмени, вовсе не живописном и не привлекательном, но оно в высшей степени выгодно. Стоя на берегу судоходной реки, связующей Тюмень беспрерывною сетью водяного сообщения с отдаленными границами Восточной Сибири и Китая, с Томском, Тобольском, Омском и Семипалатинском, находясь на главном сибирском тракте, по которому совершается все торговое движение между Россией, Сибирью и Китаем, город этот быстро развивается и уже теперь имеет немаловажное торговое значение. Населенная бодрою и привычною к борьбе с природою новгородскою расою, — переселенцами из Великого Устюга, колонии В. Новгорода, — Тюмень, среди довольно неблагоприятных климатических условий, успела еще ранее того, как приобрела значение торговое, обеспечить себе относительный достаток и процветание. Кожевенное производство издавна стало специальностью тюменцев, которые обрабатывают кожи всей округи. Производство ведется кустарным способом, как и ковровое, составляющее вторую, не менее важную специальность тюменцев. Тканье ковров производится в Тюмени в каждом мещанском доме. Товар очень доброкачествен и дешев, но, конечно, особого изящества требовать не следует. В своем роде, впрочем, ковры красивы.

Четыре дня прождал я в Тюмени отхода парохода в Томск. В ночь с 9 на 10 сентября отплытие наконец наступило. Оригинальный обычай: пассажиры садятся с вечера, а пароход отплывает ночью, перед утром.

Первая река Сибири, по которой нам пришлось плыть во время нашего длинного водного пути, — Тура, вытекающая с Уральских гор севернее той линии, по которой мы переехали хребет. Приблизительно на этой линии с тех же гор стекает р. Тагил, впадающая в Туру недалеко от городка Верхотурье, на границе Пермской и Тобольской губерний. Верхнее течение обеих речек проходит по первобытному хвойному лесу Верхотурского уезда. При принятии Тагиля, Тура становится значительною рекою и была бы способна к судоходству, если бы не плотины, устроенные по всему ее среднему течению для водяных мельниц. Общий характер местности — дремучая тайга, сменяющаяся болотами и обманчивыми «зыбунами», или трясинами. Климат — суровый, почва — скудная, хлеб (овес) родится с большим трудом и не всегда вызревает. Население занимается по преимуществу звероловством и сбором кедровых орехов в тайге. Таков Туринский округ, который, ввиду суровости условий жизни, требующей особого наследственного приспособления, изъят из мест ссылки уголовных преступников.

По выходе из этого неприветливого округа, Тура вступает в округ Тюменский, продолжая течь среди дремучих лесов; но почва постепенно твердеет, климат слегка смягчается, пока наконец у Тюмени не становится возможным довольно успешное хлебопашество. У Тюмени Тура представляется средней величины речкой с возвышенным правым берегом, на котором и расположен город с более низким, но не низменным левым берегом, обнаженным от всякой растительности. Эта унылая картина обнажения берегов от некогда шумевшей тут лесной растительности сопровождает вас по всей Туре, до самого впадения ее в Тобол. Во все это время, — а времени довольно, так как пароход идет вдоль по Туре целый день и только ночью достигает Тобола, — характер местности не изменяется. Сохраняющая на всем этом протяжении почти одну и ту же ширину, страшно извилистая и всюду более приглубая в правом берегу, которого поэтому и держится пароход, Тура не спеша несет вас по направлению к востоку, в глубь Сибири, нимало не кокетничая своими берегами, постоянно одинаково унылыми и мертвенными, изредка осененными березовым мелколесьем, большею же частью совершенно голыми и серыми. Изредка, преимущественно на правом берегу, попадаются небольшие деревушки; между ними видны и татарские с мечетями. По всему течению вы встречаете установленными у берегов рыболовные снасти и приспособления. Население, очевидно, занимается усиленно рыболовством. Вообще очень мало поучительного и интересного. Речное путешествие всегда очень мало пригодно для наблюдения страны, а тут в стране малонаселенной, но с природою, уже испорченною рукою человека, — подавно.

Ночью мы достигли р. Тобола и переменяли пароход. По Туре ходят мелкосидящие пароходы, отсюда же идут большие, плавающие по Иртышу и Оби. Тобол течет с южных предгорий Урала по направлению на северо-восток, собирая дань со среднего Урала; Тура же приносит ему воды Урала северного. После впадения Туры, Тобол — большая река, поднимающая большие суда. Мы поплыли по Тоболу, но ничего нового не увидали. Воды больше, а затем та же унылая картина, обнаженные берега, покрытые местами березовыми порослями, иногда ивовыми. Изредка чернеют деревеньки. Река мало извилиста, местность плоская.

Слева обрисовалось устье большой реки. Это — Тавда, многоводная, широкая и глубокая, судоходная для больших судов почти до самых истоков. Но кому надобность в этом судоходстве? и кто и куда поедет по ней? Истоки ее в Уральском хребте, еще севернее Туры, путь до Тобола — длиннее и весь пролегает по беспросветной первобытной тайге с ее внутренними болотами и зыбунами. На верховьях стоит знаменитая в летописях ссылки Пелымь, теперь ничтожный заштатный городок с малочисленным звероловным и рыболовным населением. В XVI, XVII и XVIII столетиях это суровое место служило для ссылки важнейших государственных преступников. Под этим именем в то время разумелись обыкновенно честолюбивые царедворцы, низвергнутые другими, более счастливыми честолюбцами. Здесь были заточены в прошлом столетии герцог курляндский Бирон и фельдмаршал граф Миних. Здесь же раньше их изнывали в жестоком изгнании многие бояре; сюда же еще в XVI ст. заслал Годунов известного боярина Василия Никитича Романова, родного дядю будущего основателя ныне благополучно царствующей династии. Таково прошедшее этого угрюмого края. Ныне в Пельше сосредоточено управление вогулами, загнанными в эти прекрасные места более сильными и способными пришельцами. Пришельцы проникли и в этот край и здесь уже теснят вогулов. Переселенцы Севера, здешние русские, с обычною энергиею ведут борьбу с суровою природою. Они, кроме звероловства, рыболовства и сбора кедровых орехов, успели даже в хлебопашестве, — хотя с неимоверными усилиями и с частыми неудачами от недостатка времени для вызревания, — и огородничестве. Так, по крайней мере, о них рассказывают; сам я, миловал Бог, там не побывал.

Соединившись с многоводною Тавдою, Тобол становится весьма величавою рекою, не уступающею своею шириною ни Волге у Нижнего, ни Каме. Не раздробляясь на притоки, почти не делая извилин, в высоких, но плоских берегах, в широком и глубоком русле медленно катятся эти холодные и темные волны, способные вынести на своих плечах не такое судоходство. Но это дело будущего и не очень далекого. Стоя на главном пути между дальним Востоком, северной и внутренней Азией и Европой, Тобол имеет громадное значение и теперь, а с проведением железной дороги от Екатеринбурга до Тюмени приобретет его вдвое. Открытие устья Оби для океанического мореходства послужит и Тоболу. Умиротворение Западного Китая и установление с ним торговли по Иртышу вдвинет и Тобол в этот новый торговый путь. Любуясь Тоболом, я не мог не соглашаться внутренне с мнением тех, которые желают проведения железной дороги не к Тюмени, а к какой-либо пристани на Тоболе, ниже впадения Туры, еще лучше ниже впадения Тавды. Так оно, конечно, и будет впоследствии, но покуда можно ограничиться и Тюменью. Тура, судоходная, хотя и для меньших судов, может служить для нынешнего еще недоразвитого торгового движения достаточным путем.

Перед вечером мы прибыли к устью Тобола, где на высоком правом берегу Иртыша расположена старая метрополия Сибири, Тобольск, еще в XVII столетии писавшийся «царствующим градом Сибири». Ныне это просто губернский город. Тобольск выстроен на террасах возвышенного берега, имея, таким образом, нижнюю и верхнюю часть. Старый кремль на холме, полуразвалившийся, от которого хорошо сохранилась только въездная арка, пятиглавые в старорусском стиле церкви, монастыри, — все это придает Тобольску вид древнерусского исторического города, напоминает вам Владимир или Нижний Новгород. Конечно, он не так живописен, как, напр., Владимир, с его древним зубчатым кремлем, видевшим еще татарское нашествие, с его многочисленными золочеными церквами и монастырями, с его картинно сгруппированными холмами, тонущими в зелени хвойных рощ и фруктовых садов. Картина Тобольска с Иртыша, откуда я его только и мог видеть, не столь прекрасна, но имеет много общего; по крайней мере, глядя на Тобольск, нельзя не вспомнить наших красивых, издали, древних городов. Тобольск и теперь еще один из больших городов Сибири, но это лишь отблеск его былого значения. Утвердившись в лучших местах, более теплых и годных к культуре, русское племя отхлынуло от этого прежнего средоточия его жизни и деятельности в Сибири. Население Тобольска не увеличивается, а уменьшается. Несколько наводнений, уничтоживших нижнюю часть города, и пожары, испытанные Тобольском, конечно, еще более содействовали его упадку. Действительно, страна слишком малопривлекательная, слишком сурова и холодна. Со среднею годовою температурою ниже нуля, со скудною неплодоносною почвою и без всякого другого промысла, кроме рыбы и зверя, такая страна, конечно, не привлечет населения, если рядом есть лучшие и незанятые земли. Таков Тобольский округ, лежащий приблизительно между 56 и 60º с. ш., т.е. на широте губерний Петербургской и Вологодской в Европейской России, но еще менее годный к заселению и культуре. Конечно, придет время, когда и этот суровый и негодный край станет привлекателен для человека, которому будет тесно в его родных странах. Порукою тому то, что однажды такая эпоха уже была в истории Тобольского округа, прежде, чем окончательною победою над ордами Средней Азии русское племя не завоевало для себя обширных и плодородных южных степей от Днестра до Енисея и далее до Амура и Японского моря. Обширность этих завоеваний, с другой стороны, служит порукою, что нескоро снова наступит для Тобольского края эта былая пора колонизации. Лишь бы к тому времени жадная и безрасчетная эксплуатация древесных и рыбных богатств края не лишила его этого последнего ресурса. Сплошные вековые урманы кедров, сосны, лиственницы, ели и пихты покрывают в настоящее время край, чередуясь только с болотами и озерами, полными дорогою рыбою. Сохранить эти богатства, широко пользуясь ими, — такова ныне общественная и государственная задача в этой стране. Надо не забывать, что придет время, и эта страна окажется нелишнею.

Уже свечерело, когда мы снялись с якоря и, отчалив от Тобольской пристани, двинулись вниз по Иртышу на северо-восток, по направлению к Березовскому округу, еще более холодному и суровому, где только в южной его половине растут леса, а дальше расстилается северная пустыня, ровная болотистая тундра. Сам Иртыш только своими устьями входит в этот округ; все же течение его около 600 верст от Тобольска до устья лежит еще в округе Тобольском. Это расстояние пассажирский пароход делает в двое суток без малого. Вечером 11-го сентября мы отошли от Тобольска, перед вечером 13-го вошли в Обь. Эти двое суток мы плыли по Иртышу, любуясь его шириною и глубиною и весьма мало его берегами. В этой северной части своей Иртыш весьма мало живописен. Левый берег низмен и плоек, изобилует широкими песчаными отмелями, островами и косами. Вся эта безбрежная и беспредельная северная низменность густо поросла березою, осиною и талиною, род вербы, за которыми глаз ваш ничего не различает. Есть ли там дальше какое-либо возвышение берега? Или, может, зеленеет хвойный бор? И далеко ли? От времени до времени впадение какой-либо маленькой речонки разнообразит эту монотонную картину левого (западного) берега. Тогда на минуту перед вами откроется перспектива на извилины этой речонки, с обоих берегов заросшей теми же унылыми деревьями Севера.

Несколько разнообразнее картины правого берега, нагорного. Название нагорного, впрочем, ему приличествует только потому, что глаз наблюдателя с Иртыша редко теряет из виду высокий и крутой обрыв, который, однако, реже выходит к самому Иртышу, чаще сопровождая его издали. Обрыв этот с реки кажется высокою горою, составляя между тем край возвышенной равнины, покрытой девственным хвойным лесом, урманами по-западно-сибирски; этим же лесом покрыты и ее крутые склоны к приречной низменности. Большею частью вы видите на горизонте высокую зеленую стену этого обрыва, кривыми и ломанными линиями то удаляющегося, то приближающегося к руслу великой западно-сибирской реки. От времени до времени эта высокая зеленая стена круто поворачивает на Иртыш и, врезавшись в его русло, отвесом оступается в воду, иногда даже наклоняется над темными и холодными пучинами северной реки. Никогда возвышенная равнина правого берега не подходит к реке иначе, как подобными оступями. Все ее подступы к реке имеют вид больших мысов, которых вершины отрублены, чтобы образовать берег Иртыша. Иногда подобная оступь, совершенно отвесная и обнажающая все геологические строение нагорной равнины, довольно продолжительное время сопровождает реку. Хвойный лес, покрывающую возвышенную плоскость, кажется снизу, с Иртыша, какою-то щетиною по верхнему краю обрыва. Немудрено, что, при таком строении берегов, Иртыш сильно подмывает правый берег и обвалы с этой стороны нередки. Следы обвалов вы постоянно видите, как только нагорная равнина, приблизившись к реке, вздумает оступиться вышеописанным обрывом. Низменности правого берега, лежащие между склоном возвышенной равнины, рекою и этими мысами-оступями, поросли теми же породами деревьев, как и левый берег. Русские селения (инородческих на этом пространстве по Иртышу я вовсе не приметил) все расположены на скалах возвышенной равнины, в тех местах, где ее мысы выходят к реке. Как видно из предыдущего, склоны этих мысов выходят не к реке, к которой обращены только отвесные обрывы; поэтому и селения, занимая террасы, спускаются к низменности и лишь крайними своими домами подходят к реке. Дремучие леса, покрывающие эти склоны и вершины; картинные и причудливые ломанные линии, по которым они спускаются в низменность; глубокие овраги, бороздящие их сверху донизу; многоводная, широкая река, — все это делает местоположение поиртышских сел в высшей степени живописным. Несколько таких сел разбросано на немногих мысах, оступающихся в Иртыш.

Около полудня, 13-го сентября, слева обрисовалось жерло большой реки. Это Конда — единственный значительный приток, который принимает Иртыш ниже впадения Тобола. Конда — река пустынная, незаселенная, текущая под сенью вековых кедров и сосен северного урмана. Несколько жалких семейств вогулов бродит по ней в поисках за пушным зверем и пользуется ее обильною рыбою. Замечательна Конда, однако, тем, что по-именовывается в полном Императорском титуле. Не нашли места в титуле ни Днепр, ни Волга, ни Висла, ни Нева, а нашла Конда! Случилось это следующим образом: еще в XV столетии, веком раньше первого вторжения дружины Ермака в Сибирское царство, воеводы великого князя московского Иоанна III, сидевшие на Печоре и верхней Каме, перешли с небольшою дружиною северные отроги Урала, где этот хребет отделяет тундру европейскую от азиатской. Пройдя многие сотни верст по безлюдной мшистой пустыне западно-сибирской тундры и собрав именем великого князя всея Руси дань с обдорских самоедов, воеводы вышли на лесистую Конду и взыскали ясак с немногих вогульских семейств, тогда бродивших тут, как и теперь. Возвратившись из похода, воеводы донесли о приведении под высокую руку русского князя народов обдорских и кондийских, вследствие чего Иоанн III и вставил в свой титул «...и Обдорские и Кондийские земли государь и повелитель». Конечно, впоследствии русские забыли ходить с Печеры на Конду за данью: не стоило делать тысячу верст по голым горам и мшистым болотистым пустыням за несколькими собольими и лисьими шкурами. Шкурки не стоили хлопот, очевидно. В течение ста лет край был оставлен и, наконец, поступил в действительное обладание России лишь после покорения Сибири в конце XVI века. Приписка в титуле, тем не менее, осталась до сих пор, являясь живым свидетелем истории русского вторжения за уральский хребет. Это вторжение началось с самого крайнего севера, с самоедской тундры и северных окраин, медленно подвигаясь к югу. Этот порядок русское движение на Восток сохранило и после, пока не остановилось на берегах Великого Океана.

Конду мы миновали, как уже упомянуто, утром 13-го сентября; через несколько часов мы бросили якорь у людного и промышленного села Самаровское, самой северной пристани на Иртыше. Уже двое суток мы неуклонно шли по Иртышу на север; окружающая природа ясно обнаруживала это. На Туре и Тоболе мы еще видели березу зеленою; здесь ее кудрявая листва поблекла. Осина стоит уже без листьев, береза — в густом, бледно-желтом одеянии; одна талина еще ярко зеленеет своими крупными листьями на ярко-красных ветвях. Эта смесь цветов, еще усиливаемая зеленью травы, желтизною песчаных отмелей, красными обнажениями высоких оступей правого берега и темно-серою краскою холодных иртышских вод, — не лишена своеобразной красоты и была бы даже прелестна, если бы не столь однообразна. На Оби нам предстоит видеть все ту же картину в течение шести суток.

Население всего пройденного нами прииртышского края — русское, главным промыслом которого служит летом рыболовство, зимою — звероловство. Хлебопашество весьма мало распространено, хотя с грехом пополам и возможно. Занимаются им мало, покупая хлеб, сплавляемый с верховых, хлебородных округов. Да и когда тут заниматься хлебопашеством? Раннею весною рыбопромышленники являются уже в Самаровское (центр найма рыбаков) и составляют артели, которые и сплавляют на низ, к Березову, и дальше, где в Оби непочатое рыбное богатство. Все здоровое и крепкое мужское население нижнего Иртыша уходит в эти артели. Остаются женщины, дети, старики да больные. Эти по мере сил охотятся за иртышскою рыбою, занимаются огородничеством, здесь довольно развитым, и, наконец, земледелием. Зимою все взрослое мужское население гоняется в урманах за зверем. Такова жизнь здешнего русского крестьянина, обязанного вдобавок весьма тяжелою почтово-лодочною повинностью и несущего все те же налоги и повинности, как и остальное, в поте лица добывающее хлеб свой русское крестьянство.

Красноярск. Январь 1880.

Сергей Николаевич Южаков (1849-1910) - русский публицист, социолог.