В.П. Воронцов
Письмо в редакцию «Нового слова»

Недавно вышел в свет 2-й том «Социологических этюдов» г. Южакова, в котором имеется, между прочим, характеристика новейших течений нашей умственной жизни. Эта характеристика и составляет предмет настоящего письма.

«Настоящий сезон резко обозначил потребность размежеваться и разъединиться между разными течениями, порожденными умственным движением шестидесятых годов. С одной стороны, окончательно откололись в особую группу "народники"; с другой стороны, шумно заявляют о своем существовании и обособлении экономические материалисты новейшей формации. То и другое является, в полном смысле слова, знамением времени, естественно возникшим на основах изменившейся современной действительности». Так оповещает г. Южаков читателя о современных умственных движениях в русском обществе в главе «Современные течения», составляющей перепечатку статьи, впервые появившейся в журнале «Русское богатство». А вот как характеризует он размежевавшиеся течения.

«Идеалы справедливости, свободы и просвещения и нравственные обязанности личности перед обществом и общества перед личностью не должны отодвигаться на задний план ради тех или иных экономических задач; в области же экономической соединение, а не разобщение факторов производства и пользование для этой цели и богатым опытом Западной Европы, и готовыми условиями нашего экономического быта — эта формула так несложна и, вместе с тем, так далека и от материалистов и от народников».

Читатель видит, каких отчаянных людей привлекают в свои ряды два последненазванные направления. Люди эти не только придают «исключительное значение экономике национальной жизни» в теории, они и на практике не хотят знать ничего, кроме экономики и со спокойной совестью отметают «идеалы справедливости, свободы и просвещения»; вместе с тем они не признают никаких нравственных обязанностей между личностью и обществом. И если эти высокие идеи не совершенно еще утратили авторитет в русском обществе, то этим оно обязано, главным образом, «этико-социологической школе» (представителями которой г. Южаков называет писателей, от которых будто бы откололись народники), положившей их в основу своей практической программы.

Приведенная выписка, впрочем, в полной мере характеризует только «этико-социологическую школу»; что же касается двух других направлений — о них дается здесь лишь отрицательное понятие. Для полной же обрисовки «материалистов» и народников, по словам автора, одинаково полагающих, что «провозглашают новое слово», надлежит обратиться к другим местам книги г. Южакова.

«Погибай все — лишь бы спасти экономическое устои самостоятельного народного хозяйства» — влагает г. Южаков в уста народников (с. 282). Это отчаянное решение принести в жертву устоям «все» остальное доказывает, по-видимому, что, по мнению народников, экономическим устоям самостоятельного народного хозяйства грозит в настоящее время большая опасность, т.е., что их успешно побивает капиталистическое течение, при помощи «всего», обрекаемого за это народниками на погибель. К нашему, однако, удивлению, новый обвинительный пункт против народничества (г. Южаков предпочел так характеризовать наши течения, «отколовшиеся» от представляемого им направления, что его характеристика есть вместе с тем и обвинение) заключается в том, что оно «не допускает возможности капиталистического процесса у нас» и признает «традиционные устои» за «палладиум». Это последнее обстоятельство — в связи с принесением в жертву устоям «всего» — свидетельствует, казалось бы, по крайней мере, о том, что, вооружаясь на защиту устоев, народники полагают, что делают великое дело, в свое время имеющее вознаградить общество за временный отказ от пользования благами несколько таинственного «все», отымаемого будто бы ими у ближайшего момента. Но нет! По новому обвинению беспристрастного публициста, народники «укрываются за малыми делами и маленькими вопросами от крупных явлений и широких проблем» (с. 282). Если к сказанному прибавить, что в практических мероприятиях народники, по свидетельству г. Южакова, рекомендуют «исключительно самобытность», то мы будем иметь полную и вполне суздальскую обрисовку одного из современных направлений нашей общественной мысли.

Той же кистью нарисовано и другое течение, обратившее на себя внимание автора. «Пусть разоряется народ, но да торжествует вместе с капитализмом высшая культура», «пойдем на выучку к капитализму» — этой формулой, веря на слово автору, исчерпывается значение «материалистического» течения в нашем обществе.

Мы не для того пишем это письмо, чтобы говорить что-либо в защиту народничества. В последнее время его не лягает только ленивый, причем каждый рисует такую его физиономию, какая всего удобнее для нападений. Но мы не можем не сказать несколько слов по предмету характеристики г. Южаковым наших «материалистов» как представителей направления исключительно буржуазного. Объектом для характеристики, по-видимому, служил г. Южакову г. Струве, действительно развивающий идею марксизма в духе буржуазного принципа. Но г. Струве является выразителем аристократической тенденции марксизма как он понимается его русскими провозвестниками. Но у этой идеи имеются и другие адепты, выдвигающие как руководящее для себя начало — не воспособление капитализму, а «развитие самосознания в производителе», т.е. нечто, стоящее близко уже не к «экономическим задачам», а к другим положениям этико-социологи-ческой школы. Этого не может не знать г. Южаков, и, однако, он умолчал об этом обстоятельстве, конечно, не придавая ему сколько-нибудь важного значения. И это игнорирование демократической струи «материализма» очень характерно для автора.

Перебирая признаки, которыми г. Южаков пытается различить наши направления, будто бы окончательно разделившиеся в последнее время, мы должны по совести сказать, что автор просмотрел многое и, быть может, главное как в направлениях, к коим он относится отрицательно, так и — будем надеяться — в том течении, которое считает оставшимся верным традициям 60-х гг. Но каким образом могло возникнуть подобное недоразумение, если верно то, что утверждает автор, т.е. если в зиму 1894—[18]95 гг. действительно произошло окончательное размежевание наших умственных течений. Ведь размежевание предполагает точное определение руководящих принципов размежевывающихся лиц, сравнение этих принципов между собою с целью уяснения пунктов их сходства и различия, попытки примирения и соглашения, тем более естественные, что размежевание происходило между лицами, многие годы работавшими рука об руку во имя одинаковых идеалов. А если дело происходило по-описанному, то каким образом одному из участников в размежевании это последнее может представляться в виде противуположном тому, как оно рисуется другому? Невольно поэтому закрадывается сомнение, действительно ли в указываемое г. Южаковым время в направлении, наследовавшем идеи 60-х гг., ясно определился резкий идейный раскол. Где, напр., литературные споры, выражающие объявленное г. Южаковым размежевание, сколько-нибудь подобные спорам «материалистов» с их противниками? И затем, — так как литературным путем нельзя выяснить всех пунктов разногласия — то были ли сколько-нибудь оживленные внелитературные беседы участвующих в размежевании лиц? На все это нужно ответить отрицательно. Последние две-три зимы могут быть характеризованы как момент теоретического размежевания между материалистами и народниками (каковым термином марксисты обнимают и представителей «этико-социологической школы») — это известно каждому, следящему за литературой. Но чтобы в это же время имело место выяснение грани, разделившей надвое самих народников, — мы этого не слыхали. И однако г. Южаков утверждает, что это — так, и мы не имеем основания считать это утверждение исключительно плодом его фантазии. Если он фантазирует относительно момента размежевания и его окончательных результатов, если мы можем недоверчиво отнестись к тому, что он говорит о других, то мы не имеем права отрицать его свидетельства о себе самом. А он утверждает, что в последнее время начинает расходиться с людьми, с которыми прежде считал себя солидарным. И насколько это расхождение не есть результат изменения взглядов одного г. Южакова, насколько последний говорит от имени целой группы лиц, — мы получаем основание высказать, что направления общественной мысли, унаследованные нами от прежних времен, испытывают теперь некую эволюцию, последствием которой может быть разделение того, что прежде было соединенным, и слитие течений, некогда бывших различными. Пока эволюция не закончилась и разделение не совершенно выяснилось, участники этого процесса, чувствуя его наличность, не могут, однако, подвести правильные его итоги, а, пытаясь непременно сделать это, рискуют получить неверные результаты. В таком положении очутился г. Южаков, решившийся подвести итоги процессу, только что начавшему выясняться. Но преждевременность этой попытки не доказывает отсутствия самого процесса. А для нас лично только после рассматриваемых статей г. Южакова и делается ясным образование существенных разногласий между нами и этим почтенным публицистом, а также той группой писателей, от имени которой он говорит. При этом я должен сделать одну оговорку: образование между нами разногласия я считаю результатом не какого-либо существенного изменения моих взглядов, а эволюции мнений противной стороны. Чтобы долго не останавливаться на этом вопросе, посмотрим, как одна и та же группа писателей, ныне объединяемая г. Южаковым термином «этико-социологической школы», формулировала свое миросозерцание и свое понимание задачи переживаемого исторического момента прежде и теперь. Вот какие руководящие принципы заявлялись публицистами «этико-социологической школы» до провозглашенного г. Южаковым размежевания.

«Вся программа настоящего времени, все его стремления, желания и цели, все их profession de foi может быть исчерпано двумя словами: русский народ». «Да, что скрывать, я выражал желание потонуть в сермяжной массе народа; но, заметьте, со светом истины и идеями в руках, я выражал мысль, что так должен быть уплачен долг народу».

Мы думаем, что такая задача не утратила своего значения и в настоящее время и в то же время, полагаем, что приведенная формулировка центрального пункта программы никоим образом не требует отодвигания на задний план «идеалов справедливости, свободы и просвещения, нравственных обязанностей личности перед обществом и общества перед личностью». Она же вам указывает вместе с тем, во имя каких именно идеалов справедливости, свободы и просвещения готовы работать люди данного направления и чем они отличаются от других деятелей, выставивших на своем знамени те же слова: справедливость, свобода и просвещение; вы имеете перед собой знамя, окрашенное в совершенно определенный цвет. Через 20 л[ет] представитель той же, по-видимому, группы писателей принимает всевозможные меры к тому, чтобы обесцветить свое знамя — начиная с замены «удачного», по его собственным, словам, термина «народничество» в программном отношении совершенно безразличным именем «этико-социологической школы», и оканчивая такой формулировкой основных положений направления, в которой исчезает всякий цвет и под которой подпишется и «Новое слово», и «Русское богатство», и «Вестник Европы», и «Северный вестник», и даже «Новое время». Возьмите, напр., этот член формулы: «Обязанность личности перед обществом». Что выражает сам по себе этот принцип «этико-социологической школы», какою она рисуется в 90-х гг.? Обязанность личности платить налоги и отбывать воинскую повинность — несомненно; но что кроме этого? и все ли лица, принимающие общее положение, согласятся относительно материального его содержания? Обратите же внимание на то, каким образом формулирован соответствующий пункт в вышеприведенном profession de foi 70-х гг.: «Так должен быть уплачен долг народу». Предполагается ли обязательным этот долг в той формулировке, какая дана г. Южаковым? Для ответа на этот вопрос достаточно напомнить читателю, что еще недавно вполне почтенные органы печати, и в том числе один, получивший полное одобрение со стороны «этико-социологической школы», отрицали существование долга интеллигенции народу. Так, напр. «Мир Божий», конечно, принимает формулу г. Южакова, в том числе и ее параграф относительно обязанности личности перед обществом. И, однако, несмотря на то, что назначение этого журнала преимущественно — воспитывать мысль и чувство молодого поколения, он совершенно категорически внушает читателю мысль, что в предстоящей ему общественной деятельности, на нем как представителе культурных классов не лежит никаких исторических обязательств по отношению к народу; что тот долг народу, который накопили эти классы в качестве привиллегированных уже уплачен ими актом освобождения крестьян и уравнения (?) последних в правах с остальными гражданами земли русской.

После сделанного сравнения общественно-политических принципов 70-х и 90-х гг. мы вправе, кажется, сказать, что истекшее двадцатилетие привело к обесцвечению знамен, к замене ярких цветов программ серыми, что в это время взгляды лиц известного направления действительно испытали некую эволюцию. А если старое знамя при этом не выброшено, как никому негодный хлам, если за него держится некоторая группа, лиц, то указанная эволюция неизбежно ведет к разделению некогда однородного потока на несколько рукавов. Нужно только помнить, что честь произнесения «нового слова» принадлежит не тому направлению, которое и в 90-х гг. определяет свое миросозерцание «двумя словами: русский народ» и которое считает, что долг интеллигенции культурного общества народу будет уплачен лишь после того, как первая передаст второму светоч знания и просветительной идеи.

Программа 70-х гг. отличается от формулы 90-х еще одним существенным признаком: в ней указаны не только цели, но и средства, или, если хотите, не только общие принципы (основной пункт profession de foi), но и очередная задача данного момента, выраженная юношески восторженно: «потонуть в сермяжной массе со светом истины и идеями в руках!». Этим пунктом программы выражается сознание, что из числа задач, преследуемых обществом, рассматриваемое направление выделяет как главнейшую для данного момента задачу заполнения пропасти между интеллигенцией и народом, каковой цели оно рассчитывает достигнуть единением обеих сил и просветительным воздействием одного элемента на другой. При этом, конечно, не предаются анафеме никакие другие задачи просветительно-прогрессивного характера, преследуемые лицами, избравшими себе иную долю или поставленными судьбою в особое положение. Равным образом подчеркивание этого пункта никоим образом не равносильно утверждению, что соответствующая ему задача — совершенно новая, впервые заявленная в русском обществе. Оно означает только, что, по условиям переживаемого момента, эта задача должна быть признана одной из важнейших и что известное направление берет на себя возможное, при данных условиях, ее осуществление.

Юношеское воодушевление 70-х гг. сменилось разочарованием 80-х, когда всякие программы деятельности исчезли, а прогрессивное общество объединилось на определенных чаяниях и пожеланиях. Девятидесятые годы внесли некоторое оживление в нашу жизнь, в обществе обнаружились попытки от слова перейти к делу, а в числе дел — оказалась и задача единения двух общественных слоев и просветительного воздействия одного из них на другой как принцип, почти забытый в предшествующее десятилетие. К этой задаче теоретически общество подходит с двух сторон: ее пытаются обосновать представители старого, как бы иссякшего течения и облекают новой идеологией люди, развившиеся под иными влияниями. Такая солидарность в одном пункте направлений, теоретически как бы противуположных друг другу, по нашему мнению, доказывает глубокую жизненность этой задачи. И вот эту-то черту современных общественно-интеллектуальных течений и проглядел г. Южаков и этим доказал, что он «страдает (выражаясь его собственными словами) своего рода историческим дальтонизмом, не видя или не желая видеть целых сторон исторической действительности» (с. 282). Этот полусознательный дальтонизм очень характерен для направления, когда-то выставлявшего данное положение как главный пункт своей программы. Впрочем, в настоящее время мы заметим только, что упустив из виду то, что могло дать надежное основание для характеристики наших направлений и указания их разногласия, автор волей-неволей начал измышлять и направления, и разногласия.

Итак, существенным пунктом, разделяющим наши старые прогрессивные течения, мы считаем не вопрос о последовательности, в какой будто бы должны изменяться формы общественного быта, потому что, с одной стороны, ничто не мешает изменяться им одновременно, а с другой — может ли кто-нибудь утверждать, что эти течения сами по себе в силах изменить какую-либо из них. Разногласие заключается и не в том, какая категория идей должна быть особенно распространяема в обществе, потому что в последнем существует еще немало слоев, чуждых просветительным идеям вообще, и что после спячки 80-х гг. обществу нелишне восстановить в памяти забытые слова всякого порядка. Разногласие касается вопроса о том, на какую среду должно быть преимущественно направлено просветительное воздействие интеллигенции и что должно составлять главную (но не единственную) задачу последней по отношению к более культурному обществу: подчеркивание давно ему известных недостатков общественного строения или возбуждение в нем критического отношения к самому себе и к своей пассивности?

Из сказанного читатель может заключить, что по существу наши прогрессивные течения, в практическом отношении, не представляют чего-либо, одно другое исключающего. Если же, на словах, они относятся друг к другу с нетерпимостью, то причина этого заключается, по нашему мнению, в том, что за последнее пятнадцатилетие мы так привыкли оставаться в области слов и не переходить на почву дела, что совершенно утратили идею солидарности, не видим осязательной от нее пользы и не только не делаем никаких попыток к разъяснению возникающих между нами недоразумений, но готовы всякое неясное или двусмысленное выражение воображаемого противника истолковать таким образом, чтобы обратить последнего в своего антагониста. Вследствие этого наши литературные разногласия сплошь и рядом приводят в недоумение читателей, не могущих понять, из-за чего дерутся люди или органы, по-видимому, принадлежащие одному лагерю. А насколько наша полемическая джигитовка воздействует на читателя, ищущего у нас поучения, мы только путаем его понятия, а не проясняем их. Из-за чего, напр., «Русская мысль» начинает кидать камешки в огород г. Михайловского, много лет бывшего желанным ее сотрудником? Так ли мы богаты патентованными учеными, принимающими и вне кафедры живое участие в деле развития миросозерцания молодежи, и так ли существенно разногласие по вопросам этого развития между проф. Кареевым и журналом «Мир Божий», чтобы последнему следовало ополчаться на первого, не боясь дискредитирования его в глазах молодежи? Какие мотивы побудили редактора одного журнала заявить печатно, что между его журналом и только что основавшимся, по общему мнению близким по направлению, к первому — нет ничего общего? Тот же вопрос мы обращаем и к г. Южакову: для чего ему нужно было сочинять идейные разногласия (отрицать у народников идеалы справедливости, просвещения, свободы и т.д.) и тем как бы оправдывать нашу общественную неподвижность; ибо куда же может двинуться общество, маленькая интеллигенция которого представляет из себя лебедя, щуку и рака? Такому обществу и Богом на роду написано: стоять и не ворохнуться.

В заключение письма не можем не выразить пожелания, чтобы наши прогрессивные публицисты больше заботились о том, чтобы давать читателям по возможности более определенный материал для суждения об их взглядах на задачи переживаемого момента и на их отношение к прежним направлениям нашей общественной мысли. В особенности это представляется желательным со стороны группы лиц, объединенных г. Южаковым термином «этико-социологической школы», так как именно эта группа, носившая когда-то совершенно определенный цвет, в последнее время больше и больше теряет в глазах читателя прежнюю индивидуальность. Уклоняясь же от разъяснений, какие мы могли бы сделать, при наших условиях литературной работы, мы не только способствуем сохранению господствующей в обществе путаницы понятий, но и сами теряем ключ к уразумению современных течений. По крайней мере, для меня, писателя старого и притом, казалось бы, хорошо знакомого с миросозерцанием «этико-социологической школы» вообще и г. Южакова в частности, некоторые идеи, высказанные в последнее время этим писателем, явились настоящим сюрпризом, и я никак не могу отделаться от мысли, что, с его стороны, это — простой lapsus.

Впервые опубликовано: Новое слово. 1896. № 10. С. 272-279 (паг. 2-я).

Василий Павлович Воронцов (1847 — 1918) — русский экономист, социолог и публицист.