М.И. Плещеев
Письмо Англомана к одному из членов Вольного Российского Собрания

Государь мой***!

Надобно чувствовать чрезвычайныя дарования, или быть чрезвычайно смелу, чтоб переводить Шакеспира, особливо знаменитыя те места его сочинений, в коих сила воображения, мыслей и выражений, нечто отменное и превосходное в себе имеют; однако я, не имея тех качеств, какия для такого предприятия нужны, а будучи единственно влюблен в некоторыя места Шакеспировых творений, дерзнул перевесть одни из его стихов, кои столь известны, что всякой, кто читать умеет, их наизусть знает, а именно, славный Гамлетов монолог. К сему подал мне пример, и ободрил меня в намерении, один живописец, которого я знал в Неаполе. Он был весьма посредственный художник, не знал ни рисунка, ни состава красок, и еще меньше имел те тени, которыя в Тициановых картинах дают предметам живость, нежность и прозрачность. Но он, влюбясь в его Данаю, осмелился ея списать, и изображая с точнейшею верностию все черты, тени и свет сей картины, сделал такую копию, что все ея иметь хотели, не смотря на ея недостатки, особливо те, кои оригинала не видали, и об оном только способом эстампов понятие имели. Я нашел, что ежели я, подражая сему живописцу, стану стараться вникнуть в смысл Шакеспиров, и его с точностию изобразить, то я буду в состоянии сделать несколько подобное дело копии Данаи, и показать услугу тем, кои об образе сочинения, о сопряжении мыслей и о смелой вольности сего отменного писателя слабое понятие иметь хотят. Я не остановился, вспомня, что г. Волтер сей монолог перевел. Не все Россияне знают Французский язык: к тому ж сравнив сей перевод с оргиналом, я увидел, что г. Волтер больше боролся с Шакеспиром, нежели его переводил, и что ежели бы кто-нибудь его перевод на Алтайский язык обратно перевел, тоб никто не узнал, что это Шакеспирово сочинение. Я еще нашел, что говорить на Французском языке так, как Шакеспир говорил на Аглинском, почти не возможно, а на Руском можно ему по крайней мере подражать, и когда не силу и не красу его, то дух его сохранить. Я одно только встретил затруднение, которое однако больше от свойства нашего воображения, нежели от свойства нашего языка происходит. Мы даем больше уз слогу нашему, нежели сходно с вольностию нашего языка. Кажется, что метафорическия те выражения, кои слог и оживляют и украшают, не довольно нами приняты; и ежели я не обманываюсь, то я приметил, что и в тех из наших писателей, кои самое живое и горячее воображение имели, неодушевленный вещи меньше оживотворены, и умственныя бытия реже под чувственным видом изображаются, нежели в чужестранных писателях, а особливо в Аглинских. Сии, может быть, дают воображению своему и лишнюю вольность; но мне кажется, что самая сия погрешность есть источник тех красот, коими их сочинения столь изобильны. Я не знаю, до коих пор мы им подражать можем. Сие никому столько не известно, как Вам, и никто столько не в состоянии подать пример тех вольностей, кои наш язык столь же свободным сделают, сколько он изобилен, и тем богатство его умножат. Я уверен, что сие составляет один из главных предметов, кои Вольное Российское Общество, которого Вы Член, имеет, и которому я, естьли Вы намерение мое одобрите, слабый перевод Гамлетова монолога посвящаю. Имею честь быть покорный Ваш слуга

Англоман 1775 г.

Плещеев, Михаил Иванович - дипломат 1770-х гг. Состоял в 1775 году советником русского посольства в Англии. Псевдонимы: Англоман; Один Оксфортский студент.