| ||
|
1915 Из глубокой древности нам сохранилось замечательное по своей прозорливости свидетельство о причинах, вызвавших самую знаменитую и кровопролитную из "доисторических" войн — троянскую. Мы находим его не у Гомера и вообще ни в одном из уцелевших сочинений; это — отрывок из потерянного эпоса, возникшего в VII веке среди греческих колонистов острова Кипра и носившего поэтому его имя — "Киприи". Вот этот отрывок: В оные дни тьмы смертных, толпясь по великому телу
В частности дело описывалось так: Сама Земля жаловалась владыке вселенной на все возрастающую тяжесть своей человеческой ноши. Зевс совещается со своей сопрестольницей Фемидой о том, как ему исполнить справедливое требование праматери: истребить ли ему огнем перуна досаждающий ей излишек населения, или наслать на него новый потоп. Но его сомнения разрешает непрошеный гость олимпийского совета, Мефистофель античной религии — Мом (Momos), дух хулы и отрицания. К чему насилие? Разве у человека есть другой, более яростный и гибельный враг, кроме — человека? Пусть же Зевс сделает прекраснейшую из смертных жен, Леду, матерью еще более прекрасной дочери, носительницы божественной красоты среди людей; пусть он затем наградит доблестнейшего из смертных витязей, Пелея, любовью богини Фетиды и сделает его отцом еще более доблестного сына. Елена и Ахилл, сверхчеловеческая красота и сверхчеловеческая доблесть, сами собой сделают свое дело; разгорится распря в долине Скамандра — и у стен Илиона
* * * Счастливые люди жили тогда. Для них отвлеченная истина сама собой облекалась в наглядный, прекрасный символ, нагая история выступала нарядной притчей, еще раньше подкупающей наш взор, чем ее успеет одобрить наш разум. И несчастное племя живет теперь. Правда, оно гордится своим стремлением к нагой истине, но в том то и состоит его заблуждение, что ее божественная нагота недоступна смертному взору, и что оно принимает за таковую то, что на деле — лишь другая оболочка богини, менее прекрасная, но не более истинная, чем та прежняя — отвлеченность и дискурсивное мышление. Ну, что же, переоблачим нарядную истину кипрского певца. К оные дни население Эллады, возрастая с каждым новым поколением, стало, наконец, слишком многочисленным; оно не могло более кормиться плодами своей родной земли. По ту сторону моря было могучее царство, пленявшее его всеми красотами сказочного Востока. Правда, его силы не уступали его богатству; победа над ним не представлялась легким делом. Но нужда вырастила и храбрость; рать за ратью двинулась в долину Скамандра; сотни, тысячи полегли под стенами Трои; облегченная, вздохнула свободнее эллинская земля. * * * Когда мы были еще учениками, наша западная соседка после победоносной войны с Францией насчитывала 45 миллионов жителей и считалась густо населенной страной. Всего на одно только поколение передвинулась стрелка мировых часов, наши сыновья теперь там, где мы были тогда, и уже это население доросло до 70 миллионов. Чего только не предпринимали умные руководители его судеб, чтобы прокормить этот огромный излишек! Налегли на промышленность, усилили торговлю, чтобы залучить к себе золотой поток мирового капитала; завели колонии на всех материках, чтобы дать сравнительно безобидный исход набухшей жизни, задыхающейся в слишком тесных пределах родной земли... Но все эти меры давали лишь временное облегчение, и последним, крайним средством все-таки осталось то, которое уже три тысячелетия назад предусмотрел лукавый ум греческого Мефистофеля, духа хулы и отрицания. И, кажется, оно помогает. Лишь семь с небольшим месяцев успело пройти со времени начала войны, и уже, говорят, свыше двух миллионов особей из того набухшего населения вернуло изнуренной земле отнятые у нее элементы плоти. Нарушенное равновесие мало помалу восстановляется — равновесие между питающими и питаемыми частицами мировой субстанции. Растут и растут бесчисленные "братские могилы", обитель смрада и тлена для ныне живущих, обильный перегной жизни для будущих поколений. И это пока — дело зимы. Уже наступает весна, недалеко и лето; быстрее и быстрее пойдет дело истребления, война призовет себе на помощь свою давнишнюю испытанную союзницу — чуму, как ее называет народ, сводя к одному представлению все разнообразие медицинской терминологии. Сойдут в братские и одиночные могилы третий, пятый, десятый миллионы, равновесие восстановится, свободнее вздохнет мать-черна земля. Таково оправдание войны — да, также и этой войны — бледными устами старинного Мома... Много ли оно хуже других? Опубликовано в сб.: "Из жизни идей" т. I, Санкт-Петербург, 1905.
Зелинский, Фаддей Францевич (1859-1944) — российский и польский культуролог, антиковед, филолог-классик, переводчик. Профессор Санкт-Петербургского и Варшавского университетов. | ||
|