Игорь Мордовцев. Минотавр. Исход
(повесть в трёх шагах с постграфами)

ШАГ ПЕРВЫЙ

В помещение втолкнули пятого. Он был босиком, в рваных джинсах и с голым, сплошь исполосованным от продольных ударов торсом. Мелькнули неаккуратный ёжик волос, прямой нос и хорошо очерченные скулы, шрам на лице от глаза до подбородка и невнятная татуировка на предплечье. Его втолкнули по-настоящему - пробежав на полусогнутых по инерции от входа до дальней стены, он буквально вонзился в неё лбом, зажмурился и со стоном сполз на пол.

Это произошло на глазах двух молодых мужчин и двух молодых женщин, которые рефлекторно сжались, будто испытали боль от удара сами. Каждый из них по очереди оказался здесь только что. После толчка в спину люди переступали порог, молча рассредоточивались по сторонам и опасливо посматривали друг на друга. С шумным появлением пятого стало ясно, что он последний. В подтверждение этому за лязгнувшей дверью наступила тишина.

Помещение, в котором они оказались, представляло собой глухую четырёхугольную комнату метров семь на четыре от силы, с каменными стенами, бетонным полом и узкой мрачной нишей у входа. Освещалось всё это единственной лампой в промышленном матовом плафоне, размещённом высоко под потолком.

В левом углу от вновь прибывшего сидел, поджав к себе ноги, невзрачный очкарик в мятой серой рубашке, коричневых брючках со следами былых "стрелок" и цивильных, но уже изрядно сбитых ботинках. На голове у него была копна нечёсаных тёмных волос, обсыпанная то ли каким-то порошком, то ли пеплом. Очкарик прятал руки меж колен и, сверкая из своего угла линзами, внимательно изучал остальных. В сравнении с ними он выглядел самым спокойным. Когда рядом впечатался в стену пятый, это был единственный, кто не обнаружил общей реакции. На бедолагу он взглянул так, будто не произошло ничего особенного, почти равнодушно.

Другой молодой мужчина в грязных тренировочных штанах и футболке с тех пор, как вошёл, стоял недалеко от двери справа. Чтобы не упасть, для равновесия он широко расставил ноги и сложил руки в замок на груди. Он мог бы расслабиться, однако в силу природного нрава или какой-то иной причины предпочитал выглядеть бодрячком. Видно было, что ему доставалось - крепкие руки парня сплошь покрывали ссадины и синяки. Судя по характерным отметинам на одежде, синяки и ссадины были у него везде. Под коротким волосом на голове просматривались раны, между бескровных губ - отсутствие зуба, а на волевом круглом лице краснела перебитая переносица.

Девушку, прислонившуюся к левой стене от входа, словно столкнули сюда с подиума престижного модельного конкурса или со страницы глянцевого журнала для богемной публики. Она обладала той классической красотой, которая непременно возбуждает большинство мужчин и которой явно или тайно завидует большинство женщин. Но сейчас это обстоятельство не имело значения - на красавицу было больно смотреть. От изорванного везде, где только можно, лёгкого летнего платья, на ней оставались лишь удручающие лохмотья. Положение спасало стильное, относительно пуританского покроя бельё. Роскошные в прошлом волосы сбились в причёску ведьмы. На бледном лице огнём пылали отметины от сильнейших пощёчин.

Напротив неё, у противоположной стены ёжилась в растерянности вторая девушка. С нарядом ей повезло - просторные домашние шаровары и приталенная блузка без рукавов имели практически первозданный вид, за исключением деталей. Висящий на ноге лоскут ткани полностью открывал коленку и половину бедра, а разорванное по шву правое плечо блузки то и дело спадало, норовя обнажить свободную от нижнего белья роскошную белую грудь. Эта девушка тоже была красива от природы, но привлекала другим - от неё веяло уютом. В отличие от первой, её густые волосы едва достигали плеч. В широко открытых влажных глазах читалась мольба к Всевышнему.

Когда появился и ударился о дальнюю стену пятый, она содрогнулась, охнула и единственная из всех поспешила к нему на помощь - присела рядом, что-то причитая, потянулась к ране. Оказалось, напрасно. Злобно выругавшись, парень оттолкнул её руку так, что девушка отлетела в правый угол. Он потрогал свою голову, взглянул на кровь на ладони, затем оглядел всех присутствующих и неожиданно засмеялся. В большей мере смех был искусственным, а потому неприятным. Очкарик на это не выказал никаких эмоций. Красавица слева брезгливо поморщилась. А спортсмен вспыхнул и сделал пару неуверенных шагов вперёд - его качало.

- Что творишь? Тебе же помочь хотели!

Пятый моментально оборвал смех, едко процедил:

- Точно. Уже который день я среди сплошных самаритян. Один другого добрее, - и с кривой усмешкой посмотрел влево на ту, которую оттолкнул.

Девушка отжалась от него в самый угол.

- Врезать бы тебе... - покачнулся спортсмен.

- Попробуй, - как ни в чём не бывало предложил забияка, поднимаясь на ноги, - Только я бы не советовал этого делать. Потому как паршиво выглядишь, джентльмен, - он снова посмотрел на самаритянку, - Ну, извини. Слышь? Я не нарочно.

- Урод, - коротко сказала красавица слева и решительно отвернулась от него лицом к двери.

- Да ну? - осклабился парень, - Девочки меня любят! - с кривой усмешкой он ещё раз оглядел всех, но, так и не встретив ответного энтузиазма, остановил свой взгляд на очкарике, - А ты что молчишь, убогий?

- А я в отличие от тебя думаю, - спокойно произнёс тот.

- Есть чем?

- Понимаю: завидуешь.

Забияка опешил. Мгновение он боролся с желанием наказать этого явно нарывающегося на грубость плюгавого олуха, однако, в итоге решил показать, что способен быть снисходительным. Дескать, неохота на мелочь отвлекаться.

- Небось, гадаешь о себе: "зачем я, недоумок, рот открываю"?

- Нет. Гадаю, зачем мне навязали общество таких недоумков, как ты.

По всей видимости должен был разразиться конфликт, но забияка не успел среагировать. В тот момент, когда он ещё только надувался от гнева, из динамика под потолком, который присутствующие только сейчас и заметили, вдруг послышался монотонный металлический голос:

- Внимание! Николай Дугин, Юлия Некрасова, Виктор Пархоменко, Екатерина Поляницкая, Андрей Свет, прослушайте необходимую информацию.

Названные по очереди - парень со шрамом, самаритянка, спортсмен, красавица и очкарик - поднимали голову вверх и замирали. Третий, тот что Пархоменко, опустил руки и через силу расправил плечи. А голос, между тем, продолжал:

- Свои бывшие имена вы слышите последний раз. Этап пребывания в неведении, а равно в одиночных камерах закончен. Несколько дней назад вы были извлечены из общества в специальную программу, по окончании которой получите статус рабов и поступите в полное распоряжение господ, изъявивших желание владеть вами. К прежней жизни возврат невозможен - для близких вы уже мертвы. У вас будут новые имена и частично новая внешность, а главное, безусловная готовность и потребность подчиняться. Продолжительность второго этапа определится исходя из вашего поведения в группе среди себе подобных. Как и прежде сопротивление и недовольство неизменно будут пресекаться наказанием, насилием и унижением, а вероятность самоубийства исключена. Рекомендуем сделать правильные выводы и соблюдать благоразумие. Безнадёжные будут сожжены.

- В печке!.. - скрипучим, прерывающимся от волнения голосом произнёс очкарик.

- Нет. На обычном костре. Зажжённом одним из вас. На глазах у всех остальных и заживо.

Лязгнул засов, в помещение вошёл и встал у двери мощный, как мамонт, охранник с маской на лице, а металлический голос продолжил:

- В любой момент вы можете вызвать охранника, упасть ему в ноги, поцеловать берцы и произнести "Мой господин, я твой раб! Делай со мной что хочешь!" Только в этом случае вы получите право озвучить какую-нибудь просьбу. Обращаться с просьбой больше одного раза в день запрещается.

- Как мы узнаем, что настал новый день? - спросил Пархоменко.

- Если это просьба ответить на вопрос, наклонись и будь ближе к берцам, невольник.

- А не пошёл бы ты...

Пархоменко не договорил. Потому что Мамонт резко выбросил вперёд левую руку в обшитой железными пластинами перчатке и нанёс удар в грудь. Парень, без того ослабевший от предыдущих наказаний, отлетел к стене как картонка, стукнулся и рухнул на пол. На его плече обнаружилась рваная рана. Не мудрено - стены помещения походили на мёртвую поверхность озера во время дождя, в котором вместо воды застыл камень.

- Так будут ли просьбы? - бесстрастно поинтересовался голос из динамика.

Пархоменко простонал. Остальные исподлобья смотрели на него и молчали.

Оглядев каждого, Мамонт выждал долгую минуту, отступил назад, взялся за дверь. Ещё мгновение, и он бы вышел, но в последний момент девушка, которую назвали Юлией Некрасовой, поднялась и сказала:

- Будет! У меня есть просьба.

В глазах двух парней, её соседа-забияки и поверженного спортсмена, отразилось презрение, а красавица слева осуждающе фыркнула. Лишь очкарик по-прежнему не выдавал почти никаких эмоций. Несмотря ни на что, девушка твёрдо прошла к охраннику, опустилась перед ним на колени и наклонилась к его ботинкам.

- Мой господин, я твоя раба. Делай со мной что хочешь, - скороговоркой сказала она.

Мамонт нагнулся, запустил свою огромную пятерню в её волосы, запрокинул голову к себе лицом и пробасил:

- Проси.

Дрожащим голосом девушка произнесла.

- Пожалуйста, дайте нам йод и бинт, если можно...

Некоторое время динамик молчал. Никто не двигался. В наступившей тишине лишь время от времени слышалось, как жалобно похрустывает бетонная крошка под массивными ботинками Мамонта.

Наконец сверху послышалось:

- Хорошо.

Охранник тотчас выпустил голову девушки, распрямился во весь свой гигантский рост, отступил за дверь и она закрылась.

* * *

Первым пошевелился Пархоменко. Поджав по-турецки под себя ноги, он сел, зажал свободной рукой кровоточащую рану на предплечье, тихо сказал:

- Прости, - и добавил, - Ты Юля?

Сидящая на коленях к нему спиной девушка, не поднимая головы, молча кивнула.

- А я Николай! Николай Дугин, - живо отозвался парень со шрамом, - Юленька, признайся, ты ведь это для меня?

Пархоменко хотел ему что-то сказать, но скривился от боли. А вторая девушка хмыкнула и смерила с головы до ног презрительным взглядом.

- Ещё раз назовёшь уродом, решу, что уже влюбилась, - осклабился Дугин.

- Не назовёт, - заявил из угла очкарик, - Она сама вначале посчитала Юлю малодушной. Как и ты, и Виктор тоже.

- А ты? - с вызовом повернулась к нему красавица.

- А мне на вас всех плевать.

Зависла тишина. Очкарик словно сказал такое, что заставило каждого вернуться к мыслям о своём удручающем положении. Красавица заплакала...

Прошло совсем немного времени, в двери откинулся лючок, с которого на пол вывалились упаковка бинта и маленькая пластиковая ёмкость с тёмной жидкостью. Некрасова вздрогнула, как очнулась, подобрала передачу.

- Надо было попросить автомат, - задумчиво произнёс Дугин.

- Наконец-то сказал что-то умное, - бросил ему Пархоменко.

- Не дерзи, гимнаст, - огрызнулся тот, - Береги силёнки, тебе ещё перед "этими" со скакалкой фуэте скакать.

Между тем Юля молча подсела к спортсмену и взялась обрабатывать его рану. Красавица шагнула к ней, опустилась рядом на корточки и, шмыгая, виновато шепнула:

- Прости.

Краем марлевой ленты Юля вытерла её щёки от слёз, тихо предложила:

- Поможешь?

И они взялись за дело вдвоём.

- Да-а-а, - протянул Дугин, втиснул руки в карманы джинсов и стал прохаживаться от стены к стене, - Повезло нам с девками. Симпатичные, тихие, заботливые... Что если б кикимор каких подкинули!

- Ошибаешься, - неприятным, скрипучим голосом вставил очкарик, - Это не нам повезло.

Обе девушки на мгновение заморозились.

- Так, - решительно сказал Пархоменко, - Пора прояснить ситуацию. Не находите? - он обвёл взглядом остальных, - Как я понял, каждого из нас несколько суток держали по отдельности и о существовании других мы узнали только теперь. Может, мы всё-таки...

- Неделю, - перебил его очкарик.

- Что - неделю? - переспросил Пархоменко и поморщился от боли.

Юля подула на его рану.

- В одиночных камерах нас держали ровно неделю.

- Мне показалось, вечность, - произнесла вторая девушка.

Дугин остановился возле неё.

- Пархом толковую тему задвинул. Давай знакомиться, красавица. Тебя зовут...

- Екатерина, - вежливо представилась та, обращаясь ко всем, - Екатерина Поляницкая.

- Звали, - снова противно вставил очкарик.

- В смысле? - повернулся к нему Дугин.

- В смысле последних известий. "Свои бывшие имена вы слышите последний раз". Забыл?

- Ты меня начинаешь раздражать, убогий. Заткнись, или...

- Оставь его, - устало сказал Пархоменко, - Он прав. Нас, прежних, уже похоронили.

- И ты поверил? Да плевал я на этих беспредельщиков соком свежевыжатого бегемота с трубы нашей квартальной кочегарки! На них и на ту паршивую лабуду, которую они тут задвигают! Какие-то недоумки взбрендили, что если смогли повязать меня, Колю Дугина, то легко превратят в раба? Да мужики на районе скорее бражку кушать перестанут! В консерваторию за ручку гуськом потянутся! Рожать начнут, отвечаю!..

Пархоменко попытался предостеречь оратора от опасных высказываний, но тщетно.

- И в смерть мою никто не поверит - я долги не раздал! А Коля Дугин держит слово, все знают! Вы слышали выстрел "Авроры"? Нет? Значит, нехрен и верить! Потому что, если б я вправду помер, стерва-соседка его бы обязательно на радостях заказала! С фейерверком на всё северное полушарие... Так что не гундите мне тут про рабство! Я, может, и сдохну, но свободным! И моё имя эти ублюдки услышат ещё не раз!..

Лязгнул засов, дверь распахнулась, в помещение ворвался Мамонт. Он с ходу заехал своим тяжёлым ботинком оратору между ног и тот мгновенно сложился на полу пополам. Екатерина в страхе отползла за Пархоменко, а Юля не успела. Охранник схватил её за волосы и поднял на вытянутой руке в воздухе чуть ли не на вес.

Какое-то время, пока Дугин с трудом приходил в себя, всё остальное молчало. Слышалось лишь постанывание несчастной девушки. Потом раздался знакомый металлический голос:

- Внимание! Один из невольников нарушил дисциплину. Учитывая право этого дня на просьбу, он может перевести своё наказание на любого другого из рабов. Если в течение минуты выбора не последует, наказанию подвергнется тот, кого выберет охранник, а право на просьбу будет считаться исполненным. Время пошло.

Потянулись мрачные секунды, в течение которых Пархоменко и Екатерина не сводили глаз с лежащего на полу пластом, а тот - снизу вверх - с охранника, насколько уже мог фокусировать взгляд. Девушка, почти висящая в руке последнего, зажмурилась...

Наконец, Дугин смог разжать челюсти и тяжело прохрипел:

- Ты... козёл... отпусти её... Вот он я перед тобой!.. Или ты только с бабами храбрый? - ещё дрожащими руками он попытался удержать равновесие на четвереньках, - Ну, давай!

Выбор был очевиден для всех. Получившая свободу девушка упала и тотчас отползла в ближний правый угол. А Мамонт снял с пояса плеть, широко размахнулся и с силой опустил её на Дугина. Парень рухнул в пол, как подкошенный, и замер без движений. По его спине побежала кровавая полоса - словно чья-то рука замок-молнию на его коже вскрывала. Бесстрастный охранник сделал новый замах.

- Стойте! - крикнул Пархоменко, подавшись вперёд, - У меня просьба!

Казалось, в наступившей тишине было слышно, как тяжело поворачивается к нему голова Мамонта.

- У меня просьба! - в волнении повторил спортсмен, наклоняясь к берцам охранника, - Мой господин, я твой раб! Делай со мной что хочешь... Вы должны выслушать! Это ведь ваши правила! - он сглотнул и торопливо продолжил, - Я прошу смягчить наказание, прекратить его! Разве вы не видите - он потерял сознание!..

Невидимый судья, чей голос исходил из динамика, принимал решение мучительно долго. В воздухе повисло стойкое ощущение, что для него возник какой-то казус или он зачем-то внимательно изучает реакцию присутствующих. При этом Дугин очнулся, но ещё не мог пошевелиться от боли, Пархоменко терпеливо ждал, девушки боялись вздохнуть, и только сидящий в дальнем левом углу молодой человек в очках выглядел так, будто был далёк от происходящего. О чём-то размышляя, вначале он смотрел в одну точку перед собой, потом сам себе покивал, нервно почесал голову и занялся изучением своих тонких пальцев.

Вердикт - положительный - наконец, прозвучал. Но за ним последовало оглашение очередной ошеломляющей информации.

- Невольники! Неразумное поведение некоторых из вас усугубляет положение и вынуждает ускорить продвижение по протоколу программы. Отныне вы несёте прямую ответственность за жизни других людей, ваших любимых детей, супругов, родителей - у кого кто имеется. Одно неосторожное слово или действие, и их ждёт мучительная смерть. Материальные доказательства приведённых в исполнение санкций вам будут наглядно представлены. А сейчас... Рабы, которые сегодня ещё не использовали право просьбы, могут рассчитывать на кормление. После ужина - спать!

Невольники переглянулись. В самом деле, если сейчас вечер, то на питание можно рассчитывать именно теперь. В одиночных камерах им давали еду два раза в день, скудную в прямом смысле слова. Только там не требовалось её просить. Там вообще не требовалось ничего, кроме снесения регулярных унижений и побоев в случае открыто выраженного недовольства. А в ответ - неизменное молчание, ни слова... Здесь же появилась какая-никакая обратная связь, зато, выясняется, питание будет одноразовым. Ибо на единственную просьбу о чём-то отведены стуки.

Есть, конечно, хотел каждый. Просто неожиданный перевод из одиночки сюда, в общую камеру на время отвлёк, заглушил чувство голода. Теперь оно вспыхнуло с новой силой. Однако положение было удручающим: из пяти человек право что-то просить оставалось лишь у двоих. Теперь эти двое поймали на себе взгляды остальных, взгляды предельно ясные.

Первой сдвинулась с места Екатерина. Все хорошо видели, как тяжело ей давался поступок, на который в обычных условиях в здравом уме не идёт никто из живущих. Но и она понимала: это жертва. Как ни смотри, неизбежная относительно перспектив собственных и необходимая, если думать о других. Девушка склонилась к ногам охранника, красивые волосы рассыпались по грязной обуви...

- Мой господин, я твоя раба. Делай со мной что хочешь. Прошу, дайте поесть! Всем, если можно.

- Нельзя! Только одну порцию, - Мамонт бесцеремонно ткнул ей в лицо ботинком, отпихнув от себя как надоевшую собачонку так, что она опрокинулась навзничь, и кивнул в угол последнему, очкарику, - Теперь ты!

Действие и приветственная формула повторились, разве что держался невольник спокойно. Однако прозвучавшая просьба оказалась неожиданной:

- У меня закончилось лекарство. Дайте новую упаковку, пожалуйста.

- Ждите...

* * *

Пока проситель возвращался к своему месту, его сопровождали взгляды полные презрения. Когда же за охранником захлопнулась дверь, все, кроме очкарика, кинулись к Дугину. Тот с трудом шевелился, скрежетал зубами и слабым голосом извергал проклятия. Девушки, ужасаясь, глядели на его спину. А Пархоменко брезгливо сплюнул и вытер губы рукой:

- Жаль мы не в равном бою - эта гнида лизала б мне пятки!

- Тише! - вдруг чётко сказал очкарик, и все повернули головы в его сторону.

О том, что на него смотрели по-доброму, никак нельзя было сказать. Совсем наоборот. Он, однако, ничуть не смутившись, повторил:

- Тише! - и уже сам понизив голос, добавил, - Если не хотите новых ужасов, говорите шёпотом. Шёпот они не слышат.

- А ты откуда знаешь? - с сомнением хмыкнул Пархоменко.

Видно было, к очкарику спортсмен относился неприязненно, и тот это понимал.

- Я много чего знаю... - неопределённо сказал он.

- Не трогай его, Пархом. Вонять будет, - через силу отозвался с пола Дугин. - Не видишь что ли? Мы таких ещё в шортиках за сараем на корню гасили.

- Ребята, перестаньте! - взмолилась Екатерина, - Ну вы что тут затеяли? Сейчас о другом нужно думать. Коля, он тебе кожу на спине порвал...

- Он мне, кажется, ещё и ребро сломал, - отозвался Дугин в бетон под собой, - Дышать трудновато.

- Господи! - Екатерина прижала ладони к щекам.

- Попить бы...

- Вон там, - опять подал голос очкарик и все снова повернулись к нему, - Что на меня смотрите? Я говорю, вода там, - он указал подбородком в сторону тёмной ниши у двери, - За створкой - нужник, а из стены над ним ручеёк сочится.

Обе девушки и Пархоменко тотчас устремились в нишу. А Дугин поднял голову и вонзил в очкарика прищуренный взгляд. В ответном взгляде не проявилось абсолютно никакой эмоции. Казалось, этот человек был без нервов.

- Для такого упырка, как ты, просто поразительная осведомлённость, - недобро процедил Дугин.

- Для такого невежи, как ты, просто поразительный лексический оборот, - последовал ответ.

Наступила тяжёлая пауза.

От ниши возвратился Пархоменко, за ним девушки. Юля смочила оторванный комок бинта и взялась обтирать спину раненого, а Екатерина поднесла к его лицу воду в ладонях, сложенных лодочкой.

- Пей, пока не пролилось.

- И всё-таки, - сказал спортсмен, снова устроившись по-турецки примерно посередине между товарищами по несчастью, - Тебя ведь Андрей зовут, да?

- Упырок его з... - вставил было Дугин, но поперхнулся водой и закашлял.

- Не дёргайся, пожалуйста, - попросила Юля.

Екатерина отправилась за новой порцией влаги.

- Скажи нам, Андрей, - продолжил Пархоменко, - Что ты ещё знаешь?

- Что очень скоро всё закончится, и вы все превратитесь в послушных рабов, - не моргнув глазом, заявил очкарик.

В наступившей тишине было слышно, как сипит раненый.

- А... ты? - осторожно спросила от двери Екатерина.

- И я. Система отлажена идеально.

Пархоменко поёрзал.

- Послушай. Ты ведь здесь уже не первый раз - мы правильно поняли?

- Правильно. Вы у меня не первые, - очкарик как-то странно посмотрел на каждого и неприятно ухмыльнулся.

- И что? Они "ломались", а ты - нет??

- А я - нет. Но всё когда-нибудь заканчивается, - он опустил голову.

Дугин возмущённо дёрнулся и снова закашлял.

- Кто-нибудь объяснит, что происходит? - жалобно пискнула Екатерина.

- Тише! - укоризненно цыкнул на них Пархоменко и снова повернулся к очкарику, - Самое время прояснить ситуацию, приятель. Не находишь?

Тот устало вздохнул.

- Я нахожу, что вы до сих пор так ничего и не поняли. Отсюда выходят только рабы. Какими бы крутыми перцами они не мнили себя вначале, - взгляд за линзами задержался на покалеченном буяне, - Это конвейер, и в обратную сторону он не работает. Функция такая отсутствует. Так что, сколько бы вы тут ни пыжились, выпячивая грудь, всё бесполезно. Уже к утру половина из вас будет готова рьяно служить.

- Что вы его слушаете! - прошипел Дугин, - Этот штрейкбрехер...

- Дуга, помолчи, - нахмурился спортсмен, - А ты поясни-ка. Что значит, "всё бесполезно"? Меня, например, ребята точно будут искать. У нас команда!

- "Команда"! - с сарказмом покосился на него снизу-вверх Дугин, - Мои кореша город до литосферы вспашут. У нас своих не бросают. А этих тюремщиков самих в зиндане сгноят.

- За меня заплатят любые деньги, - сдержанно произнесла Юля.

- А я... - отозвалась Екатерина тоже, но закрыла лицо руками и заплакала.

- Наивные, - Андрей снял очки, обнаружив под ними маленькие неприятные глазки, и протёр их своими тонкими пальцами, - Уже вянут цветы на могилах с вашими портретами в рамках и одинаковой датой в конце... Несколько дней назад из карьера за городом извлекли сгоревшее такси Дугина с выгоревшими дотла органическими останками. Следствием однозначно установлено, что на момент аварии в салоне были ещё три пассажира. Как думаете, о ком идёт речь? - он надел очки, - Вас никто не ищет.

- Нас? - прохрипел Пархоменко не своим голосом.

- Нас, нас... Меня давно уже не ищут. Я, знаете ли, убедительно "покончил с собой".

- Допустим. Но как ты узнал об этом?

- Про себя - пожертвовал правом просьбы. Про вас - пока не скажу.

- А что так? - сощурился Дугин, - Есть что скрывать или рылом не вышли?

- Не готовы ещё.

- Я говорил, темнит этот упырок что-то...

- Николай, может уже хватит? - довольно резко сказала Юля.

- Да, мужчины, прекратите ругаться, - поддержала её Екатерина, шагнув к очкарику, - Андрей пока не сделал ничего плохого. Наоборот... Ой!

Ойкнула она оттого, что очкарик заметно дёрнулся, когда рука девушки коснулась его плеча. Дёрнулся и посмурнел.

- Сдаётся, я сейчас встану, - угрожающе предупредил Дугин, напрягаясь, - Кое-кого нужно...

- Лежать! - неожиданно строгим тоном пресекла развитие событий возившаяся с раной на спине буяна Юля, а потом так же строго, но уже тише добавила, - Я ещё не закончила.

- Что ж, тогда встану я. Вынужден.

Не покидая своего угла, очкарик поднялся на ноги. Он оказался очень худым и не очень высоким. Под недоумёнными взглядами остальных парень вдруг принялся нервно расстёгивать пуговицы на рубашке и выдёргивать её края из брюк. Никто не успел ничего сообразить, как перед глазами зрителей оголился хилый торс, и их лица невольно скривились в отвращении. Тело молодого человека сплошь покрывали острова белесых чешуйчатых корост, местами расчёсанных до крови. Даже в тусклом свете этого помещения зрелище предстало весьма не из приятных.

- Ёрш в пень моей соседки! - воскликнул Дугин, - Так у него лишай!

Екатерина отшатнулась. Пархоменко отвёл говорящий взгляд.

В отличие от них, Юля взяла себя в руки. Она оставила лежащего, переступила через его ноги и смело подошла к очкарику. Внимательно присмотрелась, легонько коснулась пальчиком кожи на плече и уверенно произнесла:

- Не стоит бояться. Это не лишай. Псориюс. Я права?

- Да. Уже почти в фатальной форме, - чуть слышно сказал Андрей, накинул рубашку и снова умостился в своём углу.

- Что ж они тебя... - она не договорила, - Изверги!

- Так это что - незаразно? - спросил Дугин.

- Ни разу, - Юля смело присела у стенки рядом с очкариком, - Отмечен генетический след, но нас, как можно догадаться, он никак не касается, так что расслабься.

Дугин шумно, в какой-то мере театрально выдохнул, а Екатерина приблизилась к Андрею с другой стороны и виновато шмыгнула:

- Прости, что я...

- Ерунда. Забудь.

- Но я не понимаю! - повёл здоровой рукой Пархоменко, - Какой смысл готовить в невольники такого человека? Я - это понятно. Дугин, вон, тоже физикой не обижен - пахать и пахать. Девчонки... ну, тут всё итак ясно. А больного-то зачем?

- Что ты там про девчонок сказал? - Екатерина сдвинула красивые брови к переносице, - Что тебе "итак ясно"?

- Ну как..? - растерялся с ответом Пархоменко.

Неожиданно на помощь ему пришёл именно очкарик.

- Виктор прав. Мужчин ждут тяжёлые физические испытания, женщин - интимное рабство. Другие варианты отсутствуют.

На мгновение в помещении повисла тишина.

- Договаривай, - хрипнул Пархоменко.

- Скажи, нам что знаешь, - добавила Юля.

Очкарик встретил на себе её прямой, даже требовательный взгляд.

- Ладно, - он почесал голову, отчего его волосы усыпались новой порцией белесой крошки, - Существует закрытый клуб достаточно состоятельных людей. Время от времени они собираются на так называемые "эрмитажи", где развлекаются и, в частности, играют в карты на право приобретения новых рабов. Тема щекотливая и опасная, поэтому в количестве рабов соблюдается мера, а старые, по понятным причинам, выбывают... Невольники выкупаются у клуба, иногда друг другу потом перепродаются, но, как правило, судьба у них одна - та, о которой не трудно догадаться. Различия только в причудах конкретных рабовладельцев. Известно, например, что кто-то из них освобождает мужчин от ринга, а женщин от постели ради участия в постановках домашнего театра на манер дворянского прошлого. Словом, эстет. Но это детали...

- Ублюдки! - прорычал в голос Дугин.

Остальные зашипели на него со всех сторон. Очкарик продолжил:

- Клуб внешне и внутренне, ясное дело, белый и пушистый. Товар клиенту поставляется уже готовым от и до. А грязная работа - выбивание дури свободолюбия, прививка почитания владельца и непротивления рабской участи - доверена скрытой от чужих глаз конторе, размещённой где-то глубоко под землёй. Мы в ней сейчас. Имеется специальная программа, по которой чередуются недельные заключения товара в одиночках и общей камере. Унижение в сочетании с дозированным физическим воздействием, а также психологическое давление (вспомните условие о любимой родне) влечёт единый итог - люди идут в рабство как в рай. На второй круг в общую камеру отсюда ещё никто не уходил...

- А в могилу? - тихо спросил Пархоменко.

- Единицы. Кто бы что ни говорил, наложить на себя руки решается далеко не каждый.

- Ну, хорошо. В конце концов можно ведь просто притвориться!

- Зачем?

- Затем, чтобы для начала выбраться отсюда, а потом...

- Глупо. Притворство не скрыть - будет только хуже. Здесь его просчитывают на раз. Думаешь, твоя неискренность при целовании ботинок охранника для кого-то секрет? Временная, кстати, неискренность. А потом... потом ты сам уже никуда не денешься от своего благодетеля. Ты просто не сможешь без него дышать. Да-да, именно так. Частично изменённая внешность, новые документы, то есть потеря прошлой жизни - это цветочки. Ягодки - ты уже будешь рабом в душе. Жить без господина у тебя не получится физически. Понимаешь, есть в нас, людях, одна черта... Когда её переходят, калитка, чтобы вернуться назад закрывается. Ты скоро эту черту почувствуешь, она близко. Она явится тебе со сладкой слюной на берцах, с истовой мольбой об очередной просьбе, со слезой счастья при виде куска хлеба, с привычкой к унижению, с равнодушием к боли близких... Увы, оттуда возврата нет.

- Я до этого не доживу, - всхлипнула Екатерина, готовая разрыдаться.

- Доживёшь. Покончить с собой здесь тебе никто не даст, а в одиночке самоубиться невозможно в принципе.

- Сердце! Сердце не выдержит!

- Милая моя. Человеческому сердцу столько раз приходится слышать "оно у меня не выдержит", что наступает момент - оно действительно не выдерживает и перестаёт тебя слушать совсем. Вот мозгам в таких случаях - да. Этим достаётся...

Екатерина закрыла лицо руками. Плечи её задрожали.

- Кончай доводить девку, - недобро бросил Дугин, к этому времени он уже сидел, - Доведёшь - морду начищу.

- Вот-вот, - неожиданно для всех очкарик грустно улыбнулся и запрокинул голову к стенке, - Ничто не ново под Луной. Мордобой здесь - обычное дело, стадия, этап, так сказать закономерного снисхождения в рай. За кусок хлеба, например. Да просто за косой взгляд. Или за тряпку какую - ночами здесь не тепло. Вы с этим ещё познакомитесь. Это по первости все благодушны... Могу и про изнасилования рассказать.

Екатерина резко перестала плакать, а Юля напряглась.

- Лучше бы ты заткнулся, убогий, - буркнул Дугин.

- А по мне так пусть говорит, - злобно сказал Пархоменко, - на полезные вещи открывает нам глаза этот странный невольник с именем Андрей и фамилией Свет.

- Свет? Правда? - переспросил Дугин.

- Ну, так объявили.

- Надо же - Свет! Заметьте, в нашем обществе это единственная тёмная личность. Хороший каламбурчик...

Парень в очках принял на себя любопытствующие взгляды. Действительно, в отличие от всех остальных тёмные волосы были только у него.

Развития эта тема не получила, потому что загремел люк в двери и из него на пол выпали три предмета. Люк захлопнулся.

Пархоменко огляделся, будто справился об иных мнениях, встал и приблизился к двери.

- Что там? - спросил Дугин.

Спортсмен молча вернулся, посмотрел на очкарика и не передал, а бросил ему на колени спичечный коробок без тёрки, в котором простучала горсть шариков-капсул. Одна из них немедленно отправилась в рот.

- Приятного аппетита! - с презрением процедил Дугин.

Андрей оставил его реплику без внимания. Он раскусил капсулу, сглотнул и закрыл глаза, как уснул.

Пархоменко между тем вложил в руки Екатерины её ужин - две пыльные корки хлеба.

- Всё?? - с совершенно детским изумлением спросила она.

- Видимо, сегодня ты плохо себя вела, - ухмыльнулся Пархоменко, глубоко вздохнул и присел у стены возле неё, - Надо думать, нам бы с Дугиным и этого не перепало.

- Ничего, я двужильный, - бодро отозвался тот, - Бывало, не такое терпели... А с Катькой это они по-скотски. Могли бы девчонку и пожалеть.

- Оставьте её, - подала голос Юля, - Пусть хоть это нормально съест. Что вы вокруг неё вьётесь?

- Кто вьётся? - возмутился Дугин, - Сестрёнка, ты пошутила?

- Нет, я так не могу! - замотала головой Екатерина, - Я не смогу. Надо всем поровну! - не давая никому опомниться, она быстро разломила куски хлеба на части и принялась вручать каждому, - Ешьте! Берите же, ну!

- Катя... - начал было Пархоменко.

- Ешьте, сказала! У нас по-другому и быть не должно!

Сказала убедительно. Обломки чёрствого хлеба появились в руках, стали обдуваться от грязи, захрустели на зубах.

Молодой человек в очках как будто очнулся от спячки и лениво осмотрелся.

- А-а-а, стадия благодушия и самопожертвования? Это нормально, - он вздохнул, - "Алиис инсэрвиЭндо кОнсумор".

- Во вякнул так вякнул! - чавкнул умиротворённый Дугин, - Нешто крышу снесло.

- Латынь? - спросила Андрея Юля.

- "Служа другим, расточаю себя", - ответил тот, глядя на Екатерину.

- Это не служба, а оправданный и необходимый выбор. Как раз для того, чтобы сохранить себя, - девушка протянула ему кусочек хлеба, - Возьми. Поешь тоже.

- Ну да, ну да... Благодарю, я не голоден. Водички - хлебнул бы.

Он встал и направился в нишу. В углу заискрился сугроб "порошка".

- Господи, в чём только дух держится! - покачала головой Юля, проводив взглядом щуплую фигуру парня.

- Надменность в нём держится. Слышали: "Благодарю!" - презрительно передразнил Дугин, но как в прошлый раз поперхнулся, закашлял и скривился от боли в груди.

Екатерина участливо склонилась к нему, приложила ладошку.

- Легче?

- Конечно, красавица, - через силу улыбаясь, прохрипел раненый, - Признайся, я ведь тебе уже нравлюсь?

- Помолчи уж, герой...

* * *

До возвращения Андрея молчание было общим. К тому времени покончили с хлебом. Герой первым тишину и нарушил:

- Что, убогий, святая вода помогла?

- Не ёрничай, - огрызнулся молодой человек, устраиваясь в своём углу, - Чужой сухарик помог тебе куда меньше.

- Заткнись, упырок! Катюха поступила по-человечески, а ты только о себе подумал!

- Кто бы рот открывал. На себя посмотри.

- Что?!!

- Ничего! - впервые взорвался очкарик, - Если есть среди нас эгоист, это ты, а не кто-то! С момента появления здесь все только для тебя в основном и пляшут! Юля угробила свою просьбу на бинты для ран, которых могло и не быть. Катя - на вашу кормёжку. Виктор вообще тебя попросту спас - ты не заметил? Сам оставшись ни с чем. Я благодаря лекарству жив и могу рассказать о важном. А твоя личная просьба чем помогла остальным, напомнить? За что они могут сказать тебе спасибо? Что дал им ты?

Вопрос повис в воздухе. Насупленный Дугин молчал и смотрел исподлобья. Потянулись мрачные минуты.

Наконец, тишину нарушила Екатерина.

- Ничего. Он нам ещё поможет, - тонким голосом сказала она.

- Коля Дугин обязательно поможет, - пробубнил про себя буян, - Отвечаю.

- А позволь полюбопытствовать, как? - уже спокойнее поинтересовался Андрей, - Завтра разделишь свой сухарь с другими? Не смеши - к утру от сердоболия останутся крохи. У всех, господа невольники. У всех. Это факт.

- Не обобщай, - тихо и неуверенно заметил долго молчавший Пархоменко.

- Вот-вот. Завтра будет самое время познакомиться с разобщением.

- Упырок, я им не сдамся! - глядя в пол, упрямо буркнул Дугин.

Андрей сделал в его сторону движение рукой, как отмахнулся.

- Ага. Слыхали...

Екатерина всхлипнула.

- Неужели вправду всё так безнадёжно, ребята?

Ей никто не ответил. Дугин придвинулся, взял руки девушки, как согревая, в свои. Андрей не шевелился. Юля поднялась и ушла в нишу. Пархоменко тоже вскочил на ноги и принялся мерить шагами помещение по диагонали. Ясно было - в эти минуты каждый утопал в думах о собственной невесёлой участи... Потом ещё перемещались, кто как, сталкивались, расходились... Потом как-то снова сгруппировались на старых местах: Юля кусала губы, Екатерина тихо плакала, Дугин сопел, Пархоменко нервно щёлкал костяшками пальцев, Андрей по-прежнему дремал или делал вид, что дремал...

- Я в парке тогда была, - заговорила Екатерина, - Вернее, не в самом, а мимо по тротуару шла, гуляла, от подружки возвращалась. Это там, на бугре, где раньше колесо обозрения стояло, знаете? Жаркое солнце, ветерок - так чудесно вокруг, люди отдыхают. И платье надела новое, лёгкое, белое в жёлтый горошек, только накануне купила, оно мне так шло... Мороженого захотелось, а возле лотка молодые лейтенантики стояли. Один из них купил второе эскимо и мне протягивает. Улыбнулся, сказал: "Если бы это были цветы, поверьте, встал бы на колени". Я смутилась, спросила: "Зачем?" "Затем что вы прекрасны, как этот день! - говорит, - Хочу, чтобы вы мной повелевали". "Спасибо, конечно, - говорю, - Но как-то слишком легко вы распоряжаетесь своей свободой. Ведь уже служите". Отвернулась и купила себе сама. В общем, отшила, дура. Ну и присела на скамейку в сторонке, за заросшей шпалерой, мороженое только попробовала... Как всё потом произошло, толком и сообразить не успела. Откуда-то появился человек в чёрном, подсел... Помню только как он к моему лицу быстро руку с чем-то приблизил. И всё - отключилась. А в себя пришла уже здесь.

- Там у тротуара наверняка машина стояла, - заметил Дугин.

- Верно! - щёлкнул пальцами Пархоменко, - У них машина для этого есть, и может быть не одна. Я домой с тренировки нередко попуткой возвращаюсь. Когда надо спешить куда или, как в этот раз, дождь. Из-за дождя на марку-то и не обратил внимание. Обычная, тёмная... Да таких на дорогах тьма! Только она не по трассе шла, а вывернула с боковой улицы, как поджидала - это я потом уже вспомнил, когда здесь очухался. А так - один к одному - неприметный пассажир в салоне, платочек с какой-то дрянью... Самое хреновое - дома жена с животом осталась. Ей скоро рожать, а своя родня далеко. Как представлю, что теперь с ней, какие переживания приняла, выть охота. Мои, вот, родители тоже... Никто ж ни сном, ни духом - как призрак, взял и исчез!.. Я так думаю: в этой конторе не глупцы и не дети, всё серьёзно поставлено. Похищения хорошо подготовлены, выверены и организованы, осечки исключены. За нами предварительно наблюдали, изучали привычки, маршруты движения. Мы себе жили, и знать не знали, что на крючке. Меня точно давно просчитали, Катю тоже не случайно зацепили. Что скажешь, Дуга?

- А меня в гараже повязали, - отозвался Дугин, - Мы в пятницу с мужиками баньку приняли от души. За городом, в Пешке, у братана там знакомый себе коттедж отгрохал. Но ещё раньше коттеджа баньку поставил, грамотный туз. Так вот напарились так, что слюни до ночи стекали. Не, девочек с нами не было... В тот раз не было, отвечаю! Короче. Всё было чинарём, только слегка перебрал я лишнего. Наутро садиться за руль - не, никак нельзя. Я ж таксист, ну и вообще. Вот и решил по случаю отпидо... пардон, навести в гараже порядок. Хлам, сами знаете - в гости без спроса, из гостей по пинку. А тут как раз суббота, да и башка за работой прошла бы скорее. Час-другой возни, перекур, кефирчика хряпнул, задумал чуток покемарить. Откинул кресло назад, двери настежь - прохлада-нирвана. Дёргаться повода нет, там у нас все свои, и свора собак. Дрыщ опять же. Это пёс такой рыжий. Его мужики дристать на чужие лапти приучили, так тропа мимо гаражей зигзагом идёт в обход... Как эти гниды кордон обошли, загадка. Меня взяли тёпленьким... Не, ты прав, Пархом. Тут тактика по-любому видна.

По мере того, как Дугин откровенничал, трое из присутствующих прислушивались к нему всё внимательней. Девушки одинаково сощурили глаза, а у спортсмена наоборот зрачки сделались больше.

- Это не в том ли кооперативе у тебя гараж, где рядом собаки человека покусали? - поинтересовался он.

- А, ты про тот случай? Было дело. Он каждый день мимо нас на велосипеде куда-то ездил. Другой дороги не нашёл, придурок. Ясный перец, наши волкодавы его облаивали, когда и за пятки цапали. До него не дошло. Прикинь, наоборот, воевать с ними начал: проезжая, детские бомбочки стал в них кидать, звуковые и световые, ну, эти, из магазина товаров для фейерверка. Мужики хорошенько его наказали...

- Там же, в овраге, куда он упал. После того как собаки чуть до смерти не загрызли, - сосредоточенно произнёс Пархоменко.

- А нехрен было на чужой территории свои быдлячьи права качать!

- Дугин, это был наш нападающий!

- Что значит "наш"? Хочешь сказать, знаешь тех пацанов в трико, которые припёрлись потом на разборки?

- Что значит "знаю"? У нас команда! Я сам лично правил челюсти вашей сволоте!

- Охренеть! - Дугин изменился в лице, - Так это не ты ли инвалидом моего кореша сделал?

- Мы там не разбирались. Может, и я. Скажи спасибо, что не убил!

- Да я за него... Да я тебя... - Дугин вскочил, - Урррою, сссука!

В мгновение ока ситуация разогрелась до чрезвычайно взрывоопасной степени, она буквально вскипела. Молодые люди стояли друг перед другом, готовые в любую секунду уничтожить противника в нешуточной схватке. Горячие головы не остужали ни покалеченная рука одного, ни пробитая грудь другого. До старта оставалась сущая мелочь. Запустив пальцы в волосы, Екатерина обречённо прикрыла ладонями лицо...

В этот тревожный, но по случаю тихий момент Юля повернула голову к Андрею и буднично, абсолютно спокойно поинтересовалась:

- Вторая стадия?

- А? - очнулся тот, будто его разбудили, оглядел соперников и так же, как она, буднично ответил, - Нет. Там существа, дошедшие от фобии до безумия, в безумных поступках спасение ищут, - он снова откинул голову к стене и прикрыл глаза, - А это просто... бараны мерят, у кого рога длиннее.

Не упуская друг друга из-под контроля, оба драчуна гневно глянули на очкарика.

- Мерьтесь, мерьтесь. Пастух потом свою линейку принесёт. Сравним.

Аргумент возымел действие - кулаки разжались. Но их обладатели сели теперь друг от друга подальше. Екатерина встряхнула головой, разметав волосы.

- Это ужасно! Нас ведь даже никто не ищет!

- И некого будет искать, если так дальше пойдёт, - сказала Юля, - Мальчишки, вон, сами друг друга поубивают, а мы с тобой тронемся, на них глядя.

"Мальчишки" молча поглядывали друг на друга исподлобья и сопели.

- Не поубивают, - зевнув, вставил Андрей, - Тут хорошие реаниматоры. А эти... может, здоровья сами себе поубавят и всё. Да и вы не тронетесь раньше первых фокусов любителя какой-нибудь изощрённой камасутры.

- За что? Почему? Я не хочу становиться ничьей рабыней! - всхлипнула Екатерина.

- Ну, "за что", "почему" - не знаю, а хочешь, не хочешь - тут уж...

- Перестань, - довольно жёстко оборвала его Юля. Так жёстко, что он даже удивлённо взглянул на неё.

Девушка сосредоточенно кусала губы.

- Неужели действительно у нас нет ни одного шанса и нельзя ничего придумать?

Очкарик окончательно проснулся. А Дугин поерзал.

- Ну почему. Один вроде есть, - он покосился на своего соперника, - Мы с Пархомом затеиваем разборку, типа всерьёз, чтобы клюнули. А когда заходит охранник, вдвоём мочим его. Ну, не мочим - можем в заложники взять. Дальше по обстоятельствам.

Андрей разочарованно хмыкнул.

- Дерзайте, юноши. Флаг в крепкие длани. Только без них, связанных за спиной, потом будете хлеб с пола языком слизывать, а в нужнике девчатам придётся вам штаны снимать. Здесь не детский сад, Дугин. И не гаражный кооператив с корешами...

- Ага. Алькатрас.

- А ты Рэмбо, да, или кто там? Самому не смешно? - бывалый сиделец в очередной раз глубоко вздохнул, - Это во-первых. Во-вторых, у того, кто сюда заходит, ничем полезным не разживёшься. В-третьих, за дверью - другие двери и ещё охранники, и мы глубоко под землёй. Ничего?

Дугин потупился, но вместо него заговорил Пархоменко:

- Ты-то что так переживаешь? По сути Дуга, может, и сморозил глупость, зато в его предложении есть свой резон. В борьбе за свободу мы хоть помрём как мужики, а не... - он осёкся, спрятав глаза, но мысль закончил, - Уж лучше могильный крест, чем клеймо раба.

- Помрёте-помрёте. Конечно. Если позволят. Только перед этим любезно позволят взглянуть на другие кресты. Ты готов уложить под них своих близких? Кто у тебя там - молодая жена на сносях?

Пархоменко воткнул в рот кулак и тихо завыл. Вслед за ним отчаянно зарыдала Екатерина. Уткнув лицо в колени, впервые при всех заплакала Юля. Стиснув голову в тиски своих рук, зарычал Дугин. Андрей снял очки, зажмурился и отвернулся к стене...

Лампа под потолком начала медленно гаснуть.

* * *

Прошло какое-то время. В полной темноте пленники по-прежнему сидели на своих местах и молчали. Только Екатерина продолжала то и дело всхлипывать, а Дугин сипеть. Однако теперь становилось прохладно, и один за другим люди начали ёжиться. О том, чтоб заснуть спасительным сном им оставалось мечтать.

В конце концов Пархоменко поднялся размяться, а Дугин выпалил:

- Ёрш в пень моей соседки! У меня в гараже зимой теплее!

- В одиночке хоть одеяло было, - тоскливо поддержал тему спортсмен.

- Твари. Похоже, они нас победят, - простучала зубами Юля.

Екатерина перестала шмыгать.

- Юль, хочешь сказать... - срывающимся тонким голоском начала она.

- Да. Как раз об этом хочу сказать. Мы перед ними бессильны.

- Эй, эй, сестрёнка, ты это о чём? - спросил Дугин.

- Нашёлся братишка, тоже мне... Если мужчины не в силах ничего придумать...

- Ладно тебе! Дотерпеть до утра, а там...

- И что "там"? Утром жалко попросим жалкой еды, днём опять лясы точить, нервы мотать и слёзы ронять, а потом всё по-новой? Ждать, когда кто-то первым сорвёт с тебя майку или вырвет из рук сухарь? Знаешь, Николай, я конечно русская женщина и способна на подвиги, которые кое-кому не снились. Только глупо геройствовать попусту. Проигрывать тоже надо уметь.

- Что - вот так просто в рабыни подашься? "Здрасьте, я ваша"?

- А ты предлагаешь податься сложно - на грани безумия, с жертвами ради жертв, а не ради смысла собственной жизни, с искорёженной до неузнаваемости душой, не только лицом? Дураку понятно: итог неизбежен. Раз так, у меня есть возможность принять его достойно, не потерять человеческий облик раньше времени, здесь, когда, защищаясь, буду выцарапывать у тебя ногтями глазницы, или, чтобы согреться, пить твою кровь... Абонент на связи? Приём?

- О, чёрт!.. - довольно живо почувствовалось, как в темноте содрогнулся Дугин, - Ну ты даёшь! Я думал, сестра милосердия...

В ответ промолчали.

- А может, она права? - спросил Пархоменко, его майка белела в глубине помещения, - Этак мы точно с катушек тут посъезжаем, кто раньше, кто позже. Девчонок истерика изведёт, а нам с Дугой жёсткий спарринг светит, к бабке не ходи. И что-то мне подсказывает, команды "брэк" мы не услышим.

- Юль, мне страшно! - взволнованно прошептала Екатерина.

- Не бойся, Катюха, - не очень уверенно сказал Дугин, - Пока-то всё нормалёк. Иди ко мне. Я с голым пузом - согрею.

- Не трогай меня! - вскрикнула девушка.

- Тише! - прошипел молчавший до сих пор Андрей.

Мимо двери с той стороны мерно отстукал и затих вдали чей-то тяжёлый шаг.

- Упырок, мать твою, - зашептал Дугин, - Ты-то как умудрился тут столько выжить?

- Кстати, - встрепенулся Пархоменко, - он так и не ответил на мой вопрос. Помните? Я спросил, но мы тогда отвлеклись. За каким хреном его-то в рабы возжелали? Сморчок ведь. И больной, вон, с головы до ног. Что-то на ринге такого я смутно себе представляю.

- Да, - подтвердил Дугин, - Наложница из него тоже должна быть не очень.

- И непохоже, чтобы тебя когда били. Целенький весь. Слышь, что молчишь?

- Жду, когда вы угомонитесь уже, здоровые и тупые.

- Ты на вопрос отвечай, убогий. Сам же говорил, про себя всё узнал!

- Ну, узнал. Вам-то что за дело? - он помолчал, - Нельзя меня бить, а родни никакой нет, так что давить бесполезно. Вот и держусь до сих пор. В смысле, держался...

- Так зачем умыкнули? Кому ты такой мог понадобиться? - продолжал упорствовать Дугин, - Нас бить можно, а тебя, видите ли, нельзя! Ты кто?

- Я умный.

- Не понял?

- Ну я ж говорю!

Было б светло, остальные наверняка увидели бы, с каким возмущением и изумлением ожидает от них той же реакции Дугин. Но вокруг висел мрак. Услышали только, как парень втянул в себя воздух. Затем раздался короткий вопрос от Юли:

- Андрей?

- Не знаю, что вам сказать, - отозвался тот, - Я числился простым лаборантом в научно-исследовательском институте. Числился, потому что пахал за докторов с кандидатами. Гранты, награды, признание - всё получали они. В теме был - как объяснить? И тема меня увлекала... Из-за болезни мало куда выбирался. Собственно, жил прямо там - больше негде было. А родни никакой, я уже говорил... С переменой начальства в институте раздрай начался, бороды от склок поредели. В общем, о том, что со мной приключилось, я только здесь узнал. Одно из обиженных "светил" знакомство с членом Эрмитажного клуба имело. Тот смекнул, что в перспективе может солидно нагреться: предложил другу организовать частную лабораторию, в которую планировалось кого надо сманить. Я отказался, и вот тогда...

- Что отказался-то? - спросил Пархоменко.

- Людей ненавижу!!! - выпалил вдруг с чувством ответчик, - А тем более - нелюдей. Тот, обиженный, натуральным подонком был. Чтобы пенку снять, коллег подставлял налево и направо. А из сотрудниц института "бабский батальон" завёл во главе с главбухом, имел и подкармливал. Те чуть что, съедали живьём. Знаете, может, как женщины это умеют... - он помолчал, - Или вот, к нему ассистентка приходила. Милейшее, невинное создание, способности были. Так вот использовал девоньку во всех смыслах, как руки салфеткой обтёр. Её потом в психушку определили.

- А тебя сюда, - констатировала Юля.

- А меня сюда, - утвердительно закончил Андрей.

- И сколько ты уже здесь? - пропищала Екатерина.

- Да Бог его знает... Измором берут.

- И возьмут! - сказал, как нож воткнул Дугин, - Если ластами раньше не щёлкнешь. Вон, какой дохлый... Тебе лекарство-то тут помогает?

- Не возьмут, - уверенно заявил Андрей, - Я уйду.

- Это потому что ты умный? Не смеши, упырок. У них система, я вижу, что надо. Всё построено так, чтоб людей ломать до конца... Пархом дело сказал. Если не вмешаются, мы с ним убьём тут друг друга нахрен, Катька в соплях захлебнётся, у Юльки нервишки снесут чердак - отвечаю.

Екатерина всхлипнула, а Пархоменко буркнул:

- Эй, Нострадамус, не нагнетай. Без тебя тошно.

- Рот закрой, а то я помогу!

- Надоели, - проворчала Юля, - Противно. С вами, чувствую, в рабы отправишься не по принуждению, а действительно с удовольствием.

- В рабыни, - едко поправил Дугин, - Тебе там придётся мужика интимно ублажать.

- Господи, как подумаю, что мне придётся... - начала и не закончила Екатерина.

- Да, красотка, извращенцев хватает. Даже если нормальный попадётся, приятного бабе мало. Хорошо нас, мужиков, без желания не заставить.

- Юль, я ведь никогда... с нелюбимым...

- Страх-то какой, - на удивление спокойно отреагировала девушка, - Удила закусила и в галоп. Что для женщины тут необычного? Невидаль... Да, без взаимности. Зато чистая, в чистом, на чистом и, если на то пошло, с перспективой.

- Это с какой перспективой? Стать любимой женой в гареме? - опять ввернул Дугин.

- Это с такой перспективой - когда-то вернуться в нормальную жизнь. Каким бы меломаном ни был заказчик, его пластинка не может крутиться вечно, а я уж к нужному времени как выжить дальше придумаю.

- Монстр попадётся - все соки ведь выжмет, - с сочувствием проговорил Пархоменко.

- Я сильная. Всё снесу. Всё!

- Ради чего? - шепнул впечатлённый Дугин.

- Ради того, чтобы с ней ничего не случилось... Ради доченьки... моей девочки... - голос у Юли сорвался.

- Ну, ты это... - не зная, что сказать дальше, Дугин виновато замолк.

- Ладно, - подойдя ближе, решительно сказал Пархоменко, - Коли выяснили, что другого варианта нет, зачем зря рвать душу друг другу? Так до завтра мы не дотянем. Давайте лучше подумаем, как тюремщиков убедить. Мол, согласны и всё такое...

- Не убедите, - перебил его Андрей, о котором остальные на время забыли, - Не отчаяние, а сделка от вас так и прёт. Вам как раз утра и нужно дождаться, чтобы прийти в кондицию. Когда к берцам охранника кинетесь наперегонки, как котята к мамкиной сиське, топчась друг по другу. Так и будет, поверьте! Тогда и вам поверят. Может, не сразу всем... А на удачу шуметь до утра не советую. Если конечно нет желания ускорить пластику лиц и коррекцию тел. Тут ночами один прейскурант.

- Упырок, я тебя задушу! - прошипел Дугин.

- Не успеешь. Когда у тебя реально до этого мозги скрутит, меня здесь уже не будет.

- Ты на кого тут изо рта воняешь, убогий? Ты кого из себя тут мне строишь?

- Отстань от него Дуга, - вмешался Пархоменко, - Что привязался?

- А ты что, не чувствуешь, как этот дистрофик над нами издевается? Говорит, а сам губу оттопырил и в кулачок хихикает. Не видишь что ли? Мы для него никто!

- Я пока вижу, что тебя на поворотах заносит. Смуту наводишь. Остынь.

- Слышь, мальчик в трико, ещё слово и сядешь на вечный шпагат. Обещаю!

- Ну давай. Что к девчонкам-то задницей прилип? Сюда иди!

- Ну всё!..

Дугин сделал угрожающее движение. В темноте, к которой невольники только начали привыкать, обрисовались два сходящихся силуэта. Что за этим неминуемо последует, все очень хорошо понимали.

"Когда мне в Кносс попасть случится

По чьей-то прихоти рабом,

В отчаянье пойду умом

Иль стану в кровь как птица биться..."

ШАГ ВТОРОЙ

- Так! - поднимаясь, сказал Андрей, - Вам, я смотрю, бесполезно что-то втолковывать. Что ж, как хотите, - и он направился вдоль стены в сторону двери.

- Андрей, ты куда? - встревоженно спросили Екатерина и Юля одновременно.

- Как куда! Я же предупреждал, что уйду отсюда. Самое время. Прощайте.

Последние слова заставили всех замереть от неожиданности. При этом парни почти сошлись плечами, и совершенно забыли, что собирались драться. А девушки судорожно взялись за руки, невольно ища друг у друга поддержки.

Тем временем Андрей исчез в нише и из неё раздались странные звуки. Вначале они походили на глухие удары о стену плечом, отчего возникло ощущение, что молодой человек сошёл с ума. Ощущение было полным. Однако затем вдруг что-то щёлкнуло, будто отлепилось, и мягко посыпалось, как песок из мешка. Потом ненадолго послышались возня, тяжёлое дыхание... и наступила тишина.

Оставшиеся в помещении, не сговариваясь, в недоумении осторожно приблизились к нише. Места в ней было - одному с трудом развернуться, к тому же в ногах находилось отверстие для нечистот. Теперь же в левой стене чернел небольшой проём, откуда, как из заброшенного канала вентиляции, тянуло тяжёлым воздухом.

В глубине проёма послышался шорох и кашель. Потом что-то чиркнуло, и глаза наблюдателей сощурились от света. Перед ними оказался неширокий лаз, в глубине которого полусидел Андрей с маленьким факелом в правой руке. Опираясь на другую руку, молодой человек внимательно вглядывался вперёд перед собой.

- Эй, приятель, - тихо позвал его Пархоменко, - Ты... Ты это серьёзно?

Андрей обернулся, приблизил руку с факелом к проёму, осветив изумлённые лица выглядывающих друг из-за друга невольников, и довольно сурово сказал:

- Сам-то как думаешь?

- Но почему молчал???

- О том, как нужно себя вести, чтоб спастись, вряд ли дошло бы до вас раньше. Я и сейчас не уверен... Просто жалко своё время тянуть.

- А это... Хватятся ведь! Увидят и крышка!

- Это вряд ли. До утра их только крики могут взбодрить.

- Ёрш в пень моей соседки! - встрял Дугин, - Ну, ты и фрукт, убогий! И что - отсюда можно... вот так?

- Вам-то к чему? Решили сдаваться - сдавайтесь. А мне терять нечего.

Он отвернулся, собираясь начать движение по лазу вперёд.

- Андрей, постой, я с тобой! - тотчас по-солдатски отчеканила Юля и решительно полезла в проём.

- Юля! А я? - приглушённо взвизгнула где-то сзади Екатерина.

- Нет, так не пойдёт, - заявил Пархоменко, - Бежать, так вместе. Если б я только знал... Катерина, давай за мной!

Что пробубнил Дугин, влезающий в лаз последним, остальные уже не расслышали.

Пробираться по лазу пришлось долго и утомительно. Если учесть, что делать это нужно было на четвереньках, по острым камням и в плотном облаке пыли, невольники чувствовали себя прескверно. Особенно неважно доводилось последним, они практически ничего не видели. К тому же лаз постепенно уходил вниз, отчего задние то и дело натыкались на передних. Одно радовало - холод камеры отступил.

Наконец, когда руки уже подкашивались, а колени ныли от боли, лаз закончился. По очереди, помогая друг другу, беглецы выбрались из прохода в более-менее широкий коридор. Здесь можно было встать в полный рост, но сейчас об этом не хотелось и думать. Откашливаясь и отплёвываясь, они, кто куда, повалились на землю. Екатерина с трудом вытянула ноги из-под Дугина. Тот с перекошенным лицом держался за грудь. Пархоменко зажимал рукой кровоточащую рану на плече, с которой слетела повязка. К пользе последнему у Юли с собой оказался оставшийся бинт.

- Давай перевяжу...

Андрей посветил по сторонам.

- Подержи, - он сунул факел в руки Екатерины, потянулся к ближайшему камню и извлёк на свет холщёвый туесок.

- Что там? - спросила девушка.

- Что бы ни было, это рассчитано на одного, - сказал Андрей и высыпал из туеска содержимое.

Ручной фонарь, комплект запасных батареек, горсть сухарей, небольшая коробочка с кусковым сахаром и плитка шоколада - на всё это беглецы смотрели, не веря своим глазам.

- Может, теперь ты нам что-нибудь расскажешь? - спросил Пархоменко.

- Да пожалуйста, - равнодушно ответил Андрей, - Раз вы за мной увязались.

Все молча смотрели на него.

- А рассказывать, собственно, нечего. Я здесь уже долго... В программе подготовки рабов нашёлся один человек не без сердца. Это он достал мне лекарство... Мне решили помочь бежать. Меня пожалели.

С этими словами он отправил в рот капсулу, закрыл глаза и затих.

- Этот человек - женщина, - прервала молчание Юля.

- Да, - не сразу подтвердил Андрей, - Она скоро уйдёт из проекта.

- Ну что ты тянешь, Свет? Давай, просвещай нас дальше, - нетерпеливо прохрипел Дугин и закашлялся.

- Да что просвещать? Сам не видишь, что ли? Контора находится глубоко под землёй, оборудована на краю какой-то пещеры. Посторонние о ней знать не знают, оттого и туристов не бывает. Кто, когда и зачем прорыл и замаскировал в неё ход из общей камеры, я тоже не знаю, да и плевать, если честно. Главное, отсюда можно выбраться на поверхность - вот что важно. Мне сказали, путь занимает около шести часов. А это как раз нужное время, чтобы до тех пор, пока в камере дадут свет и обнаружат побег, успеть скрыться. Не успеешь - догонят или словят на выходе. Всё.

- Ребята, это же наш шанс! - воскликнула Екатерина.

- Конечно, шанс, - подтвердил Пархоменко, - Только нужно не сидеть, а бежать.

Юля уже закончила перевязку, и он резко поднялся на ноги, но потерял равновесие - упал возле Дугина, больно ударившись локтем о выступающий снизу камень.

- Чёрт, голова закружилась, - простонал он.

- Бежа-а-ать, - скептически хмыкнул Дугин, - Посмотри на себя, гимнаст. Ты ж, наверное, в своих кедиках только по асфальту и трусил, а тут - по камням босиком прыгать. Сдохнешь раньше, вон, Катьки. Я тащить тебя на себе не буду.

- Да пошёл ты...

- Сам ты сдохнешь! - угрожающе качнув факелом, вдруг взорвалась Екатерина, чем удивила всех, - Я тут не собираюсь помирать, понятно! У меня мама больная одна дома! Мне надо к ней! - девушка готова была разрыдаться.

- Тихо, тихо, тихо, - Дугин потянулся и осторожно вынул из её руки факел, - К маме, значит, к маме...

Андрей звучно вздохнул.

- Вы тут уже определитесь, кому к маме, кому нет. Время не ждёт, а я на компанию с непонятками в головах не рассчитывал. Вообще на неё не рассчитывал, если что.

- Упппырок, - буркнул Дугин.

- Николай! - прикрикнула на него Юля и, повернувшись, сменила тон на спокойный и рассудительный, - Андрей, по-моему, здесь нет никого, кто не хотел бы выбраться. Смотри, мы все пошли за тобой.

Парень пожал плечами.

- Пошли, так пошли. Мне всё равно. Только я это к тому, что не до конца определившимся тут нечего делать. Если есть сомнения, то лучше вернуться в общую камеру, дотерпеть до утра и... Я же помню, как вы дружненько сдались и заговорили о готовности к смирению.

- Это от безысходности, - сказала Юля за всех и опустила голову, - Мы же не знали, что у нас есть такой шанс.

- Ладно. Что трепаться? Поехали! - Дугин поднялся в рост, - Юлька права, идём все. Эй, юниор, руку подать?

Пархоменко негромко выматерился...

Засобирались. После коротких препирательств нести туесок доверили Юле. Благо вес у него был незначительный и обнаружились тонкие лямки для плеч. Факел оставили Дугину, который поменялся местами с Пархоменко. Остальные шли в прежнем порядке. Андрей с фонарём - впереди.

Коридор, куда они попали из лаза, постепенно расширялся, но всё также уводил вниз. Он напоминал большую трубу с погружёнными во мрак нишами, неровными боками, потолком, заставляющим то и дело оберегая голову пригибаться, и каменной крошкой под ногами. Кое-где по стенам сочилась вода, и тогда дно "трубы" утопало в грязной жиже. Воздух по-прежнему был спёртым, однако чем дальше шли, тем легче становилось дышать, что бодрило.

Вообще, несмотря на удручающую обстановку, беглецы ощутили прилив сил и настроения. Дугин то и дело сыпал скользкими анекдотами, а девушки то ли впрямь довольные ими то ли радуясь чему-то своему, шутливо огрызались и посмеивались. Даже Пархоменко, некоторое время сначала пребывавший во власти глубоких дум, стал тихонько напевать какую-то песню.

Между тем стенки "трубы" расходились всё дальше в стороны, а потолок опускался круче. Если учесть, что опускалось и дно, идти становилось сложнее. В конце концов, чтобы двигаться дальше, путники вынуждены были помогать себе руками - упираться. Верхние засыпали камнями нижних, и тем приходилось отклоняться в стороны. Замыкающему с его раной было по-своему тяжело, но он не подавал вида. И даже эти обстоятельства не снижали градус воодушевления.

"Труба", а вернее уже щель, закончилась абсолютно неожиданно. Сначала внизу исчез свет фонаря Андрея и остальные напряглись. Но потом в луче света того же фонаря показалась перевёрнутая голова первопроходца и послышался его скрипучий голос:

- Ну, что вы там застряли? Спускайтесь.

Беглецы по одному выбрались из щели - Пархоменко последним выехал спиной на камнях - и огляделись.

Они стояли на покатой, открытой с трёх сторон площадке, расположенной в торце продолговатого каменного зала. Поодаль слева и справа фонарь и факел высветили стены, смыкающиеся вверху готическим куполом. Позади была такая же стена с напоминающей гигантский рот щелью. Из неё ещё продолжали сыпаться мелкие камни. Большие застревали в жерле "трубы" и оставалось только удивляться, что к настоящему времени его ещё не засыпало. Впереди площадка спускалась к каменному дну пещеры, по которому журчал ручеёк. Дальше... Что было дальше, только угадывалось, потому что свет так далеко не проникал. Зато чувствовалось, как оттуда веет холодом.

- Добро пожаловать в Ад, - глядя во мрак, проскрипел первопроходец.

- Какой Ад? - Дугин подскочил к нему, схватил за плечи и преисполненный возбуждения поцеловал в лоб, - Какой Ад, упырышек? Это же... - он повернулся лицом к пещере, вскинул руки и заорал во всё горло, - Свобода!!!

Ещё не затихло эхо от крика, а Дугин уже бежал вниз по площадке к ручью. Девушки весело переглянулись и последовали за ним. Не стал задерживаться и Пархоменко.

А Андрей ещё постоял. Вначале его лицо оставалось привычно для новых знакомых бесстрастным, но потом вдруг разгладилось и явило добрую, совершенно искреннюю улыбку, с какой отец смотрит на своих расшалившихся ребятишек. Очень скоро, однако, эта улыбка уступила место постоянному выражению лица, так что остальные её не заметили. Неспешным шагом молодой человек направился в сторону шумной компании.

Его попутчики и в самом деле вели себя сейчас как дети. Добравшись до чистой проточной воды, они кинулись утолять жажду и умываться, и этот процесс сам собой превратился в форменное развлечение. Парни брызгали водой на девчат, а те визжали, держа оборону. Ожидая развязки, Андрей спокойно наблюдал за ними с "берега".

Отрезвление пришло очень скоро - разгорячённые было тела начали быстро мёрзнуть. Тогда же пришло понимание, что нельзя оставаться на месте. Источник тепла здесь отсутствовал, конвульсивные старания согреть себя самому давали временный результат, одежды на каждом был минимум, да и та, что имелась, сыростью жгла, как льдом. Трудно сказать, кто страдал от холода всего больше, невесело стало всем. Всё же, будучи оба босыми, молодые люди в силу соперничества между собой хорохорились перед девушками. Чтобы уравнять шансы, Пархоменко отдал свою футболку Екатерине...

На кратком совете решили больше тут не задерживаться и, не сговариваясь, двинулись в путь. Факел теперь отдали девчатам, чтобы они по очереди были ближе хоть к такому огню. Туесок забрал нести Дугин. Он встал вторым, а Пархоменко снова замыкающим. Андрей, как и прежде, шёл впереди и высвечивал дорогу фонарём.

Сложность дальнейшего движения можно было предполагать в целом, но к суровым частностям не был готов никто. От недавнего общего веселья остались лишь воспоминания - беглецы замкнулись каждый в себе, всё отчётливей понимая, как рано они взялись радоваться и как много им ещё предстоит.

* * *

Прошло немногим больше часа, как место с журчащим ручейком осталось позади, но впечатление было таким, что оно ещё где-то рядом. То ли зал оказался невероятно длинным, то ли шаг коротким, а выплывающий из мрака пейзаж практически не менялся: довольно высокие стены по сторонам, бесконечные камни под ногами и гнетущая неизвестность впереди. Только соседствующий с направлением пути ручей постепенно становился всё шире да слегка отклонялся вправо. Посматривая на него, прислушиваясь к шуму воды, все понимали - они продолжают спускаться. Это не прибавляло радости.

Куда-то улетучился и первоначальный энтузиазм от перспективы обретения такой желанной свободы. Мерзнущие тела непрерывно дрожали, кожа покрывалась грязью и ссадинами, на лица опустилась тяжёлая тень усталости и коварные штрихи сомнений, что достаточно сил. Все то и дело спотыкались, натыкались друг на друга, но единообразно и молча, как в связке единой страховкой, продолжали двигаться вперёд. За Андреем, который, не смотря ни на что, старался держать темп. К чести путников никто не просил о привале, хотя необходимость в нём становилась всё очевидней.

Постепенно обнаружилось, что обстановка меняется - свет выхватывал уже всё пространство вокруг. Стены сузились, купол над головами опустился значительно ниже, доступная ногам "тропа" начала взбираться вверх, а ручей сбежал в глубокую расщелину справа. Казалось, зал завершается конусом, вот-вот, впереди будет тупик и, беглецы неминуемо упрутся головами в глухой потолок. Но выяснить, что там дальше, не пришлось. На одном из уступов слева показался узкий вертикальный проём, манящий в себя пугающим мраком. Первопроходец смело направился к нему.

Внутри этого проёма пробирались друг за другом, боком, касаясь спиной и грудью шершавых стен. К тому же приходилось всё время подниматься, и это давалось с трудом. Было неудобно, колко, грязно и мерзко - на лицо садилась вязкая пыль, напоминающая паутину. Кто-то, отираясь, задел локтем голову следующего, тот, испугавшись, подался назад, кто-то вскрикнул, возникла давка...

Наконец, по одному они вывалились с другой стороны проёма - попадали друг на друга в отсутствии сил расползтись. Андрей подобрал выпавший из чьих-то рук факел и установил его перед собой между камнями, а фонарь из экономии батарей загасил. Высветилась небольшая пещерка, удивительно похожая на склеп. В стене напротив на уровне метра отсюда уходил узкий туннель. Что главное - здесь было тепло!

- Юлька, - сказал ещё не до конца отдышавшийся Дугин, - У тебя шикарный бюст.

- Руку сам уберёшь, или она у тебя лишняя?

- Злая ты...

Потихоньку принялись расползаться.

Грудь у Юли действительно была выдающейся. В той или иной степени в этом убедились уже все. Вряд ли, правда, кому, кроме Дугина, довелось оценить её непосредственно, но теперь положение стало серьёзным - блузка девушки на правом плече окончательно дорвалась.

- Снимай, - скомандовал ей Пархоменко.

- Что?!

- Снимай, говорю. Прилажу.

Девушка отнеслась к его предложению с недоверием, но подумала и всё же повернулась ко всем спиной...

Пока остальные занимались собой, Пархоменко пробил острым камнем четыре дырки в нужных местах на блузке, оторвал от своего трико лампас и скрепил им края ткани крест-накрест, как кроссовки шнурком. Получилось даже интересно.

- Ба, юниор! - прокашлял Дугин, - Не поменять ли тебе профессию?

- Заткнись, и тебе не придётся менять свою, - огрызнулся тот.

- Спасибо, Витя.

Юля потянулась к Пархоменко и благодарно погладила его больную руку.

- Ну, вы ещё поцелуйтесь! - тоскливо буркнул Дугин.

Спортсмен недвусмысленно повернулся к нему. Мог разразиться очередной конфликт, но его на корню пресёк Андрей.

- Значит так, - сказал он, - Хотите подраться - давайте, только не тут и без нас. Угробитесь и ради бога. Повторяю, мне на вас всех плевать. Но женщины, как я понимаю, желают всё-таки выжить и выйти, а для этого силы нужны. Предлагаю им подкрепиться, - он кивнул в сторону туеска, - Заодно и передохнём чуток. Идти ещё немерено...

Девушки, конечно же, поделились с парнями. Сухари и сахар пошли на ура.

- Спасибо, "жжженщины"! - не удержался глупо поддеть Дугин.

Юля решила промолчать, а Екатерина отстранённо заметила:

- Меня ещё женщиной никто не называл...

Андрей между тем к еде не притронулся. Он извлёк очередную капсулу, вложил её себе в рот, как прежде, откинул голову к стене, закрыл глаза и затих.

- Сам-то что не ешь? - спросил Пархоменко, - Тут ничего не останется.

- Не хочу, - был ответ, - Не тянет.

- Странно...

- А что у тебя за лекарство? - поинтересовалась Юля.

- Не знаю. Что-то гормональное. Сказали, тормозит процесс...

- Так что у него за хрень такая, кто-нибудь объяснит? - шёпотом встрял Дугин, - Он же весь сплошная короста!

Ему ответила Юля. Она тоже приглушила голос.

- Никто. Насколько мне известно, псориюс - одна из самых загадочных болезней. И не лечится. Сам себя регулирует: или качается по сезонам или сразу... - она не договорила, - Его можно только временно приглушать... Обычно любая клетка на коже человека через какое-то время отмирает и уступает место новой. Через неделю или месяц - точно не помню. Ты её смываешь просто. А тут процесс как бы резко ускоряется - новые клетки растут, а старые никуда не деваются. Накапливаются, понимаешь? И это зудит. Я видела у многих людей такое - они стесняются, прячут. Но там очаги, а бывает, - она развела руками, - вообще...

- Как у него?

Юля не ответила. Остальные перехватили её взгляд на Андрея - тот не шевелился.

- Эй, эй, убогий, очнись! - Дугин подсел к нему и брезгливо прикоснулся к плечу, - Слышь, ты чего?

Приблизились и остальные. Андрей открыл глаза, как проснулся, оглядел их. -

Что - поели? Давайте в путь. У нас мало времени.

И стал тяжело подниматься.

- Ну, ты даёшь...

- Андрей, мы шоколад приберегли на потом, - доложила Екатерина.

- Да мне всё равно. Хоть на потоп, - буркнул тот, и его качнуло.

Остальные переглянулись.

- Может, у него там в капсулах не лекарство, а какая какава с плантации? - шёпотом высказал версию Дугин.

Юля пожала плечами, а Пархоменко махнул рукой.

Тем временем первопроходец зажёг факел, включил свой фонарь и полез в тоннель. Парни подставили колени, по которым туда же проникли девушки. За ними с огнём отправился Дугин. Спортсмен привычно был последним.

Путешествие по тоннелю напомнило начальный этап пути, с той лишь разницей, что теперь он дольше длился, круче извивался и вёл всё выше вверх. На одном из прямых участков чуть не скатившийся вниз Пархоменко назвал его треком для занятий бобслеем. Дугин поправил, упомянув "бабслей", и позволил себе лишнего в отношении мягкой части тела девушки, ползущей на четвереньках впереди, за что его чувствительно лягнули в многострадальную грудь. После этого, кстати, он присмирел надолго. Впрочем, всем было не до смеха. Разве ж они отдохнули? Утешало лишь, что согрелись и даже перекусили маленько. А главное - держала вера в спасение. Не будь её...

Туннель вывел в более-менее обширное пространство, которое с течением времени снова сузилось и приобрело вид знакомого всем по картинкам в книжках "обычного" пещерного царства. Зал сменялся другим залом, коридор - другим коридором, подъёмы - узкие или широкие - спусками, и наоборот, и только камни под ногами оставались те же. Они, большие или мелкие, круглые или острые, сухие или сырые, но поистине нескончаемые, доставляли едва ли не самые большие неприятности. Передвигаться по ним было крайне тяжело, и это передвижение не могло быть быстрым.

Трудно сказать, кто из путников страдал больше. Синяков и ссадин-царапин не счесть было у каждого. Самым слабым казался Андрей, но этот удивительный человек с маниакальным упорством вёл остальных всё дальше, не обращая никакого внимания ни на них, то и дело готовых рухнуть без сил, ни на собственную усталость. Так и шли, в общем напряжённом безмолвии. Время от времени слышались лишь глухие вскрики, когда кто-то падал, или краткие ругательства, когда оступался.

Обстановка не могла не провоцировать уныние, а при случае и отчаяние. Всё же до сих пор до такого не доходило. Люди шли за Светом, жаждали выйти на свет и воспринимали окружающий мрак событием хоть и чрезвычайно скверным, но временным. Там, далеко впереди их ждала свобода! Однако теперь в их глазах можно было заметить тёмные пятна сомнений. Пока ещё мелкие, робкие они словно пробивали себе дорогу. Обнаружить другим их появление мог любой из идущих. И так получилось, что первый звонок озвучил не кто-нибудь, Дугин:

- Ёрш в пень моей соседки! - неожиданно осенило его, - Когда я вернусь, она же от ужаса тапки откинет!

- С чего бы? - отозвалась Юля, - Если между вами такая трепетная "любовь", она восторжествует. С новой силой, так сказать...

- Так ведь меня недавно похоронили!

Последняя реплика заставила каждого вздрогнуть и серьёзно задуматься.

- Господи! Моя мама... - простонала спустя минуту Екатерина.

- Да-а-а, - вторил ей Дугин, - Брательник рехнётся. Кореша в церковь потянутся. А у Дрыща случится запор. Отвечаю.

- Что будет?! - ужасаясь, хрипнул сзади Пархоменко, - Моя же беременная и уже вдовью долю примерила, на кладбище отревелась, фото в рамке стоит, а тут...

- Да-а-а, - повторил Дугин, - с нашим воскресением могилок может прибавиться.

- Выходит, - обернулась к нему на ходу Екатерина, - нельзя что ли возвращаться? Но ведь это же мы! И внешность нам не успели изменить!.. Слушайте, может, сначала подготовиться, ну, придумать что-нибудь нормальное? Мы же, якобы, погибли все вместе, одновременно, помните?

- Ну уж нет, - громко сказала идущая впереди Юля, - Я должна вернуться сразу. У меня дочка маленькая. Я тянуть не смогу... И потом, нельзя тянуть. Если кто-то забыл, с той минуты когда мы сбежали, нашим родственникам угрожает опасность. Да, Андрей?

- Да. Утром хватятся...

Екатерина охнула, а Дугин озвучил свою, фантастическую версию их возвращения в мир живых, версию для живых. Нужно сказать, дескать, на самом деле их похищали инопланетяне, только что там, у инопланетян, с ними творилось они не помнят. Дескать, в таком случае никого из близких не хватит удар. НЛО - это ведь уже обыденность... Пошутил Дугин или нет, но ему никто не ответил.

Дискуссия вообще прервалась, потому что каждый теперь был занят размышлениями о своём "воскрешении", которое, оказывается, грозит стать не таким безобидным, как думалось, и может сулить не только радость от встреч. По выходу на свет предстояло не шампанское пить, а срочно принять серьёзные меры для безопасности, и не только своей. Теперь они знали, на что способны их похитители, и догадывались, что побег создаёт совсем нешуточные проблемы. А хватит ли Там сил и ума бороться с такой страшной, отлаженной системой? Бороться, чтобы победить. А иначе - тогда зачем...

После того как была затронута эта тема, настроение у беглецов снизилось до нуля. Воодушевление, наполнившее в начале пути сердца оттого, что вырвались из плена, поблекло, казалось даже, исчезло совсем. Кто-то на ходу ронял слёзы, кто-то вслух матерился, кто-то, в случае если требовалось подать руку, чтобы помочь, проходил мимо, не замечая товарища вовсе, а кто-то чаще других стал оглядываться назад. Они словно разошлись на время, сейчас каждый был сам по себе и в себе.

* * *

Покинув эклектику ходов-переходов, путники миновали новый, уже третий по счёту бесконечный по протяжённости зал, на сей раз с колоннами, сплющенный сверху. Потолок здесь давил на тела и на души как пресс. Со знаком минуса он завораживал, угнетал и давил. Там, где не было необходимости, люди всё равно пригибались, словно невидимый владыка заставлял соблюдать в этой жуткой анфиладе подобающий этикет. Ко всему прочему в некоторых местах "пол" - массивные каменные плиты - пересекали длинные и глубокие трещины, в которые сверху оглушающими потоками шла вода.

Потом была очередная наклонная узкая щель, из которой выбрались в более-менее проходимый, разветвлённый пещерный лабиринт. Пришлось снова преодолевать спуски-подъёмы, крутые повороты...

Через какое-то время наткнулись на уютный грот с озерком, имеющим не каменный, а песчаный берег. Не веря глазам, беглецы попадали на него с ходу, как подкошенные. Попадали все, кроме Андрея. О том, что продолжает идти один, он и понял не сразу. Молодой человек оглянулся, лицо его исказила непонятная гримаса. Вернулся назад, присел, откинулся на спину. Послышался его скрипучий голос:

- Так и быть, отдохнём. Впереди ещё столько же.

Не было бы последней фразы... Но она прозвучала и послужила сигналом практически к хоровому стону. Екатерина заплакала.

- Упырок, я тебя задушу, - приглушённо отреагировал Дугин.

- Не задушишь. Без меня не найдёте дорогу.

Пархоменко принял сидячее положение.

- Что-то я не пойму. Эта твоя благодетельница снабдила тебя компасом что ли?

- Нет. Рассказала, как идти, какие смотреть приметы. Я запомнил.

- Нуда. А перед тем сама проделала весь этот путь туда и обратно. Не верю.

- Ага, чтобы проверить, проходим ли ещё, - добавил Дугин, - И подложила в конце сухари.

- Всё проще. Там, где мы вылезли из общей камеры, есть нормальный выход в контору. Дверь.

- Подтверждаю, - неожиданно сказала Юля, - Я тогда думала, показалось, но теперь уверена... Я заметила, ещё в самом начале, в одной из ниш, в темноте...

Дугин её перебил:

- И конечно, опасаясь за свою болезную шкуру, чтобы её берегли и ценили, о полученных подсказках ты нам не расскажешь? Секрет?

- Конечно.

Андрей достал свою коробочку и положил в рот капсулу.

- Тесей хренов!

- Кто-кто? - переспросил Пархоменко.

- О, юниор, так ты у нас ещё и безграмотный? Из яслей сразу на стадион погнали, мимо школы?.. Герой такой был, у древних, как их там, греков. Мифический. Он типа в плен попал, вот, как мы. И схавать его там должны были, монстр какой-то. А царская дочка в него влюбилась и дала клубок ниток, с помощью которого помогла сбежать.

- У тебя-то откуда такие обширные познания? Азбуку прочитал?

- Ага, с картинками. У меня маманя - учитель! Так что заткнись и не вякай, тупица.

- Дугин, ты меня достал...

Эту перепалку прекратил Андрей, хладнокровно и лаконично:

- Отдыхаем минут двадцать, не больше. Кто не успел - опоздал.

Выключил фонарь и закрыл глаза. Остальные посмотрели в его сторону, поворочались, принимая удобные позы, кто где, и тоже затихли. Терять попусту драгоценное время покоя казалось абсурдным. Усталые организмы отреагировали тотчас - беглецов сморил мёртвый сон. Дольше всех ему сопротивлялся Пархоменко. Возможно, его, спортсмена, пугала вероятность потери над собой контроля. Однако, в конце концов этот контроль всё-таки был утерян...

Удивительно, но спустя ровно двадцать минут, Андрей открыл глаза. Он полежал ещё немного без движения, а потом прислушался к непонятным звукам, исходящим оттуда, где лежала Екатерина. Вначале там возились, пыхтели и шумно дышали. Затем раздался её крик. Даже не крик, а ужасающий вопль с переливами, который сразу разбудил всех. Он быстро захлебнулся и послышался голос Дугина:

- Ну ты что, Катька? Я же только согреть...

Андрей включил фонарь.

- Тихо, тихо, дурёха... Ничего ж ещё не сделал...

Дугин прочно лежал на Екатерине, сдерживая её движения. Одна его рука была запущена далеко под футболку, другой он пытался зажать девушке рот. А та билась в конвульсиях, пытаясь визжать и задыхаясь одновременно. Заметив, что попал в центр внимания, парень исподлобья злобно огляделся вокруг и ослабил хватку.

- Что - любопытно стало, соратнички? Никогда такого не видели? Хренею с вас.

Екатерине удалось выскользнуть. Загребая пятками песок, она отползла от насильника в сторону, не спуская с него глаз, сама зажала себе рот, корчилась от истеричных рыданий и дрожала крупной дрожью.

- Не танцуй недотрогу, дура! Я же вижу тебя насквозь, - почти рычал на неё Дугин, сейчас похожий на зверя, и она содрогалась, - "Я ведь никогда-а-а с нелюби-и-имым"... Лажу лепила! По тебе ж поперёк видно, что под мужиками не раз была и теперь стопудово у кого-то на хлеб за работой мнёшься. Меня, Колю Дугина, не провести - ясно? Это ты вон туда втирай! - он махнул рукой в сторону зрителей и снова повернулся к ним, - Что вылупились? Моралисты туевы! Не знаете, зачем красивая баба мужику нужна? Да, я хотел её трахнуть! И что? Померла бы? Спасибо потом бы сказала! Люди этим от смерти спасаются, а бабы только крепчают. Азбуку дать почитать?..

Пока он таким образом изъяснялся, на лице Андрея не отразилось ни единой эмоции, Юля перебралась к Екатерине, обняла её за плечи и заботливо привлекла к себе, а Пархоменко, шатаясь, медленно вставал на ноги.

- Подонок... тогда не добил, сейчас кончу...

- Что ты там всплакнул? Драться собрался? - Дугин тоже поднялся, - Отличная идея, юниор! Только давай по дворовому кодексу - знаешь? До первой крови и лежачего не бить - идёт? Это я так, больше себе напоминаю. А то ведь прибью. Отвечаю.

На этот раз поединка было не избежать, и для одного из противников он грозил завершиться плачевно. Оба были слабы, но Дугин держался уверенней. Несмотря на это Пархоменко смело пошёл в бой. Пошатываясь, он принял почти боксёрскую стойку.

- Ну, давай, бей меня! - подзадорил его буян.

Пархоменко выдохнул и сделал удар, который со стороны выглядел, как снятый в замедленной съёмке - кулак плавно ушёл в воздух. Дугин, сам нетвёрдо стоявший на ногах, увернулся от него довольно легко. Последовал ещё один замах с тем же результатом. Потом ещё... Всё. Руки повисли, как плети. В ту же секунду буян выбросил вперёд ногу - Пархоменко рухнул на спину и остался лежать неподвижно. Из его носа потекла струйка крови. Не удержав равновесия, Дугин тоже упал, но сразу поднялся. Он шагнул к сопернику, нагнулся над ним и для устойчивости упёрся руками в колени.

- Вот что скажу: слабак ты, Витя. Всё геройство твоё не стоит одного психа моей придурочной соседки. И никакой ты не спортсмен, а продажный артист, как и вся твоя сучья команда. Тот самый туз с Пешки - я узнавал после разборки в гараже - содержит вас и имеет как хочет на подставных матчах, кураж ведёт и бабки гребёт, а вы ему продаётесь. Мои кореша-работяги честнее твоих "девочек" с мужскими именами и в полосатых трусиках на восемь кругов. Понял, салага? Строишь тут из себя...

Услышав это, обе девушки навострили уши. Екатерина даже перестала рыдать. А Андрей наоборот равнодушно отвернулся. В его глазах можно было заметить скуку. Дугин, видимо, её и заметил, потому что переключился на первопроходца.

- А ты что нос воротишь, упырок? С гнильцой ты, паря, и убогость твоя тут не в счёт. Я людей чувствую сквозь коросты. Паршивый ты изнутри, давить таких надо как тараканов... Смотри-ка - Свет! Великий учёный! Дерьмо... "Всё знаю, но вам не скажу"! Врёшь ты что-то. Терплю тебя только затем, чтобы вывел отсюда, запомни! - он помолчал и закончил, - Я тоже не ангел, зато праведника не играю. Всё.

Дугин устало опустился на песок у самого озера, зачерпнул воды и напился.

- Николай, - вдруг обратилась к нему Юля, - А как зовут этого спонсора Витиной команды?

- А хрен его... Брательник говорил, Мороха что ли. Не помню.

Юля мгновенно изменилась в лице. А Екатерина неожиданно вскрикнула и зажала рот рукой. Дугин обернулся.

- Ну что опять? Не трогаю же уже, - он присмотрелся, - Или знаком этот туз?

С отчаянием в глазах Екатерина отрицательно замотала головой, но потом всё ж кивнула. Юля с изумлением уставилась на неё, потом перевела взгляд на Дугина. Тот скривился, будто раскусил горошину перца.

- Никак пользователь твой, красавица? Я прав был?.. Коне-е-ечно. Там бабок как слюней у бульдога. А мы, значит, рылом не вышли. Ещё бы!

Екатерина снова собралась зареветь.

- Ты спишь с ним, - строго сказала Юля, одновременно и спрашивая и утверждая.

- Да! Да! Да! Да! - в истерике закричала девушка, - Сплю! Спала, если это так волнует! Вам-то какое дело? Вы мне кто? Я вас ненавижу!

- О, наш человек!

Все повернули головы и посмотрели на молчавшего до сих пор Андрея. Лицо его искажала мерзкая улыбка.

- Отвянь, убогий. Не видишь - девчонку колбасит.

- Не лез бы на неё - не колбасило, - подал голос лежащий Пархоменко.

Он тоже всё видел и слышал. Дугин резко обернулся.

- А тебе, сморчок, голос не давали!

- Тихо! - вдруг рявкнула Юля так, что все вздрогнули, Дугин в том числе, выдержала угрожающую паузу и уже спокойным голосом обратилась к Екатерине, - Скажи, ты с ним правда... за деньги?

- "Страх-то какой! - вызывающим тоном и с блеском в мокрых глазах ответила девушка, - Удила закусила и в галоп". Сама ж говорила: что необычного, эка невидаль, в чистом, на чистом! - потом сбавила тон и опустила голову, - У меня мама больная, беспомощная, только лежит, почти не встаёт много лет уже. Сердце. Я её очень люблю, не могу без неё... а она без меня... Нам денег всегда не хватало. Чтобы учиться где-то, я не могла и мечтать. Устроилась в клининговую фирму, офисы, дома убирала. Однажды вечером возвращалась с работы на попутке, водитель меня изнасиловал...

Все почему-то посмотрели на Дугина. Тот сплюнул и тихо выругался. А Екатерина продолжала:

- Я заявлять не стала, испугалась. Потом подружилась с мальчиком, он служил и погиб... Потом как-то совсем трудно стало, а тут... Ко мне раньше многие приставали, предлагали всякое, но я держалась. Пока к одному из клиентов фирмы не попала. Он старый, добрый и щедрый был. Потом его женатый сын... Я ушла от него сразу, как позвал Владимир Борисович. Туда, в Пешки к нему приезжала. А он выручал нас с мамой, я смогла даже сиделку нанять. Лекарства стала покупать хорошие... Скажите, за что меня нужно презирать? Кому я сделала плохо?

Все молчали.

- Владимир Борисович обещал, что не бросит, обеспечит потом на будущее и всё такое. Он очень милый. Клянусь, ни о каких там подставных матчах я ничего не знала. Вообще не лезла в его дела...

- "Дела"! - хмыкнула Юля, - Эта сволочь крутит такие дела, глядя на которые безделье нужно почесть за святость.

- Что ты говоришь! Как ты мо...

- Я его дочь. От одной из первых наложниц.

Теперь все изумлённо глядели на Юлю.

- Владимир Борисович - твой отец??? - удивлению Екатерины не было предела.

- Да... Только признал он это далеко не сразу. Когда мать уже умерла... - Юля смахнула слезу, - Мы в нищете жили, и я до последнего о настоящем отце понятия не имела. А всего, что имею теперь, достигла сама. У меня свой бизнес... Было время, заплатила кое-кому, выяснила правду, собрала доказательства. Этот подонок сначала пытался со свету сжить - не вышло, я всё как надо продумала. С тех пор он вынужден терпеть моё существование, под старость даже подлизываться начал, а я знать его не желаю, козла!

- Юль, бедненькая, как же это... - сочувственно прошептала Екатерина и опомнилась, - Значит, в любое время он может выбросить и меня??

- Уже выбросил.

Это было сказано знакомым скрипучим голосом из-за фонаря.

- Нет, я не могу поверить! - тряхнула головой красавица, поднимая руки к вискам.

- Наивно думать, что твоё неверие имеет значение. Это факт, детка, и он не зависит от веры. Вас всех выбросили из жизни, под корень, только вы этого ещё не поняли. Из гаражей, команд, бизнеса, спален... пока. Вас ожидают заботы и новые страхи - не приведи Господь. Возвратитесь, с такими сюрпризами познакомитесь - ошалеете. Рабство раем покажется, - не давая слушателям опомниться, Андрей совершил над собой усилие, поднялся и взял фонарь, - Ну что - ещё никто не пожалел, что променял обеспеченную неволю на призрак какой-то свободы? Кто хочет вернуться - вперёд. Может, успеете. Дорога известна... Лично я пошёл дальше. И так много времени с вами потерял впустую.

- Андрюха, постой, - зашевелился Пархоменко, - Выходит, всё это Мороха устроил?

- А я знаю? - донеслось уже откуда-то из глубины, - Почему нет. Судя по вашим рассказам, фрукт ещё тот. Толстосум, авантюрист... Вполне возможно, один из членов "эрмитажного" клуба. Могу предположить, проигрался он там конкретно. Вот и решил рассчитаться, заказав для кредитора новых рабов. Сильно не думал - зацепил тех, кто рядом. И тех, от кого неплохо б избавиться.

- Да с девчонками ясно всё. Почему именно я? И Дуга.

- Мало ли. Сам помысли. Засветились, наверное, где-то. Тебе так сам Бог велел...

Немного помедлив, поднялся Дугин. Он подошёл к Екатерине и протянул руку, чтобы взять её подмышки - та отшатнулась.

- Идём, недотрога. Да не кочевряжься, не обижу. Помочь хотел.

Уходя, девушка несколько раз оглянулась назад, туда, откуда они пришли.

Последней грот покинула Юля. Но сначала она подошла к воде, сосредоточенно о чём-то подумала и отчаянно, будто от избавляясь от наваждения, умылась.
* * *

Как бы ни были беглецы истощены, короткий отдых и эмоциональные события в гроте придали новые силы, которых хватило надолго, часа на полтора. Но всё же теперь группа двигалась значительно медленней, чем вначале. Мало того, постепенно это движение ещё больше замедлялось. По естественным причинам иначе и быть не могло.

Поглядывая на спину первопроходца, каждый из путников догадывался: сказав на последнем привале "впереди ещё столько же", он слукавил - середина пути уже позади. В противном случае на вторую половину потребовалось бы времени вдвое больше. Не хотел, чтобы они расслаблялись. Но если слукавил, то непонятно, зачем шёл тогда сам. Потому что, видно было, быстрее всего силы покидали именно его. Остальные могли ещё восполнять энергию за счёт своего здоровья, хоть как-то, а он будто таял.

- Не дотянет, - уверенно предсказал Дугин на одном из переходов, - Не увидит света наш Свет. Отвечаю.

- Как же мы без него? - шептала Екатерина.

- Да как "как" - пешком. Чуйка куда надо выведет...

На самом деле с "куда надо" у беглецов теперь было вовсе не так ясно и определённо, как прежде. Они об этом умалчивали, но предательское сомнение пускало ростки самостоятельно, и выкорчевать его с корнем не находилось способа. Каждый упорно возвращался к думам о том, правильно ли он поступил, избрав рывок на свободу. Нынешние физические страдания - усталость, голод, холод, раны - воспринимались уже не вынужденными, а доставленными самому себе, по собственной воле, как вериги у фанатика. Или не по воле - по глупости.

Так ли тяжело было перетерпеть в камере ночь, а утром выразить покорность и готовность служить какому-то там господину? Так ли ужасна сама по себе эта служба, которая по определению не должна содержать невозможного? Так ли необходимо было пускаться в этот небывало трудный путь с пониманием, что его вполне можно не одолеть и погибнуть, оставшись непогребённым? Так ли обрадует возвращение, неизбежно влекущее вслед за собой множество серьёзнейших проблем, обоснованных страхов и опять же, реальную перспективу смерти, причём не только твоей...

- "А в тюрьме сейчас ужин, макаро-о-оны", - зачем-то выдал Дугин перл из знаменитой кинокомедии.

Наверное, он хотел поднять настроение, но идущую рядом Екатерину эта шутка только расстроила, а Юля вообще обошла парочку и догнала Пархоменко. Мысли о еде у всех давно уже граничили с мыслями о помешательстве. Однако червь голода оказался бесцеремонно потревожен. Ни настроения, ни энтузиазма путникам он не прибавил...

Постепенно всё больше поднимались вверх - вертикальные переходы встречались чаще. Взбирались, подсаживали друг друга, подтягивались, обессиленные, опрокидывались на спину, перекатывались. Преодолевали каменные баррикады и водные преграды, ползли по тоннелям и протискивались в щели, балансировали по карнизам... Угольки от сгоревшего факела давно уже оставили где-то позади и сейчас ориентировались только по лучу от фонаря, в который установили запасные батарейки... Туесок с половинкой плитки шоколада болтался за юлиной спиной.

Очередное объёмное пространство встретили со вздохами облегчения. Объём, правда, был условным - скорее, они попали в широкий и длинный коридор, из-за протяжённости поднимающийся почти незаметно, достаточно сырой, зато украшенный разнообразными подземными скульптурами. Измождённые беглецы передвигались по нему как тени среди кулис сюрреалистического спектакля, в безмолвии и мрачных думах. Где-то здесь они могут очередной раз споткнуться, упасть и не встать уже никогда...

- Это сталактит, - сказал Дугин.

Он поравнялся с Пархоменко, который, неловко ступил, угодил под висящий сверху нарост и теперь с какой-то философской отрешённостью смотрел на его оконечность снизу, выгнув спину на бугре под собой.

- Не жди. Не упадёт. На сталагмит грудью с разбегу напрыгнуть вернее будет.

Заслышав это, остановились и обернулись идущие впереди. Пархоменко очнулся.

- Спасибо. После тебя, - прохрипел он и стал выбираться.

- Расслабься, юниор. Так и быть, даю тебе фору. А отгадаешь, что такое сталагнат - вообще помогу - ускорение на старте придам.

- Слов-то умных набрался... Маманя-учитель в остатки мозга впечатала?

- Не угадал. Подружка у меня была. Студентка. Пещерами увлекалась, вот и... Она мне ночами такую спелеологию преподавала!..

- А она тебе случайно про эту пещеру ничего не давала? - поинтересовалась Юля.

Все настороженно притихли. Дугин отрицательно помотал головой.

- Она говорила, что в наших краях пещерами даже не пахнет.

Андрей ухмыльнулся и первым продолжил путь. Остальные тоже двинулись дальше.

Превозмогая боль в ноге, Пархоменко нагнал Дугина.

- Что - про сталагнат осенило?

- Нет, хочу поговорить... Зачем вы тогда нашего парня забили? Мало ему досталось от ваших бешеных псов?

- Следи за базаром, юниор. Не забили, а жизни учили.

- Забили. Он потом в больнице скончался.

- Ну так с лепилы и спрашивай. Мы-то причём, если вы там такие хилые все.

- Так зачем?

- Чтобы место знал! Нехрен было пальцы гнуть на чужой территории.

- На какой территории? Кто решил, что она только ваша?

Дугин приготовился сказать что-то резкое, но идущие перед ними девушки стали беспокойно оборачиваться, и он снизил тон:

- Я тебе приведу один убойный аргУмент, коллега, а ты попробуй его догнать. Компренэ? Назови мне хотя бы один случай, когда наши ребята пробили себе тропу через ваш стадион. Через ваш грёбаный стадион - забыл уточнить, простите.

- Ну ты сравнил. Он же - собственность! Получи разрешение и ходи себе на здоровье.

- Какая разница, есть бумага или нет? Ты же не ставишь свою машину в чужом дворе на стоянку. Камикадзе что ли? Не тупи, юниор.

- Ненавижу автомобили, - вдруг сказала Екатерина.

А Юля рассудительно пояснила через плечо:

- Николай, в законе есть правило сервитута. Оно регулирует гражданские отношения, касательно мест общего пользования...

- Да накашлять мне на этот ваш закон, если ему до меня, до народа нет дела! Куда ни ткнись, только вяжут людей по рукам и ногам, - Дугин отмахнулся от Юли и заинтересованно переключился на Екатерину, - Что-что ты там сказанула, Катюха?

- Что слышал! - с чувством выпалила та, - Терпеть не могу! Вместе с водителями.

- Это ты нарочно? Мне, Коле Дугину, чтоб досадить? Или у тебя снова истерика?

- Кать, ты чего? - спросила Юля.

- А того! Ты тут о законе сказала... Какой закон, если он против меня? Я, например, обожаю ходить пешком, в машину сажусь, только когда далеко или по необходимости, и покупать её даже не собираюсь. Мне машины не надо! Как многим другим тоже, между прочим. Которые тоже не имеют голоса. Я с болью смотрю, что дорог вокруг становится всё больше и больше, а мест, где можно пройти человеку, меньше. Посмотри, ведь в городе всё только для них, для автомобилей. А меня, пешехода, кто-нибудь спрашивал: хочу ли я, чтобы вот здесь проложили асфальт с разметкой или убрали переход? Я такая же жительница города, как тот, кто желает ездить. У меня тоже есть права. Я хочу наоборот, чтобы меньше, чтобы воздуха больше... А слушают только его, потому что, видите ли, у него есть автомобиль. И он, подлец, ведёт себя с пешеходом подло. И чиновник всегда на его стороне, потому что сам почти не ходит пешком... Ненавижу!

- Вот радость - слушать бабскую дурь, - проворчал обескураженно Дугин.

И тут все умолкли, прислушавшись к незнакомому звуку. Звук действительно был им незнаком - идущий впереди Андрей смеялся. Смеялся впервые с тех пор, как с ним встретились. Они ведь ни единой улыбки на его лице не видели, а его голос почти всегда отличался бесстрастием. Он противно скрипел. Теперь же по какой-то причине этот человек противно смеялся. По-настоящему, искренне, но негромко, с каким-то присвистом и невероятно отвратительно. Невозможность видеть лицо пугала - казалось, впереди шёл злой дух...

Наваждение отпустило, когда этот жуткий смех прекратился, а сам первопроходец покачнулся и стал заваливаться вбок. Путники переглянулись и поспешили подхватить его под руки. Андрей немного постоял, не дыша, потом вздохнул, как впервые в жизни, сказал "не надо, я сам", освободился от чужих рук и упрямо шагнул дальше вперёд. Его качало. Путники снова переглянулись.

- Хана скоро нашему Тесею. Кончается, - тихо сказал Дугин, - И чердак уже повело.

Они продолжили движение. А где-то через пару минут Андрей заговорил. Шёл и, не оборачиваясь, говорил, как лекцию читал, словно за ним толпились малосведущие последователи культа. И голос был снова бесстрастным. Разве что на порядок слабее. И шатало его сильнее прежнего.

- Эти люди... Гордые и смелые, они не знают, что они жалкие и глупые. У них предел понимания очевидного. Им не дано. Будучи рабами, они считают себя свободными, гуляя на воле, видят повсюду клеть. Им комфортно в своих заблуждениях. Ради химер они устанавливают принципы, которые сами же нарушают, беспрестанно глумясь над личным пространством других, и находя оправдание тому, кто топчет их собственное. Они украшают свои ошейники стразами, садятся на диету, чтобы влезть в кандалы. А когда с них снимают оковы, зачем-то стремятся к новой свободе, на которой клеймо: "новый плен"... Вы думаете, выйдя из этой пещеры, минуете судьбу невольников и обретёте былое счастье. Наивные. Всё не так. Когда вас похитили, вы были уже рабами. Слепыми щенками вы тыкались мордами в стены своей конуры, а принимали её за вселенную. Вы ползали по чужим спинам и съедали чужую еду, а называли это правом выбора. Вы гадили друг на друга, находя объяснения, а не знали, что гадить-то больше некуда. Вы считали себя самостоятельными, а не замечали, что к вашим ногам привязаны нитки. Вы говорили о справедливости и гуманизме, а на самом деле просто боролись за жизнь... Человечество развивается по пути прогресса? Если так, оно вынуждено платить за это чудовищную цену. Пещерный житель был свободнее нашего современника во сто крат. Он чаще думал о пропитании, зато, чтобы насытиться, мог убить кого угодно, не спрашивая лицензию. У него не было обогревателя, зато, чтобы согреться, он мог сжечь любое дерево по пути. Он обходился без адвоката, зато, наказав обидчика, не рисковал стать подсудимым из-за того что превысил пределы необходимой самообороны. Бедный крестьянин служил феодалу - и что? Ему жилось вольнее нас, если подумать... Все мы, рождаясь, кому-то служим. Демократия - чепуха. Там, где люди живут сообща, власть объективно необходима, иначе хаос, а всем надо всеми править невозможно. И встроиться в систему избранных - "я тоже хочу" - нельзя просто так. Вождя и жреца сменяют касты попов и правителей, за ними идёт жандарм и тугой кошелёк. Дальше больше, и вот уже целые толпы чиновников сидят в кабинетах, расписывая как по нотам каждый твой шаг. Каждый! Документы, справки, документы о справках, справки о документах... Датчики, камеры слежения, чипы под кожей, а в будущем - абсолютный, тотальный учёт и контроль... Кто-то всерьёз ещё мечтает о балансе интересов? Служили, служим и в дальше путы зависимости будут только крепчать... Как говорит Николай, обещаю. Кого-то шокирует дурная ревность к территории у гаражей его и его корешей? Меня - нет. Люди ищут свободы от других людей в новых тюрьмах за новыми заборами. И будут искать, чем дальше, тем горячей. Потом внутри гаража межи понаставят. Много ли вы знаете о своих соседях по дому? Скажите об этом предку, он вас не поймёт. Так что, Виктор, твоё возмущение бесперспективно. Как и Екатерины против машин. Законы писать не перестанут, напротив. А с ними у вас будет становиться как раз всё меньше и меньше прав. Заборы, заборы, заборы... Свобода. Каждый из вас наивно думает, что сбежав, её возвращает. Увы, она вас не ждёт. Рабыня Екатерина идёт, чтобы ублажать в постели богатого нелюбимого старца, потом следующего, это её судьба. Раб Николай - чтобы снова копейки считать за рулём, пока машина цела, другого не светит. Раб Виктор - чтобы по-прежнему продаваться на стадионе, дороги в большой спорт у него уже нет. Рабыня Юля - тут ещё проще - чтобы создать новую чью-то рабу из собственной дочки, а бизнес - его уже надёжно прибрали к чужим рукам, без возврата... "Нет, я теперь заживу по-другому!" - вам хочется думать. А я скажу так: не будет у вас жизни. Если до рассвета успеем, не словят на выходе, дай Бог вам скрепиться и хотя бы тайно проведать могилы родных. Цветы ещё свежи будут, земля сырой, печеньки, конфетки. Ну а там не возьмут - впереди ждут только бега. И можете быть уверены, не надолго вас хватит. Система налажена, хозяева знают в ней толк. А потом за городом случится очередная авария с жертвами, которые едва опознать, и вместо вас в одиночках появятся новые постояльцы, кандидаты в невольники... Сам не знаю, но слышал, жалоб от них, от тех, кто смирился, не поступало. А что - полный пансион: еда, одежда, ночлег, даже медобслуживание и какая-то зарплата. Никаких забот о завтрашнем дне, а в перспективе - расположение господина, возможность увидеть близких, новые документы на руки и вольный наём. Как лучше жить - там, где о тебе хоть так заботятся и худо-бедно обеспечивают, потому что Своё, или на придуманной воле, где вокруг, куда ни ступи, всё чужое - это посмотреть ещё надо.

Андрей замолчал и медленно повернулся назад. Они давно уже стояли на одном месте. И он, и они, безмолвные, слушали, глядя ему в затылок, осыпанный белой крошкой. Теперь увидели его лицо. Оно было бесстрастным, как маска, и безжизненно бледным, гораздо бледнее, чем прежде.

- А ты? - с трудом прохрипел Пархоменко.

- А я ненавижу людей... За всю жизнь я не встретил ни одного двуногого, который сказал бы мне доброе, ласковое слово, а тем более полюбил. Наоборот, терпел унижения. Меня сторонились, боялись, презирали, отталкивали или просто отворачивались с отвращением. Редко жалели, часто желали исчезнуть. Ещё чаще использовали, я уже говорил. Никто не подавал мне руки - брезговали. Я не человек, изгой, прокажённый. Упырок, да? Для меня и таких, как я, нет места среди вас на земле... Моя болезнь неизлечима, я знаю, форма такая. Знаю и то, что у меня она достигла критической стадии. Слышал, читал: в этом случае всё быстро становится хуже и наступает летальный исход. Я жду его скоро. А к солнцу пошёл, чтобы умереть под солнцем. Не бойтесь, дойду... И вас доведу.

* * *

Дальнейший путь проходил почти в полном молчании. Беглецы были потрясены словами Андрея и думали только над тем, что он им сказал. На сильнейшую усталость, как гиря, легло беспросветное отчаяние. Оно сквозило во всех глазах. Казалось, люди начали терять смысл какого-либо движения вообще. Увеличилось расстояние между ними, заметно медленней и короче стал их шаг.

Екатерина неоднократно оступалась и падала. И сама опускалась на камни, плакала или безучастно смотрела в точку. Каждый раз кто-нибудь буквально заставлял её подняться, а то поднимал силком. Тогда она послушно брела за погонщиком, за руку или самостоятельно, не глядя, куда идёт. Всё чаще она тихо звала свою маму.

Юля выглядела ничем не лучше. Разница была лишь в том, что помощи она не дожидалась и продолжала путь, заставляя себя встать сама. Зачем - похоже, уже не знала. Порой она тоже заливалась слезами, и тогда можно было услышать, как она разговаривает со своей дочкой и просит у неё прощения.

Пархоменко сильно хромал. Он и так-то выглядел неважно ещё с самого начала, а теперь и подавно. Сторонний наблюдатель вряд ли признал бы, что перед ним спортсмен. Время от времени парня что-то уводило в сторону - он словно бы отключался. И только уткнувшись в препятствие, постояв, возвращался в реальность.

Дугин, напротив, верного пути не оставлял. Однако ему было чрезвычайно плохо. И больно - одна из рук постоянно прижималась к груди, с которой не сходила гематома. Полоса на спине от удара плетью успела затянуться и потерять первичную корку, отчего из вновь потревоженной раны в некоторых местах сочилась кровь.

У всех до крови были сбиты руки и ноги. Особенно у парней - они шли босиком. А их нижняя и единственная одежда, джинсы у одного и тренировочные штаны у другого, изорвалась. Девушки в этом смысле от них не отличались - на обеих болталась сущая рвань. Разве что обувь сохранилась.

В сравнении с остальными Андрей выглядел приличнее всех. Но он был очень слаб, и казалось удивительным, что рука этого худенького человека-тени ещё в силах держать фонарь. Его неустанно шатало из стороны в сторону, а многие промежутки пути он преодолевал с полузакрытыми глазами, будто вёл его за собой кто-то невидимый. Нет, никакого невидимки конечно не было, ему самому приходилось держать правильную дорогу...

Путники снова преодолевали пещерный лабиринт, петляя в его закоулках. Теперь они стали меньше в размерах и ещё сильнее сокращали темп движения, заставляя всё чаще не идти, а ползти, где как придётся. Временами беглецы утыкались друг в друга и замирали, вписываясь в пейзаж застывшей шеренгой непонятных фигур. А если учесть, что путь в основном был направлен к поверхности, шеренга зачастую потом не растягивалась, а разваливалась комками...

На одной из ровных площадок, среди известковых наростов и разбросанных там и сям луж Андрей упал на колени и отпустил руку с фонаря, который "встал" рядом. Сзади в него врезался лбом Дугин, отчего они оба упали. Держась за Дугина, к нему притянулась Екатерина. Не разбирая дороги, прямо по ним перебралась Юля и затихла с другой стороны. Последним со стоном подполз Пархоменко.

- Отдохнём, - объявил Андрей о неизбежном.

Он направил слабеющий луч фонаря вверх, осветив нависающую над ними поверхность. Гурьбой пробежали и исчезли громадные тени. Всё стихло.

- Мы здесь... - позвала вдруг Екатерина слабым голосом, - Сюда... Мы здесь...

Взглянули на неё. Екатерина лежала на спине, головой на правом бедре Дугина. Глаза у неё были закрыты.

- Мы здесь... Сюда... - в беспамятстве продолжала она бормотать.

- Глюки, - с трудом фокусируя взгляд на девушке, констатировал Дугин.

- Сейчас, - выдохнул Пархоменко.

Он опустился к лужице, благо достаточно было лишь наклонить голову, набрал в рот воды и, подтянувшись руками, прыснул ею на лицо Екатерины. Её глаза приоткрылись.

- Где я? - спросила она.

Дугин положил свою лапищу на лоб девушки и разгладил её красивые волосы.

- Всё, Катюха. Придётся мне теперь на тебе жениться. Хоть ты, как все бабы, дура, мне было с тобой хорошо.

Екатерина непонимающе повернула к нему лицо, а он продолжал её заботливо гладить.

- Брехло, - прохрипел Пархоменко, - Не слушай его, Кать. Он шутит.

У Дугина, видимо, не было сил вступать в перепалку, а девушка продолжала смотреть на него, не мигая, так, будто видела в первый раз.

- Там у вас, помнится, шоколад оставался, - обнаружил себя Андрей, - Самое время...

Обнаружил, потому что оказался одновременно частью под Дугиным, частью под Юлей. Первый даже не пошевелился, а вторая сползла с чужих ног в сторонку и послушно извлекла из туеска остатки лакомства. Шоколад разломили на всех, но Андрей опять отказался. Свободную дольку по умолчанию оставили Юле.

- Я согласна, ребята, - неожиданно сказала она, - Согласна стать невольницей.

Екатерина, похоже, не услышала это вообще. Дугин неопределённо мотнул над ней головой, качнувшись как пьяный. Андрей свою голову приподнял. А Пархоменко наоборот - обречённо уронил на руки, но перед этим горько признал:

- Я тоже. Пусть уже забирают.

Андрей затуманенным взором посмотрел на него, теперь неподвижного, на отстранённых Дугина с Екатериной, и снова повернулся к Юле.

- Мне нужно было с самого начала так поступить... Жалко, что поняла не сразу.

- Поняла что? - спросил он.

Вместо ответа девушка всхлипнула, но сдержалась и промолчала. А потом скрутилась калачиком где-то рядом...

- Знаешь, - сказала она, когда слушать её уже было некому, - Ты прав. Быть в услужении кому-то вовсе не так плохо. И не так страшно как кажется. Думая каждый день как в этом мире выжить, человек ведь только страдает, мучается и принимает за собственный выбор по сути сущую ерунду. А когда голова об этом занята не у него, а у его хозяина, чем хуже? Наоборот: о тебе беспокоятся, потому что ты всё-таки нужен, раз взяли, ты обязательно накормлен, одет и совершенно уверен в завтрашнем дне, потому что обеспечен работой, тебе не нужно её искать. Служи себе верно - и даруют бОльшие милости, ведь им самим это выгодно... Чтобы стать тем кем стала, я столько пережила, рассказать - не поверишь. С самого дна выбиралась, расталкивала других, кусала, дралась, зализывала раны и снова цеплялась, чтобы чего-то достичь. И чего в итоге достигла? У меня мелкий бизнес, дающий иллюзию самостоятельности, но готовый в любой момент рухнуть из-за обстоятельств, которые всегда, всегда, всегда сильнее меня. А если упаду, мне будет гораздо больнее, чем тому, кто и того не имеет. Меня же так и взяли сюда, на страхе всё потерять. Ночью - звонок, мол, пожарная сигнализация сработала, я и помчалась к магазину, как дура... Ты прав, думая о том, что свободны, мы пребываем в самообмане. На самом деле мы крепко все связаны и служим друг другу везде и всегда, давим друг друга и подчиняем. Вон, Катя, разве она свободна? А Витя, добрый и благородный Витя, на деле не вольный спортсмен - обычный слуга паршивого дельца. И Коля, гордец и борец, за место своё сражается - у него ж повсюду враги, даже соседка. С ершом в своём пне... Наивно считая себя вольными, мы не хотим признаться, что вечно служим кому-то другому. А чтобы уцелеть, сами обречены топтать друг друга, строить и заставлять жить по нашим правилам. И дело не в бесчеловечности - в неизбежности... Кто-то сказал: всё дальше и дальше люди от Рая. Я не знаю, как там в Раю, но мне кажется, здесь, где мы есть, это Ад... У одного зарубежного исполнителя - обожаю его голос - есть песня. Там в переводе такие слова:

"Виденье-призрак появилось на шоссе,

Я встретил женщину идущую ко мне.

Её лицо было знакомо, как моё,

И я смотрел, немея в страхе, на неё

Сквозь отражение своё в стекле.

И в свете фар приблизившись ко мне,

Она склонилась и промолвила: "Сынок,

Что делаешь ты здесь? Могильный срок

Прервала я, волнуясь за тебя".

И я ответил: "Мама, прибыл я сюда,

Продать себя в долине славы и наград".

Она сказала: "Сын, это дорога в ад"...

- Душевно поёшь, сестрёнка.

Это сказал Дугин. Он был единственным, кто дослушал Юлю до конца. От начала ли - неизвестно.

- Засиделись мы тут. Не по делу.

Он пошевелился. Из руки соседа выпала коробочка с лекарством.

- Слышь, Тесей хренов, куда дальше ползти?

Андрей никак не отреагировал. Дугин подобрал коробочку и заглянул внутрь.

- Что за дрянь ты глотаешь? Сдаётся, не помогает она тебе, а наоборот... А, Юлька, как думаешь?

Девушка с трудом приподняла качающуюся голову.

- Я говорю, эта штука гробит его. Отвечаю. Смотри, заглотил и опять вырубился. И ещё одна осталась, последняя... Что делать будем? Без него из этого грёбаного лабиринта не выберемся. Может, спрятать? Типа закончилось...

Не дождавшись ответа, он бросил ей коробочку.

- Возьми. У тебя хоть карман есть целый.

Юля безучастно убрала лекарство.

- А зачем куда-то ещё идти? - чуть слышно пробормотала девушка, - Он сказал, это где-то рядом... Нас здесь найдут. Нас уже ищут. Мы напрасно... Бессмысленно спорить с судьбой. Наше будущее было ясным сразу...

Она уронила голову, потеряв последние силы.

Дугин ошалело выпучил глаза и стал по очереди глядеть на своих товарищей, будто только сейчас их увидел, каждого: Андрея, похожего на мертвеца, свернувшуюся калачиком Юлю, Пархоменко, уткнувшегося лицом в землю возле лужицы, безмятежно спящую на его бедре Екатерину... Это продолжалось с минуту. Потом он зажмурился как от приступа сильной боли, вскинул руки и стиснул ими голову, словно хотел раздавить. А потом зарычал на всю пещеру:

- Нееет!!!..

Никто даже не пошевелился. Только Андрей дёрнулся, посмотрел на исступлённо рычащего соседа из-под полуоткрытых век и криво улыбнулся. Эта улыбка остановила крик Дугина. Теперь всё теми же выпученными глазами он наблюдал, как Андрей тяжело перекатился на бок, затем встал на четвереньки и - невероятно - сумел подняться на ноги. Качнуло, но устоял. Немного подождал, удерживая равновесие. И, шатаясь из стороны в сторону, медленно двинулся вперёд мизерными шагами.

- Нет, - сказал Дугин тихо и повторил, как убеждая самого себя, - Нет, я не сдамся... Я, Дугин, не сдамся! - крикнул он в постепенно исчезающую в темноте спину Андрея и завозился, расталкивая остальных, - Вставайте, вы, ну же!.. Пошли, он уходит!... Вы что, согласились стать рабами? Что, правда? Вы что, охренели?!..

Никто не отвечал. Поддаваясь толчкам, люди безвольно переваливались и оставались лежать в вынужденных позах, как будто были мертвы.

- Хорош валяться, придурки! Сейчас он уйдёт и станет совсем темно - как выбираться будем? Чуток ведь остался...

Ещё какое-то время он безуспешно расталкивал товарищей. А когда, наконец, дошло, что никто не может сдвинуться с места самостоятельно, громко выругался и, словно обращаясь к кому-то неизвестному, прорычал в темноту:

- Хрен вы меня возьмёте, сволочи! Я всё равно не сдамся! А если уже поджидаете там, наверху, готовьтесь, глотки грызть буду! Помру, но рабом не стану! Не для того я живу на свете, - он снова оглядел лежащих и уже спокойнее произнёс, - Ладно, мальчики и девочки, подотрите сопли. Коля Дугин двужильный. Он вам поможет... Убогий, сбавь обороты! Спринтер, ёрш в пень...

Первой на пути была Юля. Дугин взвалил её на спину и, кряхтя, потащил на себе как мешок. Ноги подкашивались от тяжести, вынуждая при движении опираться на одну из рук, другой он держал ношу. Так, с остановками чтобы отдышаться, он почти добрался до Андрея, который отдыхал на каком-то выступе. Пытался опустить аккуратно, получилось - сбросил. Целомудренно поправил на ней задравшуюся блузку. Выдохнул:

- Респект, сестрёнка. Не знаю, как там твой бизнес, но грудь у тебя - волшебная!

И, пошатываясь, пошёл обратно.

Следующей была Екатерина. Дугин расправил плечи и взял её, более лёгкую, на руки. Так и нёс, посматривая на лицо перед собой, красивое даже сейчас. Не уронил ни разу, хотя каждый шаг давался с огромным трудом, а богатые волосы девушки метало от его дыхания как порывами ветра.

- Ты, Катюха... не гунди... что лапаю, - с расстановкой говорил он ей, пока нёс, - Тут по-другому никак. И потом... мужику о бабе... кое-что надо знать заранее... раз уж мне в жёны намылилась... Хошь, не хошь, а... намылилась. Я сказал!

Последнего тащить на себе было немыслимо. Пархоменко выглядел покрупнее спасателя. Поэтому Дугин просто тащил его волоком, держа подмышками и продвигаясь на корточках или на коленях вперёд спиной. Перед тем пытался привести в чувство, бил по щекам - бесполезно. Потому оставался один вариант.

- Слабак, - ворчал Дугин по пути, - Наверное, только в спортзале через козла сильно и прыгаешь... Ты очухивайся давай. Что мне тебя, козлопрыга, так и тащить всю дорогу?.. Или тебе задорную песенку спеть?.. А хочешь, скажу что такое сталагнат? Это когда оно сверху и снизу одновременно. Если что, поза такая в "Камасутре" имеется...

Потом был второй переход. Потом ещё и ещё...

Эти завершающие совсем короткие метры они преодолевали не меньше часа. Андрей с фонарём эпизодически пробирался вперёд и падал где-нибудь на возвышении, а Дугин подтаскивал остальных, по одному, каждый раз возвращаясь обратно. С него стекал вязкий, смешанный с грязью пот, на ногах и руках сочилась кровь из ссадин, скованные мышцы согнули пальцы в крючки, глаза давно уже почти ничего не видели, а дыхание превратилось в трубные переливы сипа. И если где-то в его теле ещё держалась жизнь, то это было сердце. Оно не стучало - билось в отбитой груди парня колоколом. Недвижные, обессиленные беглецы сквозь туман забытья его слышали, чувствовали, но не могли ответить. И может только благодаря ему в их сердцах всё ещё продолжал тлеть маленький уголёк надежды. Дугин методично перетаскивал каждого на новое место и возвращался за следующим, снова полз к прежнему и волок дальше. Несмотря на нечеловеческую усталость, он упрямо тащил своих товарищей вперёд, к желанному свету свободы.

"Коль предо мною заструится

Нить Ариадны, возгоржусь.

Я верой в чудо озарюсь

И научусь ему молиться..."

ШАГ ТРЕТИЙ

Дугин не сразу понял, что им больше некуда идти. Натолкнувшись на неподвижного Андрея, он оставил одну девушку и отправился за другой. Сюда вёл прямой, но узкий тоннель и продвижение по нему требовало чрезвычайных усилий. Он уже мало что ощущал - действовал, как автомат, который вот-вот скрипнет в последний раз от засилия ржавчины и остановится навсегда.

Втащив за собой Пархоменко, он наконец переключил внимание на первопроходца.

- Убогий, ты там ещё жив?

- Почти.

- Я расстроен.

Стоя на коленях возле Екатерины, Дугин приноровился подтянуть её на себя для нового перехода.

- Так что сидишь?

- А мы пришли. Это конец пути, Дугин.

Спасатель недоумённо огляделся. Они находились в замкнутом пространстве.

- Не понял. Мы что - в тупике???.. Ты сбился?

Андрей молча толкнул к нему фонарь. Обеими руками, так как пальцы не гнулись, Дугин взял его и посветил в темноту. Действительно, впереди была стена. И по сторонам. И сзади - над отверстием, из которого сюда проникли. В отчаянии Дугин ещё несколько раз прочертил лучом вокруг себя... И присмотрелся. Он подполз к противоположной стене поближе, прикоснулся к ней тыльной стороной ладони и осенённый страшной догадкой в необычайном волнении произнёс:

- Так это же...

- Да.

В ту же секунду вспыхнул свет - под потолком загорелась знакомая тусклая лампа. Они находились в камере, из которой несколько часов назад начали свой побег. В той же самой камере, только вход в тоннель, откуда они сюда проникли, открылся в стене с другой стороны от двери.

Потревоженные неожиданным освещением зашевелились остальные беглецы. Щурясь и прикрывая руками глаза, они оживали, меняли положение и озирались.

Екатерина охнула и стала заваливаться на бок. Пархоменко её удержал.

- Вот и хорошо, - прошептал он в какой-то прострации, - Вот наконец мы и станем невольниками...

- Всё было напрасно, - потерянно вторила ему Юля, - Потому что это судьба...

- Но так не бывает! - изумлённо произнёс Дугин, зачем-то уставившись в свои ладони, - Я же... Мы же... Это ж как в муху по пьяни веслом угодить!

- Как видишь, бывает, - бесстрастно сказал Андрей и, помолчав, добавил, - Не всё правда, что я вам рассказал.

Беглецы по очереди повернули к нему лица. Сейчас он сидел в том же, "своём" углу и ровно в той же позе - поджав к себе колени. Таким, каким они увидели его ушедшим вечером в первый раз. Один к одному, только выглядел на десять порядков хуже.

- Что он сказал? Что это значит? - непонимающе спросила Екатерина за всех.

- Это значит, что очередной этап протокола успешно завершён. Вскоре вас ждут одиночки, а затем снова общая камера. Но повторюсь: повторно сюда почти никто ещё не возвращался. После первых двух пунктов отсюда уже выползают не люди.

Юля прикрыла губы руками.

- Андрюша... ты кто?

Андрей неприятно ухмыльнулся.

- Я тот, кто вас здесь собрал. И тот, кто неплохо знает, как быстро и качественно сделать из бывших людей, страдающих заблуждением, что они свободны, идеальных рабов. Перед вами старший этого колоритного заведения, руководитель специального центра подготовки невольников.

- Как же так? Нет... Ты же был с нами!?

- Это всего лишь пункт. Одна из моих разработок. Как видите, бьющая прямо в цель. А это - мои ребята.

Лязгнула и распахнулась дверь. В камеру вошёл и застыл, навис горой знакомый всем Мамонт. За ним показались кто-то ещё. Наступила мёртвая тишина...

Сколько прошло времени - минута, больше? Сколько бы ни было, пленники осознали главное, и дальше произошло то, что предвидел только один. Головы потеряли опору, без того опущенные плечи потянулись как магнитом вниз, люди вставали на четвереньки.

- Мой господин, я твой раб. Делай со мной что хочешь, - прохрипел Пархоменко и тихо завыл.

- Мой господин, я твоя... твоя... я твоя... - начала Екатерина, но руки девушки подкосились в локтях и она упала без чувств на пол.

- Мой господин... - рыкнул Дугин сквозь зубы, - Ты победил, упыр...

Его брови сдвинулись, глаза с силой зажмурились, по шраму на щеке покатилась слеза.

Юля подползла к Андрею, сложила как в мольбе руки и подняла к нему озарённое этой мольбой лицо.

- Мой господин, я твоя раба! Я исполню всё, что потребуется! Всё! Всё абсолютно! Только, пожалуйста, не трогай мою доченьку! Пусть она Там живёт! Прошу тебя! Она ведь тебе не нужна! Делай со мной что хо... - она исступлённо зарыдала.

В ответ прозвучало сухое и безапелляционное, как щелчок кнута:

- Верни мне капсулу!

Унимая судороги, девушка поискала у себя карман и вынула коробочку. Андрей взял её, приоткрыл, обратно закрыл и поглядел куда-то вверх над собой.

- Прости, - шмыгая, оправдываясь, быстро заговорила Юля, - Мы посчитали, что это лекарство не помогает тебе, а наоборот убивает. Мы видели, что... Решили, тебе без него будет лучше. Мы не хотели тебе навредить и обидеть. Совсем нет. Прости.

- Говоришь, думали, что убивает? - Андрей повертел капсулу в пальцах, глядя с невесёлой ухмылкой попеременно то на неё, то на девушку, - Правильно думали...

Неизвестно, слышали ли его остальные - Пархоменко, словно не в себе, сидел, качаясь и поддерживая безмолвную и безучастную ко всему Екатерину. Но Юля и Дугин сейчас не просто слушали, а полностью обратились в слух.

- ...Так и есть. Тут не лекарство, а яд. Я специально заказал медленнодействующий, и это - последняя доза. Через несколько минут я умру.

Андрей вдруг тепло подмигнул Дугину и улыбнулся Юле необыкновенно милой, детской улыбкой, тонкими пальцами удивительно ласково коснулся её мокрых щёк. Таким они его никогда не видели. Оба замерли в изумлении.

В следующее мгновение на его лицо резко вернулось жестокое в своём бесстрастии выражение. Капсула исчезла во рту - на шее дёрнулся кадык. Андрей обнял колени руками, откинул голову к стене и закрыл глаза.

- Вы не ошиблись, эта штука меня убивает... Правда в том, что очень скоро я и так должен погибнуть - процесс убыстряется, болезнь прогрессирует день ото дня. Ещё несколько месяцев, может чуть больше... Зараза покроет тело практически полностью, потом почти одновременно рассыпятся кости, покинет сознание, и от меня останется горстка белесого песка... Я всего лишь решил опередить это событие, только рассчитал и растянул его на уже известный вам срок. И соединил с выполнением миссии, с новой партией, с вами. Как видите, миссия выполнена, вы - готовый товар, я - готов уходить... Только отныне я всегда буду с вами. Вы будете чувствовать меня до конца дней своих.

Юля и Дугин переглянулись.

- Я ненавижу вас. Всех, кто считает себя людьми, ненавижу. Потому что вы все и всю жизнь ненавидели меня... Там, в институте я ещё держался - был свой мирок, относительно замкнутый и привычный. Когда пошли склоки, меня действительно пытались сманить, а за отказ отправили сюда. Только на самом деле это было два года назад, не недавно... Нелюди быстро поняли, что промахнулись с идеей. А потом хорошо подумали и попросили возглавить сам центр. О лучшем способе мести двуногим я не мог и мечтать. С тех пор я здесь, и итоги работы моей идеальны. На каждом, кто выходил отсюда, можно смело ставить знак качества. Кстати, я предлагал. Отказали...

Он замолчал. Показалось, уже навсегда. Охранники в дверях засопели. Дугин оглянулся на них и сполз израненной спиной на пол, оставив на стене кровавый след. А Юля, насколько хватало оставшихся сил, от них заметалась. В крайнем волнении, словно пытаясь найти защиту, она прижалась сначала к ногам своего господина, а затем и к нему всему. Заметив, что охранники стоят как стояли, будто чего-то ждут, девушка вопросительно заглянула в неподвижное лицо Андрея. Осторожно сняла с него очки. Потом приблизилась и коснулась его губ своими губами.

- Ты не можешь так, - прошептала она, - Это не правда! Лучше забери меня с собой...

Его губы разомкнулись, и девушка отшатнулась. Из уже почти мёртвого тела послышался знакомый, отвратительный, но заметно слабеющий скрип:

- Никто не трогал твою дочь, остальным скажи тоже, пусть не переживают. И вас не хоронили... С Морохой разберётесь сами, если захотите. Когда поступил заказ, я выкупил вашу партию целиком, чтоб спасти. Вы - мои, и я заранее знал, что долго держать не стану. Только и мне и вам нужна была эта ночь. Зачем - надеюсь, поймёте. А вы... Скоро вас выведут к свету, к вашей "свободе". Оставят там. И можете идти...

Он замолчал надолго.

Девушку аккуратно отстранили. Охранники бережно вынесли бесчувственное тело умершего.

Потом выносили пленников, по одному. Когда унесли последнего, в камере медленно загасили свет.

* * *

День только начинался, и первые беспечные лучи солнца задорно дразнили всё вокруг. От лёгкого ветерка, как от щекотки, шуршала трава и шелестели листья, весело щебетали птицы и мурлыкала вода в ручьях.

В этот ранний час на крутом изгибе загородного шоссе показался неприметный микроавтобус. Он остановился у пригорка, на котором суетливо просыпались разноцветные полевые цветы. Из микроавтобуса вышли шесть человек: двое в чёрном и четверо светловолосых с повязками на глазах. Вместе они сошли с трассы, обогнули пригорок и спустились к широкой реке на живописной песчаный берег. Отсюда те что в чёрном отправились обратно к машине. Когда они скрылись, оставшиеся спустили повязки с глаз.

Пока осматривались, по берегу со стороны ближайшей роскошной виллы к ним направились двое в аккуратных костюмчиках с бэйджами. Они решительно сократили расстояние до прибывших и встали, уперев руки в бока.

- Мать твою! - выругался один, - Когда уже приберут к рукам всех этих люмпенов... Полезным трудом надо заниматься. На благо Людей! Слышите, свободные граждане? А не ёрзать где вздумается без разрешения.

- Вы чьих будете, уроды? - презрительно бросил другой, - Валите отсюда, пока не пустили на вас собак! Это частная территория! Считаю до трёх. Время пошло...

Покрытые грязью и кровью как загаром, все сплошь в ранах и ссадинах, едва прикрытые жалкими остатками порванной в клочья одежды, прибывшие молча, почти не двигаясь, стояли напротив и сурово смотрели на церберов.

С одного края - круглолицый парень с атлетическим торсом в бахроме от прежнего трико как в набедренной повязке, и с искажённым лицом - одну из ног он слегка поджимал.

Рядом с ним - удивительно красивая даже сейчас девушка с каноничной фигурой и богатыми волосами, в футболке длиной до бедра, изорванной напрочь, и с недобрым оскалом на лице.

Её приобнимал рукой второй парень, крепкий, жилистый, со шрамом, в разновеликих тряпицах от бывших джинсов. Другой рукой он держался за грудь. На его скулах танцевали желваки.

И ещё одна девушка - в сущем решете от былой одежды, с прямым, спокойным, уверенным взглядом огромных глаз, сомкнутыми в нить губами и решительно до белизны сжатыми кулачками.

- Ёрш! - злобно процедил сквозь зубы один из них, - Сдаётся, сейчас кто-то разучится считать. Навсегда. Отвечаю.

И в следующий миг все звуки вокруг заглушил страшный рёв четырёх сорвавшихся с места в едином порыве людей...

"Когда же Минотавр простится

И скажет вдруг "Иди!", пойму -

Не я у монстра был в плену,

А он во мне всю жизнь томится..."

* окончание в наименовании недуга изменено намеренно

* мелодия темы по версии автора - https://xmusik.me/s/2507636-Kris_Ri_-_Doroga_v_ad/ (в тексте частично цитируется один из вариантов перевода)

* постграфы - единое стихотворение, авторское

И.Г. Мордовцев, повесть "Минотавр. Исход", май 2017

НАВЕРХ