Литература и жизнь
Поиск по сайту

На Главную
Статьи современных авторов
Художественные произведения
Библиотека
История Европы и Америки XIX-XX вв
Как мы делали этот сайт
Форум и Гостевая
Полезные ссылки
Статьи на заказ



Монастыри и храмы Северо-запада



Адам Райский. Из ниоткуда в никуда..?

И любовь, такое чудо,
К нам приходит ниоткуда,
А уходит, а уходит в никуда.
Ким Рыжов.

Читатель стой! Прежде чем заплатить свои кровные в кассу за случайно прихваченную с полки книжонку, пробеги глазами обращение от автора. Быть может, это поможет вам сохранить свои деньги.

От автора:

Читатель! Автор просто умоляет вернуть вас на место этот роман. Неужели вас не насторожил претенциознийший и пошлейший псевдоним автора? А название? Ведь, сочинив название романа из двух слов и предлогов, автор умудрился обокрасть сразу несколько классиков.

Ну, уж о содержании романа и говорить не приходится. Автор честно предупреждает вас, дорогой читатель, что роман ни в коем случае нельзя использовать в качестве путеводителя или справочника, потому что он крайне вольно обращается с названиями городов и улиц и, прочитав в романе, скажем, название ресторана и его месторасположение вы вполне можете найти по этому адресу химчистку. Кроме того, автор категорически заявляет о том, что все персонажи романа вымышлены, и их случайное сходство с кем-либо из живших или ныне здравствующих реальных людей является игрой случая.

Автор, также, постоянно путается в датах и легко может спутать временные рамки происходящих в романе событий, с реальными. Сочиняя этот роман, автор вполне отдает себе отчет о том, в какой ужас придут случайно прочитавшие его дипломаты и штукатуры, представители спецслужб и сантехники, гинекологи и водители, артисты и банкиры, художники и саперы, военные и сексопатологи, и просто, эрудированные читатели, уличая автора в вопиющей некомпетентности и скудоумии. Именно поэтому, автор укрылся за столь одиозным псевдонимом. Ибо, кому хочется быть мишенью для стрельбы несвежими продуктами птицеводства и растениеводства?

В таком случае, читатель вправе задать вопрос: почему автор, прекрасно осознавая свою некомпетентность, все же написал этот роман? Что это? Болезненная страсть графомана, жажда славы или меркантильный интерес?

Увы, читатель, это и то, и другое, и третье. Но дорогой друг, при всем том, что автора можно обвинить во всех смертных грехах, все же в честности ему не откажешь и у вас еще есть возможность сэкономить время и деньги. Если же мои увещевания были напрасны, тогда что ж, переворачивайте страницу и знакомьтесь с главным героем.

Часть 1
ПОРУЧИК

Меня зовут Андрей Зимин. Я начальник охраны посольства Российской Федерации во Франции и в данный момент нахожусь в городе Париже по адресу: 40 - 50 бульвар Ланн. Мне двадцать шесть лет и я - капитан Погранвойск.

Собственно, капитаном я стал позавчера, а вчера я, с друзьями, как полагается, обмыл это радостное событие. Правда, из-за отсутствия звездочек опускать в стакан было нечего, но это не умалило торжественности и значимости мероприятия. Конечно, при большом желании можно было поискать звездочки на Блошином рынке, где, как известно, можно найти все, от шнурков с ботинок Людовика XIV, до образцов лунного грунта, но я озадачиваться не стал и накрыл скромный столик в своей однокомнатной служебной квартирке, в жилой части посольского комплекса.

Помимо моих коллег, поздравить меня пришли завхоз посольства, повар и несколько дружески настроенных дипломатов. Отметился даже мой шеф, офицер безопасности посольства - высокого роста полковник ФСБ предпенсионного возраста. Пожелав мне здоровья и дальнейших успехов по службе, шеф тактично ушел, напомнив, однако напоследок, о благоразумии и умеренности. С уходом шефа вечеринка приобрела характер дружеской попойки, но за рамки приличия не вышла. Основной постулат посольской жизни: "Пить можно - быть пьяным нельзя" никто не нарушил. До того, как стать капитаном я, естественно, был старшим лейтенантом, то есть поручиком. Отсюда и название первой части романа. Впрочем, надо бы обо всем по порядку.

Глава первая

Родился я в славном городе М-ске, что раскинулся по обе стороны седого Урала, в азиатской его части. Отец мой - инженер-строитель, мать - учительница математики в старших классах. Родители мои принадлежали к числу последних романтиков - строителей социализма и кочевали то в знойных степях Средней Азии, то на просторах Сибирской тайги, не задерживаясь на одном месте более двух, трех лет. Ребенком я был поздним и желанным. Мое рождение года на полтора приковало родителей к родному городу, а затем и я присоединился к их скитаниям.

Начиная с пятилетнего возраста, при очередном переезде и обустройстве на новом месте, родители подкидывали меня к бабушке с дедушкой по материнской линии. Дед был ведущим столяром-модельщиком на металлургическом комбинате, очень прилично зарабатывал, а кроме того в свободное время изготавливал дефицитную в то время мебель. На дедовы диваны, комоды и шкафы очередь, из городских ответработников, выстраивалась на годы вперед.

Большой кирпичный дом деда стоял на левом берегу Урала. К дому прилегал участок в двенадцать соток с садом и огородом, а так же, с большим двухэтажным деревянным сараем, на первом этаже которого располагалась столярная мастерская деда, а на втором этаже сушилась древесина. Под сараем находился погреб с бочками вкуснейшей квашеной капусты, огурцов и помидоров. Вообще, дом деда был полной чашей. Помимо мамы, самой старшей, в семье деда имелось еще двое сыновей и дочка. Дяди мои были уже взрослыми, жили отдельно и имели свои семьи, а вот младшая мамина сестра Ирина, обогнала меня всего на десять лет. Бабушка работала бухгалтером в жилконторе, заниматься мной, ей особенно было некогда, и роль моей няньки, в основном, выполняла Ирина.

Со стороны отца, к моменту моего появления на свет, было всего два родственника: бабушка и прабабушка. Дед по отцу умер, когда отцу исполнилось девять лет. Сказались раны, полученные в войну. А прадед, командир танкового батальона, погиб в финскую, штурмуя линию Маннергейма. Бабушка и прабабушка жили в однокомнатной квартире пятиэтажного дома неподалеку от дома деда. Когда в пятилетнем возрасте моя тетушка приводила меня к ним в гости, прабабушка доставала из своего окованного жестью сундука конфету, которая по твердости оставляла далеко за собой гранит и базальт, приближаясь к заветной десятке по шкале Мооса, и вручала ее мне.

Пока бабушка и тетя накрывали на стол, прабабушка рассказывала мне о своих родителях. Увы, детская память не сохранила ничего, кроме того, что все мужчины в их роду были инженерами еще при царях и что мы с самими Трубецкими родня. Кто такие эти "сами Трубецкие" я тогда и понятия не имел. Прабабушка умерла в возрасте девяноста шести лет, а четыре года спустя умерла и бабушка.

Дорогой читатель! Вопреки своему желанию автор вынужден вмешаться в повествование своего героя, опасаясь, что вы заснете уже на второй странице. Но, видите ли, в чем дело, не зная некоторых подробностей из детства и ранней юности моего героя, вам будет сложно понять побудительные мотивы его действий в дальнейшем. Вот блин! Какой же я умный, такую сентенцию выдал, едва самого не стошнило. А главное, как оригинально и свежо!

В общем, так, читатель, можешь смело пролистывать страниц этак двадцать-тридцать, ничего не потеряешь. Именно так я и поступил в молодости, когда отец посоветовал мне начинать читать "Войну и мир". Заблудившись умом в первом же художественном отступлении Великого Зануды, я в дальнейшем, безжалостно их пролистывал, следя лишь за сюжетом. Таким образом, я одолел ее за неполных два дня. Правда потом, через несколько лет, перечитывая Великий Роман, я с наслаждением смаковал именно эти описания природы и философские отступления, ведь сюжет романа был мне уже известен. А наиболее продвинутые читатели, вообще читают только самую последнюю страницу, и сразу становиться все ясно! Короче, дорогой читатель, книга твоя - поступай, как хочешь, а я клятвенно обещаю больше не мешать моему герою.

В школу я пошел в небольшом поселке на севере, теперь уже дружественного, Казахстана и за одиннадцать лет сменил их, пять раз. Пятый класс пришелся на очередной переезд родителей. Учебный год уже начался. Пятые классы в соседней школе были переполнены и тетушка, с большим трудом записала меня в класс с углубленным изучением французского языка. Мама, узнав об этом, сильно расстроилась. Она хотела, чтобы я изучал английский. Отец же, напротив, одобрил французский. Французские классики были его любимыми писателями.

- Будешь читать классиков в подлиннике сын, сказал тогда отец и мама смирилась.

Отец был страстным книголюбом. Серьезная часть семейного бюджета уходила на книги, отец умудрялся подписываться почти на все приложения к "Огоньку". Надо ли говорить о том, что его любовь к книгам перешла ко мне по наследству?

Ну, а тогда, в пятом классе, бразды моего воспитания целиком и полностью находились в руках тетушки. Тетю, ввиду не такой уж большой разницы в возрасте, я звал по имени. Она была высоченной, носила короткую мальчишескую стрижку, да и характер у нее был мальчишеский. Тетя была волейболисткой. На работе она где-то числилась, а на самом деле играла в волейбол за знаменитую уральскую команду и заочно училась в физкультурном институте. Несмотря на занятость, она находила время следить за моим гардеробом, таскала меня в парикмахерскую, чтобы сделать ультрамодную стрижку и брала с собой на тренировки.

По вечерам, иногда, мы играли с ней в шашки и сражения за доской нередко перерастали в бои на подушках, за что нам обоим перепадало от бабушки. И, в общем, было жуть как здорово!

Три последующих года я проучился в городе за полярным кругом, в школе, где французского языка не было, и по решению родителей я изучал его самостоятельно, обложившись учебниками и самоучителями. Годовые экзамены по французскому, я сдавал на каникулах в М-ске, едва-едва натягивая на слабую четверку.

Получив, наконец, в Заполярье двухкомнатную квартиру, родители мои решили покончить со странствиями и, сумели-таки, с доплатой обменять ее на двухкомнатную хрущебу в небольшом городишке, в ста с лишним километрах от Москвы по трассе Москва - Пекин. Переехали мы к концу лета. Отец устроился главным инженером в местное СМУ, а мама - преподавателем математики в школу. Накупив материалов, мы с отцом почти месяц изготавливали книжные полки и ему впервые удалось полностью разместить свою библиотеку.

К тому времени, я уже вдоль и поперек пересек африканскую саванну, прерии и леса Америки, откопал сокровища всех пиратов и промыл все золото Аляски. Перейдя на более взрослую литературу, я наугад выдергивал какой-нибудь том из многочисленных собраний сочинений. Так случайно, я прочел "Жерминаль" Золя. Книга потрясла меня до глубины души, и я несколько недель находился под сильнейшим впечатлением.

Отец обучил меня скорочтению, и к концу школы я прочел практически всю его библиотеку, причем некоторые книги перечитывал неоднократно.

- Учись читать, ведя взглядом по центру страницы, - говорил отец, - а боковым зрением захватывай начала и концы предложений. Скорость чтения зависит не от того, как быстро ты водишь глазами по буквам, а от того, насколько быстро увиденная тобой информация усваивается твоим мозгом. Есть люди, способные за секунды прочитать и запомнить несколько страниц телефонного справочника.

Сам отец читал абзацами. Наблюдая со стороны за его чтением можно было подумать, что он просто, не спеша перелистывает страницы.

В новой, на сей раз окончательно последней, школе я адаптировался довольно легко. Витька Быстров, мой сосед по парте, оказался мальчишкой простым и дружелюбным. В первый же день, спросив, есть ли у меня велосипед, предложил вместе покататься после уроков. Он же познакомил меня с Женькой Старостиным. Женька был школьной спортивной звездой. Рослый и хорошо развитый физически, он вполне заслуженно занимал место капитана в футбольной, баскетбольной и волейбольной сборной команде школы. С математикой у него дела обстояли похуже, и возможность списывать домашние задания у сына математички показалась Женьке привлекательной, что и положило начало нашему общению.

Сам я учился неплохо, как и подобает сыну учительницы, но больших маминых ожиданий в математике не оправдал. Несмотря на многочисленные мамины попытки увлечь меня миром цифр, я оставался к ним довольно равнодушным, отдавая предпочтение физике, литературе и истории и мамина мечта сделать из меня великого математика медленно и печально скончалась.

Благодаря Женьке и Витьке я стал активным посетителем спортзала. Правда, успехи мои в игровых видах спорта были более чем скромные, даже в волейбольной сборной школы я числился на скамейке запасных.

В конце учебы в девятом классе, школу охватила эпидемия настольного тенниса. В теннис играли везде. На лабораторных столах в кабинетах химии и физики в перерывах между уроками, на полу в школьных коридорах, ну и, конечно, в спортзале на настоящем столе. У Женьки от спортзала имелся свой ключ, физкультурник под личную Женькину ответственность разрешал нам играть в теннис после уроков. Само собой разумеется, что и в теннисе Женька был непобедимым чемпионом. Как обычно, игра была на вылет и, проявив способности к ней с самого начала, Женька постоянно набирал форму, безвылазно играя по два - три часа. Мне же, приходилось иногда по часу ждать своей очереди. Естественно, шансы были неравными.

С наступлением школьных каникул мое увлечение настольным теннисом не пропало. Я даже купил книжку - пособие по нему. Школьный спортзал на каникулы был закрыт и я уговорил отца привезти с работы лист ДСП и несколько брусков. Стол я решил сделать во дворе. Отец сомневался в моей затее, опасаясь, что ДСП после первого же дождя превратится в труху. Закопав столбы и обвязав их брусками, я уложил крышку стола. Чтобы ДСП не размокло при дожде, я дважды пропитал его горячей олифой. Уходя домой, я тщательно укрывал стол парниковой пленкой.

Сосед по подъезду, Игорь, бывший младше меня на год, узнав о моей затее, стал активным моим помощником. Когда олифа высохла, я обрезал лист по размерам, тщательно прошпаклевал его нитрошпатлевкой и зачистил наждачной бумагой. Погода нам благоприятствовала. Было тихо и солнечно, краска нанесенная валиком легла ровно и высохла быстро. Стол был готов. Увидев результаты наших трудов, родители выделили нам деньги на покупку сетки, ракеток и шариков.

Сказать по-честному, наша первая с Игорем игра меня сильно разочаровала. Я играл плохо, а Игорь и вообще не умел держать ракетку в руке. К сожалению, Женька и Витька на каникулы укатили к родным, и другого партнера у меня не было. Приходилось обучать Игоря тому, что умел сам.

На второй или на третий день наших тренировок к столу подошел взрослый, лет двадцати, парень из соседнего дома. От парня попахивало спиртным.

- А ну, пацан, дай пару раз ударить, - сказал парень Игорю.

Взяв в руки ракетку, парень высоко подбросил шарик и, неуловимым движением руки сильно закрутив его, послал на мою половину. Ударившись о стол, шарик подскочил сантиметра на два, и бешено вращаясь, снова покатился по столу. Я не успел даже глазом моргнуть.

- Во! Не разучился еще, - сказал парень, - ладно, давай подам попроще!

На вторую подачу среагировать я успел и кое- как переправил шарик на его половину. Парень крутанул ракеткой и шарик, покрутившись на верхнем краю сетки, скатился на мою половину.

- Значит так, пацаны, я сегодня выпивши, а завтра вечерком приду, поучу вас, если конечно хотите.

Мы с Игорем яростно закивали головами. Так у нас появился тренер. Парень, его звали Стас, занимался с нами два - три раза в неделю по вечерам. Он был кандидатом в мастера спорта по настольному теннису и оказался неплохим наставником. Днем мы с Игорем отрабатывали приемы, которые Стас показывал нам на тренировке. За лето мы сильно поднаторели, и хотя Игорь выиграл у меня всего пару партий, которые я уступил ему для поднятия духа, доведись ему играть с Женькой, я бы поставил на него.

Наши занятия теннисом прекратились в середине августа. Нет, стол не размыло дождями. Просто однажды утром, проснувшись, я увидел вместо стола только столбики. Какие-то добрые люди увели крышку стола и бруски для своих хозяйственных нужд. Погоревав, мы с Игорем решили не восстанавливать пропажу - до начала занятий в школе оставалась всего пара недель.

Никогда я еще не ожидал начала занятий в школе, как это было в десятом классе! И, конечно же, причиной тому была не жажда знаний. В первый же день после уроков, мы все дружно ринулись в спортзал. Женька, естественно был первым, а я оказался на очереди шестым. Женька играл в своей обычной манере далеко от стола, длинными красивыми ударами. Я вспомнил, как ругал меня Стас за такую манеру игры.

- Так играют только пенсионеры в домах отдыха, - говорил он, - держись над столом, играй не вдоль стола, а поперек.

Наконец, настала моя очередь. Женька с царским видом уступил мне подачу. Сильно подкручивая шарик, я послал его на Женькину половину, с расчетом, чтобы он ударился об нее как можно ближе к сетке. Из пяти подач Женька чудом взял только одну и одну запорол я сам. Удивление на его лице стоило многого. Проиграв четыре очка на своей подаче, Женька окончательно разозлился, стал мазать и сдал мне партию с разгромным счетом.

- Контровая! - объявил Женька, и очередь согласно закивала головами.

Посмотреть на контровую собрался весь спортзал. И те, кто поднимал в углу штангу, и те, кто занимался на турнике. Несмотря на то, что Женька был максимально осторожен и аккуратен я не выпустил его из пятерки и, проиграв последнее очко, Женька в сердцах швырнул ракетку на пол и выбежал из спортзала. Проигрывать Женька не привык и дулся на меня целых два дня, пока я не рассказал ему, как нас с Игорем тренировал Стас.

- Ну, теперь все понятно, с таким тренером и дурак научится, - пробурчал Женька, и мир был восстановлен.

Так я стал чемпионом школы по настольному теннису и к ее окончанию, выиграв несколько соревнований, получил первый юношеский разряд.

За время учебы в десятом классе в моей жизни произошло два серьезных события. В ноябре, в М-ске от инсульта скончался дед. Родители меня на похороны не взяли и улетели в М-ск одни. После похорон деда огромный дом с участком осиротел, и бабушка с тетей не в силах были одни справляться с большим хозяйством. На семейном совете было решено дом продать, а на вырученные деньги купить тете квартиру в Москве. Тетю давно приглашали в один из столичных спортивных клубов, проблема была только с квартирой. Тетя купила небольшую двушку в кирпичном одиннадцатиэтажном доме в Ясенево, недалеко от кинотеатра "Ханой". Бабушка переехала жить к старшему сыну в его трехкомнатную квартиру.

Второе событие касалось лично меня. Я вдруг выяснил, что у меня есть Самолюбие. Случилось это внезапно, в школе, на большой перемене. Выйдя из школьного туалета, я заметил, что у меня на кроссовке развязался шнурок. Школьный коридор в этом месте сворачивал под прямым углом. Наклонившись, чтобы завязать шнурок, я вдруг услышал за углом голоса. Разговаривали два моих лучших друга - Женька и Витька.

- Ты что сегодня после уроков делаешь? - спросил Женькин голос.

- Да, надо велик починить,- сказал Витька,- цепь порвалась, надо три звена сменить. Мне Андрюха обещал, у него где-то в сарае валяется старая цепь.

- Наплюй и забудь, - ответил ему мой заклятый друг Женька, - ты что, Андрюху не знаешь? Это же враль и обещалкин, он мне уже полгода обещает дать почитать "Сердца Трёх", Джека Лондона.

- Да, что есть, то есть, - согласился с ним Витька, - пацан он неплохой, но слово не держит, и приврать любит. Надо будет ему еще раз напомнить.

Шок, поразивший меня тогда, трудно описать. Слезы непроизвольно хлынули у меня из глаз, я опрометью вернулся в туалет. Уже прозвенел звонок на урок, и в туалете никого не было. Холодная вода немного освежила мое лицо. Как же так? Я, который считал себя великодушным Атосом, находчивым и остроумным Смоком Белью и благородным рыцарем Айвенго в одной ипостаси, я, в глазах своих лучших друзей, выглядел всего лишь жалким вруном и обещалкиным!

- Но ведь так и есть на самом деле, - раздался вдруг голос у меня в голове.

- Кто ты? - испугался я.

- Я - твое Самолюбие, - прозвучал ответ.

- И что же мне теперь делать?

- Ничего, скрои нормальную физиономию и иди на урок, разбираться будем потом.

- Почему опаздываешь? - спросил учитель физики, когда я вошел в класс.

- В туалете задержался, - не посмел соврать я.

Класс сочуственно-издевательски хохотнул. Стараясь не глядеть на Витьку, я еле-еле дождался конца уроков. По дороге домой я вновь обратился к засевшему у меня в голове Самолюбию.

- Что же мне со всем этим делать?

- Перво-наперво, перестать врать, - ответило Самолюбие. - Тебе самому приятно бывает, когда тебя обманывают? Второе, прежде чем раздавать обещания направо и налево, стараясь облагодетельствовать весь мир, подумай, сможешь ли ты их выполнить. Куда выстлана дорога благими пожеланиями ты, я надеюсь, знаешь. Давай обещания только тогда, когда ты на сто процентов будешь уверен, что сможешь их выполнить. И последнее, изо всех сил старайся доделать то, за что ты взялся. Впрочем, было бы неплохо, если бы ты никуда не опаздывал и берег свое и чужое время. Вот тебе программа минимум на ближайшие годы, а я уж в меру сил своих буду тебя поправлять.

Наскоро пообедав, я помчался в сарай, чтобы отыскать цепь для Витьки.

- Стоять! - раздался в голове приказ Самолюбия, - ты забыл, что мама просила тебя вымыть посуду после обеда? Давай уж делать все по порядку.

На мытье посуды ушло минут семь.

- Ну вот, всего делов-то, - откликнулось Самолюбие.

Значительно сложнее дело обстояло с цепью. Проклятая цепь никак не желала находиться. Сарай, стоящий неподалеку от дома в ряду таких же других, предназначался для хранения старых вещей и был зоной моей ответственности, так как я хранил в нем свой велосипед. Увы, порядка там не было.

- Выноси все вещи, может, и найдешь чего, - посоветовало Самолюбие, - а за одно, и порядок наведешь.

Злосчастную цепь я нашел под горбылями, которыми был выстлан деревянный пол сарая. На ее поиски и наведение порядка у меня ушло более трех часов.

- Вот видишь, как нелегко исполнять некоторые обещания, - не удержалось от комментария Самолюбие.


Завернув цепь в газету, я сел на велосипед и помчался к Витьке.

- А я уж думал, что ты ее не нашел, - сказал обрадованный Витька.- Может, подождешь, я сейчас быстренько свою переклепаю и поедем, покатаемся?

- Не, не могу, дела, - ответил я и поехал домой.

Предстояло вызволить у соседки "Сердца Трёх". Когда Женька попросил у меня эту книгу, оказалось, что отец уже дал ее читать нашей соседке Зине. Я пару раз спрашивал ее, не прочла ли она книгу, но соседка отвечала, что еще читает и я, напрочь забыл про нее. Рабочий день уже закончился, и соседка была дома.

- Теть Зин, верните мне, пожалуйста, Джека Лондона, - попросил я как можно более решительно.

- Так я его еще не прочитала, - сказала соседка.

- Теть Зин, я вам верну ее через неделю, и вы ее дочитаете, а сейчас очень нужно.

Нехотя соседка принесла из комнаты книгу и вручила ее мне.

- Я ведь по вечерам перед сном иногда читаю, оправдываясь, сказала она.

Книга была заложена на восемнадцатой странице фантиком от "Мишки на Севере". Соседка явно не владела скорочтением, такими темпами ей на чтение потребуется еще лет десять. Это какой же темперамент чугунного утюга надо иметь, чтобы по полстранички читать "Сердца Трёх" перед сном? Сам я прочел ее за одну ночь. На мое появление с книгой, Женька отреагировал несколько удивленно.

- Ух ты, обещанного полгода ждут. Ну, спасибо, что привез, а я уж и забыл про нее, -сказал он, - может, в шашки сыграем?

- Нет, я еще уроки не делал, - ответил я и поехал домой.

Поужинав, и сделав уроки, я отправился спать.

- Ну вот! Первый нормальный день в твоей бестолковой жизни. Так держать! -напутствовало меня на ночь Самолюбие.

- Интересно, сколько ты еще будешь капать мне на мозги? - спросил я.

- Да всю оставшуюся жизнь! Неужели ты этого еще не понял? - был ответ.

Обдумывая эту, не слишком радужную перспективу, я уснул.

С тех пор проклятое Самолюбие не давало мне покою ни днем, ни ночью. Всякий раз при попытке соврать, оно садистски прокручивало у меня в голове тот самый разговор двух моих друзей, заставляя вновь и вновь переживать охвативший меня тогда стыд. Но со временем, я стал замечать, что моя жизнь намного упростилась. Родители лжи - лень и страх, потихоньку покидали меня, уступая место ответственности и уверенности в себе. Мама первая заметила во мне эти перемены.

- Ты повзрослел, сынок. Тебе уже не надо дважды повторять одно и то же, - как-то сказала мне она.

Мое Самолюбие удовлетворенно хмыкнуло. Да и мои друзья и окружающие стали относиться ко мне с большим уважением. В общем, жизнь налаживалась. Вот только в личном плане был полный пробел. Единственная девочка в классе, которая мне нравилась, была уже занята. И вы сразу же догадаетесь кем. Конечно же, неотразимым чемпионом и моим лучшим другом Женькой. Нина, так звали девочку, подружилась с Женькой еще в восьмом классе, до моего приезда в городок. А мой чертов кодекс чести не позволял мне даже думать о том, чтобы попытаться отбить ее у моего друга, хотя иногда она лукаво посматривала на меня. Но кто знает, что творится в голове у девчонок? Одна из одноклассниц, довольно миловидная, но чуть полноватая девочка оказывала мне явные знаки внимания, но я представлял себе свою избранницу стройной хрупкой дюймовочкой и по возможности деликатно игнорировал их. В общем, ничего путного с девочками у меня не выходило.

А тем временем, вокруг шумела неуправляемая Перестройка, рушился уклад привычной для большинства жизни, выходили на историческую сцену новые экономические понятия и личности. Я сознательно ухожу от описания великих исторических перемен, выпавших на окончание моего детства, о них уже много написано и будет написано еще больше. Скажу только, что нашей семье, как впрочем, и другим, приходилось не сладко. Пустые полки магазинов, кое- где заставленные морской капустой я, вероятно, не забуду до конца своей жизни. Если бы не шесть соток, которые отцу выделили на работе в первый год приезда, наше выживание было бы весьма проблематичным.

Отец и мать часто обсуждали происходящие вокруг перемены. Отец находил их неизбежными, а мама тосковала по тем временам, когда все было просто и ясно. Что касается меня, то предстоящие выпускные экзамены занимали меня куда больше. Кроме того, нужно было окончательно определиться с будущей профессией и местом дальнейшей учебы. Родители на меня не давили, оставляя за мной право свободного выбора. Не чувствуя призвания ни к точным наукам, ни к хозяйственной и гуманитарной деятельности, я склонял свой выбор к поступлению в военное училище. Вот только окончательно не мог решить в какое.

Предпочтений было два: летное и пограничное. С одной стороны,- красивая летная форма, стремительные обводы самолетов и возможность при определенных условиях стать космонавтом, с другой стороны, - погони и засады, шпионы и контрабандисты, и прочая романтика пограничной службы. Хотя перспектива стать космонавтом была более чем захватывающей, все же, немало поразмыслив, я от нее отказался. Дело было в том, что я, почему-то, панически боялся высоты, и от одной мысли, что мне придется прыгать с парашютом, волосы шевелились у меня на голове от страха.

Окончательно определившись, я сообщил о своем решении родителям. Отца, мое желание стать пограничником не особенно удивило.

- По крайней мере, без работы не останешься, хоть какие-то границы у нас все ж таки да будут, - сказал он.

Мама, конечно, заохала. Мол, опасно, и все такое.

- Да что ты, мать, сейчас у нас на улицах опаснее, чем в Доме Павлова во время Сталинградской битвы, - прокомментировал мамины опасения отец, - уж кому, что на роду написано. Может, хоть у военных какой-то порядок остался.

Таким образом, судьбоносный выбор был сделан. Выпускные экзамены в школе я сдал сравнительно легко, получив четверки лишь по русскому письменному и физике. А вот с французским пришлось повозиться. Мама договорилась о сдаче экзамена в одной из школ областного центра. Экзамен я сдавал один. Пожилая учительница протянула мне билеты и, выбрав один из них, я стал готовиться к ответу. Предстояло прочитать, перевести и пересказать текст своими словами. Послушав меня с минуту, она горестно вздохнула и спросила, куда я собираюсь поступать. Узнав, что это будет военное училище, она еще раз вздохнув, поставила мне четверку.

Как бы то ни было, школа была окончена. Отшумел незатейливый школьный бал, отзвучали клятвы в вечной преданности школьной дружбе, настала пора долгожданной взрослой жизни. Свой аттестат об окончании школы и заявление о приеме я отвез в Московское Высшее Пограничное Командное училище. Женька, естественно, поступал, в физкультурный, а вот Витька меня удивил. Он собирался подать документы в Военно-Медицинскую академию в Питере.

Время перед вступительными экзаменами в училище пролетело быстро. Я помог отцу выкопать небольшой погреб в сарае для хранения овощей, лениво перелистывал учебники и читал книги. Наконец, долгожданный день наступил и я поехал в Бабушкино. Порядки в училище меня ошеломили с самого начала. Все передвижения по территории училища только строем или бегом, подъемы и отбои по распорядку, в столовую строем, на занятия и экзамены строем, словом, кошмар какой-то. Так и хотелось воскликнуть: "Куда я попал и где мои вещи"!

- А ты вернись к мамочке, пусть она тебе сопельки вытрет, - издевалось Самолюбие, - это ведь военное училище, а не детский сад.

Моим соседом по двухъярусной койке в казарме абитуриентов, оказался худощавый, чуть ниже меня ростом, осетин из большого Северо-Осетинского села Чекалы. Звали его Казбек. По-русски Казбек говорил чисто, без малейшего акцента, но иногда придуривался, жутко коверкая слова. Когда нас разместили в казарме, Казбек выбрал себе верхнюю койку, забрался на нее и оттуда возвестил мне.

- Слюший дарагой, на вэрху карасива как в гарах.

- Ты смотри, шею мне не сломай, когда со своих гор будешь спускаться! - предупредил я его.

- Обязательно сломаю, дарагой, когда в спортзал пойдем, - пообещал мне Казбек.

В классе для самоподготовки мы тоже оказались с ним за одним столом.

- Ничего не боюсь, кроме экзамена по русскому, - сознался Казбек. - Понимаешь, эти запятые, мапятые ставлю не там где надо. Поможешь, если что?

- Если будет возможность, помогу, - пообещал я.

- Поосторожней, на поворотах, Обещалкин, - предостерегло Самолюбие.

На экзамене по русскому языку мы сели за соседние столы. В аудитории было жарко и, улучив момент, когда двое из экзаменующих вышли покурить, а женщина преподаватель стала внимательно разглядывать свои ногти, Казбек передал мне свои листы. Спрятавшись за его спиной, я бегло просмотрел текст, исправив в нем две орфографические ошибки, и поставил четыре запятые. Дама, скучая, встала из-за стола и направилась к окну. Не теряя времени, я вернул листки владельцу. Фокус удался. Экзамен по русскому языку мы с Казбеком оба сдали на четверку. По остальным предметам я получил пятерки, а Казбек одну четверку и две пятерки. Оставалось ждать решения конкурсной комиссии.

В этом году в училище был большой наплыв солдат с границы, которые шли вне конкурса. Ожидания были недолгими и волнения оказались напрасными. И я, и Казбек были зачислены в курсанты. С этой радостной вестью мы и разъехались по домам до начала учебных занятий. На прощанье Казбек достал из сумки иголку и уколов сначала свой большой палец, а потом мой, выдавил из них по капельке крови и соединил.

- Теперь Андрей, мы с тобой кровные братья.

Мы с ним обнялись и распрощались до осени. Вернувшись домой, триумфальной арки, выстроенной в честь поступления абитуриента Зимина в военное училище, я не обнаружил. Мое поступление мы скромно отметили в узком семейном кругу. Я попытался связаться с Женькой и Витькой, но их не было.

Неожиданно, на улице я встретил Нину. На мой вопрос о Женьке, Нина ответила, что она с ним окончательно рассталась вскоре после выпускного бала, и где он, ей не известно. Я предложил ей прогуляться. Рядом был парк, и мы долго бродили с ней по пустым аллеям. Нина рассказала, что она поступила в мединститут в Киеве, где жила ее тетя, а завтра она уезжает. Мы остановились друг против друга у парковой ограды. Посмотрев Нине в глаза, я обнял и поцеловал ее.

- Почему ты не сделал этого еще в десятом классе? Ведь ты мне так нравился, - сказала она, - ну да, дурацкий мужской кодекс чести. Какие же вы все-таки глупые, мальчишки!

Мы прогуляли и процеловались до позднего вечера, а наутро я проводил Нину на московский автобус. На прощанье она дала мне тетин адрес и обещала писать.

Глава вторая

После отъезда Нины, жизнь в городишке казалась пустой и невыносимо скучной, и я едва дождался начала занятий в училище. Нас переодели в военную форму и тут началось! Порядки, существующие в училище, при приеме абитуриентов оказались просто анархической вольницей по сравнению с распорядком дня курсантов.

Строевая подготовка сменялась занятиями в классе, класс - на спортзал, спортзал - на тир, все это щедро разбавлялось кроссами с полной выкладкой и занятиями на полосе препятствий. Во время самоподготовки курсовые офицеры бдительно следили за тем, чтобы мы не клевали носами в классах и не писали писем, а занимались. Энергетические затраты организма были очень велики и нам постоянно хотелось есть.

- Ничего,- утешали курсовые,- месяца через три втянетесь, и все войдет в норму.

Как бы их еще прожить, эти три месяца? Жалкая мыслишка о том, что пока еще не принял присягу, можно подать рапорт об отчислении, маячила все же на горизонте. Но Самолюбие и личный пример моего названного брата Казбека, которому было все нипочем, давили ее в зародыше. И правда, месяца через три, я с некоторым удивлением заметил, что еды мне стало хватать и физические нагрузки стали не такими уж тяжелыми. Личное время было посвящено письмам домой и Нине. Коротенькие в пять строчек рапорта о самочувствии домой, пару раз в месяц, и длиннющие, с описанием героических подвигов и мечтаниях о предстоящей встрече на каникулах, еженедельно, Нине. Нина отвечала не чаще одного раза в месяц, к тому же письма ее напоминали коротенькие сводки погоды. Ну, ничего, утешал я себя, вот встретимся на каникулах.... Что будет дальше, я представлял себе плохо. Пятое письмо от Нины было последним.

- Знаешь Андрей, - писала Нина, - не стоит нам с тобой цепляться за школьные воспоминания. Ведь вокруг нас кипит реальная жизнь и наивно предаваться детским мечтаниям. Я встретила и полюбила прекрасного умного человека, а наши с тобой поцелуи были просто тоской по уходящему детству. Лично я уже повзрослела, чего и тебе желаю. Прости меня и живи своей жизнью.

Сказать, что последнее письмо от Нины меня расстроило, значит не сказать ничего. Недели две я ходил сам не свой. Не так-то просто отказаться от хрустальной мечты. Да и Самолюбие мое съежилось до микроскопических размеров и жалобно скулило.

- Слушай, а ведь она, наверное, права, встретишь ты еще свою девушку, - утешал меня братик, когда я показал ему письмо от Нины.

- Тебе хорошо, у тебя невеста есть, - не унимался я.

Сразу же по приезду, Казик показал мне фотографию стройной девчушки с озорными черными глазами и длинной косичкой.

- Ей сейчас пятнадцать, а когда закончу третий курс, будет восемнадцать. Официально приглашаю на свадьбу, брат.

После третьего курса курсантам разрешали жениться, жить в городе и приходить в училище только на занятия. Справедливости ради следует признать, что долго переживать потерю связи с Ниной мне не позволил ни возраст, ни распорядок дня. Вскоре мы приняли Присягу, и курсантская жизнь покатилась скорым размеренным темпом.

А насчет того, что он оторвет мне голову в спортзале, мой братик, оказывается, не шутил. Казбек оказался кандидатом в мастера спорта по вольной и греко-римской борьбе. У них на Кавказе это любимые виды спорта. Занимался он и восточными единоборствами. Голову он мне, конечно, не отрывал, жалел, а вот синяков и шишек наставлял великое множество. Он настоял на том, чтобы мы оба записались на факультатив по самбо и всякий раз, решительно пресекал мои попытки пропустить занятия. Забегая вперед, скажу, что сам Казбек уже на втором курсе стал чемпионом училища по всяческим единоборствам и не уступал этот титул никому до окончания училища.

- Ми народ кауказкий, злой народ, - говорил Казбек с ужасающим акцентом, протягивая руку очередному поверженному претенденту на звание чемпиона под гомерический хохот всего спортзала,- моя папа бил абрек, мой мама бил абрек, даже мой бабушка, и тот бил абрек! Что ти хочишь?

А между тем, бурлившая в Москве политическая жизнь то и дело перехлестывала через высокие добротные стены училища и врывалась в курсантские аудитории. Нам, в отличие от наших предшественников, не приходилось подолгу конспектировать занудно-заумные труды кровожадного вождя мирового пролетариата, уничтожившего и вытеснившего из страны весь цвет русского офицерства. Марксистко-ленинская идеология уходила в прошлое. Преподаватели, стремясь заполнить пробелы в истории, знакомили нас с биографиями бывших лютых врагов Советской власти, генералами Корниловым, Юденичем, Колчаком и Врангелем. Впрочем, единого взгляда ни на историю, ни на происходящие за стенами политические события ни у кого не было. Руководство училища придерживалось курса на нейтралитет и изолированность вооруженных сил от политики. Погранвойска, как и всю страну, трясло, к тому же их вывели из-под опеки органов Госбезопасности, которые стали шельмовать все кому не лень. Как показали дальнейшие события, решение было ошибочным. Впрочем по сравнению с другими ошибками того времени, эта ошибка была микроскопической.

В конце первого курса, основательно подзабыв коварную одноклассницу, я предпринял попытку познакомиться с девушкой. В увольнение я пошел один. Казик предпочел увольнению - спортзал. Побродив по району, прилегавшему к училищу, я зашел в небольшой, недорогой бар. Народу было немного, я заказал мороженое, кофе и сел за столик. В баре тихо играла музыка, на крохотном танцевальном пятачке никого не было. У стойки в углу я заметил привлекательную блондинку с длинными волосами, которая курила, нервно стряхивая пепел в пепельницу. Перед девушкой на стойке стоял стакан с недопитым коктейлем. На вид девушке было лет семнадцать, восемнадцать.

- Алкоголь и сигарета не лучшие украшения для девушки, - назидательно сказало мне Самолюбие.

Проигнорировав зануду и собрав в кулак всю свою волю, я встал из-за стола и направился к девушке. Остановившись от нее в двух шагах, я как можно элегантней тряхнул головой, разлепил непослушные губы и открыл рот.

- Разрешите пригласить вас на танец?

- Да пошел ты на ..., козел! - зло скривив губы, отчетливо произнесла нехорошее слово из трех букв девушка.

Самолюбие без слов брякнулось в обморок. Я стоял как соляной столб не в силах, что- то сказать и сдвинуться с места. В это время небольшая дверь в подсобку, находившаяся рядом, открылась. Оттуда выскочил бритый парень, схватил девушку за руку и потащил за собой. Девушка вырвала руку, закатила парню здоровенную оплеуху и стремительно покинула бар. Потихоньку, я приходил в себя.

- Хватит придуриваться, вставай, - скомандовал я Самолюбию, - ты же видишь, что я просто случайно попал в чужую разборку.

- А ведь я тебя предупреждало, что тут не все чисто, - охая и стеная, сказало Самолюбие.

Наскоро доев мороженое и выпив остывший кофе, я покинул бар. Охота знакомиться с девушками пропала очень надолго.

Первый курс мы с браткой окончили без троек и получили по второй нашивке на рукав.

Каникулы прошли тихо и скучно. Ненадолго приезжал Витька. От него я узнал, что Женька экзамены в институт завалил и устроился на работу где-то в Москве. Я помогал родителям на огороде и читал книги. Когда отпуск кончился, я с легким сердцем вернулся в училище. Моя жизнь была теперь здесь.

Казбек вернулся и отпуска озабоченным.

- Неспокойно у нас,- ответил он на мой вопрос,- соседи совсем с ума посходили. Суверенитетов им подавай, кровь льют как воду. Да они без России никто и звать никем.

- Ну, а ваши, как к России относятся? - спросил я.

- Наши прадеды еще русскому царю на верность присягали, осетины никогда Россию не предадут. Ты вот думаешь, почему я в училище пошел? Потому, что в наших семьях закон такой: первый сын на хозяйстве остается, семейные традиции поддерживает, а второй - воин, Родине должен служить, ну, а остальные, кто в медицину, кто в науку, кто в хозяйство. Не во всех, конечно, семьях так, но во многих. А я - второй сын. Ты знаешь, что больше всего Героев СССР в пересчете на количество народа у осетин? Так что, осетины всегда будут с Россией, святым Георгием клянусь! Он наш святой покровитель.

- Казбек, а в Бога ты веришь?

- Конечно, верю, а как же.

- А вера, у вас какая?

- Разная. Есть христиане, есть мусульмане. У меня папа христианин, а мама мусульманка.

- А ты?

- А сам не знаю. Вот когда ты ешь, для тебя большая разница, чем ты ешь? Ложкой, вилкой, палочками или просто руками? Главное чтобы еда в рот попадала. Кто как привык, тот так и ест. Вот и Богу, я думаю, все равно, кто как ему молится. Главное, чтобы человек был правильный, тогда он его после смерти к себе и заберет. А гадов всяких, подлецов и предателей шайтаны утащат. Ты со мной согласен?

Не согласиться было невозможно. Хотел бы я иметь такую прямоту и ясность мышления.

Второй курс для меня ознаменовался неожиданным открытием. Выяснилось, что я хорошо умею стрелять. Состоялось это открытие при стрельбе из пистолета Макарова.

Отстрелявшись первый раз, мы подошли к мишеням. Три отверстия в моей мишени располагались кучно, на расстоянии не более двух сантиметров друг от друга в левой части девятки.

- Весьма неплохо, - прокомментировал мою стрельбу начальник кафедры огневой подготовки, - вот только влево уводишь пистолет при стрельбе.

- Товарищ полковник, это пистолет плохо пристрелян,- самоуверенно заявил я.

- Не наглей, курсант. У меня все оружие пристреляно.

Когда мы вернулись на огневой рубеж, полковник, взяв у меня пистолет, быстро выстрелил три раза по моей мишени.

- Ну, пойдем, посмотрим. - Пули полковника оказались в девятке, рядом с моими, только расположились не так кучно.

- Странно, похоже, что ты прав, - сказал полковник,- а ну-ка, возьми другой пистолет.

На сей раз все три пули оказались точнехонько в середине десятки, с еще меньшим разбросом.

- Занимался раньше стрельбой? - спросил полковник.

- Нет, так, пару раз стрелял в тире из воздушки.

- Ну, ты феномен! Считай, что ты уже член сборной команды училища по стрельбе. Я договорюсь с начальником курса, чтобы тебя отпускали на тренировки с самоподготовки. Попробуем, как ты из спортивного пистолета будешь стрелять.

Стрельба из спортивного пистолета меня разочаровала. Пистолет Марголина мне не понравился, он и на пистолет-то не был похож. Маленькие пульки, маленькие черные мишеньки. Хотя результаты стрельбы у меня были неплохими, многие члены команды из спортивного оружия стреляли лучше, чем я. Посетив несколько тренировок, я сказал полковнику, что хотел бы иметь дело только с боевым оружием.

- Смотри, дело твое, - сказал полковник. - Только учти, что ты лишаешь себя возможности стать мастером спорта международного класса.

Очень неплохие результаты были у меня и по стрельбе из снайперской винтовки Драгунова на короткие и средние дистанции. Для стрельбы на дальние и сверхдальние, надо было всерьез изучать баллистику.

- Эх, в снайперскую школу бы тебя, - вздыхал полковник, подсовывая мне пособия по снайперской стрельбе, - такой талант пропадает.

Таблицы поправок и отклонений у меня энтузиазма не вызывали, да и сама карьера снайпера тоже вызывала сомнения. Слишком уж, в моем понимании, приклад снайперской винтовки смахивал на деревянную рукоять топора палача. А вот в стрельбе из Макарушки, я вскоре стал чемпионом училища, участвовал во многих соревнованиях и получил звание кандидата в мастера спорта по стрельбе. Само собой, что у моих сокурсников никогда не возникало желания стрельнуть со мной на масло или компот.

В училище неоднократно предпринимались попытки возродить былые традиции русского офицерства. Проводились балы и периодически, то возникал, то сходил на нет, факультатив бального танца. В мое время факультатив вела престарелая балерина, имевшая честь состоять в кордебалете Большого Театра. Чтобы преодолеть врожденную стеснительность своего несчастного организма перед женским полом, а так же расширить возможности межполового общения я решил позаниматься бальными танцами.

Поскольку лезгинка в перечень бальных танцев не входила, братишка мой, последовать за мной решительно отказался. Так что, посещать танцы мне приходилось одному. В партнерши мне досталась дочка преподавателя с кафедры службы и тактики Погранвойск, девушка по имени Тина. Фигурка у девушки была через чур, уж стройной, даже по моим понятиям. Какие либо положенные девушкам выпуклости у нее практически отсутствовали, тоненькие ножки были кривоватыми, нос - великоват, а на лбу, под слоем макияжа, проступали следы от красных прыщиков. А вот глаза были хороши. Большие, черные и ироничные.

- Ты не парься, Андрей, в ЗАГС я тебя тащить не собираюсь, - отследив таки мою реакцию на ее внешность, с усмешкой сказала мне Тина, когда мы познакомились, у меня свой парень есть. Просто, я очень танцевать люблю.

Тина была студенткой третьего курса мединститута. На бальные танцы в училище она ходила второй год и уже неплохо танцевала. Буквально через пару занятий я понял, как мне повезло с партнершей. Легкая и гибкая, Тина отлично чувствовала музыку, умело поправляя мои движения. В общении же Тина была, просто своим парнем, умным, веселым и ироничным. Порой, я даже жалел, что у нее есть жених. Наши занятия танцами продолжались два курса. Я весьма недурно научился танцевать, к тому же общение с Тиной многое мне дало в смысле понимания таинственной женской души. Потом, отставная балерина тяжело заболела и занятия прекратились.

Балы в училище проходили более-менее регулярно, раз в полтора, два месяца. Рассказывали, что раньше, по популярности, училище занимало едва ли не одно из первых мест в Москве, уступая разве что, знаменитому МГИМО. Первые красавицы пед и медвузов с боем брали проходную училища, а дежурящий курсовой офицер придирчиво проверял у них студенческие билеты, безжалостно отсеивая неподходящие, по его мнению кандидатуры, заботясь об уровне и качестве будущих офицерских семей. Теперь же, когда уровень престижа профессии офицера скатился фактически до нуля, на балы приходили все, кому не лень. Даже иногородние красавицы брезговали будущими офицерами, справедливо опасаясь, что они могут их завести в такое место, по сравнению с которым, их родной городишко окажется столицей мира. Что уж говорить про москвичек. В общем, побывав пару раз на таких мероприятиях и посмотрев на жиденькие ряды не блещущих достоинствами выпускниц ПТУ и медсестер, я счел ниже своего достоинства посещать их. Тем более, что танцевать никто из девчонок практически не умел.

В спортзале, благодаря неотступным и весьма настойчивым усилиям моего братика, дела у меня шли неплохо, правда, в часто проводившихся соревнованиях призовые места я занимал редко.

- Тебе злости не хватает, - говорил мне Казбек. - Ведь на тренировках ты многих делаешь. На противника надо разозлиться, а ты проводишь прием и лыбишься, как кот Леопольд. Ты представь себе, что он у тебя невесту украл и дави его. А после боя можешь с ним обниматься сколько хочешь.

- Да, нет же у меня никакой невесты, Казик.

- Ай, да что с тобой говорить, - обреченно махал рукой Казбек, - никакого самолюбия у тебя нет.

Тут он был явно неправ, просто мое Самолюбие, почему-то, равнодушно относилось ко всяческим мордобоям.

Зимой я предпринял еще одну попытку познакомиться с девушкой. Прогуливаясь возле ВДНХ, я зашел в кафешку погреться и выпить кофе. До вечера было далеко и народу в кафе практически не было. Снимая шинель, я обратил внимание на девушку, одиноко сидящую за столиком в центре зала. Шатенка была дивно хороша. Тонкое, одухотворенное лицо в красивых и дорогих очках склонилось над тетрадкой. Одета девушка тоже была дорого и со вкусом.

- Вероятно студентка, - подумал я. - Эх, была - не была!

Я решительной походкой направился к столику девушки. Самолюбие демонстративно заткнуло уши.

- Позволите присесть? - осведомился я у девушки.

Она вскинула на меня глаза. В таких глазах и утонуть не страшно, мелькнула у меня мысль.

- Слушай курсантик, отвали, не мешай работать, - лениво-небрежно произнесла красавица, - у тебя что, пятьсот баксов в кармане завалялось?

Моментально покраснев, я опрометью выскочил из кафе.

- Ну что, съел? - спросило Самолюбие. - А вот покраснел ты напрасно, это ей надо краснеть.

- Ну что ты привязалось? Может у нее обстоятельства такие, ну подрабатывает студентка, времена-то сейчас какие? Отпадет необходимость, она и бросит, - стал оправдывать я девушку.

- Может и бросит, а в душе навсегда проституткой останется, - завершило дискуссию Самолюбие.

Да, как несправедливо порой обходится судьба, раздавая людям обличья. Такую бы внешность, да умнице Тине, а не этой.... Впрочем, кто я такой, чтобы кого-либо осуждать?

Политическая неразбериха и экономический хаос не могли не отразиться на жизни училища. Продовольственное снабжение ухудшилось, инфляция жадно съедала и без того мизерную курсантскую стипендию. Мы все чаще были вынуждены подрабатывать в увольнениях. На третьем курсе к нашему, с Казбеком, тандему примкнул Толик, среднего роста светловолосый крепыш с белесыми бровями и многочисленными крупными веснушками. По характеру Толик был веселым, общительным и весьма предприимчивым. На ближайшем рынке Толик чувствовал себя как рыба в воде и частенько находил возможности для подработки. Мы разгружали фуры с продовольствием, фруктами и строительными материалами. Торговцы отдавали предпочтение сильным, ловким и честным курсантам, иногда, помимо денег, одаривая нас коробкой фруктов в качестве премии. Разбитной Толик и стал моим наставником в отношениях с женским полом, сделав меня своим компаньоном, в наших попытках избавится от излишков тестостерона. Казбек в наших вылазках участия не принимал, предпочитая сжигать свои излишки в спортзале.

Как-то раз, находясь в увольнении, мы прогуливались у метро ВДНХ. Это была наша первая с Толиком совместная охота. Я указал Толику на двух, небрежно фланирующих симпатичных девушек в коротких кокетливых шубках.

- Безполезняк! - мгновенно оценил ситуацию Толик, - таким кралям ухажеры с деньгами нужны, а мы с тобой нищие, благородные российские курсанты. У нас с тобой в пакете только бутылка пива и две упаковки чипсов. Поэтому зря губу не раскатывай.

- Ну, а вот и наш контингент, - Толик указал мне на двух девчонок лет восемнадцати, в ярких синтепоновых курточках.

Девчонки шли, оживленно болтая друг с другом, у одной из них в руке была банка с пивом.

- Подруливаем, - приказал Толик, устремляясь к желанной добыче.

- Девчонки, пивком не угостите? Пива хочется, аж веснушки нагрелись, - показал на свои веснушки Толик.

Девчонки прыснули.

- На, попей, бедненький! А то без веснушек останешься, - сказала та, что с пивом.

- Вообще-то, пиво у нас есть, - продемонстрировал пакет с пивом и чипсами Толик, отхлебнув из предложенной банки.

- Вот только пить его в одиночестве не хочется. А тут смотрим, две такие феи идут, ну прямо звезды Голливуда. Вы случайно не фотомоделями работаете? При виде вас наши суровые мужские сердца были сражены наповал, - продолжал молоть всякую чепуху Толик.

Девчонки звонко смеялись, бред, который нес Толик, был им явно по вкусу.

- Ну что, давайте знакомиться, - стал закреплять достигнутый успех Толик, - меня зовут Анатолий, а этого сурового воина - Андрей.

Ту, что держала банку с пивом, звали Леной, а ее подругу - Надей. Процедура знакомства была завершена и Толик, многозначительно взглянув на меня, подхватил Лену под руку. Выбора у меня не было, я осмелился и взял Надю под локоток. Девчонки были чем- то похожи друг на друга. Курносенькие, слегка вздернутые носики, не слишком умело подкрашенные глаза, румяные от холода щеки.

- Да, на девушку твоей мечты она явно не похожа, - разглядывая Надю, сообщило мне Самолюбие.

- Ты бы лучше помалкивало, отмахнулся я.

Шлифуя мой характер и помогая достигать намеченных целей в жизни, Самолюбие, в отношениях с противоположным полом мне постоянно мешало.

- А у сурового воина язык есть? - ехидненько осведомилась Надя.

Толик в это время заливал про героические курсантские будни. Оказывается, в перерывах между занятиями, мы пачками ловили шпионов, диверсантов и террористов, укладывали их рядами и солили в бочках. Я тоже, наконец, открыл рот и присоединился к общему трепу. Найдя пустую скамейку, запасливый Толик извлек из пакета большую бутылку пива, чипсы и пластиковые стаканы - стол был накрыт.

- За приятное знакомство! - провозгласил Толик.

За болтовней пиво быстро кончилось. Небольшой, градусов семь, морозец все настойчивее проникал под курсантские шинели, девчонки тоже стали поеживаться. К тому же, выпитое пиво настойчиво напоминало о себе.

- Эх, сейчас бы музон послушать, чайку горяченького попить, - стал откровенно мечтать Толик.

- К нам нельзя, предки дома, - быстро отреагировала Лена, девчонки, в самом деле, оказались двоюродными сестрами. - Мы тут недалеко живем, может, в подъезде погреемся?

- Чертовски замечательная мысль! - радостно отозвался Толик.

Девушки жили и впрямь недалеко. Панельные многоэтажки образовывали квадрат с внутренним двориком. Пройдя под прямоугольной аркой, мы оказались во дворе. Заметив, стоящую в центре двора электроподстанцию, Толик скомандовал: "Мальчики налево, девочки направо"!

Девчонки посмеиваясь, скрылись за стенкой. Избавившись от проклятого пива и воссоединившись, мы подошли к нужному подъезду.

- А давайте лучше в соседний, ну, на всякий случай, - предложил Толик.

- Так у нас же магнитки нет, - озадачились девчонки.

- Ну, это ерунда, - решительно потянул нас к соседнему подъезду Толик.

Взглянув на нумерацию квартир, он уверенно набрал код.

- Электрик, в щитовую! - бодрым голосом произнес Толик, когда ему ответили.

Домофон призывно запищал.

- Мы на седьмой, вы на восьмой. На все про все у нас полтора часа, а то опоздаем в училище. Сигнал сбора: два тихих свистка, - предельно коротко разъяснил диспозицию Толик, когда мы вошли в лифт.

Очутившись на восьмом этаже, Надя взяла инициативу на себя, потянув меня влево от лифта в какой-то закуток. В углу проходила огромная труба от мусоропровода, люк в трубу был заварен, им давно не пользовались.

- Тут лестницы черные, по ним ходят, только когда лифт не работает, - объяснила мне Надя.

В закутке было тепло, и царил полумрак, что еще нужно для счастья? Прислонившись к стене, Надя непроизвольно облизала губы. Даже я понял, что дальнейшее промедление будет считаться оскорблением и, обняв ее за плечи, поцеловал. Обниматься с девушкой в шинели, все равно, что париться веником в бронежилете, поэтому совсем скоро я снял шинель, положив ее на люк мусоропровода. Надя тоже сняла свою куртку. Целовалась Надя умело и с удовольствием. Мои шаловливые ручки невзначай проникли под свитер девушки, коснулись голого тела и стали приближаться к выпуклым округлостям.

С препятствием, в виде лифчика, мои неумелые ручонки справлялись непростительно долго. Наконец проклятые крючки поддались, а может быть сломались, и вожделенная добыча оказалась в моих руках. Я впервые ощутил упругость и прелесть девичьих грудей. Подняв свитер, я приник к ним губами, тщательно исследуя окаменевшие соски. Электрические разряды в тысячи вольт корежили мое тело, а мой озверевший приятель настойчиво рвался наружу, грозя с треском порвать казенное сукно. Надя тяжело дышала. Моя правая рука стала непроизвольно опускаться по животу девушки вниз и коснулась ремня на джинсах девушки. Однако руку Надя отвела.

- Да нельзя мне, у меня критика, - сказала она.

Разочарованию моему не было предела, но вида я старался не подавать и продолжал целовать Надю, оставив попытки проникнуть за заветный предел. На смену бодрящим электрическим разрядам пришло занудное нытье внизу живота. Вскоре, раздался спасительный свист. Надев куртку, Надя достала блокнотик и записала мне свой телефон. Воссоединились мы в лифте. Проводив девчонок к своему подъезду и поцеловав их на прощанье, мы устремились к выходу из двора.

- Ну как, порядок? - осведомился Толик, - лично я, два раза.

- Да, месячные у нее, - с досадой сказал я.

- Да, не повезло,- философски отреагировал приятель, - ну, так ты бы минетик попросил сделать.

Заметив мой недоуменный взгляд, он вздохнул.

- Эх, темнота, придется заняться твоим сексуальным образованием.

На входе в арку нас ожидал неприятный сюрприз в виде шестерых обормотов, перегородивших нам дорогу. В середине стоял длинный парень, приблатненного вида, шлепая себя по руке милицейской резиновой дубинкой.

- Что-то вы, зелененькие, совсем обнаглели, - намекая на цвет наших погон, сказал вожак. - Курочек наших щупаете, а разрешения не спрашиваете. Не, оно конечно, можно, но тока за удовольствие надо платить.

- Ходу! - моментально сориентировавшись, крикнул мне Толик, изо всех сил заехавший коленом в причинное место длинному.

Растолкав, опешившую от такой наглости шпану, мы выбежали из арки и бросились наутек. Затеявшие было погоню, хозяева двора, быстро убедились, что состязаться в скорости бега с натренированными на кроссах и полосе препятствий курсантами им не под силу. В училище мы успели вовремя. Листок с телефоном Нади, по совету Толика я выбросил.

Про свое обещание, заняться моим сексуальным образованием Толик вспомнил совсем скоро. В следующее увольнение он повел меня на рынок. Уверенно лавируя между палатками и ларьками, Толик привел меня к приземистому, обшарпанному зданию. В маленькой комнатушке двое кавказцев играли в нарды. Поздоровавшись, Толик протянул одному из них деньги.

- За двоих на три часа, - сказал он.

Взяв деньги, кавказец кивком головы указал на висевшую в углу занавеску, из-за которой доносились странные звуки. Комната за занавеской оказалась видеосалоном. Трое пожилых азербайджанцев вольготно расположились в потрепанных креслах. У их ног стояла коробка пивом и солеными фисташками.

-Эх, а вот про пиво-то, я и не подумал, - с досадой сказал Толик, - ты посиди, посмотри, а я быстренько сбегаю.

- Зачем бегать, на, возьми, - вмешался один из азербайджанцев и протянул Толику две банки пива с двумя пакетиками фисташек.

- Ой, спасибо, мужики, - обрадовался Толик, сколько мы вам должны?

- Иии, потом отдашь курсант, когда генерал будешь, - отмахнулся мужик.

А между тем, на экране довольно большого телевизора происходили невообразимые вещи. Странные звуки издавала, стоя на четвереньках, абсолютно голая девица, которую усердно обслуживал здоровенный негр. Действо снималось во всех подробностях. Эротические фильмы пару раз видеть мне доводилось, а вот такое жесткое порно я видел впервые. Тем временем, негр на экране выдернул свой член и стал опорожнять его на спину девицы. Азербайджанцы негромко комментировали его действия. Наконец, негр оделся в форму почтальона и, подхватив сумку с письмами, отправился по другому адресу, оставив голую девицу в легкой коме. В другом доме его уже ждали. Две голых дивы усердно облизывали друг друга, готовясь к предстоящей встрече. По прибытии, почтальон был немедленно раздет и с ходу приступил к работе. Обе красотки встали на четвереньки и ушлый почтальон, попеременно, пользовал то одну, то другую по равному количеству раз. Фильм был не переводной, но из содержания я понял, что они заключили пари, на ком из них он кончит. Немало потрудившись, он довел обеих до экстаза и излился между ними. Таким образом, победила дружба, по случаю чего, вся троица распила бутылку шампанского. На этом фильм закончился.

Второй фильм был на французском, поэтому мне пришлось в полголоса переводить его содержание присутствующим. Впрочем, сюжет его был таким же незамысловатым. Все действия происходили в школе по обучению грамотному сексу. Преподаватели во фраках и преподавательницы в длинных вечерних платьях обучали бестолковых представителей обоего пола правильному сексу, используя красочные картинки из Камасутры. Ученики были бестолковы, преподаватели меняли их местами, заставляли повторять одно и то же упражнение несколько раз, фиксируя результаты в журнале. Наконец, доведенные тупостью обучаемых до предела, они сбросили с себя парадные одежды и на личном примере показали недоумкам, как надо заниматься сексом. Дело закончилось общей свалкой. Несмотря на пошлость и скудоумие сюжета, я был немало удивлен разнообразием способов сексуального общения и счел просмотренный фильм для себя весьма полезным.

- Ну, теперь понял, что такое минет? - спросил Толик, когда мы покинули подпольный видеосалон.

- Ну да, - неопределенно ответил я, не представляя себе, как я смогу попросить об этом какую-нибудь девушку. Если быть до конца честным, то порнушка произвела на меня сильнейшее впечатление. Голые женщины снились мне всю ночь, а утром мне пришлось поменять трусы.

Через две недели мы с Толиком продолжили охоту, на этот раз в районе Медведково. Перед началом боевых действий, Толик вручил мне презерватив, предварительно символически плюнув на него три раза. Процедура знакомства практически полностью повторила предыдущую, вот только доставшуюся мне девушку звали Верой. Она была маленького роста и слегка полноватой. Впрочем, лицо у девушки было довольно приятным. Покрутившись немного на морозе, и выяснив, что теплой квартиры нам не обломится, мы пошли их провожать. Эти девушки тоже жили в одном доме, но в разных подъездах. Договорившись о встрече через два часа, мы с Толиком разошлись.

Войдя в лифт, Вера нажала кнопку верхнего этажа. Пользуясь тем, что Самолюбие удрученно молчало, я привлек Веру к себе и поцеловал ее. Выйдя на площадку верхнего этажа, Вера потянула меня выше по лестнице на технический этаж. Судя по валявшимся здесь окуркам и пустым банкам из-под пива, место было обжитым. Так же, как и в прошлый раз, я избавился от шинели, а Вера от куртки. В течение нескольких минут мы страстно целовались, а потом я перешел к решительным действиям. Прошлый опыт не прошел даром, и крючки на бюстгальтере поддались мне скорее. Груди у Веры были крупнее и мягче, чем у Нади, так что я не мог решить, какой вариант лучше. В отличие от Нади, Вера была в короткой джинсовой юбке и колготках. Поискав правой рукой застежку на юбке и не найдя ее, я потянул юбку вверх, вспомнив, что девушки снимают юбки через голову. Юбка собралась на талии у Веры. Снимать ее через голову я не решился, все - таки мы не дома на кровати. Пока моя правая рука исследовала бедра и живот девушки, Вера не отрывала своих губ, от моих. Но, как только, подцепив резинку колготок, я стал оголять ее бедро, она отдернула мою руку, переложив ее на грудь.

- Неужели снова месячные, - пронзила меня чудовищная мысль.

Через несколько минут я вновь повторил попытку. Остановив меня и на этот раз, Вера решительно шепнула: "Без презика нельзя". Воздав хвалу предусмотрительному Толяну, я полез в карман шинели за презервативом. Мой приятель вырвался наружу, едва я успел расстегнуть ширинку и чуть не порвал трусы. Презерватив был дешевым, без смазки. Подцепив обеими руками резинки трусов и колготок девушки, я решительно потянул их вниз. Вера не сопротивлялась, обнимая меня за шею и тяжело дыша. Опустив трусы и колготки до колен, я направил своего приятеля к заветной цели. Однако все было не так просто. Вера была значительно ниже меня. Мой приятель терся о ее живот и пушок на лобке, никак не попадая в заветное лоно. Страшно мешали колготки на коленях у Веры, а как от них избавиться я себе не представлял. Ведь на ней были сапоги. Интересно, что посоветовали бы те умники из порнофильма в такой ситуации, мелькнула глупая мысль. Встав почти на колени, я настойчиво помогал своему приятелю попасть в нужное место. Сухой презерватив явно не способствовал поискам, затрудняя ориентировку. Наконец, мой приятель, кажется, куда-то попал, может быть просто между ног Веры и, сделав несколько возвратно - поступательных движений, оглушительно взорвался, наполнив тонкую резинку презерватива огромным количеством белой, липкой жидкости.

Ты уже все? - слегка разочарованно спросила Вера.

В ответ, я стал благодарно целовать ее губы и грудь. Вера подтянула колготки и поправила юбку, а я украдкой посмотрел на часы. До времени "Ч" оставалось восемь минут.

- Мне на четвертом, - сказала Вера, войдя в лифт. Когда он остановился на четвертом этаже, я снова обнял и поцеловал ее.

- Ну, до встречи, - сказала моя первая в жизни женщина и исчезла за закрытыми дверями лифта.

Больше я ее никогда не видел. Толика я ждал на улице минуты три.

- Ну, как успехи? - осведомился он.

- Порядок! - со скромной гордостью ответил я.

- Ну и у меня порядок. Поздравляю с боевым крещением!

В училище мы добрались без приключений.

Казбек над нашими приключениями подсмеивался.

- Смотрите, чтобы вас гусарским насморком не наградили, охотнички!

Накануне 8 марта Толик мне торжественно объявил.

- Мы с тобой приглашены!

Оказалось, что он познакомился на рынке с девчонкой, торгующей в одной из палаток, которая пригласила его на праздник. Тетя, у которой жила девчонка, куда-то уезжала, и в ее распоряжении оставалась квартира. Девчонка обещала пригласить подругу.

Выпросившись в увольнение, мы срочно поправляли свои финансовые дела. Вдвоем мы разгрузили целую фуру с цветами, неплохо заработав и получив бесплатно по пятку отборных роз. Иногородних курсантов в увольнение на ночь не отпускали, но ведь я был уже москвичом, тетушка умудрилась прописать меня в своей квартире, и мы уговорили курсового отпустить Толика на праздники со мной.

Восьмого марта после обеда, затарившись бутылкой коньяка и шампанским, прихватив розы, мы с Толяном отправились в гости. Квартира, куда нас пригласили, находилась неподалеку от училища в районе Медведково. Предназначавшуюся мне девушку звали Ритой. Небольшого роста, чуть полноватая, коротко стриженая брюнетка с небольшим вздернутым носиком, она чем-то напоминала Веру.

- Ты становишься специалистом по толстушкам, - глубокомысленно заметило мне Самолюбие.

Пока девчонки, отказавшись от нашей помощи, накрывали на стол, мы с Толиком чинно сидели на диване, в полголоса обсуждая дальнейший план действий. Квартира была двухкомнатной, поэтому спальня, естественно, доставалась Толику с хозяйкой.

- Ну, а ты по ходу сориентируешься, когда диван раскладывать, - проинструктировал меня Толик.

Наконец, стол был накрыт. Хлопнув пробкой, Толик открыл шампанское и провозгласил тост "За прекрасных дам!". Шампанское быстро развязало нам языки и уже через несколько минут мы все оживленно болтали и хохотали. Хозяйка, добавив звука на играющем магнитофоне, предложила потанцевать. Танцевала Рита неважно, мы, собственно говоря, топтались с ней на месте, привыкая, друг к другу. Мое Самолюбие, вероятно, тоже слегка опьянело, и Рита уже не казалась ему такой уж далекой от идеала. Толик со своей девушкой через несколько минут незаметно исчезли в спальне. Оставшись одни, мы с Ритой некоторое время целовались стоя, а затем присели на диван. Моя рука коснулась теплой округлой коленки Риты и медленно поползла вверх.

- Не сейчас, - сказала Рита, отводя мою руку от вожделенной цели, - я останусь на ночь.

Столь заманчивая перспектива скрасила мое минутное разочарование, и я сменил объект атаки. Забравшись под тоненькую кофточку девушки, моя рука лифчика под ней не обнаружила, а груди оказались небольшими и прохладными. Расстегнув пуговицы, я стал целовать отвердевшие розовые соски. Рита тяжело задышала.

- Эй, молодежь! Вы наливать думаете? - раздался из спальни голос Толика.

Рита торопливо застегнула кофточку. Через минуту появился бодренький Толян, а в след за ним показалась хозяйка, с ярким румянцем на щеках, на ходу машинально поправляя юбку. Застолье продолжилось. Мы сидели на диване в обнимку и целовались, уже не стесняясь друг друга. По телевизору, шел какой-то концерт, который мы смотрели вполглаза, и когда он закончился, Толик, подмигнув мне, четким командным голосом объявил "отбой". Хозяйка достала из шкафа простыни и подушки.

- Ну, вы тут сами разберетесь, - сказала она, уходя в спальню.

Вслед за ней, налив полные фужеры коньяка и прихватив фрукты, удалился Толик. Наконец-то мы остались одни. Я разложил диван, а Рита ловко застелила простынь. Одеяло в пододеяльник мы вставили вместе - ложе любви было готово. Прихватив с собой полотенце из хозяйского шкафа, Рита ушла в ванну. Быстро раздевшись до трусов и повесив форму на спинку стула, я юркнул под одеяло. Подумав, стянул с себя и трусы, положив их под подушку. Впервые в жизни мне предстояло спать с девушкой в одной постели, мой приятель дрожал от нетерпения, а дыхание перехватывало от волнения. Наконец, появилась Рита.

- Отвернись, - приказала она мне и, проследив, чтобы я не жульничал, выключила свет.

В комнате стоял полумрак, Рита быстро разделась, присоединившись ко мне. Из теории я знал, что женщину сначала надо подготовить, поэтому поцеловав Риту, я левой рукой стал гладить ее груди, постепенно переходя на живот и бедра.

- Ты знаешь, я еще девушка, - вдруг шепнула мне Рита.

Это известие застало меня врасплох. Невольно я отстранился, не зная, что делать.

- Ну, что же ты, давай, я хочу! - сказала она, широко раздвинула ноги и потянула меня на себя.

Ее зов, настойчивая требовательность моего приятеля, быстро погасили во мне нерешительность. Я навалился на Риту, а мой приятель стал искать вход в заветную пещеру.

- Только не в меня, - прошептала девушка, поправляя моего приятеля рукой.

Упершись в преграду, мой приятель усилил натиск и, наконец, протиснулся в горячее влажное лоно. Рита вскрикнула и сжала ноги. Нырнув туда с десяток раз, мой приятель истошно заорал, что сейчас он взорвется. Я поспешно выдернул его, и он действительно взорвался на животе у Риты, а ударная волна снесла мне половину головы. Спустя полминуты, когда сознание стало возвращаться ко мне, девушка тихонько отстранила меня. Закутавшись в полотенце, которое она подстелила под себя, незаметно для меня, Рита побежала в ванну. Осмотрев простыню, я заметил два небольших пятнышка крови, проникших сквозь полотенце, а вот мой приятель был в ней перепачкан весь. Стараясь не испачкать белье, я присел на край дивана, ожидая своей очереди в ванну. Рита вернулась минут через десять и быстро юркнула под одеяло. Помывшись, я присоединился к ней. Девушка лежала на спине, подложив руки под голову.

- Тебе очень больно? - спросил я, благодарно целуя Риту.

- Терпимо, но сегодня больше нельзя, у меня там все в крови, - сказала она, ощутив бедром активность моего, пришедшего в себя, приятеля.

- Ты знаешь, Андрей, это ведь у меня третья попытка. Я хотела сделать это полгода назад с одним взрослым парнем, но он прогнал меня, узнав, что я девушка. Потом пробовала с другим мальчиком, а у него почему-то не получилось, и он перестал со мной встречаться. А вот с тобой я, наконец, от этого избавилась, спасибо тебе, ты молодец. Теперь я могу свободно трахаться, когда захочу и с кем захочу. Давай за это выпьем!

Я натянул трусы и налил коньяк. Последние слова Риты меня слегка покоробили, но тянувшее чувство вины пропало. К тому же, ее похвала бальзамом легла на сердце Самолюбия.

- А тебе, сколько лет? - спросил я, подавая ей рюмку коньяка и дольку апельсина.

- Не боись! Восемнадцать уже исполнилось. Ну что, поздравляй меня с настоящим женским днем!

Мы звонко чокнулись, выпив бокалы до дна. О том, что, по-настоящему, и я сегодня стал мужчиной, я скромно промолчал, ведь день-то сегодня женский! Мы с ней еще немного поболтали и незаметно уснули. Рано утром меня разбудил Толик, в училище нам надо было успеть к половине девятого. Быстро одевшись и наскоро распрощавшись с сонными, полуодетыми девчонками, мы ушли.

- Ну как ты? - спросил Толик по дороге.

- Нормально, - отозвался я, посвящать его в подробности почему-то не хотелось.

- А меня замучила, трахается как швейная машинка, нимфоманка, что ли? - пробурчал сонный Толик.

- Будем с ними еще встречаться? - полюбопытствовал я.

- А смысл? Тетка сегодня возвращается, так что квартиры больше не будет. А ты что, запал? - поинтересовался Толян.

- Скажешь тоже, я - как ты,- ответил я, хотя встретится с Ритой еще несколько раз, был бы не прочь.

- Ну и лады, - подытожил наш разговор Толик, - других найдем.

Планам Толяна сбыться было не суждено. Через пару недель после 8 марта Толик отозвал меня в сторону.

- Все, Андрюха, кончились наши с тобой походы, - объявил он. - Я тут, на днях, с такой феминой познакомился, закачаешься. Красавица, блондинка, студентка третьего курса мединститута, да еще и москвичка. В общем, запал я, Андрюха, по-полной. Буду добиваться, так сказать, руки и сердца. Так что, ты давай уж, развлекайся без меня.

Сказать по-правде, развлекаться на прежний манер без разбитного Толика шансов у меня было немного. Свою природную стеснительность перед женщинами я так и не преодолел. А вскоре, произошло событие, которое заставило меня напрочь забыть обо всем на свете. Перед самыми экзаменами за третий курс скончался от внезапного сердечного приступа мой отец.

Глава третья

В кабинет начальника курса меня вызвали с самоподготовки. Дежурный курсовой офицер, молча, протянул мне телефонную трубку.

- Сынок, папа умер, - услышал я в трубке заплаканный голос мамы, - приезжай скорей.

Курсовой уже выписывал мне увольнительную. Домой я добрался на коммерческом автобусе часам к одиннадцати вечера. Мама сидела на кухне с пожилым полноватым мужчиной. Кажется, это был начальник отца.

- Ты, Викторовна, не волнуйся, - сказал мужчина, - всю организацию похорон и расходы фирма возьмет на себя. Эх, такого человека потеряли. Ну, я пойду, вот и сынок приехал.

Мужчина поднялся и, пожав мне руку, двинулся к выходу. Мы с мамой остались одни.

- Ты знаешь, Андрей, вечером я пошла в магазин за продуктами, а он сидел в своем любимом кресле, читал книгу, - плача рассказывала мне мама, - когда я вернулась, он по-прежнему сидел в кресле, а книга валялась на полу. Я, заподозрив неладное, бросилась к нему, а он уже не дышит, и глаза открыты. Я вызвала скорую, врач констатировал смерть, вероятно, от инфаркта и его забрали на вскрытие. А ведь отец никогда не жаловался на сердце. Как же такое могло произойти, сынок?

Как мог, я успокаивал маму. Наконец, она немного пришла в себя.

- Давай попробуем уснуть, сын, завтра у нас трудный день, - тяжело вздохнув, сказала мама. - Тетя твоя приехать не сможет, она с командой на соревнованиях в Испании, а остальным моим родственникам добираться к нам далеко и очень дорого. Так что, нам с тобой все придется делать одним. Ты не против, если я приглашу на похороны священника?

- Конечно, нет, - ответил я.

Уснуть я не мог долго. Припомнился разговор с отцом, случившийся незадолго до моего поступления в училище. Тогда в соседнем подъезде умерла старушка. Обряд отпевания происходил на улице у дома и я, из любопытства, подошел поближе. Молоденький священник скороговоркой читал молитвы на старорусском языке, многие из слов которого были мне непонятны. Иногда он обходил гроб, размахивая блестящим кадилом, из которого распространялся ароматный дымок, вероятно, это был ладан. Лицо старушки было маленьким и сморщенным, а ведь когда-то она была молодой и, возможно, красивой девушкой. А вот теперь ее земная жизнь окончена. Будет ли ее душа, если она вообще существует, где-то обретаться и что ее ждет? И как может повлиять на ее судьбу этот архаичный, странноватый обряд? Размышляя об этом, я вернулся домой.

Моя семья религиозной не была, хотя мама иногда захаживала в церковь, ставя свечки, как она говорила "за упокой" и "за здравие" родных. Отец в церковь не ходил вовсе, но к маминым посещениям церкви относился вполне лояльно.

- Пап, как ты думаешь, Бог есть? - спросил я вечером у отца.

- А ты можешь мне объяснить, что побудило тебя задать мне этот вопрос? - поинтересовался отец.

Я рассказал ему о своих мыслях, возникших от увиденного на похоронах соседки.

- Ну, вот видишь, ты практически сам ответил на свой вопрос. Смерть соседки натолкнула тебя на мысли о Боге. Если с фактом неизбежной смерти физического тела человек волей-неволей вынужден смириться, то с тем, что его духовная индивидуальность, мысли и чувства, а иными словами, душа, канет в небытие и бесследно исчезнет, человек не смирится никогда. Так уж он устроен. И как далеко не шагнула бы наука, продляя жизнь человека на Земле, все равно она будет конечна, а значит, Бог будет всегда! Ведь боги не нужны только бессмертным существам.

- Значит, Бог есть. Тогда выходит, что именно он создал человека, а не эволюция жизни на Земле, как это утверждает наука.

- Ты знаешь, сын, наука-то ведь не стоит на месте. Сейчас многие ученые склоняются к тому, что эволюция на Земле вполне управляемая и приводят в подтверждение этому убедительные доказательства. Даже наша солнечная система несет в себе следы постороннего вмешательства. А это означает, что Земля и ее обитатели, созданы какой- то посторонней могучей силой для каких-то неведомых нам целей. Лично мне, почему-то представляется такой порядок мироздания: существуют Создатели, некие суперсущности, обладающие невиданными для человека возможностями. Создатели действуют по велению и в интересах некой Мегасущности, которая в нашем понимании и есть Бог. Судя по масштабам, времени и объему работ, проделанных Создателями для создания человека, их цель очень важна для них и для Бога. Возможно, Земля является инкубатором душ, предназначенных для заселения и выполнения каких-то функций в иных мирах и измерениях и Богу нужны души обладающие определенными качествами. А возможно и человека постепенно готовят к роли Создателя. Разумеется, никаких серьезных, бесспорных доказательств, кроме своих мироощущений, в пользу своей теории я привести не могу, как в прочем, по моему мнению, не может их представить в свою пользу ни одна из существующих в мире религий.

- Пап, а тогда почему Создатели не поставили перед нами четких и ясных целей, не прописали нам подробно, как нам нужно жить и действовать и к чему стремиться? И почему, раз они такие могущественные, они не заставят человечество жить правильно и делать то, что нужно Богу?

- По всему выходит, что Богу не нужны послушные, не рассуждающие рабы. Поэтому Создатели наделили человека величайшим даром - способностью сомневаться. Ведь именно сомнение является для человека основным инструментом познания истины. Именно сомнение обеспечивает непрерывное развитие человека и общества. На земле уже давно существуют и действуют довольно эффективно несколько видов сообществ живых существ. Ну, например, пчелы и муравьи. Ученые даже считают, что они обладают коллективным разумом. Их сообщества весьма разумно устроены. Каждая особь в сообществе обладает определенным набором возможностей и строго выполняет предписанные ей функции. Вот только даром сомнения они не обладают, и потому, достигнув определенного, рационального уровня развития своего сообщества, они остановились в своем развитии, существуя так, уже много тысяч лет.

Впрочем, по моему мнению, Создатели все же очень осторожно и аккуратно дают нам понять, каким бы они хотели видеть человека. Во всех мировых религиях есть следы такого вмешательства. Правда потом, они обрастают легендами, всевозможными толкованиями и догмами, в зависимости от особенностей существования этноса, в среде которого прижилась и распространилась данная религия. Эти требования к человеку практически одинаково сформулированы во всех мировых религиях. В христианстве эти требования предлагаются в виде заповедей.

- Пап, а тогда как же определить какая религия самая верная, ведь все они утверждают свою истинность и правоту? Ну, вот смотри, истинные католики, правоверные мусульмане, православные, не знаю уж, как буддисты себя называют. И все они критикуют друг друга и соперничают между собой. А ведь истина только одна!

- Думаю, что не все так просто, Андрей. Ведь в признании Божественного начала и требованиях к духовности человека, практически все религии более-менее едины. Рознятся только способы достижения необходимой для Бога духовности человека. Мне кажется, что любая религия правильная, если она взывает к Богу и стремится сделать человека лучше. А что касается особенностей и различий в обрядах разных религий, мне думается, что это связано больше с особенностями культурного развития того или иного этноса исповедующего данную веру. Не берусь, однако, утверждать это определенно. Одно знаю точно, без веры в Бога, без стремления к духовному совершенству, человек может превратиться в опаснейшего из всех, когда-либо существовавших, зверей.

Не разделяя до конца постулаты и догмы ни одной из существующих религий, лично я избрал свой собственный путь к Богу и сформулировал для себя свою собственную религию. Девиз для своей религии я позаимствовал у суфизма, было на Востоке такое религиозное течение еще до появления мусульманства. Он прост: " Бог в сердце, руки в труде". А морально-нравственной основой моей личной религии стала вторая заповедь христианства: "Возлюби ближнего как самого себя". Что это для меня означает на практике? Я обращаюсь к Богу с просьбами о помощи, когда мне тяжело и трудно, со словами благодарности, когда мне хорошо и радостно, я прошу у него совета, когда не знаю, как поступить и на что решиться. Ну, и к людям я стараюсь относиться так, как хотел бы, чтобы они относились ко мне. Мне не нравится, когда мне врут и обманывают - я стараюсь не врать и не обманывать сам. Мне не нравится, когда мне грубят, и я стараюсь не грубить сам, и так далее.... Вот, собственно и вся моя религия. Я никому ее не навязываю и не стремлюсь, кого-либо обратить в нее, в том числе и тебя. Но, для начала, пока ты в этом не определился, я посоветовал бы тебе соблюдать вторую заповедь. А в дальнейшем ты сам должен определиться, примкнешь ли ты к одной из существующих конфессий или будешь искать свой путь к Богу самостоятельно. Я ответил на твой вопрос?

Где теперь душа моего отца? Попала ли она в Рай или низвергнута в Ад? И существует ли она вообще? Хотелось бы надеяться на лучшее, и я горячо попросил об этом Бога. Незаметно я уснул.

Следующий день прошел в скорбных хлопотах. Диагноз врача скорой помощи подтвердился, у отца случился обширный инфаркт. Похороны состоялись через день после смерти. Проводить отца пришло неожиданно много народа. Мы с мамой были удивлены такому количеству людей, ведь мы прожили в этом городке всего около пяти лет. Заупокойную службу вел пожилой, полный священник и она уже не показалась мне странной и примитивной. Перед тем, как гроб с отцом закрыли и опустили в могилу, мы с мамой поцеловали отца в лоб. Поминки проходили в рабочей столовой. Народу собралось много, но бывший начальник отца слово свое сдержал, и все было организовано на приличном уровне. Незнакомые мне люди поднимались, говорили каким умным, добрым и отзывчивым был мой отец, вспоминали разные случаи, когда он кому-то помогал словом или делом.

Вернувшись в осиротевшую квартиру, мы с мамой стали обсуждать наши планы на ближайшее будущее, теперь уже без отца.

- Ты за меня не бойся, сын, - сказала мне мама, - я сильная. Отца уже не вернуть, а жизнь продолжается. Живое - живым. Я тут справлюсь, а тебе надо экзамены сдавать. Учись спокойно, обо мне не беспокойся.

Наутро я отбыл в училище.

Мои друзья в училище мне искренне посочувствовали. Напряженная подготовка к экзаменам, да и сами экзамены притупили горечь утраты, жизнь брала свое. Письма маме я старался писать хотя бы через день. Наконец, экзамены остались позади. Сдал я их более-менее успешно. Предстоял летний отпуск. У Казика на отпуск была запланирована свадьба, на которую он пригласил меня еще на втором курсе, но он на приглашении настаивать не стал.

- Понимаю, братик. Тебе сейчас не до веселья. Езжай домой, побудь с мамой, - сказал он мне при расставании.

Отпуск мой прошел буднично и спокойно. Я переклеил обои в квартире, помогал маме в нашем саде-огороде и читал книги. Мама к отсутствию отца потихоньку привыкала, к ней стали чаще приходить подруги.

- Вон, какой у тебя красавец сын вырос, любо-дорого посмотреть, - говорили они маме.

Внешностью своей я, и в правду, был вполне доволен. Рост - метр восемьдесят, без одного сантиметра, плечи довольно широкие, развернутые, живот плоский, без капли жира, ноги прямые, покрытые редкими, почти незаметными волосками, правильные черты лица, серые, спокойные, и хотелось бы думать, что умные глаза, короткая, густая темно-русая шевелюра. Вот только уши могли бы быть поменьше и прилегать поплотнее. В целом, довольно приятный, на мой взгляд, тип.

В училище меня ждала встреча с друзьями. Казбек женился и привез с собой кучу фотографий и кассету с видеофильмом. Весь наш учебный взвод с интересом разглядывал подробности красивой и шумной кавказской свадьбы. Комментировал происходящие события Толик, побывавший на свадьбе у Казбека.

- У меня до сих пор в ушах лезгинка звучит, - говорил он, нарочито тряся головой.

Казбек ходил задумчивый и грустный, видно было, что он тосковал по своей молодой жене.

- Ничего, братишка, год пролетит быстро, а там мы уже взрослые, самостоятельные офицеры, - утешал я его.

Время и впрямь летело быстро. На зимних каникулах женился Толик на своей блондинке-докторице. Я был у него шафером на свадьбе. Свадьба была небогатой, но веселой. Проходила она в небольшой кафешке, рядом с домом невесты. Подруга невесты оказалась замужней дамой, так что завязать приятное знакомство мне с ней не удалось. После свадьбы Толик оставил казарму и поселился в небольшой двушке, где проживала его жена вместе с матерью. В училище он приходил только на занятия.

Неуклонно приближалась пора госэкзаменов. Больше всего меня беспокоил французский язык. Нас, "французов", на курсе было всего несколько человек, поэтому штатного преподавателя французского языка в училище не было. Внештатные преподаватели то появлялись, то исчезали и занятия шли крайне нерегулярно. Курсанты, изучающие английский уже давно получили заветный зачет по иностранному языку, а мы - "французы", были в подвешенном состоянии. Преподавательница французского, появившаяся в училище в начале четвертого курса, молоденькая веснушчатая девчонка с тоненьким обручальным колечком на левой руке, оказалась сущей гарпией. Она категорически отвергала всякие намеки на компромиссы и предъявляла к нам требования, как к студентам иняза, частенько жалуясь на нас начальнику курса. В конце концов, зачеты она у нас все-таки приняла, но пота мы пролили больше чем на полосе препятствий.

Незадолго до госэкзаменов меня вызвали к начальнику курса. В кресле начальника сидел незнакомый подполковник в годах, с серебристым ежиком на голове и маленькими серыми колючими глазками. Левую сторону груди подполковника украшала внушительная колодка с орденскими лентами. Перед ним лежала синяя папка, по всей видимости, мое личное дело.

- Товарищ подполковник, курсант Зимин по вашему приказанию прибыл! - доложился я по форме.

- Садись курсант, - приказал подполковник. Представляться мне он не счел нужным.

- Наслышан о твоих подвигах на стрельбище и в тире, такие люди нам нужны, - сказал он, - предлагаю тебе после окончания училища пройти курсы спецподготовки снайперов. По их окончанию будешь зачислен в особую группу и прикомандирован к спецназу. Это большая честь, такое предлагается лишь немногим. Ну, а все подробности я могу тебе рассказать только после того, как ты дашь письменную подписку о согласии.

- Мамочка родная! - пронеслось у меня в голове, - подставил меня все-таки начальник кафедры огневой подготовки.

Становиться профессиональным снайпером мне решительно не хотелось.

- Товарищ подполковник! В спецназ-то я хоть сейчас, да вот только профессионального снайпера из меня, я боюсь, не получится. Понимаете, характер у меня такой - не могу долго сидеть на одном месте. Мне все время надо что-то делать, чем-то заниматься, а снайперу ведь часами надо находиться в неподвижности. Не получится у меня. Да и с математикой я на Вы, а там надо всякие вычисления в уме делать. Ну, не мое это призвание, товарищ подполковник.

И без того маленькие глаза подполковника сузились в узкие щелочки.

- Что ты тут передо мной мастурбируешь, курсант! - грубо сказал подполковник, - ручки в кровушке боишься перепачкать? Пусть, значит, другие грязными делами занимаются, а мы впереди на лихом коне, шашка наголо!

- Ну, вроде того, товарищ подполковник,- не стал юлить я.

- Да один подготовленный снайпер за минуту положит десяток таких придурков, как ты. Ну, да ладно, с тобой все ясно. Насильно мил не будешь, можешь идти. А про спецназ, забудь напрочь, там такие чистоплюи как ты, даром не нужны, - в сердцах крикнул мне подполковник, когда я подходил к двери.

Разговор с подполковником оставил у меня тяжелый и неприятный осадок. Впрочем, все скоро забылось. Предэкзаменационная суета, примерка и пошив офицерского обмундирования, и наконец, сами экзамены вскоре остались позади. Мы, с Казбеком сдали экзамены без троек, а Толян одну троечку все-таки подхватил. Ну, да разве в этом дело! Вскоре состоялся торжественный выпуск и выпускной бал. Мы с большим удовольствием разглядывали друг друга в непривычной еще офицерской форме. Несмотря на то, что мы все трое подавали рапорта с просьбой зачислить нас в спецназ или на худой конец, на южную границу, назначения у всех вышли разные. Казбек, единственный из всего курса, все-таки попал в спецназ, Толик попал в группу войск в Таджикистане, на Афганскую, а мне крупно не повезло - меня распределили в Карелию. По всей видимости, поставил все-таки сердитый подполковник в моем личном деле пресловутую черную точку. Расстроился я, конечно, сильно. Но приказ - есть приказ, его надо выполнять.

Получив на руки направления, проездные документы и отпускные мы втроем распили, на удачу, бутылку шампанского в ближайшей забегаловке и, обнявшись, распрощались с клятвами не терять друг друга из виду. Каждому из нас предстоял месячный отпуск, по окончанию которого, нас ожидала матушка Служба.

Мой первый офицерский отпуск прошел буднично и скучновато. Мама долго гладила погоны на моих плечах.

- Эх, сынок, видел бы сейчас тебя отец, - тяжело вздохнула она.

Мы с ней навестили могилу отца, а потом устроили праздничный ужин вдвоем.

Я проводил время, помогая маме по хозяйству, читая книги и размышляя о предстоящей службе. К месту службы я отбыл на два дня раньше положенного срока, пообещав маме регулярно писать.

Глава четвертая

К месту назначения я добрался без приключений. Небольшой карельский городок на берегу Ладоги, славившийся раньше производством лыж неплохого качества, встретил меня почти патриархальной тишиной. Загрузив два огромных фибровых чемодана с одеждой в багажник потрепанных "жигулей", с надписью "Такси", я попросил водителя отвезти меня к штабу погранотряда. Доехали мы быстро. Выгрузив чемоданы и расплатившись с водителем, я протянул документы дежурившему на КПП солдату.

- Вам, товарищ лейтенант, в штаб надо, к оперативному дежурному, - мельком взглянув на документы, сказал солдат, - вон видите, двухэтажное здание? Там штаб. А вещички свои можете пока здесь оставить, чтобы не таскаться. И он любезно помог мне занести чемоданы в помещение КПП.

Осмотрев мои документы, майор, оперативный дежурный по отряду, почесал в затылке.

- Так, начальник отряда сейчас на границе, зам. по воспитательной работе - в отпуске, а вот начштаба, на месте. - Он поднял трубку телефона.

- Товарищ подполковник, тут к нам новое пополнение прибыло, лейтенант Зимин. Хорошо, сейчас он идет. Давай, лейтенант, дуй на второй этаж, в кабинет начштаба, он тебя ждет.

Постучав, я вошел в кабинет начальника штаба и представился по всей форме. Высокий сухощавый подполковник вышел из-за стола и с улыбкой протянул мне руку.

- Поздравляю с началом службы, лейтенант Зимин, присаживайтесь, - сказал он, - личное дело ваше я уже смотрел, оно пока небогатое. Несколько благодарностей за стрельбу и хорошую учебу. Теперь предстоит воплощать полученные знания на практике. Командир принял решение назначить вас заместителем начальника шестой заставы. Начальник заставы, майор Сидоренко - опытный и умелый командир. У него можно многому научиться. Через пару месяцев осенняя проверка, надо подтягивать личный состав. Сейчас у нас идут всяческие реорганизации, многие заставы консервируются, на службу принимаем контрактников, а они народ заковыристый и с ленцой, так что, работы вам - непочатый край. С учебными программами и остальными документами ознакомитесь на заставе. Я в ближайшее время собираюсь поработать у вас на заставе. Так что, как говориться, контроль на месте, а помощь в приказе, - усмехнулся подполковник, - желаю удачи, лейтенант! Идите к оперативному дежурному, он подыщет вам транспорт до заставы.

Четко повернувшись, я вышел из кабинета и спустился к оперативному дежурному.

- Ну, что, лейтенант, получил ОБЦУ? (Особо ценные указания) - осведомился майор, - давай знакомиться, я начальник службы арттехвооружения отряда майор Журавлев. А тебя, значит, на шестерку замом? Ну, Сидоренко крепкий мужик, тебе повезло. Ты там за оружием смотри, приеду, найду грязный ствол, три шкуры спущу. Стрелять-то хоть умеешь?

- Был чемпионом училища по стрельбе из пистолета Макарова, товарищ майор, - ответил я.

- Вона как! - протянул майор, - ладно, приеду к тебе, постреляемся, кто кого.

- Так, тебя же на шестерку отправить надо. - Он снова поднял трубку, - здорово, живодер! - сказал он в трубку, когда та откликнулась, - ты, я слышал, на левый фланг собираешься? Захватишь новенького зама до шестерки? Ну, вот и умница, он тебя у КПП ждать будет. Поедешь с ветерком, лейтенант, на УАЗике, с начальником ветеринарной службы, он через полчаса выезжает. Так что, давай, всех благ.

Распрощавшись с веселым майором, я вернулся к КПП. Через полчаса, я уже пылил на УАЗике по тряскому, с выбоинами асфальту, а затем, мы свернули на проселок. От отряда до заставы было около семидесяти километров. Пожилой капитан, начальник ветеринарной службы отряда, разговорчивостью не отличался и всю дорогу клевал носом. Солдат - водитель, тоже молчал. Часа через два мы въехали в крошечный поселок с абсолютно непроизносимым карельским названием, где и находилась шестая погранзастава. Высадив меня с чемоданами у крыльца заставы, УАЗик с дремлющим капитаном покатил дальше. Выскочивший на крыльцо сержант срочной службы с красной повязкой на рукаве представился мне.

- Дежурный по заставе сержант Ольшанский.

- Лейтенант Зимин, - в свою очередь, представился ему я.

- Пойдемте, товарищ лейтенант, начальник заставы вас ждет в канцелярии, а чемоданы оставьте, их отнесут куда нужно.

Дверь в заставскую канцелярию была открыта. Канцелярия представляла собой квадратную комнату с двумя окнами, площадью примерно метров шестнадцать. Посредине комнаты стояли три составленных вместе письменных стола. В углу слева громоздился железный сейф. На стене висела схема участка заставы и портрет Президента. За главным столом сидел пожилой, плотный майор с живыми карими глазами, слева от него располагался средних лет капитан, справа - прапорщик, лет двадцати пяти.

- Товарищ майор, лейтенант Зимин для дальнейшего продолжения службы во вверенном вам подразделении прибыл! - бодро отрапортовал я.

- Вольно, лейтенант, зачем так кричать, - слегка поморщился майор, - давайте знакомиться. Меня зовут Иван Петрович, а это, мой зам по воспитательной работе, Сергей Леонидович, указал на капитана майор. Ну и, наконец, наш бравый старшина заставы Николай Борисович. А ты, значит, Андрей Николаевич, как я понимаю. Когда мы не в строю, у нас принято обращаться друг к другу по имени отчеству. Не возражаешь?

- Никак нет, товарищ майор! То есть Иван Петрович, - быстро спохватился я.

- Ну, что, товарищи, время - без пятнадцати восемнадцать, через пятнадцать минут боевой расчет. Николай Борисович, иди, готовь личный состав к построению. Да, и после боевого, освободи Андрею Николаевичу стол, у тебя свой в каптерке есть,

- Ох, как я тебя ждал, лейтенант, наконец-то избавлюсь от писанины и занятий по боевой подготовке, - потирая руки, вдохновился моим появлением капитан.

- Ну, с этим, вы потом разберетесь, а сейчас пора в строй, - скомандовал майор.

Мы с капитаном поднялись и вышли из канцелярии. Личный состав заставы уже выстроился во дворе. Прапорщик обходил строй, проверяя внешний вид солдат и сержантов. Увидев нас с капитаном, прапорщик встал во главе строя и махнул мне рукой, показывая место в строю впереди себя. На крыльце заставы показался майор.

- Застава, смирно! - скомандовал капитан, - товарищ майор, личный состав шестой заставы на боевой расчет построен!

- Вольно! - отозвался майор, приложив руку к козырьку.

Коротко, заученными фразами, майор обрисовал оперативную обстановку на участке заставы.

- Застава, смирно! Слушай боевой расчет! - майор называл личные номера пограничников и время выхода на службу.

Окончив читать по журналу боевой расчет, майор подал команду "Вольно", и осведомился, есть ли вопросы. Вопросов не было.

- Лейтенант Зимин, выйти из строя, - скомандовал мне майор.

Четким строевым шагом я вышел на середину строя.

- Товарищи пограничники, представляю вам моего заместителя, лейтенанта Зимина Андрея Николаевича. Прошу, как говориться, любить и жаловать. Встаньте в строй, лейтенант. Застава, разойдись!

- Ну что, товарищи, - сказал майор, когда мы все вчетвером вернулись в канцелярию, - на завтра диспозиция такая: тебе, Николай Борисович, ночью наряды отправлять, а ты, Сергей Леонидович, ознакомишь лейтенанта с прохождением линии границы на левом фланге. Выход в девять часов, да поосторожней на Синем болоте, клади там совсем сгнили, надо бы заменить, да где свободные руки взять? Возьмите с собой бензопилу, может, придется несколько деревьев завалить. Да, Николай Борисович, покажи Андрею Николаевичу его апартаменты, а я пока пограничную книгу заполню. Ну, а через полчасика, все ко мне, жены-то наши еще с обеда суетятся, стол уже, наверное, накрыли. Праздник у нас сегодня, Андрей Николаевич, новый офицер на заставу прибыл.

В сопровождении старшины я отправился осматривать свое первое в жизни, отдельное жилье. Деревянный, сложенный из бруса двухэтажный дом, в котором жили офицеры заставы, примыкал к внешней стороне заставского забора. На первом этаже находились двухкомнатные квартиры майора и капитана. Моя квартира была на втором этаже и представляла собой продолговатую комнату, метров восемнадцати, с полутороспальной железной кроватью и стареньким трехстворчатым шкафом, крошечной кухонькой с газовой плитой, древним маленьким холодильником и пластиковым столом с двумя стульями. В квартире имелся совмещенный санузел с унитазом, раковиной и душем. Деревянные крашеные полы были чисто вымыты, мои чемоданы стояли посреди комнаты.

- Эх, вот тумбочку забыл принести, товарищ лейтенант, - спохватился старшина.

- Может, вне службы, будем на ты, и по имени? - предложил я.

- Согласен. Ну, ты располагайся, я за тобой зайду, пойдем к начальнику праздновать твой приезд. Моя квартира рядом с твоей. Вот только рюмки мне сегодня не обломится, - с легким вздохом сказал старшина.

Старшина зашел за мной минут через двадцать. Я едва успел рассовать в шкаф вещи из чемоданов. Мы спустились в квартиру майора. Жена майора, приятная женщина лет сорока представилась Светланой Георгиевной, а бывшая уже там жена прапорщика, просто Надей. По-моему, она была в положении. Жена капитана отсутствовала. Как я потом узнал, она гостила у родных. Мы сели за стол, уставленный несколькими видами соленых, маринованных и жареных грибов, большим блюдом с красиво приготовленной целиком щукой. В небольших мисках стояли маринованные огурчики и помидоры, в графинах, стоящих на столе, краснел клюквенный и брусничный морс. Посреди стола дымилась большая миска с молодой отварной картошечкой, украшенной зеленым укропом. Поскольку обедать мне сегодня не пришлось, я едва удержался, чтобы громко не сглотнуть голодную слюну. Майор достал из холодильника запотевшую бутылку водки и разлил ее по рюмкам. Перед старшиной стоял фужер с морсом.

- Ну что, Андрей Николаевич, с прибытием на заставу и началом новой офицерской жизни, - поднял рюмку майор, - вот только, что она будет легкой, я тебе не обещаю. Такова наша офицерская судьба.

Мы опрокинули рюмки, и я набросился на еду, стараясь, есть как можно медленнее, попутно отвечая на обычные, в таких случаях вопросы, откуда я родом и кто родители.

- Невеста у тебя хоть есть на примете? - поинтересовался майор, - а то, молодому парню одному здесь тоска зеленая. Поселок маленький, невесту не найти. Есть тут, правда, одна веселая разведенка, Зиной зовут, но упаси тебя от нее Бог. Ее года три назад привез сюда наш бывший прапорщик, кажется из Иваново. Расписался с ней впопыхах. А она оказалась такой стервой и гуленой, что пробы ставить некуда. Так он от нее аж на Дальний Восток контракт подписал, когда прежний кончился. Уехал один, обещал ее вызвать, когда устроится, а вместо вызова прислал заявление на развод. Ну, она такой скандал закатила! И мне все нервы истрепала и командованию, военную прокуратуру письмами забросала, верните мне мужа и все! Каждый день скандалить приходила, пока я не запретил часовому пускать ее на заставу. Вот так она тут и осталась. Она учетчицей в леспромхозе работает. Зимой, когда болота замерзнут, у нас тут сезон лесозаготовок. Много пришлого народа наезжает, так она путается, с кем попало, от нее и гусарский насморк и даже, что похуже прицепить немудрено. И к тебе она непременно подкатываться будет, так что, смотри Андрей Николаевич, я тебя предупредил.

- Ну, да Бог с ней, с Зинкой, много чести о ней долго говорить. Давайте лучше выпьем по второй. - Он разлил водку в рюмки.

- За тех, кто в дозоре! - произнес стандартный второй тост пограничников майор.

После второй рюмки разговор перекинулся на службу.

- Тяжелые времена настали в войсках, - сетовал майор, - больше половины застав посокращали, законсервировали. Фланги огромные, людей не хватает. Раньше-то у нас и мышь через границу проскочить не могла, а теперь, ходи кто хошь. Оно понятно, мы теперь тоже стали капиталистами и граница у нас уже не рубеж между двумя системами, а так, забор в огороде, между двумя добрыми соседями. И отношение к охране поменялось соответственно. Снабжение ухудшилось, денежное довольствие иногда задерживают, а, главное, людей катастрофически не хватает. Приказ на охрану выполнять некем, хоть жен на границу посылай. Ближайшие годы сплошь контрактниками комплектоваться будем, даже женщин на службу принимать грозятся. Ну, я-то, наверное, этого не дождусь, на пенсию уйду, два с половиной года всего осталось. В общем, настоящая граница только на Юге осталась, даже на Китайской, и то, охрана упрощается. Если так пойдет, мы скоро от милиции ничем отличаться не будем. Эх, да что там говорить!

Майор разлил остатки водки.

- Давайте за наших жен выпьем, и за твою будущую, Андрей Николаевич. В отпуск поедешь, обязательно женись, - посоветовал майор.

Женщины подали чай и яблочный пирог. Поблагодарив хозяев за радушный прием, я поднялся к себе, разделся и мгновенно уснул.

Так началась моя заставская жизнь. Выходы на участок заставы, отправка и проверка пограничных нарядов, ночные дежурства на заставе, занятия с личным составом. Правда, последние, доставляли мне массу огорчений. Проводить занятия было практически не с кем. Штаб отряда высылал обширные планы боевой и специальной подготовки, требуя стопроцентного охвата личного состава, выполнить которые просто не представлялось реальной возможности. Люди были постоянно заняты то - на службе, то - на неотложных хозяйственных работах.

- Что же это делается, Иван Петрович, - не выдержав, пожаловался я майору. Совсем не с кем занятия проводить. Сегодня с утра были три человека, и тех старшина забрал крепить мостки на Дальнем овраге. Ну, с кем мне занятия проводить? С Васькой, да Петькой? (Так звали заставских поросят).

- Ты не горячись, Андрей Николаевич, - охладил мое служебное рвение майор, - это я дал распоряжение старшине починить мостки. А занятия, дело необходимое, вот только свободного времени у личного состава на них практически не остается.

- А зачем тогда из штаба присылают такие, заведомо невыполнимые планы занятий? Да еще требуют стопроцентного охвата личного состава? Они что, не знают реального положения дел на заставах?

- Да все они знают, не дураки там сидят. Просто, издавна сложилась такая практика, чем больше потребуешь, тем больше сделают. Планы-то, для идеальных застав составляют, со стопроцентной комплектацией личного состава, а где они у нас идеальные?

- Да ведь это сплошное очковтирательство! - не унимался я. - Зачем же тогда я на каждое занятие конспекты пишу? Только время трачу.

- Не все так трагично, Андрей Николаевич, - утешал меня майор, - основное обучение личный состав у нас на учебном пункте проходит, сразу по прибытии. А на заставе я тебе порекомендую основное внимание уделять индивидуальной подготовке. Идешь с солдатом в наряд, вот и подучивай его. Как след распознавать, где там выволока, а где поволока, учи маскироваться, на местности ориентироваться, ну и так далее. А когда вернешься, можешь смело ему оценку в журнал боевой подготовки ставить. Вот никакого очковтирательства и не будет. А конспекты к занятиям пиши, и расписания занятий составляй, на осенней проверке обязательно проверят.

- Ну, а стрелять, как я буду учить? - не унимался я, - ведь стрельба на участке категорически запрещена.

- А вот постреляем мы всей заставой перед проверкой обязательно, и днем и ночью, и не один раз. Это я тебе твердо обещаю. Кстати, в ближайшее время проверь заставское стрельбище.

Делать было нечего. Хотя мое Самолюбие отчаянно протестовало против очковтирательства и ненужной писанины, я все же добросовестно ее выполнял. А насчет Зины, майор оказался прав.

Через четыре дня, после моего прибытия на заставу, вечером, в мою дверь раздался стук. Я уже поужинал в солдатской столовой и сидел дома, писал конспекты, готовясь к завтрашним занятиям. Подумав, что это старшина, я подошел и открыл дверь. Передо мной стояла упитанная особа, лет двадцати пяти в ярком кримпленовом платье и в туфлях на высоких каблуках. Продолговатое лицо женщины обрамляли мелкие рыжие кудряшки, губы были щедро накрашены кроваво-красной помадой, а глубоко запавшие под начерненными бровями глазки, бойко осматривали мою скромную персону.

- Здравствуйте, лейтенант, меня зовут Зина, - жеманно представилась мне незнакомка. - Я от соседей слышала, что на заставу прибыл молодой, холостой лейтенант, и подумала, как же ему неуютно и одиноко на новом месте. А я, как раз пирожки пекла, вот и решила зайти к вам запросто, по-соседски, угостить пирогами. Ведь в солдатской столовой вас этим не балуют.

И она сделала шаг, намереваясь войти в комнату.

- Спасибо за заботу, Зина, - преградил я ей дорогу, - но сейчас я очень занят, пишу конспекты к завтрашним занятиям.

- Конечно, конечно, лейтенант. Я понимаю, - не слишком обрадовано произнесла Зина, - вот возьмите пирожки, ешьте, пока тепленькие.

Она протянула мне пластиковый пакет с пирожками. Отказаться взять его, было бы верхом невежливости.

- Мы с вами обязательно познакомимся поближе, лейтенант. Ведь я, тоже так одинока, - с томным вздохом сказала Зина, неохотно покидая мои апартаменты.

Когда дверь за ней закрылась, я вздохнул с облегчением. Первая атака была отбита. Вынув пирожок из пакета, я разломил его. Пирожок был с капустой, тесто внутри было непропеченным, а низ пирожка подгорел. Сунув этот кулинарный шедевр назад в пакет, я отправил его в мусорное ведро.

Вторую атаку на меня Зина предприняла примерно через неделю. Было около девяти часов вечера. Лежа в одежде на кровати, я смотрел последние известия по старенькому телевизору, который накануне где-то добыл мне старшина. Услышав стук в дверь, я поднялся и открыл ее. На пороге стояла Зина. На сей раз, она была в короткой юбке выше колен и обтягивающей кофточке.

- Здравствуйте, лейтенант, а я вот к вам в гости собралась, - не смущаясь моим, не слишком гостеприимным видом, затараторила Зина. - И бутылочку вот захватила, и закуску. Посидим, думаю, с вами, как культурные люди, поговорим душевно, познакомимся поближе.

Она продемонстрировала мне набитый чем-то пластиковый пакет, оттесняя меня своим телом в середину комнаты.

- Знаете, Зина, - слегка ошеломленный ее напором сказал я, - во-первых, пить мне сейчас нельзя, ночью идти на службу, да и не любитель я спиртного, а во-вторых - для культурного общения двух людей необходима заинтересованность двух сторон, а с моей стороны такая заинтересованность не наблюдается.

Выразился я довольно витиевато. Когда смысл моих слов дошел до коварной обольстительницы, лицо ее побагровело.

- Ах так, значит, лейтенант. Вы все такие культурные, а мы, значит, темнота и серость и культурно общаться с нами, вам без интересу, - срываясь на визг, завопила Зина, - да я техникум почти закончила и все культурные передачи по телевизору смотрю! Сам ты - хам некультурный! Женщина к нему со всей душой, а он.... Ну и черт с тобой, трюхай себе в тряпочку, а я себе мужика завсегда найду.

Она круто развернулась на каблуках и выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.

- Ну вот, ни за что, ни про что, смертельно обидел бедную женщину, - подковырнуло меня Самолюбие, - мог бы сразу попросту послать ее куда подальше, ей бы и понятно было и не так обидно, а ты развел антимонии.

Как бы то ни было, проблема разрешилась, и видимо навсегда.

Осеннюю проверку застава сдала на "хорошо". Перед ней, как и обещал майор, мы много постреляли. Заставская жизнь катилась своим чередом. Работать приходилось по четырнадцать, пятнадцать часов в сутки. В редкие выходные я занимался преимущественно рыбалкой. В озерах на участке в изобилии водилась щука, и я приносил на солдатскую кухню целые связки этих хищниц. Очередной отпуск по графику мне достался в феврале, в точном соответствии со знаменитой армейской поговоркой о том, кто и когда едет в отпуск. С мамой я переписывался довольно регулярно, посылая не меньше двух писем в месяц. Мама уговорила меня провести отпуск в М-ске, у родственников, сама она собиралась приехать туда чуть раньше, чем я.

В отпуск, по настоянию мамы я поехал в форме. Ей хотелось показать меня родственникам во всей красе. К тому времени, денег у меня скопилась вполне приличная сумма. Тратить их на заставе было некуда. Доехав на поезде до Москвы, я перекомпостировал билет на поезд Москва - М-ск. Ехать предстояло в купейном вагоне. Через пару часов ожидания, объявили посадку на поезд. Мое место было под номером шесть, во втором купе. Народу при посадке было очень мало. Найдя в вагоне свое купе, я открыл дверь и обомлел. В купе на нижней полке под номером шесть сидела потрясающей красоты блондинка. Сколько раз, в своем воображении, я рисовал именно такую сцену - поезд, ночь, в купе только я и прекрасная незнакомка, у нас завязывается долгий интересный разговор, а потом... Видно мысли и впрямь материальны.

Я несколько раз моргнул. Блондинка не исчезала.

- Свободно? - задал я дурацкий вопрос, ведь кроме нее в купе никого не было.

Блондинка резко оторвала глаза от газеты, кажется, это был "Московский комсомолец", и собралась что-то сказать, но передумала и лишь милостиво кивнула мне головой. Я вошел в купе, забросил свою сумку на верхнюю полку, снял шинель и уселся напротив прекрасной незнакомки.

Выглядела она и в самом деле потрясающе. На блондинке был строгий, изящный темно-синий деловой костюм. Юбка - чуть выше колен, открывала круглые, красивые колени, обтянутые нейлоном, ноги скрывали модельные сапожки черного цвета. Волосы блондинки были подняты вверх, образуя строгую деловую прическу и обнажали длинную шею, на которой был повязан маленький шелковый платок в цветах российского триколора. В ушах были длинные, замысловатые серьги, а на безымянном пальце правой руки я, с большим сожалением, разглядел дорогое обручальное кольцо. На вид, блондинке было лет двадцать шесть - двадцать семь.

- Ну, ты и размечтался, приятель, - подало голос Самолюбие, - и такую кралю ты собираешься охмурить?

Раздался стук в дверь, в купе протиснулась полная, с помятым лицом проводница.

- Попрошу билетики, молодые люди.

Мы протянули ей билеты.

- Так, вы лейтенант, значит, до конца, а вам, в Н-ске выходить, на шесть часов раньше. Вот и хорошо, будить никого не придется. Вообще, рейс хороший, весь вагон пустой идет. Кроме вас, только семейная пара с детьми в последнем купе, мертвый сезон. Ну ладно, отдыхайте, а чаек я вам часа через два принесу, - словоохотливая проводница покинула купе, прикрыв за собой дверь.

В это время поезд тронулся. На лацкане жакета блондинки я разглядел, прикрытый ранее газетой, значок депутата Уральской Думы и окончательно приуныл.

- Видал? И думать забудь. Не по Сеньке шапка, - скулило Самолюбие.

В купе воцарилось молчание. Первой не выдержала блондинка.

- По-моему, вы меня уже достаточно разглядели, лейтенант. Я что, плохо выгляжу или вы дар речи потеряли? Скажите что-нибудь. Ведь нам предстоит провести в этом купе вместе больше суток, - лукаво улыбнулась она.

- Нет, да... То есть потерял, от вашей красоты, - несвязно пробормотал я, запутавшись в словах.

Блондинка, видимо, оценила не столько изящество комплимента, сколько его искренность.

- Ну, что ж, давайте знакомиться, меня зовут Валентина. Надеюсь, что дар речи к вам все- таки вернется.

- Андрей, - представился я, вскочив так проворно, что слегка ударился головой о верхнюю полку.

- Осторожней, Андрей, так вы все купе разнесете, - звонко рассмеялась Валентина.

Этот маленький инцидент рассмешил нас обоих и дальше разговор пошел более непринужденно.

- И с какой же целью вы едете в М-ск, Андрей? Хотя постойте, попробую угадать. У вас зеленые петлицы и просветы на погонах, значит, вы - пограничник. Поскольку граница с Китаем по Уральскому хребту, слава Богу, пока еще не проходит, могу предположить, что вы едете по личным делам, скорее всего в отпуск. Судя по тому, что обручальное кольцо у вас отсутствует, вы не женаты. Значит, едете к невесте. Я угадала?

- У вас потрясающие дедуктивные способности, Валентина, - оправившись от смущения, ответил я, - вы почти угадали. Я действительно еду в отпуск. Вот только невесты у меня нет, я еду к маме.

- К маме, как трогательно, - умилилась Валентина. - А я домой возвращаюсь, в Москве была по депутатским делам, в командировке. Я у себя в областной Думе делами молодежи занимаюсь, обсуждали будущую повестку слета на Селигере.

- Знаете, Валентина, я сегодня весь день ничего не ел, может быть, сходим в ресторан, поужинаем? - стараясь закрепить знакомство, предложил я.

- Нет, Андрей, не люблю вагонов-ресторанов. Вы идите, поужинайте, а я тем временем переоденусь ко сну. К тому же, голодной я не останусь, у меня с собой есть отварная курица.

- Тогда может быть что-то принести из ресторана?

- Если не трудно, какой-нибудь лимонад, лучше всего Тархун.

Ресторан находился через два вагона, ближе к локомотиву. Дверь в ресторан была закрыта. Минуты через три, отзываясь на мой отчаянный стук, в тамбур выглянул мужчина лет тридцати с явно армянской внешностью.

- Зачем так стучишь, дарагой? Мы только завтра утром откроемся, - укоризненно пробурчал он.

- Открой, пожалуйста! Очень нужно. Мне бы с собой взять, - проведя рукой по горлу, крикнул я.

Нехотя он открыл дверь и повел за собой.

- Давай, говори, что тебе?

- Бутылку хорошего коньяка, коробку конфет, поесть чего-нибудь вкусного и бутылку Тархуна.

- Девушка, что ли?

Я кивнул головой.

- Ладно, вот тебе коньяк "Арарат", не паленый, гарантирую. Из еды, могу предложить осетрину горячего копчения и буженину.

Запаковав продукты в пакет, он протянул его мне, назвав немаленькую сумму. Ну, какое это имело значение!

Вернувшись в купе, я снова замер от удивления. Валентина совершенно преобразилась. Вместо делового костюма, на ней теперь был черный восточный шелковый халатик с желтыми драконами, сапоги и чулки тоже исчезли, на ногах были розовые тапочки с помпонами. Волосы Валентина распустила. Теперь она не казалась строгой непреступной дамой, но была еще красивее и милее. К своему немалому изумлению, я заметил, что кольцо с правой руки она сняла.

- Вовсе не факт, - вмешалось Самолюбие, - сережек-то тоже нет. Просто сняла золото на ночь.

Отмахнувшись от зануды, я принялся разгружать пакет. Помимо продуктов, догадливый армянин засунул в пакет одноразовую посуду и салфетки.

- Да у нас сегодня праздник! - несколько иронично всплеснула руками Валентина. - Я тоже участвую.

Она достала из сумки вареную курицу и маленькую баночку черной икры. Через минуту роскошный стол был сервирован. Верхний свет мы потушили, и в купе царил полумрак. Наш поезд, постукивая колесами, мчался сквозь ночь. Мои призрачные мечты сбывались. Я плеснул коньяка в тонкие чайные стаканы.

- За ваш отпуск, Андрей! Чтобы он прошел весело и ярко, - провозгласила, подняв стакан, Валентина.

Мы чокнулись и выпили.

- Эх, а мне до отпуска еще, как до Китая ползком, он у меня в июле, - вздохнула Валентина, - ну, давайте поедим, я ведь тоже целый день ничего не ела.

Утолив голод, я снова взялся за бутылку. Выпитый коньяк придал мне смелости и уверенности.

- Предлагаю выпить на брудершафт, - поднимаясь с полки, сказал я.

- Так ведь целоваться придется, - улыбнувшись, сощурилась Валентина, - ну, что ж, пожалуй, рискну.

Она поднялась мне навстречу, наши руки со стаканами переплелись и, глядя в глаза, друг другу, мы медленно опустошили содержимое стаканов. Пустые, они звякнули об стол одновременно. Я обнял Валентину и наши губы встретились. Моя рука скользнула по шелковому халатику вдоль ее спины. Признаков бюстгальтера я не обнаружил, как не обнаружил и резинки от трусиков. Под шелковым халатиком Валентины, кроме ее роскошного, теплого, ароматного тела больше ничего не было. Это открытие лишило меня воздуха, сердце забухало так, что грозило разнести грудную клетку, и в это время... (Клянусь чем угодно, вы ведь знаете, что я давно не вру), в это время раздался стук в дверь. Ситуация была как в дешевом водевиле. Мы с Валентиной отпрянули друг от друга. Поезд стоял на какой-то станции, кажется, это был Владимир. Настойчивый стук повторился. Валентина опомнилась первой. Одернув халатик, она приоткрыла дверь в купе. Возле двери стоял мужик лет сорока в черной длинной куртке и шапке-ушанке. В ногах у мужика громоздились два огромных клетчатых баула.

- Пятое, - протягивая Валентине билет, сказал мужик.

Это был конец всему! От досады, слезы чуть не выступили у меня из глаз.

- Занято, - рявкнула на мужика Валентина, захлопывая дверь перед самым его носом.

Она схватила с полки свою черную кожаную сумку.

- Подожди, я сейчас, - сказала мне Валентина и, приоткрыв дверь, боком протиснулась наружу, прикрыв ее за собой.

- Да ведь пятое, же, - раздался за дверью жалобный голос мужика.

Вернулась она минут через пять.

- Все, больше нас никто не побеспокоит, - заверила меня Валентина, заставляя гадать, сколько денежных знаков, перекочевало из ее сумочки в карман проводницы. - Нет, ну надо же, весь вагон идет пустой, а он прется именно к нам. Ладно, наливай, отпразднуем освобождение от полчищ мешочников. За нас с тобой и фиг с ними!

Переложив подушку от окна к двери, Валентина легла на полку и дернула за поясок халатика. Он распахнулся, обнажая молочно-белое великолепное тело.

- Иди ко мне, миленький, ну их всех...

Чемпионом училища по одеванию-раздеванию я не был, но быстрота, с которой я разделся, тянула на рекорд. Узкая вагонная полка к удобствам не располагала, и мой приятель никак не мог проникнуть в заветное лоно. Валентина поправила его рукой. Оказавшись в горячем и влажном Раю, мой приятель восторженно завопил и тут же оглушительно взорвался, беспомощно обмякнув. В глазах Валентины промелькнуло разочарование. Моему стыду и ужасу не было предела. Проклиная себя, и своего приятеля-предателя я летел в бездну отчаяния. Даже слезы выступили у меня на глазах.

- Миленький, у тебя что, женщин до меня не было? - догадавшись, шепотом спросила у меня Валентина.

- Можно сказать, что и так, - пробормотал я, сгорая от стыда. Разве можно было считать женщинами, тех двух девчушек, с которыми я пытался заниматься сексом?

- Миленький, миленький, миленький, - шептала Валентина, покрывая поцелуями мое лицо, - да не расстраивайся ты так, вот увидишь, через несколько минут все будет в порядке, просто ты перенервничал.

И вправду, минут через десять, мой приятель ожил. На этот раз, все продолжалось минуты три, четыре, а когда закончилось, по глазам Валентины я понял, что она все еще не удовлетворена.

- Давай прервемся, миленький, тебе надо немного отдохнуть и восстановить силы. Я сделаю тебе бутерброд с икрой, и мы еще выпьем по капельке. Только сначала приведу себя в порядок. Взяв полотенце, она вышла из купе.

- Ну что, герой-любовничек, опростоволосился по-полной? - язвительно осведомилось Самолюбие. - Экий ты телок-неумеха. Такую женщину удовлетворить не смог. Вспомни хоть те фильмы, на которые тебя Толик водил!

Когда Валентина вернулась, мы с ней выпили понемногу, перекусили и сидели обнявшись. Поезд, ввинчиваясь в холодную февральскую ночь, неуклонно сокращал путь к месту назначения. Хотелось бы продлить эту ночь до бесконечности, никогда в жизни мне еще не было так хорошо. Мой приятель, передохнув, вновь призвал меня к действиям. Я снова стал ласкать Валентину. Стеснение прошло, и я попытался разнообразить наши действия, припоминая позы из фильмов. Получалось неплохо, тем более, что Валентина охотно откликалась. Одна из поз, видимо, оказалась наиболее удачной, и она, сдавлено вскрикнув, забилась в моих руках.

- Ох, миленький, как же мне хорошо с тобой! - прошептала Валентина, - у меня ведь тоже уже давно никого не было.

- А как же муж, - удивился я.

- С мужем у меня нет близких отношений уже около двух лет. В двадцать два года я безумно влюбилась в него и очертя голову выскочила за него замуж. Он был высокий, красивый, говорил умно и казался мне идеальным. Работал он корреспондентом в нашей местной газете. Через год, когда конфетно-букетный период закончился, я поняла, что жестоко ошиблась. Мой муж оказался ленивым, инфантильным, никчемным эгоистом. В своей газете он был на плохом счету, изредка пописывал серенькие статейки про надои и тонно-километры, постоянно жалуясь, что его не понимают и зажимают. Я пробовала приобщить его к политике и даже написала за него несколько статей по молодежной тематике, две из которых перепечатали центральные издания. Проблемами молодежи я увлеклась еще на втором курсе университета. Самостоятельно развивать он эту тему не стал, у него не хватило ни способностей, ни желания. Тогда я стала иногда выступать в прессе уже под своим именем, на что он жутко разобиделся. В общем, он стал часто прикладываться к бутылке и ночевать вне дома. Никакие уговоры не помогали. Его похождения на стороне закончились для меня печально, он меня заразил. Болезнь, правда, была пустяковой, и я быстро вылечилась, но она явилась последней каплей в наших отношениях. Больше я с ним не сплю.

Я бы уже давно развелась и избавилась от этого ничтожества, но меня держит квартира. У меня прекрасная трехкомнатная квартира в центре города, добиться получения которой, стоило мне больших усилий, и делить ее с ним в случае развода, мне смертельно не хочется. Вот я и подыскиваю варианты, куда бы его сплавить. А колечко на правой руке я ношу просто так, чтобы поменьше приставали. Подумать только, миленький, ведь когда ты вошел в купе, я хотела тебя выгнать. Очень устала в Москве и хотела побыть одна. Какое счастье, что я этого не сделала!

Она изо всех сил прижалась ко мне.

- Миленький, а может, ты выйдешь вместе со мной? Я сниму хорошую гостиницу, пошлю к черту всю работу и мы проведем с тобой вместе незабываемую неделю. Впрочем, извини. Понимаю, мама - это святое, - заметив, что я невольно напрягся, сказала Валентина, - ну тогда, может, заедешь ко мне в конце отпуска? Ладно, не буду тебя больше грузить. Уже почти пять утра, давай поспим часика три. Утро - вечера мудренее.

Громкий стук в дверь разбудил нас в девятом часу. Я открыл замок, и в купе с двумя стаканами чая в подстаканниках втиснулась проводница.

- Чаек горяченький, молодые люди! - ласково пропела она, хитро оглядев меня и Валентину.

Умывшись и быстро приведя себя в порядок, мы сели завтракать. Несмотря на бурно проведенную ночь, Валентина, при сером свете февральского дня, казалась бодрой и очень милой.

- Знаешь, миленький, я тут подумала, а может тебе к нам в город перевестись служить? Вас ведь опять в подчинение Федеральной Службе Безопасности отдали. Что тебе эта Карелия? У меня куча генералов знакомых, я даже с министром обороны знакома, приходилось встречаться при обсуждении проблем молодежи. Переведешься служить в территориальные органы, а?

Такое предложение меня, мягко сказать, ошарашило.

- Не думаю, что это возможно,- осторожно возразил я, - в училище нам преподавали лишь азы оперативной работы, а для того, чтобы работать в территориальных органах, надо оканчивать Высшую школу ФСБ. Да и возможность такого перевода - из области фантастики.

- Ну, в этом мире нет ничего невозможного, - с апломбом заявила Валентина, - было бы желание и связи. В Москве мне твердо обещали место депутата в Государственной Думе следующего созыва по партийному списку Единой России. А это, мой миленький, большая власть и огромные возможности. Так что, не торопись, подумай, я говорю очень серьезно. Ах, да что это я взялась за тебя с самого утра? Я, наверное, кажусь тебе очень старой? У нас ведь четыре года разница в возрасте, для тебя я - древняя старуха.

- Как ты можешь так говорить? Ты самая прекрасная женщина на свете! - не кривя душой, жарко заверил я Валентину.

Мы обнялись, и все вокруг снова перестало существовать. Еще дважды Валентина трепетно билась в моих объятьях. Опомнились мы в первом часу дня.

- Меньше, чем через два часа мне выходить, миленький, надо приводить себя в порядок, - вздохнула Валентина. - Ты выйди минут на десять, я переоденусь, а то при тебе у меня не хватит на это сил.

Когда я вернулся в купе, передо мной вновь была строгая, недоступная красавица. Вот только волосы она оставила распущенными, и обручальное кольцо оказалось на левой руке.

- Вот тебе моя визитка, на ней мои рабочий и домашний телефоны. Подумай обо всем, буду ждать твоего звонка, - устремила на меня свои прекрасные глаза Валентина, - надо же, за эти сутки я окончательно сошла с ума, никогда не думала, что это возможно.

- Подъезжаем к вашей станции, - услужливо напомнила Валентине в открытую дверь купе проводница.

Валентина надела короткую норковую шубку и белую вязаную шапочку с помпончиком. Я помог ей вынести вещи в тамбур, и мы поцеловались на прощанье.

- Иди в купе, миленький, а то я расплачусь, - мягко отстраняясь от меня, попросила Валентина.

Взглянув на нее последний раз и махнув рукой, я медленно побрел в купе. Поезд остановился. На перроне стоял высокий красивый брюнет с букетом роз. Он был в длинной дорогой дубленке и без шапки, несмотря на изрядный морозец. Выйдя из вагона, Валентина небрежно подставила ему щеку для поцелуя. "Ничтожество" подхватил сумки и двинулся по перрону на выход. Валентина обернулась к поезду, отыскав глазами окно нашего купе. В короткой шубке и шапочке она была похожа на маленькую озорную девчонку. Послав мне воздушный поцелуй, она рукой изобразила набор телефонного диска. Я помахал ей в ответ. Поезд тронулся и через несколько мгновений я потерял ее из виду. Чувство огромной пустоты и отчаяния обрушилось на меня. Вылив в стакан остатки коньяка, я выпил его залпом.

- Скверный способ избавляться от огорчений, - подало голос Самолюбие, - давай рассуждать логически. Тебе несказанно повезло, ты встретил красивую, взрослую и уверенную в себе женщину, которая снизошла до близкого общения с тобой. Что ждет тебя в случае продолжения знакомства? Ведь даже по сравнению с ее "ничтожеством", ты выглядишь как беспородный лопоухий щенок. Кем ты будешь себя чувствовать рядом с ней, жалким альфонсом? Или ты думаешь, что она бросит свою карьеру и помчится к тебе на заставу? Даже, если ты не надоешь ей через пару недель или месяцев, ты превратишься в подкаблучника, за которого все и всегда будет решать она. Тебя, возможно, и устраивает такая роль, а меня - категорически нет. Если тебе наплевать на меня, подумай хотя бы о ней. Ведь продолжение вашего знакомства, ничего, кроме разочарования, ей не принесет. Зачем же делать ее несчастной во второй раз? Ты же понимаешь, что ей нужен сильный и уверенный в себе мужчина, да и с " ничтожеством", тоже не все так просто. Судьбе было угодно подарить вам сутки райского блаженства, не проси у нее большего, не порть волшебную сказку, пусть она останется с тобой на всю жизнь. Будь благоразумен, выбрось визитку.

Возразить ему, мне было нечем.

Изрядно потрудившись, я открыл верхнюю фрамугу купейного окна, высунул руку с яркой, цветной визиткой на морозный воздух и, через мгновение, разжал пальцы. Визитка, маленькой птичкой мелькнула за окном.

- Что же я наделал? - сожалел я уже через минуту.

Все доводы Самолюбия показались мне теперь глупыми и никчемными. Незаметно я уснул. Проснулся я от собственного крика. Мне приснилась Валентина в образе древней старухи. Она протягивала ко мне свои костлявые пальцы.

- Что же ты наделал, миленький, зачем ты выбросил мою визитку? Посмотри, что со мной теперь стало, по твоей милости, - жалобно взывала она.

- Что случилось? - спросила меня появившаяся проводница.

- Ничего, это я во сне, сконфузившись, - ответил я.

- Эх, молодежь, молодежь! Готовьтесь, через полчаса конечная, - она вернула мне билет.

На такси я доехал к дому дяди, где меня уже ждали. Обнявшись с родственниками, и поцеловав маму, я уселся за накрытый стол. Как оказалось в дальнейшем, сидеть за столом было главной моей обязанностью в течение двух недель. Все многочисленные родственники жаждали заполучить меня в гости. Две недели я ел, пил и ужасно скучал. А по ночам ко мне приходила Валентина, она больше не пугала меня и мы проводили ночь в жарких объятьях, а наутро мне приходилось менять трусы. Наконец, пытка застольями закончилась и, попрощавшись с гостеприимными родственниками, мы с мамой пустились в обратный путь, домой. На обратном пути кроме нас, в купе ехала пожилая супружеская пара. Когда поезд остановился в городе, где жила Валентина, я с тоской смотрел на пустой перрон, борясь с желанием немедленно сойти. Мама, уловив мое настроение, истолковала его по-своему.

- Ты уж прости меня, сынок, испортила я тебе отпуск, - вздохнула она, - больше я вмешиваться в твою жизнь не буду. В следующий раз поедешь куда-нибудь сам.

Пробыв у мамы четыре дня, я раньше времени засобирался на заставу. В Москве, я заехал к тете и передал ей приветы от родных. Ожидая на вокзале свой поезд на Мурманск, я присел на скамейку. Ко мне подсел, одетый как капуста, в несколько одежек, бомж. Пахло от него отнюдь не розами. Сморщенное лицо бомжа выдавало его бывшую принадлежность к пресловутой прослойке.

- Позвольте, молодой человек, задать вам один вопрос? - деликатно дыша в сторону, осведомился бомж, - как по-вашему, в чем смысл жизни?

В это время объявили посадку на поезд.

К сожалению, мой поезд, - поднимаясь со скамейки, ответил я и, порывшись в кармане, сунул бомжу довольно крупную купюру.

- Да я, действительно, поговорить хотел,- растерянно ответил бомж, однако бумажку спрятал.

Глава пятая

Застава - мой дом родной, это я почувствовал сразу по прибытии. Майор первым делом поинтересовался, не женился ли я, и укоризненно покачал головой, когда я ответил отрицательно. Заставская жизнь снова закружила меня. Очередной отпуск по графику выпал мне аж в следующем сентябре, что меня, в общем-то, не сильно огорчило.

Валентина, по-прежнему, являлась ко мне по ночам, правда делала это все реже и реже. Промелькнула весна, миновало недлинное карельское лето. Осеннюю проверку застава снова сдала на "хорошо". В ноябре меня откомандировали в отряд, заместителем начальника учебного пункта по боевой подготовке. По сравнению с прошлыми годами, призывников было совсем немного. Сформировали всего две учебные заставы. Наконец, у меня появилась возможность проводить занятия с солдатами в полную силу, что я с удовольствием и делал. Вечером, по выходным, я делал вылазки в город. После крохотного поселка, он казался мне огромным мегаполисом. В нем было несколько баров и ресторан.

В один из своих первых выходов, я зашел в бар, расположенный в центре городка. В баре было шумно и дымно. Подойдя к стойке, я заказал чашку кофе. Барменша, презрительно скривившись, бросила в чашку неполную ложку растворимого кофе и, налив кипятку из чайника, небрежно толкнула чашку ко мне. Видно, кофе был здесь не в чести. Через несколько минут, ко мне за стойку подсела пара размалеванных девиц, явно под хмельком.

- Может, пивом угостишь, лейтенант, а еще лучше водочкой? - вкрадчиво обратилась ко мне одна из них.

Подошедший вслед за ними долговязый парень, дружелюбия не излучал.

- Чужую рыбку ловишь, лейтенант, - сузив глаза, сказал долговязый. - Здесь только свои собираются, чужаков тут не любят. Шел бы ты отсюда подобру-поздорову!

Ввязываться в драку ни с того, ни с сего, да еще в военной форме, явно не имело смысла. Бросив мелочь на стойку, я медленно, и, как мне показалось, с достоинством, покинул бар.

Побродив по центру городка, я наткнулся на местный ресторан. Поколебавшись, я решил вновь попытать счастья, тем более, что ужинать собирался в городе. Интерьер ресторана меня приятно поразил, он был отделан по мотивам Калевалы. В уютном зале стояло с десяток столиков, треть из них была заполнена. Имелся небольшой танцевальный пятачок и живой оркестр. Публика здесь, была явно посолиднее, чем в баре. Увы, почти все дамы были с кавалерами. Я присел за столик в углу зала, так, чтобы видеть музыкантов и сидящих в центре. Ознакомившись с меню, я заказал подошедшей официантке сто пятьдесят граммов коньяка, мясной салат и фирменное блюдо "Сиг в кляре". Цены в ресторане кусались, но два-три раза в месяц я мог себе такое удовольствие позволить.

"Сиг в кляре" оказался превосходным, настроение сразу улучшилось, я сидел, потягивал коньяк, благодушно наблюдая за танцующими. Две дамы лет тридцати пяти, за столиком в центре, отмечали какое-то событие, бутылка водки, стоящая на столе была почти пуста. Солист музыкальной группы объявил белый танец, одна из дам, полноватая шатенка среднего роста, встала и слегка пошатываясь, направилась ко мне. Отказать ей было бы слишком невежливо, так что, мне пришлось пойти танцевать. О том, чтобы делать это по-настоящему, не могло быть и речи. На ногах дама стояла не слишком твердо, поэтому норовила прижаться ко мне своим, довольно объемным животиком. От дамы пахло свежим водочным перегаром и потом. В общем, удовольствие танцевать с ней было ниже среднего. Как мог, я держал ее на расстоянии, и когда танец кончился, под локоток проводил ее к родному столику. Несмотря на изрядную долю опьянения, к ее чести, дама видимо поняла, что не произвела на меня впечатления и больше попыток к сближению не делала. Посидев еще минут сорок, наблюдая за разгулявшимися финскими туристами, я покинул ресторан, решив, что заходить сюда изредка, стоит.

Программа занятий на учебном пункте была напряженной и плотной, свободного времени почти не было, дни летели быстро. В ресторане мне довелось побывать еще два раза, без каких либо заметных приключений. Приключение меня ожидало на учебном стрельбище отряда. В конце учебной программы подготовки молодого пополнения было запланировано боевое гранатометание. Конечно, о том, чтобы молодому солдату сразу дать в руки боевую гранату, не могло быть и речи. Сначала они изучали устройство гранаты и запала, потом многократно учились метать болванку и, наконец, метали инертную гранату с боевым запалом.

Погода в конце декабря была довольно холодной, термометр показывал -25 градусов. Поскольку на стрельбище, где был оборудован полигон для гранатометания, мне предстояло провести целый день, оделся я тепло. Помимо шерстяного нижнего белья, я натянул на себя толстый свитер, потом, полушерстяную офицерскую форму. Поверх формы надел толстые полярные брюки и куртку, а на ноги накрутил двойные шерстяные портянки и обул валенки. Сверху я умудрился натянуть на себя овчинный полушубок. Конечно, передвигаться в такой одежке было не слишком удобно, но мне-то предстояло стоять на месте. Поколебавшись, я засунул в офицерскую сумку бутылку водки, которая стояла у меня в тумбочке в качестве НЗ с начала учебного пункта. Вообще-то пить на морозе, да еще в присутствии личного состава я не собирался, и я сам не понял, зачем я взял водку с собой.

Утром, на машинах, нас отвезли на стрельбище, где были оборудованы точки для гранатометания. Снегу на стрельбище к тому времени было с полметра. Быстро прочистили узкие дорожки к толстым деревянным двухметровым щитам, из-за которых предстояло метать гранаты. Руководил боевым гранатометанием начальник учебного пункта, - майор, в обычной жизни занимавший должность зам. начальника штаба отряда. Позиций для гранатометания было две, они отстояли друг от друга на сто пятьдесят метров. У одного щита встал я, у другого - старший лейтенант, зам. начальника учебного пункта по воспитательной работе. Отделение, солдатам которого предстояло метать гранаты, выстраивалось позади щита в сорока метрах. Остальных солдат, сержанты грели старым армейским способом, перебежками и переползаниями. Гранаты выдавал сам майор в маленькой фанерной будке, гордо именуемой пунктом боепитания. Предстояло метать гранату РГД - 5, ручную наступательную гранату, радиус поражения осколков которой составлял около пяти метров, а время горения порохового замедлителя составляло чуть больше трех с половиной секунд. Правда, иногда запалы от этих гранат улетали метров на двадцать - тридцать.

Выстроив весь учебный пункт на исходной позиции, майор выдал нам с замполитом по гранате, и мы продемонстрировали наглядно все манипуляции с гранатой и бросили их. Гранаты не слишком громко взорвались, проделав небольшие воронки в глубоком снегу. Я остался у щита, за который прятался после броска. Первый солдат, получив гранату, подбежал ко мне.

- Доставайте гранату из подсумка, выкручивайте пластмассовую пробку. Доставайте запал и аккуратно вкручивайте его в гранату. Четырьмя пальцами правой руки прижимайте рычаг запала к корпусу гранаты и левой рукой сжимайте усики кольца на запале, - медленно и монотонно, чтобы сбить естественное волнение солдата, - диктовал я, - выдергивайте кольцо чеки из запала. Не бойтесь, пока вы прижимаете рычаг запала к корпусу гранаты, взрыва не будет. Теперь размахивайтесь и бросайте гранату как можно дальше, после чего, немедленно прячьтесь за щит. А кольцо можете оставить себе на память.

После взрыва, радостный и возбужденный солдат убегал, а на его место прибегал новый. Каждому, как молитву, повторял я наизусть заученные команды. Одни волновались чуть больше, другие чуть меньше. К обеду, через нас со старшим лейтенантом, прошло чуть больше половины учебного пункта. Подбежавшего ко мне очередного солдата я знал довольно хорошо, его фамилия была Любченко. Он выделялся среди остальных и ростом, под метр восемьдесят пять, и интеллектом. На теоретических занятиях я обратил внимание на его свободную, правильную речь, он явно был из интеллигентной, образованной семьи. Медленно и успокаивающе читая "молитву" я обратил внимание на то, что его пальцы дрожат чуть больше, чем у остальных. Выдернув кольцо чеки, солдат размахнулся, и... граната выскользнув из его руки, описала короткую дугу, упав в двух метрах позади него в глубокий снег. Выражение ужаса появилось на лице солдата, он так и стоял с поднятой рукой. От меня до солдата было два метра, до гранаты - четыре.

- Полсекунды уже прошло, а трех секунд, чтобы добежать до гранаты, найти ее в снегу и перебросить, мне явно не хватит, - мысль промелькнула в моем мозгу за одно мгновение.

Дальше мозг отключился, и действовало только тело. Я взвился в воздух и обрушился на незадачливого гранатометчика сверху, сбив его с ног. Солдат лежал подо мной, тихонько сопя.

- Что же она так долго не взрывается? - думал я, лежа на солдате. Мне казалось, что прошла целая вечность, - надо бы рот открыть, чтобы уши не повредило.

Едва я успел это сделать, как хлопнул взрыв. Упругая ударная волна слегка качнула меня, а по спине что-то зашуршало, будто кто-то, балуясь, кинул горсть щебенки. Через пару секунд, осознав, что остался жив и невредим, я стал неуклюже подниматься. Если бы это была Ф-1, мы с Любченко были бы уже на небесах. Майор, с перекошенным бледным лицом уже мчался к нам. - Живы? - прохрипел майор, осматривая мою спину.

- Да все в порядке, - ответил я, снимая полушубок.

На спине полушубка, запутавшись в грубом меху овчины, торчали четыре небольших осколка.

- Вот только казенное имущество подпортил.

- Да, хрен с ним, этим полушубком, старшина зашьет, - отмахнулся майор, - главное, живы!

- А ты, что стоишь? Пошел отсюда, трус несчастный, пока я тебя.... В кочегары! В повозочные! За свиньями у меня всю службу будешь ухаживать! - в сердцах кричал майор на оплошавшего солдата.

Тот, с красным от стыда лицом, убежал от греха подальше. Объявили перерыв на обед. Солдаты, обсуждая случившееся, столпились у термосов с пищей.

- Ну, ты даешь, Андрей! - сказал майор, когда мы втроем уединились в тесном пункте боепитания. - Как этот чудак на букву М выронил гранату, я не видел, далековато было. Я только увидел, как ты, вдруг, взвился в воздух и сбил его с ног. Никогда не думал, что человек способен так высоко и далеко прыгнуть, да еще в тулупе и в валенках! Прямо фантастика! Здорово перепугался?

- Да нет, не успел, - смущенно ответил я.

- Это что, вот я читал, в Англии, одна семидесятилетняя бабулька, через двухметровый забор перемахнула со страху, когда за ней здоровенная собака погналась. Человеческий организм в момент опасности на многое способен, - включился в разговор старлей.

- Хрен с ней, английской бабулькой, тебе бы сейчас стаканчик накатить, для снятия стресса, да и мне не помешал бы, - мечтательно сказал майор.

- Так в чем же дело? - я потянулся к своей, висевшей на гвозде в пункте боепитания, офицерской сумке и достал бутылку. - Вот только стакана я не прихватил.

- Да ты, прямо волшебник, лейтенант! - радостно завопил майор, - а стакан найдется.

Жестом фокусника, он извлек из кармана полярных брюк складной стакан.

- Во! - сказал он, - у меня штаны оборудованы, я в них на рыбалку хожу.

Взяв у меня из рук бутылку, он открыл ее и налил мне полный стаканчик.

- Давай, за все то хорошо, что хорошо кончается, - провозгласил он несколько витиеватый тост.

Мы по очереди выпили, закусив солдатской гречневой кашей.

- Ну, что будем делать, други? Будем докладывать наверх о твоем героическом подвиге? - вопросил майор.

Доклад командованию, автоматически, означал многие неприятности. Командование отряда, в свою очередь, о ЧП обязано было доложить в округ. Оттуда прибудут "экскаваторы" в полковничьих погонах, все перетрясут, обязательно найдут какие-нибудь недочеты и сделают оргвыводы. В том числе и по "герою".

- А зачем? - вмешался зам. по воспитательной работе, - все ведь обошлось. Все у нас было правильно, кто же мог угадать, что этот солдатик до такой степени растеряется? Тренировали-то их до потери пульса. Тут уж не угадаешь.

На том и порешили. Обед кончился, майор, бутылку с остатками водки спрятал, сказав, что допьем по окончанию мероприятия, и мы продолжили гранатометание. Больше происшествий не случилось.

Через два дня учебный пункт закончил свою работу. Накануне, ко мне подошел Любченко.

- Разрешите обратиться, товарищ лейтенант, - приложив руку к козырьку, попросил он. - Спасибо, что спасли меня, дурака, товарищ лейтенант, а возьмите меня к себе на заставу, ей Богу не пожалеете.

По лицу было видно, что умный и самолюбивый солдат тяжело переживает случившееся. Я пообещал поговорить с кадровиками. К нам на заставу Любченко попал, о чем я ни разу не пожалел. Это был лучший солдат из всех, кого я только знал.

На подведении итогов по окончании учебного пункта, начальник отряда, поздоровавшись со мной за руку, чуть больше положенного задержал рукопожатие.

- Неплохо начинаете, лейтенант, - сказал он, отпуская мою руку.

- Знает, - догадался я.

Видимо, кто-то потихоньку доложил ему о происшествии. Мое Самолюбие довольно мурлыкало. По итогам работы учебного пункта, я получил благодарность от командира части в приказе.

Вернувшись на заставу, рассказывать о гранатке я не стал. Служба пошла своим чередом. Через несколько месяцев, в конце мая, меня вновь откомандировали в отряд. Перед самым отъездом, на заставу позвонил начальник отряда и поздравил меня с присвоением очередного воинского звания - старший лейтенант. Естественно, что это событие я отпраздновал с офицерами заставы, а наутро отбыл в отряд. Предстояло обучать контрактников. Ребятки были еще те, возраст их колебался от двадцати до двадцати восьми лет, многие были женаты. За плечами у всех был опыт срочной службы в армейских частях, но в Погранвойсках из них никто не служил. Надо ли говорить, что желанием ползать, бегать, и преодолевать полосу препятствий, они не горели? Приходилось воодушевлять личным примером.

Начальником учебки был все тот же майор.

- Это я тебя вытащил, - сказал он мне при встрече, - выклянчил тебя у командира, уж больно начальник заставы протестовал. Оно и понятно, кому охота работать за двоих. Так, что повоюем, и поздравляю тебя со звездочкой.

В первый же свой выходной, вечером, я отправился в полюбившийся мне ресторан. Так и тянуло отведать вкусное фирменное блюдо - "Сига в кляре". Обстановка в ресторане не изменилась. В субботу вечером людей было чуть больше чем обычно. Я пришел довольно рано и мой любимый столик, к счастью, пустовал. Сделав свой обычный заказ, я принялся разглядывать посетителей. Мое внимание привлекли две симпатичные девушки: крашеная блондинка и шатенка, сидевшие за столиком у самой сцены. На столике у них красовалась бутылка шампанского, фрукты и какие-то закуски. На вид, девушки были моего возраста, может быть, чуть моложе. Особенно хороша была шатенка. Большие голубые глаза, аккуратный носик, чувственные губы, длинные, до плеч, волосы. Ярко алое, стильное, шелковое платье с вырезом на спине, красиво обтягивало небольшую высокую грудь и тонюсенькую талию, расширяясь к низу, на ногах у девушки блестели алые лаковые туфли на высоком каблуке. Девушки сидели ко мне боком, о чем-то оживленно разговаривая, и изредка бросали в мою сторону быстрые взгляды. У меня даже аппетит пропал.

- Такие девушки, только для отличников боевой и политической подготовки, - подало голос Самолюбие.

- Ну, а я кто, по-твоему?

- Ну, помечтай, помечтай.

Шатенка, еще раз метнув в мою сторону озорной взгляд, вдруг грациозно поднялась и подошла к музыкантам. Длинноволосый солист почтительно наклонился к ней. Они о чем-то поговорили, причем длинноволосый, постоянно кивал головой. Едва шатенка отошла от оркестра, как солист объявил белый танец, и зазвучали бессмертные аккорды "Белого Орла". От сцены, шатенка, не подходя к своему столику, устремилась в мою сторону. Я с большим трудом удержался от того, чтобы не бросится ей навстречу.

- Сиди, - приказало мне Самолюбие, - встанешь, когда она тебя пригласит.

Поигрывая глазами и озорно улыбаясь, шатенка подошла ко мне и сделала книксен.

- Позвольте пригласить вас на танец? - услышал я райское пение.

Несмотря на приказ Самолюбия, вести себя сдержано, я так быстро вскочил, что опрокинул стул.

- Осторожней, старлей, так вы всю мебель переломаете! - усмехнулась шатенка.

Подхватив ее под руку, я устремился на танцпол. Не знаю, как все вечера в России, но этот вечер для меня явно был упоительным. Шатенка чутко реагировала на все мои движения, ее легкая, грациозная фигурка, вызывала, у меня восторг и мне хотелось, чтобы музыка звучала вечно. Словно повинуясь моим мыслям, музыка продолжала звучать, когда окончились слова, и замолкла только тогда, когда шатенка остановилась.

- Хватит, старлей, вы меня совсем закружили, - сказала шатенка.

- Поручик Андрей Зимин, - щелкнув каблуками, под воздействием слов и музыки песни представился я.

- Хорошо, что не Ржевский, и плохо, что не Голицын, - улыбнулась шатенка. - Что, не Голицин, тоже хорошо, - ответил я.

- Это почему же?

- Представьте себе, что вы танцуете со стариком, которому больше ста лет!

Шатенка звонко рассмеялась.

- Мила, - в свою очередь представилась мне шатенка. - Уроженица сих скучных мест и обывательница. И имейте в виду, Поручик, если вы хоть раз назовете меня Людмилой, а тем более Людой, я откажу вам в знакомстве раз и навсегда.

- Мила, божественное имя, - с искренним восторгом отозвался я. - Позвольте мне хотя бы еще раз пригласить вас на танец, попросил я, провожая Милу к столику и отодвигая ей стул.

- Знаете что, Поручик, пересаживайтесь-ка вы к нам, а то сидите в своем углу как сыч, ожидающий бедную мышку. Что, Оля, возьмем поручика в свою компанию?

Блондинка жеманно пожала плечиками.

- Андрей, - представился я блондинке.

- Ольга, - милостиво кивнула мне она.

Отодвинув стул, я присел за столик девушек. Мила подозвала официантку.

- Лен, не в службу, а в дружбу, перенеси приборы старлея за наш столик.

Официантка, молча, кивнула.

- Девчонки, а может вам рыбки заказать? Тут так здорово ее готовят!

- Спасибо, я не голодна, - церемонно заявила Оля.

- А я ее на дух не переношу, поморщилась Мила, - папа каждый раз с рыбалки приносит, с детства меня ею закормил.

- Ну, тогда давайте выпьем за знакомство, - я разлил в фужеры шампанское и коньяк в свою рюмку.

- Вот видишь, какая польза от нашего нового знакомого, Оля, - голосом кота Матроскина произнесла Мила, - теперь есть, кому шампанское разливать!

Было так похоже, что мы все втроем расхохотались.

- А что вы празднуете, девчонки? - О, сегодня у нас большой праздник! Мы празднуем свободу, только что, окончили Плешку, и теперь мы свободные менеджеры-финансисты, - торжественно объявила Мила.

- Потрясающе, это действительно большое событие, за это стоит выпить! - я снова наполнил бокалы.

Оркестр, после перерыва, заиграл вновь. Я вопросительно взглянул на Милу, а она на мгновение скосила глаза на подругу. Намек я понял, и как мне не хотелось потанцевать с Милой, я поднялся и поклонился Ольге. Однако, наша с Милой игра глаз, дорогого стоила.

В отличие от Милы, Ольга танцевала просто отвратительно. Она совершенно меня не чувствовала и просто едва шевелила ногами. Все мои попытки повести ее, наталкивались на ее напряженное сопротивление. Я едва сохранял непринужденный вид, может, я ей просто не нравился. Наконец, танец кончился.

Пропустив один танец, я уже официально пригласил Милу. Музыканты играли танго. Легкая фигурка Милы была послушной в моих руках, и мы лихо выделывали танцевальные па. Когда танец окончился, нам зааплодировали.

- Вы здорово танцуете, Поручик, - отдышавшись, сказала Мила, - занимались специально?

- Немного, в училище, - скромно ответил я.

Вернувшись за столик, мы оживленно болтали. Мила рассказывала разные смешные истории из студенческой жизни, а я из своей, пограничной. Ольга явно скучала, изредка вставляя фразы в наш разговор. Вскоре она сказала Миле, что устала и хочет отдохнуть.

- Ты оставайся, а я доберусь на такси, отдохну с дороги, только проводи меня, - она поднялась из-за стола, небрежно кивнув мне на прощанье.

Наверное, мое невнимание обидело ее. Мила проводила ее до выхода, и они о чем-то пошептались. Я боялся, что они исчезнут обе.

- Оля, - моя питерская подруга, мы дружим со второго курса, - объяснила мне Мила, - она приехала ко мне погостить, да что-то расклеилась и не в настроении. А я ее бросила, между прочим, из-за вас, Поручик!

- Ценю вашу огромную жертву, милая Мила, предлагаю любую компенсацию.

- Я подумаю, Поручик.

- Так может быть, выпьем на брудершафт?

- Поручик! Да вы - хитрющая лиса! Впрочем, я тоже не люблю выкать, только целоваться не будем, и не мечтайте.

Мы скрестили руки, и, глядя друг другу в глаза, отпили по глотку из фужеров. В зале приглушили свет, а уставшие музыканты, вместо себя поставили в магнитолу кассету с современной музыкой. На висевший в центре зала шар, обклеенный зеркалами, направили тонкий луч света. Свет, преломляясь, вспышками мелькал по залу. Когда он попадал на Милу, довольно крупные прозрачные камушки в ее серьгах и на перстне левой руки ослепительно вспыхивали.

- Наверное, стразы, - подумал я, - слишком уж крупны для бриллиантов.

- Это папа мне подарил, по случаю окончания института, - заметив мой взгляд, объяснила Мила. - Пойдем танцевать, а то, мне скоро домой. Протанцевали под быструю музыку мы, наверное, минут двадцать. Лицо Милы разгорелось, глаза сверкали ярче камушков в серьгах, я смотрел на нее с нескрываемым восторгом.

- Все, хватит! - объявила она, - не могу больше, оттянулась по-полной, да и домой пора.

Мы вернулись за столик, сделав знак официантке.

- Посчитайте за все, - я обвел стол рукой.

Официантка вопросительно взглянула на Милу. Та иронически улыбнулась, махнув рукой.

- Господин Поручик сегодня гуляет.

Расплатившись, мы покинули ресторан. Мила прихватила легкую накидку в гардеробе. Вечером, на улице было довольно прохладно.

- Давай я провожу тебя домой, - предложил я Миле.

- Не стоит, живу я далековато, за городом. Я уеду с соседом, он тут по вечерам иногда таксует и обещал меня подвести. У меня есть еще минут пятнадцать, давай погуляем. Он будет ждать меня у Вечного Огня.

Медленно мы пошли к центру.

- Когда я смогу увидеть тебя снова? - спросил я Милу.

- А разве это так уж необходимо? - вопросом на вопрос ответила коварная девчонка.

- Для меня, вопрос жизни и смерти.

- Ай, ай, ай, зачем же так трагично, Поручик. Ну, хорошо, завтра папа везет Ольгу на острова, показать местные красоты, а я не поеду, меня на воде укачивает. Вернутся они поздно вечером. Так что, если тебя устроит, давай встретимся днем, у Вечного Огня, в два часа и погуляем.

- Принято, - поспешно сказал я.

Когда мы уже почти пришли, я остановился и обнял Милу.

- Если ты не разрешишь мне поцеловать тебя, я умру, и меня похоронят у Вечного Огня, рядом с героями.

- Не многовато ли чести будет, Поручик?

Отвечать я не стал, мои губы нашли губы Милы. Поцелуй был долгим, а мне хотелось, чтобы он не кончался никогда. Но Мила, резко повернув голову в сторону, вырвалась из моих объятий.

- И все-таки, у тебя замашки Ржевского, Поручик! Мне пора, сосед заждался, вон его машина стоит.

Неподалеку от Вечного Огня, стоял большой черный джип "Поджеро".

- Ничего себе, такси, - мысленно изумился я. Впрочем, для карельских дорог лучше машину не придумаешь.

- Провожу тебя до машины, посмотрим, что это за сосед, - решительно сказал я, беря Милу под руку.

Окна джипа были тонированы, но когда Мила открыла переднюю дверь, я успел разглядеть пожилого, лет сорока пяти, мужика с резкими, будто вырезанными из гранита, чертами лица.

- Я не очень поздно, дядь Коль? - спросила мужика Мила.

Мужик, что-то буркнул в ответ, заводя машину. На меня он не обратил ни малейшего внимания. Мила захлопнула дверь, помахав мне рукой. Машина сорвалась с места и скрылась. Медленно развернувшись, я потопал в часть. Бабочки всех континентов, исключая Антарктиду, порхали у меня в животе.

- Мила, Милочка, Милунчик, Миленыш, - на все лады, как завороженный, повторял я.

Часовой на КПП ухмыльнулся, отдавая мне честь. Видимо, моя физиономия была вполне идиотской.

- И все-таки, я чего-то не понимаю, - подало голос Самолюбие.

Я не обратил на него ни малейшего внимания. Завалившись на железную солдатскую койку, я долго не мог уснуть. Лицо Милы стояло перед моими глазами, а на губах ощущалось влажное прикосновение ее губ.

Наутро, мне предстояло решить важнейшую проблему. Дело в том, что в это воскресенье я был ответственным дежурным по учебному пункту. Позвонив начальнику учебного пункта домой, я как мог, объяснил ему ситуацию, предложив подежурить за него ночью. Майор ночных дежурств не любил и охотно согласился на замену. Таким образом, с часу дня до одиннадцати вечера я был свободен. Время до обеда растянулось в целую вечность. В половине первого, наскоро пообедав в офицерской столовой, я рванулся в город. От проходной до Вечного Огня прогулочным шагом было идти минут пятнадцать. Я преодолел это расстояние за пять минут. На часах было пятнадцать минут второго. Ждать предстояло еще неимоверно долго, и я присел на скамейку в сквере.

Знакомый черный джип выкатил к скверу две минуты третьего и, высадив выпорхнувшую с переднего сидения Милу, мгновенно исчез.

- Ох, как все это мне не нравится, - вздохнуло Самолюбие, но мне было не до него.

На Миле были темно-синие джинсы, ловко обтягивающие ее стройную фигуру, черная короткая кожаная курточка и черные кроссовки. Волосы были стянуты в конский хвост. В таком наряде без каблуков она казалась совсем девчонкой. Я ринулся ей навстречу.

- Неважно выглядите, Поручик, вы что, ночевали в сквере, на скамейке? - протягивая мне руку, со смешком сказала Мила.

Я прижался губами к ее руке. Поцеловать ее средь бела дня при прохожих я не решился.

- Я свободна до восьми вечера, Поручик. Дядя Коля в восемь будет забирать свою жену и меня подхватит. Пойдем гулять на набережную, - взяв меня за руку и увлекая за собой, сказала Мила.

Набережная находилась в двадцати минутах ходьбы от центра, в этом городке все было близко. Мы медленно бродили по тропинкам, среди невысоких раскидистых сосен, оживленно болтая. Гуляющих было немного и, улучив момент, я прижал Милу к стволу одной из них. Наши глаза встретились, а губы потянулись друг к другу. Целовались мы долго. Наконец, Мила не выдержала и, нырнув у меня под рукой, вновь обрела свободу.

- Поручик, умерьте аппетит, благодаря вам, губы у меня станут синие и отвиснут как у верблюда!

Мы спустились к воде на голые плоские гранитные плиты. На Ладоге стоял штиль, и серая вода едва заметно колыхалась.

- А ведь завтра вечером, я буду сидеть у синего моря, - сказала вдруг Мила.

Я ошарашено посмотрел на нее.

- Мы с Ольгой давно запланировали совместный отдых у моря после окончания института. Хотели поехать в Турцию, но мой папа категорически против заграницы и нам пришлось купить путевки в Адлер. Завтра в обед, мы улетаем из Петрозаводска. Путевки на двадцать пять дней. Я так давно мечтала об этом, а вот теперь... - она провела указательным пальчиком по моей щеке, - и откуда ты на меня свалился, Поручик?

- Целых двадцать пять дней! - в ужасе воскликнул я. - Да я, да я, минуты без тебя прожить не смогу! Я не знаю, как я пережил эту ночь! Да я же, с ума сойду! Вернее, уже сошел, как только увидел тебя в ресторане. Мила! Милочка! Выходи за меня замуж немедленно! Я просто умру без тебя!

Я опустился перед ней на одно колено.

- Поручик, вам срочно надо обследоваться у врачей! По-моему, бессонная ночь весьма пагубно сказалась на вашем здоровье. Мы с вами видимся лишь второй раз, а вы уже делаете мне предложение. Вы что, готовы его сделать первой встречной?

- Мила! Не первой встречной, а той единственной, которую, наконец, встретил. Я же ждал тебя так долго, всю жизнь! И пожалуйста, не говори со мной на вы. Ты что же, не веришь в любовь с первого взгляда?

- Ты знаешь, Андрей, не буду врать, со мной тоже что-то случилось. Что, - пока сама не пойму. Наверное, это хорошо, что я завтра уезжаю. Вот и проверим, что это было, что-то серьезное или просто легкое наваждение. Давай не будем бросаться в крайности и торопить события. И не давите мне на психику, Поручик, своим несчастным видом, я девушка стальная и безжалостная, к тому же, здорово проголодалась. Тут, на берегу, есть кафешка. Пойдем, кого-нибудь съедим. Догоняй! - внезапно крикнула Мила и устремилась по тропинке к кафе.

Мне ничего не оставалось, как поспешить вслед за ней.

Мы уселись на веранде небольшого кафе. Столиков было всего четыре, за одним из них сидела семейная пара с ребенком. Пожилой кавказец, видимо хозяин заведения, устремился к нам. Я открыл, было, рот чтобы сделать заказ, но Мила меня опередила.

- Ахмет, нам, пожалуйста, по шашлыку и по стакану красного вина.

- Одну минутку, дорогая, сейчас здесь будет самый лучший шашлык и самое лучшее вино, - кавказец опрометью бросился накрывать на стол.

- Как здоровье вашего уважаемого отца? - спросил он Милу, сервируя стол.

- Все в порядке, Ахмет, он здоров, - ответила Мила.

Через пару минут аппетитный стол был накрыт. Шашлык и вправду был очень вкусным, а вино - настоящее Киндзмараули. Мы прогуляли на свежем воздухе больше четырех часов и потому с удовольствием набросились на еду.

- Как же я смогу прожить целый месяц без тебя? - продолжал вздыхать я, не в силах смириться с предстоящей разлукой. - Может быть, ты мне хоть письмо напишешь? - Какие письма, Поручик, я приеду раньше, чем оно доберется до тебя. Лучше я тебе позвоню, если, конечно, будет настроение. Какой позывной у твоей учебки? Номер вашего коммутатора в части я знаю.

Я назвал позывной. Когда мы расправились с шашлыком, я подозвал хозяина. Время неумолимо двигалось вперед, и нам пора было возвращаться к Вечному Огню.

- Что-нибудь еще пожелаете? - любезно осведомился Ахмет.

- Нет, посчитайте нам, пожалуйста, - попросил я, - сколько мы вам должны?

- Какой должны! - в неподдельном ужасе воскликнул Ахмет, замахав руками, - передавайте, дорогая, большой привет вашему уважаемому отцу от старого Ахмета.

- Пойдем, Поручик, - видя, что я остановился в растерянности, не зная как поступить, сказала Мила, - и большое спасибо, Ахмет, шашлык был бесподобным. Я обязательно передам отцу ваш привет. - Мила, а где работает твой отец? Очень уж этот Ахмет перед ним стелился, - спросил я, когда мы отошли от кафе.

- Раньше он работал в торговле, а сейчас не работает нигде, в основном рыбалкой занимается. А Ахмету он как-то помог, вот тот и благодарит. Подробностей я не знаю.

Мы неспешно возвращались к центру города, делая остановки в укромных местах. Губы Милы пахли пряной зеленью, которой был посыпан шашлык и терпким вином. Я просто не мог оторваться от них.

- Я буду безумно скучать по тебе, впрочем, скучать, - это не то слово. Я буду выть от тоски по тебе все двадцать пять дней!

- Только не слишком громко, Поручик, не люблю, когда воют под окнами. Надеюсь, до Адлера твой вой доноситься не будет, - ехидно заметила бессердечная Милка. - Ты знаешь, я же живу за городом, а зимой, по ночам, у нас и вправду иногда воют волки. Ты, случайно, не оборотень, Поручик?

Болтая и поддразнивая друг друга, мы вернулись в центр. Было без пятнадцати восемь, машины еще не было.

Мы уедем завтра, рано утром, и в город заезжать не будем, поэтому давай прощаться, - обнимая меня за шею, сказала Мила, - я тоже буду скучать по тебе.

Она порывисто поцеловала меня.

- А теперь, иди, не хочу, чтобы тебя видела жена дяди Коли. Пока не хочу. - Она развернула меня и подтолкнула в спину.

Покорно, как завороженный, я побрел прочь. Отойдя за угол, я остановился и посмотрел на Милу. В этот момент подъехал джип. Легкая фигурка прыгнула на переднее сидение и исчезла как мимолетное виденье. Тяжело вздохнув, я направился к проходной. Бабочки из моего живота куда-то исчезли, и в нем образовалась огромная ноющая черная бездна.

- Возьми себя в руки, Поручик, - подало голос Самолюбие, - сегодня ты представлял собой отвратительное зрелище. Более жалкого, ноющего и скулящего субъекта, чем ты, и представить себе трудно. Хорошее же впечатление ты произвел на девушку: "умру", "не могу", "сойду с ума"... Прямо-таки истеричная институтка. Ты вообще, офицер или где?

Оправдываться мне было не чем, вероятно, я и впрямь, выглядел сегодня жалко. Возможно, Мила права, разлука действительно все может поставить на свои места и поможет определить, что с нами произошло - легкое наваждение или зародились серьезные чувства. А может, мне действительно надоело самому стирать рубашки и спать одному в постели и я, в самом деле, готов жениться на первой встречной? Ну, что же, время подумать есть.

- Ты что, так рано? - осведомился майор, когда я появился в учебке.

Не вдаваясь в подробности, я сказал, что девушка завтра утром уезжает на юга.

- Ну, это дело молодое, житейское. Если любит, то никуда не денется, а если нет, значит не судьба, другую найдешь, - философски заметил майор, - ты лучше вот что, посматривай за архаровцами, особенно после отбоя, у них у всех навыки дедовщины после армии остались, не придумали бы они себе какого-нибудь развлечения.

Проблема дедовщины, столь насущная для армейских частей, в Погранвойсках тоже существовала, хотя крайне редко приобретала резкие и извращенные формы. Вообще, дедовщину несправедливо считают чисто армейской проблемой. Истоки ее зарождаются еще в детском саду. Еще там, старшие ребятишки начинают командовать младшими. Продолжается это в школах, ПТУ и даже в институтах. Почти всегда там, где собираются мужчины с официально равными правами и обязанностями, происходит выстраивание иерархии, как правило, по возрастному принципу. Старшие командуют младшими, старожилы - новичками. Кроме того, возникают неформальные лидеры, и если эти лидеры, к тому же, обладают агрессивными, а то и садистскими наклонностями, тут- то и возникает самая махровая дедовщина. А где еще, как не армии, собирается вместе большое количество мужчин? И хотя армия, сама по себе, не является причиной возникновения этого отвратительного явления, все шишки за ее преступные проявления достаются отцам-командирам.

В Погранвойсках, как я уже говорил, дедовщина довольно редко принимала острые формы. На то была серьезная объективная причина. Дело было не только в том, что призывной контингент отбирался более тщательно, чем в армейские части. Главной причиной был сам порядок пограничной службы на заставах. В наряд на службу по охране государственной границы пограничники, как правило, выходили вдвоем. По инструкции, старший наряда ( второй год службы или "дед") идет впереди, а младший ( первый год службы или "молодой") идет сзади в десяти-пятнадцати метрах. У обоих на плече висит железка с самым знаменитым брендом в мире. К железке пристегнут магазин с двадцатью пятью патронами, да такой же магазин лежит в подсумке. Поэтому любой нормальный человек призадумается, стоит ли ему кошмарить "молодого", и не придет ли тому в голову после этого посмотреть на "старика" сквозь прорезь в прицельной планке? Об этом обстоятельстве прекрасно осведомлены и отцы-командиры, и дабы не навлечь на свою голову суровый гнев вышестоящих начальников, а так же презрение негодующей общественности, они, жесточайшим образом давят в зародыше все эти пакостные проявления.

Воскресный день подходил к концу, контрактники уже поужинали и занимались кто чем. Кто приводил в порядок форму, кто играл в шахматы или домино, а большинство, распределившись по кучкам, травили истории, по большей части из своей бывшей армейской жизни. Памятуя о том, что физическая нагрузка лучшее лекарство от дурных мыслей я, присмотревшись к одной группе крепышей, раздраконил их посостязаться на турнике. Сам, как следует, размялся, ребят основательно нагрузил, и зрителей потешили. Ночь прошла спокойно. Да и архаровцы еще не настолько освоились на учебке, чтобы устанавливать свои порядки. Конечно, Мила не уходила у меня из головы, но жуткое ощущение безвозвратной утраты прошло. Потихоньку стали выстраиваться мечты и планы на будущее.

На военной службе надо быть готовым ко всему. Через пару дней я вновь вернулся на заставу. У зама по воспитательной работе прихватило сердце, его госпитализировали. Начальник заставы остался один и вытребовал у командира меня обратно. Заменил меня на учебке другой офицер. Прощаясь с майором, я попросил его сообщить Миле позывной моей заставы, если она позвонит.

Со дня отъезда Милы прошло восемь дней. Хотя я и ждал звонка каждую минуту, умом понимал, что его может и не быть. Звонок раздался около десяти вечера, когда я был дома.

- Товарищ старший лейтенант, вам звонит какая-то женщина из Адлера, говорит, что невеста, - услышал я в трубке голос дежурного по заставе.

- Соединяйте, - приказал я вдруг осипшим голосом.

- Але, Поручик, это ты? - услышал я чуть искаженный расстоянием и помехами долгожданный голос.

- Мила, Милочка, я тебя слышу, наконец-то ты позвонила! - закричал я в трубку, не заботясь о том, что, по крайней мере, две пары ушей любопытных телефонистов нас подслушивают.

- Ну, как ты, Поручик, еще не истаял от тоски? Или уже забыл про мое существование?

- Ну что ты, Мила, все мои мысли о тебе, жду не дождусь, когда ты вернешься. Меня неожиданно вновь вернули на заставу. Как тебе отдыхается?

- Нормально, загорела как копченая селедка, боюсь, кожа будет облезать. А купаемся мало, вода еще холодновата. В общем, все замечательно.

- Мила, а это правда, что ты, ну, моя невеста?

- Не бери в голову, Поручик. Как, по-твоему, я должна была представиться твоим вислоухим охламонам, бабушкой, что ли?

- А вот грубить, девушка, не надо, а то ведь, другой раз и не соединю, - раздался в трубке посторонний голос.

- Заткнись и отключи прослушку, на губе сгною, - грозно пообещал я "охламону".

- Ой, ой, ой, как страшно, - пропел озорник, но от линии отключился, послышался характерный щелчок.

- Скажи мне что-нибудь, Мила. Ты хоть изредка вспоминаешь меня?

- Поручик, я не знаю, что тебе сказать, я еще не научилась трепаться с тобой по телефону. А с памятью у меня все в порядке, как же забыть такого бравого вояку. Ну ладно, давай закругляться, меня Ольга ждет. Может быть, я тебе еще позвоню.

- Я люблю тебя и жду, - сказал я в трубку, после чего в ней послышались короткие гудки.

Из Адлера Мила звонила мне еще два раза. Разговоры были короткими и неловкими, но в последний раз она все-таки сказала, что соскучилась и позвонит мне, как только приедет домой.

Глава шестая

Звонок Милы застал меня на заставе, в канцелярии. К счастью, я был один и мог говорить свободно.

- Поручик, я уже дома! - радостно прокричала трубка голосом Милы. - Мы можем с тобой встретиться хоть завтра! Ты рад?

- Рад, это не то слово. Я просто счастлив! Вот только со встречей дела обстоят посложнее. Если бы это зависело только от меня, я бы прямо сейчас побежал к тебе отсюда, но наши порядки этого не позволяют. Для того, чтобы мне покинуть заставу даже в свой выходной день и приехать к тебе, мне нужно получить разрешение командира части. А дает он его только в крайних случаях и очень неохотно.

- Фиговые порядки! А разве наш с тобой случай не самый крайний?

- Для нас с тобой - да, а для него, боюсь, что - нет. Вот если бы ты смогла, как-нибудь приехать ко мне.

Трубка замолчала на несколько секунд.

- Ладно, Поручик, понимаю твои трудности. Я поговорю с дядей Колей и тебе перезвоню. Не плачь мальчишка, пока.

Она перезвонила мне часа через два.

- Поручик, кричи ура! Я договорилась. Буду у тебя завтра, часов в двенадцать, не забудь начистить бляху!

Я позвонил начальнику заставы и попросил у него выходной, которых он мне задолжал изрядное количество. Узнав о причине, майор безоговорочно отпустил меня. Чтобы как-то сократить ожидание, я принялся вылизывать свою квартирку. Заодно, выстирал и развесил сушить накопившееся белье. Почистил и выгладил форму. Бляху, правда, чистить не стал, она у меня и так блестела. К часу ночи я переделал все дела, лег и приказал себе уснуть.

Наутро, я пошел на вырубки за поселком, чтобы набрать полевых цветов и обнаружил на пригорках поспевшую землянику. Принеся цветы домой, я прихватил литровую банку и отправился за земляникой. Милая земляничка помогла мне убить целых два часа. Отбирал я только самые крупные и спелые ягоды. В поселковом магазине, ассортимент которого особым разнообразием не отличался, мне удалось купить финский сыр и сервелат. Придя домой, я накрыл довольно приличный стол. Цветы поставил в вазу, которую выпросил у жены прапорщика и в завершение, выставил бутылку армянского коньяка, хранившуюся у меня с незапамятных времен, а так же, тарелку с земляникой.

На моих наградных командирских было без пятнадцати одиннадцать, ждать предстояло еще, как минимум, час. Я провел рукой по щеке и решил побриться еще раз, хотя брился утром. Не в силах больше находится дома, я пошел на заставу, ощущая непривычную дрожь в коленах. Майор, заметив мое состояние, стал расспрашивать меня о Миле.

- Ты хоть знаешь ли что-нибудь о ее семье? Фамилию у нее ты хоть спросил?

- Фамилию не спросил, - честно сознался я, - а отец у нее вроде бы работал в торговле, а сейчас, кажется, на пенсии, рыбу ловит.

- Ну, если отец работал в торговле, значит она не из бедняков, да и Плехановский институт закончила, как ты говоришь. Вполне приличная для тебя пара, - рассудительно заметил майор.

- Она для меня - да, а вот я для нее..., это еще большой вопрос.

- Ну уж, не прибедняйся. Молодой, красивый, умный, здоровый, характер уравновешенный, - что еще девушке надо?

- О, сейчас девушкам многое надо, офицерскими погонами прельстишь немногих.

- Конечно, если она щучка зубастая и для нее деньги - главное, она на тебя не клюнет, да оно и к лучшему. А если девушка нормальная, то ты для нее в самый раз.

- Что гадать, Иван Петрович, время покажет. Ладно, пойду встречать к воротам.

- Пожалуй, и я с тобой, ты уж не обессудь. Должен же я посмотреть на избранницу своего заместителя. Я долго под ногами путаться не буду, представлюсь и уйду.

Я пожал плечами. Едва мы подошли к воротам заставы, как на проселке показался запыленный джип и через минуту он уже затормозил перед нами. Передняя дверь открылась, выбросив из машины шоколадный, расцвеченный яркими красками вихрь. Через секунду, вихрь, согнув ноги в коленках, уже висел у меня на шее.

- Поручик, я так по тебе соскучилась! - громогласно объявил вихрь, окончательно лишая меня возможности глотнуть хоть немного воздуха. Только через минуту вихрь отпустил меня и, заметив стоящего рядом майора, представился ему.

- Меня зовут Мила, - сказал вихрь.

- Очень приятно, Мила, меня зовут Иван Петрович. Я непосредственный начальник этого доблестного Поручика. Надеюсь, что в самом скором времени наша застава станет и вам родным домом.

- А вот этого я вам твердо обещать не могу, Иван Петрович. Все зависит от поведения этого типа, - показала на меня пальчиком Мила, - видите, он меня даже не поцеловал.

- Ну, ладно, молодежь, - усмехнулся майор, - вы тут разбирайтесь, а я пойду, не буду вам мешать. Исправляй допущенные недостатки, Поручик.

Едва он отвернулся, я схватил Милу в объятья и поцеловал.

- Да погоди ты, торопыга, надо дядю Колю отпустить. - Она подошла к машине и вытащила оттуда объемистый пакет. - Пока, дядь Коль, в восемь, как договорились. Пойдем, Поручик, показывай свои апартаменты.

Забрав у нее пакет, я повел Милу в дом. Любопытные лица жен майора и прапорщика благожелательно сияли в окнах. Не посмотреть на избранницу старшего лейтенанта было для них равносильно самоубийству.

- А что, вполне терпимая берлога, - осмотрев мои хоромы, заявила Мила, - я ожидала худшего.

Договорить я ей не дал, привлек к себе и закрыл ей рот поцелуем.

- Да погоди ты, ненасытный, - вырвавшись от меня через минуту, попросила Мила, - давай лучше встречу отметим. Помоги-ка мне разгрузить пакет.

За неимением места на столе, пакет мы разгружали на кровати. Мила привезла бутылку шампанского, черную и красную икру, какую-то копченую рыбу и мясо.

- Зачем столько всего, - поразился я.

- Откуда я знаю, что тут есть в вашей Тмутаракани. Может, вы тут на одних сухарях сидите. А вот это - тебе подарочек, с югов. - Она протянула мне пестрый пакет.

- Что это?

- А ты разверни, посмотри.

Я разорвал пеструю обертку. В пакете находилась длинная зеленая гавайская рубаха с желтыми попугаями и розовые бермуды с крокодилами. От неожиданности я расхохотался.

- Что ты ржешь несчастный, как конь Ильи Муромца, на югах сейчас все в таких ходят. У тебя отпуск когда?

- В начале сентября.

- Ну вот, как раз, отпускной наряд.

- Просто я представил себе, как иду в нем по границе с пистолетом на боку.

Мила представила, и расхохоталась громче меня.

- Ладно, Поручик, давай посуду под шампанское, фужеры-то у тебя хоть есть?

- Нет, только стаканы.

- Сгодится в полевых условиях.

Хлопнув пробкой, я разлил шампанское в стаканы.

- Ну, давай, за нашу долгожданную встречу! - провозгласил я тост.

Мы чокнулись и выпили шампанское, не сводя глаз, друг с друга.

- Ой, земляничка! - увидев, наконец, тарелку с земляникой всплеснула руками Мила, - уже появилась, а я и не знала. Мы с мамой каждый раз по ведру ее набираем, вот только варенье я не очень люблю, а свежую обожаю. Поручик, дай скорей чайную ложечку. Ах, какая прелесть, вот уж угодил, так угодил! Присоединяйся, ешь ртом, а не глазами, а то глазами ты уже обглодал меня до косточек.

Я и впрямь не мог оторвать от нее глаз. В короткой цветастой юбочке, красной шелковой открытой кофточке, коричнево-шоколадная Мила с огромными голубыми глазами была чудо как хороша.

- Это уже мой второй загар, Поручик. Первый слез у меня через две недели, и я ходила как облезлая кошка. Ночью спать не могла, так больно было. А потом, снова загорела, только уже осторожно. А что там еще было делать? Валялись на пляже целыми днями, немножко купались. Ну, пару раз на дискотеку сходили. Один раз на дискотеке к нам с Ольгой пристали два парня. Ничего так мальчишки, симпатичные и не очень наглые. Мне-то до лампочки, а Ольге парень понравился. Стали они после дискотеки нас к себе приглашать, а я им большую такую фигу показала, знаю я, чем такие приглашения заканчиваются. Ну, они отстали, а Ольга на меня обиделась смертельно, очень хотела с ними пойти. Я ей говорю: "хочешь, иди одна", но она одна тоже побоялась. В общем, мы разругались и не разговаривали два дня.

Я мгновенно вспомнил наши, с Толиком, похождения. У меня даже в глазах потемнело.

- Ты что, Поручик, ничего ведь не было. Я, девушка строгая. Кстати, Поручик, - Мила покосилась на кровать, - если у тебя в голове какие-нибудь такие мыслишки бродят, имей в виду, получишь по физиономии и не увидишь меня больше никогда.

- Мила! О чем ты говоришь? Я же готов молиться на тебя. - Я встал со стула, присел перед ней и положил голову на ее прохладные гладкие колени.

- То-то же, смотри у меня! - Мила взъерошила мне волосы на голове.

- Поручик, наливай шампанское! Душа просит праздника! - оторвав мою голову от своих колен, объявила Мила.

Я поспешно выполнил приказание.

- А у тебя музыки никакой нет? Так танцевать хочется!

Увы, музыки у меня не было. Я даже как-то не подумал об этом.

- Давай попробуем что-нибудь найти по телевизору, может быть идет какой-нибудь концерт.

- Да ну его, этот ящик, Поручик. Вставай, я сама буду оркестром! Парам, парам, парам, пам, пам, - запела Мила, имитируя мотив бессмертного вальса Штрауса и кружась по комнате.

Я вскочил и подхватил ее на руки, Мила была легкая, как пушинка. Она обхватила меня руками за шею, и мы долго кружились и дурачились.

- Все, Поручик, ты меня совсем закружил, поставь меня на пол, - взмолилась Мила.

Ее просьбу я выполнил лишь частично. Я сел на стул и усадил ее к себе на колени. Целовались мы медленно и со вкусом. Губы Милы пахли земляникой, и оторваться от них не было никакой возможности.

- Ты, - самое драгоценное существо для меня на этой земле, - прошептал я Миле на ушко.

- Я тоже люблю тебя, Поручик, и даже не стесняюсь, когда говорю тебе это.

Проклятые часы громко тикали на моем запястье, напоминая мне о предстоящем расставании. Было уже половина шестого и минут через пятнадцать мне надо было присутствовать на боевом расчете, на который могли не явиться лишь лежачие больные. Я сказал Миле, что вынужден ее покинуть минут на двадцать пять.

- А можно мне с тобой, мне так интересно, - попросилась Мила.

- К сожалению, нельзя. Гражданским лицам присутствовать на боевом расчете категорически запрещено. Но, ты можешь посмотреть на него в окошко. Боевой расчет будет проводиться во дворе заставы.

- Ну, ладно, иди на свой расчет, задавака, я буду любоваться тобой из окошка.

К себе я вернулся через полчаса. Открыв дверь в квартиру, в комнате я Милу не увидел.

Мила! Ты где? - позвал я ее.

Она пряталась за открытой мною дверью и с рычанием набросилась на меня сзади. На голове у нее красовалось повязанное, на пиратский манер, кухонное полотенце, а в руках была большая ложка. Она повалила меня на кровать и приставила столовую ложку к горлу.

- Это засада, Поручик! Немедленно открывай свой самый страшный военный секрет. Ты меня любишь?

Давясь от хохота и не в силах произнести ни слова, я только утвердительно кивал головой.

- Ладно, несчастный, верю. Так и быть, за это подарю тебе жизнь.

- Поручик, а что это за номера называл ваш майор на этом вашем боевом расчете, - спросила меня Мила, когда мы отхохотались.

- Он называл личные номера пограничников и время выхода на службу.

- А вы что, все пронумерованные ходите, как в концлагере?

- Ну почему, как в концлагере? Просто, это очень удобно при составлении плана охраны и распорядка дня. Меньше писанины получается. На заставе все знают, у кого какой номер.

- А у тебя какой номер?

- Не скажу, это военная тайна!

- Ну и не говори, я сама догадалась! У майора, конечно, номер первый, - он начальник. У тебя - второй, ты зам. Ну и так далее. А что, Поручик, мне эта система нравится. У нас с тобой, тоже так будет. Я буду первым номером, а ты - вторым.

- Ну, это мы еще посмотрим.

- И смотреть нечего. Пока тебя не было, я тут вот что надумала. Тебя, бедолагу, в наш городок не отпускают, а мне дядю Колю часто напрягать тоже совестно. Придется напрячь папу. Он еще зимой, после того, как я в Питере на права сдала, обещал подумать о том, чтобы купить мне машину. Будет у меня машина, и я могу ездить к тебе, когда захочу. Ну, кто у нас первый номер?

- Машина, это конечно, хорошо. Но у меня есть предложение получше. Выходи за меня замуж, тогда и ездить никуда не надо.

- Ну, что ты заладил, Поручик. Замуж, да замуж. Прикинь, прихожу я домой и говорю папе с мамой: "Встретила, мол, Поручика, красавца-раскрасавца, умницу-разумницу и выхожу за него замуж". А папа спросит: "А сколько ты с ним встречаешься, дочка?". А я скажу: "Целых три раза, папочка!". А он скажет: " Так долго, дочка? Так может вам с ним уже не только жениться, но и разводиться пора!".

Возразить мне было нечего. Моя мама была далеко, я считал себя взрослым и решения принимал самостоятельно, а вот о том, что родители Милы могут быть против наших отношений, я как-то даже не подумал.

- Мил, а если я официально попрошу у родителей твоей руки, ну, не прямо сейчас, конечно, как они, по-твоему, могут отреагировать?

- Вообще, у нас дома все решает папа, а он меня очень-очень любит. Поэтому, думаю, что моему выбору он противиться не будет. А мама во всем согласиться с папой.

- Совершенно замечательный порядок у вас в семье, надеюсь, что и в нашей будет такой же. Ведь ты меня выберешь?

- А вот это - самая главная моя военная тайна! А потом, даже если и выберу, про такой порядок даже не мечтай! Забыл, кто у нас номер первый?

Я поднял руки вверх, а что мне еще оставалось?

Ровно в восемь черный джип подкатил к воротам заставы. Мы с Милой уже с полчаса прогуливались на улице. Я поцеловал ее на прощанье и помог сесть в машину, пожелав им счастливого пути. Через пару часов она перезвонила мне на заставу, сообщила, что доехали нормально. Зевнув в трубку, пожелала мне спокойной ночи и отключилась. Мне же было не до сна. Проблема с родителями Милы, которую я раньше, по глупости, не учитывал вовсе, стояла теперь передо мной в полный рост. Кто они, как они отнесутся к безвестному старшему лейтенанту, у которого ни кола, ни двора, а только казенная квартира и скромная зарплата? Надо было получше расспросить о них Милу.

- Эх, Поручик, сдается, что не туда ты суешь свою глупую головушку! - прокомментировало ситуацию Самолюбие.

С момента отъезда Милы прошло уже четыре дня. Номер своего домашнего телефона она мне не дала, сказала, что с военного коммутатора до них все равно не дозвониться, а может быть просто не хотела, чтобы я нарвался на кого-нибудь из родителей, и я терзался от неизвестности. Долгожданный звонок раздался днем.

- Поручик! - возбужденно заорал в трубку радостный голос Милы, - бросай скорей в воздух свой зеленый чепчик, у меня есть машина! Мы с папой ездили в Питер ее выбирать, и такую красавицу, вернее красавца выбрали! Умереть, не встать! Так что, скоро примчусь к тебе на своем коньке-горбуньке, вот только сдам экзамен на вождение дяде Коле, а то папа боится меня отпускать одну далеко от дома. Ну, я думаю, за пару дней я к нему привыкну. Ладно, пока, не скучай! Пойду привыкать, скоро увидимся, я тебе позвоню.

В эту пулеметную очередь я не сумел вставить ни одного своего, даже одиночного, выстрела. Но на душе немного полегчало. Ну, что ж, за пару дней не умру.

Мила появилась на третий день. Приехала она без звонка, я в это время был на проверке нарядов, на границе и ей пришлось меня ждать около двух часов. Впрочем, скучать ей не пришлось, жена майора напоила ее чаем, за которым они и проболтали это время. Вернувшись на заставу, я увидел стоящий у ворот маленький джипик "Судзуки" серебристого цвета. Машинка была новехонькой и сверкала на солнце. Для того, чтобы мне заработать на такую, надо служить не один год. Мысль о небедных родителях Милы снова тяжелыми колесами закрутилась в моей голове.

Увидев меня в окно, Мила наскоро распрощалась с гостеприимной майоршей и бросилась мне на шею.

- Привет, Поручик! Видал, моего конька-горбунька? Поехали кататься, я покажу тебе настоящий тест-драйв! - она потянула меня к своей машине.

Когда мы уселись в машину, Мила долго объясняла мне назначение всех ручек, кнопок и рычагов, прямо-таки блистая знаниями технических подробностей. Чувствовалось, что она без ума от своей новой игрушки, и я даже приревновал ее к машине.

- Ну, давай, показывай, где тут у вас самые плохие дороги, я покажу тебе, на что способен мой конек-горбунек.

- К сожалению и искать не надо, все дороги на участке отвратительные.

Повернув ключ зажигания, Мила лихо тронулась с места. Отъехав от заставы километра полтора по дороге, ведущей в тыл участка, мы оказались на заболоченном участке дороги. Основная колея, разбитая Уазами и ГАЗ- 66, была наполнена водой. Срубив несколько деревьев, водители сделали объезд по более сухому участку местности.

- Ну, вот! То, что надо! - объявила Мила.

- Мила, не вздумай, сядем на брюхо, - пытался образумить я лихого водителя, но безрезультатно.

- Да ты что, Поручик, это же зверюга, сейчас мы ... .

Она передвинула рычаг блокировки колес и, включив пониженную передачу, надавила на газ. Как я и предсказывал, конек-горбунек, проползя по разбитой колее метра три, сел на брюхо, беспомощно перебирая всеми четырьмя колесами. Незадачливый водила тщетно дергал за рычаги, пытаясь сдвинуть машину с места. Через пару минут, поняв всю бесполезность своих усилий, прекрасный наездник, хлопнув в досаде обеими руками по баранке, обрушил весь свой гнев на меня.

- Что ты сидишь, Поручик, как истукан, давай бревна таскай или еще что-нибудь.

Вздохнув, я принялся снимать ботинки и подворачивать брюки. Известная водительская присказка о бобине чуть не сорвалась у меня с языка.

- Вот так всегда бывает с теми, кто не слушается старших, - назидательно и глубокомысленно объявил я Миле, - не побоишься остаться одна на полчасика? Я схожу на заставу за машиной и тросом.

- А кого тут бояться, комаров что ли? Давай, дуй скорей, не век же сидеть в этом болоте!

Еще раз нарочито-тяжело вздохнув, я открыл дверцу машины и опустил голые ноги в болотную жижу. Через полчаса, пригнав УАЗик с заставы, я на длинном тросе вытянул чудо автомобилестроения на твердую дорогу. Правда, чудо уже не сверкало лаком и краской, а было все заляпано болотной жижей. Вернувшись на заставу и подогнав машину к пожарному озерцу, мы принялись приводить конька-горбунька в божеский вид. Я подносил воду в ведрах, а Мила, виновато поглядывая на меня, ожесточенно орудовала губкой. Когда машина, протертая замшей, вновь засверкала, к Миле вернулось хорошее настроение.

- Ладно, не дуйся, Поручик. Это я виновата. Дядя Коля говорил, что ему любая грязь нипочем. Просто, я еще неопытная. Хочешь на нем прокатиться?

- Не стоит, я привык с детства играть своими игрушками.

- А ты, оказывается, такой зануда, Поручик. Ну-ка, поцелуй меня немедленно!

Это пожелание я исполнил с превеликим удовольствием.

- Знаешь, Поручик, а я рассказала о тебе папе, - неожиданно сказала Мила, когда мы оторвались друг от друга. - Должна же я была ему объяснить, куда я уезжаю, да и дядя Коля, наверное, тоже ему проболтался, хотя я его просила помалкивать.

- Ну и как он отреагировал, - тщательно скрывая тревогу, спросил я.

- Нормально, он же у меня не зверь какой-нибудь. Посоветовал только быть благоразумными. А ведь мы с тобой очень благоразумные, правда, Поручик?

- Еще какие благоразумные, - камень величиной с огромную скалу свалился у меня с души.

- Поручик, а еще папа сказал, что совсем скоро у нас сотовые телефоны заработают. В крупных городах уже давно есть сотовая связь. Прикинь, какая лафа настанет, болтай сколько угодно и когда угодно. Я обязательно куплю нам по аппарату. Ты когда- нибудь видел сотовые телефоны?

- Только по телевизору. Они, наверное, очень дорогие. Давай я тебе денег дам, и ты купишь при случае. Вообще, связь - великое дело, - воодушевился я.

- С деньгами потом разберемся, махнула рукой Мила.

Благодаря коньку-горбуньку мы с Милой встречались два-три раза в неделю. Она приезжала ко мне на несколько часов и иногда безропотно подолгу ждала меня, когда я был занят по службе. Часы, проведенные с ней, я компенсировал внеочередными ночными дежурствами. Так продолжалось около двух месяцев. Приехав в очередной раз и дождавшись, когда я окончу занятия с личным составом, Мила, поцеловав меня, против обыкновения была странной и задумчивой. - Поручик! Папа хочет познакомиться с тобой, - неожиданно сказала она, - я ему все уши про тебя прожужжала.

Этого момента я ждал с большой тревогой и надеждой. Неведомый отец Милы беспокоил меня всерьез. Однако, рано или поздно, эту проблему надо было решать.

- И когда это должно произойти?

- Да хоть сегодня поехали, папа тебя ждет.

- Сегодня, так сегодня, - я решил не откладывать эту проблему в долгий ящик, бесконечно мучая себя сомнениями и опасениями, - если только командир отпустит.

- Ну, так иди, отпрашивайся.

Майор оказался в канцелярии, составлял план охраны на следующие сутки.

- Звони командиру части, разрешить тебе покинуть заставу, как ты знаешь, не в моей компетенции. А заодно, попроси разрешения на женитьбу, конечно формальность, но традиция, есть традиция, - посоветовал майор.

С командиром части за время службы я разговаривал по телефону не более четырех - пяти раз, и то, по его инициативе. Выйдя на коммутатор штаба отряда, я попросил телефониста соединить меня с командиром, назвав его и свой номера позывных. Через несколько секунд трубка выдохнула: "Слушаю".

- Разрешите обратиться по личному вопросу, товарищ ...

- Обращайтесь.

- Товарищ ..., прошу вашего разрешения на женитьбу, а также, прошу разрешить мне покинуть заставу хотя бы на сутки, в счет выходных дней, для знакомства с родителями невесты.

Трубка молчала с полминуты.

- Даю тебе двое суток, старший лейтенант. Через двое суток, чтобы был на заставе как штык. Да, и удачи тебе, думаю, что она тебе пригодится.

- Спасибо, товарищ ..., - радостно поблагодарил я командира и повесил трубку. Пожеланиям удачи я особого значения не придал, а зря.

По выражению моего лица, Мила сразу поняла, что разрешение получено.

- Ну, собирайся, Поручик. Я пошла греть машину.

Я сменил рубашку, побросал в офицерскую сумку туалетные принадлежности и проверил удостоверение личности в кармане. На пороге вспомнил про деньги, вернулся и затолкал довольно внушительную пачку купюр в карман. Майор, вышедший проводить нас, в свою очередь, пожелал нам с Милой удачи.

Глава седьмая

Мы ехали, изредка обмениваясь короткими фразами. Мила сосредоточенно крутила рулевое колесо. Видно было, что она тоже волнуется.

- Ты, главное, не тушуйся, Поручик, и не ври. Папа вранье на дух не переносит. Знаешь, как мне с ним трудно. Я-то люблю приврать. Маму, вот, запросто обманываю, она всему верит. А вот папу, даже не припомню когда сумела обмануть.

- Ну, с этим у меня все в порядке. Я перестал врать лет в пятнадцать.

- И теперь никогда-никогда не врешь?

- Никогда-никогда. - Ну, а если сделаешь что-нибудь не то, ну, что-нибудь глупое или такое, за что потом стыдно, как тут не соврать?

- А просто, когда знаешь, что врать нельзя, прежде чем что-то сделать, надо подумать. Тогда и краснеть не придется за свои глупости.

- Ну, у меня так не получается. Я сначала сделаю, а потом подумаю. А ты у меня весь такой правильный, что даже иногда противно.

За окном замелькали окраины города. Мила вела машину по объездной дороге.

- Осталось немного, Поручик, минут пятнадцать.

Вскоре, Мила свернула с основной, довольно разбитой дороги на неширокую новенькую, хорошо заасфальтированную. Новенькая дорога причудливо петляла между высоких сосен, которые через некоторое время расступились, открыв взору скалистый берег Ладоги. На берегу, почти у самой воды стояли несколько домов. Один из них, здоровенный трехэтажный коттедж, стоял посреди хорошо подстриженной зеленой лужайки в окружении каких- то подсобных строений. Четыре других были помельче, двухэтажными и стояли на небольшом удалении от громадины.

- А вот и наши выселки, - объявила Мила.

- Только не к этой громадине, - взмолился я неизвестно кому.

Неизвестно кто, мне не помог. Мила подрулила к воротам в высокой решетчатой ограде коттеджа и, достав из кармана какую-то пластмассовую штучку с кнопками, нажала на одну из них. Ворота медленно стали отъезжать в сторону.

- Куда я попало и где мои вещи, - замогильным голосом вопросило Самолюбие.

Въехав во двор, Мила подрулила к одному из строений, которое оказалось гаражом. Рядом с гаражом стоял уже знакомый джип, на котором "бомбил" дядя Коля. А сам дядя Коля "бомбил" угол зеленой лужайки бензиновой газонокосилкой. Через поднятые ворота гаража, в глубине его, хромом сверкал здоровенный черный "Хаммер", который мне доводилось видеть только в кино и на картинках.

- Мила... - только и смог сказать я, укоризненно посмотрев на нее.

- Что, Поручик, душа совсем в пятки ушла? - довольная произведенным эффектом, озорно спросила коварная Милка. - Пойдем, вон, папа нас на крыльце ждет.

Я открыл дверку и спустил на землю свои деревянные ноги. На высоком крыльце, действительно, стоял коренастый, начинающий лысеть блондин среднего роста. На вид, мужчине было лет пятьдесят. Взгляд стальных серых глаз ощупывал меня с головы до ног как локатор. Внезапно, со мной что-то произошло. Робость, страх и неловкость куда-то пропали. Взамен пришло чувство веселой и уверенной в себе злости. Ну что ж, "а ля герр, ком а ля герр!". И уверенным бодрым шагом я направился к крыльцу. Мила едва поспевала за мной. Встретились мы на середине крыльца. Я протянул руку для пожатия и представился: "Андрей".

- Виктор Степанович, - в свою очередь представился мне будущий тесть, - так вот ты какой, Поручик. Милка мне всю плешь проела, Поручик то, Поручик это. Ну, что, проходи в дом, жена там, на стол собирает, что Бог послал.

Мила, обогнав нас, юркнула в открытую дверь и растворилась в огромном доме. Дом, все-таки оказался двухэтажным. То, что я принял за первый этаж, оказалось подвалом. Дом стоял на плоской гранитной скале, и заглубиться в землю не было никакой разумной возможности. Поэтому цокольный этаж, то есть подвал, был выложен из гранитных валунов, а выше шел красный отделочный кирпич.

Пройдя через прихожую и большой холл, мы свернули направо и оказались в огромной кухне-столовой, в углу которой, попахивая дымком от березовых дров, стоял самый настоящий камин. У большой кухонной стенки со столешницей из натурального гранита хлопотала невысокая худенькая женщина, лет сорока пяти с простыми, правильными чертами лица и волосами, стянутыми в конский хвост. Увидев меня, она вытерла руки о белый передник и представилась мне: " Надежда Андреевна, мама Милы". - "Андрей", поклонившись, представился ей я.

- Ну, мать, ты еще долго хлопотать будешь? Когда за стол садиться?

- Еще с полчасика потерпите, дом покажи Андрею, а как будет готово, я вас позову.

На кухню влетела переодетая в нарядное платье Мила, и принялась помогать матери накрывать на стол. Будущий тесть повел меня по дому. Комнаты были уставлены добротной, в одном стиле, дубовой мебелью, сделанной на заказ. Открыв дверь в большую комнату Милы, он тут же закрыл ее. Краем глаза я успел рассмотреть на большой овальной кровати, разбросанные в беспорядке разные женские штучки.

- Ну, никак к порядку не приучу, - пробурчал с легкой досадой хозяин.

Во всем доме царил идеальный порядок. Кабинет хозяина, куда мы прошли в последнюю очередь, был отделан дубовыми панелями. На рабочем столе стоял компьютер.

- Присаживайся, - указал мне на одно из глубоких кожаных кресел хозяин, в другое он сел сам. - Хочу задать тебе только один вопрос, Андрей.

Глаза будущего тестя вновь сделались стальными и впились в меня дамасским клинком.

- Ты когда знакомился с Милой, знал кто я такой и что она моя дочь?

- Да, я и сейчас не знаю, Виктор Степанович, я даже фамилии Милы, то есть вашей, не знаю. - Я вскочил с кресла.

- Виктор Степанович, я прошу у вас руки вашей дочери, а всего этого, - я обвел вокруг руками, - мне не нужно, мне нужна только Мила! - Ишь, какой горячий! Ладно, верю, что не за деньгами гонишься. А фамилия наша - Коржик. Смешная такая фамилия. Я ведь из детдомовских. Меня младенцем в детдом подкинули, а заведующая пила как раз чай с коржиком, когда няня обнаружила меня у дверей и принесла в кабинет. Вот и стал я Коржиком. А имя и отчество она дала мне своего отца, за что я на нее не в обиде. И Надежда Андреевна тоже детдомовская, в одном детдоме росли, только она в младшей группе. А Мила у нас поздно родилась, не получалось у нас долго. Вот и пойми, дочь единственная, любимая. Не хотелось бы, чтобы она обожглась. Так что, не обижайся на меня. Уж очень недолго вы знакомы. Хотя, я тебя понимаю, ты человек военный, у тебя на всякие антимонии времени нет.

Биографию твою, я тебя рассказывать не прошу, личное дело твое читал. Командир-то твой у меня вроде как в приятелях, не отказал. Хвалит он тебя, толковый, говорит, офицер. Да и про историю с гранатой наслышан, - орел! А насчет руки - это Миле решать, я ее неволить не буду. То, что ты гол как сокол, меня мало волнует. В твои годы я еще беднее был. А сейчас вхожу в тысячу самых богатых людей нашей необъятной, и не самой последней строчкой. Так что, денег хватит не только вам с Милой, а и вашим детям и внукам, да и правнукам и праправнукам останется, если, конечно, футбольные клубы не покупать, да на МКС не летать каждый уикенд.

- Папа, Поручик, стол накрыт, - раздался за полуоткрытой дверью в кабинет голос Милы.

- Ну что, пойдем, зовут, - поднялся из кресла Виктор Степанович.

Мы спустились в столовую. Бог послал много чего, такого изобилия видеть мне еще не приходилось. Однако, еда сейчас волновала меня меньше всего. Будущий тесть достал из огромного холодильника запотевшую бутылку каленвала и, уловив мое недоумение, пояснил: "Ты на этикетку не смотри, водка на моем заводике сделана, специально для меня. С нее-то у меня все и началось, а этикетка - ностальгия, так сказать". Он наполнил мою и свою рюмки, дамам налил шампанское.

- Ну, за знакомство! - произнес будущий тесть короткий тост и опрокинул рюмку одним движением. Мы последовали его примеру. К еде приступать никто не спешил. Возникла неловкая пауза.

- Андрей, вот тут, у нас руки твоей просит, дочка, что делать будем? - нарушил молчание Виктор Степанович.

- Сильно просит? - засмеялась Мила.

- Говорит, что сильно.

- Ну, если очень сильно, то, наверное, надо отдать, чего же жадничать!

- А вы хорошо подумали? - вмешалась мать Милы.

- Конечно, хорошо, правда, Поручик?

Я согласно кивнул головой. Тесть снова наполнил рюмки.

- Тогда, как говориться, дай вам Бог счастья, быть посему, - поднял рюмку тесть. - Вот и дожили мы, мать, до свадьбы доченьки. Давно ли пешком под стол бегала. У тебя отпуск- то когда, Андрей?

- В начале сентября, по графику.

- Времени немного осталось, всего полтора месяца, а хлопот, полон рот, - вздохнул Виктор Степанович, - надо платье невесте заказать, костюм жениху, да и с местом свадьбы определиться, приглашения разослать.

- Так, слушать всем сюда! - поднялась Мила. - Завтра, мы с Поручиком идем в ЗАГС, подавать заявления. По воскресеньям там только расписывают, ну ничего, у нас примут. Платье себе я сама закажу в Питере, свадебный костюм жениху не нужен, будет в парадной форме, зря, что ли, я выхожу замуж за офицера? Ну, а пару костюмов ему купить, конечно, нужно. Свадьбу будем справлять в моем ресторане, человек сто пятьдесят - двести уместится, а больше не нужно. Твою гостиницу, папочка, зарезервируем для иногородних гостей. А список своих гостей каждый из нас составит сам, и я отпечатаю приглашения в Питере.

Теперь я окончательно понял, кто в этом доме хозяин. А, возможно, и не только в этом. Организационные подробности будущей свадьбы мы прообсуждали до позднего вечера. Почти нетронутые яства были отодвинуты в сторону, а на столе появились листки бумаги и ручки. Глаза Милы горели и сияли как два ярких синих лазера. Я любовался ей, не слишком-то вникая в технические подробности. Улучив момент, я выложил на стол свои жалкие сбережения.

- Убери, - строго приказал тесть, - и не обижайся. Мы ведь теперь фактически родня. Но я все же настоял на том, что обручальные кольца я куплю сам. С Милой, конечно. На ночь, меня уложили в комнате для гостей. Лежа на шелковых простынях в большой двуспальной кровати я думал о том, каким лохопухом я оказался.

- А ведь я тебя предупреждало, - назидательно говорило Самолюбие, звоночки-то были. И бриллианты в ушах, которые ты по глупости принял за стразы, и то, как почтительно с ней разговаривал лобух в ресторане, и официантка с усмешечкой. Про "бомбилу" дядю Колю на дорогущем джипе я вообще не говорю, это - полный кретинизм. Да видно, тебе мозги лямуром окончательно отшибло. Пропащий ты человек, Поручик!

- Поживем, увидим, - попытался оправдаться я перед Самолюбием, - у них своя дача, а у нас с Милой, будет своя, и мы еще посмотрим, кто на ней будет хозяином.

- Эх, наивный, - вздохнуло Самолюбие и уснуло вместе со мной.

На другой день встали мы довольно рано. Энергия била из Милы большим Петергофским фонтаном. Ровно в девять мы уже были в ЗАГСе. Как и предрекала Мила, заведующая быстренько оформила наши заявления и назначила роспись на нужный нам день. Когда мы вернулись, тесть пригласил меня покататься на катере, до обеда, а Мила принялась паковать чемодан для поездки в Питер.

От дома, по дорожке, уложенной плоскими гранитными плитками, мы с Виктором Степановичем спустились на берег Ладоги, к причалу. На спокойной воде покачивался большой белоснежный красавец с изящными обводами. У носа, рядом с регистрационным номером было начертано имя, которое даже я смог бы угадать с первого раза. По размерам, катер превосходил привычные мне пограничные озерные катера в два раза.

- А вот и моя яхта, - сделал приглашающий жест тесть, - конечно, бывают и побольше, но мне и такой хватает.

Большое строение, которое я вчера принял за амбар или сеновал, оказалось ангаром для катера. К нему от берега озера вели узкие рельсы.

Мы поднялись на катер по откидному мостику и прошли в рубку. Тесть, запустив мотор, плавно отошел от берега. Своим катером он явно гордился. Проплавали мы часа два.

- Вот, будешь посвободнее, возьму тебя на рыбалку, походим по Ладоге денек, другой, судачка половим. Крупные экземпляры попадаются. Я-то теперь вроде как на пенсии, отошел от дел, ну почти. Нанял двух управляющих, толковые ребята, и воруют немного. Между собой живут как кошка с собакой, а мне того и надо. А как же, разделяй и властвуй. Я их здесь принимаю раз в десять дней по два часа каждого, они и вводят меня в курс основных дел. Ну, а за ними еще один человечек присматривает, только они об этом не знают - доверяй, но проверяй. Вот так и живу. Ты сам-то, что планируешь на ближайшее будущее?

- А что я могу планировать? Службу, конечно. Если заслужу, в академию направят. А там видно будет.

- Ну, что ж, служба Родине - дело почетное, и принцы английские не гнушаются своей Родине послужить, а уж нам смертным, и подавно не грешно. Я ведь как рассуждаю: послужи, повзрослей, армия - школа хорошая. Людьми поучись командовать, наука не простая. А там посмотрим, надоест служить, к делу тебя приставлю. Главное - людьми уметь управлять, а спецификой овладеть не сложно, за деньги любых учителей можно купить.

Когда мы вернулись домой, Мила была уже готова к отъезду. Мы наскоро пообедали. Пора было провожать ее к поезду. Распрощавшись с родителями, мы поехали на станцию. Отвозил нас дядя Коля на джипе, который после проводов Милы должен был забросить меня на заставу. Поезда долго ждать не пришлось, мы с Милой расцеловались, и она рванулась в вагон.

- Не до нежностей, Поручик, дела надо делать, целоваться потом будем. Я приеду дней через пять, жди, - на бегу, скороговоркой прострочила Мила и исчезла в вагоне. Мне только осталось помахать ей в след.

На заставу дядя Коля домчал меня быстро. По дороге мы почти не разговаривали. Он думал о чем-то своем, ну а мне, тем более было о чем подумать. Только перед самой заставой он вдруг неожиданно заговорил.

- А я ведь тоже погранцом был когда-то. Срочную в Никеле служил, на "Физмате", - он назвал позывной заставы. - Тогда хоть граница была, как граница, а теперь... Ты вот что, старлей, не тушуйся. Я со Степанычем уже больше двадцати лет, как начал у него водилой работать, так и до сих пор при нем. Человек он не простой, жесткий очень. Но и справедливый. Ну, а Милка для него - все. Ты это учти и не обижай.

- Спасибо, дядь Коль, за совет, только ведь и для меня она - все.

На том мы и распрощались. На заставу я успел приехать до боевого расчета.

- Ну как, познакомился с родителями невесты, Андрей Николаевич? - полюбопытствовал майор.

- Да уж, познакомился, Иван Петрович.

- А что, такой невеселый, плохо встретили?

- Да встретили вроде нормально, вот только... . Вы такую фамилию слышали, Иван Петрович, Коржик?

- Мать честная! Да ведь это самый богатый человек в наших краях! Вот попал, так попал! Неужели ты не знал, что фамилия Милы - Коржик?

- Не знал, Иван Петрович, как-то так получилось, что фамилию я у нее сразу не спросил, а потом, вроде как неудобно было.

- Да, даже не знаю, радоваться мне за тебя, или огорчаться. Ну и что, вы с ее отцом порешили?

- Согласие он, вроде, дал, заявления мы подали, свадьба назначена на начало сентября.

- Дела... Там же миллионы несчетные, долларов. Ты теперь, наверное, и служить не захочешь?

Ну, уж нет, Иван Петрович, служить я буду, мне его миллионы не нужны, мне только Мила нужна.

- Да, дела... - протяжно-задумчиво повторил майор.

В эти дни, до свадьбы, мы с Милой оказались в разных временных потоках. Для меня время тянулось тягуче-медленно. Я переговорил с мамой и сообщил, что решил жениться, и что мой будущий тесть неожиданно для меня оказался очень богатым человеком. Мама долго молчала в трубку.

- Девушка-то хоть хорошая, сынок? - спросила, наконец, она.

- Мама, я люблю ее больше жизни!

- Ну, что ж, дай Бог, чтобы у вас все получилось, и вы были счастливы. Ты уж меня прости, на свадьбу я не приеду. С работы не отпустят, да и потом ты же знаешь, как я отношусь к большим деньгам. Извинись за меня перед родителями невесты, я пришлю вам поздравление. Ну, и как сможете, навестите меня.

Реакцию мамы предсказать было не трудно.

Зато временной поток Милы несся с бешеной скоростью, как впрочем, носилась и она сама. Она, то заскакивала на пару-тройку часов ко мне на заставу, то мчалась домой, а из дома, в Питер. Рассказывала о покупках и заказах, которые она сделала и о том, какая уйма дел ей еще предстоит. Порой мне казалось, что сама свадьба для нее важнее, чем я. Впрочем, я, наверное, завидовал ее свободе и злился от того, что ничем не мог ей помочь. Майора на свадьбу не отпустили, некому было командовать заставой. Мне удалось выпросить только моего коллегу с соседней заставы, с которым мы иногда встречались. Он и был свидетелем со стороны жениха. Правда, потом я узнал, что тесть пригласил на свадьбу командира части, но это был уже его гость.

Отпуск мне оформили со второго сентября, за день до свадьбы. Мила приехала за мной утром. Я был уже готов, парадная форма была выглажена и упакована в целлофановый мешок. Сам я был одет в простенькие джинсы и рубашку.

- Бермуды возьми, - приказала Мила, - папа заказал для нас номер для молодоженов в роскошной гостинице в Сочи. На другой день после свадьбы мчимся с тобой, Поручик, в свадебное путешествие!

В городке я ненадолго заскочил в штаб, взял отпускной билет и проездные документы. Потом, мы с Милой заехали в ювелирный магазин, и я купил кольца. Кольца Мила выбрала простые, только самой высокой пробы.

- Перстней всяких у меня и так хватает, - сказала она.

Дом тестя, да простите меня за избитое сравнение, напоминал генеральный штаб накануне решающего сражения, просто, точнее не скажешь. У дома было припарковано с десяток машин. Сам тесть находился в гостиной у большого обеденного стола, который был завален бумагами. Вокруг сновали незнакомые мне люди. Поздоровавшись со мной за руку и извинившись, тесть тут же принялся отдавать распоряжения и инструктировать свое войско. Мила тоже куда-то исчезла. Все носились как угорелые, и только одному мне нечем было заняться. Оставив сумку и парадный мундир в комнате для гостей, я вышел во двор. У гаража дядя Коля полировал и без того сверкавший хаммер.

- Здорово, жених, - бодренько поприветствовал он меня, - что, выгнали, чтобы под ногами не путался? Ну, ничего, терпи, твой праздник завтра будет. Завтра я невесту в ЗАГС на этом звере доставлю, а тебя, мой старшой сынуля на знакомом тебе аппарате повезет.

- Ну, куда ты пропал, Поручик, я тебя потеряла, - крикнула, появившаяся на крыльце Мила, - пойдем, поедим, а то с голоду ноги протянем.

Мы пристроились в уголке кухни-столовой за маленьким столиком. Мила наставила на стол каких-то салатов, холодное мясо, нарезанную ветчину и еще что-то. Я ел машинально, не замечая вкуса пищи.

- Знаешь, Поручик, а я вчера девичник устраивала. Две подружки из Питера были, ну Оля, ты ее знаешь, и еще одна. И местных человек восемь было. Нахохотались, напелись, натанцевались, сегодня даже ноги побаливают. А ты мальчишник устраивал?

- Да я каждый день его устраиваю, на боевом расчете, - отшутился я.

Ближе к вечеру в доме поутихло. Армия помощников рассредоточилась по указанным позициям. За ужином тесть еще раз уточнил диспозицию на завтрашний день. Я слушал, согласно кивая головой. Скорей бы все это закончилось. После ужина мы с Милой пошли прогуляться на берег Ладоги. Мила, против обыкновения, была тиха и задумчива.

- Подумать только, Поручик, завтра мы с тобой станем мужем и женой. Будем принадлежать друг другу, и зависеть друг от друга. Как-то странно и немножко страшно, что нас ждет впереди? Вот бы заглянуть хоть одним глазком лет на пять вперед, и посмотреть, как мы там с тобой живем. А вдруг, мы разлюбим друг друга?

Я обнял Милу и поцеловал. В глазах у нее стояли слезы.

- Мы с тобой не разлюбим друг друга никогда, никогда. Наша любовь будет вечной. Не веришь? Спроси у меня!

- Да ну тебя, Поручик, я серьезно.

- Ну, а если серьезно, то все будет зависеть от нас с тобой.

- Ладно, Поручик, пойдем спать, завтра у нас Великий день и мы с тобой уже не будем больше спать в разных комнатах.

Не знаю как, но уснуть мне все же удалось. Утром я встал в начале восьмого. Тщательно побрился и натянул на себя парадный мундир. Без двух минут теща напоила меня кофе с бутербродами на кухне. Милы нигде видно не было. Роспись в ЗАГСе была назначена на двенадцать часов. К девяти утра в доме появились парикмахер и визажист, приглашенные из Питера. Вслед за ними стали появляться подруги невесты, среди которых я увидел Ольгу. С Милой мы должны были встретиться теперь только в ЗАГСе. Чтобы не мешаться, я повторил свой вчерашний маневр, выйдя во двор. Дядя Коля уже выгнал машины из гаража. С ним был парень чуть постарше меня, который оказался его сыном и моим тезкой.

- Хорош! - коротко одобрил мой внешний вид дядя Коля. - Ну что, езжайте потихоньку, заберешь своего приятеля, он ведь тебя в части ждет? Букет для невесты лежит в багажнике машины. Пока то, да се, к половине двенадцатого подъезжайте к ЗАГСу, встречать невесту.

Так мы и поступили. Встретив приятеля, я попросил своего тезку ждать нас у ЗАГСа, а мы с другом решили прогуляться пешком. До двенадцати было еще полтора часа. Мы медленно тащились с ним по городку, болтая о том, о сем. Приятель был уже женат. Его жена с маленькой дочкой гостила у родителей. Время тянулось как резиновое. К половине двенадцатого мы добрели с ним до ЗАГСа. Предстояло ждать еще полчаса. К ЗАГСу стали подтягиваться незнакомые, хорошо одетые люди. Появились два кинооператора с камерами. Машина с невестой показалась десять минут первого. Опережая меня, приятель подскочил к хаммеру и открыл заднюю дверь. Навстречу мне из машины выпорхнула лесная нимфа. Стилисты потрудились на славу. Традиционно белое платье невесты было отделано ярко-зелеными листочками. И без того красивая Мила, в этом наряде и макияже казалась просто неземным существом.

- Не ослепни, Поручик, - озорно шепнула мне Мила, принимая от меня букет и подавая руку.

Все дальнейшее, воспринималось мной как во сне. Торжественная речь заведующей ЗАГСа, обмен кольцами, роспись в книге, поцелуй, поздравления родителей и друзей, поездка на огромном белом лимузине к Вечному огню и, наконец, сама свадьба с большим количеством незнакомых мне разодетых людей и бойким тамадой, приглашенным из Питера. Помимо тамады, гостей развлекала известная питерская музыкальная группа во главе с популярной певицей и довольно известный юморист. Бесчисленные поздравления и наставления гостей, с неизменным вручением конверта в конце, перемежались криками "горько". Эту команду мы с Милой выполняли с удовольствием. Свадебный танец жениха и невесты мы танцевали, конечно же, под "Белого Орла". В один из перерывов, посетив необходимое место, я случайно подслушал разговор двух пожилых мужчин.

- Чудит Малюта, ох чудит! - говорил один другому, - дочку за нищего летеху выдает. Неправильно это, деньги к деньгам должны идти.

- При его капиталах, ему все дозволено, - отозвался второй, - а парнишка видный, внуки красивые получатся. Да и ходить по плинтусу будет, как миленький.

Увидев меня, мужчины смолкли.

- А вот этого, не дождетесь, - мысленно произнес я, хотя прозвище тестя меня не слишком приятно удивило.

Все в этом мире имеет начало и конец. К половине одиннадцатого все поздравления были произнесены и тамада, плотоядно улыбаясь, предложил гостям отпустить измученных молодоженов, продолжив свадебное веселье без них.

Сверкающий белый лимузин доставил нас с Милой в сопровождении тестя и тещи к коттеджу.

- Дом в вашем распоряжении до завтрашнего дня, мы с матерью вернемся на свадьбу и заночуем в городе. Если что, вдруг, Мила знает, как связаться с охраной, - сказал тесть, проводив нас до крыльца.

Обняв и поцеловав нас, тесть и теща укатили обратно. Наконец-то мы остались одни. Мы вошли в дом. Холл, лестница, ведущая на второй этаж в спальню, и сама спальня были украшены цветами, разноцветными шарами и плакатиками с шутливыми поздравлениями и напутствиями. Некоторые надписи были весьма фривольного содержания. На большой овальной кровати Милы лежали теперь уже две огромные, украшенные лентами подушки. Обнявшись, мы невольно притихли, разглядывая это великолепие. Мила подала голос первой.

- Вот тебе халат, Поручик, твой душ внизу, а я пойду в свой. Встречаемся через десять минут на этом аэродроме, - указала на кровать Мила и, достав из шкафа новый халат, вручила его мне, вытолкнув из спальни.

Попеременно включая то холодную, то горячую воду я добросовестно простоял под душем минут десять, стараясь не мочить волосы на голове. Когда я вернулся в спальню, Мила уже лежала на кровати, укрывшись одеялом по самый подбородок. Мишуру с подушек она убрала. Верхний свет в спальне был выключен, горел только ночник. Сбросив халат, я юркнул под большое одеяло и прижался к Миле. Свадебного платья на ней уже не было. Задыхаясь, я стал целовать губы, шею, небольшие твердые груди Милы.

- Погоди Поручик, это тебе, - отстраняясь, сказала Мила. Засунув руку под подушку, она извлекла оттуда презерватив и протянула мне.

- Мила... может без него? - умоляюще протянул я.

- Или с ним, или никак! - заявила моя законная супруга, - и запомни, Поручик, в ближайшие три-четыре года мы с тобой обзаводится детьми не собираемся, сначала для себя надо пожить.

Поскольку выбор был небогатый, пришлось подчиниться. Мой, одетый в скафандр, приятель, благодаря полученному, пусть небольшому, опыту довольно быстро разобрался в обстановке и, преодолев упругое препятствие, ворвался в заветное лоно. Мила ойкнула. Истерзанный долгим ожиданием приятель, проторжествовал недолго. Когда все кончилось, Мила вывернулась из-под меня и умчалась в ванную комнату. Я последовал ее примеру и спустился вниз. Скафандр приятеля был весь в крови. Приведя себя в порядок, я поднялся наверх. Мила, в зеленом шелковом халатике на голое тело, перестилала постель. Я принялся помогать ей. Простыню с пятнами крови Мила аккуратно свернула и убрала в шкаф. Заметив мой недоуменный взгляд, она коротко сказала: "на память".

Почему-то мы старались не глядеть друг на друга, как будто сделали что-то постыдное. С минуту мы лежали рядом друг с другом, не решаясь прикоснуться. Чтобы преодолеть возникшее чувство неловкости я сгреб Милу в охапку и положил на себя. После душа она была прохладной и гладкой как лягушонок.

- Да ты совсем замерзла, - почему-то прошептал я, хотя в доме не было ни души, растирая ее своими ладонями. Она благодарно прижалась ко мне, обнимая за шею.

- Знаешь Поручик, - Мила, отпустив мою шею, уперлась локтями мне в грудь и приподняла голову, - я часто представляла себе, как это будет. - Ну, и...?

- В общем-то, ничего особенного. Немножко больно, немножко необычно. Наверное, я фригидная.

Так уж, сразу и фригидная! А вот мы сейчас это проверим! - мой приятель уже оклемался и был готов к действию.

- Ну, уж нет, Поручик! - Мила резво соскочила с меня и легла рядом. - Во-первых, мне еще там больно, а во-вторых, на вас простыней не напасешься. Придется тебе потерпеть, пока у меня не заживет. Давай-ка лучше спать, у меня глаза слипаются.

Я подложил ей руку под голову и привлек к себе. Через пару минут ее дыхание стало ровным, и я понял, что она уснула. Желание еще долго переполняло меня, постепенно преобразуясь в огромную нежность к этой маленькой озорной девочке, ставшей сегодня моей женой. Как-то у нас с ней все будет?

Утром, открыв глаза, и осознав, кто я и где нахожусь, я увидел сидящую за письменным столом Милу. При свете дня, в своем шелковом зеленом халатике и шлепанцах на босу ногу она была просто обворожительна. Слегка склонив голову на бок, она предавалась увлекательному занятию - с азартом потрошила конверты с вчерашними подношениями. Перед ней на письменном столе красовались две стопки российских и американских денег. Стопки были весьма приличными, хотя было обработано около половины конвертов. Скосив на меня глаза и увидев, что я проснулся, Мила ненадолго прервала свою тяжелую работу.

- Проснулся, соня? Вставай скорей, скоро папа с мамой приедут. А я уже полчаса как встала, а тебя не разбудила - пожалела. Цени, какая у тебя заботливая жена! - она протянула руку к очередному конверту.

- Да такую жену на руках носить надо, - радостно завопил я.

Вскочив с кровати, я подхватил ее на руки и закружил по комнате. Зеленые американские бумажки из конверта в руке Милы посыпались на пол как осенние листья.

- Пусти дурачок, у меня и так голова от голода кружится, я вчера почти ничего не ела, - взмолилась заботливая жена.

Пока я приводил себя в порядок, Мила закончила потрошить конверты.

- Ну что, Поручик, хватит нам на медовый месяц? - вопросила моя красавица-жена, похлопывая обеими руками по внушительным пачкам.

Я неопределенно пожал плечами. Такого количества денег, тем более долларов, раньше мне видеть не доводилось. Внизу послышались голоса, приехали тесть с тещей.

- Пойдем встречать родителей, - Мила оправила халатик и, взяв меня за руку, потянула вниз.

- Как спалось - ночевалось, молодежь? - слегка смущаясь, осведомился тесть.

- Замечательно, папочка! - отпустив мою руку, Мила бросилась к отцу на шею.

- Давайте на стол накрывать, сейчас гости понаедут, те, кто поближе. А для тех, кто подальше, ресторан целый день будет работать бесплатно.

Вскоре в гостиной за столом собралось человек двадцать. Дядя Коля, подняв фужер с морсом, крикнул "горько".

- Дядя Коля, так нечестно, у меня после вчерашнего губы болят, - погрозив ему пальчиком, взмолилась моя законная супруга. - Имейте в виду, для всех вас, в последний раз!

За столом мы с Милой просидели недолго, надо было собираться в путь.

- Бери свою сумку, Поручик, и поднимайся наверх, будем упаковывать чемоданы, - скомандовала мне Мила. Ее подруга Ольга увязалась за ней.

Когда я поднялся наверх, в комнату Милы со своей сумкой, два больших дорогих кожаных чемодана были уже открыты и жаждали наполниться необходимым содержимым. В один из них из моей сумки перекочевали пресловутые бермуды с гавайской рубахой, туалетные принадлежности, и пара нового белья. Вообще-то все это можно было сложить в небольшой пакет. Само собой, военную форму я брать в отпуск не собирался. На мне были потертые джинсы, майка, да дешевая кожаная курточка, в сентябре в Карелии уже не жарко.

- Это все? - осведомилась Мила, заглянув в "мой" чемодан.

- Замечательно, с тобой, Поручик, одна сплошная экономия места, - она довольно потерла ладошки. - Вообще-то ты лучше иди, погуляй, нечего тебе всякие бабские штучки разглядывать, мне Ольга поможет.

Делать было нечего, я вернулся за стол. Через некоторое время тесть отозвал меня в сторону.

- Ты вот что, Андрей, совсем не расслабляйся. На югах в бархатный сезон всякий народ вертится. Милке сорить деньгами не давай. Излишнее внимание к себе не привлекайте. В маленькие бары и рестораны, где местная шпана обретается, не ходите. От кавказцев держитесь подальше. И вообще, помни, что против лома не приема, навалятся кучей, и никакое карате и самбо тебе не помогут. Умный человек не тот, кто не боится неприятностей, а тот, кто умеет их избегать. Мне звоните каждый день, уж не сочтите за труд, такие уж мы беспокойные, не обессудь. Если что, вдруг, не дай Бог, обращайся к начальнику службы безопасности гостиницы, назовешь ему мою фамилию, и сразу звоните мне.

Я согласно кивал головой, опасаясь, как бы он не решил приставить к нам охрану. А девчонкам моя помощь все-таки понадобилась. Мила пришла за мной часа через два.

- Пойдем, Поручик, требуется грубая мужская сила.

Чемоданы в спальне были набиты доверху с горкой.

- Милочка, зачем тебе столько шмоток? - изумился я.

- Ничего-то ты не понимаешь, Поручик, не могу же я каждый день ходить в одном и том же, ты же сам, первый, меня разлюбишь.

Грубая мужская сила действительно понадобилась. Мне стоило немалых усилий застегнуть оба чемодана. Сборы были закончены. Мила еще раз проверила документы и билеты в сумочке. Пора было выезжать в Петрозаводский аэропорт. Дядя Коля повез нас на хаммере. Родители Милы на прощанье расцеловали нас, а теща украдкой еще и перекрестила. К самолету мы успели вовремя, дядя Коля помог нам сдать чемоданы в багаж и помахал рукой.

- Ура, Поручик, свобода попугаям! - шепотом прокричала Мила, когда мы прошли паспортный контроль.

Глава восьмая

Долетели мы без приключений. Южный аэропорт встретил нас теплым ласковым вечером. Взяв такси, мы поехали в гостиницу. Улыбчивая администраторша, проверив наши паспорта, быстро оформила гостевые карточки и выдала ключи от номера. "Мальчик", детина лет тридцати, помог поднять нам чемоданы в номер.

Номер был просто шикарным, специально для молодоженов и состоял из большой спальни с огромной кроватью, украшенной амуром со стрелами, вместительной гостиной с кожаным диваном и креслами и малюсенькой кухни с большим холодильником. В обеих комнатах стояли телевизоры с большими экранами. На полу лежали дорогие ковры. Я боялся даже в мыслях себе представить, в какую сумму выльется наше двадцатидневное пребывание в этом номере.

- Нормальный шалашик! - одобрила номер Мила, - Поручик, давай сегодня никуда не пойдем, время уже десятый час и я так устала. Разберем чемоданы, поедим бутербродов, которые мне мама в дорогу дала и спать. А завтра...

Она прошла на кухню и заглянула в холодильник. - Поручик, иди сюда, посмотри, да тут жратвы..., ленинградскую блокаду выдержать можно.

Холодильник и впрямь был забит деликатесами. Копчености всех видов, семга в вакуумной упаковке, даже баночки черной и красной икры. В отделении для напитков помимо минералки, стояли три бутылки шампанского, от брюта, до полусладкого, бутылка марочного армянского коньяка и бутылка дорогой водки.

- Открывай шампанское, Поручик, - приказала мне Мила, протягивая бутылку брюта, - не грех и нам с тобой отпраздновать нашу свадьбу, но прежде распакуем чемоданы.

С чемоданами мы управились за полчаса, правда вешалок не хватило и некоторые наряды пришлось вешать один на другой.

Бутылку с шампанским мы уговорили под бутерброды с черной икрой.

- Все, Поручик, спать, у меня глаза слипаются, - сообщила мне дорогая женушка, - и, чур, ко мне не приставать, я пока на больничном.

Тяжело, громко и жалобно вздохнув, я побрел в ванную комнату, напомнив Миле, чтобы она позвонила родителям. Сквозь шум воды я слышал, как она бодро рапортует им о нашем прибытии по телефону, стоящему в гостиной. Из ванной я вышел, облаченный в гостиничный махровый халат.

- Там и для тебя такой же приготовлен, только поменьше, - сказал я Миле.

Вернувшись из душа, Мила быстро скинула халат и в одних узеньких трусиках юркнула ко мне под бочок. Быстро чмокнула меня в губы и мгновенно заснула. Я тоже сопротивлялся Морфею недолго.

Утреннее солнце разбудило меня в половине восьмого. Мила еще спала. Откинув одеяло с ее груди, я принялся осторожно щекотать языком маленькие твердые соски. Мила протяжно вздохнула, и вдруг резко присев на кровати занесла руку для удара.

- Уф, Поручик, это ты, - облегченно сказала она, опуская руку, - а мне приснилось, что какой-то гад собирается меня изнасиловать.

Пришлось мне сознаваться, что этим гадом был я.

- Да, зря ты не схлопотал по физиономии, - выслушав мое признание, заявила любимая женушка, - приставать во сне к бедной, беззащитной женщине...

Позавтракав в баре, на этаже, мы вернулись в номер. Выгнав меня в гостиную, Мила принялась мерить купальники, выбирая, в каком из них стоит посетить пляж в первый день. Она и не подозревала, что в большом зеркале в гостиной она видна мне как на ладони. Когда она, наконец, выбрала себе купальник, узенькое бикини с яркими бусами на лямках и вышла ко мне, я возбудился столь основательно, что едва сдерживал себя. Мила повернулась вокруг своей оси, демонстрируя купальник. Видимо, что-то в моей физиономии насторожило ее, она подошла ко мне и, взглянув в зеркало, все поняла.

- Ах ты, мерзкий негодяй! Ты подсматривал за мной! - она набросилась на меня с кулаками.

Я подхватил ее на руки и усадил на колени.

- Мил, а может, ну его, этот пляж?

- Да ты с ума сошел, Поручик, в наказание немедленно наденешь бермуды и гавайку.

- Мила! Да я же в них выгляжу как пугало!

- Тогда я пойду на пляж одна. И поторопись, Поручик! - она соскочила с моих колен.

Чертыхаясь, я натянул на себя ненавистную одежку.

- И что ты паришься, Поручик, тебе очень даже идет. Ноги у тебя длинные, ровные, и практически не волосатые. Ты бы видел, с какими волосатыми кривыми ножками мужики не стесняются в них ходить. Нам еще надо плавки тебе купить, я там внизу в холле, бутичок видела.

Плавок в бутичке было море разливанное. Я опасался, что Мила выберет что-нибудь этакое, но мы, на удивление единодушно, выбрали классические, в меру закрытые темно-синие плавки.

Процедура медленного подвяливания на солнце вызывала у моей деятельной натуры неодолимое отвращение, но я стоически дотерпел до обеда. Пообедали мы шашлыком в кафэшке на пляже, вернувшись в номер сытыми и утомлёнными. Разделить со мной водные процедуры в душе коварная Мила отказалась.

- Поручик, хочу с тобой поговорить серьезно, - Мила, порывшись в чемодане, стоящем в шкафу, бросила на кровать увесистую коробку с презервативами. - Рожать детей в ближайшие три-четыре года я категорически не хочу. Уродовать себя и делать аборты, тоже, а это, единственное надежное средство. Ты меня понял?

- Мила, ну ведь есть дни, в которые можно обходиться без них.

- Нет таких дней, все равно опасно. И если ты меня любишь...

Договорить я ей не дал...

На этот раз все было немножко иначе. Мила была не так напряжена и даже пыталась идти мне навстречу.

- Ты знаешь, Поручик, а все не так уж плохо, мне даже было приятно, - немного смущаясь, сказала мне она, когда все закончилось.

Стараясь закрепить успех, с небольшими перерывами я сделал это еще два раза.

- Поручик, ты решил меня совсем доконать, пожалей бедную женщину, давай поспим часик, - запросила пощады Мила.

Проспали мы до пяти часов. Мила бесцеремонно прервала мой сладкий сон.

- Вставай Поручик, нам с тобой по магазинам предстоит прошвырнуться, надо тебя приодеть.

- Да я, уже вроде привык к бермудам, - позевывая, сопротивлялся я.

- Вставай, вставай, лентяй, а то, магазины закроются. Надо купить тебе что-нибудь приличное.

Прошвыривались по магазинам мы часа три. Мила засунула мне в карман солидную пачку денег. В результате изощренных пыток бесконечными примерками мой гардероб пополнился белыми полотняными брюками, тремя рубашками с коротким рукавом, легкой ветровкой, дырчатыми туфлями кремового цвета и даже пестрым галстуком. Жутко голодные, в ресторан мы спустились уже после девяти вечера, естественно, в новых нарядах. Причем, бессердечная Милка бесконечно долго мерила то одно, то другое платье, и остановилась на длинном фиолетовом шелковом платье с глубоким декольте на спине. Волосы она заколола наверх, в уши вставила те самые серьги. Она была так хороша, что я даже забыл про голод.

В ресторане, сев за свободный столик поближе к оркестру и проигнорировав меню, Мила попросила подошедшего к нам пожилого официанта принести нам овощной салат и телячьи отбивные.

- Отбивные должны быть хорошо прожарены и с кровью, вот с его, - указала на меня пальчиком Мила.

- И бутылку Хванчкары, - добавил я.

Официант ухмыльнулся и поспешил выполнять заказ. Мы успели станцевать пару танцев, пока нам не принесли заказанное мясо. Я разлил густое терпкое вино в бокалы. - Давай, Поручик, выпьем за то, чтобы наш медовый месяц мы с удовольствием вспоминали в дни нашей бриллиантовой свадьбы, - подняв бокал, провозгласила Мила.

Я был не против.

Распорядок дня нашего медового месяца устоялся как бы сам собой. Вставали мы поздно, часов в девять, наскоро завтракали в буфете и шли на пляж. Чтобы не изнывать от безделья на пляже я купил пару книжек модного детективщика. Этот вдохновенный враль и отъявленный садюга столь лихо закручивал сюжеты, подвергая несчастного главного героя неисчислимым и ужасным испытаниям, а второстепенных мочил направо и налево, не давая им пожить и десяти страниц, что читать его было презабавно. Правда, противная Милка читать мне часто мешала.

- Поручик, ну что ты уткнулся в свою книжонку, посмотри какая красота кругом. На меня посмотри или вот, хоть на других.

Оторвав взгляд от книги, я устремлял его на ближайший крупный бюст.

- Перестань пялиться на эту корову, - следовала незамедлительная реакция Милы, сопровождаемая горстью песка в мою сторону, - лучше уж читай свою противную книжку.

После пляжа, мы обедали в каком-нибудь кафе, по-близости, и шли отдыхать. На второй день, с целью экономии воды и времени, душ после пляжа мы решили принимать вместе. Правда, ни то, ни другое сэкономить нам почему-то не удалось, но сам процесс нам очень понравился. "Поспав" два - три часика, мы шли прогуляться по городу или по набережной перед ужином. Ужинали мы, как правило, в ресторане гостиницы, а после отправлялись в кино или на дискотеку. Домой, в номер, мы возвращались заполночь. Иногда, по утрам перед пляжем, мы посещали местный привоз, чтобы пополнить запасы фруктов.

В один из таких походов мы с Милой чуть не разругались. Мы уже с полчаса бродили по рынку, накупив большой пакет фруктов, покупая которые Мила азартно и деловито торговалась, как забрели в ряд, где торговали мясом и домашними копченостями. Торговка домашней колбасой, пожилая тетка с южнорусским говорком на все лады расхваливала свой товар. От лоснящихся жиром колец колбасы исходил чесночный аромат.

- Мил, давай купим колечко, - попросил я.

- Да ты что, Поручик, отравиться хочешь? Разве можно покупать колбасу на рынке, неизвестно что они туда натолкают, может собачатину какую, - довольно громко отказала мне Мила.

- Да что вы такое говорите, девушка, типун вам на язык. Да я за своими поросятками, как за малыми детками ухаживаю, прежде чем их, в ихние же кишечки и затолкать. Да мою колбасу весь город знает! - распалялась оскорбленная женщина.

Чтобы не слушать стенания уязвленной в самое сердце торговки, Мила пошла дальше. Я же, сраженный насмерть чесночным запахом, протянул торговке деньги и ухватил за веревочку колечко колбасы с прилавка. Стоила колбаса не маленько и, получив деньги, торговка успокоилась.

- Еще не раз ко мне придете, молодые люди, - прозорливо сказала мне в след тетка.

- Только не вздумай засунуть эту дрянь в пакет с фруктами, - сердито сказала мне Мила, когда я догнал ее, - неси так. И есть ее будешь ты сам. И после, не подходи ко мне ближе, чем на десять метров, пока не вычистишь, как следует зубы, если конечно, к тому времени тебя не увезет скорая, промывать желудок.

Обратно, в гостиницу, мы возвращались на автобусе. Свободных сидячих мест не было. Правой рукой, в которой я за веревочку держал колбасу, я ухватился за верхний поручень. В левой, держал пакет с фруктами. Мила держалась правой рукой за мою талию. Колбаса качалась перед моим носом, испуская божественный аромат. В какой-то момент я не удержался и, громко проглотив голодную слюну, отхватил от колечка изрядный кусок. Мила, округлив глаза, смотрела на меня, очевидно ожидая, что я тут же упаду и скончаюсь у ее ног от желудочных колик.

- М-м-м..., - блаженно протянул я, закрыв глаза от наслаждения и прожевав, ухватил очередную порцию.

Недоверчивый блеск в глазах Милы исчез. Ухватившись обеими руками за мою талию, она ловко, как собачонка, подпрыгнула и впилась в колбасу своими белыми зубками. Колечко заметно укоротилось. Люди в автобусе заулыбались. Через пару минут от колечка колбасы осталась одна веревочка, а люди в автобусе вдоволь насмеялись. В общем, поссориться мы не успели, правда, зубы по приходу в номер мы все же почистили, уж больно духовитая была колбаса.

К концу первой недели солидные запасы резины, припасенные Милой, заметно сократились и требовали пополнения. Как-то, гуляя по городу, мы наткнулись на магазинчик с интимными штучками.

- Зайдем? - притормаживая, спросила меня Мила.

- Ну, не знаю..., - несколько подрастерялся я. Ладно, Поручик, посиди, подожди меня вон в той кафешке, попей кофейку. Я пойду одна, все приходится делать за вас, мужчин.

Отсутствовала Мила долго, минут сорок. Я успел выпить две чашки кофе и всерьез забеспокоился, вспомнив наставления тестя. Поднялся, полный решимости перетряхнуть всю лавчонку, когда из дверей магазинчика показалась Мила.

- Кофе будешь? - спросил я ее, когда она подошла. Румянец на ее щеках проступал через основательный загар. В руках Милы было два объемистых пакета.

- Какой кофе, Поручик! Пойдем скорей в номер. Я ТАКОГО насмотрелась и напокупалась! - она передала мне увесистые пакеты. - Там такая девица ... раскрепощенная.

Придя в номер, Мила вытряхнула содержимое пакетов на кровать. Там были два пакета с черным и красным эротическим бельем, десяток кассет с порнофильмами и целая куча разноцветных коробочек с презервативами всех форм и цветов радуги.

- Поручик, а давай надуем несколько штук и повесим над кроватью, пусть все знают, что здесь спят сексуальные маньяки! - она откопала в чемодане катушку ниток и раскрыла коробочку с презервативом.

- Мила, - поправил ее я, надув первый презерватив, - вообще-то, сексуальными маньяками бывают только мужчины.

- Тогда я буду первой в мире женщиной, сексуальным маньяком, - нашлась озорница.

Она не успокоилась, пока я не надул семь резиновых изделий разных форм и расцветок, и не закрепил это украшение над кроватью. Затем началась примерка белья.

- Эх, мне бы груди побольше, размера на два, - морща носик, рассматривала себя в зеркало Мила, принимая соблазнительные позы, - ну ничего, рожу ребеночка и такие себе забабахаю, как у Мирлин Монро.

Так в чем же дело? Давай прямо сейчас, и приступим, - воодушевился я.

- Но, но, Поручик, забыл про наш уговор?

Ну, примерка закончилась, сами понимаете чем.

Наш телевизор был снабжен видеомагнитофоном и вечерами, лежа в постели, мы смотрели фильмы, часто пользуясь функцией "пауза". Просмотренные фильмы значительно расширили диапазон нашей фантазии. Правда, три фильма из десяти, Мила решительно отправила в мусорную корзину из-за элементов садомазохизма в них.

- Смотреть не могу на все эти наручники, плетки и прочие атрибуты насилия. Совсем не понимаю, в чем здесь прелесть, а ты, Поручик?

Я был с ней полностью согласен. К концу второй недели мы уже основательно поднаторели в любовных утехах, но оргазм к Миле так и не приходил.

- Все-таки я, наверное, фригидная, Поручик, - тихонько пожаловалась мне Мила после очередного раза, - вроде бы вот-вот что-то подходит, и пропадает.

- Не расстраивайся, просто ты еще очень молодая, а оргазм приходит к женщинам постарше.

- Ну да, вон Ольга рассказывала, что у нее такие оргазмы бывают, она даже сознание теряет.

- Да слушай ты свою Ольгу, может, она просто все врет.

В тот же вечер, поставив магнитофон на очередную "паузу" мы занялись друг другом. Вскоре Мила напряглась и тяжело задышала. Желая помочь ей, я непроизвольно опустил руку вниз и пальцем левой руки коснулся небольшого бугорка на входе в ее лоно. Она задышала еще чаще. Осторожно массируя пальцем бугорок, я усилил натиск. Вдруг она выгнулась дугой, протяжно закричала и по ее телу прошла судорога. От неожиданности тут же кончил и я. Дернувшись несколько раз, Мила расслабилась и лежала неподвижно, зрачки ее закатились, а из глаз текли слезы. Я не на шутку испугался.

- Мила! Мила! Что с тобой? Тебе плохо?

Через несколько секунд глаза Милы вернулись в нормальное положение, но слезы продолжали литься. - Не тряси меня как грушу, Поручик, мне хорошо, мне очень хорошо, - она положила голову мне на грудь, - сначала мне показалось, что на меня упал потолок. А потом огромная волна подняла меня высоко, высоко вверх и очень плавно опустила. А сейчас я лежу пустая, пустая, как трехлитровая банка, из которой вынули все огурцы, но мне очень хорошо, только немного тревожно. Ты ведь меня не бросишь, Поручик? Никогда, никогда?

Я целовал глаза, из которых продолжали катиться слезы. Нежность и гордость переполняли меня. Потом, спустя несколько лет, мне попалась на глаза книжонка, в которой разъяснялось, что у значительного количества женщин клитор расположен чуть выше входа во влагалище, при коитусе он не травмируется и для достижения такими женщинами оргазма, им требуется дополнительная стимуляция. А тогда я был чрезвычайно горд своим случайным и счастливым открытием. С этих пор, оргазмы у Милы случались более-менее регулярно.

Уже две недели медового счастья растаяли как дым, как пар, как утренний туман на жарком южном солнце. Окружающие люди вполне благожелательно и благосклонно относились к нам, по новеньким кольцам и счастливым физиономиям мгновенно распознавая в нас молодоженов. Даже пожилая уборщица, убиравшая наш номер, увидев украшение над нашей кроватью, улыбнулась краешками губ, вероятно вспомнив свою счастливую пору.

Как-то вечером после ужина мы прогуливались с Милой по небольшому скверику возле гостиницы. Уже стемнело и на аллеях сквера горели фонари. Когда мы дошли до небольшого кармана в аллее, в конце которого стояла скамейка, на которой мы как-то целовались в первую неделю отдыха, Мила притормозила. Невинно потупив глазки в землю и, покручивая мыском правой ноги, она громко вздохнула.

- Знаешь Поручик, какая досада, я, кажется, забыла надеть трусики, - она на мгновение приподняла край коротенькой расклешенной юбочки на левом бедре, демонстрируя мне отсутствие узенькой резинки от трусиков.

- И что же нам теперь делать? - спросил я охрипшим голосом, мгновенно оценив ситуацию, - ведь у нас же с собой ничего нет.

- Сейчас посмотрю, может в сумке что завалялось, - она не глядя, опустила руку в сумочку и вручила мне презерватив.

Скамейка отстояла от центральной аллеи метров на десять. Фонарь над ней для удобства отдыхающих, был разбит. Люди, гуляющие на освещенной аллее, хорошо просматривались, а мы оставались в тени. Сзади, скамейку окружали кусты. Я сел на скамейку и выпустил приятеля на волю, предварительно приодев его. Мила забралась ко мне на колени. Необычность окружающей обстановки, гуляющие совсем рядом, ничего не подозревающие люди чрезвычайно возбудили нас. Оргазм пришел к нам быстро, практически одновременно и был очень острым. Мила едва сдержала крик, закусив губу. Как назло, у входа в карман остановилась какая-то пара. Мила спрыгнула с меня, оправляя юбчонку, я поспешно эвакуировал приятеля на место, пискнув молнией. Мы не спеша пошли к выходу на аллею. Пара, спугнувшая нас, оказалась нашими соседями по этажу, им было лет по тридцать пять и мы здоровались с ними при встрече. Поравнявшись с ними, мы чинно раскланялись. Когда мы отошли метров на пятнадцать, Мила расхохоталась, едва не сгибаясь пополам.

- Ой, не могу, Поручик, наверное, его жена тоже забыла надеть трусики.

Да, гостеприимная скамейка в сквере явно пользовалась популярностью. - Знаешь, Поручик, а Ольга со своими парнями занимается этим прямо в городе. Находят какое-нибудь местечко, где их не видно ниже пояса, и трахаются на глазах у людей с серьезными физиономиями.

- Да, продвинутая у тебя подруга, а вообще-то это эксгибиционизм называется, психическое отклонение такое.

- Скажешь тоже, просто прикол и все. А помнишь, как мы познакомились в ресторане? Ольга ведь тогда первая на тебя глаз положила. Вообще, мы тогда хотели тебя подинамить, ну, поприкалываться и исчезнуть. Мы даже монетку бросили, кому первой начинать, когда выходили попудрить носики. Выпало мне. Мы должны были кадрить тебя по очереди, то одна, то другая, чтобы ты растерялся и не знал, кого предпочесть. Ну, а потом, когда мы танцевали, со мной что-то произошло. Я вдруг поняла, что ты мой, и только мой, и я не отдам тебя никому. Как говорит мой папа: "на чужое поглядывай, а своего не отдавай никому". Вот я и показала Ольге фигу, а она разобиделась. Ну, ничего, потом все равно помирились. Вообще-то она хорошая, вот только на парнях повернутая, она ведь с семнадцати лет уже не девочка.

- Я удивляюсь, как при такой подруге ты проходила в девушках до свадьбы.

- Эх, Поручик, ты моего папу еще плохо знаешь, он меня строго воспитывал. А потом, мне и самой это было как-то не интересно, так, иногда целовалась с парнями. А вот когда с тобой познакомилась...

Выходило, что знакомство с Милой и наш бурный, быстро продвигающийся роман произошли благодаря соперничеству двух юных хищниц и развитому чувству собственности одной из них. Как бы то ни было, итог меня более чем устраивал.

Как-то, гуляя днем после обеда, Мила потянула меня к заветной скамейке. Увы, днем скамейка хорошо просматривалась не только со стороны аллеи, но и через негустые кусты с обратной стороны. Подойдя поближе, мы увидели вещественные доказательства популярности этого места, позади скамейки валялось несколько использованных презервативов.

- Фу, Поручик, какая гадость! - скривилась Мила, - пойдем отсюда.

Все-таки как странно устроены человеки, - сказала Мила, когда мы вернулись на аллею, - когда что-то делаем мы, нам кажется, что это забавно, здорово и прикольно, а когда то же самое делают другие, это мерзко, гадко и противно.

Беспокоить старика Фрейда мне было лень, поэтому я просто пожал плечами.

Почему, все хорошее быстро кончается? Третья неделя медового счастья подходила к концу. За это время я практически ни разу не вспомнил заставу, даже дотошное и вредоносное Самолюбие не напоминало о себе ни разу. Нам уже пора было паковать чемоданы. Поскольку вороха одежды Милы пополнились моими вещами и подарками для родных и друзей, нам пришлось приобрести третий чемодан. Распрощавшись с ласковым морем, теплым южным солнышком и гостеприимным номером, к которому мы так привыкли за три недели, на такси мы уехали в аэропорт. Поднадоевшие кассеты с порнушкой мы оставили в номере в подарок следующим счастливчикам. В оставшееся время до конца отпуска нам предстояло навестить мою маму и тетю, и вернуться к родителям Милы хотя бы за пару дней до его окончания.

Глава девятая

Самолюбие навестило меня уже в самолете.

- Славно отдохнул, милый друг, на всякий случай, приготовься платить по счетам.

Утренняя Москва встретила нас ветерком и мелким осенним дождичком. Прямо из аэропорта я позвонил тете. Чудо из чудес, она оказалась дома и подняла трубку. Я сообщил ей, что мы заедем на пару часов, а вечером уедем к маме.

Тетя встретила нас бурными объятиями и поцелуями.

- Какие же вы загорелые и красивые! - восторгалась она, целуя нас. Готовить тетя не умела и не любила, питаться привыкла в столовых на соревнованиях и сборах, поэтому стол накрыла скромный, бутерброды с колбасой и большой торт. За чаем мы проболтали около трех часов, пора было ехать на Курский вокзал, чтобы не опоздать на последний автобус. На прощанье, тетя подарила нам волейбольный мяч с автографами олимпийских чемпионок.

- Классная у тебя тетя, - сказала Мила, когда мы ехали в такси на вокзал, - а вот у меня кроме мамы и папы никого больше нет.

- Теперь у тебя есть еще Поручик, красавец и умница, - скромно сказал я, обнимая Милу.

К маме мы приехали за полночь. Попив чаю и пообщавшись с полчасика, мы улеглись спать. Мама постелила нам на стареньком скрипучем раскладном диване в большой комнате, на котором я спал в детстве. Несмотря на усталость, мы украдкой занялись своим любимым делом. Ощущения были почти такие же, как на той скамейке в сквере. С утра мама наварила пельменей, и мы просидели за столом до самого отъезда.

- Знаешь, сынок, - сказала мне мама, когда Мила ненадолго вышла из-за стола, - твоя жена очень милая девочка, вот только деньги ее отца меня очень смущают. Ну, будем надеяться, что все будет хорошо.

Уехали мы в обед, торопились на рейс Москва-Петрозаводск. Перед прощаньем, мама подарила Миле золотые часы "Павел Буре", доставшиеся ей от моей прабабушки по отцу, которой, в свою очередь, подарил ее отец на совершеннолетие еще в конце позапрошлого века. Маленькая золотая луковка с белоснежным эмалевым циферблатом и золотыми римскими цифрами великолепно сохранилась, механизм часов был в полной исправности. Это была самая дорогая вещь в нашем доме.

В аэропорту Петрозаводска нас ожидал неизменный дядя Коля с двумя куртками в руках, в Карелии было уже весьма прохладно. Тесть с тещей встретили нас с распростертыми объятьями. Застолье не обошлось без уже упоминавшегося "Каленвала". За время нашего отсутствия в городке заработала сотовая связь, и тесть преподнес нам с Милой по сотовому телефону. Мы с Милой забавлялись, осваивая их, звоня друг другу лежа на кровати. Более приятных занятий не предполагалось, у Милы наступили критические дни. В штаб отряда мне следовало явиться через два дня.

Наутро, тесть пригласил меня на рыбалку, на Ладогу. Погода была пасмурная с небольшим ветерком. Мила осталась дома, укладывать вещи, которые понадобятся ей на заставе. Мы шли по Ладоге полным ходом около часа, наконец, тесть заглушил мотор.

- Здесь попробуем, - сказал он, - последняя рыбалка с катера в этом году, через пару недель Ладога встанет.

Тесть достал спиннинги, мы насадили живцов и забросили их. Небольшой ветерок плавно покачивал катер на мелких волнах, приближая нас к едва заметному берегу. Прошло минут пятнадцать, клева не было.

- Видно не подрос еще мой малек, - вздохнув, сказал тесть. И пояснил, - лет пять назад, я как-то рыбачил с моторки, этой красавицы у меня еще не было, промотался по озеру целый день, и ни одной поклевки. Вот и пришла мне в голову мысль, небольшой рыбзаводик организовать, чтобы Ладогу мальком зарыблять на радость себе и рыбачкам. Прикинул я, что к чему, расходы не больно велики оказались, опять-таки дело доброе. Сманил я одного ботаника из рыбного НИИ хорошей зарплатой да жильем. Финансирование ему открыл и с организацией помог на первых порах. Так ботан этот не только по научной части докой оказался, но и организатором хорошим. Так дело поставил, что за пять лет не только все расходы окупил, но и прибыль приличную стал приносить. На экспорт его малек идет "на ура", и Ладогу бесплатно зарыбляет по науке, с учетом кормовой базы. А проект-то я затевал как благотворительный, убыточный. Ну, я ему и отдал пятьдесят один процент, заслужил человек, пусть хозяйствует, и мне какая-никакая копейка идет. А не смани я его пять лет назад, так и просидел бы он всю жизнь в своем НИИ, в носу ковыряя, да получая копейки, - тесть на секунду задумался.

- Я ведь это к чему тебе рассказал? А к тому, что все люди разные. Вот я, например, всего сам добился. Я еще в детдоме знал, что буду очень богатым человеком и шел к своей цели, не взирая ни на что. Всякое было, и хорошее и плохое и очень плохое. Ничем не гнушался, разве только, не убивал никого ради денег, Бог миловал. Но несколько раз очень хотелось. Уж больно соблазнительная это формула: "Нет человека - нет проблемы". Ну и добился многого. А другому человеку, как вот ботанику этому, первоначальный толчок извне нужен, да и помощь на первых порах. Тогда он и развернется. А третьих, толкай, ни толкай, помогай, ни помогай, все равно толку не будет. Как ты думаешь, ты к каким относишься?

Вопросик тесть мне подкинул не слабый.

- Честно сказать, Виктор Степанович, я не знаю. К первым, маловероятно, что отношусь, а к последним, относиться не хотелось бы.

- Я тебе, что хочу сказать, ты, конечно, пока служи, но и по сторонам поглядывай, экономикой интересуйся. Вдруг, что-то тебя и зацепит. Первоначальный капитал я тебе на хорошее дело обеспечу. Впрочем, торопиться не будем, поживем, увидим.

Кончик моего спиннинга резко дернулся. Вскочив, я подсек рыбу и стал вываживать, тесть приготовил подсачек. Это оказался крупный, килограмма на два с половиной, окунь-горбач. Экземпляры, вроде этого, мне уже доводилось ловить у себя на озере. Чешуя у окуня срослась и была как броня. Чистить эту рыбу было невозможно, ее либо варили в ухе вместе с чешуей, либо чешую снимали вместе со шкурой для жарки.

Почти сразу же последовала поклевка у тестя, видимо, мы попали на стаю. За полчаса мы выловили четырнадцать окуней одного размера, затем, клев кончился.

- Ну, что, будем возвращаться? - спросил меня тесть, - немного потешились, жаль вот только, судачка не прицепили. Вскоре мы вернулись на причал.

- Ну вот, последний раз в этом году порыбачили на катере, надо сказать Николаю, чтобы убрал его.

Пока мы с тестем прохлаждались на рыбалке, в доме кипела работа. Мила и теща паковали коробки с бельем, кухонной утварью и одеждой Милы. Коробок набралось много. Назавтра тесть заказал "Газель".

- Ты уж прости меня, Андрей, пока вы были в Сочи, я у тебя немного похозяйничал, ремонтик небольшой у тебя сделал.

Не зная как отнестись к этому, я его просто поблагодарил. На следующее утро мы уехали на заставу. Я и Мила ехали на ее коньке-горбуньке, за нами следовала "Газель" с коробками. На несколько минут я заскочил в штаб, доложился о прибытии.

По приезду на заставу, я понял, что тесть даром времени не терял. В моей квартирке был сделан капитальный ремонт. Стены выровняли гипсокартоном и оклеили новыми обоями, установили душевую кабину и новый унитаз, поменяли кухонную стенку и холодильник, в комнате появилась новая большая кровать, шкаф-купе и огромный телевизор. Прапорщик с солдатами помог занести нам коробки в квартиру. Переодевшись в форму, я оставил Милу разбирать коробки и ушел на заставу.

- Ну, как отдохнул, молодожен? - добродушно поинтересовался майор, поздоровавшись со мной.

- Лучше не бывает!

- А в твое отсутствие твой тесть тут хорошо развернулся. Новый забор вокруг заставы видел?

Конечно, я обратил внимание на новый, добротный железный забор с автоматическими воротами.

- Он тут столько народу нагнал, в поселке стало тесно.

- И у меня все склады забиты материалами и инструментом, он целую фуру пригнал, - вмешался прапорщик. Он меня попросил, составить список, что нужно. Ну, я и постарался. А он еще и от себя добавил. Теперь у меня застава будет сиять как новенькая.

- Вот такая шефская помощь на нас свалилась, Андрей Николаевич, благодаря тебе, - улыбнулся майор.

Слегка ошеломленный, я не знал, радоваться мне такому самоуправству тестя или печалиться. В конце концов, решил, что если это на пользу дела, то радоваться.

- Ну что, Андрей Николаевич, до боевого расчета свободен, иди, помогай жене. А после боевого, всех прошу ко мне, будем чествовать молодоженов. К работе, Андрей Николаевич, приступишь завтра.

После боевого расчета, мы собрались у майора. Бедняге прапорщику и в этот раз досталось ночное дежурство и стакан клюквенного морса. Под многочисленные пожелания мы просидели часа четыре. - Мы вам подарки небольшие приготовили, - сказала жена майора, - клюкву на вашу долю заготовили, брусничку замочили, грибков намариновали и насолили, завтра покажу, где что хранится. И папе грибков отвезешь, - обратилась она к Миле, - лучше меня в Карелии грузди никто не солит.

Это была святая правда. Умница Мила, в свою очередь, одарила всех небольшими подарками. Когда она их купила и как, судя по реакции, сумела угодить каждому, для меня осталось тайной. Когда мы покинули гостеприимных хозяев и поднимались к себе по лестнице, Мила шепнула мне, что она уже выздоровела. На радостях я подхватил ее на руки и внес в квартиру. Новую кровать мы протестировали весьма добросовестно и ее качеством остались довольны.

В канцелярию заставы я вошел в восемь утра. Майор уже сидел за своим столом. - Ну, что, Андрей Николаевич, за работу. На-ка, вот, для начала, цифирью побалуйся, ночью дежурный по заставе принял.

Он протянул мне два листа бумаги, исписанных цифрами и достал из сейфа причиндалы для расшифровки. Шифровки такого объема видеть мне еще не доводилось.

- Пока ты был в отпуске, у нас новый начальник штаба объявился, молодой майор после академии. А полковника на пенсию проводили. Вот этот молодой и старается, видать из ранних. Поговаривают, что рука у него мохнатая то ли в округе, то ли в Москве.

Шифровка отняла у меня больше двух часов. Чего только в ней не было. И повысить, и углубить, и расширить, и настойчиво внедрять и применять. Ну, например, рекомендовалось для повышения теоретических знаний по боевой подготовке широко использовать нетрадиционные формы, такие как ребусы, шарады и загадки. Для лучшего закрепления материала проводить между отделениями КВН (бедный, бедный Маслюков) и прочее. Не указывался в шифровке только один маленький пустячок, где взять на все это время. При служебной нагрузке на личный состав по восемь, а иногда и более часов, все эти требования выглядели как издевательство.

- Да-а, - протянул майор, ознакомившись с расшифрованной указивкой, - чудится мне что-то до боли знакомое. По молодости, когда я еще лейтенантом был, такой же вот молодой, да из ранних, начпол, я ведь с замполитов начинал, тоже что-то там внедрял про эти ребусы и шарады. Далеко ускакал потом этот майор, аж на самые верха, генералом стал. Может это сынок его или племянник? - А главное, Иван Петрович, зачем эту лабуду было шифровать, отнимать у людей время на расшифровку? Ведь все это можно было отпечатать и переслать с секретной почтой.

- Э, Андрей Николаевич, ничего ты не смыслишь в штабной работе. Когда в отряд приезжают проверяющие из округа, а то и из Москвы, они первым делом журнал шифровок смотрят, там все наиболее срочные и важные указания, а до письменных указаний и рекомендаций у них руки редко доходят. Вон их, сколько у нас, весь сейф забит. Прочитает проверяющий такую указивку и скажет, молодец начштаба, активно руководит и творчески. Ему ведь эту указивку расшифровывать не надо.

- Это, каким же циником надо быть и как призирать свою работу, чтобы так беспардонно втирать очки?

- Эх, романтик ты, Андрей Николаевич, романтик. Но учти, в своих учетах тебе придется все это дело как-то отражать. И не кривись, чует мое сердце, начштаба просто так не отстанет. Так что, сиди, фантазируй.

С новым начштаба я познакомился примерно через месяц. В Карелии уже наступила зима, прошли первые обильные снегопады. Начштаба прибыл на заставу без предупреждения. В десятом часу утра дежурный по заставе доложил мне, что к заставе приближается УАЗ с отрядными номерами. Начальник заставы отдыхал после ночного дежурства. Я вышел на крыльцо встречать машину. Из УАЗа проворно выскочил высокий, симпатичный брюнет с погонами майора. Приложив руку к козырьку, я отдал рапорт и представился. Выслушав мой рапорт, майор в свою очередь представился мне. Это был новый начштаба.

- А где начальник заставы? - осведомился начштаба.

- Отдыхает после ночного дежурства, товарищ майор.

- Ладно, пусть отдыхает, показывайте мне ваше хозяйство, старший лейтенант.

Мы прошлись по заставе. Начштаба заглянул в одну из спален, осмотрел комнату отдыха, столовую и кухню.

- Может, позавтракаете, товарищ майор, - предложил я.

- Нет, спасибо, - отказался начштаба.

Пройдя в комнату дежурного, начштаба взял из пирамиды автомат, понюхал ствол, оттянул затворную раму и, заглянув внутрь, поставил автомат на место. Мы прошли в канцелярию.

- Дайте мне учеты боевой подготовки, - приказал начштаба.

На изучение бумаг начштаба потратил минут семь, восемь, и, хмыкнув, вернул мне журнал.

У вас всегда такой порядок на заставе? - поинтересовался начштаба.

Вообще-то, неплохой порядок поддерживался у нас постоянно, а сегодня утром прапорщик перед уходом на службу, успел еще и качественно озадачить дежурного по заставе. Поэтому я лишь пожал плечами.

- Отрадно видеть такое отношение к службе, - слегка высокопарно заметил начштаба. - Вот что, старший лейтенант, хочу поближе познакомиться с вашим участком на местности.

Начштаба подошел к схеме участка заставы и откинул шторку.

- Меня интересует вот это место, - начштаба ткнул пальцем в южную оконечность Большого озера на правом фланге заставы.

Большое озеро тянулось вдоль русско-финской границы практически на всем участке отряда, уходя то на нашу, то на финскую территорию и, как утверждали некоторые, системой речек и небольших озер соединялось с морем.

- Сейчас туда можно попасть только на лыжах или снегоходе, зимник еще не встал, некоторые болота не промерзли, - товарищ майор.

Ну, так готовьте снегоход, старший лейтенант, управлять им вы умеете?

Этот вопрос он мог бы мне и не задавать. Предупредив дежурного по заставе о нашем маршруте, мы с майором отправились к озеру.

- Надеюсь, обойдется без поломок, старший лейтенант?

- Если что, у нас с собой рация, - успокоил я начштаба.

До озера мы добирались около часа. Снег был мягким, и я берег технику. По прибытии на место, начштаба достал фотоаппарат. Южная оконечность Большого озера с западной стороны была почти вплотную окружена высоким сосновым лесом, а с восточной стороны к озеру спускалась большая пологая поляна.

- Тут, наверное, летом к воде не подойти, одни болота, - спросил начштаба.

- Нет, товарищ майор, поляна сухая, а на берегу даже есть небольшой песчаный пляж. Иногда, летом, когда нет дождей и дорога подсыхает, мы возим сюда личный состав на ГАЗ-66 купаться. Но, это бывает редко.

Майор защелкал фотоаппаратом. Вообще-то, снимать местность вблизи границы не разрешалось, но разве скажешь об этом своему начальству?

- Ну, а рыбалка здесь как, старлей? Ты сам-то, рыбак?

- Рыбачу, когда позволяет время, товарищ майор. А озеро рыбное, помимо обычной озерной рыбы, здесь и ряпушка водится, и озерная разновидность корюшки, и, говорят, даже кумжа попадается, правда, сам я не ловил. Да и зверья полно всякого: лоси, кабаны, рыси, бобры, куницы, норки всякие, даже медвежьи следы попадаются, сам видел, - расхвастался я.

- Ладно, старший лейтенант, я увидел все, что хотел, - прервал приступ моего квасного патриотизма майор, - давайте возвращаться на заставу.

На обратном пути, начштаба был в отличном расположении духа и даже что-то мурлыкал себе под нос.

- Прикажи принести чайку, да я поеду, дел много, - попросил начштаба, когда мы вернулись на заставу.

Пока повар кипятил чай, начштаба вольготно расположился в кресле начальника заставы.

- Наслышан, наслышан я Зимин, какую жар-птицу ты ухватил. Одного не пойму, зачем тебе теперь погоны? Я бы, на твоем месте, уже давно грел бы пузо на солнышке где-нибудь в Майами.

- А я загорать не люблю, товарищ майор, мне и здесь хорошо.

- Ну, ну, дело твое, конечно. Впрочем, у меня жена - тоже не пеструшка хохлатая.

В канцелярию вошел начальник заставы и попытался отрапортовать внезапно появившемуся начальству.

- Вольно, Иван Петрович, твой зам уже обо всем доложил, и хозяйство ваше мне показал. Даже на участке побывали. В общем, я доволен увиденным, о чем и доложу командиру. Да и зам у тебя вроде толковый.

Попив чаю, начштаба отбыл восвояси.

- И чего его черти принесли? Не позвонил, не предупредил. Его право, конечно, внезапные проверки устраивать, но и я не мальчик. Я лет на пятнадцать старше его, а он мне - ты. Ох, не нравится мне этот штабной щеголь, ох не нравится. На участке вы, Андрей Николаевич, в каком месте были?

- На пляже Большого.

- Не пойму пока в чем дело, но чувствую, не к добру это.

Предчувствия майора не обманули. Через пару недель начштаба снова появился на заставе. На сей раз о своем прибытии он известил заранее. С ним прибыли два контрактника.

- Округ принял решение построить базу отдыха на твоем участке, Иван Петрович, - с порога объявил начштаба, - а вот эти орлы будут руководить строительством, они в плотницком деле, да и вообще в строительстве разбираются. С местными властями вопрос согласован, и порубочный билет на заготовку леса имеется. К месту строительства инструменты и необходимые материалы доставим вертолетом. Пока зима, ребята заготовят лес подальше от поляны, а потом подтащим его вертолетом на место. Рубить лес вокруг поляны я запрещаю. Вот такие дела, Иван Петрович. От тебя, естественно, требуется помощь людьми.

- А где же я, естественно, их возьму, товарищ начальник штаба? - спросил донельзя "обрадованный" мой начальник, - ведь мне приказ на охрану выполнять надо, и людей у меня лишних нет.

- Ну, пару человек я постараюсь к вам прикомандировать, а дальше выкручивайтесь, как можете, к весне необходимый лес должен быть заготовлен.

- А занятия с кем мне проводить, товарищ майор, я и так фактически индивидуально с каждым занятия провожу, какие уж тут КВН-ы. Туфтой учеты забивать? - не утерпел и вмешался в разговор я. - А ты, я думал, умнее, старлей. Сам, понимаешь, в шоколаде по... пояс сидит, а другим помочь не хочет. А за учеты я с тебя три шкуры спущу, и на тестя твоего не посмотрю. В общем, так, господа офицеры, вопрос со строительством решен окончательно, курировать его я буду лично и не советую вставлять мне палки в колеса. Ежедневно выделять людей в помощь моим строителям - это приказ. А уж что для вас лучше, поощрения или взыскания, решать вам.

Начштаба поднялся и направился к выходу. Понурив головы, мы с майором пошли провожать высокое начальство до машины.

- Хоть снегоход для своих работничков пришлите, у меня лишних нет, - обреченно крикнул Иван Петрович в след начштаба, когда тот садился в машину.

- Иван Петрович, это я во всем виноват, - покаялся я майору, когда мы вернулись в канцелярию, - расхвалил ему это место, дурак, да разве ж я знал.

- Ни в чем ты не виноват, Андрей Николаевич, - вздохнул майор, - лет семь назад я сам показал это место одному окружнику. Они еще тогда загорелись, да видно возможностей не было, а вот теперь появились.

Снегоход начштаба все-таки прислал. Вернее то, что когда-то им было. Майор вызвал приезжих контрактников в канцелярию.

- Значит так, орлы, тут вам, ваш куратор технику прислал, советую с ней разобраться. Укомплектовать я ее могу только двумя парами лыж, запчастей у меня нет, имеющиеся снегоходы используются только на службе. Так, что, выкручивайтесь сами.

Ребятки оказались ушлыми, кое-какие запчасти привезли из отряда от начштаба, а кое- что они выпросили у нашего прапорщика и у местных. Через пару дней старый снегоход был на ходу. Вообще, ребята они оказались неплохие, да и в чем они перед нами виноваты? Им приказали - они исполняют. Вот только людей в помощь они требовали постоянно.

Про свое обещание, спустить с меня три шкуры, начштаба не забыл. В очередной приезд на заставу, он, проверив, как идет заготовка леса, принялся за меня. На сей раз учеты и документы по боевой подготовке он проверял больше часа.

- Вот ты тут пишешь, старлей, что провел вечер иностранного оружия. Один солдат рассказывал у тебя про М-16, другой - про Кольт, третий - про гранатомет. А следы их выступлений? Конспекты где? Они что у тебя, профессора? Без бумажки выступают? Должны быть приколоты тексты их выступлений. А иначе, любой проверяющий скажет, что это - липа.

- А это и есть липа, товарищ майор!- не выдержал я. - Никакой вечер я не проводил, не с кем. А об иностранном оружии солдатам рассказываю я сам, когда у них есть для этого время. А мне бумажки не нужны, я это оружие и его характеристики знаю наизусть.

- Да-а, чувствую, не сработаемся мы с тобой Зимин, не сработаемся.

- А вас что, товарищ майор, уже в округ переводят? - окончательно вспылил я.

- Не хами, Зимин, за ненадлежащее выполнение своих обязанностей объявляю тебе строгий выговор!

- Есть строгий выговор, - громко повторил я.

Когда я доложил Ивану Петровичу, что огреб строгий выговор от начштаба, тот лишь покачал головой.

- Не вязался бы ты с ним, Андрей Николаевич, себе дороже.

Милу я в свои неприятности посвящать не стал, хотя она приметила мое плохое настроение. Вообще, Мила чувствовала себя на заставе неплохо и особенно не скучала. Правда, обнаружилось, что готовить она не умеет, да и не любит. Жена майора попыталась дать ей несколько кулинарных уроков, но Мила на них откровенно скучала и в дальнейшем, ее кулинарные способности дальше пережаренной яичницы и подгорелой картошки не простирались. Но выход она нашла. На своем коньке-горбуньке она пару раз в неделю ездила навестить родителей, и сердобольная теща варила нам борщи и рассольники, жарила котлеты и лепила пельмени. Попутно, Мила охотно выполняла просьбы женщин заставы купить что-нибудь из того, чего нельзя было купить в поселке. Роль доброй феи ей очень нравилась. В общем, дома у меня царила полная идиллия, и нарушать ее из-за какого-то начштаба я не собирался. Однако не все зависело от меня.

На другой день, после обретения грозного наказания, прямо с утра мне позвонил отрядной кадровик.

- Слушай, Зимин, ты за границей поработать не хочешь? - голосом коварного искусителя осведомился он.

Да, в решительности и быстроте действий начштаба не откажешь. Было вполне очевидно, что он решил от меня избавиться любой ценой.

Глава десятая

Работа за границей представляла собой службу по охране наших загранпредставительств, то- бишь, посольств за рубежом. Давным-давно, в достопамятные Советские времена, наши посольства за границей охранялись гражданскими. Работа эта была не пыльной и весьма денежной (можете себе представить? - валюта!). Попадали на нее исключительно люди приближенные к самым приближенным. Но на рубеже семидесятых годов в мире возникла мода преподносить подарки с сюрпризами. Законодателями этой моды тогда были палестинцы, и свои подарки они, почему-то, любили преподносить загранпредставительствам разных стран, особо предпочитая страны НАТО. Но, поскольку в основном, эти ребята были не шибко грамотные, не исключалась возможность, что они могут перепутать адрес и преподнести такой подарочек в одно из наших посольств. Самые главные люди в стране серьезно озадачились, они тогда назывались Политбюро, и, посовещавшись, решили кормушку для гражданских прикрыть, поручив охрану посольств - профессионалам. Слезы и горькие причитания самых приближенных они проигнорировали. Поскольку профессиональных сторожей, кроме пограничников, на просторах необъятного Советского Союза не было, им и поручили это важное дело.

Несмотря на то, что в наши дни валюта уже утратила свою давешнюю актуальность, работа за границей пользовалась у офицеров и прапорщиков Погранвойск большой популярностью и многие мечтали на нее попасть. Правда, имелся один минус. Служебная карьера офицеров как бы прерывалась на три года, наверстать ее было сложновато, и приходилось выбирать между загранкомандировкой и мечтой об академии. Потому, я ответил кадровику, что мне нужно подумать и посоветоваться с женой.

- Думай, только быстро, - ответил кадровик, - мне к вечеру надо дать фамилию кандидата в округ, и учти, что желающих у меня - пруд пруди.

Иван Петрович на новость среагировал сдержанно.

- Ничего не могу тебе посоветовать, Андрей Николаевич, сам понимаешь, перед каким выбором стоишь, тут только тебе решать. А начштаба-то, шустер!

Мила на новость отреагировала вполне ожидаемо, то есть, от радости запрыгала по комнате.

- И ты еще думаешь, Поручик! Конечно, соглашайся. А куда нас пошлют и когда?

- Послать могут куда угодно - от Вашингтона до Бишкека, об этом сообщают непосредственно перед командировкой, а чемоданы паковать пока рано, сначала надо пройти специальные курсы. Практика показывает, что после курсов люди ждут от полугода, до года. Так что, если я дам согласие, за границу мы с тобой попадем не раньше, чем через год. Да и потом, Мила, если я соглашусь, то наверняка потеряю возможность для поступления в академию.

- Поручик, миленький, ты только не обижайся, ну какая академия? Неужели ты думаешь, что мне доставит удовольствие таскаться с тобой всю жизнь по разным заставам и отрядам?

- А ведь начштаба тебя так не оставит, наверняка сотворит какую-нибудь гадость почище, - поддержало Милу Самолюбие, - тебе что, нравится бодаться с ним? К тому же, ты сам постоянно ноешь, что твой организм уже напрочь отравлен всякого рода липовыми отчетами и бумажками. Да и мир посмотреть чертовски соблазнительно.

Ну, в общем, они меня уговорили. После обеда я позвонил кадровику и сообщил, что согласен.

- Ну, вот и ладушки, - не скрыл своего удовлетворения кадровик.

Через пару дней нас с Милой вызвали в отряд, где мы заполнили анкеты и написали биографии. Машина завертелась. В январе мне пришел вызов на курсы. Обычно, у Старшего Брата на проверку документов и всей подноготной кандидата уходит два-три месяца, но в моем случае он обернулся за месяц, видимо начштаба имел возможность ускорить процесс. Возможно, он опасался, что я с помощью тестя могу устроить ему какую-нибудь бяку. За это, я на него не обиделся, в оставшееся до отъезда время, мы поддерживали вооруженный нейтралитет.

Курсы находились в Москве, на базе моего родного училища. Курсанты были на казарменном положении. В увольнения отпускали только по выходным, а на ночь в городе разрешали оставаться только тем, к кому приезжали жены. Программа курсов была весьма и весьма насыщенной. Помимо предметов, имеющих непосредственное отношение к охране, таких как стрельба, боевые единоборства, технические средства охраны и прочее, нас посвящали еще и в тайны государственного и политического устройства стран.

Поскольку было неизвестно, кто куда попадет, преподаватели, привлеченные из МИДа и МГИМО, делали нам обзоры по регионам. Понятное дело, что курсы - не МГИМО, поэтому, дипломаты академическим чтением лекций себя не утруждали и, изложив наскоро сухую статистику, переходили к самому приятному, случаям из жизни посольств. Было жутко интересно.

Из технических дисциплин больше всего меня увлекало минно-взрывное дело, во многом, благодаря преподавателю. Занятия вел юморной майор от Старшего Брата. В классе я сидел за столом, примыкающим к столу преподавателя, и он назначил меня в помощники. Перед занятиями я помогал ему начинять всякого рода устройства с сюрпризами. Потом, курсанты должны были их обезвреживать. Неправильные действия влекли за собой громкий хлопок, обеспеченный капсюлем Жевело, и ядовитый комментарий майора. В своем комментарии майор, не довольствуясь указанием тротилового эквивалента подорванного взрывного устройства, подробно и красочно объяснял незадачливому саперу, куда и на какое расстояние отлетели бы его причиндалы, не будь бомба учебной. В общем, майор был очень веселый, наверно в его деле пессимисты долго не живут.

Были на курсах предметы и уж вовсе для нас экзотические. Ну, например, штукатурное и малярное дело, плотницкие и столярные работы, укладка плитки, ремонт и установка сантехники. Не удивляйтесь, я не сошел с ума.

Еще во времена оны, когда посольства охраняли блатные гражданские, их отбирали по принципу не только кумовства, но и смотрели, чтобы они что-то умели делать. Поскольку Политбюро валюту тогда сильно экономило, в том числе и для нужд мирового пролетариата, штаты обслуги в посольствах держали очень маленькие, один - два квалифицированных рабочих. Со всем объемом работ, намечаемых усердными завхозами посольств, справиться эти рабочие были не в состоянии. Привлекать к работам местный иностранный пролетариат Политбюро не разрешало, справедливо сомневаясь в его зрелости. Вот гражданских охранников и использовали в свободное от охраны время. А что, не на халяву же валюту получать! Забегая вперед, надо сказать, что разумное стремление экономить валюту сохранилось и у нынешних приемников Политбюро, правда, руководителей мирового пролетариата они уже не подкармливают.

Когда гражданских охранников сменили богатыри-пограничники, ушлые завхозы, было, кинулись к ним за помощью. В ответ богатыри показали завхозам свои белые рученьки и сказали, что не богатырское это дело, унитазы чинить и обои клеить. Разразился ужасный скандал, завхозы подняли восстание, и нашли поддержку у дипломатов. В своем коммюнике восставшие заявили, что лучше каждый день подрываться на чем угодно, чем нюхать вонь неисправных унитазов. Кто победил, вам, думаю, понятно. Так что, с мозгами у меня все в порядке.

Экзотические предметы у меня отторжения не вызвали, скорее наоборот. Почему-то мне нравилось что-то делать руками. К моему немалому удивлению, инструменты, простые и сложные, беспрекословно слушались меня, как солдат-первогодок грозного старшину. Мне достаточно было один раз увидеть, как что-то делается, чтобы почти безукоризненно повторить самому. Видимо, за это надо благодарить хитроумные завитки в генах, перешедшие ко мне от моих предков. Кроме того, я получал почти чувственное удовольствие от того, как у меня все ладно и красиво получается. Да и умения эти лишними я не считал, в жизни все может пригодиться.

Особую часть в подготовке курсантов занимала культурная программа. Кто-то очень мудрый, говорю об этом без всякой иронии, справедливо решил, что прежде чем предоставить людям возможность любоваться заграничными чудесами, будет неплохо основательно ознакомить их со своими родными, отечественными. И нас ознакамливали на полную катушку. Все выходные были расписаны на экскурсии, причем присутствие на них жен, если таковые находились в Москве, категорически приветствовалось. Список музеев и достопримечательностей, которые мы осмотрели за время пребывания на курсах, составил бы добрых три главы этой книги. Мы облазили весь Кремль с его палатами и Алмазным фондом, все большие и малые музеи Москвы и ее окрестностей. Наши руководители затаскивали нас даже туда, куда обычных людей не пускали и грозные надписи "идет реставрация" были нам не помехой. Кроме того, дважды, за время курсов, мы выезжали в Питер, делая налеты на тамошние сокровищницы. Конечно, столь обильная духовная пища, полученная в короткий срок, не могла не вызвать несварения, но со временем, в мозгах все разложилось по полочкам, и я до сих пор безмерно благодарен руководству курсов за умелое побуждение к патриотизму.

Моя милая Мила тоже не скучала. Она то приезжала ко мне, на неделю, другую, то ездила в Питер, к подруге, то навещала родителей. Недолгие разлуки и радостные встречи, что еще сильнее подогревает страсть?

Сразу после окончания курсов меня отправили в отпуск. На заставу нам пришлось только заехать за вещами. Мы решили не оригинальничать и снова поехать в Сочи, в ту же гостиницу. Правда, наш номер был занят и мы поселились в другой, почти такой же, только кровать была немного поскромнее. Но ведь и мы были уже не молодожены. В начале апреля, южное солнышко уже хорошо припекало, но в море купались пока лишь отвязанные экстрималы, поэтому мы почти каждый день ходили в аквапарк. В общем, было почти все, как в прошлый раз: купания, солнечные ванны, рестораны, дискотеки и бурный секс. Правда, к эксгибиционизму мы, на сей раз, интереса не проявляли, как-то не хотелось. Через двадцать дней мы вернулись, снова ненадолго заехав к маме, тети в Москве не оказалось. Остальное время отпуска я провел у тестя, сходив с ним пару раз на рыбалку по весеннему льду. Клевало замечательно.

На заставе все было по-прежнему. Выйдя из отпуска, я включился в заставскую рутину. Контрактники лес заготовили и их отправили в отпуска на период распутицы. Строительство планировали начать в июне. Ненавистный начштаба на заставе не появлялся, я приготовился к томительному ожиданию вызова в командировку. Однако ждать мне долго не пришлось. Через двадцать дней, по выходу из отпуска, позвонил кадровик.

- Зимин, ты назначен начальником охраны нашего посольства во Франции. Через четыре дня ты должен быть в Москве, три дня тебе на сборы и передачу дел, и сутки на дорогу. Телефонограмма на заставу уже идет.

Новость поразила меня как гром, среди ясного неба, простите меня за истасканное сравнение. Я настраивался к ожиданию на долгие месяцы. Маловероятно, что моему столь скорому отъезду способствовал начштаба, не стоит его демонизировать. Ведь не безграничная у него власть, с таким же успехом его можно обвинить в извержении Везувия. Скорей всего, какая-то накладка в кадрах. Едва поделившись с этой новостью с Иваном Петровичем, я помчался домой.

Открыв дверь нараспашку, я с порога изобразил цыганочку с выходом. Вытаращив глаза, Мила смотрела на меня с беспокойством.

- Поручик, ты что, заболел?

Не отвечая ей, я продолжал выделывать коленца.

- Поручик, да тебя, наверное, таракан укусил!

- Тараканы на нашей заставе не водятся, Миленький. Просто, у меня новость потрясающая. Мы с тобой едем во Францию, в Париж! Через четыре дня надо быть в Москве, на сборы дается только три дня.

На секунду присев на кровать от неожиданности, Мила вслед за мной бросилась в пляс, громко крича "Ура". Жена майора внизу наверняка решила, что настает конец света. Не раньше чем через полчаса мы обрели, наконец, возможность трезво рассуждать.

- Надо папе позвонить, и вообще столько дел переделать, - спохватилась Мила.

Я нашел и дал Миле список рекомендованных на курсах вещей, которые следовало взять с собой в командировку. Бегло ознакомившись с ним, Мила вернула мне его назад.

- Уж не дура ли я, Поручик, тащить с собой в Париж утюги и сковородки, не к папуасам едем, все купим на месте, деньги весят мало.

Не согласиться с ней было трудно. Я вернулся на заставу, а Мила занялась сборами. Сосредоточившись, я громадным усилием воли отбросил мысли о Париже и занялся приведением в порядок всех журналов и учетов, основательно запущенных майором в мое отсутствие. Его можно было понять, одному со всем не справиться, а зам по воспитательной работе большую часть времени валялся по госпиталям, у него было что-то с почками. На эту работу у меня ушло почти два дня, хотя, о правдоподобии я заботился не слишком. Через два дня, сдав дела и устроив короткую "отвальную" я отбыл в отряд для окончательного расчета. С майором мы попрощались тепло.

- Жаль расставаться, Андрей Николаевич, мы с тобой неплохо поработали. Ну, да у тебя своя дорога, да и мне до пенсии чуть больше года осталось. Удачи тебе, береги себя и Милу.

Мила решила оставить на заставе всю обстановку и кухонную посуду.

- Пусть разбирают, кому что нравиться, нечего отцовский дом забарахлять. Сюда же мы уже не вернемся.

В отряде я освободился довольно быстро, получив необходимые документы, и наняв бомбилу, поехал к тестю. От него утром мы должны были уехать в Москву. Прощальный стол у тестя был уже накрыт. Я позвонил маме, сообщил ей последние новости и то, что мы через день будем в Москве. Наутро, с двумя чемоданами мы были уже в поезде. Прощальные слезы тещи и отеческие наставления тестя остались позади. В Москве места в служебной гостинице нам были забронированы. В главке мы удостоились наставительной беседы с довольно высоким начальством, а в МИДе помимо наставлений, нам выдали синие служебные паспорта и билеты на самолет. К маме удалось заехать попрощаться всего на пару часов и то, на такси. Денег таксист срубил немерянно, но выхода у нас не было. Тетушки в Москве снова не было. На третий день, по приезду в Москву, после обеда, мы уже сидели в самолете Москва-Париж.

- Вив ля Франс!

Глава одиннадцатая

Аэропорт Орли встретил нас летней духотой, в первых числах июня во Франции было уже жарко. Пройдя паспортный контроль, мы с Милой остановились в нерешительности. В МИДе нас предупредили, что за нами приедут из посольства. От толпы отделился высокий кареглазый брюнет с короткой стрижкой, в джинсах и белой майке. Брюнет решительно направился к нам.

- Ты, моя замена, Андрей Зимин, - скорее утвердительно, чем вопросительно, осведомился брюнет, - а я, Георгий. Можно просто Жора.

- А как ты определил, что я - это я? Ведь вокруг столько народа.

- Поработаешь здесь с полгода, в любой толпе будешь узнавать соотечественников, - усмехнулся брюнет, - пойдемте выручать ваш багаж.

Я представил ему Милу, и мы пошли получать багаж.

- Неплохо было бы спросить у него документы, - посоветовало Самолюбие, но я от него отмахнулся, слишком уверенно вел себя брюнет.

Подхватив один из двух наших чемоданов, Жора двинулся к выходу, мы с Милой засеменили за ним. В аэропорту Жора ориентировался прекрасно и вскоре мы уже стояли перед черным Пежо с посольскими номерами. Бдительное Самолюбие облегченно вздохнуло.

- Васильич, давай через Елисейские, - скомандовал Жора мужчине лет сорока, сидевшему за рулем, - покажем ребятам по дороге Париж. По дороге в посольство, мы с Милой беспрерывно крутили головами, Жора выступал в роли гида. Площадь Этуаль и Елисейские Поля с Триумфальной Аркой я, конечно же, узнал сам. Объехав Триумфальную Арку и спустившись вниз по бульвару генерала Фоша, мы свернули налево и оказались у большого четырехугольного здания посольства.

- Давай к жилой зоне, - бросил Жора водителю.

Машина остановилась у калитки в металлическом заборе. Взяв чемоданы, мы вошли на территорию посольства. Человек в комнате дежурного встал и помахал нам рукой.

- С ребятами будешь знакомиться потом, - сказал Жора, - сейчас я покажу вам вашу квартиру.

Квартира располагалась на втором этаже жилой части посольского здания и своими габаритами удивительно напоминала мою квартиру на заставе.

- Значит так, ребятишки, программа у нас на сегодня такая: полчаса вам на то, чтобы привести себя в порядок. Потом я за вами зайду. Моя жена уже накрывает стол, Милу мы оставим с ней, а с тобой, Андрей, пойдем, доложимся шефу о твоем прибытии, ну а потом, присоединимся к женщинам. На беседу к Послу тебе завтра, в половине десятого.

Через полчаса, оставив Милу на квартире у Жоры, квартира была точной копией моей, мы отправились на доклад к шефу.

- Должность твоего непосредственного начальника называется - офицер безопасности посольства. По званию - он полковник ФСБ и официально представлен местным властям. Он у нас недавно, около года. Человек он неплохой, но педант и держится на дистанции. В общем, я с ним ладил. Держись с ним спокойно и уверенно.

Жора привычно прокладывал мне курс по лабиринтам этажей и коридоров посольства. Смогу ли я когда-нибудь так ориентироваться в этом огромном здании? От этой мысли у меня засосало под ложечкой. Какие уж тут спокойствие и уверенность? Мне понадобилось немало усилий, чтобы без запинки доложить о своем прибытии высокому сухощавому человеку в гражданском костюме. Тот поднялся из-за стола и, пожав мне руку, назвался Валерием Анатольевичем. Ознакомительная беседа длилась минут семь. Полковник поднялся.

- Надеюсь на вашу безупречную службу, Андрей Николаевич, на прием - передачу дел вам с Георгием Владимировичем дается три дня, уверен, что вы употребите их с пользой. По непонятным вопросам прошу обращаться ко мне. Завтра в половине десятого, я представлю вас Послу.

На этом беседа с шефом закончилась, и мы вернулись к Жоре на квартиру. Стол был уже накрыт, а наши жены оживленно болтали. Вернее говорила жена Жоры, Люба, а Мила слушала, широко открыв глаза. После того, как выпили по рюмашке за приезд, Жора принялся меня наставлять.

- Запомни, Андрей, в посольстве есть Бог, царь и воинский начальник - это Посол. Все его указания, распоряжения и пожелания выполняются бегом и в точности. Тоже относится и к его жене. Ну, у нас это не актуально, жена Посла чаще живет в Москве, чем в Париже, да и в дела посольства фактически не вмешивается. А вот у соседей, жена Посла - хуже атомной войны, такие порядки в посольстве завела, что от нее и дипломаты и техсостав волками воют и сделать ничего нельзя.

Со всеми остальными дипломатами надо держаться вежливо, по возможности помогать, если это не идет в разрез со службой. Все недоразумения с ними лучше решать с помощью шефа. Это, если их просьбы и пожелания не стыкуются с его распоряжениями, а такое вполне возможно. Шеф, не последняя инстанция в посольстве по нашей линии. Есть люди и с более крупными звездами. О них я тебе говорить ничего не буду, потребуется, они тебе сами представятся, да и сам со временем разберешься, кто перед кем тянется. Помни только, что внешность обманчива и свойский мужик может оказаться дядей с витыми погонами.

Со всеми инструкциями и с ребятами я тебя завтра познакомлю. Ребята, в основном нормальные, большинство - прапорщики, но есть и лейтенанты и один капитан, как я.

- Тогда, почему же его не назначили начальником охраны, вместо меня? - перебил я Жору.

- Ему до конца командировки полгода осталось, какой смысл ставить его начальником охраны? Кстати, он отличный мужик и мой друг, я тебя с ним познакомлю, он тебе будет помогать на первых порах. Честно говоря, должность начальника охраны - не Бог весть что. Все мы здесь, невзирая на звания, дежурные коменданты, и служебная нагрузка у меня, такая же, как и у других, в общем, просто хлопот и ответственности побольше, а зарплата практически одинаковая, как и у остальных.

Твоей главной обязанностью будет составление графиков дежурств на месяц. Ну, это проще, чем на заставе составить план охраны на сутки. Все уже придумали задолго до нас, только фамилии подставляй и за равномерностью нагрузки следи. С дисциплиной особых проблем нет, все ребята взрослые, курсы прошли, да и досрочно домой никому не хочется возвращаться.

В службе, поначалу, у тебя будут две главных проблемы: язык и знание людей. Ты в школе, какой язык изучал?

- Французский, правда, владею не очень.

- Ну, тогда ты на коне. Я когда приехал, кроме "мерси", ни одного слова не знал. А без языка сидишь пень, пнем. Ведь все звонки из города на дежурного коменданта идут, он должен разобраться, что хочет звонящий и позвать к телефону соответствующего дипломата. Вообще, в посольстве есть постоянно действующие двухступенчатые курсы французского языка, для начинающих, и для тех, кто уже что-то знает. Тебе, наверное, надо сразу на вторые. У меня этот язык плохо идет, за три года понимаю только около тридцати процентов разговорной речи, ну и говорить могу только самые простые вещи.

Второй проблемой будут люди. Народу тут тьма тьмущая и желательно всех знать в лицо. За несколько дней и даже месяцев всех, конечно, не запомнишь, я за три года и то не всех членов нашей колонии в лицо знаю. Советую запоминать по старшинству. Сначала советников, потом, первых секретарей, ну и так дальше. Ты, конечно, на посту имеешь право у любого документы спросить и лучше это сделать, чем пропустить в служебную или жилую зону чужака. Но люди есть люди, а начальство надо знать в лицо, иначе оно обижается.

И все-таки, самая большая головная боль не в службе, а во взаимоотношениях с завхозом. Вообще, в нашем царстве, как я тебе уже говорил, Посол - это царь. У царя есть приближенные. Это, в первую очередь, завхоз. Он выполняет все поручения и прихоти царя и самый доверенный ему человек. К тому же, жена завхоза работает у Посла горничной. А еще есть повар и водитель Посла. Только к этим четверым в посольстве Посол обращается на ты, все остальные - вы. Естественно, что основную информацию о настроениях в колонии Посол черпает из общения с этой четверкой. Поэтому я тебе категорически не советую быть в контрах с кем-то из этой четверки, и особенно, с завхозом.

Вообще, завхоз, мужик нормальный, не заносчивый, хотя у него ранг второго секретаря и зеленый паспорт. Но, как любой завхоз, он весь в делах и планах и людей ему вечно не хватает. К тому же, у нашего Посла есть небольшой пунктик, ему нравиться что-то строить, достраивать и перестраивать. А на это тоже люди нужны, Москва специалистов присылает редко, деньги экономят. Так что, дай волю завхозу, он людей заставит работать круглые сутки. Вот тебе и предстоит блюсти баланс так, чтобы и работы делались, и ребята на отдых время имели. В субботы и воскресенья старайся ребят не тревожить без особой необходимости. По выходным у нас местком экскурсии организовывает и другие мероприятия, да и по магазинам людям иногда нужно пройтись или просто прогуляться в Булонском лесу, он от нас в пяти шагах. Ну, а когда выходные у дежурных комендантов приходятся на будние дни, тут и поработать не грех.

И еще, имей в виду такой скользкий вопрос. Дополнительные работы бывают как бесплатные, так и платные, это когда Москва сметы на них утверждает. Тогда, платят почасовую, хоть и немного, но все равно приятно. На этой почве могут быть недоразумения и обиды. Я тебе советую вести четкие учеты как бесплатных, так и платных работ, и руководствоваться принципом, кто больше работает бесплатно, тот чаще работает и за деньги. Тогда и обид не будет. Документы, какие я вел, я тебе все покажу.

Теперь, по поводу жен. Жены у нас, практически все работают уборщицами, или, если тебе больше так нравится, операторами чистоты. Вон, Любаша моя на двух участках убирается, да и третий прихватила бы, да нельзя, обиды будут, скажут, что пользуется моим служебным положением и хорошими отношениями с завхозом. Какая-никакая валютка, а капает. Ее участки по наследству твоей Людмиле перейдут.

- Ну, уж нет, - вмешалась в разговор Мила, обрадованная "Людмилой" и перспективой стать оператором чистоты, - от меня не дождетесь.

- Что так? Неужели деньги не нужны? Люба-то, у меня, тоже поначалу фыркнула, а потом, когда присмотрелась, изменила свое мнение. Жены многих дипломатов с удовольствием поработали бы уборщицами, да им по статусу не положено. А вообще-то, это дело добровольное, Любины участки с радостью другие возьмут.

- Денег нам и так хватит, у меня папа не бедный, - запальчиво заявила Мила.

- Вона как! - изумленно протянул Жора, - ну, тогда, конечно...

- Ну, а в целом, что за народ в посольстве, какие взаимоотношения между дипломатами и техсоставом? - вмешался в разговор я, чтобы загладить возникшую неловкую паузу.

- Да люди, как люди, есть хорошие, попадаются и не очень. Все от тебя будет зависеть, какой ты сам, и как себя поставишь. Да что, мы все о делах, у вас уже, наверное, голова квадратная от информации, по себе помню свой первый день. Давайте лучше по рюмашке.

Кстати, тут с этим делом, все нормально. Если ты не на дежурстве, на запашок внимания не обращают, но если тебя водить начнет или какой скандал по пьяному делу случиться, тут уж формула известная - чемодан, вокзал, Россия.

Мы проговорили еще с полчаса, и Жора отправил нас спать.

- Давайте спать ребятки, я смотрю, у вас глаза слипаются. Завтра к девяти подходи в дежурку в служебной зоне. Дорогу в свою квартиру найдете?

Сдерживая зевоту, я кивнул. Дорогу в свою квартиру мы нашли, Мила достала новый комплект белья из чемодана и, совместно застелив постель, мы рухнули на нее без сил. Испытания новой кровати мы отложили на потом.

Проснулся я около семи утра. Пошарив на кухне, нашел и поставил чайник. Разнокалиберной посудой были забиты все полки, наследство от предшественников. Выпив чашку кофе с одним из бутербродов, оставшихся от тех, что мы брали с собой в дорогу, я обнаружил в шкафу старенький, но рабочий утюг и погладил рабочий костюм. Милу я будить не стал, днем, с Любой, они собирались по магазинам. В половине девятого я был в дежурке служебной зоны.

- А ты, значит, новый начальник охраны, вместо Жоры, - осведомился парень, сидевший в дежурке, - а меня Лешей зовут, я уже год, как в посольстве.

Перед дежурным стояло несколько мониторов, принимающих изображения с камер, стоящих у калитки, у ворот, у внешних и внутренних дверей в посольство. Народ уже подтягивался на работу, и дежурный ловко нажимал какие-то кнопки, впуская людей внутрь.

- Неужели я когда-нибудь сумею со всем этим разобраться, - с ужасом подумал я.

Минут через десять, подошел Жора. - Ну как, осваиваешься? - спросил меня Жора, поздоровавшись с дежурным.

Я, молча, пожал плечами, вероятно, видок у меня был как у таракана, попавшего в мясорубку.

- Ничего, к технике привыкнешь за неделю, ничего сложного. Ты главное, людей запоминай. Вон, видишь, дяденьку в сером костюме? Это советник-посланник. Второй человек в посольстве, после Посла.

Дежурный Леша вскочил со своего кресла, приветствуя начальство, мы с Жорой тоже вытянулись. Человек в сером костюме кивнул нам, думая о чем-то своем. - А вон и Посол подъехал, - сказал Жора, указывая мне на монитор, показывающий въезд в гараж посольства. К воротам подъехал большой черный Мерседес. Леша метнулся к кнопке, открывающей ворота.

- Запомни машину, - посоветовал Жора, - Посла у ворот лучше не держать.

Зазвонил городской телефон. Леша с надеждой посмотрел на Жору и тот поднял трубку.

- Посольство России, вас слушают, по-французски сказал в трубку Жора. Напряженная работа мысли отразилась на его лице, - момент!

- Ничего не разберу, что он лопочет, - прикрыв ладонью трубку, сказал мне Жора. - Послушай, может, ты поймешь?

- Да, месье, - осторожно сказал я в трубку, перехватив ее у Жоры, дрожащей от волнения рукой. Из посыпавшейся в трубку скороговорки, я уловил, что звонивший интересуется ингредиентами какого-то куваса. - Еще один момент месье!

- Его интересует состав какого-то куваса, - сказал я Жоре.

- Фу ты, черт, рецепт кваса его интересует, - хлопнул себя по лбу Жора, - Леха, звони Грише Ордынцеву, в сельхозотдел, продукты - это по их части.

Когда вызванный дипломат спустился в холл и вошел в переговорную кабину, Леша с облегчением переключил на него телефон. Поговорив с французом минуты три, дипломат подошел к дежурке.

- Ну что вы, ребята, в самом деле, по пустякам дергаете. У меня работы выше головы. Не могли сообщить мужику рецепт кваса, что ли, у повара бы спросили. Я ведь и сам его не знаю. Вот теперь мне надо у повара узнавать рецепт кваса и перезванивать этому охломону.

- Ничего, Гришенька, терпи, работа у вас такая, по продуктовой части. К тому же, мы серые, языком так виртуозно, как Ваше Высочество не владеем, так что, прости нас грешных.

Дипломат, обреченно махнув рукой, вернулся к себе в кабинет. - Ничего, не переломится, - прокомментировал недовольство молодого дипломата Жора, - вызвали мы его правильно. Тут главное понять, что хочет звонивший и направить к нему дипломата, отвечающего за этот участок. Конечно, бывают накладки, позовешь человека, отвечающего за другой участок, ну, естественно, недовольство. Но это - мелочи. По-хорошему, на городском телефоне надо бы переводчика держать, да ставка очень маленькая. Иногда франкоговорящие жены дипломатов соглашаются поработать, да им быстро надоедает. Вот и приходится нам отдуваться. Ну, тебе-то проще, вон как ты с этим любителем кваса разобрался. Ладно, пойдем к шефу, пора, он тебя Послу представит, а я до обеда по магазинам напоследок прошвырнусь, а после обеда бумажками займемся.

Когда мы постучались в кабинет шефа, тот был уже наготове. Жору он отпустил, и мы с шефом направились в кабинет Посла. Сидевший в приемной за компьютером пресс-атташе сделал нам рукой разрешающий жест: "Дмитрий Алексеевич вас ждет". В большом кабинете находилось двое. Во главе стола сидел невысокого роста полноватый мужчина лет шестидесяти, справа от него, за приставным столом, находился редковолосый блондин лет сорока, с подвижными хитроватыми глазами. Шеф меня представил, мужчины встали, и мы обменялись рукопожатиями. Посол предложил всем присесть. Обычный ознакомительный разговор продолжался не более пяти минут и, пожелав мне успехов в работе, Посол нас с шефом отпустил. Блондин поднялся вместе с нами.

- Валерий Анатольевич, вы не будете против, если я займу минут на десять вашего подчиненного? - обратился к моему шефу блондин.

Тот, молча, пожал плечами.

- Я завхоз посольства, Николай Григорьевич, - представился мне блондин. - Нам с вами, Андрей Николаевич, предстоит долго, и надеюсь, плодотворно сотрудничать. Давайте пройдем ко мне в кабинет, познакомимся поближе.

Беседа с завхозом продолжалась минут пятнадцать. Завхоз сетовал на обилие проблем и нехватку людей. Я обещал помогать людьми и сам участвовать в хозяйственной деятельности посольства, как только разберусь с прямыми служебными обязанностями. Расстались мы, вполне поняв друг друга, и я вернулся в дежурку служебной зоны.

Так началась моя работа в посольстве. Я принял у Жоры служебную документацию и через два дня проводил его на Родину, перезнакомился с охраной и постепенно стал осваиваться на новом месте. Виктор, тот самый капитан, старший охраны служебной зоны и впрямь оказался отличным парнем. Мы с ним подружились, и он здорово помог мне на первых порах. Дней через десять, после приезда, ко мне в дежурку заглянул завхоз.

- Ну что, осваиваешься, Андрей? - по-свойски поинтересовался он. - А у меня к тебе дело. Через три дня большой государственный прием по случаю дня независимости России. Потребуются все твои люди не занятые в службе. Гостей ожидается около полутора тысяч, так что, работенки по горло. С утра, двенадцатого, всех свободных в помощь повару и метрдотелю. Те, кто с ночи, до обеда поспят, и тоже на кухню. Ну, и сам с женой подходи, всех жен задействуем, и жен дипломатов, тоже.

Вечером, сменившись с дежурства, я поделился новостью с Милой. Жена Жоры перед отъездом показала Миле несколько магазинов, где посольские отоваривались продуктами. Поскольку готовить Мила не любила, да и получалось у нее неважно, она покупала готовые к употреблению блюда, которые нужно было только разогреть. Честно говоря, вкус у большинства готовых блюд был преотвратный, к тому же у всех продуктов, даже у яиц, картофеля и помидоров ощущался непривычный привкус. Забегая вперед, скажу, что этот привкус перестал ощущаться только месяца через три. После того, как Жора с супругой вернулись на Родину, Мила свела дружбу с женой атташе из отдела культуры, высокой худой девицей, хорошо говорящей по-французски. Сама Мила общалась с аборигенами на английском, который знала неплохо.

- А у меня для тебя тоже новость, Поручик! Папа открыл мне счет в Банк де Пари. Сто тысяч евриков на первый случай. Так что, живем!

- Мила! Ты с ума сошла? Зачем нам столько денег, даже подумать страшно. Мне такую сумму за всю командировку не заработать.

- Ничего, Поручик, много - не мало. К тому же сам говоришь, через три дня прием. Надо же мне на что-то купить новое платье.

- Милочка, но ведь прием для французов и мы на нем должны присутствовать в качестве обслуги, а не гостей. По протоколу, на приеме могут находиться только дипломаты и их жены, для того, чтобы развлекать гостей, а мы с тобой в их число не входим.

- Знаешь, Поручик, господ-то у нас еще сто лет назад отменили, а на протоколы мне наплевать. Я, конечно, как и все, буду помогать в подготовке приема, но разгуливать с подносом меня никто не заставит, халдейничать я не буду, так и знай!

Пока мы окончательно не разругались, я предпочел сменить тему. Кстати сказать, нашу кровать мы с Милой по-настоящему опробовали только на четвертый день жизни в посольстве. Ничего оказалась кровать, прочная.

Глава двенадцатая

Двенадцатого, в половине девятого, мы с Милой пришли на большую посольскую кухню, которая использовалась только для больших приемов. В повседневной жизни обходились малой кухней. Мы появились далеко не первыми. Завхоз, поприветствовав нас, отправил Милу под команду жены посольского повара, мазать сливочным маслом крохотные кусочки белого, тонко нарезанного хлеба, на которые позже будет укладываться разная начинка, от черной икры, до шпрот с лимоном. Небольшого роста, хмурый дядька с рыжими усиками и в белом поварском колпаке, увидев меня, ехидно произнес: "Вот, еще один протиратель штанов явился, ты вместо Жоры, что ли?" Я, молча, кивнул.

- Откуда родом, служивый? - без особого интереса спросил повар.

- С Уралу мы, - в тон ему ответил я.

В глазах повара зажегся интерес.

- Урал большой, а конкретно?

- Из М - ска.

- Ну, надо же, первый раз за границей земляка из родного города встречаю, - неподдельно изумился повар, - тебя Андрей зовут? А меня Федор. Ладно, пообщаемся с тобой попозже, когда эта канитель закончится.

До обеда мы извлекали со складов и собирали разборные барные стойки и столы, под командой метрдотеля, вальяжного брюнета, лет сорока, с блестящими черными глазами. Таскали ящики со стаканами и посудой к огромной моечной машине, возле которой суетилось несколько женщин. Множество людей сновало из большой кухни в приемный зал посольства. Большой приемный зал посольства размерами немного напоминал знаменитый Георгиевский зал в Кремле. Кроме того, под прием было задействовано и два малых зала. Всеми работами командовал завхоз. Многие работники не один раз принимали участие в подобных мероприятиях и наставляли новичков. Около часу дня я сбегал минут на двадцать домой пообедать, а когда вернулся, один из охранников передал мне, что меня ищет шеф.

- Давайте уточним план охранных мероприятий на время приема, Андрей Николаевич, - сказал шеф, когда мы нашли друг друга. - Предлагаю на время приема назначить старшим охраны Виктора Петровича, он уже принимал участие в подобных мероприятиях, а вы пока поучитесь. Главное - не допустить проникновения иностранцев в служебную и жилую зоны.

Подошел Виктор, и мы втроем уточнили схему охраны и действия охранников на всякие непредвиденные случаи. По графику я заступал дежурить в служебную зону в ночь, и мне полагалось отдохнуть перед дежурством, но всеобщий ажиотаж взвинтил меня, так что, я все равно бы не уснул. Кроме того, было любопытно посмотреть и на сам прием. Завхоз, узнав, что я свободен, обрадовался. За одной из стоек не хватало бармена, и он направил меня на инструктаж к метрдотелю.

- В принципе ничего сложного, - бархатным голосом заверил меня метр, подводя к барной стойке, на которой уже выстроилась посуда.

- Минут за десять до начала, разольешь водку в стопки, - он указал мне на маленькие стопки, выстроенные на стойке трехгранной пирамидой. - Водку все берут сами. Ну, а если кто захочет джин или виски, наливаешь в бокал на два пальца, опускаешь лед и разбавляешь тоником или содовой по желанию. По-французски, понимаешь хоть немного?

- Немного понимаю.

- Ну, тогда все совсем просто, что попросят, то и наливай. Правда, смотри, изредка попадаются любители напиться на дармовщинку, таким притормаживай, поменьше спиртного, побольше водички, а то, твоим же ребятам придется с ними возиться.

Милу я видел несколько раз, она помогала накрывать шведские столы, была оживлена и хитро подмигнула мне, пробегая мимо с подносом. Прапорщик, стоящий за соседним баром, который уже участвовал в таких мероприятиях, дал мне несколько дельных советов по расстановке посуды и напитков. Начало приема было назначено на семнадцать часов и за час до начала жены многих дипломатов ушли переодеваться. Жены техсостава надели кокетливые белые переднички, бармены, в том числе и я, надели белые кителя.

- А где твоя Мила? - подойдя ко мне, спросил завхоз. - Я хотел попросить ее поухаживать за Послом и его гостями.

- Сам не знаю, - тревожно озираясь, ответил я.

- Жаль, пойду, найду кого-нибудь другого.

Зал приемов стал наполняться нашими дипломатами и их женами, появился Посол. В сопровождении завхоза и нескольких советников он обошел приемные залы, что-то негромко говоря сопровождающим. Через окно приемного зала я увидел, как к воротам подъехал большой автобус с жандармами, одетыми в парадную форму. Им предстояло регулировать движение, обеспечивать порядок и безопасность на улице. Мои охранники открыли ворота настежь. К приему все было готово. Глядя на остальных барменов, я принялся разливать водку в рюмки.

Через несколько минут в залах появились первые гости. Посол приветствовал всех неподалеку от входа в главный зал. Президент Франции находился в заграничной поездке и от лица правительства Франции Посла поздравлял министр Иностранных Дел. Залы наполнились высокопоставленными правительственными чиновниками, политиками, крупными бизнесменами, деятелями культуры, знаменитыми артистами, певцами и музыкантами, представителями прессы.

Впрочем, особенно разглядывать публику мне было некогда. У бара выстроилась очередь. Я смешивал виски с содовой, наполнял фужеры белым и красным вином, наливал соки, словом, крутился как белка в колесе. Минут через двадцать, напор жаждущих немного сократился, и я окинул взглядом зал. Шагах в четырех от меня, стояла живая легенда, дочь каменщика, ставшая олицетворением Франции - несравненная Мерей Матье. От созерцания легенды меня отвлек знакомый голосок: "Бармен! Бокал белого вина!".

Прямо передо мной стояла моя любимая жена. Правда, узнал я ее не сразу. Мила высоко заколола волосы, обнажая стройную шейку. Длинное струящееся розовое платье на узеньких лямках с глубоким декольте на спине и длинным разрезом на левом боку нежно облегало ее стройную фигурку. На ногах были розовые босоножки на шпильках. В ушах сверкали знакомые бриллианты, а шейку облегала розовая, в тон платью, бархотка, на которой была закреплена брошь с несколькими довольно крупными прозрачными камешками. На сей раз, я прозорливо не счел их за стразы. Стало ясно, что папины деньги Миле, ух как, пригодились. Взяв из моих рук бокал с вином, очаровательная и упрямая негодяйка быстро скорчила уморительную гримасу и величественно удалилась от меня.

- Мила!!! - только и смог простонать я.

У бара вновь возникла толкотня и, обслуживая жаждущих, я потерял жену из вида. Когда я вновь отыскал ее глазами, она о чем-то оживленно болтала на английском с низкорослым брюнетом с фотоаппаратом в руках и карточкой прессы на лацкане пиджака. Жена Виктора поднесла к моему бару поднос с чистыми стаканами и стала собирать использованные, мне опять пришлось заняться делом.

Минут через пять, я увидел, как к Миле, которая уже рассталась с представителем прессы, подошла пожилая дама, судя по всему, жена одного из наших дипломатов. Отведя Милу в сторонку, дама принялась что-то втолковывать ей, сердито жестикулируя. Мила вспыхнула, сказала даме в ответ какую-то резкость и, высоко подняв голову, покинула прием.

- За что боролись, на то и напоролись, - прокомментировало ситуацию зловредное Самолюбие.

Я лишь снова простонал сквозь зубы. Прием продолжался. Многие гости уже покидали посольство, но на смену им появлялись опоздавшие, так что, без работы я не стоял, хотя мне жутко хотелось бросить все и побежать утешать обиженную жену. Постепенно приемные залы стали пустеть и, наконец, к двадцати часам, когда в залах оставалось десятка два подзагулявших гостей, один из советников громко объявил, что прием закончен. Гуляки быстренько допили свои стаканы и распрощались.

Все сгруппировались вокруг Посла. Из кухни пришли повар и женщины, моющие посуду. Посол поблагодарил всех участников за проведенный на уровне прием и поздравил с праздником. Поднесли подносы со свежими канапе, праздник продолжился в узком составе. Впрочем, многие дипломаты прошли в свои кабинеты, записать то, что услышали, пока не выветрилось из памяти. Глотнув апельсинового соку, я покинул приемные залы, поскольку опаздывал на дежурство, и помчался домой. Навстречу мне по парадной лестнице поднималась гурьба жандармов в сопровождении шефа и Виктора. Их тоже полагалось хорошенько угостить, но это уже была не моя забота.

С замиранием сердца я открыл дверь в квартиру. Как я и ожидал, Мила лежала на кровати ничком, в платье и босоножках.

- Милый, Миленький, ну не расстраивайся ты так, - я обнял ее за плечи, - говорил же я тебе, что женам техсостава не полагается участвовать в приемах. Но ты ведь упрямая, вот и нарвалась на скандал.

- Отстань от меня, Поручик. Вот уж не ожидала, что ты окажешься такой скотиной! Его жену оскорбили и унизили, а он стоит, как ни в чем, ни бывало, в своей идиотской халдейской куртчонке, за своим паршивым баром, и смотрит. Да мой папа, за такое, разнес бы на кусочки эту чертову шарашку. Ну, ничего, они у меня еще попляшут! Вот возьму у папы денег, куплю на аукционе тетрадку какого-нибудь там, Герцена, они мне в ножки поклонятся, и сам ваш Посол, первый.

- Милочка! Ну что ты ерунду говоришь, Посол, ради интересов страны, которую он представляет, и куче дерьма поклонится. Работа у него такая. Разве в этом дело?

- Ну, Поручик, ты и договорился! Спасибо тебе огромное, сравнил собственную жену с кучей дерьма. Я тебе этого никогда не прощу!

- Мила! - простонал я. Да не сравнивал я тебя ни с чем! Я это для образности сказал. Ну, прости, неудачно ляпнул. А на приеме ты была самая красивая! Ну, давай не будем ссориться, мне на дежурство пора.

- Вали в свой аквариум, золотая рыбка, я с тобой больше не разговариваю, - отвернулась к стене Мила.

На дальнейшие разговоры времени у меня не было, я и так опаздывал на смену больше чем на час. Завидев меня, дежурный облегченно потянулся в кресле.

- Ну вот, и мне пора идти праздновать, - он потер ладонь об ладонь, - впрочем, и попахать придется, раньше трех ночи с уборкой не угомонятся.

Коллега оказался прав, основную уборку закончили к трем часам ночи. Жены многих дипломатов, сняв наряды, вернулись помогать в уборке. Часов в двенадцать, ко мне в дежурку заглянула жена повара с подносом канапе и другой снедью в руках.

- Дядя Федор земляку подарочек прислал, - улыбнулась она, - это тебе доппаек, Андрей, там еще много чего осталось.

После того, как все разошлись, ночное дежурство прошло спокойно. Вот только мысли о ссоре с Милой меня сильно угнетали. Ссориться я не любил никогда и ни с кем, тем более со своей любимой женой. Мы прожили больше года и практически обходились это время без ссор. Такая серьезная размолвка произошла впервые, так что, я всю ночь придумывал разные варианты примирения.

Мила не разговаривала со мной целых два дня. На все мои неуклюжие попытки к примирению она лишь гневно фыркала и отворачивалась. На третий день, вечером, я предпринял еще одну попытку. Один из дипломатов отдал мне газету "Франс суар" с фотоотчетом о приеме в посольстве на цветном развороте. На одном из снимков была сфотографирована Мила. Снимок был без подписи, но очень удачным. Мила выглядела как кинозвезда. Я принес газету домой и развернул на кровати.

- Какая же ты у меня красавица! - не кривя душой, указал я на снимок.

Мила скосила на газету глаза и подошла поближе.

- Миленький, а ты не наденешь еще раз это платье для меня, ты выглядишь в нем просто бесподобно! - нахально льстя, попросил я.

- Какой же ты хитрющий свинолис, Поручик! Не смей мне так нагло льстить! А платье это я выброшу, оно на меня тоску наводит, - она взяла в руки газету.

- Ну что, съели? - Мила повернулась к воображаемым недоброжелателям и показала язык, - все-таки, не зря я на прием ходила.

Дальнейшее примирение было делом техники. Происходило оно бурно. Очень! Мила перемеряла все купленные одежки, в том числе и розовое платье. Промежутки между переодеваниями заполнялись, ну, сами понимаете чем, и нашей, далеко не новой кровати, здорово досталось. Наряды закончились только к двум часам ночи. В общем, жизнь была прекрасна и удивительна, и снова продолжалась.

Посольство, подобно огромному синему киту, вдоль и поперек бороздило океан информации страны пребывания, как планктон процеживало ее через свои отделы и подотделы. Информация считывалась с разных носителей, сортировалась, анализировалась, проверялась и перепроверялась, ужималась до приемлемых пределов и переправлялась в МИД в виде докладов, обзоров и различных справок. Спектр информации был широчайшим. Ведь на серьезных межгосударственных переговорах может понадобиться все, что угодно. Открою вам страшную тайну, оказывается, президенты и иные высшие руководители, тоже люди, да еще со своими маленькими слабостями. И упоминание, скажем, об удачной рыбалке, и размерах пойманной собеседником трофейной форели, может настроить его на лирический лад и помочь решить до того не решаемую проблему. Так что, информация о размерах этой самой форели, порой бывает важнее информации о количестве боеголовок, находящихся на боевом дежурстве в данной стране.

Через несколько месяцев я окончательно освоился в Париже. Работа ладилась, отношения с окружающими тоже. Инцидент с Милой на приеме посольские кумушки пообсуждали и забыли. Шеф, что-то пробурчал мне насчет того, что каждый сверчок, должен знать свой шесток, но без излишнего надрыва. Принимал я активное участие в хозяйственных работах и обслуживании небольших приемов. Хитрюга завхоз уговорил меня попробовать уложить плитку в ванной одного из советников, а заодно, поменять там сантехнику. Получилось вполне сносно, правда, несколько рядов пришлось перекладывать, не учел небезгрешную геометрию плитки, и правый угол у меня стал уходить, расширяя до неприличности шов. Мне даже немного заплатили за работу.

С поваром, дядей Федором, как звали его за глаза, я просто подружился. Характер у него был не сахар. Дядя Федор не стеснялся вступать в контры даже с завхозом. На малую кухню не пускал никого, кроме жены, которая постоянно помогала ему и, естественно, Посла. Даже мэтра на кухню он допускал только до стола готовых блюд и вообще недолюбливал его и постоянно поддевал. Ко мне же, дядя Федор благоволил и даже позволял подходить к плите, разумеется, в белом халате, и частенько комментировал свои действия, делясь секретами поварского искусства. - Я ведь школу поваров в армии кончал, и служил под Москвой. После армии остался в подмосковном городишке, в ресторан поваренком пристроился. Хороший мне шеф попался, поучил он меня уму-разуму. Чуть что, поварешкой по известному месту. Ну, и нахватался я у него, позже в Москву перебрался, в одном ресторане работал, потом в другом. Женился, вот, на этой плюшечке, - указал на жену дядя Федор, - так и прижился я на кухне, а потом, в МИД работать позвали.

- А в поварском деле главное - чутье иметь. Граммы, градусы, минуты, рецепты разные, это все, конечно важно, но без поварского чутья у человека будет получаться в лучшем случае пригодная к употреблению еда, а не вкусные, изысканные блюда.

У метрдотеля я научился сервировать стол, наливать напитки и подавать блюда. Меня частенько просили помочь в обслуживании завтраков, обедов и ужинов, когда мэтр в одиночку не справлялся. Мила к моим внеслужебным обязанностям относилась скептически.

- И охота тебе Поручик, в грязи возиться или халдейничать. Ты что, собираешься официантом работать или сантехником?

- Конечно, не собираюсь, но мне нравится узнавать и уметь делать что-то новое, чего раньше не знал и не умел.

Сама Мила развлекалась, как могла. Ходила со своей рыжей подружкой по магазинам и бутикам, в кино, посещала всякие выставки. Проблему с едой она решила просто, покупала в близь расположенных ресторанчиках готовую еду или пиццу.

По выходным дням в посольстве организовывались различные экскурсии по музеям и достопримечательностям Парижа и его окрестностям. Для Милы это был повод принарядиться и показать себя во всей красе. Когда мои выходные совпадали с общими, я с удовольствием принимал в них участие. Мой французский заметно улучшился. Акцент, конечно, не пропал, но серьезно смягчился, словарный запас увеличился в разы, вот только с письмом дело обстояло похуже.

В один из выходных, Мила потянула меня в поход по магазинам.

- Поручик, я тебе костюмчик присмотрела шикарный, надо бы померить, а то тебе и в люди-то выйти не в чем.

У меня были два недорогих, вполне приличных костюма, в которых я ходил на работу, а в повседневной жизни я вполне обходился джинсами и курточками. Поход по магазинам меня не очень прельщал, но отбояриться мне не удалось.

Бутик, в котором Мила присмотрела мне костюмчик, находился на улице Риволи. Собственно, это был не костюм, а комплект, состоящий из фиолетового велюрового блейзера и серых брюк. В комплект входила лиловая шелковая рубашка с кружевным жабо и большая фиолетовая велюровая бабочка. Когда, по настоянию несносной Милки, я напялил на себя все это великолепие, мне чуть дурно не стало. Нет, конечно, на Филиппе Киркорове или другой звезде эстрады такой костюмчик смотрелся бы вполне органично, но я, сам себе напоминал павлина. И все же, не смотря на мои бурные протесты, костюмчик был куплен, хотя стоил он дороже, чем десяток костюмов, в которых я ходил на работу. Вдобавок к костюму были приобретены и фиолетовые кожаные туфли ручной работы. Я даже представить себе не мог, где я смогу появиться в этаком наряде. Поскольку на дворе стояла осень, нам предстояло купить мне еще и плащ. После трехчасовых блужданий по бутикам мы, наконец, нашли подходящую модель, которая устроила нас обоих. Домой мы возвращались усталые и озверевшие от голода. По дороге заглянули в пиццерию и пообедали, а заодно и поужинали.

Вскоре выяснилось, что костюмчик был куплен не зря. Вообще, моя женушка отличалась весьма целеустремленным характером, имела обыкновение все планировать заранее и неуклонно стремилась к достижению поставленных целей. Вероятно, это у нее от отца. Я же, напротив, предпочитал плыть по воле волн, и мое Самолюбие всячески поносило меня за бесхребетность и бесхарактерность.

В ближайшую субботу, когда мой выходной по графику совпал с общими, Мила объявила мне, что вечером мы идем на представление в кабаре Мулен Руж и продемонстрировала мне заранее купленные билеты. Вообще-то площадь Пигаль, где располагалось кабаре и другие стрип заведения попроще и подешевле, не входила в список рекомендованных для посещения работниками посольства мест, тем не менее, практически все они хоть раз стремились там побывать. И если не в Мулен Руж, билеты в которое сильно кусались и были не по карману для техсостава, то в каком-нибудь стрип-баре попроще. По популярности у туристов пляс Пигаль нисколько не уступала Эйфелевой башне.

Представление в Мулен Руж устраивалось поздно вечером, но уже после обеда начались мои пытки. Мила перемерила чуть не весь свой весьма внушительный гардероб, причем мои мольбы о том, чтобы сделать небольшой приятный перерывчик были решительно отклонены. Наконец, она остановилась на маленьком черном платье от Диора. Далее настал черед обуви и драгоценностей, на подбор которых ушло не менее часа и, наконец, все закончилось примеркой недавно купленной норковой шубки, которую Мила решила надеть в качестве верхней одежды.

Была середина ноября, погода стояла премерзкая, хотя и характерная для этого времени года в Париже. Дул холодный ветер с Атлантики, неся мельчайшую водяную пыль, и температура была плюс два - три градуса по Цельсию. По идее можно было бы надеть кожаное пальто, но дамы в Париже надевают шубки не по градуснику, а по календарю. Еще в середине сентября, когда на улице плюс восемнадцать, в Париже можно встретить дамочек, щеголяющих в кокетливых, расстегнутых шубках, нисколько не заботясь о том, как забавно они выглядят на фоне людей, еще не успевших сменить майки с коротким рукавом на что-нибудь более теплое. Впрочем, их, несчастных можно понять, ведь зима в Париже длится всего каких-нибудь два месяца.

С моим облачением дело обстояло попроще. Кроме лилового пиджака, альтернативы у меня, по словам Милы, не было. В начале десятого вечера, разодетые в пух и прах мы вышли из дома. К великому счастью длинный серый плащ надежно скрывал мой павлиний наряд, а пестрый шелковый шарф маскировал чудовищную бабочку. Я зашел в дежурку и поведал коллеге наш маршрут для записи в журнал выходов в город.

- Ладно, в общем, вы в кино, на поздний сеанс, так и запишу, - догадливо отозвался коллега, состроив восхищенно-зависливую рожу. В целях безопасности, сотрудники посольства обязаны сообщать дежурному свои маршруты и предполагаемое время возвращения, в большом городе и в чужой стране все может случиться. Ну и, конечно же, мой шеф регулярно пролистывал журнал выходов в город. С другой стороны, благодаря этому журналу многие из молодых дипломатов не слишком-то демонстрировали свое превосходство перед дежурными комендантами.

Погода над нами сжалилась, видимо, у ветра временно кончились запасы мелкой водяной пыли. Мы не спеша прогулялись по бульвару Фош, миновали Триумфальную арку и спустились на Елисейские Поля. Снова заморосило и, поймав такси, мы отправились на пляс Пигаль. До начала представления, было, минут сорок, которые мы убили, прохаживаясь по площади и разглядывая неоновые вывески заведений.

В кабаре мы избавились от верхней одежды, сдав ее в гардероб. Публика была вполне демократичной, от джинсов до смокингов, Мужчин, разодетых подобно мне было немало, и, я немного успокоился. Служитель провел нас к заказанному столику, на котором красовалась бутылка шампанского и фрукты. Мы сели, разглядывая интерьеры и публику. Мила держала себя уверенно, с удовольствием фиксируя на себе заинтересованные взгляды мужской части общества. Она и впрямь смотрелась великолепно, а вот как выглядел я, не комментировало даже мое вездесущее Самолюбие.

Представление началось с феерических светоэффектов. Последовавшие затем номера были хорошо срежессированы, эффектные танцовщицы в умопомрачительном дезабилье лихо отплясывали Канкан. От номера к номеру количество ткани на танцовщицах убывало, и выступления приобретали все более откровенный характер. Впрочем, к чести организаторов представления, границы, за которой кончается эротика и начинается пошлость, они не переходили. Так, во всяком случае, мне показалось. Представление мне понравилось.

- Ну что, насмотрелся на голых девиц? - ядовито осведомилась Мила, когда все закончилось, и мы покинули кабаре, - а вообще все неплохо, мне понравилось, надо будет еще в Лидо сходить. Слушай, Поручик, я такая голодная, так и съела бы кого- нибудь. Давай заскочим в ресторанчик по дороге, съедим по отбивной.

Так мы и поступили. Наскоро умяв по отбивной с жареной картошкой в первом попавшемся ресторанчике, мы на такси вернулись в посольство. Время приближалось к трем часам ночи.

- Ну как, оттянулись? - полюбопытствовал коллега, проставляя в журнале время возвращения - двадцать три пятьдесят восемь.

В ответ я показал большой палец. Отбивные сильно взбодрили нас. Дома, Мила, раздеваясь, попыталась повторить один из увиденных номеров. На мой взгляд, у нее получилось не хуже, чем у профессиональной стриптизерши, но доделать номер до конца я ей не дал.... Угомонились мы только под утро, благо, что на дежурство мне надо было заступать в ночь, и спать можно было целый день.

Глава тринадцатая

В Лидо мы с Милой так и не выбрались, зато за последующие полгода пообедали у Максима и пару раз побывали в Олимпии на концертах. Обед у Максима Милу особенно не впечатлил, к кулинарным изыскам она была сравнительно равнодушна. Через год нашего пребывания в Париже я стал замечать, что Мила стала все более и более раздражительной. Она ссорилась со мной по пустякам и днями играла в молчанку. Даже походы по бутикам потеряли для нее привлекательность. Уже купленные наряды были упакованы в коробки и занимали чуть не половину нашей маленькой квартирки.

- Знаешь, Поручик, а ведь мне уже порядком надоел этот паршивый городишко, - заявила как-то в раздражении Мила, - тоска вокруг зеленая. Ты все время на работе, то дежуришь, то какой-нибудь ерундой занимаешься, а мне внимания совсем не уделяешь.

- Милочка, ну что ты говоришь, работы у меня и впрямь много, но не могу же я быть плохим работником, ты же тогда не сможешь мной гордиться, - я попытался перевести разговор в шутку, - а когда я не занят, я только тебе и уделяю внимание. А может быть, чтобы ты не скучала, мы ребеночка заведем?

- Ты что, тупой, Поручик? Я же тебе говорила, когда мы заведем ребенка. Перед нами весь мир, Поручик, и у нас куча денег, а мы киснем в этом мерзком гадюшнике. Поручик, ты хоть представляешь, сколько денег у моего папы? Да если мы с тобой доживем до восьмидесяти или даже ста лет и будем тратить по миллиону долларов в год, мы и то, все не истратим!

Я изумленно посмотрел на Милу. Нет, я, конечно, знал, что мой тесть богат и что денег у него не мало, но чтобы столько..., и ведь Мила говорила правду. До этого мы практически никогда не говорили о деньгах ее отца, а если Мила и упоминала о них, то вскользь, полунамеками, а мне и в голову не приходило поинтересоваться конкретными цифрами. Да я и считал, что задавать такие вопросы просто не прилично. Так вот что не дает покоя моей горячо любимой жене! А ведь и впрямь, при наличии таких возможностей жизнь в Париже при посольстве покажется скучной и пресной. И что же мне теперь со всем этим делать?

- Я тут вот о чем подумала, Поручик, а не послать бы тебе твою работу вместе со службой куда-нибудь подальше? Я уже стала большой девочкой, папу я возьму на себя, выпрошу у него миллиончиков пять, и поедем мы с тобой кататься по миру. Людей посмотрим и себя покажем, если не в молодости, то когда? Покатаемся года два-три, а потом вернемся. Я рожу ребеночка, а ты станешь вникать в папины дела, и заживем мы тихо и спокойно. Как тебе мой план, а?

- Миленький, да кто же меня уволит? Ведь по контракту, после училища я должен отработать не менее пяти лет, да и здесь, в Париже не менее двух лет, а еще лучше, три. Командировку, обычно, на год продляют. А если пробудем здесь только два года, то для того, чтобы уволиться, мне еще полгода надо отработать на какой-нибудь заставе. Да и документы на увольнение полгода проходят. Так что, если и увольняться, то лучше дослуживать здесь, а уволиться сразу, после командировки. Или тебе веселее будет на заставе? И вообще, я об увольнении пока даже не думал.

- Нет, Поручик, на заставу меня больше не заманишь, хватит с меня романтики. А потом, ты такой наивный! Я ведь могу поговорить с папой, он даст кому надо денег, врачи найдут у тебя какой-нибудь вредный прыщик на пятке и тебя благополучно комиссуют. Как видишь, я обо всем подумала.

Перспектива увольнения из войск из-за прыщика на пятке меня не порадовала, о чем я, перейдя на высокий штиль и путаясь в выражениях о чести и достоинстве офицера, поведал своей горячо любимой женушке. Она надулась и не разговаривала со мной почти неделю.

На первом же ночном дежурстве, после того, как все в посольстве угомонились, я постарался предельно честно и досконально оценить создавшуюся ситуацию. В качестве оппонента я привлек собственное Самолюбие.

- А все-таки очень заманчиво послать все к черту и сорваться в мировое турне, не заботясь и не думая о завтрашнем дне, - затравил я Самолюбие.

- Ну и вали себе, - раздраженно буркнуло оно.

- Так ты меня одобряешь или порицаешь?

- Я тебя посылаю, идиот!

- Почто такая немилость?

- А тебе на пальцах показать и по пунктам объяснить, что из этого получится?

- Ну, желательно.

- Ладно, если уж ты так непроходимо глуп, начнем по пунктам, все же, не чужой ты мне человек.

Итак, пункт первый. Как ты представляешь себе процедуру липового комиссования? Допустим, тесть дал нужному человеку взятку, ты ходишь по различным кабинетам с липовыми справками, изображаешь из себя немощного придурка и постоянно врешь людям в глаза, при этом ты навсегда забываешь о том, что такое честность и порядочность. Дальше продолжать?

Пункт второй. Ты малодушно решаешь, что один разок можно и побыть подлецом, увольняешься из войск и едешь в это свое мировое турне. В качестве кого?

- В качестве мужа, конечно.

- Это тебе так кажется. На самом деле, в качестве нахлебника, альфонса и человека без всяких прав. Ты уже неплохо изучил свою жену, из юной, порывистой, романтичной девушки строгого воспитания, она превращается во властную, целеустремленную и упрямую женщину. В первой же серьезной ссоре она просто уничтожит меня, а без меня в кого ты превратишься? В жалкое бесхребетное существо, которое будет омерзительно самому себе? А уж ей-то, просто наверняка. А если станешь в позу и сохранишь меня, останешься без профессии и средств к существованию.

И пункт третий. Так уж ты устроен, что не можешь просто бездельничать, созерцать и наслаждаться жизнью. Через очень короткое время ты взбесишься от безделья и изгложешь себя до костей.

- Так что же мне делать? Ведь я люблю ее, а она страдает. Наши отношения ухудшаются с каждым днем, и я не могу ничего с этим поделать.

- Боюсь, что это правда. У тебя могущественный враг - деньги ее отца, те возможности и соблазны, которые они таят. Если ты помнишь, то я тебя об этом предупреждало.

- Неужели ничего поделать нельзя?

- Боюсь, что нет. Впрочем, постарайся быть к ней более внимательным и нежным, только без сюсюканья, и хорошо аргументируй свою позицию в вопросе об этом дурацком турне.

- А если не поможет?

- Делай, что должно, и будь, что будет, - процитировало Самолюбие и отключилось.

Советам Самолюбия я внял и старался быть к Миле как можно более внимательным. Я даже пообещал, что после командировки самым серьезным образом рассмотрю вопрос о дальнейшей службе. Отношения наши несколько улучшились, но хандра ее надолго не оставляла. Как-то раз, вернувшись домой с показа мод, кажется от Диора, на котором она была вместе со своей рыжей подружкой, Мила задала мне неожиданный вопрос.

- Как переводится "парвеню", Поручик?

- Выскочка, - машинально перевел я.

- Вот гадина рыжая! - взорвалась Мила, - то-то она в разговорах с французами все парвеню, да парвеню, а сама на меня коситься. Я ее по выставкам за свой счет таскаю, в ресторанах за нее плачу, а она вот как меня благодарит!

Мила бушевала больше часа, пока, наконец, не успокоилась. Впрочем, как водится у женщин, стрелки, в конце концов, перевела на меня.

- Поручик, я ведь себя среди этих чертовых лягушатников полной идиоткой чувствую, и все из-за тебя. Жили бы мы в Нью-Йорке или Лондоне, я бы там хоть общаться с людьми могла.

- Мила! Но ведь многие французы хорошо говорят по-английски.

- Всё равно, Поручик, надоело мне здесь всё, надоело! А ты не хочешь это понять, значит - ты меня не любишь!

- Ну что ты говоришь, Миленький, ты же сама знаешь, что я тебя очень люблю!

- Если бы любил, то послушал бы меня, и мы бы с тобой давно отсюда уехали, а тебе работа дороже, чем я. Да была бы работа, а то так, маята одна, ни престижа, ни денег. Ну, хочешь, я тебе машину куплю, спортивную, дорогую, за полмиллиона или даже за миллион долларов. Возьму у папы денег и куплю. И поедем мы с тобой странствовать сначала по Европе, а потом, потом еще куда-нибудь.

- Милочка! Ну, ты прямо как маленький ребенок, "Хочу гулять!" и все, отдайте мои валенки. Нельзя же быть такой безответственной. И машину я никакую не хочу. И работу свою я бросить не могу, во всяком случае, пока. И потом, как ты себе все это представляешь? Кем я при тебе буду, комнатной собачкой? Захотела - погладила, надоел - пошел вон!

В общем, слово за слово, разругались мы в пух и прах. Мила не разговаривала со мной больше недели. С рыжей подружкой она тоже рассталась, выговорив ей все, что она о ней думает. С женами моих сослуживцев она как-то не сошлась с самого начала, интересы были разными. Так что, теперь она, в основном, проводила время дома, читая книги и смотря англоязычные программы по телевизору. Между тем, подходил второй год нашего пребывания в Париже.

Как-то, во время моего дежурства, ко мне подошел шеф и завел разговор о продлении срока командировки, пора было посылать бумаги на продление в Центр.

- Я бы с удовольствием, ответил я шефу, вот только жена что-то расхандрилась, по родителям скучает, надо с ней посоветоваться.

- Ну, советуйся, и дашь мне знать, - ответствовал шеф.

Через полчаса ко мне подошел вездесущий и всезнающий завхоз.

- Ну что, Андрей, слышал, тебе продление предлагают, и как ты?

- Не знаю, боюсь жена не согласиться. Надоело ей, скучает она.

- А ты ее в отпуск отпусти, пусть родителей навестит, развеется, а там последний годик быстро пролетит.

- А разве можно? Ведь техсоставу отпуск не положен.

- Это тебе не положен, а жене можно, напишет заявление, что подлечиться в России надо, чего-нибудь по женской части, и вперед. За свой счет, конечно, но деньги для вас не проблема, как я знаю.

- Спасибо, Николай Григорьевич, это и в самом деле может сработать.

Все оставшееся до конца дежурства время я репетировал разговор с Милой. Прейдя домой, за ужином, как бы невзначай, я сообщил Миле, что мне официально предложили продлить срок командировки на год.

- Ты что, Поручик, белены объелся? Я дни считаю, когда эти два года кончатся!

- Миленький, а может ты в отпуск домой съездишь, родителей навестишь, обстановку поменяешь, развеешься, а там и годик пролетит и я смогу уволиться по-нормальному?

- Какой отпуск? Нам же еще в МИДе говорили, что техсоставу отпуск не положен.

- Ну, женам можно, за свой счет, конечно, для лечения или по семейным обстоятельствам.

- А что ж ты раньше молчал? Я бы, давным-давно дома побывала, и не один раз. Ох, и хитрый лис ты, Поручик. Так мне же надо подарки покупать, а за одно, я и барахло все отвезу, которое в коробках лежит, а то в квартире не пройти, не проехать.

Я ликовал, моя тактика сработала. Пока Мила не передумала, я подтвердил шефу свое согласие остаться еще на год. Мила часами висела на телефоне, спрашивая родителей, что ей привезти и с упоением носилась по магазинам. Тесть обещал встретить Милу в Москве. Собралась она за неделю. Чтобы увести все вещи, ехать Мила решила поездом. Я не успевал паковать коробки, обклеивая их липкой лентой.

Наступил день отъезда. Для транспортировки коробок пришлось взять посольский грузовой микроавтобус. Вагоны уже стояли на перроне, и я с одним из сослуживцев, который вызвался мне помочь, в течение получаса благополучно загрузил все коробки в вагон. Двухместное купе Мила откупила полностью, но все вещи в нем не уместились и за красивую бумажку с двумя нолями сговорчивый проводник разрешил мне забить коробками служебный тамбур. В купе от коробок была свободна только нижняя полка. - Ничего, два дня как-нибудь перекантуюсь, - объявила довольная Мила, когда с погрузкой было закончено. - Да, Поручик, я тебе там деньги оставила, в тумбочке, найдешь. Как приеду, позвоню, и вообще, я тебе сама буду звонить, чтобы тебе не тратиться.

Прозвучал сигнал к отправлению. Мы с Милой вышли из вагона на перрон.

- Через минуту трогаемся, - предупредил проводник.

Мила изо всех сил стиснула обеими руками мою шею до боли прижавшись своими губами к моим.

- Ну, все, Поручик, прощай! - она отпустила меня, смахнула с ресниц набежавшие слезы и поднялась в тамбур. Поезд тронулся.

- Я очень люблю тебя и буду очень-очень скучать, - крикнул я вслед удаляющемуся вагону. В ответ, Мила помахала мне рукой.

На обратном пути в посольство я всю дорогу думал о том, почему Мила сказала мне "Прощай", а не "До свиданья" или "До встречи". Товарищ, видя, что я не в настроении, разговорами меня не донимал.

Без Милы и коробок наша маленькая квартирка показалась мне огромной. В ней царил жуткий беспорядок, на полу валялись неиспользованные пакеты и остатки упаковки. На дежурство мне нужно было заступать в ночь, у меня еще было около пяти часов, и я решил навести дома порядок. Выбросил ненужный хлам, протер мебель и вымыл полы. Заглянул в платяной шкаф. Он был непривычно пустоват. Кроме моих вещей на плечиках сиротливо висел старенький халат Милы и несколько поношенных вещей. Вид старых вещей навеял на меня тоску. Я выдвинул ящик в тумбочке. В нем ворохом лежала стопка денег. Денег было много, слишком много. Я пересчитал стопку. Сумма приблизительно равнялась моей зарплате за два года. Тоска усилилась, переходя в отчаяние.

- Что я наделал, зачем я отпустил ее?

Оставшееся до дежурства время я провалялся в одежде на кровати, терзаясь сомнениями и проклиная себя за глупость. Перед дежурством, затолкал в себя остатки пиццы из холодильника, не разогревая ее в микроволновке, слепил несколько бутербродов с сыром, заварил кофе в термос и пошел на службу. Это было худшее дежурство в моей жизни. Всю ночь я рисовал себе разные страшилки, терзаясь от ревности и отчаяния. Сменившись, я едва добрел до кровати и провалился в спасительный сон.

Звонок завхоза разбудил меня в третьем часу дня. Предстоял ремонт очередной квартиры. Звонку я обрадовался, ничто так не отвлекает от тяжких раздумий, как физическая работа. Мила позвонила мне через два дня, уже из Москвы. Голос был звонкий и возбужденный.

- Я уже в Москве, Поручик! Папа меня встретил, мы наняли машину для перевозки вещей, и сейчас с папой и дядей Колей выезжаем домой. Тебе от всех привет! Я позвоню тебе, когда приедем домой, и я отосплюсь. Ну, все, пока, я тебя целую. Нам надо выезжать.

- Я тебя люблю и очень скучаю, - только и успел сказать я в трубку. Но настроение резко улучшилось. И чего я все выдумываю и зря себя накручиваю?

Чтобы время летело побыстрее, я старался нагрузить себя работой до отказа. Мила позвонила мне через три дня.

- Как хорошо дома, Поручик, если бы ты только знал! - услышал я ее бодрый голос. - Мы все живы-здоровы, чего и тебе желаем, бросал бы ты все и возвращался домой. А я сегодня вечером устраиваю девичник в своем ресторане для подруг, не ревнуй, я ни с кем танцевать не буду. Мы проболтали минут пять, вернее, говорила Мила, а я жадно слушал ее далекий и такой родной голос, после чего она отключилась, пообещав позвонить через недельку. Позвонила она через четыре дня и сообщила, что собирается в Питер, к Ольге, обещая позвонить мне уже оттуда. Звонок из Питера застал меня на дежурстве в самый разгар рабочего дня. Я в этот время говорил по городскому телефону с очередным французом. Нагло сказав: "момент", я повесил городской телефон на ожидание и включил сотовый.

- Привет, Поручик! Я в Питере, если бы ты знал как здесь здорово и весело, ты не сидел бы в этом своем дремучем посольстве. А ты скучай, скучай, так тебе и надо! Не слушаешь жену. Ой, ну ладно, за нами с Ольгой уже такси приехало, я тебе еще как-нибудь позвоню. Пока. - Телефон отключился, а я не успел сказать ни слова. Липкие, холодные щупальца ревности вновь сдавили мне грудь.

Пришлось возвращаться к ожидавшему на линии французу. Постепенно работа захватила меня, и ревность уползла, спряталась в груди, где, свившись кольцами, затаилась.

На этот раз, я ждал заветного звонка больше недели. Телефон превратился для меня в особо охраняемое божество, я боялся расстаться с ним даже на секунду. Наконец, на восьмой день я не выдержал и сам набрал номер Милы. После долгих и длинных гудков автомат выдал казенную фразу: "Абонент не отвечает или находится вне зоны действия сети". В течение дня я раз двадцать набирал номер Милы, телефон упорно не отвечал. Мысли одна страшней и нелепей другой лезли мне в голову. Я не выдержал и набрал домашний телефон тестя.

- Что-то случилось, Андрей? - спросил тесть, после того, как мы поздоровались.

- Видимо, да. Телефон Милы не отвечает и она не звонила мне больше недели. Может быть, потеряла телефон или сменила номер?

- Не думаю, я только вчера разговаривал с ней, номер был прежний, ты можешь подождать минуту, я попробую набрать ее по сотовому.

Минута показалась мне вечностью. Наконец тесть отозвался.

- Она ответила, у нее все в порядке, сказала, что очень занята и перезвонит тебе, как только будет посвободнее.

- Спасибо, Виктор Степанович, камень с души сняли, - поблагодарил я тестя и мы распрощались.

На самом деле я нагло и беззастенчиво соврал. Каменюга на душе увеличилась до размеров небольшой планеты. Выходит, Мила просто не хочет разговаривать со мной. Неужели я ее чем-то обидел, сам того не зная. Она и раньше любила играть в молчанку, когда за что-то обижалась на меня.

- Боюсь, приятель, произошло то, чего мы опасались, и чего не трудно было предсказать. Ты ее теряешь или уже потерял, - задумчиво произнесло Самолюбие.

- Так что же мне делать, черт побери?

- Опять-таки ничего, попытайся сохранить хотя бы чувство собственного достоинства. Ты же не можешь бросить все, вскочить на самолет и на коленях умолять ее вернуться? Если ты забыл, на военном языке это называется дезертирство.

- А если я упрошу шефа дать мне недельку по семейным обстоятельствам, полечу к ней и попробую все наладить? - Ты же достаточно хорошо знаешь свою жену, если она что-то решила, ее не свернуть, так что, наберись терпения и жди. Может быть, еще все и образуется. Ведь если не уговоришь, меня калекой сделаешь.

Совет Самолюбия был более чем сомнительным, но за неимением лучшего я решил выждать. Прошло две недели, за это время я, плюнув на Самолюбие, делал многократные попытки связаться с Милой, которые ни к чему не привели. Недели через две раздался звонок на сотовый и высветился номер тестя.

- Алло, - осторожно сказал я в трубку.

- Здравствуй, Андрей, это Виктор Степанович, - тесть в трубке закашлялся, - даже не знаю, с чего начать...

Нерешительность, столь несвойственная тестю, сразу рассказала мне обо всем, душа провалилась в темную бездну.

- В общем, Андрей, крутить не буду, Мила подала заявление на развод. Как мы ее с матерью не уговаривали, уговорить не могли. Я даже денег ее грозил лишить. К сожалению, она упрямая, в меня. Говорит, что вы слишком разные, и интересы в жизни у вас разные. Эх, молодежь, молодежь, не жалеете вы нас, стариков, прямо души рвете, ребеночка бы вам надо было завести.

- Так я сразу же был "за", Виктор Степанович, не от меня зависело.

- Настоять надо было, мужик ведь. Эх, да что теперь шашкой махать. Попросила она меня, тебя попросить..., тьфу, запутался совсем. Короче, просит прислать письменное согласие на развод, чтобы развели побыстрее, детей-то у вас нет.

Обида, отчаяние, злость ледяным капканом стиснули мне горло.

- Я вышлю такое согласие, Виктор Степанович, - официальным голосом ответил я тестю.

- Спасибо, что не отказал. Да не серчай ты на старика, если бы ты знал, как я расстроен. Нравился ты мне..., эх, да что там. Андрей, денег от меня возьмешь? - "от меня", тесть подчеркнул.

- Не возьму, Виктор Степанович.

- Эх, так я и думал. Ты наш разговор в катере помнишь? Все остается в силе. Как вернешься, позвони, я слов на ветер не бросаю, помогу на ноги встать.

- Спасибо, Виктор Степанович, - поблагодарил я тестя и прервал тягостный для обоих разговор.

Буря, бушевавшая у меня в груди, требовала выхода. Был вечер, завтра у меня был свободный день. Я достал из холодильника едва початую бутылку водки и поставил на стол. Извлек из шкафа старенький халат Милы, еще хранящий запах ее тела, и повесил его на стул напротив себя. Налил водку в две рюмки, одну поставил перед халатом и накрыл куском хлеба.

- Ну, что, Миленький, - произнес я, обращаясь к халату, - отпразднуем поминки по нашей любви?

- Ты бы не усугублял, к чему эта театральщина, - ввязалось Самолюбие.

Пришлось послать его далеко и надолго.

- Давай выпьем за наше бывшее знакомство, Миленький. Помнишь, как мы познакомились в ресторане? А наш первый танец помнишь? Тогда ты первый раз назвала меня Поручиком. Теперь, никто больше не назовет меня так. А твои приезды на заставу и наши поцелуи помнишь? А наш медовый месяц в Сочи, кровать с ангелочками, ту скамейку в сквере помнишь? А колбасу, колбасу? А тот вечер, когда у тебя случился первый оргазм, и ты плакала у меня на груди, требуя, чтобы я поклялся не бросать тебя никогда-никогда? Мы же были с тобой одним целым. Одним восторженным, ликующим и всепобеждающим целым. Почему мы не сберегли, растеряли, растратили свою любовь? Утопили ее в мелких ссорах и обидах, перетерли в жерновах самолюбий? Почему любовь не вечна и почему так больно, когда она уходит? Почему? Почему? Почему?

Содержимое бутылки таяло, закусывал я собственными слезами, стесняться мне было некого, разве что, старенького халата. Сколько я так просидел, не знаю, с трудом помню, как дополз до кровати. Такого количества водки, да еще без закуски, я не пил никогда. Проснулся я от сухости во рту. Пошатываясь, добрел до холодильника и приложился к бутылке с минералкой. Голова гудела. И дальнего далека, вернулось Самолюбие.

- Да, приятель, распустил ты вчера нюни, тошно было смотреть. Приводи себя в порядок, а то перед людьми стыдно будет, а потом, ты кое- что обещал тестю.

Не было сил даже на то, чтобы послать Самолюбие еще дальше, чем вчера. Деваться было некуда, и я, сначала вяло и с трудом, затем все интенсивнее стал делать зарядку. Почти часовая физическая нагрузка пошла мне на пользу, а свежезаваренный кофе прогнал остатки похмелья из моей головы. Завершив утренний туалет и надев костюм, я направился в консульский отдел посольства. Консул был свободен и жестом указал мне на стул у своего стола. - Что у тебя стряслось, Андрей, видок-то у тебя не слишком жизнерадостный?

Не слишком вдаваясь в подробности, я ввел консула в курс дела.

- А ты не горячишься? Может, стоит подождать, тебе же только что продлили командировку на год. Могут быть проблемы. А так, годик как-нибудь протянешь, домой вернешься, там и разведешься.

- Жена год ждать не будет, детей у нас нет, так что, разведут нас по любому, и без моего согласия.

- Это верно, ну смотри, тебе решать. - Консул протянул мне лист бумаги и продиктовал текст.

- Поставь дату и распишись, - он пробежал глазами текст и заверил его своей подписью, - иди к Томочке, она поставит печать и отправит заказным письмом.

Делопроизводитель и секретарь консульского отдела, Томочка, появилась в посольстве недавно, месяца три назад, сменив усталую, печальную женщину лет сорока. В числе прочих, в обязанности Томочки входила отправка писем в Россию и продажа почтовых принадлежностей. Раз в неделю, Томочка упаковывала скопившиеся письма в отдельную вализу, которую дипкурьеры вместе с диппочтой увозили в Россию и сдавали на Главпочтамт, далее письма следовали обычным порядком. С развитием сотовой связи любовь сотрудников к эпистолярному жанру сильно уменьшилась, но с появлением Томочки, усилилась вновь, и достигла небывалых высот, естественно, среди мужской части посольской колонии.

Томочке было лет двадцать шесть. Это была невысокая миловидная брюнетка с круглыми карими глазами и короткой, мальчишеской стрижкой. Но не глаза были главной отличительной чертой Томочки, а выдающийся, прямо-таки чудовищных размеров, бюст. При относительно тонкой талии этот бюст убивал посольских мужиков прямо наповал. Зная это, Томочка носила белоснежные блузки с глубоким вырезом, позволяя желающим разглядеть большую часть ее выдающихся достоинств. Естественно, что посольские мужи частенько заглядывали к Томочке, чтобы прикупить марку или конверт, конечно в одном экземпляре, а заодно, поболтать с ней и полюбоваться ее достоинствами.

Пройдя в секретарскую, я поздоровался с Томочкой и протянул ей бумагу. Она пробежала глазами текст. - Да, дела, тебе посочувствовать или, может, поздравить?

Я вяло пожал плечами. Томочка поставила гербовую печать, упаковала мое согласие в конверт, наклеила марки для заказного письма и назвала мне стоимость услуги. Расплатившись, я покинул консульский отдел. Предстоял нелегкий разговор с шефом.

Как и ожидалось, на новость в изменении моего семейного положения, шеф отреагировал с глубоким прискорбием.

- Да, Андрей Николаевич, создал ты ситуацию. Ведь еще месяца не прошло, как тебе продлили командировку, раньше не мог как-то этот вопрос решить? И что же теперь делать? Здоровому молодому мужчине целый год находиться здесь без жены..., ведь проблемы могут быть? - проблемы шеф не любил. - Даже и не знаю, как быть, надо с руководством посоветоваться.

- Я готов к любому решению, товарищ полковник.

- Ладно, иди, работай, я тебя вызову.

Вечером меня разыскал завхоз.

- Андрей, Посол принял решение дать тебе доработать третий год. Так что, не вешай нос, в жизни все бывает. И надо же мне было посоветовать тебе, отправить жену в отпуск!

- Спасибо за поддержку, Николай Григорьевич, чему бывать, тому не миновать. Рано или поздно, все равно бы это случилось.

На следующий день я дежурил с утра. Шеф зашел ко мне в дежурку и официально сообщил мне решение Посла.

- Только уж, Андрей Николаевич, ты смотри, не подведи.

Глава четырнадцатая

На этом, служебный инцидент с разводом был исчерпан, служебный, но не душевный. Я продолжал копаться в себе и винить себя в том, что потерял Милу. Но время и работа - хорошие лекари. Постепенно, острота утраты стала притупляться. Как-то произошел довольно забавный случай, вернее, забавным он мне показался потом. С вечера, завхоз, узнав, что день у меня свободен, попросил меня обслужить небольшой обед. Метр приболел, и посольский врач отстранил его от обязанностей. Событие было рядовым, обед был всего на двоих, наш Посол принимал своего испанского коллегу.

Часов в двенадцать я, надев по обыкновению черные брюки и белую рубашку, был на малой кухне. Облачившись в белую куртку метра и нацепив бабочку, я заглянул на кухню. "Дядя Федор" в этот момент наливал себе второй полтинничек водки. В течение дня, "дядя Федор", по обыкновению, выпивал четыре таких полтинничка, два до обеда и два после. Поскольку полтиннички никак не отражались на его работоспособности и искусстве кулинара, все закрывали глаза на его маленькую слабость.

- О, Андрюха, привет! Махнешь полтинничек? - приветствовал меня "дядя Федор"

Я отрицательно помотал головой.

- Андрюша мальчик приличный, он на работе не пьет, не то, что некоторые, - подала голос жена повара.

Стоя за разделочным столом, она, с искусством ювелира, готовила десерт из дыни. Вырезав из дыни две четвертинки так, чтобы между вырезами осталась тонкая полоска, которая превратилась в ручку для изящной корзинки, она аккуратно вычистила дыню от семян и украсила края корзинки мелкой резьбой. Затем круглой острой ложечкой стала вырезать из мякоти дыни круглые шарики и укладывать их на тарелку. Когда вся мякоть из корзинки была извлечена, она стала укладывать вырезанные шарики обратно в корзинку, перемежая их с ягодами крупной клубники. Получалось очень красиво. Часть шариков наиболее неправильной формы в корзинку не вошла, и мастерица подвинула тарелку ко мне.

- Угощайся, Андрей, а то ведь все равно выбрасывать.

От дыни я не отказался.

- А что с метром? - поинтересовался я.

- Что, что, - проворчал "дядя Федор", - знаешь, есть такая болезнь, мигрень. Это, когда жрать охота, а работать лень.

- Да, что ты Федор все на человека нападаешь, простудился он, насморк, доктор ему работать запретил, - заступилась за метра жена повара.

"Дядя Федор" орудовал у другого разделочного стола. Мастерски разделав трехкилограммового судака, он отделил филе от костей и порезал на порции для будущего заливного. Заливное делалось впрок, и хранилось в холодильнике. Он уложил порции рыбы в кастрюлю, залил небольшим количеством воды и поставил на огонь. Я с интересом наблюдал за его действиями. Вода быстро закипела и "дядя Федор" убавил огонь. Минут через семь, он аккуратно вытащил из бульона сварившиеся куски рыбы и извлек из холодильника стограммовую банку черной икры. Ловко вскрыл ее и одним движением опрокинул в кастрюлю. Я остолбенел. Тем временем, он, шумовкой стал снимать пену из кастрюли вместе с моментально сварившейся черной икрой.

- Ни фига себе! - прокомментировал я его действия.

- При варке судака, бульон получается мутный. Для того чтобы осветлить его лучше всего использовать черную икру, - назидательно объяснил "дядя Федор", - икра сворачивает свободный белок в бульоне и все вместе выбрасывается, а бульон становиться прозрачным. Кроме того, икра придает вкус бульону.

- А чем-нибудь другим, подешевше, ее заменить нельзя? Ну, например, красной?

- Можно, но вкус красной икры плохо сочетается со вкусом судака. Можно осветлять куриным белком, но он неважно сворачивает муть и совсем не придает вкуса.

Я только головой покачал, удивляясь кулинарным изыскам. Между тем, до начала обеда оставалось полчаса, и я пошел сервировать стол. Дело, для меня, было уже привычным. Я водрузил в центре стола десерт из дыни, на некотором расстоянии от него поставил небольшие цветочницы, расставил по ранжиру рюмки, разложил столовые приборы, налил в большие фужеры минеральную воду. Вскоре, в обеденном зале появился Посол с испанским коллегой, наш Посол был в обычном костюме, а на испанце был смокинг. Обед начался.

В рюмку для водки нашему Послу я налил воду, он практически не пил спиртное, а в рюмку испанца, водку, незаметно поменяв бутылки. Фокус был несложным, и я уже проделывал его много раз. Затем, стал подавать закуски. Перед горячими блюдами, я откупорил бутылки с красным и белым вином и плеснул по капле того и другого в бокалы Посла. Тот сделал вид, что попробовал и кивнул мне головой. Я наполнил вином бокалы обоих. Все шло по плану, я подавал и раскладывал блюда, которые выставлял "дядя Федор" на раздаточный стол. Посол и испанец общались на французском, я особо не прислушивался.

Обед подходил к концу, довольный гость заметно расслабился. Подошел черед подавать фирменный пломбир "дяди Федора". Он поставил мельхиоровые криманки с шариками пломбира на раздаточный стол и щедро полил их клюквенным сиропом. Я унес их на сервировочный столик, взял одну из криманок и понес ее испанцу, тот в это время травил какой-то древний анекдот с длинной бородой. В момент, когда я вознамерился поставить криманку перед испанцем, тот, вдруг, резко всплеснул руками и выбил ее у меня из рук. От удара, криманка взмыла вертикально вверх сантиметров на сорок, а затем, подчиняясь законам гравитации, устремилась вниз, на хорошо выглаженные брюки испанца. Мне удалось подхватить ее за ножку на уровне его груди. Но, предательница гравитация выплеснула крупную каплю ярко красного сиропа на белоснежную, вышитую рубашку испанца. Смотрелась капля очень красиво. Я застыл в оцепенении с криманкой в руке. Мелькнула мысль аккуратно снять каплю кончиком ножа, но испанец меня опередил. Он попытался промокнуть ее салфеткой, и вместо капли на рубашке образовалось огромное ярко красное пятно. Стало еще красивее. Я продолжал находиться в ступоре, не зная, что предпринять. Первым, опомнился, чертов испанец.

- Что же вы стоите, юноша, поставьте, наконец, мой десерт на место, я непременно хочу его попробовать, ведь о русском мороженом в Париже ходят легенды.

Я, со второй попытки, поставил криманку перед испанцем, и, бормоча извинения, удалился на кухню. Мороженое было последним блюдом обеда. Осталось только дождаться заслуженного разноса. После подобных мероприятий, Посол всегда заглядывал на кухню, благодарил или делал замечания. "Дядя Федор" на мои злоключения отреагировал философски.

- Не переживай, Андрюха, перемелется, мука будет.

Посол заглянул на кухню минут через десять. Он улыбался.

- Ну и реакция у вас, Андрей Николаевич, прямо-таки нечеловеческая, как же вы исхитрились ее поймать? А испанцу, поделом. Вы ему за меня отомстили. Недавно, у него на приеме, их метрдотель томатным соком безнадежно испортил мой новый фрак.

Воистину, пути господни неисповедимы.

Потянулись однообразные, наполненные работой, дни. Тоска по Миле, из ежесекундной, становилась ежеминутной, потом ежечасовой, ежедневной. Сердце постепенно обрастало ледяной корочкой. Ко мне вернулись эротические сны юности. Снилась всякая абракадабра, Мила, почему-то, не снилась. Месяца через полтора, после того, как я отправил согласие на развод, позвонил консул.

- Андрей, зайди к Томочке, забери бумаги о разводе.

Томочка протянула мне бумаги и журнал выдачи документов. Расписавшись в журнале, я покинул консульство. Дома, без особого интереса осмотрел свидетельство о разводе. Было все ясно и без него. Правда, в глубине души, я еще тешил себя слабой надеждой, что по возвращении попытаюсь восстановить отношения с Милой, но и сам всерьез не верил в это. Вздохнув, я занялся чисткой картошки на ужин, захотелось жареной картошечки. Картошка уже скворчала на сковородке, когда в дверь позвонили.

- Войдите, не заперто! - от кого мне было запираться? Я подошел к двери.

Дверь открылась и в комнату, слегка тесня меня своей знаменитой грудью, вошла Томочка.

- Ух, как у тебя вкусно пахнет! А меня тоска взяла, выпить захотелось, а не с кем, не с мымрой же моей пить. Не выгонишь?

Мымра - это соседка Томочки по квартире, главбух посольства, пожилая суровая женщина, которую, по слухам, побаивался даже Посол. Поговаривали, что у нее в Москве осталась сноха с внуком, а сын погиб в автокатастрофе. Удивительно, но "мымра" относилась ко мне весьма благосклонно, и я узнавал, какие работы центр разрешил оплатить, иногда раньше завхоза. Должно быть, я напоминал ей сына. С Томочкой они делили на двоих маленькую посольскую двушку.

Томочка протянула мне пакет с бутылкой.

- Вот, еще от "прописки" осталось.

В пакете было полбутылки виски "Джонни Уокер" с красным лейблом. Я подвинул Томочке стул. Картошка была готова, я разложил ее по тарелкам, достал и открыл банку оливок, сыр и ветчину. Немудрящая трапеза была готова. Плеснул виски в стаканы, от содовой Томочка отказалась.

- Ну, будем здоровы! - взяла на себя инициативу Томочка.

- Это ведь вторая моя командировка, - поведала Томочка, - я три года в Бельгии отработала, в Брюсселе. В Париже, конечно, веселей и колония побольше. А только все равно тоска иногда берет. К нам ведь, одиноким, знаешь, как относятся. Мужики - пялятся, бабы - косятся, бояться что отобьем. И чего греха таить, иногда случается. Вот мне в Бельгии, чуть-чуть не повезло. Был там второй секретарь, сельхозник, жена у него приболела, в Россию вернулась, да вскорости умерла от рака. А второй-то, ничего мужик, представительный был. Пока я по-молодости раздумывала, подружка, Варька, стерва тощая, к нему первая в постель запрыгнула. И осталась я с носом. Теперь она дипломатша, фу-ты, ну-ты. Ну, ничего, еще не вечер! Давай, еще по одной, что ли.

Томочка плеснула виски в стаканы, мы выпили, и она продолжила.

- Ты меня осуждаешь, наверное, мол, любовь должна быть и все такое. А куда мне деваться, если в Москве у меня казенная комнатуха в мидовской общаге в два раза меньше вот этой, самой мне даже на однушку с моей зарплатой за двадцать лет не заработать, а мне уже двадцать шесть и помогать мне некому. Ты меня извини, конечно, я к тебе не свататься пришла, хотя парень ты нормальный, ты для меня не вариант, мне нужна рыбка покрупнее. Вот только, тоска одолела. И вообще, что мы сидим?

Томочка встала, обошла небольшой обеденный стол, за которым мы сидели, и опустилась передо мной на колени. Ловко расстегнула ремень у меня на джинсах и вжикнула молнией. Мой приятель, освобожденный из плена, отреагировал мгновенно.

Минет, Томочка делала с глубоким знанием дела и с видимым удовольствием. У Милы, когда мы с ней экспериментировали в медовый месяц, так не получалось. Буквально через три минуты мой приятель сдался и взорвался во рту у Томочки. В два глотка Томочка проглотила подарок, встала и запила проглоченное остатками виски из стакана. Затем неторопливо стала расстегивать блузку на своей знаменитой груди. Я последовал ее примеру. Раздевшись, Томочка повернулась ко мне и, поддерживая ладонями свои сокровища, гордо продемонстрировала их мне.

- Шестой размер!

Больше мы не разговаривали. Приятель мой уже восстановился и мы с Томочкой честно и добросовестно прошлись почти по всей Камасутре, иногда делая перерывы. Томочкины сокровища меня не столько возбуждали, сколько мешали. После юркой и гибкой Милы, такое обилие плоти в постели несколько обескураживало. К тому же, выяснилась одна не слишком приятная деталь. Томочка, во время секса жутко потела и хотя пот никак не пах, ее влажные груди забавно хлюпали, мешая мне сосредоточится на главном.

Прокувыркались мы больше часа и, наконец, вытянулись на постели в полном изнеможении. Некоторое время мы лежали рядом молча, думая каждый о своем. Минут через пять Томочка встрепенулась.

- Надо идти, а то с мымрой объясняться придется. Можно, я у тебя сполоснусь?

- Конечно.

Она встала и направилась к душевой, но сделав два шага, вернулась.

- Ты супер, - наклонившись надо мной, сказала Томочка и чмокнула меня в щеку.

- Ты тоже, - как эхо повторил я.

Наши взаимоотношения с Томочкой продлились около трех месяцев. По настоянию Томочки мы соблюдали полную конспирацию. Квартира моя была расположена очень удачно. В силу конструктивных особенностей здания она была единственной на втором этаже в нашем подъезде. Я дал Томочке ключ, и она навещала меня два - три раза в неделю, сообразуясь с графиком моих дежурств. На людях мы не общались, внутренней связью не пользовались, а Большой Брат если и прознал про наши отношения, то не придавал им значения. Да и в самом деле, что плохого в том, что два одиночества скрашивают жизнь друг другу. Томочка оказалась неплохим товарищем, сама в душу не лезла и исповедями не надоедала. Однако, секс без любви с одним и тем же партнером, какими бы достоинствами он не обладал, довольно быстро приедается. К концу третьего месяца я стал уже тяготиться нашими отношениями и обдумывал способы как их прекратить, не обидев Томочку. Как обычно у меня бывает, помог случай.

В посольстве разразился скандал, один из тех, что с завидной периодичностью возникают в замкнутых коллективах и которые так не любит Большой Брат. Второй секретарь посольства из отдела науки (опять второй!) застал свою жену с разгонным водителем посольства Лешкой Ромашкиным в гараже, на заднем сидении "Пежо", в весьма и весьма недвусмысленных позах. Специально он выслеживал жену или наткнулся случайно, об этом история умалчивает. Несмотря на то, что второй секретарь носил очки, ботаником он не был, и вместо того, чтобы разобраться в пикантной ситуации по-тихому, он изрядно расквасил Лехе нос и поставил здоровенный фингал неверной супруженице.

Дело обрело широкую огласку. К тому же, оскорбленный супруг требовал немедленного развода. Виновнику скандала пришлось срочно паковать свои вещи и его с семьей первым же самолетом отправили в Россию. Неверной жене на сборы дали три дня и, поскольку вещей у нее накопилось много, отправили на поезде. Провожать изменщицу дипломат не пожелал и эту печальную миссию поручили мне. Вместе с коллегой мы загрузили коробки в купе. Любвеобильная дама в больших солнцезащитных очках сидела на полке у окна, демонстративно отвернувшись от нас. Закончив погрузку, я пожелал даме счастливого пути. - Все вы козлы! - не оборачиваясь, ответствовала мне дама вместо благодарности.

Вечером появилась Томочка.

- Знаешь, Андрей, - несколько смущаясь, сказала Томочка, - я сегодня не останусь. И вообще..., ну, ты понимаешь, такой случай подворачивается не часто, грех упускать, так, что я больше не приду, не обижайся.

Я заверил Томочку, что все понимаю, обиды не держу и желаю ей удачной охоты. На прощанье она обозвала меня классным другом и поцеловала в щеку. Когда она ушла, я вздохнул, немножко облегченно, немножко грустно.

Глава пятнадцатая

За полгода до окончания командировки меня внезапно прихватил приступ аппендицита. Произошло это на дежурстве, у меня к обеду резко подскочила температура и появилась тошнота. Посольский врач моментально поставил диагноз, я вызвал подмену и меня с врачом на машине увезли в Красный Крест. Французский доктор подтвердил диагноз и уже через десять минут я вдыхал пары усыпляющего газа. Очнулся я в двухместной палате. Наш доктор был рядом.

- Все прошло в штатном режиме, мы вовремя приехали. Здесь, обычно, долго не держат, через пару дней должны выписать. Так что, выздоравливай, я тебя завтра навещу.

Доктор не угадал. Ломка после наркоза и боль в голове прошли через пару часов. Я даже встал и ознакомился с комнатой для умывания. В палате я был один. А вот к вечеру, состояние резко ухудшилось. Поднялась температура, низ живота покраснел и распух. Потерпев, сколько было можно, я нажал кнопку вызова. Взглянув на градусник, пожилая медсестра-испанка, опрометью кинулась в ординаторскую. Минуты через три появился доктор, вернее докторица, миловидная девица моего возраста. . - Дениз, - представилась она мне, - это я вас оперировала.

Взглянув на мой живот, она отослала сестру за инструментами.

- Понимаете, месье, к сожалению, так бывает. Девять операций проходят нормально, а на десятой происходит абсцесс, при тех же самых одинаковых условиях.

- Наверное, этот абсцесс произошел у меня потому, что я должен был познакомиться с вами, мадмуазель, - соорудил я не слишком уклюжий комплимент.

- Не думаю, месье, и к тому же, я - мадам.

Принесли инструменты, Дениз аккуратно вскрыла мне шов. Никогда не думал, что столько дряни может скопиться у меня в животе. Уж не простыню ли там забыли. Но сразу стало легче. Дениз промыла рану и вставила дренаж. - Придется вам у нас задержаться, месье, минимум на неделю.

Приставать далее к замужней женщине я не стал. Наступила ночь, мне не спалось, вероятно, выспался во время наркоза. Посреди ночи мне подселили соседа, пожилого француза с синим, как у покойника, лицом после наркоза. Вероятно, и у меня после операции был видок не краше. Незаметно я уснул, а проснулся, когда принесли завтрак. Мой сосед очнулся и слегка порозовел. После завтрака мы познакомились.

- Андрей Зимин, - представился я, - аппендицит.

- Огюст Бернье, - кривясь от боли, представился сосед, - мне только что достали здоровенный булыжник из желчного пузыря, ультразвуком его раздолбить не смогли. Если не возражаете, месье, поговорим потом, чертовски болит этот проклятый пузырь.

Я кивнул и оставил француза в покое. Часам к одиннадцати появился посольский доктор, в сопровождении завхоза. Завхоз положил на тумбочку фрукты и коробку грильяжа в шоколаде.

- Небольшое осложнение, Андрей, - утешил меня доктор, - придется задержаться.

Немного поболтав, они покинули меня, завхоз, как всегда, спешил. Перед обедом к соседу пришла жена, высокая стройная брюнетка лет сорока пяти с красивым, хорошо сохранившимся лицом. Чтобы им не мешать, я поковылял в коридор.

Побыв минут двадцать, жена соседа покинула палату, я вернулся и улегся на кровать. Через несколько минут нам принесли обед. Во французской больнице к обеду прилагалась двухсотграммовая бутылочка красного вина.

- Не вздумайте пить эту гадость, - воскликнул мой сосед, когда я вознамерился откупорить вино, - у меня есть кое-что получше.

Кряхтя, он нагнулся и достал из прикроватной тумбочки бутылку вина "Вье Бордо".

- Люди сами выбирают себе болезни, мой юный друг, моя - от пристрастия к содержимому в этой бутылке. Хвала Господу, я наконец-то избавился от этого проклятого камня. - Сосед открыл бутылку и наполнил мой стакан.

- За вынужденное, но приятное знакомство, - провозгласил тост месье Бернье.

Обед проходил в теплой, дружественной обстановке.

- Судя по небольшому акценту и фамилии, вы русский, мой юный друг?

- Да месье, я сотрудник русского посольства.

- А я портняжка, месье Андрэ, всю свою жизнь проработал кутюрье по дамским туалетам у Диора и только совсем недавно вышел на пенсию.

- У вас красивая жена, месье Бернье, выглядит как модель.

- Вы наблюдательны, мой юный друг, она и в самом деле была манекенщицей и оставила эту работу лет пять назад. Наш брак был поздним, а до этого, я вовсю наслаждался холостой жизнью. А вы женаты, юноша?

- Был, месье Бернье, мы с женой развелись несколько месяцев назад.

- Все, что не делается, к лучшему, месье Андре, поверьте мне, старику. А потом, юноша, с вашей внешностью у вас наверняка не будет недостатка в женщинах.

Старое Бордо было тягучим и терпким, букет был просто отменным. Я открыл коробку с грильяжем и угостил француза.

От конфет сосед пришел в полный восторг.

- Знаете, мой юный друг, я по-наивности, думал, что наши шоколатье, лучшие в мире. Но сейчас вижу, что это не так. Ведь эти конфеты сделаны в России? Какой совершенный, неповторимый, изысканный вкус!

Я протянул коробку соседу.

- Возьмите месье Бернье, я не любитель сладкого.

Француз поблагодарил и плеснул еще вина в стаканы. Вино развязало ему язык, и он стал рассказывать забавные случаи, связанные с его профессией модного портного. Среди его клиенток было немало особ королевской крови и мировых звезд кино и эстрады.

- Меня всегда поражала баснословная стоимость таких туалетов, месье Бернье, - сказал я соседу, когда он, сделав паузу после очередного рассказа, ненадолго замолчал.

- Что вы хотите, мой юный друг, ведь мы даем гарантию на то, что платья подобного фасона никогда не существовало прежде. Такую же гарантию мы даем и на ткань, из которой шьется туалет. А вы представляете, сколько будет стоить вновь разработанная оригинальная ткань, которой изготовлено всего десять метров? Правда, бывают случаи воровства фасонов и тканей и тогда возникают грандиозные скандалы. Клиентам выплачиваются огромные суммы в качестве неустойки, поэтому, друг мой, мы храним свои секреты строже, чем это делают военные.

Нашу болтовню прервала сестра, пришедшая сделать нам перевязки. После ужина, я захотел посмотреть последние известия и осведомился у соседа, не помешает ли ему телевизор. Телевизор в палате был платный, для того, чтобы его включить, надо было опустить монету в приемник. Одной монеты хватало на час. Француз не возражал, но когда я вознамерился опустить монету в приемник, остановил меня.

- Дайте-ка мне монетку, - попросил месье Бернье.

Он ловко выдернул нитку из края простыни и, обвязав ею монетку по ребру, осторожно опустил ее в приемник автомата. Телевизор включился, а на табло приемника стали отсчитываться минуты.

- Вуаля! - торжествующе воскликнул сосед, чрезвычайно довольный своей проделкой. - Наше министерство финансов не обеднеет, хватит ему и тех налогов, которые мы ему платим.

За несколько минут, до истечения часа работы телевизора, он приподнял монетку за нитку. Телевизор погас, а когда монетка опустилась вновь, включился, а цифры на табло автомата обнулились.

С веселым стариканом я пролежал в палате еще пять дней. Дела у обоих шли на поправку. Расставаясь с соседом, мы обнялись, пожелав друг другу здоровья. Он вручил мне свою визитку.

- Обязательно навестите старика, мой юный друг. Я угощу вас самыми лучшими в Париже виноградными улитками, которые подают в кафе, рядом с моим домом.

В посольстве меня ждала приятная новость. Шеф объявил мне, что из Центра пришла телеграмма, в которой сообщалось о присвоении мне очередного звания - капитан. Ну, об этом событии я вам уже рассказывал. Повседневная жизнь водоворотом дел вновь охватила меня. Разговорившись, с вновь прибывшим из штаба моего родного округа прапорщиком, узнал новость, меня опечалившую.

- У твоей бывшей жены, Андрей, девичья фамилия была Коржик? Ты слышал, что она вновь замуж вышла? За сына какого-то крупного финского лесопромышленника. Свадьба была - весь Питер гудел! На Авроре справляли. По ящику показывали и в газетах писали. Так что, она теперь, какая-то там, лайнен, я фамилию не запомнил.

Это известие, не то, чтобы потрясло меня, но серьезно огорчило. В глубине души я еще призрачно надеялся по приезду домой попытаться восстановить отношения с Милой. Теперь этим надеждам пришел конец.

Ее Величество Фортуна, видимо решив, что неприятностей с меня достаточно, преподнесла мне и хороший сюрприз. Во время очередного разговора с мамой, а я связывался с ней по телефону примерно раз в месяц, она сообщила мне сногсшибательную новость. Моя любимая тетушка наконец-то устроила свою личную жизнь, вышла замуж за голландского тренера по футболу и переехала к нему в Голландию на постоянное место жительства. К тому же, она подписала выгодный контракт и стала вторым тренером женской сборной Голландии по волейболу. На радостях, тетя переоформила на меня не только свою квартиру в Москве, но и принадлежащий ей гараж во дворе дома, вместе с почти новеньким жигуленком четвертой модели. Хотя я и раньше считался москвичом, так как был прописан на квартире у тети, теперь я становился им практически, имея собственную квартиру.

Время бежало быстро. До конца командировки оставалось месяца три, когда я озаботился проблемами собственного гардероба. Мои рабочие костюмы изрядно подносились, да и для дома надо было прикупить пару приличных костюмов. Проблема для меня была не слишком легкой и, поразмыслив, я решил обратиться за помощью к своему соседу по палате. Тем более, что все равно обещал его навестить. Моему звонку месье Бернье обрадовался.

- Мой юный друг, соседская кошка вполне обойдется без трех - четырех пескарей, которыми я почти ежедневно угощаю ее, выловив в Сене. Я с удовольствием помогу вам обновить гардероб.

Мы договорились о встрече, и на следующий день я без труда разыскал его на скамейке у старинного трехэтажного дома на пляс Мальзерб. Мы пешочком прошли на улицу Риволи и подошли к одной из многочисленных лавочек с одеждой.

- Это лавочка моей старинной подружки, - подмигнул мне месье Бернье.

В небольшой витрине стояли три манекена, облаченные в костюмы. Один из костюмов был сшит из джинсовой ткани и был пошит так, как это умеют делать только французы, никаких лейблов, бляшек и заклепок. Зато и куртка и брюки выделялись качеством кроя, являя собой скромную и выдержанную элегантность. Я невольно задержался у витрины, разглядывая джинсовый комплект, затем, вошел в лавку вслед за французом. Увидев его, хозяйка лавки, худенькая миловидная женщина лет пятидесяти, бросилась ему на шею.

- Ты совсем забыл о моем существовании, старый проказник, не зайдешь даже на чашечку кофе, - упрекнула его хозяйка.

- Мадмуазель Моник,- представил мне хозяйку, месье Бернье, - а это, мой юный русский друг, месье Андре, он хотел бы обновить свой гардероб.

Мадмуазель окинула меня быстрым, профессиональным взглядом.

- Золотой стандарт, - оценила она мою фигуру, - каковы ваши предпочтения, месье?

- Мне хотелось бы пару современных костюмов, но не ультрамодных, в спокойном, сдержанном стиле, один для парадных случаев и один повседневный. Ну, и несколько сорочек к ним и галстуков.

- Пойдем, Огюст, поможешь мне выбрать что-нибудь подходящее в подсобном помещении, а вы, юноша, поскучайте на диване, полистайте журналы.

Они вернулись, минут через пятнадцать, с ворохом костюмов. Мне пришлось изрядно потрудиться, меряя их. Наконец, мы единогласно остановились на двух. Темно-синем парадном костюме и сером, повседневном. Месье Бернье еще раз придирчиво осмотрел костюмы, прощупав каждый шов.

- Конечно, это не эксклюзив, но работа добротная. Такие костюмы шьются небольшими партиями по десять, пятнадцать штук.

К костюмам мадмуазель подобрала по три сорочки из голландского полотна разных цветов, пару традиционных галстуков и несколько шейных платков, которые нравились мне больше, чем обычные галстуки. Стоимость костюмов оказалась даже несколько меньше той, на которую я рассчитывал, и я попросил подобрать мне еще и пальто.

Месье Бернье одобрил строгое черное длинное пальто из кашемира. Расплатился я наличными. Перед уходом француз о чем-то пошептался с хозяйкой, она кивнула и попросила нас подождать еще минуту. Минута ушла у нее на то, чтобы снять джинсовый костюм с манекена.

- Это наш, с Моник, подарок, мой юный друг, - провозгласил месье Бернье.

- Я подогну брюки, отпарю костюмы и пришлю завтра с посыльным, оставьте адрес, месье Андре.

Я сердечно поблагодарил хозяйку, и мы покинули лавку. Предстояло подобрать еще туфли к костюмам и зимние сапоги. Дубленка у меня уже была, я купил ее в посольстве с дипскидкой, когда одна из меховых фирм устраивала там презентацию своих товаров. С покупкой обуви мы управились за час. Мой товарищ отвел меня к знакомому обувщику по соседству. Там мы подобрали две пары итальянских туфель ручной работы и утепленные мехом сапоги. Обувщик, по дружбе, сделал приличную скидку. Чтобы не таскаться с коробками по городу, мы занесли их к мадемуазель Моник и налегке вернулись на пляс Мальзерб.

- А сейчас, мой юный друг, мы отпразднуем нашу встречу в компании самых лучших эскарго рояль, подающихся к столу в Париже.

Королевские улитки, по большой порции которых мы заказали, были и впрямь выдающимися, и по размерам, и по вкусу. Они едва влезали в специальные щипцы, которыми полагалось держать раскаленную в духовке раковину. Мы с Милой иногда заказывали в кафе такую экзотику, но подобных здешним эскарго рояль, нам не попадалось. Конечно, не обошлось без бутылки Вье Бордо.

- Позвольте полюбопытствовать, мой юный друг, если это, конечно, не секрет, вы дипломат?

- Нет, месье, не стал скрывать я секрет Полишинеля, я военный, капитан, командую охраной посольства.

- Я так и подумал, месье Андре. Обратил внимание на вашу выправку, когда вы мерили костюмы, и потом, у вас на руке такие оригинальные часы с большой красивой звездой. Я коллекционирую наручные часы, но таких, мне видеть не доводилось. Хотя я слышал, что у вас, в России, научились делать хорошие часы. Вы не позволите мне взглянуть на них?

Я расстегнул браслет и протянул старику часы. Этими часами меня наградили в училище на третьем курсе, за победу в соревнованиях по стрельбе. Часы попались очень удачные и отставали в год не более чем на полторы минуты. Месье Бернье достал из кармана небольшую лупу и стал с любопытством разглядывать часы.

- А что это за надпись, на обратной стороне часов, - поинтересовался он.

- Там написано: "Курсанту Зимину - за отличную стрельбу", - объяснил я. Меня наградили ими в училище.

- Должно быть, вы очень дорожите этой наградой, мой юный друг, - сказал месье Бернье, возвращая мне часы.

- Теперь они ваши, дорогой месье, я дарю их вам в знак признательности, за ту помощь, которую вы мне оказали, - отвел я его руку.

- Я не могу принять их, месье Андре, ведь это ваша награда, впрочем, - он секунду поколебался и расстегнул браслет своих часов, небольшого изящного хронометра от Картье, в корпусе из белого металла, - мы ведь можем поменяться. Эти часы мне подарили друзья, когда я уходил на пенсию.

Часы старика, по стоимости, вероятно, намного превосходили мои, о чем я ему сказал и в свою очередь стал отказываться от его подарка. Но месье Бернье настаивал так решительно, что я, в конце концов, ему уступил и надел на руку его часы.

- Мне будет очень приятно, мой юный друг, осознавать, что мои часы находятся у вас, а ваши часы займут достойное место в моей коллекции.

Наш дружеский ужин закончился, и я едва уговорил месье Бернье, позволить мне расплатиться по счету. Проводив его до подъезда, мы попрощались. Расставаясь, месье Бернье попросил, чтобы я навестил его перед отъездом в Россию.

В самом благодушном настроении от свидания с французом и легкого кайфа от старого Бордо я отправился домой, в посольство. Чтобы слегка сократить себе путь, я решил пару остановок проехать на метро. Проехав две остановки, я вышел из вагона метро в числе последних и не спеша стал подниматься по наклонному пандусу туннеля, ведущего на поверхность. Я шел самым последним, в толпе, спешащей наверх. В шагах в пяти от меня, поцокивая высокими каблуками туфель, спешила стройная француженка с великолепными ножками и тонкой талией. Этими ножками я и любовался, не делая попыток обогнать ее. Как-то раз, примерно год назад, в аналогичной ситуации я обогнал такую красавицу, чтобы взглянуть на ее лицо. Лучше бы я этого не делал. Красотка, оказалась пожилой дамой, лет под шестьдесят пять, с длинным крючковатым носом.

Какой-то толстячок с большими пакетами в руках, запыхавшись, стал отставать и своим телом закрыл мне чудное видение. Слегка раздосадованный я перевел свой взгляд направо. Примерно посередине туннеля до выхода на поверхность, справа от меня, в нем располагалась небольшая ниша, в которой висели электрические щиты и стояла уборочная машина. Пожилой служитель метро в форме, присев на корточки, разглядывал какую-то картонную коробку, стоящую за уборочной машиной. Внезапно он повернул ко мне свое белое лицо с округлившимися от страха глазами и прошептал: "Бомба, месье, это бомба!" Он уже открыл рот, чтобы заорать во все горло, когда я остановил его.

- Спокойно, месье, не надо паники, я военный сапер, разрешите мне взглянуть на коробку.

Служитель рот закрыл, согласно кивнул головой и поспешно уступил мне место у коробки. Согнувшись, я заглянул в нее. Благодушное настроение и легкий кайф от старого Бордо мгновенно испарились из моей головы. Это действительно была бомба!

- Месье, внизу, на станции дежурят двое жандармов, немедленно позовите их сюда, обратился я к служителю, - а я постараюсь ее обезвредить.

Служитель опрометью бросился вниз по пандусу. Бомба была примитивной и грубо сработанной, со следами неумелой пайки, но от этого не менее страшной. В картонной коробке находилась коробка поменьше, начиненная пластиковой взрывчаткой, нашпигованной болтами и гайками, массой около двух килограмм. Из нее торчал стандартный натовский электродетонатор, один провод, от которого, шел на положительный контакт батарейки типа "Крона", другой, шел на минус. Цепь разрывалась старым будильником без стекла, на часовую и минутную стрелку с помощью клея были закреплены грубо вырезанные контакты из жести. Провода к контактам были припаяны неумелой рукой. Впрочем, вряд ли следует заботиться о красоте пайки, изготавливая такую штуковину. Бомба должна была сработать, когда стрелки часов сойдутся и замкнут контакты. Расстояние между контактами было около четырех миллиметров - примерно две минуты.

Резко выдохнув и затаив дыхание, я большим и указательным пальцами отогнул минутную стрелку будильника вверх, так, чтобы контакты не могли соприкоснуться, и, подумав мгновение, вовсе снял ее вместе с контактом с оси будильника, отложив подальше. Теперь можно было не спешить. Достав из кармана свой швейцарский солдатский нож, аккуратно перерезал по одному, проводки, ведущие к электродетонатору. Собственно, это можно было сделать, не снимая стрелки с будильника, но кусачек у меня не было, и я не рискнул перерезать их, опасаясь, что потяну за провода и замкну контакт. Затем, я осторожно вытянул из пластида электродетонатор. Достал носовой платок, промокнул со лба выступивший от напряжения (или от страха?) пот, завернул в него опасное натовское изделие и положил обратно в коробку, в противоположный от взрывчатки угол. Дело было сделано, теперь бомбой можно было смело играть в футбол.

Я с облегчение встал и посмотрел вниз туннеля. Очередной поезд метро уже подошел, и спешащая на поверхность толпа заполнила туннель. В самом низу через нее с криками: "Дорогу!", спеша ко мне, пробивались двое жандармов.

- А ведь, пожалуй, я спас кучу народу, - мелькнула в голове не слишком скромная мысль.

Встреча с жандармами в мои планы не входила. Я поднял руку, сомкнул большой и указательный пальцы буквой "О" и, показав им международный знак "О,Кей", слился с толпой, которая вынесла меня на поверхность. Погони за мной не наблюдалось.

- Бонд, Джеймс Бонд! - деланно-восторженно восхитилось подавшее голос Самолюбие, но я от него отмахнулся.

Необходимо было срочно вернуться в посольство и доложить обо всем шефу. Французы, не дураки, вычислят меня быстро. Картотека на работников посольства у них имеется, а мой русский акцент укажет им дорогу и служащий метро, вместе с жандармами меня быстренько опознают.

Я махнул рукой и остановил проезжавшее мимо такси. В посольстве, от дежурного, я быстро набрал домашний телефон шефа, рабочий день уже окончился.

- Необходимо срочно переговорить, Валерий Анатольевич.

- Что там у тебя опять стряслось, - буркнул в трубку шеф, - ладно, иди к кабинету, я сейчас подойду.

К кабинету шеф подошел минут через пять в спортивном трико, вид у него был не слишком довольный.

- Рассказывай, что случилось? - приказал он.

Стараясь не упустить детали, я подробно ввел его в курс дела, забыв, естественно, упомянуть о своей встрече с французом, так как, к делу это не относилось.

- Как ты там оказался? - задал свой первый вопрос шеф.

- Потихоньку готовлюсь к отъезду на Родину, покупал кое-что из одежды.

- Эх, и везет тебе Зимин на всякие приключения, - вздохнул шеф, - теперь писанины не оберешься.

С моими доводами о действиях полиции шеф согласился.

- Придется докладывать Послу, - снова вздохнув, заключил шеф. Он встал и стоя набрал номер резиденции Посла.

- Дмитрий Алексеевич, это Зарубин. Необходимо срочно встретиться.

- Ну что ж, приезжайте, Валерий Анатольевич, если дело не терпит до завтра, - ответила трубка.

- Ступай в гараж, к моей машине, - приказал шеф, - я переоденусь и подойду.

Вскоре мы уже мчались в резиденцию Посла, на рю Де Гринель. Резиденция Посла располагалась в старом посольстве. Мы едва подъехали к воротам, как предупрежденный дежурный их открыл. Посол принял нас в малой приемной.

- Докладывайте, Зимин, - приказал мне шеф.

Я подробно доложил Послу о происшествии и свои соображения по поводу действий полиции. Посол, слушал меня внимательно, не перебивая.

- Так, так, так, так, интересно, Андрей Николаевич, очень интересно. С вашими выводами о том, что с утра нам следует ждать гостей, я согласен. И то, что вы не стали дожидаться полиции, тоже верно, удобнее играть на своем поле. А, что вы слегка нарушили французские законы - не беда. Валерий Анатольевич объяснит это требованиями внутреннего распорядка посольства.

Посол протянул руку к телефону и набрал номер.

- Олег Вадимович, - сказал в трубку Посол своему секретарю, - посмотрите в интернете, нет ли сообщений о каких либо серьезных происшествиях в парижском метро, рядовые грабежи, изнасилования и убийства меня не интересуют, - Посол положил трубку и задумался.

Секретарь позвонил через три минуты.

- Пока ничего нет, Дмитрий Алексеевич, - услышали мы в трубке голос секретаря.

- Отслеживайте ситуацию, Олег Вадимович, если что-то появится, сообщите мне в любое время.

- Так я и полагал, - повернулся к нам Посол, - им удалось утаить от журналистов информацию о происшествии в метро. Любые проколы в действиях силовых ведомств сейчас крайне невыгодны действующему президенту, который хочет переизбраться на второй срок, а президентские выборы на носу. Значит, мы обладаем информацией, которую они всячески пытаются скрыть. Очень хорошо! Поступим так. С утра ждем визита комиссара полиции. Я его сразу же приму. Андрея Николаевича прятать не будем, вы оба должны присутствовать в моем приемном кабинете в посольстве к моменту визита комиссара. Будем играть в открытую. Пусть он сразу же поймет, что мы не собираемся играть с ним в прятки. Если же полиция не выйдет на ваш след, Андрей Николаевич, вы, Валерий Анатольевич, будьте готовы действовать сами. На всякий случай, составьте ноту о происшествии и приготовьтесь вручить ее комиссару после одиннадцати часов. Это, на случай, если он не появится. Впрочем, я не думаю, что комиссар меня так разочарует. А вы, герой, Андрей Николаевич, страшно было? - неожиданно спросил у меня Посол.

- Немножко, потом, - смутился я.

Аудиенция закончилась, мы с шефом вернулись в посольство, в его кабинет.

- Ну, давай, герой, садись, пиши подробную объяснительную, что и как, рисуй схему бомбы, - не без злорадства приказал шеф, - а мне ноту комиссару сочинять, и к твоей объяснительной сопроводиловку. Своему начальству тоже ведь докладывать надо.

Пытка эпистолярным жанром продолжалась до двух часов ночи. Наконец, шеф удовлетворился текстом моей объяснительной и отпустил меня отдыхать.

Наутро, все были в полной боевой готовности. Посол прибыл за двадцать минут до начала рабочего дня. Мы с секретарем Посла уже находились в дежурке. Без двух минут девять к калитке служебной зоны посольства подъехало темно-синее "Пежо" с тонированными стеклами и с номерами комиссариата полиции Парижа. Из машины никто не выходил. Ровно в девять раздался звонок городского телефона. Я поднял трубку.

- Посольство Российской Федерации во Франции, вас слушают, - произнес я в трубку дежурную фразу.

- Вас беспокоят из комиссариата полиции Парижа, - раздался в трубке мужской голос, - могу я поговорить с секретарем Его Превосходительства, господина Посла?

- Одну минуту, соединяю, произнес я и протянул трубку секретарю.

- Вас слушают, - ответил секретарь.

- Господин комиссар просит Его Превосходительство об аудиенции по важному вопросу, по возможности, незамедлительно.

- Одну минуту, - сказал в свою очередь секретарь и прикрыл ладонью трубку. Выждав минутную паузу, секретарь отнял руку от трубки и произнес, - Посол Российской Федерации готов принять господина комиссара сразу же, как только он прибудет в посольство.

- Мерси боку, - отозвалась трубка.

Все участники этого маленького спектакля рассмеялись. Через пару минут дверь водителя "Пежо" открылась и, выскочив из машины, он открыл заднюю дверцу. Месье комиссар, собственной персоной вышел из машины и направился к калитке в воротах посольства. Я поспешил в приемный кабинет Посла. Посол и мой шеф уже были там. По команде Посла, я присел на стул рядом с шефом. Вошел комиссар, сопровождаемый секретарем, который по знаку Посла тут же покинул нас.

- Ваше Превосходительство, - поздоровавшись, произнес комиссар, - серьезные обстоятельства заставили просить меня о безотлагательной аудиенции. Впрочем, я вижу, что она не стала для вас неожиданностью. Ведь цель моего визита, вот этот господин, - указал на меня рукой комиссар.

Посол широко улыбнулся и предложил гостю присесть. Я в свою очередь встал и представился.

- Да, месье Зимин, доставили вы нам хлопот. Вам следовало дождаться прихода полиции на месте.

- Наш сотрудник действовал, сообразуясь с требованиями внутреннего распорядка посольства, месье комиссар, - вмешался в разговор мой шеф.

- Не сомневаюсь, колонель, - усмехнулся комиссар, - думаю, что наша фемида простит месье Зимину эту маленькую оплошность. - У меня к вам только один вопрос, месье Зимин, сколько, по вашему мнению, оставалось времени до взрыва?

- Не более двух минут, господин комиссар.

- Да, террористы явно стремились подгадать время взрыва к моменту прибытия поезда метро, чтобы жертв было побольше.

- Ваше превосходительство, - повернулся к Послу комиссар, - как вы намерены, распорядится информацией об этом происшествии, будете ли вы ставить в известность прессу?

Настала очередь ухмыльнуться Послу, что он и сделал с большим удовольствием.

- Господин комиссар, посольство Российской Федерации ни в малейшей мере не заинтересовано в рекламе террористических актов в какой бы то ни было форме. Конечно, мы поставим о нем в известность наши специальные службы, но сообщать ли о нем прессе, должна решать только французская сторона.

- Весьма и весьма разумное и взвешенное решение Ваше Превосходительство, - откровенно просиял месье комиссар. - Месье Зимин, - комиссар поднялся и принял официально-торжественную позу, - месье Зимин, своим мужественным и решительным поступком вы расстроили чудовищный замысел террористов и спасли десятки ни в чем не повинных людей. От лица правительства и народа Франции выражаю вам искреннюю и глубокую признательность. О вашем подвиге будет знать Президент, я намерен направить ходатайство на его имя с просьбой о зачислении вас в Почетный Легион Франции в качестве кавалера.

В свою очередь, пришлось подняться мне.

- Благодарю вас месье комиссар, право же не знаю, что сказать, просто, по счастливой случайности, я оказался в нужное время, в нужном месте, и обладал нужными знаниями.

- В том, что вы редкий везунчик, месье Зимин, нет никаких сомнений, я бы ни за что не сел с вами играть в покер, - улыбнулся комиссар.

- Господа, - взял слово Посол, - предлагаю тост за плодотворное сотрудничество Франции и России во всех областях.

Посол встал, достал из буфета хрустальные рюмки и самолично наполнил их коньяком.

- За дружбу России и Франции, - поднял рюмку Посол и первым опрокинул ее.

Все последовали его примеру. Странно, но я впервые за три года увидел, как Посол пьет спиртное. Комиссар уже пожимал руки на прощанье, когда шеф притормозил его.

- Месье комиссар, маленькая просьба. У вас, наверняка, есть фотографии взрывного устройства. Не могли бы вы поделиться с нами копиями?

- Разумеется, месье колонель, я немедленно пришлю нарочного.

- Ну вот, все как по нотам, - довольно потирая руки, сказал Посол, - вы Андрей Николаевич, сами того не ведая, сдали парочку хороших козырей мне на руки. Спасибо, товарищи, можете быть свободны.

Когда мы покинули кабинет посла, шеф меня не отпустил.

- Пойдем со мной, теперь своему начальству доложиться надо.

Небольшой кабинетик Главного, располагался за массивной стальной дверью, которая отделяла особо охраняемые помещения, от остальных. Постучавшись, мы вошли.

- Комиссар обещал прислать фотографии, - с порога доложился шеф.

- Ну что, Андрей, - пожав мне руку, сказал Главный,- ты все правильно сделал, молодец, не растерялся. Мы уже доложили в Центр, тебе благодарность от Директора, с занесением в личное дело, поздравляю!

- Служу России! - вытянулся я.

- Ладно, иди. А то тебя дежурный из жилой зоны давно разыскивает, все телефоны оборвал. Костюмы там тебе посыльный привез.

Посыльный, и вправду, ждал меня уже минут двадцать. Приличные чаевые моментально помогли ему справиться с мрачным настроением, навеянным долгим ожиданием. Я отнес свертки домой. На другой день, я заступил дежурить днем в служебную зону. Около десяти часов зазвонил прямой телефон Посла.

- Андрей, подменись на минутку и зайди ко мне.

Это, "Андрей" и "поднимись", вызвало у меня легкий шок. Выходило, что я стал пятым человеком в посольстве, которого Посол называет по имени и на ты. Сказать честно, эта мысль меня сильно согрела. Подменившись, я быстро поднялся в кабинет Посла. Тот встал из-за стола и пожал мне руку.

- Андрей, министр объявил тебе благодарность в приказе, с занесением в личное дело, поздравляю.

- Служу России, вновь вытянувшись, повторил я вчерашнюю фразу.

Сидя во вращающемся кресле дежурного, я пытался подвести итоги истории с бомбой. Итак, что мы имеем? По благодарности от двух серьезных государственных мужей, обещание медальки от французов и благосклонность Посла...

- А ты что же, Джеймс Бонд, хотел звезду Героя на грудь? - ехидно осведомилось Самолюбие, - подумаешь, случайно обезвредил самую примитивную взрывуху. А ты подумал о том, сколько безвестных ребят ежеминутно рискуя своими жизнями, разминируют целые поля куда более серьезных устройств, получая за это сущие копейки и не претендуя на почести и славу?

- Ладно, спасибо, что опустило с небес на землю, - поблагодарил я Самолюбие.

Мои мысли прервал вошедший в дежурку за газетами дипломат.

- Бывшая жена подарила? - покосившись на часы, появившиеся у меня в результате обмена с месье Бернье, спросил дипломат, - везет же людям. Платина, такие часики по каталогу больше двенадцати тысяч евро стоят, и то, с дипскидкой. Мечта идиота.

Я похолодел. Я знал, что часы месье Бернье стоят намного больше, чем мои, но чтобы на столько? Следовало немедленно вернуть старику часы. В последующие несколько дней я настойчиво набирал домашний номер телефона француза, но тот упорно молчал. Между тем, пошел последний месяц моей командировки, мне уже приготовили замену. Ностальгия, штука не выдуманная, я серьезно скучал по маме, по России, друзьям и считал оставшиеся дни. В свободное время делал последние покупки и паковал вещи. От внеслужебной нагрузки меня практически освободили. Месье Бернье упорно не отвечал.

Как-то позвонил завхоз.

- Андрей, знаю, что сейчас тебе не до чего, но у меня к тебе просьба. Тут, один профессор из России приехал, на симпозиум, по мозгам. Так у него проблема, собирался он впопыхах, и у него нет приличного костюма. По-французски он не говорит, да и в Париже первый раз. Вот и просил помочь купить ему костюм. А у меня, как назло, дел по горло. Ты не выручишь? Он в гостинице на рю Де Гринель остановился, я тебе его телефон дам.

Назавтра, я был свободен от дежурства, и созвонился с профессором. Мы договорились встретится утром в гостинице. Потом, я еще раз попытался связаться с месье Бернье, рассчитывая убить сразу двух зайцев, вернуть ему часы и воспользоваться его помощью, для того, чтобы одеть профессора, но телефон по-прежнему упорно молчал.

Наутро, встретившись с профессором, высоким, солидным дядечкой, лет сорока пяти, я повел его к мадмуазель Моник. Она меня узнала и встретила приветливо.

- Мадмуазель, я решил воспользоваться вашей благосклонностью еще раз и привел к вам клиента, русского профессора. Ему необходим деловой костюм.

Мадмуазель осведомилась, какой суммой профессор располагает, и быстро подобрала ему костюм, пару рубашек и галстук. Профессор остался весьма доволен.

Прощаясь с мадмуазель, я спросил у нее, не видела ли она месье Бернье, сказал, что не могу дозвониться до него и беспокоюсь, не случилось ли что. Она ответила мне, что в это время года он обычно гостит у родственников жены, в Провансе. По желанию профессора, у того же знакомого башмачника, мы приобрели ему туфли, правда, немного денег ему не хватило, и я добавил свои.

- Уж и не знаю, как мне тебя отблагодарить, Андрей, я бы без тебя пропал. Командировка случилась неожиданно, а костюмчик-то у меня сам видишь, на люди стыдно показаться. Я получу командировочные и верну тебе долг.

Я махнул рукой, сумма была копеечной. На прощанье профессор вручил мне свою визитку.

- Здесь мой домашний и прямой рабочий, мало ли что в жизни бывает, хотя ко мне лучше не попадать. В общем, будешь в Москве, звони.

До отъезда домой оставалось всего несколько дней. Я доупаковывал оставшиеся вещи. Заглянув в шкаф, полюбовался на свой павлиний наряд. Маловероятно, что я когда-нибудь осмелюсь надеть его без Милы. Поколебавшись, я решил взять с собой брюки от него, а блейзер оставить. На всякий случай я запустил руки в карманы блейзера.

Пальцы нащупали какую-то бумажку и маленькую коробочку. Бумажка - оказалась использованными билетами в Мулен Руж. Стало грустно, как давно это было. Коробочка была мне незнакома, и я открыл ее. Бережно завернутые в вату, в ней лежали золотые часы прабабушки, которые мама подарила Миле. О том, что Мила взяла их с собой в Париж, я и не подозревал. По всему выходит, Мила знала заранее, что не вернется и оставила мне часы. Что же мне теперь с ними делать? Решение пришло почти сразу. Только бы отозвался месье Бернье. Увы, телефон был безмолвен. Тогда я, прихватив с собой коробочку, вышел в город. Такси я поймал у начала бульвара Фош. Мадмуазель не слишком удивилась, увидев меня.

- Вы что-то забыли у меня купить, месье Андре? Я рада, что вы становитесь моим постоянным клиентом.

- Нет, мадмуазель, у меня к вам большая просьба. Не могли бы вы передать эту коробочку месье Бернье, я уезжаю через два дня в Россию и это мой прощальный подарок.

- Конечно, месье Андре, я сделаю это с удовольствием. Ваш подарок будет поводом лишний раз заманить его к себе в гости. А что в коробочке? Я могу взглянуть? Я очень любопытна.

- Конечно, мадмуазель, в ней часы.

Открыв коробочку, мадмуазель Моник ойкнула.

- Какая прелесть, Огюст сойдет с ума от радости, он же страстный коллекционер. Откуда они у вас, месье?

- Это часы моей прабабушки.

- Но, месье, они же стоят очень больших денег.

- Дружба бесценна, мадмуазель! Прошу прощенья, но мне пора, меня ждет такси.

Она лишь покачала головой мне в след, закрывая коробочку. Долг чести был уплачен. Прабабушка, я думаю, на меня не обидится.

Наутро, я встречал свою замену. В зале прилета аэропорта накаченный брюнет с короткой прической неуверенно озирался вокруг. К нему жалась худенькая миловидная женщина с испуганными глазами. Всего три года назад, я был таким же желторотиком, как он, и тогда со мной была Мила. Уверенной походкой я направился к парочке.

Последние три дня пролетели как во сне. Я передавал дела, наставлял приемника и завершал последние приготовления к отъезду. В последний день, жены сослуживцев помогли накрыть мне стол для прощального коктейля. Со многими я попрощался накануне, в том числе и с Послом. Моя, уже бывшая маленькая квартирка не могла вместить всех желающих. Люди прощались и уходили, на их место приходили новые.

Самые близкие, человек двадцать, поехали провожать меня на вокзал. В их числе, завхоз, повар, несколько дипломатов и моих коллег, не занятых по службе. Шеф, забежав на пару минут, попрощался со мной на квартире. Мы загрузили коробки с вещами, подносы с оставшимися бутербродами и бутылками в большой посольский автобус и выехали на вокзал. Водитель три раза посигналил, на счастье, трогаясь с места. Сослуживцы, скинувшись, подарили мне прощальный подарок - роскошный кожаный кейс-атташе. По дороге я мысленно прощался с Парижем, доведется ли мне побывать здесь когда-нибудь еще?

Коробок с вещами было не так уж много и их быстро загрузили в купе. Налили "на посошок" и я стал прощаться с друзьями.

- Я тут тебе бутербродов накрутил, всяких разных, на дорогу, - подавая мне пакет, пробурчал "дядя Федор".

- А это от меня, - завхоз дополнил содержимое пакета бутылкой " Джонни Уокер" с черной этикеткой, - чтоб в дороге не скучал.

Подали сигнал к отправлению, поезд тронулся, и я долго махал друзьям рукой, стоя в тамбуре.

- Ты еще слезу пусти, - нахально посоветовало Самолюбие.

- А что, и пущу! - отодвинув его в сторону, я прошел в купе.

За месяц до отъезда, в магазине русской книги я купил недавно вышедшую "Алмазную Колесницу" Акунина и наложил на нее строжайшее табу, с тем, чтобы открыть ее только в поезде. Я достал книгу из подаренного кейса и открыл ее. Почему-то не читалось. Я вспоминал годы, проведенные в посольстве, людей, с которыми я общался и дружил, которые мне помогали. Как сам я изменился за эти годы, сколькому научился, сколько приобрел и что потерял.

Постучал проводник, поинтересовался, все ли в порядке. Его глаза весьма заинтересованно остановились на бутылке виски, которую я вынул из пакета. Пришлось открыть бутылку. Я плеснул виски в стаканы и предложил тост "за легкую дорогу". Он согласно кивнул, опрокинул стакан и, закусив бутербродом с семгой, помчался по своим делам, к моему не малому облегчению.

Повторная попытка овладеть "Алмазной Колесницей" оказалась успешной. Уже через несколько страниц я окончательно попал в плен волшебного пера автора. Читать Акунина скорочтением, было бы преступлением. Я наслаждался каждой фразой и частенько возвращался к уже прочитанному и перечитывал вновь. Судьба его Фандорина, слегка напоминала мне собственную, а его феерическая и трагическая любовь к красавице ниндзя, напоминала мне наши отношения с Милой. Все же, как я не растягивал удовольствие, к тому моменту, когда поезд подошел к Бресту, книга была прочитана.

Мысли мои, как это всегда бывает во второй половине пути, обратились к тому, что меня ждет на Родине. Ну, во-первых, и главное, меня ждала мама. Я сообщил ей дату и время прибытия поезда, и она должна была меня встречать. А вот что, во-вторых, и последующих? Наши споры с Милой о целесообразности продолжения мною военной службы, посеяли-таки ядовитые семена сомнений в моей душе. Кто мог мне гарантировать, что на моем пути больше не попадется еще один такой циничный и беспринципный майор или полковник, как тот, что попался мне в Карелии. Сама военная служба у меня отторжения не вызывала, а вот необходимость подчиняться не всегда умным и особенно, не всегда чистым на руку начальникам, вызывала у меня стойкое отвращение. Или я был таким уж слишком изнеженным чистоплюем? Кроме того, три года относительно вольной и демократичной жизни в Париже тоже со счетов не выбросишь. Да и третий, чего греха таить, весьма соблазнительный аргумент в пользу увольнения - московская квартира, подаренная тетушкой. Однако чем же я буду заниматься, если уволюсь?

Торговля меня категорически не прельщает, отношение у меня к ней, мягко скажем, прохладное. Ни в каком бизнесе я не разбираюсь, во всяком случае, пока, да и первоначальный капитал у меня - ноль. А ехать на поклон к бывшему тестю - лучше застрелиться. Идти в частные охранники, благо, что подготовка соответствующая имеется, тоже не хочется. Не могу сидеть сиднем, и проводить время в безделии, напряженно ожидая неизвестно чего. Да и, одно дело - работать на государство, а другое - на какого-нибудь малосимпатичного субъекта, пусть и за хорошие деньги.

Единственное, что мне более-менее нравится - это работа руками. Но и здесь я не чувствую себя уверенно. Кое-какими строительными профессиями я овладел, но сказать, что я стал завзятым профессионалом и могу этим зарабатывать себе на хлеб, тоже нельзя. Вот в таких раздумьях я и провел оставшуюся часть пути, так и не придя ни к какому окончательному решению и, как это часто у меня бывало, малодушно решил положиться на госпожу Фортуну и господина Случая. Самолюбие мое сосредоточенно молчало, за что я был ему премного благодарен. Что-то меня ждет? Вот бы заглянуть одним глазком в книгу судеб!
Конец первой части Часть Вторая



© Адам Райский. 2018 г.
При использовании материалов библиотеки, просьба оставлять действующую ссылку на наш сайт

НАВЕРХ