| ||
|
[143-144] 1. Когда посмотрю на вашу малочисленность и вижу, что наше стадо уменьшается в каждое собрание, то и скорблю, и радуюсь: радуюсь из-за вас, которые здесь теперь; скорблю из-за тех, которых здесь нет. Вы достойны похвал за то, что не стали беспечнее и от малочисленности; они заслуживают порицания за то, что не возбуждаются к усердию и вашею ревностью. Поэтому и называю вас счастливыми и блаженными за то, что вам нисколько не повредила беспечность тех; а тех почитаю жалкими и оплакиваю за то, что им не принесла никакой пользы ваша ревность. Не слышали они, что говорит пророк: изволих приметатися в дому Бога паче, неже жити ми в селениих грешничих (Псал. LXXXIII, 11). Не сказал: изволих жить в дому Бога моего, ни: обитать, ни: войти, но: изволих приметатися. Я рад, говорит, быть и в числе последних; доволен буду и тем, если [145] удостоюсь войти в преддверие; почту за величайший дар, если меня поставят между последними в доме Бога моего. Любовь усвояет себе общего всех Господа: такова уже любовь. В дому Бога моего. Любящий желает видеть не только самого любимого, и не только дом его, но и преддверие; и не только преддверие дома, но и самую улицу и переулок*; и если увидит хоть одежду или обувь друга, думает, что пред ним сам друг его. Таковы были пророки: так как они не видели бестелесного Бога, то взирали на храм, и в нем представляли себе присущим самого Бога. Изволих приметатися в дому Бога моего паче, неже жити ми в селениих грешничих. Всякое место, всякий дом, — будет ли то судилище, или сенат, или частный дом, — в сравнении с домом Божиим, есть селение грешников, потому что хоть и там бывают молитвы и моления, но неизбежно бывают также раздоры, и ссоры, и брани, и совещания о житейских делах: а этот дом (Божий) чист от всего этого. Вот почему те места — селения грешников, а это — дом Божий. И как пристань, защищенная от ветров и волн, дает полную безопасность входящим в нее судам, так и дом Божий, как бы исторгая входящих в него из бури мирских дел, дает им стоять спокойно и безопасно, и слушать слово Божие. Это место есть школа добродетели, училище любомудрия. Приди, не только во время собрания, когда бывает чтение Писания, духовное поучение, и собор честных отцев; нет, и во всякое другое время приди только в преддверие — и тотчас отложишь житейские заботы. Войди в преддверие — и как бы ветерок какой духовный повеет на твою душу. Эта тишина внушает страх и учит любомудрию, возбуждает ум и не дает помнить о настоящем, переносит тебя с земли на небо. Если же так полезно быть здесь и без собрания, то какую пользу получают здесь присутствующие, и какую потерю несут отсутствующие тогда, когда пророки вопиют со всех сторон, когда апостолы благовествуют, когда Христос стоит посреди, когда Отец одобряет происходящее (здесь), когда Дух Святый сообщает свою радость? ______________________ * Где т.е. дом любимого человека. ______________________ Хотел бы я знать, где теперь уклонившиеся от собрания, что́ удержало их и отвлекло от этой священной трапезы, — о чем у них разговор? Впрочем, я хорошо знаю это: они или разговаривают о вещах непристойных и смешных, или предались житейским заботам, а занятие тем и другим непростительно и заслуживает самого строгого наказания. О первых не нужно и говорить и доказывать: но что и те, которые ссылаются пред нами на домашние дела и говорят, будто неизбежная надобность по этим делам удерживает их (от присутствия в церкви), — что и эти люди не могут получить прощения, так как призываются сюда только однажды в неделю, между тем и в это время не хотят предпочесть духовное земному — это ясно из Евангелия. Званные на духовное брачное пиршество [146] извинялись вот как: один купил рабочих волов, другой купил землю, третий женился; однакож они наказаны (Лук. XIV, 18 — 24). Дела необходимые, но и они не извинительны, когда призывает Бог, потому что все, необходимое для нас, ниже Бога. Сперва честь Богу, а потом уже забота о прочем. Какой слуга, скажи мне, станет заботиться о своем доме прежде, чем исполнит господскую службу? Так не странно ли — по отношению к людям, где господство — голое имя, оказывать господам такое почтение и повиновение, а к истинному Владыке, не только нашему, но и горних сил, не иметь и такого уважения, какое оказываем подобным нам рабам? О, если бы вы могли войти в их* совесть, тогда ясно увидели бы, сколько у них ран, сколько терний! Как земля, необработываемая руками земледельца, глохнет и зарастает кустарником, так и душа, не пользующаяся духовным наставлением, произращает терния и волчцы. Если и мы, каждодневно слушающие пророков и апостолов, едва удерживаем свой гнев, едва обуздываем ярость, едва укрощаем похоть, едва извергаем из себя гной зависти, и постоянно напевая своим страстям стихи из божественного Писания, едва усмиряем этих наглых зверей, то они, никогда не пользующиеся этим врачеством и не слушающие божественного любомудрия, — они какую, скажи мне, могут иметь надежду на спасение? Хотелось бы мне быть в состоянии показать вашим глазам душу их: вы увидели бы, как она нечиста, осквернена, расстроена, унижена и безнадежна! Как тела не пользующихся банею покрываются множеством пыли и грязи, так и душа, не пользующаяся духовным учением, покрывается великою нечистотою грехов. Здешнее** есть духовная баня, теплотою Духа очищающая всякую нечистоту; еще более, огонь Духа очищает не только нечистоту, но и самый цвет. Аще, говорит Бог, будут греси ваши яко багряное, яко снег убелю (Ис. I, 18); пусть, то есть, греховная скверна так крепко вопьется в существо души, что получит уже неизменный цвет краски, и тогда Я могу перевесть ее в противоположное состояние, потому что довольно одного Моего мановения — и все грехи истребятся. ______________________ * т.е. не пришедших в церковь.
______________________ 2. Это говорю не для того, чтобы вы слышали, потому что вы, по благодати Божией, не имеете нужды в лекарствах; но — чтобы они* узнали об этом чрез вас. Если бы я мог знать места, в которых они собираются, то не стал бы беспокоить вашу любовь; но как мне одному невозможно узнать такое множество народа, то вам поручаю попечение о ваших братиях. Позаботьтесь о своих братиях, привлеките их, призовите. Знаю, что вы уже часто делали это, но мало — делать это часто, надобно делать до тех пор, пока не убедите их и не привлечете сюда. Знаю, что вы беспокоили их, что нередко казались им тяго- [147] стными, что не могли убедить их, и от этого стали менее усердны; но да утешит вас Павел, который говорит: любы вся уповает, всему веру емлет, николиже отпадает (1 Кор. XIII, 7, 8). Ты сделай свое: и пусть он (ближний) не примет врачества, ты все же получишь награду от Бога. С земли, если бросишь в нее семена, и она не произрастит колосьев, надобно уйти с пустыми руками; не так с душею; нет, ты преподай ей учение, и, пусть она не послушает твоих слов, не смотря на это, ты получишь полную награду, — такую, какую (получил бы), если бы она послушала, потому что Бог смотрит не просто на конец дел, а на расположение делающих, и, судя по нему, определяет награды. Итак, прошу вас: что делают пристрастные к зрелищам конских бегов, то же сделайте и вы. А что они делают? С вечера собираются все вместе, ходят друг к другу в домы до зари, назначают себе и другие места, чтобы, собравшись вместе, тем с большим удовольствием идти на сатанинское то зрелище. Как они усердствуют и увлекают друг друга на погибель души, так вы заботьтесь о своей душе и спасайте друг друга, и, пред наступлением (церковного) собрания, (каждый из вас) подойди к дому брата, подожди его у дверей, и, как выйдет он, останови его. Хотя бы звали (его) тысячи надобностей, не уступай ему и не давай приняться ни за что мирское, прежде, чем приведешь его в церковь и заставишь пробыть там во все продолжение собрания. Пусть будет он спорить и противоречить, пусть станет представлять тысячу отговорок, не склоняйся и не уступай, но, сказав и внушив ему, что и другие дела его будут гораздо успешнее, когда он приступит к ним, выстоявши всю службу (церковную), помолившись и приняв благословение отцев, — и связавши его этими и подобными словами, веди к этой священной трапезе, чтобы получить тебе двойную награду: и за себя, и за его приход (в церковь). Нет сомнения, что, если мы употребим столько ревности и усердия к уловлению беспечных, то достигнем спасения. Как бы ни были они беспечны, бесстыдны и упорны, но, устыдившись такого постоянства вашей решимости, бросят наконец леность. Ведь они как ни бесчувственны, не жесточе, однакож, того судьи, который и Бога не знал, и людей не стыдился (Лук. XVIII, 2); между тем и его жестокого, сурового, железного, твердого как алмаз, преклонила неотступная просьба одной вдовицы. Какого же извинения надеяться нам, если, тогда как вдовица успела преклонить и сделать милостивым судью жестокого, и Бога не боявшегося, и людей не стыдившегося, мы не успеем привлечь братьев, которые гораздо мягче и скромнее этого судьи, когда притом увещеваем их для их же блага? Об этом я часто говорил, и не перестану говорить, пока не увижу, что больные выздоровели. Каждый день буду искать их, пока не успею, при [148] помощи вашего усердия, найти. Усердно прошу и вас разведывать о беспечных с такою же, с какою я теперь говорю это, скорбью, с таким же усилием. Не мне одному, но и вам Павел повелел заботиться о своих сочленах: утешайте, говорит он, друг друга сими словами**, якоже и творите; и опять: созидайте друг друга (1 Сол. V, 11). Велика награда пекущимся о братьях, и весьма велико наказание незаботящимся и небрегущим о их спасении. ______________________ * т.е. не пришедшие в церковь.
______________________ 3. Поэтому я твердо надеюсь и уверен, что вы исполнить слова мои с великим усердием, и потому прекращу здесь увещание, и постараюсь привести вас к трапезе Павловой. Павел зван Апостол (1 Кор. I, 1). Это часто и вы слышали, и мы читали: но слова (Писания) должно не только прочитывать, но и понимать, иначе не будет нам никакой пользы от чтения. Сокровище, доколе ходят по нему, не показывает богатства; нет, надобно наперед раскопать его, спуститься вниз, и так найти все (сокрытое) богатство. Тоже и с Писанием: если не исследуешь глубины его, то одно чтение не покажет сокровища заключающихся (в Писании) благ. Если бы довольно было одного чтения то Филипп не сказал бы евнуху: убо разумееши ли, яже чтеши (Деян. VIII, 30)? Если бы довольно было чтения, Христос не сказал-бы иудеям: испытайте Писания (Иоан. V, 39). А исследующий не останавливается на поверхности, но нисходит в самую глубину. Ведь и в самом вступлении (послания) вижу великое море мыслей. В светских письмах приветствия бывают просто только для изъявления почтения, а здесь не так; напротив, самое начало исполнено великой мудрости, потому что не сам Павел говорит, но Христос движет его душою. Павел зван. Это слово Павел есть, конечно, одно только простое имя, но оно заключает в себе такое сокровище мыслей, которое уже известно вам по опыту. Если вы помните, то знаете, что я целые три дня говорил только об этом имени, изъясняя причины, по которым прежде называемый Савл после назван Павлом, также для чего он не принял это имя тотчас по обращении к вере, но долго еще носил то (имя), которое сначала дали ему родители. При этом исследовании мы открыли великую премудрость и попечительность Божию и о нас, и о святых тех*. Если и люди дают имена своим детям не просто, но — то по отце, то по дяде, то по другим предкам, — тем более Бог дал имена своим рабам не просто и не без основания, но с великою мудростью. Люди часто называют своих детей именами умерших и в честь усопших и в отраду себе, находя в таком названии детей облегчение своей скорби о кончине умерших; а Бог в имени святых, как на медном столбе, полагает напоминание [149] и урок добродетели. ______________________ * т.е. которым Бог переменил имена. ______________________ Так, Петра Он назвал этим именем по добродетели, желая в имени его заключить доказательство твердости его веры, чтобы в своем имени (Петр) имел всегдашнего учителя этой твердости. Так и Иоанна и Иакова назвал (сынами громовыми) по громогласию их в проповеди. Но, чтобы не наскучить повторением того, о чем было говорено, — оставив это, скажу только, что имена святых, и сами по себе, почтенны для боголюбивых, и страшны согрешающим. Так Павел после того, как принял Онисима, этого беглеца и похитителя господских денег после того, как обратил его и посвятил в тайны веры, — желая возвратить его господину, вот что писал к нему: сего ради многое имея дерзновение во Христе повелевати тебе, еже потребно есть: любве же ради паче молю: таков сый якоже Павел старец, ныне же и узник Иисуса Христа (Филим. VIII, 9). Видишь ли, что (Павел) предложил три причины: узы за Христа, свое состояние по возрасту и уважение, внушаемое его именем? Так как он один просил, то постарался из одного просителя за Онисима сделать трех, — Павла, старца и узника. Видишь ли, что и самые имена (святых) почтенны и любезны верующим? Если название имени любимого дитяти часто заставляет отца, и против воли, оказать милость ради любимого имени, — тем более надлежало так быть с святыми. А для удостоверения, что (имена святых) были страшны согрешающим, как страшны нерадивым детям имена учителей, послушай, как это именно дал разуметь Павел в послании к Галатам. Так как они уклонились в иудейскую немощь* и были в опасности потерять самую веру (христианскую), то Павел, желая восстановить их и убедить не примешивать ничего иудейского к евангельскому учению, писал им вот как: се аз, Павел, глаголю вам, яко, аще обрезаетеся, Христос вас ничтоже пользует (Гал. V, 2). Ты сказал: аз; для чего же прибавил еще имя? Разве этого: аз недостаточно было для означения, кто пишет? Нет, чтобы ты знал, что и одного прибавления имени достаточно для поражения слушателей, поэтому (Павел) прилагает свое имя, желая напомнить им (Галатам) об учителе. И с нами случается то же самое: когда вспомним о святых, то, если мы в беспечности, пробуждаемся, если в бесстрашии, устрашаемся. Так, когда услышу я об апостоле Павле, то представляю себе, как он был в скорбях, в теснотах, в побоях, в темницах, в глубине (морской) день и ночь (2 Кор. XI, 23 — 28), как он восхищен был на третье небо, слышал в раю неизреченные слова (XII, 2 — 4), представляю себе это избранное орудие, невестоводителя Христова, который желал бы сам отлучен быть от Христа за братьев своих (Рим. IX, 3). Точно как будто какая золотая цепь, открывается уму внимательных ряд подвигов (святого) при воспоминании об его имени. А от этого бывает [150] нам немалая польза. ______________________ * т.е., обрезание и другие обряды иудейские. ______________________ 4. Можно бы еще и более сказать об имени (Павла), но, чтобы нам коснуться и второго слова, прекратим здесь рассмотрение имени, и перейдем теперь к этому слову. Как имя: Павел доставило нам великое богатство, так и слово: зван, если только решимся мы исследовать его с надлежащим усердием, даст нам такой же, или еще и обильнейший, предмет для созерцания. В самом деле, как вынувший из какого-либо украшения или диадемы царской один только камень, может, продавши этот драгоценный камень, и купить великолепные домы и дорогие поля, толпы слуг и множество других предметов, — так и в отношении слов Божиих, если захочешь изъяснить смысл одного речения, оно доставит тебе великое духовное богатство, не тем, чтобы принесло домы, или слуг, или десятины земли, но тем, что возбудит души внимательных к благочестию и любомудрию. Вот и это самое слово: зван, смотри, к какой ведет нас истории духовных дел. Впрочем, должно прежде узнать, что такое значит это зван, а потом рассмотреть, для чего (Павел) так написал в посланиях только к Коринфянам и Римлянам, а ни к кому другому: не без причины же и не без основания он делает это. Если и мы не без разбора делаем надписи своих писем, но, посылая письмо к низшим, пишем: такой-то такому-то; а когда посылаем к равным, то получающего письмо называем в надписи и господином; когда же пишем к гораздо высшим по достоинству, то прибавляем множество и других наименований, выражающих глубокое почтение, — если и мы наблюдаем такую разборчивость, и не ко всем пишем одинаково, но судя по различию лиц, получающим письма, употребляем такие или другие названия; то тем более Павел писал одним так, а другим иначе, не без причины и не без основания, но с некоторою духовною мудростью. Что Павел ни в одном из других посланий не назвал себя, в самом вступлении послания, призванным, это можем мы узнать, пробежав самые начала посланий. Остается нам сказать, для чего он сделал это; только мы наперед покажем, что значит зван и что Павел хотел внушить нам этим словом. Что же он хочет внушить нам, называя себя призванным? То, что он не сам первый пришел к Господу, но послушался, быв призван; не сам искал и нашел, но найден, когда блуждал; не сам первый воззрел на свет, но свет (небесный) пролил свои лучи на его взор, и, ослепив ему плотские глаза, потом открыл внутренние. Итак, он называет себя призванным, желая вразумить нас, что он все свои добрые дела приписывает не себе, но призвавшему его Богу. Кто отворил мне, говорит он, ворота на арену и открыл поле для борьбы, тот — виновник и венцов; кто сделал начало и посадил корень, тот дал мне и возможность произрастить впоследствии плоды. Поэтому он и в другом месте, сказав: паче всех потрудихся, прибавил: не аз же, но благодать, яже со мною (1 Кор. XV, 10). Итак, слово: зван означает не другое что, как то, что [151] Павел не усвоял себе ни одного из своих подвигов, но все приписывал Господу Богу. Это и Христос внушал ученикам, говоря: не вы Мене избрасте, но Аз избрах вас (Иоан. XV, 16). На это же самое и апостол указывает в том же послании, говоря: тогдаже познаю, якоже и познан бых (1 Кор. XIII, 12); теперь, то есть, не я первый познал, но сам наперед был познан, потому что, когда он гнал и опустошал церковь, тогда призвал его Христос, сказав: Савле, Савле, что мя гониши (Деян. IX, 4)? Вот, почему он называет себя призванным. А почему он так написал к коринфянам? Коринф — главный город Ахаии, и был богат духовными дарами, чему и надлежало быть так, потому что он впервые* услышал проповедь от Павла. Как виноградник, обработанный искусным и рачительным земледельцем, изобилует листьями и всегда обременен бывает множеством плодов, так и этот город, впервые воспользовавшись учением Павла, как бы обработкою искусного земледельца, и долгое время наслаждаясь его мудростью, украсился всеми благами. В нем не только было обилие духовных даров, но и великий избыток мирских благ, потому что он превосходил другие города и внешнею ученостью, и богатством, и могуществом. Эти-то блага и надмили его гордостью, а чрез гордость разделили на разные части. ______________________ * Сн. Деян. XVIII, 1, 8 — 11; 1 Кор. I, 14 — 17; II, 1. 3, III, 6, 10. ______________________ Таково свойство гордости: она расторгает союз любви, отделяет людей друг от друга, и всякого, кем она обладает, заставляет жить особо от прочих. Как стена, раздувшись, разрушает здание, так и душа, надмившись гордостью, не может быть в союзе с другими. Это самое случилось тогда с коринфянами: они стали спорить между собою, рассекли церковь на множество частей, поставили себе много других (кроме Павла) учителей, и, разделившись на общины и особые братства, нанесли вред достоинству церкви, потому что достоинство церкви поддерживается тем, когда составляющие ее соблюдают между собою связь, (какая должна быть между членами) тела. 5. Надобно, впрочем, показать вам и то, что коринфяне впервые услышали проповедь от Павла, что они обогащены были духовными дарами, что обладали и мирскими выгодами, и что, возгордившись этими выгодами, разделились между собою, и одни из них перешли на сторону одних, а другие — на сторону других (учителей). Итак, для удостоверения, что они впервые услышали учение от Павла, послушай, как сам Павел указал на это. Аще бо, говорит он, и многи пестуны имате о Христе Иисусе, но не многи отцы: о Христе бо Иисусе благовествованием аз вы родих (1 Кор. IV, 15). А кто родил, тот первый выводит на свет рожденного. И опять: аз насадих, Аполлос напои (III, 6); здесь показывает, что он первый посеял учение (между коринфянами). А что они богаты были духовными дарами, видно вот из чего: благодарю Бога моего о благодати Божией, данней вам о Христе Иисусе: яко во всем обогатистеся о Нем, яко вам не лишитися ни во едином даровании ( — I, 4, 5). [162] Потом, что они обладали внешнею мудростью, это показал нам (Павел) теми многими и пространными словами, которые он направляет против этой мудрости. В другом послании он нигде не делал этого, а здесь* сильно осуждал (внешнюю мудрость), и — весьма справедливо. Так как от нее произошла опухоль, то над нею (Павел) употребил и резание, говоря так: не посла мене Христос крестити, но благовестите: не в премудрости слова, да не испразднится крест Христов ( — I, 17). Смотри, какое обвинение против внешней мудрости: она не только не содействует благочестию, но еще бывает помехою и препятствием. Как прекрасные тела и благовидные и красивые лица, если получат какое-либо стороннее украшение, утрачивают славу собственной красоты, потому что честь этой славы похищают себе румяна, притирания и другие прикрасы; если же не употребишь на них ничего постороннего, то гораздо лучше выкажешь красоту их, когда один вид их сам собою будет действовать и пользоваться вполне удивлением: так бывает и с верою — этою духовною невестою. Если придашь ей что-либо внешнее, — богатство, или власть, или силу красноречия, то унизишь ее славу, потому что не дашь проявиться всему блеску ее, но раздробишь славу ее на многие части; напротив, если предоставишь ей действовать самой по себе, устранив все человеческое, тогда верно выкажется вся красота ее, тогда ясно просияет неодолимая сила, когда т.е., не воспользовавшись ни богатством, ни мудростью, ни властью, ни знатностью рода, ни другими человеческими пособиями, она победит и преодолеет все, — когда чрез людей ничтожных, низких, неимущих, бедных и неученых одолеет и нечестивых риторов, и философов, и тиранов, и всю вселенную. ______________________ * т.е. в первом послании к Коринфянам. ______________________ Потому Павел и говорил: приидох не по превосходному словеси, возвещая вам свидетельство Божие (1 Кор. II, 1), и: буяя мира избра Бог, да премудрыя посрамит ( — I, 27). Сказал не просто: буяя, но: буяя мира; а конечно, безумное мира не есть безумное и пред Богом, напротив, многие из кажущихся здесь (в мире) безумными пред Богом умнее всех других, точно так, как и многие из живущих здесь в бедности пред Богом богаче всех. Так и Лазарь в мире был беднее всех, а на небе стал всех богаче. Итак, безумными мира (Павел) называет тех, которые не имеют изощренного языка, не обладают светскою ученостью, лишены красноречия. И этих-то людей избра, говорит, Бог, да премудрыя посрамит. Как же, скажи мне, эти посрамляются чрез тех? На деле. Когда вдову, сидящую у ворот и просящую милостыни, а часто и увечную, спросишь о бессмертии души, о воскресении тел, о промысле Божием, о наградах по заслугам, о тамошнем отчете, о страшном судилище, об уготованном добродетельным блаженстве, об угрожающих грешникам наказаниях, и обо всем прочем, и она ответит с точностью и полною уверенностью; а философ и тот, кто много хвастает прическою волос и тростью, после многих и долгих курсов учения, после многих и напряжен- [153] ных занятий, не может и заикнуться, не смеет и рта раскрыть об этих предметах: тогда хорошо узнаешь, как буяя мира избра Бог, да премудрыя посрамит. Чего эти мудрые по гордости и высокомерию не могли найти, — потому что уклонились от учения Духа, и совершенно предались своим умствованиям, — то самые бедные и презренные люди, лишенные всякого мирского образования, узнали с совершенною точностью, — потому что доверились небесному наставлению. Но (апостол) не останавливается на этом в осуждении мирской мудрости; нет, он прибавляет еще другое, сильнейшее осуждение, говоря: премудрость мира сего буйство у Бога есть (1 Кор. III, 19), и, преподавая слушателям наставление, опять с совершенным презрением (к земной мудрости) и с силою говорил им: аще кто мнится мудр быти в вас, в этом веке буй да бывает, яко да премудр будет (ст. 18), и опять: писано есть: погублю премудрость премудрых, и разум разумных отвергу ( — I, 19), и опять: Господь весть помышления человеческа, яко суть суетна ( — III, 20). 6. Так, отсюда видно, что коринфяне обладали (мирскою) мудростью. А что они гордились и надмевались, опять явствует из этого же послания. Осудивши в одном месте блудодея, Павел прибавил следующие слова: и вы разгордесте (1 Кор. V, 2), А что они от гордости рассорились между собою, и это самое показал он, сказав: идеже бо в вас зависть и рвение и распри, не плотстии ли есте, и по человеку ходите ( — III, 3)? В чем же выразилась ссора? Они разделились между многими начальниками, почему (Павел) и говорит: глаголю же се, яко кийждо вас глаголет: аз убо есмь Павлов, аз же Аполлосов, аз же Кифин ( — I, 12). Говорит это не потому, чтобы они предались Павлу и Кифе и Аполлосу; нет, этими именами он хочет прикрыть виновников раздора, чтобы, обнаружив их, не сделать упорнее и не довести до большего бесстыдства. А что в самом деле они предались не Павлу и Петру и Аполлосу, но некоторым другим, и это видно из последующих слов. Осудив их за этот раздор, он прибавил вот что: сия же, братие, преобразих (отнес) на себе и Аполлоса вас ради, да в вас научитеся не паче написанных мудрствовати, да не един по единому гордитеся на другаго (1 Кор. IV, 6). Многие из простых людей, не имея, чем самим гордиться и укорять ближнего, поставив начальников над собою, их-то заслугами возгордились пред другими, и — мудрость их учителей сделалась для них поводом к превозношению пред другими: а это было верхом тщеславия — не имея, чем самим хвалиться, воспользоваться чужими преимуществами к превозношению пред другими. Итак, как они и надмились гордостью, и рассорились, и разделились на многие части, и высоко возмечтали о своей вере, как будто сами от себя изобрели, а не свыше и от благодати Божией получили [154] догматы истины, — то Павел, желая смирить их гордость, в самом начале (послания) тотчас назвал себя призванным, как бы так говоря: если я, учитель, не изобрел ничего сам от себя, и не сам первый пришел к Богу, но послушался уже тогда, как призван был, то вы, ученики, от меня принявшие догматы, как можете высокоумствовать, как будто бы сами изобрели их?! Поэтому и далее говорил им: кто бо тя рассуждает (отличает)? Что же имаши, его же неси приял? Аще же и приял еси, что хвалишися, яко не прием ( — IV, 7)? Итак это слово: зван есть не другое что, как урок смиренномудрия, низложение надменности, укрощение высокомерия. Ничто, точно ничто не может так обуздывать и воздерживать нас, как смиренномудрие, когда т.е. мы бываем скромны, смиренны и никогда нисколько не мечтаем о себе. Ведая это, и Христос, когда приступал к преподаянию духовного того учения, начал с увещания к смиренномудрию, и, отверзши уста, наперед постановил этот закон словами: блажени нищии духом (Матф. V, 3). Кто намеревается строить большой и великолепный дом, тот полагает и основание соответственное, чтобы оно могло выдержать тяжесть, которая впоследствии будет лежать на нем: так и Христос, начиная возводить в душах учеников великое здание любомудрия, наперед полагает увещание к смиренномудрию, как твердое и непоколебимое основание, — первую и нижнюю часть здания, зная, что, когда эта добродетель вкоренится в сердцах слушателей, то и все прочие добродетели могут уже безопасно назидаться. Следовательно, когда нет в человеке этой добродетели, тогда он напрасно, попусту и без пользы будет трудиться, хотя и совершит все прочие добродетели. Как человек, построивший дом на песке, хоть и подъял труд, но не получил пользы, потому что не положил надежного основания, — так, сколько бы кто ни сделал добра, без смиренномудрия, погубит и испортит все. А смиренномудрие разумею не то, что на словах и на языке, а то, что в сердце, от души, в совести, — что видеть может один Бог. Эта добродетель, одна и сама по себе достаточна к умилостивлению Бога, что и доказал мытарь. Не имея ничего доброго и не могши похвалиться хорошими делами, он сказал только: буди милостив мне грешнику (Лук. XVIII, 12) — и вышел праведнее фарисея; между тем это были слова еще не смиренномудрия, но искреннего сознания. Смиренномудрие состоит в том, когда человек, признавая в себе великие совершенства, нисколько не мечтает о себе; а сознание — в том, когда человек, будучи грешником, сам исповедует это. Если же не сознавший в себе ничего доброго, исповедав то, чем он был, так преклонил Бога на милость, — то каким дерзновением будут пользоваться те, которые могли бы указать на множество своих добродетелей скрывают однакож таковые, и ставят себя в числе последних? Так-то сделал и Павел: будучи первым из всех пра- [155] ведников, он называл себя первым из грешников (1 Тим. I, 15); и не только называл себя так, но и был убежден в этом, узнав от Учителя, что, и сделавши все, мы должны называть себя рабами, ничего нестоящими (Лук. XVII, 10). Вот, в чем состоит смиренномудрие! Подражайте же ему вы, у которых есть добрые дела, а мытарю — вы, которые обременены грехами. Будем признавать себя такими, каковы мы на деле; будем ударять в грудь и заставлять душу свою нисколько не мечтать о себе. Если мы будем в таком расположении, то оно послужит у нас достаточным приношением и жертвою, как и Давид сказал: жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Псал. L, 19). Не сказал только: смиренно, но еще и: сокрушенно; а сокрушенное переломлено, и уже не может, хоть и захочет, подняться вверх. Так и мы, [156] не только смирим нашу душу, но и сокрушим и пронзим; а она сокрушается, когда постоянно помнит о своих грехах. Когда так смирим ее, она, если и захочет, не будет в состоянии подняться до гордости, потому что совесть, подобно узде, будет удерживать ее от надмения, будет укрощать и умерять во всем. Таким образом возможем мы обрести и благодать у Бога: елико, сказано, велик еси, толико смиряйся, и пред Господем обрящеши благодать (Сир. III, 18). А кто обрел благодать у Бога, тот не почувствует никакой неприятности, но может и здесь, с Божией благодатью, легко перенести все несчастья, и избегнуть уготованных там грешникам наказаний, потому что благодать Божия будет ему везде предшествовать и во всем содействовать к добру. Ее-то да удостоимся получить все мы, о Христе Иисусе Господе нашем, чрез Котораго и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава и ныне и присно и во веки веков. Аминь. Опубликовано: Творения Святаго отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Констанипольскаго, в русском переводе. Том 3, книга 1. СПб., Издание С.-Петербургской Духовной Академии. 1898.
Иоанн Златоуст (ок. 347 — 14 сентября 407) — архиепископ Константинопольский, богослов, почитается как один из трёх Вселенских святителей и учителей вместе со святителями Василием Великим и Григорием Богословом. | ||
|