Е.Н. Трубецкой
Религиозно-общественный идеал западного христианства в XI веке

Часть II
Идея Божеского Царства в творениях Григория VII и публицистов — его современников

СОДЕРЖАНИЕ

Глава I. Идея Божеского Царства в творениях публицистов второй половины XI века: политическая теория церковных преобразований григорианской эпохи

Глава II. Теократия в творениях Григория; его настроение. Папа как представитель единства Божеского Царства на земле

Глава III. Теократический идеал Григория в борьбе против брака духовенства и симонии

Глава IV. Теократический идеал Григория в борьбе против светской инвеституры

Глава V. Святительская и царская теократия

Глава VI. Божеское Царство и царство дьявола

Si omnia opera divinitatis consideres, monade prorsus ea subsistere, diade autem interire invenies.
Humberti Cardinalis Adversus simoniacos, lib. III, cap. 24, стр. 229.
Посвящается Борису Николаевичу Чичерину,
воспитателю молодого поколения
русских государствоведов

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предлагаемый труд представляет собой продолжение той серии задуманных мною исследований по истории религиозно-общественного идеала средних веков, которая началась моей работой об Августине ("Религиозно-общественный идеал западного христианства в V веке", Москва, 1892 г.). Подобно названной работе настоящее сочинение не задается целями изобличения или апологии: задача его заключается в выяснении сущности теократического идеала средневекового латинства, как он раскрывается в произведениях папы Григория VII и публицистов — его современников.

Произведения Августина знакомят нас с идеальной основой средневекового мировоззрения, дают нам возможность наблюдать его в процессе его возникновения. Произведения Григория и публицистов его времени дают нам возможность проникнуть вглубь той теократической системы, которая построилась на этой основе. Вряд ли кто-либо из великих учителей и деятелей средневекового католицизма превосходит Григория VII глубиною и страстностью убеждения; благодаря изумительной цельности своего характера он представляет собой одно из наиболее ярких олицетворений того святительского, папского идеала, которому он служит в течение всей своей жизни; в его произведениях находят себе выражение притязания средневекового папства во всей их полноте. Поэтому они дают нам возможность судить о самой сущности этого святительского идеала, о его положительных и отрицательных сторонах.

Последовательное развитие притязаний папства в XI веке неизбежно влечет за собой отрицание тех прав светских государей, которые служат препятствием к осуществлению всемирной папской монархии. Всестороннее отрицание этих прав вынуждает защитников светской власти к всестороннему принципиальному их обоснованию. Поэтому в произведениях писателей-империалистов XI века мы находим яркое и полное теоретическое выражение того идеала "царской теократии", к осуществлению коего стремились светские государи средних веков и в особенности императоры Священной Римской империи.

Таким образом, творения Григория, его сторонников и противников дают нам возможность исследовать самую сущность тех двух противоположных пониманий теократии, которые в то время борются между собой в литературе и в жизни западноевропейских народов.

При разрешении этой задачи русский исследователь сталкивается с теми же затруднениями, на которые мне приходилось раньше указывать в предисловии к названному уже мною сочинению об Августине. Мы беспрестанно должны считаться с тем влиянием, какое оказали партийные интересы на труды западных исследователей о Григории и его времени. Мы стоим вне протестантско-католического вероисповедного спора; понятно, что мы не можем примкнуть к протестантской или католической оценке идей великого папы и его современников; равным образом мы не можем усвоить себе и тех решений занимающих нас исторических вопросов, которые подсказываются патриотическими интересами или увлечениями тех или других западных ученых, в особенности немцев*. Русскому исследователю приходится расходиться с его западными предшественниками не только в тех или других частностях, но в понимании и оценке самых основ латинской теократии средних веков.

______________________

* На это указывает также другой русский исследователь, глубоко изучивший всю современную историческую литературу о Григории и его времени, см.: Вязигин. Личность и значение Григория VII в исторической литературе. Пб., 1892 (конец). В этом труде читатель найдет прекрасную в общем характеристику главнейших произведений западной науки о нашей эпохе и подробные библиографические указания.

______________________

Понятно, что от католических исследователей ускользают внутренние противоречия святительского идеала Григория и относительная правота противников папства. С другой стороны, протестантские исследователи нередко впадают в односторонность противоположного свойства, не признавая в достаточной степени относительную правоту противников империи. Спор двух высших в католическом мире властей с этой точки зрения сводится к тому, что папство стремилось к порабощению государства, а императоры отстаивали самостоятельность последнего, указывая на узурпацию царских прав папской властью; протестантские писатели не отдают себе в достаточной степени отчета в том, что царская власть виновна в такой же узурпации прав святительских, что на этой узурпации покоится все здание Священной Римской империи. Протестантские исследователи вообще не в состоянии надлежащим образом оценить значение того факта, что католическая империя средних веков есть государство теократическое по существу; многие из них признают эту истину в принципе, но не в состоянии сознать всех ее последствий; при исследовании конкретных исторических явлений она большей частью остается у них без применения. Этим объясняется, между прочим, то неправильное освещение спора об инвеституре, которое господствует среди многих современных немецких историков: они упускают из вида тот религиозный интерес, который заставлял папу восставать против этой основы царской теократии, и видят в вопросе об инвеституре преимущественно "вопрос финансовый". Что же касается католических исследователей, то от них теократический характер империи ускользает по другой причине: закрывая глаза на противоречия и двойственность теократической идеи средних веков, они не хотят признавать Священную Римскую империю с ее цезаропапистскими притязаниями за необходимое разветвление этой идеи.

Предрассудки вероисповедные, национальные и вообще партийные препятствуют западным исследователям сознать надлежащим образом единство борющихся партий, те общие начала, во имя коих ведется спор и которые служат общей почвой для противников. Выяснение этих общих начал и составило главную задачу нашего исследования.

Само собою разумеется, что раскрытие этих общих начал дает возможность выяснить многие стороны теократической системы, которые до сих пор оставались в тени или вовсе игнорировались, и объяснить исторические факты, доселе оставшиеся без объяснения.

Та схема, которую мы здесь предлагаем, впервые дает возможность понять церковно-общественные преобразования Григория в связи с мирообъемлющим планом его политики в ее целом: благодаря ей мы можем дать вполне достоверное объяснение колебаниям Григория по вопросу об инвеституре, между тем как Гаук, последний из немецких исследователей, писавших об этом предмете, сомневается в возможности знать о нем что-либо положительное*; она дает возможность выяснить значение св. Петра в папской системе; благодаря ей становятся понятными противоречия теократии, то эсхатологическое настроение писателей, которое обусловливается этими противоречиями, а также те упреки в ниспровержении основ теократии, которыми обмениваются обе партии. Вообще благодаря предлагаемой схеме является возможность понять занимающую нас эпоху как единое целое и установить связь между такими историческими явлениями, которые до сих пор могли казаться ничем между собой не связанными. При отсутствии в настоящей работе такого нового материала, который бы не был известен предшествовавшим исследователям, задача ее сводилась к новому освещению и синтезу данных, уже давно известных и служивших предметом обсуждения в европейской науке.

______________________

* Hauck, Kirchengesch. Deutschlands, т. III, стр. 777.

______________________

Согласно первоначально задуманному плану я предполагал дать в настоящем исследовании полное изображение развития католической теократии в XI веке; впоследствии, однако, я должен был отказаться от этого предприятия, осуществление коего потребовало бы еще многих лет упорного труда; сузив тему, я ограничился изучением "идеи божеского царства" в творениях Григория и публицистов — его современников; однако следы первоначального, более широкого замысла сохранились в Приложении, в коем я попытаюсь дать очерк развития папства в XI веке до понтификата Григория VII. Так как этот очерк вовсе выходит за пределы избранной мною ограниченной темы и представляет собой до известной степени самостоятельное целое, то является полная возможность выделить его в особый, второй выпуск, чтобы не задерживать выхода из печати настоящего сочинения.

Я считал излишним давать здесь подробные биографические сведения о Григории как потому, что для этого пришлось бы рассказать историю его понтификата, т.е. выйти за пределы настоящей темы, так и потому, что русский читатель-неспециалист может познакомиться с биографией знаменитого папы в общедоступном изложении знатока занимающей нас эпохи — А.С. Вязигина (Григорий VII, его жизнь и общественная деятельность. Пб., 1891, биографич. библ. Павленкова). В других произведениях того же автора: "Петр Дамиани — борец за церковно-общественные прообразования XI века" (Харьков, 1895) и "Заметки по истории полемической литературы XI века" — читатель найдет сведения о личности и произведениях значительной части тех писателей-публицистов, о которых идет речь в настоящем моем исследовании.

Чтобы читатель-неспециалист мог легче разобраться в моих цитатах, прилагаю здесь список сокращений, к коим я прибегаю при наименовании главнейших источников:

М. Gr. означает Monumenta Gregoriana. Jaffe, Bibliotheca rerum Germani-carum, т. II.

Mon. Bamberg. Monumenta Bavbergensia, Jaffe, Bibliotheca rerum Germani-carum, т. V.

Jaffe, Reg. Jaffe, Regesta pontificum romanorum, ed. II.

M. M. G., De 1. Monumenta Germania Historica, Libelli de lite imperatorum et pontificum saeculis XI et XII conscripti.

M. M. G. S. S. Monumenta Germania Historica, Scriptores.

M. M. G. Legg. Monumenta Germania Historica, Leges.

Mansi Mansi, Sacrorum Conciliorum nova et amplissima collectio.

A. A. S. S. Acta Sanctorum.

Watterich Watterich, Pontificum Romanorum Vitae.

Считаю долгом выразить здесь мою искреннюю благодарность ректору Университета св. Владимира Ф.Я. Фортинскому, который своими ценными указаниями помог мне ориентироваться в источниках и пособиях по избранной теме, а также способствовал исправлению некоторых погрешностей в настоящей работе.

Глава I
ИДЕЯ БОЖЕСКОГО ЦАРСТВА В ТВОРЕНИЯХ ПУБЛИЦИСТОВ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XI ВЕКА: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ЦЕРКОВНЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ ГРИГОРИАНСКОЙ ЭПОХИ

Чтобы понять тот религиозно-общественный идеал, которым вдохновлялся Григорий VII как теоретик и практический деятель, необходимо ознакомиться с произведениями тех публицистов второй половины XI века, которые предвосхитили значительную часть его идей и комментировали его деяния. Сам Григорий не дал нам законченной теории всех тех великих преобразований, которые он проводил на практике. Чтобы уяснить себе идеальный смысл этих преобразований и церковно-политическое учение великого папы, мы должны начать с изучения публицистической литературы того времени; это тем более необходимо, что вопросы о браке духовенства, симонии, инвеституре, — словом, главнейшие из тех вопросов, разрешению коих он посвятил свою жизнь, обсуждались публицистами задолго до его понтификата.

В обширной полемической литературе занимающей нас эпохи нас поражает в особенности одна типическая черта, общая писателям клерикального и империалистического лагерей. Для всех этих писателей социальное единство человечества служит лозунгом и идеалом; все они ратуют за единство церкви, единство государства и проклинают фактическое раздвоение современной им исторической действительности.

Единый план положен Создателем в основу всего существующего; единство для публицистов XI века есть форма божественного царства, обнаружение божественного единовластия в строе вселенной: в порядке социальном, человеческом, точно так же, как и в порядке космическом, единство есть высшее благо, а двоица, напротив, есть злое начало, "подлое число", олицетворение всего того, что противится божественному порядку, принцип раздора и раскола. Известный писатель папской партии кардинал Гумберт в трактате "против симонистов" говорит о миротворных свойствах единицы; двоица, напротив, для него "схизматическое" число. Единица "рассеянное и разделенное воедино собирает", а двоица — "собранное рассыпает". "Рассматривая дела Божий, мы видим, что все они силою единства существуют и двоицею погубляются, так что единица для них — начало бытия, а двоица — начало погибели. Когда множество частей или членов связуются во единстве живого тела, оно живет; когда оно подпадает двоице, оно разлагается и умирает"*. В самом себе Бог являет нераздельное единство Трех Лиц. Во всех своих созданиях Он запечатлел образ триединства, ибо всему дал Он меру, число и вес; и всякая вещь представляет собою единство этих трех определений. Всеми делами своими Бог засвидетельствовал, насколько Он выше всего любит нераздельную единицу и ненавидит все рассекающую двоицу. Одни безумцы не различают единства в создании, подобно тому как пьяные или ослепленные бельмом видят луну или солнце вдвойне. В глазах Гумберта эти пьяные — прежде всего еретики и раскольники, не распознающие божественного единства в его земном образе — папе, симонисты, вносящие разделение в церковное тело, — ослушники св. Петра и последователи Симонамага**. Апологеты Григория VII, Манегольд*** и автор "Канонов против Генриха IV"****, вооружаются во имя единства церкви против императора. С другой стороны, один из выдающихся писателей императорской партии — Вальрам Наумбургский***** пишет книгу "о сохранении церковного единства" против папы. Для всех этих полемистов "вне единства церкви нет спасения"; все они сходятся в том общем положении, что раскол как прямое восстание против единства церкви есть тягчайший из грехов, "хуже идолопоклонства". "Врагов единства — раскольников — надо сокрушать всеми средствами, не только проповедью, но и внешней силой", — говорит один из цитированных писателей. А другой, ссылаясь на Августина, добавляет, что их следует принудить к единству церкви, которое есть брачный пир Господень******. Писатель начала XII века, защитник королевских прав против клерикальной теории Григория VII — Гуго Флерийский, — подобно Гумберту, рассматривает единство как универсальный закон, лежащий в основе существующего, — космическую форму теократии. Бог от создания мира учредил единоначалие на земле, подчинив первому человеку всю тварь поднебесную. Все в мире расчленено как в человеческом теле, все в нем расположено в правильном порядке иерархической лестницы, в коей низшие ступени по справедливости подчиняются высшим. Порядок природы построен по образцу небесной курии, "где один Бог обладает царским достоинством", где силы небесные расположены под престолом Вышнего в нисходящем порядке многоразличных чинов ангельских. И земное человеческое царство должно быть построено по образу и подобию небесного. Царь в своем государстве являет собою образ всемогущего отца, которому должны подчиняться все, не исключая и епископов, "дабы все царство было приведено к единому началу"⁷*. Эта проповедь единства как космической основы и социального принципа боговластия не составляет какого-либо специфического отличия писателей григорианской эпохи, а служит скорее общим достоянием средних веков. В XII веке св. Бернард высказывается в этом смысле в послании к ученику своему — папе Евгению III. Поручая одному Петру пасти овец своих, Спаситель в лице верховного апостола явил миру единство, дав единого пастыря единому стаду. "Где единство, там и совершенство; прочие числа заключают в себе не совершенство, но разделение, поскольку они отклоняются от единства"⁸*. От Августина, впервые формулировавшего социально-политическую программу средневековой теократии, и до папы Бонифация VIII, пережившего ее крушение, — учение о монархическом устройстве церкви и государства как отражении монархического устройства вселенной — составляет одну из любимых тем писателей-публицистов. Как в строе вселенной все слагается из единиц и все во единстве содержится, так и в церкви всякое разнообразие и множество должно быть приведено к высшей единице — папе; и как единица есть число неразложимое, простое, не сводимое на другие числа, так же точно и папа не может быть приведен к чему-либо другому, высшему⁹*. Подобно церкви и государство должно найти себе завершение в лице самодержца-монарха, который печется о подданных, как отец о детях, как Провидение о созданном. Монархия, учит Фома Аквинский, есть наилучший образ правления в государстве, ибо и вся природа управляется монархически: одна голова управляет телом животного, единый разум управляет всеми способностями нашей души и, наконец, — единый Бог царствует над вселенной¹⁰*.

______________________

* Humberti Cardinalis Adversus siraoniacos, lib. III, cap. 24, M. M. G., De 1., т. I, стр. 229. "Единица, — читаем мы здесь далее, — даже делимое приводит к неделимому единству; двоица, напротив, пытается разделить даже неделимое".
** Ibid., cap. 25.
*** Manegoldi ad Gebehardum liber, M. M. G., De 1., т. I, стр. 300-430.
**** Ibid., стр. 471-516.
***** Liber de unitate ecclesiae conservanda, M. M. G., De 1., т. II, стр. 173-284.
6* Ibid., т. I, стр. 368-369; ibid., стр. 510; M. M. G., De 1., т. II, стр. 184-185.
⁷* Hugonis Monachi Floriacensis, Tract, de reg. potest, et sacerd. dignitate, lib. I, M. M. G., De 1., т. II, стр. 467-468.
⁸* St. Bern. Op., Migne, т. I, De Consideratione, lib. II, cap. 8, § 15: "Et forte praesenes ceteri condiscipuli erant, cum committens uni, unitatem omnibus commendaret in uno grege et uno pastore, secundum illud: Una est columba mea (Cantic. VI, 8) Ubi unitas, ibi perfectio. Reliqui numeri perfectionem non habent, sed divisionem, recedentes ab unitate".
⁹*** См. цитаты, собранные у Фридберга: "De finium inter ecclesiam et civitatem regundorum judicio, quid medii aevi doctores statuerint" (Lipsiae MDCCCLXI, стр. 21-22). Ср. также: Gierke, Das deutsche Genossenschaftsrecht, т. III, стр. 515 и след.
¹⁰* Th. Aqu. De regimine principum, lib. II, cap. 1; ср.: Чичерин, История политических учений, т. I, стр. 201-202.

______________________

Представители клерикальных теорий, как Гумберт в XI веке, Фома Аквинский в XIII, папа Бонифаций VIII в XIV столетии, Эгидий Римский, Августин Триумф и многие другие, сходятся с такими защитниками прав светской власти, как Вальрам Наумбургский (XI в.), Гуго Флерииский (XII в.) и Данте (XIV в.), — в общем требовании единодержавия и в общей вражде против двоевластия*. Для всех этих писателей единодержавие в порядке человеческом, социальном представляется отражением единоначалия Божественного. Различие заключается лишь в том, что одни проповедуют единоначалие в интересах папы, а другие — в интересах мирской власти. Папа Бонифаций VIII требует подчинения князей духовной власти папы, "дабы одна голова была в церкви, а не две, как у чудовища". Кто сопротивляется Богом установленной папской власти, тот сопротивляется Богом учрежденному порядку — "разве только кто наподобие Мани измыслит, что в мире есть два начала; а это мы признаем ложным и еретическим, так как, по свидетельству Моисея, в начале, а не в началах (non in principiis, sed in principio) сотворил Бог небо и землю". Так рассуждает папа Бонифаций VIII в знаменитой булле "Unam Sanctam". Но и защитники королевских прав со своей стороны также опасаются манихейской двоицы. Нисколько не желая, чтобы государство походило на "двуглавое чудовище", они также стремятся привести его "к единому началу" и во имя "единства" настаивают на единовластии королей, восстают против господства духовной власти над миром**.

______________________

* Fridberg, De fin., стр. 21-22. По Данте, единство есть высшее благо — первоисточник всякого добра. Грешить — значить жертвовать единством множеству. В порядке социальном, однако, только всемирная империя способна установить единство среди людей. См.: Чичерин, История политических учений, т. I, стр. 225-226.
** Утверждение Гирке (Genossenschaftsrecht, т. III, стр. 533), будто среди сторонников светской власти в средние века встречаются лишь изолированные попытки вывести из идеи единства верховенство государства над церковью, неверно, по крайней мере по отношению к империалистам XI — начала XII века. У них, как и у их противников, "единство" — господствующая идея; во имя этой идеи они осуждают политику Григория, коей ниспровергается единство государства.

______________________

Средневековые писатели как клерикального, так и светского направления строят человеческое общество в готическом архитектурном стиле — в этом заключается черта сходства между ними, общая печать средневековой мысли. Человеческое общество представляется клерикальным публицистам в виде высокой пирамиды, которая кверху заостряется во множестве вершин; но над целым зданием господствует единая вершина — папская власть; в теории светских писателей мы находим тоже заостряющееся кверху здание; но здесь король или император играет роль готического шпица, а под ним в нисходящем порядке располагается многоглавый собор духовной и светской иерархии — епископы, герцоги, графы.

Любовь к единству не есть только отличительная черта средневековых писателей-богословов; это, можно сказать, центральный мотив средневековой истории, одна из главных пружин, приводящих в движение средневековое общество. Человечество, собранное в единый церковный организм, объединенное в видимом центре под верховной властью папы, — таков тот идеал, в силу которого западная церковь называет себя католическою. Той же идее объединения человечества во всемирную respublica Christiana служит и Священная Римская империя германских императоров. Церковь в своей видимой организации подвержена нападениям внешних врагов; чтобы оградить ее против натиска внешней силы, чтобы заставить народы войти в ее ограду и обеспечить ее всемирное владычество, нужен светский меч, нужно католическое, т.е. универсальное царство. Так понимали свою задачу основатель Священной Римской империи Карл Великий и его преемники; так понимали ее и римские первосвященники. Карл Великий велел называть себя императором-повелителем над всеми королями Запада, Оттон III мечтал о восстановлении империи в том виде, как она существовала при древних римских кесарях; а папа Иоанн VIII называл императоров владыками мира (totius mundi domini) и писал германскому королю Людовику II до коронования его императорской короной: "Если вы с Божией помощью станете римским императором, вам будут подчинены все царства*. Вера в необходимую связь между католической церковью и универсальной светской организацией пережила падение древней империи Запада; она-то и составила, как это прекрасно выяснено Брайсом, идеальную основу "Священной Римской империи" германских императоров. По словам Алькуина Йоркского — сотрудника и ближайшего советника Карла Великого, империя должна расти и расширяться, дабы во всех сердцах запечатлелось единое исповедание, единая католическая вера, дабы милостию Всевышнего всеми всюду управляло и всех охраняло единство мира и единство совершенной любви**. Рим — традиционный центр и глава вселенной, владыка городов; на этом общепризнанном в среде католиков значении Рима основываются притязания императоров Священной империи, как императоров римских, на всемирное владычество***. "Существует единое царство всего христианского народа, — говорит писатель начала XIV века аббат Энгельберт, — поэтому в этом царстве по необходимости должен быть и единый владыка — царь, поставленный и утвержденный на возрастание и защиту самой веры и христианского народа. На этом основании и Августин учит (De civ. Dei, lib. XIX), что вне церкви никогда не существовала, не могла и не может существовать истинная империя, хотя бы и были императоры не в истинном, а в условном значении этого слова, жившие вне католической веры и церкви"****.

______________________

* См.: Waitz, Verfassungsgeschichte Deutschlands, т. V, стр. 86, 89.
** Bryce, The Holy Roman Empire, стр. 96. Ср. вообще превосходную VII главу, трактующую о теории средневековой империи.
*** Waitz, Verfassungsgesch., т. V, стр. 100.
**** Bryce, цит. соч., стр. 92.

______________________

Основатель Священной Римской империи — Карл Великий — вдохновлялся идеалами Августина; говоря словами его биографа — Карл "услаждался" книгами великого учителя церкви, в особенности трактатом "De civitate Dei"*. У того же Августина ищет оправдания Священной империи и упомянутый писатель XIV века, т.е. той эпохи, когда создание Карла Великого уже пережило себя и императоры — его бессильные преемники — влачили жалкое существование. От начала средних веков Августин господствует над умами. По его плану строится "христианская республика" римских пап и императоров. Он в борьбе с манихейским дуализмом первый из латинских богословов высказал, что единство есть закон вселенной, форма всего существующего. Он впервые ясно формулировал идеал всемирного божеского царства, которое все в себе объемлет — и церковь, и государство, являя в видимом земном отражении образ божественного всеединства**. Словом, он высказал те основные начала, коих видимым воплощением хочет быть церковь и империя средних веков.

______________________

* Eginhardi Vita Karoli, cap. 25.
** См. мое соч. "Религиозно-общественный идеал западного христианства в V веке". М., 1892.

______________________

Между универсальным идеалом западного католичества и исторической действительностью средних веков существует глубокое, непримиримое противоречие. Единству этого идеала противополагается крайнее раздробление и раздвоение общества. Универсальная в идее, католическая церковь есть фактически церковь местная, связанная тесными географическими пределами. На востоке ей противополагается как внешняя граница греческая церковь, которая не поддается латинизации; ее с трех сторон охватывает мусульманский мир; ей приходится вести борьбу с язычниками севера и северо-востока. Универсальное владычество Священной империи есть владычество только номинальное; ей противополагается на востоке другая, Византийская империя с такими же универсальными притязаниями; константинопольские кесари не хотят признавать германских королей за римских императоров и величают их "царями Франков"; в Западной Европе точно так же главенство германских императоров над другими королями остается голым притязанием без всякой возможности практического осуществления.

Единство западной церкви есть единство местное, латинское. Но и в пределах латинского мира все двоится и единство остается лишь идеальным требованием. Двойственно, во-первых, самое социальное устройстве церкви, где каждый епископ вместе с тем и светский князь, где епископы и аббаты вместе с тем и вассалы королей. Представители универсальной идеи церкви, они связаны местными мирскими интересами; представители власти духовной, они находятся в феодальной зависимости от власти мирской, управляют территориями королей, поставляют им контингент вооруженных людей и нередко сами фигурируют в их войске. Двойственным представляется и самое положение папы. Глава вселенской церкви, он также в качестве владетельного князя в Италии опутан разнообразными местными интересами; он дрожит то перед римской чернью, то перед римскими баронами, которые постоянно угрожают безопасности не любимых ими пап. Уже самый факт зависимости избрания главы вселенской церкви от местных элементов — римского народа и римского клира (в тесном смысле слова) — представляется странной аномалией, колоссальным противоречием. Не меньшей аномалией представляется и то влияние, какое оказывают эти местные факторы на мировую политику пап. Светские владения служат для пап элементом беспрерывной тревоги. Италия в течение средних веков всегда служит театром военных действий для завоевателей всевозможных наций — лангобардов, сарацин, норманнов, северных германцев, французов. Средневековые папы живут в постоянном опасении вражеских нашествий чужеземцев; они боятся и усиления местных князьков в Италии. И вот ради обеспечения своего местного положения вселенский пастырь вынужден вести войны, вступать в союзы, взывать к помощи одних против других, мириться с вчерашними врагами, чтобы с их помощью сражаться с вчерашними друзьями.

В положении светской власти в средние века мы находим ту же типическую двойственность. При всеобщей путанице, характеризующей феодальные отношения, светский князь выступает в роли главы не только светских чинов, но и духовной иерархии в своем государстве. Короли и императоры председательствуют на церковных соборах; они назначают епископов и аббатов и до Вормсского конкордата (1121 г.), вручают епископам при назначении их на кафедры священные символы их пастырской власти — посох и кольцо. Если папы в средние века хотят превратить императоров в своих вассалов, то, с другой стороны, есть и такие императоры, как Генрих III, который в качестве "викария Бога"* по своему произволу назначал пап**. Двойственность положения духовенства неизбежно отражается в такой же двойственности положения светской власти. Если епископы облекаются в права светских князей, если пастырская власть неразрывно связана с управлением светскими территориями, то для того, чтобы сохранить феодальное верховенство над епископами своего государства, светский государь неизбежно должен узурпировать власть духовную, стать пастырем над пастырями. При всеобщей путанице отношений обязанности светской власти беспрестанно смешиваются с пастырскими обязанностями. В XI веке, например, даже такой ярый папист и сторонник Григория VII, как Манегольд Лаутенбахский, доказывает, что Генрих IV не может "царствовать над христианами", потому что в силу папского отлучения его недозволительно даже считать между христианами; он не может "управлять церковью" (ecclesiam regere), потому что в качестве еретика он сопричислен к бесноватым***. Манегольд, очевидно, понимает термины "царствовать над христианами" и "управлять церковью" как синонимические. Сам папа Григорий VII по поводу предстоящего в 1081 г. избрания короля в Германии на место низложенного им Генриха и убитого антикороля Рудольфа выражает надежду, что Спаситель даст церкви — невесте своей, ради коей Он умер на кресте, — защитника и "правителя" (rectorem), какого ей подобает иметь****. Как мы увидим впоследствии, такое смешение понятий составляет обычное явление в занимающую нас эпоху. В средние века мы видим епископов в латах и светских князей в митрах*****. В 1046 г. император Генрих III совершил поход в Италию во главе многочисленного войска, в котором епископы с их вассалами составляли внушительную силу. Недалеко от Рима — в Сутри — это епископское войско совместно с римским духовенством организовалось в собор, на котором были осуждены и низложены двое пап, после чего Генрих низложил в Риме третьего папу и возвел на римский престол своего избранника — Климента II******. А папа Григорий VII замышлял отправиться в поход против неверных во главе собранной им армии, поручая на время отсутствия своего из Италии заботу о римской церкви "после Бога" германскому королю Генриху IV⁷* .

______________________

* В первой половине XI века выражение "vicarius Dei" в применении к императору было, по-видимому, ходячим. См.: Thietm. Chron., lib. VI, cap. 8, M. M. G. S. S., т. III, стр. 808; Wiponis, Vita Chuonradi, cap. 3, M. M. G. S. S., т. XI, стр. 260.
** О власти Генриха III над апостольским престолом см.: Petri Dam., op. 6, cap. 36, Migne, стр. 1526: "Hoc sibi non ingrata divina dispensatio contulit, quod plerisque decessoribus suis eatenus non concessit; ut videlicet ad ejus nutum romana ecclesia nunc ordinetur, ac praeter ejus auctoritatem apostolicae sedi nemo prorsus eligat sacerdotem".
*** Maneg. ad Gebeh. lib., M. M. G., De 1., т. I, стр. 366.
**** M. Gr., стр. 475 (Jaffe Bibl. rerum germanicarum., т. II).
***** Непосредственный предшественник Григория VII папа Александр II дал герцогу Братиславу Богемскому митру "ad signum intimae dilectionis, quod laicae personae tribui non consuevit". Григорий VII подтвердил милость своего предшественника. См. письмо Григория к Братиславу: М. Gr. Reg., т. I, ер. 38, стр. 56.
****** См.: Zeller, Emp. Germ., т. II, стр. 141-145; Giesebrecht, т. II, стр. 391-396; Steindorff, Jahrbucher d. deutsch. Reichs, т. I, стр. 313-317.
⁷* M. Gr., Reg., т. II, ер. 31, стр. 146: "Si illuc favente Deo ivero, post Deum tibi romanam ecclesiam relinquo, ut earn secut sanctam matrem custodias et ad ejus honorem defendas" (письмо папы к Генриху).

______________________

Сознание противоречия между единством идеала и двойственностью действительности служит элементом вечной тревоги. Оно толкает людей на великие предприятия и служит оправданием для грязных дел. Во имя единства собираются со всех концов разноплеменные полки в походы против неверных. Во имя единства ведутся и междоусобные войны между братьями — крестовые походы против еретиков, сопровождаемые массовыми избиениями последних. Среди всеобщего раздора и кровопролития — всегда единство у всех на устах. Во имя "единства" вооружаются папы против императоров и императоры — против пап. Главными союзниками пап в этой борьбе служат непокорные светские вассалы императоров; главную опору императоров составляет духовенство, восстающее против своего главы — папы. В этой многовековой борьбе "единство церкви" и "единство империи" служит лозунгом обеих партий. Для каждой стороны ее противники суть "схизматики, разрывающие единый неделимый хитон Спасителя"*. Ради "восстановления единства церкви" императоры низлагают пап и сажают своих ставленников-антипап на их место. И "ради восстановления единства церкви и империи" папы возводят антиимператоров. Каждая сторона, само собой разумеется, стремится обновить всю иерархию духовных и светских чинов, заместить духовных и светских вассалов — сторонников противной партии — своими ставленниками. И вот во имя единства церковь и империя раздвояются сверху донизу, появляется по два епископа на кафедре, по два аббата в аббатстве и по два графа в графстве. Здесь каждый борется со своим двойником, и средневековый дуализм достигает осязательного воплощения в этом удвоении должностей и званий.

______________________

* Ср., например: Нитb. Card. Adv. sim., M. M. G., De 1., т. I, стр. 231 и Walr. De unit eccl. cons., M. M. G., De 1., т. II, стр. 231.

______________________

Недаром папе Бонифацию VIII мерещится кошмар двуглавого чудовища: средневековая история западной церкви наполнена множеством расколов, а история "Священной Римской империи" — есть история беспрерывных усобиц, мятежей и революций. Отовсюду из светской и духовной среды центробежные силы ополчаются против единства церкви. А императоры Священной империи вынуждены беспрестанно вновь завоевывать свое царство, сражаться то с тем, то с другим вассалом или с оружием в руках добывать себе императорскую корону в Риме.

Любовь к единству, столь резко контрастирующая с фактической раздробленностью феодального общества, не составляет специфического отличия какого-либо одного столетия, какого-либо одного периода средневековой жизни; это, можно сказать, центральная мелодия, руководящий мотив, вечно возвращающийся и проходящий через всю средневековую историю. Этот контраст между хаосом, неурядицей действительности и геометрической правильностью идеальных построений характеризует и XI столетие — эпоху, ближайшим образом нас интересующую.

III
ПРОПОВЕДЬ БЕЗБРАЧИЯ В ТВОРЕНИЯХ ПУБЛИЦИСТОВ XI СТОЛЕТИЯ

Основное требование единства, говорит кардинал Гумберт, заключается в том, чтобы люди пребывали в совершенном единении со своим Создателем. Но для того, чтобы служители Христовы были едины со Христом, они должны пожертвовать Христу всем, что они имеют. Как раб не имеет ничего своего и имущество его (peculium) считается собственностью его хозяина, так же точно и служитель Христов должен считать все достояние свое Божиим, пользоваться им как даром и самого себя приносить в дар*. "Бог любит во всей Своей твари благо общее и ненавидит частное"**. Чтобы "божеское царство" осуществилось на земле — должен быть искоренен всякий партикуляризм — должны быть уничтожены те частные, эгоистические интересы, которые отвлекают людей от служения целям общим, универсальным.

______________________

* Нитb. Card. Adv. sim., lib. II, cap. 3, M. M. G., De 1., т. I, стр. 228.
** Ibid., lib. II, cap. 25, стр. 230.

______________________

Священники — служители алтаря — суть по преимуществу представители божеского царства на земле. Чтобы божеское царство в земном своем осуществлении было совершенно единым и целостным, партикуляризм должен быть изгнан из духовной среды: духовные должны пожертвовать церкви всеми своими частными интересами, стать всецело рабами Божества.

Для этого они прежде всего должны отказаться от семьи, от домашнего очага, который всегда и всюду служит средоточием частных интересов, центром партикуляризма по преимуществу. Семья приковывает желания и помыслы человека к земле, заставляя его забывать об универсальных, общих интересах религии; с семьей связан целый мир материальных, земных забот. Женатый священник опутан сетью сложных отношений родства и свойства: увеличивая материальные его потребности, семья увеличивает тем самым и зависимость его от сильных мира сего. "Не может церковь освободиться от рабства мирянам, доколе духовные лица не будут освобождены от жен" — таковы знаменательные слова, которые ходячее предание приписывает Григорию VII*.

______________________

* "Non liberari potest ecclesia a servitute laicorum, nisi liberentur clerici ab uxoribus". Заимствую эту цитату у Hefele (Beitrage zur Kirchengesch., Tubingen, 1864, т. I, стр. 123), так как в указанном Hefele месте (М. Gr., т. III, стр. 7) ее не оказывается. Бесплодно искал ее и Hinschius'a(Kirchenrecht., Berlin, 1869, т. I, стр. 153, примеч. 4). Несомненно, что эта формула прекрасно выражает основную мысль поборников идеала безбрачия духовенства; но вопрос о принадлежности ее самому Григорию должен оставаться открытым.

______________________

Понятно, что семейная жизнь духовных лиц является бельмом в глазу апостолов теократии. В древности Платон требовал упразднения семьи во имя единства идеального государства: он видел в семье главное препятствие к осуществлению небесного царства идеи, потому что семейная жизнь отвлекает людей от служения загробным идеалам, вносит в общество рознь и раздор противоположных частных интересов*. Учителя средневековой теократии проповедуют безбрачие во имя совершенно тех же мотивов; здесь точно так же семейное начало приносится в жертву сверхчувственной идее; здесь также торжество единства выражается в упразднении интимной частной сферы. Подобно гражданам Платоновой республики католический священник должен стать зараз жрецом и жертвой загробного идеала.

______________________

* См. мою статью "Политические идеалы Платона и Аристотеля в их всемирно-историческом значении" ("Вопросы философии и психологии" за 1890 г., май). Само собой разумеется, что сходство в одной черте не исключает глубокого различия в других отношениях. Язычник Платон хочет заменить семью в своем идеальном государстве "общностью жен и детей", тогда как католические аскеты хотят заменить семейный быт пастырей совершенным воздержанием, сходство между Платоном и средневековым учителем заключается не в том, что они утверждают, а в том, что они отрицают. Первый, как и последние, относится отрицательно к семье, видя в ней одно из главных препятствий к осуществлению загробного идеала, божественного порядка в жизни человечества.

______________________

Сторонники церковных преобразований в XI веке видят в браке духовенства одно из главных препятствий к осуществлению божеского царства на земле. Такое отрицательное отношение к семейной жизни клира не составляет, однако, оригинальной черты церковного учения и законодательства XI века: каноны, воспрещающие брак духовенства, появляются в западной церкви уже в IV веке (Эльвирский собор). Начиная с IV века и вплоть до понтификата Григория VII эти воспрещения беспрестанно повторяются. Папская политика временами колеблется, но в общем брак считается нарушением канонов: соборы и папы ведут против него почти беспрерывную борьбу*. Усилия эти, однако, остаются безуспешными: в эпоху, ближайшим образом нас интересующую, духовенство вопреки канонам повсеместно живет в браке. По свидетельству Бонитона Сутрийского, в 1046 г., когда на апостольский престол был возведен немецкий папа Климент II (бамбергский епископ Суидгер), римские клирики были все до одного повинны в симонии или конкубинате**. По словам того же писателя, в те времена среди римского духовенства целомудрие считается чем-то сверхчеловеческим, ангельским***. Дезидерий — монтекасинский аббат — утверждает, что в его дни женатое духовенство кишело в Риме****. Но не в одном Риме воздержание считается сверхчеловеческой добродетелью. Среди выдающегося по своим нравственным качествам духовенства Милана и Турина брак составляет общепризнанный, веками укоренившийся обычай*****. Вообще в Италии женатое духовенство составляет обычное явление******. Но и за пределами Апеннинского полуострова проповедь безбрачия встречает энергическое сопротивление. В 1074 г. в ответ на попытку архиепископа Майнцского привести в исполнение воспретительные каноны Григория VII, собрание всего майнцского духовенства называет папу еретиком; последователь безумного учения, он заставляет людей жить по чину ангелов в отмену слов Евангелия, где прямо сказано, что "не все вмещают словесе сего". Пытаясь упразднить обычный порядок природы, папа тем самым открывает дверь разврату и всякой нечистоте. Если папа будет настаивать на исполнении своего предписания, то духовенство скорее откажется от своего сана и звания, чем согласится расстаться с женами. Так протестует майнцский клир, и, говоря словами летописца, сам архиепископ чувствует себя бессильным против векового обычая; он понимает, до какой степени невозможно преобразовать состарившийся мир, вернуть человечество к утраченной чистоте первых веков христианства⁷*. По свидетельству биографа епископа Альтмана Пассавского, в эпоху борьбы между Григорием VII и Генрихом IV во всей Германии священники открыто живут с женами, заявляя, что они не могут и не желают отказаться от обычая, которому с незапамятных времен следовали их предки⁸*. Точно то же видим мы в Испании, Англии, Венгрии и во Франции, словом, во всем католическом мире⁹*. По словам св. Иоанна Лодийского — биографа Дамиани — язва конкубината в занимающую нас эпоху приобрела силу укоренившегося обычая; она настолько осквернила весь римский мир, что перестала быть предметом негодования и порицания; супружество духовенства стало рассматриваться как нечто общепринятое и дозволительное¹⁰*. Каноны, воспрещающие брак, относительно строже соблюдаются на высших ступенях иерархии; но от времени до времени источники XI века упоминают и об епископах женатых или так или иначе согрешающих против целомудрия¹¹*. Бонитон Сутрийский, коего показание в данном случае не может быть заподозрено в виду его клерикального образа мыслей, рассказывает о матримониальных планах папы Бенедикта IX. Проекты эти не могли осуществиться по независящим от Бенедикта обстоятельствам; иначе мир увидел бы женатого епископа на римском престоле¹²*. Таковы факты, против которых направлены усилия церковных реформаторов XI века. Нам незачем будет воспроизводить здесь все те доводы из Священного Писания, из творений святых отцов или соборных постановлений, которые приводятся публицистами занимающей нас эпохи за или против безбрачия. Для нашей цели достаточно будет познакомиться лишь с теми аргументами, которые выясняют идеальные цели реформы, ее отношение к идеалу "божеского царства", как его понимают церковные учителя и законодатели¹³*. Один из наиболее выдающихся сторонников церковных преобразований XI века — Петр Дамиани¹⁴* — доказывает несовместимость брака духовенства с пастырским служением. Священник, говорит он, совершает великое и страшное таинство евхаристии, в котором совместно с ним участвуют хоры ангелов. Здесь разверзаются небеса, земное и горнее соединяются воедино; и силы небесные с трепетом взирают на Первосвященника, реально присутствующего в ости. Как могут совершать это таинство нечистые руки? Как смеет приступать к нему тот, в ком пылает адский пламень чувственного желания? И как может священник пасть с небесной высоты этого ангельского служения, чтобы погрузиться в омерзительный омут женских объятий и сладострастных влечений! "Святители суть жертва Богу (sacrificium Deo facti sunt); a no тому самому они должны быть свободны от рабских дел мира сего, чтобы принадлежать в совершенном послушании рабства Божеству" (ut solis divini famulatus vacent obsequiis mancipati). Духовенство должно выделяться из народной среды: подобно левитам Ветхого Завета, оно составляет особый "божий удел", специальный дар Богу. "Как некогда Израиль и Иуда среди всех народов земли составляли особый, избранный народ Божий, так же точно и теперь духовенство связано со Христом узами особого свойства, более тесными, чем прочие члены церкви". Будучи призвано беспрерывно пребывать на страже в служении жертве божественного закона, оно должно во всем своем образе жизни подчиняться особым правилам¹⁵*. Духовные должны пребывать в непрестанном воздержании для того, чтобы быть достойными совершать таинства; они не должны быть женаты, потому что женатый "заботится о мирском, как бы угодить жене"; они же должны заботиться исключительно "о божьем — как бы угодить Богу" (1 Кор. 7). Согласно учению Апостола (1 Кор. 3), — не только души наши, но и тела должны быть храмами Божества. Поэтому духовные, которые позволяют себе в нарушение канонов сожительство с женами, виновны в осквернении храма Божия¹⁶*.

______________________

* Историю этой борьбы см.: Гиншиус, Kirchenrecht., т. I, стр. 144-163.
** Bonith. ad amic, lib. V., Jaffe Bibl. rerum Germ., т. II, стр. 629. Сторонники церковных преобразований в XI веке клеймят именем конкубината всякое сожительство духовных лиц с женщинами, не делая в этом отношении никакого различия между браком и любовной связью.
*** Ibid., lib. V, стр. 628.
**** Hinschius, Kirchenrecht., т. I, стр. 151.
***** P. Dam. Op., т. II (ed. Migne), opusc. XVIII, стр. 398; Arnulphi Gesta archiepp. mediol., M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 20-21; Landulphi Hist, mediol., M. M. G. S. S., стр. 76.
****** Dresdner, Kultur u. Sittengesch. d. ital. Geistl. im X, XI Iahrh, стр. 317; ср. вообще стр. 306-317.
⁷* Lamberti Hersfeldensis Annales, M. M. G. S. S., т. V, стр. 218.
⁸* Vita Altmanni Episcopi Pataviensis, M. M. G. S. S., т. XII, стр. 232; Ср.: Giesebrecht, Deutsche Kaiserzeit, т. II, стр. 382; Hefele, Conciliengesch., т. V, стр. 33-35.
⁹* Факт повсеместного распространения брака духовенства в XI веке вообще представляется вполне установленным в науке; ср. богатый материал, собранный в соч.: Lea, An historical sketch of sacerdotal celibacy in the church. Philadelphia, 1867, стр. 186 и след.; кроме того, данные о распространении брака рассеяны во всем цит. сочинении; ср.: Ibeiner, Die Einfuhrung d. erzwungenen Ehelosigkeit bei der christlichen Geistlichkeit und ihre Folgen, Altenburg, 1845. Mribt, Publicistik im Zeitalter Gregors VII, стр. 239-260; об Англии, Венгрии, Франции и Испании — стр. 254-260.
¹⁰* Hinschius, Kirchenrecht., т. I, стр. 151.
¹¹* Ср., например письма Григория VII: М. Gr., т. I, 77, стр. 96; т. II, io., стр. 124; Epist. coll., стр. 541; Ср.: Petri Damiani Epist., lib. IV, 8 (Migne, т. I., стр. 310); Opusc. VI, cap. 18 (т. II, стр. 123); Его же, Opusc. XVII, praefat. (т. II, стр. 380); ср. также: Hinschius, Kirchenrecht., т. I, стр. 150; Meyer von Knonau, Iahrb., т. I, стр. 13; Lea., цит. соч., стр. 196.
¹²* Bonith. ad amic, lib. V, Jaffe, стр. 625-626; ср.: Mirbt, цит. соч., стр. 241.
¹³* Также мы будем поступать и в последующих отделах настоящего исследования. Подробное изложение публицистической литературы читатель найдет в прекрасной работе Мирбта (цит. соч.; в частности, о целибате см. стр. 274-305). Ср. также интересные статьи профессора Вязигина "Заметки по истории полемической литературы" (отдельный оттиск из Ученых записок Харьковского университета за 1894, 1895 и 1896 гг.). В этом, к сожалению, еще не оконченном труде автор дает подробную характеристику памятников публицистической литературы, вошедших в состав двух томов "Monumenta Germania, libelli de lite".
¹⁴* Лучшие сочинения о Дамиани: Neukirch, Das Leben des Petrus Damiani, 1875; Kleinermann, Der heilige Petrus Damiani, 1882; Roth. Der heilige Petrus Damiani. На русском языке читатель найдет популярную и сжатую характеристику Дамиани в лекции проф. Вязигина "Петр Дамиани, борец за церковно-общественные преобразования XI века", Харьков, 1895 (отдельный оттиск из "Записок Харьковского Университета" за 1895 г., вып. 4-й). Там же более подробные библиографические указания.
¹⁵* P. Dam. Op., т. II (Migne), P. Dam. Opusc. XVIII, Contra intemperantes clericos, стр. 394, 399; т. I, Epist., lib. V., сp. 4, стр. 344-346.
¹⁶* P. Dam. Opusc. XVIII, cap. 4, стр. 404-405.

______________________

Во имя тех же мотивов восстают против брака духовенства и многие другие сторонники церковных преобразований. По мнению Бернольда, священники, призванные ежедневно служить при алтаре, совершая моления и таинства, не должны иметь жен, потому что они обязаны всецело отдаваться своему служению*. Манегольд Лаутенбахский настаивает на том, что только совершенное воздержание и целомудрие делает священников способными совершать таинства**. Знаменитый миланский проповедник Ариальд считает кощунственною мысль, будто священники, оскверненные сношениями с женами, могут приносить бескровную жертву Богу***.

______________________

* Adversus quendam Alboinum presb., M. M. G. De 1., т. II, стр. 7.
** Manegoldi ad Gebeh. liber, cap. 22, M. M. G. De 1., т. I, стр. 350.
*** Landulphi Hist, mediol., lib. III, cap. 25, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 92. С Ариальдом мы еще будем иметь случай познакомиться, см. ниже, гл. III.

______________________

Проповедь безбрачия ведется не только во имя идеальных, аскетических мотивов: с ней связаны интересы материальные, экономические. В числе вредных последствий "конкубината" духовных лиц уже писатели X века отмечают расхищение церковного имущества. По словам епископа Аттона Версельского (умершего в 960 г.), священники наделяют своих наложниц наследством из церковных имуществ — из денег, собранных на милостыни бедным или приобретенных каким-либо другим способом. Ради обогащения "распутных женщин" расхищаются церкви, притесняются нищие*.

______________________

* Epist. 5, ed. Buronti del Signore, т. II, стр. 304-305.

______________________

Связь идеала безбрачия с чисто материальными интересами находит себе наивное выражение в речи папы Бенедикта VIII, сказанной в 1018 г. на Павийском соборе*. Указав на несовместимость священнического служения с браком, который влечет за собой "эпикурейский образ жизни" женатых пастырей, папа сосредоточивает свое внимание преимущественно на одном из последствий этого "эпикуреизма": он говорит о расхищении церковных имуществ женатыми духовными и их семьями. По его словам, члены клира, приживая в браке "проклятое потомство", похищают вместе с тем у церкви ее веками накопленное имущество. Не считая нужным долго останавливаться на браках свободных клириков со свободными женами, папа ведет речь преимущественно о браках духовных лиц, принадлежащих церкви в качестве крепостных, со свободными женами. Наследуя состояние матери, дети, прижитые от этих смешанных браков, уходят на свободу, унося с собой имущество, награбленное от церквей их отцами; поступая в качестве воинов на службу к знатным мирянам, они самовольно выходят из-под церковной юрисдикции. Таким образом, у церквей похищаются зараз их вещественные богатства и их рабы. Дерзкие "похитители свободы" нарушают как имущественные права церквей, так и права юрисдикции, предоставленные последним иммунитетными грамотами. Желая спасти от разорения церковное имущество, накопленное веками благодаря щедрости благочестивых царей и императоров, папа настаивает на том, чтобы дети, прижитые от смешанных браков, оставались крепостными церкви на веки вечные, "дабы прелюбодеяние" (adul-terium), всем миром осужденное, никому не служило на пользу". Более того, сами свободные "блудницы" (meretrices), от коих духовные лица "хищническим образом" производят потомство, не должны уходить из-под власти церкви с приобретенным ими имуществом; сами они могут уйти на свободу, но их дети и имущество должны оставаться при церкви и принадлежать ей на правах собственности.

______________________

* Речь эта заключает в себе пространную мотивировку постановлений собора; здесь канон, категорически воспрещающий брак духовным лицам всех степеней, фигурирует в числе многих других, направленных против расхищения церковного имущества женатыми клириками и их женами. Речь, каноны и эдикт императора Генриха II, их санкционирующий, помещены в сборнике: Mansi, т. XIX, стр. 343-356.

______________________

Бенедикт VIII, который всего менее может служить типом реформатора-аскета, ценит безбрачие духовенства главным образом потому, что оно должно закрепить за церковью ее живой и мертвый инвентарь. Реформаторы второй половины XI века также не упускают из вида материальную, экономическую сторону реформы, хотя для них она не стоит на первом плане. Так, Дезидерий — монтекассинский аббат — с негодованием говорит о римских пресвитерах и дьяконах, которые вступают в брак и назначают прижитых детей наследниками по завещанию*. Сам папа Григорий VII в 1076 г. пишет к Вильгельму Завоевателю о некоем епископе Югелле, который выдал замуж прижитых от конкубината дочерей, наделив их приданым из церковных имений и доходов**.

______________________

* Dialogorum de miraculis S. Benedicti, lib. III (S. S. rerum italicarum, т. V, стр. 396).
** Ер. coll. 16, M. Gr., стр. 541; о расхищении церковных имуществ женатыми духовными см. вообще: Dresdner, цит. соч., стр. 327-331; Hinschius, Kirchenrecht., стр. 149 и след.; Lea, An historical sketch of sacerdotal celibacy, стр. 167 и след.

______________________

Реформаторы думают не только о том материальном вреде, какой приносит церкви брак духовенства, но и о тех выгодах, какие могут принести ей те или другие меры против женатых духовных. В этом отношении не составляет исключения даже чистый, бескорыстный Дамиани, как видно из его комментария к постановлениям Римского собора 1049 г. Возобновив на означенном соборе канон, воспрещающий священникам, дьяконам и субдьяконам вступать в брак, папа Лев IX постановил вместе с тем, чтобы все сожительницы духовных лиц, какие впредь окажутся в Риме, были обращаемы в рабынь Латеранского дворца*. Дамиани считает достойным всяких похвал это постановление (statutum aequitatis justitiaeque plenissimum) и советует всем епископам распространить его на их диоцезы: по мнению нашего автора, женщины, похитившие себе рабов Божиих, коих служение должно всецело принадлежать алтарям, по справедливости должны стать рабынями церкви, чтобы вознаградить ее за причиненный ей ущерб**.

______________________

* См.: Bernoldi Chron. за 1049 г., М. М. G. S. S., т. V, стр. 426; ср,: P. Dam. Opusc. XVIII, Contra intemperantes clericos., т. II, стр. 411 (Migne).
** Ibid. Также см.: Манееольд, указ. соч., cap. 23, М. М. G., De 1., т. I, стр. 353-354.

______________________

Кроме расхищения церковных имуществ с браком духовенства связана еще и другая опасность для церкви. Уже писатель X века епископ Ратерий Веронский говорит о стремлении женатого духовенства сложиться в наследственную касту. Священники стремятся сделать своих детей священниками, эти в свою очередь хотят передать свой сан по наследству сыновьям; если не положить предела этому злу, оно будет продолжаться до конца веков. Так как священники не могут воздержаться от жен, то Ратерий убеждает их, чтобы они по крайней мере готовили своих детей к мирской деятельности и не искали для них духовного сана*. Опасность действительно велика: факты, отмеченные веронским епископом, беспрестанно повторяются как в X, так и в XI веке; приходы, в особенности богатые, переходят по наследству: мы узнаем о существовании целых династий священников и даже епископов**. Насколько церковное законодательство XI столетия разделяет опасения Ратерия — доказывается существованием многочисленных канонов, воспрещающих посвящение в духовный сан детей женатых духовных***.

______________________

* Ratherii ер. Veronensis Op. (ed. Migne), De nuptu cujusdam illicito, cap. 4, стр. 571-572.
** Dresdner, стр. 77, 327, след.; Imbart De La Tour, Les elections epiacopales, стр. 363-364.
*** См. у Mansi, т. XIX: 8-й канон Буржского собора 1031 г. (стр. 504); т. XX: 8-й кан. Пуатьесского собора 1078 г. (стр. 498); 3-й, 4-й, 5-й кан. собора в Герундуме 1078 г. (Испания), стр. 518. Ср. также: Hefele, т. V, стр. 195, 224, 268; Hinschius, Kirchenrecht., т. I, стр. 11; Mirbt, цит. соч., стр. 336-337. На исполнении этих постановлений настаивает и Григорий VII (М. Gr., т. II, 10., стр. 166; т. VII, 1, стр. 380).

______________________

В сохранении брака духовенства заинтересованы не только сами женатые пастыри, но и многочисленные их родственники-миряне. Эти родственные связи женатых духовных составляют одно из важных препятствий к осуществлению церковных реформ в XI веке. В 1056 г., рассказывает Бонитон, двое духовных лиц, Ариальд и Ландульф (главы партии "патаров", с которой мы познакомимся впоследствии) — начали проповедовать в Милане против симонии и брака духовенства и имели большой успех среди народных масс. Возмущенные этими речами, против них поднялись толпы духовенства, "несчестные как песок морской"; собравши рыцарей, военачальников — родственников своих и близких своих жен, миланские клирики устроили бунт, пытаясь принудить к молчанию проповедников*.

______________________

* Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 639.

______________________

В Риме при Григории VII женатые священники, их сыновья и близкие составляли внушительную силу в партии, враждебной папе*. Благодаря семейным связям женатого духовенства мы встречаем в числе противников церковных реформ мирян-баронов, которые, соблазняясь богатыми церковными бенефициями, охотно выдают своих дочерей замуж за духовных лиц**.

______________________

* Ibid., lib. VII, стр. 660.
** Iungmann Dessertationes selectae in historiam ecclesiasticam, Regensburg, 1884, т. VI, стр. 174, 175.

______________________

Духовенство в дни Дамиани и Гильдебранда всюду оказывается не соответствующим католическому идеалу. Мир втягивает в себя служителей церкви посредством родственных отношений; семейная жизнь приковывает их к интересам местным, территориальным.

Чтобы стоять на высоте своего служения, чтобы быть поистине католическими пастырями, жрецы универсальной теократии должны быть по возможности свободны от всяких уз кровного родства или свойства с окружающей их мирской средой. В этом смысле высказывается уже папа Бенедикт VIII (на Павийском соборе 1018 г.). По его мнению, безбрачие духовенства составляет существенное отличие новозаветной теократии, где священство не составляет наследственной касты — от теократии ветхозаветной, где брак священников был необходим для поддержания касты левитов*. Те же мысли развивает во второй половине XI столетия Петр Дамиани. Он также противополагает христианское духовенство левитам Ветхого Закона. В ветхозаветные времена, читаем мы в его книге "Contra intemperantes clericos", разрешались браки духовных лиц, так как духовенство состояло из одного колена Левия и брак был нужен ради продления существования этого колена. Теперь же — в церкви новозаветной — святители избираются из среды всего христианского народа; права кандидатов на ту или другую духовную должность обусловливаются не их происхождением, а степенью их нравственного совершенства, святости. Брак духовенства в глазах Дамиани имеет смысл лишь в связи с каковым устройством ветхозаветной церкви; в христианстве под царством благодати упраздняется этот кастовый принцип; духовенство перестает быть союзом плоти и крови**. Духовенство должно отделяться от народных масс не рождением, а служением. Поставленное возвещать слово Евангелия, оно должно состоять в более тесной связи с Христом, чем прочие, мирские члены церкви. И лишь постольку оно составляет особый, избранный народ, новозаветный Израиль Божий***.

______________________

* Mansi, т. XIX, стр. 345.
** P. Dam. Op., т. II, Opusc. XVIII, стр. 399-400 (Migne).
*** Ibid., т. I, lib. V, epsit. 4, стр. 344-345.

______________________

Сторонники церковных преобразований в XI веке вооружаются против брака духовенства, или как, они выражаются, против "николаитизма" пастырей церкви — во имя аскетического идеала "целомудрия". Но на самом деле они прекрасно знают, что брак духовенства может быть уничтожен лишь в ущерб его целомудрию. Это необходимо иметь в виду для того, чтобы уяснить себе истинные цели реформы.

Сами проповедники безбрачия не скупятся на мрачные краски для изображения нравов духовенства того времени. Кардинал Петр Дамиани — один из типичнейших представителей монашеского аскетизма средних веков — в послании к папе Льву IX дает подробное перечисление всевозможных противоестественных пороков итальянских духовных лиц, требуя от папы энергических мер для их искоренения. Достаточно красноречиво уже самое заглавие послания: оно называется "Книга Гоморры" (Liber Gomorrhianus)*. Стыдно рассказывать, говорит Дамиани, и не хотелось бы оскорблять слух св. отца описанием гнусных безобразий и преступлений; но, чтобы врач мог раскаленным железом прижечь рану, необходимо ее обнажить. Далее следуют такие описания образа жизни духовенства, которые никогда не могут появиться в русском переводе**. Седьмая глава послания носит заглавие: "О тех, кто исповедуется в своих преступлениях тем самым лицам, с коими они согрешают"***. Наконец, в десятой главе приводится ряд фальшивых канонов, изобретенных и пущенных в оборот ради смягчения ответственности за преступления духовных лиц против целомудрия. В отличие от подлинных церковных канонов здесь назначаются менее строгие наказания за противоестественные пороки служителя алтаря. Из этой обширной коллекции, собранной Дамиани, занимающей почти целый столбец убористой печати в издании in 4 Миня, наиболее любопытные образцы, к сожалению, опять-таки неудобны для перевода****. Уже само существование и изобилие этих фальсифицированных канонов свидетельствует о существовании и изобилии предусмотренных ими грехов. Иначе не было бы нужды в подобной фальсификации. Наконец, фальсификация не могла бы предвидеть такого разнообразия преступлений, не могла бы дать столь подробного и конкретного их описания, если бы не было множества лиц, в том заинтересованных, если бы в действительности не встречалось соответствующего разнообразия казусов. Приведенные Дамиани каноны говорят о множестве разрядов лиц, о высших и низших ступенях иерархии, о духовенстве белом и черном, о монахах, монахинях и мирянах. Что Петр Дамиани в данном случае не сочиняет и не преувеличивает, доказывается, во-первых, тем, что он, очевидно, не мог изобрести канонов, против коих он полемизирует, признавая их за злонамеренный обман*****. Кроме того, свидетельство Дамиани подкрепляется высоким авторитетом папы Льва IX, который в ответном письме выразил свою признательность автору "Книги Гоморры" за его правдивые разоблачения******.

______________________

* P. Dam. Op., Migne, т. II, стр. 159-160.
** Ibid., cap. 1, стр. 161: "Alii siquidem secum, alii aliorum manibus, alii inter femora, alii denique consumraato actu contra naturam delinquunt".
*** Ibid., стр. 168.
**** bid., стр. 169: "Episcopus cum quadrupede peccans decern annos poeniteat et gradum amittat, presbyter quinque, diaconus tres, clericus duo"; ср. вообще всю эту любопытную главу.
***** См. стр. 169 — начало 10 главы. Трактат Дамиани не вызвал опровержений, но папа Александр II во избежание соблазна счел нужным изъять "Книгу Гоморры" из обращения, на что впоследствии жаловался Дамиани (lib. П., Epist. 6, стр. 270-272).
****** Письмо это в издании Migne приложено к тексту "Книги Гоморры", стр. 159.

______________________

Были ли описанные Дамиани пороки распространены за пределами Италии и насколько они вообще были распространены — об этом судить трудно. По свидетельству "Книги Гоморры", зло растет, как гангрена, среди духовного сословия*. Другие произведения Дамиани и современных ему писателей изобилуют рассказами о распутстве и невоздержании духовных лиц всех стран света. Но на этих свидетельствах в большинстве случаев нельзя основывать определенных заключений относительно степени распространения разврата среди иерархии занимающей нас эпохи, так как они исходят от проповедников безбрачия, которые рассматривают как распутство и конкубинат брак духовных лиц и клеймят священнических жен именем наложниц**.

______________________

* Ibid., praef., стр. 161.
** Ср.: Lea, цит. соч., стр. 204; Mirbt, Die Publicistik im Zeitalter Gregors VII, Leipzig, 1894, стр. 239. О степени распространения подобных пороков ср. также: Dresdner, Kultur u. Sittengesch. d. ital. Geistl. im X, XI Jahrh., стр. 319-327.

______________________

Однако не подлежит сомнению, что ввиду неспособности большинства духовенства к совершенному воздержанию принудительное безбрачие должно повлечь за собой развитие разврата в широких размерах. Об этом неустанно твердят противники реформы. Те, кто воспрещает иметь одну законную жену, по их словам, дают повод к сотням любодеяний*. Последствием воспретительных канонов является убиение множества незаконнорожденных детей духовных лиц**. В одном из полемических трактатов, направленных против законов о целибате, приводится в числе прочих аргументов характерная легенда о папе Григории Великом. Согласно этой легенде, Григорий отменил изданный им декрет против брака духовенства после того, как из пруда, где для него ловили рыбу, рыбаки вытащили шесть тысяч детских голов. Папа понял, что изданный им декрет был причиной гибели этих младенцев, и принес покаяние***.

______________________

* Landulphi Hist. Mediol., lib. III, cap. 26, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 92-93.
** Ibid., стр. 92.
*** Pseudo-Udalrici Epist. De continentia clericorum, M. M. G., De 1., т. I, стр. 257.

______________________

Сторонники преобразований не могут не отдавать себе отчета в гибельных последствиях безбрачия; но, согласно верному замечанию одного из их противников, они находят, что "лучше согрешать со многими тайно, чем связываться с одной женщиной явно, с ведома людей"*. Что эта характеристика не составляет результата тенденциозного преувеличения, доказывается признаниями Дамиани. Он прямо говорит, что если бы сношения духовных лиц с женщинами оставались тайными, с этим еще можно было бы как-нибудь примириться; главным злом для него является явное и как бы узаконенное обычаем сожительство клириков с женами**. Усилия партии преобразований в XI веке направлены не столько против излишеств и противоестественных пороков, сколько против семейной жизни служителей алтаря. Отсюда ясно, что истинная цель реформаторов не та, которая написана у них на знамени: цель эта не есть "целомудрие" духовенства, — так как они прекрасно знают, что принудительное безбрачие ведет к результату как раз противоположному, — а внешняя иерархическая организация духовного сословия. За невозможностью поднять нравственный уровень духовенства сторонники преобразований хотят установить некоторый внешний законный порядок: путем принудительных мер они хотят рассечь те законные узы, которые связывают духовенство с миром. Преходящая любовная связь представляется им менее опасной, чем брак, который создает постоянные родственные связи и, следовательно, служит постоянным источником партикуляризма, непрестанной угрозой единству иерархического строя. Это "единство" служит для реформаторов высшей и безусловной целью; цель нравственная у них подчинена цели политической.

______________________

* Ibid., стр. 259.
** P. Dam. Opusc. XVII, praef. 1, Migne, т. II, стр. 380.

______________________

Чтобы в полной мере уяснить себе тенденции реформаторов, следует принять во внимание, что меры против брака духовенства в XI веке связываются с восстановлением древних правил о "канонической", т.е. совместной жизни духовных лиц. На Латеранском соборе 1059 г. папа Николай II постановил, что все пресвитеры, дьяконы и субдьяконы, состоящие при одной епископской церкви и не преступившие заповеди целомудрия, должны составлять общежитие, т.е. спать в общем помещении, разделять общую трапезу и совместно пользоваться доходами с церковного имущества*. В 1064 г. партия преобразований ввела "каноническое" общежитие в Милане**. К той же цели стремился и сам Григорий. Будучи еще кардиналом-субдьяконом римской церкви, он в речи, произнесенной на Латеранском соборе 1059 г. осуждал изданный Людовиком Благочестивым на Аахенском соборе 816 г. статут, коим устанавливалось право каноников иметь частную собственность и разрешались им слишком большие ежедневные порции пищи и питья. По его настоянию собор отменил аахенский статут***. Наконец, тотчас по возведении в папы Григорий предписал всем римским клирикам, чтобы они, отказавшись от всякой частной собственности (nihil proprium possidentes), жили вместе согласно каноническим правилам или удалились в частную жизнь, причем в последнем случае они лишались права пользования церковным имуществом****.

______________________

* См. 4-й канон этого собора у Mansi: т. XIX, стр. 898.
** Bonith. ad amic. lib. VI, стр. 647 (Jaffe).
*** Mabillon Annales Ord. St. Bened., т. IV, стр. 784 и след.; ср.: Gfrorer., Papst. Gregor VII., т. I, стр. 598.
**** Bonith. ad amic, lib. VII, стр. 660 (Jaffe). К той же цели стремились и после Григория папы-реформаторы, например, Урбан II (см. его: Epist. ad. canon, regulares (Mansi, т. XX, стр. 713)), также и Пасхалий II (Jaffe, Reg., n. 6533). О введении канонической жизни в Германии во многих местах рассказывает Бернольд в своей хронике за 1091 год (см.: М. М. G. S. S., т. V, стр. 452-453).

______________________

Из поборников церковных преобразований в XI веке самым рьяным сторонником каноникатов является Петр Дамиани; при этом мысль о необходимости духовных общежитий связывается у него самым тесным образом с проповедью безбрачия. По его словам, еще Ветхий Завет устанавливает особое место жительства для левитов, воспрещая им селиться среди других колен. Закон Моисея предписывает им "ставить стан свой возле скинии", не отходить от нее, безотлучно "состоять при ней на страже" (Чис. 1: 50, 53). Если таковы обязанности ветхозаветных священников, которые жили в браке, то тем более духовные Нового Завета, "будучи обречены целомудрию", должны жить при своих церквах", т.е. составлять при них общежития*. При раздельности жилищ и имуществ клирики подвергаются частым искушениям; идут ли они в церковь или возвращаются из нее домой, дьявол часто является им "в женском образе", разжигая в них пламя чувственных желаний. От таких искушений может спасти духовенство только совместная жизнь при церкви. Пастыри, призванные укрощать нечистые желания в других, не должны обладать собственным жилищем; они вообще не должны иметь никакой собственности на земле, так как нераздельность жилища и трапезы предполагает нераздельность имуществ**. Недаром Ветхий Завет учит, что не только левиты, но и скот левитов составляет собственность Божества"***. Будучи "уделом Божиим", духовные должны приносить в жертву Богу все свои частные права.

______________________

* P. Dam. Opusc. XXVII, De communi vita canonicorum, cap. 1, 2, Migne, т. II, стр. 505-506.
** Ibid., cap. 3, стр. 509.
*** Ibid., cap. 1, стр. 505.

______________________

Отмечая стремление современных ему духовных — делить между собою церковные имущества, Дамиани мечтает о восстановлении общественного строя первоначальной апостольской общины, где каждый продавал свое имущество и складывал к ногам апостолов. Только при общности имуществ духовенство может стать единой иерархией Христовой: раздельность имуществ несовместима с единством душ*. Доколе духовные живут отдельно — они разрозненные камни, отсеченные от церкви; только живя вместе, они собираются в единый храм Божий, становятся единым телом Христовым**. Всякий, кто нарушает единство веры, справедливо называется схизматиком; тем более должен почитаться схизматиком тот, кто рассекает единство общежития, единство любви, связывающее духовных между собой***.

______________________

* Ibid., cap. 2, стр. 506-507.
** Ibid., cap. 5, стр. 511.
*** Ibid., cap. 3, стр. 507. Кроме названного трактата ср. слова того же автора о канонической жизни в Sermo LXIX., т. I, стр. 901.

______________________

Как видно из вышеизложенного, борьба против брака духовенства связывается у реформаторов XI века с коммунистической тенденцией, которая опять-таки сближает их с великим коммунистом древности — Платоном. В своем стремлении изгнать из жизни клира всякий частный интерес, они налагают руку не только на семью, но и на частную собственность духовных лиц. Они хотят одним ударом вырвать из духовной среды все то, что воспитывает в ней партикуляри-стические стремления, все то, что препятствует объединению, централизации иерархии. Такое объединение достигается путем подчинения духовенства монашескому строю жизни. Чтобы быть проводниками, органами "божеского царства" на земле, члены клира должны отречься для него от личной жизни, стать безвольными орудиями теократии. Послушание клира создает могущество церкви и служит для нее источником крупных материальных выгод: вследствие отречения служителей алтаря от семьи и собственности, вследствие низведения до минимума их материальных потребностей сберегается для церкви ее земное благосостояние. С аскетическим идеалом реформы тесно связаны экономические интересы.

Ратуя за каноникаты, реформаторы XI столетия стоят на почве весьма древнего церковного предания. В V веке блаженный Августин, еще будучи пресвитером, ввел в своей церкви монастырскую дисциплину и жил со своим причтом так, что "никто не имел отдельной собственности"*. То же он делал и впоследствии, будучи епископом в Иппоне. По словам биографа Августина — Поссидия, примеру великого учителя последовали и другие африканские епископы, вследствие чего в церкви "установился мир и единство"**. В устройстве каноникатов, как и во всех его делах, "единство божеского царства на земле" служило для Августина высшей целью. Ту же цель имеют в виду и его позднейшие средневековые преемники, а в частности — церковные реформаторы I века.

______________________

* Vita St. Augustini episcopi, auctore Possidio, cap. 5, Migne, т. I, стр. 37.
** Ibid., cap. 11. стр. 42; ср.: Augustini Sermo CCCLV, cap. 1, 2, Migne, т. V, В., стр. 1569-1570; Sermo CCCLVI, § 1, 2, там же стр. 1574, 1575. История каноникатов у Гиншиуса (Kirchenrecht., т. II, стр. 49-61).

______________________

V
ПУБЛИЦИСТЫ XI ВЕКА О СИМОНИИ

Чтобы достигнуть совершенного единства со своим Создателем, человек должен подняться над низшей природой: но этого человек собственными своими силами сделать не может: единство дается ему как дар свыше. Так учит кардинал Гумберт в знаменитом своем трактате "Против симонистов". Совершенное единство человека с Божеством, явившееся во Христе, Ему лишь одному принадлежит по природе, — человеку же оно дается только благодатью через усыновление*. Божеское царство, как видно отсюда, есть для Гумберта порядок сверхъестественный, и постольку оно требует от человека аскетического подвига всецелого самопожертвования Богу**. Но, с другой стороны, как мы видели раньше, оно для того же Гумберта — порядок естественный. Бог властвует над внешней природой с неодолимой силой: Единство Создателя есть физический закон***. Божеское царство есть и не есть факт внешней материальной действительности. У Гумберта не проведено резкой грани между сверхъестественным и естественным, между небесным идеалом и низшей природой; аскетизм у него сочетается с наивным натурализмом. Он боготворит земную действительность, поскольку все в ней носит отпечаток "триединства"****, и должен презирать ее, потому что, согласно церковной точке зрения, в ней все во зле лежит. Словом, в метафизическом учении Гумберта мы можем констатировать те же противоречия и ту же двойственность тенденций, которые, как мы показали в другом месте, характеризуют собой метафизическое учение Августина, отца и родоначальника средневековой теократии*****. Это совпадение не должно нас удивлять, так как метафизические начала, высказанные Гумбертом в трактате "против симонистов", суть несомненно сколок с августиновских******.

______________________

* Humb. Card. Adv. aim., lib. III, cap. 23, M. M. G. De 1., т. I, стр. 228.
** Ibid., стр. 228 — об отношении рабов Христовых ко Христу. Рабы Христовы не должны иметь ничего своего, отдавая себя в совершенную жертву Богу.
*** Ibid.; см. всю 24-ю главу, стр. 228-230 и цитаты, приведенные нами оттуда выше, на стр. 226.
**** Ibid.
***** См. мое соч. "Религиозно-общественный идеал западного христианства в V веке", стр. 80-81.
****** Thaner (М. М. G., De 1., т. I, стр. 97) преувеличивает влияние Скота Эригены и Дионисия Ареопагита на философию Гумберта, приписывая этому влиянию философские воззрения прямо августиновские. Что единство есть зиждущий принцип — начало бытия, а двоица — начало разрушающее, что все вещи единством существуют и держатся, а двоицею погубляются — все это основные принципы неоплатонической метафизики, перешедшие в средневековую философию задолго до Дионисия — благодаря Августину, который положил их в основу своего учения (См. мое соч. "Религиозно-общественный идеал западного христианства в V веке", гл. II, § 1). Что единство есть высшее благо, а двоица — принцип зла — этому Гумберт также мог научиться у Августина, . Августин отождествлял зло с двоицею, а добро — с единством еще в свой манихейский период (стр. 55-56). Августину же принадлежит учение, которое мы находим у Гумберта (Adv. sim., lib. III, cap. 24, стр. 229), — о том, что божественное триединство лежит в основе творения, что все существующее носит на себе отпечаток триединства. Подобно Августину (см. мое соч., стр. 232), Гумберт (Adv. sim., стр. 229) учит, что даже телесные существа являют в себе некоторую троичность, поскольку все они обладают "мерою, числом и весом". Что Гумберт находится в данном случае под преобладающим влиянием Августина, а не Скота, доказывается уже тем, что последний (как это признает и Тапер, указ. соч., стр. 97) усматривает подобие Св. Троицы не во всей твари, а только в разумной душе. Иначе говоря, отличие между философией Гумберта и Скота составляет именно элемент, заимствованный Гумбертом у Августина. Словом, основные начала философии Гумберта суть начала августиновские. По сравнению с ними те элементы философского мировоззрения, какие Гумберт мог заимствовать у Скота (Thaner, стр. 97), имеют скорее второстепенное значение. Августиновское происхождение основных метафизических воззрений Гумберта доказывается, между прочим его ссылкою на ученика Августина — Проспера Аквитанского (lib. III, cap. 24, стр. 229).

______________________

С одной стороны, внешняя природа для Гумберта — низшая ступень творения. С другой стороны — она представляется ему как что-то стоящее неизмеримо выше человека, недосягаемый для него идеал: в природе господствует строгий порядок, неуклонное единство; в человеческих отношениях, напротив — беспрерывный раздор и раскол. Единое солнце освещает весь мир физический; человеку, напротив того, свойственно видеть солнце вдвойне; мир человеческого общества беспрестанно нарушается спором двух светил, двух властей — светской и духовной. В этом споре, жалуется Гумберт, люди судят о достоинстве обеих властей под впечатлением минуты, смотря по тому, которая из них в данный момент пользуется перевесом силы; соответственно с этим люди "то возносят светскую власть над духовною, как солнце над луною, то противополагают первую последней, как другое солнце"*. Во внешней природе не может быть таких столкновений между светилом дня и светилом ночи; закон Создателя выражен в ней гораздо совершеннее, чем в человеческом обществе. И поскольку физическая природа служит для Гумберта образцом и нормою, Царство благодати для нашего писателя есть вместе с тем и физический закон, в этом заключается роковое противоречие его мысли. Если оно — физический закон, то оно не может быть предметом свободного выбора и, следовательно, не может быть идеалом для свободной воли человека; если оно, напротив, служит для нас идеальной нормой, которую мы можем нарушить или исполнить, то оно уже не есть неодолимый естественный закон.

______________________

* Humb. Card. Adv. sim., lib. III., cap. 21, M. M. G., De 1., т. I, стр. 225.

______________________

Эти противоречия как нельзя более наглядно сказываются в той социально-политической теории, которую Гумберт противопоставляет "еретикам-симонистам". Теория эта, формулированная лет за пятнадцать до понтификата Григория VII*, особенно важна для нас потому, что в ней уже ясно выразились те основные предположения, которые впоследствии залегли в основу реформаторской политики названного папы.

______________________

* Haltmann доказывает, что трактат "Adversus simoniacos" возник между 1057 и 1059 годами (Cardilal Humbert, sein Leben und seine Werke, Gottingen, 1883, стр. 31). Весьма правдоподобная дата, указанная Танером (М. М. G. De 1., стр. 100) — именно 1058 г.

______________________

Симонию наш автор рассматривает как преступление против единства церкви. Всякая ересь, говорит он, есть восстание против церковного единства; из всех же ересей первая в истории* и злейшая — ересь Симона Мага, который хотел за деньги купить у апостолов дар благодати; ибо все прочие еретики, подобно волкам, расхищают церковное стадо, но оставляют по крайней мере в целости пастбища, где могут пастись овцы уцелевшие и имеющие поступить. Симонисты же вместе с овцами похищают пастбища и ясли**. Гумберт хочет этим сказать, что симонисты отторгают от единства церкви не только верных, но и церковные имущества, так как предметом купли-продажи в симонии служат, во-первых, духовный сан, а во-вторых, связанные с этим саном церковные бенефиции.

______________________

* Так говорил еще папа Григорий Великий, на которого ссылается Гумберт: Нитb. Card. Adv. sim., lib. I., cap. 13, M. M. G. De 1., т. I, стр. 119: Ср.: Deusdedit, Libellus contra invas. et sym., lib. II, cap. 14, M. M. G., De 1., т. I, стр. 331. Ср. также: Dresdner, цит. соч., стр. 33.
** Ibid., lib. II, cap. 37, стр. 185-186.

______________________

Симония, таким образом, представляется, в отличие от прочих ересей, двояким нарушением церковного единства — преступлением против благодати и кражей церковного имущества. Она представляет собой тяжкий грех против Духа Святого; ибо то, что продается, — уже не может быть предметом религиозного почитания; и то, что покупается, — низводится до степени низкого товара. Через симонию извращается священный характер духовного сана, так как его может купить всякий, кто только имеет деньги*. В самом слове gratia, которым на латинском языке называется благодать, подразумевается, что она может быть приобретаема только даром (gratis); что, следовательно, тот, кто продает или покупает священнический сан, на самом деле ничего не продает и ничего не приобретает, так как благодать не может быть предметом торга; посредством купли-продажи передается на самом деле только видимость, внешние признаки сана и вещественные принадлежности, с ними связанные, — церковное имущество**.

______________________

* Ibid., lib. I, cap. 14, стр. 123.
** О происхождении слова gratia от gratis и о вытекающих отсюда последствиях по отношению к симонии, см.: Нитb. Card. Adv. sim., lib. I., cap. 14, M. M. G., De 1., т. I, стр. 124; ср. также: lib. I, cap. 16, 17 (цитаты из св. Амвросия и Августина). Кто называет посвященного за деньги епископом, совершает уже тем самым "immane sacrilegium" (lib. I., cap. 6, стр. 109). О том, что симонистские духовные лица через посвящение приобретают лишь видимость сана, см.: lib. III, cap. 30, стр. 236.

______________________

Но преступление против благодати нисколько не умаляется вследствие того, что благодать не может быть куплена; грех заключается, во-первых, в самом оскорбительном для благодати намерении, а во-вторых, в похищении тех внешних атрибутов, с коими она связана в земных своих проявлениях.

Симонисты обыкновенно говорят в свое оправдание, что они покупают не посвящение в сан, а только связанное с саном церковное имущество*. Но сан и принадлежности сана — имущество, отвечает Гумберт, составляют единое и неделимое целое. Владения епископата относятся к епископской власти как необходимые предикаты к субъекту; епископат столь тесно соединен с господством над посвященными Богу Вещами, что без них не может быть епископской власти; ибо вещи эти в силу церковного посвящения неразрывными узами благодати (spiritus sancti gratia) скреплены с достоинством епископа. Когда мы покупаем какой-либо предмет, например дерево или лошадь, мы не можем купить материю вещи отдельно от ее формы, так как форма, дающая жизнь и облик коню или дереву, и материальные частицы, входящие в их состав, составляют единое, неделимое целое.

______________________

* Ibid., lib. I, cap. I, стр. 199.

______________________

Так же точно невозможно купить и церковные бенефиции, составляющие материю епископата, отдельно от духовной власти, которая составляет его форму*. Иначе говоря, права на церковные владения не могут быть приобретены посредством купли-продажи, так как они связаны с саном, который не может быть предметом такой юридической сделки; эта мнимая покупка есть на самом деле похищение церковного имущества, святотатство**.

______________________

* Ibid., lib. III, cap. 2, стр. 200. Совершенно так же рассуждает и Петр Дамиани в своем возражении против капелланов герцога Готфрида. Последние утверждают, что покупка светской инвеституры не есть симония, так как посредством инвеституры приобретается только церковное имущество, а не духовная должность. Дамиани доказывает, напротив, что духовная должность и связанное с ней имущество составляют единое и неделимое целое; кто покупает инвеституру, тот, следовательно, покупает не только имущество, но и ту духовную должность, с коей оно неразрывно связано (P. Dam. Epist., lib. I, cap. 13, Migne, т. I, стр. 219-221).
** О симонии как святотатстве см.: Humb. Card. Adv. sim., lib. III, cap. 4, 5, стр. 201-204.

______________________

Освященное составляет неразрывное единство с освящающим. Земные владения церкви (terrena patrimonia) в силу освящения связываются с теми небесными сокровищами, которыми она располагает; духовный сан и церковные владения составляют единую святыню Божию: так точно человек, состоящий из души и тела, — все-таки единый человек. И всякий, рассекающий эту живую единицу, разлучает в ней душу от тела, совершает духовное убийство. Церковные бенефиции суть ризы Божества, в которые здесь, на земле, облекаются члены церкви — социального тела Христова*. Симонисты — те самые враги Христовы, коих имеют в виду слова Св. Писания: "...разделища ризы мои" (Пс. 21: 19). Пусть научатся они из созерцания внешней природы, — что ни один предмет не может быть отделен от тех качеств, которые связаны с ним творческой мыслью Создателя: ни одна вещь не может быть продана или куплена отдельно от той меры, числа и веса, которыми наделил ее Бог. И пусть проникнутся симонисты мыслью Св. Писания: "...что Бог соединил, — того человек да не разлучает"**.

______________________

* Lib. III, cap. 25, 26, стр. 230-231. Чрезвычайно резко выражает ту же мысль Плацид Нонантульский: "Sacra esse universa, quae ecclesia possidet, non tantum videlicet ea, quae usu communi omnes sacrata dicimus, in vasis scilicet et basilicis vel aliis quibusque sacratis rebus, sed etiam terrenis, vineis, hominibus, bestiis, pecuniis et omnibus omnino rebus, quae domino voventur, superius multis exemplis docuimus" (De honore eccles., cap. 149, I, стр. 633; ср.: Kayser, Placidus von Nonantula, стр. 13 и след.
** Humb. Card., lib. III, cap. 4, 5, стр. 201-204.

______________________

Церковные бенефиции, как видно из этого несколько длинного и наивного рассуждения, суть для Гумберта некоторого рода физическое воплощение благодатного царства. Они должны быть связаны с духовным саном, с такою же естественной необходимостью, с какой явления внешней природы подчиняются законам физики. Для нас в высшей степени важно отметить здесь, что так думает не один Гумберт: в обширной полемической литературе XI века, вызванной спором о симонии и инвеституре, мы встречаем ту же тему во множестве повторений. Трактаты писателей клерикального направления — Видона монаха*, кардинала Деусдедита** и монаха-пресвитера Бернальда*** — сходятся с рассуждениями, изложенными у писателя оппозиционной партии — сторонника антипапы Виберта — епископа Видона Феррарского****, в одной общей мысли: аббатства или епископства, говорят они, не могут существовать без земных владений, точно так же, как душа не может жить на земле без тела; этим изобличается лживость аргумента симонистов, которые в свое оправдание утверждают, что они покупают не посвящение в духовный сан, а только имущество, связанное с саном. Очевидно, что мы здесь имеем дело с мыслью ходячей и притом весьма распространенной среди публицистов клерикального направления.

______________________

* М. М. G., De 1., т. I: Wodonis monachl epistola ad Heribertum archiepiscopum, стр. 6.
** Deusdedit presbyteri cardinalis libellus contra invasores et symoniacos, cap. 2, § 2, M. M. G., De 1., т. II, стр. 318.
*** Bernaldi presbyteri monachi lib., II. De damn, scismat., M. M. G., De 1., т. II, стр. 42. В другом произведении, впрочем, тот же автор не дает решительного ответа на вопрос — составляет ли покупка бенефиций отдельно от сана симонию. См.: De emptione ecclesiarum, М. М. G. De 1., т. II, стр. 107-108.
**** Wido epescopus Ferrariensis, De scismate Hildebrandi., M. M. G., De 1., т. I, стр. 538. В первой книге трактата Видон говорит не от своего имени, а излагает доводы противников.

______________________

Симонисты и их противники, нами цитированные, сходятся между собой в одной общей черте, характеризующей средневековый образ мыслей не в одном только XI столетии: те и другие представляют себе божеское царство в большей или меньшей степени материалистически: симонисты — потому что они на самом деле прельщаются не одними бенефициями, но и духовным саном, делая благодать предметом торговли; противники симонистов — потому что территориальные владения церквей представляются им вещественным явлением благодати, ризою Божества. Типичным для церковных писателей представляется не тот факт, что они не могут себе представить церкви или монастыря без каких-либо имущественных прав или территориальных владений; характеристическая особенность Гумберта и его единомышленников заключается в том, что они видят в этих владениях необходимую принадлежность духовной должности, с отнятием коей уничтожается самая природа духовной власти епископа или аббата. В те времена, когда каждый святитель церкви есть вместе с тем и могущественный феодальный князь, церковные писатели, понятное дело, на каждом шагу смешивают духовную власть высших представителей иерархии с их светской властью над церковными территориями. Для них совершенно исчезает грань между порядком сверхъестественным, благодатным, и порядком мирским — естественным, между духовной властью и связанными с ней вещными правами.

Симония представляется кардиналу Гумберту в мистическом образе зверя, выходящего из бездны, который пожирает железными зубами стадо Христово и опаляет огнем из уст своих овец Христовых и пастбища их*. Изо всех ересей симония представляется ему наиболее совершенным воплощением царства антихристова. Вместе с Гумбертом и другие публицисты XI столетия, как, например, кардинал Деусдедит** и многие другие***, проникнуты той мыслью, что изо всех ересей симония — опаснейшая для церкви; все прочие ереси, говорит Деусдедит, прекратились, смолкли. Одна симония пребывает и пребудет до конца веков.

______________________

* Humb. Card. Adv. sim., lib. II. cap. 37, M. M. G., De 1., т. I, стр. 186.
** Lib. contra invas. et sym., cap. 14, M. M. G., De 1., т. II., стр. 331.
*** Mirbt, цит. соч., 357-160.

______________________

Если мы станем на точку зрения публицистов XI века, то мы легко поймем, что ими руководило верное чутье. При характеристическом для средних веков отсутствии строго проведенной грани между духовной и светской областью — распространение симонии ведет к совершенному слиянию церкви с мирским обществом; ибо симония грешит именно против того принципа, который лежит в основе социального единства церкви и составляет отличие ее от мира — против благодати; приобретение духовного сана для симониста уже не есть дар свыше, а результат компромисса между материальными, частными интересами покупателя и продавца. В симонии выражается рабская зависимость церкви от элементов местных, территориальных, от избирателей и мирских властей, торгующих духовными должностями; в ней воплощается партикуляризм средневекового общества, восстающий против универсального единства божеского царства. Понятно, что симония представляется ревнителем теократии вроде Гумберта — олицетворением злой двоицы, все рассекающей, дробящей на части тело Христово. В борьбе с этим злом для церкви идет вопрос о жизни и смерти, о спасении себя как социального целого.

Опасность представляется тем большею, что реформаторам XI века приходится бороться со злом, укоренившимся веками и весьма распространенным. В одном довольно древнем кодексе церковных канонов* под симонией понимается "покупка всех тех вещей, которые могут быть приобретаемы только благодатью". Симония, так понимаемая, начинает сильно развиваться в церкви уже с того момента, когда империя из языческой становится христианской, когда с духовными должностями начинают связываться мирские выгоды. Уже в канонах апостольских мы находим постановление, в силу коего посвященный и посвятившии за деньги — теряют свои сан и отлучаются от церкви. О симонии в смысле продажи духовных должностей упоминается в проповедях духовных лиц в V веке; ее предвидит и с нею борется законодательство византийских императоров в V и VI столетиях; о ней трактуется в кодексе Юстиниана. В средние века симония вообще составляет непрекращающееся зло**, причем развитие ее состоит в тесной связи с возрастанием феодальной зависимости церквей от светских властителей. Феодализм влечет за собой усиленное развитие особой формы симонии — продажи церковных должностей светскими князьями. По самой природе феодальных отношений — между сюзереном и вассалом существует обмен услуг: духовный вассал так или иначе должен заплатить своему светскому сюзерену за полученный от него лен, — выражается ли эта плата в виде денежного вознаграждения или же в более утонченной форме службы: духовный лен уже по тому самому, что он — лен, не может быть даром отдан духовному вассалу. Симония, понимаемая в широком значении этого слова, коренится, таким образом, в самом существе феодального быта, который налагает свою печать на весь церковный строй. Ревнители церковной реформы в XI веке, в эпоху понтификата Григория VII и предшествовавших ему пап, большею частью понимают ее именно в таком широком значении***. Гумберт признает скрытую симонию уже в том случае, если посвященный каким бы то ни было способом отплачивает за свое посвящение — деньгами, службой или придворной лестью****; и эта точка зрения разделяется множеством писателей*****; Бруно Сегнийский говорит, что си-монистом должен считаться не только тот, кто дал, но и тот, кто обещал дать деньги или что-либо за посвящение; ибо и сам Симон Маг ничего не заплатил, а только предложил апостолам приобрести у них за деньги дар благодати******. Другие писатели видят симонию и в том случае, если посвященный заплатил за посвящение не сам, а согласился на такую уплату через друзей и родственников⁷*. При этом симонистами почитаются как продавцы, так и покупатели⁸*.

______________________

* См.: Cod. can. eccles. et const, sedis (напеч. в прилож. к произведениям папы Льва В., ed. Migne, стр. 537).
** См.: Scheurl, Simonie (Herzog's Real-Encyklopadie, т. 14, стр. 265). О развитии симонии в Римской империи и средние века см.: Dresdner, цит. соч., стр. 36 и след. Относительно римского законодательства см. выписки, приводимые кардиналом Деус-дедитом из кодекса Юстиниана (Contra invas. et sym., M. M. G., De 1., т. II, стр. 339).
*** Мы еще будем иметь случай отметить разногласия писателей по отдельным пунктам. Относительно понятия симонии ср. вообще: Dresdner, цит. соч. стр. 34; Mirbt, цит. соч., стр. 344.
**** Нитb. Card. Adv. sim., lib. III, cap. 33, M. M. G. De 1., т. I, стр. 241.
***** Кроме цитат, собранных у Мирбта (цит. соч., стр. 344), ср.: Walr. et Herr. epist., M. M. G., De 1., т. II, стр. 289; ср. также: Neukirch, Das Leben d. Petrus Damiani, стр. 241. Различение видов симонии — 1) munus ab obsequio (subjectio indebite impensa); 2) munus a manu (pecunia); 3) munus a lingua (favor) — принадлежит еще Григорию I. См.: Mirbt, цит. соч., стр. 344.
****** De sim., cap. 10, M. M. G., De 1., т. II, стр. 554.
⁷* Именно неизвестный автор трактата "De ordinando pontifice" — М. М. G., De 1., т. I, стр. 10.
⁸* Mirbt, цит. соч., стр. 346.

______________________

Широко понимается и самый объект симонии. Это в значительной мере обусловливается отмеченным уже нами смешением между духовной сферой жизни церкви и ее вещными правами, между небесными и земными ее сокровищами. Монах Бернальд и кардинал Гумберт, например, считают связанными с особыми дарами благодати даже такие должности при церкви, которые приобретаются без возложения рук; с этой точки зрения признается за симонию, например, приобретение за деньги должности церковного эконома*, писца или даже привратника**. Кроме того, понятие симонии некоторыми писателями распространяется и на такие действия, которые с нашей современной точки зрения не только не могут быть подведены под эту категорию, но и вовсе не считаются предосудительными; так, например, те же Гумберт и Бернальд рассматривают как симонию взимание гонорара духовными лицами за совершение таких церковных треб, как крещение, конфирмация, евхаристия***.

______________________

* Humb. Card. Adv. sim., lib. II, cap. 20, M. M. G., De 1., т. I, стр. 164-165.
** Bern. Apol., cap. 9 (конец), M. M. G., De 1., т. II, стр. 69; De empt. eccles., стр. 108.
*** Humb. Card. Adv. sim., lib. II, cap. 20, M. M. G., De 1., т. I, стр. 164-165; Bernaldi de emptione ecclesiarum, M. M. G., De 1., т. II, стр. 108.

______________________

Симония в XI веке распространена во всех возможных видах. По свидетельству Гумберта, предметом продажи в его время служит решительно все, что имеет какое бы то ни было близкое или отдаленное отношение к христианской вере и церкви; продаются за деньги должности епископов, пресвитеров, дьяконов, экономов и церковных привратников, продаются церкви и монастыри, продаются и церковные требы; нет того клочка церковной земли или хижины, принадлежащей церкви, которая бы не продавалась, так что во всем христианском мире ничто не остается непроданным*. И некому заступиться за невесту Христову: ибо от высших и до низших ступеней иерархии все ею торгуют, все продают и покупают; продавцами являются императоры, короли, князья и судьи мирские, — вообще все те, на чьей обязанности лежит защищать церковь мечом духовным или вещественным**. И что хуже всего — эти злоупотребления настолько приобрели силу укоренившегося обычая (in tan turn inolevit usus hujus negotiationis), что торг благодатью происходит открыто и публично; при всех оценивается дар Св. Духа, при всех продается и покупается: в этом симонисты оказываются хуже Иуды, который по крайней мере втайне совершил свое предательство***. Конечно, к свидетельству кардинала Гумберта мы должны относиться осторожно в тех случаях, когда он не упоминает, о каком именно виде купли-продажи он говорит: ибо, как было выше нами замечено, он слишком расширяет понятие симонии. Но в цитированном сочинении (см. выше примеч. 1) он говорит о повсеместном господстве этого зла во всех видах; и это свидетельство подкрепляется массою других, притом свидетельствами писателей, которые относятся к симонистам менее широко, чем Гумберт****.

______________________

* Ibid. Почти буквально так же говорит Видон Феррарский, писатель императорской партии: De seism. Hold., cap. 2, M. M. G., De 1., т. I, стр. 535.
** Humb. Card. Adv. sim., lib. III, cap. 5, стр. 203-204.
*** Ibid., lib. II, cap. 19, стр. 162.
**** Напр.: Andreas, Vita St. Arialdi, cap. I, § 7, стр. 282 (A. A. S. S., т. V, июнь); Hugonis Chron. lib., II, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 412.

______________________

К числу наиболее ярких доказательств в пользу распространения симонии в смысле купли-продажи духовных должностей принадлежит спор между клерикальными писателями о действительности таинств симонистов и в особенности о действительности их посвящений. Ригористическая фракция партии реформы, коей главным представителем является Гумберт*, считает безусловно недействительными всякие посвящения, совершенные симонистами; симонистский епископ не имеет права посвящать других, хотя бы даже даром, потому что он не обладает тем саном, который один дает право совершать таинство рукоположения; поэтому Гумберт признает недействительными даже такие посвящения, где рукоположенный ничего не заплатил и не знал, что рукоположивший его — симонист.

______________________

* Ibid.

______________________

Наиболее ярким выражением противоположного воззрения является трактат Петра Дамиани "Liber gratissimus", против которого впоследствии возражал Гумберт в многократно цитированном нами сочинении "Против симонистов"*. В числе многих доводов, выставляемых Дамиани против ригористической точки зрения, характеристичен тот аргумент, почерпнутый из житейского опыта, которым он побивает своих противников. Если допустить, что все таинства, совершенные симонистами, недействительны, говорит Дамиани, то придется закрыть все базилики и разрушить алтари; найдется ли где-либо хоть одна церковь, которая была бы совершенно чужда симонии? Состарившийся уже мир не приемлет нового догмата ригористов — он не может обойтись без церковных служб**. Свидетельство Дамиани имеет в данном случае тем большее значение, что он разумел под симонией продажу церковных должностей, не распространяя, сколько мне известно, этого понятия на церковные требы***. Мысль Дамиани разделяется не им одним: то же самое повторяют многочисленные голоса на соборе 1049 г. в Риме. В ответ на постановление папы Льва IX, коим кассируются все симонистские посвящения, среди римского духовенства поднимается настоящий бунт. Не только римские священники, но и многие епископы порицают папский декрет как ведущий "к ниспровержению христианской религии", к опустению церквей и прекращению месс за отсутствием священников****.

______________________

* Харьковскому профессору Вязигину удалось доказать, что главный противник, которого имеет в виду трактат Гумберта — "Adversus simoniacos", — не кто иной, как Дамиани. Опровержения Гумберта направлены против трактата последнего — "Liber gratissimus". См. "Заметки по истории полемической литературы в XI веке" (отдельный оттиск из "Ученых записок Харьковского университета"), стр. 19 и след.
** P. Dam., Liber gratissimus, cap. 29, M. M. G., De 1., стр. 58.
*** P. Dam. Op., lib. I, ep. 13, т. I, стр. 222-223 (Migne). Здесь Дамиани дает подробное перечисление различных форм симонии, не упоминая в числе таковых о продаже церковных треб. Вообще я не мог найти у него места, где бы он подводил под эту категорию гонорар за совершение других таинств, кроме таинства священства.
**** P. Dam., Lib. grat., cap. 37. M. M. G., De 1., т. I, стр. 70. Ср.: Neukirch, Das Leben P. Damiani, стр. 43; Sugenbeim, Staatsleben des Klerus im Mittelalter, стр. 129; Stenzel, Geschichte Deutschlands unter den frankischen Kaisern, т. I, стр. 198.

______________________

Нам незачем приводить здесь многочисленные свидетельства других писателей, рассказывающих о распространении симонии в Германии, Италии, Франции, во всем католическом мире. В прекрасных трудах Дрезднера и Мирбта собрана богатая коллекция этих свидетельств, доказывающих, что продажа церковных должностей в самых разнообразных формах всюду составляет обычное явление*. Нас интересует этот фактический материал, лишь поскольку он служит к освещению того религиозно-общественного идеала, который противопоставляется публицистами второй половины XI века окружающей их исторической действительности.

______________________

* Dresdner, Kultur u. Sittengesch., стр. 47-81; Mirbt, Publicistik, стр. 352-357; ср.: Neukirch, цит. соч., стр. 43; Laurent, Droit des Gens, т. VI, стр. 68; Giesebrecht, К. Z., т. II, стр. 382-384.

______________________

Всего больше внимания посвящается нашими писателями той форме симонии, в которой всего резче выражается закрепощение церкви мирским интересам — именно той форме, где продавцом является светская власть и вообще миряне. Эта симония мирян представляет собою одно из наиболее ярких проявлений тех центробежных сил, которые угрожают единству божеского царства, дробят и разрушают его социально-политическую организацию.

Прямым последствием купли-продажи церковных должностей вообще и симонии мирян в особенности является расхищение церковных имуществ. По словам Гумберта, церковные должности сплошь да рядом покупаются в долг, так что покупатель рассчитывает вознаградить продавца из приобретаемого им церковного имущества. При таких условиях первый оказывается в полнейшей материальной зависимости от последнего; покупка превращается в неоплатный долг покупателя, причем продавец нередко силой принуждает своего должника к исполнению самых неумеренных требований. Чтобы получить обещанное вознаграждение, продавец, невзирая на мольбы и слезы покупателя, страхом и угрозами заставляет его продавать в уплату долга мрамор, всякие другие драгоценности, украшающие стены храмов, и даже черепицы с крыш церковных зданий*. О подобных случаях Гумберт рассказывает со слов "свидетелей-очевидцев", коих показания всецело подтверждаются его собственными наблюдениями. В особенности Италия, эта "клоака", где сосредоточивается вся мерзость симонии**, представляет собой, по словам нашего писателя, печальную картину; здесь многие монастыри и церкви разрушены и срыты до основания; другие стоят почти без крыши; у третьих стены угрожают падением; иные вовсе покинуты людьми, служат жилищами для хищных зверей и птиц; развалины их поросли крапивой и кустарниками. Есть, наконец, и церкви прочные, годные для совершения богослужения, но лишенные всяких внутренних украшений, дорогих сосудов или книг — словом, всех тех драгоценностей, какие были ими унаследованы от благочестивой старины. И сколькие из этих разоренных дотла церквей были некогда богаты, располагали многими земельными владениями, из коих у них не осталось ни клочка земли! "Я сам, несчастный, неоднократно (frequenter) видел, — восклицает Гумберт, — как пахали пахари и пасся скот среди развалин богатых некогда и славных церквей. И все эти опустошения произвел не варвар гунн или вандал, а «враг симонист», который до такой степени расхитил, распродал и раздарил родственникам движимые и недвижимые имущества святых мест, что не оставил ни себе, ни преемникам своим ничего, кроме слез"***. Симонисты налагают руки не только на те сокровища, которыми уже располагает церковь в данную минуту. Посредством "дьявольских контрактов" они отчуждают, продают и дарят светским лицам на вечные времена десятины и вообще все те доходы, какие она будет иметь до конца веков. Так упраздняются старинные привилегии церквей, уничтожаются древние грамоты, закрепляющие за ними те или другие владения. Силен враг, и против него ничего не могут сделать ни папские декреты, ни соборы, ни законы, издаваемые благочестивыми князьями. Всякое оружие, направленное против симонистов, гнется, как солома; над духовными увещеваниями и угрозами они смеются, а светского оружия они не боятся, потому что светские князья и духовные лица ими одинаково опутаны. Симония из тайного воровства, какою она некогда была, обратилась в явный разбой и приобрела такую тираническую власть, что всякий, кто хочет властвовать над церковью в качестве епископа или над государством в качестве светского князя, должен предварительно обязаться клятвой и подпиской — уважать и охранять договоры еретиков и похитителей церковных имуществ. Без соблюдения этих условий невозможно достигнуть власти. Подобными обязательствами связываются не только низшие власти, но и сами императоры, которые для получения своих инсигний должны клясться симонистам той же клятвой****.

______________________

* Нитb. Card. Adv. sim., lib. II, cap. 43, M. M. G., De 1., т. I, стр. 192.
** Ibid., lib. III, cap. 21, стр. 225.
*** Ibid., lib. II, cap. 35, 36, стр. 184.
**** Ibid., lib. II, cap. 36, стр. 184-185.

______________________

Разорение церквей симонистскими святителями, по словам Гумберта, влечет за собой целую цепь преступлений. Мало того что благодаря такому расхищению оставляются без куска хлеба бедные — вдовы и сироты, призреваемые церквами: вследствие оскудения церквей остаются без крова и пищи массы низших чинов иерархии, толпы монахов и монахинь; чтобы добыть средства к существованию, низшее духовенство в свою очередь вынуждено обращаться к помощи мирян, продавать им душу для того, чтобы спасти тело. Таким образом, грехи высших чинов иерархии вовлекают в преступления и низших, подначальных им лиц*.

______________________

* Humb. Card. Adv. sim., lib. II, cap. 44, стр. 192.

______________________

Быть может, во всех этих рассказах Гумберта есть доля декламации, есть и явная ложь по отношению к германским императорам и кое-какие преувеличения в деталях. Но в общем вряд ли есть какие-либо серьезные основания сомневаться в верности начертанной им картины разорения церквей симонистами. Уже самый факт купли-продажи церковных должностей в огромном большинстве случаев предполагает, что как для продавца, так и для покупателя корыстная цель стоит на первом плане: объект продажи рассматривается прежде всего как ценность, из которой обе стороны стремятся извлечь наибольшие выгоды. При таком настроении понятно, что духовный-симонист, обладатель той или другой бенефиции, заботится лишь о себе и своем потомстве, если он имеет таковое; холост он или женат — он в большинстве случаев не думает о благе своей церкви и о материальном благополучии своих преемников. Совокупность всех этих соображений делает настолько вероятным ведение симонистами хищнического хозяйства, что мы могли бы предположить таковое даже в том случае, если бы мы не были прямо на то уполномочены свидетельством кардинала Гумберта. Последний передает с чужих слов лишь некоторые подробности, но в общем рассказывает о том, что сам он повседневно видел и наблюдал. По свидетельству писателя, принадлежащего к противоположному Гумберту лагерю, — Бидона Феррарского симония вносит общую деморализацию в жизнь церкви и представляет собой корень всяких других пороков. Лишенные твердой основы неповрежденной веры, симонисты по приобретении ими за деньги тех или других духовных должностей предаются любодеянию и святотатству, вменяют ни во что клятву и ее нарушение, открыто живут с женщинами и приживают от них детей*. Вообще очевидно, что симонисты не для того покупают епископства и аббатства, чтобы предаваться аскетическим подвигам; а потому мы охотно поверим той характеристике, какую дает Гумберт симонистским духовным лицам: пастыри-наемники, они пасут себе, а не Богу, не берегут и не спасают от волков своих овец, а пьют их молоко, стригут их шерсть и упитываются их кровью**.

______________________

* Wido episc. Ferr., De seism. Hildebr., lib. I, cap. 2, M. M. G., De 1., т. I., стр. 535. Характеристика нравов симонистов при Генрихе IV заключается здесь словами: "factum est quoddam chaos et quaedam confusio vitiorum, quia facti sunt sacerdotes sicut et populus, et dispersi sunt lapides sanctuarii in capite omnium platearum".
** Ibid., lib. III, cap. 36, стр. 244. Совершенно так же выражается и Deusdedit libellus contra invas. et sym., cap. 15, M. M. G., De 1., т. II, стр. 314.

______________________

Симония мирян для Гумберта потому стоит на первом плане, что эта форма симонии тесно связана с теми феодальными отношениями, какие установились в западной церкви между пастырями церкви и мирскими властями; в симонии князей он видит специфическую болезнь церкви западной в отличие от восточной.

Посланный в 1054 г. в качестве папского легата в Константинополь (по поводу столкновения между папой Львом IX и патриархом Михаилом Керуларием), Гумберт сравнивает обе церкви на основании своих личных наблюдений той и другой. На Востоке, говорит он, церкви продаются только митрополитами и их родственниками; на Западе кроме этих лиц в роли продавцов являются еще и князья с их родными. Во сколько раз было бы сноснее и лучше, если бы и на Западе по примеру Востока существовала лишь двоякая, а не четвероякая симония! Эти преимущества восточной церкви Гумберт объясняет тем, что, как он слышал из уст самого императора Константина Мономаха, ни императоры восточные, ни кто-либо из подчиненных им светских властей не вмешиваются во внутренний распорядок церкви; все церковное управление, назначение на духовные должности и распоряжение церковными имуществами, сосредоточивается в руках митрополитов*.

______________________

* Ibid., lib. III, cap. 8, стр. 206-207.

______________________

Мы не пишем исследования о восточной империи и церкви, а потому вовсе не обязаны входить в обсуждение вопроса о том, насколько в XI веке на Востоке действительно осуществился тот идеал церковной автономии, о котором говорит Гумберт со слов императора Константина Мономаха; для нас важно здесь констатировать лишь самый идеал как идеал. Чтобы искоренить симонию мирян, нужно уничтожить феодальную зависимость церквей от мирских властителей: в этом заключается основное требование Гумберта. Но как же, спрашивается, ее уничтожить? Отказаться от тех земных сокровищ, коими церковь владеет на ленных правах, разрубить тот узел, который связывает ее с феодальным строем? Но об этом реформаторы XI века и не помышляют*. В их глазах это значило бы разделить то, что связано самой благодатью, рассечь надвое ее единый и неделимый дар. Не будучи в состоянии провести границы между духовной властью и территориальным верховенством — владельческими правами святителей, сторонники преобразований в занимающую нас эпоху** стремятся найти такую комбинацию, при которой церковь, при полнейшей административной автономии, сохраняла бы и все свои светские владения; чтобы покончить с симонией мирян, требуется завоевать для церкви полнейшую независимость не только в духовной, но и в экономической сфере. Для этого она должна приобрести безусловное право верховенства на те территории и бенефиции, коими в действительности она владеет лишь условно на ленных правах, в феодальной зависимости от мирских владык.

______________________

* Исключение составляет даже в позднейшую эпоху только папа Пасхалий II, который в 1111 г. заключил с Генрихом V договор, в силу коего император отказался от права назначения высших чинов иерархии посредством инвеституры, а папа со своей стороны обязался возвратить императору все земли, полученные церквами в лен от империи. Известно, однако, что вследствие общего возмущения немецких и итальянских прелатов папа должен был тотчас отказаться от этого договора и заменить его другим, в силу коего за императором признавалось в полной мере право инвеституры, а за церквами закреплялись их ленные владения. Ср.: Bernbeim, Zur Gesch. d. Wormser Concordates, стр. 9; Giesebrecht, Gesch. d. deutschen Kaiserzeit, т. III, стр. 783-793.
** Клерикальные публицисты начинают различать между духовной властью и территориальным верховенством святителей уже после понтификата Григория VII.

______________________

Стремления реформаторов XI века противоречивы, и мотивы их двойственны. Они думают освободить церковь от мира посредством увеличения ее материального имущества. В их мировоззрении аскетизм сочетается с интересами мирскими, и эта двойственность интересов как нельзя более рельефно сказывается в их борьбе симонией. Развитие последней влечет за собой упразднение всяких граней между миром и клиром, в этом сознаются и представители антиклерикальной оппозиции. Говоря словами Вид она Феррарского, господство симонии в Италии и Германии породило хаос, смешение всевозможных пороков. Священники слились с толпою мирян; рассыпались камни святилища, и развалины его наполнили собою улицы*. По выражению Гумберта, златой телец стал почитаться вместо Бога; служители алтаря разменялись на деньги и из священников сами преобразились в золотых и серебряных идолов. Ибо во что человек верит, тому он и уподобляется**. Иными словами, церковь превратилась в царство мамоны; и вот партия реформы ждет наступления обратного процесса; божеское царство имеет поглотить в себе души верующих и наполнить собой всю земную жизнь человека.

______________________

* См. выше, стр. 254, примеч. 3.
** Deusdedit libellus contra sim., lib. I, cap. 16, стр. 125-126.

______________________

Жизнь западной церкви в занимающую нас эпоху вросла корнями в мир, и это лишь наполовину сознается церковными реформаторами XI века. В борьбе против симонистов церковь является им в двояком образе — чистой голубицы Христовой, которая не может быть продаваема подобно низким вещественным предметам, и могущественного царства, которое должно стяжать и утилизировать для своих целей мирские сокровища. С одной стороны, они хотят освободить церковь от мирской зависимости, отряхнуть от нее прах земной; с другой стороны, они стремятся закрепить за нею и увеличить ее мирские богатства, завоевать для нее новые права над территориями светских князей. Они желают вырвать ее из-под гнета мирской среды, но с корнями и с землею.

VII
ВОПРОС ОБ ИНВЕСТИТУРЕ В СОВРЕМЕННОЙ ГРИГОРИЮ ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ"*

Корень симонии мирян в глазах клерикальных писателей заключается в том, что замещение высших церковных должностей зависит от светских властителей. Рассадником симонии, думает кардинал Деусдедит, является та светская инвеститура, которая составляет необходимое условие получения епископом его сана и фактически равняется назначению епископа на кафедру светским князем.

______________________

* В нашу задачу не входит изложение всех стадий спора об инвеституре в публицистической литературе конца XI и первой половины XII века; поэтому нам не придется разбирать здесь те примирительные теории, которые возникли после понтификата Григория и подготовили почву для заключения Вормсского конкордата. Мы будем пользоваться здесь произведениями публицистов, писавших после смерти названного папы, лишь поскольку это необходимо для выяснения сущности спора вообще и в особенности той его стадии, которая отмечается понтификатом Григория.

______________________

Инвеститура в христианском обществе является началом разложения и разрушения. В надежде дослужиться до епископского сана духовные лица, покинув свои церкви, поступают на службу к светским князьям, смешиваясь с толпою чиновников и царедворцев. Иные дают крупные взятки не только царям, но и придворным их, чтобы с помощью последних добиться выгодного назначения; другие мечтают о смерти того или другого епископа, на место коего они сами метят. А по получении желаемого такие епископы становятся угодливыми пастырями и не смеют изобличать пороков сильных мира сего, коим они обязаны своим назначением; они с тем и назначены, чтобы льстить и потворствовать этим грехам своих светских покровителей. Не думая о спасении пасомых, эти светские прелаты предаются роскоши мирской и заботятся о псовой и соколиной охоте более, нежели о канонах церковных (здесь непередаваемая на русском языке игра слов: поп canonum, sed canum et accipitrum studia et reliquos mundi luxus exersent). Вопреки правилам церкви, которые воспрещают епископам отлучаться долее трех недель из их кафедральных церквей, многие из них посещают свои диоцезы не более трех-четырех раз в году, а некоторые и вовсе отсутствуют. Примером епископов заражается и низшее духовенство, которое также грешит абсентеизмом; чтобы заслужить милость князей, низшие чины клира также по поручению своих мирских начальников занимаются всякими мирскими делами, не совместимыми с духовным званием, и превращаются в придворных интриганов. Так падает стена, разделяющая клир от мира, и из инвеституры вырастает симония*.

______________________

* Deusd. presb. card. lib. contra invas. et sim., cap. 15, M. M. G., De 1., т. II, стр. 314-315. Так же точно описывает и Дамиани порядки, связанные со светской инвеститурой (P. Dam. Opusc. XXII, Contra clericos aulicos, praefat., Migne, т. II., стр. 463). По его словам, многие из современных ему епископов — "...dum honores ecclesiasticos Aetneis vaporibus aestuantibus ambiunt, in clientelam potentium tanquam servos se dedititios obscoene substernunt. Ecclesiastica quippe deserunt, dum ecclesias concupiscunt; et ut tyrannidem arripiant super cives, ut ita dixerim, dedignantur esse concives: militiam fugiunt, ut militibus praeferantur, et dum non erubescunt templo Dei mutare palatium, de religione canonica in ordinem transeunt laicorum... " и т.д.

______________________

Этой бытовой картиной кардинал Деусдедит иллюстрирует и оправдывает каноны папы Григория VII, воспрещающие инвеституру. Руководящие мысли этого интересного исторического комментария — не новы. Мысли эти были формулированы задолго до понтификата Григория кардиналом Гумбертом в знакомом уже нам трактате "Против симонистов" и потом уже залегли в основу реформаторской политики великого папы.

Под ложным названием инвеституры, читаем мы здесь, скрывается симония. Сперва светский князь продает епископу пастырский посох и кольцо — символы его власти над церковью; а вслед за тем — митрополит продает ему ту же власть под видом посвящения. Нормальный канонический порядок замещения епископских кафедр требует, чтобы кандидат, избранный клиром данного диоцеза, испрошенный народом, был затем с согласия мирского князя утверждаем митрополитом, который при этом входит в обсуждение прав и достоинств того или другого кандидата. Инвеститурой нарушается эта последовательность стадий избрания; вопреки канонам светская власть из последней инстанции превращается в первую; она назначает и утверждает епископа; и к ее решению уже волей-неволей примыкают и прочие инстанции — клир, народ и митрополит. Участие этих факторов в избрании епископов низводится до степени пустой формальности, и таким образом спутывается весь канонический порядок: духовная власть, которой подобает господствовать, становится подчиненным орудием власти светской. Так замещаются епископские кафедры, между тем как по смыслу канонов такого рода назначения должны считаться недействительными. Инвеститура совершается посредством вручения новоизбранному кандидату светской властью посоха и кольца — знаков власти пастырской; последняя, таким образом, понимается как полномочие, истекающее из власти княжеской*.

______________________

* Нитb. Card. Adv. sim., lib. III, cap. 6, стр. 205-206.

______________________

Посох — символ пастырского попечения о душах верующих — своею загнутою книзу вершиной должен напоминать епископу об обязанности его привлекать паству, снисходить к нуждам меньшей братии; заостренный нижний конец посоха олицетворяет собой то духовное оружие, коим святитель — воин Христов — должен поражать врагов и ослушников своего Спасителя. Кольцо — печать тайн небесных — напоминает проповедникам, что они должны раскрывать святое святых божественной мудрости только совершенным; для несовершенных и немощных мира сего, коим нужно молоко вместо твердой пищи, высшие тайны должны оставаться сокровенными и запечатанными*. Не ясное ли дело, что светские князья, присваивающие себе распоряжение этими священными символами, тем самым узурпируют всю полноту пастырского авторитета? Посредством посоха и кольца сообщается избранному вся епископская власть; на долю митрополитов остается только помазание и молитва о посвящаемом, т.е. дополнительные сакраментальные действия второстепенного значения: апостолы получили без видимого помазания ту власть, которая символизируется посохом и кольцом; помазание, следовательно, не представляется существенно необходимым условием действительности таинства посвящения. Митрополит лишен всякой возможности свободно произнести свое суждение о правах кандидата, уже получившего из рук светской власти пастырские инсигнии**.

______________________

* Ibid. Относительно символического значения посоха и кольца ср.: Placidi топ. Nonantulani De honore eccles., cap. 55, M. M. G., De 1., т. II, стр. 590; также: Rangerii Liber de anulo et baculo, ibid., стр. 509, 527.
** Нитb. Card. Adv. sim., lib. III, cap. 6, стр. 205-206.

______________________

Гумберт говорит на основании своих личных наблюдений. Ему самому случалось видеть, как торжественно совершался обряд инвеституры епископов и аббатов светской властью в присутствии митрополитов и примасов, которые при этом играли роль пассивных зрителей происходившей на их глазах передачи посоха и кольца, не смели протестовать или заикнуться о своих законных правах*. Что касается клира и народа, то им насильственно навязывается новый пастырь — не избранный, не испрошенный и даже предварительно не узнанный ими. Что пользы посвящаемому, если раньше посвящения он отдает посох и кольцо митрополиту для получения их от него обратно при совершении таинства? Сообщает ли эта пустая комедия большую действительность такому посвящению, где посвящающий все-таки играет подчиненную, служебную роль? Под видом этого повторительного вручения священных символов, уже купленных у светской власти, скрывается или новая их продажа, или же торжественное утверждение торговой сделки, уже раньше состоявшейся, — удвоение симонии**.

______________________

* Ibid., lib. III, cap. 11, стр. 211.
** Ibid., lib. III, cap. 6, стр. 205-206.

______________________

Инвеститура настолько вошла в обычай, что стала рассматриваться как порядок канонический, и вытеснила древние церковные правила из памяти людей*. Под именем инвеституры князья, императоры, их сателлиты и родственники, даже женщины продают не только церкви, но и все, что только принадлежит церквам, — земли, людей и доходы**. А духовные лица ползают перед светскими князьями, превозносят их власть, прославляют их личные качества и ищут их милости. В особенности в Италии — этом притоне симонии — духовенство дошло до виртуозности в искусстве лести. В борьбе между папской и императорской властью шансы борющихся здесь постоянно меняются; льстецы вынуждены подделываться то к той, то к другой стороне, подобно Протею беспрестанно менять свою кожу. Откровенный цинизм этих "паразитов" прекрасно выразился в признании одного епископа, который сам охарактеризовал свое поведение кощунственными словами: "Папа римский — Отец, император — Сын, я же, перебегающий от одного к другому, — Дух Святой"***. Двуличность, вероломство и лицемерие этих людей составляет прямое последствие той двойственности интересов, того двоеначалия, какое вносится в церковь светской инвеститурой. Жизнь духовенства двоится потому, что оно вынуждено служить двум господам, являться попеременно то в образе светских угодников, то в роли строгих аскетов — служителей загробного идеала. Светские властители со своей стороны также являются в двойственном виде, облекаются в личину пастырей, узурпируют церковные таинства, совершая чисто духовные, сакраментальные действия. Таким сакраментальным действием в глазах Гумберта представляется инвеститура посохом и кольцом. Пока инвеститура совершается светскими князьями, она всегда оплачивается в той или другой форме услугами духовных вассалов, ее получающих; характер сакраментального действия всегда искажается в ней наличностью мирских материальных интересов дающего и получающего. Для Гумберта этого достаточно, чтобы признавать светскую инвеституру как такую видом симонии, что, впрочем, понятно при его широком понимании последнего термина.

______________________

* Ibid., lib. III, cap. 11, стр. 211.
** Ibid., lib. III, cap. 10, стр. 210; cap. 12, стр. 212-214.
*** Ibid., lib. III, cap. 21, стр. 225; в другом месте Гумберт называет пастырей — служителей мирян — немыми псами, не умеющими лаять: вместо того чтобы защищать достояние Господне против похитителей, они виляют перед ними хвостом (ibid., cap. 20, стр. 223-224).

______________________

Чтобы покончить с симонией, победить роковую двойственность действительности и осуществить идеал царствия Божия, католически-единого и целостного, — нужно прежде всего упразднить светскую инвеституру. В этом заключается краеугольный камень реформаторской программы, ясно формулированной Гумбертом и проводимой впоследствии папою Григорием, — тот спорный пункт, который главным образом послужил предметом борьбы между папством и империей.

VIII

Та форма участия светской власти в замещении епископских кафедр, против которой вооружается Гумберт, действительно составляет в его эпоху веками укоренившийся обычай. Те "свободные выборы" епископа клиром и общиной его диоцеза, о которых мечтают реформаторы XI века*, — не нарушались вмешательством светской власти лишь в те времена римской языческой империи, когда светская власть еще не была христианскою. Как только империя из языческой становится христианскою, принцип свободных выборов начинает подвергаться частым нарушениям со стороны императоров. В принципе для замещения епископских кафедр в христианской империи требуется лишь согласие императоров, которые, таким образом, пользуются тем правом, какое признают за светской властью и те реформаторы XI века, коих воззрения выразились в трактате Гумберта; но в действительности императоры не довольствуются этим правом и часто прямо назначают своих кандидатов. Теми же правами пользуется светская власть в вестготском царстве и во франкском королевстве Меровингов, причем мы встречаемся здесь с теми же злоупотреблениями. В монархии Карла Великого и его преемников-карловингов епископы большей частью прямо назначаются королевской властью. Участие последних в замещении епископских кафедр сравнительно реже выражается в утверждении кандидата, избранного клиром и народом при участии соседних епископов и митрополита**.

______________________

* Они ссылаются на слова Льва I: "Nulla ratio sinit, ut inter episcopos habeantur, qui nee a clericis sunt electi nee a plebibus expetiti"; см.: Leonis Opera, Migne, т. LIV, стр. 1199; epist. ad Rusticum, Jaffe. Reg., n. 544.
** О порядке замещения епископских кафедр см.: Hinschius, Kirchenrecht, т. II (в Римской империи — стр. 512-516; в германских государствах до VIII столетия — стр. 516-519; при каролингах — стр. 522-530).

______________________

Императоры саксонской и франконской династии присваивают себе право назначения епископов еще в большей степени, чем их предшественники, причем это право до второй половины XI века не оспаривается в церковной среде. Если отдельные церкви и избирают сами своих епископов, то это делается не иначе как в силу особого соизволения или привилегии, данной им королем. Порядок замещения вакантных кафедр в Германии и Италии в X и XI веках таков: по открытии вакансии вследствие смерти епископа — посох и кольцо умершего пастыря доставляются королю депутацией из знатных духовных и мирян епископского города. Король по совещании с приближенными отдает по своему усмотрению кафедру кандидату, уже намеченному клиром и паствой епископского города или же кому-либо другому — обыкновенно через вручение посоха и кольца, причем вновь назначенный приносит королю вассальную присягу в верности. Это вручение посоха и кольца, совершаемого королем часто в церкви лично или через представителей, — и есть та процедура, которая в XI веке впервые получает название инвеституры. Вслед за инвеститурой совершается интронизация — восшествие на епископскую кафедру, т.е. торжественный акт вступления нового пастыря в его епископские права. После всего этого уже совершается посвящение епископа митрополитом. Последний, таким образом, действительно играет ту несамостоятельную роль, которую отмечает Гумберт; после интронизации нового епископа митрополиту остается только посредством возложения рук санкционировать решение светской власти*. В таких же точно условиях находится и инвеститура аббатов. Назначение аббатов королем составляет общее правило; выборы аббата монастырем имеют место лишь в том случае, если монастырь прямо на то уполномочен особой привилегией — иммунитетной грамотой, исходящей от королевской власти; впрочем, и иммунитеты монастырей часто нарушаются и не служат гарантией против произвола короля в тех случаях, когда последний заинтересован в назначении того или другого аббата**.

______________________

* Ibid., стр. 530-538. Ср.: Waitz, Verfassungsgesch., т. VII., стр. 279 и след.
** Waitz, цит. соч., т. VII, стр. 265 и след., 281 и след.

______________________

Чаще всего король назначает на вакантные кафедры членов своей придворной капеллы, которая поистине служит рассадником епископов. Совершенно согласно со справедливыми сетованиями Деусдедита и Дамиани — служба при дворе является вернейшим путем для достижения высших духовных должностей; последние чаще всего даются за какие-либо служебные отличия или же приобретаются путем подкупа короля, его родственников, а также влиятельных придворных*.

______________________

* Ibid. — стр. 291 и след.; ср.: Giesebrecht, Gesch. d. deutsch. Kaiserzeit, т. I, стр. 309-310.

______________________

Таков тот порядок замещения высших духовных должностей, против которого восстают церковные реформаторы XI века. Олицетворяемые инвеститурой права светской власти представляются в глазах клерикальной партии главным источником раскола и всяческого разведения в жизни церкви — величайшей угрозой ее единству. Между тем эти права составляют необходимое жизненное условие единства и целостности германского королевства и империи — в этом заключается трагический интерес столкновения.

Среди центробежных сил феодального общества церковь одна представляет собою начало единящее, централизующее. Она одна в состоянии связать в единый политический организм это множество разрозненных и раздробленных феодальных единиц. Светские вассалы — князья, герцоги, графы — связаны с императорской властью обязательствами частноправового характера; эти обязательства суть результат компромисса между частными интересами вассалов и интересами короля, от которого они держат свои лены. Сомнительной гарантией соблюдения этих обязательств служит феодальная присяга в верности, приносимая князьями их верховному сюзерену. В действительности император может рассчитывать на верность большинства своих светских вассалов, лишь поскольку он в состоянии заинтересовать их какой-нибудь выгодой или силой принудить их к повиновению. Говоря словами Гизебрехта, крупные феодалы являются усердными слугами двора до тех пор, пока они надеются на получение каких-либо новых привилегий и ленов. Но как только император посягает на их права не только действительные, но и мнимые, они, не задумываясь, направляют свой меч против него; свобода князей от королевской власти служит единственным предметом их стремлении*. Этой анархии и индивидуализму феодального быта император должен противопоставить силу организующую; в борьбе с хаосом и неурядицей мирских элементов он волей-неволей вынужден опереться на церковь. Церковь в средние века представляет собой единственную публично-правовую сферу; через нее и мирское общество приобщается к публично-правовым началам, объединяется в государство; вот почему пастыри церкви — епископы и аббаты — составляют необходимую опору королевского и императорского престола, с отнятием коей рушится все государственное здание.

______________________

* Giesebrecht, Gesch. d. deutsch. Kaiserzeit, т. III, стр. 7.

______________________

Главную силу императора составляют его духовные вассалы; эта особая близость епископов и аббатов к императорскому престолу объясняется прежде всего тем, что духовные должности и лены в отличие от светских — не наследственны. После смерти епископа или аббата монарх каждый раз вновь активно проявляет свои права верховного сюзерена, отдает кому хочет пастырский жезл, располагает территориями подвластных ему епископов и аббатств. Отдавая ту или другую землю в лен духовному вассалу, император, может быть, до известной степени уверен в том, что он не совершает тем самым полного отчуждения отдаваемой территории на вечные времена, сохраняет над нею действительные, а не номинальные только права*.

______________________

* Полной уверенности, впрочем, не существует. Верность духовных вассалов вследствие той зависимости их от престола, которая обусловливается назначением их королем, гарантирована более, нежели верность вассалов светских. Но между ними и их сюзереном не существует полного тождества интересов; в частности, Генриху IV пришлось много пострадать от хищнических наклонностей его духовных вассалов, в особенности в тот отроческий его период, когда правление находилось в руках архиепископа Аннона Кельнского (Ср.: Friedrich Otto Voigt, Die Klosterpolitik d. salischen Kaiser u. Kinige, стр. 31-55, где описывается процесс расхищения аббатств епископами в малолетство Генриха). Позже также императору приходится жаловаться на ущерб (detrimentum), нанесенный империи личностью и хищническими наклонностями епископов, которые беспрестанно добиваются от императора уступки им новых земель (см., например: Vita Meinwerici, cap. 182, A. A. S. S., т. XI, стр. 149; ср.: Waitz в Gotting. gel. Anz. за 1873 г., стр. 834). Зависимость духовных вассалов от короны не исключает возможности восстания их против короля в тех случаях, когда они могут надеяться при помощи оружия добиться больших выгод, — чему мы видим примеры в царствование Генриха IV.

______________________

По отношению к светским ленам такой уверенности не существует: в распоряжении ими верховная власть стеснена в значительно большей степени. В принципе, правда, император не считается связанным какими бы то ни было обязательствами по отношению к наследникам своего умершего светского вассала и может отдать его графство или герцогство по своему усмотрению кому угодно: юридически светские лены не считаются наследственными. Но фактически они стремятся стать таковыми; в X и XI веках наследственность графств и княжеств в Германии составляет общее правило*. В XI столетии то же можно сказать и относительно герцогств**. Этим самым до крайней степени ослабляется связь между императорами и их светскими вассалами; владея своими ленными территориями на основании частного наследственного права, последние уже не чувствуют себя ничем обязанными своему верховному сюзерену; каждый из них стремится основать династию самостоятельную и независимую по отношению к императору; наследственность ленов тесно связана с сепаратистскими стремлениями, которые выражаются в глухой вражде и в открытых восстаниях князей против главы государства.

______________________

* О наследственности графств см.: Waitz, цит. соч., т. VII, стр. 9-13; княжеств: там же, стр. 328, 345.
** Ibid. стр. 110-114. Превращение ленов в наследственные владения замечается уже при Оттоне I (Giesebrecht, Gesch. d. deutsch. Kaiserzeit, т. I, стр. 452); наследственность ленов окончательно устанавливается при Конраде II, при котором она распространяется и на мелкое рыцарство (Giesebrecht, цит. соч., т. II, стр. 264-268, 569).

______________________

Церковная организация является могущественным противовесом против этого феодального партикуляризма. Церковь не есть союз плоти и крови; и соответственно с теми общественными задачами и целями, которые она преследует, замещение ее высших должностей определяется не частными наследственными привилегиями, а публично-правовыми началами. В отличие от светских князей епископы и аббаты не суть родоначальники династий, духовные лены не вырождаются в их частную собственность. Духовный вассал, получивший церковное имущество непосредственно из рук императора как дар, акт его милости, находится в более тесной от него зависимости, чем светский феодал, унаследовавший свой лен от предков.

Эта зависимость в Германии усиливается, как думает Фиккер*, некоторыми особенностями германских юридических воззрений. Фиккер указывает на то, что германскому праву чуждо выработанное правом римским понятие церкви как юридического лица. С этой точки зрения субъектом права, а следовательно и собственником церковных земель, может быть только лицо физическое, а не церковь как учреждение. Каждое церковное учреждение — епископство или монастырь — нуждается поэтому в таком представителе — физическом лице, которое олицетворяло бы собою его могущественные права, считалось бы собственником церковных бенефиций. Таким собственником может быть и духовный представитель церковного учреждения, например, епископ или аббат в том случае, если он построил монастырь или церковь на собственной своей земле. Но право собственности временных духовных представителей той или другой церкви на ее бенефиции обеспечивает ее имущественные интересы лишь при жизни такого собственника. После его смерти его права могут перейти к такому наследнику, который может быть и лицом, вовсе посторонним церкви, нисколько не заинтересованным в ее благосостоянии. Ради ограждения имущественных прав и интересов церковных учреждений нужно, чтобы эти имущественные права покрывались собственностью такого лица, которое бы могло передавать по наследству церковные имущества так, как это требуется интересами самих церквей**. Именно в таком положении находится император по отношению к подчиненным ему имперским церквам: он по самому своему положению заинтересован в том, чтобы противопоставить своим светским вассалам богатых и могущественных вассалов духовных***; и в том же самом заинтересованы его наследники и преемники; с благосостоянием имперских церквей связаны интересы самой императорской и королевской короны независимо от личности того или другого ее носителя. По Фиккеру, германский король и есть верховный собственник имперских церквей; королевская инвеститура составляет проявление этого права собственности.

______________________

* Ficker, Ueber das Eigenthum des Reichs am Reichskirchengute, Wien, 1873.
** Там же., стр. 24-27.
*** О борьбе духовных вассалов со светским, в частности, о противодействии епископов усилению герцогской власти: Waitz, Verfassunsgesch., стр. 204.

______________________

Ошибочность аргументации Фиккера уже в достаточной степени выяснена убедительными возражениями Вайтца. Последний показал*, что полного отождествления верховных прав императорской власти над имперскими церквами с собственностью не существует. Из собранных самим Фиккером цитат видно только, что политическое верховенство императора часто смешивается с собственностью, что между этими двумя понятиями не существует твердых и определенных границ. Так, например, имперские аббатства рассматриваются то как достояние империи — фиска, то как собственность короля, то как предметы права частного, то как предметы права публичного**. Фиккер видит в королевской инвеституре проявление права собственности короля по отношению к имперским епископствам и аббатствам***. Но этот взгляд почтенного ученого не подтверждается тем, что мы знаем относительно воззрений императорской партии на инвеституру****.

______________________

* См. его рецензию на соч. Фиккера в "Gotting. gel. Anz." за 1873 г. стр. 821-835.
** Ficker, цит. соч., стр. 35: "Die Abteien werden bezeichnet als pertinens ad regnum oder imperium, ad jus regni, ad publicum jus, als locus regiae potestati subditus, in potestate regis, vom Konige als nostri juris, nostrae proprietatis, werden von diesem proprietario jure besessen".
*** Ibid., § 20, стр. 54.
**** Ср.: Waitz, цит. рецензия.

______________________

Правда, некоторые писатели-паписты пытаются представить светскую инвеституру как такой акт, коим инвестирующий присваивает себе право собственности над церквами; но такой способ изображения инвеституры у этих писателей есть лишь полемический прием, имеющий целью дискредитировать то учреждение, против которого они полемизируют. Так, Ансельм Луккский видит в светской инвеституре нарушение права собственности Христа, так как светский князь присваивает себе то, что может принадлежать только церкви и ее Небесному Жениху*; Гебгард Залъцбургский возмущается тем, что светские государи владеют святилищами как бы в силу наследственного права и узурпируют власть над "достоянием бедных" (т.е. над церковными имуществами**). Мятежные саксонцы в письме к папе Григорию жалуются на то, что Генрих IV распоряжается имуществом епископов как своей собственностью***. Наконец, Плацид Нонантульский утверждает, что император, инвестирующий пастырей, тем самым в высшей мере узурпирует право собственности над церквами****. Такое воззрение названных полемистов обусловливается тем, что они, подобно Гумберту, смешивают духовную власть пастыря и связанные с нею вещные права; церковь и ее владения составляют в их глазах единый и неделимый объект; право собственности императора на эти владения повлекло бы за собою право собственности на самую церковь, на самый дар благодати, неразрывно связанный с ее бенефициями. А это представляется, с точки зрения названных полемистов, кощунственным. Они стремятся изобразить инвеституру как узурпацию права собственности на церкви только для того, чтобы представить ее как учреждение нечестивое, святотатственное. Если такова точка зрения тех или других представителей клерикальной партии, то отсюда отнюдь не следует, чтобы императорская партия также сводила светскую инвеституру к праву собственности государей.

______________________

* Anselmi Luc. ер., Liber contra Wibertum, M. M. G., De 1., т. I, стр. 526.
** Gebehardi Salisburg. arch, epist., cap. 32, M. M. G., De 1., т. I, стр. 278. Мирбт в своей характеристике воззрений Гебгарда (Publicistik, стр. 483) упустил из вида это место.
*** "Quaecunque autem de facultatibus episcoporum — superfuerunt, his ipse tamquam propriis utitur et tam manifeste suis ilsibus deserviunt, ac si hereditario jure sibi provenissent" (Bruno, De bello sax., cap. 112, M. M. G. S. S.( т. V, стр. 374).
**** "Videant itaque, qui affirmant, pastures ecclesiae ab imperatoribus dandos, quam graviter resistant verbis Spiritus Sancti, quae per os beati Ambrosii locutus est" (в предыдущей главе приводятся известные слова св. Амвросия, требущие сыновнего подчинения императора церкви: "...imperator enim intra ecclesiam, non supra ecclesiam est"). "Quo enim modo umquam gravius addici ecclesia imperatori potest, quam ut in ea pastor, nisi ipse miserit et investiverit, esse non possit. Quo etiam modo amplius imperator jus vel dominium in ecclesia habere potest" (Placidi monachi liber de honore ecclesiae, cap. 18, M. M. G., De 1., т. II, стр. 580; ср. также cap. 118, стр. 624-625). Из этой цитаты видно, что Плацид отнюдь не располагает со стороны императоров сознательного присвоения права собственности над церквами. Его аргументация имеет целью привести противника к такому сознанию, изобличить его в том, что он присваивает себе такие права, которые принадлежат только собственнику.

______________________

Если бы империалисты видели в праве собственности короля на имущество имперских церквей идеальное основание светской инвеституры, они, конечно, выдвинули бы это право на первый план. Между тем современные Григорию публицисты империалистического лагеря вовсе умалчивают о правах короля как верховного собственника имперских церквей и, как мы увидим, обосновывают право инвеституры совершенно иначе. То же самое должно сказать и о публицистах, писавших после смерти Григория. Скорее, напротив того, чтобы избежать упрека в нечестии, защитники императора обходят вопрос о собственности над церковным имуществами, приводя в пользу королевской инвеституры всевозможные другие доводы. Так, например, выдающийся писатель-империалист Видон Феррарский в самый разгар спора об инвеституре настаивает только на том, что церковные бенефиции, подлежащие инвеституре, "некоторым образом подчинены" (quodam modo subdita) императору в том смысле, что церковь может владеть этими бенефициями лишь условно, в зависимости от согласия императора, которое должно повторяться при каждом из его преемников*. Видон не говорил здесь, чтобы инвеститура была проявлением собственности империи. Между тем в трактате, задающемся целью собрать всевозможные аргументы в защиту императорской точки зрения, такое умолчание было бы совершенно необъяснимым, если бы право собственности империи на церковные бенефиции представлялось в глазах императорской партии необходимым основанием инвеституры; в последнем случае Видон был бы вынужден всячески отстаивать это право. На самом деле императоры и их апологеты заинтересованы лишь в сохранении того фактического положения, которое олицетворяется инвеститурою; идеальное обоснование этого факта постоянно меняется частью, как мы увидим, вследствие шаткости точки зрения писателей, частью в зависимости от соображений оппортунистического свойства. Вообще, как совершенно справедливо замечает Вайтц, в те времена люди жили на почве фактов, не чувствовали потребности в строго формулированных юридических положениях и не были способны к строго последовательному их проведению на практике**. При том смешении сферы публичного и частного права, которое характеризует феодальный период, общественное сознание той эпохи плохо различает между теми вечными правами на землю, которые составляют материальную основу политической власти, и самой властью. В этом мы уже имели случай убедиться из примера клирикальных писателей вроде Гумберта, который смешивает духовно-политическую власть пастыря церкви с его правами на церковные бенефиции***. Вряд ли указанные Фиккером особенности германских юридических воззрений повлияли в смысле отождествления права императора на бенефиции имперских церквей, в особенности аббатств, с правом собственности; из приведенных Фиккером доказательств видно только то, что политическое верховенство императора иногда смешивается с правом собственности****.

______________________

* Wido episc. Ferr., De seism. Hild., т. I, стр. 564. Ср. замечания Вайтца в "Gott. gel. Anz." (1873, стр. 829).
** Waitz, Verfassungsgesch., т. VII, стр. 196.
*** См. выше, стр. 246-248.
**** См. выше, стр. 263-264.

______________________

Положение светской власти по отношению к церкви двойственно. Поэтому двойственными представляются и основания, приводимые ее защитниками в оправдание светской инвеституры. Инвеститура, с точки зрения этих писателей, отнюдь не сводится к праву собственности государей на церковные территории, а составляет скорее проявление их политического верховенства, как это убедительно удалось доказать Вайтцу против Фиккера. Мне кажется, что точка зрения Вайтца может быть восполнена еще одним существенным элементом. Инвеститура не составляет последствия одних только светских полномочий царской власти. В глазах защитников светской власти она служит, кроме того, еще и проявлением теократической миссии царей, их служения церкви.

В этом отношении писатели-империалисты держатся традиционного и притом весьма древнего воззрения, сложившегося задолго до возникновения спора об инвеституре. До второй половины XI века вопрос о светской инвеституре не смущает церковное сознание; святители церкви и даже сами папы видят в ней вполне законное и нормальное проявление верховенства государей — последствие их мистического помазания. Папа Иоанн X, правивший римской церковью в начале X века, утверждает, что на основании древнего обычая епископаты может давать только царь, которому от Бога вверены скипетры; таково достоинство царской власти, что без ее приказания никто не может посвятить епископа*. Того же образа мыслей держится и летописец начала XI века — епископ Титмар, закончивший свою хронику около 1018 г. Право назначать епископов, думает он, принадлежит одним царям и императорам как уполномоченным и "заместителям Вышнего Правителя" на земле: епископам — земным представителям Христа — "не подобает находиться под какой-либо другой властью, кроме той, которая возвышается надо всеми смертными благословением, данным ей свыше, и славою своей короны"**. Право назначать епископов есть привилегия, присущая единственно царскому сану; как и помазание — оно составляет отличие государя от прочих мирян. Титмар знает, что в некоторых странах кафедры раздаются герцогами и графами. Так, например, в Бургундии епископы назначаются местными магнатами и служат им "как царям". В виде исключения подобный порядок вещей существовал и в Баварии при герцоге Арнульфе, который с разрешения императора Генриха I раздавал в своем герцогстве все епископские кафедры. Отмечая подобные случаи, Титмар видит в них злоупотребление, нечестивую узурпацию царских функций со стороны вельмож***. Назначение епископов составляет настолько существенный признак царской власти, что, по мнению названного автора, государь, который делится этим правом с вельможами, только именуется царем, в действительности же не царствует****. В те средневековые времена люди верили, что с царским саном связан особый пророческий дар (scientia divinitus concessa), в силу коего государь распознает людей и назначает на вакантные кафедры "угодных Богу избранников"*****. Так думали и сами императоры. Так, например, Оттон Великий назначил на вакантную регенсбургскую кафедру простого привратника, который отворил ему рано утром дверь в монастыре св. Эммерана; это назначение император объяснил тем, что ему перед тем было свыше внушено во сне — отдать епископство первому встречному******. Также и Генрих III считал себя призванным назначать высших чинов иерархии в силу особого дара благодати, связанного с его саном; именно в силу этого убеждения он воздерживался от симонии, раздавая вакантные кафедры согласно словам Св. Писания: "...даром получили, даром и давайте"⁷*. Когда впоследствии Генрих V утверждал, что он "царь и вместе с тем первосвященник", что "ему как таковому принадлежит право возводить и низлагать епископов"⁸*, он стоял на почве древнего империалистического предания...

______________________

* Ad Herm. Colon, epist., Mansi, т. XVIII, стр. 320, 322; Jaffe Reg., 3564. Здесь папа заявляет о своем желании сохранить предания монархии Карла Великого, освященные авторитетом предшествовавших пап.
** Thietmari Chron., lib. I, cap. 15, M. M. G. S. S., т. III, стр. 742.
*** Ibid., стр. 742, 845-846.
**** Ibid., стр. 845. На этом основании для Титмара — "Burgendiorum rex — nomen tantum et coronam habet et episcopatus hiis dat, qui a principibus hiis eliguntur".
***** Rozieres Recueil general des formules ecclesiastiques dans l'Empire des Franks du V au X s., Nr. 520, т. II, стр. 628.
****** Thietm. Chron., cap. 17, стр. 751-752: "Imperator, audita Ratisbonensis ecclesiae praesulis morte, eo perrexit, et ut episcopatum non alio daret, nisi eo, qui primus sibi occurrerit, in somnis, ammonitus est" и т.д.
⁷* Ex Rodulphi Glabri histor., lib. V, M. M. G. S. S., т. VII, стр. 71-72.
⁸* Lauretnii Gesta episcoporum Vird., M. M. G. S. S., т. Х, стр. 502.

______________________

Таким образом, существующий порядок, в силу коего светские государи располагали епископскими кафедрами, получил свою санкцию в ходячей империалистской теории, видевшей в королях и императорах свыше помазанных святителей над святителями. Теория эта сложилась совершенно независимо от спора об инвеституре и задолго до него на почве тех фактических отношений между царской и святительской властью, с которыми мы познакомились выше. Она не встречала принципиальных противников до второй половины XI века, когда сторонники церковных преобразований впервые решились начать поход против светской инвеституры.

Поход этот открылся известным нам трактатом Гумберта*, который выступил с смелым обвинением против императоров, начиная с Оттонов, в узурпации святительской власти. Публицисты империалистического направления, напротив, с самого начала стали отстаивать эти святительские права государя — главы иерархии своего государства. Словом, спор об инвеституре никогда не был только спором о собственности над церковными имуществами, как думает Фиккер, ни только спором о праве распоряжения этими имуществами, как думает Мирбт**; предметом спора с самого начала служили, кроме того, святительские права царской власти, ее теократическая миссия; интерес финансовый, экономический составлял одну лишь сторону дела.

______________________

* Более ранние представители клерикального образа мыслей — епископ Вазон Люттихский и неизвестный автор трактата "De ordinando pontifice" (Заккур в своем соч. "Die Cluniacenser", т. II, стр. 306, доказывает его нижнелотарингское происхождение) высказываются по поводу событий 1046 г. против права императора низлагать и возводить пап, так как папа, будучи ответствен только перед Богом, неподсуден никакой земной власти (относ. Вазона см.: М. М. G. S. S., т. VII, стр. 228-229; трактат "De ord. pont." помещен в М. М. G., De L, т. I; см. в особенности стр. 14). Кроме того, Вазон признает вообще епископов ответственными перед светской властью только в чисто светских, а не в духовных делах: последние может судить один папа (М. М. G. S. S., т. VII, стр. 224). Вопрос о праве светской власти замещать епископские кафедры еще не сознается названными авторами во всей его принципиальной общности. Они только оспаривают право императора замещать римскую кафедру.
** Мирбт думает, что весь конфликт вращался преимущественно вокруг "финансового вопроса" (Publ., стр. 537) — о "пользовании" церковными имуществами (стр. 539). По его мнению, представители клерикальной партии говорили о "свободных выборах" и узурпации святительских функций мирянами только для отвода глаз, тогда как на самом деле главной их целью было отнять у светской власти распоряжение церковными имуществами (стр. 537). Мы еще не раз будем иметь случай убедиться в односторонности этого воззрения.

______________________

В современных Григорию полемических трактатах империалистов, написанных под свежим впечатлением постановлений папы, направленных против инвеституры, нас поражает одна общая черта: не касаясь вопроса о праве собственности или о праве пользования короля по отношению к имуществам имперских церквей, трактаты эти, защищая светскую инвеституру, ссылаются на теократическую миссию королевской власти, на ее святительские полномочия. Против отрицательного тезиса Гумберта, который утверждает, что королю как мирянину не должна принадлежать власть над пастырями, они выдвигают другой, положительный тезис: королю — как преемнику ветхозаветных царей и помазаннику Божию — принадлежит право возводить и низлагать святителей, в том числе и самих пап.

По словам Венриха Триерского, королевская инвеститура коренится в церковном предании ветхозаветных времен, следовательно, в предании более древнем, чем само папство. Перед названным писателем носится образ ветхозаветной царской теократии, где царь был не только главой государства, но вместе с тем и главой иерархии. Если бы инвеститура была недозволительна, противна божественным установлениям, ветхозаветные цари не могли бы возводить и низлагать святителей. В новозаветные времена точно так же право короля назначать и низлагать епископов было освящено и признано авторитетом пап*. В анонимном трактате "Dicta cujusdam discordia papae et regis" проводится та мысль, что императору как блюстителю мира и единства церкви принадлежит право возводить и низлагать самих пап. Только в силу этого права императоры могли спасать римскую церковь от расколов и восстанавливать в ней единство во времена двойственных избраний — в те времена, когда из-за римского престола спорили по два и по три папы**.

______________________

* Wenrici Scolastici Trevirensis epistola, cap. 8, M. M. G., De 1., т. I, стр. 227.
** M. M. G., De 1., стр. 345 и след.

______________________

Таким образом, оба названные трактата связывают право инвеституры, принадлежащее королю, с его служением церкви. Третий публицист — Видон Оснабрюкский — выражает ту же мысль еще полнее. Он также считает, что участие императора в замещении римской кафедры оправдывается пользами самой церкви*: именно благодаря покровительству императора возросли светские владения римской церкви; протекторат этот обеспечивает ей мир и спокойствие, спасает ее от раздора партии. Сами папы — предшественники Григория — уважали этот "древний обычай" (prisca consuetudo), признавая его полезным и необходимым для церкви: они посвящались "с согласия императора и по его повелению". На возражение же противников, что королю как мирянину не подобает вмешиваться в духовные дела и распоряжаться церквами, Видон прямо отвечает: король — вовсе не простой мирянин: "в силу помазания священным миром он призван к святительскому служению"**. Другой сторонник империалистской теории — епископ Бенцон Альбский высказывается в том же смысле, но только еще резче. Он прямо определяет власть императора как власть над церковью по преимуществу. Император должен распоряжаться епископскими кафедрами в качестве заместителя Христа на земле — "викария Божия"***.

______________________

* Ex Widonis Osnaburg. libro de controversia Hildebr. et Heinrici, M. M. G., De 1., т. I, стр. 464: "Nee alia de causa Gregorius (I) et ceteri Romani pontifices consecrationem suam usque ad consensum et jussionem principum distulisse credendi sunt, nisi quia aequm et canonicum et ecclesiae necessarium hoc esse intellexerunt" и т.д.
** Ex Widonis Osnaburg. libro de controversia inter Hild. et Heinricum imp., M. M. G., De 1., т. I, стр. 463-467.
*** Benzonis episcopi Albensis ad Heinricum IV imp., lib. I, M. M. G. S. S., т. XI, стр. 609; lib. VII, стр. 671: ниже мы дадим характеристику миросозерцания этого типичнейшего из империалистов в его целом.

______________________

Для выяснения сущности вопроса об инвеституре весьма важно констатировать тот факт, что и в позднейшую эпоху спора — в конце XI и даже в XII веке сторонники светской власти продолжают настаивать на том, что светская инвеститура оправдывается присущими царской власти святительскими полномочиями. При этом они хотят защитить светскую власть против упрека в узурпации священства, а потому впадают в удивительные противоречия.

Так, например, Видон Феррарский учит, что император сообщает посредством инвеституры только светские права пастырям церкви. Дары Духа Св., в силу коих епископ облекается в свой духовный сан, сообщаются ему через возложение рук духовною, а не светскою властью*. Но рядом с этим инвеститура для того же Бидона не есть и простое проявление светских прав императора. Цари не должны считаться мирянами (пес inter laicos debent computari); в силу помазания они принадлежат к клиру. Противники инвеституры забывают, что Моисей, поставленный Богом над народом израильским, не был священником. Между тем в силу особого дара благодати через Моисея был дан народу божеский закон, его руками была устроена скиния, через него было организовано ветхозаветное священство. Если таковы были права Моисея, не получившего никакого помазания, то почему же считаются недостойными устроять церкви императоры и цари, которые обладают помазанием более высоким по своему достоинству, чем сами святители**.

______________________

* Признавая, что епископам "conceduntur duo jura, spirituale vel divinum unum (духовный сан), aliud seculare", Видон говорит: "Itaque divina ilia a sancto Spiritu tradita imperatoriae potestati constat non esse subjecta" (De seism. Hild., M. M. G., De 1., т. I, стр. 564).
** Ibid., стр. 566.

______________________

Противоречивость этой точки зрения бросается в глаза; светская инвеститура в глазах Бидона не есть сакраментальное действие; но вместе с тем она составляет проявление особого дара благодати, свыше данного князьям. Она — такой акт светской власти, который могут совершать короли и императоры лишь в качестве членов клира.

Противоречия эти отнюдь не составляют случайной индивидуальной особенности одного писателя; они коренятся в самой действительности, в том фактическом положении вещей, которое отстаивают апологеты светской власти, а по тому самому характеризуют собою политические воззрения партии светской власти вообще. Трагизм этого положения заключается в том, что светская власть ради спасения своего существования вынуждена узурпировать функции власти духовной. Чтобы доказать, что инвеститура не выходит за пределы полномочий светских князей как таковых, — требуется отнять у нее характер таинства; с другой стороны, в ответ на справедливое возражение противников, что светской инвеститурой, даваемой раньше возложения рук, уже заранее предрешается совершение таинства священства, что ею самое посвящение низводится до степени пустого обряда, — сторонники светской власти вынуждены доказывать, что помазание дает царям право располагать даром благодати.

Как нельзя более ясно выражается то же противоречие в трактате писателя позднейшей эпохи — Гуго Флёрийского — "О царской власти и святительском достоинстве", написанном в начале XII века в защиту прав светской власти и в особенности английского короля против притязаний пап — преемников Григория VII и последователей его учения. Гуго не ограничивается одним только отрицанием сакраментального характера инвеституры: он, кроме того, делает клерикальной партии ту существенную уступку, на которую впоследствии вынужден был согласиться император Генрих V при заключении с папою Калликстом II Вормсского конкордата. Епископ, читаем мы в названном трактате, должен получать из рук царя после избрания не посох и кольцо — символы пастырской власти, а инвеституру регалий: король облекает епископа светскими правами, связанными с его служением; попечение о душах может быть ему вверено только духовной властью архиепископа*. Тем не менее, подобно Видону Феррарскому, Гуго Флёрийский считает светскую инвеституру проявлением особой теократической миссии королей. Короли уполномочены назначать епископов в силу данного им свыше дара пророческого вдохновения**. Этот пророческий дар связан с самим царским саном независимо от личностей его носителей; им обладают даже цари нечестивые — язычники, как Навуходоносор и современник Иосифа — египетский фараон, которые видели вещие сны***. Моисей, олицетворяющий собой образ царя среди еврейского народа, господствует над первосвященником Аароном; последний творит чудеса и знамения жезлом, полученным им от Моисея. Епископ — образ Христа на земле — должен подчиняться царю — образу Всемогущего, как Сын Божий подчиняется Отцу — не в силу неравенства по природе, а ради соблюдения порядка, "дабы все царство было приведено к единству"****.

______________________

* Tract, de reg. potest, et sac. dign., cap. 5, стр. 472.
** Igitur rex instinctu Spiritus Sancti potest, sicut existimo, praesulatus honorem religioso clerico tribuere (ibid., стр. 472).
*** Ibid., cap. 4, стр. 470.
**** Ibid., cap. 3, стр. 468.

______________________

Так же точно рассуждает империалист XII века Григорий Катинский. Он признает, что посредством инвеституры сообщается не духовная власть, не священническое служение: не будучи вовсе таинством, инвеститура представляет собой чисто светский акт, посредством которого святителю вручается власть над вещественными благами — над церковными бенефициями*. Это нисколько не мешает, однако, тому же писателю утверждать, что инвеститура должна принадлежать светскому государю как главе церкви**, как помазаннику, который по этому самому должен быть соединен с церковью особенно тесной, интимной связью***. Учение о таинственном помазании царей, которое дает им право совершать инвеституру, составляет один из основных догматов империалистов, на котором они продолжают настаивать во все время спора. В конце 1111 г. публицист клерикального лагеря Плацид Нонантульский еще считает нужным посвятить ему пространное опровержение****.

______________________

* Gregorii Catinensis топ. Earf. Orthodoxa defensio imperialis, cap. 5, M. M. G., De 1., т. II, стр. 538.
** Ibid., cap. 3, стр. 536-537; cap. 6, стр. 538.
*** Ibid., cap. 6, стр. 538.
**** Placidi monachi liber de honore ecclesiae, cap. 118, M. M. G., De 1., т. II, стр. 624-625.

______________________

Во второй половине XI века в среде самой партии реформы отрицательное отношение к светской инвеституре, резко формулированное Гумбертом, установилось окончательно и возобладало только при Григории VII и вследствие его воспретительных канонов. До тех пор между самими реформаторами не существует полного единогласия по этому предмету. В частности, Петр Дамиани не может примкнуть к гумбертовской точке зрения, потому что он не в состоянии отрешиться от общераспространенного, традиционного взгляда, связывающего право инвеституры с мистическим помазанием царским. В помазании этом Дамиани видит особое таинство*, подобное таинству священства. Цари и священники, говорит он, суть боги и помазанники независимо от личных своих качеств, в силу таинства своего служения. С этим таинством связан дар пророчества, способность к получению чрезвычайных откровений свыше; дар этот дается даже царям-язычникам (Дамиани ссылается на те же примеры, как Гуго Флёрийский, — Фараона, Навуходоносора и на некоторые другие)**. Счастлив тот царь, который вместе с мечом царским препоясывается мечом священническим — духовным; это те самые два меча, которые находились в обладании апостолов перед страстью Спасителя; оба они должны вместе восполнять друг друга в руках царя на благо царства и священства. Каждого из них, взятого в отдельности, недостаточно: ибо только в ответ на заявление апостолов "Господи, здесь два меча" Спаситель изрек свое слово "довольно"***.

______________________

* См.: Sermo, 69 (P. Dam. Op., Migne, т. I, стр. 89), где Дамиаии называет царское помазание пятым таинством. Признание такого сакраментального характера помазания и, в частности, сопоставление его с таинством священства составляет в западной церкви весьма древнее предание, которое берет свое начало еще от времен отцов церкви — Оптата Милевского и Августина. См. мое соч. "Религиозно-общественный идеал западного христианства в V веке", гл. III, стр. 123, примеч. 1.
** P. Dam., Lib. gratissimus, cap. 10, M. M. G., De 1., т. I, стр. 31.
*** P. Dam. Op., т. I, Sermo, 69, стр. 900.

______________________

С этими воззрениями связывается мягкое и противоречивое отношение Дамиани к светской инвеституре*.

______________________

* Fetzer, Voruntersuchungen zu einer Gesch. des Pontificats Alexanders II (стр. 60-62) вовсе упускает из вида ранние воззрения Дамиани на инвеституру, а потому представляет в неверном освещении и позднейшие его колебания в этом вопросе — в эпоху понтификата Александра II.

______________________

В ранний период литературной деятельности Дамиани его воззрения на инвеституру всецело определяются впечатлениями событий царствования императора Генриха III, коих он был свидетелем. Инвеститура в руках светской власти не всегда неизбежно вела к симонии в тесном смысле этого слова. В частности, император Генрих III, проникнутый реформаторскими идеями, был безграничным властелином над церковью, назначал по своему усмотрению не только епископов, но и самих пап, но вместе с тем вел энергическую борьбу против симонии. В его руках инвеститура служила целям реформаторской политики; при нем императорская власть стояла на высоте своего служения не только светского, но и духовного.

Говоря словами Дамиани, в деяниях этого царя познается и осуществляется царство Христа, поставившего его на царство. Так выражается наш автор в письме, написанном к императору в 1046 г. по поводу свержения им равеннского епископа-симониста Видгера. Как некогда Спаситель, читаем мы здесь, император берет бич и изгоняет торжников из храма. Он — "спасение всего мира"; в его лице возвращается "золотой век Давида"*. Довершите славное для Бога и для людей спасительное дело, взывает Дамиании в конце письма: изгнав из церкви разбойника, назначьте ей пастыря, о котором она могла бы радоваться**. Слова эти не могут быть сочтены за льстивые фразы, так как они принадлежат одному из лучших людей того времени, коего искренность и правдивость стоят выше всяких подозрений.

______________________

* P. Dam. Op., lib. VII, epist. 3, т. I, стр. 436.
** P. Dam., Liber gratissimus, cap. 24, M. M. G., De 1., т. II, стр. 52.

______________________

Позднее в отношении Дамиани к вопросу об инвеституре замечаются характеристические колебания. В трактате "Liber Gratissimus", написанном около 1052 г., он уже настаивает на необходимости "канонических выборов", ссылаясь, как и все сторонники преобразований, на постановление Льва I, в силу коего не должны считаться епископами лица, не избранные клиром и не испрошенные народом, т.е. паствою своего диоцеза. Еще позднее Дамиани начинает отличать от канонических, истинных епископов тех, которые приобрели свой сан лестью или службой светскому князю*. Приводимый Дамиани канон, несомненно, противоречит тому способу замещения епископских кафедр, который практиковался в то время, в особенности в Германии и Италии; поэтому у других реформаторов постановление Льва I цитируется обыкновенно в связи с требованием отмены инвеституры**. Не то мы видим у Дамиани: как будто не замечая указанного противоречия, он в одном из многочисленных своих трактатов, где говорится о праве светских князей назначать епископов, требует от них только, чтобы они избирали пастырей достойных и руководствовались при этом благом церкви, а не личной своей прихотью***.

______________________

* P. Dam. Opusc. XXII. Contra clericos aulicos, praefat., Migne, т. II, стр. 463: "Qui nimirum, dum non per ecclesiae ingrediuntur ostium, sed per saeculare posticum, non pastores ovium, sed fures et latrones fiunt".
** Ср., например: Humb. Card. Adv. sim., lib. I, cap. 2, стр. 104; lib. III, cap. 5, стр. 204.
*** P. Dam. Opusc. XXII, Contra cler. aul., cap. 4, Migne, т. II, стр. 468.

______________________

В начале понтификата Александра II Дамиани как будто начинает склоняться в пользу воззрения крайних клерикалов. Он высказывается за полную свободу выборов не только для церкви римской, но и для всех церквей*. В письме к папе Александру он даже прямо называет инвеституру несправедливою; но при этом мирится с нею как с укоренившимся обычаем, выражая только желание, чтобы светские князья не торговали своим правом. Пусть остерегаются симонии светские князья, читаем мы здесь: они некоторым образом (aliquo modo) передают церкви их будущим властителям, хотя по сраведливости и не должны бы были этого делать**.

______________________

* P. Dam. Op., lib. I, epist. 20, ad Cadaloum Parm., Migne, т. I, стр. 239.
** Ibid., epist. 13, Migne, т. I, стр. 222. Из этого письма видно, что Дамиани не думает "отождествлять в принципе" инвеституру и симонию, как ошибочно утверждает Fetzer (Voruntersuchungen zu einer Gesch. d. Pont. Alexanders II, стр. 61-62); Дамиани считает инвеституру вообще несправедливою, но признает ее за симонию лишь в тех случаях, когда она дается за деньги.

______________________

Такое отношение Дамиани к светской инвеституре тем более поразительно, что он вполне ясно сознает связанные с нею разрушительные для церковной жизни последствия и изображает яркими красками ту двойственность интересов, которую влечет за собою зависимость клира от мирян. Он с негодованием говорит о тех духовных лицах, которые, не краснея, меняют храм Божий на царский дворец, продают себя в рабство светским властям ради стяжания мирских выгод, удаляются от служения церкви и становятся придворными, чтобы приобрести власть над церковью*.

______________________

* P. Dam. Opusc. XXII, Contra cler. aul., praefat., Migne, т. II, стр. 463.

______________________

И несмотря на все это, Дамиани не решается вполне присоединиться к радикальным реформаторским проектам Гумберта. Он до конца жизни продолжает колебаться между двумя точками зрения, из коих одна оправдывает светскую инвеституру мистическим помазанием царей, другая же осуждает ее как антиканоническое учреждение. Он хочет освобождения церкви от мирской зависимости, но вместе с тем не может отрешиться от укоренившегося веками воззрения, которое верит в пастырское призвание светских князей и в особенности императоров. Незадолго до окончания борьбы между Александром II и антипапой Кадалом Дамиани обратился с воззванием к германскому королю, прося его быть судьей между законным папой и узурпатором. По его инициативе был созван в 1064 г. в Мантуте правителем Германии Анионом Кёльнским собор, на котором римский первосвященник был вынужден фигурировать в качестве подсудимого*. В критическую для римской церкви минуту в Дамиани с новой силой заговорили его старые империалистические симпатии конца сороковых годов; он снова начал мечтать о возвращении "золотого века Давида" и признал в германском короле избавителя, свыше призванного спасти римскую церковь от раскола. Вместе с тем явились новые непоследовательности в его отношении к светской инвеституре. Приблизительно между 1065 и 1067 гг., узнав об открывшейся в г. Фаенце епископской вакансии, он дал совет духовенству названного города — не приступать к избранию нового епископа до прибытия германского короля, коего в то время поджидали в Италии. При этом Дамиани выразил надежду, что король "искоренит заблуждения, прекратит раздоры и восстановит мир" среди осиротевшей паствы**.

______________________

* Ann. Altah., M. M. G. S. S., т. XX, стр. 814; P. Dam. Op., lib. III, epist. 6, Migne, т. I, стр. 293-295 (Jaffe Reg., n. 4552); о времени созвания собора см.: Hefele, Conciliengesch., т. IV, стр. 859.
** P. Dam. Epist., lib. V, 9, стр. 352-353. О времени написания письма см.: Neukirch, стр. 108.

______________________

XII

Спор об инвеституре не есть борьба между церковью, с одной стороны, и чисто светским государством — с другой. Государства, совершенно свободного от церкви, построенного на чисто светской основе, средние века вообще не знают. По вопросу об инвеституре вступают между собою во вражду две теократии или, лучше сказать, два органа христианской теократии, две партии в церкви и в государстве. При этом борьба обостряется самой однородностью спорящих. Обе стороны согласны между собою в том, что божеское царство должно наполнить собою все земное, что оно есть высшая цель, которой одинаково должны служить мир и клир. Вопрос идет только о том, кому принадлежит преимущественное право вести людей к осуществлению этой цели на земле, кто должен стоять на вершине христианского общества — царь, образ Давида и Моисея, или святитель — цреемник Аарона. Мирская власть, которой, с точки зрения императоров и королей, принадлежит господство, играет в клерикальной схеме роль подчиненного орудия; и наоборот, то, что с клерикальной точки зрения должно стоять на вершине всего общественного здания, стоит в царской теократии внизу; святительская власть здесь помещается у подножия царского престола и служит ему опорою. Теократия царская представляет собою как бы отражение теократии папской, но только в опрокинутом виде. По меткому выражению Гумберта, благодаря светской инвеституре здесь весь канонический порядок висит вниз головой (capite pendet deorsum)*.

______________________

* Humb. Card. Adv. sim., lib. III, cap. 6, стр. 205.

______________________

В государственной жизни того времени интересы религиозные и материальные до такой степени тесно переплетены между собою, что не поддаются никакому разграничению. Ввиду тесной связи между светской властью и ее духовными вассалами короли и императоры всячески содействуют усилению и обогащению подвластных им церквей. При этом одновременно имеется в виду цель благочестивая и материальный интерес, так что в большинстве случаев трудно сказать, где кончается корысть и где начинается благочестие. Лица, обогащающие церковь из своего имения, надеются получить сторицею от Христа в будущем веке. При материалистическом понимании божеского царства, характеризующем средневековое мировоззрение, пожертвования в пользу церковных учреждений получают в глазах массы значение сбережения жертвователем капитала для будущей жизни. Жертвователь рассчитывает обыкновенно в том или другом виде получить обратно свой дар из сокровищницы Спасителя. Всякий дающий церкви, с этой общераспространенной точки зрения, обеспечивает себе тем самым на веки пользу от своего имущества и вправе сказать Вышнему Судье в будущем Его царстве: "Дай мне, Господи, ибо и я Тебе давал". Напротив, кто бережет свое имущество для жизни земной, тот теряет его для жизни будущей*. При ходячем в средние века убеждении, что материальная жертва как таковая, независимо от настроения жертвователя, покрывает множество грехов, избавляет от чистилища и дает право на щедрое вознаграждение свыше, — самое благочестие становится чрезвычайно расчетливым: щедрыми дарителями в пользу церкви часто являются жестокие преступники, которые желают откупиться от адских мук, коих они чувствуют себя достойными**.

______________________

* Ср. всю 1-ю главу соч.: Sugenheim, Staatsleben des Klerus im Mittelalter, т. I (в особенности стр. 21-23). Типическим образцом этого религиозного настроения может послужить, например: дарственная грамота, данная знаменитым полководцем Оттона I — маркграфом Героном монастырю, основанному им в Гарце. Перечисляя сделанные им богатые пожертвования в пользу монастыря, который он отдал под непосредственное покровительство ап. Петра и Павла, маркграф говорит в заключение: "Quapropter humi prostratus deprecor vos, duo magna luminaria Petrum Paulumque, ut post funera carnis animae meae paradisi januas aperiatis et in futuro examine protectores et defensores mei ante deum maneatis, quatinus post judicium merear vobiscum lucifluis mansionibus perfrui et sine fine gaudere, annuente Domino nostro Jesu Christo, qui cum Patre et Spiritu Sancto vivit et gloriatur Deus per infinita secula seculorum". (Giesebrecht, т. I, стр. 821).
** Sugenheim, ibid.

______________________

Божеское царство не есть только загробный идеал. Оно уже здесь, на земле, представляет собою внушительную силу. Поэтому короли и императоры, щедро наделяющие церкви, заинтересованы не одними только небесными наградами, но и земными богатствами. Они ждут от церкви не только вечного спасения, но и земного возвеличения своего царства; их дары на пользу церковных учреждений щедро оплачиваются службой их духовных вассалов. Петр Дамиани утверждает, что по отношению к бенефициям, полученным от короля, епископ как бы превращается в королевского управителя (procurator) или старосту (villicus)*. А папа Пасхалий II говорит в 1111 г. относительно германских епископов и аббатов, что "служители алтаря стали служителями королевского двора, потому что они получили в свое распоряжение города, герцогства, маркграфства, чеканку монет и прочее, относящееся к службе государству"**. Управление имуществами подчиненных королю церквей обусловливается прежде всего верностью духовного вассала. В случае нарушения им вассальных обязанностей он утрачивает право пользования вверенными ему бенефициями, и право это возвращается к верховному сюзерену — королю, причем, однако, такое лишение прав не распространяется на преемников провинившегося святителя; последние посредством инвеституры получают права на церковные имущества в неуменьшенном объеме. В числе вассальных обязанностей духовных князей по отношению к королю наиболее важное значение имеет воинская повинность. Епископы и аббаты не только обязаны поставлять в королевское войско контингент вооруженных людей; они должны снабжать своего сюзерена лошадьми, съестными припасами и деньгами. Если мы примем во внимание, что в Германии воинская повинность ложилась всею своей тяжестью не столько на светских вассалов, сколько на духовных князей, что поставленные ими ратники составляли большую часть королевского войска, что войны и в особенности частые походы в Италию велись императорами преимущественно на средства имперских церквей***, то мы поймем, что вопрос о праве инвеституры был вопросом о жизни и смерти для германского королевства и империи. В 1111 г. послы Генриха V имели достаточные основания, чтобы сказать в ответ на папское предложение — отказаться от этого драгоценного права, "что станется с нами? На какой основе будет утверждаться наше царство? Ибо предшественники наши уступили и отдали церквам почти все свое достояние"****. Вынужденный подчиниться требованиям императора, папа Пасхалий II должен был мотивировать свое признание права светской инвеституры тем, что многочисленные бенефиции, переданные церквам императорами — предшественниками Генриха, в высокой степени обязывают аббатов и епископов служить охранению и защите империи*****.

______________________

* P. Dam. Op., lib. I, epist. 13, Migne, т. I, стр. 220; ср.: Lamberti Annales ad a. 1063, M. M. G. S. S., т. V, стр. 167. По словам летописца, имперские аббаты суть как бы "villici regis, regalis fisci dispensatores".
** M. M. G. Legg., т. II, стр. 69. О феодальных обязательствах имперских церквей и о правах короля по отношению к ним см.: Ficker, Eigenthum, d. Reichs, гл. IV, стр. 94-130; Sugenheim, Staatsleben d. Klerus im Mittelalter, т. I, гл. 9, стр. 315-387; Waitz, Verfassungsgesch, т. VIII, от стр. 133; Laurent, Droit des Gens, т. VI, стр. 71.
*** Ср.: Giesebrecht, Gesch. d. deutsch. Kaiserzeit, т. II, стр. 8.
**** См.: М. М. G. Legg., т. II, стр. 70.
***** Ibid., стр. 73: "Praedecessores enim vestri ecclesias regni sui tantis regalium suorum beneficiis ampliarunt, ut regnum ipsum maxime episcoporum praesidiis vel abbatum opporteat communiri" и т.д. Ср. у Григория Катинского (Orth. def. imp., cap. 7, M. M. G., De 1., т. II, стр. 539): "Ecclesiae sub se milites comites personasque sublimes habere coeperunt; quos si rex vel imperator in suis contemptores jussis habuerint, magnum immensumque detrimentum capient imperii: Necesse est ergo, ut praelatus ecclesiae qui a suis militibus sacramentum fidelitatis suscipit ex regia vel imperatoria dominatione, ipse militum suorum fidelitatem suamque regali vel imperiali personae".

______________________

Чтобы начать спор об инвеституре, со стороны клерикальной партии требовалась решимость подвергнуть вопросу весь сложившийся веками строй жизни церкви и государства. Мы видели, что в среде реформаторов XI века решимость эта созрела не сразу; сокрушительной революционной программе Гумберта предшествовала и противополагалась в течение многих лет примирительная точка зрения Дамиани, в которой отразились колебания подготовительного периода реформы.

Признавая в царстве и священстве два необходимые, Богом учрежденные органа теократии, Дамиани заботится лишь об установлении некоторого равновесия между ними. По его мнению, спасение церкви — в их объединении и согласии; всякий спор между этими двумя властями влечет за собой величайшую опасность для церкви. Усилия всех партий — советников пап и императоров — должны быть направлены к тому, чтобы обе вершины христианского мира соединились в согласном союзе; ибо только при этом условии исчезнет с лица земли раскол и единство проникнет собою все тело церкви от основания до вершины. Разделенные на земле, обе власти едины в лице Спасителя Первосвященника и Царя; это мистическое единство священства и царя должно определить собою взаимные отношения земных представителей Христа — папы и императора: они должны быть навеки связаны между собой таинственными узами любви, дабы император пребывал в папе и папа в императоре, как Сын пребывает в Отце и Отец в Сыне*. В каждом государстве необходимо тесное взаимодействие представителей обеих властей: священство нуждается в покровительстве и защите царей, и всякое царство утверждается святостью священнического служения**. Царь поражает врагов церкви светским мечом, святитель же умилостивляет Всевышнего мольбами о ниспослании успеха светскому воинству***. Святитель располагает духовным мечом — словом Божиим — и не должен касаться меча крови****. Идеалист, лишенный практического смысла, Дамиани не имеет ясного представления о том, при каких условиях может осуществиться на земле эта гармония мирского и духовного порядка, его мечтательный, мистический идеал не укладывается в ясную юридическую схему и сводится к одним только нравственным требованиям.

______________________

* P. Dam. Disc. Synod, (claus. diet.), M. M. G., De 1., т. I, стр. 93; Ср.: P. Dam. Op., lib. VII, ep. 3, т. I, стр. 440.
** P. Dam. Op., lib. III, epist. 6; P. Dam. Op., Migne, т. I, стр. 294.
*** Ibid., lib. VII, epist. 3, Migne, т. I, стр. 440.
**** Ibid., lib. IV, epist. 9, Migne, т. I, стр. 314-315.

______________________

Такую схему мы находим впервые у Гумберта, который ставит на первый план вопрос о преобразовании юридических отношений между светской и духовной властью. В связи с полемикой против инвеституры он настаивает на таком разграничении двух сфер, при котором светская власть теряет свой священнический характер. Духовенство должно отличаться от мирян не одной только одеждой, а всем своим образом жизни и родом деятельности. Духовные должны исключительно предаваться своему церковному служению, миряне должны заниматься одними светскими делами, так чтобы ни одно из этих двух сословий не присваивало себе сферу деятельности другого*. Пусть откажутся князья от власти священнической. Никто из ветхозаветных царей не дерзнул присвоить себе право назначать первосвященников, священников и левитов; исключение составляет один Моисей. Но Моисей не был узурпатором, потому что, будучи во главе царства, он обладал вместе с тем полномочиями первосвященника. Те же из библейских царей, которые узурпировали священнические функции, подпали гневу Всевышнего и понесли тяжкие наказания за свои грехи. Так, Саул, совершивший вместо Самуила жертвоприношение Богу, был за то лишен царства и предан смерти духовной и телесной**. Та же судьба постигает и императоров за присвоение ими права инвеституры. За узурпацию священства Бог посылает им разнообразные наказания, войны, мятежи и междоусобия, голод, землетрясения и заразные болезни; оттого и царствование таких властителей отличается крайней недолговечностью. Это подтверждается в особенности примером Оттонов, которые в большей степени, чем их предшественники, виновны в присвоении священнического служения***. Воспользовавшись слабостью современных им римских пап, Оттоны отняли у них и забрали себе почти всю полноту духовной власти. При Оттонах и инвеститура впервые получила значение общеобязательной нормы****. Императоры оправдываются тем, что доходы, извлекаемые ими из церквей, служат в их руках благочестивым целям. Но оправдание это тщетно: что пользы императорам, если из имущества, награбленного у тысячей церквей, они основывают два-три епископства*****; вновь основанные церковные учреждения представляют собою лишь новое расширение сферы господства императорской власти. Императоры для того получают свой светский меч из рук священников, чтобы сражаться за церковь и защищать ее; не их дело основывать и строить новые церкви, а тем более управлять церквами; от них требуется только материальная помощь святителям для поддержания существующих церковных учреждений и устройства новых. Цари не должны крестить и проповедовать; тем более — не их дело распоряжаться кольцом пастыря, которое символизирует собою власть учения и проповеди, власть совершать таинства******.

______________________

* Humd. Card. Adv. sim., lib. III, cap. 8, M. M. G. De 1., т. I, стр. 208.
** Ibid., lib. III, cap. 13, 14, стр. 214-216.
*** Ibid., lib. III, cap. 15, стр. 216-217.
**** Ibid., lib. III, cap. 11, стр. 211.
***** Ibid., стр. 217. Здесь имеются в виду императоры Оттон Великий и Генрих II, основавшие епископства в Магдебурге (968 г.) и в Бамберге (1007 г.) см.: Giesebrecht, Gesch. d. deutsch. Kaiserzeit, т. II, стр. 99; Halfmann, Cardinal Humbert, стр. 73.
****** Humb. Card. Adv. sim., lib. III, cap. 15, стр. 216-217.

______________________

Если Гумберт настаивает на разграничении двух сфер, то, конечно, не потому, чтобы он желал полной секуляризации государства. Если силу царей в государстве составляет их господство над церковью, то Гумберт хочет отнять у светских властителей их святительские полномочия лишь для того, чтобы они продолжали служить церкви уже не как начальники, а как покорные орудия; мир не должен вполне обособиться от церкви; он должен войти в ее состав в качестве низшей, несамостоятельной сферы. Из вершины, главы теократического здания, царская власть должна превратиться в основу земного могущества церкви. Как душа господствует над телом, так же точно и священство должно господствовать над царством: душа повелевает, а телесные органы исполняют ее предначертания. При этом, однако, Гумберт не отрицает вполне церковного служения княжеской власти. Он усваивает себе образ мыслей приводимой им цитаты из лжеисидоровых декреталий, где царская власть понимается как должность в церкви (intra ecclesiam), но не над церковью. Лишая царскую власть ее верховных прав над епископами, наш автор вместе с тем хочет превратить ее в некоторого рода подчиненный духовный чин, исполнительный орган иерархии*. В церковном теле духовенство — глаза; мирская власть — грудь и руки, которые должны быть всегда готовы к повиновению и защите церкви; церковные имущества соответствуют волосам, украшающим голову, а народ — низшим членам, конечностям тела, которые всегда должны быть подчинены высшим центральным органам**.

______________________

* Ibid., lib. III, cap. 21, стр. 225-226.
** Ibid., lib. III, cap. 28, стр. 235.

______________________

Нельзя сказать, чтобы изложенная схема отношений духовной и светской власти была проведена у Гумберта вполне последовательно. В конце концов и он оказывается вынужденным заплатить некоторую дань тому же традиционному воззрению на задачи светской власти, которое так сильно повлияло на Дамиани. Наш автор допускает, что, в случае уменьшения благочестия и нравственного упадка в среде духовенства, царь должен, следуя ветхозаветным примерам (2 Пар. 29: 3 — 11; 30: 6-9 — о царе Езекии), назидать с кротостью и исправлять увещаниями пастырей, пренебрегающих исполнением своих обязанностей*. Очевидно, что такое признание за царями учительских прав по отношению к недостойным пастырям не может быть согласовано с тем принципиальным отрицанием власти светских князей над церковью, которое составляет характеристическую черту воззрений Гумберта.

______________________

* Ibid., lib. III, cap. 16, стр. 218.

______________________

Некоторая непоследовательность замечается и в отношении Гумберта к царствованию императора Генриха III. Никто из германских императоров не был в большей степени владыкою над церковью, чем этот государь, который назначал по своему усмотрению не только епископов, но и самих пап. Между тем Гумберт, который, как мы видели, не стесняется порицать Оттонов за узурпацию священства, не находит ничего, кроме похвал, для оценки деяний этого "блаженной памяти" императора и приписывает ему намерение совершенно искоренить симонию*. Последнее утверждение в особенности не вяжется с мировоззрением клерикального публициста, который, как мы уже знаем, отождествляет инвеституру с симонией. Восставая в принципе против узурпации святительских прав мирской властью, Гумберт должен, однако, примириться с частным случаем такой узурпации: он, как и Дамиани, не может забыть, что именно благодаря владычеству Генриха над церковью апостольский престол спасся от тирании римской знати и перестал быть "мастерскою Симона".

______________________

* Ibid., lib. III, cap. 7, стр. 206.

______________________

Весьма типичными представляются также рассуждения другого клерикального писателя — Манегольда Лаутенбахского, писавшего в дни понтификата Григория*. Он так же, как и Гумберт, восстает против узурпации священства мирянами и всеми силами обрушивается против учения империалистов, которое связывает светскую инвеституру с теократической миссией царской власти. Полемизируя против Венриха Триерского, он прежде всего старается отнять у противника ту опору, которую тот думал найти в Ветхом Завете. По мнению Манегольда, ветхозаветное государство вовсе не является тем классическим образцом царской теократии, каким старается изобразить его Венрих. Аарон — прототип священства Ветхого и Нового Завета — вовсе не был назначен царем: он был избран самим Богом "при посредстве пророка" Моисея**. Разбирая доказательства Венриха, почерпнутые из книг Маккавеев, Манегольд находит, что доказательства эти основаны на неверном толковании тех или других текстов: из названных книг вовсе не видно, чтобы цари назначали святителей: Манегольд старается доказать, что последние, напротив, "избирались" самою церковью. Наконец даже в том случае, если бы толкование Венриха было верно, оно бы не имело доказательной силы, так как книги Маккавеев не включены в число "канонических" книг Св. Писания***. Не более убедительны и доказательства империалистического публициста, взятые из канонических книг Св. Писания. Манегольд вообще не признает, чтобы израильские и иудейские цари когда-либо назначали святителей; по его мнению, если даже подобный порядок вещей и существовал, он объясняется несовершенством ветхозаветной церкви. Что бы мы ни думали о ветхозаветной теократии, времена ее прошли, и ее не следует принимать за норму должного. Во Христе мы имеем обетование лучшего завета****. Утверждениям Венриха, доказывавшего, что и в новозаветные времена светская инвеститура признавалась церковными авторитетами, Манегольд противопоставляет опровержения, которых здесь нет надобности воспроизводить*****. Постановления соборов и пап доказывают, напротив, что избрание клиром и народом — единственный канонический способ замещения церковных кафедр******. В новозаветной церкви светская инвеститура составляет лишь вредный обычай, который как такой не должен быть сохраняем⁷* .

______________________

* См.: Francke в М. М. G. De 1., т. I, стр. 301 — 302; Вязигин, Заметки по истории полемической литературы, стр. 39.
** Manegoldi ad Gebeh. liber, cap. 54, M. M. G., De 1., т. I, стр. 406. Заметим, что империалисты, напротив, видят в Моисее тип царя; см. выше, стр. 73, 75.
*** Ibid., cap. 55, стр. 406-409.
**** Ibid., cap. 56, стр. 409.
***** Ibid., cap. 57-63, стр. 410-416; cap. 6, 5, стр. 416-417. Аргументы эти изложены вкратце у Мирбта (Publicistik, стр. 485).
****** Maneg. ad Gebeh. lib., cap. 51, 52, стр. 400-403. Подробности см.: Вязигин, цит. соч., стр. 53.
⁷* Ibid., cap. 66, стр. 417-418.

______________________

Переходя затем к разбору осуждаемого им учреждения, Манегольд, так же как и Гумберт, находит, что, совершая инвеституру, светские князья тем самым узурпируют всю полноту пастырской власти. Раз светский государь передает будущему епископу посох — символ пастырского попечения о душах — и кольцо — печать тайн небесных, какой смысл может иметь повторительное вручение тех же знаков митрополитом при посвящении? Если первая передача имеет действительное значение и силу, то вторая — не более как кощунственное повторение таинства, уже совершенного; если же только вторая имеет значение таинства, то первая представляется излишнею и бессмысленною. Во избежание профанации таинства священные символы должны передаваться или одним светским государем, или одним митрополитом. Двух инвеститур быть не может, как не может быть двух крещений*.

______________________

* Ibid., cap. 54, стр. 416.

______________________

С отменой инвеституры должны в корне измениться существующие отношения: епископское достоинство неизмеримо выше царского; епископам надлежит не подчиняться, а господствовать над мирскими властителями*. Манегольд яркими красками описывает вредные для церкви последствия светской инвеституры: унижения пастырей, их раболепство перед мирской властью, их светское настроение и несогласный с достоинством их сана образ жизни. Это — не пастыри, дверью входящие к овцам, а воры и разбойники; вором должен почитаться всякий епископ, назначенный вопреки правилам истинной веры, вопреки Христу — единой и единственной двери, чрез которую входят истинные пастыри**. Ставленники светской власти чужды своей пастве; сплошь да рядом случается, что короли, управляющие большими разноязычными царствами, назначают на вакантные кафедры лишь принадлежащих к чуждой их пастве национальности; пастыри и паства говорят на разных языках и не понимают друг друга***.

______________________

* Ibid., cap. 51, стр. 403.
** Ibid., cap. 53, стр. 403, 406; ср.: Вязигин, цит. соч., стр. 53-54.
*** Maneg. ad Gebeh. lib., cap. 51, стр. 400-401.

______________________

Обвиняя светскую власть в узурпации священства, Манегольд должен вместе с тем защищать папу против упрека в узурпации прав светской власти. Отстаивая постановления Григория, направленные против инвеституры, он сталкивается с возражением Венриха, который находит, что этими постановлениями уничтожаются законные права государей на церковные бенефиции*. На это справедливое и дельное возражение Манегольд отвечает довольно бесцеремонным отрицанием. По его словам, Григорий в своих постановлениях нигде не упоминает о бенефициях", а только воспрещает мирянам пользоваться церковными десятинами, предназначенными специально для нужд церкви**. Слабость этого возражения совершенно очевидна, так как декретами Григория действительно уничтожается феодальная зависимость церковных бенефиций от мирских сюзеренов: с отменой инвеституры сами собою рушатся эти сюзеренные права мирских властей на церковные владения, хотя об этом и не говорится прямо в названных декретах.

______________________

* Wenrici scol. Trev. epist., стр. 297. Здесь Венрих опять-таки говорит не о праве собственности или пользования, а о политическом верховенстве государей над церковными бенефициями.
** Maneg. ad Gebeh. lib., cap. 50, стр. 399.

______________________

XIII

В основе произведений публицистов клерикального и империалистического лагерей лежит общее обеим партиям теократическое мировоззрение, общий обеим идеал "божеского царства". Для обеих партий "единство" есть космический закон, положенный Создателем в основу всего существующего. Обе мыслят вселенную иерархически, различая как во внешней природе, так и в человеческом обществе ряд ступеней, восходящую лестницу должностей и чинов, наподобие "небесной курии" — царства ангелов. И как небесная иерархия ангелов объединяется единой властью Божества, так же точно и земное ее отражение — человеческое общество — должно подчиняться единой власти монарха — "викария", наместника Божества на земле.

Обеим партиям чуждо понимание государства, его самостоятельных задач и целей. Обе видят в нем лишь проявление, часть церкви. Империалисты так же далеки от мысли о секуляризации государства, как и их противники-клерикалы; различие между ними заключается лишь в том, что одни видят в царе власть над церковью, другие видят в нем подчиненное должностное лицо в церкви. Для обеих партий "царствовать над христианами" и "управлять церковью", хотя бы частью или одной стороной церкви, суть понятия синонимические. Сродство религиозных и метафизических воззрений отражается и в сродстве политических воззрений противников.

Как императоры, так и папы стремятся прежде всего уничтожить препятствия к осуществлению единой иерархической организации на земле. Те и другие согласны в том, что к числу главнейших препятствий к осуществлению "единства" принадлежат симония и "николаитизм" — семейная жизнь духовенства. Воодушевленный апостол теократии — император Генрих III ведет упорную борьбу против этих двух основных проявлений партикуляризма в духовной среде; ему вторят такие поборники церковных преобразований, как клюнийцы и Дамиани. От прославления его не может воздержаться даже такой яростный противник империалистов, как кардинал Гумберт. По смерти Генриха III папы-реформаторы продолжают его дело. В принципе и его преемники по царству остаются врагами симонии и николаитизма; николаитизм вообще осуждается империалистами, хотя они и не одобряют способа проведения церковных реформ Григория. Даже заклятый враг последнего — антипапа Виберт (Климент III) в принципе осуждает брак духовенства и включает в свою программу проповедь безбрачия. Что же касается симонии, то она вовсе не находит себе принципиальных защитников и осуждается всеми теми писателями, которые о ней упоминают, причем различие между отдельными авторами заключается лишь в том, что понимается под симонией: при заметном стремлении клерикальных писателей расширить это понятие и между ними, как мы видели, не существует полного согласия в этом отношении.

По словам клерикального писателя первой половины XII века Брунона Сегнийского, империалисты всегда были согласны с их противниками в осуждении симонии и прочих пороков, оскверняющих церковь. Но Генрих IV и его сторонники отстаивали инвеституру, унаследованное от предков право императора распоряжаться высшими духовными должностями; в этом состояла "ересь" Генриха и его ставленника — антипапы Виберта; в этом и заключалось яблоко раздора между папством и империей. Мы желали свободы церкви, говорит Брунон, тогда как наши противники хотели ее поработить; "во всем прочем, по-видимому, между нами существовали лишь незначительные разногласия"*.

______________________

* Brunonis episcopi Signini epist. quatuor., M. M. G., De 1., т. II, стр. 565.

______________________

Таким образом, центром тяжести всего столкновения служит вопрос о взаимном отношении двух высших в христианском мире властей, вопрос о размежевании границ между царством и священством. Во имя единства божеского царства Гумберт и его сторонники восстают против светской инвеституры, коей рассекается надвое церковь; во имя этого же принципа вынуждены сражаться за инвеституру апологеты светской власти, так как с уничтожением ее утрачивает свое единство теократия царская.

Спор об инвеституре, как мы сказали, не есть борьба между церковью и государством, а столкновение двух форм, двух органов теократии — борьба между царственным священством и святительским царством. В этом всего более убеждает нас самая история спора.

Церковный спор XI и начала XII века есть преимущественно спор между папством и империей именно потому, что Священная Римская империя представляет собою наиболее законченный тип, классическое олицетворение царской теократической идеи. В Германии и в Италии в занимающую нас эпоху король и император может править своим царством лишь в качестве венчанного святителя — главы иерархии. Власть государя над епископатом здесь составляет особую привилегию монарха — его отличие от прочих мирян — в том числе герцогов, князей, графов. Только в силу этой исключительной привилегии, связанной с его саном, он, как мы видели, может держать в страхе своих алчных, честолюбивых светских вассалов и принуждать их к повиновению. Конечно, и в Германии бывали случаи, когда король делился с кем-либо из крупных светских вассалов своим правом замещать высшие духовные должности; но то были редкие, исключительные явления, имевшие характер аномалии. Сторонники империи, как цитированный уже нами летописец начала XI века Титмар, уже задолго до возникновения спора об инвеституре сознавали, что, где замещение вакантных кафедр принадлежит князьям наряду с королем, там король перестает быть царем в истинном смысле этого слова; он утрачивает ту самую священную привилегию, которая возносит его над подданными, и смешивается с толпой мирян*. Этим в значительной степени объясняется тот особенно ожесточенный характер, каким отличается спор об инвеституре именно в Германии и в Италии; это — борьба не на жизнь, а на смерть, так как король и император сражаются за самые основы своей власти.

______________________

* См. выше, стр. 266-267.

______________________

Не то мы видим во Франции. Здесь право замещать вакантные кафедры никогда не составляло исключительной привилегии королевской власти: наряду с королем этим правом в X и XI веках пользовались могущественные феодалы — маркизы, графы и даже виконты*. Французский король в занимающую нас эпоху фактически не был главою епископата своей страны; не все епископы были его непосредственными вассалами: многие из них держали свои лены от могущественных феодальных сеньоров. В борьбе со своими светскими вассалами французский король не мог опереться на могущественную духовную аристократию; поэтому ничто не побуждало его увеличивать территориальные владения духовных князей и усиливать их светское могущество**. Иначе говоря, в отличие от своего восточного соседа французский король не играл роли первосвященника в своей стране. Франция не была в такой степени, как Германия, теократическим государством. Поэтому политическое единство во Франции было несравненно слабее, чем в Германии***; лишенный поддержки церкви, король был не в силах справиться со своими светскими вассалами, которые были фактически вполне самостоятельными князьями; сравнительно крепкая государственная организация в занимающую нас эпоху могла возрасти только на теократической основе.

______________________

* См.: Imbart De la Tour, Les elections episcopates en France du IX au XII siecle, Paris, 1891, гл. V, стр. 264 и след.
** См.: ibid., стр. 260-264.
*** Бессилие французского короля ярко обрисовывается в той верной характеристике политического состояния Франции, какую дает сам Григорий VII (М. Gr., т. II, 5, стр. 114-115).

______________________

Этим объясняются различные судьбы вопроса об инвеституре во Франции и в Германии. Во Франции, где теократическая организация государства была слабо развита, король был не в силах оказать энергическое сопротивление реформе; кроме того, он не был так, как германский король, заинтересован в сохранении светской инвеституры, которая не была основой его власти. Со своей стороны разрозненные французские феодалы также не были достаточно сильны, чтобы воспрепятствовать проведению церковных преобразований. Поэтому в то время как в теократической Германии спор об инвеституре сопровождался всеобщей резней, длившейся десятилетиями, во Франции инвеститура исчезла сама собой, почти без борьбы — после опубликования нескольких папских декретов и низложения нескольких епископов*.

______________________

* Ср.: Imbart De La Tour, цит. соч., стр. 398-402.

______________________

Сравнение Германии с Францией наглядно убеждает нас в том, что спор об инвеституре не есть только спор о собственности над церковными имуществами. Именно во Франции право светских сюзеренов участвовать в замещении епископских кафедр рассматривается как собственность; право это может быть передаваемо другим лицам: оно продается и покупается, переходит по наследству, по завещанию. Говоря словами современного французского историка, во Франции право замещать вакантные епископские кафедры служит предметом торговли, а постолько и сами епископства находятся в торговом обороте*. Не то мы видим в Германии. Здесь светская инвеститура рассматривается как неотчуждаемое право короны, а не как частная собственность короля: король не может продать, подарить или завещать, кому он пожелает, свое право располагать той или другой епископской кафедрой, так как это право неотделимо от королевского сана. Если бы спор об инвеституре был преимущественно спором о собственности, как думает Фиккер, главной ареной борьбы, очевидно, была бы Франция. Если в действительности спор сосредоточивался главным образом в пределах Священной Римской империи, это объясняется, как мы уже сказали, только тем, что вопрос об инвеституре был прежде всего вопросом о взаимном отношении двух глав теократии — о правах святительской власти над царством и о святительских полномочиях царской власти.

______________________

* Ibid., стр. 286; 335-341, в особенности 340.

______________________

Вопрос об инвеституре в Священной Римской империи обостряется сравнительно с другими странами еще и тем, что здесь от того или другого его разрешения зависит судьба самого папства. Способ замещения римской кафедры нисколько не зависит от того, какой порядок действует при замещении вакантных епископств во Франции, Испании или Англии. В Германии и Италии, напротив того, вопрос об инвеституре имеет совершенно иное значение. Мы видели, что публицисты империалистского направления рассматривают право императора располагать римской кафедрой как частный случай принадлежащего ему права инвеституры. Если император вообще пользуется правом назначать своих кандидатов на вакантные епископские кафедры, то римский престол не должен составлять изъятия из общего правила. Вопрос об инвеституре в империи логически связан с вопросом о праве императора назначать самих пап. Ниже мы увидим, что между этими двумя вопросами существует, кроме того, еще и реальная историческая связь. Светская инвеститура в империи неизбежно влечет за собой порабощение папства императором; "свободные епископские выборы" в империи и в особенности в Италии составляют необходимое условие освобождения самого папства.

Из рассмотрения произведений публицистов мы убедились, что ни одна из спорящих партий не в состоянии без противоречий формулировать и провести своей программы. Противоречивым представляется консервативный идеал царской теократии, противоречивыми оказываются и планы реформаторов, вроде Гумберта; не меньшими противоречиями страдает и примирительная точка зрения Дамиани. Политические идеалы обеих партий не в состоянии преодолеть в себе двойственности действительности, а потому взаимные отношения противников представляют собой почву для бесконечного спора, в котором обе стороны не могут быть вполне примирены, ни совершенно побеждены друг другом. Противоречия эти, само собой разумеется, не составляют результата какой-либо индивидуальной ошибки тех или других писателей; это — противоречия той исторической среды, в которой они живут и действуют, и того теократического идеала, которым так или иначе все они воодушевлены.

Единство божеского царства как порядок сверхъестественный, благодатный, к осуществлению которого должно стремиться, предполагает свободную человеческую волю, для которой оно служит заповедью, нравственной нормой, а потому олицетворяется на земле властью, которая обращается к убеждению и совести людей, т.е. проповедует и учит. Как неодолимый естественный закон, царствие Божие должно олицетворяться такой властью, которая насилует и принуждает. В занимающую нас эпоху все партии согласны в том, что божеское царство должно являться на земле в двояком виде — церкви и государства, что, следовательно, для него необходимо и двоякое управление, два меча, два рода власти. Но при том смешении сверхъестественного и естественного, закона природы и благодати, которое характеризует собою средние века, — размежевание духовного и мирского порядка представляется невозможным. Как клерикальные писатели не могут помыслить святительскую власть отдельно от тех царских регалий, которые представляются им необходимою принадлежностью духовного сана, так же точно и их противники — защитники королей и императоров, представляют себе царя в образе какого-то светского папы, видят в нем некоторого рода венчанного пророка ex officio. С одной стороны, церковь господствует не только путем убеждения, но и путем светского насилия; с другой стороны, Священная Римская империя есть в гораздо большей степени религиозный догмат, чем действительно существующее государство. То всемирное католическое царство, во имя которого императоры носят свой титул, не существует как реальный исторический факт, а служит лишь предметом веры, религиозным идеалом, к осуществлению коего они стремятся. В идее императору принадлежит всемирное владычество. В действительности же географическая сфера его господства отличается крайней неопределенностью и изменчивостью; когда мы говорим о германском королевстве, мы имеем в виду определенную величину; что же касается Священной империи, то она лишена того признака, на основании которого мы могли бы назвать ее государством в общепринятом значении этого слова: она не обладает такой определенной территорией, по отношению к коей император пользовался бы определенными верховными правами. Средневековая церковь не является в достаточной мере церковью, а потому она не в состоянии преодолеть розни интересов местных, мирских в духовной среде. С другой стороны, государство не есть в достаточной мере государство: оно не в состоянии обуздать партикуляристических стремлений своих светских вассалов. Единство идеалов не в силах восторжествовать над внутренним раздором и разладом феодального общества. Объединительные стремления вынуждены действовать в союзе с силами разрушительными. Мировые идеалы папской политики волей-неволей вступают в компромисс с индивидуалистическими стремлениями светских князей — вассалов, восстающих против единства империи. А императоры ради спасения единства империи вынуждены опереться на такие элементы иерархии, которые восстают во имя интересов местных мирских против централизаторских стремлений пап.

Глава II
ТЕОКРАТИЯ В ТВОРЕНИЯХ ГРИГОРИЯ; ЕГО НАСТРОЕНИЕ. ПАПА КАК ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ЕДИНСТВА БОЖЕСКОГО ЦАРСТВА НА ЗЕМЛЕ

Французская поговорка "Все дороги ведут в Рим", быть может, никогда не заключала в себе более верной характеристики состояния Западной Европы, чем во второй половине XI столетия, в дни понтификата Григория VII. Рим никогда не был в большей степени, чем в те времена, мирообъемлющим центром, в котором узлом сходились все нити западноевропейской истории, пружиной, все приводящей в действо. Если мы станем на точку зрения Григория и взглянем на мир, как он ему представляется с высоты апостольского престола, перед нами, как "с высокой башни"*, откроются необъятные горизонты: мы будем поражены необычайной широтой той исторической перспективы, которая служит папе ареной деятельности. На севере скандинавские государства, на юге — Северная Африка, на западе — Испания, на востоке — Киев, армянские церкви Малой Азии — таковы пределы географического кругозора Григория, те крайние пункты земной поверхности, с которыми он так или иначе пребывает в сношениях, на которые простирается если не власть, то деятельность преемника св. Петра.

______________________

* Сравнение самого Григория VII (М. Gr., т. VIII, 1, стр. 423).

______________________

В этих пределах перед нами развертывается необычайно разнообразная панорама. На севере христианские миссионеры одерживают победу за победой. Великий перелом совершается в Швеции, которая обращается из язычества в христианство. На юге и юго-востоке мусульмане теснят христиан и служат вечной угрозой для одряхлевшей Византийской империи. На западе совершается наступательное движение христиан против мусульман, у коих испанские дружины вместе с французскими рыцарями отвоевывают пядь за пядью родную землю. Норманнские герцоги — Рожер и Роберт Гюискар — одерживают ряд побед над сарацинами и довершают завоевание Сицилии. "Схизматики"-греки находятся в непрестанном колебании между старинной враждой к апостольскому престолу и страхом перед мусульманскими нашествиями, который заставляет византийских императоров обращаться к помощи главы латинского христианства, искать сближения с ним. В Средней Европе папа озабочен судьбами Франции, которая находится в состоянии полнейшей анархии; там король, вместо того чтобы управлять своим государством, совершает разбойничьи подвиги, а подданные, не сдержанные обаянием сильной власти, ведут между собою беспрерывные частные войны. В отдаленной Англии у апостольского престола есть друг, не всегда, впрочем, верный и надежный: это — "перл между князьями" — Вильгельм Завоеватель, покоривший Великобританию с благословения апостольского престола. А в соседней Германии на глазах Григория возгорается пламя всеобщего междоусобия; здесь в начале его понтификата идет вооруженная борьба между королем и его возмутившимися подданными; здесь же зарождается церковный спор, полувековая борьба между властью царской и святительской.

Этнографический состав тех областей, на которые простирается влияние папы, отличается чрезвычайной пестротой, и территориальные пределы его духовной власти беспрестанно меняются; в числе корреспондентов, к коим обращаются папские послания, фигурирует русский князь Изяслав Ярославич, коему папа именем св. Петра "отдает Киев"*, рядом со Свеном — датским королем**, Аназир — мавританский царь, коему, несмотря на принадлежность его к мусульманской вере, посылается апостольское благословение***, рядом с испанским епископом Симеоном****.

______________________

* См.: М. Gr., т. II, 74, стр. 198.
** Ibid., т. II, 75, стр. 199.
*** Ibid., т. III, 21, стр. 236.
**** Ibid., т. III, 18, стр. 233.

______________________

Уже одно это пестрое разнообразие корреспондентов папы, в числе коих имеются лица всех возможных национальностей и самых различных общественных положений, указывает на разнообразие деятельности Григория, на широту стремлений этого папы, всецело посвятившего себя служению универсальным интересам католического христианства. Если мы сопоставим его переписку с деяниями пап первой половины XI века, то мы с первого взгляда увидим, какой огромный шаг вперед с тех пор совершило папство: упомянутые предшественники Григория вращаются преимущественно в тесном кругу местных отношений Италии, смотрят на мир сквозь призму мелких партийных интересов той части римской аристократии, которая их выдвинула, той тускуланской фамилии, из коей они происходят. Напротив, в лице Григория папство, свободное от партийных оков и местных влияний, не зависимое от баронов и императоров, словно приобретает крылья, чтобы переноситься смелым полетом мысли через моря и через горы, входя в интересы всех стран и народностей*. В творениях этого папы весь христианский мир того времени находит себе отражение. Эта широта кругозора великого святителя свидетельствует не только об объеме его власти и влияния: она обусловливается также необычайной широтой того политического и общественного идеала, который связывает его как главу католического христианства со всеми концами вселенной. Оглядывая орлиным взором страны близкие и отдаленные, Григорий ни на минуту не теряет из вида той единой цели, к которой он должен всюду стремиться. "Раб рабов Божиих" — он всем одинаково должник — народам соседним и дальним**. Он хочет всех привести к единству стада Христова под властью вселенского пастыря, сплотить человечество в единое социальное тело, устроить на земле единое "божеское царство".

______________________

* В Приложении мы попытаемся изобразить тот исторический процесс развития папства в XI веке, который предшествовал понтификату Григория и подготовил его собою. В тексте настоящего исследования этот очерк не может быть помещен без ущерба для целостности изложения, так как он выходит за пределы избранной автором темы.
** См.: М. Gr., т. IV, 28, стр. 283: "Et his qui prope et his qui longe sunt debitores sumus".

______________________

Основным мотивом всей жизни и деятельности Григория служит то сознание несоответствия между идеалом католического единства и жизнью современной ему церкви, которое уже задолго до его понтификата выразилось в творениях реформаторов-писателей вроде Гумберта и Дамиани.

Несоответствие это выражается прежде всего в жизни самих пастырей церкви, которые повсеместно заражены язвой "конкубината" и симонии. Григорий предъявляет к ним те самые требования, с которыми мы ознакомились при изложении творений публицистов. Чтобы быть достойными служителями, орудиями и проводниками теократического идеала на земле, святители должны отдаться ему всецело. Подобно Христу — Первосвященнику и Царю — священники, совершители бескровной жертвы, должны сами стать жертвой Богу. Вне церкви члены клира не должны обладать своей самостоятельной жизнью: они должны принадлежать ей душой и телом. Они должны отказаться от частной свободы, чтобы стать исключительно лицами должностными. Носители идеи божеского царства единого и целостного — они в самих себе должны являть образ совершенного единства и целостности. Служение алтарю требует, во-первых, воздержания от тех плотских, чувственных влечений животной природы, которые нарушают единство духовной жизни — совершенного целомудрия. Во-вторых, оно требует полнейшей независимости от человеческих господ — от всяких чисто мирских интересов и влияний. И, наконец, в-третьих, священнослужители должны стать воистину членами той апостольской иерархии, которая, начинаясь на земле, воздымается к небу в виде правильно организованной лестницы чинов, наподобие чинов ангельских, и находит себе завершение в лице верховного апостола, которому дана власть разверзать врата небес всем смертным.

В одной из последних своих энциклик, обращенной ко всем верным (в 1084 г.), Григорий, подводя итоги своей деятельности, пишет, что он с самого начала своего понтификата руководился одним господствующим стремлением: "чтобы церковь — невеста Христова, госпожа наша и мать, вернувшись к тому, чем ей быть подобает, пребывала всегда целомудренною, свободною и католическою"*. Это тот самый идеал, который воодушевлял предшественников Григория — пап-реформаторов второй половины XI столетия и которому сам он служил задолго до своего понтификата в качестве влиятельного члена папской курии и кардинала римской церкви.

______________________

* M. Gr., ep. Coll., 46, стр. 574: "Ut sancta ecclesia sponsa Dei, domina et mater nostra, ad proprium rediens decus, libera, casta et catholica permaneret".

______________________

Этот идеал в процессе своего осуществления сталкивается с теми препятствиями, на которые указывал Дамиани и в особенности Гумберт. Земной дуализм проявляется в жизни духовенства в трояком виде — полового невоздержания, симонии и инвеституры; идеалу совершенного целомудрия противополагается брак духовенства; вместо единства религиозной жизни в духовной среде господствует та двойственность помыслов и интересов, коей крайним выражением служит торг благодатью; единовластию идеала противополагается в действительности двоеначалие, олицетворяемое светской инвеститурой пастырей.

Целомудрие и воздержание пастырей, их независимость от мира — как чисто отрицательные требования — не определяют собой положительного содержания реформаторской программы Григория. Та положительная цель, ради которой служители алтаря должны отречься от семейной жизни и быть независимыми от мира, есть осуществление на земле совершенного католицизма, проведение в мир апостолата, пресуществление через св. Петра земной иерархии, а через нее и земной церкви — в небесную. В борьбе против брака духовенства, против симонии и светской инвеституры проходит красной нитью одна цель, один общий мотив: духовенство должно порвать с родственными связями, местными интересами, местными мирскими владыками для того, чтобы стать всецело и исключительно иерархией Петра.

В этом заключается основной принцип проводимых Григорием церковных преобразований. Но социально-политическая программа великого папы далеко не исчерпывается преобразованием быта духовенства. Петр — камень, на котором зиждется здание вселенской церкви, — не должен быть только мистическим главою иерархии в тесном смысле слова: он должен везде присутствовать, быть повсюду невидимо деятельным; он должен наполнить все собою, проникнуть во внутреннюю жизнь народов и овладеть их бытом, стать всемирным воспитателем. Законы его должны нормировать не только духовный, но и светский порядок. Наконец, он должен покорить себе весь внешний церкви мир, привести к единству "божеского царства" язычников и схизматиков, находящихся вне церковной ограды.

Церковные преобразования, как мы увидим, составляют собой лишь часть того мирообъемлющего плана, которым руководил великий папа. Это необходимо помнить для того, чтобы надлежащим образом уяснить себе характер и направление его деятельности.

III

Строитель всемирного здания теократии, преемник св. Петра имеет дело с непокорным материалом, с камнями живыми, которые сопротивляются плану архитектора и не хотят сложиться в единый дом Божий. Единству католической церкви противополагаются, как граница извне, язычники, неверные и схизматики, которые не желают войти в церковную ограду. Против него восстают изнутри индивидуалистические стремления средневекового общества, которому тесно в рамках теократии, свобода человека, который не хочет и не может быть низведен до степени пассивного архитектурного материала. Осуществление единства божеского царства встречает сильные препятствия со стороны мирских элементов, которые возмущаются против совершенного закрепощения мира церковью и отстаивают против духовной власти свою светскую автономию. Другим препятствием являются сами пастыри церкви, которые оказываются не в состоянии пожертвовать церкви своей личностью, семьей, вообще частной свободой и не могут нести для нее ига суровой монашеской дисциплины. И наконец, единство нарушается спором самих строителей — папы, духовного главы теократии, и императора — ее светского органа.

Разнородные стихии средневекового общества беспрерывно враждуют друг с другом и никак не могут прийти в состояние устойчивого равновесия между собой. Здание всемирной теократии беспрестанно рассыпается под руками архитектора; он вечно вынужден вновь строить из развалин. Эта сизифова работа вносит элемент утомления и тревоги в настроение Григория; он грустен; глубокая скорбь обо всем мире как доминант-аккорд вечно возвращается в его переписке. "Со всех сторон множество забот обступает меня, — пишет он Готфриду, герцогу Нижней Лотарингии (вскоре после избрания в папы); тяжесть предпринятого мною служения и сознание моего бессилия подавляют меня". Папа желает себе скорого успокоения — смерти во Христе, предпочитая ее жизни среди стольких трудов и опасностей. Если бы не надежда на Бога и молитвы св. подвижников-монахов, он пал бы под тяжестью непосильного ему бремени. Весь мир во зле лежит, и в особенности грешны сами святители церкви. Поставленные прославлять и защищать церковь, они вместо того сами вносят в нее смуту и, заботясь исключительно о мирских выгодах и земной славе, как враги противостоят милости и правде Божией". "Нам тем более подобает скорбить, — читаем мы далее в том же письме, — что при столь затруднительных обстоятельствах мы не можем ни как следует управлять вселенской церковью, ни отказаться со спокойной совестью от власти, которую мы на себя приняли"*.

______________________

* М. Gr., т. I, 9, стр. 18-19. Письмо это написано в ответ на поздравления герцога, восторженно приветствовавшего избрание Григория в папы. Искренность постоянно повторяющихся в посланиях папы заявлений о "нежелании" его занять апостольский престол останется для нас несомненной даже и в том случае, если проф. Вязигину удастся доказать, что Григорий еще при жизни папы Александра II сам подготовил свое избрание в папы. В настоящее время можно считать всеми оставленной мысль о том, что Григорий был честолюбцем, любившим власть ради самой власти; такое понимание характера папы не находит сторонников даже среди протестантских исследователей. Если бы Григорий преследовал личные, честолюбивые цели, он мог бы стать папой несравненно раньше — в 1059 г., когда вместо того он посадил на апостольский престол Николая II, или в 1061 г., когда им же был возведен Александр II (см. Приложение). Вообще следует различать между тем, что Григорий желал лично для себя, и что он желал для блага управляемой им церкви. Лично для себя он во всяком случае не желал власти — иначе он, вступив на апостольский престол, не просил бы клюнииских монахов молить Бога о ниспослании ему скорой смерти (см.: М. Gr., т. II, 49, стр. 164). В этом смысле и г. Вязигин, если только я верно понял его мысль, признает "нежелание" Григория вступить в управление римской церковью (см. "Новое исследование об избрании Григория VII" — рецензия на соч. Мирбта "Die Wahl Gregors VII" — отдельный оттиск из "Ученых записок Харьковского Университета" за 1893 г., стр. 11). Быть может, г. Вязигину удастся в обещанном им новом исследовании (см. "Заметки по истории полемической литературы", стр. 90) решить спорный вопрос о том, сопротивлялся ли Григорий своему избранию или, напротив, сам он подготовил свою кандидатуру; но в том и другом случае останется несомненным, что папа вступил на апостольский престол не в угоду своим личным честолюбивым наклонностям: он вынужден был принять власть как долг для проведения в жизнь тех принципов, которые он считал спасительными для церкви.

______________________

Ту же жалобу на пастырей церкви мы находим в письме, написанном два года спустя (в 1075 г.) к герцогам Рудольфу Швабскому и Бертольду Каринтскому, к помощи коих папа взывает против духовных лиц, виновных в симонии и конкубинате, против архиепископов и епископов, потакающих этим порокам среди подчиненного им низшего духовенства. "Мы живем в несчастнейшие времена, — восклицает здесь Григорий, — каких не запомнит никто из современников, каких не было, сколько позволяет судить письменное предание, с дней отца нашего — блаженного Сильвестра (тут, очевидно, имеется с виду папа Сильвестр I, которому, согласно ходячей в средние века легенде, новообращенный Константин Великий подарил Италию). И всему этому злу глава и виновники — мы, поставленные управлять народом и нареченные епископами, дабы уловлять души"*.

______________________

* М. Gr., т. II, 45, стр. 158-159.

______________________

Добрые и злые качества управляемых "берут свое начало от поставленных над ними правителей светских и духовных"*; поэтому папа как глава вселенской церкви чувствует себя за всех виновным — за князей**, пастырей и народ. Совершают ли карфагенские католики преступления против своего епископа, возгорается ли междоусобная война в Германии или совершается избиение христиан сарацинами на дальнем востоке — за все ответствен папа. "Я должен взывать к вам, я должен исправлять вас, — пишет Григорий в 1073 г. к пастве и духовенству карфагенской церкви, предавшим своего епископа Кириака на суд сарацинским властям, — дабы не понести наказание за грехи ваши на Страшном Суде от Судьи праведного и нелицеприятного"***.

______________________

* Ibid. Ср. ту же самую мысль — т. VIII, 9, стр. 438.
** См. знаменитое письмо к Герману Мецскому (за 1081 г.), где Григорий усваивает воззрение папы Геласия о том, что святители отдают отчет перед Богом за самих царей (М. Gr., т. VIII, 21, стр. 457-458). Ср.: ibid., т. II, 51, стр. 167; ibid., т. VII, 25, стр. 419.
*** Ibid., т. I, 22, стр. 39.

______________________

В 1073 г. встревоженный известиями о бедствиях, сопровождавших саксонское восстание, о множестве убитых, пожарах, разграблении церквей, папа просит восставших саксонцев приостановить военные действия, извещая их вместе с тем о своем намерении выступить в роли посредника-примирителя между ними и их королем Генрихом IV. К этому шагу побуждает папу страх оказаться виновным перед божественным правосудием в небрежении о спасении вверенного ему стада, страх не выполнить долг любви перед апостолом Петром, который возложил на него бремя вселенского пастырства*.

______________________

* Ibid., 39, стр. 56. Об ответственности за грехи пасомых ср.: ibid., т. II, 51, стр. 167.

______________________

Понятно, что при таком понимании задач главы вселенской церкви, ответственного за все и за всех, деятельность папы разнообразится до бесконечности; внимание его устремлено зараз во все концы вселенной. В письме к другу, клюнийскому аббату Гуго, Григорий в 1073 г. жалуется на непомерное количество дел духовных и мирских, под тяжестью коих изнемогают его дух и немощное тело. Не находя в столь тяжкие времена поддержки и помощи на земле, он вынужден нести свое бремя один, при ежеминутном опасении не выдержать, пасть под давлением стольких забот и треволнений. Папа обращается с упреком к аббату, который "из лености, под суетными предлогами медлит посетить его, столь нуждающегося в дружеском участии и помощи. Он просит молитвенного заступничества монахов, которое одно только может предотвратить гибель, грозящую церкви и ее верховному пастырю*. Через четыре года Григорий жалуется тому же Гуго Клюнийскому на непосильные труды, опасности, вследствие коих жизнь ему постыла и смерть стала его мечтой. "Один лишь страдалец Иисус мне утешитель, — восклицает он: — в себе самом я беспрестанно умираю и только в Нем от времени до времени оживаю. И когда силы мои приходят в полное истощение, я с воплем взываю к Нему: если бы Ты возложил на Моисея и Петра такую тяжесть, я думаю, что она и их отяготила бы; что же станется со мною, ничего не значащим в сравнении с ними! Итак, если Ты не решил допустить меня до падения и первосвященническую власть до посрамления, Тебе остается Самому с Твоим Петром управлять этой властью!"** В 1082 г., в самый разгар борьбы папы с императором, духовные лица Отёнской церкви просят Григория пересмотреть спорное дело, возникшее между ними и монахами Флёрийского монастыря и ранее того будто бы решенное папой в пользу их противников. При этом названное духовенство ссылается на послание папы к епископу Гуго Диэсскому, в котором, по их словам, заключалось упомянутое решение. В ответ на это в письме к епископу Гуго папа утверждает, что он решительно не помнит, было ли им когда-либо послано такое письмо и решено такое дело. Григорий признает, что ввиду большого количества занятий мысли его раздроблены между множеством предметов; сил его не хватает для важнейших дел, коими он поглощен; весьма возможно, что многие второстепенные дела ускользают от его внимания или вовсе им забываются***.

______________________

* Ibid., т. I, 62, стр. 81-82.
** М. Gr., т. V, 21, стр. 318.
*** Ibid., т. VIII, 54, стр. 507.

______________________

Трудиться для всех для Григория значит то же, что скорбеть обо всех. Он — пастырь, подъемлющий на себе тяжесть грехов своей всемирной паствы, — чувствует себя в положении должника, подавленного сознанием неоплатного долга перед людьми и перед Богом. Безотрадным представляется состояние земной церкви: в ней все противоречит идеалу невесты Христовой — чистой и непорочной голубицы. В самый год вступления своего на апостольский престол (в декабре 1073 г.) Григорий говорит о предстоящей ему непосильной задаче — спасти ее от угрожающего ей полного крушения*; а немногим больше года спустя он пишет Гуго Клюнийскому: "Я часто молил Иисуса, чтобы Он взял меня из этой жизни или помог через меня общей нашей матери; и однако — Он до сих пор не извлек меня из этой великой напасти; и жизнь моя не принесла пользы матери-церкви, к коей Он словно приковал меня цепями. Со всех сторон окружает меня ужас страдания и скорбь всемирная"**. На востоке греческая церковь, "по наущению дьявола" отпавшая от единства веры, согрешившая против главы церкви — папы, терпит заслуженное наказание от Бога рукою мусульман, избивающих ее членов. "Куда я ни обращу мысленный мой взор, — продолжает папа, — взгляну ли я на страны запада, юга или севера, я почти не нахожу епископов, законно приобретших власть и по закону живущих, таких епископов, которые бы управляли христианским народом с любовью Христовой, а не из мирской корысти. И между всеми светскими князьями я не знаю таких, которые ставили бы славу Божию выше собственной своей славы и предпочитали бы справедливость материальной выгоде. Те же, среди коих я живу, т.е. римляне, лангобарды и норманны, некоторым образом хуже язычников, о чем я часто им говорю, порицая их; наконец, обращаясь к самому себе, я вижу себя настолько отягощенным бременем собственных моих дел, что мне не остается иного прибежища, кроме милости Христовой, которая одна может меня спасти. Если бы не надежда достигнуть лучшей жизни и принести пользу церкви, я никоим образом не остался бы в Риме, в коем я уже двадцать лет живу, Бог мне в том свидетель, потому что я к тому вынужден***. В письмах к друзьям, близким людям подобные жалобы, как стон наболевшей души, сами собою вырываются из-под пера папы. Мольба о ниспослании смерти к Иисусу "нищему" (pauper Jesus), покровителю всех страдальцев, повторяется во множестве вариантов в каждом письме к клюнийскому аббату: "Поспеши, не откладывай, не медли, ускорь мой конец, освободи меня ради любви к пресв. Деве и св. Петру!" И так как Бог не внемлет молитвам грешника, то папа просит клюнийских монахов молиться о скорейшем его избавлении в надежде, что ради заслуг и святой жизни этих подвижников молитвы их скорее будут услышаны****. Письма папы к Гуго Клюнийскому в особенности ценны для нас, как несомненно искреннее, неподдельное выражение его настроения. Григорий обращается к аббату не столько как к подчиненному, сколько как к близкому другу*****. В этих чисто интимных письмах к лицу, перед которым ему незачем позировать, Григорий является не в величии своего папского облачения, а во смирении и немощи человека грешного, измученного; он раскрывает перед другом раны своего сердца, нуждающегося в успокоении и исцелении. Здесь рельефно выступают лучшие его качества: папа предстает пред нами в величественном и благородном образе всемирного страдальца, изнемогающего в титанической борьбе с варварской грубостью и нравственной разнузданностью средневекового общества.

______________________

* Ibid., т. I, 39, стр. 57.
** "Circumvallat enim me dolor immanis et tristitia universalis".
*** Ibid., т. II, 49, стр. 163-165; слова "a viginti annus inhabitavi", как показал Мартене (Gregor VII, т. I, стр. 9), по-видимому, имеют в виду двадцатилетнее пребывания Григория в Риме, а не двадцатилетний возраст Григория, с которого, как думали раньше, начинается это пребывание.
**** Ibid., т. I, ср. письмо к Матильде Тосканской, где папа, только что перенесший тяжкую болезнь, жалеет о своем выздоровлении (II, 9, стр. 122-123).
***** См.: ibid., т. V, 21, стр. 317, где значится: "Diversarum gentium concursione et multorum negotiorum fatigatus meditatione, ei parum scribo, quem multum diligo"; ср.: ibid., т. VIII, 3, стр. 431 (про Гуго): "...eadem via, eodem sensu, eodem spiritu ambulamus".

______________________

Тот глубокий пессимизм, который выразился в цитированных нами письмах Григория, не есть только особенность его религиозного настроения, а общая черта средневековой мысли, тесно связанная с самыми основами того теократического мировоззрения, коего он служит типическим представителем. Этот пессимизм составляет необходимое предположение самой папской идеи. Уже родоначальник средневекового мировоззрения Августин обусловливал необходимость церковного авторитета как "целебного средства" греховной слабости человека, который не может собственными силами, без помощи свыше, возвыситься до познания истины и найти путь к спасению*. Та же мысль в глазах Григория и его современников служит идеальным оправданием папства. Назначение папства именно в том и заключается, чтобы "разрешать" людей от бремени грехов, которыми они подавлены, и "связывать" их узами благодати. Чем немощнее человек в своем стремлении к добру, тем больше он нуждается в беспрерывной опеке, в постоянном руководительстве церкви; чем сильнее злые побуждения человеческой природы, тем более она нуждается в сильной власти, которая бы обуздывала и сдерживала ее дурные страсти. Необходимость папства тем-то именно и обусловливается, что мир во зле лежит. Опутанный узами первородного греха, род человеческий сам, собственными своими силами спастись не может; спасение может быть лишь делом той всесильной благодати св. Петра, которая дает ему силу сокрушать "врата ада" и превращать немощное человеческое естество в непогрешимый камень веры**.

______________________

* Ср. мое соч. "Религиозно-общественный идеал западного христианства в V веке", стр. 97-98.
** Ср. постановление легатов папы Александра II, изданное в 1067 г. в Милане (Mansi, т. XIX, стр. 946), где необходимость папства оправдывается существованием первородного греха и бессилием человека, вследствие которого он постоянно нуждается в сверхъестественной помощи.

______________________

Скорбь папы не переходит в отчаяние или уныние. Запросы жизни не застают его врасплох: проникнутый верой в высшую силу, которая "из камней сих создает детей Аврааму" и руководит своим избранником, спасая грешников через папу-грешника*, он только в интимных беседах с близкими людьми, словно на духу, раскрывает страдательную сторону своего существа; но перед лицом мира он всегда является бодрым, готовым к борьбе и деятельности. Теократии, по мысли Григория, предстоят двоякого рода задачи: она должна распространиться вширь и вглубь, преодолеть врагов, извне противящихся объединительным стремлениям папства, и справиться с силами, изнутри повреждающими единство "божеского царства".

______________________

* М. Gr., т. V, 21, стр. 313.

______________________

По отношению к окраинам, границам римско-католического мира, папа преследует две цели. Во-первых, эти границы должны быть расширены всеми возможными способами: посредством завоеваний предстоит отторгнуть у мусульман новые территории для распространения католической веры; путем миссии имеют быть приобретены для св. Петра язычники Севера. И наконец, предстоит привлечь к единению веры "схизматиков"-греков; а этого представляется возможным достигнуть путем сношения с духовными и светскими властями восточных христиан; другим орудием сближения может послужить братская им помощь против общего врага — неверных. Вторая задача заключается в том, чтобы так или иначе закрепить за св. Петром новые территориальные приобретения католиков — связать периферию латинского христианства с Римом — его центром. Параллельно с завоеваниями рыцарей и миссионеров должна совершаться централизация, религиозно-политическое объединение народов.

Обе эти задачи привлекают внимание Григория с самого начала его понтификата. Тотчас по вступлении его на апостольский престол восточная церковь становится предметом его сосредоточенных забот.

Теснимый сарацинами, ища союзников на Западе, император Михаил сам делает первый шаг к сближению с апостольским престолом. В ответ на письмо последнего, полное выражений "преданности и любви" к римской церкви, и на еще более льстивые уверения двух послов-монахов, предъявителей императорского послания, папа, не доверяя их рассказам, еще в 1073 г. посылает в Константинополь венецианского патриарха Доминика для ближайшего ознакомления с намерениями императора; одинаково преданный апостольскому престолу и Византийской империи, патриарх представляется папе идеальным посредником, который более чем кто-либо может способствовать сближению между Римом и Константинополем.

Просьба императора дает папе случай заявить о правах верховенства Рима по отношению к восточной церкви. Отвечая на послание Михаила, он говорит о своем желании восстановить согласие, издревле существовавшее между римской церковью и ее "дочерью" — церковью константинопольскою. Папа указывает на ту пользу, какую всегда приносило обеим сторонам согласие, и на вред, причиненный им их взаимным охлаждением*. Семь месяцев спустя, в феврале 1074 г. Григорий обращается с просьбой о вооруженной помощи к бургундскому графу Вильгельму I, извещая его о своем намерении по усмирении норманнов, враждующих против апостольского престола, лично идти с войском в Константинополь на выручку восточным христианам, которые неустанно молят папу защитить их против нападения сарацин**. Почти тотчас же вслед за тем в воззвании "ко всем желающим защищать христианскую веру" (от 1 марта 1074 г.) папа уже прямо проповедует поход против неверных, которые с жестокостью опустошают византийскую империю, избивают христиан тысячами, "как мелкий скот" (quasi pecudes), и подступили уже почти к самым стенам Константинополя***.

______________________

* Ibid., т. I, 18, стр. 31.
** Ibid., т. I, 46, стр. 65.
*** Ibid., т. I, 49, стр. 69.

______________________

В конце года Григорий опять бьет в набат, обращаясь с новым воззванием к верным св. Петра всех стран, в особенности же живущим по ту сторону Альп (ultramontani), убеждая их "воинствовать небесному царю" и стяжать себе вечные награды вооруженным заступничеством за "заморских братьев" — греческих христиан*. Последние снова и снова шлют к нему униженные просьбы о помощи; укрепляя надежду папы подчинить восточную церковь апостольскому престолу, эти просьбы стимулируют его воинственный пыл. В письме к Генриху IV (всего за девять дней до только что приведенного декабрьского "воззвания") он пишет, что нашествие мусульман грозит совершенным уничтожением христианской религии на Востоке. Папа, — читаем мы здесь, — тронут до глубины души и потрясен "даже до желания смерти" мольбами несчастных: он предпочел бы "умереть за восточных братьев, нежели, пренебрегши ими, повелевать всему миру в угождение своей плоти". Далее, Григорий сообщает своему корреспонденту, что он уже обратился с воззванием ко всем христианам, побуждая их защищать христианский закон и полагать души за братьев, дабы яснее солнечного света воссияла доблесть сынов Божиих. Воззвание уже нашло сочувственный отклик в Италии и по ту сторону Альп. Уже более пятидесяти тысяч воинов готовы по мановению папы восстать с оружием в руках на врагов Божиих, идти под личным его предводительством до самого гроба Господня**. И тут же, в письме к императору, Григорий высказывает главный мотив, вызывающий его к такому шагу: "Всего более побуждает меня к этому делу то обстоятельство, что константинопольская церковь, расходящаяся с нами по вопросу о Св. Духе, стремится восстановить согласие с апостольским престолом. И почти все восточные христиане готовы, пожертвовав своими разногласиями, подчиниться решению св. Петра. Настало время исполниться пророческим словам Спасителя, обращенным к верховному апостолу: "...и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих"***.

______________________

* Ibid., т. II, 37, стр. 150.
** Ibid., т. II, 31, стр. 145.
*** М. Gr., т. II, 31, стр. 145.

______________________

В письмах к Гуго Клюнийскому, с одной стороны, и в этих воззваниях, подготовляющих крестовый поход, — с другой, раскрываются две противоположные стороны характера Григория, две противоположные крайности его настроения. В этой богато одаренной природе глубокий пессимизм святителя, отчаявшегося в земной жизни, уживается с романтическим, рыцарским идеализмом, с мечтами о громких военных подвигах при самой невероятной, фантастической обстановке. "Какова моя мечта, каково мое желание переплыть море, — пишет он графине Матильде Тосканской, — и прийти на помощь христианам, коих язычники убивают как скот, — краснею признаться перед многими, чтобы не показаться легкомысленным; тебе же, возлюбленная и преданная дочь, не поколеблюсь все открыть". Далее Григорий посвящает Матильду в свои воинственные планы: он думает взять с собой на восток императрицу Агнессу (мать Генриха IV) и саму Матильду. "Украшенный обществом таких сестер, — продолжает он, — я с величайшей радостью перенесусь через море, чтобы вместе с вами положить душу мою за Христа, если это будет нужно; желаю, чтобы вы всегда были мне близки в будущей вечной родине"*. Разноязычное войско, составленное из воинов всех стран, шествующее ко гробу Господню под предводительством двух дам и папы-полководца — такова та пестрая картина, которая восстает в воображении Григория при мысли о походе против неверных.

______________________

* Ibid., ep. coll., 11, стр. 532. Сомнения в принадлежности этого письма Григорию, высказываемые у Riant, Inventaire crit. des lettres hist, des croisades (Ahchives de l'Orient Latin, т. I, стр. 65-66), кажутся мне безусловно ни на чем не основанными. Погрешности в стиле, вроде "nostris litteris quam mitto" (Sudendorf, Registrum, стр. 24), объясняются простой ошибкой переписчика и никак не могут быть приводимы в доказательство фальсификации; напрасно также Riant считает невозможным проект участия в походе императрицы Агнессы, которой в то время было уже за пятьдесят лет. Папа тут же объясняет, что императрица готова идти на восток "causa orationis", что совершенно соответствует ее характеру. Затем в письме высказывается тот же план папы — идти самому с войском на восток, как и в других письмах, то же желание "положить душу за Христа" (Ср.: М. Gr., т. II, 31, стр. 145). Затем, вопреки Riant, самый стиль письма указывает на принадлежность его Григорию. Так, например, встречающееся в письме выражение о восточных христианах "more pecudum a paganis interciduntur" попадается в двух других цитированных раньше письмах Григория, где идет речь о крестовом походе, и принадлежит к числу излюбленных его выражений, ср.: М. Gr., т II, 31, стр. 145; т. II, 37, стр. 150.

______________________

Мечты эти оказываются преждевременными. После 1074 г. мысль о походе против неверных уже не встречается в переписке Григория, и вместе с нею испаряется тот романтический элемент, который от времени до времени оживляет настроение папы в первые два года его понтификата. Прежде чем соединиться для внешнего предприятия, латинский мир должен пережить процесс внутреннего обновления, выйти из состояния внутреннего раздора, который парализует наступательные замыслы Григория.

Прежде всего среди итальянских соседей, этих римлян, лангобардов и норманнов, живущих "хуже язычников", свобода и независимость римского престола, столь недавно завоеванная, — оказывается в опасности. Собирая войско для похода на восток, Григорий с самого начала имеет в виду возможность воспользоваться им для усмирения норманнов, которые беспрестанно угрожают владениям св. Петра, как это видно из приведенного уже нами письма его к Вильгельму Бургундскому. Вооруженная помощь герцога, читаем мы здесь, нужна прежде всего для спасения свободы римской церкви (ad succurrendum Romanae ecclesiae libertati); крестовый поход имеется в виду лишь как цель сравнительно отдаленная, которая будет стоять на очереди лишь по устранению опасности со стороны норманнов*. В письме к Матильде Каносской и матери ее Беатрисе, написанном папой восемь месяцев спустя (16 октября 1074 г.), сообщается о мирных уверениях главного вождя норманнов Роберта Гюискара, о заявленном им намерении связать себя вассальными обязательствами по отношению к папе, отдаться всецело в его руки**. И тем не менее дружественные отношения с норманнами все-таки не налаживаются. В январе 1075 г. Григорий обращается с просьбой о помощи против них к датскому королю Свену. "Есть недалеко от нас, — пишет он, — богатейшая приморская страна, где владычествуют презренные и недостойные еретики. Пусть король пошлет туда одного из сыновей своих с верными рыцарями — воинствовать апостольскому престолу; папа желает ему стать князем, вождем и защитником христиан в той стране"***.

______________________

* М. Gr., т. I, 46, стр. 64-65.
** Ibid., т. II, 9, стр. 122-123.
*** Ibid., т. II, 51, стр. 168; ср.: Martens, Gregor VII, т. II, стр. 76.

______________________

Таким образом, вместо того чтобы вести католиков против мусульман, папе приходится искать в отдаленных странах защиты против своих же близких соседей-католиков. Воинственные предприятия против неверных Востока парализуются не одними опасностями, грозящими с южной стороны; страны Севера также оказываются ненадежными: вследствие обострившихся отношений к французскому королю Филиппу I Григорий еще в сентябре 1074 г. находит себя вынужденным с благодарностью отклонить предложение графа Пуатусского, изъявившего желание принять участие в крестовом походе*. Отказ этот, согласно весьма правдоподобной догадке Мелтцера, объясняется тем, что при данных обстоятельствах помощь графа может оказаться гораздо нужнее папе во Франции, нежели на Востоке**. Другие затруднения возникают со стороны Германии, где как раз в 1075 г. подготавливается почва для окончательного разрыва между папой и императором, совершившегося в следующем году. Между тем необходимым условием возможности крестового похода является если не дружеское содействие, то по крайней мере доброжелательный нейтралитет германского короля. "Если я с Божьей помощью отправлюсь туда (т. е. на восток), — пишет Григорий Генриху IV в приведенном уже письме от 8 декабря 1074 г., — то после Бога я тебе вверяю римскую церковь, чтобы ты свято хранил ее как мать и защищал ее, ревнуя о ее славе"***.

______________________

* Ibid., т. II, 3, стр. 112.
** Meltzer, Papst Gregor VII und die Bischofswahlen, Dresden, 1876, стр. 212.
*** M. Gr., т. II, 31, стр. 146.

______________________

Единство божеского царства служит руководящим мотивом задуманного Григорием крестового похода, как и всех его деяний. Та же идеальная цель лежит в основе всех позднейших крестовых походов, и в этом смысле можно сказать, что Григорий предвосхитил мысль своих преемников. Предприятие, задуманное Григорием, отличается от последующих крестовых походов не столько по своей руководящей идее, сколько по тем ближайшим целям, коих в обоих случаях имеется в виду достигнуть*. Хотя Григорий и говорит о возможности дойти с войском до гроба Господня**, однако, в отличие от своих преемников, он не задается целью освобождения Иерусалима; ближайший результат, к достижению коего он стремится, есть объединение церквей, восстановление власти Рима над "схизматиками" — греками и армянами.

______________________

* Comte Riant в "Inventaire critique des lettres historiques des croisades" (Archives de l'Orient Latin, т. I, стр. 65), отрицает, чтобы у Григория когда-либо возникла мысль о крестовом походе только потому, что он понимает крестовый поход в тесном смысле этого слова, как предприятие, имеющее целью освобождение святой земли (стр. 2). На отличие проекта Григория от позднейших крестовых походов указывает Sybel (Gesch. d. ersten Kreuzzuges, стр. 168, 169); ср.: Meyer von Knonau, Jahrb., т. II, стр. 341.
** M. Gr., т. II, 31, стр. 145.

______________________

Воинственные планы папы сами собой рушатся вследствие отсутствия среди самого католичества того мира и согласия, которое составляет необходимое условие их осуществления. Чтобы быть способным к коллективным внешним предприятиям, западное христианство должно объединиться изнутри. Ниже мы увидим, что мысль о крестовом походе в первые два года понтификата Григория до известной степени парализует, сдерживает его преобразовательную политику и служит источником многих его колебаний. Понятно, с другой стороны, что неудача крестового похода сама собой толкает папу на путь внутренних преобразований.

Противоположная, западная окраина римско-католического мира, так же как и дальний восток, служит предметом заботливого внимания папы с первых дней по вступлении его на апостольскую кафедру. Наступательное движение христиан против мусульман в Испании начинается много раньше понтификата Григория и совершается в течение долгого времени независимо от папства. Процесс распадения арабских царств в Испании и связанное с этим возрастание могущества национального испанского элемента начинается еще в первой половине XI столетия, т.е. в эпоху бессилия апостольского престола*. По отношению к Испании папству остается примкнуть к национальному движению против арабов, стать во главе его и эксплуатировать результаты побед христианского оружия, сделать их победами апостольского престола.

______________________

* Подробное изложение этого процесса национального возрождения и борьбы с арабами дает Gfrorer, Pabst Gregorius VII, т. IV, кн. VI.

______________________

На этот путь папская политика вступила в последние годы понтификата Александра II. Уже в 1068 г. был послан в Арагонию и Барцелону в качестве папского легата римский кардинал-пресвитер Гуго Белый, которому поручено было принять энергичные меры против сильно распространенной среди испанского духовенства симонии и исправить местные испанские уклонения от единства латинского богослужебного обряда*. При том же папе состоялся договор между апостольским престолом и французским графом Эбулоном Руссиским, собравшим сильное войско для задуманного им похода в Испанию. В силу этого договора граф обязался принять от папы в качестве вассала св. Петра все те земли, какие будут им завоеваны у мусульман.

______________________

* Относительно миссии Гуго см.: Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 651; ср.: Mansi, т. XIX, стр. 1035, где значится, что на Варцелонском соборе Гуго отменил готический обряд; ср.: Meyer von Knonau, Iahrb., т. I, стр. 604; Langen, Gesch. d. romisch. Kirche, т. II, стр. 573.

______________________

Григорий VII продолжает политику своего предшественника. Через несколько дней после избрания его в папы он обращается с воззванием к сподвижникам графа Эбулона — "ко всем князьям, отправляющимся в Испанию". Здесь он напоминает адресатам о договоре, состоявшемся между апостольским престолом и графом Эбулоном, настаивая на его исполнении. Вместе с тем в том же послании Григорий напоминает князьям — участникам этого похода, что Испания издревле принадлежала св. Петру (regnum Hyspaniae ab antiquo proprii juris sancti Petri fuisse). Эти владельческие права верховного апостола не упраздняются долговременным фактическим владычеством мусульман; ибо вообще право собственности какой-либо церкви до тех пор, пока существует объект такой собственности, может законно прекратиться лишь на основании добровольной с ее стороны уступки, а не в силу чьего-либо насильственного захвата, причем никакая давность не освящает такого незаконного, насильственного приобретения. Убеждая адресатов, чтобы они, подобно графу Эбулону, обязались соблюсти права апостольского престола, папа ставит им на вид, что в противном случае они окажутся такими же узурпаторами, как и неверные, вследствие чего апостольский престол будет вынужден воспротивиться их предприятию и даже воспретит им поход в Испанию*. Здесь, как и в задуманном им крестовом походе, расширение сферы могущества папства служит для Григория основной целью. Он скорее готов примириться с владычеством неверных в Испании, чем допустить какое-либо нарушение действительных или мнимых прав апостольского престола со стороны христиан.

______________________

* М. Gr., т. I, 7, стр. 16.

______________________

Четыре года спустя в послании к испанским князьям (от 28 июня 1077 г.) Григорий высказывает те же притязания. Это дипломатическое послание наполнено благочестивыми рассуждениями о суетности всего земного, о превосходстве вечных благ, к коим прежде всего должны стремиться князья. Только в конце письма и как бы мимоходом папа решается высказать им главное свое требование: "кроме того, да будет вам известно, что как ради спасения ваших душ, так и ради земной вашей славы вы должны возвратить св. Петру то, что искони ему принадлежало". Григорий заинтересовывает благочестие князей, давая им понять, что властью св. Петра, коему дано право "связывать и разрешать" всех людей, не только прощаются грехи, но и прославляется оружие благоверных властителей*.

______________________

* Ibid., т. IV, 28, стр. 283-287.

______________________

Требования папы удовлетворяются не в одинаковой мере различными государствами Испании. Санхо Ранимир, король Арагонии, в 1078 г. признает себя вассалом и данником апостольского престола; покинув "толедское суеверие", король, по словам Григория, который называет его за то "вторым Моисеем", "подчиняется закону и обычаю Рима"*. Рядом с этим Альфонс VI — король Леона и Кастилии — остается вполне самостоятельным государем; по крайней мере в письме к нему (за 1081 г.) папа ни единым словом не упоминает о соблюдении или несоблюдении королем ленных прав апостольского престола; между тем, вдаваясь в критическую оценку общего направления политики Альфонса, папа перечисляет здесь все то, что он находит в ней достойным похвалы или порицания. Понятно, что в такой связи Григорий не мог бы умолчать об исполнении королем его ленных притязаний, если бы последний действительно сделал какой-либо шаг в этом направлении. Папа считает св. Петра вполне удовлетворенным щедрым подарком, присланным Альфонсом в Рим, из чего можно заключить, что он в данную минуту отказался от мысли об установлении более тесной зависимости Кастилии от Рима**.

______________________

* Jaffe, Reg., n. 5098; Langen, Gesch. d. romischen Kirche, т. IV, стр. 88.
** М. Gr., т. VIII, 25, стр. 471.

______________________

Более решительными оказываются успехи папской политики в сфере чисто церковной. Правда, в начале понтификата Григория осужденный Барцелонским собором 1068 г. готический богослужебный обряд еще продолжает применяться в некоторых церквах Испании. Но с 1074 г. в Арагонии*, а с 1081 г. — во владениях Альфонса VI вводится наконец по настоянию Григория римская литургия**. В этой замене местного обряда римским чином богослужения нельзя не видеть значительного успеха римской централизации, торжества космополитического единства теократии над местным национальным обычаем.

______________________

* Ibid., т. VIII, 63, стр. 82.
** Ibid., т. VIII, 25, стр. 471.

______________________

Для Григория мало одной латинизации обряда в испанской церкви: в видах более тесного подчинения ее Риму он не прочь ослабить национальный характер самой испанской иерархии. Обсуждая в письме к Альфонсу VI вопрос о замещении толедского архиепископского престола, папа ввиду малограмотности королевского кандидата на эту кафедру признает его негодным, несмотря на его вполне удовлетворительные умственные дарования и нравственные качества. Григорий внушает королю, чтобы он озаботился о том, чтобы с совета папского легата — марсельского аббата Рихарда — и других духовных было выбрано для такого назначения лицо, подходящее не только по своим природным качествам, но и по образованию. При этом национальность или общественное положение того или другого кандидата не должно оказывать влияния на решение короля; он не должен смущаться даже в том случае, если в Толедо будет избран иностранец или лицо низкого происхождения, если только оно окажется способным к управлению церковью. По словам Григория, "римская республика как в христианские, так и в языческие времена возросла с Божьей помощью до высокой степени могущества именно благодаря тому, что она ценила качества духа и тела больше, нежели знатность рода и происхождение из той или другой национальности"*.

______________________

* Ibid., стр. 472.

______________________

Понятно, что объединительные стремления папства встречаются с препятствиями особого рода в странах, наиболее удаленных от Рима — духовного центра католического христианства, непосредственно соприкасающихся с чуждыми латинству народностями. С одной стороны, в Испании, где сохранились кое-какие следы господствовавшего некогда арианства и прискиллианистской ереси*, с другой стороны — в славянских странах — против латинизации церкви восстает национальный элемент. Поэтому именно в этих странах папе приходится в особенности резко подчеркивать универсальный, международный характер церковной организации, отстаивать единство латинского обряда. На окраинах римско-католического мира особенно рельефно проявляется космополитический характер римской централизаторской политики.

______________________

* Ibid., т. I, 64, стр. 83.

______________________

В 1080 г. Григорий отвечает отказом на просьбу богемского герцога Братислава о разрешении совершать в Богемии церковные службы на славянском языке. Любопытной представляется мотивировка этого отрицательного ответа. Если Св. Писание будет доступным для всех, — поясняет папа в письме к герцогу, — оно в скором времени утратит свое обаяние и ценность в глазах массы и станет предметом презрения. Будучи толкуемо слабыми умами, оно будет для них только источником заблуждений: поэтому всемогущий Бог и определил, чтобы оно для многих оставалось сокрытым*. Таким образом, для Григория род человеческий разделяется на немногих, знающих тайны откровения, признанных церковью руководителей и учителей, и массу незрелых, для которых познание Писания заменяется авторитетом. Единство церковного языка для него является средством сохранить единство толкования Писания, единство учащей власти над немым стадом.

______________________

* Ibid., т. VII, 11, стр. 393-394.

______________________

В странах, составляющих, подобно Испании, передовые посты римского католичества, особенно сильно сказывается необходимость противопоставить врагам сильную, сплоченную организацию. "Единство" здесь нуждается в самых разнообразных мерах охранения. Григорий не довольствуется борьбою против испанских "ересей"*; меры, направленные к поддержанию церковного единства в тесном смысле слова, кажутся ему недостаточными; он заботится еще и о том, чтобы единство господствовало в чисто светской сфере, чтобы оно не нарушалось раздором испанских князей между собой. В 1079 г. папа встревожен ссорой двух сыновей барцелонского графа; размолвка эта ввиду соседства сарацин, которые могут воспользоваться для своих целей борьбой христианских князей между собой, грозит опасностью успехам католицизма в Испании. Григорий берет на себя роль посредника между поссорившимися, предписывает им сложить оружие и ждать решения апостольского престола; при этом он предупреждает обоих соперников, что тот из них, кто решится нарушить предписанный папой мир, будет подвергнут отлучению от церкви; не будет ему ни победы в сражениях, ни счастья на земле. Напротив, тот, кто подчинится папскому решению, приобретет непобедимую силу помощью св. Петра и апостольского престола, который всеми мерами будет способствовать послушному князю унаследовать власть покойного родителя и предпишет всем христианам Испании действовать в том же направлении**.

______________________

* Ibid., т. VIII, 2, 3, стр. 428-432.
** Ibid., т. VI, 16, стр. 348-350.

______________________

Одновременно с этим папа занят совершенно аналогичным делом на дальнем севере; здесь он пытается примирить датского короля с двумя родными братьями последнего, которые силой хотят заставить его поделить с ними датское королевство и с этой целью обращаются с просьбой о помощи к норвежскому королю Олафу. В письме к Олафу Григорию опять-таки приходится указывать на опасность ссоры христианских князей в соседстве и близости общего врага — язычников*. На дальнем севере, как и на крайнем западе, он является в роли апостола мира между христианами. В послании к норвежскому королю папа сам указывает на характеристические особенности отношений апостольского престола к странам севера. "Хотя в силу обязанности пещись о нуждах вселенской церкви, — говорит он, — мы должны всем верующим во Христа, однако о вас, живущих как бы на крае вселенной (de vobis qui quasi in extremo orbis terrarum positi estis), мы по необходимости вынуждены особенно заботиться, ибо, как нам известно, вы терпите крайний недостаток в учителях, которые могли бы просвещать вас в христианской религии, и более других нуждаетесь в необходимой помощи"**. Папа горит желанием послать в Норвегию миссионеров, достаточно твердых в познании Евангелия и апостольского учения, что представляется крайне затруднительным вследствие отдаленности страны и в особенности за неимением в распоряжении апостольского престола лиц, знающих норвежский язык. Поэтому папа просит короля прислать в Рим несколько знатных молодых норвежцев: здесь, "под крыльями св. Петра и Павла", они получат религиозное воспитание и, обученные закону Божию, вернутся на родину достаточно подготовленными учителям и проповедниками"***.

______________________

* Ibid., т. VI, 13, стр. 344-345.
** М. Gr., т. VI, 13, стр. 343.
*** Ibid., стр. 344.

______________________

Совершенное искоренение язычества, укрепление владычества апостола Петра над новообращенными народами — таковы главные заботы папы по отношению к странам севера. В Дании среди самих христиан, несовершенным образом усвоивших евангельское учение, остатки язычества воскресают в форме суеверий. Народная молва приписывает священникам власть над стихиями, делает их ответственными за такие явления, как неблагоприятная погода, заражение атмосферы, появление эпидемических болезней и т.п. Иногда за те же стихийные бедствия народ винит женщин-колдуний, которые и наказываются за то с варварской жестокостью. Папа требует, чтобы король озаботился искоренением этих суеверий и защитил духовенство от причиняемых ему обид*. Ревнуя о религиозном воспитании северных народов, Григорий хочет ближе познакомиться с их нравами и обычаями. Поэтому он неоднократно обращается к королям шведскому и датскому, прося их прислать в Рим таких духовных лиц, которые могли бы знакомить папу с бытовыми особенностями их стран, а, с другой стороны, по возвращении на родину сообщать своим королям наставления и требования апостольского престола**. Исполнене этой просьбы представляется особенно важным относительно Швеции, страны, только что пережившей обращение в христианство, коей предстоит впервые стать в сыновние отношения к Риму. Обращение это составляет плод деятельности французских миссионеров; папе остается лишь санкционировать и довершить дело их проповеди, подчинить Швецию апостольскому престолу в порядке строго иерархических отношений. С этой целью Григорий внушает шведскому королю, что французские миссионеры, просветившие шведов, сами заимствовали свет истинного учения у римской церкви. Чтобы довершить обращение своего народа и овладеть сокровищами христианского учения и религии во всей их полноте, король должен обратиться к папе — их хранителю***.

______________________

* Ibid., т. VII, 21, стр. 413.
** Ibid., т. VII, 5, стр. 385; т. VIII, 11, стр. 441; т. VIII, 37, стр. 489.
*** Ibid., т. VIII, 11, стр. 441.

______________________

В рассмотренной только что нами части переписки Григория мы находим ценный материал для характеристики его идеальных стремлений, поскольку они прямо или косвенно определяются отношением церкви ко внешнему ей миру. В переписке с окраинами западного христианства католический идеал Григория противополагается врагам католичества — язычникам, мусульманам и "схизматикам", которые все время имеются в виду. В таком противоположении теократический идеал не может раскрыться во всем богатстве своего содержания, но уже и в этом частном его проявлении обнаруживаются перед нами многие существенные его стороны.

Прежде всего католичество противополагается всем некатоликам, как единая политическая организация, единое международное царство. Истинный католицизм должен проявиться как мир вселенной, мир внутри католических государств и в их отношениях к друг другу. Убеждая рассорившихся князей Севера оставить вражду ввиду общей опасности, грозящей со стороны язычников, Григорий ссылается на текст Евангелия: "Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и дом, разделившийся сам в себе, падет"*. Являясь в роли блюстителя единства этого всемирного царства, папа стремится вступить в близкое, интимное знакомство со всеми странами, руководить религиозным воспитанием народов, влиять на их быт, определять направление внутренней и внешней политики государств. "У предшественников наших, согласно присущему им праву, было в обычае, — пишет он (в 1075 г.) Свену, датскому королю, — в посланиях, полных любви, учить все народы, путям Господним, обличать всех царей и князей в том, что достойно порицания, и предписаниями закона всех призывать к вечному блаженству. Ибо закон римских первосвященников подчинил себе более земель, нежели закон римских императоров. По всей земле пронесся звук слова их, и Христос стал владыкою над теми, кому некогда повелевал Август"**. Так понимая задачи своего служения, Григорий среди самых трудных обстоятельств жизни, отовсюду стесненный, всегда сохраняет всю широту своего кругозора. Среди забот, гнетущих его в ту или другую минуту, среди опасностей, лично ему угрожающих, он всегда обладает достаточной свободой духа, чтобы отвлечься от злобы дня и думать о нуждах отдаленных стран. В самый разгар борьбы с Генрихом IV в 1076 г. он ведет деятельную переписку с церквами Северной Африки и Испании. В 1080 г. среди осложнений, вызванных его вторым интердиктом против Генриха, он находит время, чтобы интересоваться богослужебными особенностями церквей Армении*** и помышляет о поездке в Испанию в видах исправления кастильского короля, вовлеченного в ересь влиянием некоего Роберта "лже-монаха"****. Наконец в 1081 г., когда между ним и Генрихом IV идет борьба из-за Италии и Рима, Григорий все еще хочет направлять внутреннюю политику государей Испании, вмешиваясь не только в церковные, но и в чисто светские дела. Так, в это самое время он восстает против того чересчур влиятельного положения, какое занимают евреи в королевстве Леоне и Кастилии, и требует от короля Альфонса VI, чтобы тот не дозволял этой "синагоге сатаны" владычествовать над христианами*****.

______________________

* Ibid., т. VI, 13, стр. 345.
** Ibid., т. II, 75, стр. 199.
*** Ibid., т. VIII, 1, стр. 423-426.
**** Ibid., т. VIII, 2, 3, стр. 428-432.
***** Ibid., т. VIII, 25, стр. 472.

______________________

Международное царство церкви, как оно представляется Григорию, не есть внутреннее единение национальностей, основанное на признании их особенностей, а иерархический порядок, извне над ними господствующий. Под законом римского первосвященника, как некогда в языческой империи Августа, народы должны утратить свою национальную физиономию; она не должна проявляться в богослужении: преследуя космополитический, римский идеал, Григорий, как мы видели, желал бы ослабить национальный характер иерархии. Сын феодальной эпохи, не знавшей национальностей как строго обособленных и организованных социальных единиц, он представляет себе церковь как союз лиц и как порядок междугосударственный; национальная жизнь остается внешней и чуждой ей областью. Мы видели, что Григорий клеймит именем "толедского суеверия" испанский национальный обряд. Более того, национальные различия в богослужении представляются ему принципом еретическим, схизматическим. "Испания, — пишет он в 1074 г. кастильскому королю Альфонсу VI, — в течение многих веков находилась под властью еретиков-прискиллианистов, готов-ариан и, наконец, неверных — сарацин. Теперь, после многовекового разрыва, настала пора восстановить старинную связь между Испанией и Римом, откуда испанцы впервые получили христианскую веру. Пусть же ради восстановления единства король примет обряд церкви не толедской или какой-либо другой, а обряд основанной на камне церкви римской, которую никогда не могли одолеть врата ада, т.е., — поясняет папа, — языки еретиков"*. В письме к испанскому епископу Симеону (в 1076 г.) Григорий прямо называет местные уклонения от римского обряда "еретическим искажением" (haeretica pravitas). "Пусть знает епископ, что римская церковь желает питать вверенных ей сынов Христовых не различными сосцами и не различным молоком, дабы, согласно Апостолу (1 Кор. 1: 10), они были едино и не было бы между ними расколов (ut secundum apostolum sint et non sint in eis scismata); иначе бы она называлась не матерью, но разделением"**.

______________________

* М. Gr., т. I, 64, стр. 83-84.
** Ibid., т. III, 18, стр. 234.

______________________

Понятно почему этот антинациональный принцип в особенности резко проводится в Испании: борьба ее против мусульманства есть общее дело западного христианства, в которой наряду с испанцами принимает участие и французское рыцарство; этим и объясняется, почему Григорий с особой настойчивостью призывает ее пожертвовать ее частными, местными интересами, чтобы стать леном космополитической "римской республики", классической страной католицизма. Являясь во всех странах всемирным законодателем и учителем, папа, однако, не везде довольствуется этой ролью и, в частности, хочет быть верховным сюзереном в Испании.

Распространение "единства веры" на внешние церкви страны и народности, как мы видели, задерживается тем, что в самом себе католический мир оказывается недостаточно единым: испанцы на западе, норманны в Сицилии одерживают частные победы над сарацинами. Но рядом с этим крестовый поход — коллективное предприятие католичества против неверных Востока — рушится уже в первые годы понтификата Григория. Предоставив "схизматиков" и неверных Востока самим себе, он волей-неволей вынужден сосредоточить все свое внимание на соседних странах Запада, обратиться к тем католическим пастырям, которые управляют стадом "из мирской корысти" и к тем католическим князьям, которые "вместо славы Божьей ищут своей славы".

"В наши дни, — пишет Григорий датскому королю Свену (в апреле 1075 г.), — князья и властители земные презирают законы церкви; беспрестанно подвергая ее поруганию, они выказывают полнейшее непослушание своему верховному пастырю. Бесплодными остаются его апостольские послания; и вместо того, чтобы увещать царей, папа скоро вынужден будет обратиться с мольбою к Владыке всех царей и Господу отмщения"*. Угроза эта относится не к Свену, "любимейшему сыну" апостольского престола; в числе многих других князей в послании несомненно подразумевается Филипп I — король Франции.

______________________

* Ibid., т. II, 75, стр. 199-200.

______________________

"Оставив с давних времен прежний путь славы, — читаем мы в письме, написанном семью месяцами раньше к французским епископам, — Франция в наши дни окончательно пала с той высоты могущества и величия, на которой она некогда стояла; закон и правда там попираются ногами; нет той постыдной жестокости, нет того нестерпимого безобразия, которое бы не вошло в обычай у французов. Вследствие бессилия и бездействия королевской власти преступления остаются безнаказанными, и каждый вынужден мстить сам за себя; частные войны вошли в обычай, и самоуправство, став общепринятым, как бы приобрело значение права*. Пожары и убийства стали явлениями повседневными; клятвопреступления, предательства, святотатства ставятся ни во что, и, чего не бывает ни в какой другой стране, братья уготовляют несчастный конец братьям из алчности, с целью завладения их имуществом. Странники-богомольцы, идущие в Рим или возвращающиеся оттуда, заключаются в тюрьмы, убиваются и подвергаются таким жестоким пыткам, которые не в обычае даже у язычников; они отпускаются только за выкуп, причем с них требуется больше, чем они могут заплатить".

______________________

* Таков, кажется, общий смысл фразы: "Ante aliquot annos (т.е. с начала царствования Филиппа), postquam tepente inter vos regia potestate nullis legibus nulloque imperio injuriae prohibitae sunt vel punitae, inimici inter se quasi quodam communi jure gentium, quisque pro viribus, conflixerunt, ad vindicandas injurias arma copiasque paraverunt".

______________________

"Всему этому, — продолжает папа, — глава и причина сам французский государь, достойный названия тирана, а не короля (qui non rex, sed tyrannus dicendus est). Он — жалкий и бесполезный правитель, проведший жизнь в пороках и злодеяниях, — не только дал волю преступлениям подданных, распустив бразды правления; более того, страшно сказать, он увлек их примером собственных своих дел. Ему показалось недостаточным заслужить гнев Божий опустошением церквей, любодеяниями, жестокими хищениями, клятвопреступлением и обманом всякого рода, в чем мы часто его изобличали. Он, призванный блюсти правду и закон, совершил то, чего прежде о королях и в сказках не сказывалось: следуя образу действий разбойников (more praedonum), он силою отнял огромные деньги у купцов, только что собравшихся во Францию на ярмарку из разных стран. Таким образом, злодеяния его не ограничиваются одной Францией, но и за пределами ее, к его посрамлению, служат источником раздора между многими народами"*.

______________________

* М. Gr., т. II, 5, стр. 114-115.

______________________

В других письмах Григория эта картина анархии, царствующей во Франции, дополняется типическими иллюстрациями. В ноябре 1074 г. Рудольф, архиепископ Турский, жалуется папе на некоего рыцаря Ланцелина, который по пути следования архиепископа в Рим напал на него на большой дороге, ограбил его свиту, ранил многих и убил на глазах его кровного родственника*. Подобные насилия над путешествующими духовными лицами повторяются беспрестанно. В 1080 г. Манассия — архиепископ Реймсский, вопреки требованию папы, отказывается явиться на Лионский собор ввиду опасностей, коим подвергается в дороге жизнь путешественника среди государства, переживающего процесс "разложения". Папа считает этот предлог пустым, но только потому, что Манассия мог бы заручиться верными провожатыми и достаточно сильным конвоем от архиепископа Лионского**. В следующем году епископы Парижский и Шартрский по пути в Рим попадаются в плен и освобождаются только за выкуп***. В другой раз папа ведет речь с архиепископом Лионским о некоем аббате, не явившемся в назначенное архиепископом место для разбора спорного дела между ним и аббатом Клермонтского монастыря из страха перед опасностями, обуславливаемыми раздором местных графов****. Обращаясь письменно к Роберту, графу фландрскому, Григорий боится приложить свинцовую печать к своему посланию из страха, как бы, перехваченная по пути злонамеренными людьми, она не послужила для каких-либо фальсификаций*****.

______________________

* Ibid., т. II, 20, стр. 134.
** Ibid., т. VII, 12, стр. 394.
*** Ibid., т. VIII, 38, стр. 489.
**** Ibid., т. VIII, 42, стр. 493.
***** Ibid., ep. coll., 40, стр. 568.

______________________

Среди ужасов беспрерывно продолжающихся частных войн пастыри церкви и дома у себя не ограждены против хищнических поползновений и насилий со стороны мирян. Архиепископ Турский жалуется папе на некоего рыцаря Гуго, который Бога не боится и, не почитая св. Мориса, не хочет возвратить турской церкви захваченное им ее имущество*. В другой раз Ламберт, епископ Теруеннский, прибегает к заступничеству Григория против двух рыцарей, которые после целого ряда святотатств взломали двери епископской церкви, похитили множество драгоценных украшений серебряных, золотых и шелковых, раздробили св. кресты, унесли св. сосуды, мощи и, оторвав самого епископа от алтаря, где он, распростертый, молился, в довершение стольких преступлений отсекли ему язык и пальцы правой руки**.

______________________

* Ibid., т. II, 22, стр. 135.
** Ibid., т. VIII, 53, стр. 506.

______________________

В большем или меньшем размере безобразия, подобные описанным, совершаются во всех странах. Точно такие же дела об ограблении и насилиях над путешествующими духовными лицами*, о преступлениях рыцарей против церковного имущества** доходят до апостольского престола из Германии, которая в дни понтификата Григория не выходит из хронического состояния междоусобия. Частные войны процветают и в Англии, как видно из того, что папа рекомендует английским епископам издать против них постановления на провинциальном соборе***. Папская печать подвергается в Италии таким же опасностям, как и во Франции****. Приведенная характеристика состояния Франции, в сущности, представляет собой мастерское резюме тех всюду проявляющихся темных сторон феодального быта, против которых восстает нравственное чувство великого святителя. В тот век господства грубой силы он считает обязанностью своего сана "приходить на помощь всем угнетенным и, не щадя своей жизни, буде это окажется нужным, сражаться против врагов Божиих мечом Духа, т.е. словом Божьим, доколе они не обратятся"*****. Обращаясь к правителям всех стран света, королям, герцогам, графам, Григорий во множестве посланий напоминает им об их обязанности ограждать церковь против хищнических нападений, блюсти мир, защищать бедных, вдов, сирот, в особенности малолетних, странников, вообще всех тех, кому грозит наибольшая опасность стать жертвой сильных; заступничеством за слабых и беспомощных более, нежели чем-либо другим, князья стяжают себе вечные награды******. Уча сильных мира сего, Григорий выступает против них со смелым словом изобличения в тех случаях, когда они оказываются не на высоте своих обязанностей, требует от них удовлетворения, грозит им и налагает церковные кары за преступления и насилия. С апостольским служением, повторяет папа во множестве посланий, связана обязанность, согласно словам пророка Исайи, "вещать громко, никогда не умолкая" о грехах князей и народов (Ис. 58: I)⁷*. Слова Св. Писания "проклят, кто удерживает меч свой от крови" (Иер. 48: 10), по словам Григория, грозят небесными карами прежде всего святителю, который не решается умерщвлять плотскую жизнь острием меча духовного, т.е. изобличать пороки людей словом учения⁸*. Отличительная черта истинного пастыря именно в том и заключается, что он мужественно противостоит волкам, хотя бы с опасностью для собственной жизни, "полагает душу свою за овец". Ввиду слишком пассивного отношения французских епископов к деяниям короля Филиппа I Григорий называет их "псами, не умеющими лаять" (намек на текст Ис. 56: 10); "трусливые наемники", они разбегаются при виде волка, на их глазах расхищающего их стадо⁹*.

______________________

* Ibid., ep. coll., 31, стр. 558; ср.: т. VII, 13, стр. 396.
** Ibid., т. VI, 19, стр. 356.
*** Ibid., т. VII, 10, стр. 391.
**** Ibid., т. VIII, 40, стр. 492.
***** Ibid., т. VIII, 57, стр. 511: "Ex cujus (т.е. apostolicae) sedis successione imminet nobis inevitabili necessitate: ut omnibus oppressis debeamus opem ferre et contra inimicos Dei pro defendenda justitia, quo usque convertantur, Spiritus Sancti gladio, quod est verbum Dei, etiam usque ad mortem si opportuerit pugnare".
****** См., например: письма к датскому королю (М. Gr., т. V, 10, стр. 400): "Pauperum et pupillorum et viduarum adjutor indeficiens esto"; о том же: т. VI, 13, стр. 345; к графу беарнскому: "...Christianus princeps" должен быть "amator justitiae, defensor pauperum et propagator pacis" (т. VI, 20, стр. 357). В письме к Ладиславу, венгерскому королю (т. VI, 29, стр. 365), говорится об обязанности короля блюсти путь правды, "viduas, orphanos et peregrinos paterna pietate tueri, ecclesias defendere". В письме к Филиппу I, королю французскому, выставляется в числе других "virtutum studia", необходимых для королей, обязанность "ecclesias defendere, pupillos viduasque protegere" (т. VII, 20, стр. 451). Ср. о том же: т. VIII, 22, стр. 468 (ad A. reginam); ср.: Hugonis Chron., lib. II, М. М. G. S. S., т. VIII, стр. 436, где совершенно так же определяются обязанности христианских князей.
⁷* См., например: М. Gr., т. I, 15, стр. 26; т. I, 22, стр. 39; epist. coll. 46, стр. 573.
⁸*М. Gr., т. I, 9, стр. 20; т. II, 5, стр. 115; т. II, 66, стр. 186; т. III, 4, стр. 208; т. IV, 1, стр. 240; т. VII, 23, стр. 415.
⁹* М. Gr., т. II, 5, стр. 115.

______________________

В своем заступничестве за безвинно страждущих, в изобличении и преследовании неправды папа выказывает величайшую настойчивость и энергию. По делу об ограблении Филиппом I итальянских купцов до нас дошло три его письма, написанных на расстоянии трех месяцев, — одно к французскому епископату, другое — к графу Пуатьесскому и, наконец, третье — к архиепископу Манассии Реймскому*. Все три послания имеют целью принудить Филиппа к исправлению и заставить его отказаться от "продажи церквей", прекратить грабежи и насилия; в частности же, папа хочет добиться того, чтобы он возместил ущерб, нанесенный им итальянским купцам; наилучшим средством для достижения этой цели предоставляется коллективное давление на короля всех духовных и светских чинов его королевства: Григорий хочет, чтобы епископы и французская знать приступили к Филиппу с увещаниями и категорическими требованиями. Если увещания и угрозы не подействуют, Григорий грозит подвергнуть короля церковному отлучению и прекратить богослужение по всей Франции; сила этого отлучения будет распространяться также и на всех тех, кто будет воздавать Филиппу королевские почести и повиноваться ему как государю. Наконец, если и эти меры окажутся недостаточными для вразумления короля, папа с Божьей помощью употребит все средства к тому, чтобы отнять у него королевство**.

______________________

* Ibid., т. II, 5, стр. 113-117; т. II, 18, стр. 132-133; т. II, 32, стр. 146-147.
** См. цитированные в предыдущем примечании три письма.

______________________

Только разгоревшаяся в скором времени борьба с германским королем помешала папе осуществить в полной мере эти угрозы. На Римском соборе 1075 г. Филипп был подвергнут отлучению лишь в условной форме: собор постановил считать короля отлученным в том случае, если он не подчинится требованиям папских легатов и не даст серьезных доказательств своего исправления*. Из цитированного только что письма к Манассии Реймсскому можно заключить, что легаты должны были поставить королю условия, тождественные с изложенными в папских посланиях**.

______________________

* М. Gr., т. II, 52а, стр. 170.
** Это видно из слов письма: "...si legati nostri, ut putamus, ad partes tuas venerint, de his et quae nobis scripsisti pluribus aliis tecum et te auxiliante tractaturi" и т.д. (стр. 147).

______________________

Вообще, если из писем Григория мы узнаем о совершающихся в разных концах света разбойнических подвигах князей и рыцарей на больших дорогах, об ограблении ими церквей, о насилиях, причиняемых ими духовным лицам и странникам, то это обусловливается тем, что папа считает своей обязанностью судить подобного рода дела, не оставляя безнаказанными преступлений королей и простых смертных. В тот век феодальной неурядицы слабое развитие государственного единства составляет силу церкви: она вынуждена заменять собою отсутствующий светский порядок; папа берет под свое покровительство неприкосновенность личности и имущества именно вследствие отсутствия сильной светской власти, которая могла бы обеспечить своим подданным мир и безопасность, защищать сирых и слабых против нападений сильных.

VII

Вмешательство церкви в мирские дела вынуждается тем, что светские власти не стоят на высоте своей задачи; рядом с ними или вместо них папа должен стать судьей и законодателем в управляемых ими территориях; феодальный быт со всеми его темными, отрицательными сторонами составляет необходимое предположение папской теократии и служит ей оправданием. Когда мы читаем в посланиях Григория описание состояния Франции и деяний какого-нибудь Филиппа I, нам становится понятным изречение папы, что цари ведут свою генеалогию от разбойников, узурпировавших власть над себе подобными*.

______________________

* М. Gr., т. VIII, 21, стр. 457.

______________________

Чтобы спасти мир, нужно подчинить его церкви. Папа должен явиться в роли светского владыки, превратить светских властителей в своих вассалов. Мы уже ознакомились с теми посланиями Григория, где он объявляет Испанию "собственностью св. Петра". С подобными притязаниями папа выступает не в одной Испании. До нас дошли договоры, устанавливающие вассальные отношения к нему князей Италии — Ландульфа Беневентского*, Рихарда Капуанского** и главного герцога норманнов — Роберта Гюискара***, из коих двое последних называют себя князьями "милостью Бога и св. Петра". Во Франции папа считает своими вассалами графа Вильгельма Бургундского, который еще при папе Александре II дал торжественную клятву по первому требованию апостольского престола являться с войском на защиту владений св. Петра, графов Раймунда Сенжильского (впоследствии Тулузского) и Амедея Савойского, которые клялись той же клятвой****. С 1081 года Бертран, граф провансский, отдает себя и свои владения в распоряжение св. Петра, дабы тем заслужить прощение грехов себе и своим родителям*****. Кроме того, за время своего понтификата Григорий заявляет о ленных правах св. Петра на Сардинию******, Корсику⁷*, Венгрию⁸*, Далмацию⁹* и Англию¹⁰*. Наконец, он считает Саксонию собственностью св. Петра¹¹*.

______________________

* Ibid., т. I, 18, стр. 32.
** Ibid., 21, стр. 36.
*** Ibid., стр. 426-428.
**** Ibid., 46, стр. 64-65.
***** М. Gr., VIII, 35, стр. 486: "Ego Bertramnus Dei gratia comes Provinciae pro remissione peccatorum meorum et parentum meorum offero, concedo, dono" и т.д.
****** Ibid., т. I, 29, стр. 45; т. I, 41, стр. 60; ср.: Langen, цит. соч., т. IV, стр. 21; Martens, Gregpor VII, т. II, стр. 94.
⁷* М. Gr., т. V, 4, стр. 290: "Scitis fratres... insulam, quam inhabitatis, nulli mortalium nullique potestati nisi sanctae romanae ecclesiae ex debito vel jure proprietatis pertinere"; ср.: Ibid., т. VI, 12, стр. 342-343.
⁸* Ibid., т. II, 13, стр. 127-128; т. II, 70, стр. 193.
⁹* Ibid., т. VII, 4, стр. 384.
¹⁰* Martens, Gregor VII, т. II, стр. 87; Langen, Gesch. d. romisch Kirche, т. III, стр. 571; т. IV, стр. 92-93.
¹¹* M. Gr., т. VIII, 23, стр. 469.

______________________

Любопытны те юридические основания, коими в каждом данном случае Григорий доказывает свои верховные права над теми или другими территориями. Он считает собственностью св. Петра Италию в силу легендарного "дара Константина"*. Саксония принадлежит верховному апостолу в силу столь же легендарного "дара" Карла Великого, якобы удостоверенного особой грамотой императора**. Доказательством прав папы на Венгрию служит опять-таки мнимый дар венгерского короля Стефана I, будто бы возобновленный впоследствии императором Генрихом III. В действительности Генрих прислал в Рим и повесил в базилике св. Петра золотое копье, отобранное им у венгерского короля и служившее в Венгрии инсигнией королевской власти***. Григорий же уверяет, что император, кроме того, подарил св. Петру венгерскую корону и тенденциозно истолковывает этот поступок в том смысле, будто император уступил апостольскому престолу свои сюзеренные права на Венгрию****. Затем основанием притязаний Григория на Испанию опять-таки, по-видимому, служит тот же дар Константина, который, согласно легенде, уступил папе Сильвестру I все свои права не только на Италию, но и на всю Западную империю*****.

______________________

* Италия несомненно разумеется под словами присяги, установляемой Григорием в 1081 г. для будущего германского короля — преемника убитого Рудольфа — о землях, которые Константин подарил св. Петру (стр. 476).
** М. Gr., т. VIII, 23, стр. 469: "...imperator (Karolus) Saxoniam obtulit beato Petro, cuius earn devicit adjutorio et posuit signum devotionis et libertatis; sicut ipsi Saxones habent scriptum et Prudentes eorum satis sciunt".
*** Относительно этого золотого копья см.: Arnulfi Gesta archiepp. mediol., cap. 6, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 18; Bonithonis ad amic, lib. V, стр. 625 (Jaffe, Bibl., т. II).
**** M. Gr., т. II, 13, стр. 128; ср.: Steindorff, Jahrb., т. I, стр. 233-234; Martens, Gregor VII, т. II, стр. 90-91.
***** Так, вероятно, следует понимать слова (М. Gr., т. IV, 28, стр. 286): "Regnum Hispanie ex antiquis constitutionibus beato Petro et sanctae Romanae ecclesiae esse traditum"; ср.: Hauck, Kirchengesch. Deutschlands, т. III, стр. 767, примеч. 7.

______________________

Понятно, что при таком широком понимании "дара Константина" папство должно превратиться во всемирную империю. Вместо императора папа должен стать всемирным сюзереном. Григорий прямо усваивает себе мысль, выраженную в названном "даре", что "папе принадлежит право распоряжаться императорскими инсигниями": он считает самую императорскую власть заимствованной от апостольского престола и хочет превратить германского короля в своего вассала*. При этом формулированное папой в 1081 г. требование, чтобы будущий германский король принес св. Петру вассальную присягу, с изумительной откровенностью мотивируется "пользой" римской церкви. Григорий прямо заявляет, что эта присяга нужна для того, чтобы будущий король был столь же полезным и ревностным слугой римской церкви, как и предшественник его — убитый антикороль Рудольф**.

______________________

* См. текст вассальной присяги, установленной Григорием в 1081 г. для будущего германского короля (М. Gr., т. VIII, 26, стр. 475). Формула — "quod (Romanus pontifex) solus possit uti imperialibus insigniis" — перешла из "дара Константина" (см.: Decretales Psendoisidor., ed. Hinschius, стр. 253) в знаменитый "Dictatus рарае" (М. Gr., т. II, 55 а); последний, как можно считать в настоящее время доказанным, не составляет подлинного произведения самого Григория, но служит верным выражением образа мыслей папы и его последователей.
** М. Gr., т. VIII, 26, стр. 475.

______________________

В устах Григория ссылка на дар Константина имеет двоякое значение: во-первых, он хочет узаконить и оправдать ею те узурпации прав империи, в пользу апостольского престола, какие уже совершались раньше, при предшествовавших папах; во-вторых, тот же "дар" должен послужить оправданием для новых приобретений: им имеется в виду доказать права римского первосвященника на такие территории, которые фактически не находятся под его властью. Тотчас после смерти императора Генриха III папы, пользуясь слабостью правительницы Германии императрицы Агнессы, начинают присваивать себе права на различные имперские земли Италии. При Стефане IX герцогство Сполето и маркграфство Фермо, коими Виктор II управлял в качестве императорского наместника и вассала, попадают в руки брата папы, нижнелотарингского герцога Готфрида*. Стефан молча санкционирует этот захват имперских земель; впоследствии Григорий VII уже прямо называет их "землями св. Петра"**. Преемник Стефана IX — Николай II — отдает в лен норманнским герцогам Рихарду и Роберту Гюискарам захваченные ими в Южной Италии имперские земли, причем со своей стороны норманны обязуются платить ежегодно определенную дань св. Петру, защищать его владения и по требованию папы с оружием в руках отстаивать "свободу" апостольского престола***. Преемник Николая — Александр II — оставляет в силе эти договоры и вскоре по вступлении на апостольский престол принимает вассальную присягу от герцога Рихарда****.

______________________

* См.: Ficker, Reichs u. Rechtsgesch. Italiens, т. II, стр. 322.
** M. Gr., т. V, 14а, стр. 307; т. VII, 14а, стр. 399; т. VIII, lb, стр. 428. Эти захваты герцога Готфрида несомненно могут рассматриваться как захваты самого апостольского престола, так как герцог приобретал названные земли в качестве брата и союзника папы.
*** Текст договора с Робертом Гюискаром помещен в сборнике: Watterich, Vitae rom. pontif., т. I, стр. 234.
**** Deusd., coll. canon., т. III, 159, стр. 341.

______________________

Словом, уже ближайшие предшественники Григория начинают обращаться с имперскими землями в Италии как со своей собственностью. Сам Григорий, еще будучи доверенным советником Николая, был главным инициатором союзного договора с норманнами*. С его стороны понятно желание превратить фактическое владение римской церкви в право собственности, подыскать для захватов римской курии юридическое основание. "Дар Константина" дает Григорию возможность утверждать, что права преемников св. Петра на Италию древнее, нежели права германских королей**, которые могут носить императорскую корону лишь с соизволения апостольского престола и лишь в качестве его вассалов. С другой стороны, понятно, что у этого папы-революционера "дар Константина", как и дары других властителей, обращается в революционное орудие; с этим документом в руках он может свысока смотреть на исторически существующее, с презрением отвергать всякие ссылки мирских властителей на "давностное владение, на "освященные веками права"; он может в свою очередь обвинять их в насильственном захвате, в узурпации, которая "не освящается никакой давностью". Что ему за дело до того, что в Испании есть старые династии и самостоятельные государства, насчитывающие века независимого существования? Испания "искони составляет собственность св. Петра", и всякий, кто не уважит этих прав, будь то коренной испанский князь или пришлый завоеватель, будет повинен в дерзком святотатстве! С таким же презрением папа относится к вековым преданиям других государств, в том числе и Священной империи; чтобы не впасть в грех "святотатства" и спасти свою душу, германский король должен вступить с папой в такое соглашение, которое бы обеспечивало неприкосновенность даров его предшественников — Константина и Карла, а также других благочестивых жертвователей, обогативших римскую церковь***. В устах Григория это значит, в сущности, что король должен рассматривать как "дар св. Петру" все свои владения и принять их от него как от верховного сюзерена****.

______________________

* По крайней мере договора с Рихардом (Annal. romani, Watterich, т. I, стр. 217); также и договор с Робертом Гюисхаром, по-видимому, не миновал рук Гильдебранда, который сопровождал Николая II во время путешествия последнего в Южную Италию, когда названный договор был заключен. Николай был вообще орудием Гильдебранда. См. Приложение.
** В тексте вассальной присяги, принесенной Григорию норманнским герцогом Рихардом (т. I, 21а, стр. 36), значится: "Regi vero Heinrico cum a te admonitus fuero vel a tuis successoribus, jurabo fidelitatem, salva tamen fidelitate romanae ecclesiae". Григорий допускает возможность вассального подчинения герцога королю лишь с тем, чтобы папа оставался верховным сюзереном.
*** См. цитированные уже слова формулы присяги короля: "De terris vel censu, quae Constantinus imperator vel Karolus sancto Petro dederunt, et de omnibus ecclesiis vel praediis, quae apostolicae sedi ab aliquibus viris vel mulieribus aliquo tempore sunt oblata vel concessa et in mea sunt vel potestate, ita conveniam cum papa, ut periculum sacrilegii et perditionem animae non incufram".
**** Заключительные слова присяги — "miles sancti Petri et illius (Gregorii) efficiar" — служат красноречивым комментарием к предшествующей цитате.

______________________

Во всех концах Западной Европы папа открывает какие-нибудь владельческие права римской церкви, словно весь западноевропейский мир составляет дар св. Петру. Григорий не утверждает прямо, что мир составляет собственность верховного апостола. Но он a priori убежден в том, что вселенная ради спасения человеческих душ должна быть подчинена его власти. При этом в правосознании того времени, как мы уже убедились при изложении учений публицистов, духовная власть плохо отличается от политического верховенства, а политическое верховенство, в свою очередь, часто смешивается с собственностью; поэтому-то под руками Григория духовная власть св. Петра беспрестанно материализируется в собственность. Для него, как и для Гумберта, церковь и ее территории составляют единую, неделимую святыню Божью. Свято все то, чем владеет церковь; поэтому Григорий рассматривает нарушение ее территориальных прав как оскорбление святыни и предает виновных в таком нарушении церковному отлучению*.

______________________

* М. Gr., т. V, 14а, стр. 307; т. VII, 14а, стр. 399; ср.: т. V, 4, стр. 291, где говорится о "crimen sacrilegii" и "animarum periculum" "узурпаторов" владений св. Петра в Корсике.

______________________

Притязания папы не ограничиваются теми территориями, которые он считает "подаренными" св. Петру. Мы не имеем данных судить о том — причисляет ли он к землям, подаренным Константином Сильвестру Дамацию, и Англию, где, как мы видели, папа, как и в Италии, и Испании, предъявляет свои сюзеренные права. По всей вероятности, притязания его на Англию основываются на том, что Вильгельм Завоеватель покорил эту страну с благословения папы Александра II, переславшего ему священное знамя св. Петра. Григорий, по-видимому, считает справедливым, чтобы король, получивший Англию в дар от верховного апостола, владел ею как вассал, "воин св. Петра"*. Но кроме этих стран Григорий считает себя верховным сюзереном и в Киеве, который он "отдает в дар" князю Изяславу Ярославичу**. Здесь уже, очевидно, папа не может надеяться доказать своих прав ссылкой на какой-нибудь действительный или мнимый дар; и этим несомненно доказывается, что он верит во всемирные сюзеренные права папы как такового, независимо от существования тех или других дарственных хартий. Основанием притязаний папы на Киев служит просто неразличение между правами папы как духовного главы христианства и чисто светскими полномочиями преемника св. Петра как владыки над земными царствами. Киевский князь, поясняет Григорий в своем послании, должен стать вассалом св. Петра, "дабы заслужить постоянное предстательство верховного апостола перед Богом, стяжать себе его молитвами славное царствование на земле и вечное блаженство в будущей жизни"***.

______________________

* Ср.: Martens, Gregor VII, т. II, стр. 87.
** М. Gr., т. II, 74, стр. 198.
*** Ibid. Папа заявляет, что он отдает Изяславу Киев "еа — intentione atque desiderio caritatis: ut beatus Petrus vos et regnum vestrum omniaque vestra bona sua apud Deum intercessione custodiat, et cum omni pace honore quoque et gloria idem regnum usque ad finem vitae vestrae tenere vos faciat et, hujus militiae finito cursu, impetret vobis apud supernum regem gloriam sempiternam".

______________________

Само собой разумеется, что эти притязания папы встречают противодействие со стороны мирских властителей. Мы уже видели, что не все князья Испании становятся его вассалами. Вильгельм Завоеватель заявляет, что он никогда не желал и не желает принести папе вассальную присягу, так как ни сам король, ни его предшественники не обещали апостольскому престолу ничего подобного*; равным образом Венгрия и Корсика не превращаются в папские лены**. Нечего и говорить о том, что желание папы подчинить себе Киев не выходит из области неосуществимых намерений.

______________________

* Цитирую по Мартенсу (Gregor VII, т. II, стр. 87-88) за неимением под руками источника (Giles, Scriptores Gestarum Willelmi Conquestoris).
** Martens, цит. соч., т. II, стр. 92, 95.

______________________

Если притязания папы вовлекают его в спор с мирскими властителями различных стран света, то понятно, что на почве Священной Римской империи этот спор должен обостриться до крайности. Папство, как его понимает Григорий, по самой своей идее несовместимо с империей, как она существует в действительности. Раз папа хочет быть всемирным судьей и законодателем не только в духовных, но и в светских делах, раз он хочет стать всемирным сюзереном, давать направление всей внешней и внутренней политике светских властителей, во что превращается dominium mundi императора, что остается вообще на его долю? Он должен "воинствовать" апостольскому престолу, беспрекословно исполнять его приказания; иначе говоря, чтобы осуществился папский идеал, империя должна отречься от самой себя. В предыдущей главе мы видели, что германский король и император, для того чтобы управлять своим государством, вынужден узурпировать полномочия власти святительской. Теперь мы видим, что и папа со своей стороны не довольствуется узурпацией тех или других имперских земель, тех или других полномочий императора; он хочет присвоить себе всяческую власть на земле, а следовательно, и всю царскую власть во всем ее объеме. В этом мы еще раз будем иметь случай убедиться при изложении формулированной Григорием теории папской власти.

Мы уже говорили, что для Григория истинный католицизм есть мир вселенной. Выступая в роли посредника-примирителя среди враждующих между собой светских государей, папа, как мы уже видели*, хочет внушить им мысль, что они как граждане единого "божеского царства", подчиненные единой духовной власти, должны блюсти мир между собой, предоставляя высшему духовному авторитету решать их споры. Таким образом, у Григория получает дальнейшее развитие то понимание "мира Божия", которое уже в V веке нашло себе выражение в классической формуле блаженного Августина: истинный мир Бога и человека есть "послушание, упорядоченное в вере под вечным законом"**. Для Августина "мир всех вещей есть спокойствие порядка; порядок же есть расположение вещей равных и неравных, каждой в своем месте"***. Точно так же и Григорий понимает мир вселенной, как иерархический порядок — лестницу существ, в которой низшие ступени подчиняются высшим****, и единый владыка мира — папа — царит над князьями.

______________________

* См. выше, стр. 301-303.
** De civ. Dei, lib. XIX, cap. 13, § 1 (Migne, т. VII, стр. 640).
*** Ibid.
**** Такое понимание строя вселенной Григорий обнаруживает в послании к трем французским архиепископам за 1079 г. (М. Gr., т. VI, 35, стр. 372-373); с содержанием письма мы еще будем иметь случай ознакомиться.

______________________

Невозможно сомневаться в том, что папа совершенно искренно являлся в роли апостола мира. Но тот мир, которого он желал, был возможен лишь при условии полного порабощения светских властителей папской власти. Равным образом не подлежит сомнению, что и его противник — Генрих IV — искренно желал мира; но для последнего непременным условием мира являлось сохранение права инвеституры и связанного с ней верховенства короля и императора над епископами германского королевства и империи. Словом, обе стороны с самого начала желали мира на таких условиях, которые делали борьбу неизбежной. Между папством, узурпирующим царские права, и царством, которое облекается в священство, возможен не мир, а перемирие, вынужденное временным бессилием той или другой из двух спорящих сторон и фактической невозможностью для обеих — осуществить разом все их притязания.

Борьба между Григорием VII и Генрихом IV не есть борьба личностей, а столкновение принципов — двух противоположных пониманий одной и той же теократической идеи. В этом споре двух органов средневековой теократии обнаруживаются ее роковые противоречия и ее внутренняя несостоятельность.

Глава III
ТЕОКРАТИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ ГРИГОРИЯ В БОРЬБЕ ПРОТИВ БРАКА ДУХОВЕНСТВА И СИМОНИИ

В предыдущей главе мы уже говорили о том, что, с точки зрения Григория, главное препятствие к осуществлению божеского царства на земле заключается в несоответствии между жизнью пастырей церкви и идеалом католического единства. Устранение этого несоответствия составляет основную задачу тех церковных преобразований, которые проводит папа.

Подобно Дамиани, Григорий убежден в несовместимости священнического служения с какими бы то ни было половыми сношениями, или, как он выражается, с "блудодеянием" (fornicatio); он считает безумцами и преступниками тех священников, которые дерзают одними и теми же руками возносить на алтаре тело Христово и "прикасаться к телу блудницы"*. В письме к Генриху IV (июль 1075 г.) папа хвалит короля за то, что тот заботится о соблюдении воздержания духовными как рабами Божиими**. Здесь, очевидно, идеал безбрачия связывается с тем особенным рабством Богу, которое отличает духовенство от мирян, так как последние — тоже рабы Божий, что, однако, не влечет для них обязанности всецелого воздержания. В письме папы к кёльнскому архиепископу Аннону высказывается мысль, что девственный идеал церкви — невесты Христовой — должен выражаться в совершенной девственности ее служителей — чинов иерархии***. Выше мы привели приписываемое Григорию изречение, относительно которого нельзя считать установленным его авторство, — об освобождении духовного сословия от жен как непременном условии его освобождения от рабства мирянам****. Что мысль, выразившаяся в этой классической формуле, несомненно разделяется папою, доказывается тем, что он высказывает ее другими словами в приведенном уже нами послании к архиепископу Кёльнскому: здесь Григорий прямо утверждает, что семейный быт служителей алтаря влечет за собою гибельное для дела Божия порабощение (servitus) клира*****.

______________________

* М. Gr., т. IV, 11, стр. 255. Григорий, как и те реформаторы, с которыми мы уже познакомились, не признает различия между браком духовенства и блудодеянием. См.: М. Gr., т. II, 10, стр. 124; Mirbt, Publicistik, стр. 338.
** М. Gr., т. III, 3, стр. 205-206.
*** Ibid., т. II, 67, стр. 187. Епископу ставится в обязанность заботиться о приведении в исполнение канонов о безбрачии — "ut sponsae Christi, quae maculam nescit aut rugam, Candida tae et immaculatae familiae gratiosum exhibeatur officium".
**** См. выше, стр. 233.
***** М. Gr., т. II, 67, стр. 188; здесь воспрещение брака мотивируется словами — "cum tolerabilius omnino sit, cessare ab officio, quam incestam vel etiam molestam suo salvatori ingerere servitutem..." Hauck (Kirchengesch. Deutschlands, т. III, стр. 774), по-видимому, упустил из вида эти слова, так как он, вопреки большинству современных исследователей, решается утверждать, что Григорий отстаивал безбрачие не для того, чтобы освободить духовенство от семейных уз.

______________________

Как и другие реформаторы XI века, Григорий видит опасность расхищения церковных имуществ, связанную с браком духовенства*; по-видимому, он считается и с другой опасностью — с возможностью превращения женатого духовенства в наследственную касту: по крайней мере он энергически настаивает на соблюдении канонов, воспрещающих замещение церковных должностей детьми женатых духовных**. Что папа вообще имеет в виду не только аскетическую, но и экономическую сторону реформы, доказывается тем, что он, как мы видели, разделяет коммунистические тенденции Дамиани по отношению к иерархии и в связи с идеей безбрачия настаивает на восстановлении каноникатов***. Согласно тому плану реформ, который он проводит, служители алтаря должны обнищать для церкви, стать для нее безбрачными аскетами; но церковь обогащается их нищетой: сокращением материальных потребностей пастырей сохраняется и закрепляется за нею ее имущество; богатства церкви должны служить не частным интересам женатых духовных и их родственников, а универсальным целям божеского царства.

______________________

* М. Gr., epist. coll., 16, стр. 541.
** Ibid., т. II, 50, стр. 166; т. VII, 1, стр. 380.
*** См. выше, стр. 60.

______________________

Григорий с самого начала своего понтификата должен был повсюду, а в особенности у себя дома, в Риме, вести многотрудную борьбу не только с женатыми духовными, но также и с их сыновьями, родственниками и близкими, которые занимали видное место в ряду врагов реформы и папства*: он, следовательно, не мог не знать, что брак духовенства открывает в иерархию дверь тем центробежным силам феодального общества, которые нарушают единство и целостность церкви как в сфере духовной жизни, так и в сфере имущественной, экономической. Из свидетельства Бонитона, в данном случае совершенно достоверного, мы узнаем, что Григорий учредил в Риме каноникат не только для того, чтобы положить предел "конкубинату" и вообще невоздержанию духовных лиц, но также и для того, чтобы изолировать их от их родственников и близких**.

______________________

* Bonith. ad amic, lib. VII, стр. 660 (Jaffe).
** Ibid. Вообще я не вижу основания сомневаться в достоверности тех сообщений Бонитона относительно занимающей нас эпохи, которые не носят на себе тенденциозного характера.

______________________

Вообще Григорий стоял за безбрачие во имя тех самых идеальных целей, которые до и после него высказывались теоретиками реформы. В настоящее время можно считать общепризнанным, что в той мотивировке, какую он дает этой части реформы, нет ничего существенно нового, ничего такого, что бы раньше его не было высказано его предшественниками — писателями и практическими деятелями. Равным образом и церковное законодательство за время понтификата этого папы по вопросу о безбрачии духовенства не обогатилось каким-либо новым содержанием, которого бы не было в канонах, изданных при его предшественниках*. Но для оценки оригинальности Григория как церковного законодателя и деятеля недостаточно рассмотреть те каноны, которые были изданы им самим: надо поставить еще вопрос о том, как велико было влияние кардинала Гильдебранда на церковное законодательство и вообще на преобразовательную политику его предшественников по кафедре. Не подлежит сомнению, что Григорий, поскольку дело идет о борьбе против брака духовенства, оригинален не как мыслитель-теоретик, а как деятель, герой той идеи, за которую он ратует. Но в этой сфере, как мы увидим, оригинальность его недостаточно оценена предшествовавшими исследователями.

______________________

* Ср.: Martens, Gregor VII, Leipzig, 1894, стр. 309; Mirbt, Publicistik, стр. 269-270. "Es wird heut zu Tage ja wohl nicht leicht jemand noch den Muth haben, Greror als den Erfinder des Priestercolibats, hinzustellen..." и т.д.

______________________

Точно то же должно сказать и о борьбе Григория против симонии: то понимание симонии, которое он высказывает в своих творениях, не ново; не новы и изданные им законодательные меры. В этой сфере его оригинальность также может быть признана лишь при том условии, если он был руководителем деяний пап — ближайших его предшественников. При изучении законодательства Григория* мы убедимся, что он понимает симонию так же широко, как и его предшественники, и подводит под это понятие светскую инвеституру. Согласно признанию Григория, не только в широком, но и в тесном смысле слова симония, как "продажа алтарей" есть "общий грех почти всей вселенной" (commune malum репе totius terrae). Григорий знает, что опасность велика и борьба против укоренившегося зла требует напряжения всех его сил; он отлично понимает, что исход этой борьбы есть вопрос жизни и смерти для церкви: ибо раз симония превращает дар благодати в товар, зависящий от человеческого произвола продавца и покупателя, церковь перестает быть богоучрежденным порядком; она продается как жалкая раба, "проституирует дьяволу" и, следовательно, перестает быть невестой Христовой**. В частности, симония представляет собой величайшую угрозу римской централизации: она влечет за собой расхищение церквей и порабощение их мирянам***, зависимость их от местных элементов, в особенности от местных мирских владык. Повсюду "продавцы церквей" являются ожесточенными врагами римского единства. На севере Италии знать отстаивает против Рима местную автономию ломбардских церквей, между прочим, потому, что эта автономия дает ей возможность извлекать доходы из продажи церковных должностей; в Германии главными виновниками раздора являются симонисты — советники короля; во Франции также симония разрушает иерархическую связь между церквами местными и церковью вселенской. Григорий не может не видеть, что симония дробит и рвет на части ту единую церковь, земным олицетворением коей служит римский первосвященник; он прямо говорит, что симонисты "стремятся потрясти ту недвижимую скалу, на которой покоится церковь римская"****; они — "несомненные предшественники Антихриста и прислужники сатаны"*****; в устах папы это — не простая риторическая фигура, а выражение глубокого убеждения. Симония, вошедшая в обычай, связывается с другим преступлением, которое, по Григорию, "хуже колдовства и идолопоклонства" — с упорным неповиновением декретам апостольского престола******.

______________________

* О законодательстве Григория против николаитизма и симонии см. ниже, § VII.
** М. Gr., I, 15, стр. 27.
*** Ibid., 35, стр. 53.
**** М. Gr., т. I, 11, стр. 22.
***** Ibid.; ср.: М. Gr., т. I, 15, стр. 27.
****** Ibid., т. II, 45, стр. 159.

______________________

Аскетическая реформа неизбежно должна повлечь за собой увеличение чисто земного могущества церкви в сфере экономической и политической; в этом бы еще не было никакого противоречия, если бы сторонники преобразований умели уловить отличие между порядком сверхчувственным и порядком материальным, между царством не от мира сего, которое берется силой свободного подвига человека, и той чувственной материальной сферой, где властвует естественная необходимость. На самом деле это различие не сознается ясно ни теоретиками-писателями, ни практическими деятелями-иерархами. Единство церкви для тех и для других не есть только внутреннее единение человеческих душ, связанных со Христом узами благодати. Оно представляет собой порядок принудительный, который подчиняет себе людей как сила внешняя, материальная. Советы Св. Писания под руками преобразователей обращаются в предписания, которые проводятся в жизнь при содействии светского меча. Аскетический идеал церкви не есть учение, призывающее ее пастырей к добровольному подвигу. Он является в виде принудительной меры, которая должна сделать их невольными аскетами.

Ввиду привязанности пастырей к семейной жизни, ввиду повсеместного и упорного нежелания большинства из них "жить по чину ангелов" аскетическая проповедь может рассчитывать на успех лишь при том условии, если она сопровождается насильственными мерами. За невозможностью искоренить симонию одной силой слова, проповеди, ввиду недостаточности тех чисто церковных карательных мер, которыми располагает духовная власть, преобразователи проникаются той мыслью, что настало время взять бич и изгнать торжников из храма. В оправдание насильственных мер против симонистов Григорий VII приводит заимствованное у папы Григория Великого аллегорическое толкование известного евангельского повествования: под продающими и покупающими голубиц в храме он разумеет симонистов, торгующих чистой голубицей — невестой Христовой; под опрокинутыми скамьями (по-латыни — cathedrae) продавцов он понимает кафедры продажных пастырей, которые должны быть низвергнуты*.

______________________

* Ibid., т. VIII, стр. 515.

______________________

В этой мысли о необходимости насилия против преданного "конкубинату" и симонии духовенства, назревшей и применявшейся задолго до вступления Гильдебранда на апостольский престол, кроется источник многих характеристических противоречий преобразовательной политики пап, в том числе и Григория VII. Так как опутанная мирскими интересами иерархия не может сама себя преобразовать, папам остается призвать против нее внешнюю мирскую силу. Поэтому реформа, имеющая целью освободить иерархию от мирской зависимости, совершается и проводится рукою мирян, которые силой меча и угрозами принуждают пастырей к подвигам аскетической святости. Реформа задается целью оградить иерархию от центробежных сил, разлагающих ее изнутри, обуздать частные интересы святителей, спасти единство церковного организма от раздробления. И вот ради осуществления этих целей папство вступает в союз с враждебными иерархии силами мира, находит себя вынужденным пойти на компромисс с частными интересами мирян, в числе коих имеются не одни только бескорыстные ревнители реформы, но и лица, заинтересованные чисто материальными выгодами.

Теократия должна осуществляться на земле при содействии таких элементов мирского общества, которые заботятся лишь о земном своем благополучии. Этот неестественный союз царства не от мира сего с плотью и кровью не может не иметь роковых последствий для самой идеи "божеского царства": церковь не может безнаказанно вступить в сделку с чуждыми ей материальными интересами; чтобы заинтересовать эгоизм людей, ее загробный идеал должен изменить себе самому, спуститься до низменного мирского уровня. И в самом деле, идея "божеского царства" при столкновении с несовершенной земной действительностью изменяет свое содержание: насыщаясь прахом земным, она впадает во внутренние противоречия. Идеал внутреннего единения людей во Христе, совершающегося путем свободного их обращения к Богу, подменивается у реформаторов XI века идеалом единодержавия преемника св. Петра, который покоряет себе мир путем насильственного завоевания. Папа может извне господствовать над людьми, но он не в силах высоко поднять их религиозное настроение. Указывая им путь к небу, он должен вместе с тем прельщать их осязательными выгодами. Чтобы быть в действительности вселенским пастырем, владыкой над иерархией, папа должен пользоваться тем антагонизмом, какой существует между пастырями церкви и частью мирского общества. Он — блюститель мира и единства церкви — должен опираться на силы центробежные, сеять рознь между пастырями и пасомыми, чтобы повелевать теми и другими.

Чтобы уяснить себе сущность того идеала, которому служит Григорий в качестве кардинала римской церкви и папы, чтобы уразуметь те стороны этого идеала, которые обусловливаются особенностями его практического применения, мы должны здесь познакомиться со способом проведения в жизнь церковных реформ, а также с характером тех общественных сил, при содействии коих великий папа и ближайшие его предшественники боролись против симонии и николаитизма.

III

На Латеранском соборе 1050 г. при папе Льве IX впервые раздается с высоты апостольского престола воззвание к мирянам против женатого духовенства. Здесь еще нет прямого призыва к насильственным действиям: Латеранский декрет предписывает только, "чтобы как духовные, так и миряне воздерживались от общения с священниками и левитами, виновными в блудодеянии" (fornicatio)*. Канон этот, по меткому выражению сутрийского епископа Бонитона, "поражает врага в самое сердце"**. Мирбт верно замечает, что папское предписание имеет целью изолировать женатых духовных***. В тот век грубого произвола священник таким образом изолированный, предоставленный собственным своим силам, рискует стать жертвой насилия со стороны народных масс, завидующих богатству духовенства; он не огражден против нападения своих же собратьев — духовных, из коих многие не прочь наложить руку на тот или другой богатый приход, воспользоваться той или другой выгодной вакансией, открывшейся за удалением женатого священника. Вот почему канон Льва IX, разрывающий связь между женатым духовенством и прочими классами общества, служит толчком и поводом к кровопролитной борьбе, которая начинается шестью годами позже в Милане.

______________________

* Bonith. ad amic, lib. V, стр. 635 (Jaffe, Bibl., II); ср.: Hefele, цит. соч., т. IV, стр. 747; Jaffe, Reg, n. 4214.
** Bonith. ad amic, lib. V, стр. 635. Из слов Бонитона видно, что в действительности канон не был применяем за пределами Италии.
*** Mirbt, Publicistik, стр. 264.

______________________

Борьба за реформу в Милане представляется в высшей степени интересной для нас, во-первых потому, что здесь особенно ясно обрисовывается характер и социальное значение церковной реформы, прямо или косвенно затрагивающей интересы всех классов общества — рыцарства, горожан и даже крепостных: все эти классы принимают деятельное участие в миланских междоусобиях, сражаясь за или против безбрачия. Во-вторых, здесь, в Милане, где обнаруживаются главные пружины, приводящие в действие реформу, вырабатываются при участии кардинала Гильдебранда все те приемы церковной политики, коими впоследствии, будучи папой, он пользуется при проведении церковных канонов в прочих католических странах.

В Милане и вообще в Ломбардии каноны, воспрещающие брак духовенства и симонию, приводятся в исполнение при содействии местной партии "патаров"*. В состав партии входят главным образом бедные, ремесленный люд, вообще городская чернь и крепостные**. По Бонитону, отсюда происходит и само название партии, данное ей в насмешку ее противниками: слово "патары" (paterini, patarea, pataria), по объяснению названного писателя***, значит "носители лохмотьев", "оборванцы". Весьма возможно, что первоначально слово "патары" не имело такого значения; быть может, приведенное толкование составляет позднейшее изобретение Бонитона****; оно тем не менее остается весьма характеристичным для состава партии, коей главную силу составляют бедняки. На стороне женатого духовенства, напротив, стоят местная знать и рыцарство.

______________________

* Литература о патарах: Paech, Die Pataria in Mailand, Sondershausen, 1872; Kruger, Die Pataria in Mailand, т. I, II; Meyer von Knonau, Jahrb. d. deutschen Reichs, т. I, II; сведения о миланском архиепископе в эпоху патаров дает Wicherkiewicz (Die Kirchliche Stellung der Erzbischofe von Mailand zur Zeit d. Pataria). Кроме названных работ мы находим рассуждения о степени достоверности главнейших источников по истории патаров в монографии Пабста — De Ariberto II Mediolanensi, стр. 6 и след.
** Относительно участия бедных горожан см. ниже; участие в движении крепостных видно, между прочим, из рассказа Арнульфа о волнениях 1066 г., во время коих за вождем патаров Эрлембальдом идут не только горожане, но и сельчане: "Agrestes turbas et civiles cogit Arlembaldus assidue turmas ad Widonem persequendum antistitem" и т.д. (М. М. G. S. S., т. VIII, стр. 23). Дамиани также говорит об участии в партии "populi non modo civilis, sed et suburbani" (Mansi, т. XIX, Conv. mediol., стр. 893); ср.: Arnulfi G. archiepp. mediol, lib. III, cap. 25, стр. 5, где также фигурируют turbae agrestes.
*** Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 639 (Jaffe).
**** Kruger, цит. соч., т. I, стр. 21.

______________________

Ломбардское дворянство связано с миланским духовенством двоякими узами — феодальных отношений и кровного родства. На основании закона императора Конрада II не только крупные вассалы церкви — так называемые "капитаны", но и мелкие подвассалы — "вальвассоры" — владеют своими ленами наследственно. Понятно, что с размножением дворянских семейств эти наследственные лены становятся для них недостаточными. Этим, как мне кажется, достаточно объясняется тот факт, что светские вассалы церкви охотно пристраивают своих сыновей к выгодным церковным должностям; понятно, что по той же причине они заинтересованы и в сохранении брака духовенства, который дает им возможность обеспечивать их дочерей, выдавая их замуж за высокопоставленных и богатых духовных лиц*. Вообще в миланском духовенстве, которое поразило Дамиани своей необыкновенной представительностью, судя по дошедшим до нас сведениям, преобладают элементы аристократические**. Архиепископ на основании древнего обычая избирается исключительно из числа высших "кардиналов" миланской церкви — так называемых ordinarii, которые в свою очередь восполняются из высшего класса дворян — "капитанов". Этим объясняется резкая оппозиция капитанов и ординариев против назначения архиепископа Видона, лица низкого происхождения, навязанного миланской церкви вопреки желанию избирателей императором Генрихом III**.

______________________

* Из рассказа Бонитона (ad amic, lib. VI, стр. 639) прямо видно, что за женатых духовных сражаются их родственники — капитаны и вальвассоры.
** См.: P. Dam. Op., т. II, opusc. XVIII, стр. 398; ср. также все то, что говорит монах Андрей (A. A. S. S., Junii, т. V, cap. 1, § 11, стр. 282) об образе жизни миланских духовных, о богатстве их домов, о башнях, ими воздвигаемых, о роскоши их одежды; ср. всю главу 35-ю II книги Ландульфа (Hist, mediol, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 70), где мы видим миланское духовенство окруженным роскошью и блеском, и нам сразу станет понятной близость между миланским духовенством и местной знатью.
*** М. М. G. S. S., т. VIII, стр.1 (предисловие Ваттенбаха к сочинению Арнульфа "G. archiepp. mediol."). Впоследствии, как мы увидим, оппозиция против Видона прекратилась и первоначальные его противники превратились в его сторонников.

______________________

Само собой разумеется, что как богатства духовенства, так же точно и аристократический его характер, благодаря которому доходнейшие церковные должности малодоступны или вовсе закрыты для людей бедных и незнатных, являются бельмом в глазу народных масс. Насколько местное дворянство заинтересовано в сохранении брака духовенства как учреждения, связующего оба сословия, настолько же, напротив, городская чернь заинтересована в уничтожении этой связи, в безбрачии, которое представляется могущественным орудием демократизации иерархии. Понятно, что реформаторские стремления находят сочувствие и в крепостных, которые вследствие их ненависти к их господам — дворянам — являются естественными союзниками городского класса.

По тем же причинам народные массы заинтересованы и в уничтожении симонии, господствующей среди миланского духовенства. По свидетельству Дамиани, в Милане все церковные должности продаются по установленной обычаем таксе*. При этом условии, само собой разумеется, они доступны только тем, кто может заплатить требуемую сумму. Если брак духовенства соединяет его с местной аристократией родственными связями, то рядом с этим симония вносит в иерархию олигархические начала, превращая церковные должности в монополию людей состоятельных**.

______________________

* Ср.: Mansi, т. XIX, Conventus mediol., стр. 891.
** Этого не замечают даже такие исследователи, как Meyer von Knonau и Pach, которые отмечают, однако, демократический состав партии патаров.

______________________

Преимущественно демократический состав партии "патаров" доказывается единогласными показаниями писателей, описавших проведение реформ в Милане. Вожаков движения, Ариальда и Ландульфа, которые проповедуют против брака духовенства, всего охотнее слушают бедные; Бонитон объясняет это тем, что "Бог избрал немощное мира сего для того, чтобы посрамить сильное"*. Монах Андрей называет слушателей Ариальда плебеями (plebs)**. Историк Ландульф говорит, что проповедникам с восторгом внимают люди, "подавленные долгами и бедностью, ищущие возможности дать необходимое пропитание женам и детям"***. Арнульф рассказывает, что за Ариальдом и Ландульфом идет "народ, вечно жаждущий новизны" и возбужденный к чрезмерной ревности против духовенства частью алчностью, надеждами на материальные выгоды, частью же дурно направленным религиозным усердием, желанием угодить Богу****.

______________________

* Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 639 (Jaffe); буквально ту же фразу в применении к патарам мы находим и у Григория VII (М. Gr., т. I, 15, стр. 27).
** Andreas, Vita St. Arialdi, cap. 1 (конец), стр. 282 (A. A. S. S., т. V, июнь).
*** Landulfi Hist, mediol., lib. III, cap. 10, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 80.
**** Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 12, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 19.

______________________

Из дошедших до нас образчиков проповеднического красноречия Ариальда и Ландульфа видно, что они играют одновременно на двух струнах, возбуждают благочестивое негодование своих слушателей против пороков духовенства, виновного в "конкубинате" и симонии, а вместе с тем стараются заинтересовать корыстолюбие народных масс. Ариальд восстает против нечестивого образа жизни миланских клириков, которые, подобно мирянам, "открыто вступают в брак" и подают людям примеры невоздержания, вместо того чтобы просвещать их светом учения Христова; вместе с тем он старается воздействовать на демократические инстинкты внимающей ему черни, указывая на богатства миланских пастырей, на роскошь их домов и одежды, которая резко контрастирует с тем евангельским идеалом апостольской нищеты, который выразился в словах Спасителя: "Сын человеческий не имеет где преклонить голову"*.

______________________

* Andreas, Vita St. Arialdi, с 1, §§ 8-11, стр. 282.

______________________

Еще резче выступает эта двойственность мотивов в проповедях Ландульфа. Даровитый оратор, он в 1056 г. ежедневно проповедует миланской черни против симонии и "николаитизма"*; при этом, говоря во вкусе своих слушателей, он уснащает свою речь площадной руганью. "Осените себя крестным знамением и слушайте**, — взывает он к народу в одной из таких проповедей: Радуюсь о вашем благочестии и сокрушаюсь о грядущей на вас погибели; ибо с давнего времени город сей не ведает Спасителя. Вы с давних пор находитесь в заблуждении, так что в вас не остается и следа правды. Утратив свет истины, вы как слепые ходите ощупью во тьме, ибо и вожди ваши слепы. Между вождями миланской паствы — священниками, левитами и прочими служителями таинств — господствуют разнообразные пороки, симонистская ересь и николаитизм, вследствие чего они по заслугам должны быть низвержены. Остерегайтесь их и не почитайте ни во что их служение, если желаете получить спасение от Бога". Далее, разражаясь нецензурными эпитетами против таинств, совершаемых этими пастырями, и оскверненных ими храмов***, Ландульф продолжает: "По низвержении этих служителей алтаря да обратится их имущество в общее достояние. Да будет всем дозволено подвергнуть его разграблению, где бы оно ни находилось — в городе или вне города".

______________________

* Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 10, стр. 19.
** Ibid., cap. 11, стр. 19. Само собой разумеется, что можно ручаться за верную передачу Арнульфом лишь общего смысла, а не отдельных выражений этой проповеди. Что цитированная проповедь в общем не есть вымысел миланского историка, доказывается уже тем, что она совершенно однородна по содержанию с приведенной только что речью Ариальда в передаче сторонника патаров — Андрея.
*** "Quorum sacrificia idem est ac si canina sint stercora, eorumque basylicae jumentorum praesepia".

______________________

В этой проповеди, где аскетические требования по отношению к пастырям церкви связываются с обещаниями легкой наживы для миланской черни, обнаруживается зараз как лицевая, так и оборотная сторона реформаторского движения, обрисовывается характер тех союзников, при помощи коих папы проводят в жизнь свои идеалы. Стремления этих союзников в высокой степени разнообразны. Материальные выгоды низших классов, связанные с реформой, сообщают движению в значительной степени характер демократический. Но, с другой стороны, ввиду наличности религиозного, идеального интереса, одушевляющего реформаторов, оно не может быть исключительно демократическим. Сами вожаки патаров — люди искреннего убеждения; дворяне по происхождению, они руководствуются в своей деятельности не сословными или личными интересами, а побуждениями более бескорыстного, идеального свойства.

Первый из них, дьякон Ариальд, бедный дворянин (вальвассор) по происхождению*, по свидетельству Арнульфа, — человек начитанный в Св. Писании, строгий истолкователь божеского закона и жестокий судья "по отношению к одним духовным"**. Этот умеренный отзыв противника реформ дает нам возможность верить свидетельству преданного реформе писателя — монаха Андрея, который видит в Ариальде тип реформатора-аскета, проникнутого сознанием несоответствия между евангельским идеалом и образом жизни миланских пастырей***. Другой главарь "патаров" — Ландульф, который, по словам Арнульфа, вместо легкого ига Христова возлагает на пастырей бремена тяжкие и неудобоносимые, происходит из знатного рода "капитанов", вследствие чего он пользуется большим авторитетом среди простого народа, чем его менее знатный и менее красноречивый товарищ — Ариальд****. Пэх, следуя свидетельству Арнульфа, видит в Ландульфе тип демагога, который во всех своих действиях руководствуется желанием приобрести популярность, нравиться толпе*****. Без сомнения, конец вышеприведенной проповеди заставляет думать, что в Ландульфе есть демагогическая жилка. Но если мы примем во внимание, что Ландульф, подвергая жизнь свою ежеминутным опасностям, ведет борьбу не на жизнь, а на смерть против того самого порядка вещей, в сохранении коего он заинтересован как сын капитана, то мы усомнимся в том, чтобы он в своей деятельности руководствовался одними честолюбивыми мотивами. Несмотря на то что его происхождение, в силу господствующего в Милане обычая, открывает ему доступ к высшим церковным должностям, он, не имея еще сана субдьякона******, решается восстать против пороков вышей иерархии, жертвуя своей карьерой ради реформаторских идеалов. Все это заставляет думать, что в Ландульфе с демагогом уживается идеалист — рыцарь аскетического идеала; а потому, не подвергая сомнению достоверность фактов, сообщаемых Арнульфом, вообще добросовестным писателем, мы тем более должны усомниться в верности его оценки образа действий его противников, что он сам впоследствии, изменив свою первоначальную точку зрения, признал эту оценку неверной⁷*.

______________________

* Bonith. ad amic, lib. VT, стр. 639; ср. 10-е примеч. Ваттенбаха на стр. 19-й "Gesta archiepp. mediol". (M. M. G. S. S., т. VIII).
** Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 10. стр. 19.
*** Andreas, Vita St. Arialdi, cap. 1, стр. 282.
**** Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 10., стр. 19; ср. также примечание Ваттенбаха к цит. месту.
***** Ibid., стр. 21.
****** См. примеч. 11 Ваттенбаха к тексту Арнульфа — Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 10., стр. 19.
⁷* Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. IV, cap. 13, стр. 29. Свидетельство историка Ландульфа (lib. III, cap. 5, стр. 76; cap. 29, стр. 95) о том, будто Ландульф домогался архиепископского сана, представляет собой лишь злостное истолкование образа действий вожака патаров и как показание врага не заслуживает веры.

______________________

Если еще можно сомневаться в полном бескорыстии Ландульфа, то чистота побуждений брата последнего — Эрлембальда, третьего вожака патаров, — стоит вне всяких сомнений, так как она доказывается свидетельствами писателей противоположного лагеря. По словам Арнульфа, Эрлембальд после смерти Ландульфа заменил его, выступив в роли вождя патаров; к этому побудили Эрлембальда усиленные просьбы Ариальда, а в особенности благоговение к памяти покойного брата*. У историка Ландульфа, враждебного патарам писателя, образ Эрлембальда представляется в чрезвычайно симпатичном свете. Это в полном смысле слова герой, талантливый полководец, закаленный в военном деле "как сам Цезарь", мужественный, как лев. По словам того же писателя, симпатии Эрлембальда к церковной реформе связываются с романическим происшествием его молодости. Лишившись в юные годы невесты, ставшей жертвой соблазнителя — духовного лица, он с тех пор решил не связывать себя брачными узами и проникся отвращением к невоздержанным духовным. Вернувшись на родину после путешествия к гробу Господню, Эрлембальд не сразу сдался на увещания миланских реформаторов, которые убеждали его стать "воином Божьим" и сражаться за освобождение церкви против еретиков — николаитов, как он сражался в Палестине против неверных. Мучимый сомнениями, Эрлембальд выслушал эти увещания молча, глубоко вздыхая; его смущала мысль об ужасах междоусобной войны, в которой ему предлагали принять участие, вследствие чего он первоначально отказался дать какой-либо определенный ответ. Этим сомнениям благочестивого рыцаря положило конец только вмешательство самого папы Александра II, который, вняв советам Гильдебранда, благословил Эрлембальда на борьбу против врагов реформы и вручил ему священное знамя св. Петра. Лишь с этого момента Эрлембальд стал фанатическим вождем патаров и начал беспощадную борьбу против священников-николаитов и симонистов**. С этим знаменем в руках Эрлембальд, по словам монаха Андрея, совершил несчетное количество подвигов. На глазах мира этот доблестный рыцарь как вождь являлся во главе своих воинов на коне, в блестящем вооружении; наедине пред Богом он в грубой одежде отшельника предавался аскетическим упражнениям и собственноручно омывал ноги нищим***.

______________________

* Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 16, стр. 21: "Qui cum esset laicus, quasi fraternae gratia pietatis opus sibi praesumpsit indebitum, Arialdi verbo adeo credulus, ut quos frater flagellis ceciderat, ipse percutiat scorpionibus..." и т.д.
** Landulfi Hist, mediol., lib. III, cap. 14, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 83. В рассказе Ландульфа встречается одна из тех обычных у этого писателя хронологических неточностей, которые заставляют современных исследователей относиться с большой осторожностью к его показаниям (Ср.: Pach, цит. соч., стр. 8-9; Pabst, цит. соч., стр. 8-9). Вышеприведенные увещания сторонников церковных преобразований к Эрлембальду влагаются нашим писателем в уста Ариальду и Ландульфу, между тем как последнего в то время уже не было в живых (см. примеч. Ваттенбаха к привед. рассказу — М. М. G. S. S., т. VIII, стр. 83). Однако, несмотря на те или другие неточности в деталях, сомнения вряд ли уместны по отношению к вышеприведенной характеристике Эрлембальда, так как она написана рукой политического противника, который, очевидно, нисколько не был заинтересован в том, чтобы выставлять на вид благородные личные качества вождя патаров. К тому же рассказ Ландульфа о присоединении Ариальда к патарам, о предшествовавших этому увещаниях Ариальда и колебаниях Эрлембальда, которые окончились лишь вследствие выдачи последнему папой Александром священного знамени, вполне подтверждается рассказом Андрея (Vita St. Arialdi, cap. 4, стр. 289-290). Здесь мы узнаем еще одну характеристическую подробность: вернувшись из Святой земли, Эрлембальд первоначально хотел поступить в монастырь, но вследствие настояний Ариальда, поддержанных папой Александром, отказался от этого решения и взялся за "защиту католической веры".
*** Andreas, Vita St. Arialdi, cap. 4 (A. A. S. S., июнь, т. V, стр. 290).

______________________

Ввиду своеобразных особенностей борьбы партий в Милане, которая представляется одновременно столкновением противоположных идей и противоположных интересов, часто не имеющих ничего общего с идеями, состав обеих партий не может быть вполне однородным. Состав партии "патаров" носит на себе печать компромисса между религиозно-аскетическим идеалом реформаторов-идеалистов и своекорыстными побуждениями массы лиц, материально заинтересованных в проведении реформы; говоря словами Арнульфа, простой народ, следующий за вожаками партии, "не умеет отличить правой стороны от левой"; он и сам хорошенько не знает, где кончаются его материальные интересы и где начинаются его религиозные обязанности*. Рядом с городской чернью, которая составляет главную силу Ариальда и Эрлембальда, под знаменем св. Петра сражается против симонистов и николаитов часть местного рыцарства**; отсутствие сословных интересов, которые бы побуждали рыцарей вступить в ряды патаров, дает возможность думать, что многие из них подобно Эрлембальду действуют во имя идеальных побуждений.

______________________

* Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 17, стр. 22. Ср.: cap. 12, стр. 19 (M. M. G. S. S., т. VIII); ср.: Landulfi Hist, mediol., lib. III, cap. 10, стр. 80.
** См.: Landulfi Hist, mediol., lib. III, cap. 15, стр. 84; Pack, цит. соч., стр. 34, 36.

______________________

С другой стороны, в состав партии противников реформ входят также не одни только сословия, прямо заинтересованные в сохранении существующего порядка, т.е. духовенство и рыцарство, но, кроме того, и некоторая часть простого народа*. К этому надо прибавить, что вследствие крайнего непостоянства народных масс состав обеих партий есть изменчивая, беспрерывно колеблющаяся величина. Худшие элементы из народа доступны подкупу, что видно, между прочим, из того, что сам Эрлембальд подчас находит себя вынужденным вербовать себе сторонников деньгами**. Если бы мы даже не имели на то прямых указаний в источниках, трудно себе представить, чтобы неразборчивые в средствах противники Эрлембальда, среди коих симония была в обычае, со своей стороны не пользовались бы также этим в то время часто практиковавшимся способом влияния***. Бонитон называет "продавцами церквей" капитанов и вальвассоров****; утверждение это, a priori весьма правдоподобное, несмотря на пристрастие Бонитона, подкрепляется, кроме того, и свидетельством Андрея*****; рядом с этим невозможно предположить, чтобы и среди миланской черни в то время не нашлось бы много охотников нажиться тем же способом******. Изменчивость состава партий, как мне кажется, в значительной степени объясняется тем, что миланской черни представляется возможным колебаться в выборе между двумя способами наживы — продажей церквей женатым священникам и разграблением их имуществ; первый способ по изложенным выше причинам представляется слишком олигархическим, так как бедные могут быть только продавцами, а не покупателями; поэтому понятно, что второй способ пользуется большей популярностью. Но он осуществим лишь в тех случаях, когда на стороне "патаров" находится перевес силы. Поэтому состав обеих партий изменяется сообразно с часто колеблющимися шансами противников и сообразно с ежеминутно меняющимся настроением пылких и фанатических южан-миланцев. Победитель, само собой разумеется, в большинстве случаев имеет больше шансов приобрести новых сторонников, нежели побежденный; но так как массовые движения определяются обыкновенно не одними только соображениями рассудка о выгодах, связанных с достижением того или другого результата, то иногда случается, что под влиянием какого-нибудь внезапного и сильного впечатления толпа вдруг переходит на сторону побежденного и потерпевшего. Так, в июне 1066 г. во время столкновения между вождями патаров и миланским архиепископом Бидоном последний первоначально пользовался сочувствием значительной части, если не большинства, миланских граждан; однако в первый день победа осталась за Ариальдом и Эрлембальдом, вследствие чего общее настроение резким образом изменилось в их пользу. Патары разграбили архиепископский дворец и едва не убили самого Бидона, нанеся ему тяжкие побои и раны; тогда, возмущенный этими насилиями, народ вдруг снова перешел на сторону архиепископа. Ариальд был вынужден спасаться бегством из Милана, но, схваченный противниками, был убит. "В то время, — рассказывает Арнульф, — почти весь город благоприятствовал архиепископу. Но по обыкновению своему народ не остался долго в том же настроении". Стоило только архиепископу удалиться из Милана, и толпа тотчас же вновь последовала за Эрлембальдом, который приписывал козням архиепископа убийство своего товарища; опять собрались толпы горожан и сельского люда и стали усердно грабить имущество духовных лиц⁷*.

______________________

* Andreas, Vita St. Arialdi, cap. 3, стр. 287, где говорится о raulti de populo minore. Ср.: Landulfi Hist, mediol., lib. III, cap. 11, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 81.
** В письмах к Эрлембальду (М. Gr., I, 26, стр. 43) Григорий предоставляет на его усмотрение поступить как он знает с теми сторонниками отлученного архиепископа Готфрида, которые соглашаются изменить последнему за деньги и не могут быть исправлены иным способом; ср.: Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. IV, cap. 5, стр. 26.
*** Andreas, Vita St. Arialdi, cap. 7 (A. A. S. S., т. V, июнь, стр. 296). Здесь рассказывается о случае подкупа народных масс партией архиепископа.
**** Выражение "ecclesiarum venditores" у Бонитона встречается почти всюду, где говорится о капитанах и вальвассорах.
***** Andreas, Vita St. Arialdi, cap. 3, стр. 287: "Quae enim nostra vita, — говорят здесь рыцари, духовенство и некоторые из народа, — nisi ecclesiarum beneficia, quae assidue a nobis venduntur et emuntur".
****** Ср. предыдущее примеч.: в числе продавцов, по Андрею, фигурируют "multi de populo minore".
⁷* Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 20, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 23; Andreas, Vita St. Arialdi, cap. 6, 7 (A. A. S. S., июнь, т. V, стр. 295 и след.). Оба эти писателя противоположных направлений жалуются на непостоянство народа: по словам Андрея — "popularis turba cito mutatur et in diversas partes facile inclinat". У Арнульфа по поводу июньских событий 1066 года мы встречаем фразу: "more suo populus non diu statu permansit eodem".

______________________

Таковы те сложные и разнообразные общественные элементы, которые приводятся в состояние брожения канонами пап-реформаторов. Борьба за реформу осложняется социальной враждой между аристократией и демократией. Но, несмотря на взаимные симпатии между реформаторами и городской чернью, союз их, основанный на шатком компромиссе между аскетизмом одних и материальными интересами других, между евангельским идеалом бедности и завистью к чужому богатству, не может быть устойчивым и прочным. Неустойчивость союза обусловливается еще и присутствием третьего фактора, осложняющего борьбу партий, — я говорю о централизаторских стремлениях римской политики: с уничтожением симонии и брака исчезает традиционная связь, соединяющая миланское духовенство с местной знатью; торжество реформаторов, сражающихся под знаменем св. Петра, означает совершенную гибель местного предания, местной автономии миланской церкви и полное подчинение ее Риму*. Не говоря уже о том, что римские притязания вызывают энергическое противодействие со стороны большинства духовенства и дворянства — сословий, во всех отношениях заинтересованных в сохранении независимости миланской церкви, — притязания эти вносят раздвоение в ряды самих патаров. Отношение большинства простого народа к преобразовательным планам Ариальда и Эрлембальда противоречиво и двойственно. Народные массы сочувствуют реформе, которая одновременно возбуждает их религиозный фанатизм и льстит их демократическим инстинктам; но, не будучи в состоянии возвыситься над тесным кругозором местных, партийных интересов, они упускают из вида чрезвычайно важную сторону дела — то усиление Рима, которое составляет необходимое последствие проведения реформы. Миланская чернь не прочь завоевать себе те или другие выгоды под знаменем св. Петра и в союзе с его преемником; но она не расположена делиться с папой плодами своих побед: стремление реформаторов усилить центральную папскую власть на счет автономии церкви св. Амвросия подчас вызывает в среде простого народа протест местного патриотизма.

______________________

* Невозможно согласиться с мнением Мирбта (Publicistik, стр. 247), будто враждебная реформе партия в Милане отстаивала существующий порядок "из местного патриотизма". Мы видели, что большинство сторонников этой партии корыстно заинтересованы в сохранении существующего порядка. Женатое духовенство и дворяне дорожат местной автономией миланской церкви и независимостью ее от Рима главным образом потому, что эта автономия покрывает симонию и николаитизм. Мирбт, очевидно, принял следствие за причину. Как мы сейчас увидим, чисто патриотические мотивы лишь изредка привлекают на сторону дворян и духовенства случайных сторонников из среды простого народа.

______________________

Одна из таких вспышек воспоследовала, например, в 1059 г., когда Петр Дамиани, командированный в Милан в качестве легата апостольского престола для принятия на месте необходимых мер против духовных — симонистов и николаитов, едва не сделался жертвой народной расправы. Вначале он был принят с почетом, подобающим его сану. Но через день после его появления, вследствие происков части миланского духовенства, в народе поднялся глухой ропот против папского легата. Недовольные стали говорить, что церковь св. Амвросия, искони свободная, не должна повиноваться никому; в частности, "она не должна быть подчинена римскому закону: римский первосвященник не компетентен издавать какие бы то ни было обязательные для нее постановления и судить ее пастырей". При звоне колоколов и трубных звуках огромная толпа народа окружила архиепископский дворец, где в это время заседал собор миланского духовенства. Негодование толпы возросло до крайней степени, когда народ узнал, что миланский архиепископ занимает всего лишь третье место на соборе, помещаясь слева от Дамиани (последний занимал первое место как председательствующий, а справа от него сидел другой папский легат — Ансельм Луккскии). Дамиани спасся от грозившей ему гибели лишь благодаря своему пламенному красноречию, которое смирило толпу*. Ненависть народа к пастырям-симонистам и николаитам взяла верх над привязанностью его к местной автономии; архиепископ и высшее духовенство оказались вынужденными по требованию Дамиани и под давлением бушующей толпы подписать клятвенное обещание — оставить раз и навсегда симонию и искоренить сожительство духовных лиц с женами**.

______________________

* Conv. mediol., Mansi, т. XIX, стр. 887 и след. (отчет Дамиани Гильдебранду о действиях первого в Милане).
** Ibid.; ср.: Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 14, стр. 21.

______________________

В другой раз Видону удалось поднять миланских горожан на защиту местной автономии против Рима. В начале упомянутых уже нами июньских беспорядков 1066 г. архиепископ, держа в руках папскую буллу, предающую его отлучению, обратился к народу со словами: "Этот город вследствие подобающей св. Амвросию чести никогда не повиновался римской церкви. И так пусть исчезнут с лица земли эти сеятели возмущения, которые повседневно усиливаются лишить Милан издревле принадлежащей ему свободы". В ответ на это воззвание народ и духовенство с криками "Смерть им, да будут убиты немедленно!", бросились на Ариальда и Эрлембальда, коих имела в виду речь архиепископа*.

______________________

* Andreas, Vita St. Arialdi, cap. 6, § 57 (A. A. S. S., т. V, июнь, стр. 295). В 1075 г. опять-таки народ вместе с знатью восстает против Эрлембальда на защиту "чести св. Амвросия". См.: Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. IV, cap. 10, стр. 298; Bonith., lib. VII, стр. 662.

______________________

Нам незачем входить здесь в подробное изложение истории борьбы за реформу в Милане, которая представляет собой беспрестанное повторение одних и тех же явлений — насилий, грабежей, пожаров, надругательств над таинствами священников — симонистов и николаитов*. Для нашей цели представляется важным лишь выяснение образа действий Гильдебранда и руководимых им пап по отношению к миланским междоусобиям.

______________________

* См. у Арнульфа (Gesta archiepp. mediol., lib. IV, cap. 6, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 27) рассказ о том, как Эрлембальд растоптал ногами священное мирро; ibid., cap. 8, конец, стр. 28.

В последние дни понтификата Виктора II миланское духовенство, доведенное до крайности преследованиями патаров, вынуждено было обратиться к папе с просьбой о заступничестве. С соизволения Виктора* в Фонтанете собрался под председательством миланского архиепископа собор ломбардского духовенства, который единогласно постановил предать Ариальда и Ландульфа церковному отлучению. Вскоре после того взошел на апостольский престол новый папа — Стефан IX, который поспешил взять патаров под свое покровительство. По просьбе Ариальда, который апеллировал в Риме, Стефан освободил его и Ландульфа от отлучения; он повелел Ариальду возвратиться в Милан и неустанно продолжать начатое дело, доколе не искоренится симония и николаитизм из среды миланского духовенства, или же, буде это окажется невозможным, доколе не прольется за Христа кровь самого Ариальда**.

______________________

* По Арнульфу (lib. III, cap. 12, стр. 20) в то время был папой Стефан IX; однако Ваттендорф, Линднер и Мейер фон Кнонау убедительно доказывают, что упомянутые события могли произойти лишь при Викторе. См.: Wattendorff, Papst Stephan IX, стр. 44-45; Lindner, Anno II der Heilige, стр. 17, примеч. 3; Meyer von Knonau, Jahrb. т. I, стр. 672; Hauck, Kirchengesch. Deutschlands, т. III, стр. 694, примеч. 6, противополагает аргументам названных исследователей лишь голословное отрицание.
** Andreas, Vita St. Arialdi, cap. 2, § 15, стр. 284; Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 13, стр. 20.

______________________

В первые месяцы понтификата Николая II (в 1059 г.) Дамиани, командированный, как уже было выше рассказано, в Милан в качестве папского легата, не нашел удобным применить во всей строгости канонов против женатого и повинного в симонии духовенства. Так как в большей или меньшей степени все или почти все оказались виновными, то за невозможностью сменить поголовно все миланское духовенство Дамиани пришлось ограничиться лишь некоторыми дисциплинарными взысканиями; оставив провинившихся пастырей в их должностях, он взял с них упомянутое уже нами клятвенное обещание — воздерживаться впредь от симонии и прервать общение с женщинами*. В апреле того же года каноном, изданным на Латеранском соборе, папа Николай II воспретил священникам, дьяконам и субдьяконам, так или иначе сожительствующим с женщинами, совершать богослужение и пользоваться церковными доходами, а мирянам прямо вменил в обязанность не слушать месс священников-николаитов**; тем самым образ действий патаров вновь получил косвенную санкцию, притом в присутствии архиепископа Видона и ломбардских епископов, фигурировавших на Латеранском соборе.

______________________

* Conv. mediol., Mansi, т. XIX, стр. 889 и след.
** Cone, rom., Mansi, т. XIX, канон 3-й, стр. 897.

______________________

В том же духе продолжал действовать и преемник Николая — Александр II. Тотчас по вступлении на апостольский престол он в послании к миланскому клиру и народу выразил надежду, что среди духовенства возвысится целомудрие, а невоздержанные духовные подвергнутся заслуженному "посрамлению"*. Два года спустя папа принял надлежащие меры, чтобы привести в исполнение это желание. На Римском соборе 1063 г. были возобновлены каноны 1059 года**, и, наконец, как нам известно, из рук Александра II Эрлембальд получил в 1065 г. священное знамя св. Петра; при этом, по словам Андрея, Эрлембальду было вменено в обязанность с этим знаменем в руках сражаться против еретиков, не щадя собственной своей жизни, биться с ними всякий раз, "когда безумие их превзойдет меру"***. В 1066 г., вняв жалобам Ариальда и Эрлембальда, папа вручил последнему в Риме буллу, коей архиепископ Видон предавался церковному отлучению как симонист****. Вместе с тем в двух посланиях, обращенных к миланскому клиру и народу, папа напомнил миланцам о канонах 1059 и 1063 гг., воспрещающих мирянам слушать мессы священников — женатых и симонистов*****. Вручая Эрлембальду вышеупомянутую буллу, Александр тем самым вновь призывал его к насильственным действиям против архиепископа. Эта булла, точно так же как и папские послания к миланцам, была ближайшим поводом упомянутых выше беспорядков 1066 г. В 1067 г. папа дал точно такие же инструкции жителям города Кремоны, где в то время партия патаров также была в силе; в послании, обращенном к кремонскому клиру и народу, он поставил адресатам на вид, что дьяконы, субдьяконы и священники, запятнавшие себя плотскими сношениями с женщинами, должны лишиться пользования церковными бенефициями и подвергнуться отрешению от занимаемых ими должностей******.

______________________

* P. Dam., Op., lib. V, epist. 7, Migne, т. I, стр. 348; Jaffe, Reg., n. 4469.
** Cm. 3-й канон Римского собора 1063 г.: Mansi, т. XIX, стр. 1024; Jaffe, Reg., n. 4501.
*** Andreas, Vita St. Arialdi, cap. 4, § 33, стр. 291.
**** Ibid., cap. 6, § 55, 58, стр. 295.
***** Mansi, т. XIX, стр. 978-979; Jaffe, Reg., n. 4612; Meyer von Knonau, Jahrb. т. I, стр. 538-539, примеч. 83.
****** Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 649-650 (Jaffe, Bibl., т. II); Jaffe, Reg, n. 4637; Hefele, Conciliengesch., т. IV, стр. 879; Meyer von Knonau, Jahrb. т. I, стр. 559.

______________________

Однако несколько позже, в августе того же года, политика апостольского престола временно вступила на примирительный путь по отношению к ломбардскому духовенству: отлучение, наложенное в 1066 г. на архиепископа Видона, было снято или предано забвению*; вместе с тем в Милан были посланы два папских легата, которые восстановили мирные отношения между Бидоном и его паствой. Постановлением легатов воспрещалось преследовать священников на основании одного только подозрения в симонии и николаитизме, воспрещалась вообще самовольная расправа мирян над духовенством и вместе с тем восстанавливалась юрисдикция архиепископа по отношению к подчиненному ему клиру. Легаты определили, что всякий мирянин, какого бы то ни было звания, коего духовные вассалы окажутся виновными в симонии или николаитизме, имеет обратиться о том с жалобой к архиепископу и высшим духовным чинам (ordinarii), причем мирянам предоставляется лишь приведение в исполнение приговоров духовного суда; только в случае отказа в правосудии со стороны архиепископа, при несомненной виновности обвиняемого, мирянин-сюзерен может и без судебного приговора компетентной инстанции лишить своего духовного вассала впредь до исправления доходов с бенефиции, отданной ему в лен; но и в этом случае сюзерен не должен посягать на собственность провинившегося духовного лица**.

______________________

* Giesebrecht, Gesch. Deutsche Kaiserzeit, т. III, стр. 178; Pack, Pataia in Mailand, стр. 45, примеч. 1.
** Mansi, т. XIX, стр. 946-948.

______________________

Несмотря на это постановление папских легатов, которое было до некоторой степени отречением от союза с патарами*, мир продолжался недолго. Политика апостольского престола силой вещей снова была вынуждена вернуться в прежнюю колею. Вопрос о замещении миланской кафедры, возникавший сам собой вследствие преклонных лет архиепископа Видона, послужил толчком и поводом к новому сближению между папской курией и Эрлембальдом; старые союзники вновь сошлись, на этот раз в общей вражде против королевской инвеституры.

______________________

* Согласно правдоподобному объяснению Пэха (цит. соч., стр. 46; ср.: Meyer von Knonau, Jahrb. т. I, стр. 560), этот примирительный шаг папской политики по отношению к северу Италии был вынужден опасностью, грозившей в то время апостольскому престолу с юга от норманнов.

______________________

Согласно господствующему в Италии обычаю, повествует Арнульф, король издревле назначал по приглашению клира и народа преемника умершему епископу*. Этот способ замещения епископских кафедр вообще не согласовался с тогдашними воззрениями римской курии; в особенности в Милане королевская инвеститура представлялась нежелательной и опасной с клерикальной точки зрения, так как в то время ломбардские противники реформы искали опоры и помощи в германском короле, нерасположенном к патарам. Поэтому, когда Эрлембальд, недовольный постановлением папских легатов (1067 г.), явился в Рим, Гильдебранд стал открыто заявлять (palam fatebatur), что существующий способ замещения епископских кафедр противен канонам, что миланские раздоры могут прекратиться лишь с введением в Милане "канонических выборов", т.е. с уничтожением королевской инвеституры в том виде, как она доселе практиковалась**.

______________________

* Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 21, стр. 23.
** Ibid. Инвеститура мирян была воспрещена уже раньше 6-м каноном Римского собора 1059 г. (Mansi, т. XIX, стр. 898): "Ut per laicos nullo modo quilibet clericus aut presbyter obtineat ecclesiam nee gratis, nee pretio".

______________________

По возвращении в Милан Эрлембальд, согласно с инструкциями Гильде-бранда, стал пропагандировать "канонические выборы" и вербовать голоса в пользу будущего архиепископа среди мирян и духовных лиц, связывая их клятвенными обещаниями*. Со своей стороны архиепископ Видон, узнав об избирательных интригах Эрлембальда, который продолжал его всячески преследовать, решил еще при жизни избрать себе преемника, чтобы предотвратить опасность, грозившую его партии. С этой целью он сложил с себя должность в пользу знатного миланского клирика — субдьякона Готфрида; последний, пользовавшийся еще ранее того расположением Генриха IV, с совета капитанов и вальвассоров отправился к нему за Альпы и получил от него инвеституру; если верить рассказу Бонитона, Готфрид склонил в свою пользу короля обещанием уничтожить патаров и доставить Эрлембальда живым за Альпы; не подлежит сомнению, что Готфрид прибег при этом и к денежному подкупу**. Само собой разумеется, что назначение нового архиепископа послужило сигналом к возобновлению резни в Милане. Папа тотчас отлучил как Готфрида, так и Видона; а Эрлем-бальд, собрав свое "божье войско", начал против Готфрида и его сторонников междоусобную войну, которую излишне было бы описывать здесь подробно***. Наконец, желая довершить дело освобождения миланской церкви от "симонистского рабства", Эрлембальд, и в данном случае действовавший с совета Гильдебранда и папы Александра, созвал в день Богоявления 1072 г. для выбора нового "законного" архиепископа вместо умершего Видона многолюдное собрание, в котором приняли участие горожане и сельчане, а также духовные лица из Милана, Кремоны и Пиаченцы. На собрании в присутствии папского легата Бернарда был избран в архиепископы молодой миланский клирик Аттон****. Между сторонниками обоих претендентов на архиерейскую кафедру произошел ряд кровопролитных столкновений: вооруженная толпа бросилась на Эрлембальда и его избранника, разграбила дворец Аттона и, овладев последним, вынудила его дать клятвенное обещание — раз и навсегда отречься от всяких притязаний на миланскую кафедру. Но "воин Божий" Эрлембальд, по словам Бонитона, вновь одержал победу над противниками, вернул вдвойне награбленную ими у церкви добычу; а папа Александр, к коему тотчас же было послано донесение о случившемся, вняв советам Гильдебранда, поспешил освободить Аттона от клятвы, вынужденной у него угрозами и насилием, и признал его законно избранным миланским архиепископом; вместе с тем было возобновлено церковное отлучение против Готфрида*****. Гильдебранд тотчас известил Эрлембальда об этих постановлениях папы и послал ему из сокровищницы апостольского престола денег для вербовки сторонников******. Со своей стороны Генрих IV, несмотря на увещания папы, который просил его оставить миланской церкви "епископа, угодного Богу" (т.е. Аттона), настоял на своем праве инвеституры; с этой целью король в начале 1073 г. отправил в Ломбардию посольство, в присутствии коего в Новаре на собрании суффраганов миланской епархии отлученный Готфрид и был посвящен. Междоусобия продолжались после смерти Александра и вступления Григория VII на апостольский престол: в начале понтификата Григория Аттон явился в Рим искать заступничества нового папы⁷*.

______________________

* Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 21, стр. 23.
** Ibid., lib. III, cap. 22, стр. 24; Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 651-652. Рассказ Бонитона о подкупе короля Готфридом подтверждается свидетельствами алтаихских анналов (М. М. G. S. S., т. XX, стр. 822) и Григория VII (М. Gr., т. I, 15, стр. 26): "...sicut scitis, Gothefredus vivente Guidone dicto archiepiscopo mediolanensi eandem ecclesiam — nunc quasi vilem ancillam praesumpsit emere". Трудно точно установить дату этих событий; известно только, что они произошли до 1071 г.
*** Подробности у Арнульфа (lib. III, cap. 24-25, стр. 24-25) и Бонитона (стр. 652).
**** Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 653; Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 25, стр. 25.
***** Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 653-654; Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 25, стр. 25, lib. IV, cap. 2, стр. 26.
****** Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. IV, cap 2. Свидетельство Арнульфа о посылке денег для этой цели Гильдебрандом Эрлембальду отчасти подтверждается письмом первого последнему (М. Gr., т. I, 26, стр. 43), где Гильдебранд (в то время уже папа Григорий VII) разрешает своему корреспонденту подкупать деньгами союзников отлученного Готфрида; раз Гильдебранд в принципе разрешал подкуп своим союзникам, весьма возможно, что он давал им и деньги для этой цели.
⁷* Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. IV, cap. 3, 4, стр. 26; Bonith. ad amic, lib. VI, cap. 2, стр. 26; Landulfi Hist, mediol., lib. III, cap. 18, стр. 87.

______________________

В дни понтификата Николая II и в особенности Александра II миланский конфликт мало-помалу перестает быть местным явлением и приобретает значение общее. Те законодательные меры пап, с которыми мы только что познакомились, применяются во всей Италии и всюду затрагивают интересы самых разнообразных слоев общества. В уничтожении симонии и "конкубината" повсюду так или иначе заинтересована значительная часть мирского общества. С другой стороны, в сохранении существующего порядка повсюду заинтересована значительная часть духовенства, а также те миряне, которые извлекают из него те или другие выгоды. Против реформы восстают почти все ломбардские епископы — "упрямые быки", как называет их клерикальный писатель Бонитон. Ввиду негодования, вызванного среди большинства духовенства знакомым нам каноном Римского собора 1059 г., направленным против духовных-"николаитов", мы не имеем оснований не верить рассказу Бонитона, который утверждает, что никто из ломбардских епископов не решился опубликовать в своем диоцезе этих канонов, кроме одного только епископа города Бресчии, который был за то жестоко избит своим духовенством, так что едва не лишился жизни*.

______________________

* Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 644. Менее достоверным представляется сообщение о том, будто епископы, не опубликовавшие папские каноны, получили за то деньги от своего духовенства. Весьма возможно, что здесь мы имеем дело с тенденциозной прикрасой в рассказе Бонитона.

______________________

У ломбардских епископов есть союзники в самом Риме. Здесь, как и в Ломбардии, главными врагами преобразованного папства являются духовные — симонисты и "николаиты" с их многочисленными родственниками*, а также могущественные дворяне — "капитаны", которые хотят господствовать над папами и эксплуатировать их власть в свою пользу, как это было в первой половине XI века, когда апостольский престол замещался ставленниками римской аристократии. В 1058 г. часть этих капитанов и в особенности тускуланские графы возвели на римский престол антипапу Бенедикта X, с которым после того папа Николай II должен был вести вооруженную борьбу**.

______________________

* Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 660 (Jaffe, Bibl., т. II).
** Leo Casinensis (Watterich, т. I, стр. 213-214); Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 641-642.

______________________

В 1061 году, также по инициативе римских капитанов, действовавших на этот раз заодно с ломбардскими епископами, императрица — правительница Германии назначила нового антипапу — епископа Пармского Кадала*, с которым пришлось в течение нескольких лет воевать Александру II. При Александре установилась самая тесная связь между ломбардскими и римскими противниками церковной реформы. Сам антипапа Кадал вышел из среды враждебных реформе епископов Ломбардии; за ним шла не только партия ломбардских дворян и духовенства: он пользовался в Риме постоянной поддержкой тех "капитанов", которые, говоря словами Бонитона, мечтали о восстановлении своего тиранического владычества в вечном городе**. За него стояли такие люди, как знатный римлянин Ценций***, известный своими разбойническими подвигами и вообще темными делами****, и запятнавший себя симонией кардинал римской церкви Гуго Белый*****. Как мы увидим впоследствии, и в дни понтификата Григория партия ломбардских епископов продолжала действовать в союзе с теми же недовольными папою элементами римского населения.

______________________

* Annales romani (Watterich, т. I, стр. 255); Benzonis ad Heinric, lib. VII, стр. 672 (M. M. G. S. S., т. XI). Bernoldi Chron. ad. a. 1061, M. M. G. S. S., т. V, стр. 428; Bertholdi ann. ad. a. 1061, M. M. G. S. S., т. V, стр. 261; Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 645 (Jaffe, Bibl., т. II).
** Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 646.
*** Ibid.
**** Ibid., lib. VII, стр. 660, 664.
***** Ibid., lib. VI, стр. 651.

______________________

Понятно, что сплочению противников реформы соответствует такое же сплочение ее сторонников. Мы видели уже, что партия "патаров" в шестидесятых годах XI столетия сильна среди жителей Кремоны, коих папа Александр в особом послании вызывает к борьбе против врагов церкви*; мы уже указывали на тот факт, что на выборы миланского архиепископа Аттона собираются вместе с миланскими патарами духовные лица из Кремоны и Пиаченцы**; мы знаем, что партия распространена вообще во всей Ломбардии***. Чем больше объединяются противники реформы, тем теснее становится союз между римской курией и патарами.

______________________

* См. выше, стр. 330-331.
** См. выше, стр. 332.
*** Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 644, 649-651.

____________________________

Борьба за реформу в Милане и вообще в Ломбардии в высшей степени интересна для нас потому, что кроме духовенства в ней принимают деятельное участие все классы мирского общества того времени, от крепостного и до короля включительно. Сталкиваясь с самыми разнообразными общественными интересами, идеал реформаторов раскрывается здесь всесторонним образом. При этом обнаруживается как внутренняя связь тех явлений действительной жизни, против коих борются преобразователи — брака духовенства, симонии и инвеституры, так и внутреннее единство отдельных требований реформаторской программы. В конце концов, незадолго до вступления Григория на папский престол вся борьба приводится к спору двух вершин западного христианства — власти папской и императорской. Враждебные реформе элементы ищут защиты и помощи короля; а последний со своей стороны также нуждается в союзниках против римской курии, которая покушается на дорогое ему право инвеституры; он волей-неволей вынужден искать опоры в элементах, враждебных реформе и папству.

Мы уже говорили, что начало понтификата Григория совпадает с эпохой крайнего обострения борьбы за реформу в Милане. В этой борьбе новому папе приходится иметь дело с традиционным врагом реформы, обращаться к содействию мирян, в числе коих имеются старые, испытанные союзники; ему остается продолжать дело своих предшественников по кафедре, возобновлять и применять законы, изданные ими против симонии и николаитизма, проводить реформу в жизнь при помощи тех же приемов, которые были выработаны при предшествовавших папах.

В борьбе против симонистов и женатых духовных Григорий несомненно опирается на вполне сложившиеся традиции римской политики. Но для того, чтобы отдать себе отчет в степени его оригинальности, мы должны спросить себя — не участвовал ли он сам, будучи кардиналом римской церкви, в создании этих традиций? Этим вопросом вовсе не задается Мирбт: он умаляет оригинальность дела Григория на том основании, что изданные последним постановления против конкубината и симонии представляют собой копию с законов Николая и Александра, а движение народных масс против врагов реформы получило санкцию апостольского престола уже при предшествовавших папах*.

______________________

* Mirbt, Publicistik, стр. 269-270, 338-342.

______________________

Однако внимательное исследование источников должно привести нас к тому заключению, что союз с патарами, так же как и упомянутые законодательные меры Николая и Александра, суть по преимуществу дело кардинала Гильдебранда, который в этом случае был главным вдохновителем названных пап*.

______________________

* Доказательства преобладающего влияния Гильдебранда при Стефане, Николае и Александре, возражения против противоположного мнения Мартенса будут изложены в Приложении.

______________________

Союз апостольского престола с патарами возник при Стефане IX, т.е. именно при том папе, при котором Гильдебранд впервые явился в роли руководителя римской политики в полном смысле этого слова. Через посредство Гильдебранда римская курия впервые вступила в сношения с миланскими горожанами по вопросу о церковной реформе и приняла под свое покровительство народное движение против женатого духовенства. Благословив Ариальда и Ландульфа на вооруженную борьбу против симонистов и николаитов, папа Стефан тотчас же послал вместе с ними в Милан в качестве легата апостольского престола Гильдебранда*; последний стал проповедовать миланской черни в духе Ариальда и Ландульфа и таким образом явно санкционировал образ действий вождей патаров**.

______________________

* Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 14, стр. 20; Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 640. Крюгер (т. II, стр. 23, примеч. 1) и Мейер фон-Кнонау (Jahrb., т. I, стр. 72) справедливо настаивают против Гизебрехта (К. Z., т. II, стр. 31) и Пэха (стр. 24, примеч. 1) на том, что в данном случае нужно держаться свидетельства Арнульфа, а не Ландульфа (lib. HI, cap. 13, стр. 20), который смешивает две совершенно различные вещи: командировку Дамиани вместе с Ансельмом (1059 г.), о которой выше была речь, и более раннюю командировку Гильдебранда (1057 г.). Письмо Дамиани к Гильдебранду (Mansi, т. XIX, стр. 885) доказывает несомненно, что последний не был вместе с первым в Милане в 1059 г. Дамиани не стал бы подробно описывать миланских событий 1059 г. в письме к Гильдебранду, если бы последний был вместе с ним свидетелем и очевидцем этих событий. Ошибка Ландульфа объясняется здесь, очевидно, тем, что, записывая на память события прошедшего, он смешал факты разновременные. Langen (Gesch. d. rom. Kirche, т. III, стр. 519) повторяет ошибку Ландульфа.
** Это видно из свидетельства Бонитона: "Qui (по Бонитону, вместе с Гильдебрандом были посланы в Милан другие легаты — епископы) per aliquantos dies, confortantes plebem, verbo praedicationis insistebant"; слово — confortantes — может быть понято лишь в том смысле, что легаты ободряли народ, побуждая его к борьбе против симонистов и николаитов.

______________________

Не подлежит сомнению, что и при Николае II Гильдебранд имел определяющее влияние в деле проведения реформы и играл руководящую роль в сношениях апостольского престола с патарами. Возведенный в папское достоинство по инициативе Гильдебранда, Николай II, как видно из показаний друзей и недругов реформы, был во всех отношениях креатурой великого кардинала, покорным орудием его воли*. Что, в частности, Гильдебранд был руководителем политики Николая по отношению к патарам, наглядно доказывается тем, что Петр Дамиани адресовал ему официальный отчет о мерах, принятых им в 1059 г. в Милане против виновного в симонии и николаитизме духовенства**. Это заставляет нас думать, что и на Латеранском соборе 1059 г., состоявшемся после упомянутой поездки Дамиани в Милан***, канон, воспрещающий мирянам слушать мессы женатых священников, был издан по инициативе Гильдебранда. Собор 1059 г. был вообще торжеством всемогущего в то время кардинала. Главнейшее из постановлений этого собора — пресловутый "избирательный декрет" — задним числом санкционировал и возвел в общий закон тот порядок избрания римских первосвященников, который раньше того был изобретен и применен Гильдебрандом при избрании самого Николая****. Затем, как нам известно, Гильдебранд говорил на соборе о каноникатах, т.е. о предмете, тесно связанном с вопросом о безбрачии*****; и собор по его настояниям постановил правила для совместной, "канонической" жизни "целомудренных" духовных******; если мы сопоставим эти факты с той руководящей ролью, какую Гильдебранд играл в деле проведения реформы, и примем во внимание, что он уже при Стефане IX поощрял движение патаров против врагов преобразований, то для нас станет в высшей степени вероятным его авторство по отношению к тому канону, коим миряне призываются противодействовать женатому духовенству. В деяниях собора этот канон стоит рядом с другим, где говорится о "канонической жизни" духовных, по отношению к коему авторство Гильдебранда можно считать несомненным⁷*. Очевидно, что оба постановления обсуждались на соборе в связи одно с другим; это делает еще более вероятным, что Гильдебранд был в одинаковой степени автором обоих.

______________________

* См.: P. Dam., Op., т. II, Carmina et preces, 195, стр. 267; ср.: Benzonis ad Heinr., lib. IV, M. M. G. S. S., т. XI, стр. 626.
** Ср. выше, стр. 328-329.
*** Что командировка Дамиани состоялась раньше собора, убедительно доказывает Will (Die Anfange der Restauration d. Kirche im XI Jahrh., т. II, стр. 158 и след.). Мнение Билля не подрывается тем, что Дамиани называет Гильдебранда архидьяконом, тогда как последний получил этот сан уже после собора 1059 г. Гильдебранд исправлял уже раньше того должность архидьякона, вследствие чего Дамиани величает его этим именем уже в письме, написанном в 1058 г. (<М. Gr.,> т. II, стр. 9, Migne, т. II, стр. 273; Neukirch, стр. 97).
**** Об этом подробнее в Приложении.
***** См. выше, стр. 242.
****** Jaffe, Reg., n. 4399.
⁷* Ibid. Названный канон восстанавливает древние правила, нарушением коих был тот аахенский статут, против которого высказался на соборе Гильдебранд.

______________________

Подобно Николаю, Александр II был избран в папы благодаря Гильдебранду, выдвинувшему его кандидатуру на апостольский престол*. Прошлое Александра достаточно объясняет нам, почему выбор Гильдебранда остановился именно на нем. Уроженец Ломбардии**, преданный делу реформы, Александр, будучи еще луккским епископом, участвовал в той самой поездке Дамиани в Милан, о которой последний писал в своем отчете Гильдебранду; имя Ансельма Луккского до его избрания в папы было уже настолько связано с делом реформы в Ломбардии, что Бенцон Альбский считал его за основателя партии патаров***. В лице Ансельма Гильдебранд возвел на римский престол человека, который уже раньше того доказал свою солидарность с его воззрениями и готовность следовать его указаниям в деле проведения реформы. Новый папа оправдал возложенное на него доверие. По словам Арнульфа, в справедливости коих мы еще будем иметь случай убедиться, Александр настолько почитал Гильдебранда, что во всем следовал его советам****. Во всяком случае папа действовал в духе своего советника, когда он в 1063 г. возобновил постановление 1059 г.; мы уже знаем о том, что он по наущению Гильдебранда благословил Эрлембальда знаменем св. Петра*****. Мы уже говорили о том, что опять-таки благодаря влиянию Гильдебранда в Милане был поставлен вопрос о "свободном каноническом избрании" преемника Видона******. Наконец, от Арнульфа мы узнаем, что Эрлембальд в последний год понтификата Александра II невзирая на клятвы, данные большинством миланской паствы королевскому ставленнику — архиепископу Готфриду, пренебрегал всем и всеми, не исключая самого германского короля, и слушался одного Гильдебранда⁷*. Когда последний вступил на апостольский престол, вождь патаров по-прежнему ни во что не ставил власть своего государя, не считался с желаниями себе равных и возлагал все свои упования на папу, не признавая над собою иного авторитета и власти⁸*.

______________________

* Leo Cas. (Watterich, Vetae pont., I, стр. 252); Annales rom., ibid., стр. 255; Benzonis ad Heinr (M. M. G. S. S., т. XI, стр. 672).
** Landulfi Hist, mediol., lib. III, cap. 5, стр. 76.
*** Benzonis Alb. ad Heinricum, lib. VII, cap. 2, стр. 672.
**** Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. IV, cap. 2, стр. 26: "Hunc Romanus adeo verebatur antistes, ut eo inconsulto nihil omnino praesumeret".
***** Я не вижу в данном случае оснований сомневаться в показании Ландульфа (lib. III, cap. 15, стр. 83-84), так как оно вообще подтверждается сообщениями Андрея (см. выше, стр. 325); последний говорит, что священное знамя было дано папой и кардиналами, первый же прямо называет Гильдебранда как главного инициатора в этом деле.
****** См. выше, стр. 331-333.
⁷* Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 25, стр. 25; Ср.: Landulfi, lib. III, cap. 29, стр. 95; Herlerabaldus, consilio Oldeprandi qui et Gregorius VII est vocatus edoctus и т.д.
⁸* Ibid., lib. IV, cap. 5, стр. 26.

______________________

Таким образом, поставленный нами вопрос о самобытности и оригинальности законодательства и церковной политики Григория по отношению к симонии и браку духовенства должен разрешиться в том смысле, что он выказал всю свою оригинальность еще будучи кардиналом Гильдебрандом; его влиянию по преимуществу должны быть приписаны упомянутые нами законы Николая и Александра; он же является главным виновником союза римской курии с патарами. Он дал новый оборот политике римской курии и уже задолго до своего понтификата стал родоначальником нового ее направления. Оригинальность его нисколько не умаляется вследствие того, что, будучи папой, он остается верен этому направлению и следует по пути, проложенному им раньше.

VII

Будучи папой, Григорий, как сказано, не прибавил ничего нового к предшествовавшим законодательным мерам против брака духовенства. Каноны, изданные им по этому предмету, совершенно однородны по содержанию с таковыми же канонами, изданными при Николае и Александре. Уже в марте 1074 г. на Латеранском соборе папа постановляет, что виновные в "блудодеянии" священники и низшие духовные чины не должны быть допущены к служению св. алтарям и не должны пользоваться доходами с церковных бенефиций. А буде они окажутся ослушниками постановлений папы и святых отцов, народ (т.е. паства) не должен принимать их служения. Если они не хотят исправиться ради любви к Богу и ради достоинства своего звания, то пусть обратятся под влиянием страха и вследствие порицаний со стороны мирян*. Позднейшая декабрьская энциклика папы того же года предписывает всем духовным и мирянам Германии отказывать в повиновении епископам, которые допускают в своих диоцезах сожительство духовных лиц с женщинами**. Канон ноябрьского Римского собора 1078 г. постановляет, что всякий епископ, дозволивший вследствие подкупа или под влиянием просьб преступление против целомудрия подчиненному ему пресвитеру, дьякону, субдьякону, или не восставший силой своего епископского авторитета против совершителя такого преступления, подлежит отрешению от должности***. В окружном послании, обращенном в 1079 г. ко всем католикам Италии и Германии, папа снова повторяет, что священникам, дьяконам и субдьяконам, виновным в "блудодеянии", воспрещается вход в церковь впредь до покаяния и исправления; буде же те или другие из них станут упорствовать в своем грехе, миряне не должны посещать их служб, так как благословение таких пастырей обращается в проклятие****.

______________________

* M. Gr., ep. coll. 3, 4, 5 (стр. 523-526). Все три письма в совершенно тождественных выражениях передают постановления собора 1074 г. (Ср.: Mariani Scotti Chron., M. M. G. S. S., т. V, стр. 560-561); ср.: М. Gr., т. II, 62, стр. 182. См. убедительные возражения Лангена (т. IV, стр. 23) против Гизебрехта, который ошибочно приписывает приведенные постановления собору 1075 г. (Die Gesetzgebung der romischen Kirche, см.: Munchner Histor. Jahrb. за 1066 г., стр. 127). Ошибке Гизебрехта последовали Яффе (Reg., n. 4931) и Мирбт (Publicistik, стр. 266-267). Напротив, Мартене (т. I, стр. 309) следует Лангену.
** М. Gr., ep. coll., 10, стр. 532.
*** М. Gr., т. VI, 56, стр. 535.
**** Ibid., epist. coll., 28, стр. 554-555.

______________________

Так же точно не новы и законодательные постановления Григория против симонии. Канон Латеранского собора 1074 г. постановляет, что лица, приобретшие за материальное вознаграждение духовную должность или сан, раз и навсегда утрачивают то и другое, лишаются права совершать богослужение, притом безо всякой надежды на восстановление утраченных прав в будущем, чтобы впредь неповадно было кому-либо продавать или покупать*. В письме к архиепископу Аннону Кёльнскому Григорий сам признает, что канон этот, не заключая в себе ничего нового, представляет собою лишь подтверждение давних постановлений св. отцов**. Великопостный собор 1078 г. отлучает от церкви всех симонистов, закосневших к своей ереси, сознательно и упорно противящихся определениям св. отцов против симонии*** (при такой формулировке канона отлучению подпадают не только покупатели, но и продавцы, стало быть, и светские лица, запятнавшие себя симонией). Ноябрьский канон того же года постановляет, что епископ, виновный в продаже каких-либо церковных должностей или посвятивший кого-либо в духовный сан вопреки правилам св. отцов, подлежит отрешению от должности. Другое постановление того же собора, расширяя до крайности понятие симонии, объявляет недействительными посвящения, совершившиеся не только за материальное вознаграждение, но и вследствие каких-либо просьб или услуг посвящаемого. Само собой разумеется, что при таком широком понимании симонии светская инвеститура становится одним из ее видов, так как инвеститура всегда предполагает обмен услуг между сюзереном, ее дающим, и духовным вассалом, ее получающим. А потому цитированный канон признает недействительными посвящения, совершившиеся помимо общего богласия народа и клира и без одобрения тех, кому надлежит рукополагать назначаемого****; иными словами — здесь объявляются недействительными посвящения, совершившиеся вследствие назначения посвящаемого светской властью посредством инвеституры. В письме Григория к Гебуину, архиепископу Лионскому, подведение инвеституры под понятие симонии выражается еще рельефнее. Здесь папа, подобно кардиналу Гумберту*****, различает три вида симонии: приобретение духовной должности или сана за материальное вознаграждение (a manu), службой светским лицам (ab obsequio) или же, наконец, лестью, просьбами к мирским властителям (a lingua)******. Всякий, приобретающий церковь этими недозволенными способами, не есть пастырь, дверью входящий к овцам, но вор и разбойник, перелазящий инде⁷*.

______________________

* Ibid., epist. coll. 3, 4, 5 (стр. 523-526); Mariani Scotti Chron., M. M. G. S. S., т. V, стр. 560-561; M. Gr., т. II, 62, стр. 182-183; т. II, 67, стр. 188.
** М. Gr., т. II, 67, стр. 188.
*** Sdralek, Wolfenbutteler Fragmente, стр. 149; Martens, Gregor VII, т. I, стр. 304-305.
**** M. Gr., т. VI, 5b., стр. 333.
***** Humb. Card. Adv. sim., lib. III, cap. 33, стр. 241.
****** M. Gr., т. VI, 34, стр. 370.
⁷* М. Gr., т. VI, 34, стр. 370; ср. также т. VI, 5в., стр. 333.

______________________

Эти законодательные постановления проводятся в жизнь при Григории теми же способами, как и при его предшественниках. Союзниками апостольского престола против непокорного ему духовенства остаются по-прежнему миряне, из коих одни заинтересованы в проведении реформы чаянием небесных наград и материальных выгод, другие служа более или менее бескорыстно религиозной идее. Но при Григории самая арена борьбы за реформу значительно расширяется; на севере церковные преобразования затрагивают интересы мирских сословий совершенно иначе, чем на юге: демократическая по своим последствиям в Ломбардии реформа по ту сторону Альп связывается преимущественно с выгодами князей. Будучи по преимуществу папой бедных в Италии, Григорий становится папой князей в Германии. Сообразно с этим ему приходится иметь дело с несравненно более разнообразными политическими комбинациями, нежели его предшественникам.

Патары по-прежнему действуют в тесном союзе с Римом. Между Григорием и Эрлембальдом существуют самые близкие, интимные отношения: папа посвящает вождя патаров в тайны своего политического искусства даже в тех случаях, когда ему приходится пользоваться не вполне доброкачественными средствами для достижения тех или других целей. Так, в сентябре 1073 г. он сообщает Эрлембальду, что ему удалось посеять раздор среди норманнов, так как их объединение и согласие было бы опасным для римской церкви*. В Ломбардии папа продолжает по-прежнему рассчитывать преимущественно на содействие бедных классов общества, "немощных мира сего"; он старается внушить им веру в непобедимую силу Божию, которая дает победу даже "немногим смиренным людям над численным перевесом врагов и через немощное мира сего посрамляет сильное"**. Григорий делает все возможное для того, чтобы поднять мужество Эрлембальда и всячески побуждает его неустанно продолжать борьбу***. Эрлембальду вменяется в обязанность делать все то, что может доставить торжество его делу: он должен милостиво принимать кающихся, перебежчиков из противного лагеря; ему разрешается даже в случае нужды вербовать деньгами новых сторонников****. В послании "ко всем верным св. Петра" в Ломбардии, написанном всего два с небольшим месяца по избрании в папы, Григорий предписывает адресатам не ослабевать в борьбе против незаконного миланского архиепископа Готфрида и при этом категорически заявляет, что все способы хороши для противодействия еретику — врагу христианской веры*****. Все усилия папы направлены к тому, чтобы по возможности сплотить партию реформы на севере Италии, изолировать ее противников — отлученного миланского архиепископа Готфрида и его сторонников. Еще в июне 1073 г. Григорий требует от епископа Вильгельма Павийского******, графини Матильды Тосканской, а также от матери ее Беатрисы, чтобы они воздерживались от каких бы то ни было сношений с епископами, посвятившими Готфрида⁷*. В письме к Эрлембальду от 27 сентября того же года папа сообщает, что графиня Матильда уже обещала требуемую помощь⁸*. Он пытается расстроить ряды противников и привлечь тех или других ломбардских епископов на свою сторону; он хочет воспользоваться ожидаемым в сентябре 1073 г. прибытием герцога Рудольфа Швабского в Северную Италию для того, чтобы сблизить патаров с дружественными реформе князьями Германии⁹*. Наконец, на Латеранском соборе 1074 г. папа торжественно утверждает ставленника Эрлембальда — Аттона — в должности миланского архиепископа¹⁰*. Григорий продолжает деятельные сношения с вождями патаров и после смерти Эрлембальда, как это видно из его письма от 31 октября 1076 г.¹¹*

______________________

* Ibid., т. I, 25, стр. 42.
** Ibid., 15, стр. 27.
*** Ibid., 25, стр. 42: "Tu igitur, omnino confidens in Domino et in matre tua Romana ecclesia, viriliter age, confortatus in Domino et in potentia vertutis ejus".
**** Ibid., 26, стр. 43.
***** Ibid., 15, стр. 27.
****** Ibid., 12, стр. 23.
⁷* Ibid., 11, стр. 21-22.
⁸* Ibid., 25, стр. 42.
⁹* Ibid., 20, стр. 35.
¹⁰* Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. IV, cap. 4, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 26.
¹¹* M. Gr., т. IV, 7, стр. 251.

______________________

VIII

В Германии, как сказано, противники и сторонники реформы группируются совершенно иначе, чем в Италии. Значительная часть епископов, из коих многие не безгрешны по части симонии, относятся враждебно или, в лучшем случае, равнодушно к начинаниям римской политики. Среди низшего духовенства, понятно, попытки провести в жизнь идеал безбрачия встречают целую бурю негодования. Король, коего интересам в высшей степени угрожает вопрос об инвеституре, поставленный еще при папе Александре II, является естественным союзником и оплотом всех недовольных реформой элементов*. В общем, он волей-неволей вынужден потакать симонистам и николаитам, коих связывает с ним общая вражда против папы, хотя принципиально он не одобряет ни симонии, ни брака духовенства. Но по тому самому, что преобразовательные планы римской политики, направленные, между прочим, и против инвеституры, грозят потрясти основы королевского могущества,, в проведении реформы заинтересованы все те элементы германского общества, коим по той или другой причине выгодно ослабить, умалить королевскую власть, расторгнуть ту феодальную связь между высшим духовенством и королем, которая составляет главную силу последнего. Союзниками папы в Германии и сотрудниками его в деле проведения реформы являются прежде всего крупные светские вассалы короля, которые стремятся усилить свое могущество на счет центральной власти, такие люди, как упомянутый выше Рудольф Швабский, Бертольд Каринтский, Альберт Балленштедтский** и многие другие. Но по тому самому к числу друзей короля принадлежат в особенности те, кому все больше приходится терпеть от самовластия и хищнических наклонностей феодальной знати, — крестьяне, купцы, горожане; стоит вспомнить тот общеизвестный факт, что именно эти сословия были в особенности ревностными сторонниками Генриха в его борьбе против германских князей и их ставленника — антикороля Рудольфа. Король в Германии играет ту же роль, что и папа в Италии. Он — покровитель слабых и бедных, немощных мира сего, против знатных и сильных. Словом, в Германии порядок группировки мирских сословий и партий по отношению к реформе диаметрально противоположен тому, который мы видим в Италии. Явление это объясняется очень просто: как папство, так и империя — центральные органы теократии — суть по самой природе своей силы стягивающие, объединяющие. Но во взаимном отрицании и взаимной борьбе этих двух органов, поскольку каждый из них врывается в сферу действия другого, оба они проявляются как начала разрушительные, разлагающие. Притязания папской теократии могут быть вполне осуществлены только при условии разрушения теократии императорской; и наоборот, император может восторжествовать в полной мере только при условии разложения теократии папской. Поэтому как папа, так и император, чтобы уничтожить противника, вынуждены вступать в союз с центробежными элементами феодального общества; а такими элементами всюду являются по преимуществу дворяне, более всех заинтересованные в поддержании феодального хаоса и общественного дробления, так как горожане и крестьяне, напротив того, всюду заинтересованы в объединении и установлении правового порядка, в поддержании центральной власти, которая могла бы защищать их против притеснений феодалов. Понятно, что в Германии — центре императорской теократии — в союзе с папой действуют враги централизации, т.е. аристократия, в союзе с императором, напротив, — сторонники объединения, т.е. горожане и крестьяне. С другой стороны, в Северной Италии, где централизующее действие императорской власти несравненно слабее и не грозит привести к подавлению свободы феодалов, аристократия действует заодно с императором, а горожане и крестьяне заодно с папой: горожанам здесь нечего ждать от императора, а баронам — нечего от него опасаться***.

______________________

* Союз королевской власти с недовольными реформой элементами германского духовенства, как мы увидим в след. главе, образовался не с самого начала понтификата Григория, а постепенно, по мере того как обострялись отношения между папством и империей.
** См.: например, письма папы к этим лицам: М. Gr., т. II, 11; т. II, 77.
*** Сближение между ломбардской знатью и германским королем составляет прямое последствие ослабления королевской власти в Италии, имевшего место после смерти Генриха III и соответствующего усиления папской власти, которая стала угрожать вольностям "капитанов". Известно, что раньше того императору Конраду II пришлось вести жестокую борьбу против миланского архиепископа Ариберта и союзников последнего — ломбардских капитанов, т.е. против того самого сословия, которое впоследствии вступило в союз с Генрихом IV (об этой борьбе см.: Giesebrecht, т. II, стр. 293-308, в особенности 296). При Генрихе III отношения между ломбардской знатью и королевской властью были также холодны, если не прямо враждебны: Генрих Ш стремился ослабить могущество капитанов и с этой целью, вопреки их просьбам, назначил на миланский архиепископский престол лицо незнатного происхождения — Видона; как мы говорили, капитаны были в высшей степени недовольны этим назначением (см.: Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. III, cap. 2, стр. 17; Landulfi Hist, mediol., lib. III, cap. 3, стр. 74-75). Напротив, в занимающую нас эпоху опасным врагом ломбардского дворянства является возродившееся папство, а не ослабевшая королевская власть. Не довольствуясь ролью духовного главы иерархии, уже Александр II хочет быть верховным сюзереном в Ломбардии, превратить епископов в своих вассалов. Того же домогается и Григорий VII; об этом свидетельствует та вассальная присяга, которую равеннский архиепископ Виберт вынужден был принести апостольскому престолу при Александре (текст присяги помещен у Гизебрехта (К. Z., т. III, Documente, стр. 1215)). По избрании в папы Григорий настаивает на исполнении Вибертом его вассальных обязательств по отношению к св. Петру (М. Gr., т. I, 3, стр. 12-13). Выше мы видели, почему подчинение ломбардских епископов Риму противно интересам капитанов.

______________________

Так, в самой группировке партий, в сферах наибольшего влияния обеих вершин западного христианства, в самой борьбе между царством и священством и внутреннем противоречии их стремлений проявляется сродство и сходство между обеими формами теократии — между всесветной монархией папского Рима и опрокинутым ее отражением — Священной Римской империей.

Само собой разумеется, что в Германии, как и в Италии, деление партий, в особенности ввиду религиозного характера спора, не может вполне совпадать с делением сословий. Не все епископы в одинаковой мере заинтересованы в сохранении существующего порядка, не всем светским вассалам короля одинаково выгодно умаление его власти. Между высшими духовными чинами Германии есть бескорыстные ревнители реформ, как св. Альтман, епископ Пассавский, или Гебгард Зальцбургский*, в общем весьма преданные папе; часть епископов стремится заодно со светскими вассалами упрочить свою автономию и независимость насчет королевской власти и, не желая усиления папы, вместе с тем не прочь ослабить короля. С другой стороны — многие из светских вассалов заинтересованы в деле короля возможностью получения от него тех или других выгод, например новых ленов. Поэтому за короля сражаются не все епископы, против него восстают не все светские вассалы; в числе противников его мы видим подчас и крестьян (например, в саксонских восстаниях)**. При этом само собой разумеется, что в Германии, как и в Италии, состав обеих партий беспрестанно меняется сообразно с меняющимися шансами противников. При открывающейся светским и духовным вассалам короля постоянной возможности колебаться в выборе между двумя господами большинство обыкновенно следует за тем, от кого в данную минуту можно получить наибольшие выгоды, причем, понятное дело, партия победителя почти всегда увеличивается, а партия побежденного почти всегда тает.

______________________

* О последнем см.: Spohr, Ueber die politische u. publicistische Wirksamkeit Gebhardts von Salzburg, Halle, 1890. Охлаждение, произошедшее между Гебгардом и папой в 1073 г. (цит. соч., стр. 10), было только временным.
** Giesebrecht, Gesch. d. deutsch. kaiserzeit, т. III, стр. 287.

______________________

Попытки Григория привести в исполнение каноны в Германии через посредство епископов оканчиваются неудачей. Епископы частью открыто принимают сторону низшего духовенства, восставая заодно с ним против реформы, частью действуют вяло и колеблются между двумя партиями; те же из них, которые пытаются действовать в смысле данных им папой инструкций, оказываются бессильными преодолеть сопротивление низшего духовенства. Достаточно вспомнить типические примеры Оттона Констанцского, который, не желая жертвовать собой, вопреки требованиям папы стал открыто покровительствовать женатому духовенству, Зигфрида Майнцского, который после ряда неудачных попыток привести в исполнение воспретительные каноны вынужден был ввиду опасности, угрожавшей его жизни со стороны разъяренного духовенства, стать на сторону Генриха IV, и Альтмана Пассавского, который, решительно став на сторону папы, вздумал настаивать на исполнении его предписаний и едва не был растерзан за то подчиненным ему духовенством; он спасся лишь благодаря заступничеству местных рыцарей и, как говорит его биограф, благодаря помощи Божьей*.

______________________

* Подробности об образе действий этих трех святителей см.: Lea, An historical sketch of sacerdotal celibacy, Philadelphia, 1867, стр. 240-243.

______________________

Тем не менее Григорий неустанно обращается к германским епископам, возбуждает их усердие, порицает их за лень, слабость, медлительность и вызывает всех их к энергическим действиям. В 1073 г. папа ввиду дошедших до него неверных слухов о том, что епископ Гебгард Зальцбургский, один из преданнейших его сторонников, не приводит в исполнение канонов, постановленных Римским собором при его, Гебгарда, личном участии, упрекает епископа в нерадении, предписывая ему в полной мере применять пастырскую строгость против невоздержных духовных*. От епископа Аннона Кёльнского Григорий в 1075 г. требует, чтобы тот обнародовал римские каноны, объявив их народно созванному для этой цели собору германских прелатов; вместе с тем архиепископу вменяется в обязанность воздействовать на невоздержных духовных не только проповедью, но и принуждением**. Одновременно с этим Григорий внушает Буркхарду, епископу Галберштедтскому, чтобы тот вырывал плевелы с нивы Господней, очищая пшеницу; "Поощряй милостиво целомудренных духовных, — поясняет папа свою мысль, — невоздержных отечески исправляй, а неисправляемых удаляй от св. алтарей; и пусть миряне не посещают их служб, дабы стыд перед людьми привел к воздержанию тех, на кого уже не действует страх Божий"***.

______________________

* М. Gr., т. I, 30, стр. 48; Hefele, цит. соч., т. V, стр. 19.
** М. Gr., т. II, 67, стр. 187-188.
*** Ibid., 66, стр. 185-187.

______________________

Если мы вспомним, что, по словам самого Григория, множество германских епископов виновны не только в симонии, но и в половом невоздержании*, если мы примем во внимание, что папа не всегда решается отрешить от должности епископа недостойного своего знания, опасаясь, как бы по удалении такого пастыря его кафедра не досталась лицу, которое будет в состоянии заплатить за нее наибольшую сумму**, то мы легко поймем, что провести реформу при помощи одних духовных властей Германии представляется немыслимым, а потому обращение папы к содействию мирян вызывается необходимостью.

______________________

* См. выше, стр. 235, примеч. 4.
** М. Gr., т. I, 77, стр. 96.

______________________

Уже в первые годы понтификата Григория начинаются преследования против женатого духовенства при помощи крупных феодалов Германии. В октябре 1074 г. папа требует от графа Альберта Балленштедтского, чтобы тот неукоснительно исполнял предписания апостольского престола относительно священников женатых и симонистов*. В письме от 11 января 1075 г. Григорий дает герцогам Рудольфу Швабскому и Бертольду Каринтскому еще более определенные инструкции: "Не принимайте служения священников — симонистов и женатых, — пишет он, — и, повинуясь нашим велениям, разглашайте таковые всюду — при царском дворе, на собраниях чинов королевства, в других местах, и, насколько вы можете, препятствуйте даже силой подобным лицам совершать богослужение. Если же кто-либо, возражая вам, скажет, что вы вмешиваетесь не в свое дело, то на такие пустые слова отвечайте спорщикам: пусть перестанут они противиться спасению вашему и спасению народа и пусть приходят к нам спорить с нами о наложенном на вас послушании"**.

______________________

* Ibid., т. II, 11, стр. 126.
** Ibid., 45, стр. 160.

______________________

Что германские князья ревностно отнеслись к своей задаче, доказывается свидетельствами писателей, сочувствующих и не сочувствующих реформе. "Неправые декреты папы о воздержании духовенства распространяются мирянами", — жалуется преданный Генриху анналист (за 1075 г.). "Священники безжалостным образом извергаются из церквей мирянами за брак и покупку церквей; все слито и все смешано, право и неправо", — читаем мы в той же летописи за 1076 г.* О подобных же фактах мы узнаем от писателей папской партии: они прославляют те самые насилия мирян над женатым духовенством, которые вызывают негодование и ужас в их противниках. Биограф Григория Павел Бернрид видит в несчастной судьбе жен священников, разлученных, с мужьями, действие божественного гнева и правосудия, воздаяние за их грех; одни из них — по его словам — после разлуки с мужьями умирают внезапно, ошеломленные постигшим их ударом, другие сходят с ума, третьи сами налагают на себя руки, бросаясь в пламя. Павел наивно рассказывает о том, как тела некоторых из этих несчастных не могли быть найдены, так как демоны тотчас похитили и унесли их в свои обители, чтобы лишить их христианского погребения**. От того же писателя мы узнаем и характеристическую подробность о преступлении жены некоего священника, отравившей графиню Верингенскую из мести против графа Манигольда, мужа последней, прекратившего сожительство священника с его подругой***, а также о подвигах антикороля Рудольфа Швабского, избранного оппозиционной знатью вместо Генриха, отлученного папой; в самый день помазания своего на царство Рудольф чуть не погиб жертвой восстания майнцского народа и духовенства, которое имело основания быть уверенным, что новый король вынудит николаитов и симонистов оставить их должности или же отказаться от жен и приобретенных за деньги церквей****.

______________________

* Annales Augustani, M. M. G. S. S., т. III, стр. 129.
** Pauli Bernriedensis Vita Gregorii, см.: Watterich, Vitae rom. pont., т. I, стр. 543.
*** Ibid., стр. 528.
**** Ibid., стр. 532.

______________________

Писатель противоположного лагеря, гемблусский монах Зигеберт в трактате, написанном в защиту женатого духовенства в 1074 или в 1075 г., яркими красками описывает безобразия, вызванные обращением папы к мирянам. Все общественные отношения спутаны, пишет он, миряне подвергают поруганию своих пастырей, ссылаясь на данные им папой инструкции; духовные лица не знают, куда им скрыться от преследований, так как их всюду встречают ругательствами, оплеухами; на них указывают пальцами на улице. Их разоряют и грабят; многие доведены до полной нищеты, превращены в бездомных скитальцев, другие искалечены, третьи убиты после долгих мучений. Все общество повержено в состояние полнейшего хаоса и неурядицы: рабы доносят на своих господ, друзья взаимно предают друг друга*. Таинства женатых священников служат предметом всеобщего презрения, вследствие чего миряне сами крестят своих детей, помазуя их серою из ушей вместо св. елея; часто новорожденные младенцы умирают вовсе без крещения; миряне растаптывают св. дары ногами; они не призывают священников для погребения покойников по христианскому обряду и для напутствия умирающих, бросают в огонь десятины, раньше предназначавшиеся для духовенства**. Показания Зигеберта тем более заслуживают внимания, что он в принципе одобряет все реформы Григория, направленные против брака духовенства, симонии и даже против светской инвеституры; он признает за папой право назидать молодого короля, направлять его на путь истинный пастырскими увещаниями и восстает только против способа проведения реформы, коим ниспровергается весь иерархический порядок и все общество повергается в состояние смуты, анархии***.

______________________

* Sigeberti Mon. Gemblac. Apol. contra eos, qui calumniantur missas conjugatorum sacerdotum, cap. 2, M. M. G., De 1., т. II, стр. 438-439.
** Ibid. См. также хронику того же автора за 1074 г. (М. М. G. S. S., т. VI, стр. 363).
*** Sigeb. mon. apol., M. M. G., De 1., т. II, стр. 438.

______________________

Здесь еще раз нам представляется случай констатировать сродство между двумя борющимися партиями. Враждебная Григорию партия стоит на теократической почве, точно так же как и его сторонники; противники папы упрекают его в том, что его обращение к мирянам делает пасомых судьями над пастырями, а потому коренным образом противоречит основному принципу теократии и колеблет ее основы. Сам Зигеберт прекрасно выражает свое отношение к папе словами Евангелия (Мф. 23: 2, 3): "На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи. Итак, все что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте, по делам же их не поступайте"*.

______________________

* Ibid., cap. 4, стр. 439.

______________________

Мы уже говорили о том, что условия применения теократической идеи влияют на самое ее содержание. Компромисс между загробными целями теократии и теми мирскими интересами и силами, при помощи коих она осуществляется, налагает неизгладимую печать на самую идею "божеского царства". Все реформаторы вооружаются против брака духовенства и симонии во имя церкви — "чистой непорочной голубицы"; но, сами того не замечая, они заменяют свободный союз между церковью, невестой Христовой, и ее Небесным Женихом принудительным, насильственным браком. Церковь, которая заинтересовывает в своем деле дурные страсти людей, эксплуатируя алчность народных масс и властолюбие князей, заменяет единение душ противоестественным союзом разнородных интересов. Вместо того чтобы победить мир, она до некоторой степени сама превращается в мирское царство.

Через осуществление аскетического идеала в жизни духовенства несомненно должно расшириться и увеличиться могущество церкви как учреждения в сфере политической и экономической. Если бы возрастание внешнего могущества было последствием свободного аскетического подвига, добровольной жертвы духовного сословия, в нем нельзя было бы не приветствовать величайшее торжество духа над плотью, победу сверхчувственного идеала над человеческим эгоизмом, над соблазнами мирского богатства и счастья. На самом деле, однако, преобразования, вводимые путем насилия, делают пастырей церкви невольниками теократии; при этих условиях проведение реформы не может быть полным торжеством духа над плотью: оно может быть скорее победой церкви как внешней организации. Человеческая свобода служителей алтаря остается внешней и чуждой тому делу Божию, которому они служат; вместо того чтобы быть свободными членами тела Христова, они превращаются в пассивный архитектурный материал, в безличные камни церковного здания. Вместо того чтобы искоренять эгоизм людей, церковная реформа его возбуждает, воздействуя на него страхом или обещанием выгод. Идея "божеского царства" не овладевает внутренним миром человека, не покоряет себе его ум и совесть; единство церкви прикрывает собой рознь противоположных стремлений. Поэтому-то это единство оказывается на деле шатким и непрочным: союз между аскетическим идеалом ревнителей реформы, централизаторской политикой Рима, властолюбивыми стремлениями германских князей и демократическими инстинктами ломбардских горожан беспрестанно рушится. Могущество церкви есть непостоянная, вечно колеблющаяся величина; ее союзники ежеминутно ей изменяют, увлекаясь то тем, то другим мимолетным впечатлением, то той, то другой временной выгодой; папа вечно вынужден вновь вербовать себе перебежчиков из противного лагеря, пуская в дело интриги и подкуп; среди переживаемых им беспрерывных тревог то или другое временное торжество не может дать ему успокоения: он вечно живет под тем впечатлением, что церковь находится накануне полного крушения.

Охарактеризованные нами условия проведения реформы объясняют нам, почему наиболее возвышенные ее стороны все более и более отодвигаются на задний план по мере того, как развиваются события. Увлекаясь борьбой против симонистов и николаитов, не гнушаясь никакими средствами для того, чтобы сокрушить противников, реформаторы все более и более теряют из вида нравственную цель реформы и подчиняют ее целям политическим. То усиление центральной папской власти, которое первоначально вовсе выходило из кругозора многих умеренных сторонников преобразований или рассматривалось ими как средство для проведения реформы, постепенно становится главной целью.

Весьма типичными в этом отношении являются признания Дамиани, который сам рассказывает о совершившемся в его воззрениях перевороте. Из собственных слов названного писателя мы узнаем, что до 1059 г. Гильдебранд настоятельно требовал от него, чтобы он, пересмотрев деяния и постановления пап, составил бы из них книгу, в которой, как в систематическом своде, были бы приведены в ясность исконные права апостольского престола. Дамиани признает, что он первоначально не сочувствовал папистическим увлечениям своего друга и видел в них лишь проявление "суеверия". Однако миланские события 1059 г., в коих, как мы видели, он в качестве папского легата принимал деятельное участие, убедили его в том, что для проведения реформы необходима сильная церковная организация с единоличной властью папы во главе. Здесь, в Милане, Дамиани впервые понял, что католики тогда только приобретают непобедимую силу в борьбе против врагов церкви, когда они объединяются в единую рать, предводимую единым вождем — преемником св. Петра. В своем отчете Гильдебранду престарелый кардинал прямо заявляет, что он только теперь из личного опыта убедился в том, что привилегии апостольского престола представляют собой незаменимое оружие для борьбы против ересей и расколов; сила оружия, говорит он, испытуется в борьбе; ее не знает тот, кто не бывал в сражениях*.

______________________

* Conventus mediol., Mansi, т. XIX, стр. 887.

______________________

В сущности, Дамиани приблизился к папистической точке зрения своего друга гораздо больше, чем можно было бы подумать на основании приведенных нами его заявлений: он, видимо, сам не знает силу слов, сказанных им в Милане, и, комментируя эти слова в отчете Гильдебранду, ослабляет их значение. Между тем, если мы рассмотрим самый текст его речи к миланским горожанам, мы увидим, что папская власть послужила для него более чем оружием, средством в борьбе против миланских симонистов и николаитов; в борьбе против миланской автономии он настолько увлекся своей ролью легата апостольского престола, что торжество папства временно стало для него на первом плане и заслонило собой все остальные цели. Вся эта речь представляет собой страстную защиту первенства Рима, главенства римской церкви над прочими церквами. Говоря словами Дамиани, все прочие кафедры — патриаршества, митрополичества и епископства основаны царями, императорами или вообще людьми того или другого звания; одну лишь римскую кафедру основал на камне веры сам Спаситель, который вручил св. Петру — "ключнику вечной жизни" — власть не только на земле, но и на небе; изо всех церквей одна лишь церковь — римская основана тем самым вечным Словом, которое создало небо и землю. Поэтому нет той церкви, нет той провинции на земле, которая бы не была подчинена власти папы. В частности, церковь св. Амвросия, получившая начатки истинной веры из Рима, должна подчиняться римской церкви "как дочь матери". Дамиани рассматривает самые ереси миланского духовенства — симонию и николаитизм — как последствия непослушания миланской церкви, отклонившейся от строя жизни церкви римской*.

______________________

* Conventus mediol., Mansi, т. XIX, стр. 888-889.

______________________

Речь Дамиани и вообще весь его образ действий в Милане свидетельствует о великом торжестве влияния Гильдебранда: последний сумел победить старинные предубеждения своего друга и против воли сделал его орудием римской централизаторской политики. Мы уже видели раньше, что главным образом Гильдебранд толкнул римскую политику на путь насильственных мер против симонистов и николаитов: повинуясь его внушениям, папство в борьбе за реформу явилось не только как власть учащая, но и как внешняя сила; в связи с этим и благодаря влиянию того же кардинала усиление могущества церковной организации, торжество единодержавия св. Петра стало главной целью, вокруг которой сосредоточились усилия сторонников преобразований.

Здесь обнаруживается односторонность той программы преобразований, которую проводит Григорий, и ее внутренняя несостоятельность. Единодержавие св. Петра и его преемника есть чисто внешний, формальный принцип, который не может наполнить содержанием жизни человеческой личности и общества: это — единство общей власти, общего закона, господствующего над людьми извне, а не единство любви, связующей изнутри членов церковного организма. Одностороннее проведение принципа власти в человеческом обществе связано, как мы видели, с подавлением человеческой свободы. Сведение церкви к св. Петру — то же, что совершенная ее петрификация, превращение ее в камень, установление в ней однообразного и безличного порядка, который не мирится с живым разнообразием действительности.

Тут-то и обнаруживаются глубокие внутренние противоречия теократической схемы. С одной стороны, человеческая свобода есть принцип внешний и чуждый тому архитектурному плану, которым вдохновляются строители теократии; с другой стороны, этот архитектурный план может быть осуществлен лишь при помощи человеческих зодчих. Отсюда противоречивое отношение Григория и его единомышленников к человеческой свободе: с одной стороны, они ее отрицают, с другой стороны, они ее предполагают: подавляя индивидуальную свободу в иерархии, они вместе с тем разнуздывают анархическую свободу мирян против иерархии. То же противоречие мы находим и в отношении папства к мирским властителям: в своем стремлении превратить королей и императоров в пассивные орудия св. Петра Григорий восстанавливает против них их подданных; будучи в принципе врагом всякого индивидуализма, он вынужден действовать в союзе с индивидуалистическими стремлениями феодалов.

Глава IV
ТЕОКРАТИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ ГРИГОРИЯ В БОРЬБЕ ПРОТИВ СВЕТСКОЙ ИНВЕСТИТУРЫ

Борьба за реформу в Милане, как было нами указано раньше, выяснила связь между теми злоупотреблениями, с которыми боролась римская церковь, и светской инвеститурой еще при папе Александре II, когда, согласно вышеприведенной цитате*, Гильдебранд стал громко заявлять, что миланские раздоры могут быть прекращены только с введением в Милане канонических выборов, т.е. с уничтожением светской инвеституры германского короля по отношению к миланской кафедре. Не подлежит сомнению, что в момент вступления Григория VII на апостольский престол его отрицательное отношение к светской инвеституре в идее, в принципе, представляется вполне сложившимся.

______________________

* См. выше.

______________________

Проникнутый сознанием принципиальной важности вопроса об инвеституре, папа, однако, в начале своего понтификата медлит поставить этот вопрос ребром во всем его объеме. Выказывая большую настойчивость по отношению к Милану, Григорий вместе с тем обнаруживает готовность идти на уступки по вопросу о замещении других кафедр. В 1073 г. он воспрещает Ансельму, впоследствии луккскому епископу, принять инвеституру из рук Генриха IV, доколе король не уволит своих советников, отлученных апостольским престолом*. Григорий еще не решается пока объявить инвеституру как такую антиканоническим учреждением: он оспаривает право короля замещать епископские кафедры, лишь поскольку последний остается сообщником отлученных. Наконец, примирившись с Генрихом, папа, согласно его просьбам, посвящает в 1074 г. Ансельма в луккские епископы по получении последним королевской инвеституры. В области законодательства Григорий впервые высказывается против светской инвеституры только в 1075 г.; но и в эту пору он еще не решается опубликовать свой декрет, который поэтому временно остается без исполнения по воле самого законодателя.

______________________

* М. Gr., т. I, 11, стр. 22; т. 1, 21, стр. 36.

______________________

Спрашивается, чем же объясняется та особая настойчивость, какую Григорий выказывает с самого начала по отношению к миланскому архиепископу в отличие от прочих епископских кафедр? С другой стороны, чем объясняются промедления и колебания его политики по отношению к общему, принципиальному вопросу о "свободных канонических выборах", назревшему уже в дни понтификатов Николая II и Александра II? Вопросы эти, о которых писали такие компетентные историки, как Гизебрехт, Мелтцер, Мирбт, Мартене и Гаук, все-таки до сих пор не могут считаться вполне исчерпанными. Между тем от того или другого ответа на них зависит в значительной степени разрешение основной задачи настоящего исследования. Нам предстоит здесь выяснить — в каком отношении находится вопрос о замещении епископских кафедр к той идее "Божеского царства", которой вдохновляется Григорий, какое место занимает идея "свободных канонических выборов" в том мирообъемлющем плане, которым он задается. Для этого мы должны изучить борьбу против инвеституры в связи с другими начинаниями Григория, вникнуть в особенности той исторической среды, с которыми приходилось считаться папе-преобразователю.

Прежде всего следует обратить внимание на тот еще недостаточно выясненный в науке факт, что уничтожение королевской инвеституры в Милане представляется особенно важным для апостольского престола по причинам особого свойства, независимо от того общего, принципиального интереса, какой имеет для Рима вопрос о светской инвеституре сам по себе. Здесь, в Милане, римский первосвященник борется одновременно против автономии миланской церкви, против владычества в ней местных баронов и против преобладания германского короля в Италии. Все эти три враждебных папе элемента тесно связаны между собой. Автономия миланской церкви на практике приводит к господству в ней того аристократического принципа, который составляет резкое отличие порядков миланских от порядков римских; автономия миланской церкви и господство в ней капитанов, знати, суть понятия равнозначительные. Затем эта автономия нуждается для поддержания своего существования в деятельной помощи короля. Как мы уже знаем, король не даром дает эту помощь; он готов поддерживать миланского архиепископа лишь с тем условием, чтобы последний, получая от него инвеституру, признавал себя его ставленником и вассалом.

Вследствие отмеченной уже нами связи между ломбардскими и римскими противниками реформы* торжество аристократии, хотя бы на севере Италии, может оказать роковое влияние на всю последующую судьбу апостольского престола: у себя дома папы борются против того же аристократического принципа, как и на севере Италии. Победа капитанов в Милане неизбежно должна отразиться не только в Ломбардии, но и в самом Риме. Здесь, в Риме, также есть бароны, не забывшие о своем прежнем величии, о тех счастливых временах, когда апостольский престол был как бы "наследственным достоянием"** тускуланских графов. В первой половине XI столетия при папах тускуланской фамилии — Бенедикте VIII, Иоанне XIX и Бенедикте IX — римские бароны также хозяйничали в Вечном городе, как капитаны в Милане. Римские аристократы сражаются за то же дело, как и их северные собратья; всякое поражение, всякое ослабление римского первосвященника на севере Италии неминуемо должно заставить и их поднять голову. К этому нужно прибавить еще и то, что император, сильный в Ломбардии, может держать в зависимости от себя апостольский престол, низлагать и возводить самих пап, т.е. в той или другой форме применять и к ним светскую инвеституру. События понтификата Александра II, ближайшего предшественника Григория, наглядно показали, что Ломбардия представляет собой именно ту почву, на которой легче всего возникают антипапы. Понятно, что ломбардские епископы, для которых папство с его преобразовательными тенденциями представляет вечную угрозу, хотят иметь на римском престоле такого епископа, который бы мог "сочувствовать всем их слабостям"***; понятно также, что они хотят ослабить могущество апостольского престола, сделать римского первосвященника таким же, как и они, ставленником королевской власти.

______________________

* См. выше, стр. 333-334.
** Выражение Бонитона (см.: Bonith. ad amic, lib. V, стр. 625).
*** Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 645.

______________________

В уничтожении независимости апостольского престола в высокой степени заинтересованы ломбардская и римская аристократия, ломбардский епископат и королевская власть. Чтобы спасти независимое папство, нужно во что бы то ни стало уничтожить эту враждебную ему коалицию, порвать ту интимную связь, которая соединяет союзников и выражается в королевской инвеституре ломбардских епископов. Чтобы обезопасить апостольский престол со стороны римской знати, нужно сломить господство "капитанов" повсеместно в Италии. Чтобы оградить папу против последствий возможного усиления короля в Ломбардии, нужно лишить последнего возможности влиять за замещение ломбардских епископских кафедр. Заметим, что борьба между "канонически выбранным" миланским архиепископом Аттоном и королевским ставленником — Готфридом возникает именно в ту пору, когда ввиду старости и дряхлости папы Александра II сам собой становится на очередь вопрос о его преемнике. Именно в эту пору Гильдебранд начинает принимать все зависящие от него меры для того, чтобы обеспечить будущее апостольского престола и предотвратить возможность появления нового антипапы. С этой целью он старается привлечь на свою сторону остатки партии бывшего антипапы Кадала — таких людей как Виберт Равеннский, Григорий Версельский и Гуго Белый. По настоянию Гильдебранда папа Александр посвящает в равеннские архиепископы старого союзника бывшего антипапы — Виберта, а последний взамен того обязуется в качестве верного вассала служить папе и его канонически выбранным преемникам. Кроме того, Виберт принимает на себя какие-то тайные обязательства по отношению к Гильдебранду, также, по-видимому, связанные с вопросом об избрании преемника Александра*. Начатый Гильдебрандом поход против королевской инвеституры в Милане имеет целью не только спасти миланскую церковь от симонии и конкубината: он представляет собой, кроме того, звено в целом ряде мер, долженствующих обеспечить будущее папства.

______________________

* Все эти характерные факты отмечены проф. Вязигиным, который приводит их в доказательство того, что Гильдебранд при жизни Александра подготавливал собственное свое избрание ("Новое исследование об избрании Григория VII", отдельный оттиск из "Ученых записок харьковского университета"). Оставляя пока в стороне вопрос о том, хотел ли Григорий сам занять апостольский престол или возвести кого-нибудь другого, я вполне присоединяюсь к мнению Вязигина, что Григорий заранее подготавливал будущее избрание. Это несомненно доказывается как текстом присяги Виберта (Giesebrecht, Gesch. d. deutsch. kaiserzeit, т. III, Documente, стр. 1215), так и словами самого Григория, который вскоре после избрания напоминает Виберту о его обязательствах (М. Gr., т. I, 3, стр. 12).

______________________

Словом, в уничтожении инвеституры в Милане и вообще в Ломбардии римский первосвященник заинтересован совершенно иначе, чем в других странах. Здесь папа более чем где бы то ни было сражается pro domo sua — за свободу и независимость апостольского престола, купленную дорогой ценой многолетних усилий, а не против инвеституры как таковой. Здесь спор об инвеституре тесно связан с другим спором — об автономии Рима, о том, должна ли Италия быть папской или императорской. Вот почему постановка вопроса об инвеституре по отношению к миланской церкви, вызванная необходимостью, сама по себе еще не предрешает общей и принципиальной его постановки по отношению ко всем церквам. Если в Ломбардии папа вынужден действовать неуклонно, то по отношению к другим странам он еще может медлить, входить во временные компромиссы с мирскими властями.

На основании всего вышесказанного совершенно ясно и понятно, почему миланский конфликт служил той первой подготовительной стадией, на которой Рим должен был впервые испытать свои силы в борьбе против инвеституры. Но спрашивается, почему же, пробежав этот первый этап, папская политика вдруг останавливается? Почему Григорий, будучи заранее предрасположен против светской инвеституры, не решается, однако, сразу открыть против нее огонь по всей линии? Почему вместо того он делает частные уступки светским правителям или ведет с ними переговоры? Значит ли это, что папа, теснимый норманнами на юге, враждующий с ломбардскими епископами и знатью на севере, окруженный враждебными ему баронами в самом Риме, ввиду многочисленных опасностей, отовсюду ему угрожающих, не чувствует себя достаточно сильным, чтобы вызвать на смертный бой властителей мира? Или, быть может, он надеется покончить дело мирным путем, добиться отмены инвеституры посредством полюбовного соглашения с заинтересованными в ее сохранении светскими государями?

Последнее объяснение прежде всего должно быть отвергнуто как в высшей степени неправдоподобное. Григорий обладал слишком большим здравым смыслом, он слишком хорошо знал того противника, с которым он имел дело, в особенности Генриха IV, чтобы надеяться с его стороны на такую добровольную уступку, которая подкапывала бы в самом корне основы его королевской власти. Первое объяснение также вряд ли может быть признано достаточным. Правда, какова бы ни была решимость и смелость Григория, он несомненно стал бы считаться с непреодолимыми препятствиями. Но положение папы было лучше, он имел бы больше шансов преуспеть в борьбе против инвеституры в 1073 г., когда, стесненный восставшими саксонцами, Генрих IV писал ему униженные письма, признавал себя блудным сыном, симонистом, шел на уступки в миланском деле и отдавал себя всецело в руки папы*, чем в 1075 г., когда Григорий издал первое свое законодательное постановление против светской инвеституры. Папа скорее мог бы рассчитывать на успех в 1074 г., когда Генрих, побежденный в борьбе с восставшими против него подданными, должен был заключить с ними унизительный для него мир, чем в начале 1075 г., когда Генрих, оправившийся после поражения, приобретал с каждым днем все больше и больше силы в Германии для нового похода против саксонцев, окончившегося блестящей победой. Февральский канон 1075 г., осуждавший в принципе действующий порядок замещения епископских кафедр, был издан Григорием в то время, когда среди епископов Германии, среди французского епископата и знати оппозиция против апостольского престола росла с каждым днем**, а партия капитанов и епископов в Ломбардии уже настолько усилилась, что была в состоянии в скором времени после издания канона нанести решительное поражение патарам и умертвить вождя последних — Эрлембальда***. Нечего и говорить о том, что в тот момент, когда совершился окончательный разрыв между папой и королем (в начале 1076 г.), т.е. после победы последнего над саксонцами и разгрома партии патаров, положение короля было еще лучше, а положение папы еще хуже, чем в начале 1075 г.****

______________________

* М. Gr., т. I, 29а, стр. 46-48; ср.: Meyer von Knonau, Jahrb., т. II, стр. 268-269.
** См.: Giesebrecht, Gesch. d. deutsche Kaiserzeit, т. III, стр. 252-253, 255-257; Hauck, Kirchengesch. Deutschlands, т. III, стр. 775, 777; для отношений Григория к немецкому и французскому епископату характеристичны его письма к Герману Бамбергскому (М. Gr., т. I, 84, стр. 105), Удону Трирскому (т. II, 10, стр. 124), Дитвину Люттихскому (т. II, 61, стр. 181) и Манассии Реймсскому (т. II, 56, стр. 176). Ср. также письмо к Рудольфу Швабскому и Бертольду Каринтскому (т. II, 45, стр. 158-159); к Гуго Клюнийскому (т. II, 49, стр. 163-165). Ср. письма немецких епископов, которые изобретают разные предлоги, чтобы вопреки требованию папы не явиться на собор 1075 г.: Udalrici Codex (Jaffe, Bibl., т. V, Mon. Bamberg.), n. 42, 43, 45.
*** Об убиении Эрлембальда см.: Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. IV, cap. 10, M. M. G. S. S., т. VIII.
**** Ср. описание положения короля и папы после поражения саксонцев и убиения Эрлембальда у Гизебрехта (Gesetzgebung. d. rom. Kirche, стр. 130-131). Как раз в конце 1075 г. Виберт Равеннский ведет усиленную агитацию против папы в Ломбардии вместе с кардиналом Гуго Кандидом (Bonith. ad. amic, lib. VII, стр. 664-665, Jaffe, Bibl., т. II), а глава враждебной папе римской знати — Ценций — совершает покушение на жизнь Григория (ibid., стр. 665).

______________________

Словом, препятствия к уничтожению инвеституры в 1075 и 1076 гг. были еще значительнее, чем в 1073 и 1074; и если до 1075 г. папа не решился высказаться против инвеституры законодательным путем, если и после издания канона 1075 г. он до окончательного разрыва с королем не решился принять мер, необходимых для практического осуществления названного канона, то, стало быть, его останавливало не сознание невозможности такого предприятия, не одна только боязнь сопряженных с ним затруднений и опасностей; его удерживали какие-либо другие побуждения, которые нам предстоит здесь выяснить.

Прежде всего я вполне присоединяюсь к мнению Мирбта, который утверждает, что замена светской инвеституры "каноническими выборами" далеко не была единственной задачей Григория и его партии*. Чтобы ответить на занимающий нас вопрос, нам остается только в дополнение к сказанному Мирбтом выяснить — каковы были те другие цели политики папы, которые в первые два года его понтификата парализовали выполнение его преобразовательной программы и заставляли его держаться выжидательного образа действия.

______________________

* Mirbt, Publicistik, стр. 539.

______________________

Разрешение этой задачи до некоторой степени подготовлено нашим предшествующим изложением. Как мы уже знаем, перед папой с первых дней его понтификата открываются две дороги, две цели - распространение теократии вглубь путем внутренних реформ и распространение ее вширь путем внешнего завоевания*. Из переписки Григория, а в особенности из приведенного уже нами совершенно интимного его письма к графине Матильде видно, что соединение церквей и связанный с этим делом поход на восток действительно составляет его заветную мечту, предмет его страстных желаний**. Понятно, что, следуя традиционной политике апостольского престола, папа всеми силами стремится к утверждению владычества Рима на Востоке; он не может примириться с разделением церквей, которое совершилось не так давно, на его памяти, после кончины папы Льва IX. Прекращение "раскола" на востоке, раз оно кажется возможным, должно представляться Григорию не менее важным делом, чем внутренние преобразования в церкви западной. Но совокупность исторических условий, среди которых живет и действует папа, складывается таким образом, что эти задачи в значительной степени парализуют друг друга и не могут быть одновременно разрешены в полной мере: папа волей-неволей вынужден повременить с осуществлением части своих намерений, чтобы с успехом заняться выполнением другой.

______________________

* См. выше, стр. 294.
** М. Gr., epist. coll., 11, стр. 532; ср. выше, стр. 296-297; папа говорит здесь о своем желании переплыть море именно как о заветной мечте, в которую он посвящает вполне лишь немногих близких людей.

______________________

С одной стороны, поход на Восток может состояться лишь при условии некоторых жертв в преобразовательной программе; с другой стороны, для того чтобы провести реформу во всей ее полноте, приходится отказаться от мысли о крестовом походе. Здесь опять-таки обнаруживаются глубокие противоречия и двойственность папской программы. Для завершения реформы нужно поставить ребром вопрос об инвеституре, нужно обратить в ничто светское могущество королей, которое основывается главным образом на том, что короли располагают епископствами и аббатствами. Для внешних завоевательных целей папства и в особенности для осуществления мечты о крестовом походе требуется поддержка и даже деятельная помощь сильной светской власти. Одну и ту же светскую власть нужно для одной цели унизить, уничтожить, а для другой, напротив, сохранить и возвеличить. Еще в декабре 1074 г., высказывая в письме к Генриху IV свое намерение идти с войском ко гробу Господню, папа обращается к королю со следующей просьбой: "Так как великое дело нуждается в великом совете и в помощи великих, то на случай, если Бог позволит мне осуществить задуманное предприятие, я обращаюсь к тебе с просьбой о совете и, если хочешь, о помощи. Если я, с соизволения Божия, отправлюсь туда (т.е. на Восток), то после Бога я тебе оставляю римскую церковь, чтобы ты охранял ее как святую мать и защищал ее с честью для нее. Ответь мне возможно скорее, что ты об этом думаешь и что решит на этот счет твое благоразумие, вдохновленное свыше"*.

______________________

* Ibid., т. II, 32, стр. 145-146.

______________________

Чтобы предпринять крестовый поход, папа, как видно из этой цитаты, должен заручиться союзником в лице германского короля. А для этого он должен вступить в сделку с тем романтическим идеалом Священной Римской империи, который перешел к Генриху по преемству от отца его и от более отдаленных его предшественников — Карла Великого и Оттонов. Папа должен пойти на компромисс с тем традиционным понятием о царской теократии, в силу коего император играет некоторым образом роль светского папы, свыше вдохновленного, способного управлять церковью и заменять римского первосвященника в его отсутствии.

Вышеприведенные выражения письма Григория вряд ли могут быть рассматриваемы как только льстивые фразы, имеющие целью задобрить Генриха. Как дальновидный политик папа не мог не понимать, что, удалившись на Восток, он неизбежно отдал бы тем самым на время Италию и римскую церковь во власть короля. В момент написания письма Григорий не мог рассчитывать на помощь прежних союзников апостольского престола — норманнов. Как раз в 1074 г. (в марте) он на Латеранском соборе подверг церковному отлучению норманнского герцога Роберта Гюискара* за его постоянные нападения на владения апостольского престола; и последующие попытки добиться от герцога изъявления покорности Риму не привели к желаемому результату**. Если бы при таких условиях Григорий удалился из Италии вместе с защитницей апостольского престола — Матильдой — и большей частью ее военных сил, германский король, не находя себе равного соперника в северной и средней полосе Апеннинского полуострова, стал бы здесь полным хозяином. Как сказано, папа не мог этого не предвидеть; если тем не менее он продолжал мечтать о крестовом походе, то, стало быть, он готов был примириться с временным усилением германского короля в Италии.

______________________

* М. Gr., т. I, 86, стр. 108; Bonith. ad amic, lib. VII, стр. 659, (Jaffe., Bibl., т. II); Jaffe, Reg., n. 4827.
** См. выше, стр. 297.

______________________

Таким образом, в Григории в первые два года его понтификата борются две мечты, взаимно друг друга исключающие. Предпринять крестовый поход — значит временно оставить императора владыкой над церковью, отложить завершение церковной реформы на неопределенное время; при этом условии вопрос об инвеституре сам собой падает. Поставить этот вопрос ребром — значит вступить с германским королем и с другими государями в борьбу не на живот, а на смерть; а при этом условии крестовый поход выходит из области возможного. Уничтожение инвеституры равнозначительно упразднению царской теократии. Между тем, в борьбе против неверных Востока латинская теократия должна явиться как единство царства и священства.

Принято, что Григорий решился энергически выступить против инвеституры и вообще поставить вопрос о реформе во всем его объеме лишь после того, как он окончательно разочаровался в своих восточных планах. Мысль о походе на Восток в последний раз встречается в переписке Григория — в воззвании ко всем верным, написанном 16 декабря 1074 г.*, и в письме к Матильде от того же числа**. Из письма папы к Гуго Клюнийскому от 22 января 1075 г. видно, что попытки сближения с восточной церковью окончились полной неудачей***. Письмо это написано всего за один месяц до появления первой законодательной меры Григория против инвеституры — февральского канона Латеранского собора 1075 г. Сопоставление этих дат еще раз доказывает, что между восточной политикой папы и его промедлениями по вопросу об инвеституре до 1075 г. существует самая тесная связь. Он тогда только решился издать вышеупомянутый февральский канон, когда, вследствие обнаруженного восточными христианами нежелания признать верховенство римской церкви, мысль о крестовом походе должна была кануть в воду.

______________________

* M. Gr., т. II, 37, стр. 150.
** Ibid., ep. coll., 11, стр. 532.
*** Ibid., т. II, 149, стр. 163-164: "Orientalis ecclesia instinctu diaboli a catholica fide deficit et per sua membra ipse antiquus hostis christianos passim occidit, ut, quod caput spiritualiter interficit, ejus membra carnaliter perimat, ne quandoque divina gratia resipiscant". Ср.: Riant, цит. соч., стр. 64.

______________________

III

Февральский канон, о котором идет речь, не был опубликован в той же мере, как другие постановления собора 1075 г.; это доказывает, что даже в тот момент, когда он был постановлен, папа еще не вышел из периода мучительных колебаний по вопросу о повсеместном уничтожении инвеституры. Сам текст канона, не помещенный в реестре писем и деяний Григория, не дошел до нас, и мы узнаем о его содержании только из свидетельства миланского историка Арнульфа. "Папа, — говорит Арнульф, — на соборе в Риме явно воспретил королю раздавать епископские кафедры и отстранил всех мирян от инвеституры церквей"*. Новейшими историками уже отмечено то обстоятельство, что из текста Арнульфа не видно — сопровождалось ли издание канона назначением каких-либо наказаний против возможных его нарушителей**. Исследователями уже обращено внимание на тот поразительный факт, что канон этот, как неопубликованный, остался неизвестен многим епископам, которые, получив после его издания королевскую инвеституру, могли ссылаться на то, что они не знали о ее воспрещении; при этом тот же канон был доведен до сведения Генриха IV, который, однако, мог его игнорировать и продолжал раздавать посредством инвеституры аббатства и епископские кафедры***.

______________________

* Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. IV, cap. 7, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 27.
** См.: Giesebrecht, Gesetzgebung. d. romisch. Kirche, стр. 129.
*** Ibid., стр. 128 и след.

______________________

Раз папа, как мы видели, в 1075 г. оставил мысль о походе на восток, какими другими причинами объясняется медлительность и сдержанность его образа действий? Хочет ли он, как думает Гизебрехт, вести переговоры с Генрихом, войти с ним в компромисс по вопросу об инвеституре, сделав ему ту или другую уступку*? Мнение Гизебрехта подкрепляется ссылкой на позднейшее письмо папы; из этого письма видно, что тотчас после постановления 1075 г. Григорий предлагал Генриху отправить послов в Рим для ведения переговоров с апостольским престолом. Темой для этих переговоров должен был послужить вопрос о том, в чем может быть смягчено означенное постановление так, чтобы при этом были в большей степени соблюдены интересы короля и вместе с тем не пострадали существенные интересы христианской религии**.

______________________

* Ibid., стр. 129 и след.
** М. Gr., т. III, 10, стр. 218-222.

______________________

Возражая против Гизебрехта, Мирбт указывает на невозможность предположить со стороны Григория готовность делать какие-либо уступки по такому принципиальному вопросу первостепенной важности, как вопрос об инвеституре*. Нисколько не сомневаясь в принципиальной важности отмены инвеституры для Григория, я думаю, что ни в дни, непосредственно следующие за февральским собором 1075 г., ни раньше того Григорий не стал бы предлагать или делать королю каких бы то ни было уступок по этому вопросу, если бы проект завершения реформы путем введения "канонических выборов" не сталкивался в его голове с другими планами. Но что бы там ни говорил Мирбт, папа несомненно предлагал Генриху войти в компромисс после февраля 1075 г.** и, как мы видели, несомненно делал ему раньше того частные уступки. Ги-зебрехту удалось доказать, что он делал их и после издания февральского канона***. Это видно из письма к Генриху от 20 июля 1075 г., где Григорий просит короля озаботиться о замещении бамбергской епископской кафедры, ставшей вакантной вследствие низложения папой епископа-симониста — Германа****.

______________________

* Mirbt, Publicistik, стр. 494.
** Сам Григорий говорит об этом следующее (см. там же): "Attamen, ne haec tibi supra modum gravia, aut iniqua viderentur (речь идет о каноне 1075 г.), per tuos fideles tibi mandavimus: ne pravae consuetudinis mutatio te commoveret, mitteres ad nos, quos sapientes et religiosos in regno tuo invenire posses; qui si aliqua ratione demonstrare vel adstruere possent, in quo salvo aeterni Regis honore et sine periculo animarum nostrarum, promulgatam sanctorum patrum possemus temperare sententiam, eorum consiliis condescenderemus".
*** Giesebrecht, цит. соч., стр. 131.
**** M. Gr., т. III, 3, стр. 206-207.

______________________

Чем же, спрашивается, объясняется эта уступчивость? Объяснение, как мне кажется, может быть только одно: мысли папы продолжают двоиться в 1075 г., как они двоились и раньше того. Доброе согласие между папством и империей может при благоприятных условиях быть выгодным для апостольского престола даже и после того, как вопрос о походе на Восток снят с очереди. Поддержка сильного светского меча нужна папе не только для предприятия против внешнего врага — неверных, но и для борьбы с врагом внутренним, с зараженным симонией и николаитизмом духовенством. Борьба эта, как мы видели, с начала и до конца ведется при поддержке мирян; само собой разумеется, что могущественнейший мирянин — король и император — может, если он к тому расположен, оказать папе немаловажные услуги в этом деле. Нисколько не желая возвращения времен Генриха III, господствовавшего над папством, Григорий, однако, всегда с благодарностью вспоминает о том, как этот "благочестивой памяти" император* искоренял симонию в церкви. По делу бамбергской кафедры, как мы видели, папа обращается за содействием к Генриху, которому вменяется в обязанность озаботиться об удалении низвергнутого пастыря и об избрании нового. В том же письме, где говорится об этом деле, папа благодарит Генриха за его противодействие симонистам, за его заботы о "водворении целомудрия" среди духовенства**. Эти слова Григория ценны для нас даже независимо от того, соответствуют ли им в действительности дела Генриха: они показывают, каких дел ждет и требует папа от германского короля. В деле бамбергского епископа папа мог добиться помощи короля*** лишь благодаря тому, что он заранее примирился с тем влиянием, какое Генрих может оказать на замещение бамбергской кафедры новым кандидатом. Хотя Генрих и назначил нового епископа посредством инвеституры, зато Григорий мог достигнуть другой цели, которая вовсе не стояла для него на последнем плане, — устранения пастыря-симониста.

______________________

* Имени Генриха III в переписке Григория часто предшествуют такие хвалебные эпитеты, как "piae memoriae" (т. II, 13, стр. 128), "laudandae memoriae imperator" (т. I, 19, стр. 33), Heinricus, qui romanae ecclesiae propinquus haesit (т. VII, 21, стр. 412).
** M. Gr., т. III, 3, стр. 205-207.
*** Meltzer, Gregor VII und Bischofswahlen, стр. 104.

______________________

Нежелание папы вступить в борьбу с королем по вопросу об инвеституре станет нам еще более понятным, если мы примем во внимание, что именно в 1074 и 1075 гг. отношения между папой и значительной частью германского епископата были до крайности натянуты, и в особенности меры апостольского престола против "николаитов" встретили в среде германского духовенства сильное противодействие. Мы уже видели, что эта оппозиция вынудила папу обратиться к содействию немецких князей*. Недовольство немецких епископов в то время выражалось в открытом неповиновении апостольскому престолу и в ряде громких протестов; архиепископ Лимар Бременский открыто заявлял, что папа обращается с епископами как со своими старостами, низводит их до степени управителей церковных имуществ и приказывает им, что ему вздумается**. Тот же архиепископ всячески препятствовал в 1074 г. папским легатам созвать в Германии провинциальный собор***. Вспомним, что Григорий должен был вызвать в Рим архиепископа Зигфрида Майнцского с шестью епископами — его суффраганами, подозреваемыми в симонии, для выслушивания их объяснений на Латеранском соборе 1075 года****; вспомним, наконец, что на том же соборе одновременно с вышеназванным Германом Бамбергским были отрешены от должности двое других немецких епископов, а третий — архиепископ Лимар Бременский — был,- кроме того, отлучен от церкви*****, и мы поймем, почему при таких условиях папа готов идти на компромиссы с германским королем: содействие короля может пригодиться ему не только в деле бамбергской кафедры; оно вообще представляется нужным для борьбы против порочных и непослушных апостольскому престолу епископов.

______________________

* См. выше, стр. 344-345.
** Sudendorf, Registum, т. I, 5, стр. 8.
*** М. Gr., т. II, 28, стр. 140.
**** Ibid., 29, стр. 141; Ср.: Cod. Udalrici (Jaffe, Bibl., т. V), п. 42, стр. 90.
***** М. Gr., т. II, 52, стр. 170. Ср. жалобы Григория на епископов в письмах к немецким герцогам Готфриду (1073 г.), Рудольфу и Бертольду (1075 г.) и к клюнийскому аббату Гуго (1075 г.), где папа говорит, что он почти не находит пастырей, управляющих своей паствой не из мирской корысти: М. Gr., т. I, 9, стр. 18-19; т. II, 45, стр. 158-159; т. II, 49, стр. 163-165. Подробности об отношениях папы к немецкому епископату у Гаука (Kirchengesch., т. III, стр. 771 и след. Ср.: Meyer von Knonau, Jahrb., т. II, стр. 557-562.

______________________

Вообще для апостольского престола не при всяких условиях может быть выгодно совершенное устранение всякого влияния светской власти на дела церкви. Теократии нужно содействие светского органа для осуществления ее преобразовательных целей: царство в ней — такой же необходимый элемент, как и священство. Оттого-то Григорий не может быть вполне последователен в своем отношении к мирской власти: как мы еще не раз убедимся впоследствии, и он, подобно другим сторонникам преобразований, колеблется между двумя воззрениями, из коих одно превращает царей в святителей, а другое считает мирскую власть изобретением сатанинской гордости.

Всем этим вполне объясняется образ действий папы по отношению к канону 1075 г. Григорий не опубликовал его с тем, чтобы самому не быть им связанным, чтобы иметь возможность применять или не применять его, смотря по тому, как сложатся обстоятельства и, главное, какого направления будет держаться политика германского короля. Если Генрих энергически выступит против симонистов и николаитов, то по отношению к нему открывается возможность компромисса, и папа может делать ему те или другие частные уступки по вопросу об инвеституре тех или других кафедр. Если король решительно станет на сторону симонистов и николаитов и будет держаться в Германии той же политики, как в Ломбардии, то инвеститура в его руках неминуемо должна парализовать проведение реформы во всех ее частях: в этом случае папа будет вынужден вступить с ним в открытую борьбу.

Понятно, что Григорий не решился избрать второй термин этой дилеммы, пока не выяснилась совершенная невозможность первого. В феврале 1075 г. он не имел никаких данных, чтобы считать мирное соглашение невозможным. Генрих, в сущности, никогда не был принципиальным врагом реформы, поскольку дело шло об искоренении симонии и николаитизма. За все его царствование может быть указан всего лишь один или два случая, когда он запятнал себя симонией*; но после того он сам покаялся папе в своем грехе**, и папа, до которого в 1075 г., как мы видели, доходили слухи о "мужественном противодействии" Генриха симонистам, имел некоторые основания надеяться на его исправление.

______________________

* Вопрос о симонии Генриха основательно исследован у Мелтцера (цит. соч., стр. 66-72).
** М. Gr., т. I, 29 а, стр. 46-47; из письма к Эрлембальду от 29 сентября 1073 г. видно, что папа рассчитывал на исполнение Генрихом его обещания: "Quidam etiam ex majoribus fidelibus suis promittunt nobis ex parte sui, eum de causa Mediolanensis ecclesiae sine dubio consilio nostro obedire" (M. Gr., т. I, 25, стр. 42).

______________________

После февральского собора 1075 г. Григорий, как сказано, пытался войти в мирное соглашение с королем. На основании текста февральских соборных постановлений нетрудно даже догадаться, на какой почве папа считал такое соглашение возможным. На соборе было, между прочим, постановлено считать отлученными пятерых советников "из семейства" германского короля, буде они в июне месяце того же года не явятся в Рим, чтобы очиститься от возведенного на них обвинения или понести ответственность за свою вину*. Постановление это, как опубликованное папой, несомненно, относится к числу тех бесповоротных решений апостольского престола, в коих Григорий уже не считал возможным делать каких-либо уступок; он тем более не мог отступить от этого решения, что те же лица за ту же вину уже были раньше того отлучены его предшественником — папой Александром II**. Затем по изложенным выше причинам ясно, что Григорий не мог делать никаких уступок по вопросу об инвеституре в Милане. Пока Генрих окружен отлученными советниками, занимающимися "продажей церквей", пока из-за миланской кафедры борются два архиепископа, из коих один, получивший инвеституру из рук короля, пользуется поддержкой последнего, а другой, "канонически выбранный", находится под покровительством папы, Григорий вообще не может входить с королем в какие бы то ни было мирные договоры***.

______________________

* Постановление это, в отличие от канона, воспрещающего инвеституру, помещено в деяниях собора 1075 г. (М. Gr., т. II, 52а, стр. 170).
** См.: Bonith. ad amic, lib. VI, стр. 655 (Jaffe, Bibl., т. II).
*** Meyer von Knonau справедливо замечает, что не в силу простой случайности мы узнаем о воспрещении инвеституры в 1075 г. именно от миланского историка Арнульфа (Jahrb., т. II, стр. 455). О существовании канона знают только там, где папа решился его применять.

______________________

Если, таким образом, уступка короля в миланском деле, а также увольнение советников-симонистов, буде они не явятся с повинной в Рим, составляют для папы необходимые условия, без коих он считает невозможным какое бы то ни было соглашение, то, с другой стороны, по отношению к вопросу об инвеституре вообще — открывается возможность компромисса. Папа прекрасно знает, что в этом вопросе король не может уступить; трудно предположить вместе с тем, чтобы Григорий со своей стороны готов был идти на такие изменения в тексте февральского канона, которые равнялись бы отречению от основного принципа реформы как такового. Но затем открывается возможность третьей, самой правдоподобной комбинации: при условии если король сделает со своей стороны требуемые уступки, папа может, что называется, положить дело под сукно, т.е., не отменяя канона в принципе, смотреть сквозь пальцы на применение королем инвеституры в Германии, отсрочить на неопределенное время практическое осуществление этой части реформы. Ведь февральский канон, как неопубликованный, представляет именно то удобство, что папа может применять его различным образом — как и где он захочет*. Возможность привлечь короля к содействию в деле преследования непокорных папе епископов, потакающих симонии и "конкубинату", может послужить достаточным вознаграждением за те частные и притом временные уступки, какие Григорию придется сделать по вопросу о замещении епископских кафедр.

______________________

* Такой образ действий вполне соответствует традициям римской курии. Известно, что на Реимсском соборе 1049 г., собравшемся под личным председательством Льва IX, было постановлено, чтобы епископы были возводимы не иначе как по избрании их клиром и народом (Mansi, т. XIX, стр. 742). Известно также, что Лев IX не делал ни малейших попыток применять этот канон в Германии, несмотря на то, что ввиду присутствия на Реимсском соборе германских епископов (Hauck, Kirchengesch. Deutschlands, т. III, стр. 612) постановления его должны бы были быть обязательными и для Германии. Также и каноны римских соборов, призывающие мирян к противодействию женатым духовным, до Григория применялись только в Италии.

______________________

Однако в скором времени после издания вышеупомянутого февральского канона обстоятельства складываются так, что исключают возможность какого бы то ни было соглашения между королем и папой. После поражения, понесенного миланскими патарами, после блестящей победы, одержанной несколько времени спустя (в июле 1075 г.) Генрихом над саксонцами, король становится более притязательным и менее уступчивым. А положение Григория в то же самое время становится тем более критическим, что вследствие разгрома патаров его враги повсеместно подымают голову. В Ломбардии Виберт Равеннский ведет деятельную интригу против папы, возбуждая против него ломбардский епископат*; а мы знаем, что у этого Виберта есть в Риме старые союзники, такие люди, как Ценций — глава оппозиционной знати, кардинал Гуго Белый, разлученные с женами священники и их родственники**. Как раз в 1075 г. Ценций подготавливает и совершает покушение на жизнь Григория***.

______________________

* Bonith. ad amic, lib. VII, стр. 664 (Jaffe, Bibl., т. II).
** Ibid., стр. 660-662. Ср.: Kohncke, Wibert von Ravenna, Leipzig, 1888, стр. 26; Meyer von Knonau, Jahrb., т. II, стр. 479-480. В 1075 г. Виберт был отрешен от должности за неповиновение папе, Гуго Белый — отлучен от церкви, а Ценций — выпущен из темницы, куда его засадил за различные преступления дружественный Григорию римский префект. Понятно, что все эти три лица в 1075 г. были более чем когда-либо раздражены против папы. Трудно согласиться с мнением Мейера фон Кнонау (ibid.), что в это время еще не было близости между Вибертом и Ценцием. Гуго Белый, Виберт и Ценций были союзниками еще со дней антипапы Кадала; ввиду этой старой, традиционной дружбы становится весьма правдоподобным, что в 1075 г. все трое действуют заодно. Из свидетельства Бонитона видна, что Гуго Белый в 1074 г. интригует против папы по соглашению с Ценцием (Bonith. ad amic, стр. 662), а в 1075 г. интригует в Ломбардии вместе с Вибертом (ibid., стр. 665). Гуго Белый, видимо, служит посредником между римскими и ломбардскими противниками папы.
*** Bonith., ad amic, стр. 665.

______________________

Нам незачем входить в подробное изложение всех тех событий, которые повлекли к обострению отношений между папой и королем в 1075 г. и к окончательному разрыву между ними в начале 1076 г. Для нашей цели достаточно отметить те из них, которые так или иначе бросают свет на вопрос об инвеституре. Прежде всего бросается в глаза тот факт, что не принципиальный спор об инвеституре как таковой был причиной разрыва между папством и империей, а, напротив того, этот спор вступил в решительную стадию вследствие этого разрыва, вызванного другими причинами. Летом 1075 г. (в июле) явились в Рим послы Генриха; но темой переговоров, начавшихся между ними и папой, послужил не вопрос о способе замещения высших духовных должностей, не канон 1075 г., который совершенно игнорировался королем, а задуманный Генрихом поход в Италию и предстоящее коронование его императорской короной в Риме*. Желая заручиться содействием Григория для задуманного предприятия, король, однако, не уполномочил своих послов говорить о тех уступках, какими он со своей стороны мог бы вознаградить за то папу. Обещание короля прислать для ведения дальнейших переговоров других близких ему лиц, с более подробными и точными инструкциями** осталось без исполнения***. Ответ Григория на обращение к нему королевских послов типичен, потому что в нем рельефно сказываются те противоречия во взаимном отношении двух вершин католического мира, которые вели к постоянным столкновениям между ними. Как подданный Григорий изъявляет покорность своему повелителю и будущему римскому императору; как равный он предлагает оказать королю помощь; и наконец, как духовный владыка он хочет "ради спасения души" короля продиктовать ему те условия, при которых эта помощь может быть ему оказана. "Я готов, — пишет папа Генриху, — принять тебя в объятия римской церкви как господина, брата и сына (ut dominum, fratrem et filium) и оказать тебе помощь в чем будет нужно, не требуя от тебя ничего другого, кроме того, чтобы ты внимал наставлениям, необходимым для твоего спасения, и чтобы ты согласился как подобает воздать славу и честь твоему Создателю"****. Не подлежит сомнению, что под "вниманием к спасительным наставлениям" разумеется здесь прежде всего послушание короля в деле отлученных его советников и в миланском деле.

______________________

* Это видно из письма папы (М. Gr., т. III, 7, стр. 212); ср.: Meltzer, цит. соч., стр. 102; Giesebrecht, К. Z., т. III, стр. 328; Meyer von Knonau, Jahrb., т. II, стр. 566.
** М. Gr., т. III, 5, стр. 210.
*** Об этом посольстве см.: Giesebrecht, Gesetzgebung, стр. 131.
**** М. Gr., т. III, 7, стр. 213.

______________________

Дальнейший ход событий положил конец попыткам мирного соглашения и вынудил Григория к решительным мерам против Генриха. Мир между папством и империей в занимающую нас эпоху возможен лишь, поскольку папа является действительным сюзереном в Италии и верховенство германского короля остается номинальным. Принципиальная несовместимость между папством и империей тотчас обнаруживается, как скоро последний хочет осуществить свои права, явиться на Апеннинском полуострове в роли действительного владыки, императора. Задуманный Генрихом поход в Италию делает неизбежным разрыв между ним и апостольским престолом.

Ввиду предстоящего коронования императорской короной в Риме Генрих должен заручиться содействием всех итальянских приверженцев империи: он не может удовольствоваться тем положением, какое создаст ему папа на Апеннинском полуострове. Понятно, что, подготавливая поход в Рим, король всячески старается скрепить феодальные узы, которые соединяют с ним тех или других властителей Италии. Чтобы не разыграть жалкую, унизительную роль ставленника папы, он должен окружить себя ореолом блеска и могущества, явиться в Вечный город во всеоружии своих властительских прав. Понятно, что при таких условиях Генрих не может ни отказаться от искони принадлежавшего германским королям права замещать миланскую кафедру, ни порвать с преданной ему партией ломбардских епископов и капитанов, усилившейся после разгрома патаров. Ввиду задуманного им похода в Италию король неминуемо должен теснее сблизиться со злейшими врагами папства. Логика идей и логика событий толкает его на тот путь, который рано или поздно должен привести его в Каноссу*.

______________________

* Что письмо написано не 8 января 1076 г., как ошибочно думал Яффе (М. Gr., стр. 218), а в декабре 1075 г., убедительно доказывает Floto (Kaiser Heinrich, т. II, стр. 71-72).

______________________

Продолжая распоряжаться епископскими кафедрами после собора 1075 г., Генрих дал, между прочим, инвеституру двум епископам в Сполето и Фермо, т.е. в местностях, соседних с Римом. Само по себе это обстоятельство еще не могло бы повести к разрыву между ним и папой, так как последний, как мы видели, еще был готов идти на частные уступки ради сохранения мира. В последнем своем послании к королю, имеющем значение ультиматума (от 8 декабря* 1075 г.), Григорий упрекает своего корреспондента не столько за то, что он в данном случае нарушил воспрещение 1075 г., сколько за то, что он при этом обошел папу. Из папского послания видно, что назначенные Генрихом кандидаты не могли быть посвящены не столько потому, что они были ставленниками светской власти, сколько потому, что они не были известны апостольскому престолу**. Вопрос о названных двух кафедрах приобретает важное значение лишь в связи с тем новым оборотом, какой вообще приняла в то время политика короля.

______________________

* Это упущено из вида современными исследователями, как Meltzer (стр. 104-105), Giese-brecht (К. Z., т. III, стр. 335) и Meyer von Knonau (Jahrb., т. II, стр. 57); ср., однако, текст М. Gr., т. III, 10, стр. 219: "Et nunc quidem ut vulnus vulneri infligeres, contra statuta apostolicae sedis tradidisti Firmanam et Spoletanam ecclesiam, si tamen ab homine tradi ecclesia aut donari potest — quibusdam personis nobis etiam ignotis, quibus поп licet nisi probatis et ante bene cognitis regulariter manum imponere". И далее в том же письме: "Aequum — fuerat: ut prius in quo te gravaremus, aut tuis honoribus obstaremus, rationabiliter a nobis exigeres, quam apostolica decreta violares".
** Bonith. ad amic. lib. VII, стр. 664 (Jaffe, Bibl., т. II); Giesebrecht, Gesetzgebung, стр. 132-133; Его же, Gesch. d. deutsch. Kaiserzeit, т. III, стр. 332; Floto, Kaiser Heinrich IV, т. II, стр. 68-69; Meltzer, цит. соч., стр. 105; Meyer von Knonau, цит. соч. т. II, стр. 571; Hauk, Kirchengesch. Deutschlands, стр. 784-785.

______________________

Генрих вообще не исполнил ни одного из требований Григория. Обещанные им послы, долженствовавшие закончить начатые с папой переговоры, вовсе не были посланы. Отлученные советники короля не явились в Рим с повинной. И в довершение всего король послал в Ломбардию одного из этих отлученных советников — графа Эберарда, который вступил в открытую вражду с ломбардскими сторонниками апостольского престола. От имени короля граф поблагодарил миланцев за убиение Эрлембальда и на многолюдном собрании провозгласил патаров врагами империи. Мало того, он побудил миланцев просить Генриха о назначении им нового архиепископа вместо "канонически выбранного" Аттона, жившего в Риме под покровительством папы и его соперника — Готфрида, раньше назначенного королем, но утратившего всякую популярность среди миланской паствы. Затем Эберард со своими приверженцами отправился в Пиаченцу и здесь частью взял в плен, частью выгнал из города вожаков патаров; он пытался, хотя и неудачно, сделать то же самое в Кремоне. Вслед за тем миланская депутация отправилась к королю, который, согласно желаниям миланцев, назначил архиепископом некоего миланского клирика и своего придворного капеллана — Тедальда*. Последний, по словам миланского историка Арнульфа, был с радостью принят клиром и народом, вечно жаждущим новизны**. С Тедальдом тотчас вступил в близкие сношения глава враждебных папе епископов Ломбардии — отлученный папой равеннский архиепископ Виберт***.

______________________

* Arnulfi Gesta. archiepp. raediol., lib. V, cap. 5, стр. 29-30; Ср.: Meyer von Knonau, цит. соч., стр. 574.
** Bonith. ad amic. lib. VII, стр. 664.
*** Тем самым король предлагал герцогу санкционировать те захваты, за которые последний навлек на себя папское отлучение.

______________________

Не удовольствовавшись союзом с ломбардскими противниками апостольского престола, Генрих задумал сблизиться с норманнским герцогом Робертом Гюискаром, который в то время находился, как мы знаем, под отлучением. С этой целью отправился на юг Италии тот же граф Эберард в сопровождении версельского епископа Григория — канцлера империи в Италии, в то время одного из злейших врагов папы. Они предложили норманнскому герцогу принять завоеванные им в Южной Италии земли как лен от германского короля*. Ввиду плохих отношений между герцогом и апостольским престолом королевские послы имели основания надеяться привлечь его к общему предприятию против папы и заручиться его содействием для предстоящего итальянского похода короля . Но норманнский герцог не для того поссорился с Римом, чтобы стать королевским вассалом; он отвечал, что в завоеванных им землях он не желает иметь других сюзеренов, кроме Бога, а также апостолов Петра и Павла, которые помогли ему покорить Южную Италию и изгнать оттуда неверных**. Отказ этот решил судьбу папства. Если бы норманнский герцог мог дать иной ответ, Италия подпала бы под безграничное владычество германского короля и вопрос о свободе апостольского престола был бы решен в отрицательном смысле.

______________________

* О причинах враждебных отношений между апостольским престолом и норманнами см. вообще: Hauck, цит. соч., стр. 785.
** См. у Мейера фон Кнонау (т. II, стр. 273), выписку из Aime, l'ystoire de li Normant; ср.: Arnulfi G. archiepp. mediol., lib. IV, cap. 7, стр. 27; ср.: Giesebrecht, Gesch d. deutsche Kaiserzeit, т. III, стр. 332-335.

______________________

Под влиянием всех этих событий и было составлено знаменитое письмо-ультиматум Григория к Генриху, которое, как мы сейчас увидим, бросает яркий свет на отношение папы к вопросу об инвеституре.

Отступая от той приветственной формулы, которой обыкновенно начинаются папские послания, Григорий в начале упомянутого письма дает королю апостольское благоволение лишь условно, "буде он окажет повиновение апостольскому престолу как подобает христианскому государю". Отступление это мотивируется в письме, во-первых, тем, что Генрих, пребывая в общении с отлученными советниками, тем самым становится сообщником их вины и отлучения; чтобы пользоваться "благодатью апостольского благословения", он должен уволить этих лиц, принудить их к покаянию и заслужить для себя самого прощение покаянием. Во-вторых, в письме указывается на несогласие между действиями короля по отношению к миланской кафедре и обещаниям, данным им раньше папе. И наконец, в-третьих, королю ставится на вид его незаконный образ действий по отношению к другим церквам (Сполето, Фермо), где он раздавал инвеституру*.

______________________

* M. Gr., т. III, 10, стр. 218-222.

______________________

Первые два требования папского ультиматума тесным образом связаны между собой. Советники короля потерпели церковную кару еще при папе Александре II, главным образом за их участие в миланском деле. В то время архиепископ Готфрид, обвиненный в "приобретении миланской кафедры за деньги", был отлучен "со всеми соучастниками своего преступления"; в связи с этим находится отлучение тех симонистов — советников короля, которые за деньги помогли Готфриду приобрести королевскую инвеституру*. Увольнение таких советников, как граф Эберард, важно для папы потому, что они олицетворяют собой целую программу королевской политики: от увольнения или сохранения их зависит в особенности то или другое разрешение спора в Милане и вообще в Ломбардии**.

______________________

* Ibid., т. I, 15, стр. 27; Bonith., lib. ad amic, lib. VI, стр. 665; ср. Giesebrecht, Gesch d. deutsche Kaiserzeit, т. III, стр. 226; Meyer von Knonau, т. II, стр. 198.
** Отлученные советники короля были предметом ненависти его крупных светских вассалов, в особенности герцогов, как Рудольф Швабский и Бертольд Каринтский, которые были недовольны тем, что король окружает себя выскочками, людьми недостаточно знатного происхождения, и пренебрегает советами первых магнатов империи (Ann. Altah., M. M. G. S. S., т. XX, стр. 823-824). С другой стороны, из свидетельства самого Григория мы узнаем, что по вопросу о миланской кафедре первые магнаты Германии стоят на стороне апостольского престола; они еще в 1073 г. обещали папе привести короля к послушанию в этом деле. См.: М. Gr., т. I, 25, стр. 42: "Quidam etiam ex majoribus fidelibus suis (Heinrici) promittunt nobis ex parte sui, eum de causa Mediolanensis ecclesiae sine dubio consilio nostro obedire". Таким образом, у подножия королевского престола боролись две программы: "советники-выскочки" стояли за сохранение прав империи в полном объеме и за активную политику в Ломбардии; крупные вассалы короля держались диаметрально противоположного направления. Если мы вспомним, что из герцогов друг Григория, "любезнейший сын св. Петра" — Рудольф Швабский — был симонистом (М. Gr., т. II, 45, стр. 160), мы поймем, что папа заинтересован в увольнении графа Эберарда и его товарищей не потому только, что они запятнали себя "продажей церквей", а главным образом потому, что с увольнением этих советников должна восторжествовать программа герцогов.

______________________

Таким образом, во всем папском ультиматуме, как мы уже указывали по поводу Сполето и Фермо, общий принципиальный вопрос об инвеституре стоит на втором плане; миланский же вопрос играет роль центрального пункта. Повсеместная отмена инвеституры составляет сравнительно отдаленную цель; ближайшая задача заключается в том, чтобы спасти Северную и Среднюю Италию от угрожающего ей преобладания короля, иначе говоря, спасти свободу апостольского престола*. Чтобы убедиться в том, что именно Италия, а не общий принципиальный вопрос о "канонических выборах" служит в данную минуту средоточием спора между папой и королем, следует обратить внимание не на одни только слова вышеупомянутого папского послания, но также и на его красноречивые умолчания. Все то, что не включается папой в его ультиматум, очевидно, не рассматривается им как casus belli; при таких условиях простое неупоминовение о тех или других пунктах приобретает громадное значение. Нельзя объяснить простой случайностью тот факт, что, перечисляя в письме все проступки короля, лишающие его права пользоваться апостольским благословением, папа указывает на противозаконный образ действий Генриха по отношению к одним только церквам Италии — Милану, Сполето и Фермо, вовсе не упоминая о германских церквах. Последнее обстоятельство тем более поразительно, что папа не мог не знать о том, как Генрих, вопреки канону 1075 г., назначил новых епископов на вакантные кафедры в Люттихе и Шпейере, как он применил королевскую инвеституру при замещении двух аббатств в Лорше и Фульде**.

______________________

* Чтобы удостовериться в том, что в дни, когда был составлен ультиматум, для папы на первом плане стоял именно вопрос о свободе и независимости апостольского престола, стоит вспомнить о тех опасностях, которыми он был окружен в самом Риме после поражения его союзников — ломбардских патаров. Всего через две слишком недели после составления ультиматума, в ночь на Рождество Христово 1075 г., партия недовольных с Ценцием во главе, оперившаяся под влиянием событий в Ломбардии, совершила покушение на жизнь Григория, в то время совершавшего богослужение; раненый и плененный, он спасся лишь благодаря заступничеству римской черни, которая вырвала его из рук Ценция и разгромила сторонников последнего (см.: Bonith. ad amic, lib. VII, стр. 65; Pauli Bernriedensis Vita Gregorii; Watterich, t. I, стр. 500-505). Бонитон (стр. 662, 665) и Павел (стр. 499) сходятся между собой в том, что покушение Ценция тесно связано с интригами и происками ломбардских врагов папы. Покушению Ценция предшествовало глухое брожение всех недовольных папой элементов римского населения. При таких условиях папе ради спасения апостольского престола, было необходимо разрушить связь, существующую между ломбардскими епископами и германским королем.
** О замещении перечисленных кафедр см.: Meyer von Knonau, Jahrb., т. II, стр. 483, 575; Giesebrecht, Gesch. d. deutsche Kaiserzeit, т. III, стр. 331; Meltzer, цит. соч., стр. 104-105. Мы уже видели, что Григорий заранее примирился с участием короля в замещении бамбергской кафедры (см. выше, стр. 358-359).

______________________

Умолчание это допускает только одно возможное истолкование. Папа и теперь, накануне окончательного разрыва с императором, не решается поставить ребром вопрос об инвеституре по отношению ко всем странам и готов смотреть сквозь пальцы на то, что творится в Германии, лишь бы король не препятствовал введению "свободных канонических выборов" в Италии и в особенности — в Милане.

Но король не может допустить введения "свободных канонических выборов" в Италии по той же самой причине, в силу которой они представляются желательными и необходимыми папе. Отказаться от инвеституры в Италии значит для него то же, что порвать ту связь, которая соединяет Апеннинский полуостров с германским королевством; при этом условии Генрих остался бы королем в Германии; но он должен был бы принести в жертву папе саму идею Священной Римской империи. По тем же основаниям король не может расстаться с теми советниками, которые, как граф Эберард, работали в пользу осуществления притязаний империи, так как это значило бы отречься от этих притязаний.

Из всего вышеизложенного ясно видно, что столкновение между папой и королем первоначально произошло из-за Италии, причем Григорий боролся за господство в ней независимого папства, а Генрих — за идею Священной Римской империи. Вопрос об инвеституре в первоначальной его постановке представляет собой как бы часть другого вопроса, имевшего первостепенное значение: кому быть действительным владыкой и сюзереном в Италии — папе или императору. Каково бы ни было желание той или другой из двух спорящих сторон окончить дело миром, столкновение представляется неизбежным, потому что обе стороны являются в данном случае рабами своих принципов. Генрих должен явиться в роли главы итальянской иерархии как потому, что этого требует святительский идеал империи, так и потому, что без этой узурпации святительских прав он фактически не может быть императором*. Равным образом Григорий вынужден присвоить себе права империи в Италии, потому что иначе он фактически не может быть первосвященником, главой итальянской иерархии, потому что узурпация царских прав коренится в самом существе папской идеи.

______________________

* Это блестящим образом подтверждается собственными словами Генриха, который прямо понял требования папского ультиматума в том смысле, что Григорий хочет отнять у него Италию. См.: Bruno, De bello saxonico, cap. 66, M. M. G. S. S., т. V, стр. 352: "...regnum Italiae pessimis artibus alienare temptasti".

______________________

До тех пор, пока спор между папством и империей сосредоточивается в географических пределах определенной местности Италии, спор об инвеституре сохраняет чисто местное значение. Понятно, что в этой стадии спор долго оставаться не может. Разрыв между папой и королем должен выдвинуть принципиальный вопрос о взаимных отношениях святительской и царской власти; в связи с этим и вопрос об инвеституре должен утратить свой первоначальный местный характер: он должен быть поставлен в его всеобщем, универсальном значении.

До 1076 г. обе спорящие стороны не решаются высказывать своих притязаний во всей их полноте. Если, как мы видели, Григорий обнаруживает уступчивость по вопросу о замещении германских епископств или аббатств, то, с другой стороны, и Генрих смотрит сквозь пальцы на многие нарушения прав империи, какие позволяет себе римская курия. Настаивая на своем праве замещать вакантные епископства Германии и Италии, он в виде исключения санкционирует своим согласием принцип "свободных выборов" по отношению к римской кафедре.

Избрание Григория, совершившееся без ведома королевского правительства, представляется прямым нарушением прав короля, как его понимают сторонники империи*. Тем не менее Генрих утверждает своим согласием это избрание и признает Григория законным папой; канцлер империи в Италии, Григорий Версельский, по поручению короля является в 1073 г. в Рим и присутствует при посвящении папы**.

______________________

* Mirbt, Die Wahl Gregors VII, Marburg, 1892, стр. 29 и след., в особенности стр. 31.
** Bonith. ad amic, lib. VII, стр. 657; lib. IX, стр. 681. Достоверность свидетельства Бонитона в данном случае не подлежит сомнению. Что Генрих утвердил своим "consensus subse-quens" избрание Григория, доказывает Мирбт (цит. соч., стр. 35-37); ср.: Martens, Die Besetzung d. papstlichen Stuhls, Freiburg im. В., 1886, стр. 179-180.

______________________

Папский ультиматум заканчивает собой эпоху компромиссов между Римом и германским королевством. Из чтения этого ультиматума Генрих, как сказано, выносит впечатление, что папа хочет "отнять у него Италию"*. Он приходит к тому заключению, что свободное и независимое папство, которое хочет узурпировать его власть над итальянскими епископскими кафедрами, вообще несовместимо с идеей империи. Теперь он думает, что происки Григория по отношению к миланскому архиепископскому престолу представляют собой звено в целом ряде его посягательств на права короля и будущего императора. Этот ряд узурпации начинается со дня вступления папы на римскую кафедру. Говоря словами Генриха, Григорий "с самого начала похитил наследственное право короля по отношению к апостольскому престолу"**. Ослепленный негодованием*** и введенный в заблуждение наговорами врагов папы, Генрих приписывает последнему намерение "лишить его жизни и царства"****. Теперь уже не может быть речи о каких-либо уступках со стороны короля. Чтобы спасти свою императорскую корону, Генрих должен в полной мере осуществить свои права над церковью: он должен сменить ее главу, отнять у Григория апостольский престол. Со дня получения папского ультиматума Генрих и его приверженцы рассматривают право короля располагать римской кафедрой как частное проявление того верховенства, которое принадлежит ему по отношению ко всем церквам его царства. Иначе говоря, король и его приверженцы в полной мере возвращаются к тому традиционному пониманию прав империи, которое перешло к Генриху по наследству от державных его преемников, которого в особенности держался отец его, Генрих III*****.

______________________

* См. выше, стр. 367, примеч. 1.
** Bruno, De bello saxonico, cap. 66, M. M. G. S. S., т. V, стр. 352: "Nam cum in primis omnem hereditariam dignitatem, quae mihi ab ilia sede debebatur, superbo ausu rapuisses, longius inde progrediens, regnum Italiae pessimis artibus alienare temptasti". Слова "in primis" несомненно доказывают, что речь идет о вступлении Григория на апостольский престол. Под "hereditaria dignitas, quae ab ilia sede debebatur", несомненно, разумеется та "должная честь" (debitus honor) — право участия в замещении римской кафедры, какое признал за германским королем декрет Николая II (1059 г.) об избрании римских первосвященников (текст декрета см.: Шеффер-Бойхорст, Die Neuordnung der Papstwahl durch Nikolaus II, стр. 15). В послании епископов, заседавших на Вормсском соборе, к "брату Гильдебранду" прямо значится, что избрание Григория незаконно (contra fas et jus), так как оно сопровождалось нарушением исконных прав короля: Григорий взошел на апостольский престол, не испросив на то предварительного согласия (absque assensu et laudamento) Генриха. См.: Cod. Udalrici, Jaffe, Mon. Bamberg. (Bibl., т. V), n. 48, стр. 103, 105.
*** О негодовании короля см.: Lamberti ann. за 1076 г., М. М. G. S. S., т. V, стр. 241; Bertholdi Annales, M. M. G. S. S., т. V, стр. 282; М. Gr., epist. coll., 14, стр. 538.
**** Bruno, De bello saxonico, cap. 66, стр. 352: "...in ipsum caput insurgere ausus es, mandans quae nosti, scilicet, ut tuis verbis utar, quod aut tu morereris, aut michi animam regnumque tolleres"; ср.: Cod. Udalrici, n. 49, стр. 108 (Jaffe, Bibl., т. V).
***** В Вормсском послании к Гильдебранду немецкие епископы прямо ссылаются на Генриха III, который будто бы заставил Гильдебранда дать клятвенное обещание — охранять права германских королей по отношению к замещению римской кафедры. См.: Udalrici Codex, n. 48, стр. 105 (Jaffe, Bibl., т. V). Также и Hauck, цит. соч., т. III, стр. 791.

______________________

На Вормсском соборе 1076 г. Генрих и большинство немецких епископов определили не считать Григория законным папой*. Здесь король не только явился в роли главы немецкого епископата, он поставил себя судьей над папой и, следовательно, присвоил себе полномочия главы вселенской церкви**. Тем самым он вынудил своего противника присвоить себе права над царством во всей их полноте. Естественным ответом на постановления Вормсского собора был тот Латеранский собор, на котором (в феврале 1076 г.) Григорий отлучил Генриха и "воспретил ему царствовать" в Германии и Италии***. Теперь уже не может быть речи о каком бы то ни было размежевании сфер влияния между папством и империей. После Вормсского собора Григорий может быть спокоен за будущее папства лишь в том случае, если ему удастся низвести германского короля до степени покорного орудия, вассала апостольского престола. Точно так же после Римского собора 1076 г. Генрих должен убедиться в том, что он может быть действительным владыкой в своем королевстве и империи лишь при том условии, если папа наравне со всеми прочими епископами превратится в его ставленника.

______________________

* Ср.: Hauck, цит. соч., т. III, стр. 790. Вормсский собор не низложил Григория, а постановил перестать считать его папой, как узурпатора.
** Ср.: М. Gr., epist. coll., 14, стр. 538-539: "...episcopos репе omnes in Italia, in Teutonicis vero partibus quotquot potuit, circa fidem Christi naufragare fecit, dum eos debitam Petro et apostolicae sedi obedientiam et honorem — abnegare subegit".
*** M. Gr., т. III, 10a, стр. 224. Вопреки господствующему мнению (Mirbt, Absetzung Heinrichs IV, стр. 104, Kirchengesch. Stud. Hermann Reuter gewidmet, Meyer von Knonau, Jahrb., т. II, стр. 640, Hauck, Kirchengesch. Deutschlands, т. III, стр. 793) приходится согласиться с Мартенсом, что в 1076 г. Григорий не низложил Генриха, а только временно воспретил ему царствовать впредь до покаяния и исправления (Martens, Gregor VII, т. I, стр. 98). В этом смысле сам Григорий истолковывает свое постановление и указывает условия, при которых Генрих может быть восстановлен в своих царских правах (М. Gr., т. IV, 3, стр. 246).

______________________

Отныне вопрос об инвеституре вступает в новую стадию. Получив известие об отлучении его Григорием, Генрих заявляет о своем праве замещать кафедру св. Петра. В письме к Гильдебранду, написанному в дни праздника Пасхи 1076 г.*, король вторично предписывает последнему сойти с апостольского престола для того, чтобы римскую кафедру занял другой святитель, такой папа, который помнил бы слова св. Петра: "Бога бойтесь, царя чтите" (1 Пет. 2: 17)**. С другой стороны, после того как Генрих IV в Вормсе стал во главе всех враждебных реформе элементов немецкого епископата, после того как к решению Вормсского собора примкнули преданные симонии и "конкубинату" епископы Ломбардии***, Григорий должен во что бы то ни стало добиться введения свободных канонических выборов во всех областях империи. Германский король, кто бы он ни был, должен перестать быть главой епископата. Теперь Григорий уже не может удовлетвориться частными уступками со стороны короля по отношению к церквам Италии. Он категорически требует введения "свободных выборов" в Германии. Говоря словами папы, Генрих может быть восстановлен в своих царских правах лишь в том случае, если он вообще перестанет рассматривать церковь как подчиненную и рабу и вместо того признает в ней повелительницу и госпожу****. Чтобы понять значение этих слов, следует принять во внимание, что вскоре после Римского собора 1076 г. Григорий уже прямо начинает рассматривать немецких епископов как непосредственных вассалов св. Петра. Он хочет, чтобы они не только повиновались ему как пастыри: он требует, чтобы они как феодальные князья ставили ему войско для его защиты*****. Изменившееся отношение приверженцев папы к вопросу об инвеституре ясно обнаруживается в 1077 г., когда избранный немецкими князьями вместо Генриха антикороль Рудольф по требованию папских легатов дает обещание не раздавать епископств ни даром, ни за материальное вознаграждение и дозволяет церквам, согласно канонам, свободно выбирать себе епископов******.

______________________

* Что это письмо было написано не в дни Вормсского собора, а в марте 1076 г. — в Утрехте, основательно доказывает Мирбт (Die Wahl Gregors VII, стр. 13, примеч. 13).
** Текст письма у Яффе (Cod. Udalrici, n. 47, Bibl., т. V, стр. 101-102); также: Bruno, De bello sax., cap. 67, M. M. G. S. S., т. V, стр. 352.
*** Это произошло на соборе, собравшемся вскоре после Вормсского собора в Пиаченце. См.: Bertholdi Ann. a. 1076, М. М. G. S. S., т. V, стр. 282; Bonith. ad amic, lib. VII, стр. 666; Manegoldi ad Gebeh. lib., cap. 25, M. M. G. De 1., т. I, стр. 358; Bernoldi Chron., M. M. G. S. S., т. V, стр. 433; Hugonis Chron., M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 435 (письмо Агнессы к Альтману Пассавскому); Arnulfi Gesta archiepp. mediol., lib. V, cap. 7, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 30.
**** M. Gr., т. IV, 3, стр. 246. Мелтцер (цит. соч., стр. 220) справедливо указывает на то, что слова Григория — "Non inflatus spiritu elationis consuetudines superbiae, contra libertatera s. ecclesiae inventas defendat; sed observet s. patrum doctrinam, quam pro salute nostra eos docuit potestas divina" — имеют в виду светскую инвеституру. Слова эти приобретают особое значение вследствие того, что они помещены в энциклике ко всем верным Германии. Теперь только папа окончательно решается применять канон 1075 г. за пределами Италии.
***** М. Gr., epist. coll., 13, стр. 534; Jaffe, Reg., n. 4997.
****** Bruno, De bello saxonico, cap. 91, M. M. G. S. S., т. V, стр. 365. Мартене отвергает свидетельство Брунона без достаточных оснований, только потому что другие источники умалчивают о сообщаемом этим летописцем факте (Gregor VII, т. I, стр. 331). Напротив, Гизебрехт (К. Z., т. III, стр. 422) и Мелтцер (Papst Gregor VII u. die Bischofswahlen, стр. 113) признают достоверность приведенного свидетельства. Но Гизебрехт приписывает Брунону больше, чем он хочет сказать: по мнению почтенного историка, легаты разрешили Рудольфу давать епископам инвеституру регалий, хотя и без посоха и кольца, между тем как в цитируемом месте Брунон не говорит об этом ни слова.

______________________

Спор об инвеституре в той первоначальной постановке, какую дал ему Григорий, сводится к спору двух высших в христианском мире властей о преобладании в Италии. После 1076 г. германский король убеждается в том, что единство империи вообще может быть спасено лишь при условии применения инвеституры в том или другом виде ко всем епископским кафедрам, не исключая и римской. Точно так же папа убеждается в том, что ради спасения единства церковного здания необходимо повсеместно устранить светскую власть от участия в замещении епископских кафедр. С 1076 г. вопрос о светской инвеституре понимается обеими сторонами как частное проявление другого, более общего вопроса: о взаимных отношениях царской и святительской власти вообще. Спор идет о том, который из двух органов теократии должен олицетворять собой единство божеского царства, который из них должен господствовать и который — подчиняться? То право возводить и низлагать земных властителей, которое приписывает себе папа, представляет собой совершенную параллель к тому праву замещать епископские кафедры, которое хочет сохранить за собой германский король. Не довольствуясь уничтожением светской инвеституры по отношению к епископствам, папа хочет в некотором роде присвоить себе духовную инвеституру по отношению к королевствам*.

______________________

* Об этом подробнее в следующей главе. Весьма характерно для Григория то, что он употребляет слово investire в смысле "давать в лен". Так он дает своему светскому вассалу Роберту Гюискару "инвеституру" его светских владений. См.: М. Gr., т. VIII, lb, стр. 428; ср.: Martens, Gregor VII, т. I, стр. 322.

______________________

VII

Такой постановкой вопроса об инвеституре объясняется вся последующая судьба его в дни понтификата Григория и после него. Чтобы стать воистину вселенским пастырем, папа всюду должен уничтожить зависимость духовных должностей от мирских властителей; чтобы церковь стала воистину католической, иерархия всюду должна стать иерархией св. Петра; а для этого назначение пастырей светской властью должно быть заменено во всех странах "свободными каноническими выборами".

Однако в пределах этого мирообъемлющего плана реформы есть цели более близкие и более отдаленные. Прежде чем думать о повсеместном освобождении иерархии, нужно обеспечить свободу и независимость папства, центрального органа теократии. Поэтому вопрос об инвеституре впервые становится на очередь в стране папы — Италии. По той же причине в дальнейшем развитии спора Священная Римская империя должна остаться средоточием, главной ареной борьбы. Назначение пастырей светской властью во Франции или в Англии противно канонам точно так же, как в Германии или Италии. Но инвеститура в руках французского или английского короля не может иметь своим последствием порабощения папства. Между тем та власть над епископскими кафедрами, какой пользуется германский король и император, прямо угрожает свободе и независимости апостольского престола. Во всех странах Западной Европы государи, участвуя в замещении епископских кафедр, присваивают себе власть над теми или другими местными церквами; один только глава Священной Римской империи хочет замещать римскую кафедру и постольку узурпирует власть над церковью Вселенской.

Процесс освобождения иерархии от мирских властей должен идти сверху вниз, распространяться постепенно от центра к периферии: он должен прежде всего совершиться в самом Риме, потом в Италии, Германии и наконец во всех католических странах. Понятно, что развитие спора об инвеституре во всем католическом мире находится в теснейшей зависимости от взаимных отношений папства и империи вообще и на Апеннинском полуострове в особенности. Когда папа силен в Италии и в Германии, он может предъявлять высокие требования и в других странах. Напротив, в те дни, когда перевес сил находится на стороне империи, папа волей-неволей должен стать уступчивым по отношению к другим государствам. В эти критические для римской церкви минуты апостольский престол не имеет возможности вести борьбу со всеми мирскими властителями. Поэтому всякий успех, всякое усиление королевской власти в Германии и в Италии повсюду задерживает проведение реформы: ослабленное в борьбе против Генриха IV папство должно жить в мире с прочими католическими государями, а для этого оно должно смотреть сквозь пальцы на применение ими светской инвеституры.

Законодательные меры Григория против инвеституры* достигают апогея своего развития вскоре после унижения Генриха в Каноссе, после избрания антикороля Рудольфа, т.е. как раз в те дни, когда Генрих, поглощенный спором из-за власти в Германии, лишен возможности вести активную политику в Италии. Каноном, изданным на февральском соборе 1078 г., папа, под страхом отлучения от церкви, воспрещает всем мирянам и духовным отдавать в лен (in beneficium dare) епископства, аббатства, приораты, вообще какие-либо церковные должности и десятины**. Ноябрьский канон того же года объявляет недействительной светскую инвеституру епископств и аббатств и угрожает церковным отлучением духовным лицам, ее получившим; по смыслу канона должны считаться незаконными посвящения лиц, не избранных с общего согласия клира и народа и не утвержденных компетентной властью митрополита. Вместе с тем епископам воспрещается отдавать в лен церковные земли без согласия папы, а мирянам безусловно воспрещается пользоваться на ленных правах церковными десятинами***. Наконец, мартовский канон 1080 г. повторяет относительно инвеституры почти то же самое, что раньше было выражено другими словами в канонах 1075 и 1078 гг.; здесь изменяется только формула отлучения против нарушителей канона; папа угрожает им возмездием божественного правосудия не только в будущей, загробной, но и в настоящей, земной жизни.

______________________

* Относительно законодательства Григория по вопросу об инвеституре см.: Giesebrecht, Gesetzgeb., стр. 137-145; Mirbt, Publicistik, стр. 491 и след.; Martens, Gregor VII, т. I, 319-322.
** Самый текст канона не дошел до нас. Мы узнаем о его содержании только из летописи Бертольда за 1078 г. (М. М. G. S. S., т. V, стр. 308-309). Из этого постановления видно, что Григорий хочет ограничить право распоряжения церковным имуществом, принадлежащее не только мирянам, но и духовным лицам.
*** М. Gr., т. VI, 5в, стр. 332-333. Исследователями уже отмечено, что в 1078 г. впервые назначаются наказания за нарушение канонов, воспрещающих инвеституру. (См.: Meltzer, цит. соч., стр. 137, 138; Giesebrecht, Gesetzgeb., стр. 137, Mirbt, Publicistik, стр. 495).

______________________

Более существенным и более новым представляется другое постановление того же собора, которое устанавливает сам порядок производства епископских выборов. По смыслу канона, почин в деле выборов должен принадлежать духовной власти. По открытии епископской вакансии в той или другой епархии папа или митрополит посылает туда епископа для того, чтобы блюсти за законностью избрания. Затем народ и клир с согласия митрополита избирают себе пастыря свободно, не прельщаясь мирскими выгодами, не увлекаясь соображениями лести или страха перед могущественными мирянами. Буде же избиратели поступят иначе (т.е. совершат выборы под давлением каких-либо посторонних влияний и побуждений или нарушат права митрополита), сами выборы должны считаться недействительными; при этих условиях клир и народ теряют свое избирательное право; право замещения вакантной кафедры переходит вместо того к митрополиту или к папе*.

______________________

* М. Gr., т. VII, 14а, стр. 398-400.

______________________

Этим и заканчивается цикл законодательных мер Григория против инвеституры. После 1080 г. вследствие смерти антикороля Рудольфа, убитого в сражении, ряды папской партии редеют, а королевская партия заметно усиливается. Генрих, которому смерть его могущественного соперника развязывает руки, предпринимает уже в 1081 г. поход в Рим. С этой минуты и до самой смерти Григория Италия остается главной ареной борьбы; и папа, которому приходится думать прежде всего о собственной своей безопасности, волей-неволей вынужден отказаться от дальнейших законодательных мер, за невозможностью собирать в Риме те соборы, которые служат ему органами для его законодательной деятельности.

Проведение церковных канонов на практике во всех странах Европы, точно так же, как и законодательство папы, всецело зависит от положения дела в Италии и Германии. Мелтцер в своем исследовании* в общем верно воспроизводит колебания политики Григория по отношению к вопросу об инвеституре во Франции, Англии и Испании, устанавливая причинную связь между этими колебаниями и различными стадиями борьбы между папством и империей. Словом, Мелтцер прекрасно показывает, что отношения папы к германскому королевству обусловливают собой его преобразовательную политику в других странах Европы, и нам остается здесь усвоить этот результат работы почтенного немецкого ученого.

______________________

* Цит. соч., в особенности стр. 169-181; относительно Франции — Imbart De La Tour, Les elections episcopates, стр. 393-396.

______________________

Каноны, воспрещающие инвеституру, начинают применяться во всех католических государствах Европы только после разрыва между папой и королем. В 1077 г., когда после Каноссы Григорий VII достигает апогея своего могущества, политика его по отношению к Франции становится все более и более агрессивною. Мы видели, что уже в 1076 г. Григорий настаивает на применении "свободных канонических выборов" в Германии*. Через год он уже решается опубликовать воспретительный канон 1075 г. во Франции. Для этой цели по его предписанию постоянный легат апостольского престола во Франции — епископ Гуго Диэсский — созывает один за другим два провинциальных собора в Отёне и в Пуатье, на которых торжественно провозглашается воспрещение царской инвеституры и возвещается церковное отлучение как получающим, так и дающим ее**. Не довольствуясь уничтожением светской инвеституры, Григорий в отдельных случаях стремится влиять на епископские выборы через названного своего легата и даже назначать своих кандидатов на вакантные епископские кафедры***.

______________________

* См. выше, стр. 370, примеч. 3.
** См. письмо Григория (М. Gr., т. IV, 22, стр. 272-275); деяния Отёнского и Пуатьесского соборов у Mansi (т. XX, стр. 483, 498); ср.: Imbart De La Tour, цит. соч., стр. 394-395.
*** О деятельности Гуго см.: Meltzer, стр. 157, Imbart De La Tour, стр. 395.

______________________

Такие же тенденции папа обнаруживает в общем и по отношению к владениям английского короля — Вильгельма Завоевателя — и в особенности Бретани, хотя, впрочем, здесь он действует с большей осторожностью и умеренностью, так как ему невыгодно ссориться с дружественным ему и могущественным королем*, которого сам он называет "перлом между князьями"**. В Испании папа в 1078 г., согласно просьбе аррагонского короля, назначает указанного последним кандидата на вакантную епископскую кафедру***. В 1080 г. Григорий требует, чтобы в Испании никто не был возводим и посвящаем в епископы без предварительного разрешения его легата****.

______________________

* Из писем папы мы узнаем о назначении им нового кандидата на вакантную дольскую кафедру вместо низверженного Югелла; см.: М. Gr., т. IV, 4, 5, стр. 247-250. О политике Григория по отношению к вопросу об инвеституре в Англии см. вообще: Meltzer, цит. соч., стр. 131-135.
** М. Gr., т. VII, 23, стр. 415.
*** Ibid., т. V, 21, стр. 317.
**** Ibid., т. VIII, 23, стр. 430.

______________________

Под влиянием изменившихся после смерти антикороля Рудольфа обстоятельств политика папы с 1081 г. вступает по отношению к Англии, Франции и Испании на путь послаблений. Григорий не делает здесь каких-либо принципиальных уступок; но он снисходительнее относится к таким нарушениям изданных им канонов, за которые раньше того он угрожал церковными карами королям и епископам*. В отдельных случаях он готов даже примириться с некоторым влиянием королей на замещение епископских кафедр: это видно из письма папы к Альфонсу — королю Кастилии (1081 г.), коего он просит содействовать избранию на толедскую кафедру лица достойного как по своему образованию, так и по своим нравственным качествам**.

______________________

* Meltzer, стр. 173.
** М. Gr., т. VIII, 26, стр. 476.

______________________

VIII

В Германии спор об инвеституре развивается совершенно иначе, чем в других странах. Здесь, как я сказал, после 1076 г. не может быть речи о каких бы то ни было уступках со стороны короля или папы. После Каноссы Генрих не думает отказываться от той власти над германским епископатом, без коей он не может царствовать. С 1077 по 1079 г. он назначает целый ряд епископов на вакантные кафедры*. За это время из шести назначений пять совершаются вопреки желанию клира и народ**. В то же самое время в тех областях Германии, где господствует противник Генриха — антикороль Рудольф, епископские кафедры замещаются частью путем канонических выборов, частью же лицами, прямо назначенными самим папой***.

______________________

* Об этих назначениях см.: Bertholdi Ann., M. M. G. S. S., т. V, стр. 301, 311, 314, 317, 323; ср.: Bonin, Die Besetzung der deutschen Bisthumer in d. letzten Jahren Heinrichs IV, 1077 bis 1105, стр. 12 и след.
** Bonin, цит. соч., стр. 12.
*** Bertholdi Ann., стр. 309-310; Annalista Saxo, M. M. G. S. S., т. VI, стр. 716 (конец); ср.: Hauck, Kirchengesch. Deutschlands, т. III, стр. 816, примеч. 2.

______________________

Со своей стороны Григорий не думает уменьшать своих требований. Правда, осенью 1079 г. он предписывает легатам, посланным им в Германию, не входить в рассмотрение дел о епископах, получивших светскую инвеституру*. Но это обусловливается вовсе не желанием папы делать какие-либо уступки Генриху, а намерением его самому выступить в роли судьи по отношению к германскому королю**. В то время вопрос о назначенных Генрихом епископах временно заслоняется другим, более важным вопросом о том, который из двух спорящих между собой германских королей должен считаться законным? До тех пор, пока этот вопрос остается нерешенным, папе неудобно принимать какие-либо меры против ставленников Генриха. При данных условиях подобные меры усилили бы партию последнего и преждевременно восстановили бы против папы значительную часть немецкого епископата. Григорий вообще стремится к тому, чтобы разъединить интересы епископов и короля. Этим объясняется то обстоятельство, что в 1080 г. папа вторично низлагает Генриха не за применение им инвеституры, а под другим предлогом***. Этим объясняется также тот факт, что и после 1080 г. он неодинаково относится к епископам и к королевской власти. Неуклонно настаивая на соблюдении королевской властью канонов, воспрещающих инвеституру, папа вместе с тем, несомненно, допускает некоторые послабления в пользу епископов, назначенных Генрихом. В 1081 г. он прямо предписывает своим легатам ради соблюдения мира смягчать по отношению к таким епископам строгость канонов****. Мелтцер верно объясняет это желанием Григория переманить в свой лагерь сторонников Генриха из высшего духовенства, облегчив им переход в ряды папской партии*****. Рядом с этим в том же письме Григория к его легатам — епископу Альтману Пассавскому и аббату Вильгельму Гиршавскому — выражаются в крайне резкой форме требования апостольского престола по отношению к будущему германскому королю, которого предстоит избрать вместо низложенного Генриха и убитого Рудольфа. Король этот, как мы уже видели******, должен принести не более не менее как вассальную присягу апостольскому престолу. По смыслу текста этой присяги, установленного Григорием, германский король обязуется по вопросу о замещении церковных должностей прийти к соглашению с папой так, чтобы не быть виновным в святотатстве и не подвергнуть опасности спасения своей души⁷*.

______________________

* М. Gr., epist. coll., 32, стр. 557.
** В цитированном в предыдущем примечании письме (стр. 557-558) Григорий предписывает легатам действовать осторожно ввиду распространения в Германии слуха о том, что они в своей деятельности превышают данные им папой полномочия. Григорий предоставляет самому себе принять надлежащие меры в случае неисполнения Генрихом его требований относительно немецких епископских кафедр.
*** М. Gr., т. VII, 14, стр. 403.
**** Ibid., т. VIII, 26, стр. 423.
***** Meltzer, стр. 177.
****** См. выше, стр. 310.
⁷* М. Gr., т. VIII, 26, стр. 475-476.

______________________

Иными словами — от германского короля требуется по вопросу о замещении церковных должностей безусловное подчинение изданным папой канонам; папа заранее предупреждает, что в случае несоблюдения этого условия и других требований, выраженных в присяге, римская церковь не только не будет благоприятствовать и содействовать будущему королю, но будет всячески ему противодействовать*. Современными исследователями уже в достаточной степени выяснен тот факт, что в то самое время, когда Григорий ставит такие высокие требования по отношению к германскому королю, угрожая церковными карами за их неисполнение, он сохраняет вполне дружественные отношения с королями английским и кастильским, а также живет в мире с Филиппом I французским, несмотря на то, что эти короли не думают отказываться от права замещения подвластных им церквей**. Папа может вступать во временные компромиссы с теми или другими светскими государями, до известной степени мириться с их самостоятельностью и даже с теми или другими частными проявлениями их господства над церквами. Но глава Священной Римской империи должен быть превращен в папского вассала: иначе папа станет его рабом.

______________________

* М. Gr., т. VIII, 26, стр. 475.
** Ср.: Meltzer, цит. соч., от стр. 174. Более снисходительное отношение Григория к другим странам, сравнительно с Германией, было отмечено писателем-империалистом — Венрихом: см.: М. М. G., De 1., т. I, стр. 297.

______________________

Законодательство Григория, направленное против светской инвеституры, как мы видели, ставит себе задачей устранить светские власти от замещения духовных должностей. Но для"осуществления теократического идеала папы и этого мало. Для последовательного проведения в жизни церкви того монархического, папского начала, которое олицетворяет собой ее единство, недостаточно освободить иерархию от мирских властителей: необходимо поставить ее в более тесную зависимость от св. Петра и его преемника; а для этого нужно подчинить влиянию апостольского престола само замещение вакантных кафедр.

Что таковы были в действительности цели Григория, видно из сопоставления его законодательства с направленными против светской инвеституры административными мерами. Из собранного новейшими исследователями материала видно, что он старается, где только возможно, влиять на епископские выборы и даже прямо назначать своих кандидатов*. В силу декрета 1080 г., как мы видели, назначение епископов переходит в руки папы лишь в том случае, если "свободные выборы" делаются невозможными, т.е. если избиратели подчиняются давлению мирской власти. Но, как верно замечает Мирбт, назначение епископов папой вскоре после воспрещения инвеституры перестает быть исключением. Григорий начинает назначать епископов в нарушение принципа свободных выборов и, следовательно, в нарушение того древнего канона, на который он опирается**. В сущности, как нам кажется, к иному результату и не может привести знакомый нам канон 1080 г.***

______________________

* Meltzer, цит. соч., стр. 125, 172, 180; Rocquain, La Papaute au Moyen Age, стр. 117-120. Названный писатель (стр. 120) отмечает стремление Григория влиять на выборы, применять к замещению епископских кафедр систему, которую можно было бы назвать suffrage dirige. Ср.: Langen, Gesch. d. romischen Kirche, т. IV, стр. 56, примеч. 1; Mirbt, Publicistik, стр. 499, примеч. 2.
** Mirbt, Цит. соч., стр. 499.
*** См. выше.

______________________

В те времена ожесточенной борьбы между духовной и светской властью выбор того или другого лица на вакантную епископскую кафедру всегда обусловливается сочувствием большинства избирателей к папе или к тому или другому светскому властителю. Чтобы приобрести угодного им пастыря, избиратели должны заручиться помощью какого-нибудь могущественного покровителя — светского государя или римского первосвященника; поэтому в занимающую нас эпоху даже чисто местные интересы и симпатии избирателей становятся под знамя той из двух борющихся партий, которая берет на себя их защиту*. Если настроение избирателей согласуется с видами апостольского престола, ему, конечно, нет повода отменять выборы, так как они и по своему результату равняются назначению нового кандидата папой. Напротив, в том случае, если избиратели мирволят светской власти, выборы в конце концов должны свестись к назначению нового пастыря тем или другим светским властителем; а при этих условиях, по смыслу канона Римского собора 1080 г., выборы утрачивают законную силу, клир и народ теряют свое избирательное право, и папа сам назначает нового кандидата**. Иными словами, в силу канона 1080 г. папа имеет законный повод, чтобы заменять выборы назначением во всех тех случаях, когда это ему нужно. При том повсеместном, резком делении общества на два противоположных лагеря, которое характеризует собой эпоху борьбы между святительской и царской властью***, выборы вполне свободные возможны разве в виде редкого исключения. Замещение епископских кафедр должно так или иначе подпасть влиянию кого-либо из светских властителей или апостольского престола****.

______________________

* Наглядный пример этого явления мы видим в Милане, где Эрлембальд и патары проводят своего кандидата на архиепископскую кафедру при содействии Рима, а капитаны для той же цели обращаются к королю (см. выше, стр. 331-332). В те времена внепартийный кандидат вряд ли был возможен: он был бы затерт в столкновении двух борющихся партий.
** См. выше, стр. 372-373.
*** Эта повсеместная борьба прекрасно характеризуется словами Венриха Трирского о Григории: "Interiorem autem ordinem aecclesiae ita confudit, ut non sit episcopatus, non monasterium, non coenobium, non denique aliquod socialis vitae receptaculum, ad quod non contentio et quaedam totius religionis incertitudo pervenerit" (M. M. G., De 1., т. I, стр. 287). Совершенно так же характеризует состояние общества писатель противоположной партии — Манегольд: "Ita namque usque ad hodiernum diem duae civitates, quarum una est Christi, altera diaboli, a principio negocii hujus in suis civibus distinctae manserunt, ut nulla fere civitas in tota Latinitate sit, quae non habeat hujus causae oppositos defensores" и т.д. (Contra Wolf., M. M. G., De 1., т. I, стр. 306).
**** Так и происходит в действительности: в областях, подчиненных Генриху, принцип свободных канонических выборов нарушается королем (см. выше, стр. 375); в областях, подчиненных Рудольфу, он нарушается папой (см.: Hauck, Kirchengesch. Deutschlands, т. III, стр. 816, примеч. 2).

______________________

Григорий хочет не только взять в свои руки замещение церковных кафедр: он старается вообще поставить высших представителей иерархии в более тесную от себя зависимость. Мы уже говорили о том, что Виберт Равеннский получил еще при Александре II (по настоянию Гильдебранда) архиепископский сан и паллиум — знак архиепископского достоинства — лишь под условием принесения им присяги в верности апостольскому престолу. В силу этой присяги архиепископ, как вассал св. Петра, принял на себя, между прочим, обязательство защищать "регалии", т.е. светские владения св. Петра против всякого возможного нападения*. Мы видели, что после Вормсского собора Григорий требует от одного немецкого епископа, чтобы тот служил ему войском**. В 1079 г. Генрих, патриарх Аквилейский, получает от Григория посвящение на тех же условиях, что и Виберт, причем в формуле присяги, им принесенной, его вассальные обязательства по отношению к апостольскому престолу определяются еще точнее: патриарх прямо обязуется "оказывать римской церкви светскую, военную помощь" всякий раз, когда того потребует папа***. При этом нас не должно вводить в заблуждение заявление Григория о том, что, изменяя порядок замещения епископских кафедр, он не хочет, однако, препятствовать епископам исполнять их служебные, вассальные обязанности по отношению к их королю****. Тексты присяги Виберта Равеннского и Генриха Аквилейского доказывают, что в действительности папа хочет быть верховным сюзереном епископов. Он разрешает им служить королю лишь постольку, поскольку сам король остается послушным и верным апостольскому престолу.

______________________

* Текст присяги Виберта у Гизебрехта (Gesch. d. deutsch. Kaiserzeit, т. III, стр. 1215); ср.: Meltzer, цит. соч., стр. 51, 52.
** М. Gr., epist. coll., 13, стр. 554.
*** Ibid., т. VI, 17а, стр. 354; ср. Meltzer, цит. соч., стр. 118-152; Mirbt, Publicistik, стр. 476, 501.
**** М. Gr., т. V, стр. 292.

______________________

Ко всему сказанному следует прибавить еще и то, что выдача знака архиепископского достоинства — паллиума — производится не иначе как под условием явки архиепископов в Рим. Чтобы понять значение этого обычая римской курии, следует принять во внимание, что, по разъяснению Григория, без паллиума архиепископ не может ни рукополагать, ни освящать церквей, ни вообще исполнять обязанности своего архипастырского служения*. Являясь в Рим для получения паллиума, каждый архиепископ признает тем самым, что он от папы держит всю свою архипастырскую власть. Это — не только выражение подчинения римскому первосвященнику как главе церковной иерархии: как мы уже неоднократно указывали, Григорий и его партия плохо различают между чисто духовными и светскими полномочиями святительской власти; поэтому, с клерикальной точки зрения, архиепископ, получающий паллиум из рук римского первосвященника, тем самым в качестве духовного князя как бы признает св. Петра своим верховным сюзереном. В присяге Виберта и Генриха Аквилейского, в сущности, приводятся в ясность те обязанности, которые, по мнению Григория, вообще должны быть связаны с архиепископским служением.

______________________

* О паллиуме см. цитаты, собранные у Мирбта (Publicistik, стр. 501, примеч. 1).

______________________

Вообще с отменой светской инвеституры папа должен приобрести по отношению к архиепископам и епископам всю ту власть, которая раньше принадлежала королям и императорам. Сторонники Григория упрекают империалистов в том, что они "не хотят иметь другого первосвященника, кроме кесаря"*; выше мы уже имели случай убедиться в том, что этот упрек до известной степени основателен. Но по этому самому паписты хотят вырвать целиком власть над епископатом у королей и императоров; а это значит то же, что отнять у последних их царские функции и поставить папу на их место.

______________________

* Manegoldi contra Wolf., M. M. G., De 1., т. I, стр. 306.

______________________

Мы рассмотрели вопрос о замещении высших духовных должностей в той конкретной исторической обстановке, в которой он явился в дни понтификата Григория VII. Мы видели, что отношение папы к этому вопросу с самого начала определяется той основной целью, к которой он стремится во всех своих деяниях. В его глазах уничтожение светской инвеституры составляет лишь звено в целом ряде мер, которые представляются необходимыми для постепенного осуществления единства божеского царства на земле.

В мирообъемлющем плане папы изменение порядка замещения духовных должностей не есть высшая, безусловная цель, а средство. Этим, как мы видели, объясняются промедления и колебания политики Григория по вопросу об инвеституре. Он впервые начинает добиваться отмены королевской инвеституры в те дни, когда это, по его мнению, представляется необходимым для спасения того свободного и независимого папства, которое составляет краеугольный камень церковного единства. В первые годы своего понтификата он отсрочивает постановку вопроса об инвеституре в его общем принципиальном значении, потому что в то время тот же идеал "единства" выдвигает перед ним другие задачи и цели и требует некоторых жертв в его преобразовательной программе. Во имя этого идеала Григорий живет в дружбе с германским королем в те дни, когда мысли его поглощены вопросом о соединении церквей и о необходимом для этого крестовом походе, который может состояться лишь при условии добрых отношений с империей; во имя того же идеала папа сохраняет мирные отношения с Генрихом, пока он надеется приобрести в его лице могущественного союзника против "врагов единства" — симонистов и николаитов. Наконец, во имя "единства церкви" совершается разрыв между папством и империей.

На основании всего вышесказанного мы можем еще раз убедиться в односторонности того чрезвычайно распространенного в германской литературе воззрения, которое видит в вопросе об инвеституре преимущественно "вопрос финансовый", вопрос о праве собственности или пользования по отношению к церковным бенефициям*. Мы уже видели, что без инвеституры германский король вообще не может царствовать; для него инвеститура олицетворяет собой не имущественные только права по отношению к имперским церквам, но самое существо его царской власти. С отменой инвеституры он утрачивает то владычество над церковью, которое дает ему возможность принуждать к повиновению его светских вассалов, и перестает быть самостоятельным государем, впадая в полную зависимость от имперских князей и папы. Инвеститура олицетворяет собой не один какой-либо вид господства, а сложную совокупность прав короля: она понимается одновременно как власть царя-священника, свыше поставленного управлять церквами, и как светское верховенство, и, наконец, как имущественное право над церковными бенефициями. При той шаткости и неопределенности юридических понятий, которая составляет отличительную черту правосознания средних веков, все эти три вида господства беспрестанно смешиваются; светские права короля сливаются в одно целое с его святительскими полномочиями, частные владельческие права его не отграничиваются резкой гранью от его политического верховенства.

______________________

* См.: Ficker, Eigenthum d. Reichs, гл. V, стр. 130; Meltzer, цит. соч., стр. 130; Mirbt, Publicistik, стр. 537, 539.

______________________

Точно так же для Григория и его партии вопрос об инвеституре вовсе не есть только вопрос об имущественных правах, а вопрос о спасении церкви как единой иерархической организации. Для папы церковь "свободная и католическая" служит руководящей нормой; церковные имущества рассматриваются им лишь как средство для осуществления этого идеала; господство светской власти над земными богатствами церкви должно быть упразднено для того, чтобы эти богатства служили универсальным религиозным целям божеского царства. На практике господство светских государей над церковными бенефициями неизбежно связывается с узурпацией святительских функций. Поэтому Григорию остается только оспаривать права светской власти над церквами во всей их полноте. Он хочет отнять у светских властителей не только те святительские, пастырские полномочия, которые они себе присваивают, но также и их власть над регалиями, над территориальными владениями церквей.

Впоследствии, уже в XII веке, писатели и практические деятели клерикальной партии пытаются установить различие между чисто духовной властью епископа, которую он не может получить из рук мирян, и властью его над церковными бенефициями, которую он держит от того или другого светского государя*: различие это кладется в основу того Вормсского конкордата, коим в XII веке закончился спор. Но в творениях Григория и клерикальных публицистов его времени мы не находим и следа подобного различения: они стоят на той гумбертовской точке зрения, согласно коей святительские полномочия епископа и его владельческие, княжеские права над церковной территорией составляют единое, неделимое целое. Григорий знает светскую инвеституру только как "святотатство"**, нечестивую узурпацию.

______________________

* Ср.: Bernheim, Zur Gesch. d. Wormser Concordates, Gottingen, 1078, стр. 1-23.
** В присяге, установленной Григорием в 1081 г. для будущего короля (М. Gr., т. VIII, 26, стр. 476), светская инвеститура подводится под понятие "sacrilegium". В устах Григория это слово приобретает особое значение, так как ему неизвестно то различение между инвеститурой посохом и кольцом и инвеститурой регалий, которое устанавливают позднейшие писатели.

______________________

Когда Григорий решился уничтожить светскую инвеституру, он, по мнению Мелтцера, не избрал единственного честного пути, который мог бы привести к этому результату: он должен был бы стать на тот путь, на который впоследствии пытался вступить папа Пасхалий II, т.е. возвратить светским властям те церковные имущества, те верховные права над церковными территориями, коими обусловливалось участие государей в замещении духовных должностей*. Однако как бы ни было справедливым и честным такое решение церковного вопроса по нашим современным понятиям, с точки зрения Григория и его партии оно не могло представляться ни справедливым, ни честным. Григорий как практический политик не мог не понимать, что немыслимо заставить всех высших чинов иерархии отказаться от их богатств; странно упрекать его за то, что он, в отличие от своего преемника, не увлекался неосуществимыми фантазиями и не хотел компрометировать дело реформы, связывая его с утопическими проектами. Но, помимо этого, такое решение должно было представляться Григорию несправедливым и даже более того — кощунственным. Мы видели, что для него все то, чем владеет церковь, обращается в ее неотчуждаемый удел, в святыню Божию**. Согласно тому гумбертовскому воззрению, которое в то время господствует среди клерикальной партии, — отделить духовную власть епископа от его владельческих прав, значит то же, что разлучить душу от тела, уничтожить само существо пастырской власти***. По смыслу той теократической идеи, в которую верит Григорий, божеское царство должно подчинить себе сами мирские богатства. Мы уже видели, что для Григория духовная власть римского первосвященника над царствами мира беспрестанно материализируется в собственность****. Для папы отказаться от владений церкви в пользу светской власти значило бы то же, что отречься от господства церкви над миром. Если бы Григорий стал на тот путь, на который после него временно вступил Пасхалий, он, конечно, стоял бы ближе к современной точке зрения некоторых немецких ученых, но он не был бы героем теократии.

______________________

* Meltzer, цит. соч., стр. 183.
** См. выше, стр. 312.
*** См. выше, стр. 247-248.
**** См. выше, стр. 312.

______________________

Вопрос финансовый, имущественный несомненно замешан в споре об инвеституре; но он составляет одну лишь сторону, один из элементов реформы. Для Григория и его сторонников экономический интерес не служит ни единственным, ни даже преобладающим мотивом. Григорий восстает против инвеституры главным образом потому, что она ставит иерархию в зависимость от многих незаконных властителей и поэтому служит препятствием к осуществлению власти единого вселенского пастыря. Говоря словами одного из позднейших писателей, при существовании инвеституры "извращается вера, утрачивается свобода церкви, уничтожается священство, закрывается единая и единственная дверь церкви и открывается множество других дверей; всякий, кто входит ими, есть вор и разбойник"*. По мнению другого писателя, современника Григория, государь, инвестирующий епископов, тем самым узурпирует власть того привратника, который должен отворять дверь истинным пастырям во двор овчии**. Для пастырей, входящих в церковь "единой дверью", апостол Петр должен служить привратником и ключником. В этом и заключается та главная тенденция сторонников преобразований, которая проводится под именем "свободных канонических выборов".

______________________

* Brunonis ер. Signini epist. IV, М. М. G., De 1., т. II, стр. 564.
** Anselmi Lucensis contra Wibertum, M. M. G., De L, т. I, стр. 522.

______________________

Глава V
СВЯТИТЕЛЬСКАЯ И ЦАРСКАЯ ТЕОКРАТИЯ

Внутренние противоречия религиозно-общественного идеала средних веков ясно обнаружились в 1076 г., когда единая в идее теократия раскололась на две враждебные друг другу половины. Четырьмя годами позже единство "божеского царства" вновь исчезло в споре о первенстве двух высших в католическом мире властей; роковая двойственность латинской теократии выразилась еще полнее и рельефнее. На Римском соборе 1080 г. папа вторично низложил Генриха IV и признал законным государем его соперника — антикороля Рудольфа. На Бриксенском соборе того же года Генрих точно так же вторично низложил Григория и возвел на его место антипапу Виберта (Климента III). С высших ступеней иерархической лестницы раздвоение распространилось и на низшие; каждая сторона стала низлагать сторонников противника и возводить на их место своих ставленников; из-за духовных и светских должностей заспорили кандидаты противоположных партий, и, говоря словами летописца, описавшего события той эпохи, империя превратилась в царство двойников*. В порядке светском и духовном две иерархии стали друг против друга; две церкви и две империи начали громить проклятиями одна другую.

______________________

* Ср.: Ann. August. (M. M. G. S. S., т. III. стр. 130): "О miseranda regni facies! Sicut in quodam comico «onmes sunt geminati;» legitur, papae geminati, pontifices geminati, reges geminati, duces geminati".

______________________

В борьбе между святительской и царской теократией наглядно сказалось сродство и сходство между ними. Среди общего раздора обе партии стали громче чем когда-либо провозглашать идеал всеобщего мира и единства, обвиняя противника в его нарушении и в результате, — обе выразили свои притязания в классических формулах.

Идеал царской теократии нашел себе сжатое и образное выражение в кратком, но чрезвычайно важном по содержанию послании самого Генриха IV, написанном (к одному из немецких епископов) весной 1076 г., два месяца спустя после Вормсского собора.

По словам короля, Гильдебранд порвал ту "единственную связь мира", которая должна скреплять церковное здание; восхотев соединить в своих руках царскую и святительскую власть, он в одинаковой мере извратил ту и другую и восстал против Богом установленного порядка. Ибо сам Христос перед страстью повелел, чтобы в церкви владычествовали два меча, две власти — светская и духовная. В ответ на заявление апостолов "Господи, здесь два меча", Спаситель отвечал "довольно", из чего ясно, что Он не удовольствовался одним мечом, одной только властью. При разделении функций двух властей единство церкви должно выражаться в их взаимной любви и согласии: ибо они должны стремиться к осуществлению одной и той же цели — отсекать от церкви все то, что вредит ее преуспеянию. Признавая на словах, что царство и священство не должны поглощать друг друга, что они обязаны воздавать одно другому "подобающую честь", Генрих, однако, истолковывает эту "подобающую честь" в том смысле, что "святительская власть должна повиноваться царю после Бога". Со своей стороны царская власть обязана сражаться против врагов Христовых, угрожающих церкви извне, и внутри церковного здания — принуждать людей к повиновению святительской власти. Римский первосвященник обязан чтить царя как помазанника, который получает свою власть не от папы, а непосредственно от Бога, а потому не может быть судим никем, кроме одного только Бога*.

______________________

* Codex Udalrici, n. 49, стр. 107-108; ср.: п. 47, стр. 101-102 (Jaffe Bibl., т. V).

______________________

В энциклике, обращенной ко всем верным Германии, Григорий в 1076 г. обвиняет Генриха в том, что он восстал против "единства церкви", разорвал на части тело Христово*. Совершенно так же Генрих и собравшиеся в Вормсе немецкие епископы обвиняют Григория в том, что он, "восседая на престоле мира", нарушил мир, посеял в церкви всеобщий раздор и раскол**. В 1080 г., после второго отлучения Генриха, один из его сторонников, епископ Теодорих Вердёнский, прямо заявляет, что Григорий "рассек единство церкви" и рассыпал овец Христовых, вместо того чтобы собирать их воедино***.

______________________

* М. Gr., epist. coll., 14, стр. 539.
** Cod. Udalrici, п. 47, стр. 102; п. 48, стр. 104 (Jaffe Bibl., т. V).
*** Cod. Udalrici, n. 62, стр. 129-130; ср.: Benzonis aliorumque card, scripta, Gesta rom. eccles, lib. II, cap. 2, M. M. G., De 1., т. II, стр. 374: "Hildebrandus autem поп solum ecclesiae conturbavit pacem, sed etiam aecclesiasticam scidit unitatem et unice fidei vestem inconcustibilem".

______________________

В заявлениях Генриха и названных его сторонников слышатся отголоски давно прошедших времен. Пытаясь воскресить идеал царя — "викария Христова", они, как сказано, возвращаются к тому традиционному воззрению на задачи Священной Римской империи, которое господствовало во времена Оттонов и в особенности — в дни Генриха III. В занимающую нас эпоху этот идеал "святительского царства" находит себе полное и всестороннее выражение в так называемом "Панегирике Генриху IV", составленном Бенцоном, епископом Альбским. Трактат этот более чем какое-либо другое произведение писателей-империалистов заслуживает нашего внимания как потому, что он дает нам возможность обнять теорию Священной Римской империи в ее целом, так и потому, что здесь идеал империи является перед нами в чистом виде, не затемненный какими бы то ни было сделками с воззрениями противников или уступками в их пользу.

_______________________________

Изо всех противников папства в XI веке, быть может, всего больше заинтересованы в сохранении Священной Римской империи ломбардские духовные и, в частности, епископы, которые нуждаются в заступничестве и помощи императора против теснящих их партий "патаров". Поэтому Ломбардия есть по преимуществу родина крайних приверженцев императорской власти, тех апологетов и теоретиков, которые выясняют нам как идею Священной Римской империи, так и отношение этой идеи к местным интересам Италии.

К этой среде принадлежит упомянутый нами автор "Панегирика" — Бенцон Альбский, о котором клерикальный писатель Бонитон упоминает в числе "упрямых быков" — епископов Ломбардии*. Как видно из названного сочинения, Бенцон принимал деятельное участие в различных стадиях борьбы между папством и империей, был ревностным сторонником двух антипап — Кадала при Александре и Виберта при Григории**; за упорную вражду против апостольского престола он в конце концов поплатился своей кафедрой. Выгнанный на старости лет из Альбы патарами***, больной и поверженный в нищету****, он можно сказать, выстрадал тот идеал империи, за который он неутомимо боролся в течение многих лет своей жизни*****.

______________________

* Humb. Card. Ad amic, lib. VI, стр. 643 (Jaffe, Bibl., т. II).
** Benzonis episcopi Alb. ad Heinricum Imp., M. M. G. S. S., т. XI, стр. 610, 612, 614, 617, 656-658, 666.
*** Ibid., lib. VII, стр. 669; lib. I, стр. 608.
**** См.: ibid., lib. VI, стр. 660; lib. I, стр. 608; lib. VII, стр. 669; здесь Бенцон жалуется на болезнь глаз и в особенности на болезнь ног, которая заставляет его лежать в постели.
***** Ibid., lib. I, стр. 608.

______________________

Так называемый "Панегирик Генриху IV" представляет собой, как это выяснено Люмгрюбнером, свод нескольких трактатов, написанных Бенцоном в разное время*. Здесь выразилось настроение тех затравленных патарами ломбардских пастырей, которые видели в императоре и империи оплот против "тирании" Гильдебранда. "Епископ без епископства"**, Бенцон, по его словам, не имеет где преклонить голову; он покинут всеми, ибо учения патаров заразили всю его паству без различия возраста и пола***. В таком же жалком положении находятся и многие другие пастыри — приверженцы империи. Мы только называемся епископами, говорит наш автор в другом месте, не будучи таковыми на самом деле: ибо негодяи (патары) похищают все наше достояние. Епископам уже нечем поделиться с бедными, так как они сами нищенствуют. У них остается в руках один лишь посох, символ пастырской власти, полученный ими от кесаря: все прочее их имущество поедается псами****. Епископов уже не защищают их вассалы; враги нападают на них в селах и городах, избивают и подвергают их всевозможным оскорблениям"*****.

______________________

* Lehmgrubner, Benzo v. Alba. Ein Verfechter d. Kaiserlichen Staatsidee unter Heinrich IV, Berlin, 1887, гл. III, стр. 23.
** Benzonis episcopi Alb. ad Heinr., lib. VII, стр. 669.
*** Ibid., lib. I, стр. 608.
**** Ibid., lib. VI, стр. 667.
***** Ibid., lib. V, стр. 653.

______________________

Отовсюду теснимые, Бенцон и его товарищи "бродят как тени"*. Понятно, что они ждут появления императора в Италии, как манны небесной, видят в нем своего избавителя и спасителя. Он — "надежда церквей"**, должен воспользоваться властью, данной ему свыше, чтобы казнить патаров жезлом железным, сковать цепями опустошителей церковных имуществ***. Его победа — "спасение народов и слава церквей"****. Бенцон взывает к Генриху словами Евангелия: "Ты ли тот, который должен прийти, или ожидать нам другого" (Мф. 11: 3)*****. А в другом месте наш автор прямо говорит, что вся земля ожидает Генриха как самого Искупителя (quasi redemptorem), что перед королем отворятся все города Италии и путь его будет устлан пальмовыми ветвями******.

______________________

* Ibid.
** Ibid., lib. VI, стр. 667: "Caesar — spes ecclesiarum" и т.д.
*** Ibid., lib. V, стр. 653.
**** Ibid., lib. I, стр. 600.
***** Ibid., lib. III, стр. 624.
****** Ibid., lib. I, стр. 605.

______________________

Генрих, на которого Бенцон возлагает все свои упования, представляется ему носителем высшей на земле власти. "После Бога, — говорит он, — ты царь, ты император. Ты царствуй, ты повелевай, устрашая твоей властью; пусть страх твоих угроз обратит в ничто самонадеянных и дерзких"*. Император — "викарий Божий", свыше поставленный над всеми земными властями, над всеми царствами; образ Бога Вышнего, он — как бы второй Создатель на земле (alter creator)**. Он — повелитель вселенной (imperator orbis terrarum), и по сравнению с ним все прочие монархи — не более как царьки отдельных провинций (reguli provinciarum)***. Он — "князь над князьями" (princeps principum), источник всякого закона****; как таковой он, не будучи подчинен никакой земной власти, отдает отчет в своих действиях одному лишь Богу. Такое значение принадлежит императору в отличие от всех прочих царей как римскому кесарю. Тиберий, возвеличивший Рим многими приобретениями, по праву назвал Рим главою мира (caput mundi): оружие римских кесарей покорило вселенную и было спасением для народов, так как, внося всюду мир и закон, римское владычество способствовало всеобщему процветанию. Еще в языческие времена империя служила высшим провиденциальным целям; уже языческие кесари быстро подавляли и наказывали всякие преступные возмущения, подобные тому восстанию против Богом учрежденного порядка, которое совершилось на небесах в начале творения (Бенцон, очевидно, имеет в виду грехопадение дьявола). Так Веспасиан покарал Иудеев за их предательство, за крестную смерть Спасителя, поработив их другими народами*****. Тем более в христианские времена империя всегда служила высшим религиозным целям христианской теократии; в особенности Константин Великий всячески содействовал укреплению католической веры: он обратил в христианство почти весь Рим (репе totam Urbem) и эдиктом установил всеобщее единомыслие в исповедании святой веры (edicto constituit, ut omnes in sacrae fidei professione sentirent unum atque idem)******.

______________________

* Ibid., lib. I, стр. 608.
** Ibid., lib. I, стр. 609; ср.: Petri Crassi Defensio Heinrici IV Regis, где говорится, что царь — образ Божий — vicem Dei agit (M. M. G., De 1., т. I, стр. 450).
*** Benzonis episcopi Alb. ad Heinr., lib. I, стр. 602.
**** Ibid., lib. IV, стр. 642.
***** Ibid., lib. I, стр. 598.
****** Benzonis episcopi Alb. ad Heinr., lib. VII, стр. 670. Так же точно и Петр Красе (Defensio Heinrici IV Regis, M. M. G., Del., т. I) учит, что римские императоры издавали законы pro totius christianitatis salvatione (cap. 6, стр. 443). Права императора освящены "divinae legis sanctione" (стр. 444). Императоры приобрели более последователей Христу "imperando", нежели проповедники "praedicando" (cap. 1, стр. 435). Рядом ссылок на светское законодательство римских императоров и на творения св. отцов (стр. 435-437) Красе доказывает теократическую миссию империи. Императоры — поставленные от Бога блюстители мира среди христианства (cap. 3, стр. 437). Они получают свою власть не от папы, а непосредственно от Бога (cap. 3, стр. 437).

______________________

Основателями христианской империи должны считаться апостолы Петр и Павел: знаменосцы христианского воинства, они, сражаясь против языческих идолов, завоевали себе власть над империей своей мученической кончиной: располагая по своему усмотрению этой властью, они вручали ее то грекам, то лангобардам или галлам и, наконец, отдали ее в вечный удел германцам*. Таким образом германский король в качестве римского императора приемлет свою власть непосредственно от апостолов, как их викарий. Враги императора суть вместе с тем враги апостолов. Так, по Бенцону, норманны, отторгшие от империи Апулию и Калабрию, суть разбойники и святотатцы, похитившие достояние апостола Павла; за это Бенцон и клеймит их неудобным для перевода эпитетом — fetidissima stercora mundi**! В качестве земного представителя верховного апостола император находится под особым его покровительством. Говоря "как бы от имени св. Петра", Бенцон влагает в уста его следующее обращение к молодому Генриху: "Сын мой, не предавайся страху; я был, есть и буду с тобой, испрашивая у Бога победу тебе и твоим сторонникам в ежедневных молитвах. Рим делает свое дело, защищая советом и оружием твое наследие. И так восстань ты сам и будь судьей в своем деле"***.

______________________

* Benzonis episcopi Alb. ad Heinr., lib. III, стр. 662; ср.: lib. I, стр. 603: "Resultat Roma gaudiis, laudes refert apostolis Per quorum sanctum meritum Roma tenet imperium".
** Ibid., lib. III, стр. 662.
*** Ibid., lib. III, стр. 628.

______________________

Теократическая по своему происхождению и по своей миссии власть императора, по мысли нашего автора, есть прежде всего власть над церковью. Он — римский кесарь, великий, как мир*, первый после Бога обязан защищать мир**. А властвовать над вселенной для Бенцона значит то же, что управлять вселенской церковью. Это доказывается словами мнимого обращения римских патрициев к Генриху III, которые на самом деле выражают лишь заветную мысль самого Бенцона: "На Вашей императорской власти лежит обязанность исправлять Римскую республику законами, улучшать ее нравы и управлять этой святой апостольской церковью, защищая ее Вашей рукой, чтобы она не потерпела в чем-либо ущерба"***.

______________________

* Ibid., lib. VI, стр. 668: "Tantus es, о caesar, quantus et orbis Cis mare vel citra tu leo fortis".
** Ibid., lib. V, стр. 651.
*** Ibid., lib. VII, стр. 671.

______________________

Бенцон точно определяет, в чем должно выражаться это владычество императора над церковью. В качестве "викария Божия" император в своем царстве должен распоряжаться чинами и должностями, в том числе и епископскими кафедрами, точно так же, "как Бог на небесах располагает и упорядочивает чины вышних граждан". Это — не только право, но и обязанность, в исполнении коей император имеет отдать отчет Всевышнему в день суда*. Не подлежит сомнению, что Бенцон имеет здесь в виду ту самую императорскую и королевскую инвеституру, законность коей оспаривается папской партией. В другом месте он выражает свою мысль еще яснее, обращаясь к товарищам своим, ломбардским епископам. "Не можете вы служить двум господам, — взывает он здесь — вы насаждены в доме Божьем руками царя, а не Фоллепранда (т.е. безумца Гильдебранда)**. Поэтому вам следует повиноваться насадителю, а не узурпатору (supplantatori), присвоившему себе царскую власть. Вам надлежит воинствовать царю, который возвеличил вас епископским саном; вы должны оказывать соборное повиновение (synodalem obedientiam) "архиепископу, через которого действием Духа Св. изливается на вас благодать вашего сана. Что вам за дело до какого-нибудь монаха в капоте или до какого бы там ни было симониста"***! На святителях и левитах лежит особая обязанность — служить императору, принося ему щедрые дары, так как ему они обязаны своим епископским саном, который возвышает их над средою Демокрита (т.е. над миром)****. Пусть они воздают Божие Богу, а кесарево кесарю; только исполнение этого божеского закона и сделает их апостолами*****.

______________________

* Ibid., lib. I, стр. 609.
** Имя Гильдебранда, т.е. Григория VII, встречается у Бенцона не иначе, как в таких ругательных искажениях, как Folleprandus, Prandellus, Merdiprandus и т.п.
*** Benzonis episcopi Alb. ad Heinr., lib. IV, стр.634.
**** Ibid., lib. IV, стр. 647.
***** Ibid., lib. IV, стр.637.

______________________

Словом, император, носитель власти св. Петра, есть глава иерархии. Инвеститура епископов составляет лишь частное проявление того верховенства над миром и над церковью, которое он заимствует от верховного апостола. Таким образом, в миросозерцании Бенцона император до такой степени заслоняет собой папу, что невольно возникает вопрос: что же остается на долю последнего? Чем должен быть он, духовный наместник св. Петра, по отношению к светскому его представителю — императору, коему, по-видимому, присваивается вся полнота апостольских прав? Отношение императора к папе, по Бенцону, таково же, как и отношение его ко всем прочим епископам. Гильдебранд, говорит он, утверждал, что папа может возводить в императоры и, низлагать кого он хочет. Но мнение это изобличается во лжи свидетельством "Книги понтификов" ("Liber pontificalis")*. Ибо там, напротив того, сказано, что папа и епископы возводятся руками царей и императоров**. Иначе говоря, Бенцон желает, чтобы порядок замещения епископских кафедр, исстари действующий всюду, применялся в том или другом виде к апостольскому престолу. Наш автор только не употребляет самого термина "инвеститура"; но существо императорского права по отношению к папе и другим епископам понимается им совершенно одинаково; на его суждение, очевидно, не может повлиять то обстоятельство, что императоры никогда не передавали папам священных символов епископской власти — посоха и кольца, так как этим устанавливается лишь чисто внешнее различие между возведением пап и других пастырей. Начиная от Константина Великого, утверждает наш автор, воля императора всегда имела решающее значение при замещении римской кафедры. Правда, в том случае, если император не может лично присутствовать в Риме, с его согласия назначаются в его отсутствие папские выборы, в коих участвуют римский клир, народ и сенат. Но, во-первых, избранный кандидат может быть посвящен не иначе, как по утверждении его императором, а во-вторых, самая процедура выборов вовсе не представляется необходимостью: как видно из обращения к Генриху III, которое Бенцон влагает в уста собранию римской знати, император как управитель церкви может назначить папу безо всяких выборов сам лично, если он находится в Риме или буде он отсутствует, — через своего наместника, римского патриция***. По Бенцону, эти права империи по отношению к апостольскому престолу должны почитаться священными и неприкосновенными. Всякий, кто осмелится помимо императора самовольно похитить римскую кафедру, становится виновным в святотатстве и должен быть подвергнут жестокому наказанию. Бенцон с большой похвалой отзывается о поступке Оттона III, который велел вырвать глаза, язык, нос и уши у некоего "лжепапы" (Иоанна XVI) за подобную узурпацию апостольского престола****.

______________________

* "Liber pontificalis" представляет собой собрание биографий пап, написанных в различное время различными авторами (см.: Herzog's Real-Encyklopadie, Leipzig, 1881, т. VIII, стр. 642-647). В XI веке "Liber pontificalis" служит обеим враждующим партиям общим источником, откуда они черпают исторические доказательства для своих тезисов.
** Benzonis episcopi Alb. ad Heinr., lib. VII, стр. 670.
*** Benzonis episcopi Alb. ad Heinr., lib. VII, стр. 670-671.
**** Ibid., lib. VII, стр. 670.

______________________

Таким образом, в трактате Бенцона мы находим новое подтверждение положения, высказанного нами раньше относительно светской инвеституры: в Священной Римской империи, универсальной по своему идеалу, в отличие от прочих государств она приобретает значение всеобщее, как выражение того владычества императора над вселенской церковью, которому должен подпасть и апостольский престол. Всего больше заинтересованы в осуществлении этого императорского идеала ломбардские епископы вроде Бенцона. Теснимые союзниками папы — патарами, эти "епископы без кафедр" могут отстоять свои пастырские права лишь при том условии, если римский первосвященник подпадет власти их союзника — императора. Как в партии патаров аскетический идеал реформы вступает в компромисс с материальными интересами народных масс, так же точно и в лагере их противников мы видим союз между религиозным идеалом империи и материальными интересами ее сторонников. В произведении Бенцона утомляет своими беспрестанными повторениями личная просьба его к Генриху, которая ежеминутно возвращается как припев ко всему, что он проповедует: исполни закон, не удерживай платы наемника, награди верного раба твоего Бенцона, который столько для тебя потрудился и так о тебе пишет! Исполни этот долг твой, чтобы тебе не погибнуть; заплати Бенцону; тогда враги твои рассеются, как дым, и отступники погибнут*. Ожидая от своего повелителя материальной помощи, Бенцон озабочен тем, что императорская казна пуста: "Стыдно тебе, кесарь, нищенствовать, подобно нам, — взывает он, — когда другие неправильно присваивают себе следуемые тебе подати"**. Наш автор прекрасно знает, что Генрих со всех сторон осаждаем просьбами ненасытных вассалов, которые могут быть удержаны в повиновении лишь надеждами на материальные выгоды: естественно, что император смущает даже тех, кого он любит, так как он не имеет чем заплатить своим воинам***. Желая выручить Генриха из беды, Бенцон дает ему практические советы, которые несравненно легче дать, нежели исполнить. Король должен установить общую подать****; он должен выгнать норманнов из Апулии и Калабрии; в этих провинциях, подчиненных до норманнского завоевания владычеству греков, — всеобщая подать, установленная с древнейших времен, никогда не переставала взиматься; она-то и послужит пополнению императорского фиска*****. Всеобщая подать сделает императора богатым и сильным; она поможет ему вознестись над всеми царями земли******.

______________________

* См., например: ibid., lib. I, стр. 610; lib. V, стр. 650; lib. VI, стр. 668.
** Ibid., lib. I, стр. 602.
*** Ibid., lib. I, стр. 601.
**** Ibid., lib. I, стр. 599.
***** Ibid., lib. III, стр. 629. Ср.: Lehmgrubner, цит. соч., стр. 123.
****** Ibid., lib. VI, стр. 600: "Collacatus equidem in paradiso diviciarum per donum caelestis graciae, magnificabitur super omnes universae terrae".

______________________

В учении Бенцона, давшего идее Священной империи законченное и последовательное творческое выражение, император — викарий Божий, представитель св. Петра, блюститель "единства" божеского царства и глава вселенской церкви, — обладает всеми теми полномочиями, которые, по учению папистов, должны принадлежать только римскому первосвященнику. Заглянем в лагерь противников империи, и сродство между двумя противоположными пониманиями теократии выступит перед нами еще нагляднее и рельефнее.

III

Всемирное здание папской монархии строится в том же архитектурном стиле, как и Священная Римская империя. Один и тот же небесный прообраз лежит в основе как императорской, так и папской теократии. В творениях Григория VII, как и в творениях Бенцона, человеческое общество представляется в виде иерархической лестницы, построенной по образу и подобию той небесной курии", где единый Бог господствует над ангелами. Основное различие заключается в том, что у Григория и его сторонников папа, а не император является в роли земного вседержителя и представителя единства божеского царства.

Иерархический идеал Григория всего лучше выражен им в послании к трем французским архиепископам (1079 г.), в коем он утверждает примат лионского архиепископа по отношению к адресатам — архиепископам руанскому, турскому и сенскому. Здесь папа выясняет значение иерархического порядка и монархического принципа в церкви. Весь строй вселенной, читаем мы в названном послании, покоится на иерархических началах. В лестнице существ тварь от твари различается своим значением и чином, причем низшие ступени должны подчиняться высшим. Что таков именно принцип божественного мироправления, в этом убеждает нас пример небесного воинства. Здесь ангелы и архангелы не равны между собой по степени власти и чину. Если этому порядку подчиняются даже безгрешные ангелы, то тем более он должен господствовать среди людей. Как в ангельском обществе на этой иерархической основе утверждается мир и согласие во взаимной любви, так же точно должно быть и в обществе человеческом. "Ибо всякое служение может достигнуть спасительного своего завершения лишь при том условии, если существует единый начальник, который для всех может служить прибежищем"*. Для того и устанавливаются над епископами архиепископы или митрополиты, а над митрополитами — патриархи или, что то же, — примасы, к коим после апостольского престола должны стекаться важнейшие дела: примасы должны судить дела епископов и служить заступниками против несправедливых притеснений. Все эти ступени иерархии завершаются в лице папы, который, по вдохновению свыше, устанавливает в различных провинциях и царствах епископства, митрополичества и приматства**. Одним словом, папа — устроитель и глава земной иерархии играет здесь совершенно ту же роль, что император в произведении Бенцона.

______________________

* "Neque enim univesitas alia poterat ratione subsistere, nisi hujusmodi magnus earn differentiae ordo servaret. Quia vero creatura in una eademque aequalitate gubernari vel vivere non potest, coelestium militiarum exemplar nos instruit; quia, dum sint angeli sint archangeli; liquet: quia non aequales sunt, sed in potestate et ordine, sicut nosti, differt alter ab altero. Si ergo inter hos, qui sine peccato sunt, ista constat esse distinctio, quis hominum abnuat huic se libenter dispositioni submittere? Hinc enim pax et caritas mutua se vice complectuntur, et manet firma concordia in alterna et Deo placita dilectione sinceritas: quia igitur unumquodque tunc salubriter completur officium, cum fuerit unus, ad quem possit recurri, praepositus" (M. Gr., т. VI, 35, стр. 372-373). Baxmann (Die Politik d. Papste, т. II, стр. 431) отмечает здесь влияние учения Дионисия Ареопагита о небесной иерархии.
** Ibid. Совершенно такое же учение о земной иерархии как отражении небесной и о значении папской монархии мы находим у Петра Дамиани: Epist., lib. II, 1, Migne, т. I, стр. 255-257; ср.: Opusc. XXVIII, Migne, т. II, стр. 516.

______________________

У Григория и его сторонников посредником между небесной и земной иерархией является апостол Петр, который, с одной стороны, отпирает и запирает смертным врата небес, а с другой стороны, — в лице папы — является в земном воплощении. Это двойственное значение верховного апостола находит себе прекрасное выражение в словах летописца той эпохи, который называет папу "свыше избранным викарием небесного ключника" (clavigeri aetherei vicatius divinitus electus)*. Посредническая роль верховного апостола, в лице коего сходятся две иерархии, объясняет нам его центральное положение в папской системе.

______________________

* Hug. Chron., lib. II, M. M. G. S. S., т. VIII, стр. 434.

______________________

Профессор Мартене первый задался благодарной задачей проследить в переписке Григория VII его отношение к св. Петру; результаты относящейся сюда главы книги почтенного ученого резюмируются в двух положениях: как человек Григорий сознает себя служителем апостола, царящего на небесах; как должностное лицо папа равноправен апостолу: он как бы земное явление самого св. Петра (der auf Erden wandelnde Petrus selbst)*. Результаты эти, чрезвычайно скудные, не представляют собой, в сущности, ничего нового; из ценного материала, собранного профессором Мартенсом, можно извлечь гораздо больше поучительных выводов, причем и самый материал может быть дополнен новыми данными.

______________________

* Martens, Gregor VII, т. II, отд. I, в особенности стр. 1, 9.

______________________

Мартене цитирует ряд текстов, в коих, как он говорит, Петру приписывается право распоряжаться дарами благодати*. На самом деле св. Петру приписывается нечто гораздо большее. Власть ключей, данная верховному апостолу, есть власть над целым зданием вселенской церкви. Усвояя себе воззрения псевдоисидоровых декреталий, папа в знаменитом письме к Герману Мецскому приводит оттуда текст мнимого письма папы Юлия: "В силу особой привилегии св. Петр может отпирать и запирать врата небес кому он хочет". "Неужели не может судить о земном тот, кому дана власть отпирать и затворять небеса, — прибавляет от себя Григорий, — да не будет так"!** Как в силу данной ему власти ключей, так и в силу поручения Спасителя "пасти овец"*** всемирного стада церкви апостол Петр распоряжается не только теми или другими отдельными дарами благодати: он — орган благодати вообще, в универсальном ее действии. Помимо его никто не спасается, никто не может проникнуть в врата царствия небесного. Профессор Мартене отмечает часто повторяющееся у Григория выражение "благодать св. Петра" (gratia Petri)****. Почтенный историк не замечает только того, что выражение это употребляется в смысле синонима благодати вообще в земном ее действии.

______________________

* Martens, цит. соч., т. II, стр. 6.
** М. Gr., т. VIII, 21, стр. 455.
*** Ibid., стр. 454.
**** Martens, цит. соч., т. II, стр. 6.

______________________

Говоря словами папы — благодать св. Петра — для всех "жизнь и блаженство" (vita et felicitas); гнев его — для всех "погибель" (ruina)*. В руках св. Петра не только все царства царей, но и души верующих в силу данного ему преимущественного права связывать и разрешать**. Он может дать или отнять спасение и честь как в этой, земной, так и в будущей, загробной, жизни***. Отождествление "благодати св. Петра" с благодатью вообще явствует из того, что Григорий возвещает "достоверную надежду спасения" (certa spes salutis) всем повинующимся апостольскому престолу и "неизбежное осуждение" (haud dubiae damnationis terror) всем противляющимся ему****. Отлучение от церкви нередко выражается Григорием в формуле "отлучаю от благодати св. Петра" (gratiam Petri interdico)*****; а подвергнуться проклятию св. Петра значит для него то же, что "утратить благодать Божию"******. Кто лишен благодати св. Петра, тот, по объяснению папы, становится членом общества дьявола (membrum diaboli); отлученный лишается не только небесных благ; он вообще во всех делах своих утрачивает божественную помощь: не может он одержать победы на войне, ни в чем-либо преуспеть в мире⁷*. Иначе говоря, утрата благодати св. Петра то же, что утрата благодати вообще: местами выражения "благодать Божия" и "благодать св. Петра" прямо употребляются как синонимические⁸*.

______________________

* М. Gr., т. VIII, 27, стр. 478.
** Ibid., 20, стр. 452.
*** Ibid., 16, стр. 447.
**** Ibid., 6, стр. 386.
***** См. акты Римского собора 1080 г., М. Gr., т. VII, 14а, стр. 399; ср.: т. VII, 25, стр. 418.
****** М. Gr., т. VII, 14а, стр. 399; здесь, угрожая отлучением тем норманнам, которые осмелятся напасть на папскую область, Григорий ставит им на вид, чтобы они опасались "gratiam Dei amittere et maledictionem beati Petri incurrere".
⁷* Ibid., т. VI, 16, стр. 349-350; ср. слова второй экскоммуникации Генриха 1080 г. (М. Gr., т. VII, 14а): "Ipse autem Heinricus cum suis fautoribus in omni congressioni belli nullas vires, nullamque in vita sua victoriam optineat".
⁸* M. Gr., т. VIII, 15, стр. 446.

______________________

Через апостола Петра его преемник — римский первосвященник — становится видимым центром действия благодати на земле. Чтобы проникнуть вглубь папской системы, необходимо выяснить, в каком отношении находится личность папы к тем дарам благодати, которые сообщаются ему через верховного апостола. Папа, каким представляет его себе Григорий, есть как бы пассивный медиум, через которого св. Петр проникает в мир. Во-первых, самое избрание папы есть результат решения апостола Петра, а отчасти и Павла. Это видно из знаменитой формулы отлучения против Генриха IV, произнесенного в 1080 г. Обращаясь здесь с молитвой к апостолам, покровителям Рима, папа приводит всю свою жизнь в доказательство того, что он уже задолго до своего понтификата был избран и предназначен св. Петром и Павлом к занятию римской кафедры. "Вы знаете, — взывает он к обоим апостолам, — что я не добровольно облекся в полномочия моего священного сана. Неохотно удалился я за горы (т.е. в Германию) с владыкой моим — папой Григорием (т.е. с Григорием VI, после низложения последнего в 1047 г.); но еще более неохотно я возвратился с владыкой моим — папой Львом (1049 г.) к вашей римской церкви (ad vestram specialem ecclesiam), в коей я непрестанно вам служил; после того, совершенно вопреки моему желанию (valde invitus), и вовсе того не заслуживая, я, несмотря на мои вопли, стоны и жестокие страдания, был помещен на вашем престоле. Так говорю я потому, что не я вас избрал, но вы меня избрали и возложили на меня наитягчайшее бремя управления вашей церковью"*. В первом отлучении Генриха папа тоже обращается к св. Петру, "взлелеявшему его с детства"; здесь также Григорий призывает апостола быть ему свидетелем в том, что римская церковь против воли избрала его своим первосвященником; для себя лично папа предпочел бы умереть, нежели нести столь тяжкое бремя; "Не по моим делам, а по твоей благодати, — читаем мы здесь, — ты соизволил, чтобы христианский народ, специально вверенный тебе, повиновался мне. Мне, в качестве твоего викария, особо, как твоя благодать, вручена власть вязать и решить на небе и на земле**. В письме к Вильгельму Завоевателю Григорий клянется Богом, что он сопротивлялся своему избранию и против воли был возведен на римскую кафедру Тем, кто возвеличивает смиренных***.

______________________

* М. Gr., т. VII, 14а, стр. 404.
** Ibid., т. III, 10а, стр. 224.
*** Ibid., т. VII, 23, стр. 415.

______________________

Вообще избрание папы в глазах Григория есть действие "благодати св. Петра", насилие ее над немощным человеческим естеством избранного. Все те избранники, которые боятся Бога, вступают на апостольский престол не иначе как "по принуждению, с великим страхом" (coacti, cum magno timore)*.

______________________

* Ibid., т. VIII, 21, стр. 463.

______________________

Для характеристики разбираемой нами папской теории не имеет значения вопрос о том, был ли Григорий возведен на апостольский престол насилием избирателей, действовавших вопреки его намерениям, или же, напротив того, сам он подготовил свое избрание. С его точки зрения, в том и в другом случае его человеческая воля была орудием св. Петра. Раз верховный апостол заранее предназначает своих преемников к занятию римской кафедры, не все ли равно, какими путями и способами он ведет их к этой цели, действует ли он на них посредством внешнего насилия или путем внутреннего, психического принуждения? В глазах Григория предназначение св. Петра все покрывает и все оправдывает: верховный апостол предвидит действия своих преемников задолго до их возведения на римскую кафедру, как он предвидел и предначертал жизнь самого Гильдебранда уже в то время, когда тот еще не был членом клира. Св. Петр, коего власть и влияние простираются на все и на всех, одинаково руководит как действиями римских избирателей, так и мыслями и намерениями избираемого. Поэтому, при каких бы обстоятельствах ни состоялось возведение тех или других пап, они в глазах Григория во всяком случае остаются избранниками благодати св. Петра, действующей с неодолимой силой. Этот богатый по своим последствиям принцип составляет краеугольный камень всего учения папы: им определяется все то, что он пишет и думает о первосвященнической власти.

Апостол Петр, как представляет его себе Григорий, есть прежде всего недвижимая скала, лежащая в основе церковного здания, человек, ставший камнем в силу действия неодолимой благодати Божьей. "Петр берет свое название от твердой скалы (a firma petra), которая сокрушает врата ада и с твердостью стали преодолевает и сокрушает все, что ей противится"*. То же самое чудо — превращение человека грешного, недостойного и немощного в твердую скалу — совершается и с преемником св. Петра — папой. Отсюда вытекает, во-первых, непогрешимость папы. Согласно непреложному божественному обетованию, во главе римской церкви никогда не стоял и не может стоять еретик: ибо сам Спаситель (Лук. 22: 32) молился о том, чтобы не оскудела вера св. Петра**. Еще определеннее выражается та же самая мысль в знаменитом "Dictatus papae", — составленном если не самим Григорием, то в. всяком случае кем-либо из его современников и последователей, притом большей частью на основании собственных его мыслей и слов. Здесь прямо говорится, что "римская церковь никогда не заблуждалась и не будет заблуждаться вовек, согласно свидетельству Св. Писания"***. Так же точно выражаются Бонитон и Деусдедит****. Убеждение в непогрешимости преемника св. Петра пользуется в то время широким распространением в среде папской партии*****.

______________________

* Ibid., т. II, 70, стр. 193.
** Ibid., т. VIII, 1, стр. 425-426.
*** Ibid., т. II, 55а, стр. 174-176. Лучшее исследование об этом "Dictatus papae" принадлежит Мартенсу (Gregor VII, т. II, стр. 314-334). Так как мы во всяком случае можем пользоваться этим документом для характеристики воззрений григориан, вопрос об авторстве самого Григория или кого-либо из его сторонников не представляет для нас особого интереса.
**** Martens, ibid., т. II, стр. 328.
***** Ср. слова папы Льва IX о непогрешимости, необходимо связанной с римской кафедрой и не зависящей от личных качеств тех или других пап: "Ita quod male vivimus, nostrum est; quod vero bona dicimus, cathedrae, sujus occasione necesse habemus recte praedicare". (Leonis ad Michaelem Const, patriarcham epist., § 35, Mansi, т. XIX, стр. 654).

______________________

Другое последствие посвящения в папы есть святость посвященного. Григорий, в коем еще живы воспоминания о папах-симонистах первой половины XI столетия, не решается высказать эту мысль во всем ее объеме от своего имени. От себя он говорит только, что папы, правильно возведенные (rite ordinati) на апостольский престол, заслугами св. Петра становятся лучше" (meritis beati Petri meliores efficiuntur)*. Но это утверждение тут же подкрепляется мнимыми словами папы Симмаха, заимствованными из псевдоисидоровых декреталий: "Апостол Петр снабдил своих преемников неиссякаемым приданным заслуг и наследием невинности". И несколько далее: "Возможно ли сомневаться в святости лица, поставленного на вершине столь высокого достоинства? Если ему и не достают блага, приобретенные личными его заслугами, то достаточно и тех, которые даются ему предшественником по кафедре (т.е. св. Петром). Ибо последний или возводит на это высшее достоинство праведников, или же просвещает возведенных"**. Буквально та же мысль псевдоисидоровых декреталий повторяется в "Dictatus рарае"***, а также у Бонитона и кардинала Деусдедита****.

______________________

* Ср. слова папы Иоанна VIII у Лангена (Gesch. d. romischen Kirche, т. III, стр. 269). Об общераспространенности этого убеждения см.: Mirbt, Publicistik, стр. 316.
** М. Gr., т. VIII, 21, стр. 463.
*** Ibid., т. II, 55 а, стр. 175.
**** Martens, Gregor VII, т. II, стр. 329.

______________________

Папа, если можно так выразиться, до такой степени пресуществляется в св. Петре, что действия его как должностного лица суть действия самого апостола: личность папы не оказывает на них влияния. Все те слова и письма, с коими ты обращаешься к нам, — пишет Григорий Генриху IV в последнем своем письме к нему, — слышит и получает сам верховный апостол. "Разбираем ли мы письма или выслушиваем слова говорящих, он (св. Петр) проницательным взором распознает — из какого настроения (ex quo corde) проистекает написанное и сказанное". Поэтому тщетны всякие попытки короля обмануть апостольский престол: верховный апостол не может быть введен в заблуждение лживыми уверениями*. Св. Петр устами своего преемника отвечает на предлагаемые ему вопросы; в лице своего раба — папы он славится или подвергается поруганию**. Вообще между папой и св. Петром существует беспрерывное интимное общение. Григорий говорит о своей любви к апостолу, который с нежностью воспитывал его с детства***. Молитвы папы сильны перед Господом благодаря непрестанному предстательству св. Петра****. Верховный апостол своим чудесным вмешательством в человеческие дела пресуществляет человеческую немощь в мощь: это верно не только по отношению к папе, но и по отношению ко всем повинующимся апостольскому престолу. Заодно со сторонниками папы сражается за правое дело сам "непобедимый Царь", имеющий судить живых и мертвых*****. Послушный папе светский князь покрывает непобедимых заступничеством св. Петра******. В качестве властелина над всеми земными царствами апостол дает победу князьям, исполняющим предписания римской церкви⁷*.

______________________

* М. Gr. т. III, 10, стр. 219-220. Тождество папы как должностного лица с св. Петром было выражено еще Львом IX в классической формуле: "...profecto sumus qualis Petrus et non sumus qualis Petrus: quia idem sumus officio et non idem merito" (Leonis ad Michaelem Const, patr. epist., § 35, Mansi, т. XIX, стр. 654).
** M. Gr., т. IV, 2. стр. 241.
*** Ibid., т. VII, 23, стр. 415.
**** Ibid., т. I, 85, стр. 107.
***** Ibid., ep. col. 14, стр. 539-540.
****** Ibid., т. VI, 6, стр. 349-350.
⁷* Ibid., т. I, 63, стр. 82.

______________________

В устах папы подобные заявления не суть только льстивые обещания, имеющие целью подкупить князей надеждой на вышние награды. Насколько Григорий сам твердо верил в победу апостольского престола, покровительствуемого свыше, уже здесь, на земле, и в бессилие его врагов, видно из несбывшегося его пророчества, которое он решился произнести в церкви св. Петра при большом стечении молящихся в 1080 г., в скором времени после второго отлучения Генриха IV. Здесь папа предсказал неминуемую гибель или низложение Генриху, буде тот к ближайшему празднику св. Петра не покается и не подчинится папе*.

______________________

* Что такое пророчество действительно было публично произнесено в церкви св. Петра, в этом согласны писатели обеих партий — Бонитон Сутрийский (Ad. amic, lib. IX, стр. 682-684, Jaffe Bibl., т. II) и схизматический кардинал Бенон (Vita Hildebrandi, M. M. G., De 1., т. II, стр. 371). По словам Бонитона, Григорий при этом сказал, что, если это предсказание не сбудется, ему не следует больше верить; а по рассказу Бенона, он заявил, что в этом случае его не следует более признавать за папу. В 1076 г., вскоре после первого отлучения Генриха, Григорий также предрек предстоящее в близком будущем посрамление короля: "Illud procul dubio de dementia divina sperantes promittimus: festum beati Petri non prius transeundum, quam in cunctorum notitia certissime clareat, ilium justissime esse excommunicatum" (M. Gr., epist. coll., 13, стр. 535). Характеристично, что подобные пророчества о предстоящем торжестве верховного апостола приурочиваются Григорием к празднику св. Петра.

______________________

Разлагая изложенную нами папскую теорию на составные части, мы приходим к следующим результатам. Во-первых, в ней благодать св. Петра уничтожает человеческую свободу папы: он волей-неволей становится святым; от него отнимается возможность погрешать в области догмата. Очевидно, что в данном случае мы имеем дело с особым, единственным в своем роде явлением благодати. Благодать здесь проявляется и действует иначе, чем в таинстве священства и вообще в церковных таинствах: ибо таинства, по учению католической, как и православной церкви не лишают человека свободы: они не отнимают у него возможности погрешать ни в практической области поведения, ни в теоретической сфере догмата; они могут послужить человеку в пользу или во вред, смотря по тому, как отнесется к объективному божественному дару его свобода. Напротив, в возведении папы и в действиях его как должностного лица благодать проявляется роковым образом: вследствие возведения на апостольский престол он не может не стать лучше: он приобретает святость ex officio; и, что важнее всего, — в сфере догмата он становится непогрешимым автоматом благодати св. Петра. Благодать приобретает здесь характер необходимости, исключающий человеческую свободу.

Такое понимание благодати в применении к папе весьма сходно с тем, которое выразилось еще в V веке в творениях Августина. По Августину, благодать исключает человеческую свободу вообще; по католическому учению Григория и его единомышленников, которое впоследствии получило официальное значение догмата, она исключает человеческую свободу папы как должностного лица, издающего обязательные для церкви догматические постановления*. Ясное дело, что августинизм, хотя и ограниченный в своем применении, составляет необходимую предпосылку, невысказанное предположение вероучения псевдоисидоровых декреталий и Григория, точно так же как и католического вероучения наших дней. Августин, как было нам показано в другом месте**, указал и на ту особую связь, какая существует между неодолимой благодатью и кафедрой св. Петра, на которой "даже дурные пастыри принуждаются говорить доброе"***; хотя при этом Августин и не сознавал всех тех необходимых последствий высказанного им принципа, какие после него были формулированы католическими учителями средних веков.

______________________

* По-видимому, Григорий и его сторонники распространяют понятие непогрешимости на одни только постановления, касающиеся веры, догмата, так как они допускают, что вне этой сферы отдельные папы нередко погрешали. Так, например, Григорий находит, что папа Лев IX в отдельных случаях поступал несправедливо (М. Gr., т. I, 79, стр. 99); Александр II бывал нередко обманываем и вводим в заблуждение злонамеренными людьми (М. Gr., т. VII, 24, стр. 418; М. Gr., т. VIII, 42, стр. 494) и нарушал постановления св. отцов. По мнению Деус-дедита, Николай II "погрешил как человек", издав несправедливый декрет о папских выборах (Contra invas. et sym., M. M. G., De 1., т. II, стр. 312). Григорий и его сторонники понимают непогрешимость в ограничительном значении — в том смысле, что у папы отнято posse рессаге в области веры, вследствие чего он не может быть еретиком.
** Религиозно-общественный идеал западного христианства в V веке, стр. 134-137; стр. 214.
*** August. Epist. CV, cap. 5, § 16.

______________________

Согласно ходячему в XI и в XII веках объяснению, благодать в избрании отдельных пап действует по предопределению. Именно божественное предопределение сообщает избранию того или другого кандидата и всему его пастырству характер роковой необходимости. В этом опять-таки заключается несомненный августиновский элемент папской теории. Мы видели, что сам Григорий считал себя с ранних лет предназначенным к занятию кафедры св. Петра. Некоторые из его сторонников высказываются еще яснее и определеннее. Так, биограф папы — Павел Бернрид прямо называет его "предопределенным наследником (praedestinatus haeres) князя апостолов". Вся политика папы представляется биографу результатом вышнего решения, предшествовавшего его избранию: незадолго до возведения Григория в папы некие пизанские богомольцы, ночевавшие в базилике св. Петра, видели в видении самого апостола вместе с будущим его преемником, причем св. Петр велел своему избраннику очистить базилику от наполнявших ее конских испражнений. По объяснению Павла смысл этого видения тот, что св. Петр повелел Григорию удалить из церкви мерзости николаитов и их патрона — Генриха VI*. Точно так же и автор "Канонов против Генриха IV" утверждает, что Григорий "был возведен на апостольский престол не человеком и не через человека, а единственно предопределением Божиим" (sola Dei praedestinatione)**. Из других писателей Манегольд Лаутенбахский видит типический случай предопределения в избрании Григория I, коему возведение в папы было предсказано ангелом. Григорий всячески сопротивлялся своему избранию и, будучи избран, бежал, скрываясь в лесах и пещерах. Но, будучи предопределен (praedestinatus) к папскому достоинству, он не мог укрыться от искавших его: небесная голубица, остановившаяся над головой избранника, обнаружила его убежище; он был схвачен, насильно возвращен в Рим и посвящен в базилике св. Петра***.

______________________

* Greg. VII vita, cap. 26; см.: Watterich, Pontificum romanorum vitae, стр. 484.
** Lib. can. contra Heinricum, Quaest. XXVI, M. M. G. De 1., т. I, стр. 498.
*** Maneg. ad Gebeh. lib., M. M. G. De 1., т. I, стр. 411-412.

______________________

Названные нами писатели высказывают, по-видимому, скрытое предположение всей папской теории не только XI века, но и наших дней. Казалось бы, непогрешимость папских постановлений о вере и нравах возможна лишь при том условии, если действия каждого папы как должностного лица заранее предопределены в вечном божественном плане. Устами римского первосвященника вещает о догматах веры и о нравах сам апостол Петр — несокрушимая скала, на которой покоится все церковное здание. Верховный апостол, который не может себе противоречить, во все века высказывает одну и ту же неизменную сущность веры. Этим до конца веков предопределяются действия всего преемственного ряда пап — его невольных орудий. Однако ни один из наших писателей не договаривает этого воззрения до конца. Мы можем указать у них лишь общую тенденцию объяснять избрание отдельных пап предопределением; но вместе с тем они не выражают этой мысли в общей формуле: ни один из них не утверждает, что таков вообще способ действия благодати по отношению ко всем папам.

Дело в том, что августинизм в папской теории парализуется тенденцией резко противоположного свойства, которую я бы назвал пелагианской. Теория благодати, действующей по предопределению, будучи проведена последовательно, привела бы к чрезмерному умалению не только личности папы, но и самого апостола Петра, который превратился бы в этом случае в пассивное орудие всесильного предопределения. В католицизме Григория и его сторонников сталкиваются два непримиренных между собой воззрения, из коих одно вовсе уничтожает человеческую свободу св. Петра и его преемника, а другое, напротив, необычайно ее возвеличивает. С одной стороны, апостол — человек-камень по благодати; с другой стороны, самая благодать подчиняется его власти: благодать присвоена св. Петру как бы в виде монополии на основании его личных заслуг. Кроме объективных божественных даров папы получают в наследие от св. Петра неистощимую сокровищницу личных дел и заслуг*. Более того, апостол беспрерывно лично действует через папу; с одной стороны, ему усвоено безличное значение недвижимой скалы — фундамента церковного здания; с другой стороны, как "ключник Царствия небесного", он беспрерывно лично правит церковью, которая является как бы делом его рук. В таком же двойственном положении находится и папа. С одной стороны, "непогрешимость" и святость ex officio уничтожают его личную свободу. С другой стороны, та же личная свобода папы безмерно расширяется и возносится над самой благодатью "заслугами" св. Петра, коими располагает римский первосвященник, и "властью ключей" в том смысле, как она понимается в папской теории. Одним словом, разбираемое нами учение есть результат компромисса между двумя противоположными воззрениями, из коих одно бесконечно превозносит человеческие дела и заслуги в лице св. Петра, а другое бесконечно умаляет значение человеческого элемента в папе. Этот компромисс и составляет роковое противоречие папства.

______________________

* См. выше, стр. 394 примеч. 2. Святость дается папам на основании заслуг св. Петра. В цит. месте псевдоисидоровых декреталий выражение merita Petri, очевидно, употребляется как синоним gratia Petri. Пелагианский и августиновский принцип в папской теории поставлены рядом.

______________________

По смыслу папской теории Григория VII, благодать приобретает видимый центр действия на земле в определенном лице (св. Петр) и в определенном учреждении (римская кафедра). В этом заключается капитальное отличие католического учения, представляемого Григорием, как от августинизма, так и от пелагианства. Для Августина благодатный порядок уже здесь, на земле, не совпадает с видимой церковью и ее учреждениями. Правда, как мы видели, Августин говорит об особых дарах благодати, присущих римскому престолу; но это — лишь одно из частных проявлений благодати, которая может спасать избранных по предопределению, помимо человеческих посредников, помимо иерархии и папы*. С другой стороны, по индивидуалистическому воззрению Пелагия, каждый спасается своими личными заслугами**: Пелагий ничего не знает о "благодати св. Петра", которая спасает всех и очищает людей помимо их заслуг. Благодатное царство понимается как мистическая организация, проявляющаяся в социальном единстве людей — в этом заключается сродный Августину элемент теократического мировоззрения средних веков. С другой стороны, это социальное единство церкви покоится на личных заслугах св. Петра: в папстве благодать является как внешний механизм учреждений, как внешний человеку закон: спасение человека зависит главным образом от внешнего дела — от подчинения его преемнику св. Петра. В этом заключается чуждый Августину и сродный Пелагию элемент средневековой теократии.

______________________

* См. мое соч. "Религиозно-общественный идеал западного христианства в V веке", стр. 212-214.
** Там же, стр. 145-164.

______________________

В творениях Григория мы можем проследить, до какой степени материализируется понятие благодати вследствие отождествления ее с "благодатью св. Петра". Благодать как собственность одного лица есть по тому самому нечто внешнее для всех людей как несобственников. Сам папа получает как внешний дар, чужими заслугами, непогрешимость и святость: для этого он должен только исполнить требуемые законом формы, "быть правильно посвященным". Таким же внешним материальным даром "благодать" св. Петра является и для всех верующих. Религиозная жизнь христианского общества представляется в форме частноправового отношения между св. Петром, собственником благодати, и отдельными лицами, которые должны заслужить свое спасение совершением определенных внешних дел, угодных верховному апостолу. Между св. Петром и его паствой происходит беспрерывный обмен услуг: с одной стороны, апостол является в образе всемирного кредитора, которому "по долгу христианства" все должны и все обязаны; с другой стороны, задача каждого верующего заключается в том, чтобы обратить это отношение, сделать св. Петра своим должником. Во множестве посланий Григорий обращается к духовным лицам, князьям, рыцарям и простым мирянам с одним общим требованием: "Старайтесь делами вашими сделать св. Петра вашим должником (debitorem); и он, в силу данной ему власти связывать и разрешать, даст вам спасение, заплатит вам сторицей, как здесь, на земле, так и в будущей загробной жизни"*.

______________________

* Выражения вроде "agite et procurate beatum apostolorum principem debitorim facere, qui potest vobis hujus vitae vel futurae honorem dare vel tollere" встречаются в разнообразных вариантах во множестве писем. См., например: М. Gr., т. I, 58, стр. 77; М. Gr., т. I, 70, стр. 90; М. Gr., т. II, 25, стр. 138; М. Gr., т. II, 71, стр. 194; М. Gr., т. II, 72, стр. 195; М. Gr., т. II, 73, стр. 196; М. Gr., т. II, 75, стр. 200; М. Gr., т. VIII, 27, стр. 477; М. Gr., т. VIII, 40, стр. 492; М. Gr., т. VIII, 16, стр. 446.

______________________

Теперь посмотрим, каковы те дела верующих, коими устанавливаются такие долговые обязательства верховного апостола по отношению к ним. Из писем Григория видно, что главное дело, которым приобретается благоволение апостола, есть послушание римскому престолу*; затем, помимо подвигов благочестия, апостол становится "должником" верующих за чисто материальные услуги и жертвы независимо от того, из какого настроения они проистекают. Так, например, Вильгельм Завоеватель делает св. Петра "должником", давая ради апостола иммунитетную грамоту монастырю св. Стефана. "Эта грамота — спасение твоей души", — взывает папа к королю; чем щедрее будут дары короля св. Петру, — читаем мы далее, — тем более последний будет обязан (ex debito) ему помогать**. Такой же "долг" лежит на апостоле по отношению к польскому герцогу Болеславу за его щедрые приношения***. Братиславу Богемскому обещается то же самое, буде он ради папы даст бенефицию внуку своему Фридриху, смиренно умолявшему апостольский престол ходатайствовать за него****. Норманнскому герцогу Роберту Гюискару возвещается, что он "свяжет апостола долговыми обязательствами", буде он, герцог, как верный вассал окажет папе обещанную военную помощь против Генриха IV*****. Русскому князю Изяславу Григорий ставит на вид, что он должен стать вассалом св. Петра для того, чтобы его молитвами выслужить себе спасение души******. Венгерский король, по словам папы, может приобрести "благодать св. Петра" только при условии неукоснительного соблюдения его вассальных обязательств по отношению к апостольскому престолу⁷*. Бертран, граф Провансский заслуживает прощение грехов себе и своим родителям, отдавая себя и свои владения в распоряжение папы⁸*. За услуги, оказанные апостольскому престолу, Григорий сулит небесные награды не только отдельным лицам, но даже и народным массам. Так, в 1080 г., предавая во второй раз церковному отлучению Генриха IV, Григорий возвещает полное прощение грехов, а также благословение как в земной, так и в будущей вечной жизни всем противникам отлученного, сторонникам антикороля Рудольфа⁹*. Из других посланий мы узнаем, что апостол становится "должником" архиепископа, который принуждает свое духовенство жить целомудренно¹⁰*, "должником" рыцарей, с оружием в руках защищающих права законного епископа против узурпатора — лжепастыря¹¹*, и, наконец, "должником" всех вообще мирян, которые исправно платят церковные десятины, исполняют долг гостеприимства, раздают милостыни и живут в мире между собой¹²*. Таковы те "дела", коими приобретаются через верховного апостола спасение на небе и благополучие на земле. Словом, папство, каким оно является в творениях Григория, вступает в сделку с тем узкоутилитарным направлением, которое характеризует собой средневековое благочестие. Здесь благодать перестает быть силой, одухотворяющей и движущей человечество изнутри: она подчиняется всецело внешней власти, а потому является как бы в виде внешнего предмета, в виде награды, которая извне заинтересовывает человеческий эгоизм. С папской системой связана гетерономная нравственная проповедь: человек должен творить добро не ради самого добра, а потому, что иметь св. Петра своим должником выгодно для каждого. Иерархический идеал хочет всех подвинуть на внешние дела и на материальные жертвы; от духовных он требует полового воздержания, от мирских властей — отказа от инвеституры, от всех вообще мирян — вооруженного содействия против лжепастырей — симонистов и николаитов; для иерархических целей безразлично, какие мотивы побуждают людей на такие дела и жертвы, — прельщают ли их небесные сокровища или материальные выгоды. Именем св. Петра папа одинаково обещает всем послушным и верным как те, так и другие.

______________________

* За это Гевзе, герцогу Венгерскому, возвещается "non incerta spes salutis" (M. Gr., т. I, 58, стр. 77; ср.: т. VIII, 6, стр. 386).
** М. Gr., т. I, 70, стр. 90.
*** Ibid., т. II, 73, стр. 196.
**** Ibid., т. II, 71, стр. 194.
***** Ibid., т. VIII, 40. стр. 492.
****** Ibid., т. II, 74, стр. 198.
⁷* Ibid., т. II, 13, стр. 128.
⁸* Ibid., т. VIII, 35, стр. 486.
⁹* Ibid., т. VII, 14а, стр. 404.
¹⁰* Ibid., т. II, 25, стр. 138.
¹¹* М. Gr., т. VIII, 16, стр. 446.
¹²* Ibid., т. II, 72, стр. 195.

______________________

VII

Вообще спасение и осуждение человека является как бы результатом выполненного договора, сделки между ним и св. Петром. Понятно, что в этом договоре Христос не может быть стороною; а потому, в силу неумолимой логики, Григорий неизбежно должен прийти к умалению личности Спасителя и Его значения. Правда, черта эта в произведениях папы не бросается в глаза с первого взгляда. Он большей частью говорит о Христе так, как обязан выражаться о Нем христианский святитель*. Умаление личности Христа явствует главным образом из того, что приписывается папой верховному апостолу. Св. Петр представляет собой власть, близкую к людям, с которой они должны считаться в каждом своем действии; чем более преувеличивается значение этой власти, тем более образ Христа блекнет в отдалении.

______________________

* См., например: М. Gr. т. II, 79, стр. 163: "Pauper Iesus, per quem omnia facta sunt et qui omnia regit"; ср., M. Gr., IV, 1, стр. 238: "Gratiam agimus omnipotenti Deo — qui propter nimiam caritatem suam, qua dilexit nos, proprio filio suo non pepercit, sed pro nobis omnibus tradidit ilium, quia ultra meritum, ultra spem etiam bonorum hominum ecclesiam suam protegit, gubernat et defendit".

______________________

Христос управляет церковью не Сам непосредственно, а лишь через верховного апостола. В качестве вселенского пастыря папа говорит и действует как "викарий св. Петра". Именем апостола он обещает людям рай или ад, отнимает царства у одних, отдает другим, "связывает и разрешает". Здесь, на земле, Спасителя олицетворяет лишь крест и гроб, который находится в отдаленной Палестине, да таинство Евхаристии, которое возвещает смерть Христову и жизнь со Христом в будущем веке. Христос пребывает в бесконечном отдалении от земли — на небе, где Он царствует со святыми и праведными. Доступ в эту горнюю сферу возможен для верующих лишь через св. Петра, который разверзает им врата небес. В нижнем, земном этаже "божеского царства" человек не имеет непосредственных отношений к своему Спасителю: их разделяет ряд инстанций, восходящая лестница иерархических ступеней, которая в кафедре св. Петра находит себе завершение. Все, что совершается благодатью вообще, как мы видели, приписывается Григорием "благодати св. Петра". При этих условиях, само собой разумеется, Христос перестает быть центром действия благодати по отношению к земной церкви. Св. Петр заслоняет Его собою и становится на его место. Вместо Христа верховный апостол становится посредником между Богом и людьми.

В произведениях Григория Спаситель представляет собой преимущественно одну сторону теократического идеала — безусловно отрицательное отношение "божеского царства" ко всему мирскому. Он — нищий страдалец, аскет (pauper Iesus), благой утешитель всех страдальцев*. Христос отверг предложенное Ему мирское царство не потому, чтобы он не имел власти царствовать на земле, а потому, что он презрел мир как сферу низшую, Его недостойную; вместо того Он принял святительское служение креста и воссел одесную Отца**. Наконец, Спаситель представляется папе в гневном образе Судьи: Он осудил мирскую корысть в лице изгнанных им из храма торжников*** и имеет после кончины мира судить о живых и мертвых: Ему в день судный папа имеет отдать отчет за всех, за духовных, князей и простых мирян****. Апостол Петр, "всемирный рыболов" (piscator communis)*****, представляет собой теократию как деятельное в мире начало; по этому самому Христос, вышний Первосвященник, олицетворяет собой церковь преимущественно как царство не от мира сего. В том изображении папской теократии, какое дает нам Григорий, фигура св. Петра наполняет собой весь первый план; за ним на втором плане виднеется в облаках неясный облик Спасителя. Христос не наполняет Собой настоящей земной жизни церкви Петровой. Он представляет собой преимущественно ее отдаленное палестинское прошедшее и ее будущее, грядущее царствие.

______________________

* М. Gr., т. V, 21, стр. 318.
** См. знаменитое письмо к Герману Мецскому за 1081 г., М. Gr., т. VIII., 21, стр. 457: "Saeculare regnum, unde filii saeculi tument, despexit et ad sacerdotium crucis spontaneus venit".
*** См., например, М. Gr., т. VIII, 57, стр. 195.
**** См. выше, стр. 291.
***** М. Gr., т. I, 79, стр. 100.

______________________

В той типической формуле присяги, которую папа в 1081 г. хочет продиктовать будущему германскому королю, преемнику низложенного Генриха и убитого Рудольфа, мы находим, между прочим, следующее характеристическое требование: король должен клятвенно обязаться "с помощью Христа (adjuvante Christo) воздавать должное служение и честь Богу и св. Петру"*. Эта обмолвка не должна, конечно, быть истолкована в том смысле, чтобы Спаситель, по мнению папы, занимал подчиненное положение по отношению к св. Петру; но она показывает, насколько мысль о св. Петре преобладает в настроении Григория, когда он в качестве вселенского пастыря думает об обязанностях и нуждах своей земной паствы. С именем св. Петра для него обыкновенно связывается мысль о земном настоящем церкви; когда он говорит о Христе, он большей частью думает о смерти, о последних днях. От имени верховного апостола он говорит как папа, глава церкви; ко Христу он обращается преимущественно как частное лицо, с личной своей просьбой: "Ускорь мой конец, освободи меня ради любви к св. Деве и к св. Петру"**.

______________________

* Ibid., т. VIII, 26, стр. 476.
** М. Gr., т. II, 79, стр. 164; ср. выше, стр. 293.

______________________

VIII

Изложенное нами учение Григория о св. Петре представляет собой ключ к пониманию всей его церковно-политической теории.

Св. Петр не есть представитель одной только римской кафедры. Он — мистическое олицетворение того строя, который должен господствовать во всей церкви. Вся иерархия сверху донизу должна стать иерархией апостольской, иначе говоря, иерархией Петровой; в этом, как мы видели, заключается главная цель всех церковно-общественных преобразований, тех мер против брака духовенства, симонии и инвеституры, которые проводит Григорий. Верховный апостол — прежде всего глава священства; но этим далеко еще не исчерпывается его значение. Служение св. Петру должно быть высшей целью для самих мирян: внимая словам его апостольского послания (1 Пет. 2: 9), все мирское общество должно организоваться в "царское священство", в послушное папе святительское царство*.

______________________

* Ibid., т. IV, стр. 238.

______________________

В учении Григория св. Петр как бы заменяет собой Провидение и потому представляется везде присутствующим. Он управляет движением народов, организует полки крестоносцев для распространения единства веры на дальнем востоке; он руководит французскими рыцарями и испанскими князьями в их борьбе против неверных; под его знаменем совершаются завоевания в Англии и в Сицилии; с тем же знаменем в руках патары восстают против еретиков Ломбардии; он борется с суевериями в Дании, насаждает христианство в Швеции, воспитывает "под крыльями" своих новых миссионеров для новых обращений; во всех странах света он судит, законодательствует и учит. Словом, св. Петр наполняет собой всю жизнь католических народов.

Среди католиков всех состояний благодать св. Петра есть единственное скрепляющее, связующее начало. Ею держится всякое общество, кроме синагоги сатаны, общества Антихриста. С отнятием этой благодати рушатся человеческие царства и весь общественный организм распадается на части.

Связь между сюзереном и вассалом, на которой покоится весь феодальный строй, скрепляется феодальной присягой: залогом прочности всех феодальных обязательств служит та вера Христова, которую должны защищать короли, во имя коей клянутся их вассалы. Союз между вассалом и сюзереном есть союз веры и верности; по этому самому он подлежит власти церкви, которая скрепляет и нормирует все те отношения, в основе коих лежит вера. Глава церкви — св. Петр — и его преемник — папа — может расторгнуть этот союз: он может разрешить подданных от присяги, от повиновения их государю, когда власть последнего перестает служить той христианской вере, во имя которой дана присяга. Папа может отлучить государя от церкви и тем самым изолировать его от всех, поставить его вне христианского закона; властью римского первосвященника светский государь может быть временно отрешен от царства или навеки низложен. Наконец, разрешив подданных от присяги, папа может связать их обязанностью повиновения другому монарху, если это требуется интересами христианской веры.

Такой властью римский первосвященник пользуется как вселенский пастырь и как ключник царствия небесного. В качестве пастыря он призван пасти и справлять от заблуждений всех без исключения овец всемирного стада Христова — будь то простые смертные или цари. В силу власти ключей, данной преемнику св. Петра, он господствует не только над церковью в тесном смысле слова, но над целым зданием божеского царства, которое включает в себя и государства как подчиненную, низшую область. Наконец, так как божеское царство объемлет в себе все сферы жизни и деятельности человека, право "связывать и разрешать", данное папе — главе церкви, понимается в смысле власти надо всеми взаимными отношениями пасомых. В силу этой власти папа по своему усмотрению связывает людей обязательными постановлениями, организует общество, издает законы, устанавливает мирские власти или разрешает подданных от повиновения незаконным и дурным властителям. Словом, в силу своих пастырских правомочий, власти ключей и власти связывать и разрешать — папа совмещает в своем лице не только святительские, но и царские функции: он — источник всякого закона и всякой власти на земле.

Такое понимание прав первосвященнической власти выразилось в двукратном отлучении и низложении Генриха IV. Чтобы оправдать свой образ действий, Григорий написал (в 1076 и 1081 гг.) те два знаменитые послания к Герману Мецскому, в которых идеал святительской теократии получил теоретическое обоснование.

Прежде всего, вопрос о праве папы отлучать королей послужил темой для спора между папой и империалистами. Сторонники Генриха стали утверждать, что король не может быть отлучаем в силу того особого, исключительного положения, какое царь-святитель занимает среди христианской теократии. Григорий, напротив, стал доказывать, что принадлежащее папе право "связывать и разрешать" простирается на королей, как и на всех прочих смертных.

Сам Генрих в знаменитом послании к Григорию, составленном в 1076 г. после Вормсского собора, в самых решительных выражениях заявляет о своей неподсудности апостольскому престолу. Король, читаем мы здесь, в качестве помазанника Божия может быть судим одним только Богом; об этом свидетельствует предание св. отцов. Даже Юлиан Отступник не был судим епископами: не считая себя компетентными в этом деле, они вверили суд над царем единому Богу*.

______________________

* Brunonis, De bello sax., M. M. G. S. S., т. V, стр. 352-353.

______________________

Впоследствии та же тема о неподсудности королей римской церкви развивается в трактатах публицистов партии Генриха, писавших после второго отлучения 1080 г.* Так, Видон Оснабрюкский видит в отлучении Генриха "кощунственную узурпацию" со стороны Григория**. Автор трактата "De imitate ecclesiae conservanda" (Вальрам Наумбургский?) по тем же причинам видит в тех же действиях папы "восстание против Богом установленной власти"***. По словам Григория Катинского — через Христа царствуют цари, помазанники Божий: по этому одному Христу принадлежит власть судить их и никому другому****.

______________________

* Ср.: Mirbt, Publicistik, стр. 150-151.
** Ex Widonis libro de Contr. Hild. et Heinrici, M. M. G., De 1., т. I, стр. 468.
*** Lib. I, cap. 10, M. M. G., De 1., т. II, стр. 198; ср.: там же, стр. 201. Об этом трактате см. вообще: P. Ewald, Walram von Naumburg, Bonn, 1874.
**** Greg. Catinensis топ. Farf. Orth. Defensio Imp., M. M. G., De 1., т. II, стр. 540.

______________________

Доказывая противоположный тезис*, Григорий ссылается на те слова Евангелия, коими устанавливается власть св. Петра над церковью. Поручая верховному апостолу "пасти овец", Спаситель не исключает царей из числа последних: давая апостолу власть ключей, власть "вязать и решить" на небе и на земле, Христос опять-таки никого не исключил, никого не изъял из-под этой власти**. Как овцы Христовы цари одинаково со всеми прочими смертными подчинены св. Петру; этой власти не подчиняется лишь тот, кто сбрасывает с себя иго Христово и предпочитает нести иго дьявола***. Кто не считает для себя возможным быть "связанным" постановлениями церковной власти, тот не может ждать от церкви и разрешения (т.е. отпущения грехов): следовательно, кто не признает над собой этой власти, тот вовсе отчуждает себя от Христа****.

______________________

* Григорий все время возражает против тезиса противников: "...regem non opportet excom-municari" (M. Gr., т. IV, 2, стр. 241).
** М. Gr., т. IV, 2, стр. 242.
*** Ibid., т. VIII, 21, стр. 454.
**** Ibid., т. IV, 2, стр. 242.

______________________

Из этого видно, что спор о праве папы отлучать королей есть спор о самом существе папской и королевской власти. Если папа — вселенский пастырь, то ему как блюстителю чистоты и единства церковного стада принадлежит право отлучать королей, как и всех прочих смертных; но король, который может быть судим и отлучаем высшей земной властью, уже не есть непосредственный представитель Христа на земле. Если, напротив, король как помазанник Божий и непосредственный "викарий" Христа не подчинен никакому человеческому суду и власти, то папа уже не есть вселенский пастырь: он не может удалить из стада паршивую овцу; его власть "вязать и решить" подвержена изъятиям, ограничениям.

В столь резкой принципиальной постановке этот спор двух викариев, двух наместников Христа представляет собой великую новость для католических христиан. Недаром клерикальный писатель Бонитон повествует, что отлучение Генриха Григорием заставило содрогнуться весь римский мир*. До тех пор люди не замечали всех противоречий того социально-политического строя, среди которого они жили. Ни одна из двух спорящих сторон не доводила своих учений до конца, не сознавала всех последствий начал, принятых ею за основание. Понятно, что отлучения 1076 и 1080 гг. вызвали великое смущение в рядах обеих партий. С одной стороны, Григорию пришлось бороться с сомнениями собственных своих нерешительных сторонников вроде Германа Мецского; они, будучи папистами по убеждению, не знали вместе с тем, как защитить право папы отлучать королей, которое составляет, однако, необходимое последствие вселенского пастырства римского первосвященника. С другой стороны, среди империалистов даже после второго отлучения (1080 г.) лишь немногие писатели решились принципиально отрицать право папы отлучать королей — помазанников Божьих. Другие, как это было показано Мирбтом, продолжали избегать принципиального решения вопроса и предпочитали ограничиваться одним только конкретным казусом, доказывая, что Генрих был отлучен неправильно в силу обстоятельств, сопровождавших его отлучение**. Один из публицистов — сторонников Генриха — Зигеберт Гемблусский даже прямо обнаружил свои колебания в противоречивом решении занимающего нас спора: по его словам, "цари и императоры или вовсе не могут быть отлучаемы, или же такое отлучение с трудом может быть допущено" (aut minime aut difficile possunt reges et imperatores excommunicari). Далее тот же писатель говорит, что один Христос сохраняет за собой право судить царей, коих Он вместо Себя поставил править на земле***.

______________________

* Ad amicum, lib. VIII, стр. 670 (Jaffe, M. Gr.).
** Мирбт показывает, что даже у одних и тех же писателей принципиальное отрицание права отлучения по отношению к королям переплетается с аргументами, доказывающими неправильность отлучения в данном случае. См.: Publicistik, стр. 157 и след. Ср. его же — Die Absetzung Heinrichs IV durch Gregor VII (Kirchen gesch. Stud. H. Reuter gewidmet), стр. 98 и след. Мы не излагаем этих казуистических аргументов, так как нас интересует здесь лишь принципиальный спор.
*** Sigeb. Gemblac, Leod. Epist. adv. Pasch. papam, cap. 7, M. M. G., De 1., т. II, стр. 459.

______________________

Публицисты и политики того времени не могут привести в ясность своих воззрений на права духовной и светской власти, потому что противоречие лежит в основе самой действительности и прежде всего — в основе взаимных отношений обеих вершин католического мира.

Спор о праве отлучения по отношению к королям осложняется ввиду тех последствий, какие оно влечет за собой в чисто светской сфере. В те времена, когда государственное единство покоится на церкви, когда между порядком мирским и духовным не существует строго проведенной грани, отлучение от церкви есть вместе с тем и отлучение от мирского общества. С отлученным нельзя пребывать под одним кровом, с ним нельзя делить трапезу, ни даже здороваться при встрече: отлучение распространяется на всех тех, кто сообщается с ним каким бы то ни было образом. Если в это положение попадает правитель, он фактически лишается возможности править*. Однако отлучение короля еще не есть ipso facto низложение его с престола: оно служит исправительной мерой и налагается на время, впредь до покаяния отлученного, после чего оно может быть снято компетентной духовной властью; следовательно, король вследствие отлучения лишь временно лишается возможности править, но не теряет права на престол и продолжает царствовать после снятия отлучения. Отлучение и низложение с престола суть вообще два строго отличные между собой акта; и если, как это было с Генрихом в 1076 г., отлучение сопровождается воспрещением царствовать, то одно снятие отлучения еще не влечет за собой возвращения отнятого царства. Так было и с Генрихом: Григорий в Каноссе снял с него отлучение, но не восстановил его в его царских правах.

______________________

* Ср.: Mirbt, Die Absetzung Heinrichs IV durch Gregor VII, стр. 103-104. Ср.: М. Gr., т. II, 55а, стр. 174 (Dictatus рарае): "Quod cum excommunicatis ab illo (papa) nee eadem domo debemus manere".

______________________

Параллельно с вопросом о праве отлучения событиями 1076 и 1080 гг. был выдвинут другой, также новый для католического мира вопрос: может ли папа низлагать светских государей, имеет ли он право разрешать их подданных от присяги? На этот вопрос мы опять-таки получаем разноречивые ответы, которые соответствуют двум противоположным пониманиям христианской теократии.

Право низлагать королей вытекает, по Григорию, из принадлежащей св. Петру и Павлу власти "связывать и разрешать". Предавая в 1080 г. во второй раз отлучению Генриха IV, папа обращается с молитвенным воззванием к обоим апостолам. "Молю вас, св. отцы и властители, — говорит он здесь, — да поймет и да узнает теперь весь мир от вас, что в силу принадлежащей вам власти связывать и разрешать на небе, вы можете на земле отнимать и давать каждому по заслугам империю, царства, княжества, герцогства, маркграфства, графства и всякие человеческие владения"*. Во втором письме к Герману Мецскому те же права папы выводятся из "власти ключей" св. Петра. "Разве не может судить о земном, — читаем мы здесь, — тот, кому дана власть отворять и затворять врата небес? Да не будет так. Или вы не помните, что сказал апостол Павел: «Разве вы не знаете, что мы будем судить ангелов? Кольми паче — мирские дела»"**.

______________________

* М. Gr., т. VII, 14а, стр. 404.
** Ibid., т. VIII, 21, стр. 455; ср.: т. VII, 14а, стр. 404.

______________________

На подобных же доказательствах a fortiori построена вообще вся аргументация Григория. Если апостольский престол может судить о делах духовных, то почему он не может судить и о светских делах?* Если св. апостолы могут отнимать и раздавать патриаршества, архиепископства и епископства, то почему же они не могут делать того же и в низшей мирской сфере, т.е. располагать царствами**.

______________________

* Ibid., т. IV, 2, стр. 242-243.
** Ibid., т. VII, 14а, стр. 404.

______________________

Слабая сторона всех этих рассуждений, согласно верному замечанию профессора Мартенса, заключается в применении аргумента a fortiori к областям неоднородным. Из того, например, что духовник освобождает кающегося от греховных уз, еще не следует, что он может сделать для своего духовного сына меньшее в другой сфере, — например, освободить его от долговых обязательств*. И точно так же из того, что папа может отрешать пастырей от должности, — не следует a fortiori, что он может низлагать королей.

______________________

* Martens, Gregor VII, т. II, стр. 52.

______________________

В настоящее время вообще вряд ли нужно доказывать ошибочность аргументации папы. Задача исследователя заключается лишь в том, чтобы объяснить исторически — почему произошли эти ошибки. Прежде всего мы можем констатировать, что указанное заблуждение вовсе не есть только индивидуальный, личный промах самого Григория. Изложенный аргумент a fortiori повторяется у таких писателей — сторонников Григория, как Бернольд*, Бонитон** и Павел Бернрид***; он принадлежит вообще к числу общих мест клерикальной публицистики того времени. Ясное дело, что это общее партийное ослепление не есть результат простой случайности: оно обусловливается действием общих исторических причин, влиявших одинаковым образом как на практических деятелей, так и на писателей занимающей нас эпохи. В этом убеждает нас в особенности тот факт, что писатели-империалисты, оспаривавшие право пап низлагать королей, не сумели, однако, разоблачить логическую несостоятельность аргумента a fortiori их противников.

______________________

* Libelli Bernaldi presbyteri monachi, V, Apol. rat., M. M. G., De 1., т. II, стр. 97.
** Таков общий смысл аргументации Бонитона (Ad amic, lib. VII, стр. 667 — 670). Если папа может отлучать и низлагать епископов, то тем более — царей, так как власть царская по своему достоинству ниже власти епископской.
*** Vita Gregorii, cap. 97 (Watterich, Vitae pont., т. I, стр. 531).

______________________

Указанное заблуждение обусловливается тем смешением церкви и государства, которое составляет капитальный грех всего средневекового строя. Порядок благодатный и мирской до того тесно переплетены и перепутаны, что трудно определить, где кончается церковь и где начинается государство. Оттого-то, несмотря на попытки различить и разграничить эти две сферы, публицисты и практические политики беспрестанно их смешивают, рассматривают их как однородные. Для Григория и его сторонников государство имеет право существовать лишь как низшая сфера того царствия Божия, коего высшее проявление есть церковь; поскольку государство есть самостоятельный союз, преследующий свои особые, отличные от церкви задачи и цели, оно есть общество разбойников — изобретение сатанинской гордости людей. Этим и объясняется распространение власти ключей римского первосвященника на государственную сферу путем аргумента a fortiori: если папа господствует в церкви — высшей сфере божеского царства, то он тем более может распоряжаться и в низшей сфере того же божеского царства — в государстве. Ему как ключнику царства небесного принадлежит власть над всем зданием христианского общества: значит, помимо его никто не может владычествовать, управлять христианами — ни царь, ни епископ.

Григорий вообще различает власть духовную и законную светскую власть лишь как высшую и низшую инстанции в пределах одной и той же respublica Christiana, а не как две разнородные власти; они разнородны, лишь поскольку светская власть есть власть тираническая по своему происхождению или по тем целям, которые она преследует. Государство, чтобы стать правомерным христианским союзом, должно слиться с церковью, поглотиться ею; в этом заключается основной принцип всей государственной теории Григория.

В посланиях к Герману Мецскому мы находим чрезвычайно резкое противоположение духовной и светской власти. "Кто не знает, — читаем мы здесь, — что цари и князья ведут свое начало от тех, которые, не ведая Бога, гордостью, разбоем, лукавством, убийствами, наконец, почти всеми злодеяниями, побуждаемые дьяволом, князем мира сего, в слепой своей алчности и в невыносимом самопревознесении присвоили себе власть над равными себе, т.е. над людьми?

И когда они стараются преклонить святителей к своим стопам, с кем можно сравнить их, как не с тем, кто глава всех сынов гордости?"* В том же смысле противополагаются друг другу царская и святительская власть и в письме к Герману, написанном в 1076 г. "Царская власть, — читаем мы здесь, — есть изобретение человеческой гордости; святительская власть, напротив, есть создание божественной благости. Одна из них беспрестанно гоняется за суетной славой; другая всегда стремится к небесной жизни"**.

______________________

* М. Gr., т. VIII, 21, стр. 457.
** Ibid., т. IV, 2, стр. 243.

______________________

Казалось бы, такая противоположность исключает возможность какого бы то ни было единения или даже мирного сожительства между церковью и государством. Что может быть общего между царством не от мира сего и обществом дьявола — продуктом греха и тиранической узурпации! Но, по странной логике, это резкое противоположение духовного и светского порядка нужно Григорию именно для того, чтобы подготовить их слияние. Чтобы покрыть свой грех и перестать быль дьявольской узурпацией, царская власть должна подчиниться святительской власти всецело*. Умаление светской власти здесь имеет целью сделать церковь всесильной в государстве. Для Григория святительская власть настолько же выше царской, насколько золото драгоценнее свинца**. Согласно словам папы Геласия, цари должны подчиняться святительствам, а не наоборот, ибо святители за самих царей имеют отдать отчет Всевышнему в день суда***. Эта ответственность предполагает власть святителей над царями; пользуясь этой властью, римские первосвященники неоднократно отлучали и даже низлагали светских государей. Так, папа Захарий низложил франкского короля Хильперика не столько за грехи его, сколько потому, что он не мог с пользой царствовать: вместо Хильперика Захарий возвел на королевский престол Пипина — отца Карла Великого****.

______________________

* Ibid., т. VIII, 21, стр. 456-457: "Ita ne dignitas, a saecularibus etiam Deum ignorantibus — inventa, non subicietur ei dignitati, quam omnipotentis Dei providentia ad honorem suum invenit, mundoque misericorditer tribuit?" Ср.: Deusdedit, Libellus cotra invas. et sym., lib. III, § 12, стр. 353.
** Выражение из сочинения, приписываемого Амвросию, ibid., стр. 458.
*** Ibid., стр. 458.
**** Ibid.

______________________

Чтобы понять смысл аргументации Григория, нужно прежде всего помнить, что та царская власть, которую он хочет умалить, черпает всю свою силу во владычестве над церковью, над епископатом. Обе спорящие партии смешивают церковь с государством: для обеих значение царской власти вообще измеряется значением ее в церкви. Если империалисты некоторым образом видят в короле святителя над святителями, то Григорий хочет прежде всего доказать, что король и император в церкви значит меньше, нежели простой церковнослужитель. Отсюда уже сама собой вытекает полнейшая зависимость царской власти от святительской: царь должен подчиняться папе во всем — в качестве низшего члена клира. По своему положению в церкви короли и императоры ниже экзорцистов, которые составляют предпоследний разряд церковнослужителей: ибо экзорцистам дана власть изгонять демонов, коей короли не имеют. Если, таким образом, простые церковнослужители возвышаются над царями, то во сколько же раз превосходят их епископы*! Цари не пользуются властью разрешать от грехов, которая дается каждому священнику: они вообще не обладают властью связывать и разрешать. Из этого подчиненного положения царей в церкви папа заключает, что они вообще подлежат суду святителей, а тем паче — суду римского первосвященника**. Словом, Григорий выводит право папы судить и низлагать королей из того, что король лишь в наименьшей степени располагает духовной властью! Как ни странен кажется этот логический скачок с нашей современной точки зрения, в те времена люди не могли сознавать главного промаха папской аргументации ввиду указанных нами особенностей того средневекового строя, среди которого они жили и действовали.

______________________

* Ibid., стр. 459.
** М. Gr., VIII, 21, стр. 460.

______________________

Сами противники папы вдаются в совершенно аналогическое заблуждение. Некоторые из них пытаются разграничить сферы компетенции духовной и светской власти, но тотчас же вслед за тем точно так же впадают в полнейшее смешение церкви и государства: писатели-империалисты вооружаются против притязаний папы во имя особой теократической миссии царей, связанной с их помазанием; но эта теократическая миссия понимается ими так, что при этом опять-таки исчезают всякие определенные границы между светской и духовной сферой. Так, автор трактата "De Unitate ecclesiae" учит словами папы Геласия, что Бог от начала поставил управлять миром две власти — первосвященническую и царскую: первосвященник, преданный служению Богу, не должен вмешиваться в светские дела; равным образом и император не должен стремиться первенствовать в делах веры. Этими словами папы Геласия наш автор доказывает, что низложение королей вообще, а в частности — низложение Генриха Григорием, есть узурпация, восстание против Богом установленного порядка*. Это нисколько не мешает тому же писателю доказывать, что сторонники Генриха со своей стороны были вправе низложить Григория и возвести на его место антипапу Виберта. Обязанный в качестве короля и римского императора блюсти единство церкви, на котором покоится и единство государства, Генрих должен был восстать и пойти войной против святителя, который являлся нарушителем мира и главным врагом единства. Хотя в принципе никто не может низлагать пап, однако "римская церковь" была вынуждена к тому необходимостью, а необходимость отменяет закон (necessitas non habet legem)**.

______________________

* De Unitate ecclesiae conservanda, lib. II, cap. 15, M. M. G., De 1., т. II, стр. 225-226, 230.
** Ibid., lib. II, cap. 6, 7, стр. 217, 218, где правом "римской церкви" в случае необходимости низлагать пап-схизматиков прикрывается узурпация Генриха, возведшего Виберта на место низложенного им Григория.

______________________

Вообще во всем названном трактате проводится та мысль, что низложение царя не дозволительно, потому что царь — столь же необходимый орган теократии, как и первосвященник. Божеское царство есть единство царства и священства*. Один Христос — Первосвященник и Царь — совмещает в себе оба рода власти, и только в Нем такое соединение допустимо; апостолам Он завещал священническое служение, а не царство**. Единство церкви должно проявляться в параллельном, согласном действии обеих властей. Григорий, узурпировавший власть над царством, тем самым извратил и характер священства***: он действовал вообще как схизматик, враг божеского царства****.

______________________

* Ibid., lib. I, cap. 12, стр. 202 — о церкви как "regal sacerdotium".
** Христос — "rex regum et sacerdos sacerdotum"47 (ibid., 202) — однако Сам отверг предложенное Ему царство: "qui etiam docuit apostolos ecclesiam non regnum disponere vel ordinare" (lib. II, cap. 1, стр. 212).
*** Ibid., lib. II, cap. 15, стр. 230-231.
**** Ibid., lib. II, cap. 5, стр. 215-216; lib. II, cap. 2, стр. 212.

______________________

На той же точки зрения стоят и другие писатели-империалисты. Венрих Трирский также видит в низложении Генриха преступление против веры (sacrilega temeritas), ибо царская власть от начала мира установлена Богом. Слыханное ли дело, чтобы первосвященники когда-либо смели менять помазанников Божиих как каких-нибудь сельских старост (villicos), лишать их царства, унаследованного от отцов, предавать их анафеме за малейшее неповиновение?! Цари, напротив того, всегда пользовались правом всеми мерами защищать свою власть против всякого, кто вздумал бы ей угрожать, будь то мирянин или духовный; они могут наказывать и самих святителей церкви, виновных в восстании, чему уже в ветхозаветные времена бывали примеры. Святители должны смиренно подчиняться даже дурным правителям и могут только увещать их, но не низлагать*.

______________________

* Wenrici Scol. Trev. epist., cap. 4, M. M. G., De 1., т. I, стр. 288, 291, особенно стр. 289.

______________________

Наиболее типическое выражение тех же мыслей мы находим у Григория Кашинского. Подобно названным выше писателям и он учит, что один Бог, установивший царскую власть, может судить царей, отнимать и раздавать царства*. Он также видит в низложении Генриха нечестивую узурпацию, преступление против единства церкви**. Но при этом у Григория Катинского в особенности резко выступает теократический характер царства. В социальном теле церкви, учит он, существует множество членов, множество органов; и каждому органу принадлежит свое особое служение. Здесь святительская власть есть правая, а царская власть — левая рука церкви, т.е. самого Христа. Но сама церковь говорит в "Песни Песней" (8: 3) о Небесном Женихе: "левая рука Его у меня под головой, а правая обнимает меня". Это значит, что здесь, на земле, царская власть, левая рука Спасителя, стоит во главе церкви, охраняя и защищая ее в порядке мирском; а правая рука — власть святительская — обнимает церковь, т.е., почему-то заключает наш автор, учит верующих познанию Бога. Несколькими строками ниже Григорий Катинский прямо называет императора "главой церкви" (caput ecclesiae) и приписывает ему на этом основании право инвеституры по отношению к епископам и даже по отношению к папе, так как глава церкви должен играть первенствующую роль в деле замещения высших духовных должностей***. По словам нашего автора, нет большего бедствия для христианства, чем спор между царством и священством: в обществе должно господствовать такое же единство, как и в живом организме; раздор отдельных органов в данном случае, как и вообще, неизбежно влечет за собой гибель всего тела****.

______________________

* Gregorii Catinensis топ. Farf. Orthodoxa Defensio Imperialis, cap. 9, 10, M. M. G., De 1., т. II, стр. 541.
** Ibid., cap. 7, стр. 539.
*** Ibid., cap. 3, стр. 536-537.
**** Ibid., cap. 537.

______________________

В христианстве это органическое равновесие должно выражаться в подчинении святителей царям. Даже и преступных государей следует терпеть, а не осуждать: ибо, если отдельные члены церкви должны поддерживать друг друга, то тем более каждый верный ее сын должен подчиняться ее главе и никоим образом не может судить его*. Вообще, не будучи в состоянии понять безусловное отличие сферы светской и духовной, изложенные писатели отвергают право папы низлагать царей именно потому, что, с их точки зрения, царь, как непосредственный представитель Бога на земле, есть совершенно не зависимый от папы правитель в самой церкви. Он самостоятелен не в качестве главы государства — государства, свободного от церкви, наши писатели не знают, — а в качестве особого церковного чина, светского органа божеского царства.

______________________

* Ibid., cap. 10, стр. 542.

______________________

XII

Такое отношение к светской власти не представляет собой какого-либо новшества писателей XI века: они отстаивают традиционное средневековое воззрение на задачи светской монархии; и такова сила предания, что от него не в состоянии вполне отрешиться сами реформаторы, начиная с Григория VII, несмотря на их смелые новаторские тенденции в церкви и государстве. Отсюда — двойственность в отношении Григория к светской власти. С одной стороны, он хочет ее умалить и унизить, обличить ее ничтожество; с другой стороны — содействие тех или других светских властей безусловно необходимо для осуществления социально-политической программы папы. Поэтому-то в произведениях Григория сталкиваются две совершенно противоположные характеристики царской власти: она — изобретение человеческой гордости и продукт нечестивой узурпации и вместе с тем — необходимый правительственный орган в божеском царстве, хотя и подчиненный папе как высшей земной инстанции.

Даже в письмах к Герману Мецскому, написанных под непосредственным впечатлением столкновения папы с императором, скрещиваются обе эти противоположные тенденции. Мы уже приводили тексты из обоих писем, где отрицательное отношение к светской власти доводится до крайности. Но тут же, в письме к Герману за 1081 г., мы сталкиваемся с таким учением о задачах христианской монархии, которое плохо вяжется с предшествовавшей отрицательной ее характеристикой. Цари, читаем мы здесь, должны будут отдать Богу отчет о стольких душах, сколько они имеют подданных. Если частному лицу трудно уберечь свою душу, то во сколько же раз труднее государю соблюсти много тысяч душ*! Далее в том же послании говорится, что церковь возводит царей и императоров на престол не ради суетной их славы, а ради спасения многих. Этим определяются обязанности христианских царей: они должны любить славу Божию больше собственной своей славы, блюсти правду, т.е. воздавать каждому свое; а главное, они должны не властвовать над церковью как над рабой, а напротив того — подчиняться ее святителям как отцам и наставникам**. Понятно, что царь, поставленный блюсти души своих подданных, уже не есть только светский властитель. Это, по-видимому, замечает и сам Григорий. В 1073 г. он пишет Рудольфу Швабскому, что церковь (corpus Ecclesiae) должна управляться (regi) двумя властями — святительской и императорской, которые так же необходимы для церковного организма, как два глаза для человеческого тела***. По поводу предстоящего в 1081 г. избрания германского короля на место низложенного Генриха папа обращается с мольбой к Спасителю, чтобы Он дал церкви такого защитника и правителя (rectorem), какого ей подобает иметь****. Мы уже видели, что раньше разрыва с Генрихом Григорий хотел отправиться в крестовый поход, поручив вместо себя королю управление римской церковью*****.

______________________

* М. Gr., т. VIII, 21, стр. 462.
** Ibid., стр. 464.
*** М. Gr., т. I, 19, стр. 33.
**** Ibid., т. VIII, 26, стр. 475.
***** См. выше, стр. 355.

______________________

Таковы противоречия учения Григория о светской власти: желая смирить непокорных ему князей, он утверждает, что они не имеют в церкви никакой власти или пользуются властью меньшей, чем низшие чины клира; когда требуется приобрести в светских государях помощников и союзников, он признает в них правителей, поставленных управлять церковью для спасения многих. Эти противоречия не составляют только черту политики папы, колеблющейся в зависимости от оппортунистических соображений. Они коренятся в самом существе теократического идеала, который исходит из аскетического презрения ко всему мирскому и вместе с тем нуждается в содействии мирской власти для своего осуществления. Двойственная оценка государства и мирской власти вообще присуща тому августиновскому пониманию "божеского царства", которое господствует в средние века. С одной стороны, церковь рассматривается здесь как единственная положительная величина: по сравнению с ней мирское царство как таковое есть прах и тлен; мирская власть как такая есть проявление человеческого греха или ничтожества. С другой стороны, именно это отрицательное отношение к государству ведет к тому, что церковь становится на его место, поглощает его в себе: государство превращается в часть божеского царства, часть церкви*; светские власти становятся в ней правителями или как бы чинами ее иерархии.

______________________

* Ср. мое соч. "Религиозно-общественный идеал западного христианства в V веке", стр. 186. С одной стороны, для Августина — светские царства, поскольку они не подчиняются религиозным целям, суть "magna latrocinia" (там же, стр. 187-188). С другой стороны, для того чтобы утратить свой греховный характер, государство должно стать частью божеского царства и служить церкви в качестве орудия (там же, стр. 207-210). Ср.: Mirbt, Die Stellung Augustins in der Publicistik d. Gregorianischen Kirchenstreits, Leipzig, 1888, стр. 91. Ср. также соч. Эйкена (Gesch. und System der Mittelalterlichen Weltanschanung, стр. 356), где отмечается двойственная оценка государства, присущая вообще средневековым писателям (ср. также стр. 408-409). К сожалению, однако, автор совершенно упускает из вида ту теократическую миссию и то значение светской власти как церковной должности, которое до известной степени признают даже такие клерикальные теорики, как Григорий VII (ср. цит., соч. стр. 368-388). Вообще в своей характеристике средневекового понимания задач и целей государства Эйкен почти вовсе не принимает во внимание воззрения, господствовавшие раньше XII века. Вследствие этого борьба духовной и светской власти представляется им в совершенно ложном освещении, как борьба церкви, стремившейся к господству над миром, против государства, отстаивавшего свою самостоятельность (см.: ч. III, гл. 4, в особенности стр. 397-398). Мы, напротив, видели, что борьба двух властей есть борьба двух теократии. Идея чисто светского государства также чужда Генриху IV, как и Григорию VII.

______________________

С этим связано противоречие в учении о происхождении светской власти, отмеченное современной критикой* в произведениях Григория, но принадлежащее, конечно, не ему одному. В письме к Вильгельму Завоевателю папа говорит, что над всеми земными властями возвышаются власть апостольская и власть царская, поставленная Провидением управлять людьми. Так точно на своде небесном среди других светил Бог поставил два превосходнейшие светила — солнце и луну — светить всему миру**. Во втором письме к Герману Мецскому Григорий ссылается на этот текст папы Геласия, который всеми писателями-империалистами приводится как доказательство божественного происхождения власти***. Очевидно, что это учение о божественном происхождении царской власти находится в полном противоречии с вышеприведенными текстами обоих писем к Герману, где царская власть называется изобретением людей, не ведающих Бога****.

______________________

* См.: Martens, Gregor VII, т. II, стр. 13 и след.
** М. Gr., т. VII, 25, стр. 419.
*** Ibid., т. VIII, 21, стр. 457.
**** Констатируя это противоречие, Мартене объясняет его тем, что письма к Герману Мецскому, где говорится о человеческом происхождении мирской власти, были написаны под влиянием раздражения против Генриха IV, тогда как письмо к Вильгельму Завоевателю, заключающее в себе противоположное утверждение, было написано в спокойном состоянии (цит. соч., т. II, стр. 115). Нам кажется в высшей степени неудачной эта антиисторическая попытка — объяснить чисто субъективными и случайными причинами противоречия, которые, как мы показали, коренятся в самом существе средневековой жизни и мысли и имеют, следовательно, объектно-исторический характер.

______________________

XIII

Папа может располагать царствами и повелевать царям лишь при том условии, если подданные последних стоят на стороне апостольского престола и принимают к исполнению его постановления относительно низложения или возведения того или другого светского государя. Притязания папы могут быть проведены в каждом данном государстве лишь при содействии народа, в обширном смысле этого слова. Чтобы властвовать над миром, римский первосвященник должен вступить в компромисс с теми непокорными подданными, которые восстают против неограниченного самодержавия своих государей. Он хочет ограничить царскую власть сверху, подчинить ее апостольскому престолу: его естественными союзниками являются все те, кто хочет ограничить ее снизу — правами подданных*. Отсюда характеристический для политической теории и практики средних веков компромисс между боговластием и народовластием, своеобразное сочетание клерикальных учений с идеей народного верховенства.

______________________

* Ср.: Gfrorer, Papst Gregorius, т. II, стр. 414.

______________________

Словами апостола Петра Григорий учит, что все люди — цари и священники Бога Вышняго; так как религиозные, священнические обязанности верных должны стоять на первом плане, то повиновение их земным владыкам должно иметь свои пределы. Внимайте словам апостола, взывает папа в энциклике, обращенной "ко всем братьям во Христе" через несколько месяцев после первого отлучения Генриха. Вы — род избранный, царское священство" (1 Пет. 2: 9); "должно повиноваться больше Богу, нежели человекам" (Деян. 5: 29). В применении к тому конкретному случаю, о котором идет речь в энциклике, слова апостола, по толкованию папы, означают, что подданные Генриха должны всячески стараться привести его к покаянию; буде же король не обратится и будет упорствовать в своем неповиновении церкви — они всячески должны помогать ей против него*, т.е. иначе говоря, оказывать королю сопротивление.

______________________

* М. Gr., т. IV, 1, стр. 238-239.

______________________

Стремление обуздать и ограничить королевский произвол связывается у Григория с враждой против монархии наследственной и с сочувствием к монархии выборной. В письме к Герману Мецскому он прямо заявляет, что христианские государи не должны стремиться во что бы то ни стало передавать свою власть по наследству сыновьям, если среди своих подданных они могут найти себе более полезных для царства преемников: не увлекаясь плотской любовью, они должны любить Бога больше, чем собственных своих детей*. При избрании антикороля Рудольфа легаты Григория от имени папы заявляют требование, чтобы королевская власть отныне не считалась наследственной, чтобы сын короля, даже если он окажется весьма достойным, получал бы королевский сан не по наследству, а через свободные выборы; буде же он окажется недостойным или не будет угоден народу — пусть народ сохраняет за собой права избрать кого он хочет**.

______________________

* Ibid., т. VIII, 21, стр. 464.
** Brunonis, De bello saxonico, cap. 91, M. M. G. S. S., т. V, стр. 365. Легаты в данном случае превысили свои полномочия, так как в данный момент Григорий еще не решил вопроса о низложении Генриха и об избрании ему преемника. В принципе, однако, Григорий несомненно сочувствовал избирательной монархии, так как только при таком устройстве государства папа мог бы влиять на замещение королевского престола Германии. Уже до разрыва с королем Григорий заявлял, что Генрих царствует в качестве избранного им государя, иначе говоря, игнорировал наследственный характер германской монархии. См.: М. Gr., т. I, 19, стр. 33: "Unde nobilitatem tuam scire volumus, quia non solum circa Heinricum regem — cui debitores existimus ex eo, quod ipsum in regem elegimus". Таким образом, в 1077 г. папские легаты, не имевшие специального полномочия — приступить к новому избранию — руководствовались, однако, выраженными Григорием симпатиями к выборной монархии.

______________________

Права и интересы подданных германского кроля в данном случае близки к сердцу Григория, потому что они совпадают с интересами апостольского престола. Монархия выборная дает возможность папе влиять на замещение королевского престола, что представляется совершенно немыслимым при монархии наследственной. В связи с выборным принципом стоит другое притязание римской политики — чтобы избранный кандидат был каждый раз утверждаем папой*. С подобным требованием Григорий выступает уже в 1076 г. после первого отлучения Генриха. Предвидя возможность избрания нового короля, буде Генрих не покается и не будет по снятии с него отлучения восстановлен в своих царских правах, папа требует от немецких князей, чтобы они его известили, кто именно избран, каковы дела и образ жизни избранного, дабы со своей стороны он, папа, мог утвердить избрание своим апостольским авторитетом**. В 1081 г. ввиду предстоящего после смерти Рудольфа нового избрания папа идет еще дальше в своих требованиях: он ставит на вид немецким князьям, что должно быть избрано такое лицо, которое по своим нравам и качествам было бы способно, как подобает королю, защищать церковь и всячески пещись о ней. Затем, как мы уже видели, Григорий ставит свое согласие на утверждение избранника в зависимости от произнесения им присяги, устанавливающей вассальные его обязательства по отношению к апостольскому престолу. С сущностью этих обязательств мы уже имели случай познакомиться***.

______________________

* По этому вопросу см.: Engelmann, Der Anspruch d. Papste auf Konfirmation und Approbation bei den deutschen Konigswahlen, Breslau, 1886, стр. 1-11.
** M. Gr., т. IV, 3, стр. 246-247.
*** См. выше.

______________________

Ясное дело, что весь этот проект избирательной монархии представляет собой результат компромисса между интересами германских князей и интересами римской курии: германский король для того и должен быть избранником князей и как бы их уполномоченным, чтобы быть вместе с тем послушным "воином св. Петра". Нетрудно доказать, что подобный же компромисс лежит в основе всех отношений Григория к германскому королю и королевству с 1076 г. В 1077 г. Григорий был встречен Генрихом в Каноссе; здесь папа остановился по пути в Германию, куда он должен был прибыть по приглашению немецких князей, чтобы судить короля и решить дальнейшую судьбу королевства. В Каноссе было снято отлучение с Генриха; но он, как мы знаем, не был восстановлен в своих царских правах, потому что папа не отказался от своего намерения явиться в Германию и здесь, опять-таки в качестве судьи между королем и его восставшими подданными, решить вопрос о восстановлении Генриха на престоле или об окончательном воспрещении ему царствовать*. Точно так же и после избрания антикороля Рудольфа, состоявшегося помимо желания папы, последний стремится стать в положение судьи между обоими претендентами на королевский престол и в конце концов решает спор в пользу Рудольфа. Уже один тот факт, что перед судом папы, как представляет его себе Григорий, король и подданные должны фигурировать как две равноправные стороны, показывает, насколько папа сочувствовал расширению прав подданных в ущерб королевской прерогативе. После Каноссы Григорий уже не мог судить с чисто религиозной точки зрения о грехе Генриха, так как этот грех был им прощен; стало быть, после Каноссы вопрос о низложении или восстановлении короля на престоле мог оставаться открытым для папы лишь в том предположении, что король, даже оставаясь верным сыном церкви, может быть низлагаем за дурное управление по жалобе подданных; так точно, по выражению письма к Герману Мецскому, франкский король Хильперк был низложен папой Захарием по настоянию Пипина просто потому, что папа признал его бесполезным для царства**. Иными словами, по снятии отлучения с Генриха, Григорий мог судить его лишь в том предположении, что король есть уполномоченный народа, который может быть осужден и лишен своих прав на царство в том случае, если правление его не соответствует благу подданных.

______________________

* В письме к немецким князьям, написанном тотчас после Каноссы (М. Gr., т. IV, 12, стр. 256-258), Григорий заявляет, что он не отказался от своего намерения при первом удобном случае явиться в Германию, для того чтобы окончательно решить спор между королем и его подданными и восстановить мир в королевстве. В заключительных словах послания папа ясно намекает на то, что, простив Генриха как христианина, он не принял на себя каких-либо определенных обязательств по отношению к нему как королю и будет содействовать ему лишь в том, что не повредит спасению его души. В такой связи слова "totius negotii causa suspense est" могут значить лишь то, что папа считает открытым вопрос о будущем германского королевского престола.
** См. выше.

______________________

XIV

Этот союз между теократией и народовластием, составляющий необходимое предположение папской политики, находит себе теоретическое выражение в трактатах некоторых публицистов клерикального направления. В этом смысле уже задолго до понтификата Григория высказывается кардинал Гумберт. По его мнению, в тех случаях, когда тот или другой светский властитель дурно управляет своим государством, у него следует отнять ту поддержку подданных, без коей цари не могут царствовать. Не может коршун вылетать на добычу без крыльев и перьев; и точно так же светский князь не мог бы позволить себе никакого хищения или неправды, если бы подданные ему в этом энергически и единодушно противодействовали. Подданные ответственны за грехи своих царей как соучастники активные или пассивные; поэтому народные массы нередко подвергаются жестоким наказаниям свыше за преступления своих властителей. Так, египтяне были погублены за грех фараона. В особенности народ, дозволяющий своим правителям узурпировать пастырские права, навлекает на себя праведный гнев Всевышнего: ибо потворствовать подобным грехам значит любить человека более, нежели Бога*.

______________________

* Нитb. Card. Adv. sim., lib. III, cap. 16, стр. 218-219.

______________________

Так же точно думают клерикальные писатели и в позднейшую эпоху. Бертольд в хронике за 1077 г. утверждает, что царем, т.е. законным монархом, должен почитаться лишь тот, кто хорошо правит и стремится блюсти правду. На это указывает самая этимология слова rex — царь (rex a regendo, a recte faciendo). Как скоро государь совращается с пути правды и благочестия, как только он вместо того, чтобы служить благу своих подданных, начинает угнетать и притеснять народ, он перестает быть законным царем и превращается в тирана. Целым рядом исторических примеров Бертольд доказывает, что тираны всегда низлагались и могут быть низлагаемы как папой, так и вообще епископами*.

______________________

* Berth. Ann., a. 1077 (M. M. G. S. S., т. V, стр. 296-297).

______________________

Манегольд Лаутенбахский видит в царе слугу, уполномоченного народа. Народ ставит над собой царя не для того, чтобы предоставить ему возможность тиранически властвовать, но для того, чтобы он защищал своих подданных от тирании и злой воли прочих людей, наказывал злых и защищал добрых. Манегольд, сколько мне известно, первый из средневековых писателей кладет в основу своего государственного учения теорию общественного договора*. Говоря его словами, как только государь начинает предаваться порокам и преследовать добрых, как только он, призванный подавлять анархию и тиранию, сам вместо того начинает угнетать народ, — он перестает быть законным царем и превращается в тирана; тем самым уничтожается тот договор (pactum), в силу коего он признан царствовать; монарх-тиран утрачивает свои права на царство; подданные освобождаются от обязанности повиновения ему и вправе его низложить. Всякий хозяин может прогнать своего наемника за неспособность и недобросовестность; так точно народ может отрешить от должности государя, не исполняющего своих обязанностей; свинопас, который губит свиней, вместо того чтобы их стеречь и пасти, подвергается увольнению от должности; тем более государь, который ведет к гибели людей, вместо того чтобы ими управлять, должен быть лишен своей власти и достоинства. Человек не может и не должен повиноваться слепо: в отличие от животных он не управляется инстинктами, а действует сознательно, как разумное существо; в каждом действии своем он должен отдавать себе отчет — почему и для чего оно нужно; поэтому, повинуясь своим царям, люди должны всегда иметь в виду ту идеальную цель, ради которой установлена царская власть. Самое слово "царь" есть лишь наименование особого служения, и царем должен признаваться только тот, кто стоит на высоте этого служения: по природе никто не бывает царем. Приписывая подобно многим другим писателям теократическую миссию царям, Манегольд прямо говорит, что они поставлены "управлять церковью"; подданные не только не должны повиноваться государям вроде Генриха IV, которые не обладают необходимыми дляэтого качествами, они обязаны оказывать сопротивление тиранам — врагам и ослушникам церкви**.

______________________

* Ср.: F. von. Bezold, Die Lehre von der Volkssouveranetat wahrend d. Mittelalters, стр. 322 (Sybels Hist. Zeitschr., 18 Jahrg., 1874, 4 Heft); Вязигин, Заметки по истории полемической литературы, стр. 50.
** Maneg. ad. Gebeh. lib., cap. 30, M. M. G., De 1., т. I, стр. 366; cap. 43, стр. 385.

______________________

Вообще, в занимающую нас эпоху понятие о народовластии со всеми его последствиями входит в кругозор значительного большинства, если не всех клерикальных писателей. Подобно Бертольду и Манегольду, летописец Ламберт умеет различать между истинным царем, который правит согласно законам, и тираном, который господствует силой, не уважает обычаев предков и, нарушая права подданных, обращается с ними не как со свободными, а как с рабами. Признавая, что подданные обязаны повиноваться законному царю, Ламберт знает, однако, случаи, когда восстание бывает справедливым и необходимым. Более того, он, видимо, сочувствует тем немецким князьям, которые решили вместо Генриха избрать себе другого государя*. Наконец, описатель саксонских восстаний — Брунон** и летописец Бернольд, видимо, симпатизируют такому устройству избирательной монархии, где королевская прерогатива ограничена правами князей и принадлежащее подданным право восстания служит гарантией против дурного управления***.

______________________

* См.: Lamberti Annales a. 1076, стр. 249 (M. M. G. S. S., т. V): "Hanc regis ac tiranni esse distanciam, quod hie vi atque crudelitate obedientiam extorqueat ab invitis, ille legibus ac more majorum moderetur subjectis praecipiatque facienda". Ср. там же: "Sed dux Otto, sciens genti Saxonum justas esse causas rebellionis" и т.д. Ср.: Ohly, Konigthum und Fursten z. Zeit Heinrichs IV, стр. 54-58, 62-63.
** См.: Brunonis, De bello sax., M. M. G. S. S., т. V, cap. 91, стр. 365, где автор явно сочувствует желанию оппозиционных князей заменить монархию наследственную выборной; сочувствие праву восстания выражается во всем трактате Брунона (Ohly, цит. соч. II, стр. 48-49, 18-19).
*** Ohly, цит. соч. II, стр. 5-6, 41-42.

______________________

Следует заметить, что названные нами писатели, высказываясь за ограничение прав короля правами подданных, только возводят в теорию начала, которые уже задолго до того применялись на практике немецкими князьями и в особенности саксонцами. В то время идея народного верховенства уже вошла в сознание немецких князей и простого народа. Саксонские дворяне и крестьяне были с самого начала убеждены в своем праве восставать против короля-тирана. Историкам и публицистам клерикального направления оставалось только стать на почву совершившихся фактов, эксплуатировать свободолюбивые стремления подданных германского короля в пользу римской курии и включить идею народовластия в их теократическую систему.

Двойственный характер этой системы как нельзя более наглядно обнаруживается в изложенных нами учениях сторонников Григория. Выдвигая против светских государей принцип народного верховенства, они вместе с тем пытаются ограничить его сверху; у них христианский народ подчинен церкви, которая определяет и указывает те цели, во имя которых подданные должны повиноваться или сопротивляться своим государям. Отношения между подданными и правителями выводятся клерикальными писателями из договора между теми и другими; но при этом предполагается, что церковь заранее предопределяет этот общественный договор как по содержанию, так и по форме; содержанием его служит обязательство государя подчиняться церкви и защищать ее против ее внутренних и внешних врагов и обязательство подданных помогать ему во всем том, что требуется для достижения этой цели. По форме же этот договор выражается в присяге подданных, которая связывает их лишь до тех пор, пока их государь остается верен обязательствам, вытекающим из его сана.

Бецольд не без основания считает средневековых публицистов вроде Манегольда Лаутенбахского предшественниками тех теоретиков XVII и XVIII веков, которые положили идею общественного договора в основу своих учений*. Новизна дела Гоббса и Гуго Гроция заключается главным образом в том, что у них эта идея окончательно освобождается от того теократического элемента, который лежит в основе политического миросозерцания средних веков. С точки зрения Манегольда Лаутенбахского, цель общественного договора дана извне и свыше: народ свободен лишь в выборе средств для достижения этой цели. С точки зрения Гуго Гроция, Гоббса, Локка, человек не связан никакими извне данными целями: народ сам дает себе закон, сам определяет содержание общественного договора и свободно избирает любую форму общежития. В этом заключается основное различие между политическими учениями XVII века и средневековыми теориями общественного договора.

______________________

* Ohly, цит. соч., стр. 314.

______________________

В 1076 г. Григорий разрешил от присяги всех подданных Генриха, а в 1080-м, кроме того, и всех тех, кто когда-либо будет ему присягать. Для Григория право преемника св. Петра освобождать от присяги составляет необходимое последствие данной ему власти связывать и разрешать. В глазах папы это положение имеет характер самоочевидной истины, так что он даже не считает нужным доказывать его в тех двух письмах к Герману Мецскому, которые трактуют о праве римского первосвященника отлучать и низлагать светских государей. Напротив, сторонники Генриха стараются доказать противоположный тезис.

Вопрос о святости и нерушимости присяги в занимающую нас эпоху приобретает особенно важное значение в силу тех особенностей политической организации средневекового общества, на которые мы неоднократно указывали. Понятно, что в те времена, ввиду отсутствия строгих границ между церковью и государством, религиозный акт — присяга подданных — более чем когда-либо олицетворяет собой тот цемент, который скрепляет мирское общество в единый политический организм. С уничтожением присяги исчезает та высшая религиозная санкция, которая сдерживает своекорыстные стремления и хищнические инстинкты феодалов. Повиновение сюзерену перестает быть нравственной обязанностью вассалов: когда они не считают себя связанными присягой, они подчиняются ему лишь постольку, поскольку это представляется для них выгодным, и феодальная монархия, таким образом, теряет свою религиозную и нравственную основу. Если папа может разрешить подданных от присяги, он тем самым может разрушить сверху донизу все государственное здание. На это указывают и этого-то именно и опасаются писатели-империалисты.

Так, Видон Оснабрюкский жалуется на неслыханное и возмутительное деяние, совершенное Гильдебрандом. Последний, вопреки отеческим преданиям, "дал людям волю совершать клятвопреступления и тем самым порвал связь единства и согласия между ними, возбудил восстания, вызвал расколы, междоусобия, пожары, грабежи, святотатства и всюду причинил церкви и империи бесчисленное множество других бед"*. По Бидону, разрешая подданных Генриха от присяги, Григорий совершил тот грех, которому нет прощения, — грех против Духа Святого.

______________________

* Exc. ex Widonis libro de Contr. Hild. et Heinrici, M. M. G., De 1., т. I, стр. 469. Ср. совершенно аналогичные рассуждения у Видона Феррарского (De scismate Hildebr., M. M. G., De 1., т. I, стр. 539-540).

______________________

Понятно, что противники Григория всеми силами стараются доказать безусловный характер обязательств, вытекающих из присяги*. Как бы ни был виновен или даже преступен тот или другой светский государь, присяга, ему данная, остается незыблемой; она сохраняет свою обязательную силу при всех обстоятельствах, и нет на земле той власти, которая могла бы от нее освободить и разрешить, не исключая и власти папской. По толкованию автора "De Unitate ecclesiae", власть преемника Петрова должна быть понимаема в смысле полномочия прощать грехи людей, а не в смысле права отменять слово Божие и нарушать заповеди. В законе Моисеевом сказано: не приемли имени Господа Бога твоего всуе; заповедь эта никем не может быть упразднена: ибо, говоря словами Евангелия (Мф. 5: 18), "доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все"**.

______________________

* Подробности аргументации отдельных писателей см. у Мирбта (Absetzung Heinrichs, стр. 110-115).
** De Unitate ecclesiae conservanda, lib. I, cap. 4, M. M. G., De 1., т. II, стр. 189.

______________________

Сторонники Григория стараются, напротив, доказать, что обязательства по отношению к светским государям, вытекающие из присяги, имеют лишь условное значение. На первом плане у каждого человека должны стоять его обязанности по отношению к Богу. Поэтому присяга подданных утрачивает свою обязательную силу в том случае, если повиновение их государю влечет за собой ослушание Богу или Его земному представителю — папе. По Манегольду Лаутенбахскому, как мы видели, присяга выражает собой лишь обязательства подданных, вытекающие из договора между ними и их государем. Клясться Богом, значит, говоря словами Августина, воздавать Богу Его право (здесь — непередаваемая на русском языке игра слов: per Deum est jurare Deo jus reddere). Поэтому присяга, правильно понятая, заключает в себе лишь обязательства подданных помогать государю в управлении государством, в защите правды и в устроении мира, иначе говоря, содействовать ему в исполнении его обязанностей перед Богом. Эти обязательства связывают подданных лишь до тех пор, пока государь требует от них исполнения того, в чем они обязались в силу присяги. Если же он вместо того чтобы управлять государством, начнет тиранически властвовать, если он станет враждовать против правды, нарушать мир и отступит от веры, то народ тем самым освобождается от присяги: он может низложить государя как нарушителя общественного договора и возвести другого на его место. Когда государь оказывается, подобно Генриху IV, виновным в ослушании апостольскому престолу и вовлекает свой народ в тот же грех, равный идолопоклонству, присяга разрешается сама собой: папское разрешение нужно разве только для успокоения совести тех чересчур мнительных подданных, которые неосновательно боятся совершить клятвопреступление*.

______________________

* Maneg. ad Geb. lib., M. M. G., De 1., т. I, стр. 392.

______________________

В трактате Бидона Феррарского "De scismate Hildebrandi" приводятся совершенно такие же рассуждения сторонников Григория. Здесь та же тема иллюстрируется аналогиями из частного права. Должник, читаем мы, между прочим, в названном трактате, остается должным кредитору — залогопринимателю — лишь до тех пор, пока последний сохраняет в целости залог, обеспечивающий исполнение обязательства. Как только залог утрачен, возвращен должнику или поврежден, всякие долговые обязательства должника тем самым прекращаются. Когда мы присягаем светскому государю, залогом исполнения наших верноподданнических обязанностей служит наша вера, которая обусловливает силу святости присяги. Как только государь утрачивает или в чем-либо повреждает эту веру, он тем самым теряет тот залог, коим обеспечивает верность подданных. Подданные делаются должниками своего государя ради Бога и, следовательно, не могут помогать ему против Бога*. По смыслу этого рассуждения, точно так же, как и по мысли Манегольда, присяга подданных имеет лишь условное значение. Она сама собой уничтожается даже и без разрешения папы в случае неисполнения государем его обязательств.

______________________

* M. М. G., De 1., т. I, стр. 540-541.

______________________

Так или иначе, все писатели партии Григория настаивают на условном характере присяги. Так, Гебгард Залъцбургский говорит, что даже должно нарушать присягу в том случае, если исполнение ее влечет за собой соучастие в каких-либо преступных действиях — в грабеже, убийствах и т.п. Может ли быть преступление более тяжкое, чем сопротивление главе церкви — папе? Какая клятва может заставить подданных содействовать государю в нарушении его религиозных обязанностей? Долг верности требует от них, чтобы они не помогали, а, напротив, противодействовали всем тем начинаниям своего государя, которые подвергают опасности спасение его души*. Наконец Бернольд говорит, что клятвенное обещание, хотя бы данное с полным сознанием всех его последствий, может быть разрешаемо, когда того требует польза церкви (pro causa ecclesiae); тем более должна быть разрешаема присяга, данная легкомысленно и неосторожно (incaute)**.

______________________

* Gebeh. Salisburg. Arch. Epist., cap. 25-30, M. M. G., De 1., т. I, стр. 273-277.
** Libelli Bernaldi presb. топ., De damnatione scismat., M. M. G., De 1., т. II, стр. 54.

_________________________________

В борьбе между папством и империей в XI веке обнаруживается сущность теократического идеала западной церкви и его внутренние противоречия. Исходная точка политической мысли средних веков есть аскетизм, презрение к миру. Но мир не может быть побежден одним лишь аскетическим отрицанием: чтобы победить мир, нужно противопоставить ему новое, безусловно, отличное от него содержание. Чтобы поднять человека над землей, идея "божеского царства" должна прежде всего сама отрешиться от праха земного. Вот этого-то именно и недостает идеалу Григория и его современников. Все они, без различия направлений, смешивают порядок сверхъестественный и естественный, царство не от мира сего и мирское царство. Та всемирная "христианская республика", о которой мечтают паписты и империалисты, не есть, строго говоря, ни церковь, ни государство, а безразличие того и другого.

Отсюда в средневековом обществе — неизбежный раздор между первосвященнической и царской властью. Как "царство не от мира сего" град Божий отождествляется с церковью и постольку должен управляться властью духовной, святительской. Но, с другой стороны, он олицетворяет собой и государство и постольку должен управляться властью мирской, царской. Таково то роковое противоречие политического сознания средних веков, которое вызывает в XI веке спор между папством и империей. Обе партии согласны между собой в том, что раздвоение есть форма греховной земной действительности, где добро смешано со злом и дух борется с плотью. В идее, как мы видели, "единство" божеского царства служит в одинаковой мере целью для обеих. В действительности же на почве средневековой теократии неизбежно возрастает двоевластие. В принципе все согласны между собой в том, что следует воздавать кесарево кесарю, а Божие Богу; в действительности — нет ни малейшей возможности поделить мир между двумя "викариями Христа" и согласиться относительно того, что принадлежит кесарю и что — Богу.

Единство теократического идеала оказывается не в состоянии восторжествовать над двойственностью самой действительности. Не будучи в силах вывести средневековое общество из состояния раздора и неурядицы, сплотить и собрать его в единый общественный организм, католическая церковь сама поддается дроблению и раскалывается надвое. Вместо единой теократии, вместо солидарного союза царства и священства мы находим в XI веке две теократии — святительскую и царскую, которые по самому существу принципов, лежащих в их основе, не могут ни слиться воедино, ни мирно ужиться рядом.

Борьба между царством и священством не есть последствие индивидуальной, личной вины папы или императора. Мы не можем осуждать Григория за то, что он стремился присвоить себе власть над империей, так как он не видел возможности иначе спасти свободную и независимую святительскую власть. С другой стороны, мы не можем осуждать Генриха за то, что он стремился присвоить себе власть над церковью, так как это представлялось необходимым для того, чтобы обеспечить независимость и целость империи. Но тем более мы должны признать несостоятельность того политического строя и того религиозно-общественного идеала средних веков, который делает неизбежной ту и другую узурпацию, а вместе с тем и борьбу двух органов теократии.

Говоря словами неизвестного стихотворца конца XI столетия: "Папа желает лишить короля королевства, король, напротив того, стремится отнять у папы папство. О, если бы был между ними судья, который мог бы решить спор так, чтобы король сохранил королевство, а папа — папство! Это было бы великим счастьем и спасением от двоякого зла"*. В этих словах прекрасно выразилось сознание относительной правоты обеих сторон и безнадежности их спора.

______________________

* Udalrici Codex, n. 51, стр. 110: Versus de Gregorii VII et Heinrici IV inimicitiis.

______________________

Глава VI
БОЖЕСКОЕ ЦАРСТВО И ЦАРСТВО ДЬЯВОЛА

Мы уже говорили о том, что папство и империя, будучи в идее началами объединяющими, централизующими, в споре между собой проявляются как силы разрушительные, разлагающие. Императору нужно во что бы то ни стало воспрепятствовать объединению иерархии в независимом папстве, разрушить ту святительскую теократию, которая отнимает у него его духовных и светских вассалов и может осуществить свои притязания только на развалинах империи. С другой стороны — папе точно так же необходимо посеять раздор в рядах сторонников царской теократии, расстроить согласие и единение врагов папства. Как папа, так и император оказываются в одно и то же время друзьями и врагами "единства". Так как оба противника признают, что божеское царство есть единство царства и священства, то оба в одинаковой мере справедливо и несправедливо упрекают друг друга в разрушении божеского царства, в ниспровержении основ теократии. И так как обе партии согласны в том, что форма царства дьявола есть раздор и раздвоение, — обе в одинаковой степени несправедливо усматривают в противнике олицетворение "злой двоицы" — антихристово царство.

Сторонникам папы нетрудно доказать, что тот принцип, за который ратуют сторонники империи, несовместим с основами иерархического строя церкви, так как император, как мы видели, действительно опирается главным образом на враждебные римской централизации элементы духовенства. Но, с другой стороны, империалисты точно так же не без успеха могут доказывать, что папская система Григория заключает в себе элементы антииерархические.

Во-первых, ввиду того противодействия, какое встречает преобразовательная программа в среде духовенства, папа, как мы видели, вынужден искать опоры вне иерархии, проводить реформу помимо епископов — через посредство мирян. Противники реформы не без основания указывают на то, что подобный образ действий связан с нарушением законных прав иерархии: исполняя предписания папы, миряне судят, преследуют и изгоняют пастырей, которые по смыслу канонов могут быть удалены из занимаемых ими церквей не иначе как на основании приговора провинциального собора*.

______________________

* См. письмо Альбоина к Бернальду, ер. 4, М. М. G., De 1., т. II, стр. 17.

______________________

Вообще вся церковная политика Григория, в особенности в Германии, исходит из недоверия к митрополитам и епископам. В своем стремлении подчинить апостольскому престолу все церковное управление папа сносится с пасомыми помимо законных их пастырей и беспрестанно нарушает законные права юрисдикции, принадлежащие посредствующим органам иерархии. Считая себя в качестве главы церкви компетентным разбирать и судить все важнейшие дела, касающиеся местных церквей*, Григорий присваивает себе право помимо местных духовных властей решать такие дела, которые по смыслу церковных канонов прямо подлежат их ведению. Так, он не стесняется помимо митрополита судить и отрешить от должности епископа за вину, которая подлежит в первой инстанции ведению митрополичьего суда**. В 1074 г. по его поручению вместо управомоченной на то митрополичьей власти и в нарушение ее компетенции папские легаты пытаются созвать в Германии провинциальный собор***. В целом ряде дел, касающихся епископов, Григорий стремится заменить юрисдикцию немецких митрополитов непосредственным судом апостольского престола****. Он заявляет о своем праве посвящать епископов и священников для всех церквей*****. Вмешиваясь во все, папа всеми способами старается подчинить своему контролю и ограничить дисциплинарную власть епископов по отношению к их пастве и подчиненному им духовенству. Еще при Александре II духовные лица, апеллирующие к апостольскому престолу, награждаются за то особым покровительством папы, встречают в нем поддержку и сочувствие; каждая такая апелляция почти неминуемо влечет за собой смягчение или отмену того решения епископского суда, против которого она направлена******. Григорий уже не довольствуется выслушиванием апелляционных жалоб против епископов: он хочет рядом с ними или вместо них судить их паству. В 1076 г. на Вормсском соборе немецкие епископы жалуются, что папа вовсе отнимает у них власть вязать и решать: как только он узнает о преступлении, совершенном кем-либо из их прихожан, он воспрещает, чтобы преступника судил кто-либо кроме его самого или лиц, им указанных⁷*. Если мы вспомним, что при этом в силу канонов, изданных Григорием, апостольский престол получает возможность вмешиваться в управление церковными имуществами епископств⁸*, то мы поймем, почему его противники упрекают его в ниспровержении иерархического строя церкви: в своем стремлении присвоить себе всяческую власть в церкви папа как бы упраздняет посредствующие органы иерархии и заменяет их собою.

______________________

* М. Gr., т. VIII, 21, стр. 454; ср.: т. II, 55а (Dictatus papae), стр. 175.
** См.: Cod. Udalrici, n. 40, стр. 85; М. Gr., т. I, 17, стр. 30; т. I, 44, стр. 162; т. I, 78, стр. 98.
*** Piper, Die Politik Gregors VII gegenuber der deutschen Metropolitangewalt, Quedlinburg, 1888, стр. 32, 34.
**** Piper, цит. соч., стр. 46.
***** M. Gr., т. I, 36, стр. 49.
****** Hauck, Kirchengesch. Deutschlands. т. III, стр. 741-742.
⁷* Codex Udalrici, n. 48, стр. 104. Апелляциям Григорий продолжает покровительствовать подобно Александру, как он сам объясняет — "pro amore beati Petri, a quo sine misericordia nemo regredi debet" (M. Gr., т. VIII, 42, стр. 493; ср.: т. VIII, 39. стр. 490-491).
⁸* См. выше, стр. 372.

______________________

Эта черта характеризует собой в особенности монастырскую политику папы. Тот идеал реформ, которым он вдохновляется, есть прежде всего идеал аскетический, монашеский. В монастыре, где множество братьев, отрекшихся от индивидуальной, личной жизни, подчиняются единой воле Божества, всего полнее и совершеннее осуществляется единство божеского царства. Григорий и его единомышленники хотят, в сущности, превратить всю церковь в монастырь в большом размере, подчинить жизнь белого духовенства тому же однообразному порядку и дисциплине, которой подчиняются монашеские ордена. Те требования совершенного целомудрия, отречения от собственности и послушания, которые сторонники преобразований предъявляют ко всем членам клира, означают, в сущности, что все вообще служители алтаря должны жить, как монахи, составлять как бы единый орден, всецело подчиненный преемнику св. Петра.

Понятно, что церковные преобразования встречают особенное сочувствие и поддержку среди монашества. Та важная роль, какую в XI столетии играли монастыри и в особенности знаменитый Клюнийский орден в насаждении реформаторских идей и в проведении реформы, в настоящее время не нуждается в доказательствах*. В лице монахов папство приобретает верных союзников в борьбе против враждебного реформе белого духовенства. Для того чтобы скрепить и упрочить этот союз, Григорий, который в этом отношении следует традиционной политике римской курии, всячески старается изъять монастыри из-под юрисдикции местных духовных властей и поставить их в непосредственную зависимость от апостольского престола. В 1075 г. он узнает, что епископ Туринский — Куниберт — "возмущает спокойствие монахов" монастыря св. Михаила, находящегося в пределах туринского диоцеза, предъявляет к ним несправедливые требования, нарушает автономию и имущественные права монастыря. Папа предписывает епископу прекратить эти несправедливые преследования, угрожая ему в противном случае вовсе освободить монастырь из-под его епископской власти и подчинить его непосредственно римской церкви, дабы монахи могли беспрепятственно исполнять свои религиозные обязанности**. В 1079 г. Григорий соединяет Марсельский монастырь в одну конгрегацию с монастырем св. Павла в Риме и дает первому особую привилегию, в силу которой он становится в такие же отношения к апостольскому престолу, какие, по словам папы, издавна существуют между клюнийским орденом и Римом. Привилегия эта устанавливает особое покровительство апостолов Петра и Павла по отношению к Марсельскому монастырю и подчиняет его непосредственной юрисдикции папы с исключением всякой другой. Утверждая избранного марсельскими монахами кандидата — римского кардинала-пресвитера Рихарда — в должность аббата, папа выражает свое удовольствие по поводу этого избрания, вследствие коего монастырь прикрепляется к Риму еще более тесными узами***. В 1080 г. монастырь в Шаффгаузене, находящийся в пределах Констанцского епископского диоцеза, получает такие же права; папа постановляет, что, подобно клюнийскому ордену и Марсельскому монастырю, Шаффгаузенский монастырь должен быть свободен от феодальной зависимости и подсудности каким-либо светским или духовным властям и быть подчиненным только св. Петру. К этому Григорий присовокупляет, что, буде констанцский епископ впадет в тяжкий грех неповиновения апостольскому престолу, шаффгаузенский аббат имеет <возможность> обращаться для посвящений подчиненных ему монахов и для всего того, что связано с епископским служением, к какому-либо другому епископу или же к самому апостольскому престолу****.

______________________

* Об отношении клюнийцев к реформе см.: Sackur, Die Cluniacenser., т. II, гл. 14, в особенности стр. 446-450.
** М. Gr., т. II, 69, стр. 190-192.
*** Ibid., т. VI, 15, стр. 347-348; т. VII, 8, стр. 388-399.
**** М. Gr., т. VII, 24, стр. 417-419.

______________________

Призванный в силу своего первосвященнического сана пещись обо всех церквах, папа считает себя обязанным посвящать особое внимание рассеянным в разных концах Европы монастырям, находящимся под непосредственным покровительством римской церкви*. Стараясь объединить эти монастыри, связать их между собой, он нередко поручает одному аббату надзор за несколькими монастырями, находящимися в различных епископских диоцезах. Так, например, в 1081 г. Григорий поручает марсельскому аббату попечение о двух монастырях, из коих один находится в пределах арльского, а другой — в пределах нарбоннского епископства. Аббат и его преемники должны восстановить в этих монастырях пришедшую в упадок дисциплину и заботиться о том, чтобы они выбирали себе аббатов согласно орденскому уставу св. Бенедикта. Аббаты эти должны посвящаться епископами их диоцезов лишь в том случае, если последние не заражены симонистской ересью и не отлучены апостольским престолом; в противном случае они должны быть посвящаемы епископом римским или каким-либо другим**. Так как марсельский аббат пользуется особым доверием Григория, последний считает возможным подчинять его надзору не только монастыри, но и вообще церкви, находящиеся под покровительством св. Петра. Так, например, папа поручает заступничеству аббата каноникат, вновь учрежденный духовенством церкви св. Сатурнина, находящейся близ города Тулузы. Аббат должен защищать означенную церковь против всяких нападений и притеснений со стороны ее соседей — мирян, духовных и монахов; он должен ограждать ее даже против вмешательства местного епископа в ее управление***.

______________________

* Ibid., т. VIII, 29, стр. 480; т. VIII, 52, стр. 504.
** Ibid., т. VIII, 29, стр. 479-481. Также и аббату монастыря в Гиршау поручается надзор за монастырем в Шаффгаузене и восстановление в нем дисциплины (М. Gr., т. VII, 24, стр. 417-419).
*** Ibid., т. VIII, 52, стр. 504-506.

______________________

Из всего вышеизложенного видно, что отношение Григория к церковной иерархии не может быть вполне последовательным. С одной стороны, как мы видели, он в принципе высказывается за осуществление в церкви иерархического порядка, при котором между апостольским престолом и его всемирной паствой располагается в нисходящем порядке ряд посредствующих инстанций — патриаршества, архиепископства и епископства*. С другой стороны, за невозможностью провести реформу и осуществить "римское единство" в порядке строго иерархическом, папа сам оказывается вынужденным нарушать этот порядок инстанций, соединяться против духовенства с мирянами и выдвигать против иерархии епископов другую, не зависимую от нее иерархию — монашескую.

______________________

* См. выше.

______________________

Это дает возможность противникам Григория критиковать его политику с точки зрения иерархического идеала. В глазах Генриха и его сторонников Григорий является врагом божеского царства как потому, что он повреждает единство империи, так и потому, что он ниспровергает иерархический строй церкви, внося в него раздвоение.

По словам автора трактата "De Unitate ecclesiae", задача папы — "князя мира" — заключается в том, чтобы устраивать мир в государстве и приводить церковь к единству*. Вместо того Гильдебранд разделил церковь, зажег войны и восстания; благодаря ему восстал епископ на епископа, ополчился клир на клир, народ на народ и брат на брата**. Гильдебранд отделил себе от церкви многих епископов и аббатов, а от государства — многих герцогов и графов; церковь и государство перестали быть единым телом; исчезло единодушие и единомыслие, так что теперь среди верующих столько же мнений, сколько людей***. Григорий и его сподвижники оказались хуже распинателей Христа, которые не посмели разорвать хитон Спасителя — символ единства церкви****. Те же мысли развивает схизматический кардинал Бенон, который говорит, что Гильдебранд из единой церкви сделал две*****. По словам Венриха, Гильдебранд внес в церковь такую смуту, что нет того епископства, монастыря, обители или какого бы то ни было центра социальной жизни, куда бы не проник раздор, где бы не был спутан весь порядок религиозной жизни******. Такие же рассуждения противников Григория приводятся и у Бидона Феррарского: рыцари вооружаются против своих сюзеренов, подданные против своих царей, дети против родителей; смешалось право и неправо, нарушается святость присяги, разрушены все правовые связи, исчезло благочестие: все считают дозволительным обманывать, изменять, совершать клятвопреступления. И всему этому виновник — апостольский престол — глава мира, учитель веры: он всех увлекает своим примером, поощряя людей к совершению преступлений⁷*. Петр Красе не знает, как заклеймить папу, потрясшего мир вселенной и единство церкви⁸*. Бог из любви к людям дал им двоякого рода закон — один через апостолов, другой через царей. Гильдебранд — враг империи и нарушитель канонов, попрал и тот и другой, уничтожив законный порядок в церкви и в государстве⁹*.

______________________

* De Unitate ecclesiae conservanda, lib. I, cap. 6, M. M. G., De 1., т. II, стр. 192.
** Ibid., lib. I, cap. 7, стр. 193.
*** Ibid., lib. II, cap. 2, стр. 212.
**** Ibid., lib. II, cap. 5, стр. 216.
***** Gesta romanae ecclesiae, lib. I, cap. 4, M. M. G., De 1., т. II, стр. 370; lib. II, cap. 2, стр. 374.
****** Wenrici Scol. Trev. epist., cap. 2, M. M. G., De 1., т. I, стр. 287.
⁷* De seism. Hild., lib. I, cap. 7, M. M. G., De 1., т. I, стр. 539-540.
⁸* Deffensio Heinrici regis, cap. 3, M. M. G., De 1., т. I, стр. 437.
⁹* Ibid., стр. 438-439.

______________________

Обвинение в ниспровержении иерархического строя резко формулируется в тех знаменитых посланиях Вормсского собора 1076 г., в коих часть германских епископов и Генрих IV объявляют папе о его низложении. В послании немецких епископов значится, между прочим, что Григорий, насколько от него зависело, отнял у епископов всю ту власть, которая сообщается им Св. Духом через рукоположение, и отдал все управление церквами в руки неистовых народных масс, так что уже никто не может быть епископом или священником иначе, как подвергаясь нестерпимым унижениям перед Римом. Григорий, по словам его обвинителей, уничтожил тот стройный порядок, который, по мысли "апостола языков", должен господствовать в церкви как расчлененном организме — теле Христовом. Вопреки апостолу Павлу, который учит, что каждому члену этого тела, т.е. каждому церковному чину, должна принадлежать своя особая функция, свое особое служение, — Гильдебранд все смешал и спутал: он свел к нулю все посредствующие ступени иерархии и присвоил себе одному всяческую власть в церкви*.

______________________

* М. М. G., Legg., т. II, стр. 45. Cod. Udalrici, n. 48, стр. 104 (Jaffe, Bibl., т. V).

______________________

То же обвинение повторяется в посланиях Генриха к римскому народу и к папе. Здесь ниспровержение иерархического порядка приводится в связь с преступлением Гильдебранда против короля — главы германского епископата. Гильдебранд, — читаем мы в первом послании к папе, — замыслил отнять у короля царство, унаследованное им от предков. Не удовольствовавшись этим, он, Гильдебранд, осмелился наложить руку на досточтимых епископов, которые тесно соединены с королем как драгоценнейшие члены его королевства: епископам вопреки праву божескому и человеческому были нанесены тягчайшие оскорбления и нестерпимые обиды*. В позднейшем письме Генриха к папе прямо говорится, что Гильдебранд, приобрести расположение черни, растоптал ногами, как презренных рабов, архиепископов, епископов и пресвитеров, коих он должен был уважать как помазанников Божиих; при этом он дерзнул восстать против Богом установленной королевской власти, как будто ему, а не Богу принадлежит право располагать королевством и империей**.

______________________

* М. М. G., Legg., т. II, стр. 46. Brunonis, De bello sax., M. M. G. S. S., т. V, стр. 352.
** M. М. G., Legg., т. II, стр. 47.

______________________

Из публицистов, противников Григория, те же мысли высказывает Зигеберт Гемблусский, который говорит, как мы уже видели, что Григорий своим обращением к мирянам против женатого духовенства колеблет основы иерархического строя, делая пасомых судьями над пастырями*. Иерархия олицетворяется Зигебертом в образе правильно организованной лестницы, по которой ангелы Божий нисходят на землю и восходят к небесам: это — та самая лестница, которую видел праотец Иаков в пророческом видении; о ней же свидетельствуют слова Спасителя, обращенные к апостолам (Ин. 1: 51). Римский первосвященник, как ангел Божий, должен снисходить к пасомым, сносясь с ними через посредствующие ступени иерархии — архиепископов и епископов. Через те же ступени должны восходить и все верующие в своих сношениях с апостольским престолом. Обычай пап заменять компетентные местные органы духовной власти — архиепископов, епископов и провинциальные соборы — странствующими легатами апостольского престола противоречит Богом утвержденному порядку. На практике этот обычай влечет за собой развитие взяточничества, ограбление церквей, раздоры и междоусобия**.

______________________

* См. выше.
** Cod. Udalrici, п. 113, стр. 212, 215-216 (Jaffe, Bibl., т. V).

______________________

Такие же мысли высказывает автор трактата "De Unitate ecclesiae conservanda". Автор трактата считает законным главой иерархии антипапу Климента (Виберта): Климент устраивает мир в церкви; Григорий, напротив того, вносит разделение и смуту в стадо Христово, вместо того чтобы собирать овец воедино: этим и доказывается, что он не есть истинный, законный пастырь*. Его сообщниками в деле ниспровержения законной иерархии являются некие бродячие монахи-проповедники, коих вся жизнь представляет собой беспрерывное нарушение соборных постановлений, преданий св. отцов и монастырских правил. Халкидонский собор, устав св. Бенедикта и декрет папы Сириция предписывают монахам пребывать до самой смерти в стенах того монастыря, куда они с самого начала поступили; они могут выходить оттуда, только будучи вызваны своим епископом в том случае, если последний сочтет нужным поручить им какое-либо полезное для церкви дело вне монастырской ограды. Вместо того, в нарушение иерархической дисциплины, монахи выходят из своих монастырей без разрешения своих епископов: мало того, они вторгаются в чужие епархии; вопреки Августину, который учит, что монахи должны жить вместе, составлять оседлую общину, они странствуют**. Вот эти-то странствующие проповедники и являются сеятелями смуты в церкви и в государстве: они восстанавливают пасомых против законных их пастырей, совращают людей в ересь и раскол***. Они восстают против царской власти и против главы иерархии — законного папы****.

______________________

* De Unitate ecclesiae conservanda, lib. II, cap. 40, M. M. G., De 1., т. II, стр. 270; ср.: lib. II, cap. 24, стр. 241.
** Ibid., lib. II, cap. 41, стр. 272-273.
*** Ibid., cap. 43, стр. 280.
**** Ibid., cap. 42, стр. 274.

_____________________________

Нечего и говорить о том, что, с точки зрения папы и его сторонников, главным виновником раскола в церкви и нарушителем ее иерархического строя является германский король. Мы уже видели, что в 1076 г. Григорий обвиняет Генриха в том, что он осмелился "разорвать единство церкви — тела Христова"; в этом и заключается главный грех короля, навлекший на него отлучение*. Вместо того чтобы подчиняться церкви как госпоже, он вздумал господствовать над ней, как над рабой**. В экскоммуникационной формуле 1080 г.*** и во множестве папских посланий Генрих обвиняется в непослушании апостольскому престолу, что составляет в глазах Григория "грех, равный идолопоклонству" . Обращаясь с молитвенным воззванием к апостолам Петру и Павлу, папа тут же следующим образом резюмирует свои обвинения против короля и его единомышленников: "Восстали цари земные, князья светские и духовные, царедворцы и простой народ; они соединились вместе против Господа и против вас, помазанников его, сказав: "Расторгнем узы их и свернем с себя иго их" (Пс. 2: 3). Далее говорится о неслыханной дерзости Генриха, который поднял пяту свою против апостолов, замыслил поработить себе римскую церковь, низложить с престола папу, для чего он и вступил в союз со многими епископами Италии и Германии****. Те же мысли во множестве вариантов повторяются и у публицистов — сторонников Григория. Их обвинения резюмируются словами автора "Канонов против Генриха IV", который говорит, что Генрих и его приверженцы "превращают голову в хвост"; по мысли клерикального публициста это значит, что императорская партия извращает весь иерархический порядок: восставая против законного папы, она отдает церковь в руки отлученного короля-схизматика и лжепапы — его ставленника*****.

______________________

* M. Gr., epist. coll., 14, стр. 539.
** M. Gr., т. IV, 3, стр. 246.
*** Ibid., т. VII, 14a, стр. 403.
**** М. Gr., т. VII, 14а, стр. 401-402.
***** Lib., canon, contra Heinricum IV, XXXIV, стр. 503. Гебгард Зальцбургский, подобно Григорию, упрекает противников в том, что они "разорвали хитон Спасителя" (Gebeh. Salisb. arch. epist., cap. 32, M. M. G., De 1., т. I, стр. 278).

______________________

III

Из всего вышеизложенного видно, что каждая из двух спорящих сторон выдвигает против противника совершенно аналогичные обвинения. С одной стороны, Григорий и его сторонники обвиняют империалистов в том, что они хотят свести "божеское царство" к империи и упраздняют папство; с другой стороны, империалисты точно так же упрекают григориан в том, что они присваивают папе всяческую власть в христианском обществе и упраздняют империю. Как святительская, так и царская теократия строятся на иерархических началах; а потому обе партии упрекают друг друга в ниспровержении иерархического строя церкви.

Генрих IV и его сторонники противополагают Григорию королевскую пародию на папство в лице антипапы Виберта. Из среды противников Генриха вырастает такая же пародия на королевство и империю — "поповские короли" — Герман и Рудольф. Из среды обеих партий возникают антиепископы, антиаббаты, антигерцоги. Обе стороны в самом разделении своем отражают и пародируют друг друга; и так как каждая сторона считает себя истинной представительницей единого "царствия Христова", то каждая из них видит в противнике лишь кощунственную на него пародию — антихристово царство.

Век Григория VII принадлежит к тем критическим эпохам, когда особенно болезненно чувствуются противоречия средневековой жизни. В борьбе папства и империи зло целого социального строя выступает наружу; участники этой борьбы находятся под впечатлением колоссальных бедствий, обрушившихся на род человеческий, — опустошительных войн, междоусобий, раздора, царствующего всюду; на их глазах колеблются основы церкви и государства. Им кажется, что весь мир рушится, что настали последние дни и близко время всемирной катастрофы, долженствующей уничтожить обветшавшую землю. Воображение людей настраивается эсхатологически и наполняется апокалиптическими образами: им кажется, что уже открылась тайна беззакония и царство Антихриста приняло осязательный внешний облик. Они склонны истолковывать всякое крупное событие как знамение имеющего наступить в скором времени второго пришествия Христова.

Уже задолго до понтификата Григория кардинал Гумберт старается показать, как в его время сбываются пророчества Св. Писания о последних днях.

Для него все вообще еретики — предтечи Антихриста — олицетворяются апокалиптическим зверем, выходящим из земли с двумя рогами, подобными агнчим (Отк. 13: 11)*. Но наиболее полное начертание образа звериного он находит в той форме симонистской ереси, которая господствует в его время: будучи общераспространенным злом, симония действует на земле со всякой силой и властью; ни одна из ересей не производила в церкви столько опустошений, сколько ересь симонистская — из всех опаснейшая и злейшая; подобно другому зверю — из пророчества Даниила — она все пожирает зубами железными и все опаляет огнем из уст своих**. Гумберт в целой главе пространно доказывает, что симонисты носят печать Антихриста на лбу и правой руке***. Хвост апокалиптического дракона, увлекший на землю треть воинства небесного (Отк. 12: 4), заставляет его думать о духовенстве, вовлеченном в симонию, которое раньше своего падения сияло подобно звездам на тверди небесной****, и о Генрихе I, французском короле, который как тиран и Антихрист увлек в погибель многие славные церкви Франции*****. В предостережение светским государям, виновным в узурпации святительской власти, наш автор показывает, что в его дни совершаются все те знамения, которые, по словам Евангелия Луки (21: 9-12), предвещают близкую кончину мира: глады, моры, заразные болезни, землетрясения по местам; восстает народ на народ и царство на царство******.

______________________

* Нитb. Card. Adv. sim., lib. II, cap. 38, стр. 187.
** Ibid., cap. 41, стр. 190; lib. II, cap. 37, стр. 186.
*** Ibid., cap. 43, стр. 191-192.
**** Ibid., cap. 41, стр. 190.
***** Ibid., lib. III, cap. 7, стр. 206.
****** Ibid., cap. 15, стр. 217.

______________________

В таком же настроении находится и Петр Дамиани. В наши времена, говорит он, злой дух более чем когда-либо властвует над людьми. Всюду свирепствуют войны, так что больше людей погибает от меча, чем от болезней. Миряне нападают на церкви, разоряют и грабят их, и присваивают себе имущество бедных как добычу, отнятую от врага; все истребляют друг друга, словно мир стал тесен для людей, и каждый хочет остаться один на свете. Преступлениям нет конца: все грабят, святотатствуют, нарушают клятвы и предаются разврату. Люди стали такими, какими они, по предсказанию апостола, должны быть в последние тяжкие времена, перед кончиной века (2 Тим. 3). Мир волнуется, как море во время бури; и как во время бури волны бушуют сильнее у берега, чем в открытом море, так и теперь, когда человечество уже приблизилось к берегу своего земного странствования, когда настали последние дни, на род человеческий обрушиваются небывалые бедствия. Знамением предстоящей в скором времени кончины века служит для Дамиани начинающийся на его глазах раскол в церкви, спор между двумя вершинами христианского общества. Папство и империя, пишет он, отдалились друг от друга; против законного папы восстал с севера узурпатор, по наущению дьявола присвоивший себе первосвященнический сан (Дамиани пишет в 1062 г., в эпоху борьбы между папой Александром II и антипапой Кадалом)*. Этим и заканчивается у Дамиани картина бедствий, вызывающих в нем мрачные эсхатологические предчувствия.

______________________

* P. Dam. Op., lib. I, ep. 15, Migne, т. I, стр. 228-229; lib. II, ep. 1, стр. 255; lib. IV, ep. 9, стр. 313; ср.: Его же, De contemptu saeculi, cap. 13, Migne, т. II, стр. 265.

______________________

Те же ожидания и предчувствия мы находим и у самого Григория VII, коего мрачное, пессимистическое настроение мы уже имели случай охарактеризовать*. На его глазах совершается обращение в христианскую веру шведов. Слово Евангелия распространилось всюду, достигло до крайнего предела земли; а это, согласно Св. Писанию, служит верным предзнаменованием близкой кончины мира. На этом основании Григорий видит в шведах работников последнего часа, которые в конце веков вошли в вертоград Господень и должны получить вознаграждение, равное со всеми**. По мере того как разгорается борьба папства и империи, настроение Григория становится все мрачнее и мрачнее: ему кажется, что темное царство принимает все более и более осязательные формы, облекается в плоть и кровь. В 1076 г., после первого отлучения Генриха, папа пишет, что настали опасные времена, когда Антихрист уже повсеместно действует через своих сообщников***. После второго отлучения Генриха и возведения им антипапы — Виберта — "темное царство" превращается для Григория в видимую внешнюю организацию: оно приобретает видимый иерархический центр, вокруг которого группируются "ученики сатаны" — лжеепископы; более того, оно становится географически определенной величиной. Генрих и его сторонники, читаем мы в папском послании от 21 июля 1080 г., последовали примеру отца своего (Люцифера), который сказал: "Поставлю престол мой на север и буду подобен Вышнему" (сокращенная перефразировка слов пророчества Исайи: 14: 13, 14); они вздумали возобновить древний заговор против Бога и св. Церкви и на соборе еретических епископов избрали себе "в антихристы и ересиархи" Виберта — клятвопреступника, святотатца, человека известного всему римскому миру своими ужаснейшими преступлениями, опустошителя святой равеннской церкви. Григорий называет сторонников Виберта учениками Симона Мага****; этот последний в то время представляется не только родоначальникам симонистов, но вместе с тем и прообразом всех антипап — противников св. Петра*****. Наконец в одном из последних своих посланий Григорий пишет, что в его время "древний враг" напряг все свои силы и столько успел сделать против церкви и апостольского престола, сколько он не мог совершить со времен Константина Великого. "Это и неудивительно: ибо чем более приближаются времена антихриста, тем более он изо всех сил старается уничтожить христианскую религию"******. Выражая еще полнее мысль Григория, Манегольд Лаутенбахский пишет, что с избранием Виберта тело (т.е. общество) Антихриста достигло своей иерархической полноты⁷*.

______________________

* См. выше, стр. 289-294.
** М. Gr., т. VIII, 37, стр. 488-489.
*** Ibid., т. IV, 1, стр. 238.
**** Ibid., т. VIII, 5, стр. 433-434.
***** См., например: Gebeh. Salisburg. arch, epist., cap. 32, M. M. G., De 1., т. I, стр. 278.
****** M. Gr., epist. coll., 46, стр. 574.
⁷* Contra Wolf., M. M. G., De 1., т. I, стр. 306.

______________________

В среде противников Григория — империалистов — мы можем наблюдать то же настроение, то же ожидание близкой кончины мира. В современных им событиях они также усматривают процесс постепенной материализации Антихриста, который пародирует "божеское царство". Разница между ними и их противниками заключается лишь в том, что у них те же рамки "темного царства" наполняются другими конкретными образами: оно олицетворяется Гильдебрандом и его иерархией. Идея остается одна и та же; только лица подвергаются полной перестановке.

Наиболее яркое выражение этого образа мыслей империалистской партии мы находим у Бенцона Алъбского. Его, как и его противников, наводит на мрачные предчувствия картина царящей кругом анархии. Все возвещает последние дни, восклицает он, мир одряхлел и люди состарились прежде времени. Расстроилось согласие между ними, появились злые еретики — патары, разделились города, и граждане их, впав во множество заблуждений, из овец превратились в козлищ; подобно животным люди бродят без определенной цели, без узды и дисциплины; род человеческий стал похож на нестройный хор вакханок. Всеобщий разлад проник даже во внешнюю природу, и стихии мира, некогда дружественные человеку, за грехи его стали ему враждебными*. "Рушится мир, церковь находится на краю гибели, прежде времени наступает конец века"**, читаем мы в другом месте. Первоисточник греха — гордость — обуяла людей: она всюду сеет раздор, против законных царей воздвигает тиранов и заставляет хвост спорить с головой, восстанавливая низших против высших, овец против пастырей***. Настали "времена Антихриста", восклицает Бенцон под впечатлением каносских событий: ад изрыгнул все, что в нем было, явил всю свою мощь — всколебал море и землю, потряс основы святилищ и посягнул на "князя князей", противопоставив ему идола лживого и пустого****. Гильдебранд — тот предопределенный антихрист, коему надлежало явиться в конце веков и коего Бог предвидел раньше сотворения мира*****. Он — "сатана, надевший личину ангела света", — являет себя антихристом на деле: он — глава всех порождений ада — еретиков патаров******. Как некогда "древний враг — дракон" со своими демонами восстал против архистратига Михаила, так же точно и Гильдебранд восстал против помазанника Божия — Генриха и возмутил против него саксонцев, сделав их подобными демонам⁷*.

______________________

* Ad Heinricum imp., lib. VI, M. M. G. S. S., т. XI, стр. 659.
** Ibid., lib. III, стр. 623.
*** Ibid., lib. IV, стр. 644.
**** Ibid., стр. 642.
***** Ibid., lib. VI, стр. 666.
****** Ibid., стр. 659.
⁷* Ibid., стр. 656.

______________________

В трактате "De Unitate ecclesiae conservanda" замечается то же стремление применить пророчества Св. Писания о "последних днях" к современным автору событиям, то же понимание "темного царства" и то же отношение к Гильдебранду. После смерти Генриха III, читаем мы здесь, когда опека над малолетним Генрихом IV и управление государством перешли из рук императрицы Агнессы к имперским князьям, настала эпоха безначалия и анархии. Вследствие неумеренной алчности, честолюбия и своеволия князей, епископов и аббатов расстроилось согласие в церкви и государстве, разрушился порядок; и закон, который один может скреплять множество людей в единое народное целое, утратил свою силу. К этому-то моменту наш автор приурочивает осуществление пророчества Апокалипсиса (Отк. 20: 7) об окончании тысячелетнего царства Христова, т.е. о событиях, непосредственно предшествующих кончине мира. Бесовское царство, говорит он, раньше таившееся в зародышном состоянии, теперь выросло и приняло осязательные формы: дьявол, "освобожденный из темницы (по пророчеству Апокалипсиса — после окончания тысячелетнего царства) вышел обольщать народы и собирать их на брань"*. В качестве несомненных признаков скоро имеющего наступить второго пришествия Спасителя приводятся в упомянутом трактате клятвопреступления, вошедшие в обычай, отсутствие веры и верности, характеризующее эпоху. Христос, читаем мы здесь между прочим, "имел в виду наши времена, когда сказал (nostra tempora respiciens, loquitur): Сын человеческий, пришедши, найдет ли веру на земле" (Лк. 18: 8). К своим противникам автор относит слова Евангелия о лжехристах и лжепророках, которые восстанут в последние времена и будут стараться "прельстить, если возможно, и избранных" (Мф. 24: 24)**. Гильдебранд и его епископы считают себя представителями истинной католической церкви; но признак церкви католической, вселенской есть единство верующих, связанных между собой духом мира и любви: в церкви нет места для раздора партий; чистота ее не оскверняется двойственностью. Между тем Гильдебранд и его епископы суть враги единства и поэтому — человекоубийцы в двояком смысле: они, вызвавшие нескончаемые гражданские войны, тем самым причинили телесную смерть многим; они, виновники разделения священства, погубили души всех тех, кого они вовлекли в раскол; они — синагога сатаны, а их мнимый папа — сатана, принявший вид ангела света. В Гильдебранде и его епископах уже открывается тайна беззакония, исполняется пророчество о "царе всех сынов гордости", который "сказал в сердце своем: взойду на небо, поставлю престол мой выше звезд Божьих и буду жить на горе сонма богов, на краю севера. Взойду на высоту облаков и буду подобен Вышнему"***. Воистину комическое впечатление производит здесь совпадение в выборе цитаты империалистического публициста с самим Григорием VII, который, как мы видели, применяет тот же текст пророчества Исайи (14: 13-14) к своему противнику — Генриху IV****.

______________________

* De Unitate ecclesiae conservanda, lib. II, cap. 33, стр. 258-259.
** Ibid., cap. 34, стр. 261.
*** Ibid., cap. 2, 3, стр. 212-214.
**** См. выше.

______________________

Подобно автору трактата "De Unitate ecclesiae conservanda", Зигеберт Гемблусский думает, что в его время уже настали те последние дни, когда, согласно пророчеству Апокалипсиса (Отк. 20: 7), дьявол "освобождается из своей темницы"; в глазах Зигеберта доказательством тому служит разделение царства и священства*.

______________________

* Udalrici cod., n. 113, стр. 212.

______________________

Теперь спрашивается, искренно ли верят публицисты конца XI века в близость кончины мира? Соответствует ли начертанное каждой стороной изображение партии противников как царства Антихриста внутреннему убеждению писателей, или же следует видеть в нем лишь особого рода полемическое увлечение, собрание "крепких слов", вызванных раздражением и ненавистью? Желание во что бы то ни стало обелить себя и очернить противника несомненно сильно в обеих партиях; а крепкие слова среди средневековых полемистов всегда были в моде. Но в данном случае мы имеем дело не с одним только полемическим раздражением. Вера в близость второго пришествия имеет более глубокие основания. Дамиани высказывает ее большей частью без всяких полемических целей, преимущественно даже по поводу фактов, не имеющих прямого отношения к столкновению церкви и империи*. Григорий VII говорит о наступлении последних дней, между прочим, по поводу обращения шведов**, т.е. также по поводу факта, не имеющего отношения к какой бы то ни было полемике. Летописец Ламберт, эсхатологически настроенный подобно Григорию, относит пророчество Священного Писания о "последних днях" к явлениям его времени, не имеющим прямого отношения к раздору папства и империи. По его мнению, уже появились те "наглые ругатели", которые по предсказанию апостола Павла должны явиться перед кончиной мира; этих "ругателей" Ламберт узнает в современных ему симонистах. По его словам, мамона явно села во храме, "превознесясь выше всего, называемого Богом" (2 Фесе. 2: 4); всюду царит "мерзость запустения, стоящая где не должно"***.

______________________

* См. выше, стр. 430-431. Из всех цитированных нами мест произведений Дамиани только в одном (lib. IV, epist. 9, стр. 313) упоминается о раздоре церкви и империи и о появлении антипапы Кадала как о знамениях последних дней.
** См. выше, стр. 431.
*** Lamberti Ann., a. 1075, М. М. G. S. S., т. V, стр. 236.

______________________

Заглянем в летописи, и мы увидим, что предчувствие близкой всемирной катастрофы было чрезвычайно распространено в обществе того времени. Второго пришествия во второй половине XI века ждали не одни писатели: к нему готовились люди, не имеющие близкого отношения к литературе и полемике. По свидетельству Ламберта, архиепископ Зигфрид Майнский, в принципе не имевший ничего против безбрачия духовенства, считал, однако, невозможным практически осуществить эту реформу, предписанную Григорием. По его мнению, "мир состарился" и церковь уже не может быть преобразована в духе первых веков христианства*. По свидетельству биографа Альтмана Пассавского, в 1065 г. многие из простого народа, знатные, князья и даже епископы покинули родину, родных и богатства, взяли крест и отправились в Иерусалим: их ввело в заблуждение ходячее в народе мнение, что в этом именно году имеет наступить день суда**. Саксонский анналист рассказывает, что в те дни, когда Генрих IV царствовал в Германии, а Алексей Комнин — в Греции, христиане повсеместно ожидали дня Страшного суда: ибо в то время, согласно Св. Писанию, все предвещало скорое его наступление: войны, междоусобия, землетрясения, глады и небесные знамения во множестве***.

______________________

* Ibid., стр. 219.
** Vita Altmanni Patav., cap. 3, M. M. G. S. S., т. XII, стр. 219.
*** М. М. G. S. S., т. VI, стр. 728. В тесной связи с этим ожиданием находится, по рассказу анналиста, первый крестовый поход: он говорит о той жажде обновления, которая овладела христианами и побудила их ознаменовать "последние дни" завоеванием гроба Господня.

______________________

На основании собранных данных, мы не можем, конечно, утверждать, чтобы ожидание кончины века в близком будущем имело во второй половине XI века характер всеобщей паники; не подлежит сомнению, однако, что оно было чрезвычайно распространено. То были мрачные предчувствия, навеянные картиной всеобщей смуты, сложившиеся независимо от каких бы то ни было полемических увлечений, под впечатлением всей совокупности событий того времени.

Искренность эсхатологического настроения публицистов конца XI века не подлежит ни малейшему сомнению; стало быть, в такой же степени искренно они должны верить, что на их глазах совершается процесс материализации царства Антихриста, ибо, по смыслу всех пророчеств Св. Писания, приводимых ими, последние дни суть дни Антихриста. Другой вопрос — искренно ли они верят в то, что Антихрист воплощается именно в образе их противников? Нам кажется, что такая оценка противников не может быть объяснена одним только партийным раздражением уже по одному тому, что она неразрывно связана с господствующим в средние века пониманием истории: она представляет собой необходимое последствие всего миросозерцания писателей обеих партий. Для них, как и для родоначальника средневекового мировоззрения — Августина, история представляет собой проявление двух начал — божеского царства и царства сатаны; в эти рамки укладывается без остатка все исторически существующее. Мы видели, что у всех охарактеризованных нами писателей объективным признаком "божеского царства" считается "единство" церкви как видимой внешней организации. В те времена никто не сомневается в том, что вне видимой церкви нет спасения. Когда Григорий VII говорит, что отлученный от видимой церкви становится "сочленом общества дьявола", он выражает общее, ходячее мнение, которое разделяется и его противниками; между обеими партиями идет спор не о последствиях церковного отлучения, а лишь о том, кого считать отлученным и кого — представителем истинной церкви. В дни Григория VII, как сказано, две иерархии, две церкви взаимно враждебно стоят друг против друга; поскольку одна из них представляется единственной истинной иерархией и церковью Христовой, вне коей нет спасения, — другая не может быть ничем иным, кроме сатанинской иерархии, бесовской пародии на церковь. При том отождествлении "божеского царства" на земле с видимой теократической организацией, которое характеризует собой средневековое миросозерцание, каждая из двух спорящих сторон настолько же искренно отождествляет своих противников с "обществом дьявола", насколько искренно она видит в себе самой единственную истинную представительницу "града Божия". Кто не признает Генриха IV и антипапу Виберта "исчадиями сатаны", тот не может быть вообще последовательным и искренним сторонником Григория; равным образом, кто не считает Гильдебранда предтечей Антихриста, тот не может быть вообще убежденным и последовательным империалистом. Это прекрасно сознают писатели занимающей нас эпохи. Публицист клерикального направления — Манегольд — говорит, что в его время во всем латинском мире нет того города, где бы не боролись между собой два мнения, две противоположные партии. Эти две партии, по словам названного писателя, соответствуют тем двум царствам, которые борются между собой от начала веков. Если сторонники Григория олицетворяют собою град Божий, то противники их — империалисты — суть сообщники дьявола и преемники Каина. Если, напротив того, сторонники Генриха и антипапы Виберта суть дети Божий — подражатели праведного Авеля, то григориане подлежат вечному осуждению как сообщники сатаны. Манегольд категорически заявляет, что нужно выбрать один из двух терминов этой дилеммы: среднего мнения быть не может (in quo nihil medium est)*. В глазах писателя-империалиста — автора трактата "De Utitate ecclesiae conservanda" — две партии, борющиеся между собой в церкви и государстве, олицетворяют собой те же два царства. Но для него — сторонники Григория суть сообщники дьявола, так как к божескому царству не могут принадлежать те, кто противится Богом установленной царской власти**.

______________________

* Contra Wolf., M. M. G., De 1., т. I, стр. 306-307.
** De Unitate eccl. conservanda, lib. I, cap. 17, стр. 210: "Certe omnes, quotquot potestati, immo Dei ordinationi resistunt, a regno Dei ejecti peribunt" и т.д.

______________________

Гумберт высказывает лишь общераспространенное, ходячее мнение, когда он утверждает, что все еретики, сколько их ни являлось, суть "предтечи Антихриста"*. Но в глазах империалистов Гильдебранд, а в глазах григориан — Генрих и Виберт приобретают особое значение — непосредственных или, во всяком случае, близких предтеч Антихриста, потому что борьба между папством и империей не оставила ни одного интереса незатронутым, внесла необычайное расстройство во все общественные отношения; тем самым она чрезвычайно усилила эсхатологическое настроение и без того существовавшее. То не был раскол, подобный другим расколам; то было столкновение между двумя высшими на земле властями, которые по общераспространенному убеждению должны были в союзе взаимной любви совместно править всем христианским миром: то был спор о самых основах церкви и государства. "Предтечи Антихриста", как думали в то время, являлись и раньше; новым и необычайным представлялось для обеих партий лишь то, что в дни Григория и Генриха антихрист одновременно узурпировал обе высшие в христианском мире власти — сел на кафедру св. Петра в лице лжепап и присвоил себе империю в лице лжекоролей.

______________________

* См. выше.

______________________

Из писателей клерикального направления Гумберт отождествляет теократию в смысле союза царства и священства с тысячелетним царствием Христовым, которое он датирует со времени Константина Великого, подчинившего все свое земное могущество святительской власти (Гумберт намекает на легендарный "дар Константина"); в то время в союзе царства и священства святые уже начали "царствовать с Христом"*. Однородное с этим воззрение мы встречаем у империалистского публициста — автора трактата "De Unitate ecclesiae conservanda"; он, как мы видели, датирует конец тысячелетнего царства со дней малолетства Генриха IV, когда вследствие своеволия епископов, аббатов и князей расстроился порядок, рухнула дисциплина в церкви и государстве**. Оба публициста сходятся между собой в отождествлении тысячелетнего царства с союзом святительской и царской власти***, хотя и понимают различно взаимное отношение этих двух властей. Нетрудно убедиться в том, что мы имеем здесь дело с воззрением традиционным и притом весьма древним. Как мы указали в другом месте****, уже по воззрениям латинских отцов церкви IV и V веков — Оптата Милевского и Августина — тысячелетнее царство Христово не есть эпоха, имеющая наступить в будущем, а факт настоящего времени: в их глазах оно уже теперь осуществляется в христианской церкви и христианском государстве. При этом Оптат, как и впоследствии Гумберт, датирует начало этого тысячелетия со дней Константина Великого, утвердившего христианское "единство" в церкви и государстве, а Августин — со времени превращения церкви в Новом Завете из национально-иудейского союза в общенародный.

______________________

* Нитb. Card. Adv. sim., lib. II, cap. 35, стр. 183.
** См. выше, стр. 433-434.
*** Также и Зигеберт Гемблусский. По пророчеству Апокалипсиса (Отк. 20: 7) "освобождение дьявола из темницы" совершается в конце тысячелетнего царства. Именно это событие Зигеберт приурочивает к современному ему раздору папства и империи (Udalrici cod., n. 113, стр. 212).
**** См. наш труд "Религиозно-общественный идеал западного христианства в V веке", гл. III, § 3, стр. 55-56 и гл. V, § 5, стр. 193-196.

______________________

Все то, что пишут другие писатели конца XI столетия о наступивших последних днях и об открывшемся царстве Антихриста, предполагает, что и они стоят на почве того же традиционного воззрения и видят в тысячелетнем царстве явление, закончившееся или имеющее закончиться в современной им действительности: ибо по смыслу тех апокалиптических пророчеств, на которые они ссылаются, с наступлением дней Антихриста совпадает конец тысячелетнего царства.

Здесь мы получаем возможность понять связь между эсхатологическими предчувствиями и тем теократическим мировоззрением, которое находит себе выражение в произведениях писателей григорианской эпохи. Предчувствия эти коренятся, можно сказать, в самом принципе этого мировоззрения. Мы уже указывали на внутренние противоречия теократической организации, которые вызывают в ней хроническое состояние смуты и неурядицы. Разнородные элементы, входящие в ее состав, никогда не могут прийти в состояние устойчивого равновесия между собой. Между царской властью и феодальными баронами, между папством и епископатом идет непрерывная борьба; феодальный мир находится в состоянии непрестанного брожения; отношения между властью царской и святительской противоречивы и, следовательно, ненормальны в самом корне. Здание всемирной теократии вечно колеблется, рушится вследствие внутренних своих противоречий и вечно строится сызнова. Та "злая двоица", которая, в глазах охарактеризованных нами писателей, олицетворяет собой темное царство, беспрестанно является в средневековом обществе то в том, то в другом конкретном воплощении. Средневековая теократия заключает в себе богатый материал для эсхатологических предчувствий: она в себе самой скрывает своего "антихриста", который представляет собой как бы конкретное олицетворение ее внутреннего раздвоения.

По этому самому тревожное ожидание Антихриста, страх перед предстоящей в скором времени мировой катастрофой не есть только временное, преходящее явление, характеризующее какую-либо одну эпоху средневековой истории в отличие от всех остальных: этот страх представляет собой скорее проявление хронического недуга средневекового общества*, который периодически обостряется под влиянием временных причин. Во все эпохи средневековой жизни предзнаменования близкого конца вселенной, указанные в Св. Писании, — всегда налицо: в войнах и нашествиях иноплеменников никогда нет недостатка; частная война в феодальную эпоху представляет собой зло повсеместное и хроническое, которое нельзя приурочить к какому-либо определенному времени; голод есть всегдашнее сопровождающее явление войн в опустошенных ими местностях; что касается землетрясений и небесных знамений, то их также можно наблюдать в высшей степени часто в Италии, которая, будучи классической страной теократии, есть вместе с тем страна Везувия и Этны.

______________________

* Характеристичными представляются, между прочим, слова папы Льва IX, который говорит в послании к константинопольскому патриарху Михаилу Керулларию, что те "последние времена", о которых говорит апостол (1 Ин. 2: 18), продолжаются от первого и до второго пришествия Спасителя (Mansi, т. XIX, стр. 637).

______________________

Неудивительно, что голоса, возвещающие наступление дней Антихриста, раздаются во все времена средневековой истории. От VII, VIII, IX, X и XI столетий до нас дошли дарственные грамоты, где дары в пользу церквей или монастырей мотивируются желанием дарителей совершить доброе дело "ввиду приближающейся кончины века"*. В проповедниках, твердящих своей пастве о приближении "дня гнева", никогда нет недостатка, причем все они всегда указывают на полнейшую дезорганизацию человеческого общества как на предзнаменование близкого крушения вселенной. Новейшими исследованиями опровергнуто мнение, которое в течение долгого времени было ходячим, общепринятым в науке, — о панике, будто бы охватившей всю Западную Европу в конце X столетия ввиду ожидаемой в 1000 г. кончины мира**. Действительно, в конце X столетия в этом отношении не замечается ничего необычайного; подобные ожидания всегда существуют: они обостряются не в зависимости от наступления той или другой определенной даты, а в эпохи великих переворотов, мировых кризисов; так, например, эсхатологическое настроение замечается в V веке, в эпоху падения Западной Римской империи, в особенности после взятия Рима Аларихом в 410 г.***; оно сказывается в IX веке, в эпоху разложения монархии Карла Великого после Верденского договора****; наконец, как мы видели, оно достигает чрезвычайной интенсивности в век Григория VII и после того, в дни первого Крестового похода*****. В глазах писателей конца XI века непримиримая вражда двух высших в христианском мире властей означает конец земного странствования "божеского царства" и, следовательно, конец вселенной, потому что они отождествляют божеское царство на земле с единством видимой иерархической организации в церкви и государстве.

______________________

* См.: Raoul Rozieres, Recherches critiques sur l'hist. relig. de la France, Paris, 1879, стр. 155-157; Jules Roy, L'An Mille, Paris, 1885, стр. 187-189; Eicken, Die Legende v. d. Erwartung d. Weltuntergangs u. d. Wiederkehr Christi im J. 1000 (Forsch. z. Deutsch. Gesch., т. XXIII, стр. 302-318); ср.: Sackur, Die Cluniacenser, Halle, 1844, т. II, стр. 223-231 и указанную там литературу.
** См. соч. Розьера, Руа и Эйкена, названные в предыдущем примеч.
*** В творениях Пелагия (см. мое соч. "Религиозно-общественный идеал западного христианства в V веке", стр. 150-151).
**** Langen, Gesch. d. romisch. Kirche, т. III, стр. 1-2.
**** См. выше, стр. 436, примеч. 1; ср.: Eicken, Gesch. и Syst. d. mittelalterlichen Weltansch., стр. 335.

______________________

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы познакомились с сущностью теократического идеала, одушевлявшего Григория VII, его сторонников и противников. Остается подвести итоги нашему изложению и вывести общее заключение.

Эйкен в своем превосходном сочинении "История и система средневекового мировоззрения" доказывает, что через всю историю средневековой жизни и мысли проходит красной нитью сочетание двух противоположных мотивов — аскетического и иерархического: презрение к миру в средневековой теократии соединяется со стремлением церкви к господству над миром. Эйкен прекрасно выясняет, что эти два мотива составляют необходимые элементы средневекового мировоззрения, что оба они происходят из единого источника и в одинаковой мере находят себе оправдание в той идее "божеского царства", которая вдохновляет мыслителей и практических деятелей средних веков. Спрашивается, не нарушают ли эти противоположные стремления логической последовательности средневековой мысли? Представляет ли их сочетание логическое единство или только необходимое противоречие идее "божеского царства"?

Эйкен, к сожалению, не дает определенного ответа на этот вопрос*, вследствие чего из его сочинения нельзя почерпнуть удовлетворительного объяснения тех противоречий средневековой теократии, которые, как мы видели, сказываются в творениях Григория и публицистов, его современников. Нам остается здесь присоединиться к мысли профессора Герье, что между аскетическим принципом "презрения к миру" и стремлением церкви к "господству над миром" на самом деле не существует никакого противоречия**. Если бы один и тот же субъект отказывался от власти над миром и вместе с тем хотел бы господствовать над ним, это, конечно, было бы противоречием. Совсем не то мы видим в средневековом миросозерцании. С точки зрения средневекового идеала один субъект — человеческая личность — должен отказаться от власти над миром для того, чтобы ею обладал другой субъект — церковь; люди для того должны отречься от своих индивидуальных интересов, чтобы как они сами, так и их земные сокровища послужили универсальным целям теократии. Из проповеди "отречения от мира" прямо вытекает требование, чтобы мирские власти властвовали не от себя самих, а как представители церкви. "Презрение к миру" со средневековой точки зрения означает, что мир сам по себе не имеет безусловной цены и значения; рассматриваемый безотносительно, он достоин пренебрежения: мир имеет право существовать лишь поскольку он подчиняется господству трансцендентной цели церкви, поскольку он, как сфера низшая, служит материалом и средой для осуществления высшей сферы "божеского царства". Когда церковь называет себя "царством не от мира сего", это не значит, чтобы она могла господствовать, царствовать только в горней, небесной сфере: слова эти должны быть понимаемы в том смысле, что церковь, как Богом установленный порядок, происходит свыше; царство, происходящее "не от мира сего", может безо всякого противоречия господствовать над миром.

______________________

* Это отмечает и проф. Герье в своей статье "Средневековое мировоззрение, его возникновение и идеал" (Вестник Европы, 1891, январь, стр. 174-175).
** Герье, цит. статья, стр. 175-177.

______________________

Если, таким образом, противоречия средневековой теократии не объясняются указанным Эйкеном сочетанием двух противоположных стремлений, то спрашивается, в чем же заключается их корень? По мнению профессора Герье, эти противоречия сводятся к "антиномии между идеалом и действительностью, между идеей и учреждением, между духовным складом личности и ее проявлением в окружающей среде"*. Но вряд ли и такое объяснение может быть признано вполне достаточным. Мы уже неоднократно имели случай убедиться в том, что компромисс между идеалом и противоречащей ему несовершенной действительностью налагает неизгладимую печать на самый идеал, вносит противоречие в идею "божеского царства", как она понимается средневековыми учителями. Вследствие этого компромисса у Григория и его современников временное сливается с вечным; они нередко отождествляют несовершенные земные проявления идеи "божеского царства" с самой сущностью этой идеи. Вследствие того же компромисса в их мировоззрении исчезают всякие определенные границы между порядком сверхъестественным и естественным, между царством благодати и мирским царством; по той же причине в творениях изложенных нами писателей аскетизм уживается с наивным натурализмом, презрение к миру — с боготворением форм земной действительности.

______________________

* Герье, цит. статья, стр. 176.

______________________

Осуществление единого "божеского царства" на земле составляет идеальную цель средневековой теократии; ее основная задача заключается в устроении вселенского, католического мира, в уничтожении раздора и неурядицы в человеческом обществе. В действительности, однако, само существование теократии в средневековой, католической ее форме, обусловливается дроблением феодального общества, тем состоянием раздвоения и разлада, которое составляет характерное его отличие. Мы уже видели, что в занимающую нас эпоху церковь оказывается вынужденной присвоить себе функции государства за отсутствием прочного светского порядка, который обеспечивал бы безопасность личности и имущества. Мы уже говорили о том, что германское королевство и империя покоится на теократической основе за невозможностью построить государство на чисто светских началах. Сторонники папства и империи заявляют себя в принципе врагами всякого индивидуализма; и тем не менее индивидуалистические стремления средневекового общества составляют необходимое предположение как святительской, так и царской теократии.

Этот компромисс между универсальными задачами теократии и теми индивидуалистическими стремлениями, при помощи коих она должна осуществляться, опять-таки находит себе отражение в сфере чисто идейной, в противоречивом понимании благодати и свободы.

Как идеальная норма, которой человек должен руководствоваться в своем поведении, "божеское царство" предполагает человеческую волю, свободную исполнить или не исполнить божественную заповедь; с другой стороны, в средневековом католичестве глубоко укоренилось августиновское воззрение, в силу которого человеческая свобода есть лишь отрицательное, злое начало. Весь мир во зле лежит, и чудо человеческого спасения может быть совершено лишь путем уничтожения человеческой свободы, путем насилия благодати над немощным человеческим естеством. На этом августиновском предположении, как мы видели, строится та папская теория, которую мы находим в псевдоисидоровых декреталиях и в письмах Григория VII. По смыслу этой теории, поскольку она остается верной августиновским началам, в папстве благодать уничтожает свободу человека: вся история папства, от св. Петра и до конца веков, есть непрерывное насилие благодати над человеческой волей. Но мы видели, что в учении Григория "благодать св. Петра" отождествляется с благодатью вообще; папа есть орган благодати в универсальном ее действии; насилие над человеческой свободой, совершающееся в нем, имеет всеобщее, универсальное значение: оно до известной степени есть насилие надо всеми. Ибо весь мир спасается через беспрекословное, слепое подчинение преемнику св. Петра — непогрешимому автомату благодати. Святому Петру принадлежат ключи царствия небесного, и помимо него небеса никому не разверзаются. Через верховного апостола, камень благодати, все люди должны стать живыми камнями церковного здания; через св. Петра и его преемника все человечество автоматически направляется к его загробной цели — спасению.

Отрицая человеческую свободу, теократический идеал вместе с тем нуждается в ней для своего осуществления; в этом заключается одно из роковых противоречий средневековой теократии. Все земное могущество церкви создается делами и заслугами человеческой свободы. Власть церкви над миром расширяется и упрочивается благодаря тем благочестивым жертвователям, которые обогащают ее своими щедрыми дарами, благодаря тем рыцарям, которые под знаменем св. Петра побеждают еретиков и неверных, благодаря тем верным апостольскому престолу князьям и герцогам, которые с оружием в руках выступают на его защиту. Чтобы побудить верующих к такого рода подвигам, церковь должна внушить им убеждение, что они тем самым выслуживают себе спасение; а это значит признать тот пелагианский принцип, в силу которого человек спасается усилиями своей свободной воли — делами и заслугами.

Мы видели, что в самой папской теории Григория VII августиновские начала сочетаются с пелагианскими. По смыслу этой теории, церковь строится на двойственном основании "благодати св. Петра" и "заслуг св. Петра". Петр — центр благодати в земном ее действии; но эти чрезвычайные дары благодати даются ему за особые его заслуги. Таково же взаимное отношение благодати и человеческих заслуг во всем церковном теле: ибо Петр, как сказано, есть мистическое олицетворение всей церкви в ее католическом единстве. Верховный апостол сообщает дары благодати верующим так же, как и сам он получил их — за их заслуги. В основе отношений верующих к св. Петру лежит расчетливое благочестие; каждый из них, давая или делая что-нибудь в пользу церкви, рассчитывает, что услуги его так или иначе будет оплачены.

Правда, как сам Григорий, так и его сторонники, изобличая симонистов, непрестанно твердят, что благодать, как указывает самая латинская этимология этого слова (gratia от gratis), дается даром, актом милости Божией. Но этот августиновский принцип опять-таки ограничен в своем применении одним лишь определенным разрядом даров благодати: в устах церковных учителей и деятелей XI века он значит только, что духовный сан и церковные должности не могут быть приобретены ни деньгами, ни вообще какими бы то ни было внешними делами или услугами. Зато, как мы видели, верующие ценой материальных жертв и услуг св. Петру могут получить нечто гораздо большее, чем духовный сан, — прощение грехов и "достоверную надежду спасения"*. Духовный сан не может быть предметом купли-продажи, но прочие дары благодати продаются и покупаются. Восставая против симонии, Григорий и его сторонники видят в ней злейшую и опаснейшую из ересей. И тем не менее в основе религиозного отношения верующих к св. Петру, сколько можно судить о нем по произведениям Григория, лежит некоторого рода тонкая симония...

______________________

* См. выше.

______________________

Под руками папы "благодать св. Петра" и "сокровищница заслуг" верховного апостола получает значение капитала, из коего он щедро вознаграждает своих сторонников, а также вербует себе новых сподвижников для борьбы против врагов "божеского царства" на земле. Такое грубое, чувственное понимание благодати составляет лишь частное проявление того материалистического понимания "божеского царства", которое господствует в средние века. Принимая временную, земную оболочку "божеского царства" за вечное его ядро, клерикальные писатели занимающей нас эпохи боготворят видимую церковь в лице св. Петра, олицетворяющего церковную иерархию; сами церковные бенефиции рассматриваются некоторыми из них как "ризы Божества". Действие благодати приурочивается к видимому земному центру, помимо коего благодать спасать не может. Что же удивительного в том, что благодать в клерикальной системе приобретает характер вещный и рассматривается как собственность верховного апостола!

Те две противоположные, непримиренные между собой тенденции, которые скрещиваются в папской теории Григория и псевдоисидоровых декреталий, сходятся между собой, как мы показали в другом месте*, в одном общем результате — в чрезвычайном умалении личности Христа: спасается ли человек действием неодолимой благодати, насильственно влекущей его к спасению, или же человеческими делами и заслугами, — в обоих случаях для Христа нет места в процессе спасения. С пелагианской точки зрения вместо Христа человек сам является собственным своим спасителем; у Августина спасение людей совершается не в силу свободного подвига Христа, а в силу предвечного предопределения, которому подчиняется сам Спаситель. В разобранной нами папской теории умаление личности Христа составляет необходимое последствие ее пелагианских и августиновских предположений и как бы равнодействующую этих двух противоположных направлений. Мы видели, что, по учению Григория, небеса разверзаются людям человеческими заслугами св. Петра и той всесильной благодатью, которая превращает его человеческую волю в камень: во всяком случае Христос в жизни земной церкви вполне заменяется Его наместником, коему вверены ключи царствия небесного. Св. Петр становится на место Христа, во-первых, как центр действия неодолимой благодати, а во-вторых, как главный виновник спасения людей. Между человеком и его Спасителем не существует непосредственного отношения; интимная связь между ними порвана; пропасть между созданием и Создателем заполняется восходящей иерархической лестницей, на вершине коей стоит верховный апостол.

______________________

* "Религиозно-общественный идеал западного христианства в V веке", стр. 175-177.

______________________

В учении Григория о папской власти как бы сосредоточились основные противоречия средневековой жизни и мысли: средневековая теократия покоится частью на универсальной божественной основе небесной благодати, частью же на шатком мирском фундаменте — на индивидуалистическом принципе человеческих дел и заслуг. Странное, двойственное здание, оно строится частью на камне, частью на песке! Католическая церковь сама заражена теми грехами феодального общества, против которых она борется; не будучи в силах искоренять дурные страсти людей, она вступает с ними в компромисс и пользуется ими для достижения своих целей. Мы уже говорили, что за идеал "божеского царства" ратуют не одни бескорыстные ревнители церковной реформы. Папский идеал Григория осуществляется частью при помощи убежденных сторонников, частью при содействии наемников, заинтересованных той или другой внешней наградой; все те, кто сопротивляется осуществлению святительской теократии, должны превратиться в ее невольников. То же должно сказать и о той царской теократии, за которую сражается Генрих. За папой идут народные массы Ломбардии, потому что они с завистью смотрят на земные богатства своих пастырей, германские князья, потому что они хотят ослабить королевскую власть, усилиться на ее счет, и норманны, которые хотят иметь св. Петра "вместо императора"*, потому что с его помощью и с благословения папы они округляют свои земные владения, приобретая себе новые территории. За Генрихом точно так же, кроме убежденных приверженцев империи, следуют епископы, которые лишь с помощью короля могут удержать за собою свои епископства, женатые духовные, которые надеются приобрести в нем защитника их домашнего очага против реформаторов-аскетов, а также горожане и крестьяне, которые видят в королевской власти оплот против притеснений могущественных феодалов. Словом, теократия в обеих своих формах носит на себе печать компромисса между "единством" идеала и теми частными интересами, которые разобщают феодальный мир; поэтому вместо того, чтобы привести средневековое общество к состоянию мира и покоя, она сама подпадает тому роковому раздвоению, против которого она борется.

______________________

* М. Gr., т. III, 15, стр. 229: "...beatumPetrum solummodopost Deum dominumet imperatorem habere desiderant".

______________________

Будучи направлены против тех или других внешних симптомов той болезни, которой страдает церковный организм, церковные преобразования XI столетия бессильны вырвать зло с корнем: преобразователи не в состоянии уничтожить тот разлад, ту рознь частных интересов, которая господствует в среде самого духовенства, прежде всего потому, что сами они исходят из двойственных мотивов. Каноны, воспрещающие брак духовенства, не делают церковь "чистой и непорочной"; они не делают пастырей церкви более воздержанными; те принудительные меры, коими сопровождается проведение реформы, могут способствовать укоренению в церкви института безбрачия, но не в состоянии достигнуть утопической цели целомудрия. В результате реформы клир не превращается в "божий удел", всецелую жертву Богу: свободный аскетический подвиг воздержания заменяется чисто внешним делом — уничтожением явного сожительства священников с законными женами.

Меры против симонии также представляют собой попытку внешнего, симптоматического лечения церковного организма; в той или другой форме симония, как ее понимают церковные реформаторы XI века, коренится в самом существе того феодального строя, в который вросла корнями церковь: на почве феодальных отношений симония представляет собой явление необходимое и потому не может быть совершенно уничтожена никакими законодательными Мерами. Так как в средние века всякий святитель есть вместе с тем и могущественный духовный князь, с замещением церковных кафедр всегда неизбежно связаны материальные интересы тех лиц, от коих оно зависит; поэтому, каков бы ни был способ замещения высших духовных должностей, лицо, назначенное или избранное на кафедру, почти всегда должно в той или другой форме вступить в сделку с этими материальными интересами, иначе говоря, кому-нибудь и чем-нибудь заплатить за свое возведение. Григорий и его сторонники считают, как мы видели, светскую инвеституру видом симонии на том основании, что епископ или аббат, назначенный каким-либо светским сюзереном, неизбежно должен заплатить за то если не деньгами, то службой, которая является таким же материальным вознаграждением, как и деньги. Но при этом противники светской инвеституры упускают из вида, что тот же самый вид симонии будет иметь место и в том случае, если епископы из вассалов светской власти превратятся в вассалов апостольского престола. Мы уже говорили о том, что Виберт Равеннский получил от папы Александра посвящение в архиепископский сан взамен вассальной присяги, в силу коей архиепископ обещался оказывать апостольскому престолу чисто материальные услуги — воинствовать св. Петру и защищать его владения. В данном случае образ действий папы и его руководителя — Гильдебранда может быть подведен под понятие симонии с таким же правом, как и светская инвеститура.

Вообще одного уничтожения светской инвеституры недостаточно для того, чтобы уничтожить симонию. При "канонических выборах" избираемый должен считаться с материальными интересами своих избирателей: когда римляне "свободно" избирали своих епископов, выборы обыкновенно не обходились без подкупов, а римляне в отношении подкупности вовсе не составляли какого-либо исключения. Мы видели, что на практике "свободные выборы" в местностях, где они производятся, в значительной части случаев прикрывают собой назначение нового пастыря апостольским престолом; но при таких условиях избираемый нередко должен считаться как с материальными интересами римской курии, которая хочет приобрести в его лице послушного вассала, так и с аппетитами папских легатов, контролирующих избрание. Если мы примем во внимание, что симония, как было указано выше, проникает вообще в сферу религиозных отношений верующих к св. Петру, то мы не удивимся тому, что реформы Григория не в состоянии вполне искоренить и то частное проявление симонии, против которого они направлены, — куплю-продажу духовных должностей. В конце концов меры против симонии оказываются таким же внешним делом, как и меры против брака духовенства: уничтожая те или другие частные проявления зла, они оставляют нетронутым его корень, который заключается в зависимости церкви от мирских интересов и сил*.

______________________

* О неистребимости симонии ср.: Mirbt, Publicistik, стр. 368-371.

______________________

То же самое должно сказать и относительно борьбы церковных реформаторов против двоевластия в церкви и государстве. Мы уже неоднократно имели случай убедиться в том, что это двоевластие коренится в самой природе средневековой теократии, что та светская инвеститура посохом и кольцом, против которой направлены усилия Григория и его сторонников, представляет собой лишь одно из проявлений этого неизбежного зла. Церковные преобразования могут до известной степени ограничить святительские полномочия светских государей, отнять у них те или другие прерогативы; но в конце концов цари все-таки остаются венчанными святителями, все-таки в той или другой степени продолжают владычествовать над церковью, потому что в этом заключается самое существо царской власти. Сам Григорий в борьбе против оппозиционных элементов иерархии вынужден ставить дружественных ему светских властителей судьями над пастырями. В лице антикоролей — Рудольфа и Германа — он противопоставляет низложенному им Генриху IV других правителей над церковью*.

______________________

* См. выше.

______________________

Отношение папы к светской власти таково же, как и отношение его к человеческой свободе: с одной стороны, она представляет собой злое, греховное начало, но, с другой стороны, она является необходимым орудием, органом теократии: опираясь в борьбе против германского короля на чисто мирской принцип народовластия и на чисто мирские власти германских князей, антикоролей, норманнского герцога, Григорий должен признать, что для управления церковью нужны две власти, что рядом со святителями цари призваны пасти своих подданных и заботиться о спасении их душ.

Неудивительно, что в борьбе против светской инвеституры папству не удалось одержать полной победы. Тот Вормсский конкордат, который через тридцать шесть лет после смерти Григория закончил собой спор между папством и империей о замещении высших духовных должностей, не уничтожил, а только ограничил власть германского короля и императора над епископатом. В Германии существо королевской прерогативы мало изменилось вследствие того, что инвеститура посохом и кольцом была заменена инвеститурой скипетром; отказавшись от распоряжения священными символами святительской власти, король, однако, сохранил за собой право инвестировать германских епископов раньше их посвящения. При таком порядке вещей король в Германии остается действительным главой епископата. Правда, в силу Вормсского конкордата королевской инвеституре должны предшествовать "свободные канонические выборы"; но и эти выборы представляют собой лишь мнимое, кажущееся ограничение королевских полномочий, так как королю предоставляется право присутствовать на выборах самому лично или посылать туда вместо себя специального уполномоченного, вследствие чего он получает возможность контролировать выборы или даже руководить ими*. В Италии и Бургундии, напротив того, порядок замещения высших духовных должностей подвергается более существенным изменениям. Здесь посвящение епископов духовной властью митрополита или папы предшествует королевской инвеституре: королю остается только утвердить кандидата уже посвященного, который, следовательно, уже раньше королевской инвеституры может отправлять все свои святительские функции и является независимо от нее законным епископом. Если, таким образом, в Германии король сохраняет за собой все существо прежних своих прав, то в Бургундии и в Италии за ним остается лишь призрак власти, видимость феодального верховенства над епископами**. После почти полувековой борьбы папство и империя в конце концов приходят к размежеванию сфер влияния, т.е. к противоречивому и для обеих сторон неудовлетворительному решению спора: святительские полномочия германского короля не изменяются в существе своем, но подвергаются территориальным ограничениям; так же точно и римский первосвященник фактически становится на место императора, как действительный владыка итальянской и бургундской иерархии, но опять-таки — в географически ограниченной сфере.

______________________

* Влияние короля усиливается еще и тем, что при спорных выборах он может по соглашению с митрополитом решить спор между избранными кандидатами и утвердить любого из них.
** См.: Bernheim, Zur Gesch. d. Wormser Concordates, стр. 23-25.

______________________

Конечно, не следует умалять значение этого результата церковного спора XI и XII столетий: в Вормсском конкордате выразилась если не безусловная, то во всяком случае относительная победа папства: папство усилилось, а империя вышла из борьбы ослабленной и умаленной. Италия стала по преимуществу сферой влияния апостольского престола; то господство над папством, каким пользовалась империя в дни Генриха III, стало невозможным: император остался владыкой над местной, германской церковью, но он раз и навсегда перестал быть повелителем над папой и фактическим главой вселенской иерархии. Германское королевство осталось целым, но универсальный идеал Священной Римской империи потерпел поражение, после которого ему уже не суждено было воскреснуть в прежнем величии. Вормсский договор завершил собой ряд успехов папской теократии, которая при преемниках Григория достигла мощного развития. Уже в 1095 г. папа Урбан II стал во главе первого Крестового похода против неверных Востока, а империя осталась в стороне от этого коллективного предприятия западного христианства. В то время, когда империя была поглощена своими внутренними раздорами и неурядицами, папа явился в роли повелителя Европы. На Клермонтском соборе 1095 г. ясно обнаружилось, что папа, а не император — действительный глава латинского мира и представитель его единства.

Но каковы бы ни были успехи и победы папства, во всяком случае не следует забывать, что это — далеко не полные победы. Вормсский договор выражает собой лишь временное перемирие между папством и империей, а не окончательное решение их спора. После этого договора святительская и царская теократия не сливаются в одно гармоническое целое, а продолжают ограничивать друг друга, причем с обеих сторон часто совершаются нарушения установленных границ, ведущие к беспрестанным столкновениям между двумя властями. Значение побед папства ослабляется, кроме того, еще и тем, что от этих побед остаются в выигрыше те чисто мирские элементы, на которые оно опирается. Ослабление власти императорской связано с соответствующим усилением власти княжеской; германские князья не прочь добиться для себя в союзе с апостольским престолом тех или других выгод, но они нисколько не расположены пожертвовать в его пользу своей самостоятельностью. "Единство" теократии остается идеальным требованием: оно не в состоянии победить ее внутренних противоречий и восторжествовать над двоевластием.

_____________________________

В произведениях Григория и его современников находит себе выражение именно то суженное понимание христианства, которое приходится по плечу средневековому обществу. Христианство понимается здесь преимущественно как закон, который извне скрепляет людей в единое целое, как власть, которая обуздывает их дурные страсти, карая их грехи и преступления. Оно не проникает во внутренний мир человеческой воли, не побеждает ее эгоизм, а только извне его ограничивает; оно представляется не как внутренний закон человеческой совести, а как внешний порядок. Изложенные нами писатели не в состоянии возвыситься до понимания принципа христианской любви, которая возрождает людей и превращает их в братьев путем преобразования их духовного склада: они смешивают "божеское царство" с политической организацией; оно представляется им как всемирный правовой союз, который осуществляется путем принуждения.

Не подлежит сомнению, что та идея вселенского мира, за которую ратуют писатели и практические деятели XI века, органически связана с самой сущностью христианского мировоззрения. Идеал христианства не есть изолированный человек, а человечество, собранное и организованное в единое стадо Христово. Насколько с христианской точки зрения анархия и рознь в человеческом обществе представляется нежелательной и достойной осуждения, настолько же существование правового порядка и политической организации представляется желательным и должным. Существование закона, регулирующего взаимные отношения людей и власти, охраняющей порядок в человеческом обществе, не только находит себе оправдание в христианстве, но составляет одно из необходимых его требований. При этом, не будучи связан с какой-либо определенной местностью или национальностью, христианский идеал есть по самому существу своему идеал общенародный. Поскольку Григорий VII и другие учители средних веков требуют, чтобы правовой порядок господствовал не только внутри отдельных государств, но и в международной сфере, поскольку они хотят, чтобы все народы сложились в "мирное сообщество правды", они несомненно стоят на почве универсальных христианских начал. Но поскольку господство единой власти, единого закона над человечеством служит для них высшей целью, поскольку они отождествляют "божеское царство" с внешней иерархической организацией и смешивают порядок правовой с порядком благодатным, их христианство есть христианство одностороннее, законническое.

Впервые опубликовано: Киев, типогр. С.В. Кульженко. 1897.

Евгений Николаевич Трубецкой, князь (1863-1920), философ, ближайший друг и последователь Вл. С. Соловьева.

Е.Н. Трубецкой
Религиозно-общественный идеал западного христианства в XI веке

Часть II
Идея Божеского Царства в творениях Григория VII и публицистов — его современников

На главную

Произведения Е.Н. Трубецкого

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

Глава I. Идея Божеского Царства в творениях публицистов второй половины XI века: политическая теория церковных преобразований григорианской эпохи

Глава II. Теократия в творениях Григория; его настроение. Папа как представитель единства Божеского Царства на земле

Глава III. Теократический идеал Григория в борьбе против брака духовенства и симонии

Глава IV. Теократический идеал Григория в борьбе против светской инвеституры

Глава V. Святительская и царская теократия

Глава VI. Божеское Царство и царство дьявола

Заключение

ПРЕДИСЛОВИЕ

Глава I
ИДЕЯ БОЖЕСКОГО ЦАРСТВА В ТВОРЕНИЯХ ПУБЛИЦИСТОВ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XI ВЕКА: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ЦЕРКОВНЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ ГРИГОРИАНСКОЙ ЭПОХИ

III
ПРОПОВЕДЬ БЕЗБРАЧИЯ В ТВОРЕНИЯХ ПУБЛИЦИСТОВ XI СТОЛЕТИЯ

V
ПУБЛИЦИСТЫ XI ВЕКА О СИМОНИИ

VII
ВОПРОС ОБ ИНВЕСТИТУРЕ В СОВРЕМЕННОЙ ГРИГОРИЮ ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ"*

Глава II
ТЕОКРАТИЯ В ТВОРЕНИЯХ ГРИГОРИЯ; ЕГО НАСТРОЕНИЕ. ПАПА КАК ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ЕДИНСТВА БОЖЕСКОГО ЦАРСТВА НА ЗЕМЛЕ

Глава III
ТЕОКРАТИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ ГРИГОРИЯ В БОРЬБЕ ПРОТИВ БРАКА ДУХОВЕНСТВА И СИМОНИИ

Глава IV
ТЕОКРАТИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ ГРИГОРИЯ В БОРЬБЕ ПРОТИВ СВЕТСКОЙ ИНВЕСТИТУРЫ

Глава V
СВЯТИТЕЛЬСКАЯ И ЦАРСКАЯ ТЕОКРАТИЯ

Глава VI
БОЖЕСКОЕ ЦАРСТВО И ЦАРСТВО ДЬЯВОЛА

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

На главную

Произведения Е.Н. Трубецкого

Е.Н. Трубецкой Религиозно-общественный идеал западного христианства в XI веке

Часть II Идея Божеского Царства в творениях Григория VII и публицистов — его современников

На главную

Произведения Е.Н. Трубецкого

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

Глава I. Идея Божеского Царства в творениях публицистов второй половины XI века: политическая теория церковных преобразований григорианской эпохи

Глава II. Теократия в творениях Григория; его настроение. Папа как представитель единства Божеского Царства на земле

Глава III. Теократический идеал Григория в борьбе против брака духовенства и симонии

Глава IV. Теократический идеал Григория в борьбе против светской инвеституры

Глава V. Святительская и царская теократия

Глава VI. Божеское Царство и царство дьявола

Заключение

ПРЕДИСЛОВИЕ

Глава IИДЕЯ БОЖЕСКОГО ЦАРСТВА В ТВОРЕНИЯХ ПУБЛИЦИСТОВ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XI ВЕКА: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ЦЕРКОВНЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ ГРИГОРИАНСКОЙ ЭПОХИ

III ПРОПОВЕДЬ БЕЗБРАЧИЯ В ТВОРЕНИЯХ ПУБЛИЦИСТОВ XI СТОЛЕТИЯ

V ПУБЛИЦИСТЫ XI ВЕКА О СИМОНИИ

VII ВОПРОС ОБ ИНВЕСТИТУРЕ В СОВРЕМЕННОЙ ГРИГОРИЮ ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ"*

Глава II ТЕОКРАТИЯ В ТВОРЕНИЯХ ГРИГОРИЯ; ЕГО НАСТРОЕНИЕ. ПАПА КАК ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ЕДИНСТВА БОЖЕСКОГО ЦАРСТВА НА ЗЕМЛЕ

Глава III ТЕОКРАТИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ ГРИГОРИЯ В БОРЬБЕ ПРОТИВ БРАКА ДУХОВЕНСТВА И СИМОНИИ

Глава IV ТЕОКРАТИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ ГРИГОРИЯ В БОРЬБЕ ПРОТИВ СВЕТСКОЙ ИНВЕСТИТУРЫ

Глава V СВЯТИТЕЛЬСКАЯ И ЦАРСКАЯ ТЕОКРАТИЯ

Глава VI БОЖЕСКОЕ ЦАРСТВО И ЦАРСТВО ДЬЯВОЛА

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

На главную

Произведения Е.Н. Трубецкого

Е.Н. Трубецкой
Религиозно-общественный идеал западного христианства в XI веке

Часть II
Идея Божеского Царства в творениях Григория VII и публицистов — его современников

Глава I
ИДЕЯ БОЖЕСКОГО ЦАРСТВА В ТВОРЕНИЯХ ПУБЛИЦИСТОВ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XI ВЕКА: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ЦЕРКОВНЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ ГРИГОРИАНСКОЙ ЭПОХИ

III
ПРОПОВЕДЬ БЕЗБРАЧИЯ В ТВОРЕНИЯХ ПУБЛИЦИСТОВ XI СТОЛЕТИЯ

V
ПУБЛИЦИСТЫ XI ВЕКА О СИМОНИИ

VII
ВОПРОС ОБ ИНВЕСТИТУРЕ В СОВРЕМЕННОЙ ГРИГОРИЮ ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ"*

Глава II
ТЕОКРАТИЯ В ТВОРЕНИЯХ ГРИГОРИЯ; ЕГО НАСТРОЕНИЕ. ПАПА КАК ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ЕДИНСТВА БОЖЕСКОГО ЦАРСТВА НА ЗЕМЛЕ

Глава III
ТЕОКРАТИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ ГРИГОРИЯ В БОРЬБЕ ПРОТИВ БРАКА ДУХОВЕНСТВА И СИМОНИИ

Глава IV
ТЕОКРАТИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ ГРИГОРИЯ В БОРЬБЕ ПРОТИВ СВЕТСКОЙ ИНВЕСТИТУРЫ

Глава V
СВЯТИТЕЛЬСКАЯ И ЦАРСКАЯ ТЕОКРАТИЯ

Глава VI
БОЖЕСКОЕ ЦАРСТВО И ЦАРСТВО ДЬЯВОЛА