Зарисовка третья. Мы поедем, мы помчимся...

Работать на Новосибирском ипподроме я начала в самый разгар зимы. Погода - градусов за 30 мороза. После 35-ти работать на кругу уже не полагалось, но до 35-ти - всегда пожалуйста. Ездят зимой на рысаках в специальных рысачьих саночках, что для наездника - хороший способ что-нибудь себе отморозить. Так что облачались очень основательно. Помимо большого количества нижней одежды сверху одевалась телогрейка (или тулуп, если таковой имелся), ватные штаны, валенки, рукавицы, поверх которых натягивались меховые вехонки (ещё одни рукавицы из овчины, обшитые брезентом). Пальцы в таком количестве рукавиц согнуть было почти невозможно, но на рысачьих вожжах есть специальные петли, за которые и держаться удобнее, и можно накинуть прямо на запястья, если напрягаться лень. Помимо прочего, когда садишься в саночки, сверху на колени желательно было положить ещё один ватник, шапку-ушанку надёжнее завязать "ушами вниз", а снизу намотать шарф, чтобы закрыть нос и рот (моргать при этом нежелательно, потому что от поднимающегося сквозь шарф пара ресницы мгновенно смерзаются и приходится каким угодно манером расковыривать хотя бы один глаз, чтобы видеть, куда едешь). Конечно, были лихачи, которые обходились более лёгким снаряжением, но то - их личное дело. Всё равно через 10-15 кругов по ипподрому я ухитрялась замерзать так, что руки не сгибались уже по другой причине. Меня стаскивали с санок, волокли в каптёрку и вручали стакан горячего чая - отогреться, пока перепрягают следующую лошадь. И тем не менее, каждый раз происходил один и тот же диалог:

- Замёрзла? - спрашивал Филиппыч (мастер-наездник и начальник конюшни).

- Не-а! - с готовностью отзывалась я.

- Поедешь ещё?

- Угу! - Ну ещё бы я не поехала!

- Наш человек! - констатировал как диагноз Филипыч и говорил, кого запрягать следующим.

Почему я упоминаю здесь санки и не говорю о таком специфическом рысачьем изобретении, как качалка (двухколёсная лёгонькая повозочка, состоящая из ажурно крепящихся оглобель и сидения) - потому что мне не довелось доработать до лета и попробовать, чем такая езда отличается от зимних санок. Управление, разумеется, то же самое, но ощущения, особенно психологические, скорее всего другие. Одно дело когда торчишь в санках позади лошади, почти что над ней, а совсем другое - когда сидишь в качалке где-то у неё под хвостом. Но проверить это на практике я не успела.

Рысаки оставили после себя самые разнообразные впечатления. Был, к примеру, орловский рысак по кличке Галоп. Тот, кто его так назвал, наверное, не подумал о простой истине, которую ещё капитан Врунгель в мультфильме озвучил: "Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт". И лошадей это касается не меньше, чем кораблей. В конезаводе у нас была чистокровная верховая кобыла по кличке Фистула. В достаточно юном возрасте эта кобыла ухитрилась врезаться куда-то мордой и проломить себе носовую перегородку. Дырка так до конца и не заросла и Фистула оказалась обречённой всю жизнь бегать, сопя через это отверстие, как через фистулу.

Помню, как продавали несколько старых или просто неперспективных в плане племени кобыл и среди них эту самую Фистулу. Покупатель пригнал машину и, не разобравшись, говорит:

- А Гафелия (другая кобыла) - это которая с фистулой?

- С фистулой - это Фистула, а Гафелия - это Гафелия, - объяснили "дилетанту".

Вот и Галоп оказался вполне достоин своей клички. Был он небольшой, очень ладненький, кругленький и симпатичный, словно состоящий из шариков. Один шарик - грудь, другой шарик - брюхо, третий шарик - задняя часть. Шейка лебединая, головка лёгкая, ушки кончиками загнуты внутрь. В общем, не жеребчик, а загляденье. Вот только рысью бегать не желал, хоть и породистый рысак. Постоянно норовил перейти на галоп. Грамотный, в общем: знал, что галоп - более естественный для лошади аллюр. Меня с ним спасало то, что он слишком уж миниатюрный. Когда его запрягали в санки, он терялся где-то далеко впереди, в самом начале оглоблей. Если на кругу ему приходила блажь сорваться на галоп, я просто несколько раз резко отвешивалась назад, всем своим весом повисая на вожжах. Сопротивляться долго такому приёму скромный маленький жеребчик был попросту не в состоянии и переходил, как положено, на спокойную рысь.

Хуже было, когда приходилось выяснять "кто кого", с большим и сильным жеребцом вроде Рельефа. Этого я бы не признала ни особо красивым, ни тем более, нормальным на голову. Любая лошадь безнадёжно сильнее человека. Даже Галоп, не прилагай я воздействие через удила, которые упираются в беззубые углы рта, при этом вся длина вожжей и мой собственный корпус, которым я упираюсь в сидение санок, служит мне рычагом, вполне мог меня пересилить в два счёта. А большинство лошадей и на ничем не защищённых губах могут волочить человека, сколько захотят. И именно таким конём был Рельеф. Помимо этого, он был крупным молодым русским рысаком с большой головой и прямой мощной шеей (знаменитых Орловских рысаков граф Орлов вывел не только быстрыми, но и красивыми и гармоничными, а этих выводили чисто для увеличения скорости, не заботясь об экстерьере).

Не думаю, чтобы кто-то на конюшне любил этого коня. Во всяком случае, никто не рвался на нём ездить, потому что, как компетентно объяснили мне "старожилы", на первых трёх-четырёх кругах он имел обыкновение "разносить". Просто начинал идти всё быстрее, срывался в галоп и нёсся вскачь, так что остановить его уже не представлялось возможным, пока ему самому не надоест.

Когда мне доводилось ездить вместе с Филиппычем, он Рельефа брал себе, а мне оставлял очень похожего, но совершенно философски спокойного коня по кличке Жамбей. Меня это устраивало, но открутиться совсем от езды на Рельефе тоже не удавалось. И вот по какой причине.

На конюшне помимо мастера-наездника Филиппыча, конюхов и девочки-любителя (она далеко не со всеми лошадьми справлялась) числился помощник наездника - молодой человек лет вокруг двадцати. У него была своя группа лошадей, в которую входил и Рельеф и с которой он обычно работал. Правда, работал он "абы как" и отлынивал при любой возможности. Поэтому когда я взяла на себя добровольные обязанности после своего ночного дежурства оставаться ездить, он по таким дням с чистой совестью просто не появлялся на работе. И большинство лошадей его группы доставалось мне.

У Филиппыча достаточно было своих лошадей для отработки, так что Рельеф нет-нет, да и приходился на мою долю. И вот однажды я приехала на дежурство немного раньше обычного. Все конюшни давно отработали и на кругу никого не было. Как оказалось впоследствии, это к счастью. Дневные конюха тут же предложили мне отработать Рельефа, потому что на нём никто не ездил и Филиппыч, куда-то запропавший, сказал, чтобы предложили мне. Разумеется, я согласилась, тем более, что пугаться лошадей я считала ниже своего достоинства.

"Весело" стало, едва я решила вывести Рельефа из денника. У этого коня была ещё одна "великолепная" манера: денник он считал своим личным пространством и не терпел, когда нарушают его уединение. Поэтому, стоило войти в денник, он моментально начинал вращаться вокруг своей оси, стремясь стряхнуть с себя всех, кто смеет посягнуть на его свободу. Зная это, с Рельефа никогда не снимали недоуздка (конструкция из прочных ремешков на голове, без металлических удил, в основном используется для привязи). Удержать Рельефа просто за гриву при скорости вращения 60 оборотов в минуту не удалось бы и Шварценеггеру. Но мне до Шварценеггера - как до луны пешком, так что тут и недоуздок помог мало.

Разумеется, я знала манеру Рельефа размазывать конюхов по стенке, поэтому, открыв двери денника во всю ширь, я моментально прыгнула и повисла у него на голове. Рельеф решил, что это подлый приём и моментально изобразил лопасть механической кремосбивалки. Вертелся он на полный оборот в два темпа: раз-два, раз-два, раз-два. При чём "раз-два" укладывались ровно в одну секунду. Мне осталось только держаться крепче за недоуздок и летать вдоль стен. Так мы "развлекались", что называется, на принцип, у кого голова быстрей закружится. На каждом обороте я пролетала мимо открытой двери. Рельеф упорствовал, я тоже. Однако, когда висишь на голове у мощного животного, которое вертит тебя, как механизм, без малейших усилий, быстро начинаешь понимать, что скорее всего у него терпения может оказаться больше. Так что оборотов через десять я выждала момент подлёта к дверному проёму, резко оттолкнулась и вырвалась наружу. И скорее почувствовала, чем увидела, как задние копыта жеребца просвистели мне вслед. Этот убивец в лошадином обличии успел затормозить и ударить задом, выразив таким жестом своё ко мне отношение. Правда, по мне не попал и я благополучно захлопнула двери денника.

- Знаете что! - заявила я, просто раздуваясь от праведного гнева и попыток вдохнуть побольше воздуха. - Выводите его сами! Тогда я поеду!

Минут через десять пришёл Филиппыч, видимо конюха ознакомили его с проблемой (я и пальцем не пошевелила), после чего он спокойно зашёл в денник и вывел Рельефа. Может быть, жеребец оказался просто не в состоянии оторвать от пола грузную фигуру Филиппыча, а может, Рельеф уже достаточно наразвлекался со мной. Хотя я подозреваю, что лошадь прекрасно чувствует опытного человека и не рискует демонстрировать при нём гаденькие свойства своей натуры. Так что Рельефа запрягли, я забралась в санки и уехала из конюшни без дополнительных проблем.

Но на кругу-то мы с Рельефом снова оказались один на один.

По настоящему "уносливых" лошадей я в своей жизни не встречала ни одной. Их не так уж много. Специалисты по работе с лошадьми, такие к примеру, как Дж. Филлис, говорят о том же: лошади, которые в состоянии "нести", не разбирая дороги и не поддаваясь управлению - большая редкость. Чаще всего лошади "таскают", то есть вроде бы имеют тенденцию "понести", но при достаточной сноровке всадника сохраняют некоторую управляемость. Делают они это по многим причинам: застоялись, хотят побегать, жаждут напугать всадника, наоборот ленятся и надеются таким способом отбить у человека охоту на них взбираться.

Бороться с такой вот "таскающей" лошадью можно множеством способом. Но самое первое и главное - не пугаться. Второе - не пытаться пересилить лошадь, "пиля" ей рот удилами или делая что-то подобное. Учтите, что есть лошади, которые от боли начинают "разносить" гораздо сильнее, а к тому же, ваша сила против существа в пол тонны весом - всё равно что ничего. Самый лучший способ воспитания, если есть достаточно свободного пространства - погнать лошадь ещё быстрее, показав ей таким образом, что вам быстрая езда очень даже нравится. Через очень короткое время лошадь сдастся, потому что на такой оборот она наверняка не рассчитывала. Очень важно в таком приёме: если она вздумает начать останавливаться сама - нужно погнать её снова и не давать ей принимать решение. Остановиться она должна только тогда, когда вы сами, по своей воле, её остановите. Чем позже - тем лучше. Подобного урока лошадь никогда не забудет и в дальнейшем у вас будет гораздо меньше проблем.

Есть ещё способы заворачивать лошадь по кругу, направлять на препятствия (если вы уверены, что у неё хватит ума не прыгать через заборчик выше её роста). В общем, у человека, едущего верхом, всегда найдётся выбор, как именно ему следует поступить. Иное дело, когда едешь на рысаке, в руках у тебя только вожжи, а пространство ограничено дорожкой ипподрома (зимой - буквально ограничено, потому что по сторонам два высоких сугроба снега, через которые не прорваться). В такой ситуации приходится прибегать к неожиданным и даже весьма эксцентричным способам. Проще говоря, делать то, что получается.

Первый круг Рельеф худо-бедно держался в рамках приличий и только слегка подтаскивал, не переходя на галоп. На втором он решил, что уже достаточно разогрелся и пора действовать - и сорвался в полную силу. Он помчался галопом, всё быстрее и быстрее, ничуть не реагируя на мои попытки вернуть его на путь истинный, отвешиваясь периодически со всего размаха назад, как я делала с Галопом. На Рельефа такой примитив не действовал. Он и не замечал ни моего веса, ни удил у себя во рту. Он просто нёсся сломя голову, как камень из катапульты. И как раз тут я поняла, что моё счастье состояло в отсутствии на дорожке посторонних наездников. Это давало, хоть и небольшое, но всё-таки пространство для маневра. И под ноги никто не лез.

Руководствуясь своими знаниями по части таскающих лошадей, я сделала попытку завернуть Рельефа по достаточно широкой снеговой дорожке в обратную сторону. На первой же попытке с моих колен слетел тот самый ватник, которым укрываешь ноги от холода. Но мне было всё равно. К моему сожалению, Рельеф мчался слишком быстро и ширины дорожки для разворота не хватало. Пришлось спешно заворачивать Рельефа в обратную сторону, чтобы не врезаться в сугроб. Мы описали крутую дугу, но это ничуть не повлияло на скорость передвижения. Я сделала ещё одну попытку, просто потому, что не могла сдаться без борьбы. Увы, чтобы развернуться, нужно было сперва снизить скорость. А чтобы снизить скорость, нужно было развернуться. Рельеф поводьев почти что слушался. То есть, он соглашался поворачивать, но тормозить не собирался. Наоборот, только начал входить во вкус. Так что на второй загагулине серпантина санки заехали боком на сугроб, накренились градусов на 60 - и я повторила судьбу ватника, выпав на дорожку. Естественно, поводья я не отпустила. "Естественно" - потому что для меня это было делом чести. Я же не какая-то беспомощная кондевочка, чтобы пугаться и ронять всё из рук! Так что когда я опомнилась - я ехала на пузе, вися на вожжах, рядом со мной катили себе санки, а Рельеф волок санки как и положено плюс меня на собственных губах, при этом ничуть не меняя скорости.

Больше всего я испугалась, что если его выпущу - бедовая голова Рельефа вынесет его за пределы ипподрома, а непосредственно за территорией пролегало оживлённое шоссе. Нет, нормальная лошадь скорее всего повернёт в конюшню. Но во-первых, мы неслись по противоположной стороне круга и до шоссе было ближе. А во-вторых, кто сказал, что Рельеф - нормальная лошадь? Так что мне осталось ехать, вцепившись в вожжи и ждать, чем всё это кончится. На моё счастье, всё это произошло зимой, потому что будь лето и будь на дорожке гравий - я бы точно плюнула и послала жеребца туда, куда он хочет.

Моё упорство оказалось вознаграждено. В отличие от инцидента в деннике, на дорожке я оказалась более терпеливой. Промчавшись примерно пол круга, Рельеф сдался и сбавил темп, а потом и вовсе остановился. То ли надоело бежать, то ли волочить мой вес на собственной нижней челюсти было не так весело, как хотелось. К этому моменту я уже вполне походила на снегоуборочный агрегат, что-то вроде щётки, которая собрала на себя верхний слой дорожки. Я попыталась быстренько подняться и взять ситуацию в свои руки - но не тут-то было. Рельеф почувствовал ослабу на вожжах и ринулся дальше. Я плюхнулась обратно на дорожку и проехала ещё метров двадцать, прежде чем он остановился во второй раз. Следующая попытка закончилась абсолютно идентично. На третьей остановке я сделалась умнее. Всё-таки опыт - великая вещь. Я не стала полностью подниматься, а только ослабила одну вожжу, а вторую продолжала держать в натяг. Рельеф, почувствовав, что с одной стороны на нём больше никто не висит, охотно побежал по кругу. В сущности, ему было всё равно, как бегать: вдоль дорожки ипподрома или вокруг меня. А я, не отпуская вожжу, стала постепенно отползать на локте от середины дорожки в сторону сугроба, позволяя жеребцу изображать из себя цирковую лошадь. Интересная наверное была картинка: в центре ползает нечто вроде живого снеговика, вокруг него, по малому кругу, крутятся санки, а по большому - Рельеф. Красота!

Как раз когда Рельеф пробегал вокруг меня третий или четвёртый раз, я отползла так далеко от центра, что мы оказались в непосредственной близости от сугробов. Рельеф протопал пол круга по дорожке, а дальше дорожка кончилась. Жеребца вид препятствия не вразумил, он жаждал закончить начатое и пёр не останавливаясь... И благополучно влетел в сугроб, завязнув по самое брюхо. После чего ему осталось только полностью капитулировать. Я встала, отряхнулась на сколько это вообще было возможно, забралась в санки и задом выпятила жеребца обратно на дорожку. Мы спокойно повернули в обратную сторону, доехали до одиноко лежащего ватника, остановились, я слезла, забрала ватник, залезла обратно, укутала ватником колени, отъездила оставшиеся круги - и Рельеф всё это время вёл себя как скромная паинька. То ли он уже достаточно "проветрился" и это вернуло его мозги в подобающее положение, то ли повторять аттракцион Рельеф не хотел, то ли понял, что от меня такими примитивными методами не избавишься.

Вернувшись в конюшню, я объяснила свой "дедморозовский" вид тем, что упала в сугроб и не стала вдаваться в подробности. Во-первых, я побоялась, что Филиппыч больше не захочет выпускать меня на круг. Во-вторых, всё равно мне могли не поверить. Много ли найдётся энтузиастов, которые захотят ездить на собственном пузе, когда рядом, в опасной близости, катятся пустые санки? При подобных обстоятельствах некоторые предпочитали вывалиться из санок сами - и плюнуть на всё кроме своего собственного нежелания тащиться волоком по дороге. Впрочем, для моего самолюбия было достаточно того, что я справилась. Да и с Рельефом мы в дальнейшем вполне нормально ладили.

Автор - М.В. Гуминенко