Игорь Мордовцев. Адажио соль-минор
(новелла)

Когда посылаешь женщину к чёрту, побеспокойся, чтобы путь у неё был свободен. Иначе чёрт поспешит на помощь к ней сам, и тогда...

Я не побеспокоился. И теперь с нарастающей скорбью осознавал - это конец. Тот самый, с траурной музыкой, слезой на небритой щеке и прощальным сочувствием, дескать, "вот и ещё одного садануло, отмучился..."

Делия молча смотрела на меня. От изумления её и без того солнечные глаза становились всё ярче и ярче. А на губах застыла полуулыбка, имеющая отношение ещё к тому, что она перед тем мне рассказывала. Рассказывала, пока я её не прервал. Тому, что услышала, похоже, она не поверила. Разумеется, не поверила. Не поверила наверняка.

Губы её дрогнули:

- Вань, т-т-ты сейчас что-то сказал?

Сказал - ещё бы! Я сейчас послал её к чёрту.

- Да. Я сейчас послал тебя к чёрту.

- Ой, как интере...! - начала она, приложив ладони к щекам, но не закончила, а задорно спросила, - Это такая игра, да? Ух ты! И что мне теперь нужно сделать?

Кажется, она даже приподнялась на носочках.

Ну конечно! Передо мной был ребёнок, которому только что неожиданно предложили новое, пока ещё не совсем понятное, но необычное и определённо очень интересное развлечение. Ребёнок тотчас забыл о развлечении предыдущем, сгорал от любопытства и теперь с энтузиазмом приготовился выполнить первое же, какое поступит, задание.

- Это не игра, - мучительно выдавил я из себя, - Это жизнь. Мы должны расстаться.

- Расстаться? - вопрос будто замер у неё на губах.

Да и сама она замерла, словно к ней прикоснулись волшебной палочкой. Движение было только в глазах - солнце в них стало гаснуть. Судя по всему то, что я всё-таки настроен серьёзно, девушка начала понимать. Медленно, отказываясь верить, но всё же. Она вообще была единственным на земле человеком, способным меня понимать. Единственным! Без слов, по губам и глазам. Или сразу сердцем?

- А... как же... Но зачем? Почему??

Всё плыло передо мной. Реальность смыкала круги повсюду, как вода над головой утопленника. Я едва владел собой. Внутри всё тряслось, горло тисками сжимали спазмы, и даже воздуха не хватало, хотя уж его-то вокруг предостаточно было.

Заметив, с каким трудом я сохраняю самообладание, Делия осторожно коснулась меня рукой:

- Вань, ты же любишь меня! Что случилось?

Вышло, руку девушки я не отстранил от себя, а сбросил. Это получилось как-то некрасиво, несдержанно, отчего мне стало ещё хуже. Я ненавидел себя. И слова, которые слышала от меня девушка, не говорились - они высекались из крепчайшего камня, с неимоверными усилиями, с потом и стоном. Или сочились из груди, освобождённой от кожи, как от одежды, вместе с кровью.

- Случилось то, что должно было случиться давно, Делия. Да, я тебя люблю! Но быть дальше вместе мы уже не можем. Нет, не мы... я не могу. Я бросаю тебя.

Солнце в её глазах погасло. Теперь на меня смотрели серьёзно, сухо, задумчиво. Так смотрит преподаватель на работу студента, который в кои-то веки её закончил. Впрочем, преподавателем Делия как раз и была.

- Тебе будет больно.

- Переживу.

Будто принимая ответ, она едва заметно кивнула. Опустила взгляд, снова подняла, закусила губу. Перемена взгляда повторилась несколько раз, и только губа упрямо терзалась идеальным рядком белоснежных зубов. Слегка припухшая из-за этого и блестящая, она рисковала лишить меня самообладания окончательно. Я хорошо знал, какое она умела дарить наслаждение. Ещё минута и мой рассудок был бы утерян...

Теплоход качнуло сильнее обычного. Рефлекторно одной рукой я ухватился за бортовой поручень, а другой придержал Делию. Тело девушки мгновенно слилось с моим, как обрело только ему и предназначенное место в пространстве. Знакомое в каждом изгибе и всегда желанное, оно непременно бы подчинило своей магии, утопило бы в страсти, не собери я последнюю волю в кулак.

- Уходи, - шепнул или крикнул, не знаю, - Ты свободна. Иди прочь!

Она отстранилась не сразу. Точнее сказать, не отстранялась вовсе. Это моя рука, спустя мучительные мгновения, медленно стекла с её талии, как отступивший от берега прибой. Пальцы, будто слегка обожжённые, ещё хранили тепло девичьего тела, и я не торопился сомкнуть их вместе, чтобы подольше продлить приятную боль.

Только теперь Делия сделала шаг назад. Пусть и не было этого шага - вероятно, лишившись поддержки, она просто встала удобней. Но сейчас я отчётливо видел, как между нашими пространствами образуется пропасть. Она ещё не велика, достаточно собраться и перепрыгнуть, схватить и заново слиться, не отпускать и...

- Ладно, - девушка плотно сомкнула теперь бескровные губы, повторила с надрывом, - Ладно, - и они мелко задрожали, - Ладно!

Это третье "ладно", почти вскрик, прошлось по мне как кинжал. Что ж, я сам выбрал себе дорогу и кару...

А Делия осталась на той стороне пропасти. Я видел, ей было не сладко, и знал, что творилось у неё на душе. Нет, слёз я не ждал, презрения, злобы тоже. Воображение рисовало уставшего от меня человека, который с облегчением вздохнёт, с улыбкой скажет "Герой! Смотри-ка, решился!", и с пока ещё деланным, а через недолгое время уже натуральным равнодушием навсегда вычеркнет меня из своей жизни.

Я был неправ, сильно неправ в ожиданиях. И к случившемуся в действительности не был готов совершенно. Потому что есть логика, есть то, что вместо неё у женщин, а есть ещё чёрт, у которого вовсе своё...

Делия вдруг рассмеялась. По нарастающей, начав со смешка, всё сильнее и звонче. Она умела смеяться необыкновенно. При этом сохранить безмятежность представлялось нереальным - заводила, кто рядом, всех. В таких случаях любой, даже самый опечаленный, невольно обнаруживал, как на его лице рождается улыбка.

Мне, однако, сейчас было совсем не до смеха. Я видел перед собой девушку, которая - ясно как полдень в пустыне - балансировала на грани истерики, и нещадно терзал себя. Что я мог теперь сделать? Рубикон пройден. Оставалось лишь молча смотреть, как взрывали эмоции бесконечно тобой любимую, но тобой же отвергнутую душу...

Делия справилась, страшного не случилось. Оттолкнувшись от поручня, она перевела дух, с улыбкой взглянула на меня, озорно подмигнула, круто развернулась и пошла вдоль борта. С этого момента в неё уже кто-то вселился, а я перестал её узнавать. Следуя хмурой тенью на расстоянии, отставая и прячась за другими людьми, выходя ли навстречу или замирая рядом, я был во власти видения новой Делии. Делии, будто сошедшей с ума.

Того, что случилось, тогда-то и пришло понимание в полной мере. Гадая накануне над выбором места последнего свидания, я не придумал ничего лучше, как взять билеты в вечерний круиз по реке на прогулочном теплоходе (был какой-то праздник... неважно). Так куда ж ей отсюда деваться? У птицы в клетке, наверное, было бы больше свободы! Здесь же: открытая палуба, бортовые проходы и пара общих помещений - всё!

Нет, не всё. Ещё множество праздного люда.

- Стой, кажется, я её знаю... Делия! Точно! Она!

Это воскликнула женщина, обращаясь к своей подруге. Перед тем я вынужденно остановился возле них.

- Да ладно. Неужто правда? Кому сказать, что вот так... - не поверят. Мы ж её только на сцене... Ой, я её обожаю!

- Не только ты. Такую нельзя не любить... Жаль, у ней самой с этим не всё в порядке.

- Чего? Она же замужем! Да и поклонников толпы.

- Так ты разве не знаешь? Слушай, что расскажу... Муж-то у ней, спортивный чиновник этот, всё по своим лигам-фигам мотается. И у них разлад уже очень давно. Мне знакомая по секрету сказала, они вместе и не живут, брак только на бумаге остался. А она, - женщина перешла на горячий шепот, - с инвалидом каким-то дружит. Говорят, даже больше того...

- Не может быть! Это не тот ли коматозник, возле которого она в больнице сидела, пока в себя не пришёл?

- Он и есть. Их вместе не раз уже видели. Так ладно бы кто солидный, а то обычный работяга, да ещё и с изъяном. На него что-то там в цеху упало, вот он и того...

- И ты думаешь, у неё это серьёзно? Да ну. Простая благотворительность. Ну, или чуток чего ещё. Эка невидаль - бабья жалость.

- Кто знает, что там на самом деле. Только люди говорят, светится она, когда с ним...

Оставаться рядом я уже не мог. Стиснул зубы и направился во внутреннее помещение теплохода. "Благотворительность"!

Да, я увидел её впервые в больнице. Впервые услышал там же, но раньше. Сказали, у тех, кто в коме, иной раз бывает и так. Но именно поэтому, вернувшись в реальность, я уже был влюблён "по уши" в буквальном смысле этой анатомической фразы. Делька, та ещё рассказчица, в те дни поведала мне тысячу и одну историю из мира танцев и музыки. Оказалось, она вела профильный вузовский курс и сама была танцовщицей, одной из тех, на выступления которых неизменно стекалась восторженная публика. Медперсонал относился к моей Шахерезаде с пиететом, недоумевая однако над причиной её сердоболия к полумёртвому ремесленнику. Недоумевал после и я. А она твердила одно:

"Навещала знакомую, увидела тебя, что-то в душе взлетело..."

Да, влюбившись поначалу в голос, а затем и в его обладательницу в целом, я стремительно пошёл на поправку. И вернулся к ремеслу, несмотря на недуг - одно другому не мешало. Но Делька... Я теперь уже не мыслил дня, когда вдруг её не увижу. Она стала мне воздухом, водой, светом, той, без кого уже невозможно жить. Вот именно так, не меньше! С той поры, касаясь молотом наковальни, я садил цветы, а рисуя из металла узоры, выращивал сад. Некоторые из моих изделий с триумфом прошли аукцион - их рождение было обязано чувствам к прекрасному человеку.

И да, Делии было со мной хорошо. Что не скрывалось ни от кого, даже там, где в её положении это виделось безрассудным. Порой я думал, репутация девушки заботила больше меня, чем её. Со мной она могла вести себя как ребёнок, раскрывалась будто, игнорируя строгий дресс-код поведения, который диктует общество. Признавалась, что ей со мной очень уютно, тепло, безмятежно, беспечно, легко.

Но день шёл за днём, ничего не менялось, возникла тревога. Однажды высказанное страстное желание видеть предмет своего обожания женой натолкнулось на уже имеющийся статус законной супруги, избавление от которого сопряжено с какими-то объективными и неприятными сложностями. Больше этот вопрос не поднимался. С тех пор я стал воспринимать себя жалким. Игрушкой, приятной забавой, приложением к новым туфелькам, грумом. Догадка случайно подслушанных болтушек угодила в готовую лунку. Благотворительность... Мысли о ней всё сильнее хлестали меня по лицу, крапивой. Я начал презирать в себе мужчину. Продолжая безумно любить.

Делия... Мне до неё - никак, ей до меня - неправда.

Сегодня, на последнем свидании, решено положить этой ситуации конец. Добровольно прощаясь с той, что проникла в сердце, я жертвовал им, и её отпускал на свободу. Отныне у неё не должно быть никаких обязательств, а у меня безнадёжной мечты. Плохо ли, хорошо, но я эту задачу решил. Что будет дальше - неважно. Может, никакого "дальше" и не будет. Такие как я всё равно средь людей не живут, за них не считаются... А она, умница, справится. У ней конечно же всё самое лучшее ещё впереди.

Вот только с местом свидания вышло по-глупому. Недодумал, тупица. Ушла бы, давно бы ушла, но куда ж ей отсюда идти? Ругая себя на чём стоит свет, стараясь держаться в тени, я следовал по пятам за девушкой и с нарастающим беспокойством наблюдал небывалую, опасную перемену, происходящую с ней сейчас. Как ни смотри, но я сам был тому причиной.

Делия будто стала безумной. В сгустившихся сумерках её и без того тёмные волосы взлетали колдовским веером, а на бледном, как чистая простынь, лице выделялись яркие губы и глаза, которые не горели - огнём полыхали. Она ни секунды не оставалась на месте и в короткое время обратила на себя внимание почти всех пассажиров теплохода, а заодно и команды. В итоге на борту не осталось ни одной компании, в какой бы она ни отметилась, неизменно производя настоящий фурор.

Она беседовала, читала стихи и пела, кружилась и танцевала, заводя всех. За официанта разносила коктейли. Грустных бабок, что держались в сторонке, развеселила в два счёта. С мужиками на полуюте по-свойски обнималась и хохотала их над анекдотами. Игрокам за зелёным столом беспардонно спутала ставки, предложив в качестве приза свой поцелуй. Умудрилась вытянуть из рубки капитана и привлечь его к участию в общем конкурсе по надуванию воздушных шаров. Организовала смешное соревнование по черлидингу среди отдыхающих разного пола и возраста. С весёлой молодёжью здесь же на палубе устроила совершенно дикие танцы. А с одним из кавалеров торжественно и смело что-то выпила на брудершафт...

Я понимал, на самом деле ей очень плохо. От безысходности. Но чтобы оно вот всё так?!..

В конце концов все уже знали, что на борту присутствует настоящая звезда. Обнаружились и давнишние поклонники, славословие и овации которых только будили к продолжению праздничного веселья. Увы, приближалась ночь. Теплоход, освещённый разноцветными огнями и фейерверками, как новогодняя ёлка, всё ещё стоял на рейде, готовый к возвращению в город. Но прежде чем заработал двигатель, по громкой связи раздался чей-то проникновенный голос:

- Граждане, это несправедливо. Среди нас - волшебная Делия! Так неужели мы простим себе, если отпустим её без танца? Давайте попросим?

Разогретая публика отозвалась дружным одобряющим воплем. На палубе мгновенно образовался плотный круг из сотни к этому часу не совсем уже трезвых, но заранее восторженных зрителей.

- Де-ли-я! Де-ли-я! - хором скандировала толпа.

А она вдруг стала обычной, внешне спокойной и тихой, как будто последнего фееричного и сумасшедшего часа не было вовсе. Совсем.

- Хорошо, - еле слышно сказала девушка, - только тему я выберу сама.

У меня появилось предчувствие чего-то ужасного.

Делия приблизилась к ноутбуку с колонками, который был у знакомой молодёжной компании, быстро пролистала музыкальный каталог и указала пальчиком:

- Вот эта.

- Альбинони?? - изумился вихрастый ди-джей, - Её ж на похор...

- Её! - настойчиво перебила девушка.

- Ай, красавица! - причмокнул недалеко стоящий ловелас-южанин, - Зачэм ты замужем? Вэришь, я бы тебя каралевой сдэлал!

- Ну почему? Я свободна, - грустно улыбнулась Делия и уточнила, - Прежний Король вчера наконец вернул мне свободу. А Принц, - она поискала глазами кого-то, - Принц сегодня мне тоже её подарил. Так что... - она мягко развернулась и направилась в круг.

Меня прошиб пот!

А южанин крикнул ей в спину:

- Дагаварились. Сайдём на берег, павезу тебя ва дварэц.

- Даже не думай, - процедил я, повернувшись.

- Что ты мычишь, как баран, - выпучил он глаза, - Русский язык нэ знаешь что ли?

- Охолонись, "земляк". Рискуешь. - бросили ему, указав на мои кулаки.

- Ой, - заметил кто-то из толпы неподалёку, - Да это же, кажется, тот, кузнец. Ну, с которым она...

- "Зачэм кузнец? Кузнец нам нэ нужен", - спрятался за шуткой южанин.

Но меня он уже не интересовал. Всё внимание было к тому, что происходило на импровизированной "сцене", в центре круга. Делия разулась, без смущения стянула с себя через голову платье и обернулась в него, как в тунику, как-то закрепив на груди. Замерла. Дождалась первых аккордов и начала танец...

Небеса наградили мою любовь фантастическим талантом вовлекать зрителя в иную, дивную реальность. Я был на её выступлениях дважды и видел, какой силы они производили эффект. Солидные чиновники, военные при внушительных эполетах, блистающие нарядами и украшениями дамы, деятели от культуры, словом, весь эстетствующий бомонд при виде Делии терял от эмоций голову. Люди поднимались с мест, дрожали в волнении, в голос рыдали и проявляли искренний восторг, когда она танцевала, всегда. Даже я, кустарь, далёкий от столь тонкого вида искусства, был потрясён не на шутку. Что уж говорить о тех, кто знал в этом толк!

Вот и сейчас происходило нечто необыкновенное. Пёстрая публика, состоящая из праздно отдыхающих самых разных возрастов и социального положения, естественно, с неодинаковыми предпочтениями, вдруг слилась в единую волну, чутко реагирующую на каждое движение танцовщицы. Зрители были заворожены ею так, будто участвовали в действии сами. Несмотря на сумерки, это чётко отражалось в положениях тел и на лицах. Казалось, никто не дышал. У некоторых по щекам лились слёзы. А у меня потемнело в глазах и защемило сердце, потому что это был танец смерти.

Альбинони. Ну конечно я помнил! Делия рассказывала мне историю о скрипаче, "венецианском дилетанте", как одно время он сам себя называл, создавшем уникальную мелодию для органа и струнных, которая лишь чудом не затерялась в веках. Говорили даже, что, дескать, автор вовсе не он, а тот, кто её "обнаружил". Но не в том дело. Я вспомнил и ужаснулся, потому что музыка эта традиционно воспринимается как прощальная, скорбная. И Делия... она сейчас не просто танцевала, а умирала!

Куда-то исчез весь мир, пропал без следа, растворился, растаял. Вместо него здесь, на палубе маленького теплохода, пузырьком распахнулся другой, который мгновенно вовлёк в себя всё абсолютно, что было. Чувственность и только она повсюду теперь царила. Необыкновенная, обнажённая, чистая, беззащитная и одновременно великая. Нет, это не тело в парящей дымке туники волшебно кружилось, не руки нежно стелились, ломались ли, отчаянно звали тебя, и не босые девичьи ноги, едва касаясь опоры, жилками крыла бабочки рисовали чарующие узоры - это гасла душа...

И она угасла! Когда стихла музыка, а танцовщица поникла и окончательно замерла, никто не сдвинулся с места, не шелохнулся, не издал звука. От шока кто-то лишь втянул в себя воздух, будто в последний раз.

Я зарычал. Растолкал людей и бросился к Делии. Неподвижная, кажется, она уже не дышала.

Господи, помоги!!!

Девушку, лёгкую, безвоздушную, как пушинку, я поднял к себе на колени и - я не знал, что делать! - принялся беспорядочно целовать.

Лишь бы успеть! Но что предпринять? Как возвращать из такого??

Послышался чей-то всхлип. Я застонал.

Делия вздрогнула. Как ветром взметнуло ресницы. Она улыбнулась, тихо сказала:

- Ванька. Дурак. Не прогоняй меня больше, любимый...

И прильнула ко мне, как змеёй обвила, как под кожу проникла, прямо к сердцу. От счастья внутри меня что-то бомбой взорвалось.

- Дееееелькааааааааа!!! - заорал я изо всех сил в небо на всю долину реки.

Эхо? Не показалось?

С тех пор, как она разбудила меня из комы, это было первое слово, которое я произнёс.

И.Г. Мордовцев. Рассказ "Адажио соль-минор". Февраль 2017
(Опубликовано в лит.-худ. журнале "Дальний Восток")

НАВЕРХ