Игорь Мордовцев. Фиалка и бык (роман)
Часть 1-я

1.

Самые волевые, кардинальные повороты твоей жизни в итоге приводят к пресной обыденности, и наоборот, у истоков по-настоящему судьбоносного события всегда лежит сущий пустяк. Напрягся, к примеру, закадрил девчонку, отбил у кого надо, отвел под венец – и что? Кинься Лаура в объятья Петрарки, тот вряд ли б сподвигся слагать ей сонеты. Ворчал бы как все. Или смотришь: идёт мимо умник, вслух чего-то народу и миру вещает, хромой на всю голову, слюни по ветру. Переучился? Как бы ни так! Однажды неловко поскользнулся, упал, потерял сознание, а очнуться не получилось – всего-то. Словом, ошибиться в прогнозах легко, и какой именно шаг на корню меняет твою планиду, продуманный и решительный или неприметный среди прочих, никто заранее не скажет. Вот и я никак не мог ожидать, что всю мою жизнь перевернёт заурядный случай.

— Нужно съездить в аэропорт и встретить одного человека. Потом свободен.

Это задание дал Василич, мой непосредственный начальник и замгенерального конторы, в которой я отслужил пятилетку от звонка до звонка. Отслужил – потому что её руководство и большую часть персонала составляли бравые отставники, то есть люди, ничуть не разомлевшие от команды «вольно» на вольном по своей природе гражданском поприще. Нет, ходить строевым шагом и отдавать честь, конечно, не приходилось. Но удивительно ли, что форменная фуражка оставляет на лбу стойкий след? У некоторых она оставляет печальный след за лбом, в мозгах – бывает и так, известное дело. Впрочем, наши мужики были из нормальных. За что б ни брались, ими стоило лишь гордиться. Не особо причисляя себя к этой славной когорте, я, тем не менее, сам некогда в ней оказался как раз по демобилизации – требовался водитель из служивых. Теперь, правда, эта линия жизни подошла к концу…

Итак, поступила команда кого-то там встретить и по адресу отвезти. Надо так надо. К назначенному времени я был в аэропорту, мерил шагами простенок в зале прилёта и прислушивался к мобильнику, на который, сказали, позвонят. Подобные задания уже случались, и в обычном режиме я ожидал приезжих на стоянке, не покидая машины. Однако сегодня тоном, исключающим всякую дискуссию, мне рекомендовали поучаствовать во встрече клиента лично. О ком шла речь, я понятия не имел, да и не заморачивался. Не всё ли равно? Ленивое воображение почему-то рисовало амбала с пару метров в обхвате, в драбадан «уставшего» от перелёта и выезжающего на транспортёре для багажа под вывеской «Выдача пассажиров».

Между тем прибытие нужного рейса уже объявили, народ активно скапливался у этой самой ленты и наполнял зал характерным гомоном. Поскольку звонка на телефон пока не поступало, оставалось по-прежнему топтаться на месте и праздно глазеть по сторонам.

Примерно в середине пёстрого потока авиапутешественников мой взгляд выделил парочку: взрослый импозантный мужчина в лёгком светло-коричневом пальто с портфелем, похожий на вузовского преподавателя, беззастенчиво и, судя по всему, небезуспешно заговаривал зубы молодой девушке в джинсах и джинсовой жилетке с блокнотом в руке, похожей, в свою очередь, на студентку. По возрасту он годился ей в отцы, но скорее всего был всего лишь попутчиком, и в данный момент между ними продолжалось общение, начавшееся ещё в салоне самолёта. Один увлечённо говорил, другая заинтересованно слушала. Ну, или очень искусно претворялась, что столь увлечена. Претворялась или нет, но она выглядела вдохновлённой до той степени, когда это возбуждает интерес наблюдателя. Сказать по правде, мой интерес возбуждала не только увлечённость слушательницы – она ведь имела ещё и фигуру. В общем, на какое-то время я нашёл себе приятное занятие.

Не сговариваясь и не прерывая беседы, парочка приблизилась к толпе у багажного транспортёра. Там мужчина решил отвлечься от собеседницы и обозрел зал прилёта. Чтобы не выдать чрезмерное внимание собственной персоны, я вынужден был увести свой взгляд в сторону. А когда через мгновение непроизвольно вернул его назад, обнаружил существенное изменение обстановки.

Лицо мужчины исказила паника, рука выронила к ногам портфель. Он на секунду поник, затем попытался что-то сказать попутчице, но словно бы не нашёл подходящих слов и снова огляделся, обречённо, как перед казнью. Только теперь я заметил троицу крепких людей в одинаково серых костюмах, которые молчаливо приблизились к нему с разных сторон, и ещё четвёртого – из прилетевших тем же рейсом, с блестящей печаткой. Чувства мои обострились, поэтому я скорее прочёл по губам, чем услышал, обращённое к обступившим парочку людям:

— Позвольте проститься. Пожалуйста.

Возникла короткая пауза. Мужчина вооружился авторучкой, вынул из пальцев недоумевающей спутницы блокнот и быстро в нём что-то записал.

— На память, – глухо сказал он и, возвращая блокнот, добавил, – Всё имеет свой смысл, Анюта. Прощайте.

Двое в сером немедленно взяли его под руки, развернули и повели, покорного, к выходу. Ещё один зацепил с пола портфель. Четвёртый же, с неприятным крючковатым носом, махнул перед девушкой красной корочкой, бесцеремонно выхватил у неё блокнот и сосредоточенно уставился в написанное. Донельзя растерянная, та только и произнесла:

— А… Карл Ива…

— А Карл, – сухо сказал ей человек, возвращая блокнот, – Карл украл у Клары кораллы. Советую случайным попутчикам не доверять.

И он отправился за остальными. Всё произошло довольно быстро, спокойно, чётко, так, что никто из окружающих, толпившихся у транспортёра, ничего не заметил. Никто, кроме меня, как вышло, и, само собой, ошеломлённой девицы, которая после случившегося с трудом приходила в себя. В глубине души я ей посочувствовал и даже забыл о созерцании форм. Но переживать особенно причин не имелось. Любитель кораллов приходился ей близким человеком навряд ли. А случайный попутчик – мало ли, кем он мог оказаться. Так что крючконосый со своим советом был прав.

Тем временем народ с нужного рейса уже перестал прибывать, а тот, за кем я приехал, не спешил объявляться. Это обстоятельство, нежели состоявшийся инцидент, возымело сейчас куда большую значимость. Пытаясь вычислить в толпе своего подопечного и внутренне негодуя на его нерасторопность, я всматривался в лица окружающих. С одной стороны, казалось логичным, что прежде чем вызванивать меня, этот человек решил сначала получить свой багаж. С другой – мог бы и совместить оба действия. Что мешало? А если он вообще не приехал? Или…

В беспокойстве, что телефон случайно оставлен на беззвучке или в нём вдруг села батарея, я полез в карман и как раз тогда раздался вызов. Последовало самое интересное: голос алокнувшего абонента раздвоился, прозвучав одновременно в трубке и за моим плечом, совсем рядом. Я обернулся. Знакомая пичужка – глазки домиком – смотрела на меня снизу вверх, не мигая. Так смотрит человек, который собрался постучать в дверь, а та вдруг сама перед ним распахнулась. Занятая вначале общением с интересным собеседником, затем его неожиданным арестом, девушка вряд ли заметила меня раньше и к тому, что нужный человек находится рядом, не была готова. Изумлённый совпадением, я тоже оказался застигнут врасплох.

— Привет, – сорвалось у меня, – Так вот кого наказали встретить!

— Здравствуйте, – отозвалась она и невесело добавила, – Простите за беспокойство.

Она слегка картавила. Мягкое «р» как бы утопало в слове, приглашало и затягивало, словно тебя ласкали. Хотелось угомониться, свернуться калачиком и слушать, слушать… Ох, если б не бодрящий, острый, как шприц, пронизывающий взгляд! Интересно, этот диссонанс ситуативный или отражение характера?

— Да какое беспокойство – моя работа.

— Просто я не настаивала. Сама бы доехала…

— Ну, видимо, кто-то посчитал иначе.

Девушка пожала плечами. Она всё ещё была во власти случившегося и держала в руке блокнот, в котором темнела вязь прощального послания её недавнего собеседника. Там, вверху страницы значился номер моего телефона.

— Павел, – представился я.

— Анна, – бесцветно сообщили в ответ.

В данный момент это означало конец диалога, и я счёл правильным не настаивать на его продолжении. К тому же заработал багажный транспортёр, народ принялся группироваться возле него теснее, а значит, стоило поберечь лапти от чужих каблуков. Я отошёл в сторону и лениво осматривался, время от времени выслеживая свою подопечную, дабы не упустить из виду. Росту она была невеликого – за спинами терялась легко.

Сколько ей лет? Может, действительно студентка? Судя по отсутствию обручального кольца, свободна, стало быть, не грех и между делом согрешить. Чего ж добру пропадать-то? Правда, мне нравились девчонки повыше, с ногами от холки, модельных пород. Для подиума сегодняшняя миниатюра, конечно, не годилась. Зато со всем остальным у неё был полный порядок: лицом зело лепа, а перси и чресла приятно манили несмотря ни на какую джинсу. Прознать бы ещё к ней подходы…

Через несколько минут девушка выскользнула из толпы, волоча за собой сумку. Я бескомпромиссно дал понять, что её багаж – моя забота, и мы направились к выходу. На заданный по пути вопрос «Куда едем?» мне ответили уже на улице и словно бы с неохотой. Обычно таким тоном бурчат «Отвяжись!», но сейчас на этом не стоило заморачиваться. Что до названного адреса, то он оказался знаком. Доставить приезжую надлежало почти в центр города к главному салону мадам Пономарёвой, давней и близкой приятельницы моего шефа.

— Ни за что бы не подумал, что Эллада Львовна уже бабушка.

Подопечная оценила мою провокацию коротким острым взглядом.

— Тётя, – строго и лаконично уточнила она.

Ну, тётя так тётя. Главное, картина прояснилась: я имел дело с родственницей достаточно известной и состоятельной дамы, а значит, помыслы на охмурёж приобретали щекотливую окраску, превращали невинный флирт в рисковую лотерею под названием «Пан или пропал». Оно, вот, мне надо было? Да ни грамма! Мало того что идущая рядом со мной девица мелкая и курносая, а как все мелкие и курносые, наверняка вредная и капризная, ни о чём значительном в отношениях с женщинами я сейчас не помышлял. Так что ни «пана» ни «пропала» в перспективах не могло и допускаться.

В невольном стремлении подтвердить свои мысли я покосился на спутницу, но так же невольно перехватил её взгляд, направленный из-под нахмуренных бровей в сторону от пути нашего следования. Там, в соседнем ряду припаркованных автомобилей стоял микроавтобус с тонированными стёклами. Через боковую дверь в него заканчивали запихивать знакомого мужчину, который то ли сопротивлялся этому, то ли от бессилия уже не мог двигаться самостоятельно. Мы стали свидетелями двух ударов кулаком по его спине в районе поясницы. А в последний момент на нас с прищуром оглянулся один из конвоиров, тот самый, с крючковатым носом. Стало не по себе.

Моя подопечная как заморозилась. Я взял её под локоть, насколько можно быстрее подвёл к своей машине, усадил, закинул сумку на заднее кресло и сел за руль сам. Не сговариваясь, некоторое время мы продолжали смотреть вперёд через лобовое стекло.

— Ты его знаешь? – спросил я.

— Нет. Просто в самолёте летели рядом, – и она чуть помедлив, добавила, – Он читал мне стихи.

— Ну да: «Всё имеет свой смысл», – припомнилось мне.

— Я не понимаю…

Я тоже не особенно понимал. С одной стороны, ребята в сером воспринимались сотрудниками небезызвестной спецслужбы, с другой, такому восприятию что-то мешало. Присмотреться – в их поведении наблюдались странности, а переодеть в кожанки с трениками – перед тобой бригада вульгарус гопникус один в один.

— Он не похож на преступника! – горячо заявили мне в ухо.

— А они – на секьюрити, – буркнул я, – Такие корочки нарисовать – как бутерброд сварганить.

— Так ты всё видел?

— И слышал. Только кого встречаю, ещё не знал.

Девушка снова посмотрела вперёд и чувствительно вздрогнула. Её можно было понять: лисьим шагом к нам приближался крючконосый. Определённо к нам, другие варианты отсутствовали. Причём его взгляд не предвещал ничего приветливого, куда как наоборот. Я моментально завёл машину, нажал на газ и вывернул руль. Другие варианты у меня? Возможно, они и присутствовали, но сработал инстинкт, а перечить ему не имелось резона.

Пользуясь целым набором удачных обстоятельств, я мигом ускользнул со стоянки автотранспорта перед зданием аэропорта, буквально влёт миновал выездной терминал со шлагбаумом и более чем выигрышно встроился в общий поток у поворота на городскую трассу. Потом утопил педаль газа и вырвался на проспект, нарушив сразу несколько правил, а соседи по штурвалам из благоразумной осторожности отжались и обеспечили ещё более зелёный проезд.

Инстинкт ничуть не подвёл – кадры в сером конечно же бросились в погоню, но фора вышла у меня впечатляющей. Впечатляющим сделалось и выражение лица крючконосого, когда он понял, что остался с носом. Потому что пока отскакивал в сторону, пока возвращался назад к товарищам, пока те заводились и его на ходу подбирали…

Подопечная отнеслась ко всему этому достойно – мышкой вжалась в кресло и не мешала. Потом только время от времени посматривала в боковое зеркало или оглядывалась на предмет погони назад через салон.

— Что им от меня нужно? – вслух спросила она сама себя, когда мы въехали в центр города, и уже стало ясно, что преследователи нас потеряли.

— Теперь и от меня, – уточнил я, и, почувствовав на себе знакомый прямой, точный взгляд, добавил, – Сомневаюсь, что эти ребята не зафиксировали номер машины.

— Причём тут ты? – убеждённо возразили рядом.

Я крутанул руль, заехал в ближайший двор и остановился.

— А ты?

С минуту мы смотрели друг на друга в упор.

— Понятия не имею! – с вызовом заявила девушка, – Долго торчать здесь будем?

Выражение недовольства на лице, которое старательно отворачивали в сторону, нисколько не мешало читать истинные мысли. И я продолжал садистски молчать, выжидая.

— Это правда, – наконец произнесла Анна, помогая себе рукой, – До сегодняшнего дня я его знать не знала. В самолёте места оказались рядом. Слово за слово – познакомились. Карл Иванович не говорил, чем занимается, да я и не спрашивала. Зачем? Мы вообще ни о чём таком… О стихах беседовали! Это что – криминал?

— О стихах. Отлично, – констатировал я, – Только кое-кто думает по-другому.

Меня смерили откровенно презрительным взглядом. Пришлось разъяснить.

— Да не я! Не поняла что ли? Ребята решили, что ты прицепом узнала что-то лишнее. Иначе какого бы чёрта ты им потом понадобилась? Зачем обратили внимание? Зачем интересовались раньше, что он тебе написал?

— Что может быть лишнего в творчестве Цветаевой и Ахматовой? Количество тире у одной и «третье лицо» у другой? Чушь! А написал он мне… – в значительной степени нервно, ещё глубже проглатывая «р», Анна извлекла из своей сумочки блокнот и продемонстрировала знакомую страницу, – На. Смотри.

Послание загадочного арестанта никаким боком не играло на пользу конспирологии. Великомудрый вирш, в спешке зафиксированный в прозаическую строчку, тоскливо извещал о бренности бытия:

«Фиалка на лугу цветёт. Любуется рассветом рыжим.

Это не всё. К ней бык идёт. Шаги всё тяжелей, всё ближе. Копыто уже сверху, ниже!

А что фиалка? Солнца ждёт…»

— Похоже на японскую «самоходку», – наморщив лоб, сказал я.

— Не умничай, – Анна впервые показала мне свою улыбку, – Может, всё-таки поедем?

Когда женщина демонстрирует лояльность к притворному невежеству, трудно оставаться вполне серьёзным.

— О кей. К тебе или ко мне?

Улыбка моментально исчезла. Я понял, что лавка закрыта, тары нет, продавец ушла на базу и сдачи не будет, поэтому молча завёл мотор и вывернул руль.

2.

Главный салон и офис мадам Пономарёвой располагались в многоступенчатой высотке на улице, по которой можно было спуститься из центра города к одному из бульваров. Козырное место обеспечивало престиж, высокую стоимость помещений, а также постоянный поток автотранспорта и людей. На выходные и праздники здесь вообще начиналось столпотворение, отчего в народе улицу Вавилова именовали Вавилоновкой. Наступал вечер субботы, так что припарковаться, где надо, стоило ещё тех трудов и наглости.

Хотя с языка просилось иное, при прощании с Анной в салонном вестибюле я был краток:

— Береги себя.

Подопечная тоже обошлась без пространных речей:

— Спасибо.

Я видел, что она хотела сказать несколько больше, чем сказала, она поняла, что я это видел, оба промолчали, на том и расстались. Ну, а как иначе? Ничего путного от дальнейшего общения мы не видели и, в сущности, друг в дружке вообще не нуждались, а на возможную потребность связаться в будущем (признаться, весьма сомнительную) имели телефонные номера.

Подумав об этом, уже в машине я достал трубу и отзвонился шефу, дескать, задание выполнено, клиент умилён и растроган, жалоб на сервис нет.

— А на что есть? – прозорливо поинтересовались у меня.

Последовал по-военному краткий, но содержательный доклад о происшествии в аэропорту.

— Карл Иванович, говоришь…

— Так точно. Во всяком случае, этим именем человек ей представился.

— Стихи читал, говоришь…

— И писал.

По задумчиво-вопросительным повторам, я догадался, что в голове моего шефа заработал аналитический отдел. В такие минуты он становился похож на киношного Сталина, чему слегка способствовала подходящая внешность, а также – не слегка – непроницаемое выражение лица, по которому вряд ли предвосхитишь итог размышлений. Эта особенность Василича вызывала к нему пиетет в любой аудитории, даже там, где он не говорил ни слова. Кого-то оно раздражало, кого-то лишало ориентации, кого-то вгоняло в дрожь. Меня – забавляло, но хватало рассудка не показывать виду. Шеф в таких ситуациях наверняка догадывался, что именно ему не показывали, но фронды не усматривал и проявлял снисходительность.

Чем сейчас занялся аналитический отдел в голове Василича, осталось неизвестно, да и не моего ума дела было. Моего ума дело было поскорее закончить рабочий день и предаться досугу. Тем более что планы на сегодняшний досуг уже свёрстаны.

— Ты вот что, – донеслось из трубки, – Ставь машину в «Кардан» и отдыхай, как договаривались.

— А заявление?

— Успеешь.

«Успеешь» означало «в понедельник». Ну, и ладно. Если холодно рассудить, понедельник ничем не отличается от субботы, разве только названием да видимой формой Луны. Или предвзятым отношением, связанным, как правило, с наивными ожиданиями, например, намерением бросить лишнее жрать или пить. А если рассудить горячо, что это меняет? Ничего. Днём раньше уволюсь, днём позже – подумаешь…

Я родился и вырос не здесь, в пригороде. Там и призвался. Поскольку до службы и во время неё крутил баранку автомобиля, иной способ заработка на хлеб насущный для начала не видел. К тому же обивать пороги в поисках достойной работы не понадобилось – посодействовала направленная рекомендация офицера из «родной» воинской части. Всё сложилось весьма удачно, только место обитания пришлось поменять. Когда через год один за другим ушли из жизни родители, я продал их квартиру, взял кредит и купил новую, небольшую, но уже в городе. Благодаря хорошей зарплате и вознаграждению от некоторых дополнительных инициатив, через четыре года, то есть совсем недавно рассчитался с банком. Казалось, печали нет места, однако именно теперь она и пришла. У этой печали были дамское имя, задорный смех и зелёные глаза.

Лера пролилась в мою жизнь солнечным дождём. Не скажу, что тогда стоял зной, но с её появлением возникло ощущение свежести, то самое, что дух захватывает. Назвать своим именем, так это была любовь, чего уж. Пикантность ситуации заключалась в статусе девушки – дочери нашего генерального. Каким таким боком я умудрился вызвать в её сердце ответное чувство, одному богу известно, но факт налицо – мы оба сошли друг по дружке с ума. По понятным причинам поначалу меня одолевала робость, при каждой встрече с боссом хотелось потерять светоотражающую способность. Лера ж, напротив, готова была лезть на рожон. Отношения с отцом у неё не складывались, многое делалось ему в пику, назло, так что понервничать родителю довелось изрядно. В конце концов мы поженились, острые углы взаимоотношений сгладились, и в моём наличии рядом со своенравной дщерью тесть даже усмотрел пользу.

С течением времени, однако, наша матримониальная конструкция покосилась до неузнаваемости, а в итоге – до состояния, когда никакие реставрационные потуги не в прок. Лера закончила журфак, устроилась в набиравший популярность городской еженедельник, утонула в творческой работе и новых знакомствах, то есть, нашла себя там, где хорошо без меня. С другой стороны, её очарование погасло и в моих пролетарских глазах. Мы оказались слишком разными, но, как оно часто бывает, чтобы это понять, зачем-то понадобилась семейная жизнь. Впрочем, полноценной семьи и не вышло – игрушки в хате имелись только для взрослых. Кстати, о хате. Удобоваримый размен «однушки» без каких-либо доплат тянет на книгу рекордов Гиннесса, поэтому, разводясь, я оставил квартиру бывшей супруге. Во-первых, очень мягко выражаясь, она против этого не возражала, а во-вторых, у неё был отец, который следовал рыцарским взглядам на мужское поведение, как присяге, и смотрел на меня теперь исключительно исподлобья.

Словом, я рассудил, что настала пора совершить крутой поворот в своей жизни: уволиться к чёрту и найти другую работу, пусть даже за тридевять земель отсюда. Там и с жильём что-нибудь придумать – силы имеются. Знакомый слесарь-вахтовик, например, к себе в Заполярье звал – чем ни оказия? А оставаться на прежнем месте и ничего нового не предпринимать нельзя. Иначе мазохизмом получался. Кислый. Василич пробовал меня вразумить, но, кажется, и он уже внутренне согласился, что некоторые решения неизбежны. Сегодня в конце дня надлежало написать заявление, но теперь, вот, переиграли на понедельник. Что ж, пусть так.

Уже стемнело, когда я приехал в «Кардан», автотехцентр, обслуживающий парк пока ещё моей конторы. Держал его друг Василича, потому наряды исполнялись качественно, если надо, практически в любое время суток и в самый короткий срок. Я знал здесь всех наперечёт.

— Сбился прицел? – иронично прозубоскалил диагност, осмотрев царапину на бампере моей машины.

— Становись на ворота, проверим, – огрызнулся я.

— Ворота жалко, – не остался в долгу тот.

— Жалко у хирурга, – крикнул кто-то из бытовки, – А ты у нас Терапевт. Бодрить пациентов должен.

— Этого взбодришь – сам пациентом станешь... Кузя уже ушёл?

Кликнули Кузю. Кузнецов, парень чуть старше меня, брюнет с красивым пробором, автомаляр от бога и на досуге художник, подошёл с физиономией человека, мысленно очень далёкого от этих мест. Он коротко взглянул на царапину и, не поднимая головы, спросил:

— Тебе срочно?

— До понедельника.

— Идёт, – буркнул он и зашагал на выход.

— Что это с ним? – поинтересовался я у Терапевта.

— По ходу не в духе. С утра, говорят. А что там и как... – он пожал плечами и развёл руками.

— Может, серьёзное что.

— Оно мне надо?

— Все люди братья! – снова ехидно бросили из бытовки.

Я не стал продолжать этот разговор. Моего поцарапанного коня загнали в стойло, обсудили необходимые детали и попрощались. Один из механиков согласился подбросить до автобусной остановки. Техцентр покинули под монотонный рэперский гундёж в его машине. «Ты меня продинамила, девочка папина-мамина. Будешь теперь отвеча-а-ать!..» Рэп мне не нравился в принципе, а подобного рода тем более, поэтому отыскался повод покинуть меломана до срока.

Что до песен, мне не по нраву много чего. В частности, вариации на манер «А не спеть ли мне чё-то, а то как-то скучно» и других соплей, понимание шедевральности которых возводит тебя в ранг глубоко мыслящих и тонко чувствующих людей. Как раз на этой почве у нас с Лерой имелись одни из самых характерных разногласий: она ловила кайф в завываниях и кричалках отечественных рокеров иже рэперов, а меня от них воротило. Справедливости ради стоит признать, некоторые из этих «хитов» (единичные на исполнителя, не более), меня всё-таки иногда трогали, однако знойный день в тундре не означает, что туда нагрянула тропическая жара…

Под незатейливым предлогом я вышел на тротуар примерно за квартал до автобусной остановки и почти сразу наткнулся на Кузю, шагавшего чуть впереди тем же путём. Вообще-то у него имелись свои «колёса», но ситуация, видимо, сложилась из ряда вон. Парень был весь в себе. Мешать – не мешать? Поравнявшись и не поворачивая головы, я бросил:

— Извини, что загрузил.

Кузя едва покосился в мою сторону.

— Щепотка кучу не поднимет.

У него всегда хватало работы, это верно.

— А что пешком?

— Так задумано.

Между «ну, бывай» и «хочу всё знать» огромное расстояние. Кузя не был мне близким человеком, но сейчас что-то неосознанное подталкивало к общению с ним.

— Проблемы?

— Левый ботинок жмёт.

Позвучало как «отстань». Я демонстративно замедлил шаг.

— Терпеть не могу лезть в душу без спроса.

Кузя тоже притормозил и повернулся ко мне.

— Терпеть не могу говорить о том, чего не могу терпеть.

Это уже было похоже на оправдание. Он неловко помялся и огляделся.

— Ты как пропустить по стаканчику?

Оказалось, мы стояли у заштатного вино-водочного магазина, где тем, кто не нуждался в большем, под незатейливую закуску отпускали в розлив. По вечерам короткими завсегдатаями здесь были обычные работяги, возвращавшиеся домой после трудового дня. Поскольку, как правило, удручало самочувствие на следующее утро, я с крепкими спиртными напитками не очень дружил. Но сейчас никто и не заставлял напиваться. Махнуть по рюмашке, пять минут поболтать – чего ж нет?

Мы устроились за крайней стойкой между выходом и холодильником с мороженым. Другие стойки были заняты. Приглушённые беседы за ними, как и сопутствующие ароматы, уходили куда-то вверх под высокий потолок. Вопреки классическим опасениям моралистов, в помещении царил «общественный порядок». Казалось, нагруби тут кто-то знакомой каждому продавщице или затей бузу, народ проучит наглеца оперативно и незатейливо, все как один.

Я обошёлся мензуркой коньяка с лимоном, а Кузя взял стакан водки и плитку шоколада. Водку он выпил сразу, как жажду утолил.

— Что там с ботинком? – поинтересовался я, не скрывая в тоне подтекст, – Слыхал, иногда босиком сподручнее.

— Сподножнее, – поправил Кузя, звучно ломая шоколад, – Я её ногами убью!

Увы, всему виной была женщина. И если б не горячность, с которой произнеслось это признание, я бы скис.

— Да, ногами, – уточнил мой собеседник, – Руки не буду марать.

— Руки у тебя что надо, – осторожно подтвердил я, холодея, – Хорошо бы ещё голова…

— Стоп! – Кузя помотал этой самой головой из стороны в сторону и выставил перед собой ладонь, – Если я сейчас с тобой разговариваю, кто виноват? – он выдержал паузу, – Во-первых, напоминаю, наша беседа удовольствия мне не доставляет. А во-вторых, у тебя своя голова на плечах. Можешь идти.

Пока я переваривал услышанное, Кузя сходил к прилавку и вернулся с полной бутылкой водки, которую тотчас почал.

— О, ещё здесь! – несколько наигранно удивился он в начале, а после приёма порции горячительного и очередного зверского ломания шоколада спокойно добавил, – Она изменила мне.

— Уверен? – тихо спросил я.

— Без вариантов, – он помолчал, – Тогда привалило много работы. Я предупредил, что буду за полночь, если вообще вернусь. Но вышло иначе – основной заказ отменили, а другие могли подождать. Короче, с техцентра слинял пораньше. Поставил машину в гараж, подхожу к дому... У нас квартира на втором этаже, окна – во двор… Было часов одиннадцать. Свет нигде не горел, только телевизор работал. И шторы прозрачные, как тюль, по отсветам с ящика можно передачу или рекламу угадать. Сначала не понял, потом пригляделся, вижу – две тени рисуются, её и… Я – по газам, взлетаю на этаж, звоню, стучу. Минуты три не открывала – как есть, у них там был шок. Ну, и я, понятно, весь в «благодушии» у двери… Потом открыла (куда ж деваться?), лицо перекошено, шипит туфту. Типа, они тут «по работе» и чтоб я не смел ничего такого подумать. А сама в вечернем наряде, духами несёт. И этот, «коллега» её, стоит у стенки, ужался, трясётся. Что думаешь – деловые бумаги на столе? Посреди комнаты наш сервировочный столик, на нём фрукты, фужеры, бутылка вина. И свечка интимно танцует, её в трансе даже не загасили. Эта свеча меня, знаешь, добила, – рассказчик невесело хмыкнул, – В натуре добила. Одеревенел, будто пришибли чем-то. «Коллега» под шумок мимо просочился. Когда выходил, моя его спиной прикрывала, твердила, чтоб я «не смел». А когда он ушёл, совсем разошлась, взялась обвинять в чём попало, всё громче и громче, с дуру с пьяну на мать мою перешла. Дал ей затрещину так, что под диван улетела…

— Повезло тебе, паря, молодым освоил эту науку, – послышалось рядом сочувственное, – А представь, если годы жизни уже за плечами или малые дети имеются! И вообще…

Когда к нашему столику пристроилась мутная личность в возрасте, мы не заметили. Манерно оттопырив мизинцы, личность держала в руках пустой стакан и остаток тонюсенького бутерброда. Наши взгляды пронзили незваного гостя насквозь.

— «Женщины: похоти грех – у них наименьший». Ювенал. Сатира номер шесть.

Произнеся этот спич в оправдательной тональности, дескать, если усматриваются претензии, их следует предъявить не ему, бывший интеллигентный человек оставил недоеденное со стаканом на нашей стойке, облизал палец и ретировался.

— Помнится, у тебя маленький ребёнок, – сказал я, – Надеюсь, он не…

— Моя его накануне к тёще на дачу сплавила.

— А сама теперь где?

— Там же. Прячется. Убью, сучку!

Подумалось, в её положении игра в прятки не выглядит бессмысленной. Я покосился на Кузю, в кулаке которого зверски смялся пластиковый стакан. Рядом покоилась куча изломанных на мелкие куски зубочисток. Не менее бессмысленно было взывать его к пересмотру своего намерения или хотя бы просить успокоиться. Настрой парня однозначно свидетельствовал, что некоторые принимаемые нами решения очень трудно отменить. Примером тому служил мой собственный опыт.

Лет десять назад, когда, по мнению родителей, единственной заботой подростка было хорошо учиться, ватага нашего околотка попутно осваивала навыки, которые в школе не преподают. Среди них одно из главных мест занимали поборы и воровство. Мелкое, разумеется, но не в этом дело. В той или иной степени под страхом стать изгоем в командные мероприятия вовлекались многие. Остальным же, кто оказывался в курсе, надлежало молчать, ибо длинный язык неминуемо сулил суровую расправу. Я ничем не отличался от большинства. Свора тяжело терпит индивидуальность: в расслабленной шерсть сливается с местностью, а в натравленной клыки блестят одинаково.

Однажды «взяли» расцветившего карманы новичка-пижона. Тот оказался подставным, и завертелось следствие. Один из «братвы» раскололся. В итоге «бригадир» угодил за решётку, другим тоже нехило досталось. Вычислили «крысу», конвоировали за гаражи, обступили амфитеатром. Жребий палача в тот раз выпал на меня. Спросить: был ли выбор? Конечно, был. Но я принял решение, которому уже не мог изменить. Какой зверь во мне тогда проснулся, до сих пор вспоминать жутко. Он властвовал, подчинив кулаки, голову – всё. Увы, увещевать остановиться иногда просто бессмысленно, от жертвы меня оттащили. Осознание дикости происшедшего пришло только потом.

И сейчас, глядя на соседа по стойке, заблуждение, что его можно как-то успокоить или переубедить, не посещало. Посетила ясная картина очень вероятного и отнюдь не радужного будущего. Покажите нормального мужчину, который, своими глазами узрев, что он рогоносец, благодушно вздохнёт и продолжит, что называется, дышать ровно. Надо думать, перед женитьбой шпионские курсы по сокрытию реальных эмоций, давления, пульса проходит далеко не каждый. Тем более – при наличии к избраннице нежных чувств. А если учесть крутой нрав…

— Жалеть потом не придётся?

— Жалелка отсохла под корень! – рыкнул Кузя и приложился к бутылочному горлу.

С этим требовалось что-то делать…

Способ решить проблему, по крайней мере на сегодня, определился сам собой. Я намеренно не препятствовал собеседнику продолжать возлияния. А когда из-за выпитого он начал характерно соловеть, заказал такси и отвёз к себе на съёмную квартиру. При этом, обнаружив пребывание в незнакомом месте и вспомнив о намеченной к исполнению воинственной миссии, Кузя несколько раз порывался стартануть в автономку, но обошлось. В себя он пришёл странным образом глубокой ночью – осмотрелся, утолил жажду, мрачной тенью побродил из угла в угол и снова лёг, после чего мне на радость не вставал уже до утра.

3.

Проснулись одновременно по воплю во дворе, где одна соседка собралась развешать на просушку по верёвкам постиранное бельё, а выпущенный погулять молоденький вислоухий пёс другого соседа в восторге от свежих ощущений опрокинул таз с этим бельём в траву.

— Убью! – в сердцах орала женщина, – И тебя, и твоего хозяина! Достали уже, сил нет!

Хозяин пса вроде бы как виновато курил в сторонке, но насмешливые взгляды его прищуренных от утреннего солнца глаз выдавали озорству своего питомца одобрение. Судя по этим взглядам, он бы и сам не против опрокинуть в траву, только уже не таз, а прачку…

Как и следовало ожидать, Кузя отличался немногословием. Конечно, мой вчерашний пацифистский план он разгадал, но обошёлся без комментариев. Оставил ли он намерение расправиться с неверной женой или нет, по его лицу решительно невозможно было догадаться. Хотелось думать, оставил или, во всяком случае, приглушил, так как в техцентре его ожидало много работы. Время безусловно лечит, и предстоящий день вполне мог остудить горячую голову. Горячую душу – едва ли, да кому ведомы для неё лекарства!

Любопытно, кто врачует души психологов. Ходят на сеансы друг к дружке? Смешно. У верующих есть хотя бы молитва. У Кузи – ребёнок, а значит, не всё потеряно.

Вот мы с Лерой детей не нажили. В противном случае, кто знает, что чувствовал бы я сейчас. Одно можно сказать точно: тогда наше расставание не обошлось бы без серьёзных потрясений. В сравнении с тем, что бывает у других, его вообще можно назвать гладким – поругались-поскандалили напоследок и все дела. Точнее, скандал закатила она. Просто так разбежаться, как ни смотри, скучно. Ей важно было остаться правой с любой стороны – закон жанра. Да я, собственно, не особо и спорил. Хотелось лишь поскорее досмотреть этот сериал и выключить телевизор. Досмотрел, выключил. Остались детали.

С одной из деталей согласовано покончить как раз сегодня утром – забрать инструменты: перфоратор, шуруповёрт и ящик с прочими мужскими «погремушками», как Лера их называла. Поэтому, расставшись с Кузей, которому перед «Карданом» потребовалось заехать к себе домой, я отправился на прежнюю квартиру.

Незваные воспоминания о минувшей семейной жизни выкинули коленце – пришло на ум предстать перед бывшей жёнушкой не с пустыми руками. Памятуя её любовь к сладостям, это можно было сделать легко. Немного изменив маршрут, я заскочил в фирменную кондитерскую и купил миниатюрный тортик, изображающий цветочную клумбу с бабочкой на лепестке. Теперь следовало подняться до трамвая и проехать пару остановок, однако коленце обернулось полной сменой декораций.

Я шагал со стороны бульвара по Вавилоновке, когда в одном из запертых остановившимися машинами «карманов» случайно заприметил вчерашний микроавтобус. Сомнения, что это был он, отсутствовали – на ближайшего нерадивого автолюбителя, мягко говоря, наседали люди в сером, знакомые по аэропорту. Сама по себе наша встреча сулила мало приятного, но ещё не грозила, поэтому возможное развитие дальнейших событий я осознал не сразу. Только когда поравнялся с салоном мадам Пономарёвой и снова обернулся, в мозгах что-то щёлкнуло. Оставив автомобиль в «кармане», ребята во главе с крючконосым направлялись именно сюда.

Чем руководствуется шестое чувство, одному богу известно. Оно не заставило меня продолжить спасительный путь, а буквально втолкнуло в разъехавшиеся двери салона.

— Поаккура-а-атней, молодой человек! – брезгливо прогундосила какая-то дылда на выходе, прибирая к тощим телесам ворох цветных пакетов.

Я бросил «пардон» и устремился вперёд. Первая же попавшаяся на пути служительница этого храма высокой моды, на вопрос о хозяйке растерянно указала в сторону служебной двери. Вслед за мной соскочил с насиженного места охранник. На том беготня могла бы и завершиться, поскольку служебная дверь имела кодовый замок, но повезло – из неё выходили. Спустя считанные секунды я ворвался в кабинет директора.

— В чём дело, Павел?

Эллада Львовна была женщиной солидной, мощной, впечатляющей, и говорила так же. При желании она могла бы нагнать страху на собеседника в два счёта, на единые выдох и вдох. Чего стоил залп огромных, чёрных, немного на выкате глаз, при случае предваряющий направленное движение тела! Добавить опять же чёрные волосы, крупные черты лица, тяжёлую поступь, рост, наконец, грудь восьмого, не меньше, размера – уважение к ней возникало по определению. Ворвись, как я, сюда кто-нибудь другой, обратно его выносили б под капельницей. У меня была контрамарка – знакомство, обязанное давней дружбе и доверительным отношениям между этой женщиной и Василичем, моим непосредственным шефом.

— Простите, – выпалил я, переводя дух, – Сюда идут вчерашние пиджаки с аэропорта. По-моему, им нужна ваша племянница.

Эллада Львовна относилась к людям, у которых в голове не веломотор, а движок от спорткара. Надо полагать, отчасти по этой причине её бизнес переживал исключительно взлёт. О приключении с авиапутешественником ей, конечно же, было известно. Появившемуся за моей спиной охраннику она властно махнула рукой, чтоб возвращался на место, и указала, чтобы помалкивал. Потом подошла ко мне, сверкнула очами и, понизив голос, спросила:

— Они тебя видели?

— Думаю, нет.

— Пошли…

Дальше, в общем-то, следовало логичное действие. Как многие магазины, расположенные в жилых домах, салон имел «чёрный» выход в подъезд. Меня, однако, проводили не на улицу, а в одну из квартир на том же этаже. В числе очень узкого круга людей, я о ней знал, и оное знание тоже относилось к контрамарке. Располагающая легальным местом жительства, умный и дальновидный бизнесмен и человек мадам Пономарёва в своё время приобрела эту квартиру на третье лицо специально для хранения того, что не для чужих глаз, а также для встреч приватного свойства. За всё время я был в ней лишь дважды по чрезвычайной необходимости и личному указанию шефа.

Сейчас здесь находилась Анна. Встрече друг друга не успели удивиться ни я, ни она. Когда мы появились, девушка только привстала из-за письменного стола с компьютером, напрочь заваленного деловыми бумагами.

— Пока не приду, отсюда ни шагу! – распорядилась бизнес-леди, возвращаясь в подъезд.

В замке снаружи строго повернулся ключ.

— Зачем ты здесь? – спросила Анна, не спуская с меня глаз.

Определённо, этот точный, острый, пронизывающий, как шприц, взгляд они с тётушкой унаследовали от общего предка. На нём, правда, внешнее сходство заканчивалось.

— Привет, – сказал я, осматриваясь.

— Привет, – машинально вторила девушка, помолчала, – Что-то случилось?

— Начинаю верить, есть дамочки, с которыми вечно что-то случается.

— Это невежливо.

— Ты не предложила чаю.

— И ты не ответил.

Вместо объяснений, заставив её отшатнуться от неожиданности, я шагнул к столу, бесцеремонно сдвинул бумаги в поисках компьютерной мыши и навёл курсор на нужную иконку. Графический редактор с каскадом цифр сменился четырёхоконным изображением того, что сейчас происходило в салоне. Правда в том, что моя контора занималась внедрением и сопровождением систем охраны, сигнализации и наблюдения. Мадам Пономарёва была одним из клиентов.

Вытаращив глаза, Анна вначале недоумённо следила за моими действиями, а затем, вслед за мной, обратила внимание на то, что показывал монитор.

В левом верхнем окне отображался салонный вестибюль и как раз сейчас в нём появились знакомые бритые парни. Они коротко переговорили с охранником (тот отрицательно помотал головой, пожал плечами и связался с кем-то по внутренней связи), потом прошли через служебный вход и появились в правом нижнем окне, где был кабинет директора. Эллада Львовна с достоинством поднялась им навстречу, ознакомилась с предъявленным удостоверением, предложила присесть. О чём они беседовали, можно только догадываться, но догадки были недалеки от истины. Под конец физиономия крючконосого стала особенно зловещей. Уже покидая салон, он взглянул прямо в камеру, да так, что захотелось отскочить в сторону от монитора.

Я посмотрел на Анну – она казалась белее своих бумаг.

— Но ты… как… здесь…

— Не поверишь: мимо проходил, – я зачем-то кивнул на тортик, – Вовремя заметил.

— Значит, они вчера всё-таки проследили…

— Это вряд ли, – уверенно возразил я, – Скорее, пробили данные пассажиров авиарейса. Дело техники, знаешь ли.

— Но у меня другая фамилия!

— Можно подумать, это ставит таких ребят в тупик.

Положа руку на сердце, насчёт «таких ребят» у меня имелись сомнения. Причиной тому явилась вчерашняя расправа над арестованным. Что до корочек… Бандиты нынче образованные, легко мимикрируют под кого угодно и действовать могут вполне профессионально. Для непосвящённых.

Наши размышления прервало возвращение Эллады Львовны. Багровая от гнева на визитёров, она уместилась в кресле и попросила ещё раз описать инцидент в аэропорту, а также события до него, в самолёте, и после, касательно гонки. Ясности не добавилось. Я только узнал, что в своих сомнениях не одинок. Мадам Пономарёва хотя и держала себя в рамках, дала ребятишкам хороший отлуп. Оказалось, крючконосый потребовал записи с салонных видеокамер, но ему технично втёрли, что никаких записей не ведётся – это во-первых. А во-вторых, прежде чем что-то требовать, он должен предъявить не только удостоверение. О вероятном приезде племянницы она им созналась, что в курсе, но, увы, реальных планов девчонки знать не знает, ведать не ведает и не обязана. Так что, дескать, валите, соколики, не мешайте работать. Адью.

Неопределённость ситуации тем не менее вызывала серьёзную озабоченность. Анну зачем-то искали и, судя по всему, без гарантии безопасности. На коротком совещании было решено, от греха подальше и до предметного разбирательства, оставить её пока здесь, благо условия позволяют. А с персоналом салона, оказавшемся в той или иной степени вовлечённым в эту историю, директриса все вопросы решит. Состоялся и телефонный звонок Василичу, который пообещал поднять свои связи и выяснить, что к чему, от и до.

По ходу дела испили чаю и изъели тортик, так что на улицу я вышел налегке.

— Не понимаю, – морщила лоб Анна, когда я уходил, – какой кикиморы я им сдалась?!

— Вспоминай, что говорил тебе Карл о кораллах, – посоветовали мы с Элладой Львовной, не сговариваясь.

Кикимора явно таилась где-то там.

4.

— Шилов, ты достал! – тепло приветствовала меня бывшая супруга в дверях моей почти уже бывшей квартиры, – На часы вообще смотришь?

— Что опять не так?

— Я сплю ещё!

Часы в прихожей показывали одиннадцать. Ничего удивительного. Лера была классической «совой», то есть жизни до полудня не признавала в принципе. Для неё нормальное существование на нашей планете не имело никакой связи со светилом, а тот, кто считал иначе, регулярно относился к числу НЕнормальных. Сия очаровательная формула в полной мере относилась ко мне, правоверному «жаворонку», и служила одним из звеньев цепи разногласий, четыре года назад затаившейся под брачными узами. Одним из звеньев… О, сколько нам скандалов чудных готовит обрученья дух!

По утрам моя благоверная была невменяемой. Это если не трогать. Если тронуть, возникал риск наступления невменяемости у тебя. Сейчас, слава богу, уже разгорелся день, так что риск грозил минимальный. К тому же разводы дарят иммунитет.

— Ты знала. Могла бы встать пораньше.

— Ты тоже знал. Мог бы иметь совесть.

Мне продемонстрировали недовольный профиль. Недовольства по обыкновению надлежало увидеть и услышать куда больше, но его источник, наткнувшись полусонным взглядом на туалетную комнату, туда и зашла.

А я направился к лоджии, где хранился инструмент. По дороге оценил изменения в интерьере, они оказались незначительны. Бросилась в глаза недопустимая прежде небрежность в размещении элементов дамской одежды. О том, что здесь побывал, тем паче обосновался новый мужчина, сказать было нельзя. Это наблюдение невольно удовлетворило глубоко сидящее, воистину первобытное и в настоящий момент уж точно ничем не обоснованное чувство мужской собственности. Оправдывала его лишь мысль, что твоя бывшая женщина, как к ней теперь ни относиться, подпустит к себе кого-то ещё не сразу после вашего расставания.

На лоджии пришлось задержаться. Учитывая объём и вес багажа, планировалось вывезти его на машине. Но личный автотранспорт отсутствовал, служебный тоже оказался сейчас недоступен. Поэтому я ограничился самым необходимым, а остальное прибрал и подготовил к транспортировке, чтобы потом не возиться. Когда появился в комнате с рюкзаком, услышал ехидное:

— Надо ж, так мало взял! Думала, по злобе пол хаты с собой вынесет.

Закипая от возмущения, я обернулся. Босая, одетая в короткий полупрозрачный халат, Лера опиралась плечом о кухонный косяк и держала в руке надкушенное яблоко. Если Ева была на неё похожа, Адама понять нетрудно.

— Без зубоскальства никак? – фыркнул я.

— Подожди – почищу, – она откусила от яблока, показав свои идеальные зубки.

Потом отступила в кухонный закуток и миролюбиво добавила:

— Не ершись. Проходи. Я кофе сварила.

В самом деле, оттуда шёл аромат. Помедлив, я всё-таки воспользовался приглашением. Готовить кофе Лера умела. В отличие от многого другого, о чём не хотелось вспоминать. Я опустился в любимое кресло у невысокого круглого столика, заменявшего стандартный плацдарм для приёма пищи, – едва ли не единственного предмета мебели, по поводу которого у нас было единодушие. Помня музыкальные привычки бывшей супруги, ворчливо предупредил:

— Только нытиков своих не включай.

— Ну что ты! Как можно! Твоя квартира – твои правила.

Ах вот оно что! Нежданная любезность имела самую прозаическую, меркантильную подоплёку. Под покровом необременительного гостеприимства и пользуясь случаем, мне решили напомнить о собственном обещании закрыть жилищную тему. Что правда, то правда – на этом лугу у меня ещё конь не валялся. Нет, задний ход никто не включал. Просто беготне по казённым кабинетам требовалось время, и расчёт был построен на ближайшие после увольнения свободные дни. Но постановка вопроса напрягала. Из конца в конец, не брать же барьер по команде!

— С «сахаром» не переборщила?

— Разве самую малость. Могу разбавить.

О, нет. Я слишком хорошо знал, с каким искусством моя дражайшая половина, журналист, специализирующийся на правоведческой тематике, как заправский судья, превращала минутную беседу в бесконечный монолог с обличительной мотивировочной частью. Знал и вкусил за семейную жизнь сполна. Так что её нынешнему кошачьему лаконизму следовало только возрадоваться.

— В моих правилах выполнять обещания, – вздохнул я, – Ты должна помнить.

— Женщина помнит все обещания мужчины, Шилов.

— Что ж тогда?

Держа одну руку под мышкой, Лера стала игриво загибать пальцы другой:

— Понедельник, вторник, среда…

— Сегодня воскресенье, день нерабочий. Расслабься.

— А я, по-твоему, напряжена?

До сих пор она так и не присела. Теперь же с загадочной улыбкой плавно повернулась спиной, потянулась и взялась переставлять в навесном шкафу какие-то склянки. Прежде я не обратил внимания, но сейчас отчётливо приметил, что под её и без того провокационным халатом нет нижнего белья. Если в этом не таилось никакого расчёта, я ни разу не с головой. А если с головой, то в данный момент почему-то стало плевать на любые расчёты.

В отличие от спорного нрава, Лера обладала эффектной, манящей, идеальной, по моим представлениям, фигурой, однако с некоторых пор второе обстоятельство держалось автономно от первого, мало того, входило в противостояние. Игнорировать его было выше сил, считаться – не легче. И только завершение совместной жизни положило предел этому диссонансу. Стоило ли ожидать, что при случае мне снова придётся иметь с ним дело?

Я не глядя поставил пустую кружку на стол и почти физически ощутил собственную голограмму, которая поднялась с моих бренных колен, вплотную приблизилась к нынешней хозяйке квартиры сзади и положила руки на её бёдра. Ощутил настолько реально, что голограммой правильнее было назвать как раз то, что оставалось сидеть в кресле.

— Не придумывай чепухи, – произнесла в этот момент Лера.

Я ещё не успел сообразить, к чему она это сказала, в отрицание вышеупомянутой напряжённости или в подтверждение того, что предугадала мои фривольные фантазии, как вдруг в кармане ожил мобильник. Нужно признать, иногда телефоны звонят очень вовремя. Повернув голову в пол-оборота, Лера иронично улыбнулась, грациозно оправила на себе сзади халат и только после этого повернулась полностью. Дела со склянками в шкафу, видимо, закончились.

— Подружка?

— Если бы! – отмахнулся я.

Звонил Кузя. Он не тарахтел, не запинался, не паниковал. Напротив, важность проблемы, побудившей набрать мой номер, побудила и излагать её важно, доходчиво, нерасторопно, как сводку информбюро.

— …четверо из органов. При понтах, но всё по-настоящему. Заехали на микрахе со шлейфом и визгом. Встали, что шарик в лузу загнали, не обойдёшь. Всех допросили. Терапевт дёрнулся – сейчас зубы считает. Карету вашу обрыскали вдоль и поперёк, в кино про ментов так показывают. Что искали не нашли, а по мне, так найти и не надеялись. Будто на авось смотрели. В основном про тебя всё расспрашивали. В какую игру ты вляпался, Паша?

— Крючконосый такой был среди них? – уточнил я вместо ответа.

— А то! Самый борзый, падла.

— Сейчас приеду.

По всему, не прощалась со мной вчерашняя история в аэропорту. Никак не прощалась. Напротив, с каждым оборотом всё ближе затягивала, как чёрные камни Гингемы из детской книжки. А кроме того, грозила вовлечь и уже вовлекала в своё притяжение новых людей, в том числе хорошо знакомых, в той или иной степени близких. Это обстоятельство беспокоило в первую очередь. «В основном про тебя расспрашивали», сообщил Кузя. Если с такой лёгкостью в выходной день было вычислено место, куда накануне доставили пассажирку и где теперь находится нужный автомобиль, выведать место жительства нужного человека едва ли труднее.

Поднимаясь с кресла, я сурово сказал:

— Планы меняются.

— Ух ты! Были планы?

Выходить из образа Лера не торопилась. Требовался направленный электроразряд.

— Ты поправилась. Сочувствую старым нарядам.

Глупее ничего нельзя было придумать, зато результат налицо – пластичная кошечка моментально превратилась в тигрицу с ломом в хребтине. Счёт моей жизни пошёл на секунды. Не дожидаясь дальнейшего эффекта, я придержал бывшую жену за локти.

— Остынь. Это чтоб ты скорее очнулась, – на меня шипели и выискивали место, где нанести увечье; драгоценное время таяло, – Похоже, у меня возникли проблемы…

— «Похоже»? Шилов, ты не представляешь, как прав!

— Они легко могут коснуться тебя, истеричка. Дай сказать и послушай сама. Вчера я подвозил пассажира. Теперь его разыскивают серьёзные ребята. Они что-то ищут, а пока не нашли, думают, что это что-то могло попасть ко мне. Утром мы едва разминулись. Машина в «Кардане». Сейчас оттуда звонили – был шмон. Сказать тебе, что это означает? Они будут здесь. Понятно?

— Убери руки!

— Уберу. Но тебе нужно на время уйти отсюда.

— Папа сотрёт тебя в порошок!

— Правильно. Звони ему и езжай. Чем скорее, тем лучше.

Оставалось развернуться и пойти на выход.

— Я поняла, – с металлом в голосе бросили в спину, – Ты всё это придумал нарочно, чтобы выжить меня с квартиры. Какая же ты сволочь, Шилов!

— Звони папе.

Рюкзак с инструментом не было смысла брать.

5.

По дороге в техцентр я позвонил Василичу, доложил об обыске в машине, как положено. Он уже знал – кому надо, довели информацию до клиента. Оказалось, он знал даже больше – с ним связалась мадам Пономарёва. Учитывая межличностные отношения, этого следовало ожидать.

— Молодец, что предупредил. Она тебе очень благодарна. Как сам?

— Нормально. Еду в «Кардан» оценить последствия.

— Это лишнее. С машиной порядок, остальное уладим без тебя. Лучше затихни. Я как раз собирался позвонить.

— Шеф, что им нужно?

— Кто сейчас скажет! Завтра понедельник – поднимем все связи…

— Есть странности.

— Разберёмся.

Беседа была окончена. Она могла бы длиться дольше, но не с Василичем. Предпочитающий заниматься делом, мой начальник не выносил пустой болтовни, избегал участия в пространных диспутах и по той же причине практически не читал современной художественной литературы. По его категоричному мнению, последняя сплошь и рядом перенасыщена бессодержательным текстом, без которого вполне можно обойтись и который лишь отнимал время читателя. Послушать его, так если невмоготу, уж лучше листать конспекты. Я такое мнение не разделял, но спорить даже не пытался и вообще принимал, как верный боец, за отца-командира. Полагаю, это и легло в основание доверительных отношений между нами.

Что до книг, ситуация сдвинулась с мёртвой точки, когда отец-командир обнаружил у меня в бардачке зачитанные-перечитанные к тому времени томики. Это были ретро-роман «Горе побеждённым» Сухаревской, крутой детектив «Звено цепи» Гуминенко и сборник ироничных рассказов Пахтеева. К моей тихой радости с течением дней на их страницах появились загнутые углы – процесс пошёл…

Василич, конечно, в понедельник «поднимет все свои связи» и действительно разберётся. Он может. Нельзя сбрасывать со счетов и генерального, мимо которого эта история никак не пройдёт. Надо думать, он уже о ней в курсе, если не от зама, так дочки. Лера вряд ли упустит возможность пожаловаться. Словом, завтра какие-то ответы будут. Всё так. Но для меня ситуация становилась горячей сегодня. Уж больно ретиво ребятишки взялись за дело, и оказаться в их неласковых перчатках до срока, а главное, неведомо за что как-то не прельщало.

В «Кардане» был минимум народа – воскресных заказов мало. Колымщиков разогнал по домам переполох. Охотников поделиться впечатлениями в лицах и красках почти не нашлось. Терапевт с разбитой губой, злой на весь мир, демонстративно хлопнул за собой дверью. Кузя тоже смотрелся мрачнее вчерашнего, однако со мной замыкаться не стал, так что картина визита в техцентр незваных гостей чуть-чуть прояснилась. Эти самые гости особенно упирали на установление моей личности и, как оно предполагалось, мест работы и жительства. Преуспели по-среднему, ибо адреса прежней квартиры никто не мог знать, а новой, съёмной – подавно.

— Хотел им подкинуть координаты тёщи, – злобно ухмыльнулся Кузя, – да решил, что сам сработаю не хуже. Возмездие – дело личное.

— Так и не оставил свой план? Опомнись.

— Нет!

Откровенно говоря, переживания рогоносца сейчас волновали мало. На кону – ворох собственных забот. Одна из них, пожалуй, самая загадочная, была связана с тем, что с ещё не залеченной раной на бампере стояло теперь передо мной.

Я сел за руль и осмотрелся. Казалось, машина хранила следы чужих рук. Что надеялись в ней найти? Каким боком вообще в ней могло что-то оказаться? А может, тут не обыскивали, а пользуясь подходящим предлогом, наоборот, технично подбросили что-то? Нельзя забывать, с кем имеешь дело... Да нет, ну зачем? Абсурд. В задумчивости я бессмысленно перебрал в бардачке его содержимое: любимые книжки, пара авторучек, влажные салфетки, леденцы, зубочистки, презервативы, солнечные очки… К удивлению, что-то в самом деле заставило насторожиться, но сосредоточиться не получилось.

— Этот, крючконосый, особенно презервативами впечатлился, – сообщил оживший Кузя, – Всё рассматривал их и подавливал. Терапевт возьми да ляпни, мол, «забавный пунктик у тебя, служивый». Дураку по сопатке и прилетело.

— Куплю ему пирожок, – отозвался я.

— Ты бы лучше себе купил шапку-невидимку. Копытами бьют не по-детски. Сдаётся, тянуть не резон, раз так оперативно на техцентр вышли. О фирме вашей узнали. Не ровен час, в окно постучат.

— Думаешь, маршрут по дорожным камерам вычислили?

— Думаю, скоро они о тебе будут знать всё.

— Может, подскажут, где я посеял кепку.

— Смешно.

— Не очень. Досадно, когда напрягают, а ты не при делах. Как лох, в непонятках.

Кузя мрачно покусал губы.

— Что собираешься делать?

— Ещё не решил, – я закрыл бардачок, – Надеюсь, шеф разберётся. В конце концов, встречать девчонку идея была не моя.

— Не простая, видать, девчонка.

— Да чего там – всё как у всех: сверху, снизу…

— Будто не понял, – Кузя поморщился, – Может, сольёшься? Ребятам нужна она, а не ты. И то, что сюда нагрянули – это детали.

— Детали, говоришь. «Всё имеет свой смысл».

— Ты о чём?

— О кораллах, – сказал я, выбираясь из машины, – Осталось нащупать кларнет.

— Как знаешь, – вздохнул Кузя, – Только щупальца береги. Из баб вино на досуге цедить пригодятся. Или вину выколачивать.

— Ты тоже не лезь на рожон, приятель. Вполне возможно, твоя жена не виновата, – оставив озадаченного товарища, я пошёл прочь, – Спасибо, что не сдал.

А ведь мог. Чего ради соратника по подполью из себя строить? Медали за это не раздавали, премии не начисляли и даже добавку компота не предлагали. Скорее всего, сказалось его холодное отношение к любым представителям власти и тем, кто так или иначе работает на неё. Кузин отчим, пока не почил, хаживал в высоких коридорах, народ за быдло считал, а жену с приёмным ребёнком – обузой. Женщина жизнь прожила, как крест пронесла. Сын… Где ж тут место лояльности!

Я и сам наши власти не жаловал. Раздражало обилие чиновников, плодящихся у кормушки, несмотря ни на какие реформы, бюрократизм в каждом слове, и строчке, и том, что у них высокомерно именовалось «делом», бронекареты с мигалками, своры бульдогов, а также неистребимый обычай снизойти до твоих бед, лишь если прогнёшься и шаркнешь ножкой на коврике у кабинета. За время работы довелось насмотреться всего этого вдоволь. Но в протест не вступал – моя скромная хата с краю. Ломать систему по силам героям с харизмой и волей. Ещё лучше с маузером, чтобы звучное «караул устал» проняло. А мне-то – куда?

На памяти пример Василича. Его после службы работать в администрацию пригласили, так рассказывал, сам себя уважать перестал: физически почувствовал, как на локтях нарукавники нарастают и отвисает нижняя губа. Сбежал уже через пару месяцев, чтобы человеком остаться. Говорил, в муниципалитете буржуазного миллионника, Амстергааги какой-то, всего дюжина клерков и ничего – справляются! На работу ходят пешком или велосипедные педали с улыбкой жмут. А у нас армада чинуш за канцелярскими амбразурами с пресс-папье холёные щёки надувает. «Тараканов вывести проще!» рычал и кулаком по стене…

Мои размышления о начальнике его же звонок и прервал.

— Павел, ты где?

— Иду с «Кардана», – не подумав, ответил я.

— Какого хрена! – рявкнула трубка, – Тебе что сказали!

Оправдываться было глупо.

— Виноват. За машину переживал.

— За себя нужно переживать, идиот! Тебя ищут!

Я машинально огляделся по сторонам.

— Да всё под контролем…

— Пока! – нервно перебил шеф и сказал уже тише, – Дела серьёзные. Сейчас конторские фирму шерстят. Вызвали кое-кого, генеральный с ними. Домой не ходи, попадёшь. Леру оттуда наши успели забрать. Сам заройся в своей съёмной конуре и не шастай, пока пена спадёт и поймём что к чему. Да, и от телефона избавься – вычислят, не успеешь кнопку отбоя нажать.

Я присвистнул.

— Ничего себе пьяные девки пляшут! Так они всё-таки из Конторы?

— История тёмная. Но как есть, лихо взялись. И вот что звоню ещё, – шеф помялся, – Просьба к тебе, не приказ…

— Василич!

— В общем, по дороге заскочи на Вавилоновку, прихвати с собой вчерашнюю пассажирку. Только по тихой. Лада Львовна за неё сама не своя.

Забота начальника обо мне обрела чёткие причинно-следственные контуры. Доверить личное кому-то другому он не решился. Впрочем, меня действительно ценили, я знал.

— Сделаю.

— Будь осторожен, парень.

От телефона жалко было избавляться, денег стоил. Наблюдая, как хладнокровно с ними расставались, а то и зверски расправлялись персонажи крутого кино, ловил мысль о бутафорском реквизите. Особенно, если в кадре мелькала труба дорогая, без кнопок. Производители сочных брендов такой антирекламы уж точно бы не поддержали. У меня, конечно, не супер, но жаба всё же давила. Тем не менее, в совете Василича имелся резон. Старый служака зря караул не назначит.

Я грел карман, пока не нашёл компромисс: выбрасывать аппарат не стал, но выключил и для защиты от соблазна извлёк из него карту. Мало представляю себе технологию вычисления координат по гаджетам, но пусть теперь поищут, коли приспичит. А смартфон штука ценная, вполне может ещё пригодиться. Как и симка, кто знает.

На памятную кнопку шеф нажал. «Будь осторожен», – так не раз говорил мне отец. Он вообще много говорил из того, что называют напутствием. Иногда совершенно не к месту. Шла ли речь о школьной успеваемости, поведении в детстве или позднее о самых отвлечённых вещах, всё одно каким-то мудрёным образом выводил её на жизненные советы, будто не упускал случая ими поделиться, и нужны они сыну позарез. Сын, конечно, кивал, делал вид, что проникся, внимательно слушает, но по большому счёту, поглядывая на часы, витал в своих облаках. Лишь после ухода отца пришло понимание ценности его наставлений и формы подачи. Мало того, их теперь не хватало. Доводилось даже стыдиться, а также жалеть, что многое пронеслось мимо уха ветром.

Вот, как сейчас. Опасность возникла абсолютно нежданно, к ней я был не готов.

Угловое зрение зафиксировало тёмную машину, которая излишне резко затормозила у тротуара по левую руку. Пока оборачивался, из неё с обеих сторон выскочили двое с физиономиями, выдающими явное намерение пообщаться именно со мной. Приветливости и теплоты эти физиономии не выражали. Куда как напротив – тот, что был ближе, сообщил себе в воротник:

— Берём!

Вот и вышло, что с осторожностью дела у меня оказались плохи. Вопрос – кто же такого поворота мог ждать? – не оправдание, сам виноват. Ребята были рослыми, крепкими. Одного – по печатке – я даже узнал. Привет аэропорту.

То, что произошло дальше, за гранью аналитики. Сработал инстинкт. Без единой мысли в голове от страха я рванул с места почище застигнутой врасплох охотником дичи, отчаянно ищущей спасения где угодно. Окажись впереди пропасть, сиганул бы в неё.

Вместо пропасти впереди оказался перекрёсток, он-то и спас. Растолкав пешеходов, я бросился в просветы между автомобилями, набиравшими скорость, так как зелёный сигнал светофора для них угасал. Коротко глянул назад: «охотник» с печаткой с ходу врезался в пикап, упал на асфальт и под маты автолюбителя побежал назад, а его напарник уже запрыгивал в машину. Я взял новый старт.

Нырять в подворотню было рисково – окраина квартала. Дворы здесь лысые, как в новостройках, затаиться негде. И в толпе не затеряться – хоть выходной, людей почти нет. Даже без наводки бдительной домохозяйки с балкона или старушки со скамейки обложат в два счёта, как зайца на кочке. Но этот вариант и не рассматривался. Страх гнал меня мимо без всяких идей.

Дальше на руку сыграло то, за что народ костерил городские власти. Несмотря на солидное количество жителей, постоянное зазнайство мэра в своих перед ними заслугах и беззастенчивое участие в конкурсе на звание самого благоустроенного города, наш мегаполис походил на архипелаг. Сравнение точное, потому что, в отличие от автодорожной и прочей, между микрорайонами зачастую отсутствовала сносная пешеходная связь. Своих нет колёс или опоздал на маршрутку – как говорится, надевай плащ да галоши и в светлый путь, вдоль дорог пыль с грязью глотать. От маргиналов и свор бездомных собак по пути отбиваясь.

Бегущий на приличной скорости с горящим взором, полагаю, сейчас я сам был похож на дикого пса и легко напугал бы любого. Только не преследователей. Они уже подъезжали, когда тротуар под ногами сошёл на нет, превратившись в натоптанную тропу между трамвайными рельсами. По ту сторону от трассы расстилалось небрежно стриженое поле, за которым строился открытый стадион, по эту – теснились девственные заросли деревьев и кустарника, прикрывающие вид на соседний микрорайон. Я что есть сил ломанулся туда, благо на ногах ещё болтались кроссовки.

Бегут за мной или нет, я не знал, но рвал до последнего, пока не почувствовал, что задыхаюсь и падаю. Да, собственно, и упал, сорвавшись по склону оврага. Скатился бы вниз, однако успел зацепиться за куст. Затаился. Через короткое время увидел того, что с печаткой. Всё было по классике: не менее моего уставший от бега, он тормознул наверху, опершись о колени, исподлобья оглядел овраг с перспективой, перевёл дыхание, смачно выругался и повернул назад. Я его «сделал»!

Пришла пора самому восстанавливать пульс, приводить себя в порядок и продолжать путь уже в спокойном режиме. А кроме того, хорошенько подумать.

Что произошло? Мне никогда не везло в лотереях. Не свершилось же чудо чудесное и не дала слабину теория вероятности, сведя меня в случайный момент и случайной точке пространства нос к носу с ребятами в сером. Да, речь идёт не о слежке, иначе рандеву сто пудов состоялось бы раньше. Простая логика подсказывала, что погоня организована по наводке с «Кардана», мол, клиент здесь или только что был, теперь так-то пошёл, доклад окончен, жду ордена. Неужели всё-таки Кузя? Да не может быть! Потому что если так, победа становилась пирровой – место моего жительства уже известно врагу. Где ж теперь скрыться? Возможность выполнения просьбы Василича тем более повисала в воздухе. Мысль о том, что в таком случае меня брали бы не на улице на авось, а по конкретному адресу, чтобы наверняка, нисколько не утешала.

Вспомнив про подопечную, я чертыхнулся. Вопрос о собственной хате, конечно, интересный, но игнорировать задание шефа нельзя.

6.

Вавилоновка жила обычной жизнью – кипела и бурлила как всегда и не только в выходной. Обычная толкотня народа, снующего вверх-вниз по тротуарам, служила отличным прикрытием моих перемещений. С другой стороны, по той же причине трудно было определить, на что необходимо обращать внимание и откуда может исходить угроза. Дуть на воду теперь стоило каждый шаг.

Повод для удивления и беспокойства обнаружился тотчас, как я поравнялся с магазином мадам Пономарёвой. Он оказался закрыт. Люди, женщины в основном, по привычке поднимались на крыльцо и обескураженные возвращались в поток или по машинам. Трафарет на входе уныло извещал: «Извините. Сегодня салон не работает». Формулировка «сегодня» удобна тем, что применима к нескольким датам сразу, когда ни прочти. В свете дня сегодняшнего она показалась очень уместной. Судьба других магазинов Эллады Львовны оставалась неизвестной, но что-то подсказывало, не улыбалось и им. Прямо сейчас позвонить и узнать, что к чему, я не мог, да и вряд ли б решился. Зато, не колеблясь, решил прогуляться знакомым маршрутом за дом.

Миновать арку и расстояние до нужного подъезда было просто. Непросто получалось коситься во все стороны сразу, готовясь сорваться с места в любой момент. Выступать в подобной роли мне ещё не приходилось. На ум пришёл профессор Плейшнер из легендарного сериала. Его о том, что явка провалена, мог предупредить хотя бы горшок с розами на подоконнике, а тут совершенно не знаешь, чего ожидать. Что здесь случилось и кто как себя при этом повёл, в курсе один господь. Однако иного способа решить поставленную задачу не существовало.

Вызов по домофону остался без ответа. Оно и понятно. Едва дождавшись первого выходящего, а точнее выходящей – тётки, перебирающей на ходу купюры в раскрытом кошельке, которая зыркнула и шарахнулась, как если б увидела террориста, я проник в подъезд и поднялся на второй этаж к заветной квартире. Осмотрелся и позвонил. «Связной» выдал себя тенью – на меня посмотрели в глазок. После этого дверь бесшумно и медленно, будто неуверенно открылась. За ней обнаружилась Анна, бледная во всех доступных обзору местах.

— Террориста вызывали? – ляпнул я, напуская на себя беспечный вид.

— Дался ты мне! – бросили в ответ с надрывом.

Тотчас после этого надрыв обернулся слезами. Неожиданная реакция на моё появление, мягко говоря, обескуражила. Не зная, как к этому отнестись, я осторожно прикрыл за собой дверь, прошёл в комнату, притулился к косяку и молча наблюдал за девушкой. Некоторое время вынужденная затворница продолжала отчаянно плакать. Она сидела в уголке дивана, будто хотела там спрятаться, жалобно всхлипывала и собирала слёзы в платок.

Кто уверяет, что женский плач переносит спокойно, лукавит. Он, как и детский, задуман природой нарочно таким, чтобы мозг ежом крутило в клубок, а душа наоборот выворачивалась наизнанку. Чтобы ты был на разрыв: или бежать без оглядки, рискуя вконец свихнуться, или спешить без той же оглядки на помощь, пока сердце не разнесло на куски. Накал страстей разжигает и гасит поправка – степень близости или родства. Но в целом оставаться спокойным никак невозможно.

К моей радости аудиовизуальный тест на выдержку вышел скоротечным. Солнце ещё не выглянуло – девушка по-прежнему шмыгала носом, мяла в пальцах платок и прятала красные глаза, однако дождь закончился. Почувствовав себя более уверенно, я сложил руки на груди, прошёл через комнату к окну и повернулся.

— Рассказывай.

— Сказку? Маму попроси! – с вызовом выдала Анна и чуть не разрыдалась снова.

— Мама давно умерла, – мрачно заметил я.

— Прости.

Потекли минуты, когда обоим не хотелось говорить...

— Я не со зла, – наконец, сказала девушка, – Такое навалилось, – она приложила ладонь ко лбу.

— Это можно понять.

— Хорошо, если так.

— Хочу напомнить, – сдержанно пояснил я, – «такое» навалилось не только на тебя. И, между прочим, благодаря тебе.

— Но я не знаю, в чём виновата!

На меня смотрели широко открытыми, ещё блестящими глазами, в которых наряду с почти библейской невинностью отображалось действительное непонимание.

— Верю, – честно признался я, – Разберёмся.

В последнем я признался абсолютно нечестно, однако надо же было её как-то взбодрить! Новой истерики я бы не вынес.

Анна перезагрузилась, но обманываться не стала. Она ответила покачиванием головы, означающим скептическое «ну-ну, мели Емеля», глубоко вздохнула и ушла приводить себя в порядок. А пока её не было, я осмотрелся. Непохоже, что здесь спали и серьёзно питались, значит, мадам Пономарёва увозила племянницу на ночь домой. В мусорном ведре под раковиной из крупного только упаковка от моего тортика и лежала. Стол по-прежнему завален деловыми бумагами, только теперь они были будто заброшены, сдвинуты как попало. Компьютер угрюмо молчал. В целом здешняя обстановка навевала уныние. Или человеческое уныние так повлияло на обстановку – почему нет.

На диване я заметил цветной девчачий смартфон и непроизвольно напрягся.

— Он выключен, – послышалось за моей спиной, – Как сказали.

— Ещё что сказали?

— Ждать тебя.

— Так какого ж… – начал было я, оборачиваясь, но наткнулся на открытую усмешку и осёкся.

— Ну, договаривай.

Анна села на диван, спрятала в сумочку свой мобильник и принялась расчёсывать волосы. Несмотря на ситуацию, кажется, я впервые отметил, что она хороша. Это было явно некстати. К тому же красавица держалась на взводе.

— Договаривай. Какого рожна я не кинулась тебе на шею, не заголосила «о, мой спаситель» и «теперь будет всё хорошо»? Ну, давай!

— Ты держишь расчёску другой стороной, – процедил я.

Психичка нервно забросила гребешок в сумку, а когда он выскочил обратно, в безмолвном гневе выпотрошила всё содержимое сумки на диван, скрестила ноги и руки, шумно выдохнула носом и поднесла к губам кулачок. Захотелось хлопнуть дверью.

— Мне уйти?

Не дождавшись ответа, я шагнул в сторону прихожей. Сзади фыркнули:

— Если мы такие нежные, какой помощи от тебя можно ждать?

Я выругался. Вполголоса. Вернулся обратно и сел у стола.

— Ладно, начнём сначала, – первые слова дались мне с трудом, – Я не рейнджер, не сказочный принц и не Зорро. И, добавлю, нравиться не стремлюсь. Перед тобой простой водитель, которого вчера попросили тебя подвезти, а сегодня – уберечь от беды, если это возможно. Потому что, как думают, больше некому и потому что сам под ту же раздачу попал. У тебя есть другой вариант? Хорошо, поведай, что знаешь, и мы разойдёмся. Правду буду искать без тебя.

— Мне нечего рассказать, – тихо сказала девушка, – Всё это похоже на бред.

— Где Эллада Львовна?

— Её увели эти…

— Салон из-за них закрыт?

— Да. Тётя успела сказать, будет обыск на квартире и даче. Но здесь тоже лучше не задерживаться, так как могут от кого-то узнать. Про меня им сказала, что будто бы заскочила к ней ненадолго и снова назад уехала. Приезжала просто проведать.

— А на самом деле?

— Бизнес, личное… В общем, это неважно.

— Верно, – я кивнул, – Важно, с кем ты летела сюда.

— Я же говорила, мы друг о друге не распространялись. Странно бы было. Он увидел у меня сборник стихов, слово за слово, выдался повод пообщаться…

— Понравилась, – предположил я.

Анна показала недовольное выражение лица.

— Слушай, не нужно фантазий. От нечего делать человек проявил интерес, вот и всё. И, между прочим, вёл себя в высшей степени тактично. А кто он и что – с чего бы мне знать! По виду и речи – интеллигент. С портфелем, как препод. Я даже не в курсе, был ли у него багаж.

Припомнился зал прилёта и обстоятельства ареста у транспортной ленты. Девица права – летел ли «препод» налегке, вопрос оставался открытым. Тем не менее, наши преследователи считают, что он передал или мог передать что-то без багажа. Опять же неизвестно, не обнаружив у него этого чего-то, они сами так решили или выбили указание на попутчицу ударами кулаков? Если так, о чём в принципе может идти речь? Штука должна быть конкретная и чужому заметная… Но карманы и сумка уже наверняка просмотрены… Сплошные загадки.

Взгляд невольно обратился к вороху вываленных на диван вещиц. В голове что-то щёлкнуло.

— Покажи-ка ещё раз блокнот.

— Предполагаешь, это «оно» и есть? – утомлённо вздохнув, Анна передала мне книжицу.

— Предполагаю, твой стихолюб удачно сыграл на романтизме. Когда его брали, кое о чём не подумали, а потом поняли, что лопухнулись, и теперь из-за этого весь сыр бор.

Собеседница отмахнулась.

— Перечитала не раз, аж запомнила. Какой там секрет? И потом, не считай комитетчиков за дураков. У них память не чета нашему тренирована.

— Что доказывает жизненность версии, – упрямо сказал я, – Они ищут не стих, а то, что указано в нём. «Всё имеет свой смысл, Анюта» – кто и зачем сказал, а?

Девушка увела скептический взор в потолок и, мешая мне сосредоточиться на тексте, с нарочитой чувственностью принялась декламировать его вслух. Всё бы ничего, и я бы эту репризу переждал, но она вдруг до крайности затянулась, причём чем дальше, тем дольше. В итоге последняя строфа вообще зависла в воздухе, а сама чтица уставилась в пространство невидящими глазами.

— Я поняла, – произнесли её губы, держащиеся как бы отдельно от остального лица.

— Уверена? – осторожно переспросил я, – Когда женщина говорит «я поняла», это смешит или настораживает.

— Когда мужчина так говорит, хочется треснуть его по шее.

Прозвучало очень смешно, особенно «говогит» и «тгеснуть». Анна безусловно очнулась от наваждения и даже поднялась с дивана. Но агрессии я избежал. На стол передо мной положили чистый лист бумаги.

— Перепиши стихотворение. Только как положено, не в одну строчку.

Спрашивать «зачем» было бессмысленно – в таких случаях наиболее вероятным подразумевается ответ «сам всё увидишь». Я послушно выполнил требование и уставился на шестистишие. Фиалка... Бык... Стало грустно. Среди вдохновлённого покрытосеменного растения и приземлённой крупной рогатой скотины я почувствовал себя простейшим из отряда каких-нибудь безмозглых амёб. Столь критичная самоидентификация, по-видимому, проявилась внешне и не могла не позабавить наблюдателя, но любительница рифмы пощадила моё самолюбие.

— Это акростих, – сказала она, – Смотри первые буквы.

Всё и вправду разом стало понятно. Припомнилась полихроматическая таблица, по которой определяют цветовосприятие, тест на дальтонизм. На медкомиссиях такой развлекаются. Только там скорее геометрией пахнет, нежели поэзией. А Карл Иванович заставил подумать о себе с уважением, поскольку важную информацию умудрился с лёту зарифмовать. Удивительно. Легче поверить, что у него была заготовка. На случай провала – так, кажется, в подобных случаях следует изъясняться.

Я посмотрел на Анну.

— И что – он тебе ЕЁ передал?

— Если бы! Ты ж, говорил, сам всё видел.

Она права, ничего похожего я не видел. Зато слышал. О Карле, который украл кораллы. Кто у кого там украл и украл ли вообще, история тёмная и дело сейчас десятое. Но высветился актуальный факт – тайну этих кораллов скрывает кларнет под названием флэшка…

Понадобилось какое-то время, чтобы мы, каждый в отдельности, переварили новость сами в себе. При этом Анна опять скукожилась на диване, как в норке, а я бродил из угла в угол, пока не запнулся о ножку стула и не опрокинул его.

Несмотря на то, что в нашей истории выяснилась существенная деталь, легче от этого не стало. Напротив, появилось ощущение тяжести, нехватки воздуха, вовлечённости в процесс, личная воля в котором низведена до нуля. Казалось бы, чего проще – найди, что нужно, отдай, кому нужно, чтобы отстали, и дело с концом, дыши ровно. Однако в этой красивой формуле напрочь отсутствовал главный параметр – негде искать.

По-хорошему (точнее б сказать по-плохому), объективности для, стоило отнестись с недоверием к подопечной. На памяти был яркий пример Семёна, знакомого слесаря-вахтовика, который в один из наездов домой умудрился стать облапошенным некой Наташей, да так, что едва вообще уцелел. Но поиск логики на случай коварства племянницы мадам Пономарёвой не давал результата. Если она юлит, теория вероятности отдыхает – уж слишком много случайных факторов должно гармонично совпасть. Это как из металлолома на свалке роллс-ройс смастерить в течение суток.

Приходилось признать – никакой флэшки попутчик из самолёта ей не передавал. Передал бы, она б уже десять раз отыскала, потому что итак обыскалась, когда ещё не имела понятия – что. В конце концов, той злополучной сцены в аэропорту я был свидетелем. И раньше, в салоне во время полёта он вряд ли сказился что-то на ней самой или в вещах её прятать. Иначе можно подумать, о предстоящем аресте он знал, а это точно не так. Его поэтический опус, пусть даже не экспромт, выглядел спонтанным, отчаянным жестом человека, который принял решение действовать только сейчас.

Но нас-то разыскивают! Почему? Потому что – Анна права – рифмованную шараду ребятишки действительно запомнили, расшифровали её раньше нас, ещё вчера, почти сразу, и твёрдо убеждены: стих – простое напутствие, намёк на сокрытие тайны, и факт передачи предмета сомнению не подлежит. Почему не подлежит? Потому что его у Карла Иваныча не обнаружили...

— Если только смотреть на упавший стул, – послышалось с дивана, – сам он обратно не встанет.

Назидательный тон вызвал во мне протест.

— Ты точно о стуле?

Анна со стоном выдохнула и взялась за голову.

— Боже мой, за что всё это!

— Насчёт всего, не знаю, – буркнул я, – Но о тебе могу сказать то же самое.

Неожиданно она рассмеялась.

— Что – так раздражаю? До сих пор вроде держался.

— До сих пор мне не напоминали бывшую жену.

— Да у тебя проблемы с женщинами!

Я почувствовал, что готов выйти из себя, и, сдерживаясь, задержался с ответом.

— Извини, – произнесла Анна резко изменившимся тоном, как прежде слегка отстранённая и потерянная, – Не знаю, что нашло. Трясёт от обиды.

Я молча поднял и поставил на место стул. Если сам так бешусь, её тем более можно понять – приехала девочка в гости...

— Думала, обычная поездка. Что такого? Слетаю на пару дней, покажусь-посмотрю, пообщаемся, всё такое. Так давно не была тут. А тут! Влипла по самое нехочу ни за что, ни про что, как нарочно. Страху хлебнула на полжизни вперёд, дальше тоже покоя не светит. Тебе, вон, досталось. Тётя бедная из-за меня пострадала.

— Ну, положим, – рассудительно вставил я, – не такая уж она бедная. Пару дней без прибыли – невелика беда.

— Пару дней? – наивно спросили с дивана.

— А сколько? Допросят, проверят, отпустят. Или, ты думаешь, ей грозит что-то ещё? Чепуха.

Очередной отзыв с дивана прозвучал совсем уж по-детски:

— Может, мне сдаться?

— Не советую, – сказал я, выглядывая в окно, – Есть подозрение, наши ребята не те, за кого себя выдают. Те – не те, выяснить надо сначала. А сейчас собирайся, повезу тебя в место, где нас никто не найдёт.

Девушка насторожилась.

— Какое такое место?

— Ань, не тяни. Мы и так здесь слишком с тобой задержались. Опасно.

Аргумент убедительный, тем более хозяйка салона в разговоре с племянницей сама на него ссылалась. Не ровен час об этой квартире кто-нибудь из сведущих «доброжелателей» донесёт. А может, сработал эффект вот такого первого обращения. Где-то читал, что упоминание имени собеседника на порядок увеличивает его расположение к тебе. Мне важней сейчас было доверие.

Ждать не пришлось. Анна лишь собрала свой багет (или как там у женщин такое зовётся) да надела жилет. Я подхватил её дорожную сумку, и уже через пару минут мы вышли в подъезд. За дверью в салон была тишина, за соседской – напротив – тоже. Владельцы жилья, друзья Эллады Львовны, какие-то важные инженеры, месяцами пропадали за рубежом. Тревожных сюрпризов не встретили и снаружи. Светило солнце, в клумбах цвели местные фиалки, а вместо быков на узких парковках и широких газонах как обычно пасся автомобильный табун.

— Это далеко? – спросила девушка, когда мы направились через двор к параллельной Вавилоновке улице.

— Не очень. Надо только будет кое-что проверить...

Я не договорил, потому что обратил внимание на подкативший к дому за нами универсал. Очень знакомый универсал. Из него вышли трое, один из которых оказался знакомым не меньше – достаточно было на палец его взглянуть.

Анна перехватила мой взгляд и всё поняла. Не мешкая ни секунды, я развернул её к себе, притянул за талию ближе и зашипел:

— Целуй меня. Срочно!

— Обойдёшься.

В итоге мы стали выглядеть так, будто не сближались, а наоборот, друг от друга рвались. Её локти упёрлись мне в рёбра, а крепко поджатые губы ощутились где-то в углу рта на щеке. Мало того, они угрожающе процедили:

— Только посмей опустить руки ниже.

Нет, каково! И опустил бы, с ремнём желательно, чтобы глупые мысли некстати не лезли. Воистину, о чём думает женщина – не предугадать, для неё самой это всегда неожиданность. Но сейчас нельзя было отвлекаться. Куда большего внимания требовало то, за чем я наблюдал.

В то время как остальные подходили к подъезду и открывали дверь, участник недавнего марафона в лесопосадке задержался и устремил в нашу сторону пристальный взор. Вязкое течение последующих мгновений обнаружило закономерную реакцию: заметное увеличение зрачков, поворот головы к соратникам, призывный крик и приседание для старта. Словом, предсказать будущее легко.

— Довыёживалась! – выдохнул я в девичий висок, – Нас узнали. Бежим.

И мы побежали.

За детской площадкой и въездом в подземную автостоянку справа и слева Харибдой и Сциллой смыкались новомодные высотки. Скрыться у их подножий нечего было и думать. Хоть в урну залезь, всё одно будешь как на ладони. Надежду давал промежуток между ними. Там, дальше, царила эклектика старых домов. Квартет двухэтажных деревянных монстров (было пять – один спалили) занимал лакомое место и по поводу обладания территорией представлял предмет бесконечных торгов, тяжб судебных, а также криминальных эксцессов, потому ещё сохранял почти первозданный вид. В связи с неминуемым сносом строений и расселением счастливых жильцов по цивильным палатам, между прочим, здесь чудным образом прописалась уйма народу, а фактически обитали в большинстве своём те, кого за глаза зовут маргиналами. С учётом некоторой форы сбить след здесь реально.

Нереально – с капризной дамочкой и это, похоже, моя подопечная уже поняла. Бежала без писка. Правда, пару раз падала, собрав дорожную пыль в рукава и за шиворот. Ещё лучше бежала, когда мы миновали двор с компанией полуодетых местных жителей, совмещающих возлияние мутной жидкости с игрой в домино. А что – выходной, всё как надо. Сразу затем возник тупичок из заборов, о котором я второпях не подумал. Мы ткнулись в него, заметались. Фора исчезла, наоборот, добавились риски, но тут-то спасение и пришло.

Анна произвела впечатление на компанию, и один из них направился к ней, точь-в-точь как киношный Доцент, когда рвал на себе майку и приговаривал «Сколько я зарезал, сколько перерезал». С той только разницей, что наш Доцент имел не кровожадные, а несколько иные намерения. Какие – понятно, но это неважно. Важно, что, благодаря выпитому, позднее зажигание и своевременные танцевальные па вывели его аккурат на маршрут бегуна с печаткой. Хлёсткий таран опрокинул обоих в пыль. Ясное дело, партайгеноссе Доцента сочли это, мягко выражаясь, несправедливым, а появление на горизонте ещё двоих с эстафеты – наглой агрессией, покушением на святое. Мужички, как один, подорвались к кафедре и открыли жаркую дискуссию. При посредстве сервиза, стола и даже костей домино.

Досматривать этот триллер мы с Анной не стали, обмениваться эмоциями тоже. Потом, в трамвае, когда отдышались, лишь переглядывались, понимая – думаем об одном. Что если бы проторчали в квартире чуть дольше? Что если б ценитель прекрасного душка-Доцент оказался ленив или трезв? Как ни смотри, Фортуна явила милость.

Активного общения между нами не было и позднее, практически на всём пути. Во-первых, сказалось пережитое напряжение. А во-вторых, поводы к личным размышлениям перевесили желание говорить. Не взялся бы утверждать, чем конкретно озадачена напарница по приключениям. Рухнул к чёрту серьёзный жизненный план или сломался ноготь, по лицу женщины не определить. Я же напряжённо искал способ решения самой насущной на данный момент задачи: новый привет профессору Плейшнеру – можно ли ехать домой. Если и эта явка провалена, дрянь дело. Не смертельно, конечно, другое пристанище отыскать дай только время. Но кто из «Кардана» сдал мой визит – актуальный вопрос. И решающий фактор в этом вопросе – Кузя.

Возможность выяснить истину, в итоге расслабиться или напрячься, выдалась за пару кварталов до съёмной квартиры. Конечная трамвая упиралась там в торговый центр, формирующий своеобразное ядро микрорайона, где по традиции было много людей. Выбрав среди них доверчивую жертву, я применил искусство убеждения и расстался с денежной купюрой, зато приобрёл на несколько минут мобильник, чтобы сделать звонок. А когда набрал номер и активировал вызов, передал трубку Анне. Глядя в вытаращенные от удивления глаза, попросил:

— Пригласи к телефону Кузнецова. Если спросят, кто звонит, скажи, что жена. Дальше мой выход.

Сбитая с толку неожиданным заданием, девушка выполнила его в точности, на автомате, как дисциплинированный солдат. Разве только голос дрожал, но это было на пользу.

— Что сказали?

— Сейчас позовут…

Я прислушался к микрофону.

— Слушай, сучка, сюда!.. – раздался знакомый бас.

Пришлось этот спич скоропостижно прервать.

— Охолонись, приятель. Это Павел. Но для тех, кто рядом с тобой, звонит твоя жена. Вкурил?

— Чё хотела? – мрачно отозвался абонент после секундного замешательства.

Уже хорошо. Я придал голосу жёсткости.

— Хотела узнать, что за сука меня сдала сегодня жандармам.

Кузя отреагировал мгновенно и технично.

— Работаю! – рявкнул он, – Терапевта можешь спросить, дура!

Отлегло, будто с плеч свалилась гора.

— Сам дурак, – миролюбиво сказал я, чувствуя, что рот растягивается в улыбке, и правдиво, но игриво подытожил, – Я же волнуюсь.

Разговор завершился чудесно.

— Когда волнуются, не отходят от телефона!

— Так получилось, дорогой.

— Ладно. Дома сиди. Скоро буду.

Недоумение в глазах Анны было космическим. Однако от пространных объяснений я воздержался. Чтобы лишнего страху не нагнетать, ограничился ссылкой на неопределённое личное. Потом как-нибудь. А сейчас... Что рисковал, что того, кому позвонил, подозревал в стукачестве, что до последнего не мог сам себе сказать, куда вёз – зачем ей всё это знать? И без того бедняге было невесело.

7.

Несколько дней назад, подыскивая себе временное жильё, о комфорте я думал в крайнюю очередь. В приоритете была автономность, а также отсутствие тараканов и наличие толстых стен. При таких скудных запросах вариантов нашлось бы немало, но я их не перебирал. Первый из тех, что устроил, в тот же час стал последним.

Хатёнка – 20 квадратов, не больше – располагалась на нижнем этаже бывшей конторы одного из таинственных ведомств славной советской науки, позднее перестроенной в обитель нормальных людей. Само собой разумеется, планировка квартир здесь была оригинальной, а проходы к ним лабиринтообразными, лучше не скажешь. Зато насекомые (потомки участников научных экспериментов, вестимо) дом стороной обползали, и стены такие, что хоть бомбу взрывай. Хозяйка-наследница, мать-одиночка, доверила ключ, срубила оплату вперёд за квартал и уехала к родичам в Крым. Соседи не досаждали, даже владелец пса. В общем, с автономностью тоже всё было в порядке. Несколько удручал вид из окна, чернобыльской наружности вечно серая скудная флора, но это мелочи. Как известно, «настоящему индейцу завсегда везде ништяк».

Обстановка внутри отвечала моим минимальным запросам. Шкаф, стол, стул, койка с панцирной сеткой, тумба с телевизором, на невысоком кухонном подиуме раковина, минихолодильник, за перегородкой душ и клозет – большего не требовалось. Вчера разве что впервые потребовалось дополнительное койко-место, так пригодилась раскладушка, которую кто-то оставил в тупичке за дверью. Хохмы для, при входе в тупичок висел отельный ярлык «Не беспокоить!» Хотя, может, там тоже угол сдавался? Кто знает...

Оглядев всё это с порога, Анна заметно скисла. Устала, перенервничала, мало понимает, что происходит, а тут ещё такое – я ей сочувствовал. Но кто ж виноват, что нам нельзя в «Шератон»? И потом, моя задача сберечь, а не развлечь. Разные вещи.

— У тебя бельё хоть какое есть? – вяло спросили от двери.

«Хоть какое!» Но я не стал придираться. Открыл шкаф, показал всё, что нужно.

— Возьми вот ещё халат. Перебьюсь.

— Смеёшься?

— А похоже?

Девушка пожала плечами. Однако халат взяла.

— Надеюсь, ты не...

— Иди уже в душ, – попросил я, – И выбрось эту хрень из головы.

Подобное назидание я получил однажды от Леры, причём в тот самый момент, когда только об этой «хрени» и мечтал. Было очень обидно. Ситуацию спасло допущение, что жена вовсе не хотела унизить, просто не включила мозги. Выходит, теперь я поступил как она, точно так же. Надо ж, как иногда мы копируем поведение тех, с кем долго вместе живём, в том числе недопустимое… Но – чувство вины перед Анной?? С чего я решил, что она имела в виду близость? С моей стороны вроде б интимных поползновений не замечено, и сама дистанцировалась так, будто находиться рядом не в кайф. Может, всего лишь хотела убедиться, что не уйду, оставив одну? Вот она, мужская самонадеянность!

Пока за перегородкой плескалась вода, в стремлении реабилитироваться перед собой, загасить собственный конфуз я занялся наведением порядка в квартире и мыслях. И если с первым легко преуспел, благо хлопот по определению кот наплакал, хоть специально их придумывай, то во втором как в трясине увяз. Тут был вопрос на вопросе, почти все остающиеся без ответов. Вдруг обнаруженная и разгаданная шарада про флэшку порадовала, однако не принесла ровным счётом ничего, напротив, ещё сильней загрузила.

А самый горячий вопрос – что делать дальше. К своему стыду я о нём до сих пор слабо думал. Можно даже сказать, вообще не думал, поскольку подсознательно делегировал Василичу. Это ведь по его почину я вчера завернул в аэропорт. На протяжении нескольких лет он был мне мудрым наставником, заменив в каком-то смысле отца, к тому ж юридически ещё оставался начальником – вот и сработала автоматика, дескать, шеф всё разрулит. Ага, шеф тут, конечно, причём. Как Доцент, что невзначай от домино отвлёкся.

По здравому размышлению следовало затаиться и переждать пару дней до получения информации о беспредельщиках. Завтра, максимум послезавтра Василич всё равно будет что-нибудь знать – фирма-то наша солидная, наезд абы кого просто так не оставит. Если подтвердится, что имеем дело с конторой, прятаться дальше бессмысленно. В конце концов в правовом государстве живём, ни за что не осудят. Но если расклад другой, а он пока представлялся мне более вероятным, тогда наоборот, придётся у государства защиты просить. Здесь неизвестно сколько в прятки играть – абсурд, по городу много не набегаешь, одному вступать в схватку тоже нелепо. Девчонку ещё на шею свалили...

Вспомнив об Анне, я прислушался. Вода за перегородкой уже не лилась. Подумалось, что ей сейчас неловко, неуютно и всё-таки боязно – чёрт знает где, чёрт знает с кем, чёрт знает что впереди. Рука сама потянулась к пульту телевизора. Как-никак знакомая, привычная штука, пусть хоть она её развлечёт.

При включении высветились местные новости. Я взглянул на часы и про себя присвистнул – уже близился вечер. За навязанной обстоятельствами беготнёй незаметно пролетел почти весь день. Причём выходной. В сознании возникла оставленная на прежней квартире сумка с инструментами. Жаль, к хозработам на нынешней хате теперь приступлю нескоро. А между прочим, планировал на сегодня починить единственный стол. Это была допотопная «полу-книжка», жёсткая сторона которой имела недостаточную площадь, а вторая не фиксировалась из-за переломанной пополам ноги.

Мои размышления прервал голос тележурналиста:

— …обнаружен труп неизвестного мужчины… следы насильственной смерти отсутствуют… граждан, что-либо… просим…

Его нельзя было не узнать. На телекартинке с мусорными баками ярким пятном выделялось светло-коричневое пальто. В куче хлама поблизости лежал выпотрошенный портфель.

— Карл Ива… – выдохнули у моего плеча.

Включил телевизор – нате! Я подставил девушке стул. Босая, съёжившаяся в моём халате, как в шубе в мороз, она выглядела совсем уж подростком.

— Что они с ним сделали?! – взгляд Анны впился в экран.

Я выключил телевизор.

— Избавились, что! – слова давались непросто, – Допрашивали, пытали, требовали, надо понимать, флэшку. Не вышло. Возможно, узнали, что успел её передать, но это неважно – итак просекли. А потом избавились. Он им не нужен.

— «Следы насильственной смерти отсутствуют»…

— Технично работали звери. Есть методы… А у него, может, сердце не выдержало. Мало ли.

Анна спрятала в ладони лицо.

— Увы, ему уже не поможешь, – выдавил я из себя, – Зато мы теперь точно знаем, что эти сволочи – не государство. И ещё, если б не скрылись, что ожидало бы нас.

Вне себя от пережитого потрясения девушка не сказала больше ни слова. Она поднялась со стула, пошатываясь, переместилась к койке и зарылась в подушку, свернувшись в клубок. Какое-то время я тупо смотрел в окно…

Анна уснула или, как в таких случаях принято говорить, её организм попросту отключился, чтобы сохраниться. Я аккуратно прикрыл её простынёй и, стараясь не шуметь, вышел на улицу.

Одной из приятных особенностей дома было наличие нескольких входов, что обеспечивало редкую встречу жильцов. В моём «флигеле» находились всего две квартиры. Другая пустовала, так что общение с соседями вообще не могло напрягать. Вот и сейчас здесь царил покой, которого не нарушали, а наполняли глубиной мелодичные звуки со второго этажа – там играли на пианино. С востока уже надвигались сумерки. Утробно кряхтела какая-то птица. Площадку с верёвкой для сушки белья, косясь в мою сторону на всякий случай, не спеша пересёк местный кот.

Я сидел на скамье и пытался поймать хоть единую мысль. События сегодняшнего дня проходили перед глазами, как кадры немого кино, такие же чёрно-белые, только без связи с логикой, в произвольной последовательности, снова и снова. Они будто прощались, напоминая о той жизни, которая уходила в прошлое. Казалось, вот-вот выключат свет, и фильм замрёт окончательно. Но свет всё не выключался и не выключался…

Функцию рубильника взял на себя неожиданный фактор. Вначале послышалось, как за деревьями тормозит автомобиль, а потом на тропе к дому возник человек, вчерашним вечером случайно узнавший о моём месте жительства. Рука в кармане, вторая с пакетом – Кузя выглядел обыкновенным прохожим, который возвращается с магазина, однако его насупленный взгляд, пару раз обращённый назад, выдавал внутреннее напряжение. Не торопясь, он пересёк площадку, присел возле меня на скамью и сквозь зубы сказал:

— Ну, привет, дорогая. Соскучилась?

— Как сказать, – я посмотрел туда, откуда он появился.

— Я один, если ты об этом. Пригласишь?

— Нет, – возразил я и в свою очередь честно признался, – Не один Я.

— Расслабься. Не претендую.

Мы помолчали.

— Прости, что подозревал, – сказал я, – Не знал, что думать.

— Бывает, – отозвался Кузя, – А за Терапевта не грузись. Своё получил. У нас он давно выпрашивал.

— Не перестарались?

— Жить будет.

Помолчали ещё.

— Помощь нужна?

— Понадобятся колёса, возможно. Я маякну, если что.

— Чего хотят-то эти ублюдки, скажешь?

Я сокрушённо помотал головой.

— Одно пока ясно – ряженые. И за ценой не стоят, так что в друзьях у меня лучше не числиться.

— Я не ищу друзей, – собеседник едко хмыкнул, – Подруг тоже. Это всё в прошлом.

— Ещё не остыл?

— Ладно, – давая понять, что разговор окончен, Кузя резко встал и направился восвояси, – Береги себя. Телефон знаешь. Если что, я дома.

Я обратил внимание, что он забыл на скамье пакет.

— А пакет!

— Это из твоего бардака. Подумал, чего хватишься. С машиной как ещё будет…

Глядя на удаляющуюся спину Кузнецова, подумалось, жалко его. Неплохой по большому счёту парень, спец – золотые руки, умён, когда не зависает, красив, а вот, глядишь ты, рвёт судьба его душу на прочность. Рвёт, сколько знаю, за десятерых. Говорили, мать от него отказалась, вырос в детдоме. Потом отыскал – наутро увидел в петле. В приёмной семье «отец» оказался скотиной. Работал на «дядю» – тот подставил по крупному, потянул за собой прицепом в тюрьму. Создал семью – первый ребёнок мёртвым родился. Теперь вот горький сюрприз от жены. Не мудрено, что крут норовом стал, на людей волком смотрит, и те его сторонятся не без причин. А ведь, по сути, будет получше многих! Вещички принёс, вон. Рыбак рыбака…

Захватив пакет, я возвратился в хату. Анна спала. Хоть всё так же, как в норке, на первый взгляд спала безмятежно. Но это на первый взгляд. Время от времени её ноги и руки подрагивали, выдавая непростые сюжеты сна. Что ж, тревожить её сейчас не стоило ни под каким предлогом.

Я бережно переложил одежду девушки на спинку койки и на носках прошёл в кухню. Там был табурет. Самому спать ложиться ещё рановато, опять же придётся раскладушкой греметь. Есть не хотелось, а вот что-нибудь выпить бы не помешало. Грех ли горло слегка смочить после сумасшедшего дня? Жизнь не свята, если такое – грех.

На древней, чуть ли не царских времён, кухонной этажерке, среди посуды ушедшей эпохи Союза, стояла фляга вполне себе современного коньяка. Ею одарил меня шеф, как прознал о новоселье. Однако повода пригубить из стеклянной ёмкости с дамской фигурой до сих пор не возникало. Невинная, она будто ждала именно этого часа. Я произвёл с пробкой обряд дефлорации, плеснул на дно кружки и собрался уже выпить, но в последний момент отвлёкся. Показалось важным как можно скорее, пока не проснулась Анна, ревизовать принесённый пакет. Дело в том, что среди прочего в бардачке «моего» автомобиля лежали несколько резиновых изделий № 2, и если Кузя сподобился прихватить оттуда абсолютно всё, боюсь, узрев эти изделия, моя целомудренная подруга по несчастью почувствует себя ещё несчастней. Кому станет от этого хуже, можно представить.

Стараясь не шуметь, я выложил содержимое пакета на подоконник. Книжки, ручки, салфетки, леденцы, зубочистки, очки… презервативы. Так и есть – вот они самые. Я занёс руку, чтобы эти игривые штучки собрать и убрать подальше, как вдруг снова насторожился. Возникло чувство, аналогичное тому, что уже испытывал утром, когда видел всё это в машине. Что-то было не так. Что? Я внимательно присмотрелся. Одна из авторучек, объёмная, с крохотной кистью на клипе, показалась незнакомой.

Память тотчас восстановила эпизод вчерашнего вечера, тот самый, где Анна в сердцах раскрыла блокнот и продемонстрировала стихотворное послание соседа по авиа креслам. Мы тогда только-только из аэропорта удрали. При этом она ещё держала ручку, да, именно эту. Потом мне в бардачок её и закинула. Откуда эта вещица взялась вообще? Да с бетонного пола в зале прилёта! Когда «вязали» Карла Иваныча, внимание было приковано к блокноту, а ручку он выронил. Потом девушка машинально подобрала её, вот в чём фокус. «Всё имеет свой смысл, Анюта». Разве не так?

Я повертел в пальцах долгожданный кларнет. Уже почти не сомневаясь, что стержень окажется корпуса сильно короче, сдвинул клип и открутил насадку. Здрасьте вам наше! С кисточкой. Внутри «улыбался» флэшный разъём.

Фраза «чуть не рехнулся» не может брать за живое. Потому что обычно мы воспринимаем её и сами употребляем когда ни попадя, всуе и там, где её глубина собеседника не проймёт. Идёт ли речь о житейской мелочи или о важном всерьёз – всё одно результат проходной. Вот, например, довелось тебе судорожно рыться в карманах и сумках в поисках паспорта, который невесть куда запропал. Как будешь об этом рассказывать? Правильно: дескать, пока искал, чуть с ума не сошёл. А так ли? Знакомый один божился, что едва сохранил целым рассудок, когда тайными тропами и перебежками выводил из дома любовницу мимо вдруг прилетевшей ревнивой жены. Так я ему и поверил. Или другой, Гена-крановщик, с дрожью в голосе ведал, как однажды с чужой компанией в гостях у каких-то кудесников ночевал. Он после этого аж перестал заикаться... Нет, бал правит гипербола, троп.

Но сейчас тем не менее я и в правду чуть не рехнулся. От страха, который мгновенно всё тело до пяток сковал. Стоило лишь обернуться. Из темноты комнаты на меня не мигая смотрели два огромных глаза, по кошачьему мерцающих в падающем от окна сумеречном свете. Остатки разума успели подсказать, что в том месте спала Анна. Однако мозг уже нарисовал картину, от которой сердце перестало стучать и кровь застыла, превратившись в ледяное стекло. Мало того, глаза стали медленно приближаться...

Видит Бог, от безумства меня отделял один миг. В этот миг я услышал тревожное:

— Что-то случилось?

Голоса слаще на свете не существует. По крайней мере я был убеждён в этом в данный момент. Обнаружилось, что испугавшие меня глаза, до того эффектно отсвечивавшие, действительно принадлежали моей подопечной, а сама она, резко проснувшись и прежде чем встать и приблизиться, конечно же, просто лежала, соображая, где она, что к чему и зачем. Теперь, будучи рядом, завёрнутая в мой халат, Анна выглядела совсем по-домашнему. Догадавшись, что из-за тени от окна моей перекошенной от ужаса физиономии она как раз не видела, я шумно выдохнул. Застучало как прежде сердце, разморозилась кровь.

— Случилось, – признался я, костеря себя за ненужную искренность, – Ты меня напугала.

— Что – такая страшная?

Девушка истолковала мои слова по-своему. Она всмотрелась в стеклянную дверцу кухонного шкафа и поправила локоны.

— На себя посмотри! Может, включишь свет?

Я включил. На свою голову. Потому что стол с коньяком и подоконник с презервативами предстали отличному обзору. На их фоне остальные вещи уже не имели никакого значения. Анна тотчас изменилась в лице.

— Не поняла... Ты это... з-з-зачем? – спросила, на шаг отступая.

Я обречённо поморщился и произнёс сверхархираспренаибанальнейшую фразу из всех возможных:

— Успокойся. Это не то, что ты думаешь. Сейчас всё объясню.

— Нет! – девушка ощетинилась, – Ничего не надо! Не подходи! – она схватила обеими руками кухонный нож и выставила перед собой, – Даже не думай! Убью!

— Сбрендила? – грустно спросил я и несложным движением забрал нож, – Или ещё не до конца проснулась?

Дальше началось невообразимое. Не выпуская меня из поля зрения, Анна кинулась в комнату к своим вещам, похватала их как попало в охапку и собралась бежать на улицу. Отпускать её, тем более в таком виде и таком состоянии, у меня не имелось никакого права. Пришлось приступить к задержанию. При этом я пытался её вразумить, хоть как-то объяснить ситуацию, а она не хотела слушать, громко взывала о помощи и очень активно сопротивлялась. Касательно криков труды были совершенно напрасными, спасибо стенам и вечернему часу, когда по квартирам гуляет немало своих шумов. Что до остального – мне пришлось с ней чуть ли не драться. С условием не переборщить, всё-таки дама.

В итоге дама оказалась практически обездвижена там, где недавно спала, посредством фиксации рук, пропущенных через прутья коечной спинки. Никак не предполагал, что когда-нибудь придётся осуществлять насилие по отношению к слабому полу. Но сейчас выбора не было: сама не успокаивалась, а отпусти – себе сделает хуже. Куда в чужом городе на ночь глядя пойдёт? Кому попадётся? Анна рычала, вырывалась с той стороны и глядела на меня как на убийцу невинных младенцев. Халат на ней, конечно же, растрепался донельзя, беззастенчиво обнажив интересные места. Оставалось только порадоваться, что под ним обнаружилось нижнее бельё (а то, как иначе?). Порадоваться, ибо в противном случае ситуация стала б намного острей. Впрочем, она и без того была чрезвычайно острой, в буквальном смысле – не считая других мелких травм, в процессе схватки девушка прокусила до крови через рубаху моё плечо.

— Всё так неожиданно, – сказал я, – Имел другое представление о предварительных ласках.

— Отпусти – увидишь, как приласкаю! – недобро сощурившись, прошипели через решётку в ответ.

— Мне такие, как ты, не нравятся. Нежность люблю, женственность, всё такое...

— Что б ты сдох, подлый урод!

— Хватит! – потеряв терпение, заорал я, – Дура! Дай мне сказать в конце-то концов! Потом делай, что хочешь и иди куда хочешь – мне наплевать! Понятно?

При этом я непроизвольно дёрнул руки пленницы. Она поморщилась от боли, но – удивительно – вдруг замолчала и перестала вырываться. Похоже, мне дали краткосрочный кредит.

— Пока ты спала, – затараторил я, – приезжал мой знакомый из автотехцентра, того, где теперь машина, в которой я тебя подвозил. Он единственный знает про эту квартиру и ему можно доверять. Уже не выдал. Наоборот, помог – привёз мои вещи. Выгреб, что было, не разбираясь. Я их перебрал и нашёл флэшку. Ясно? Она спрятана в ручке твоего Карла Иваныча. Он её обронил, а ты, вспоминай, подняла и потом мне в бардачок подбросила. Не хочешь сказать, зачем?

— Я не... – обескураженно пробормотала Анна, – А, ну да...

То, что девушка играла в нашей истории особую роль, искусно притворялась и по какой-то причине подложила ручку в машину намеренно, мне представлялось абсурдным. Однако намёк на подозрение высказать стоило. В данный момент он неплохо перезагружал и гасил возникший конфликт.

— Ты думаешь, я это сделала специально?!

Да верил я ей, верил. Но нарочно молчал.

— Отпусти, – почти спокойно попросила девушка и расслабила руки, – Я ничего не знала. Подумаешь, просто так положила и всё. Такая суматоха была, причём тут какая-то ручка... Ты наставил мне синяков!

— А тебе хотелось засосов? Истеричка.

Уже не опасаясь буйной реакции, я перестал изображать из себя преторианца, наконец выпрямился в рост и направился к умывальнику. Там скинул рубаху и подставил под струю холодной воды окровавленное плечо.

— Это что – я?? – глаза Анны округлились.

Она поднялась с койки, запахнула халат, тихонько подошла и участливо предложила:

— Есть что-нибудь? Давай замотаю.

— В шкафу справа пластырь...

Укус был знатным. Насквозь. Как ещё на губах кровопийцы следов моей крови не осталось! Надеюсь, обошлось без яда...

Рану обработали, залепили. Можно новую рубаху надевать.

Только эти страсти улеглись, девушка не преминула обернуть оправдание в обвинение:

— Между прочим, сам виноват – нефиг было пугать.

Ну конечно! Кто б сомневался. А если начистоту, нефиг было и самому пугаться. Ведь повёл себя перед тем как ребёнок, ей богу. На пустом месте жути нагнал в глазах, аж потемнело в мозгах. «Чуть не рехнулся» от страха – смешно до обидного вспомнить.

Моё молчание Анна приняла за раскаяние и даже посочувствовала, правда, не без сарказма:

— Ничего. Жене скажешь, от настырной поклонницы отчаянно отбивался. Пострадал, но честь уберёг.

— Мы разведены, – буркнул я.

— Ну, подруге.

— Слушай, хорош! – уже без оглядки на этикет я опрокинул в себя из кружки простывший коньяк, – Не хочешь о деле поговорить?

— Хочу! – отрезала Анна очень серьёзно.

Она сидела в кресле, смотрела прямо перед собой, на электроплиту, но казалось, куда-то далеко сквозь неё.

— Тогда давай решать, что делаем дальше, – я сгрёб с подоконника всё, кроме ручки, обратно в пакет, – Нам нужен компьютер.

— Зачем?

— Как зачем? Узнать, что на флэшке.

— Это тебе нужно узнать. А мне ваша флэшка пополам, честное слово. Мне нужно уехать отсюда как можно скорее, вернуться домой, и для этого – позвонить.

— Кому?

— Одному молодому человеку. Он всё может.

Вот те на. Выясняется, у нас есть молодой человек, который всё может!

— Он Бэтман? Хоттабыч? Владелец Газпрома?

— У него есть деньги и связи. Он приедет за мной...

— Эй, – я пощёлкал пальцами перед лицом девушки, – Очнись. Ничего не забыла?

Анна наконец взяла меня в фокус своего взгляда.

— Помню. Тебя зовут Павел, и ты меня выручил. Большое мерси, кстати.

— Большое жевупри, – усмехнулся я, но тут же убрал улыбку, – Тогда напоминаю. Во-первых, нас с тобой ищут суровые ребята, которым, в свою очередь, пополам наша с тобой жизнь. Пример Карла Иваныча убеждает, не так ли? Во-вторых, как только ты или я со своих телефонов позвоним, нас тут же вычислят. Нет? Тогда вычислят через того, кому позвонили. Легко. А в-третьих, без понимания причины, по которой за тобой гоняются, ты нигде не узнаешь покоя. Спать спокойно не сможешь. Даже за шиворотом у своего Бэтмана. Поняла?

— Тогда почему бы просто не отдать эту флэшку? – простодушно, но уже без энтузиазма вопросили с кресла.

— А клясться, что мы в неё не заглядывали и понятия не имеем, с чем она, будем честным пионерским, харей Рамы, крестом?

Девушка сникла.

— Предлагаю, – подытожил я, – Сейчас отправляемся к моему товарищу, тому самому, что вещи привёз. Там закрываем вопрос со звонками. Жаль, сразу про телефон у него не спросил... Главное – у Кузи есть компьютер. То есть решаем все задачи в одном месте на раз. Дальше хоть будем знать, во что вляпались. А не хочешь со мной, оставайся, здесь никто не найдёт. Дашь номер, сам твоему Бэтману позвоню...

— Нет! – Анна аж подскочила с кресла, – Я согласна.

— Тогда собирайся. Вон, темень уже.

— А не командовать пробовал? – отозвалась она уже из комнаты.

— Смирись. Я же «подлый урод».

— Ты мне за «дуру» ещё ответишь.

Я глубоко вздохнул.

8.

Адрес Кузи я знал, подвозил в «Кардан» на срочный заказ однажды. Он тогда в пешеходах числился – старую машину продал, а новую ещё не купил. Жену его видеть не довелось, вообще в квартиру не поднимался. Она как раз, кажется, только-только второго, живого, ребёночка родила… Да, а жил он в хрущовке к югу от центра, на улице Первых. Там в приснопамятные времена обосновались отцы-основатели города. С ними связана куча легенд, в том числе мифы о кладах. Один мой знакомый, Семён-вахтовик, что-то об этом рассказывал, да я не запомнил. Лера, жена моя бывшая, в курсе. Ей, журналистке, ещё бы об этом не знать.

От моей съёмной хаты до улицы Первых добраться проще простого – выбирай любые колёса и по проспекту вперёд. Быстрее всего такси, но я от него отказался. Ориентировки никто не отменял, чего удивляться, в отношении двух молодых людей они вполне могли быть. По той же причине не стал уповать на попутки. Поэтому избран был самый неподконтрольный вариант, общественный транспорт. А предшествовал этому чрезвычайно волнующий эпизод.

Когда вышли к торговому центру, конечной трамвая, в стороне от камер наружного наблюдения я решил активировать свой телефон. О том, что он может подарить важные новости, подсказало шестое чувство. Почему – кто б объяснил. И риск обнаружения не пугал, так как дислокация абонента была временна, удалена от любых адресов, то есть для поиска оставалась неопределённой. Кстати сказать, Анна порывалась сделать то же самое. К счастью удалось отговорить. Тогда меня в ней что-то насторожило, но скоро забылось. А шестое чувство не подвело. Экран телефона высветил сообщение с неизвестного номера, текст которого был следующим:

«Всё очень серьёзно, парень. Путешественник – беглый учёный из «ящика». Его информация – эксклюзив. Дело ведут спецы из частной, но подконтрольной высоким верхам конторы, так что исход определён. Если есть, что отдать, лучше отдай (будет шанс). Если нет… Удачи тебе. Прости».

Автором сообщения был Василич, я в этом не сомневался. На то однозначно указывал стиль. К тому же в свете дня таким «докладом» отметиться только он и мог, больше в принципе некому. А отправка с неизвестного номера говорила о том, что мой шеф использовал для связи гарантированно безопасный способ, то есть шифровался. Ещё это означало край – отец-командир и наставник всё-таки сдержал обещание, но признавался в бессилии быть помощником в перспективе. Теперь оставалось рассчитывать лишь на себя.

Суть прочитанного враз напрягла и естественно удручила. Какого оптимизма от неё можно ждать? Эффект от недавней догадки, что за нами гоняются не службисты, а бандиты, нивелировался под корень – обе команды слились в одно. Равным образом оружием тех и других в нашем случае был беспредел в обличье официоза. Сопротивляться этой машине, значит, на время надеть розовые очки. «Лучше отдай (будет шанс)», советовал Василич. Увы, совет откровенно предупреждал: шанс шаткий, надейся на небеса.

Положение выходило критическим. Противостоять хорошо подготовленным, заточенным на подобные действия силам мне точно не по плечу. Разве что в неравной борьбе героически сгинуть, крикнув врагам напоследок: «Умираю, но не сдаюсь! За меня отомстят! Трепещите!» Но ради чего? Ради мутных затей любителя девушек и стихов, какого-то Карла Иваныча? Так ведь на поклон пойти тоже не вариант – раздавят, как окурок в пепельнице. Насколько я понял, живых носителей таинственной информации на свете раз-два и обчёлся. Случайные свидетели тем более не нужны.

Один мой приятель, Аркаша, как-то сказал, что настоящий мужик должен уметь признавать своё поражение. Не ныть, не локти кусать или волосы рвать, а достойно признать, дескать, будет другая баба, чего уж. О бабе он тогда фигурально. Хотя... Но ему легко рассуждать! Красавец, умник, атлант, спецназовец, боевой опыт которого похлеще эпической «Илиады» будет. Обратись я за помощью, он с другом Дэном – косые сажени в плечах, трицепсы с ляжку – преподал бы славный урок нашим «серым». Только разве б это решило проблему?

Вот с такими думами и в таком настроении я поднимался в трамвай, повёзший нас с Анной к центру. Прочитав СМС и поглядев на меня, она тоже расстроилась. Это если выразиться очень мягко. Сказать как есть – духом упала. Во избежание ненужных переглядок с вечерними пассажирами мы прошли в самый конец вагона и встали у окна, где поменьше света. Там же в тихой и немногословной беседе решили планов уже не менять. Так или иначе ей нужно было созвониться со своим молодым человеком, который всё может. Она надеялась, что он успеет приехать за ней «до того как», увезти и основные разборки произойдут в родном городе, дома, где стены помогают. Я же со злости закусил удила: помирать, так с музыкой. Флэшка была у меня, значит, стоило ещё побороться. Сам в руки не дамся, а там как пойдёт. В отличие от напарницы, горевать по мне некому.

— Мама-папа есть? – поинтересовался я у неё.

— Есть, – был ответ, – Я очень люблю их.

Старый трамвай слегка раскачивало из стороны в сторону. Стучали колёса на рельсовых стыках. Потолочный фонарь ронял на нашу площадку тусклый свет, словно сыпал снег. Мимо за окном гирляндами проплывали вечерние огни города. Казалось, это длинная набережная вдоль реки, а под нами палуба теплохода.

Лицо Анны выглядело сейчас особенно интересным. При воспоминании о родителях оно утратило напряжение, разгладилось, без того круглое, стало как будто по-детски мягким и свежим. Впечатление усиливали пухлые губы, чуть вздёрнутый нос и горсть веснушек, смешно рассыпанных через пятачок от крыла до крыла.

Ещё днём я заметил, что девушка почти не пользовалась косметикой. Нет, конечно пользовалась, только искусно и скромно. Льняной цвет волос не перебивали другие тона. Помада если и была, то практически невидимая. Лишь слегка подкрашены тёмным неширокие линии бровей, и также слегка обозначены ресницы. Веки отливали каким-то золотом что ли, совершенно естественного оттенка (как все нормальные мужики, если они не автомаляры Кузи, в колерах я не спец). А большие, широко поставленные глаза имели не зелёный, не синий, не прочий в модную клеточку – насыщенный карий цвет. Да и причёска не вызывала – волосы падали, как хотели, достигая сзади спины. Спереди будто небрежная чёлка. Только на висках вились локоны, иногда обнажая края ушей. Серёжки – я их не разглядел. Зато на шее играла цепочка. Гляди-ка, уцелела в вихре нашей возни.

— …не думаю, что тебе это интересно. В общем, закончила институт и пошла работать, только не совсем по специальности. Там отдел уже сформирован был, так меня в логистику определили. Ну, знаешь, транспортные и товарные потоки, сроки-контроли, всякая муть. А тут Лада Львовна позвонила. Она двоюродная сестра папы, гостила у нас иногда. В этот раз предложила мне самой к ней на пару деньков приехать, чтобы вникнуть в дела. Идея фикс у неё – сделать своей преемницей. Мол, уставать уже стала, пора на покой. Я на экономиста училась, говорю. Какой бизнес? А она ни в какую. Давай уверять, что справлюсь. И где это видно, говорит, чтобы от наследства отказывались. Мама с папой одобрили. На работе тоска. Ну, вот, и приехала посмотреть. Посмотрела...

— Отпуск взяла?

— Отгулы. Там переработка жуткая – накопились. Лучше бы дома сидела. Сама бы в историю не попала и тётю б не подвела.

— За тётю не переживай, – сказал я, – Немного понервничает да и всё. С неё спроса нет, отстанут. Как и от моего шефа. Они тут причём? Это нас с тобой ловят. Кстати, он её в обиду не даст. Об их отношениях в курсе?

— В курсе, в курсе, – ответила Анна, как отмахнулась, тревожно оглядываясь в вагон.

Моё напоминание об опасных преследователях вернуло на её лицо выражение беспокойства.

— А у тебя родственники есть? – спросила она, вся в опасении и, как я понял, не очень интересуясь ответом.

— На кладбище. Умерли четыре года назад.

Возможно, я бы услышал что-нибудь типа «жаль» или «сочувствую», но ситуация в корне изменилась. Глаза девушки вдруг увеличились, а пальцы впились в мои. Я проследил за её взглядом. В переднюю дверь трамвая вошёл коренастый стриженый человек в сером костюме. Нос у него был крючком. Человек хмуро оглядел всех пассажиров и упёр свой взор прямо в нас.

— Целуй меня. Срочно! – повторил я уже известную Анне команду и развернул к себе.

То ли сработал эффект незабытой фразы, то ли в сумраке подвела координация, то ли настолько и вправду пронял испуг, но на этот раз поцелуй оказался удачным. Губы девушки приложились к моим в самой сладкой позиции, по-настоящему крепко и, в пылу страха, едва ли не страстно. В грудь теперь волнующе упирались вовсе не локти и вольный охват чужих рук никого не смущал. Ещё пара мгновений и впору было рисовать звезду на моём фюзеляже. Дыхание сбилось. Прибой блаженства нарастал...

Но наслаждение не бывает ни вечным, ни длительным. Особенно, когда твой ум занят совершенно посторонними вещами. В какой-то момент Анна опомнилась, открыла глаза и, горячо выдохнув мне в лицо, беспокойно спросила:

— Что там? Он нас узнал?

Я мельком глянул в начало салона, снова на девушку и не сдержал улыбки. Анна сдвинула брови и резко обернулась сама. Хмурый крепыш, мой невольный подельник, давно уже сидел на одном из передних кресел и в такт движению трамвая клевал своим носом в окно.

— Так ты это... нарочно?!

Меня рывком отстранили, не наоборот. Скорей оттолкнули даже. Так отпихивают от себя, например, неприятного типа в общественном транспорте, когда он наваливается. Или грязь с башмака сщёлкивают. Что ж, пролетариату нечего терять. Куда нам до Бэтманов, мать их, с деньгами и связями. Но оскорбиться мне бы и в голову не пришло. Всё на самом деле нормально. Обманул – получи. Правда, если вдуматься, с обманом как раз штука вышла спорная. Поскольку подавая сакральную команду, я поступал машинально и действительно ещё не знал, имеется ли угроза. Потом-то мужика разглядел, расслабился. Но с любой стороны приятный процесс желания останавливать уже не было.

Как ни удивительно, Анна, похоже, всё это и сама поняла. Раз-другой она стрельнула в меня своим острым и точным взглядом, вначале негодующим, затем изучающим на предмет реакции, что так брезгливо оттолкнули. Дальше я видел её только в профиль. Снаружи сменялись декорации вечернего города, а лицо девушки отражало танец различных эмоций, в том числе злость на меня, смущение от проснувшейся вдруг чувственности и злость на саму себя за допущенную вольность. Ничего, переживёт.

— Подлец, – в какой-то момент сказала она оконному стеклу.

— Ну, хоть не урод – уже хорошо, – вздохнул я.

Больше до конца пути мы не разговаривали.

9.

Улица Первых встретила относительной тишиной. В этот час большинство работного люда уже возвратились домой, управлялись по хозяйству, ужинали или отдыхали у телевизора. По дворам кое-где под надзором мамуль и бабуль доигрывали мелкие детишки. Детишки постарше, уткнувшись в гаджеты, топтали скамейки, как воробьи. А детишки в возрасте выгуливали живность или давали по малой в тёмных углах, «пока моя не заметила». Вообще район был спокойным, зелёным, имел невысокую застройку. Местами здесь проживали большие тузы, так что порядок держался.

Подойдя к дому Кузи, я смог оценить его рассказ о наблюдении за происходящим в квартире. Представил, как всё тут было, и по-человечески пожалел. Его стремление кардинально отомстить супруге, разумеется, вызывало протест, но и её адвокатом выступать не хотелось. По мне, так сглупила дурёха нещадно. Если надумала изменить, то место и время выбрала потрясающие, а если не думала, то потрясающий создала антураж. Любой, зайдя для решения делового вопроса, принял бы его за приглашение к чему-то другому. Чем думают женщины? Один мой знакомый, таксист Коля Дугин, циник и резкий парень, говорит, что голова – часть женского тела, не самая нужная. Ну, каждый по-своему отвечает на этот вопрос.

Кузя распахнул дверь, не справившись, кто за нею.

— А вдруг враг? – спросил я.

— Или маньяк, – тихо добавила рядом Анна и почему-то на меня покосилась.

— Долго стоять будете? – буркнул хозяин, повернулся к нам спиной и пошлёпал в гостиную, что означало, видимо, «милости просим, гости дорогие, рады вам, ждём», – Я никого не жду, – громко сообщил он уже из комнаты, – Так что прийти мог только ты. Ну, или вы, сколько там вас... Проходите, не разувайтесь, у меня палуба в хлам.

Я легонько подтолкнул вперёд затормозившую было Анну. Мою руку нервенно отпихнули, потом пристукнули по ней ещё раз. Дескать, не прикасайся, не разрешала.

Квартира не создавала впечатления захламлённой. Разумеется, отсутствие женской руки бросалось в глаза, но картина фатального беспорядка отсутствовала. Вместо неё присутствовало множество иных картин – на досуге Кузя кормил своих непокорных чертей, рисуя. А рисовал он мастерски. После семейного эксцесса, надо полагать, черти вскрыли в хозяине новую чакру, потому что всё вокруг было завалено милитаристскими рисунками, выполненными пусть не чёрными чернилами, черным карандашом. Листы формата А-4, в том числе мятые, рваные и затоптанные, изображающие луки-стрелы, бритвы-секиры, ножи и прочие устрашающие орудия мести, валялись везде. Я рассудил, что оно и хорошо. Выпустит пар, перегорит – голова остынет.

На Анну рисунки произвели удручающее впечатление. Она посмурнела, замкнулась и почти не принимала участия в общении. Я же особо не заморачивался и после предварительного трёпа на отвлечённые темы перешёл к главному.

Реальный риск серьёзно пострадать из-за помощи тем, чьи персоналии возможно уже завтра появятся в ориентировках и под призывом «Разыскиваются», Кузю нисколько не тронул. Он пребывал в состоянии, когда на всё наплевать. В такой ситуации роль модератора, способного мыслить трезво, мне пришлось взять на себя. Благодаря этому довольно удачно решили вопрос с телефоном. Кузин, который мог быть на контроле, отложили в сторону, а задействовали другой, принадлежащий его жене, в суете семейных неурядиц, как оказалось, оставленный дома. Воспрявшая духом Анна тут же кинулась звонить своему всемогущему Бэтману.

Зато с компьютером возникла дилемма. С одной стороны, у страха глаза велики, надо брать быка за рога (или, по ироничному смыслу, фиалку?) и всё героическое такое. А с другой, меня вовремя осенило подозрение, что флэшка может оказаться непростой. Есть же такие, которые при активации подают сигналы. Выход из этой дилеммы упирался в недостаточную компьютерную грамотность обоих участников подпольного саммита. На мои аргументы о возможном провале явки и оперативном визите затосковавшей от безделья бригады из маски-шоу Кузя рубил воздух рукой и твердил, что ему фиолетово.

На пике нашей дискуссии в гостиную вернулась Анна.

— Какой тут адрес? – спросила она.

— Улица Первых, 28-28, – равнодушно сообщил хозяин, сбрасывая очередной рисунок со стола.

Моя партнёрша по вынужденным бегам продублировала адрес в трубку, выслушала короткий ответ, кивнула, отключила вызов и грациозно опустилась в поодаль стоящее кресло с бесстрастием египетской мумии на лице. Её недальновидность вызвала у меня саркастический смешок.

— И что? – поинтересовался я.

— И всё, – ответила мумия, поведя плечиком.

— А ждать своего Бэтмана до первого рейса, часов 12 как минимум ты именно здесь собралась? Или предложишь отправиться в ночной променад, чтобы утром специально за этим сюда снова вернуться?

Ожидалось, девица согласится, что иногда посмеяться над ними женщины дают повод сами. Однако вышло ровно наоборот. В дураках, причём идеальным образом круглых, оказался как раз таки я. Анна повторила движение плечика и флегматично заметила:

— А ждать не придётся. Он уже здесь.

— То есть?

— Я звонила ему от Лады Львовны, днём, со своего телефона перед тем, как его отключить, ещё когда не знала, будешь ты или нет. Рассказала, что надо. Вот он всё бросил и прилетел, успел на вечерний. Сейчас подъедет. Чего не понять?

В мозгах раздался хлопок, будто на скорости лопнула резина и машину снесло в кювет. Как логично и просто! Выходит, не зря меня что-то в поведении спутницы насторожило перед тем, как читали СМС. Она оттуда порывалась звонить, да согласилась, что слишком рискованно. Ведь конспиративную квартиру мадам Пономарёвой, скорее всего, никто не сдавал (разом весь ближний круг пыткам подвергли что ли?) – ребята проследили исходящий, делов-то. И спасибо кое-кому другому (из скромности не будем называть, плюс Доценту), что успела ноги унести. Так разве это не повод к доверию?

— Что ж не предупредила тогда?

— Извини.

Ну да. «Оно само» как-то вышло, известное дело.

— А сейчас, когда были уже здесь?

— Паша. О том, что за мной могут так быстро прилететь, я сама не знала до последней минуты, честное слово.

Убедительно, стройно, правдиво. Ещё и чубчик мягкой формой имени погладили, чтобы сопли по щекам не размазывал. Это походило на нытьё обиженного школяра в рекреации после уроков и проходное утешение училки, которая в мыслях давно уже дома строгает на ужин салат. Я физически ощутил, как позорно выгляжу, и обозлился. Сказались, наверное, перманентное напряжение дня и, уже не наверное, голод.

— Есть что пожрать? – спросил я хозяина квартиры тоном, который легко мог сойти за рык.

Кузя аж вздрогнул. До сих пор он, на время забыв про свою мазню, с холодным любопытством наблюдал за перепалкой гостей. Теперь же повёл подбородком, дескать, «ну, вы и чудики оба, ребята», неторопливо поднялся и зашаркал на кухню, сказав по пути:

— Найдём. Как раз собирался картофану пожарить. На всех хватит.

Я, бурча, поплёлся за ним.

— С утра ничего не ел, кроме куска хилого торта.

Это прозвучало совсем уж неприлично, будто в моём воздержании кто-то был виноват, и я понял, что должен сбавить обороты. Нервишки. Чтобы в своих и чужих глазах не упасть, их нужно в узде держать, не забываться.

Однако какое-то семечко в грядку по ходу выпало. Когда Кузя вывалил на сковородку заранее почищенный и нарезанный картофель, а я до срока впился зубами в батон, на пороге кухни возникла Анна.

— Давайте, я помогу, – предложила она, – У меня хорошо получается.

Кузя исподлобья покосился в мою сторону. Затем, орудуя мешалкой, отрицательно помотал головой.

— Это вряд ли. Барышни жарить картошку в принципе не умеют. Кашки-супчики, пирожки-салатики – тут зелёный свет. А шашлык, уха и жарёха – дело сугубо мужское.

Я оценил его сдержанность. В обычном режиме вместо «барышни» легко бы слетело слово другое, несколько покороче. Он вообще уже не выглядел слишком озабоченным или столь же загруженным в связи с личной драмой. И пока не ясно, что послужило триггером – присутствие этой конкретной барышни или рисунки в стиле «капец бабе» другой. Версия № 1 казалась абсурдной, но почему-то упорно лезла в мозги. Или в душу? Что-то во всей этой истории меня начинало беспокоить. Нет, связанное не с Кузей, Господи прости.

Между тем эти двое, казалось бы, не имеющие друг с другом ничего общего, преспокойно разболтались на предмет способов жарки картофеля и словно бы вдруг обо мне забыли. Данное обстоятельство ещё больше выбило из колеи. Я почувствовал какой-то внутренний разлад с самим собой, будто рвался на части помимо воли. Несмотря на запахи от сковороды, даже желание есть угасло. Наступил момент, когда я нащупал в кармане ручку Карла Иваныча и сделал ошибочный вывод, что виной всему тайна, которую та скрывает от нас до сих пор. В итоге вышел в гостиную, сел возле компьютера и уставился на него, решая вопрос: не послать ли всё на...

Послать не успел, как и отказаться от этой затеи тоже. Потому что в прихожей раздался звонок. Уже ставшее привычным чувство опасности заставило собраться, как перед прыжком, и тихонько приблизиться к прихожей. Несложные умозаключения подсказали, что всё-таки найти нас здесь враг не мог, то есть там, снаружи ни кто иной как Бэтман Всемогущий. Если, конечно, исключить повинный возврат в родные чертоги блудной Кузиной супруги. Сам он сыграл бровями, дескать, «никого не жду, это ваши дела». Но и Анна на пороге кухни застыла. Насколько можно было понять, она боялась того, о чём подумал вначале я. В такой ситуации следующий ход становился вынужденным.

— Кто там? – спросил я строго.

— А там кто? – нагло спросили с той стороны и тут же уточнили с напором на слово «здесь», – Хлебникова Анна Сергеевна здесь находится?

Ах, Анна Сергеевна? Как же-с, как же-с, ждём-с! Анна Сергеевна, голубушка, встречайте, к вам сами Бэтман пожаловали-с! Собственной персоной, так сказать, мать её...

Разумеется, вслух ничего такого я не сказал. Вместо этого просто открыл входную дверь, хотя вполне мог не заморачиваться. Потому что, услышав знакомый голос, Анна свет Сергеевна, урождённая Хлебникова, стремглав кинулась навстречу ему, по пути чуть не сбив меня с ног. Финита ля пессимистическая комедия!

Теперь я точно знал, что меня беспокоило на самом деле. Прежде я напускал на себя бычью спесь, а это рождалось желание и я защищался. Некоторое время назад начал дёргаться и теряться, а это было предчувствие неизбежного расставания. Сейчас вообще поступаю, как идиот, а это пришло отчаяние от запоздалой, дурной и совершенно бессмысленной ревности. С какой-то стати эта льняная девчонка, мелочь со вздёрнутым носом и таким же нравом, беззащитная фиалка, случайно подарившая мне нежность своих лепестков, и змея, намеренно и насквозь прокусившая моё плечо, стала мне вдруг нужна, как воздух.

Поздно, батенька, махать на перроне счастливым билетиком. Поезд ушёл.

Стиснув зубы, я вернулся к столу с компьютером.

Кузя на кухне дожаривал картофан.

Не прошло минуты, как из прихожей нарисовалась воссоединённая парочка, слитая воедино с помощью рук: Анна ещё хранила свою ладонь на груди Бэтмана, а тот заботливо приобнимал её за талию. Сами няшность и милота. Тьфу!

— Ребята, это Володя, – возвестила девушка, заставив обоих присутствующих, где они были, повернуть головы, – Вов, вот Паша. Я говорила, это он меня спас. А вот… – она смущённо осеклась.

Ещё бы. Как зовут хозяина квартиры, она не знала. А тот с превеликим удовольствием устроил из этого обстоятельства шоу: показался в проёме двери, смотрел на них и иезуитски молчал. С моей стороны его лицо было плохо видно, но если б молчание сопровождалось едкой улыбкой, не удивился. Анна прошла все стадии смятения от неловкого «э-э-э…» до взглядов о помощи. В конце концов пожалев публику, Кузя объявил:

— Кузнецов, – и скрылся.

Бэтман, он же Володя, подошёл ко мне, стрельнул глазами в компьютер, протянул-пожал руку и уселся поблизости на диван. Моя бывшая боевая подруга примостилась по его правую руку. Затем хорошо поставленным голосом какого-нибудь распорядителя протокола в имперских коридорах прозвучала выспренняя форма начала беседы, которой я на дух не желал:

— Должен поблагодарить за оказанную помощь. В таких случаях одному справиться трудно и зачастую невозможно. Тем более женщине.

— В каких таких? – провокационно уточнил я.

— Когда противостоишь системе, когда со всех сторон она обложила тебя…

Пока этот гусь велеречиво излагал свою благодарность и прочие взгляды на тот же предмет, я лениво его рассматривал, невольно выискивая недостатки. Как назло, они не бросались в глаза. Передо мной был человек лет под 30, принадлежащий калашному ряду сильных мира сего в качестве члена совета директоров какого-нибудь банка, куда его посадил деловой и богатый папаша. Узкое лицо с угловатыми чертами являло целеустремлённость, а барские телодвижения – уверенность. Тёмный волнистый волос в строгой причёске, прямой нос, решительный подбородок, длинные, гибкие пальцы музыкального таланта, цепкий взгляд, плюс высокий рост и спортивная фигура – он по-своему был даже красив. Безукоризненный костюм, дорогущий галстук, отражающие люстру штиблеты… Я с грустью косился на девичью руку, нашедшую кров у локтя жлоба.

— …так что ей повезло, – тут меня чуть не выдала злость, но внимание перешло на другое, – Ну, а вычислить, с кем рядом летела, просто. Как сказал, из доступного мы узнали про Хотта всё. Поступок его безрассуден, непростителен, и осуждение логично. Пусть он автор, гений, великий учёный, но считаться с интересами государства и общества необходимо. Где он получил образование? На чьём оборудовании работал? Научные открытия должны принадлежать народу. Если ты изобрёл что-то важное, нужное всем, это не даёт тебе права тормозить прогресс, тем более делиться секретами с кем попало.

— А что он изобрёл? – спросил я.

— Вопрос не по адресу. Мой агент только смог узнать, что всю информацию Хотт уместил в чём-то очень компактном…

Я поймал взгляд Анны и понял его без слов. Она буквально молила меня не развивать дальше тему. Все эти учёные, тайны и прогрессы не интересовали её никаким образом. Ей, далёкой от чужих интриг, уставшей бегать, прятаться и бояться, хотелось скорее домой, к маме с папой, к покою! А если её долгожданный и деловой в сиську Вова узнает про флэшку, видимо, их посиделки затянутся ещё неизвестно на сколько. Всемогущий Бэтман явно был в этой паре ведущим.

— Он тебе точно ничего не передавал?.

Оторвав умоляющий взгляд от меня, девушка замотала головой.

— Нет. Карл Иванович просто читал мне стихи…

Они заговорили друг с другом, негромко, почти интимно. Наверное, о стихах. Ненавистный Вова обнял мою Анну обеими руками, за плечи и впереди по талии, прижимал к себе, касался губами её щеки и уха. Да, ей сейчас было не совсем до того – чтобы не огорчить и поскорее вместе уйти, терпела, но в принципе… В принципе! Этот мерзавец на моих глазах рвал последнюю связь, беззастенчиво показывал, кто хозяин положения, и окончательно уводил от меня мою девушку. Рычать хотелось!

С таким в своей жизни я ещё не сталкивался. Бывало, конечно, по юности, что знакомые девчата выбирали в итоге соперников. В зависимости от планов на досуг это оставляло равнодушным или расстраивало, в крайнем случае слегка бесило, но не более того. Перед службой очутился в тесных отношениях с девушкой, которая хотела быть только со мной. Так я в ней настолько не нуждался, и сам свёл с товарищем без всяких душевных проблем. Расставание с Лерой вообще чувство собственности не затронуло. Ни в каком месте. А тут…

Глядеть на парочку было невыносимо. И намекать, чтоб свалили уже (что мешает уйти наконец?) вроде б надо не мне. Взглянув на компьютер, я вспомнил недавнее желание, счёл его очень верным, решительно развинтил ручку Карла Иваныча, сиречь Хотта, и вставил флэшку в разъём. Рискованно? Может быть маячок? Да гори оно всё синим пламенем!

Внешний диск. Папка с дурацким названием «ЧАР». Файл загрузки какой-то программы. И ничего. Абсолютно чёрный экран – ни курсора, ни данных, ни опций... Через секунду в центре возникла точка, из которой поползли разноцветные лучи. Появляясь всё в большем количестве, наползая на предыдущие, они вращались вокруг центра и создавали иллюзию исходящей воронки, а в итоге заполнили всё пространство. Безумство расцветок напомнило, чей компьютер (в них мог разобраться только знаток RAL-раскладки), и натолкнуло на мысль, что это глюк или сделано что-то не то.

К тому времени как раз появился Кузя. Он водрузил на стол безразмерную тарелку с ароматной, красиво дымящейся или, точнее, магически курящейся картошкой и по обыкновению хмуро пробурчал киношный призыв:

— «Кушать подано. Садитесь жрать, пожалуйста».

Анна запротестовала:

— Ой, нет-нет. Большое спасибо. Мы уже пойдём, – и с воодушевлением поднялась с дивана, потянув за руку своего Вову.

— Почему нет? – возразил тот, – Прекрасная идея! Юра старался, готовил. Нельзя обижать.

Кузя тотчас воткнул в него испытующий взор.

— Слышь, чувак. Ты что-то темнишь. Никто здесь не говорил, как моё имя.

Теперь на Бэтмана уставились уже три пары глаз, в том числе Анны. Он изменился в лице, отшагнул назад и будто стал чуть пониже. А ещё зачем-то полез в карман. С нескрываемым удовольствием я сжал кулаки.

В этот момент ярко вспыхнул экран, и все невольно к нему обернулись. Вспышка угасла, и картина, что я видел прежде, стала иной. Теперь воронка испускала лучи с невероятной скоростью. Безумно вращаясь, это буйное разноцветье разлеталось по кругу во все стороны, наподобие новогоднего фейерверка. Возникло стойкое ощущение, что фейерверк покинул пределы экрана, потому что теперь хвосты лучей рассыпались искрами по квартире всюду. Во всяком случае, так казалось. Но самое главное – от центра воронки уже нельзя, невозможно было оторвать взгляда. Лучи шли наружу, а тебя будто наоборот влекла какая-то сила внутрь.

Гипнотический эффект визуального теста? У меня поехала крыша? Кузя подсыпал в картошку какую-то хрень? Эти мысли мелькнули в моей голове последними. А последними из сторонних звуков донеслись истошные вопли Бэтмана:

— Вы правы!! Флэшка у них!! Что происхо…

НАВЕРХ