Игорь Мордовцев. Фиалка и бык (роман)
Часть 3-я

1.

Тот, кто сказал, что все люди братья, был в детстве излишне обласкан заботой сестёр, или упёртый идеалист, или невзначай расчувствовался в тёплой компании. Варианты, когда он кретин или шутник в данном случае не рассматриваются. И речь не о родстве. Утверждать всерьёз, что глубоко в принципе людей влечёт друг к другу, побуждает к взаимопониманию и понуждает к сотрудничеству именно человеколюбие, допустимо лишь политику и лицедею. Первому нужно убедительно дурить электорат, второму – гонорар перед публикой отрабатывать.

На деле (пожалеем волков) люди друг другу скунсы. Да, филантропия их объединяет, но очень выборочно и ситуативно. Все попытки создать миролюбивое сообщество окончились провалом и не вышли за рамки утопии. На планете нет ни одного живого существа, которое с такой же настойчивостью и упоением уничтожало бы себе подобных, унижало, желало им бед или зла, во все времена. Вот чем коренным образом отличаются люди от остальной, стремящейся к гармонии и равновесию природы. И если имя этому отличию Разум, то его величие переоценено, а былинник, что поведал предание о первородном грехе, гений.

Никто не страдает человеколюбием. Врага в каждом встречном не видит, но и друга не спешит распознать. Кому-то дарить доброе отношение, расточать безоглядно любезность – тоже. Любовь как таковая не в счёт, она с разумом и рядом не стояла. А вот братство, дружба, приятельство… Нам, как хищникам, человека нужно хорошенько «понюхать». Только и благостный аромат не гарантирует расположения. Зачем? Наступит завтра, будут иные обстоятельства, вчерашний знакомый легко сменит духи и покажет оскал. Чему удивляться – среди нас ему в свой черёд надо выжить, то есть, при случае обмануть, оболгать, подставить, а то и зубы в горло вонзить, чего уж.

Будь так во всём, человеческая цивилизация не дожила бы до сегодняшних дней, сгинула бы от собственных рук ещё на стадии первобытной глобализации. Вот почему между «братьями по разуму» иногда всё-таки возникает привязанность. Близкие по духу находят пользу и удовольствие в том, что они не грызутся, а доверяют собрату и грызут сообща других. Но этот феномен, как правило, длится куда короче жизни. Основное же время люди сторонятся друг друга и вынужденно терпят диктат единиц, а если участвуют в их выборе, то руководствуясь принципом «лучший из худших». Вынужденно, потому что этот диктат несёт хоть какой-то порядок. Иначе – точно конец.

Так думаю я. И пусть мне всего четверть века, прошедшие годы многому научили, остерегли от крупных неприятностей, избавили от максимализма и розовых очков. Наверное, поэтому у меня никогда не было настоящего друга… Отец, земля ему пухом, уловил эту особенность рано, по-своему мягко и ненавязчиво сожалел. Теперь, спустя время, думаю, он винил себя за «неправильное воспитание» сына. Что напрасно. Напротив, те его редкие наставления, которые всё-таки отложились в моей голове, с течением лет принимаю за мудрость и правила жизни. Вот, к примеру:

«Старайся, чтобы родители беспокоились о тебе как можно меньше. Повзрослеешь – проймёт».

«Делай абсолютно что хочешь. Главное – чтобы за тебя и тебе за себя не было стыдно».

«Избавь людей от сомнений, чего бы стоило обретение веры?»

«Если бы люди не меняли своих убеждений, никто бы и не умнел».

«Самое важное ПДД – будь другим участникам движения на дороге понятен. Всё остальное второстепенно».

Одно из наставлений наиболее актуальным было как раз сейчас:

«Не оставляй добра без взаимности. Даже если перед тобой враг».

Ладно враги. Но за последние сутки рядом со мной был человек, чьи поступки если и не тянули на самоотверженность друга, то обязывали вести себя как друг самому. Вот почему, покидая кузину хату, я был уверен, что товарища не оставлю. Да, сейчас обстоятельства диктовали скрыться, но это вынужденный, временный ход. Мне, решившему любыми путями утаить «кларнет» Карла от его убийц, ничего другого пока не оставалось. Разумеется, Кузя мог скрыться тоже. Однако надо знать характер парня. К тому же, как можно понять, сработал фактор Селены – она бы в будущем не появилась, если с ним случилось что-то серьёзное в настоящем. И кто знает, может, обеспечение этого условия должно произойти не без моего участия.

За Анну я тоже переживал, только она ведь доверилась своему Всемогущему Бэтману. Не строить же из себя более всемогущего! Да и по правде говоря, если у них всё так крепко, имелась надежда, что Вова действительно убережёт девушку от дальнейших неприятностей. Чёртов засланец.

…По обретении способности соображать и двигаться, не медля ни секунды, я кинулся в прихожую и выглянул в подъезд. Серый туман рассеялся не до конца, что, по-видимому, отчасти объясняло отсутствие ловчих. Хотя в реальности они должны обложить квартиру со всех сторон, то есть мы ещё не совпадаем в пространстве. Подумалось, используя эту фантастическую привилегию, можно запросто корректировать неудачный насущный момент. Или ребята настолько уверены в своих силах, что до сих пор топчутся этажами ниже и выше, а то и вовсе снаружи в машине сидят? Ну нет. Бэтман же успел передать им отмашку по телефону!

Соседская дверь легко подалась, и я ужом прошмыгнул в чужую квартиру. Удача – с кухни доходил свет, не пришлось в темноте сшибать вещи. Кузя был прав – там, положив на стол руки, а на них голову, пребывал в отключке хозяин, мужик средних лет, одетый по-домашнему просто. Особого бардака не наблюдалось, вокруг тишина. Оставалось быстро прикрыть дверь и прислушаться.

Гости не заставили себя ждать. Судя по топоту и голосам их было четверо. Снизойти до обычных формальностей, постучать, представиться, спокойно войти? Да что вы! Это стадо быков ворвалось в кузину хату с таким шумом и воплями, будто бежало от роя оводов, или как если бы натуральные спецы брали здесь натурального террориста. Можно представить, как содрогнулась Анна… Ну а вслед за столь эффектным вторжением ребята столкнулись с чем-то непредвиденным, потому что, ещё находясь в прихожей, вдруг попадали с грохотом на пол и друг на друга, забарахтались и, матерясь, пуще прежнего разорались. Не иначе Кузя какую свинью успел подложить. С этого станется! Я невольно улыбнулся и слегка приоткрыл дверь, чтобы лучше слышать.

Из возни, истерической ругани и разбирательств стало ясно, что первый вбежавший в квартиру споткнулся о туго натянутую поперёк хода леску и повторил таран Бэтмана в вешалку с обувницей, а остальные в горячке и по кипучей инерции завалились на него сверху. Подозреваю, трюк с леской не был экспромтом. Слишком мало времени оставалось – как раз на установку ловушки, конечно же, давно подготовленной, а может когда-то уже и опробованной. В таком случае понятно, почему мебель в прихожей у моего товарища самодельная.

— Борзота не знает границ, – злобно пробасил один из незваных гостей, – Я за себя не отвечаю!

— Ну а чего вы хотели, дебилы? – невозмутимо ответствовал из глубины квартиры её хозяин, – Вас кто-то сюда приглашал?

— Это были твои последние слова! Мужики, расступитесь.

— Тарас, остынь! – судя по голосу, верховодил здесь старый знакомый с крючковатым носом, – Не до того сейчас. У кого флэшка?

Вопрос был обращён к Вове, потому что тот и ответил:

— Вот у него в компьютере… была.

Всё ясно. В этот момент присутствующие наверняка уставились в одну точку. Я живо представил, как теперь выглядят их физиономии. Анна вряд ли что понимала, Кузя наоборот, а вот остальные…

— Где Шилов?!! – взревел Крючконосый.

— У тебя в заднице, – любезно сообщил мой спаситель, – Сам поищешь или помочь?

Через секунду там наступил армагеддон. Мне, пребывающему в отдалённом укрытии, подробности происходящего оставались неведомы, но общая картина рисовалась как на ладони. Хозяин квартиры держал оборону не на жизнь, а насмерть, причём не без тактических побед. Нападавшим досталось нешуточно, а кто-то из них оказался даже серьёзно ранен. Не мудрено, если вспомнить о ноже, загодя спрятанном в кузином рукаве. Но силы были определённо неравными. Моё участие в драке тоже мало бы что изменило. Теперь я лишь молился, чтобы Кузю не слишком покалечили. Не срок ему ещё помирать, не срок…

Затем в хате устроили шмон, поскольку спрятаться там было решительно негде, весьма скоротечный. Одновременно произвели допрос свидетелей, которые ничего толкового сообщить не смогли. Анна от ужаса лишилась дара речи. Вова же бессвязно сознался, что я вторично установил флэшку и запустил фейерверк, а куда потом делся, понятия не имеет. Где ж это понятие иметь, если он с перепугу мордой в диван опрокинулся! Полагаю, ворвавшиеся в комнату ребятишки таким – в коленно-локтевой позиции – его и застали.

Крючконосый вызвал снизу ещё двоих (Кузя был прав – подъезд хорошо обложили), поручил им переноску в машину покалеченного сподвижника, а остальным распорядился препроводить туда же «сладкую парочку» и вернуться за бесчувственным телом хозяина квартиры. Кто-то выразил недоумение:

— Никто же не выходил! Может, Шилова здесь и не было?

— Если он там, где я думаю…

Цепочку чужих умозаключений прослеживать было некогда – одолевали свои. Оценив новую ситуацию, я тотчас прикрыл дверь и затаился. Хорошо было слышно, как двое вынесли из прихожей и потащили на улицу стонущего третьего. Ещё явственней осуществилось конвоирование Анны и Вовы, поскольку оба ожили, причём девушка выражала бурное возмущение, а её хахаль источал бестолковые уверения, что он «свой». Оставался Крючконосый, но этот тип вдруг замер на пороге, будто унюхал что-то. Стоял и молчал без единого шороха. Похоже, мы оба в этот момент не дышали. Обострившиеся до предела чувства, казалось, обретали внешний физический вид...

В целом моя догадка подтвердилась. Вторичная активация программы на флэшке выключала путешествие в иной мир и возвращала в реальный, это понятно. Просто в течение каких-то мгновений пространства (окружающие в буквальном смысле) накладываются, давая одной из сторон мизерную фору. В результате ни я, вынырнувший из кузиной хаты в подъезд, ни притаившиеся там ребятишки в сером друг друга не видели. Вполне возможно, мне довелось даже сквозь кого-то из них просочиться. Увы, не послушай я совета Кузи, ломанись по ступеням вверх или вниз, побег был бы безнадёжен. Но что если крючконосый этот манёвр разгадал? Да нет – с чего бы!

Наконец за дверью пошевелились. Мой враг вполголоса ругнулся и зашагал по ступеням вниз, а я с облегчением выдохнул и убрал руку с покоящейся на трюмо тяжёлой статуэтки Будды. В борьбе с мирской суетой нирвана – лучшее средство. Но самому теперь было не до покоя.

Едва крючконосый скрылся за поворотом лестницы, я стремглав прошмыгнул обратно в квартиру № 28. Разгром здесь царил полнейший. Особенно впечатлила залитая кровью картошка. Сюр!

Кузя обнаружился под обломками стола, нещадно избитый, но живой и даже в сознании. До открытых травм не дошло, однако вид удручал. Хуже всего было то, что ему отбили (если не сломали) рёбра, он тяжело дышал и не мог толком пошевелиться. Экономя драгоценное время и невзирая на стоны, я варварским способом взвалил его на плечо.

— Паха… всё путём… бросай это грязное дело…

— Харитон кому говорил не шуршать!

Как-то ночью я вытащил из горящего подвала бомжа, бывшего интеллигента. Тот наклюкался и уснул, а свеча запалила сушившийся рядом матрац. Всё вокруг полыхало, гарь нависла стеной в полуметре от пола, пробираться пришлось ползком да галсами через жуткий хлам. Ещё пару минут – угорел бы в конец бедняга. Так пока вытаскивал, он спьяну лягался, а на улице ещё и претензии предъявил, дескать, что за хамское с ним обращение…

Разумеется, Кузя испытывал адскую боль, но тащить волоком долго и для обоих весьма неприятно. Оставить его здесь я тоже не мог: во-первых, за тем и пришёл, чтобы вызволить, даже если б он сопротивлялся, а во-вторых, этот человек поколебал мою твердолобость в вопросе о дружбе и братстве. Словом, я не мог поступить иначе. На что надеялся? Хороший вопрос.

Всё вышло удачно. Как только мы скрылись в соседской квартире, внизу хлопнула подъездная дверь, по ступеням затопали. Не включая свет в комнате, я безжалостно cбросил Кузю на хозяйский диван, посоветовал ему заткнуться, метнулся к прежнему месту обороны и вооружился Буддой. Если предстоит бой, кое-кому от божественно-металлической невозмутимости придётся очень худо, а на кого-то, глядишь, снизойдёт просветление.

События за дверью развивались предсказуемо. Двое, поднявшиеся за обездвиженным противником, обнаружили таинственное исчезновение его тела, мат через мат дались диву и вызвали старшего. Тотчас прибывший Крючконосый обогатил ими высказанное не менее крепкими выражениями, в том числе по собственному адресу, что оставил квартиру без присмотра. Однако соратников, ринувшихся было искать пропажу по этажам, остановил:

— Это бессмысленно. В таком состоянии он не одолел бы и метра.

— Так я ж говорю: может, кто из соседей упрятал?

— Ну да, сердобольные граждане решили поиграть в карбонариев! Не смеши, Тарас. Тогда они должны быть умнее нас.

— И невероятно проворны, – добавил третий.

— Вот-вот, – подтвердил старший, – Не-е-ет, Кузнецов квартиру не покидал.

— То есть?!

— Да то и есть. Пока нас не было, сюда возвращался Шилов…

Я не в шутку напрягся.

— …оценил что к чему и снова врубил программу, а корефана с собой забрал. Ну, ничего, нет худа без добра – он сам подсказал нам, как его можно взять, и теперь попадутся оба. Вано, прихвати ноутбук. Головой за него отвечаешь. Всё, орёлики, на базу!..

Убедившись, что преследователи ушли (хлопнула подъездная дверь) и с облегчением выдохнув, я в то же время задумался. Крючконосый озвучил особенность «кларнета», которая раньше не приходила мне в голову, хотя лежала на поверхности, как говорится. В самом деле, активируя флэшку через определённый компьютер, ты привязываешь своё возвращение к нему же, то есть возникаешь обратно там, где находится он. На этом и решено меня подловить. Ну-ну! О том, что программу вторично я вовсе не использовал и пребываю здесь же, противник понятия не имеет. Значит, у меня есть преимущество своего рода невидимки и нужно грамотно им воспользоваться, не показать ушей. Вместе с тем выясняется, об изобретении Хотта ребятишки в сером не много знают. Например, что вставленная в компьютер флэшка не может исчезнуть с глаз. А главное, путешествие в иной мир, сколько бы оно ни длилось, в реальном времени сравнимо с мгновением, и теоретически за те пару минут, когда хата пустовала, я мог проскакать туда-сюда триста раз, или просто вернуться с вполне себе уже оклемавшимся Кузей и устроить разгромный матч-реванш. О потенциальной кратковременной форе при совмещении пространств они тоже не в курсе. Вряд ли вообще им известны все тонкости и нюансы. Это всего лишь натравленные на добычу псы. Эх, разобраться бы с тем, кто их натравил…

Кузя был вне себя от бешенства, что не в состоянии нормально двигаться, и источал проклятия по адресу наших врагов. Благо из-за боли в груди не мог орать в голос и хватило ума не тревожить спящего хозяина квартиры. Унять его мне стоило потрудиться.

— Веришь, нет, я этому Буэ-Носайресу шнобель наизнанку выверну, – просипел он, когда более-менее остыл, – Увидишь – не трогай. Он мой!

— Тебе сначала восстановиться надо, гладиатор. В таком виде только и дёргаться, ага, – я сочувственно хмыкнул, – Медички знакомые есть?

— Есть! – бросил Кузя с вызовом и закашлял.

Я прекрасно понял, кого он имел в виду.

— Ну, эту «медичку» мы узреем ещё не скоро. А помощь нужна сейчас… Слушай, помнится, кто-то говорил, жена в поликлинике работает.

— Моя что ли?! Даже не думай!

— Так, – я изобразил гневную и непреклонную физиономию, – Диктуй адрес тёщи!

Чудным образом мой напускной гнев и натуральная непреклонность, пусть не сразу, но сработали. Полагаю, Кузя был совсем плох, просто толком не мог возражать, а тем более сопротивляться. В здешней квартире имелся стационарный телефон – я заказал по нему такси и продиктовал координаты. Бояться нечего, этот звонок никого бы не заинтересовал. «Хвоста» тоже опасаться не стоило. Ребята в сером наверняка уже уехали, и пока они думают, что я у них на крючке, свобода моих передвижений ничем не ограничена.

2.

После того как Буэ-Носайреса осенило по поводу компьютера, наши ловчие действительно не стали задерживаться – подозрительных автомобилей во дворе не наблюдалось. Перестраховка на случай оставленного соглядатая тоже оказалась лишней. Словом, на этот счёт можно было окончательно успокоиться и расслабленно поджидать у подъезда такси. Расслабленно, потому что вытащить Кузю на улицу со второго этажа без напряжения не получилось. Кривясь от боли, он сипел, стонал и соответствующим образом выражался, к тому же весил побольше моего. Перед тем я отыскал ключи и запер его хату – нечего кому попало на эксклюзивную (в стиле «погром») экспозицию его рисунков бесплатно глазеть.

Машина за нами пришла быстро. Каково же было моё удивление, когда за рулём обнаружилась молодая девчонка в коже с заклёпками с головы до ног. Уверенность в движениях и спортивная фигурка могли порадовать, но возраст с занятием не вязался никак. Завидя мою отвисшую челюсть, таксистка взяла быка за рога:

— Есть знакомый дантист. Могу дать телефончик.

— Не слишком вежливо, – сконфуженно пробурчал я, – Тебе 18-то исполнилось?

— С какой целью интересуетесь? Если по поводу водительских прав, имеются, всё в порядке, а если на счёт чего другого, имеется и что покруче, – она недвусмысленно покосилась куда-то под кресло, – Так что – будем ехать или выяснять, кому сколько лет, старичок?

Стариком меня ещё не называли. Дожился! Впрочем, сам виноват.

— Ехать. Только давай без вот этих… – я неопределённо повертел рукой.

— Без «вот этих» – за отдельную плату.

Сопровождённый улыбкой ответ дал понять, что сия особа дамского пола имеет чувство юмора. О’кей, контакт установлен, можно было загружаться.

Не без труда я втиснул Кузю на задние сиденья и разместил там в лежачем положении. Со стороны он походил на крепко выпившего, что явственно отразилось в глазах таксистки вначале, однако природа его немощного состояния от неё не укрылась. Не смотря на это, она удержалась от лишних вопросов, лишь пожала плечами и, когда поехали, время от времени посматривала через зеркало в салон. Видимо, в своём деле вправду не новичок, насмотрелась всякого. И между прочим, она мне кого-то определённо напоминала…

Так, в молчании мы проехали добрую треть пути, на протяжении которой я смог убедиться, что девчонка ведёт себя за рулём мастерски. Во всяком случае, машину с трактором она не путала, в движениях не дёргалась и в повороты входила с грациозностью, свойственной человеку, имеющему хороший опыт вождения. А когда под лобовым стеклом я заметил вымпелок городского клуба байкеров, отпали последние вопросы. По моим сведениям, в основном составе этой лихой и достаточно серьёзной команды дилетантов не числилось.

Из понятного беспокойства изредка я оборачивался назад. Перехватив один из таких оборотов, таксистка поинтересовалась:

— Друг?

— Друг, – уверенно сказал я и зачем-то добавил, – Настоящий.

Девчушка открыто присмотрелась к Кузе, будто соотнесла с ним услышанное. А потом задала вопрос, от которого у меня по спине прогарцевали мурашки:

— Подонки, что с ним это сделали, жить будут?

— Недолго, – нашёлся с ответом я, – Смотри за дорогой.

— Плохо ему. Очень. Почему не в больницу везёте?

— Потому что в больницу нельзя.

Судя по короткому, но проникновенному взгляду, таксистка отлично меня поняла. Стоило признать, жизнь она знала несколько больше, чем представлялось вначале. Скоро эта догадка подтвердилась. Не отвлекаясь от дороги и не облекая сказанное в форму вопроса, она уточнила:

— Вряд ли по адресу, куда едем, есть рентген-аппарат.

— Там есть человек, сведущий в медицине, – промямлил я.

Девчушка закономерно хмыкнула.

— Я тоже кое-что помню из школьного кружка по географии.

Намёк был понятен, но не вступать же в спор! По правде говоря, вариант с транспортировкой Кузи к его тёще, жене и маленькому ребёнку на фоне семейного разлада да ещё в такой поздний час мне совсем не нравился, только ведь он был единственным. Кроме того, грела надежда, что печальное состояние парня избавит его родственников от страхов и даже послужит мостом к примирению сторон. Сохранение мира в этой ячейке общества не моё дело, но если есть повод избежать войны, почему бы им не воспользоваться.

О том, что я всё-таки бегу впереди паровоза, Кузя и напомнил. Когда уже въехали в частный сектор и почти достигли нужного дома, он вцепился в моё плечо и простонал:

— Паха, не надо. Твоя идея – ни к чёрту. Всем будет только хуже.

Девчушка сочла правильным остановить машину, и я обернулся.

— Юра, тебе нужен врач.

— Покажи человека, которому не нужен врач.

— О’кей, загляну к психиатру. Но сначала давай позаботимся о тебе.

— Отвезёшь к тёще – забот прибавится. В том числе о других. Опомнись.

— Но что же делать?

— Высади меня где-нибудь в городе, а сам линяй или… в общем, делай, что хочешь. На мне всё заживёт, как на собаке. К утру буду здоровее, чем был. Обещаю.

В сердцах я развёл руками. Отчасти, наверное, Кузя был прав, но лишь в малой части. Всё остальное походило на бред человека, теряющего от боли разум.

— Хорошо, – я повернулся к таксистке, – Вези нас в ближайшую больницу.

Девчушка оторвала сострадательный взгляд от моего несчастного друга, развернула машину, и мы поехали в обратную сторону.

Решение диктовалось обстоятельствами и стало вынужденным, потому следовало поменять тактику. Теперь в том, что мы «засветимся», помимо очевидной пользы для Кузи, просматривались свои плюсы. Во-первых, выяснится, насколько крепко нас в городе обложили до момента взятия с помощью Бэтмана на квартире, а во-вторых, можно будет за нашими ловчими проследить и выйти на их логово. В конце концов, я собираюсь ставить на всём этом точку или нет? Или предстоит бегать, как зайцу по сугробам, до скончания жизни? Как бы там ни было, в больнице Кузю обследуют, окажут первую неотложную помощь. По возможности скоро отвезу его оттуда на свою хату (если явки-пароли сданы, временно сниму новый угол), чтобы отлёживался. Там и сиделка-сестричка найдётся – деньги покуда есть. А если его там повяжут…

Я невольно простонал от отчаяния и ударил кулаком по колену.

— Значит так, – таксистка решительно свернула с трассы на боковую улицу, – Сейчас кое-куда заскочим. Не волнуйтесь, это ненадолго, – и предвосхищая мои возражения, категорично заявила, – Настоящие друзья есть не только у вас.

Сначала я растерялся, что сказать или предпринять, а потом стало поздно и незачем. Машина мягко вкатилась во двор отдельно стоящего одноэтажного кирпичного здания. Фары дальнего света явили взору табличку возле входной двери: «Травмпункт». Избавляя себя от лишней дискуссии, девчушка торопливо бросила:

— Спокойствие, никто ничего не узнает. Берите вашего друга и давайте за мной, – после чего хлопнула дверцей и ускакала в заведение.

В сложившейся ситуации аргументов противиться у меня не нашлось. Предложение сделать снимки отбитых кузиных внутренностей виделось убедительным, правильным и своевременным. В случае эксцесса можно было понадеяться на свои кулаки и вполне реальную возможность улизнуть от ищеек. Но прежде всего таксистка вызывала доверие. Поэтому я выдохнул, прежним способом водрузил Кузю на плечо и понёс.

В приёмном покое страдали двое: регистраторша, которая смотрела по телевизору слезоточивый «двиллер», и муха, бьющаяся за её спиной в окно. Обеим ни до меня ни до моей хрипящей ноши не было никакого дела. Женщина только убедилась, что появился тот, о ком её предупредили, а муха – что не появилась мухобойка, после чего они продолжили страдать. Зато навстречу вышла таксистка в сопровождении заспанного мужика в медицинской двойке, мощного и крепкого, как штангист. Из-под локтей до самых запястий его руки покрывали витиеватые цветные татуировки, красочно свидетельствующие о принадлежности к сообществу байкеров. Качнув в его сторону головой, самаритянка изрекла:

— А это мОй друг. Несите, куда скажет. Я подожду.

Мужик ничего не стал говорить. Он зевнул, мельком глянул на Кузю, наморщил лоб и отправился вглубь коридора. На мой молчаливый вопрос девчушка вскинула брови и помахала ладонью, типа: «Чего ждёшь? Иди же, ну!» Стоять на месте с тяжестью на плече было и вправду бессмысленно. Я послушно проследовал за мужиком, как выяснилось, в рентген-кабинет, водрузил измученного транспортировкой собрата на аппарат и ретировался.

Вопреки обещанному, таксистки в приёмном покое не было. Однако она тут же вернулась, сообщила, что закрывала машину и утопла в низком кресле из кожзама мрачной расцветки, слившись с ним в единое целое благодаря своему наряду. Я решил с ней заговорить, но ловкие девичьи руки выудили с этажерки местный глянцевый журнальчик с рекламой салона мадам Пономарёвой на последней странице, и проявлять инициативу расхотелось. Смешно морща нос и шевеля губами, девчушка увлеклась чтением, будто за этим сюда и пришла. Оригинальная штучка. Снова пришло в голову, что она мне кого-то напоминает.

За стойкой дежурной продолжались телевизионные страдания. Хочешь, не хочешь, охи-вздохи и неконтролируемые комментарии зрительницы выдали волнующие повороты сюжета. Увы, противоположное притягивается противоположным: она – совершенное благонравие, он – совершенная подлость, в итоге – совершенная трагедь. По набранной в страстях инерции происходит переполюсовка, благонравие с подлостью меняются местами, в итоге – ужас, далёкий от совершенства, но леденящий кровь. Донельзя расчувствовавшись и упомянув северного пушного зверька, одна из страдалиц прибила другую мухобойкой.

С началом рекламы появился рентгенолог, или кто он там был. Мы с девчушкой одновременно поднялись ему навстречу.

— Крепкий парень, – сообщил он, – Другого в таком состоянии откачивать бы пришлось, а этот ещё и шутит. Не смертельно, но… В общем, вовремя привезли.

— В каком «таком» состоянии? – сглотнув, спросил я.

— Множественные ушибы, гематомы, переломы ключицы, трёх рёбер, кости в щиколотке…

Меня повело. Послышался голос таксистки:

— Эй, вы в порядке? Стас, тащи нашатырь…

Когда полегчало, я обнаружил себя на стуле рядом с юной помощницей. Доктора не было.

— А где…

— С вашим другом. У него сейчас много хлопот.

— Спасибо за Юрку ему. И тебе.

— Отблагодарите потом. Слушайте, вы когда крайний раз отдыхали? Давайте, отвезу домой, – завидев, что ей собираются возразить, она поспешила объясниться, – Ничего с вашим Юркой не случится. Лучше утром до пересменки за ним подъезжайте. Чего тут сидеть? А Стас дело знает и понятие имеет, так что расслабьтесь.

Она была снова права. Вынужденный согласиться я поднял своё тело со стула…

На протяжении всего пути через город к моему околотку почти не разговаривали. Таксистка не решалась напрасно меня беспокоить, а я таращил глаза по сторонам, пытаясь не отключиться до срока. Получалось плохо – несколько раз всё ж таки одолевал кратковременный сон. И сосредоточиться не выходило – в голове хороводом вертелись самые разнообразные образы, заставляя терять ориентацию и уплывать куда-то к мягкому дну.

В конце поездки удалось взять себя в руки. Таксистке, каким бы надёжным человеком она ни была, знать о конкретном месте моего жительства совершенно необязательно. По крайней мере, пока. А вот мне о ней следовало прояснить информацию хоть чуть-чуть. К тому же, чем чёрт не шутит, её услуги могли ещё пригодиться. Если Кузю в травмпункте загипсуют, на чём завтра его забирать? Кого-то ещё во всё это посвящать не очень разумно.

— Тебя утром зафрахтовать снова получится? Сама отдохнуть успеешь?

— Легко. Я привычная.

Она вручила визитку, а мне припомнилась бывшая супружница. Та и лёгкий подъём – что-то из области запредельной, экстремальной фантастики, ежедневный, связанный с риском для нервной системы, а то и существования аттракцион. Всё остальное – во многом блестяще, местами терпимо, но вот именно это… Мужики, кому по утрам скучно жить, рекомендую!

На визитке значились номер телефона и имя злой колдуньи из детской сказки.

— Уже страшно, – нелепо пошутил я.

— Это по Клубу, – улыбнулась девчушка, кивнув на байкерский вымпел, и довольно серьёзным тоном уточнила, – Кому попало не раздаю.

— И кому попало не помогаешь?

Вопрос был с намёком, потому ответ слегка задержался, но не потерял серьёзности:

— Считайте, что вы мне понравились. Так сойдёт?

— Но это же неправда! – воскликнул я.

— А пусть оно вас не волнует, – девчушка снова улыбнулась и посмотрела на меня, как на глупое дитя, – В данный момент это совсем не важно.

— Хорошенькое дело! – проворчал я, оставляя деньги за проезд и выбираясь из машины, – Хотелось бы знать заранее, когда момент станет вдруг важным.

Продолжая улыбаться, Бастинда (какое всё-таки удачное прозвище!) наклонилась к креслу, чтоб увеличить обзор и взглянула из-под бровей, как настоящая колдунья.

— Когда я сказала «вы», имела в виду вас обоих. Но важным это должно стать не для вас, а для вашего друга. Может, сойдёт так?

Вот теперь я сам почувствовал себя идиотом.

— Отдыхайте. Звоните. До завтра.

Ступа с юной ведьмой завелась и лихо умчала по трассе обратно. Я зашагал к дому.

Главная проблема решилась положительным образом – явка оказалась не провалена. За время моего отсутствия с квартирой ничего не произошло, судя по секретным приметам, её порог и подоконники никто не переступал. Это не означало, что так будет и сколько угодно дальше, однако душу немало согрело и обнадёжило отсутствием незваных гостей хотя б до утра. Насколько такие надежды наивны, покажет время, там будет видно, что делать. Пока же можно было залезть под долгожданный душ, употребить коньяку и с наслаждением рухнуть в постель.

Погружению в нормальный сон мешало перевозбуждение, которое вначале заставило думать о планах на завтра, а потом вспоминать эпизоды прошедшего дня. Последнее было похоже на автомобильный парад, где вместо кузовов по площади продвигались, разновеликие телеэкраны, изображающие в произвольном порядке каждый что-то своё. Присмотришься к доктору-мяснику-палачу, а его уже заслоняет травля собак на медведя, побег от «печатника» в лесополосе или страстный от страха поцелуй в трамвае…

Под конец мысли сами собой сконцентрировались на Анне. Перед глазами портретом замерло её лицо: растрёпанные льняные волосы, сосредоточенный взгляд, обрамлённый веснушками вздёрнутый нос и будто забыто, случайно обнажённые губы. Она неотрывно глядела на меня, словно ждала чего-то увидеть или услышать, призывала к реакции или искала подтверждение своим ощущениям. Её магическое притяжение не отпускало меня в сторону ни на йоту, точь-в-точь как странная голова в том тоннеле. Постепенно я тонул в её карих глазах, понимая, что засыпаю.

Когда-нибудь в жизни каждого человека бывает самая длинная ночь.

3.

Разумеется, я нещадно проспал. Если и вправду, как иногда ворчат, утро добрым не бывает, то утро понедельника – подавно. Только винить пришлось не весь белый свет, а лично себя, так беспечно утратившего слух и чувство контроля.

Поначалу я растерялся. Пересменка в травмпункте давно состоялась, никого из вчерашнего персонала, конечно же, там уже не найти. Как и моего покалеченного друга – держать его в этом месте не было никаких оснований. Теперь где искать? Если он не в состоянии самостоятельно перемещаться, отправить в больницу могли? Могли. Но в какую? Опять же вопрос с регистрацией пациента оставался открытым. А если просто отпустили или сам взбрыкнул и прямо в гипсе сбежал? Куда – домой на рожон, к кому-то ещё, ко мне сейчас едет? О, как на себя я был зол!

Потом посетила светлая мысль – таксистка! Она же сама предупреждала, что нужно вовремя вывезти Кузю, и о фрахте мы с ней договорились. Не дождавшись звонка, девчонка наверняка подумала, что я решил обойтись без неё. И что – послала нас к чёрту? Как бы ни так! Я, может, в вопросах дамской души дилетант, но есть что-то в ней, как и в мужской, предсказуемое. Вчера мне дали понять, что мой друг возбудил интерес. То есть увидеть его, хоть краем глаза, хоть напоследок, всё равно б захотели. И она-то уж точно не проспала. Если так…

Я бросился искать визитку. Затем рассудил, что отсюда звонить нельзя и вообще до поры-времени высвечивать свой телефон не стоило, поэтому стал собираться. На это ушли считанные минуты. На случай кузиного визита оставил записку: «Ни в чём себе не отказывай». А как открыть дверь он сообразит. Сомнительно, что окажется здесь, но кто его знает. Теперь можно любые варианты предполагать.

Когда я выходил из дома, солнце уже заливало город светом, как ливнем. «Бабье лето» в разгаре. Прохожие, чем бы ни были увлечены, с наслаждением вдыхали разносимые ветерком ароматы и упивались разноцветьем листвы. Природе начихать, что сегодня понедельник, у неё каждый день на другой непохож. Меня же занимал именно свет – слишком долго, казалось, был доступ к нему ограничен, слишком въелась в глаза потусторонняя тьма…

Возле торгового центра удалось отловить жизнерадостного школяра и за копейку воспользоваться его телефоном. Абонент отозвался тут же.

— Бастинда? – поперхнувшись на имени, спросил я, – Это Павел. Вы ночью меня подвозили.

— Значит, уже на «вы»? Начинаю лосниться.

— Простите…

— Да я без претензий. Что-то хотели?

Вопрос слегка огорошил. «Девичья память» или она таким образом намекает, как некоторые ненадёжны для настоящих друзей?

— Признаюсь, что проспал. Просто вчера столько было… Я по поводу Юрки – куда за ним теперь ехать. Ты говорила, с травмпункта нужно забрать пораньше…

Чтобы не ляпнуть лишнее или глупость, пришлось неловко замяться. Представляю, как непроста ноша разведчика, дипломата или юриста в процессе, где каждое слово – статья.

— А вы считаете, я могу быть в курсе?

— Ну как… Там же работает Стас, твой друг, у него можно узнать.

На той стороне по странной причине долго молчали. Наконец, послышалось неожиданно тихое:

— Он сам в непонятках. Честно говоря, мы подумали, это ваша затея – втихаря смыться. Ни спасибо, ни до свидания. Понимаем, уж очень сильно не хотелось светиться… Скажите, – она набрала голос, – Он сумасшедший?

Значит, всё-таки Кузя сбежал. Превосходно.

— Все мы когда-нибудь сходим с ума, – вздохнул я, размышляя, – Тем важнее бывает опасность врагов и близость друзей.

— Не знаю, что вы там натворили, но я вправду хотела помочь, – девчушка шмыгнула, – Только куда теперь делся ваш Юрка, тоже понятия не имею. У него ведь скоба в ключице, гипс на ноге, бандаж! Дуралей, как он мог?..

Мальчуган требовательно задёргал мою руку с мобильником. На нас покосилась какая-то тётка.

— Значит, так, – быстро заговорил я, – С чужого звоню – пора отдавать. Адрес вызова с улицы Первых помнишь? Встретимся там через час, плюс-минус театральные. Только паркуйся не во дворе. С обратной стороны дома у детского центра карман.

Не дожидаясь ответа, я отключился, вернул пацану трубку и зашагал к конечной трамвая. Таксистка, конечно, могла не приехать, это понятно. С её стороны на проблемы двух незнакомых чудиков, способных вовлечь в неприятности тебя самого, разумно махнуть рукой. Однако хотелось верить в обратное. Что-то подсказывало, девчушка на новую встречу решится. А если не так, у меня есть её телефон. Не обнаружу следов Кузи на хате, придётся найти эскулапа Стаса и кое-что уточнить. Где гарантия, что он был с Бастиндой честен?

Пока же я поставил себе другую задачу и думал за час управиться.

Для перемещения в центр трамвай – не самое быстрое средство, но сработала привычка. Обычно, когда в конце дня машину не ставил на фирме в гараж, по утрам именно так туда добирался. Удобно – из дома и там от работы до остановок немного ходьбы. К тому же трамваю неведомы пробки, что приятно само по себе, как ни смотри. Опять же мозги отдыхают. Впрочем, сейчас они были заняты.

Наша контора располагалась в глубине территории бывшей промышленной базы, которая нынче делилась на огороженные своими заборами куски удельных собственников и арендаторов. Общую охрану – периметр и пропускной режим, а также ночной дозор – нёс ЧОП, наш же клиент по прямому профилю. То есть меня там все знали. Как раз это обстоятельство на данный момент было совсем не с руки. А задача стояла – увидеться с шефом, Василичем. Непременно увидеться. Пожилой человек, в течение нескольких лет веривший мне, как сыну, и доверявший вещи приватного свойства, имел право на личный контакт, даже если бы я скрывался от правосудия. Как оперативно осуществить рандеву, чтобы не скомпрометировать его и остаться незамеченным для других – вот над чем я ломал свою голову, пока ехал в трамвае. Знал, что увижусь, что надо, но как?..

Озарение посетило на подходе сторонней дорогой к базе. Приближалось одиннадцать, а к этому часу во многих офисах наступал традиционный технологический перерыв, и охранники пропускали на территорию древнюю старушку с сумкой-коляской. Одинокая, в прямом смысле бедная женщина, живущая рядом в одном из частных домов, пекла у себя пирожки и реализовала за сущие копейки (по принципу: кому сколько не жалко). Ходить куда-то ещё она не могла, поэтому народ обычно разбирал всю сумку до дна, тем более что пирожки были отменными.

Повезло – удалось вовремя перехватить старушку. Имелись опасения, что узнает, но как раз я из-за подвижного рода деятельности на глаза попадался ей очень редко и сейчас беседовал, стоя к солнцу спиной, так что с этим тоже вышло удачно. Впереди было самое важное. В сухую, морщинистую, но тёплую ладонь женщины легла денежная купюра и именной пропуск на фирму.

— Кому, говоришь, там передать?

— Бабусь, он на Сталина похож. Наверняка видела.

— А то ж! – она перекрестилась и поднесла руку ко рту, – Вот наказание-то бедному человеку!

— Ну, тут как посмотреть. Ты, главное, пропуск только ему передай, ладно?

— А ежели спросит чего?

— Скажи, на дороге нашла. Типа, вот, вспомнила: шла и нашла, потерял кто-то – так бывает.

— Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него…

Я проводил взглядом старушку до поворота дороги. Должна передать. Справится. Теперь нужно просто подождать, если пройдёт как задумано, минут пятнадцать-двадцать максимум. Василича живчиком не назовёшь, да и из конспирации суетиться не станет, но случай особый – на месте не усидит. А то, что он всё как надо поймёт, можно не сомневаться. Мало того, при отсутствии свидетелей разговора, раскрутит гонца легко и по полной. Хотя в этом не будет необходимости.

Чтобы не торчать на месте, не возбуждать подозрений у случайных местных жителей и не беспокоить их собак, я сделал круг по ближайшим пыльным авенидам. Напороться на знакомых не боялся – людям с базы здесь нечего было делать, пешеходы, как и машины, шли в стороне по асфальтированной улице, тянущейся вдоль бетонного забора. Через час или два те, кто не носит с собой обеда, потянутся по ней в столовую, что на углу, или чуть дальше, до уютных кафешек.

У меня с обедами была полнейшая чехарда. Это раньше из-за кредита я экономил. Но потом по причине разногласий в кулинарных пристрастиях дома ничего серьёзного практически не готовилось. Тем более и отчасти по той же причине туесок в дорогу тоже не заправлялся. Поэтому, будучи обычно в разъездах, ел я что и где попало, не особенно на этом заморачиваясь. Нередко вообще обходился без обеда – подумаешь, беда. Чаще всего о полуденном приёме пищи просто забывалось. Чего не сказать про данный момент – гастрономические воспоминания естественным образом напомнили о пустом желудке. Вчера за весь день в него попал лишь кусочек торта, придавленный вечером несколькими ломтиками жареной картошки. Сегодня пока в животе опять скукота…

В конце переулка показалась фигура Василича. Я поспешил было к нему, но он помотал головой, показал рукой, чтоб навстречу не шёл, и на ходу оглянулся. Увы, один из нас слишком беспечен. О том, что ситуация серьёзней, чем я ожидал, выяснилось, когда мы свернули за угол и пошли рядом. Забор базы отсюда уже не просматривался.

— Ну, во-первых, здравствуй, – улыбнулся скупой на любезности шеф и пожал мне руку.

— Здравствуйте, – расцвёл, как девочка, я, – А во-вторых?

— А во-вторых, у нас три минуты. Генеральный едет в столицу, собирает оперативку. Так что идём до того поворота и расходимся.

— Лера с ним тоже едет?

— О чём думаешь, Павел? – Василич упёр в меня укоризненный взор, – Где тО, за чем рыщут ищейки?

Я мигом напрягся. Вопрос был, что называется, в глаз.

— У меня.

— Ну и? Сынок, неужто оно того стоит?

— Поверьте, оно стоит жизни! – нисколько не кривя душой, сурово признался я.

— Верю. Но уточни – скольких жизней?

Прозвучало очень значительно.

— Вам известно, погиб один человек, учёный-изобретатель. Чтобы выжили двое ещё, приложу все силы. Как раз для этого не сдаюсь и сам живу, пока козырь имею. Такой вот расклад получается. Что до других людей, в мыслях нет никого никуда втягивать, вы должны сами видеть. А если такое случается…

— Где племянница Львовны? – быстро спросил Василич.

— Сейчас у них, – я скрипнул зубами, – К сожалению, иногда женщины имеют право принимать важные решения самостоятельно.

— И ты надеешься победить, – пробормотал шеф в густые усы.

— Надеюсь не проиграть.

— У них безграничная власть…

— Попробую поискать границы.

— Сегодня утром тебя объявили в розыск.

— Уже? – я скорбно усмехнулся, – Что ж, значит, потороплюсь, а там – пусть как сложится.

Мы подошли к повороту, и Василич остановился напротив.

— Чем я могу помочь?

— Желательна любая информация по Хотту и его разработке. Кто, где, когда, почему, от заказчика, если был, до партнёров и местных знакомых – всё, в общем. Понимаю, что блажь, но она объяснима. А главное и прямо сейчас, нужен адрес конторы, где эти ублюдки обосновались. Они же не здешние, кто-то их приютил!

— О том, что озвучил вначале, забудь. Данные наглухо засекречены. Думаешь, мы тут не пытались… – шеф поглядел по сторонам, – С адресом будет проще. Давай так: если к часу дня не возьмут, загляни на Вавилова. Только не с ветерком и желательно не с парадного входа.

— Могли бы не говорить. Сами не засветитесь.

— Я в это время буду где-нибудь у смежников, – хитро сказал шеф.

— Так норку Львовны разве не вычислили? – опомнился я.

— Кто такое сказал! Обнаружили только выход в подъезд, – Василич подмигнул, – Удачи, сынок. Надеюсь сегодня тебя ещё увидеть.

Уже отойдя на несколько шагов, он хекнул и бросил через плечо:

— С пропуском – это ты ловко.

Да ну. Спасибо старушке. Я проводил шефа взглядом, пока он не скрылся, и зашагал в другую сторону сам.

Так значит, меня уже объявили в розыск? Оперативно. В принципе этого можно было ждать ещё вчера, и помнится, я даже предполагал, что объявили. Просто, скорее всего, ребята рассчитывали взять меня где-нибудь тёпленьким, в том числе – под конец дня – с помощью Бэтмана. А потом Крючконосый сам себе заморочил голову «догадкой», будто я вторично в иной мир улизнул, да ещё прихватил потом с собой Кузю. Новость от шефа теперь означает: кредит кретина закрыт. Не странно ли, что за ночь (а может, быстрее) противник прозрел? Не странно, если учесть, кого отловили. Меньше всего хотелось думать на Анну. Уж коли кто сдал, так именно Вова. Только он, подчеркнув свою значимость, непременно её подчеркнув, мог сообщить, что в реальном времени вход-выход программы осуществляется практически одномоментно, то есть ждать с попкорном возле компьютера глупо. Не только же мы с Кузей поняли действие флэшки! Впрочем, инициативу мог и не проявлять – рано ли поздно без того бы всё выжали. Там должны быть умельцы. Так что не это важно.

Важна суть. Дело дрянь, если объявили. Теперь мой портрет украсит рекламные тумбы, аэропорты, вокзалы, причалы, выпуски теленовостей, газеты и папки участковых. Теперь ребятишки будут стены зубами грызть и асфальт пальцами рвать, лишь бы добраться до заветной игрушки. С момента взятия Карла прошли ровно сутки, он сам неожиданно помер, а кларнет до сих пор неизвестно где. Да за это их четвертуют! А они меня. Всё по-взрослому, парень, детские игры закончились. Перемещаться отныне тебе предстоит исключительно с опущенной к низу мордой, нужно избегать рискованных мест и бояться видеокамер. Правильным было бы внешний вид изменить, но для этого мизер возможностей. Напялить парик, отпустить, как у шефа, усы? Накрасить глаза, в паранджу завернуться? Хорошо хоть, бейсболку взял, выйдя из дома. Кстати, и с хатой придётся завязывать – не сегодня, завтра ушлая домохозяйка «народный контроль» или бдительный гражданин с биноклем, нацеленным на иностранных шпионов и легкомысленно одетых женщин, обозначатся обязательно. То есть нынешние пенаты из предосторожности целесообразно ещё навестить не более одного раза.

Интересно, а на Кузю в розыск подали? Если так, ему куда «веселей» моего, бедолаге. Ладно с травмпункта умудрился сбежать, но куда ж в таком виде незамеченным дальше податься! К тёще? Ко мне? В героическое подполье? Нет, всего вероятней домой – на рожон, на кровавую битву титанов. Вот именно это сейчас выяснить и предстояло. Я ехал к нему.

Однако больше всего волновал главный вопрос – как вообще разрулить ситуацию. Василич, наверно, решил, что у меня есть готовый план, иначе не стал бы разговаривать, посоветовал бы навестить психиатра. Он всегда обо мне думал лучше, чем оно есть.

«Старость слепа, но мудра», – сказал дед, экономя денюжку, неучу внуку. «Старость мудра, но слепа», – сказал в свою очередь тот и стащил кошелёк.

Я, разумеется, ничего у шефа не тырил, и всё же, надо честно признать, воспользовался доверием человека, который к моей проблеме не имел никакого отношения и думал, я знаю что делать. Ага! Пусть простят меня все, кого плечом задеваю по ходу. Видит бог, не слепой, но тычусь в стороны, так как мало что понимаю. А ездить только по правилам – значит, на месте стоять.

4.

Улица Первых встретила деловым напряжением первого дня рабочей недели. Праздно гуляющих не было. Изображая из себя тоже не праздного человека и наклонив пониже голову, я пересёк квадрат кузиного двора по его дальней, противоположной стороне. Из-за обилия деревьев и кустарника нужный подъезд просматривался плохо. Порадовал единственный результат осмотра – отсутствие подозрительных машин. Однако это не означало отсутствия скрытного наблюдения в принципе, а то и группы захвата. Тем более нельзя исключать засады в самой квартире. Противник серьёзен, решителен и обозлён, цена изобретения Хотта высока чрезвычайно. На его обнаружение наверняка задействованы все силы, использованы любые возможности.

О самостоятельном проникновении в кузину хату сейчас, без тщательной подготовки и страховки нечего было и думать. Прежнюю мысль об отправке на разведку какого-нибудь пацана тоже пришлось отставить – как назло, в это время все школьники на занятиях. А взрослого человека в такую авантюру деньгами не заманить. Так что – зря приехал? Нет – есть вариант!

Я взглянул на часы и, обогнув один из соседних домов, снова вышел на улицу Первых. В кармане у детского центра чернел знакомый автомобиль. Смотри-ка, не подвела, приехала, как договорились. Знать, вправду неравнодушна к Кузе. Или всё куда проще – к хорошим деньгам за проезд.

— Ещё раз привет, – сказал я, садясь в кресло рядом с водителем, – Мне нужна твоя помощь.

— Догадалась, – девица коротко оценила мой вид в надвинутой на глаза бейсболке и неспокойный взгляд из-под неё по сторонам, – Шифруетесь?

Сама она теперь выглядела гораздо женственней – байкерский прикид сменило жёлтое платьице в незатейливый цветочек, обнажающее под рулём худые коленки.

— Вынужден, – констатировал я и честно признался, – Нехорошие дяди вменяют что-то вроде промышленного шпионажа. Но ты должна знать – это чушь!

— Не разговаривайте со мной как с ребёнком. Что ещё я должна знать?

— Что Юрке угрожает опасность, – с умыслом сообщил я.

Умысел оправдался, потому что ребёнок погрустнел.

— Значит, уже попался…

— С чего так решила?

Она посмотрела на меня печальным взором.

— В криминальных новостях показали только вашу фотографию.

Мда. К кому едет сегодня на встречу, девочка хорошо понимала. Рисковая «штучка». Что же спрятано под её креслом: шокер, перочинный ножик, резиновая игрушка-пищалка? Лично у меня под креслом служебной машины лежит экзотическое шило. «Хорошо, что ты Шилов, а не Миномётов», – шутил Василич.

— Ничего это не значит, – поспешил заверить я, – На нём могут не акцентировать внимание нарочно, чтобы расслабился, думал, будто никого не интересует, и потому легко попался.

— Так и вас могли не вынуждать прятаться!

— Я – другое дело, и сейчас не обо мне.

— Хорошо. Слушаю.

Девчушка поёрзала в кресле, устраиваясь удобнее, чтобы «слушать», и по-деловому сложила на груди руки. Или таким образом оградилась? Нет, смотрит на меня, а в глазах – Кузя. Я торопливо перешёл к главному:

— Это его дом, и здесь его хата. Чтобы понять, там ли он или хотя бы возвращался сюда после травмпункта, нужно побывать внутри. Но там может быть всякое. Мне самому соваться слишком опасно, а найти помощника почти невозможно, поэтому… – я сделал паузу и выразительно посмотрел на таксистку.

— Да легко! – выпалила та знакомую фразу, освобождая руки и кладя их на руль, – За ваши деньги любая дурь.

Прозвучало так, будто она проникала в чужие квартиры не раз.

— Идёт. Номер 28, второй этаж, – зачастил я, – Только нужно быть очень осторожной и на случай свидетелей прикинуться кем-то, к примеру, что ищешь, где бы снять жильё, или что ошиблась дверью. Кстати, она должна быть заперта. Если там кто-то есть, не заходи, просто выясни обстановку насколько будет возможно. Я буду ждать тебя за углом.

— А если никто не ответит? – в глазах собеседницы блеснул шухарной огонёк.

Неужто замок вскрывать собралась?

— Не вздумай! – отрезал я, – Там могут подстерегать. К тому же это… аморально.

На последнем слове мой голос предательски дрогнул.

— Ещё один воспитатель! – фыркнула девчушка, – Чем больше мне говорят о морали, тем больше хочется согрешить, – она взялась за дверцу со своей стороны, – Ладно, потопали.

Мы оставили машину и двинулись к дальнему углу кузиного дома. На входе во двор я остановился, а разведчица зашагала вперёд, овевая свои худые ноги широким подолом платья. Поравнявшись с нужным подъездом, она задрала голову, помахала кому-то наверху рукой и только потом скрылась. Умница. Вероятному наблюдателю она дала понять, что направляется отнюдь не на второй этаж, и поди разберись, куда именно. Перестраховка была не лишней, однако подозрительные личности во дворе отсутствовали. По моему мнению, если сюда кого и отрядили, то посадили бы в машину. А так… Не считают же они нас с Кузей дураками!

Первую минуту я озадачился тем, что со стороны могу выглядеть подозрительно. Поэтому извлёк из кармана немой со вчерашнего дня мобильник и стал изображать к нему интерес. Как ни странно, это оказалось невероятно трудным делом. Не знаю тех, кому притворяться легко. Актёров, вон, лицедейству годами учат.

Собственное отражение в тёмном, сейчас на солнце практически зеркальном экране, явило физиономию неуверенного, в какой-то мере даже растерянного человека. Будто творю что-то непотребное, достойное порицания. Совсем плохо. Не хватало ещё заняться самоуничижением, искать вину в том, что сбит с толку и вовлёк в сомнительное, опасное предприятие постороннего человека. Но разве меня не прижали к стенке, и разве этот человек считает себя посторонним?

Мои размышления прервались появлением этого самого постороннего, имеющего несвойственное фактуре прозвище Бастинда. У него – неё, вернее – был задумчивый вид, точь-в-точь как у водителя, изучающего схему повстречавшейся на пути незнакомой и замысловатой автомобильной развязки. Не сговариваясь, мы сразу направились к машине. По дороге девчушка самостоятельно ответила на главный вопрос, который мучил меня всё это время:

— Его там нет.

— Ты была в квартире? – выразил удивление я, хотя сам же на то и надеялся.

— Женщине трудно не заглянуть туда, куда заглянуть ей хочется. Особенно если ничто не мешает. Замок был взломан, дверь просто прикрыта.

— И никого?

— Никого. Но кто-то кого-то там ждал или ждёт – это точно. В прихожей леска по низу натянута. Едва успела заметить, а то бы…

Информация поступила интересная, но противоречивая. С одной стороны, ясно как день, что в квартиру заново наведались ребятишки в сером, причём без нежных церемоний с отмычкой. Я ведь её запирал, а у хозяина ключи имеются. С другой – непонятно, кто повторно установил ловушку: мог он, могли и они, по злобе, конечно. В том числе, обнаружив её снова, вполне могли не трогать. То есть осталось совершенно неясно, возвращался ли Кузя сюда, и если возвращался, то до гостей или после. Таким образом, моя затея со шпионским визитом теряла всяческий смысл.

— Ну и погром там внутри! – сказала таксистка, когда мы вернулись в машину, – Похоже на милый семейный скандальчик. Или реконструкцию взятия Рима варварами.

— Про варваров потеплее будет, – буркнул я, оглядевшись по сторонам, – Рим им с кровью достался. Не удивлюсь, если нынешней ночью коллеги твоего Стаса приводили где-нибудь в чувство ещё одного пациента.

— Могу представить.

Уловив на себе косой взгляд, я невесело хмыкнул.

— Зря они вообще Кузю тронули. Он тут совсем ни при чём.

— А кто причём?

На этот раз на меня не смотрели. Но я замялся с ответом, и вопрос повис в воздухе.

— Понимаю, – кивнула Бастинда, – Просто друг оказался рядом вдруг.

— Не вдруг. Тут сложнее. Поверь, подробности не для тебя. Тоже получишь ожог, если прикоснёшься.

— Уже прикоснулась, – собеседница вздохнула, – В кои-то веки…

Она не договорила (что именно – и так было ясно), покачала головой, упёрлась локтем в изгиб дверцы и приложила к губам кулачок. Мы помолчали. Эксплуатировать добровольную помощницу дальше виделось неправильным. Нужно назвать ей адрес, куда теперь отвезти, там рассчитаться и распрощаться. Ещё верней сделать это прямо сейчас, не откладывая, не вовлекая больше в чужую историю. Хватит уже безрассудства. Однако как раз рассудок привёл меня сюда и твердил о необходимости воспользоваться услугами знакомой таксистки. Я повернулся, чтобы озвучить свои сомнения, но заметил на коленях девчушки сложенный в несколько раз листок.

— Юркино художество умыкнула? Вчера его вдохновением правил совсем не романтический настрой.

— Не знаю, мне нравится.

Тонкие пальчики развернули листок, явив моему взору незнакомый рисунок. Это была масштабная, поразительно точная карикатура на Крючконосого, под которой значилось грозное: «Буэ-Носайрес, тебе конец!»

— Где взяла? – встрепенулся я.

— На стене под гвоздём висело. В гостиной прямо напротив входа. А что – нельзя?

— Теперь это неважно, – я в задумчивости забарабанил пальцами по колену, – Важно, что Юрка здесь всё-таки был, и был после них…

Да, факт его возвращения из травмпункта на квартиру всё-таки подтвердился. И скорее всего, мой отчаянный друг пока на свободе. Крючконосый здесь побывал до него, ещё ночью или рано утром, для проформы, «на верочку», как говорится, так как не оставил засады. Почему не оставил? Судя по всему, не верит, что кто-то из нас совершит такую глупость. А мы её совершили, оба, в разное время. Но куда он, болезный, отсюда дальше подался и что решил предпринять? Наверняка ведь за руль машины своей взгромоздился.

— Больше тут нечего делать, – резюмировал я вслух, – Отъезжаем.

— И всё? – спросила таксистка, заводя двигатель, – Но вы же меня не только за этим позвали.

— Признаться, вообще не за этим. Оно спонтанно вышло. Просто квартиру проверить тебе было легче, я говорил.

— Перемещаться по городу, оставаясь незамеченным, без меня тоже легче?

Я не нашёл что сказать. Тем временем Бастинда вывела машину из кармана и помчала по улице так, будто твёрдо знала, куда нужно ехать. Поймав на себе вопросительный взгляд, пожала плечами.

— Вы хотели навестить семью своего друга. Разве не так?

— Так, – вынужден был согласиться я, – Вчера не доехали из-за его упрямства, а сегодня, накануне решительных действий, он напоследок вполне мог заглянуть туда сам. Но сейчас есть кое-что поважнее. Так что, если желаешь помочь – давай лучше в центр, на Вавилова. Вот только…

— Что – только?

— Привлекая тебя, уже не уверен, что поступаю правильно.

— Оставьте патетику, – девчушка хмыкнула, – Можно подумать, за это вас ждёт Страшный суд.

В памяти тотчас всплыл «звездолёт» с «астронавтами».

— Он ждёт каждого и за всё, – вздохнул я, – Думай, не думай…

— Ага. Глухой слышал, как немой рассказывал, что слепой видел, как хромой бежал.

— Когда-то я тоже верил только себе.

— Не слишком ли вы молоды, чтобы говорить о себе «когда-то» со вздохом?

— А не слишком ли ты беспечна, чтобы ввязываться в сомнительную историю с незнакомцами?

— Странные люди! – девчушка повела головой, – Сплошь и рядом творят чёрт-те что или совершают ошибки, а поучают друг друга на каждом шагу. Только и слышишь: «Моя правда вернее». Сам весь в заблуждениях, в явных и тайных нарушениях правил, нет – на дороге жизни он непременно мудрец, а ты непременно невежда. Послушайте, я сама вправе решать, где мне быть беспечной и в какую историю ввязываться!

— Даже когда пахнет смертью?

Таксистка остановила машину прямо на дороге, повернулась ко мне и чуть ли не сквозь зубы произнесла:

— Я женщина. И если поняла, что встретила своего мужчину, чёрт побери, чем эта история кому-то там пахнет мне совершенно без разницы.

Сзади недовольно посигналили, после чего громко и очень грязно ругнулись. Моя собеседница тотчас преобразилась в натуральную Бастинду. Распахнув дверь со своей стороны, она вынырнула из машины и сделала несколько резких шагов навстречу недовольному автолюбителю. В её руке, выставленной вперёд как копьё, был пистолет! Полагаю, выражение лица таксистки не допускало сомнений, что сейчас она будет стрелять, а то и предварительно сунет в рот оторопевшему поначалу водителю ствол, потому что тот стартанул с места на предельной скорости и в секунду исчез.

— Игрушечный? Зажигалка? – с трудом изображая безмятежность, поинтересовался я, когда Бастинда вернулась в машину и спрятала оружие под креслом.

— Тема запахов уже не интересует? А этот… Поехал проветривать корыто, урод.

Передо мной была точная копия Кузи, один в один. Темперамент – прячь спички. Если не принимать во внимание гендерную противоположность, единственное отличие – способ релаксации: один находил упоение в рисунках, другая в мотоцикле. Не мудрено, что девчонка почувствовала родственную душу, и вряд ли при подходящей встрече к ней тоже останутся равнодушным. Где-то читал, такие союзы недолговечны, люди сжигают друг друга дотла. Но можно подумать, иные варианты всегда перспективны! Плавали, знаем.

Между тем таксистка завершила свою гневную речь по адресу напуганного автолюбителя:

— …Не умеет держать дистанцию – пусть носит подгузник!

— Не хочешь уже успокоиться? – на свою беду предложил я.

— А не хотите уже воздержаться от назиданий?

Да тут волей-неволей воздержишься! Хорошо, не услышал «заткнись».

— Бастинда и есть, – оценил помощницу я, – Почему ты со мной на «вы»?

— Почитаю старость, – она издала смешок, – Не обижайтесь, но вы держитесь, будто прожили 300 лет. Надеюсь, ваш друг чуток помоложе.

Нашла старика! Хотя, надо признать, вся эта история на мне не лучшим образом отразилась.

Обмен мнениями сам собой прекратился, и пока мы ехали в центр, почти не разговаривали. Несколько аккуратных вопросов относительно прошлого и настоящего Кузи, его образа жизни, пристрастий и принципов не считаются. Мои ответы были кратки и малосодержательны. Сведениям о личном, известно, место при личной же встрече. Естественное любопытство по части главной проблемы я тоже удовлетворил слабо. Девчонке подробности ни к чему, и так уже много лишнего знает. Поведай мне кто-нибудь прежде, что изобретён способ путешествия в мир иной, а там и в неприглядные тайны родичей или собственные, чего бы дождался мой собеседник? Полное понимание подобных откровений, пожалуй, обнаружил бы лишь психиатр…

Во избежание излишних рисков во двор высотки с салоном мадам Пономарёвой я решил не заезжать. Напротив, попросил Бастинду набраться терпения, выждать подходящего отъезжающего и всё-таки втиснуться в ряд авто, облепивших обочины Вавилоновки. На случай погони в здешней пестроте и толкучке сходу определить, куда именно я побегу и в какую машину с тротуара запрыгну, преследователю будет сложно. Времени на «ловлю» свободного места стоянки хватало.

— Через двадцать минут не вернусь, дальше не жди. Если что, позвоню – номер запомнил.

Я вернул таксистке визитку и щедро расплатился.

— Юра может быть где-то здесь? – поинтересовались у меня с надеждой во взгляде и голосе.

— Нет, но здесь можно узнать, где он окажется, если попадётся.

Что девчушка сказала мне вдогонку, я уже не слышал и не слушал. Пожелала удачи, наверное. Впрочем, удачно послать куда подальше тоже имела право.

Василич назначил встречу на офисной квартире Аделаиды Львовны и подтвердил сохранение её тайного статуса, но я всё равно осторожничал. Вчера Анну вычислили аккурат, когда она из неё своему всемогущему Бэтману позвонила. Каковы были параметры геолокации, если гончие подъехали сразу к нужному подъезду? Или они уже тогда знали о заднем выходе из салона? Вертелась и неприятная мысль, что шеф не в курсе всей правды.

Как бы там ни было, до места назначения я добрался без происшествий. Только в квартиру не заходил, поскольку возле двери в подъезд столкнулся нос к носу с домработницей мадам Пономарёвой. Как выяснилось, она спешила сюда навести порядок, а заодно и встретить меня. С волнением в голосе женщина сообщила, что у хозяйки инсульт, она в больнице и мой шеф сейчас с ней, то есть здесь не появится. Несчастье случилось после звонка из «органов» о том, что благополучие племянницы висит на волоске, и что изменить ситуацию возможно только с возвращением какой-то важной для государства вещички, которую она кому-то доверила.

— Ты не знаешь, кто бы это мог быть?

— Догадываюсь, – скрипнул зубами я, – Василич ничего не просил передать?

— Просил продиктовать тебе адресок, чудной, право слово: Дармоедов, шесть. Не слышала, чтобы у нас была такая улица... Павлик, если ты знаешь этого мерзавца, помоги. Видишь, с Анечкой какая беда приключилась! А сердечко у Адочки Львовны уже шалило. Боюсь, как бы хуже не стало…

Я наскоро попрощался и пошёл обратной дорогой. На душе было гадко, как никогда.

5.

Абзац.

Один из законов Мерфи («Улыбайся. Завтра будет хуже») сработал в десятку. Если варианты развития событий допускают самый скверный сценарий, как раз так всё и происходит. С удовольствием бы думал иначе, но факты в ступе не утолчёшь. Чтобы обложить меня по полной, противник нашёл простой и действенный способ – шантаж через знакомых людей. По его мысли, до крайности удручённая мадам Пономарёва и занервничавший вслед за ней Василич должны увидеть источник бед именно во мне, а потому всячески стремиться к моему аресту. На моё счастье до сих пор они не спешили так думать, зато уж теперь… Теперь ни в хорошем отношении первой ни в лояльности второго не оставалось никаких гарантий. На чём бы оба настаивали, случись с ними встреча, легко предсказать. Исходя из новых обстоятельств, шеф выполнил обещание, но передал мне адрес вовсе не для партизанской борьбы, а исключительно для того, чтобы я сдался. И если этого не произойдёт, в числе бывших приятелей я обретаю недругов – ясно, как день.

В шахматах есть такой термин – цугцванг. Это когда тебя принуждают к заведомо неудачному ходу. Что бы ни сделал, положение только ухудшится, а иного способа как-то изменить ситуацию не существует в принципе. Да, возможность самостоятельного манёвра в будущем остаётся, но перспектива однозначно паршива и в данный момент ты действуешь как игрушка в руках кукловода, марионетка, напрочь лишённая воли сделать другой, независимый шаг. Вот в каких условиях я оказался. Дальше бегать-скрываться бессмысленно. Того, что проигнорирую надежды Львовны с Василичем относительно выручки Анны, тоже нельзя представить. Так что…

А ведь они ещё не подозревают о моём отношении к ней, что само по себе фактор решающий.

Не знают и главного – о моей собственной инициативе во всей этой заварухе! Кто устроил побег, когда угроза была минимальной? Кто принял решение флэшку Хотта не отдавать? Кто зачем-то её, наконец, активировал? С дуру ли или с гордыни я посчитал, что могу вмешаться в чужие дела и даже нашёл тому оправдание. Результат: стало только хуже. Мало того, с течением времени в орбиту серьёзных неприятностей вовлекаются и страдают посторонние люди. Василич, Львовна. Кузя – самый яркий пример. Теперь вот рискует познать невесёлую долю запавшая на него Бастинда.

Последнее обстоятельство окончательно побудило к её помощи больше не прибегать. Она тут совсем ни при чём, а чужие сердечные дела меня тем более не касаются. Поэтому, вернувшись на Вавилоновку, я надвинул пониже бейсболку и зашагал в другую сторону. Подождёт и пусть уезжает с миром. Самостоятельно или при чьём-то посредстве, глядишь, эти двое ещё свидятся. Где был Кузя, сейчас уже тоже волновало не очень. На кону стояла куда более важная тема.

Дармоедов – в устах Василича так обзывалась улица имени первого градоначальника, расположенная не слишком далеко от центра, на которой традиционно селилась, отстраивалась и всяко инфраструктурно облагораживалась исключительно чиновная рать. Чем кому-то со стороны втиснуться в её сплочённые ряды, легче попасть в отряд космонавтов. Аршин жилья и земли здесь стоит ведро тадж-махалов. Местами всё это безобразие разряжалось старинными особняками, приспособленными под конференц-залы, офисы богатых буратин либо неясного профиля конторы. Грешный люд сюда бы не забредал, но – к вопросу о пределах кошачьей масленицы – улица была проездной и выгодно проходной к соседнему микрорайону.

Я добрался до Дармоедов пешком. Делов-то – полчаса ходу. Попутно донельзя извёл себя уличением в дурости и обвинением в совершённых поступках. Всё могло быть иначе, если б кому-то не вздумалось поиграться в героя. Не попала бы в беду Анна, не слегла бы в больницу её тётушка, не претерпел бы мук тела Кузя со своей без того измученной душой. Придёт срок и там, в «звездолёте» с ушедшими в иной мир братьями и сёстрами по разуму мне доведётся испытать на себе, каково это – смотреть в глаза тем, кого наградил страданиями. Вспомнился несчастный мальчик, которого, считая себя правым, когда-то за гаражами я бил…

Строение № 6 – бывшая церковь и планетарий советских времён – стояло в глубине за чугунной решёткой. Прежде обращать на него внимание не приходилось, незачем было. Суету здесь никто не наводил, а вывеска на входе содержала предельно развёрнутую информацию: «Орлан». О том, что тут расположен не клуб орнитологов или какой-нибудь центр воздухоплавания, обывателю указывала грозная эмблема со щитом и мечом, а также будка КПП с охранником. Картину двора за воротами дополняла стайка внушительных автомобилей. Среди них виднелся знакомый микроавтобус. Отлично, шеф не подвёл.

Пропустив молодую мамашу с коляской, я толкнул калитку, чем привлёк внимание пухлого охранника, который выпростался из своей будки, чтобы зверски зевнуть и почесать живот.

— Не буди лиха, парень, – кисло поморщился он, – Шагай на здоровье дальше.

— А мне к вам, – сказал я, – Открывай.

— Я тебе сейчас череп открою. Проваливай!

— Твои господа меня по всему городу ищут, а ты тут щёки надуваешь, индюк. Не в курсе что ли? Разуй глаза, служивый.

Охранник пригляделся, изменился в лице, сделал несколько беспорядочных движений руками, после чего выхватил рацию и собрался кому-то что-то доложить, но это уже было лишнее – со стороны здания к нам торопливо шли двое. Видимо, где-то недалеко от мониторов сидели. Один тоже был из местной охраны, а во втором я узнал дубину с печаткой, того самого, что гнался за мной в лесополосе и потом в центре, когда налетел на Доцента.

— Какие люди! – осклабился он, приближаясь и разводя руки в стороны, будто от сердечной радости, – Подумать только – сам пришагал! А что так?

Последняя фраза прозвучала с явной издёвкой.

— Да надоело смотреть, как ты спотыкаешься. Убьёшься, чай, невзначай.

Расстояние было ещё значительным, и Печатник не рискнул меня своим гневом спугнуть. Он только бросил индюку с КПП:

— Что стоишь? Открывай!

Охранник поспешил распахнуть передо мной калитку. Однако я придержал её со своей стороны. Не то чтобы хотелось пощекотать нервы врагу, дескать, появился, подразнил и снова убёг (уверен, такая выходка допускалась). Просто стало важным кое-что уточнить здесь и сразу. Между тем по ту сторону входа собрались все трое: оба здешних караульщика и мой знакомый, напружиненный, как шавка перед прыжком за кусочком мяса. Он качнулся было вперёд – я отшагнул назад. Возникла напряжённая пауза.

— Ты если задумал что, брось, – обратился ко мне второй охранник, – Тут под наблюдением всё. И серьёзные люди на стрёме. Скажи, Тарас.

— Не для того нас сподобились собой, красивым таким, осчастливить, – не спуская с меня глаз, произнёс сквозь зубы Печатник, – Пожаловали, чтобы сдаться. Потому что бегать устали. Потому что дошло наконец: другого выхода нет и не будет.

— Иногда, чтобы выйти, дверь не нужна, – напомнил я, набивая себе цену.

У Тараса дёрнулась щека.

— С тем, как ты тогда улизнул, мы, надеюсь, ещё разберёмся. А сейчас заходи, не стесняйся. Чего людям на тротуаре мешать – здесь уютней, – он сделал приглашающий жест.

— Поляну накроешь? В качестве осчастливленного. Салфетки, креветки, коньяк, все дела…

Печатник стоически сдержал эмоции. Выдохнул через нос.

— Узнать что серьёзное хочешь – давай. Пока добрый.

— Хочу. Но тоже не зли. Где девушка?

— Пароль принимается. Отзыв такой: пришёл с пустыми руками – лучше не спрашивай.

— А это решать уже не тебе.

Я кивнул ему за спину. На крыльце дома – руки в карманах – глядя на нас, стоял Крючконосый.

— Здесь она, – негромко буркнул собеседник с печаткой, – Так ты зайдёшь или пару минут погоняемся?

— Пару минут? Насмешил, – я толкнул от себя калитку, – Ладно, веди к начальству, Тарас.

Показывать гонор изначально не было цели. Оно вело по накатанной. В сущности, манера моего поведения ничего не меняла. Акт сдачи в плен состоялся, обратной дороги нет, и как себя ни подай, кушать будут, приправляя специями по собственному вкусу.

Пропуская меня на входе, охранники пощёлкали каким-то сканирующим устройством и посторонились, а Печатник, напротив, подступил и попытался заломить руку назад. Но сделал это как-то не очень уверенно – я легко вырвался. Так мы и шли к зданию, косясь друг на друга, я впереди и он за плечом, как эскорт. Можно было бы удивиться, что меня не скрутили в рогалик, если не предполагать, в чём таится секрет. «Орлан» (в моём лице) прилетел сюда глубоко мотивированным, излишнее давление может навредить тому, зачем он собственно нужен, главного не достичь. А так… Дичь в клетке, и ловчим нет причин волноваться. Когда поднялись на крыльцо, Крючконосый даже сделал вид, что я ему не особо интересен.

— Веди в девятый, – бросил он подчинённому так, будто вышел, чтобы погреться на солнышке, а моё появление сбило лирический настрой.

Тарас не без удовольствия толкнул меня в плечо.

— Полегче! – огрызнулся я и вошёл в здание.

Внутри здесь ничто не напоминало ни планетарий, ни тем более церковь. Признак монументальности строения сохранился лишь в вестибюле, потолок которого уходил под самую крышу, открывая нависающие сверху внутренние балконы второго и третьего этажей. Оттуда с любопытством взирала группа крепких парней в камуфляже. Ещё один выглянул из бокового помещения у входа, там был пульт охраны, скорее всего. Печатник провёл меня дальше по коридору мимо дверей с цифрами, как в отеле. Повстречавшийся нам гигант с горой мускулов посторонился, чтобы пропустить, и с улыбкой спросил:

— Никак отловили?

— Сам приполз, – довольно уточнил мой конвоир.

— Я ж говорил! Грамотно припугнуть – и драки не надо. Лучший воспитатель человека – страх.

— Так то ж – человека, – переворачивая сказанное, вставил я и кивнул назад, – Кое-кого надёжней воспитывать кулаками.

Гигант сообразил и добродушно рассмеялся, а Печатник со злостью врезал мне по почке, затолкнул в ближайшее помещение, свалил на пол, навис и прорычал:

— Слушай сюда, доходяга. Если я тебя ещё не покалечил, то только благодаря приказу. Но скоро ты превратишься в отработанный материал и тогда…

Я не стал дослушивать, что тогда будет – уж больно заманчивой поза была. Хороший удар между ног поменял расстановку сил ровно до обратного. Оставалось водрузить на временно замороженное тело противника тяжёлое кресло, усесться в него и, преодолевая сопротивление, стараться держать баланс. Таким затейливым образом прошла пара минут, после чего в проёме двери показались недоумённые физиономии сразу трёх человек: Крючконосого, одного из его легионеров и пожилого незнакомца в очках. Возня и ругань внизу на секунду затихли. Я спокойно поднялся, отошёл к стене. Печатник тотчас высвободился из-под гнёта и вскочил на ноги, красный как рак.

— В чём дело? – спросил непонятно кого Крючконосый тоном человека, который сейчас взорвётся от гнева и разнесёт всё вокруг.

Кашляющий Тарас замешкался с ответом, а я пожал плечами и невинно доложил:

— В гостеприимстве. Мне не понравилось.

Босс подошёл к своему подчинённому вплотную и тихо спросил его тем же недобрым тоном прямо в лицо:

— Тебя предупреждали?.. И это что – кабинет № 9?

Можно было закономерно предположить, что Хотта убил именно Печатник. Не рассчитал силушку или с нервами не совладал. Сейчас он старательно прятал глаза от начальника. А тот едва себя сдерживал, но всё-таки сдерживал, и я догадывался почему. Гражданская личность в очках появилась здесь не случайно. Не переступая порог, она с интересом разглядывала меня, как энтомолог неведомую науке букашку, которая, наконец, позволила на себя взглянуть.

— Мы можем побеседовать и здесь, – произнесла эта личность.

Крючконосый повернулся к ней.

— Уверены?

Мне почему-то сразу представился упоминавшийся кабинет № 9. Оборудованный в лучших традициях криминального кино, он конечно же должен копировать мрачную допросную, где нет окон и царствует монохром, зато есть пустынный стол с двумя прикрученными к полу стульями, агрессивно регулируемое освещение, динамики под потолком и – как же без неё? – подозрительная стена с одной из сторон, за которой таится ложа для театралов с лорнетами.

Что ответил очкарик, я прослушал, но его мнение либо убедило, либо имело значение, так как меня оставили здесь. Набыченный Печатник был выдворен вон и, уходя, состроил мне гримасу, долженствующую означать неминуемость суровой мести при первом удобном случае. Его место занял столь же знакомый соратник, заросший за эти дни щетиной, как покинутый огород сорняком. Он остался дежурить у двери, очкарик присел за один из столов, а Крючконосый отодвинул соседний стул и хмуро скомандовал мне:

— Садись.

Не питал он ко мне тёплых чувств, ох, не питал. Надо думать, импульсивного Тараса в душе он ещё как оправдывал и, не будь установленных ограничений, постоял бы за честь своего подчинённого с пребольшим удовольствием. Это чувствовалось по всему.

Кабинет, в котором мы оказались, представлял собой уютный класс для каких-то теоретических занятий: на входе – мягкое кресло и тумба под кулер; по обеим стенам – полдюжины парт, в глубине между очень узкими окнами – проекционный экран. Мы сидели с очкариком напротив друг друга, и предполагалось, беседу поведёт именно он, тем более что та была анонсирована, однако мой визави занял роль молчаливого наблюдателя, а инициатива осталась за Крючконосым. Держа кулаки в карманах, он стоял рядом.

— Флэшка у тебя? – прозвучал первый и, как можно судить, главный вопрос.

— У меня, – честно признался я, – Но не с собой, разумеется.

— Ясно. Решил немножко поиграть.

— Нет. Решил ещё немного пожить.

Трудно было не заметить косой взгляд Крючконосого в сторону очкарика, словно мальчишки, застигнутого в школьном туалете с сигаретой. К неудовольствию провинившегося, его взгляд поймали и в ответном выражении лица дали понять что-то вроде: «Верно мыслите, товарищ. За ваше бесчинство с Карлом Иванычем с вас ещё спросится». Во всяком случае, я это так прочитал.

— Мы не имеем намерений кого-то лишать жизни, – недовольно оправдался Крючконосый, – Разве, если этому кому-то на неё наплевать самому, и он вершит всё, чтобы с ней расстаться или сделать невыносимой. А заодно испоганить другим.

— Другие здесь ни при чём, – поспешил вставить я.

— Они так тоже считают, – со значением заявили надо мной, – Но до сих пор твои действия шли с этим вразрез. Вместо того чтобы сделать простой и единственно правильный шаг, ты затеял свою игру, наплевав на чужие интересы. Мама в детстве не говорила, что эгоизм несёт окружающим вред?

— Мама в детстве говорила, что встречаются ряженые моралисты, которые несут окружающим бред. Особенно когда выгораживают эгоизм собственный. Я пришёл сюда не выслушивать всякую чепуху, а с конкретной целью. Она вам прекрасно известна.

— Ещё бы! – фыркнул Крючконосый, – Бегал, бегал и дошло, наконец, что деваться некуда. Только вот с целью твоей неувязочка вышла. Нет флэшки – не будет и того, на что ты рассчитывал.

— Не произойдёт того, на что я рассчитывал – не будет и флэшки.

— О спецсредствах слышал, простота ты святая? Неужели думаешь, у нас не найдётся способа из тебя нужные сведения выудить!

— А неужели ты думаешь, я не подстраховался? Давай, коли, чего у тебя там есть. Посмотрим, останешься ли хоть на бобах, простота греховная.

С моей стороны это был блеф самого наглого и бессовестного пошиба. Принимая решение явиться сюда, я прикинул, держать ли ручку Хотта по-прежнему при себе или припрятать её где-нибудь до поры-времени. По размышлении показалось, что спрятать – значит, дать кому-то другому возможность найти, в том числе, если погибну, а здесь, на месте она как раз может оперативно пригодиться. Сказать по правде, такое решение сквозило непревзойдённой глупостью, но на том-то и строился расчёт. Противник не ждал от меня подобного кретинизма. Требовалось всего лишь держать себя очень уверенно и убедительно. Переосмыслим басню дедушки Крылова. Над моськой, лающей на слона, можно вдоволь потешаться, а можно и резонно задуматься: знать, она и впрямь чем-то сильна, стервь этакая… Что до пыток и прочих новомудрых ухищрений – я наивно полагал, до них не дойдёт. Не рискнёт ворог снова случайно покончить с ценным свидетелем.

Между тем Крючконосый отмерил несколько нервных шагов между рядами столов, выпил водички из кулера и поинтересовался:

— Тебе камеру с крысами или извращенцами? Выбирай.

— Мне, пожалуйста, шницель из телятины с начинкой из сыра и ветчины, обжаренный в панировке, и бокал Шато Мутон-Ротшильд 45-го года, – хладнокровно сказал я, а увидев, как посинел у Буэ-Носайреса шнобель, добродушно улыбнулся, – Ладно. Обычный бутерброд и чашка кофе тоже сойдут. Жрать хочется.

Пластиковый стакан в руке Крючконосого зверски треснул.

— Но если серьёзно, – продолжил я, спрятав улыбку, – Ты знаешь, почему мы встретились и что нужно сделать. Отпусти девушку и флэшка будет твоя. Всё очень просто.

Очкарик, остававшийся до сих пор сторонним наблюдателем и молчаливым слушателем, оживился. То ли от желания прекратить затянувшуюся дискуссию, то ли от согласия с поставленным условием, он взглянул на Крючконосого с явным интересом. Тот скривился.

— Вы не понимаете. Он нас разводит. Мы гонялись за ним двое суток и поверьте, тут что-то не то.

— Я вам скажу, что здесь то, – чётко произнёс очкарик, – Мы верили вам двое суток и, несмотря на беспрецедентные полномочия, результат нулевой. А когда человек является, соглашаясь сотрудничать, вы предлагаете этот срок отодвинуть ещё, причём опять без гарантии результата. Полагаю, у меня будет повод поставить на самом верху серьёзный вопрос.

— У вас начальство своё, у меня своё. За вероятные «вводные» тоже не вам отвечать, – Крючконосый огрызался, тем не менее, пыл его поугас, – На данный момент я могу предоставить этим двоим свидание, но не более. В качестве доброй воли! – подчеркнул он, зыркнув на меня, – А как поступить дальше, давайте-ка обсудим без них.

— Хорошо, – согласился очкарик, поднимаясь и направляясь к двери, – Но имейте в виду, время работает против вас. И условимся: прежде свидания и нашей дискуссии я пообщаюсь с этим человеком сам. Думаю, знаете ли, беседа с моим участием окажется более продуктивной. Сейчас вернусь, а вы потрудитесь не мешать, пока не закончу…

Выходя в коридор, он говорил что-то ещё, но слов уже было не разобрать. К тому же моё внимание переключилось на Крючконосого, который почувствовал себя уязвлённым и одарил меня одним из своих самых «доброжелательных» взглядов.

— Думаешь, для тебя что-то изменилось? И не надейся! – любезно предупредил он, – После сладких аудиенций готовься к беседе со мной, проникновенной до слёзок, соплей и прочих выделений твоего безмозглого организма. Утомил. А сейчас… Вано, обыщи-ка его на всякий случай. Не хватало нам новых сюрпризов от этого идиота.

Вот тут-то меня проняло, как морозом по голому телу, как электричеством, везде, враз и насквозь. Ручка с флэшкой пребывала в нагрудном кармане. Утром в спешке я напялил ту же рубаху, ничего не перекладывал и, отправляясь сюда, не озаботился предвосхитить личный обыск, ни разу о нём не подумал. Крючконосый сказал – «безмозглого организма»? Дьявол, как он был прав!

Тот, кого назвали Вано, оторвал плечо от стены, вразвалочку подошёл, пошкрябал свою щетину, слегка закатал рукава пиджака, алчно поиграл крепкими пальцами и скомандовал:

— Ну! Выворачивай карманы, пацан! Щупаться будем. И только мне дёрнись…

6.

Когда человеку сильнее всего обидно? Взрослым всё можно, а тебе ещё нет; нахамили, а мало сил выдать сдачи; грел у сердца, а обокрали; сосед скотина, а живёт лучше тебя; любил на разрыв, а это кому-то нахрен не нужно; считал, что приносишь пользу, а обвинили, что вред; шедевр сотворил, а его растоптали; стоял в очереди за желанным, а закончилось прямо перед тобой; жизнь прошла, а чего-то не сделал… Оно обидно, нет спору. Но разве сильнее всего? Чёрта с два! В чрезвычайной степени душу выворачивает наизнанку, когда обиду некому предъявить. Когда обернёшься и понимаешь, что сам себя наказал, сам себе принёс боль, подложил гадость, нет разницы – по гордыне, инерции, бреду, зауми, недоумию ли.

Мне было обидно так, что челюсти мёртвой хваткой сцепило. От стыда хотелось в голос завыть. И пока чужие клешни шныряли по моим карманам, ощупывали и общипывали сверху вниз, снизу вверх, брезгливо, но тщательно, как рыбу в базарном тазу, я катал в голове мрачную мысль, что это конец.

У конца на сей счёт выдались всё же другие планы.

— Изымаем или пусть забирает? – спросил у босса сыщик, пряча в собственном кармане мои деньги.

— На кой чёрт нам его барахло! – бросил презрительно тот, – Сюрпризов нет, и ладно. Похороним со всем содержимым. После того как под муками нужную песню споёт.

Конечно же, сказанное адресовалось моим ушам, чтоб содрогнулся и стал покладистым. Это напомнило фразу Печатника об «отработанном материале». При условии выдачи флэшки такая перспектива смотрелась ой как реальной. Заступничество очкарика не в счёт (игрой в добрый-злой тут не пахнет), оно имело временный характер и, насколько я понял, не вполне соотносилось с его полномочиями. Ребята в сером могут иметь свои приказы, оправдывающие любой беспредел. Но мне уже было всё равно, так как цугцванг привёл к мату. Причём настолько неожиданному и безальтернативному, что впору класть ниц короля.

Ручки Хотта в моём кармане не оказалось!

Теперь-то уж точно обещанных мук мне не избежать, и впереди прямая дорога в могилу. Я не смог выручить Анну, и что её тоже ждало, понятно без слов. Объяснить пропажу много ума не надо. Как люди вещи теряют? Произойти это могло хоть где. Квартира, машина Бастинды – решения так себе, слишком простые. Есть улица, на которой сложность зашкаливает до бесконечности, до отсутствия шанса найти решение в принципе. Так что приветствуем кнопку «escape», она на моей клавиатуре единственная. Отныне стоит стремиться лишь к одному – используя любую возможность, тянуть до последнего. Как предвидел противник, играть. Зачем? А чтоб… с музыкой!

Я рассовал свои вещи обратно по карманам. Обращаясь к Вано, Крючконосый изрёк:

— Значит так. Будешь здесь. Когда профессор угомонится, приведут сюда шлюшку. На свиданку даю пятнадцать минут…

— Не ревнуй, – вставил я, – Приходи потом сам. Так и быть, тебя попользую с час.

Крючконосый побледнел, а Вано (он был ближе) уловил горячее желание босса, заехал мне в челюсть и со всей силы воткнул тяжёлый кулак в мой живот.

Пока восстанавливались дыхание, зрение, слух и нормальное положение тела, вернулся очкарик. Завидев, что тут произошло, он выразил резкий протест. Источая молчаливое недовольство, Крючконосый ретировался, а его сподвижник так же молча, но вальяжно поместил себя в кресло у входа с видом, дескать, «гунди, хоть загундись, ты мне не указ». Приглашение очкарика присесть запоздало – я тоже не остался стоять. На какое-то время в кабинете повисла тишина.

— У нас не так много времени, – покосившись на дверь, наконец, начал мой визави, – Давайте приступим к делу.

— Вы кто?

Наверное, оно было невежливо, да ведь и меня приняли не с пиететом.

— Мартин, – представился очкарик, – Это имя. Можно без отчества. Я некоторым образом коллега Карла Ивановича Хотта. Вы ведь знаете, о ком речь?

— Знаю – о том, кого убили ваши варвары, – я кивнул в сторону Вано.

Тот хрустнул костяшками пальцев, а собеседник сконфуженно поправил очки.

— Иногда умирают, потому что не берегут здоровье… – неуверенно начал он.

— А, у вас это так называется, – уточнил я, промокая тыльной стороной ладони разбитую губу, – А «некоторым образом коллега» – это как? Та же любовь к стихам? Или тоже в аэропорту повязали?

Очкарик нервно сглотнул.

— Вы хорошо поняли, что имелось в виду.

— Понятия не имею, – я сделал взгляд наивного простака.

— Идиота из себя корчит, – хохотнул в кресле оставленный с нами стражник.

— Помолчите! – взвизгнул на него очкарик, – Вы мне мешаете! Покиньте кабинет!

— У меня распоряжение начальства…

— Распоряжения вашего начальства не могут противоречить моим. Требуется охранять – займите свой пост за дверью. Отсюда выход один. Так что оставьте нас, будьте любезны. Пока я любезен с вами, прошу это учесть.

Детина почесал щетину.

— Возникают известные риски, профессор, – пробубнил он.

— Не ваша забота. Я знаю, чем их устранить.

Рука профессора коснулась при этом пиджака, как можно было понять, машинально, и мне почему-то представился шприц, заряженный аккурат под кончик иглы. Вообще-то не удивлюсь, что в ситуации крайней и во имя главной задачи ребята в сером могут пожертвовать жизнью любого, даже господина Мартина. Что бы там ни оказалось на деле, уверенность этого человека выглядела неподдельной, слова не пустыми, а значит, и цель общаться со мной не простой. Впрочем, вести себя с ним агрессивно я не собирался. До собственных откровений (или как там назвать в связи с ситуацией – показаний?) хотелось лишь выяснить, что он за фрукт.

Детина уже взялся за ручку двери, когда вынужденно посторонился, чтобы впустить женщину гренадёрского роста вдобавок на шпильках. Классический образец какой-нибудь злобной школьной училки, анорексичная, застёгнутая на все пуговицы под горло, с клубком волос на затылке и строжайшим выражением лица, она молча внесла поднос с дымящимся кофе и бутербродами, водрузила его на стол возле профессора и процокала обратно. На «спасибо» и ухом не повела. После того, как ехидно хмыкнувший Вано скрылся за ней в коридоре, мне показали на яства:

— Угощайтесь. Не шницель с шато, но уж что есть.

— Благодарю, – я снова тронул губу, – Придётся попозже. Если, конечно, удастся. Вы говорили – время в обрез.

— Да. Не стоит тянуть, – согласился со вздохом профессор и перешёл к главному без прелюдий, – Скажите, сколько раз вы были… за гранью?

— Как на духу: не считал. Вот, помню, в детстве с трубы кочегарки чуть не сорвался…

— Так разговор не пойдёт. Что вас смущает? Нам известно, программа впервые вводилась в действие вчера поздно вечером в квартире на улице Первых. Ваша знакомая и её друг рассказали…

Отлично! Значит, Кузя ещё на свободе.

— …Но потом вы исчезли, взяв флэшку с собой. Нам важно знать о других подключениях.

— А мне важно знать о других людях, которым до таких подключений почему-то есть дело. Им обо мне всё известно, мне о них – ничего.

— Думаете, это вам как-то поможет?

— Надеюсь.

— Нет связи, – очкарик вздохнул, – К сожалению, информация, которая вам оказалась доступна, меняет статус посвящённого в принципе. Больше её или меньше – разницы нет.

— Тогда как же Анна? Выходит, предложение с обменом её свободы на флэшку – обман?

— Вы ставите меня в неловкое положение. Лгать не хочу, а правда может навредить нашей беседе, полезной обоим, нужно признать. К обычной жизни свидетелям уже не вернуться. Вероятно, был бы возможен вариант какой-то формы сотрудничества, но теперь…

— Что изменилось теперь?

— Ваши действия. Они угрожают всему проекту в целом.

— Ух ты! – воскликнул я, – Поправьте, если ошибаюсь. Один удачливый учёный изобрёл нечто грандиозное. Об этом прознали его «некоторым образом коллеги» вроде вас. Что-то заставило гения не делиться, он улизнул и открытие умыкнул. Коллегам это не понравилось, организовали слежку, погоню… В итоге несчастный случайно погиб, а его детище (благо было очень компактным) попало в руки туземцам, которые предпочли дарёное не возвращать. Из справедливых опасений тоже погибнуть, уже не случайно. Всё б ничего, туземцам конец, но пропал эксклюзивный, единственный экземпляр! Без него коллеги учёного воссоздать изобретение не имеют талантов!

— Верно. Единственный. Остальное немного не так.

— Господин Мартин, – попросил я, – Уж коли мне эту игру не выиграть, вскрывайте карты.

— Да что там… Но рассчитываю на взаимность.

Я согласно кивнул. Профессор поднялся, прошёл в глубину кабинета и прислонился к маленькой кафедре, стоящей перед экраном. Похоже, беседовать с аудиторией ему было привычней.

— Карл над проектом работал не в одиночку. И тема другая, ближе к «земле». Кто бы удумал на свои страх и риск и чужие подозрения запредельщиной заниматься? А так: секции, финансирование, оборудование, персонал – всё как обычно, только, исходя из специфики, глубоко не в публичном пространстве. Но он, вы правы, был гений: открыл казавшееся невозможным, просчитал алгоритм, создал под ключ программу. Однако повёл себя странно.

— Замечать странность в других – свойство любого человека. Себя же любимого каждый считает нормальным, кого ни спроси. И потом, чего вы ждали от гения!

— Мы не ждали от него эгоизма.

— Настольно наивны?

— Настолько не ждали.

— Тогда кто из вас странный?

— Ирония неуместна, – профессор блеснул очками, – Вы что-нибудь слышали об эвтаназии идей? Помните, как у Гоголя? «Я тебя породил, я тебя и убью» – это будет неточно, но проще. Учёный выступил против науки, иными словами. Согласитесь, такая позиция – редкость, которой не ожидаешь. Карл вбил себе в голову пыльный тезис о том, что иных достижений человечество недостойно или они даже вредны. В данном случае речь о его программе.

— Он решил её уничтожить?

— Мы так и не поняли до конца. Замкнул всё на себя, ограничил, затем совсем исключил чей-либо доступ. Аргументам не внял, поменял образ жизни. Надавили – отошёл вовсе от дел, а когда пригрозили, поставили вопрос принципиально, подался в бега, что вообще уже вышло за рамки.

— Перельман тоже мог формулой не делиться.

— Кто бы поверил тогда, что она есть?

— Но вы же Хотту поверили! Как я понял, видели, «трогали», что называется, оценили…

— Молодой человек! Мы не частная лавочка, если это ещё не понятно, а серьёзное учреждение, выполняющее задачи в интересах правительства, государства. Специалисты подобных структур не могут вести себя как им вздумается. Есть законы, регламенты, правила, наконец, личные подписи на известных бумагах. Использование корпоративной базы (а тут всё: от технических до финансовых средств) предполагает и право на результат корпоративное, либо иное, но опять же по решению корпорации. Вольница в данном случае – нонсенс.

— Бедный гений! – воскликнул я, – Хуже нет творить в рабстве правил!

Господин Мартин недовольно наморщил лоб.

— Успокойтесь. Он же не велосипед сотворил, не пилюли от тёщи, не какой-то заумный романчик. Изобретение имеет глобальное значение для всего человечества, а значит, в первую очередь для нашего государства, в том числе его безопасности. Я, право, думал, вы осознали масштабы.

— Ещё б! Осознал – не то слово, – имелись в виду собственная дикость, варварство и предательство предков, но вслух высказать требовалось о другом, – Появился реальный шанс заглянуть в прошлое, будущее и, что не менее актуально, в недавнее настоящее. То есть владеть информацией, о которой раньше могли только рыдать. Ну, или мечтать.

— Вот именно. Стоит представить, какие открываются возможности, перспективы, и всё становится на места.

— Иногда оно всё оставалось бы лучше там, где спокойно лежало.

— Вы, простите, о чём?

— Об эвтаназии идей, как вы говорили.

— Если это из области «Заставь дурака богу молиться…», то в отличие от него или прохиндея кому как ни специалистам нашего…

— Нет, – перебил я, – Это из области как раз защиты от дурака, да, того самого, а больше – того самого прохиндея, которые обязательно обнаружатся среди ваших хвалёных специалистов. Они сплошь святые? Найдётся кто без грехов?

Собеседник смотрел на меня, замерев, не мигая, и я продолжил:

— Гляньте-ка на дубину, что сейчас бдит за дверью, его начальника и подельников, в службистском запале и раже прикончивших самого изобретателя. Теперь они держат в неволе и страхе невинную девушку. Со мной тоже навряд ли проявят гуманизм. Но даже если к процессу будут причастны не такие уроды, а кто-то из ваших одарённых интеллектом «некоторым образом коллег», можете ли вы поручиться, что среди них не отыщется авантюрист? Где гарантия, что этот человек не станет действовать в личных целях, а то и навредит всему обществу в целом? Ведь шанс такой есть! О, вы разведёте руками, как уже было, дескать, «надо ж, не ждали», вы конечно сделаете выводы, примите меры, внесёте поправки в правила да регламенты… Только поезд уже уйдёт.

— Считаете, мы поступаем недальновидно?

— Считаю, ваш Хотт поступил молодцом.

— Спорный тезис. Нельзя отрицать прогресса, глупо его тормозить, оправдывать ретроградов бесперспективно. Рано или поздно изобретение Карла наверняка продублирует кто-то другой и, кстати, тогда-то уж точно не исключить авантюрной натуры. Но… Можно подумать, без Флеминга больше никто не открыл бы пенициллин, без Колумба – Америку, известный закон – без Ньютона…

— Господин Мартин, – прервал я этот поток, – Без Пушкина мы б никогда не узнали «Онегина».

— Он что, ваш «Онегин», человечество двинул вперёд?

— А разве нет?

В кабинете воцарилась тишина. Некоторое время мы молча и безотрывно глядели друг на друга. Я понимал, что говорю на другом языке и нашему диалогу подходит конец, но упрямо тянул на себя одеяло. В конце концов, кто собеседник уже не секрет, помощи от него не ждать, а подыгрывать бессмысленно. К тому же, как только станет известно, что пользы от меня никакой, он потеряет ко мне интерес. Уже почти потерял. Так что пусть решает что хочет. Эмиссар от закрытой научной конторы, присланный сюда с конкретной ответственной миссией, он едва ли нарушит инструкции. Хотя прямота и честность этого человека, что говорить, подкупали.

Настал момент, когда профессор опустил свой стеклянный взгляд вниз, отлип от кафедры и уныло подвёл итог:

— Значит, где флэшка, вы мне не скажете.

— Зачем? Чтобы превратиться в «отработанный материал»?

— Вы сами себя в него превращаете. Я мог предложить содействие.

— С трудом его представляю.

— Признаться, я тоже с трудом. Но возможность, поверьте, имеется.

— Раз так, – ляпнул я, – обещаю подумать.

Очкарик вскинул голову.

— Когда закончите думать?

— Когда отпустите девушку на свободу.

— Опять двадцать пять. Повторюсь. Свобода свидетелей уже не может быть безусловной. Или мне нужно солгать?

— Вам просто тоже нужно хорошенько подумать, профессор.

Я вложил в эту фразу такой глубокий смысл и произнёс её настолько проникновенно, что собеседник не мог не среагировать. Он приблизился и тихо зафиксировал:

— Полагаю, после вашего свидания с подругой и до менее приятного свидания с представителями нашей службы безопасности мы встретимся снова, и оба будем рассчитывать, что разговор станет более продуктивным.

Я выразился менее обтекаемо:

— Найдём компромисс – скажу, где флэшка.

Голос не дрогнул и глаз не моргнул. Пусть меня судит Господь…

А наклонившийся очкарик засыпал вопросами:

— Так сколько же раз вы были «там»?

— Один. Тогда, на квартире.

— Сколько контактов имели с видениями?

— Если по персоналиям… три.

— Сколько из них направленных, совершённых нарочно, умышленно, по любопытству?

— Бог с вами! Ни одного.

— Среди них известные лица были? Будущее посещали?

Я опомнился. И надо думать, вовремя. Опрос показался слишком занятным, а очкарик не таким уж простым. Недооценённым, точнее. Вполне вероятно, в его пресном портрете упущено что-то важное, не безобидное. Маски честности и прямоты могли скрывать под собой хорошо продуманную комбинацию умелого и очень хитрого противника. В таком случае его тактика, демонстративно исключившая вариант моего спасения изначально, умна и оправдана (чтобы сразу не заподозрил подвох). И ещё в таком случае надо следить за словами.

Напустив на себя загадочность, я изобразил улыбку.

— Господин Мартин. Покажите, что вам можно верить, и услышите то, в чём можно поверить мне.

Молча и пристально очкарик глядел на меня всё время, пока выпрямлялся, а выпрямлялся он очень долго. Удалось или нет зародить сомнение в правдивости прозвучавших ответов? Чтоб не сморгнуть, мне пришлось зажать волю в кулак.

— Договорились, – исторгли бескровные губы профессора, – Не прощаюсь.

Острый момент миновал. Сдерживая шумный выдох и на всякий случай не меняя выражение лица, я проводил взглядом плешивый затылок очкарика до самой двери. Вроде бы этот тайм мы отыграли достойно.

Но что из того?

7.

На самом деле повод к торжеству отсутствовал, и мне было худо как никогда. Перед глазами со всей очевидностью возникал образ того, что произойдёт в ближайшее время, возможно, уже через час или два. Если я не направлю ищеек по ложному следу. Но даже если направлю, оно ничего не изменит. Мой главный козырь позорно утерян, миссия спасателя успешно провалена, и самого ждёт печальный конец от допросов и пыток с мудрёно-техничным пристрастием. Конец, потому что «свидетели» в этом деле (без разницы – оказавшие содействие или нет) действительно не нужны, от них на месте конторщиков практичней и проще избавиться.

Мысли о крахе душили. Кроме обиды на себя самого, беспомощности и вины перед теми, кто по моей глупости пострадал, они приглушали остальные чувства. Я настолько во всём этом увяз, что когда появилась Анна, от неожиданности растерялся. Успел встать, разве. Да и появилась она мгновенно – втолкнули. А приложил к тому свою гадкую руку Печатник.

— Шевели попкой, красотка. Здесь прелюдии развозить некому, – сопроводил он толчок недовольным ворчанием, бросил в мою сторону, – У вас пятнадцать минут, – и захлопнул дверь.

— Паша?!! – вскрикнула девушка и кинулась мне на шею.

Она со всех сил прижалась, вцепившись в рубаху, как к самому близкому человеку, когда эмоции в край. Ощутив под ладонями тепло её напряжённых плеч и жар дыхания на груди, я расстался со сдержанностью окончательно. Нервы сдали, внутри всё затряслось и – вот дьявол! – в глаза накатились слёзы. Сроду не знал такой слабины, а тут, ну вот надо ж…

Можно было стерпеть, переждать, но девушка взяла себя в руки раньше. Она как будто опомнилась, смутилась своего порыва, отстранилась и взглянула уже исподлобья.

— Прости, – сказали друг другу мы вместе, одновременно.

Заметив, почему я отворачиваю лицо, Анна не стала отдаляться.

— Ты чего?

— Щас пройдёт, – выдавил я, – Соринка попала.

— Я не хотела…

О чём она думает?

— Ещё б захотеть! – вырвалось у меня саркастично, – Спаситель, блин, хренов!

— Не надо, – Анна зашла ко мне сзади и прислонилась спиной, – Не вини себя. Ты поступил как мужчина и то, что пришёл сюда, я оценила.

Мне же следовало оценить её деликатность. Могла бы так и стоять напротив, смотреть…

— А ничего, что оно вряд ли поможет? Был бы хоть крохотный толк!

— Но ты ведь сделал это из-за меня.

Что тут сказать. Хорошо, вместо «из-за» не прозвучало куда более личное, точное и настоящее «ради». Как женщины умудряются чувствовать правду, в которой ещё боишься признаться себе?

— Размечталась! – определился с ответом я, – Иногда просто тебя загоняют в угол.

— Ладно. Пусть так.

В отражении монитора я заметил её улыбку, порывисто развернул к себе рядом стоящий стул и сел. С глазами было уже всё в порядке. Угораздило же!

— Так, девочка, так. Утром я ещё верил, что можно что-то придумать, приструнить этих гадов, как-то их обойти, тебя тоже вытащить, чтоб отстали. Не представлял, каким образом, но надеялся. Даже когда решили тобой шантажировать и твоя тётя в больницу попала. Ты о ней в курсе?

— Да. Мне сказали.

Анна медленно опустилась на соседний стул, туда, где я прежде сидел.

— Всё очень плохо сложилось, к концу дня меня бы точно словили. Остался один вариант – пойти на обмен, отдать им чёртову флэшку добровольно. Но при этом я, мало того, что дважды сглупил, убедился в главном: гарантии, что нас оставят в живых, практически нет. Сейчас со мной какой-то плешивый Мартин беседовал. Намекнул, что окажет содействие, но его видно насквозь. В общем, «выручил» я тебя, как видишь. А с флэшкой, без флэшки…

— Так ты её им отдал?

— Нет. И уже не отдам, – мой голос невольно дрогнул, – Я её потерял.

Анна молчала.

— Она у меня вот здесь, в кармане вместе с деньгами и документами была. Ещё у Кузи на хате, когда уходил, под клапан воткнул. Шёл сюда, не удосужился где-нибудь спрятать – представляешь? А раньше – вообще проверить, на месте ли. Идиот! И искать бесполезно – с той поры чёрте где могла выпасть. Оценила поступок мужчины? Лучше прости.

— Не казнись, – тихо сказала девушка, – Все мы когда-нибудь что-то теряем.

— Но с ручкой Хотта хотя бы был шанс!

— Ты же сам говоришь об отсутствии шансов.

— А ты как будто с этим уже согласилась.

— Я, что не выбраться, поняла почти сразу. Тоже доходчиво объяснили. И этот Мартин, и остальные. Вначале ещё юлили, мол, буду полезна – оставят в покое, а когда убедились, что пользы на грош… – она махнула рукой, – Зато специально рассказывали обо всём, чтобы помучить: про тебя, как в розыск объявили и скоро поймают или явишься сам, про шантаж, про тётю, как в больницу слегла… Так что моё согласие значения не имеет. Век наживки недолог.

— А как же твой Вова? Он ведь умный, богатый, «всё может». Опять же – на них сработал.

Мой сарказм Анне был неприятен и она посмурнела. Я сбавил тон.

— Он тоже здесь?

Девушка кивнула.

— Поверь, его положение лучше немногим.

— Вы по-прежнему вместе?

Она вскинула знакомый, острый, как указка учителя, взгляд.

— Это так важно сейчас?

— Да нет, – заявил я и пожал плечами, – Какая мне разница! – получилось неуклюже, по-детски, с плохо скрытым самолюбием, отчего опять захотелось провалиться сквозь пол, – А что для тебя сейчас важно?

Анна увела в сторону задумчивый взгляд.

— Знаешь, я до сих пор не могу отойти от нашего… путешествия. Ну, туда. Такое чувство, будто ещё не вернулась. Все эти боли, страдания, муки совести там… Но ведь их же и здесь не становится меньше! Нам кажется, что человек с веками умнеет, набирается опыта, больше ценит добро, а ничего не меняется, всё по-старому со времён Каина. Верующие уповают на благость богов, гуманисты рисуют чистые от скверны аркадии, вожди изобретают правильные лозунги, а зла в нас меньше не стало. Чувствительные примеры из творчества, вроде Данко с пламенным сердцем у Горького или бумажного пророка в «Адажио» Бардина, самое большее – вызывают слезу. Назавтра выспавшийся брат по разуму уже с сухими глазами опять идёт вредить ближнему своему, считая, что поступает нравственно. Люди снова и снова наказывают сами себя, словно жизнь ничему не учит.

— Учит смерть, – мрачно сказал я, – И вспомни, что сказал Харитон: там, где мы были, это ещё не наказание.

— Вот именно, – пробормотала Анна, – Это ещё цветочки… Представляешь, я видела там, как цветочек-дитя тянулась к матери, которая когда-то её утопила!

— Тоже досталось, – после некоторой оторопи вздохнул я, – Из-за меня.

— Причём тут ты?

— Ну а кто активировал флэшку?

— Ты не понял, – она повернулась, – Люди, люди в лучшую сторону не меняются! А ведь должны бы! Да, воспитание, образование, искусство, знания фонтанируют, становятся разнообразней и шире. Но, по сути, не человечность они развивают, а только лишь сдерживают бесчеловечность, которая за тысячи лет никуда не девалась, живёт в нас внутри и, чтобы выжить, принимает новые формы, становится изощрённей, как вирус. Это похоже на… ну, вот как если не обновлять гардероб, а успевать лишь латать дыры во всё более ветхой одежде. Сколько ни суетись, в конце концов голым останешься.

— Да понятно, чего уж, – вздохнул я, – Мне об этом Жил поведал, когда повстречались, только другими словами. Дескать, в будущем все помрут, изничтожат друг друга или сами завянут. Я раньше где-то читал подобный прогноз, от учёных, про скученность населения, голод, засилье отходов и, как следствие, слом устоев, вывихи экстремизма и толерантности, гомосексуализм, дебилизм, дряхление вида. Они наблюдали за вырождением подопытных…

— Вот – учёных! – перебивая меня, оживилась Анна, – Ты обратил внимание на корысть тех, к кому мы попали? Их ведь ничто это не интересует! Один, с носом который, натуральный убийца. Другой, с печаткой, невежа и хам. Третий, заросший как обезьяна, вор. Его даже свои в краже чего-то там уличили. И у меня здесь он деньги стащил. Вот господин Мартин тоже, вроде учёный, а о чем он с тобой беседовал? О стыде, совести, гадких поступках, смертных грехах?

— Аж два раза. Исключительно о материальных преимуществах изобретения Хотта, о том, что нельзя тормозить прогресс.

— Вот видишь! Им оно нужно для своих меркантильных целей, чтобы только воспользоваться этими преимуществами, а вовсе не делать добро. Потому и гоняются, как савраски. Ещё бы – будто волшебной палочкой или машиной времени обладать! Кто эти люди? Что за контора такая? Работают на правительство – так это ещё ничего не значит! Там всегда серых кардиналов с гвардейцами хватало. Карл Иванович – его можно понять – всё осознал и решил от них своё творение спрятать…

— Эвтаназия идеи.

— Что?.. Он правильно поступил. Им нельзя отдавать флэшку! – девушка взглянула на меня с блеском в глазах, – Наверное, это и хорошо, что ты её потерял.

— Что ж хорошего, – возразил я уныло, – Мы безоружны.

— Ну и что? Они ведь тоже остались ни с чем! Не смогут воспользоваться, совершить грязных дел. Теперь не сможет никто, получается. Ручка – не кошелёк, где б ни валялась, за ней наклоняться не станут, затопчут, а там попадёт в сырость, сама скоро свойств лишится. Уверена, Карл Иванович был бы рад такому исходу.

— Я не рад такому исходу.

— Почему? Утрата решает главный вопрос. Тебе ведь поверили?

— Кто б им про это сказал!

— А, вот так? – Анна секунду подумала и вскинула бровки, – Ну и отлично! Значит, есть ещё шанс. Паша, надо бороться.

— Пока только лапшу вешать на уши удаётся. Думаешь, долго будут носить? После тебя сюда сейчас Мартин заявится. Максимум, что могу – залепить ему дезу, где флэшка. Если клюнут, съездят, проверят – и всё. Последний отсчёт уже щёлкает.

— Не сдавайся. Ты должен что-то придумать. Ты можешь!

— Смеёшься? – безрадостно хмыкнул я, – Что я могу? Надеть мушкетёрский плащ и рвануть за подвесками? Во-первых, они неизвестно где и вряд ли спасут положение в принципе, во-вторых, отсюда уже не выйти, а в-третьих, Констанция, у меня больше нет ни сил, ни надежды. Прости, что сглупил и втянул тебя в эту историю.

Какое-то время мы оба молчали. Не знаю, о чём думала Анна, её лица я не видел. Сам же, чувствуя полнейшую истощённость, туго соображал. Казалось, события крайних дней опустошили, выжали до последнего, как лимон в сумасшедший коктейль. Вот грань, за ней пропасть, глубина затянута сизым туманом, а под ним… уже всё равно, что под ним. Иногда, наверное, любой устаёт настолько, что легче стать безразличным, чем дальше переживать. Как бы душа твоя ещё по инерции это ни отвергала. Смотришь, остался шаг или вздох, за которыми не перспектива, а точка, и киселём разливается вялая мысль: ну и подумаешь, идёт оно всё, пусть теперь будет как будет. Хватит…

Когда послышался голос Анны, тихий и мягкий, я словно очнулся. Она по обыкновению по-детски картавила, произнося, например, слово «раньше» как «ваньше», «сторона» – «стовона», и на фоне ужасного смысла выглядела совсем маленькой, беззащитной.

— «Однажды наука приоткрыла дверь, и мы кормили голодные поля, пока они не насытились. Но этим кормом мы затронули подземных существ, и они выросли так сильно, как никогда раньше. Они были в гневе на человека, ведь он изменил их жизнь, и они готовили свою сладкую месть... За сто миль и даже дальше слышно, как плачут люди, но ничего нельзя поделать, даже бог на их стороне. Все изменилось: вокруг темнота, не слышно ни звука. Печально... Наверно у природы есть план, чтобы контролировать жизнь человека. Он опять должен начать с нуля и выиграть множество битв, пока не заработает свое место на Земле, как все остальные существа. Закончится ли все хорошо?»

— Что это? – сглотнув, спросил я.

— Одна песня /*/. Старая. На английском. «Теперь все зависит от тебя».

— Название?

— Нет, она так заканчивается.

— Ань, от меня уже ничего не зависит.

— Ладно. Пусть так, – на этот раз знакомую фразу улыбка не сопровождала, – Тогда зачем ты сюда пришёл?

— Ради тебя, – признался я в том, о чём постеснялся сказать в начале, – Ты мне стала нужна. По-другому не мог. И если бы удалось развязаться со всей этой передрягой, мы могли бы с тобой…

— Не могли, – продолжая сидеть, девушка увела взгляд в сторону и выпрямила спину, будто чьё-то касание показалось ей неприятным или сама себя от него ограждала, – Не могли, – повторила она, – Я тебе уже говорила, что не одинока.

— Прости, но твой Бэтман…

— Его имя – Владимир.

— Его имя – Иуда. Разве не так?

— У каждого есть слабости. Разве не так? – Анна по-прежнему избегала смотреть в мою сторону, – И потом, он это сделал тоже ради меня.

— Только слишком беспечная женщина может назвать предательство слабостью.

— Только слишком самоуверенный мужчина может назвать женщину беспечной.

— Вот оно что – говорим о чувствах, подразумеваем расчёт!

— Не упрощай. Володя, он… умный, уверенный, безбедный, твёрдо идёт по жизни, знает, что делает. Увы, как все, ошибается иногда, но проблемы снимать умеет. Мне с ним спокойно, даже теперь. Кроме того, он чуткий, заботливый и не зануда. Найди женщину, которую рядом с таким мужчиной обошёл бы расчёт, и попробуй её упрекнуть. Касательно чувств… Исповедоваться в них никому не намерена, но чтобы сейчас закрыть эту тему как надо, прямо скажу: да, люблю.

Я задохнулся.

— В общем, и ты прости меня, если что, – продолжила Анна монотонным, лишённым обычной модуляции голосом, – Хотя, видит бог, поводов и надежд на что-то там не давала. У нас с Володей давно уже почти всё решено, регистрация отношений в планах. Вот почему мне было без особенной радости тётино предложение сюда перебраться.

— Странно слышать о планах людей, оказавшихся в клетке без выхода, – прохрипел я.

— Уверена, он выход найдёт.

Профиль собеседницы озарился упомянутой верой, как факелом. Мне этот факел выжег глаза, опалил жаром грудь и ошпарил было замёрзший мозг. Мало что соображая, я устремился к противоположному столу с подносом, схватил чашку и опрокинул в горло остывший кофе. Ни вкуса, ни запаха не уловилось, будто глотнул из-под крана пресной воды. Зато теперь по-настоящему напомнили о себе жажда и голод. Тем не менее вид бутербродов, протокольно-скупых и пожухлых, походивших на сухой корм для собак, оттолкнул. И тогда ноги повели меня к кулеру…

Показалось, я пил целую вечность. А когда, наконец, угомонился и огляделся, обнаружил, что Анны здесь уже нет. Вместо неё у дверей стоял и напряжённо смотрел на меня господин Мартин. Он терпеливо дождался, пока мой взгляд сфокусируется, станет осмысленным, и изрёк:

— Вижу, свидание принесло не совсем то, чего вы от него ожидали.

— Бойтесь пустых ожиданий от свиданий со мной.

— Мы подумали и… готовы пойти вам навстречу.

Надо ж – сработало. Но что делать теперь? Я устало опустился в кресло.

8.

Собраться с мыслями было непросто – в ушах приговором звучало признание Анны. Как будто будильник безжалостно вырвал из славного сна или манящий теплом и уютом камин обернулся всего лишь холстом с искусным рисунком. Самое печальное – этот очаг изобразил и будильник завёл когда-то именно ты. Ни то, ни другое в том, что избавили тебя от иллюзий, не виновато.

Между тем плешивый профессор прошёлся по кабинету и застыл у одного из окошек-бойниц.

— Сейчас ваших друзей отпустят, – сообщил он.

— Обоих?

— Обоих. Как видите, мы готовы пойти даже дальше.

— Не удивлён. Ваши ребята обязательно пойдут отсюда за ними дальше, ведь «свобода свидетелей уже не может быть безусловной».

— Играете словами.

— Пытаюсь оценить ваше мнимое великодушие объективно.

— Тогда уж имейте в виду, – отвернув плешь, профессор блеснул линзами, – Если наша сделка не даст результатов, очень скоро ваша подруга случайно вскроет себе вены. К примеру. И уверяю, я никак не смогу этому помешать.

— А если даст, можно подумать, оно что-то изменит! Внесёте поправки в регламенты что ли?

— Когда берут подаяние, не требуют весь кошелёк.

— Запомню, – буркнул я.

— Будьте любезны, – назидательно указал очкарик, – Давайте вернёмся к нашей беседе.

— Давайте сначала дождёмся условной свободы моих условно друзей.

— Что – уже не друзья? Один из них, понимаю, соперник, а вот вторая…

— Это вас не касается.

— Ну, как хотите. Кстати, в данный момент они покидают двор. Взгляните в окно.

Сидеть на месте было немыслимо. Я оставил кресло, пересёк кабинет и приник ко второй амбразуре. Имея не более 30 сантиметров в ширину и за счёт глубины внешней кладки (рудимент от обители инока, не иначе), она давала весьма узкий обзор, однако выезд с территории особняка просматривался. Как раз в этот момент оба бывших пленника прошли калиточный створ и ступили на тротуар. В отличие от своего спутника, неуместно и потому позорно демонстрирующего в помятом костюме деловой, респектабельный вид, Анна выглядела удивлённой, растерянной, не вполне понимающей, что происходит. Оказавшись по другую сторону решётки, она обернулась, наверное, по ходу с крыльца не впервые, и замерла.

Несмотря на солидное расстояние, показалось, я смог прочесть её скользящий по окнам взгляд. Но скорее, разыгралось воображение, и смятение в девичьих глазах, слеза на её щеке – фантом, отражение моей собственной боли, иллюзорный след от потери, невосполнимой отныне ничем. Мне, видимо, просто хотелось думать, что ответного равнодушия нет, что случилось прозрение в голове и волнение в сердце, пусть даже так поздно. Мечты, мечты. Они пролились светлым дождём и стекли в тусклую придорожную лужу, когда всемогущий Вова взял девушку под руку и увёл по улице прочь…

И что – конец? Завяли помидоры и сник в тоске по сладкой редьке кислый хрен? А вот вам, господа, по локоть, колено и что там ещё можно выразительно согнуть! Цугцванг – ещё не мат. В кровь буду драться. Внутри меня какая-то сила разорвала цепи, подняла щит и вынула меч. Нет выхода, говорите? Теперь я обязательно его найду, постараюсь. Теперь меня не остановит ничто. Чёрт возьми, контуры этого выхода уже даже показались. Нужно лишь опять не сглупить и чётко выверить каждый шаг. А Анна… Переживём. Навязываться не в моих правилах, пусть дышит, как хочет, но чтобы позволить Бэтману быть победителем – это слишком. Этого не допущу!

Внезапная перемена настроя и решимость явно отразились на моём лице, потому что очкарик их заметил. Правда, вывод он сделал свой:

— Как мало нужно для счастья влюблённому человеку!

— Как много вы потрудились, делая добрый жест!

— Не думайте, что этот жест было сделать легко. Наши специалисты…

— Ваши специалисты для вида повозражали, коне-е-ечно! А то тяжело просчитать их план! – не давая очкарику времени на реакцию, я повернулся и задал вопрос, – Господин Мартин, кто здесь у вас старший? Кто из прибывших от вашей конторы волен принимать главные решения?

Профессор невольно замедлил с ответом.

— Ну как… А зачем это вам?

— Ну как, – собезьянничал я, – Насколько стало понятно, вы и ваша команда специалистов имеете разные полномочия, осуществлять согласованные действия, сами дважды признались, вам нелегко. Поставьте себя на моё место. Доверить жизнь одному, чтобы другие её отобрали…

Очкарик угрожающе напрягся.

— Задумали задний ход??

— Как раз нет. Просто сведения о вещице, которая вас интересует, потребуют от их получателя мер, подразумевающих не координацию, а жёсткую субординацию. В противном случае и он вернётся в контору ни с чем, и я подпишу себе приговор. Вот и всё.

Закусив губу, господин Мартин выпятил грудь и качнулся на каблуках. Хочет казаться выше, чем есть. Предсказуемо.

— Пусть это вас не волнует, Павел Николаевич, – эффектно произнёс он после небольшой паузы, – Для принятия кардинальных решений у меня есть инструменты.

Какие? Гавкнет так, что дворняги наделают кучки и подожмут хвосты? Ну-ну. Впрочем, на деле в статусе своего собеседника, как вожака, сейчас я был очень заинтересован. А он, в свою очередь – заинтригован. Потому, плохо скрывая нетерпение посредственной личности за величием важной персоны, поинтересовался:

— И что там с «вещицей»?

— Думаю, всё в порядке. Пока, – уточнил я, – Теперь же её судьба зависит от вас. Едем!

— Куда это? Зачем?

— В техцентр «Кардан». Вам наверняка о нём говорили. Там на обслуживании до сих пор должен стоять мой служебный автомобиль, и там я исполню свою часть нашего договора. Слово.

— Если дело в машине, могу дать распоряжение её сюда перегнать.

Вот как убедить, что этого делать не стоит, не раскрывая карт и пресекая к ним интерес?

— Дело, скорей, не в машине, а в людях, – уклончиво пояснил я и помахал морковкой, – Так вам флэшка нужна или нет?

Продолжая глядеть на меня, очкарик запустил руку в карман. Как по неслышной тревоге в кабинет резко вступил знакомый «специалист» из службы безопасности.

— Передайте: мы выезжаем. Адрес – техцентр «Кардан». Прямо сейчас.

— Никак раскололся? – ощерился заросший детина, но профессор молча прошёл мимо него в коридор, – Смотрю, бодрячком? Это ты вовремя прозрел, чувачок. Дотянул бы до нас – сделал бы то же самое, только… кхм, изрядно уставший.

Сказанное уже относилось ко мне, однако я тоже его проигнорировал. Может, ответить и стоило, только не сейчас. Оратор, в свою очередь, излучал намерение продлить назидательный монолог, но поступила вводная, и он вынужден был ретироваться.

Забросить наживку удалось. Для того чтобы от неё отказаться, противник слишком желал улов. К тому ж он ничего не терял, ведь контроль надо мной ослаблять не собирался. А даже если бы и ослабил, то ненадолго и восстановил бы легко. Как в случае с Анной. Кто поверит, что её вот так запросто отпустили! Готов поклясться, Бэтман красиво отряжен в качестве глаз и ушей или не знает, что отряжен. От меня же теперь требуется не упустить подходящий момент и осуществить свой план. Да, у меня был уже собственный план, хоть шаткий и не безупречный.

Спустя короткое время, за мной пришли. Обошлись без наручников и заламывания рук, что порадовало. Зато внимание уделяли излишне пристальное, что в открытую посмешило. Особенную подозрительность проявлял Печатник, в процессе перемещений пару раз сунувший мне под рёбра кулак, сопровождая тычки шипением, дескать, «даже не думай дёрнуться». Всему свой черёд, – мысленно огрызался я, – Что надо уже продумано, а дёргаться скоро придётся тебе.

Как и ожидалось, команда в поездку собралась тёплая, знакомая в полном составе ещё с инцидента в аэропорту. Погрузились опять же в известный микроавтобус. Впереди сел Крючконосый, за мной – Печатник с Вано, а за рулём был четвёртый. Профессор поехал за нами в машине местной конторы – на капоте и нашивке на форме водителя имелся вензель «Орлана». Отсутствие господина Мартина в непосредственной близости создавало определённое напряжение, но я рассчитывал, что в нужный момент расстановка фигур будет удачно другой.

В пути бесед почти не вели. Крючконосый только предупредил, что если я задумал какую уловку или просто решил потянуть время, это меня не спасёт, напротив, усугубит положение и увеличит грядущие страдания. Печатник, пользуясь случаем, пригрозил для начала сделать из меня танцора или певца. А его заросший (по мнению Анны, как обезьяна) товарищ расхохотался и по глупости ляпнул, что отымеет мою подругу во всех видах и позах у меня на глазах. С учётом легенды о её освобождении, сказано было явно лишнее – под осуждающими взглядами подельников Вано прикусил язык. Он бы прикусил его и с моей любезной подачи, да пока к таким вызовам стоило выказать, мать её, толерантность. А также хорошенько подумать о том, что предстоит впереди.

Кроме того озадачило одно обстоятельство. Ещё когда выезжали с территории особняка, моё внимание привлёк припаркованный неподалёку автомобиль. За дальностью и ограничением обзора разглядеть водителя не представилось возможным, но хозяйкой машины – я готов был поклясться – была знакомая таксистка. Она могла появиться здесь случайно – работает, мало ли. Однако от этой мысли следовало отказаться. В дороге будто бы невзначай мне удалось пару раз оглянуться назад. Легковушка Бастинды упорно продвигалась за нами…

Понедельник, вторая половина рабочего дня – в «Кардане» никто не стоял на месте, во внутреннем дворе сновали машины, суеты добавляли клиенты, так что наше прибытие не показалось здесь чем-то особенным. Лишь зоркий глаз Терапевта, украшенный дивным бланшем, кого нужно сразу узрел. Заметив меня, выходящего из памятного микроавтобуса и пребывающего в добром здравии, а также «старых» знакомых в серых костюмах, владелец зоркого глаза и бланша обнаружил смятение и желание скрыться, но за безнадёжностью этой затеи понуро пошёл на контакт.

Моя рабочая лошадка в нетронутом виде покоилась в одном из загонов крытой стоянки. В ней-то я и планировал провести с господином Мартином приём-передачу сведений о флэшке, а на деле – решающий диалог. Крючконосый выразил было на сей счёт горячие возражения, дескать, во-первых, я вру и что-то задумал, так как накануне машину на семь кругов обыскали, а во-вторых, оставаться со мной одному опрометчиво. Конечно, он прав. Однако профессор уже был заряжен на результат и знал, что иначе лично ему от меня ничего не добиться. Свою роль сыграли пальма первенства в расследовании столь серьёзного дела, а также мои недвусмысленные намёки на обязательную конфиденциальность. Впрочем, возможно, он просто поверил мне.

— Господин Мартин, – начал я сразу, как только мы оказались в машине одни, – Вам угрожает опасность.

Очкарик моментально коснулся своего пиджака, направив в мою сторону лацкан, будто приник к пулемёту. Опасения подтверждались – там у него спрятано что-то из арсенала Фантомаса, неординарное, конечно же, наукоёмкое, действующее наверняка.

— Без глупостей, – предупредил он бледными от напряжения губами.

— Вы тоже, – спокойно сказал я и указал взглядом на свою руку, в которой было зажато солидных размеров шило, – Прежде чем один из нас отдаст концы, в сердце второго вонзится спиральный стержень из хромированной стали. Хотите оказаться этим вторым? Если нет, оставьте в покое пиджак и поговорим нормально.

— Тогда что зна… – начал очкарик, медленно расслабляясь.

— Что сказал, то и значит, – перебил я его, – Думаете, почему я не был с вами откровенен в «Орлане»? Там меня ждала смерть, здесь она ждёт уже нас обоих. Зато здесь нас никто не слышит, и мы можем действовать заодно. Чтобы спастись, у меня был только такой вариант. Где и каким образом ещё можно было вырваться на свободу! Да, вас я этим подставил, но шанс спастись у вас есть, а главное, теперь вы узнаете правду и перестанете быть слепой игрушкой в чужих руках, чем являетесь с той минуты, когда отправились за бутербродами с кофе.

— Что мешало сказать это всё в кабинете? Там нет прослушки, – неуверенно возразил очкарик.

— Может быть. Но там не было и шила, – хмыкнул я, демонстративно прибирая свой инструмент, – А без него вы бы вряд ли поверили, что мне куда выгодней не убить вас, а просветить, открыть, если хотите, глаза. И потом, тогда я ещё не знал, можно ли вам доверять.

— Теперь, значит, знаете, – то ли спросил, то ли констатировал собеседник.

— Теперь да. Сомневаюсь, что вы горите желанием погибнуть в ближайшее время вместе со мной, причём оставаясь в неведении, почему.

— И почему?

Вопрос был задан с деланным равнодушием, но его сопроводил косой взгляд на стоящего возле машины Крючконосого. Клиент дозрел.

— Господин Мартин, – добавив в голос волнения, застрочил я, – Ваши секьюрити ведут свою игру и намеренно убирают свидетелей. Так было с Хоттом, который их раскусил. Так предстоит стать и с остальными. Наверх доложат, что миссия невыполнима, а всех собак повесят на вас – согласитесь, это удобно. На самом деле флэшка уже у них. Её у меня изъяли, когда я пришёл выручать подругу, в тот самый момент, пока вы отсутствовали в кабинете. Это Вано. Вам ведь известны его воровские замашки? Деньги из кошельков, моего и Анны, в пример. И не заблуждайтесь, что он действует в одиночку, без ведома шефа. Помните, я говорил вам о прохиндеях? Вы тогда отмахнулись – поверьте сейчас. В данный момент, находясь вне пределов «Орлана», где много ограничений, как минимум эти двое заинтересованы в нашем с вами совместном конце. Там меня припугнули, заставили молчать ради жизни подруги, здесь – они знают – я могу всё рассказать. Задайте себе вопрос: сколько вам жить осталось? Спросите, что лучше: погибнуть в машине, сделав врагу желанный подарок, а равно чуть позже всё равно от него принять смерть, или вместе со мной его обыграть, разоблачить, прижать к стенке, хотя б попытаться? Цена вопроса известна. Оно нужно вам, оно стоит того или нет?

Будто бы в подтверждение моих слов Крючконосый, а с ним и Печатник, крейсирующие по обе стороны от машины, одновременно и не сговариваясь, заглянули через стёкла в салон. Показалось, мой собеседник на время перестал дышать. Тем не менее, он взял себя в руки и тихим, но твёрдым голосом сквозь зубы поинтересовался:

— И как вы намеревались «обыграть, разоблачить, прижать к стенке»?

Указав на ключ в замке зажигания, я с готовностью поделился своим рецептом:

— Для начала сбежать. Пока найдут – а мы им нужны по понятной причине оба и вместе, вот как сейчас, только без лишних глаз – вы успеете сообщить что посчитаете нужным в свою контору, я постараюсь уберечь от беды Анну и Юрку. Они тут совсем ни при чём.

— Юрку… Это вашего приятеля Кузнецова что ли? Мне доложили, что после загрузки программы он лишился ума, теперь безопасен и бесполезен.

— Аж два раза! Его искалечили, хотели убить, но он выжил и успешно скрывается, чтоб вы знали. Ваши бравые ребятишки до поры-времени просто замяли свой промах, переключив всё внимание на меня. Господин Мартин, вас и здесь обманули.

— Скажите, – потухшим тоном спросил очкарик, – Отвечая на мои вопросы там, в кабинете, вы ведь тоже юлили?

— Нет, – заверил я, – Говорил чистую правду. Преподал её, признаюсь, под сомнительным соусом, но вы теперь знаете почему. Профессор, у нас мало времени.

Напоминание оказалось напрасным. Очкарик уже прятал назад телефон, с которого быстро и незаметно для внешнего наблюдателя отправил таинственное сообщение или, может, сигнал. Кто их знает, эти продвинутые технологии.

— Стартуем? – бодро среагировал я, – Будьте уверены, рядом с вами хороший водитель. Мы оторвёмся. Я здесь как рыба в воде.

— Молодой человек, – окислился очкарик, – На сегодня достаточно глупостей…

Ещё бы чуть-чуть и оставалось признать, что моя затея успешно провалена, однако глядевший в сторону пассажир тяжело вздохнул и продолжил свою речь:

— …Мы с вами ещё встретимся обязательно, не переживайте. Стартуйте, куда вам угодно, но без меня. И не раньше того, как зайду в административное здание, – он взялся за дверцу.

Это уже совсем другое дело!

— Постойте, – спохватился я, – Вы контролируете Анну. Где сейчас она может быть?

— Вопрос не ко мне.

Да ясно к кому. Мог намекнуть хотя бы. Вычислять по элитным отелям элитный номер элитного Вовы бесперспективно, я ведь полного ФИО его не знаю. Не по приметам же, в самом деле, искать.

Между тем, хлопнув дверцей, профессор что-то сказал Крючконосому и направился в офис техцентра. Заглянуть в его голову сложно. Вероятней всего, он всерьёз мне поверил, оценил риск совместного нахождения в одном месте и снимает его, открывая возможность себе связаться с верхами в конфиденциальном порядке, а мне «стартануть», как я и хотел. Не совсем понятной, даже подозрительной показалось его фраза о том, что мы ещё обязательно встретимся – с чего бы он так был в этом уверен? Но сейчас не до странностей. Пока карты лежали в масть, пора когти рвать.

Родная лошадка не подвела, соскучилась от безделья. Задачу № 1 – в момент завестись и с места рвануть – она выполнила на отлично. Отвлечённый вниманием на очкарика Крючконосый сразу остался с носом. Печатник же успел среагировать и схватился за ручку, но двери я заблокировал. Беднягу по-цирковому протащило вперёд, после чего ненужный прицеп сам собой отстегнулся. Задача № 2 – не тормозить, найти проезд в толчее машин – была выполнена с помощью дичайшего дрифта. Ревнивые до своих колёс автолюбители, кто с ужасом во взоре, кто со злобой, а кто с пальцем у виска, вмиг обеспечили пространство. К тому времени Крючконосый вместе со знатно потёртым Печатником уже поняли, что к чему, и прыгали в микроавтобус. Задача № 3 – оторваться от преследования – неожиданно решилась практически без моего участия.

Выскочив с территории техцентра на улицу, я притопил гашетку и глянул в зеркало для оценки форы. Удивительно, но на въезде в «Кардан» с другой стороны опять обнаружилась машина Бастинды. Она остановилась (или заглохла?) аккурат в створе ворот, когда к ним устремился микроавтобус. Последовало его экстренное торможение. Что там было дальше, я уже не видел, но ясно одно: таксистка каким-то образом отследила мои перемещения, просчитала вероятные события и в самый нужный момент, как смогла, помогла. Спасибо тебе, «колдунья»! Что к чему, почему, ради чего – в моей голове не укладывалось. И укладывать было некогда. В конце концов, можно байкерше позвонить. Только это потом, потом. А сейчас…

Не расходуя времени зря, я мчался по городу в сторону дома. Домой – главным образом потому, что надеялся встретить там Кузю, а не застать, так обнаружить следы пребывания. Он жив и свободен, беседа с очкариком в этом выводе здорово укрепила. Ребятишки в сером пустили в глаза ему пыль, оставив беглеца «на потом», когда руки со мной развяжут. И если мой искалеченный друг, стреканув из травмпункта, умудрился в таком состоянии побывать на собственной хате, ко мне визит он предпринял бы обязательно. Там он сейчас или нет, выяснить надо в первую очередь, так как вполне может требоваться неотложная помощь.

Ещё предстояло взять последнюю наличность. Имелась банковская карта, но её наверняка заблокировали, а кошелёк после пальцев ворюги Вано, как надежды ни в чём не нуждаться, был пуст. Деньги, в свою очередь, хотелось пустить на святое – на Анну. Точнее, на защиту её от врагов и нейтрализацию её обожаемого и всемогущего Бэтмана. Ладно, я рылом не вышел, а также достатком, местом в социальной иерархии и прочими плюсами (по мне, так хернёй). Пусть ищет себе такого. Ещё не хватало девчонке быть в курсе, что я этим унижен, ага! Но наш напыщенный франт и подлюга с кросса за приз должен сойти однозначно. Не видать ему приз! Недостоин.

9.

Стемнело сегодня рано. Во второй половине дня солнце спряталось за облака, со временем потемневшие и нависшие тучами. Город ещё кипел в рабочем режиме, а казалось, уже наступил вечер. Сумрачную картину понедельника дополнили порывы ветра и первые, пока редкие гроздья дождя. Чему удивляться – осень.

Азарт и временный успех не кружили мне голову. Машина вполне могла иметь отслеживающую начинку, поэтому я оставил её у торгового центра среди сотни других и дальше пошёл пешком. Даже перешёл на спортивный шаг, так как дождь набирал силу, обещая стать жёстким. В результате во двор своего «флигеля» я почти вбежал и чуть не упустил любопытной детали.

За кустом на скамейке у дома кто-то сидел. При моём появлении человек приподнялся, снова сел, опять встал, неуверенно шагнул мне навстречу и замер. Утерев глаза от дождя, я вынужден был удивиться – меня поджидала здесь Анна! Уже вымокшая и продрогшая она скукожилась в своей посеревшей джинсе, как домашний зверёк, которого выбросили погулять в непогоду. Льняная луковка лишилась фигурного обрамления, лицо блестело от влаги, губы поджались от холода.

— Какими судьбами, фиалка? – ляпнул я с ходу, – Думал, ты попрощалась.

— Н-н-нет. Т-т-ты мне за д-д-дуру ещё н-н-не ответил.

Прозвучало: «за дуву». Как всё же была мне мила «кавтавость» этой малявки! Чего ж в тамбур-то не вошла? Темноты побоялась? Своенравия хоть отбавляй, а поберечься не удосужилась. Отставив другие мысли вместе с учтивостью на потом, я бесцеремонно ухватил девушку подмышку по схеме «Пройдёмте, гражданка!» и увлёк за собой в дом. С удовольствием подхватил бы на руки, да нечем было бы дверь открывать. Гражданка не вырывалась. Лишь мявкнула что-то о гражданских правах слабых женщин, но скорее из вредности, чем недовольства.

С момента, когда мы с ней отсюда ушли, миновали почти сутки. Конечно, что кто-то здесь побывал, я догадался уже на входе, для этого есть приметы. Догадка не вызвала чувства тревоги, так как гостем был тот, чьего визита я сам ожидал и весь день желал, мечтая о встрече. Только, похоже, Кузя гостил тут давно и недолго. Ничего не тронул, кроме стола-книжки – разложил подъёмной столешницей к стенке, установив поломанную ножку на горку из книг. Верный пристрастиям, он оставил послание-рисунок, изобразив себя, причём не в гипсе, а рыцарских доспехах, с надписью: «Я скоро. Держись!» Насмешил. Ну, хоть на свободе и жизнелюбия не утратил.

— Юра?! – выдохнули за плечом удивлённо и радостно, – Я думала, он…

Меня непроизвольно развернуло к девушке.

— А я думал – ты сейчас с Бэтманом.

— С кем???

— Со всемогущим своим. Красивым, умным, богатым, оттого как бы даже где-то любимым…

— Дурак! – ещё влажное из-за дождя лицо Анны заискрилось от пламени вспыхнувших глаз, – Идиот ненормальный! Я ведь нарочно тебя там позлила, чтобы встряхнулся и не опускал руки, чтобы боролся, не кис! Что мне ещё оставалось?

Медленно, очень медленно доходил до меня смысл её слов.

— Постой. Значит, то, что ты с ним… – это неправда?

— Конечно! На кой он мне сдался? Я и раньше-то не особенно была в нём уверена, подозревала неладное и планов не строила, так, почти что терпела, привыкла просто, а после того что с нами случилось… Ты ведь не знаешь, как он повёл себя «там». Рассказывать – стыд! Ну и здесь, сам видел, на что он способен. Думаешь, ради меня? Фиг вам – запугали, сломался. Чтобы выжить, готов пожертвовать всем, даже мной. И вот сейчас: благодаря тебе нас отпустили, а он как давай тебя и меня полоскать! Ни за что бы с ним не осталась, потому и сбежала. Сразу к тебе… Хочешь правду? Я, когда узнала, что ты пришёл будто б сдаваться, душой в небо от счастья взлетела, поверила – у тебя всё получится. Да, тяжело и, казалось, выхода нет, но ты же сумел! Я знала, что справишься. Нужно было только слегка тебя подтолкнуть, сказать что-то такое…

Ну да, ещё как сказанула. Выходит, о том, что я к ней не равнодушен, хитрюга легко поняла.

— А если мне самому сбежать бы не удалось?

Анна изменилась в лице, опустила голову, заломила нервно дрожащие пальцы и тихо произнесла:

— Паша, не надо. Мне без тебя… Мне теперь без тебя…

Я сгрёб её в охапку и прижал к себе. Погладил по голове. Как можно нежнее сказал:

— Дурёха.

— Чего? Опять?!! – она резко отнялась, уперев локти мне в грудь, – Слушай, договоришься!

— «Догововюсь», – улыбнулся я, – Вот разрулю наш замес окончательно, так и быть, возьму тебя в жёны. «Угововила».

— Это неслыханно! Ах ты…

Что мне грозило, она не договорила (а может и не осуществила), так как в этот момент раздались жидкие аплодисменты. Оба мы обернулись к двери. Подпирая косяки, там стояла знакомая троица в сером. Четвёртый, видимо, остался снаружи в машине.

Холодея, я заслонил собой Анну.

— А что, Тарас, – подал голос Крючконосый, первым с ленцой проходя вглубь комнаты, – Не зарегистрировать ли нам акт гражданского состояния? Свидетелям – потеха, молодым – последняя радость: станут хоть этим счастливы и умрут в один день.

— Не, – отозвался вальяжно усаживающийся на койку Печатник, – Меня бы устроил другой акт. С невестой. Чё зря добру пропадать.

Третий, Вано, оставался на месте, но тоже не промолчал:

— А я бы скорее щенку этому рот расчехлил до затылка. Чтоб, наконец, где флэшка сказал. И, сука, чтобы ответил за лажу. Профессора убедить – каково! Не прощу!

— Действуй. Время действительно больше не ждёт, пора ставить точку.

Дав отмашку Вано, Крючконосый поместил задницу на мой стол, аккурат на кузин рисунок. Внешняя ленца в движениях не обманывала – он был напряжён, как пружина.

— Нет! Дай мне! – подхватился с койки Печатник.

Пока они препирались, я успел шепнуть Анне через плечо:

— Когда начнётся, беги из хаты. Если что, справа за дверью тёмная ниша – спрячься.

Расслышать, что она прошептала в ответ, не удалось.

— Это правильно. Попрощайся с подружкой, – любезно объявил Крючконосый, – Выживешь после укола – свершится чудо. Да и оценишь его только в дурке, уже без мозгов. Впрочем, о чём это мы? У тебя их и так немного.

— Вправду рассчитывал, что не найдём, куда смылись? – поддержал шефа Вано, приближаясь, – Дубина ты, Шилов.

Печатник уже стоял напротив меня, держал в руке шприц и плотоядно улыбался. Если сложившийся расклад сил можно было назвать удачным, его, как последний вздох, нельзя упускать. Тактика первых действий возникла в моей голове мгновенно. Демонстрируя смирение перед неизбежным, я понуро вздохнул.

— Ладно. Откройте секрет, как нашли.

— Чего уж, – хохотнул Вано, переглянувшись с соратниками, – Очень просто, придурок. Под воротники загляните.

Всё ясно. В «Орлане» нам прицепили маячки. То есть куда ни беги, всё равно бы достали…

Анна за моей спиной рефлекторно вскинула руку к шее. Я это скорее почувствовал, чем увидел. Сам же воспользовался ситуацией для того, чтобы легально вывернуть кисть для сбора в кулак и удара. Он и последовал тотчас, ориентированный не на толчок, а пробой, как учили. Аркаша с Данилой, знакомые из спецназа, кирпичи так ломали. Мне до их мастерства далеко, но и задача была поскромней, попасть в солнышко. Цели достиг – выронив шприц, открыв рот и выпучив глаз, ближайший противник замер столбом, где стоял.

— Беги! – крикнул я Анне и чтобы помочь ей, кинулся на второго.

С третьим, самым опасным, расчёт оправдался на все сто процентов, если не больше. Уловив полёт моего кулака в грудь Печатника, его шеф дёрнулся соскочить со стола, да не тут-то было. От резкого толчка ножка моего инвалидного предмета мебели подвернулась на стопке подложенных книжек и столешница под тяжестью схлопнулась. Крючконосый с грохотом рухнул на копчик в угол у стенки, приняв на себя напоследок туда же упавший стол. Словом, преимущество ближайших секунд было обеспечено.

Однако я его упустил. Вопреки ожиданиям, Вано не кинулся в рукопашную схватку. Оценив вынужденное бездействие соратника и не менее вынужденное барахтанье начальника, он выхватил пистолет. Вид огнестрельного оружия в двух крепких руках, нацеленного в голову прямо и твёрдо, как поезд в тоннель, сбил мой азарт подчистую, просто разбил, будто фигуру в игре «городки» разнёс вдребезги. Ничего подобного мне ещё не доводилось испытывать. Если кто-то считает – оно так себе, дело плёвое, нечего охать – не верю. И у вранья есть пределы.

Нужные секунды промелькнули. Осознав, что теряю последний шанс, я с презрением процедил:

— Слабак!

К тому времени Печатник осел на пол и, засипев, наконец, подал признаки жизни, а их шеф уже выбрался из завала, разъярённым быком дышал в спину. Вано прикинул новый расклад, ощерился, убрал пистолет и призывно выставил руки.

— Ну, давай. Мне не в лом, доходяга.

— Оставь! – приказал ему Крючконосый, – Лучше девку верни. А с этим я сам…

Увы, тут мне ловить было нечего. От атаки противник легко увернулся, борцовским приёмом перевёл бой в партер и стреножил меня тем из захватов, когда сложнее взвыть о пощаде, чем помереть. Убивать меня только пока не спешили. Краем глаза я видел, как пальцы врага дотянулись до валяющегося поблизости шприца. Ещё рывок, и буду послушен, как робот, охотно болтлив и несказанно правдив, а там…

Внезапно за дверью раздался шум упавшего тела и по дикому счастью знакомый басок:

— Куда! Вон, написано же: «Не беспокоить!» Ишь, за бабой-то как сиганул…

Крючконосый, прислушавшись, на мгновение замер и удвоил рвение воткнуть в меня шприц. Я что есть сил завопил. Неизвестно, что бы у него получилось, поскольку момент для инъекции был упущен, и мне удалось разомкнуть захват, только в нашу борьбу вмешался третий участник. Вмешательство ознаменовалось стоном моего соперника и стуком об пол его головы.

— Мать твою в жуть! Буэ! Ну, на ловца, как говорится, и твой Носайрес бежит.

Я мог поклясться, что услышал хруст. Сам, впрочем, был занят. Вроде б оживший к тому времени Печатник вскочил на ноги рядом и вместе со мной. Превозмогая боль в заломленной в схватке левой руке, я вложил в кулак правой всё что ещё из сил оставалось и направил его в висок своего личного врага. Тот покачнулся, по-новой плавно осел и составил компанию неподвижному Крючконосому.

От дверей в комнату скользнула Анна.

— Мальчики!..

Только теперь я толком воззрился на Кузю. Ни шрамов, ни гипса. Здоровьем искрит, будто ночью в травмпункт возил не его. Глаза как в огне, зубы слепят, чёрные кудри вразлёт – ну, красавец! Только видно – замотанный. На коня походил, одолевшего долгий путь из девятого царства домой.

— Ну, чё вылупились? – широко улыбаясь, выдохнул он, – Ни спасибо, ни здрасьте. Успел же! Ля буду, «летел к вам скоропалительно, инда взопрел-с»**. Пахан, молодчина, я знал, что ты сделаешь этих уродов, чтоб до меня дотянуть, придумаешь что-то.

— Постой, не чеши, – я мотнул головой, подняв к нему руку, – Ты это… Ты как это? Вообще, ты где был??

— Значит так…

На этом рассказ был закончен. Неожиданно за дверью раздался топот десятка людей. В мою хатёнку вихрем ворвались вооружённые люди в чёрной форме с нашивками «Орлана». Половина из них зычно вопила по сторонам:

— Всем на пол! Лежать! Никому не двигаться! Работает спецназ!

Как тут поступишь, если с головой всё в порядке? Наверняка и под окнами караулит отнюдь не соседский кот. Конечно, все трое мы ухнули вниз. Анне при этом повезло – уткнулась в койку, а мы с Кузей опрокинулись точнёхонько на тела своих поверженных и пока ещё бесчувственных врагов…

Когда шум, крики, топот и прочие звуки затихли, а бойкие граждане в чёрном рассредоточились по квартире и замерли над нами в решительных позах, вошёл главный. Интрига исчезла – им оказался господин Мартин.

— Да уж, Шилов. Недооценил я вас, недооцени-и-ил, - протянул он, оглядывая побоище, – Можете подняться. Все трое.

Анна и я встали на ноги сразу, а Кузя немного замешкался.

— Вот, значит, кто, мне сказали, поехал умом, – заметил по его поводу профессор.

— Ага. С вами точно доездишься, – огрызнулся Кузя, брезгливо вытирая руки о пиджак Крючконосого, – Спасибо, я лучше пешком.

— Не дерзите.

Господин Мартин прошёлся по комнате между нами, ещё раз оглядев всех, кто стоял и лежал. К тому времени «орлановцы» втащили из коридора издающего стоны Вано, пока единственного из команды серых, кто стал подавать признаки жизни.

— Ловко вы, ловко… Ну что – установим истину? – очкарик остановился, грозно блеснул линзами и, как выстрелил, выдал приказ, – Обыщите их! Всех!

Ребята в чёрном тотчас взялись за дело, умело и качественно. По всему видно было, им это занятие не впервой. Морщась от цепких прикосновений одного из них, я посмотрел на другого, подступившего к Анне.

— Профессор, не надо бы с девушкой так.

— А как, по-вашему, надо? – живо среагировал очкарик, будто реплики от меня только и ждал, – Когда никому нельзя доверять! Когда каждый творит, что хочет! Когда тем, кто служит, плевать на обязанности, а остальным – вообще на всё! Напомню, вы сами заварили эту кашу и не оставили мне выбора. Думаете, тогда убедили? Ни грамма! Но я прислушался к вам, потому что знаю человеческую натуру и версию, которую вы изложили, вполне допустил. Она так себе, скажем прямо, очень походит на чушь. Однако и этой чуши в жизни довольно, нельзя закрывать на неё глаза, тем более рисковать. Вам лишь хочется выжить, любым способом, это понятно. Мне – государственный интерес соблюсти. Разницу видите? Потому извольте терпеть моё право действовать так, как считаю нужным. Не отыщется флэшка здесь и сейчас – готовьтесь к худшему, – он красноречиво поддел носком ботинка откатившийся по полу шприц, – Неважно кто. Все!

Анна хмурилась. Кузя наоборот чему-то лыбился во все зубы. Вано глухо выл (сообщили, что у него выбита челюсть). Двое его соратников едва шевелились, начав приходить в себя. Из-под воротника моей рубахи извлекли маячок. Остальные «орлановцы» рыскали по хате. Обыск продолжался.

— Государственный интерес! – извиваясь под руками ищейки, возмущённо фыркнула Анна, – Вечно к ним тянутся грязные пальцы.

Господин Мартин позволил себе убрать серьёзное выражение лица.

— Чего вы хотите – клятв, что у меня добрая душа и чистые помыслы?

— Не трудитесь. Королева Виктория в коронационной речи – самой короткой в истории, между прочим – заявила: «Я буду хорошей». Это не помешало ей творить пакости.

— Бабские пакости – это да-а-а… – протянул Кузя.

Очкарик собрался ответить, но был отвлечён. «Орлановец», обыскивающий Крючконосого, вдруг приподнялся и протянул ему… ручку Хотта! Я опешил. Немыслимой чепухой прозвучал комментарий:

— В кармане была.

Как по команде всеобщие поиски прекратились. Профессор вновь стал серьёзен, принял находку, развинтил, посмотрел, полез в свой карман, выудил из него лупу и, снова вглядевшись уже сквозь неё, задумчиво пробормотал:

— Предмет эксклюзивный, но чего не бывает? Проверим. У Карла заскок по части маркирования личных вещей. Вот здесь, как сейчас помню, был выгравирован миниатюрный экслибрис…

Если не принимать во внимание шум дождя за окном, следующие несколько секунд прошли в абсолютной тишине.

— ...Да, это она.

Осенённый догадкой, я хмуро воззрился на Кузю.

— Ну так что – мы свободны? – как ни в чём не бывало, поинтересовался у публики тот.

— Конечно, – согласился профессор, убирая находку в карман и обращаясь ко мне, – Вынужден признать, Павел Николаевич, вы меня не обманули. Можете расслабиться. Уходим! – объявил он решение «орлановцам», поднял шприц и указал им на несчастную троицу в сером, – Этих – с собой.

— То есть из сообщений о розыске упоминание моей персоны изымут? – ещё не до конца веря такому исходу, уточнил я.

— Разумеется. Появится надобность, вас разыщут, сомнений быть не должно. Чтобы закрыть вопросы, сегодня специалист предметно проверит флэшку. Завтра с каждым проведём профилактические беседы, можете догадаться – о чём. Утром за вами заедут. Заранее рекомендую о происшедшем держать язык за зубами. Не провожайте.

Заявился без приглашения – ещё бы его провожали!..

Когда очкарик с гостями ушёл и суета по эвакуации стонущих тел затихла, наша троица, не сговариваясь, сошлась в центре комнаты. Анна смотрела попеременно то на меня, то на Кузю, хотела что-то сказать, но пока не решалась. Я упёр вопросительный взгляд в товарища и нарочно молчал. Демонстрируя прежний задор, тот рассмеялся.

— Вам же сказали расслабиться, чудики. Всё позади!.. А-а, вы про флэшку, – он отмахнул от лица непослушные кудри, – В общем, так. Ручку в травмпункте мне врач передал, сказал, ты, пока тащил меня, выронил. Я тогда что к чему не сразу просёк, а по ночи отошёл от наркоза и просветлел. Расклад нарисовался в момент, как натюрморт с кирпичами. Ну, про то, что плохи наши дела: этих, – Кузя кивнул на Анну, – уже повязали, меня возьмут тёпленьким, ты безоружным остался. Короче, смекнул, что да как, и вперёд, там же в травмпункте. В кабинете врача компьютер стоял – подождал, когда никого, дополз. По первому разу с месяц в «звездолёте» ошивался, медсестричка на ноги подняла… Чё вы уставились? Там же выслуга – век за тутошний миг! Склероз что ли? Из травмпункта уже на своих двоих, тихой сапой, пока регистраторша по окну за мухой гонялась. Сразу до хаты, а ноутбука ёк. Оттуда – в «Кардан», там у меня рабочий. На второй заход по нашему ещё с пару недель ушло… Пахан, не тужься, только о вас и думал! Ну, не только о вас, – Кузя помялся, – Зато нашёл всех, кого было нужно, и всё, что нужно, узнал. Заодно отчима своего раскулачил, у него тут бабок заныканных – тьма. Так что мы теперь олигархи. Да, ещё паскуду того отыскал, который французам продался. Яму помнишь? Вот покончим со всей этой шнягой, поедем откапывать барский клад …

Я вдруг вспомнил ирода, замучившего до смерти мать моего деда. Он допытывался про какое-то золото. Судя по месту и времени, уж не колчаковское ли? Царская «Либерея», наличные схроны вороватых чиновников… Всё это интересно, но так ли важно сейчас!

— Только всё это не так важно, дружище, – будто угадав мои мысли, заявил Кузя, – Как видишь, я просчитал твои действия и успел сделать главное…

— Что? – перебил я его, – Отдать флэшку представителям мутной конторы? Хмырю этому якобы с чистыми помыслами и доброй душой? Чтобы кто-то, имущий деньги и власть, ещё глубже и слаще поимел остальных людей? Там ведь столько возможностей взять за жабры живущих, став для них дьяволом или богом – нужное подчеркнуть!

Анна меня поддержала:

— Карл Иванович предвидел, что ею воспользуются негодяи. Прятал её, не хотел отдавать. Юра, мы должны были поступить так же.

— Ну вы и… – Кузя постучал кулаком по своей голове, – Слушать сюда! – он стал серьёзным, – Чё б мне столько там рыскать было, наивные? Отыскал я вашего «Леонардо Да» Хотта. (Между прочим, узнал и про Винчи – при жизни тот тоже туда попадал.) Так вот мужик он, что надо. Вкурил ситуацию влёт, разъяснил, что и как, с горячим желанием надрать задницы очкарику и всей камарилье за, под и над ним. К кому изобретатель летел сюда, вы хоть раз вопрос себе задавали? Баба тут у него, о которой никто не знает. И не узнает – она с горя день в день с ним померла. Когда-то в загранке купил две штучные ручки, одну ей подарил. Я нашёл кренделя, родича этой бабы, выкупил ручку, установил вариант программы, как Хотт наказал. Стартовать с неё бестолку – входишь и сразу на выход выносит. Харитон на такое не чешется. Что ещё рассказать? С человечеством в будущем всё в порядке. Жил гастролёров пугает нарочно. Кризис, конечно, шандарахнет нехилый, мало никому не покажется, но найдутся вовремя люди умные, добрые… А, да. Оригинальную флэшку я спрятал. Цела.

Оценив наши радостные физиономии, герой дня махнул рукой и пошёл к двери.

— Устал. Поеду домой бардак разгребать. Кстати, там сумка осталась со шмотками.

— Юра! – встрепенулась хозяйка оставленных шмоток, – Спасибо!!!

— Да ну вас…

— Стой! – я догнал его, чувствуя, что не могу говорить, крепко пожал руку и обнял.

— Ладно, – смущённо скривился Кузя, – Обнимай вон свою любимую ба…

Он тактично не договорил и вышел. А я, улыбаясь, развернулся к Анне.

— Ещё чего! – притворно возмутилась она, пригрозила, – Давно что ли не кусали? – со смешком выскользнула из-под рук, взбежала на кухонный приступок и уже оттуда защебетала, – Давай лучше поедим! Ты когда крайний раз питался? У тебя вообще кроме коньяка в доме что-нибудь есть? Хочешь, картошку пожарю? Я вправду умею!..

Из-под поломанного стола на полу выглядывали разбросанные книги. Среди них виднелся альбом со старыми семейными фотографиями. Я поднял его и раскрыл на одной из первых страниц. С бесхитростной, опалённой временем карточки на меня смотрел пожилой человек: тёплый взгляд, прямая спина, руки лежат на коленях. Все пальцы как пальцы, направлены вниз, а один – большой на левой руке – жизнеутверждающе вверх устремился. Конечно, ведь он был с самого детства вилами сломан! Бабушка гладила это фото ладошкой и, утирая слезу, шептала:

— Павлуша, родной мой, я помню – у нас всегда с тобой всё хорошо…

Послесловие (от автора)

На следующий день состоялись обещанные профилактические беседы с господином Мартином. Он снова расспросил каждого о подробностях визита в потустороннюю реальность, окончательно убедился в незначительности полученных путешественниками сведений, подчеркнув гуманизм своего ведомства, одарил индульгенцией на дальнейшую вольную жизнь и настоятельно посоветовал, дабы не будить понятно какого лиха, обо всём пережитом молчать, а ещё лучше забыть. Профессор не откровенничал, но было ясно, что изобретение Хоттера (настоящая фамилия Хотта) приказало долго жить, однако работа над ним будет продолжена. По косвенным признакам команду «серых» во главе с Крючконосым на выходе из лазаретов ожидала судьба незавидная, тягостная.

Вняв доводам Кузнецова, ребята доверили флэшку другу. На первых порах им без надобности оказалась она, а ему – прежняя жизнь. К сожалению, у парня обнаружилась неизлечимая опухоль, та, что быстро подводит итог. Благодаря секретам «кларнета» он значительно поправил материальное положение, но в основном для того, чтобы обеспечить достойное настоящее и будущее бывшей семье (неверной жене и ребёнку, который, как выяснилось, оказался чужим), а также новой подруге. По совету Шилова он познакомился с молоденькой байкершей, впоследствии подарившей ему крошку Селену. Однажды Бастинда исполнила последнюю просьбу любимого – дистанционно вынула из разъёма флэшку, когда он отправился к дочери навсегда...

Павел и Анна больше не расставались. Какое-то время Бэтман пытался её вернуть, потом по слухам стал вести себя неадекватно, побывал в жёлтом доме, в итоге обрёл душевный покой в одном из монастырей. Аделаида Львовна поправилась, передала бизнес племяннице, сочеталась с Василичем узами брака. Молодые отправили их в планетарный круиз мир посмотреть – где-то там, у тёплой волны среди солнца и пальм старики бросили якорь. После ухода Юры флэшка вернулась к Шилову. Время от времени один недолго «гостил» у другого, после чего иногда куда-то ездил и с кем-то встречался или садился что-то писать. С Анной они учредили всемирный, в шутку маленький клуб («Фиалка и бык»), в который входили не в шутку большие, умные, добрые люди... Но это уже совсем другая история.

_____________________________

* Cerrone – Supernature
** Островский А.Н. Комедия «В чужом пиру похмелье» (Д. 1, я. 4: Андрей Титыч Брусков, сын купеческий)

_____________________________

НАВЕРХ