А.М. Возлядовская

Взгляд на 80-е

На одном из литературных ресурсов автор, моложе меня возрастом, взялся писать роман из жизни подростков СССР первой половины 1980-х годов. Этот автор задал вопрос: чем жили, как проводили свободное время, чем увлекались, чего боялись, что любили, к чему тянулись и т.д. подростки начала 80-х? Помогите, люди добрые, а то роман застопорился.

Не знаю, зачем автора потянуло писать не про своё детство, а про чужое. Про своё-то было бы сподручнее и правдивее. Тем не менее, советов автору надавали множество и обошлось даже без моей помощи. Однако, его призыв заставил меня задуматься и начать вспоминать. А поскольку советское время нынче обросло массой сказок и ненаучной фантастикой, мне захотелось напомнить потерявшим память пенсионерам, как оно было на самом деле.

Сразу оговорюсь: все жили по-разному и разница эта порой была очень большая. То, что все жили одинаково — очередная сказка. Во-первых, все советские города относились к разным категориям снабжения. Элитарные города — Москва и Ленинград — это одно, а какая-нибудь заштатная Чита — совсем другое. Во-вторых, внутри каждого из этих городов люди и их семьи жили совсем не одинаково: семьи партработников и военных имели собственное снабжение и даже собственные магазины, куда пускали только по пропускам. Магазины были, конечно же, государственными, я называю их «собственными» потому что никто, кроме указанных категорий в них не имел права отовариваться и даже заходить в них.

Однако мы не о продуктах, а о жизни подростков.

Из чего состояла жизнь? Из ненавистной школы! И не надо рассказывать, как в Советском Союзе школьники обожали свою школу и получаемые в ней знания. Допускаю, может кто-то где-то её обожал, но я таких людей не встречала.

Зато после школы тебя ждала свобода! Пусть маленькая, на полдня, пусть отравленная домашним заданием, но всё равно — свобода. До сих под помню ликование в душе, когда ты отсидел все уроки и наконец-то вырвался из душного здания школы!

Чему посвящалось свободное время? Не особо-то занимался народ спортом. Насколько я помню, в нашем классе серьёзно занимался спортом только один мальчик. Музыкой — двое. Примерно классе в шестом нашими девочками овладело повальное увлечение вязанием на спицах и все они ходили на кружок к одной пожилой даме, платя ей 5 р. в месяц.

Кто-то запоем читал книги. Кто-то не читал вообще. И не надо говорить, что нынешняя молодёжь мало читает. Наше поколение тоже очень мало читало. За исключением фанатиков, поглощавших исторические романы или фантастику, но таких было меньшинство.

Что же всё-таки читали? Конечно иностранную литературу! К русской литературе нам прививали в школе такое отвращение, что мы её в руки не брали. Заходя в библиотеку, мы на расстоянии обходили раздел с русской классикой и направлялись прямиком к стеллажу с зарубежной литературой. Из тех кто читал: читали Дюма — обычно всё подряд, что можно было только достать (он не весь был переведён в советское время). Джек Лондон — писатель моего детства! Бальзак — это когда стали постарше. Ещё старше — мы встретились с Ремарком. Почти все гонялись за фантастикой — не важно, хорошая или плохая, лишь бы фантастика. Фантастические фильмы, как и костюмированные исторички, были в тренде (хотя само слово «тренд» было ещё не в ходу).

Всё перечисленное говорит о том, что нам хотелось скрыться от серой реальности в вымышленном мире фантазий, своих или чужих...

Музыка

Рулила зарубежная эстрада. Чрезвычайно популярны были ABBA, Boney M, Scorpions, Pink Floyd, Queen. В 70-х Пугачёва спела своего «Арлекино» и прочно засела среди модных шлягеров. Тогда же проклюнулся и Валерий Леонтьев со своим «Светофором». Любить Высоцкого было круто и даже те, кому он не нравился, ни за что бы в этом не сознались, боясь навлечь на себя всеобщее презрение. Джаз — только для избранных, тех, кто не боялся прослыть чудаком. То же самое и с авторской песней. Высоцкий авторской песнью не считался. Высоцкий — это Высоцкий! Сам себе свой. Особенный! Кумир! Особый восторг вызывал вышедший перед самой его смертью мини-сериал «Место встречи изменить нельзя». Шедевр своего времени!

В начале 80-х начал появляться Hard Rock и Heavy Metal и тащиться от него было ну о-о-очень круто! Тогда в моду прочно вошли дискотеки, вместо устаревших «танцев». Танцевать никто не умел и не хотел учиться, считалось, что и так хорошо.

Старшее поколение — учителя, родители, бабушки — ругали нашу музыку, возмущались, как такое можно слушать, что это только грохот, от которого глохнут уши, что такая музыка будит низменные инстинкты, что она вся направлена на воздействие «ниже пояса», что молодёжь не танцует, а «дёргается»... Сейчас, спустя сорок лет, выросшие и состарившиеся мальчики и девочки, которые в 80-е «балдели» от Пинк Флойд, Кисс или Скорпионз, ругают современную музыку XXI века теми же самыми словами и абсолютно в тех же самых выражениях. Такое впечатление, что они выучили все эти бабушкины словосочетания и теперь с удовольствием повторяют их наизусть. Вероятно, это не признак той или иной музыки, это признак обыкновенной старости.

Духовность 80-х

Старшее поколение и кое-кто из продвинутой молодёжи периодически призывали «поднимать духовность». «Духовность» 80-х не имели никакого отношения к Духу, к религии, а тем более — к Православию. Духовность по-советски — это: ходить в театр, на выставки и читать что-нибудь кроме детективов, а ещё не материться и держать себя на людях так, словно ты выше мирской суеты. Всё перечисленное на самом деле было лишь показухой. Кино любили, театр — нет (ну, кроме фанатов, конечно, коих опять-таки были единицы). На выставки ходили, чтобы пустить пыль в глаза знакомым: «Вот я вчера была на выставке Аршакуни...» — и дальше надо изобразить взгляд, что ты не от мира сего. И кстати, презираемые детективы были вожделенной целью любого, за банальной Агатой Кристи гонялись, «доставали» брали почитать на три дня. К этой же «советской духовности» относилось и собирание книг.

Книги

Читали мало. Увы-увы, в нашей «самой читающей стране мира» почти никто ничего не читал! Книги только покупали и ставили на полку, где они стояли десятилетиями со слипшимися ещё в типографии страничками. Приобретались они про запас, для детей (когда вырастут) и даже для внуков (когда они родятся). А самим нам читать было некогда, да и неохота. Пусть не врут вам современные пенсионерки. Читали очень мало, да и читать-то было нечего, ведь большая часть сокровищницы мировой культуры была скрыта от нас Железным Занавесом, а оставшаяся часть — жестоко отфильтрована идеологической цензурой. Даже текст сказки Андерсена «Снежная королева» был изменён: изъяты упоминания о молитве «Отче наш» и цитата из Евангелия в конце сказки.

Православие в 80-е

Библию и даже Евангелие не читал никто — этих книг не было ни в продаже, ни в библиотеках. Они были запрещены и как любой «запретный плод» — очень привлекательны! Меня прямо-таки распирало любопытство: что же там такое написано, раз коммунисты запретили?! Тут срабатывал стереотип советского человека: запрещают всё самое лучшее и интересное. Значит, это нужно непременно достать и прочитать вопреки запрету! Такая возможность у меня появилась только в 1987 году. На абитуре я познакомилась с девочкой из Кишинева (тогда Молдавия входила в состав СССР), у которой было «контрабандное Евангелие» — книжечка форматом 6х9 см, напечатанная мелким бисерным шрифтом на папиросной бумаге. Сама девочка читать не жаждала, но её парень сказал, что пойдёт с ней в Эрмитаж лишь после того, как, как она прочтёт Евангелие. Вот так: Евангелие провозили контрабандой и читали не для того, чтобы креститься или уверовать, а для того, чтобы понимать сюжеты картин в музее, ибо среди работ художников преобладали библейские темы.

Сейчас в ретро-сериалах любят показывать, как партийные деятели крестят своих младенцев в церкви и выходят из ворот храма под колокольный звон. Не было этого и не могло быть на протяжении почти всего советского времени. Ещё в далёком 1929 году антиколокольная кампания наряду с закрытием храмов стала основной административно-репрессивной формой антирелигиозной борьбы государства. В некоторых (подчёркиваю, в некоторых, а не во всех подряд) церквях был разрешён маленький звончик только дважды в год: на Пасху и на Рождество. Все действующие церкви — молчали. Да и колокола в большей части были пущены на металлолом. Но даже без колокольного звона партиец не мог крестить ребёнка, он бы за это сразу из КПСС вылетел.

Опираюсь на рассказ моей знакомой — Галины Венцак. В 1992 году ей было около шестидесяти лет, она рассказывала, как они с мужем решились окрестить своих троих сыновей, но муж был учителем истории. В то время все учителя истории должны были непременно быть партийными и чтобы не получить взыскание по партийной линии, жена уговорила сидящую на кассе работницу церкви не вносить их фамилию в регистрационную книгу.

Таким образом, партиец всё-таки мог крестить ребёнка, но делал он это не на глазах у всего народа, под колокольный звон, а тайно, анонимно, трясясь от страха, как бы его партийные коллеги не пронюхали об этом.

Церкви были закрыты. Обычно на весь город оставляли всего лишь одну работающую церковь, а остальные отдавали под клубы, склады, овощебазы, порой под гаражи или просто взрывали. Если повезёт, в церкви организовывали музей, но даже в тех храмах, что отходили в музейное ведомство, предпочитали забелить известью фрески на стенах, а внутренность наполнить стендами с атеистической пропагандой.

В то время мы все были воспитаны атеистами и очень гордились этим. Это был повод в очередной раз почувствовать превосходство над своими бабушками, которые родились до революции («какая древность!») и их даже крестили в детстве («какое мракобесие!»). Многие из нас верили в атеизм крепче религиозных фанатиков, демонстрируя этим самым все тот же феномен веры, бездоказательно признавая истинность теории Дарвина и теории возникновения жизни на земле.

Внешность

Самая вожделенная цель молодёжи 80-х — это импортные шмотки! Особенно джинсы. Именно они были той одёжкой, по которой тебя встречают сверстники. На барахолке поношенные джинсы от известного производителя могли стоит месячный оклад или даже больше. О личных автомобилях даже не помню мечтал ли кто-нибудь. Это была настолько нереальная цель, что мечтать о ней было всё равно что мечтать полететь на Марс... Что-то из области фантастики: красиво, но недостижимо.

Когда я вспоминаю начало 80-х, меня поражает чрезвычайно строгое отношение к моде среди обывателей. Сейчас отношение к моде стало очень свободным: хочешь — носи длинное, хочешь — короткое, широкие брюки или длинные, или вообще шорты. Общество допускает любое направление, никто твоему виду не удивится. Но в 80-е отношение было крайне консервативно, я бы сказала: зашкаливающе-консервативно. Например, в прошлом году все носили брюки-клёш, а этом году в моде брюки, зауженные книзу. Попробуй выйди на улицу в брюках-клёш — ты будешь центром взглядов всех прохожих, которые будут презрительно ухмыляться и наполняться чувством собственного превосходства над тобой — ведь они-то идут в правильных, модных брюках, не то что ты. Не дай Бог попасться в таких брюках на глаза своим одноклассникам: засмеют, затыкают пальцами, окатят презрением. И репутация твоя, между сверстниками, будет навсегда испорчена!

Помню, уже в студенческое время, были мы в гостях у одной своей сокурсницы, старше нас на два года. За чаем она стала показывать свои фотографии. На одной из них — школьный выпускной её класса, где все девочки стоят в ряд... в мини-юбках! Для нас это был шок! Мы подняли её на смех: здоровые кобылы, которым почти по 18 лет, а одеты в платья, как у детсадовского возраста!

Надо пояснить, что наше поколение (все без исключения!) ходили в платьях длины «миди»: до середины икры. И вот эта девочка, которая была старше нас и мы привыкли смотреть на неё снизу вверх, как на старшего годами и опытом товарища, вдруг стала смущаться и оправдываться за эту свою фотографию, что мол тогда все так ходили!.. Ну мы снисходительно признали, что, да, действительно ТОГДА, т.е. два года назад, кажется, все так ходили.

Смешно признать, но в те времена человек был в куда большем рабстве у общественного мнения, нежели теперь. Шаг вправо — шаг влево, недозволенная длинна, недозволенная ширина — всё, ты уже посмешище!

Цены

Продолжу тему внешности, над которой все так дрожали. Сейчас ностальгирующие по СССР любят повторять, что всё было дёшево. Вот например, зимние сапоги за 80 рублей — это дорого или дёшево? Это государственная цена, штамповалась она на внутренней поверхности сапога. Вроде бы, по современным меркам, когда минимальная пенсия 12 тысяч рублей, сапоги за 80 рублей это чрезвычайно дёшево! Но в те времена 80 рублей — это месячный оклад медсестры, библиотекаря, младшего научного сотрудника, а также гардеробщицы, уборщицы или ночного сторожа. Дёшево ли отдать всю месячную зарплату за сапоги посредственного качества? Вряд ли кто-нибудь скажет — «да». Поэтому на сапоги копили целый год, откладывая по 5-10 рублей с каждой получки, экономя на еде и на всём, на чём только можно было сэкономить.

Пальто тоже стоило месячную зарплату. Хорошее пальто — хорошую зарплату. Цена пальто эконом-класса соответствовала и зарплате эконом-класса. Туфли — обычно пол зарплаты, плащ или куртка — от половины до 2/3. На всё это копили, откладывая по пятёрке или десятке каждый месяц... Мало того, что стоило всё очень дорого, ещё и товары в магазинах были уродливо-ужасны. Красивое пальто или туфли нужно было умудриться ДОСТАТЬ. Тут помогал либо «блат», либо возможность съездить в Москву или Ленинград — там снабжение гораздо лучше, чем во всей остальной стране.

Про талоны писать не буду, ибо это уже написано много раз. Все знали: социализм — это талоны; талоны — это социализм. А при коммунизме будут одни талоны, ведь денег не будет.

О чём мечтали?

Мечтали о какой-то необыкновенной жизни, яркой, интересной. Но в глубине души подозревали, что жизнь будет обыденной и совсем не интересной: школа — институт — работа — пенсия... А когда жить-то? Да-да, школьники об этом думали и делились своими недоумениями и опасениями. Прекрасно помню такую беседу в раздевалке спортзала перед уроком физкультуры.

Советский Союз казался незыблемым, Брежнев — бессмертным, Железный Занавес — вечным. В 1985 году Наутилус спел «Гудбай Америка... Где я не буду никогда!» Эти слова отражали как раз то, что мы все ощущали — тот далёкий мир, настолько далёкий, что уже казался нереальным, никогда не будет досягаем...

В подростковом возрасте часто одолевает противоречивое желание одновременно быть «как все» и бросить вызов обществу. Боязнь, что ты будешь выделяться, не впишешься, и одновременно желание как раз выделиться. Думаю, это не признак нашего времени, этим страдают все подростки.

Не следует считать, что подростки начала восьмидесятых все без исключения имели одобренное партией и правительством правильное коммунистическое мировоззрение. Из моего окружения только одна девочка искренне верила в грядущий коммунизм. Все остальные преклонялись перед западом: культурой, шмотками, недосягаемым образом жизни.

Как проводили время — тупо слонялись по улице, травили политические анекдоты по углам или тискались. И не ходил никто в авиамодельные кружки, никто не сдавал нормы ГТО. Не знала я ни одного человека из сверстников, кто бы эти нормы пожелал сдать, хотя порой кто-нибудь из поколения наших родителей похвалялся таким достижением. Но у них была другая молодость — хрущёвская («оттепель»). А у нас была — брежневская («застой»).

Итак, застойная молодость начала восьмидесятых.

Нам хотелось вырваться из серых будней застоя, создать себе какую-то яркую, необыкновенную жизнь. Поехать поступать во ВГИК или ГИТИС, в Москву, не пройти по конкурсу, вернуться, устроиться на четверть ставки в детский клуб, руководить драмкружком шестилеток — ради стажа по специальности! А чтобы было на что жить — работать уборщицей в производственном цехе какого-нибудь завода. На следующий год снова поступать, не поступить, и опять вернуться домой на этот раз с ребёнком во чреве и приобретённым в Москве мужем, который также приезжал в столицу из глубинки пытать счастье. Радужные мечты заканчиваются, начинаются серые будни, как раз те, от которых так хотелось убежать!

О том же лиозновский фильм «Карнавал» который и вышел в 1981 году. Он был как раз о нас, о нашем поколении...

Именно такими я помню начало 80-х: смесь уныния и надежды. Да, надежды! Предвкушение и ожидание будущей взрослой жизни. Даже восторг от ощущения своей юности, молодости, ибо юность всегда одинакова, в какое бы время не происходила: ожидание чего-то что будет впереди, ощущение огромности, почти бесконечности отпущенной тебе жизни. 50 лет, которые видят впереди себя 20-ти летние кажутся неисчерпаемым океаном времени. Ожидание исполнения мечтаний, перемешанных с амбициями. Эти мечтания часто были неконкретны и переменчивы — мы сами точно не знали, чего именно хотели.

С другой стороны, мы все были уверены что «не увидим Америки» (или Африки, или Австралии), что впереди институт, потом 8-ми часовой рабочий день, потом дети, внуки, пенсия и никто из нас этого не избежит. Но всё равно бурлящие амбиции и неясное ожидание чего-то лучшего и светлого и подогревало юную душу.

Вот об этом-то ощущении и ностальгируют современные пенсионеры, ошибочно приписывая состояние юности достижениям Брежнева.

Наверх