М.В. Гуминенко

Про Кощея и Змея Горыныча

Почему если день не задаётся, то с самого утра? Такой вывод сам напрашивается, когда от Дремучего Бора стройной колонной шагают закованные в чёрные латы копейщики. Лиц не видно, сапоги выбивают пыль из ни в чём невиновной дороги. Топот за версту слышно, а лязг железный и того дальше.

Впереди, на мощном жеребце и тоже в чёрном - предводитель. Высокий, в плащ закутался, один острый кончик носа торчит. Ну точь-в-точь Кощей. Да полно! Он и есть. Только какого лешего ему вздумалось в человечьи угодья пожаловать? Солдат выгуливает или корона железная на мозг давит, приключений требует? Злодей же. А у всех злодеев развлечение такое - время от времени мир захватывать. Что потом с этим миром делать, ни один супостат точно не знает. Объявит себя владыкой и начнёт девок в полон угонять, злато-серебро сундуками требовать, а то и просто, ради молодецкой забавы, пожжёт всё дотла, чтобы никому не досталось.

Мудрый хозяин постоялого двора "На трёх ветрах" как раз вышел на крыльцо своего заведения, трубочку выкурить. Вприщур долго смотрел, как приближается чёрное воинство, а потом плюнул с досады.

- Быть беде! - убеждённо высказал он и ушёл, закрыв за собой двери.

В огромном зале, где с высоченного потолка свисали на цепях колёса с лампадами, сидело человек десять. Кто завтракал, кто сонно возился с починкой одежды. У стойки потягивал пиво лишь один посетитель, богатый, в бархатном кафтане да сафьяновых сапогах, но без оружия. И хотя у таких, как он, карманы всегда набиты монетами, даже свирепого вида дяди, что точили ножи в дальнем углу, в его сторону смотреть не смели.

Хозяин постоялого двора прошёл за стойку, мельком глянул в кружку богатого клиента и выставил новую, полную.

- Кощей едет, - обронил он невзначай.

- Ну, пущай едет, - отозвался богатый, сумрачно глянув на него золотистыми глазами.

- Так сюда ведь, - проявив беспокойство, добавил хозяин.

Богатый гость не ответил. Его больше интересовало пиво, бархатное, с густой ароматной пеной.

- Колбасок пожарь, - попросил он.

Трактирщик пожал плечами и ушёл на кухню. Аккурат, как он исчез за одной дверью, другая распахнулась - и в помещение вошла чёрная фигура. Стало быть, тот самый Кощей. Судя по лязгу, воинство его маршировало по двору кругами. Теперь на вход поглядывали с опаской все, даже дядечки с ножами.

Широкими шагами пройдя к стойке, чёрный человек сбросил с головы капюшон и остановился напротив богатого.

- Я с тобой биться пришёл, - объявил он, упрямо склонив голову и набычившись. - Ты, Змей Горыныч, причина всех моих бед! От тебя всё зло!

- А там у тебя группа поддержки? - спросил Змей безо всякого интереса в голосе.

- Я сам! - взвился чёрный воин. - Я с тобой биться буду! Если бы ты мне с самого начала всё объяснил, я бы не лишился своего тела и не был сейчас этим!..

- Кощеем?

- Не Кощей я!

- Да я вижу, что до Кощея тебе далеко, - согласился Змей и позвал в глубину помещения: - Ну, где там мои жареные колбаски?

Хозяин двора выскользнул в зал и спешно выставил перед ним блюдо с дымящимся лакомством. А сам плавно, бочком, удалился обратно на кухню.

- Ладно, Ваня, что ты от меня-то хочешь? - смилостивился Горыныч, вдыхая запах колбасок. - Приятный дух! Пряный!

Иван набычился ещё больше. Железные зубцы короны навострил вперёд, как рога.

- Голову... то есть, головы тебе срубить хочу, - пробубнил он. Говорить с прижатым к груди подбородком стало неловко.

- Ну, положим, срубил, - согласился Змей. - А дальше что?

- Что? - не понял Иван-Кощей.

- С речкой огненной справишься? Или что ты там дальше задумал? - Горыныч отодвинул блюдо и облокотился на стойку.

- Не знаю я, - признался Иван, растерял боевой дух и сел. - Помощь твоя нужна...

- А это, типа, заход был, чтобы я отказать не посмел, - заключил за него Горыныч. Теперь в его золотых глазах плескалось пламя. - Эй, хозяин! Я тут кошелёк оставлю. На новый постоялый двор.

- Да погоди ты! - Иван-Кощей подскочил. Теперь он совсем растерялся, сорвал корону железную и с грохотом на стойку брякнул. - Постой! Не знаю я, как с тобой разговаривать! Прости, коли обидел! Но ты среди людей ходишь. Есть в тебе хоть что-то человеческое? Жалость хотя бы, - добавил он тише.

Горыныч огонь в глазах пригасил, но за колбаски так и не взялся. Глядел на Ивана строго и без всякой жалости.

- Я людям не помогаю, - холодно ответил он.

- Но на вопрос ты можешь ответить? - смягчил своё требование Иван.

Горыныч повеселел и придвинул блюдо с колбасками.

- Другой разговор, - признал он и подхватил самую поджаристую. - Только я за красивые глаза и жалостливую мордаху на вопросы не отвечаю. Отгадаешь мою загадку - тогда другое дело. - Он сунул колбаску в рот и промямлил, пережёвывая: - А не ответишь - не обессудь!

- Согласен! - обрадовался Иван-Кощей.

- Тогда слушай!

Горныч махом опрокинул в себя кружку, промокнул губы шёлковым платочком, выпрямился на высоком стуле и продекламировал:

В этом мире чудный дар
Человеку свыше дан.
Не владеет им никто:
Ни топор, ни долото,
Ни лисица, ни хорёк,
Ни какой другой зверёк.
От начала всех времён
Даже я им обделён.
Оглянись и назови,
Что во плоти и крови,
В каждом пальце и руках,
И в твоих живёт очах,
Остаётся при тебе
В счастье, горести, беде,
И уйдёт в последний миг.
Что, ответь мне, ты постиг?

Иван где стоял - там и сел обратно на стул. Пока Змей с аппетитом уплетал жареные колбаски, он бормотал вполголоса, заучивая стих. Удивительно, но строчки сами уложились в памяти. С первого раза. Да ответа на них не было.

- Ты подумай, Иван Кощеевич, - присоветовал Змей, отставляя пустое блюдо и кружку. - А надумаешь, приходи. Страшно будет - воинство своё подтягивай, пусть маршируют. Мне забава.

С этими словами ушёл Змей Горыныч, оставив Ивана сидеть на стуле и бормотать нехитрый стишок.

Замок кощеев Ивану не нравился. Огромный, пустой. Пять деревень сюда посели - люди за день даже не встретятся. Вон, галерея какая! Засыпь её землёй, посади рожь - на целый год хлебушка хватит. И солдаты чёрные, как вернулись, словно сгинули. Видать и впрямь, их только волшебство держит. Явились по зову нового хозяина ниоткуда и туда же провалились. Пусто, одиноко и тоскливо! Да ещё подоконник каменный холодный - долго не усидишь. Кинуть бы на него плашку деревянную, но менять порядки в чужом доме - лень.

И что делать? Днём на постели валяться Иван не привык, а на троне - робко как-то. Всё кажется, что придёт кто-то страшный, станет ответа требовать - почему в чужом теле? Где настоящий Кощей?

Но хуже всего тоска брала, что не может он разгадать загадку Змея Горыныча. Всё уже в уме перебрал, а толку? Что за дар такой человеку дан? Разум? Так на иного посмотришь и засомневаешься! Хоть на себя самого! Свобода? Голову сломаешь, пока поймёшь, что это такое. Бежать куда хочется, делать что вздумается? Глупость какая! Такой свободы и у зверя полно. И где теперь свобода самого Ивана, когда сидит он на этом каменном выступе, глядит на туманную пропасть и даже поговорить ему не с кем...

Аккурат напротив того места, где присел он с час назад, на стене - гобелен с танцовщицей. Гибкий стан заместо одёжи обвивает цветная лента. Талию пальцами охватишь, а бёдра объять - обе руки потребуются. Ладошки и ступни маленькие, как у ребёнка, а грудь - плоды диковинные, круглые как дыни, что на базаре восточный торговец нахваливает. Иван как понял, что её рассматривает, покраснел в цвет закатного неба. Вскочил было, чтобы уйти, да себя по лбу и хлопнул.

- А если это любовь? - воскликнул он. - Василиса! Как я мог о тебе забыть, краса моя ненаглядная! Всё эти девки постыдные!

Чудом вспомнил в последний миг, что корону снять надобно, бросил её на подоконник, а сам взмыл из-под арки ввысь чёрным вороном. Не жалея крыльев, помчался в родное село.

Долго летел зеленоглазый ворон, над лесом едва не заблудился, всю ночь на дереве просидел, нахохлившись, лишь под утро и понял, куда дальше следовать. В рассветной дымке опустился у родной околицы. Приятно оказалось ступить на землю человечьими ногами. Но пойти прямиком по улице всё же не решился, пробрался задами до колодезной площади и стал ждать. Сердце подсказало, что здесь он любимую точно встретит. Василиса - ранняя пташка, первым делом берёт коромысло узорное с вёдрами да идёт по воду. Тут она из тумана и показалась. Удивился Иван лишь тому, что вместо ленты красной голова платком покрыта. Но размышлять некогда, вдруг ещё кто у колодца появится. Шагнул Иван навстречу.

Василиса, завидев чёрную фигуру, ступила назад, но не побежала, не робкого десятка. Смотрела на незнакомца с вопросом, что ему в чужом селе понадобилось. Может, купец какой или просто путник, воды напиться пришёл.

- Василиса! - молвил Иван-Кощей. - Любовь моя! Не бойся меня! Это я, Ваня, хоть и в чуждом мне теле. Чего хочешь у меня спрашивай, на любой вопрос отвечу, чтобы ты мне поверила.

Красавица долго смотрела на него и вёдра тихо покачивались на коромысле.

- Вижу, - молвила она наконец. - В любом обличье тебя узнаю. Зачем пожаловал?

- Как же зачем? - удивился Иван её холодности. - Я вернулся!

- Поздно ты, Ваня, обо мне вспомнил, - молвила, опустив глаза, Василиса и пошла вкруг него к колодцу. - Говорили тебе и я, и батюшка: не уходи, рядом будь, все на этом свете своим чередом идти должно. Ты не послушал. - Поставила Василиса вёдра и взялась рукою за скрипучую заслонку. - Теперь всё! Как осталась я одна, подставил мне плечо Афанасий-кузнец, в жёны взял, хозяйкой в дому своём сделал. Теперь я ему верна.

- Но как же так?! - не поверил Иван, подступив к ней, перехватил заслонку, не дал открыть. - А как же любовь наша?

- А что такое любовь? - строго спросила его Василиса и посмотрела синими очами в изумрудно-зелёные глаза Кощея. Словно ключевой водой окатила! - Любовь, Ваня, это не только за руки держаться да мечтать. Любовь - это рядом быть, в трудную минуту опорой стать, а не ради своей гордости да слова, не подумавши брошенного, бежать за тридевять земель. Ты свой выбор сделал, я тоже. Больше нам разговаривать не о чём.

Отступил Иван. Смотрела женщина на него твёрдо, будто и не было между ними никаких чувств.

- Да что же это такое! Не угадал я! - воскликнул Иван, заламывая руки, оттолкнулся от земли и взмыл чёрным вороном. Оставил рядом с колодцем печальную Василису.

Вздохнула она, открыла заслонку и потянула ведро с водой. Дома муж на работу собрался. Некогда горевать по тому, что прошло и забыто.

Горыныч приметил зорким глазом встрёпанного ворона, но обращаться змеем не стал. Сидел себе на пригорке, у присмиревшей речки Смородины, уплетал спелые груши из лукошка и запивал тёплым парным молоком. Ну нравилась ему человечья еда! Как не воспользоваться? Пуганул парочку детишек в лесу, они ему и отдали всё, что с собой было.

Ворон обернулся Кащеем, но встрёпанным быть от этого не перестал. Опустился рядом на траву и за голову схватился.

- Не знаю я ответа на твою загадку, - упавшим голосом высказал он.

- Ну и дурак, - обозвал его Горыныч. - Был бы умный, с первого бы разу отгадал. Ладно! - Он поставил крынку, облизал сладкие от сока кончики пальцев и повернулся к Ивану. - Дам одну подсказку. Оглянись вокруг. - Иван недоуменно огляделся, но тут же уставился на Горыныча. Тот продолжил, серьёзно, но его золотые глаза сверкали лукавством. - Грушевое семечко падает в землю и прорастает там, куда упало. Не у дальней деревни, не в заморской стране, а на этом клочке земли. И вырастает из семечки груша, а не другой какой плод. - Горыныч поднялся на ноги и потянулся гибким человеческим телом. - Вон, волк в лесную чащу шмыгнул. Ты можешь поймать его и заставить есть хлеб. Но то твоя воля, а не его. Он как родился хищником, так им и останется. Баба-яга не могла не проглотить твоё тело, ты ей слов нужных не сказал. Раз волю свою не проявил, она должна тебя уничтожить, чтобы духа человечьего в её избе не осталось.

- Воля... - задумчиво повторил Иван. И так ясно ему вдруг сделалось, что аж страшно. Вздёрнул он голову, глядя на Змея Горыныча. - Значит, это право выбора? У человека оно есть, а больше ни у кого?

Змей повеселел.

- Ай, молодец! - похвалил он. - Ладно, ответил на мою загадку. Что тебе нужно?

Иван призадумался. Даже не заметил, как исчез красавец в бархатном кафтане и появился перед ним огромный Змей, заняв всё пространство от пригорка до речки.

- Ты на мои вопросы уже ответил, - признался Иван наконец. - Раз я всё ещё человек, стало быть, и решать могу по-человечески.

Змей зевнул одной головой и пустил в небо струйку дыма.

- Ну, решай, коли знаешь как, - фыркнул он.

Когда Иван улетел, вторая голова Горыныча сказала:

- Зуб даю, ничего он не понял.

- Это уже не наше дело, - осадила её первая.

Третья предпочла промолчать.

Вернуться к другим произведениям автора

Наверх