А.М. Возлядовская. Реформа церковно-славянского языка

В конце девяностых годов прошлого века мне довелось посещать огласительные беседы для желающих принять Крещение при Санкт-Петербургской духовной академии. Проводил эти беседы о. Александр. Беседы имели не совсем ту аудиторию, для которой предназначались. На одном из занятий о. Александр попросил: "Поднимите руки те, кто уже крещены!" - поднялся лес рук. Отец Александр поправился: "Поднимите руки те, кто ещё не крещены!" - подняли руки три человека. "Так, - резюмировал о. Александр, - значит, остальные крещены, но не воцерковлены".

Вот именно такие люди и составляли основную массу зала.

В процессе Бесед у слушателей возникало множество вопросов. Один молодой человек, в частности, очень сильно возмущался, что службы в православной церкви проходят на церковно-славянском языке, и это ему непонятно, этого делать не следует, потому, что всё равно на этом языке никто сейчас не говорит. О. Александр возразил, что существует, например, поэзия, и никого не смущает, что в повседневной жизни никто не говорит стихами. Стихи существуют для одного, повседневная речь - для другого. Точно так же церковно-славянский язык существует именно для богослужений. Но молодой человек настаивал на своём. Отец Александр предложил ему подняться на кафедру перед залом, а потом сказал, обращаясь к залу: "Кто за то, чтобы службы в православной церкви велись на современном русском языке, поднимите руки". Примерно половина зала подняла руки. "А теперь, поднимите руки те, кто хочет, чтобы службы проводились на церковно-славянском языке". На этот раз другая половина зала подняла руки. Напоминаю, Беседы посещали невоцерковлённые в большинстве христиане.

- Вот, - обратился о. Александр к молодому человеку. - Что вы видите сейчас?

Молодой человек стал охотно объяснять:

- Не менее пятидесяти процентов всех присутствующих хочет, чтобы службы велись на современном русском языке!

- Нет, - ответил о. Александр. - Сейчас вы видите перед собой раскол.

На меня эти слова и этот пример произвели очень большое впечатление. В то время казалось невозможным представить, что пройдёт чуть больше десяти лет и теоретический опыт о. Александра станет практикой.

Инициаторы реформы богослужебного языка предлагают "осовременить" язык и заменить ряд церковнославянских слов. Например, слово "живот" заменить словом "жизнь", словосочетание "лесть идольская" - словом "заблуждение", "потир" заменить на "сосуд" и т.д.

Наш современник, по их мнению, стал слишком глуп, чтобы понимать эти слова.

Очень странно, что современное общество считает десятилетних детей достаточно умными, чтобы изучить и понять английский, французский, немецкий язык, но этих же детей, если они уже выросли, современное общество считает беспробудно тупыми и глупыми для того, чтобы изучить и понять язык, имеющий схожие корни и правила словообразования, что и родной русский?

Напомним, что разговорный язык России XIX века очень мало отличался от современного русского. Наш современник читает Пушкина и Льва Толстого без перевода (пока ещё). И, тем не менее, человек XIX века прекрасно справлялся с освоением церковно-славянского языка. Причём, справлялись все: и малограмотные крестьяне, и образованная аристократия. Никому в голову не приходило, что, например, словосочетание "лесть идольская" нуждается в переводе.

Невольно приходит в голову мысль о том, насколько же деградировали наши современники, что для них церковно-славянский язык, на котором проводились богослужения в Русской Православной Церкви две тысячи лет, вдруг сейчас, в XXI веке, стал непреодолимым препятствием! Тут впору задуматься, что человечество находится в состоянии стремительного регресса умственных способностей. Налицо огромная разница интеллекта среднего человека XIX века и нашего современника, проживающего в XXI веке.

У подобной реформы церковно-славянского языка есть и ещё одна сторона, мирская, филологическая, если можно так сказать. Посещая богослужения, мы непроизвольно изучаем церковно-славянский язык, обогащаем свой словарный запас и, простите за штамп, расширяем свои культурные рамки. Благодаря чему те многочисленные цитаты и ссылки, которыми пестрят тексты русских историков, мемуаристов и публицистов XIX и начала XX века, становятся нам автоматически понятны. Например, К.С. Аксаков в статье "Русская история" пишет:

"Я скажу даже, что чувство Отечества мало является в нашей истории сравнительно с чувством веры. Это давно уже выражено ясно на Руси. Нестор в летописи, говоря, что у всякого народа (языческого) свой обычай, сказал: "Мы же, христиане, закон имамы един, елици во Христа крестихомся, во Христа облекохомся". Вот когда (и вот как ясно, глубоко и истинно) уже перейдены были границы той исключительной национальности, в которой пребывали мы, по мнению Запада, до начала прошедшего столетия, и которой у нас никогда не бывало".

Сейчас мы читаем цитату писателя XIX века и нам она понятна, потому что мы много раз слышали приведённые им слова в церкви, и они не нуждаются в переводе. Конкретно это цитата из Послания к Галатам святого апостола Павла, гл. 3, 27, но этого можно на зубок и не зазубривать - общий смысл цитаты и того, что говорит Аксаков, сейчас нам понятен. У последующих поколений не будет возможности понимать то, что процитировал Аксаков. Не будет возможности понимать мысль Аксакова без комментариев и переводчиков. Им негде будет этому научиться, ведь слово "имамы" заменят на более современное слово "есть"; "елици" - на "все"; "крестихомся" - "креститься"; "облекохомся" - это слово даже не знаю, на что заменят, т.к. современное слово "облечься" имеет более узкое значение.

Кроме всего прочего, подобная реформа приведёт к обеднению современной культуры и ещё большему культурному разрыву между современным и предшествующими поколениями.

НАВЕРХ