А.М. Возлядовская. Завтра была война... А что было послезавтра?
(О повести Б. Васильева)

Замечательная повесть Бориса Васильева "Завтра была война" опубликована в 1984 году в журнале "Юность", № 6, то есть ещё до начала перестройки. Тогда же некоторые особо смелые учителя литературы рисковали обсуждать её на уроках, правда, на уроках по внеклассному чтению.

Эта повесть - не только художественное произведение, но и картина предвоенной Советской России, описанная словами свидетеля того времени. Автобиографичные штрихи придаёт ей мемуарный характер. Перед нами советская страна 1940 года. Но страна - это не фрагмент суши, это люди, населяющие её. И вот как раз портреты этих людей видим мы в повести.

Персонажи повести - советские школьники. Мы, наше поколение 60-х - 70-х годов, тоже был советскими школьниками, но уже совсем иными. Главные герои произведения Васильева - это поколение наших родителей, а для нынешних школьников - это поколение их бабушек и дедушек. И книга показывает нам, какими те люди были на самом деле. А они были иными, совсем не такими, как мы. И для них тогда всё было предельно просто.

За их "великую истину" было пролито много крови и им в ней нельзя было сомневаться. Но в чём заключалась эта "великая истина" - знать не полагалось.

Им надо было "любить всех людей" и "ненавидеть врагов" этих самых "всех людей". И над парадоксальностью этих слов директора школы никто из них не задумывался.

И они не сомневаются в этой никому не ведомой истине и свято уповают на неё. Их жизнь была чиста и открыта. Читая книгу, завидуешь их младенческой вере в непонятно что и ужасаешься диктату, окружавшему этих чистых и светлых душой детей, подростков, юношей и девушек. Каждый из них в любой момент может оказаться "врагом народа", и школьникам нельзя ни в стенгазете написать, ни даже просто открыто сказать во всеуслышание то, что они думают, то, что считают правильным. Прекрасные люди и страшный мир. Но их завтрашний мир - ещё страшнее, ибо "Завтра была война".

Повесть охватывает поколение выпуска первого военного года, но главными её персонажами являются женские: это две девушки и обе трагически погибают в юности: одна - жертва репрессий, другая - фашистской оккупации. Рассказчик, от лица которого ведётся повествование, появляется только в начале повести, чтобы рассказать про свой класс, да в конце, чтобы доложить о результатах. Роль его настолько незаметна, что при экранизации повести рассказчиком сделали не ученика, а директора школы.

Перед этими юношами и девушками преклоняешься, но их и жалеешь одновременно. Преклоняешься потому, что мы, школьники 70-80 годов уже не имели их чистоты и веры. Мы - их дети, дети развитого социализма. "Великая истина" для нас была уже пустым символом, и мы цинично знали, что в этом символе ничего нет. И мы прекрасно знали, что говорить и писать, что ты думаешь - нельзя и в тайне мечтали не дожить до коммунизма. Но это уже - другая повесть.

Вернёмся к поколению, которое ушло на войну со школьной скамьи, к тому поколению, о котором написал своё замечательное произведение Борис Васильев. В повести есть эпилог, и это маленькое, на пару страниц книжного текста, заключение ошеломляет своего читателя.

Давайте начнём с того, что подсчитаем возраст персонажей и уточним года. Это не сложно сделать.

Школьники, которые в 1940 году учились в девятом классе, должны быть примерно 1924 года рождения. События, описываемые в эпилоге, происходят, по словам автора, через сорок лет, когда бывшим ученикам 9 "б" примерно по 56 лет (1940 год + 40 лет = 1980 год).

В эпилоге речь вновь ведёт наш рассказчик, который показывался читателю лишь в самом начале повести. Он едет в поезде на встречу одноклассников и с беспокойством ожидает этого свидания с юностью. Во время бессонной ночи в вагоне он вспоминает другую встречу одноклассников, которая произошла после окончания войны, в 1951 году. Он вспоминает, что его одноклассник Пашка Остапчук, потеряв на фронте ногу, постеснялся вернуться к своей прежней возлюбленной - Леночке Боковой, мечтавшей о сцене. Леночка, назло Пашке, вышла в сорок шестом замуж, то есть ей тогда 22 года, а через пять лет овдовела - это 1951 год, то есть ей и остальным по 27 лет. "Как раз в тот год, - продолжает рассказчик, - мы приехали на открытие мемориальной доски в школе..."

Кульминация этого эпизода-воспоминания - момент, когда директор, Николай Григорьевич Ромахин, "...зачитывал имена погибших перед замершим строем выживших..." Эпизод этот заставляет дрогнуть сердцем читателей, как и участников событий: "Мы без всякой команды стали на колени. Весь зал - бывшие ученики, сегодняшние школьники и учителя, инвалиды, вдовы, сироты, одинокие - все как один", - пишет Васильев. Но то, что написано дальше поражает ещё сильнее и чувствительнее.

"...Его било и трясло, и не знаю, что случилось бы тогда с нашим Ромахиным, если бы не Зина. И, постарев, она не повзрослела: шагнула вдруг к нему, взяв за руки своих взрослых сыновей:

- А это - мои ребята, Николай Григорьевич. Старший - Артем, а младший-Жорка. Правда, похожи на тех, на наших?

Бывший директор обнял ее парней, склоняя к себе их головы, и прошептал:

- Как две капли воды…"

Умилительная сцена. Но это воспоминания событий 1951 года! Зиночке в этот момент, если она 1924 года рождения, двадцать семь лет. Становится страшно, что двадцатисемилетнюю девушку автор называет постаревшей. Что же должно было с ней произойти, когда в 27 лет она уже обратилась к старости? Писатель, правда, и детей её почему-то называет взрослыми, в то время как старшему из них в 1951 году физически не может быть более одиннадцати лет.

"Через полгода, в начале пятьдесят второго, Николай Григорьевич умер" - пишет Васильев. То есть директор умер, когда бывшим ученикам 9 "б" было по 28 лет.

Итак, одноклассники встречаются первый раз в 1952 году. Им примерно по 28 лет. Это даже не взрослость, это - поздняя юность. Они ещё юны, хотя и взрослы одновременно. И что же мы видим? Самые честные и принципиальные - погибли: Артём, Ландыс, Искра. А оставшиеся - Валька Александров, по прозвищу Эдиссон, ремонтирует часы, одноногий Пашка Остапчук женился на санитарке, что ухаживала за ним в госпитале. Зиночка - постарела в 27 лет, Леночка Бокова как-то неудачно вышла замуж... За всей нарисованной Васильевым печальнейшей картиной видятся преждевременные старики, пенсионеры, которые доживают - в будке ли ремонтера часов или где-то там, непонятно где в своей норке, чтоб было ни видно и ни слышно. Кем вы стали, когда закончилась война? Никем!

Выходит, что война была хотя и страшным временем, но она была звёздным часом этих юношей и девушек. Они рисковали, жертвовали, не отступали, погибали... Но вот война кончилась, и все они остались не у дел. Кто они? Доживающие неудачники, ожидающие пенсии?

Слово "доживающие" в отношении персонажей повести, употребляет и сам автор. Он пишет, про дальнейшие встречи выпускников, на которые исправно ходил Валентин Александров (Эдиссон): он "...гонял чаи с доживающими свой невеселый век мамами и стареющими одноклассницами, смотрел бесконечные альбомы, слушал рассказы и всем чинил часы."

"Доживающими" тут названы мамы, но и стареющие одноклассницы рядом с ними, разделяют их участь, т.е. доживают вместе с мамами.

В не менее страшном, чем война 1940 году, комсорг 9 "б" класса Искра Полякова говорит трусоватому Стамескину поразительные по своей прямоте и честности слова: "Как удобно, когда все вокруг старики! Все будут держаться за свои больные печенки, все будут стремиться лишь бы дожить, а о том, чтобы просто жить, никому в голову не придет. Не-ет, все тихонечко доживать будут, аккуратненько доживать, послушно: как бы чего не вышло. Так это все - не для нас! Мы - самая молодая страна в мире, и не смей становиться стариком никогда!"

Какие яркие, смелые слова! Пусть они немного максималистичны, но они полностью отражают мировоззрение и самой Искры и большинства её товарищей. Это была их позиция в жизни. Но почему же они изменили ей, когда война закончилась? Получается так, что эти честные и принципиальные девятиклассники, ушедшие на войну со школьной скамьи, теперь, после войны, как раз не живут, а именно доживают - незаметненько, тихонечко, держась за свою покалеченную ногу и обгорелые в танке уши. Да, у Павла Остапчука осталась только одна нога после ранения на фронте. Но отсутствие ноги не помешало мексиканскому генералу Хосе Санта Анне 10 раз избираться на пост президента и главнокомандующего, воевать с США; отсутствие глаза не помешало Кутузову победить Наполеона. Да, это очень плохо иметь какое-то ранение или физический ущерб, но это не повод, начиная с 28 лет уже "доживать" незаметненько ожидая пенсии.

Получается, те слова, что Искра говорила в юности - напрасны? И не Стамескину их нужно было говорить, а, напротив, всем остальным одноклассникам.

Желая показать Стамескина с отрицательной стороны, автор говорит о нём, что он после войны стал "директор, лауреат, депутат и пр." В общем, он - карьерист. Но получается так, что как раз он-то и живёт, а не отсиживается в будочке для ремонта. Именно он что-то делает, единственный из всех. Именно он делает эту жизнь, какая была тогда, а все остальные - отсиживаются. Пусть Стамескин делает её плохо, потому как автор его изначально показал, как человека трусоватого, беспринципного, приспособленца. Но Стамескин хотя бы что-то делает! И делает, как может. А другие - честные и принципиальные - самоустранились, отошли в стороночку, чтоб тихонечко там дождаться старости, начиная со своих двадцати восьми лет.

Кто ж виноват? Стамескин? Виноват в том, что не отсиживается в будочке и потому в глазах остальных, и своих одноклассников, и автора повести и её читателей, стал карьеристом? Ему тоже следовало отсиживаться в конурке "Изготовление ключей на заказ" или "Ремонт обуви" или какой-нибудь другой, и тогда справедливость бы восторжествовала? Нет, освобождение Стамескиным поста директора или депутата вряд ли подвигло бы остальных одноклассников на то, чтобы резко поменять свою жизнь. Все равно они бы продолжали отсиживаться.

Нет, беда не в том, что Стамескины становятся директорами и лауреатами, а в том, что остальные - прямые, честные и справедливые - норовят отсидеться. Можно сказать, что их сломало государство: коммунисты-тоталитаристы раздавили, распластали, показали, что герои нужны только в красивых фильмах, а в жизни нужны приспособленцы-Стамескины, но ведь жизнь не останавливалась даже в советское время, всё равно находились люди, которые создавали что-то новое и в науке и в искусстве и на производстве, но не отсиживались.

Этот странный эпилог повести действуют на читателя едва ли не сильнее, чем вся повесть. Это слишком мало - быть принципиальным в шестнадцать лет. Впереди ещё вся жизнь и хочется напоследок повторить слова Искры: "Не смей доживать!"

НАВЕРХ