Литература и жизнь
Поиск по сайту

На Главную
Статьи современных авторов
Художественные произведения
Библиотека
История Европы и Америки XIX-XX вв
Как мы делали этот сайт
Форум и Гостевая
Полезные ссылки
Статьи на заказ



Монастыри и храмы Северо-запада



М.В. Гуминенко. ПИТЕРСКАЯ ПОЭМА
Часть первая
Почему не горят рукописи

Этой книгой я начинаю второй цикл повестей о приключениях агента УВР ФСБ, полковника Игоря Сергеевича Сокольского, и продолжаю говорить о Санкт-Петербурге - самом загадочном и мистическом городе из всех, что мне приходилось видеть.

Фонтанка, Ломоносовский мост

Пролог

Коротко о событиях цикла "Звено цепи"

В мае 2016 года оперативному агенту УВР ФСБ, капитану Сокольскому Игорю Сергеевичу, сообщают, что на свалке у Южного кладбища найдено тело его брата-близнеца, частного детектива Олега Сокольского. В ходе расследования выясняется, что Олег, в качестве добровольного агента, оказывал помощь сотрудникам ФСБ. Ему был вшит передатчик, аудио сигнал которого поступал на удалённое записывающее устройство. Предполагая, что запись должен прослушать его брат, Олег перед смертью передаёт в своём послании информацию о подготовке электронной диверсии.

Капитану Сокольскому удаётся выяснить обстоятельства гибели Олега: во время слежки за одним из криминальных авторитетов Северной Столицы, его брат обнаруживает необычный склад серверов в подвале бизнес-центра на Охте. Владелец серверов, чтобы избавиться от свидетеля, выдаёт Олега объекту его слежки. Благодаря предсмертному посланию, оперативной группе Игоря Сокольского удаётся предотвратить преступную операцию по захвату электронной банковской системы СПб.

Убийство Олега оказывается звеном целой серии взаимосвязанных преступлений. В течение 2017 и 2018 годов картотека покойного детектива и тайный архив разоблачённой преступной организации, позволяют Игорю Сокольскому раскрыть махинацию с химическим веществом-стимулятором, задержать резидента иностранной разведки, найти завод по незаконному производству оружия, вернуть военным похищенную винтовку "Ведьма".

Выясняя обстоятельства, сопутствующие убийству брата, Игорь Сокольский узнаёт о проекте "Стихия" и таинственном веществе под шифром "К-299", разработку которого в 1990-е годы, по заказу военных, вела частная лаборатория. Игорь Сокольский и его коллеги, при поддержке контрразведки ФСБ, раскрывают шпионский заговор, члены которого используют похищенные образцы "К-299" для создания "оружия судного дня". Одновременно удаётся разоблачить ОПГ, её руководители используют "погружённых" - людей-зомби, которых под видом ролевой игры заставляют совершать заказные убийства.

Продолжая идти по следам убийц своего брата, Игорь Сокольский узнаёт истинную причину, почему Олегу не была оказана поддержка, когда он попал в руки преступников: один из высших офицеров Собственной Безопасности ФСБ, чтобы не рисковать своим агентом, внедрённым в банду, отдал приказ не препятствовать действиям преступников.

Арест непосредственного убийцы и случайная гибель коррумпированного офицера СБ ставят точку на деле об убийстве Олега Сергеевича Сокольского.

Все участники выявлены, все виновники призваны к ответу, но все ли загадки разгаданы? Этот вопрос ещё предстоит выяснить...

Глава первая. Питерские драмы

Русский музей, Ленинград

(Ленинград, 1938 год)

Человек всё ещё надеялся.

- Товарищи!.. Ну вы ж меня знаете! - воззвал он, всхлипывая. - Ну поверьте!..

Его обвиняли в шпионаже и пособничеству империалистическим врагам, а он надеялся! На что? Он сам был частью системы, знал, как она работает: арестовали - уже не оправдаешься. Что толку разговаривать, когда исход предопределён заранее? Вася Соколов позвал конвой и коротко распорядился:

- В камеру.

Арестованного утащили волоком, он вырывался, продолжал умолять. Соколов не слушал. Это невозможно слушать, потому что если слушаешь - хочется ответить, попытаться объяснить. "Кретин! - с досадой подумал Соколов. - Понимает же, что попал под каток. Болтать надо меньше..."

- Ты видел? - возмутился его пятидесятилетний напарник, в такой же, как у него, форме офицера НКВД. - Вот когда это началось? Как? Наши товарищи, с которыми мы вчера работали бок о бок, становятся предателями!

Вася не ответил. Он никогда не отвечал на неконкретно поставленные вопросы, тем более, провокационные. Он сам провокатор, ничуть не хуже других. "Когда началось, - подумал он. - Что ты хочешь от меня услышать? Так было всегда, с самого начала. Ничего не меняется".

Он поднялся из-за стола и выключил лампу.

- Ты куда? - окликнул старший.

- В Архив загляну, - коротко ответил Соколов и вышел из кабинета.

Коридор на мгновение ослепил, напомнив, сколько часов пришлось провести в полутёмном помещении, где направленный свет лампы бьёт в лицо арестованного, а ты скрываешься за этой световой завесой и стараешься отводить взгляд от освещённых пятен. Глаза уже давно болят. Соколов глубоко вздохнул и закашлялся. Старая рана в груди давала о себе знать. Доктор утверждает, что если бы он меньше курил... Да что он понимает, этот доктор?! Продолжая покашливать, Соколов поднялся в служебный буфет.

- Может, чаю горячего выпьете, Василий Викторович? - озабоченно предложила молодая буфетчица, когда он забирал свёрток со спецпайком.

Вася отрицательно качнул головой и ушёл, сунув свёрток подмышку. Он привык к тому, что нравится молодым женщинам, и перестал обращать внимание. Что они находили в сорокалетнем офицере НКВД? То, что развит хорошо, всегда подтянут, брюхо через ремень не болтается? Даже его нарочитая грубость не отпугивала! Нет, нарочитой она была в 1917-м году, когда внук псковского дворянина изображал из себя лихого "солдата революции". Тогда приходилось труднее. "Породистая" внешность, юношеское изящество, средний рост сильно досаждали. Каждая дрянь готова была увидеть в нём щенка-кадета или другую контрреволюционную сволочь. Иногда задирали просто потому, что он казался слабее. Жизнь научила его драться за себя, делая вид, что дерётся за революцию. Он стал грубым, категоричным. В общем, той сволочью и хамом, каким его считали все, кроме глупеньких незамужних женщин, готовых любить его таким, какой он есть.

По-настоящему Соколов ценил только одну любовь: своего собственного сына. Тот понимал, что отец прячется за внешней грубостью, но никогда не сделает ему ничего плохого. Жили они с Родькой в коммуналке. Все тут считали, что Вася - ужасный отец. Он не пытался сгладить впечатление. Наоборот, пользовался. Сердобольные пожилые соседки чистосердечно присматривали за его пацаном, поэтому и переехать в отдельную квартиру Вася отказался. Зачем? Здесь у одинокого отца куча помощников, накормят, обстирают, приласкают его парня, когда надо. Сейчас Родиону 18 лет, сам за собой присматривает. Но ещё недавно вечно занятый Вася радовался добровольной помощи.

Соколов свернул в знакомый двор-колодец и поднялся на четвёртый этаж старого дома. В прихожей лежала мокрая тряпка: кто-то из женщин успел помыть коридор. Вася тщательно вытер подошвы сапог и прошёл, не снимая кожаного пальто.

На кухне сын гладил брюки. Соседки о чём-то шушукались у плиты. Соколов опустил свёрток на стол, повёл глазами на женщин - те моментально сбрызнули, будто их и не было. "Начнут сейчас ворчать, что держу сына в чёрном теле, - подумал Вася и подавил в себе желание поморщиться. - Будут потом злорадствовать, когда узнают..."

- Пап! - У Родьки так глаза светились, что Соколов почувствовал острый укол в сердце. Сын старательно прятал чувства от посторонних, но на отца всегда смотрел жадным взглядом, за который всё хотелось отдать.

- Тебе собираться пора, - проворчал Вася.

- Куда? - удивился Родька.

Соколов прислушался, но в коридоре царила тишина. Ни единого шороха. "Значит, не подслушивают".

- В экспедицию эту твою! - негромко ответил он.

- Ты же запретил... - начал Родька, но наткнулся на серьёзный отцовский взгляд, подхватил брюки и опрометью ринулся из кухни.

Соколов достал папиросу и сел на подоконник. С месяц назад сын пристал к нему: отпусти, да отпусти! С отцом он предпочитал не спорить, поэтому на категоричное "Тебе учиться надо!" - сразу заткнулся и больше тему не поднимал. Виданное ли это дело - восемнадцатилетнему пацану ехать в Сибирь, в тайгу, куда-то в тунгусские дебри! Но сегодня многое поменялось. Объяснять Родиону, почему, да как, не было желания. Покурив и смяв папиросу в жестянке на подоконнике, Вася направился через коридор в их обширную комнату, так и не сняв уличной одежды.

Сын поспешно собирал чемодан.

- Они неделю уже, как уехали, - напомнил он, подразумевая остальных членов экспедиции.

- И что? - пресёк его неуверенность Вася. - Вот билет на поезд. Возьмёшь с собой хлеб, консервы. - Он сунул в руки сына свёрток. - Они там не одну неделю будут налаживаться, прежде чем в тайгу-то сунуться. Ты быстрее догонишь.

Кажется, Родиона смущало, что приходится собираться неожиданно и очень быстро, хоронясь от соседей, но он смолчал. Нахмурился и наверняка решал задачу: что случилось, что отец передумал? "Не буду я тебе ничего объяснять, сынок, - подумал Вася. - Сам поймёшь"...

* * *

СПб, двор машины

(Санкт-Петербург, февраль 2019 года)

Сима аккуратно завела машину в свободный угол крошечного двора и вздохнула с облегчением. Сперва она противилась идее ездить на работу на шикарном "Лексусе". Стеснялась, что на неё будут косо смотреть. Муж осадил:

- Кто хочет - будет косо смотреть, даже если ты на велосипеде приедешь.

Серафима хотела сказать: "Если я приеду зимой на велосипеде...", но вовремя вспомнила собственные переживания прошедшей осенью. Они поехали с мужем в Старую Руссу, к его родне. Игорь вынужден был несколько раз подменять её за рулём, несмотря на едва зажившую травму ноги. Под руководством мужа, Сима быстро научилась водить машину, но ещё не наездила выносливости. На большие расстояния она быстро уставала, а уставший водитель на трассе опаснее, чем пьяный. Теперь она старательно нарабатывала практику. Заодно училась перемещаться по городу, минуя пробки, что помогало в работе медсестры: у Серафимы Андреевны было несколько надомных пациентов-старичков, к которым она регулярно ездила ставить уколы и капельницы.

К одному такому оригинальному старичку Сима сегодня и приехала. Жил он в двухкомнатной квартире старого дома с узким, мощёным двором, выходящем аркой на Фонтанку. Переезжать к внукам в новый микрорайон не хотел ни в какую. Медсестре он признался, что уже слишком стар, чтобы куда-то перебираться и хочет умереть там, где прожил все свои 96 лет.

Поставив "Лексус" на сигнализацию, Серафима закинула на плечо рабочую сумку и направилась к подъезду. Из него вышли трое мужчин и потопали к арке. Один оглянулся, посмотрев на женщину, но тут же поднял ворот куртки и поспешил за остальными. Сима привыкла держаться уверенно, но ей сделалось не по себе от этого взгляда. Она поспешила открыть подъезд своим кодовым ключом и устремилась вверх по лестнице. Старичок обитал на третьем этаже, за огромной дверью в полтора человеческих роста, обитой снаружи толстым коричневым дерматином. По привычке прислушиваясь и оглядываясь (однажды Симу здорово напугал наркоман на одной из подобных лестниц), женщина добралась до нужной площадки. Она заметила, что толстый валик дерматина отстаёт от косяка. У Симы учащённо забилось сердце, она вспомнила странный взгляд незнакомца и схватилась за дверную ручку, моментально позабыв наставление мужа - никогда не входить в квартиру, если по непонятной причине двери открыты.

- Владимир Денисович! - позвала она, заглядывая в прихожую.

В квартире было темно и тихо. Сима глубоко вздохнула и снова позвала:

- Владимир Денисович! Вы здесь?!

Машинально нащупав телефон, Серафима готова была позвонить в полицию, но тут ей почудился стон. Моментально забыв о своём намерении, женщина пробежала через коридор и ворвалась в душную, занавешенную тёмными шторами комнату.

- Владимир Денисович! - в третий раз воскликнула она.

- Ох... Симочка! - Знакомый старческий голос обрадовал женщину и она кинулась к старичку, лежащему возле дивана. - Симочка! А меня ограбили! - сообщил ей сухонький пенсионер, придерживая рукой голову, обрамлённую как пухом, седым кружком волос.

* * *

Обводный канал, СПб

Совещание закончилось. Сотрудники покинули генеральский кабинет. Полковник Сокольский остался сидеть за полированным столом. Генерал Чёрный посмотрел на него выжидающе.

Больше десяти лет Игорь Сокольский служил в подразделении Дмитрия Ивановича Чёрного, начал с простого оперативника, дослужился до начальника отдела. В детективном кино давно сложилось клише: талантливые сыщики - это оригиналы-одиночки, которые постоянно конфликтуют с руководством. Начальники орут на них, не верят им, норовят уволить и всячески мешают работать. В жизни такое бывает, но не является правилом. Дмитрий Иванович, к примеру, идеалом считал слаженную работу и подбирал во вверенное ему Управление Внутренней Разведки ФСБ людей, для которых важен результат, а не доказательства собственной крутизны. Орать на сотрудников, пресекать их инициативу и угрожать увольнением по любому поводу генерал не считал возможным. Его люди без угроз работали на пределе своих возможностей.

С Игорем Сокольким он не ошибся, разглядел в скромном русоволосом пареньке с внимательным взглядом человека, который умеет находить ответы на сложные вопросы. "Железные нервы и поразительная работоспособность, - охарактеризовал его сам генерал. - Плюс умение наблюдать и делать выводы".


- Я слушаю тебя, Игорёк, - подбодрил генерал своего самого молодого полковника. Тому недавно исполнилось 43 года.

Сокольский встрепенулся и посмотрел на Дмитрия Ивановича. Потом встал, обошёл стол и положил перед генералом большой нательный крест из синеватого металла, на длинной цепочке с причудливо перекрученными звеньями.

- Я уже видел крест твоего брата, - напомнил Чёрный, но охотно взял вещицу толстыми пальцами и надел очки. - Садись, рассказывай.

Сокольский пересел на стул ближе к генеральскому столу.

- Есть вопросы, которые меня беспокоят... - начал он, но остановил себя и предпочёл рассказывать в хронологическом порядке. - В начале Великой Отечественной Войны немцы накрыли лабораторию в районе Всеволожска. Там работали над принципиально новым сплавом для танковой брони. Документацию наши успели уничтожить, но остались образцы уже полученного вещества. Немцы отправили образцы самолётом, но над Карельским перешейком в него врезался неизвестный объект. Самолёт упал в окрестностях Ряпушковского озера. Радиус поисков оказался слишком велик, останков не нашли. После войны появилась легенда про "Ладожский фантом" - метеорит, который стал причиной гибели немецкого самолёта. Астрономы версию метеорита не подтвердили, хотя признали, что метеоритное тело небольшого размера могло врезаться в летящий высоко над землёй объект. Искать в лесу большую воронку бессмысленно. Осколки могли разлететься в радиусе нескольких километров.

Генерал внимательно слушал. Тема метеоритов и немецких самолётов их подразделения напрямую не касалась, но Сокольский не стал бы тратить его время, не будь у старой истории современного продолжения.

- В 1990-е годы уфологи обнаружили в тех краях несколько обломков странного металла и признали их "кусками обшивки НЛО", - продолжил Игорь. - В начале двухтысячных металл попал в руки специалистов частной лаборатории высокотемпературных технологий, отпочковавшейся от НИИ авиационных материалов. Эти ничего неземного в сплаве не нашли. В его составе железо, осмий, ещё несколько элементов, все земного происхождения. Но свойства металла, его прочность и упругость, действительно необычные. Многократно делались попытки повторить сплав, но увы! Мало знать все ингредиенты, без точного "рецепта" ничего не получится.

- Крестик подарили твоему брату именно в этой лаборатории? - уточнил генерал Чёрный, поглаживая пальцем толстую нижнюю губу. Крестик он пока Сокольскому не вернул, положил перед собой.

- Это меня и удивляет, - признался Игорь. - Странный подарок. Они использовали часть дорогостоящего образца ради того, чтобы сделать презент нанятому адвокату.

- Не исключено, что они признали попытки повторить технологию сплава бесполезными, - предположил генерал. - А сам сплав негодным ни на что, кроме сувениров.

- Или преследовали цели, о которых нам ничего неизвестно, - поддержал Сокольский. - Двое сотрудников лаборатории сейчас живут в Германии, связаться с ними не получилось. Ещё троих даже обнаружить не удаётся. Они все покинули Питер не меньше десяти лет назад. Но есть ещё факты. Я подозреваю, что они могут оказаться фрагментами одной картины.

Дмитрий Иванович оставил в покое крестик и внимательно посмотрел на подчинённого.

- Говори! - приказал он.

- Покойная Варвара Петровна Орлик, которая оставила мне записку и крестик, в 1970-х была куратором операции по поискам остатков немецкого самолёта на Карельском перешейке, - начал Сокольский. - Ничего тогда не нашли, но искали настойчиво. Кое-кто из местных старожилов помнит, как приезжали серьёзные дяди из КГБ и задавали наводящие вопросы. Следующий факт: до недавнего времени, в паре километров от озера, жил старичок-ветеран, который с 1945 года искал место падения самолёта. И нашёл, о чём перед смертью поведал внуку, некоему Кириллу Хобину. Этот Хобин собирался на свои деньги организовать подъём остатков самолёта со дна Ряпушковского озера, но потом исчез. Последний раз его видели за несколько дней до моего приезда на похороны бабы Вари.

- Ты считаешь, что этот металл представляет практический интерес?

Сокольский раскрыл планшет, нашёл карту и выложил перед генералом.

- В нескольких километрах от Ряпушковского озера мы в том году накрыли подпольную мастерскую, в которой собирали беспилотник по чертежам проекта "Стихия". - Он ткнул пальцем в точу на карте перешейка. - А вот тут, рядом с озером, заблудились Берестова с Ольгиным, когда у них перестала работать вся электроника. "К-299", который использовался при постройке беспилотника, в активном состоянии блокирует работу средств связи. В озере той ночью Ольгин заметил огни. Я ему верю, у него прекрасное зрение и нет склонности сочинять. Мы тогда ничего не нашли, но может, не знали, что именно ищем.

Сокольский вернулся на свой стул и несколько секунд о чём-то думал. Генерал не стал его перебивать, понимая, к чему он клонит. Наконец, Сокольский договорил:

- Во всех этих фактах, может, и не прослеживаться явной связи, но я уверен, что "Ладожский Фантом" ещё доставит нам хлопот. Что-то мы упустили. Я хочу продолжить расследование.

Генерал протянул ему реликвию, достал платок и вытер шею.

- Зачем же они так топят? - пробормотал он, потом посмотрел на Игоря. - У твоего отдела и без "Ладожского Фантома" дел полно, но если считаешь, что это важно - действуй! - разрешил он.

* * *

Фонтанка, СПб

- Значит, вы вошли в квартиру и нашли гражданина Иверина лежащим на полу в комнате? - Следователь явно не верил в искренность Серафимы.

За свои тридцать лет жизни Сима поняла, что если человек чего-то не хочет понимать - объяснять больше одного раза бесполезно.

- Серафима Андреевна пришла ко мне по расписанию, как положено, - вступился за медсестру пенсионер. Он лежал на диване, держа у головы грелку со льдом.

- Вам в больницу собираться надо, - напомнила Сима.

- Не надо, Симочка! У меня шишка только, да я её сам себе и посадил.

- Гражданин Иверин! - перебил его следователь. - Вы позволите нам договорить?

- Да что тут говорить? - возмутился старичок, опуская грелку. - Я никаких претензий ни к кому не имею! Поступил глупо, открыл двери, не посмотрев в глазок. Так я и не вижу в него уже ничего! Да и что они стащили-то? Тысячу рублей денег и пару безделушек.

- Я могу позвонить мужу? - не дожидаясь очередного вопроса от подозрительного следователя, спросила Серафима, косясь на полицейских, которые осматривали перевёрнутую мебель и копались в разбросанных вещах.

- Потом позвоните, мы ещё не закончили, - отмахнулся следователь.

- Хорошо, тогда вашему начальнику, Михаилу Ивановичу Малышеву, - выложила последний козырь Серафима, которой уже надоело оправдываться.

Следователь уставился на неё с удивлением, потом взял телефон и сам набрал номер.

- Это Дивеев, - представился он. - Михаил Иванович! С вами хочет поговорить... - Он заглянул в медицинскую книжку Симы. - Серафима Андреевна Сокольская. Вы её знаете?..

Через пару секунд он протянул телефон Симе.

- Здравствуйте, Михаил Иванович! Вы не могли бы сообщить моему мужу, что меня хотят задержать, обвиняя в том, что я навела воров на квартиру пациента? - прямо заявила Сима, чем вызвала возмущённое фырканье следователя.

Вернув ему телефон, Сима вскочила и устремилась к побледневшему старичку.

- Не надо доказывать мне, какой вы герой, - строго напомнила она. - Сейчас приедет бригада и оформим вас в больницу. За квартиру не беспокойтесь, я всё закрою и отдам ключи в домоуправление.

- Подождите, Симочка! - остановил её старичок. - Ключи вы пока оставьте себе. Кот мой по улице гуляет, негодник! Выскочил, наверное, когда грабителей испугался. Но он обязательно придёт! Проголодается и придёт.

Серафима смотрела в лицо старичку Иверину с сомнением, но он взял её за руку и выразительно пожал ладонь. Ещё и глазом мигнул для убедительности.

- Понимаю, вы такая занятая, но окажите мне услугу! Просто придите, скажем, завтра когда сможете и пустите этого негодника в дом. Он уже будет сидеть на лестнице, я его знаю.

- Хорошо, я пущу вашего кота, - пообещала Серафима, догадываясь, что если у старичка не начался старческий маразм - что-то она должна сделать более важное, чем организовать встречу загулявшего зверя.

- И накормите его обязательно! - живо продолжил старичок. - Там, в кухне, под кухонным столом, таким большим с резьбой на дверцах, который вам нравится, лежит его мисочка. Вот прямо под самым столом! Он только из неё ест! Обязательно найдите её под столом!

Сима уверила пенсионера, что выполнит все его указания, после чего отправилась собирать ему вещи в больницу. Ей было странно, что со своей просьбой Иверин обратился именно к ней. Но может быть, всем остальным людям он не доверяет?

Глава вторая. К вопросу о том, как сохранить то, что тебе дорого

Улица Ленинграда

(Ленинград, 1938 год)

В 1917-м Вася случайно услышал, как отец говорит деду:

- Хам победит. Победят не эти солдатики, матросики и рабочие. Они - пушечное мясо. Победит хам, дремучий, жестокий и беспощадный, которого мы сами породили. Нужно было давить его двадцать лет назад, в зародыше, но мы же либералы!..

Через пару дней отца застрелили. Случайно. Тогда много народу убивали "случайно". Но отец действительно был врагом всем этим большевикам. А Вася? Двадцатилетним парнем он решил: раз хам должен победить, значит надо стать хамом. И он стал, прихватив с собой в новую, хамскую жизнь, сестру Катю и младшего брата Михаила. Он стал Соколовым Василием Викторовичем, командиром Красной Армии, без прошлого, без родни, друзей и связей.

Младший, Мишка, с чистым сердцем поверил, что когда-нибудь, потом, рабоче-крестьянская власть сделает всех счастливыми. Василий ни во что такое не верил, он приспосабливался, пряча за грубостью все свои чувства. Родственники прокляли их. Единственной ниточкой, связующей с прошлым, остался дед. Старик не принимал революцию ни в каком виде, но и проклинать внуков не торопился. Он считал новую власть наказанием для России, бежать из страны не желал, приспосабливаться не собирался. В одну из встреч он сказал Васе: "Каждый человек неизбежно платит по счетам. Я готов заплатить за то, что не успел сделать. Ты однажды заплатишь за то, что делаешь сейчас. Права осуждать тебя я не имею..."

В конце Гражданской Михаил получил контузию. Что-то изменилось в его голове и Вася подозревал, что дело не только в ранении. Оно - лишь удобный повод прикинуться дурачком. Брат переживал всё остро, эмоционально, хотел верить в то, что делает. Может, веры не хватило? Он то становился трезвым и вменяемым, то начинал вести себя, как ребёнок, который не ведает опасности. Приходилось следить, что он делает, с кем говорит. Василий Соколов с удивлением осознал, что расплата за его поступки начинается с выматывающих попыток разорваться между полусумасшедшим братом, несгибаемым дедом и кроткой, неспособной влиться в новую жизнь, сестрой.

Когда в 1922-м году дед погиб, Вася соврал брату и Кате:

- Старый человек, совсем плох был в последнее время. Свалился где-то замертво, попробуй теперь найди.

Он знал, что деда застрелили на улице, также, как отца. Случайно? Или увидев в старике очередную "контру", "проклятого буржуя"? Закопали труп в общей могиле и Вася промолчал, не опознав родственника. Какое отношение он, хам, мог иметь к бывшему правоведу, дворянину Владимиру Викторовичу Сокольскому?

Вася Соколов уже не видел возможности остановиться, посчитал, что обратной дороги для него нет. Он выбрал для себя службу в тех гос. органах, которые стали главной карающей силой: после демобилизации из армии, он пошёл в ЧК, а с 1936 года - в НКВД. Он привык к новому статусу и старался не вспоминать о старом даже дома, при закрытых дверях. Но осторожность не помогла, слова деда начали сбываться.

Весной 1938 года пропал Миша. Василию ничего не говорили, он вскорости сам узнал, что братец наговорил лишнего в питейной забегаловке и его забрал наряд милиции. Парни оказались не в курсе, что имеют дело с контуженным ветераном Гражданской, задержали как "врага народ" и обвинили в подстрекательстве и антисоветской пропаганде. Офицеру НКВД, Василию Соколову, никто ничего не сказал про брата, и ничего не спрашивал. Вася счёл это плохим признаком: его время истекло, нужно готовиться к худшему.

Сестру Катю братьям удалось выдать замуж ещё в 1932-м, за надёжного человека по фамилии Ведерников. С Васей он сошёлся по той причине, что у обоих рано умерли жёны. У Ведерникова осталась дочь, которой Катя стала второй матерью. По заданию партии, Ведерников уехал из Ленинграда куда-то на периферию. Очень кстати! Про то, что у Соколовых была сестра Катя, лучше больше не вспоминать. Теперь Василию оставалось позаботиться о сыне. О том он и думал, шагая рядом с Родькой по перрону.

- Вот твой вагон. Давай помогу! - Вася подхватил вещевой мешок и закинул в тамбур.

- Пап! Да я сам, - начал было Родион, но осёкся.

Всю дорогу до вокзала Соколов чувствовал, что сын готовится о чём-то спросить, но не решается. До отправки оставалось минут пять, долгие разговоры неуместны. Да и зачем?

- Ну, давай обниму! - Вася притянул перегнавшего его ростом сына и прижал к себе, именно в этот момент осознав: они больше не увидятся! Это последний разговор. Всё, что не досказано, останется таким навсегда. Наверное, сын тоже понимал, потому что вцепился в него, как маленький.

- Пап!..

- Погоди, сынок! - Соколов отодвинулся, чтобы видеть лицо сына. - Послушай меня! Внимательно послушай и запомни, как клятву! Писем я писать не буду. И ты не будешь. Что бы ни случилось - не пиши, обо мне не говори. Вообще! Забудь! Понял?

Родион смотрел на него глазами полными слёз, но потом серьёзно кивнул - и у отца защемило сердце от сыновней догадливости. Не учил Василий сына не доверять советской власти, не рассказывал про свою службу, но Родион понимал сам. Между строк, по одному выражению догадывался. Лишних слов не требовалось.

- Обо всём забудь, - продолжал Василий тихо и быстро. - Будто и не было у тебя ничего до того, как сел в этот поезд. Слушай, что другие говорят, сам молчи. И не возвращайся! До тех пор не возвращайся, пока не поймёшь, что уже можно. Ты у меня умница, ты будешь знать, почувствуешь. Придёт такое время, обязательно придёт! И... просто помни, что я люблю тебя. Всё!

Он оттолкнул сына и махнул рукой в сторону вагона. Родька отступил, продолжая смотреть на него. "Восемнадцать лет парню, - напомнил себе Вася. - Не сможет..." Сам отвернулся и широкими шагами направился к зданию вокзала.

* * *

Кошка у дома. СПб.

(Санкт-Петербург, Весна 2019 года)

Сегодня майору Малышеву, в следственный комитет Адмиралтейского района, позвонил полковник Сокольский. Предложил вместе "прогуляться до одной квартиры, от которой есть ключи и разрешение хозяина". Михаил Иванович удивился постановке вопроса, но вспомнил, что у Сокольского пропадает чувство юмора, когда дело касается работы. Раз приглашает - нужно соглашаться не раздумывая, наверняка это окажется важным и полезным.

Они были знакомы чуть больше двух лет. Осенью 2016-го Игорь Сокольский позвонил Малышеву на работу и предложил информацию об одном убитом у Витебского вокзала человеке. До того момента Михаил Иванович не жаловал парней из Большого Дома, но взаимную выгоду от их сотрудничества нельзя недооценивать. Игорь быстро стал для него не только "полезным знакомым из ФСБ", но и другом. Малышев сам удивлялся, как легко, с первой же встречи, Сокольский записывал тебя в друзья - и отвертеться от этого не было возможности. Желания - тоже.

После того, как Сокольский позвал Малышева на свою свадьбу, Михаил Иванович уверился, что они действительно очень близкие друзья. Приглашены тогда были от силы человек пятнадцать.

Сегодня Игорь заехал за ним и повёз на Фонтанку.

- Сима отдала мне ключи от квартиры старичка Иверина, - пояснил он сидящему на пассажирском сидении Малышеву.

- Я хотел извиниться за коллег. Нехорошо получилось с твоей женой... - начал Михаил Иванович.

- Она не в обиде, - перебил Сокольский. - Дело в вашей юрисдикции, вот я и решил заручиться твоей поддержкой, прежде чем исполнять просьбу старичка. Он просил покормить кота.

Малышев уставился на него, ожидая пояснений, но Сокольский в этот момент разворачивался на перекрёстке. На дороге он вёл себя аккуратно, поэтому продолжил, когда закончил маневр.

- Сима говорит, что никакого кота в квартире ни разу не видела. А ещё, что под кухонный стол можно просунуть бумажный лист, но никак не кошачью миску. Но именно там, как утверждал её пациент, она должна стоять.

Малышев хотел спросить, уверена ли супруга Сокольского, что старичок после удара по голове пребывал в трезвом рассудке, но вместо этого сказал:

- Ты бы мог кого-то из своих послать с проверкой.

- Дело деликатное, - не согласился Сокольский. - Сима очень просила, чтобы я сам разобрался. Если это бред - с меня коньяк за потраченное время. А если не бред... Я наглый, но и у меня есть рамки: вы разбираетесь с этим грабежом, я не хочу перехватывать инициативу и смущать твоих коллег. Если что-то найдём, ты и оформишь, как полагается. Если нет - поедем коньяк пить.

- Да ладно, - протянул Малышев. - Мне самому интересно. Что-то ведь грабители в этой квартире искали. Кстати, Серафима Андреевна - важный свидетель, она одна их видела.

- Я Симу за город услал, в надёжное место, - признался Сокольский, но не стал уточнять, куда. Он тайно вывез супругу на дачу к Марку Лисовскому. Искать её в надёжно охраняемом особняке главы крупной строительной компании будут в последнюю очередь. Сима даже на работу, за отпуском, сама не ходила. Для большинства она просто исчезла в неизвестном направлении и айфон её лежал в кармане у Сокольского. Может, он зря так беспокоился, но предпочитал перестраховаться, пока не выяснит, что именно искали грабители и насколько они опасны.

- Понадобятся её показания - звони мне, - добавил Сокольский, заезжая через длинную арку во двор и разворачивая машину в самый дальний угол. - Тут Сима "Лексус" оставляла.

Малышев вышел из машины и огляделся. Вечерело. Во дворах-колодцах всегда темнее, чем на улице, да и фонарей маловато. Вдвоём с Сокольским они вошли в нужный подъезд и поднялись на третий этаж. Под дверью шевельнулась мохнатая, серая куча.

- Смотри! - подивился Сокольский и сграбастал на руки огромного дымчатого котяру.

Малышев нахмурился, глядя, как Сокольский мнёт кота, а тот трётся о его пальто, ничуть не обеспокоившись, что его держит незнакомый мужик.

- Бусик! - раздалось сверху. По лестнице прошлёпали шаги. - Бусик! Кис-кис! Куда ты убежал, негодник?!

Сверху спускалась пожилая дама в домашнем платье и шапочке, под которой угадывались бигуди. Она увидела двух незнакомцев и замерла посреди пролёта. Вид любимого Бусика в чужих жадных лапах придал ей смелости. Через мгновение дама устремилась к Сокольскому.

- Бусик! Вот ты где! Я прошу простить этого негодника! Муж его балует и он готов оделить своим вниманием любого мужчину!

Сокольский прижал кота к себе и принялся чесать ему подбородок. Малышев подумал: "Значит, не тот кот. Хорошо! Есть шанс, что мы не зря приехали. - Вдогонку мелькнула вторая мысль: - Странно, что она дома завивается. Парикмахерские на каждом углу..."

- А вы кто будете, господа? - озаботилась дама, догадавшись, что её драгоценного Бусика придётся отдирать от незнакомца силой.

Сокольский бросил взгляд на Малышева, тот понял и достал удостоверение.

- Мы из полиции. Майор Малышев. Это мой коллега...

- А, так вы по поводу ограбления?! - не дослушала его дама. - Ох, это такой ужас! И что можно было украсть у Владимира Денисовича? Я не понимаю! Лезут к пенсионеру, даже не думая о том, что никаких миллионов у него просто быть не может!

- Алкоголик, которому на бутылку не хватает, полезет и за сторублёвкой, - рассудил Сокольский.

Дама интенсивно закивала, протягивая руки к Бусику. Но Сокольский только начал.

- Часто кот убегает? - спросил он.

- Нет... нечасто, конечно, - начала дама, продолжая тянуться к коту, но наткнулась на пристальный взгляд и невольно убрала руки.

- А в тот день, когда ограбили Иверина, он убегал?

- Иверина? А, Владимира Денисовича! - догадалась дама. - Я и запамятовала, как его фамилия... Нечасто с соседями по фамилии общаемся, знаете ли.

- Так убегал кот? - спросил Сокольский и уложил кота в руках, как ребёнка, кверху пузом, чтобы удобнее было чесать.

- Н-нет... - призналась дама. - Но я слышала, что какие-то люди приходили и хотела посмотреть, да передумала. Они как-то очень грубо разговаривали.

- То есть, вы на лестницу не выходили?

- Нет, я выходила! - решилась признаться дама и нежданным нападом выхватила из его рук своего Бусика.

- И что вы видели? - Сокольский за кота драться не стал.

- Они вниз спустились, очень быстро, можно сказать, бежали, - доложила женщина. - А потом медсестра поднялась, которая к нему ходит уколы делать.

Малышев нахмурился. То ли его парни, делая поквартирный обход, до пожилой леди с котом не достучались, то ли им она ничего не сказала. Теперь выходило, что у них есть ещё один свидетель, который мог видеть и слышать налётчиков.

- Вы своего кота на лестницу не выпускайте, - посоветовал Сокольский. - И если придут незнакомые люди - не открывайте. Мой коллега даст вам телефон, если вдруг заявятся и скажут, что из полиции - сперва позвоните и узнайте, присылали ли к вам кого-то. Иначе могут и вас ограбить.

- Ваша правда, господин полицейский! Ваша правда!.. - запричитала дама и отступила к лестнице наверх. - Ни за что не открою!

Сокольский дождался, когда за женщиной захлопнется дверь, достал ключи и открыл Иверинскую двушку.

- Надеюсь, других котов тут нет, - буркнул Малышев.

Сокольский провёл ладонями по пальто, решил, что от шерсти так просто не избавишься - и оставил как есть.

- Полагаю, нужно искать на кухне, - сказал он.

Узкий, тёмный коридор наводил на мысль, что это лишь пол-коридора, оставленные после разделения одной большой квартиры на две. В кухню вёл извилистый "аппендикс", в который открывались двери ванной и санузла. Сокольский сунул нос в оба помещения, но задерживаться не стал.

- Кошками тут и не пахнет, - бросил он на ходу.

- Как он тут живёт, совсем один? - задумчиво произнёс Малышев, идя вслед за ним.

- Выбора нет, - предположил Сокольский. - Ого, какая тут плитка на полу! Неужели с царских времён?

Кухонный стол действительно стоял без ножек, прямо на плиточном полу. Массивный, тяжёлый, из настоящих досок, с резьбой на дверцах и пожелтевшей мраморной столешницей. Михаил Иванович осмотрел его со всех сторон, потом попытался приподнять.

- С места не двигается.

- Погоди, - остановил его Сокольский, скинул пальто и опустился на пол, пытаясь разглядеть, что делается между столом и стеной. - Его что-то держит.

Не сговариваясь, они открыли дверцы и принялись вынимать банки, кастрюли и стопки тарелок, складывая их прямо на пол. Потом Малышев запустил руку вглубь и ощупал заднюю стенку.

- По-моему, тут гвоздями насквозь прибито, - сообщил он.

Сокольский посветил внутрь фонариком.

- Похоже на то. О чём думал наш старичок, когда просил Симу "заглянуть под стол"? - риторически спросил он.

Ломать - не строить. Минуты через три они вдвоём расшатали громоздкое кухонное сооружение и вырвали из плинтуса вместе с гвоздями. Старые квартиры хороши тем, что в них масса удобных местечек для тайников. Под кухонным настилом явно что-то было, но квадратные плитки с витиеватым орнаментом лежали плотно. Пришлось пустить в дело нож и найденную в квартире отвёртку, прежде чем удалось понять, что одну из них держит не клей и не цемент.

- Прощупывается металл, - определил Сокольский.

- Клад в старом доме? Это интересно, - признался Малышев. - Честно говоря, не было повода обшаривать тут всё. Хозяин жив, поправится - сам вернётся, разбираться со своими кладами.

- Не думаю, что там золото-бриллианты, - проговорил Сокольский, доставая из кармана пару латексных перчаток. - Вряд ли наш старичок решил перед смертью сделать подарок своей медсестре.

- А что ещё могла искать эта троица?

- Пока не знаю. Но если найдём что-то ценное - придётся звать понятых и оформлять официально. Погоди... - добавил он, внимательно ощупывая плинтус. Потом поковырял концом отвёртки в щели, оторвал часть плинтуса и сунул палец. Что-то щёлкнуло - и край плиточной секции подскочил на сантиметр, образовав зазор в полу.

- Эй! Как у тебя получилось? - удивился Малышев, поспешно надевая вторую пару перчаток.

- Сталкивался с такими штуковинами. Тайники все разные, но принцип похожий.

Малышев поддел фрагмент пола и снял его. На внутренней стороне квадратика крепился механизм со щеколдой. Но самое главное - в образовавшейся нише лежала плоская жестяная коробка величиной с большую книгу. Малышев аккуратно достал её и открыл. Внутри, вместо золота, в ней действительно лежала книга. По виду очень-очень старая, в твёрдом переплёте...

Глава третья. Привычные заботы, странности и эксцессы

Обводный, СПб.

(Экспериментально-исследовательская лаборатория УВР ФСБ)

У Людмилы Кирилловны Бердниковой за плечами скопился серьёзный "послужной список": множество опубликованных монографий, хорошо известных в узком учёном кругу (по биомедицине, генетике, экзотическим ядам и токсинам, нейрорегуляции и проницаемости гемато-энцефалического барьера), докторская диссертация, престижная работа. Она вырастила и воспитала двоих детей. Сын геройски погиб, исполняя свой долг на службе в МЧС, дочь вышла замуж. В начале 2010-го к Бердниковой приехал старый друг семьи, генерал Дмитрий Иванович Чёрный, и сделал предложение, от которого Людмила Кирилловна не смогла отказаться: позвал заведовать экспериментальной лабораторией недавно сформированного секретного подразделения ФСБ - Управления Внутренней Разведки.

Объяснять бывшим коллегам причины своего ухода из исследовательского института Бердникова не стала. С ФСБ её давно связывало тесное, хотя и неофициальное сотрудничество. Она знала, что на новом месте у неё будет расширенный доступ к информационным базам, самостоятельность и интересная работа. Что ещё нужно женщине, которая плодотворно провела полвека и хочет хоть немного отвлечься от тяжёлых мыслей о гибели сына?

Ко всем своим коллегам и сотрудникам Людмила Кирилловна относилась со спокойной симпатией, но очень быстро приобрела любимчиков. Может, сказалась утрата: дочь и трое внуков лишь отчасти компенсировали ей потерю сына. Кроме своих лаборантов и помощников, она особо благоволила Игорю Сокольскому, а в последнее время - одному из его подчинённых, Вячеславу Ольгину. И благоволение это строилось не только на женской симпатии. Бердниковой нравились умные и понятливые мужчины, которые оказывались способными оценить значимость её работы и даже принять в ней участие, по мере сил и возможностей.

Когда возникла проблема с "погружёнными"... Впрочем, эту историю лучше пересказать подробнее: ещё недавно группа террористов вживляла людям импланты, которые позволяли погрузить человека в транс, а потом заставить убивать других людей, воровать документы и закладывать бомбы. Под действием импланта, "погружённый" попадал в подобие виртуальной игры, не понимал, что действует в реальном пространстве и убивает не персонажей компьютерной игрушки, а реальных людей. Когда преступную организацию разоблачили, все жертвы были освобождены от имплантов. Но несколько человек не пожелало вернуться в реальный мир. Их осталось пятеро. Все лежали в подобии комы, на искусственном жизнеобеспечении. Лишь по мозговой активности можно было догадаться, что в своём странном сне они продолжают жить. Врачи не могли найти средство вывести пациентов из "погружённого" состояния и попросили помощи у специалистов из УВР.

Примерно эту проблему майор Бердникова пыталась донести до Славы Ольгина. Она занималась изучением "погружения" с самого первого момента, как стало известно об имплантах и у неё было подозрение, что неудачные попытки разбудить "погружённых" - лишь полбеды. Импланты из их позвоночников удалили, но непредсказуемая реакция мозга удерживала их в состоянии отключения всех телесных реакций. Если они и дальше продолжат спать своим странным сном, начнут атрофироваться не только мышцы, но и внутренние органы. Мозг перестанет получать питание и человек умрёт, так и не вырвавшись из своих виртуальных грёз.

Слава не был уверен, что понимает всё. За тридцать три года своей жизни он усвоил много полезных знаний, но биомедицина не входила в их число. Перед ним на столе лежала закрытая чашка Петри с крошечной штучкой, похожей на половинку ёлочной иголки - образец извлечённого из человеческого позвоночника импланта, обезвреженный, но всё ещё представляющий интерес.

- Без контроля оператора, это устройство может сработать непредсказуемо. Например, многократно усилить эмоциональные импульсы и наложить их на воображаемую картинку, создав виртуальную реальность, практически неотличимую от настоящей, - объясняла тётя Люся.

- Именно так оно и действовало, если судить по показаниям тех, кому вшивали импланты, - напомнил Слава.

Майор Бердникова, невысокая худощавая женщина с копной рыже-чалых волос и мясистым носом, критически прищурила один глаз.

- Дело в том, Славочка, что когда системой руководит оператор, он подаёт конкретно выстроенный видеоряд, который тщательно подбирается и контролируется. Как бы тебе проще объяснить... Представь, что ты запускаешь ракету, нацеленную на вражескую базу. - Она развела руки, словно обхватывала ими предполагаемый снаряд. - Если бы ракета была мыслящим существом, она могла наблюдать, как проносится под ней земля, как приближается лес, а потом среди него появляется крыша, на которую она нацелена, но наблюдения ракеты не изменили бы направление её полёта. А теперь представь, что связь оператора с "мозгом" этой ракеты прервалась и она получила возможность лететь, куда захочет! Дальнейшая траектория будет зависеть только от её предпочтений. Но она не осознаёт, что её стремление осмотреть красивую лужайку закончится тем, что от лужайки останется одна воронка.

- То есть, человек, находясь в спонтанном "погружении", может вообразить себе что угодно и по своей воле ограбить банк или напасть на президентский кортеж? - осторожно уточнил Ольгин. - То есть, мог бы, если бы его тело не оставалось в "отключённом" состоянии?

- Вроде того, Славочка! - бросила Бердникова и потянулась к закипевшему чайнику. - Вроде того... Но не совсем! Тут большую роль играет расторможенность, которая освобождает подопытного от этических норм, от страха перед ответственностью, от заученных правил... Ты каркадэ с сахаром пьёшь?

Ольгин кивнул, мало осознав её вопрос. Всё его внимание было направлено на тему разговора.

- Почему Капустину удалось с этим справиться? - спросил он, но тут же продолжил сам: - Только потому, что он сопротивлялся с самого начала и в его подсознании уже закрепилась необходимость... ну, не знаю... борьбы с любой галлюцинацией? Его пытались "погрузить" без импланта, прямым воздействием, а вы сами говорили, что в техническом плане это даёт преимущество тому, кто "погружает". Или всё зависит от каких-то скрытых способностей самого Юраши?

Бердникова с интересом наблюдала за Ольгиным, потом разлила тёмно-красный напиток по большим чашкам и кинула в каждую по насколько кусочков коричневого сахара.

- В каждом из нас заложено то, что отрицал Зигмунд Фрейд, - проговорила она, размешивая горячую жидкость. - Чёткое различение добра и зла, совесть, которая тем сильнее, чем ближе человек к своему естественному состоянию.

Настал черёд Ольгина посмотреть на маленькую женщину с интересом.

- И не смотри на меня так! - воскликнула та и подвинула к нему кружку. - Фрейд заявлял, что если бы не предписанные обществом запреты, человек скатился бы до каннибализма, убийства и кровосмешения. Я считаю, что всё наоборот: скопившийся за несколько тысяч лет "культурный налёт" научил человека оставаться глухим к голосу совести. Ты веришь, что мы произошли от обезьяны?

- Провокационный вопрос! - засмеялся Слава. - Глядя на некоторых людей, я подумываю: может, правда? - признался он. - Стандартный ответ, да? Но если честно - не верю. Мне кажется, что в человеке есть нечто, чего нет ни у одного животного.

- Что именно? - заинтересовалась Бердникова.

- Способность сознательно реагировать на голос за правым плечом, - ответил Ольгин и спрятал нос в кружку. - Вкусный чай!

- Да ты философ! - серьёзно похвалила тётя Люся и потрепала его по коленке. - Не тушуйся! Мне нравится смелость, с которой ты говоришь то, что думаешь. Лично я с тобой совершенно согласна! Именно эта способность отличает нас от животного мира. У нас есть свободная воля и мы выбираем, поддаваться нам злу или не поддаваться.

- Я бы хотел попробовать, - признался Слава, отставляя кружку. - Что мне грозит в случае неудачи?

Бердникова задумалась, глядя через стеклянную стену на установку около медицинского кресла.

- Трудно сказать, - призналась она. - Юра Капустин был вынужден сражаться с "погружением", находясь под воздействием наркотиков - и всё-таки ему удалось нащупать реальность и вырваться. Многие из наших пациентов с имплантами даже не пробовали сопротивляться: их задания не выходили за рамки обычных для них занятий. Если твой мозг будет свободен от медикаментозной расторможенности, ты можешь вообще не погрузиться. Просто не потеряешь контакта с реальностью. Особенно если у тебя нет склонности к игромании.

- Вот от этого Бог миловал, - поспешил признаться Слава. - Но я всё равно могу сознательно это сделать. Послушайте: я здоров, как бык, у меня нет никаких хронических дефектов, я не игрок, но хочу подвергнуться воздействию, чтобы понять, как это выглядит изнутри. Какие ещё могут быть препятствия?

Людмила Кирилловна покачала головой и с хрустом разломала в кулаке сушку. Она сомневалась.

- Что ещё может случиться? - не отставал Ольгин.

- Меня волнует твоя психика, - призналась Бердникова. - У тебя высокий болевой порог, что позволяет тебе не терять связи с реальностью даже при сильном физическом воздействии. При некоторых обстоятельствах это - минус: ты склонен терпеть до последнего, когда это совершенно не нужно. Зато ты - явный эмпат.

- Но ведь именно это и нужно! - воодушевился Ольгин. - Чтобы понять, что происходит с другими... Я может быть, не так понимаю суть проблемы, но, чтобы разобраться, что делается с "погружёнными", нужно пережить это самому. Почему вы выбрали именно меня?

- А вот это уже провокация с твоей стороны! - высказала ему Бердникова.

Некоторое время они молча пили чай, потом тётя Люся поднялась со стула.

- Хорошо, скажу о других твоих недостатках! Ты остро на всё реагируешь. Твоя способность к эмпатии легко переходит в эмоциональное сопереживание. Ты начинает ассоциировать себя с другим человеком, а это мешает увидеть причины его состояния. Идеальный эмпат, при искренней заинтересованности, всегда остаётся наблюдателем, как если бы стоял за плечом, а не влезал в шкуру подопытного. - Она вздохнула. - Тебе нужно попытаться вытянуть пациента в свою реальность, а не дать ему утянуть тебя за собой. В противном случае, эффект непредсказуемый. Но выбора у нас нет! Единственный, кого ещё я могла бы использовать в эксперименте - Игорёк. Вот у него идеальные данные! Но...

- Что с ним не так? - живо спросил Ольгин, озаботившись состоянием шефа.

Бердникова ткнула его пальцем в плечо.

- Расслабься! Ему без экспериментов дома ночевать некогда, да и травм многовато за последнее время. У каждого человека свой предел прочности. Проверять, как близко Игорёк к нему подошёл, не имею желания! Тебя помучить - другое дело!

Бердникова забрала пустые чашки и пошла к раковине. Слава остался сидеть у стола, раздумывая над её словами.

- В общем, я готов, - сказал он минуты через две. - Что нужно делать? В смысле, наверное к этому нужно подготовиться?

- Нужно, - согласилась тётя Люся, не оборачиваясь. - Сперва нужно получить "добро" от Дмитрия Ивановича. Потом ты будешь отдыхать, поработаешь в спортзале с умеренными нагрузками и будешь питаться по рациону, который я составлю. За двенадцать часов до опыта - никакой еды! Ну, это я подробно распишу... - Она повернулась с двумя чистыми кружками и посмотрела на него через всю комнату. - Ох, Славочка! Мы с тобой берём на себя огромный труд и такую же ответственность! - Подумала немного и добавила: - Особенно я.

* * *

Красный Треугольник, СПб.

К концу рабочего дня Сокольский вернулся на базу УВР в одном из отремонтированных зданий "Красного Треугольника".

- Проверь, откуда звонок, - сказал он майору Киппари. - Пятый раз кто-то к Серафиме прорывается.

Вчера он забрал себе телефон супруги, а ей дал аппарат, через который можно связаться только с ним. Он доверял Симе, но делал скидку на женское любопытство: вдруг кто-то позвонит, а она не выдержит и решится ответить.

- Давай, я поговорю, - предложила Инга и забрала у него трубку.

- Стой! - остановил её Мотя, набирая команду на пульте. - Секунду... Всё, теперь не вычислят, где телефон. Подольше говори, - напомнил он, подключая систему отслеживания.

- Я слушаю! - стараясь говорить чуть выше, отозвалась Инга в трубку.

- Это Серафима Андреевна? - спросил мужской голос.

- Да. - Берестова старалась говорить коротко, вдруг звонящий знает Серафиму. Но он не знал.

- Ой, как хорошо, что я до вас дозвонился! - радостно высказал мужчина. - Видите ли, я ваш новый врач. Моя фамилия - Ивановский. Мне сказали, что у вас на руках остался ключ от шкафчика, где лежат карточки платных больных, которых мы на дому продолжаем лечить...

Берестова вопросительно посмотрела на Сокольского.

- Дубликат у зав. отделением, - тихо подсказал тот.

- Так ключ ещё у зав. отделением должен оставаться, а мой у меня! - радостно ответила Инга в трубку.

- Вот в том-то и дело! - поддержал беседу человек, назвавший себя Ивановским. - На связке ключа почему-то нет и кто его последний раз видел - неизвестно. Мне ваш телефон дала Марина Петровна, которая за вас осталась, сказала, что быстрее вам дозвониться, чем искать. Вот позарез нужно! Поймите, я новичок и мне не хотелось бы с первого дня попадать впросак, а я не могу ничего делать, пока не прочитаю историю болезни. И Арсен Муратович уже уехал!

- Заметь: перечислил всё начальство твоей супруги, - негромко высказал Мотя. Сокольский кивнул.

- Но я сейчас не дома, - поддержала беседу Инга. - Я в гостях, у подруги. Ключ, конечно, со мной, но я выпила, за руль сесть не могу.

- И не нужно! - обрадовал её собеседник. - Вы просто скажите адрес, а я подъеду и вы мне вынесите ключ. Всего-то минута! Я расписку оставлю, что его взял.

Сокольский снова кивнул и Инга покладисто ответила:

- Хорошо, пишите адрес... - Она продиктовала улицу и дом, в котором была одна из служебных квартир УВР. Потом добавила: - Вы как подъедете - просто позвоните по телефону и я спущусь к вам.

Мотя кивнул, что можно больше не тянуть время. Инга простилась с собеседником и отключила телефон.

- Сказал, что подъедет минут через сорок, - объявила она.

- Игорёк! Он сейчас на канале Грибоедова, неподалёку от твоего дома, - доложил Киппари.

Сокольский задумался.

- Серафима говорила, что должен прийти новичок по фамилии Ивановский, - проговорил он, прохаживаясь по координаторской. - И ключ она не успела отдать.

- Номер, кстати, не на Ивановского зарегистрирован, - заметил Матвей.

- И зачем ему торчать у нашего дома? - продолжил Сокольский. - Через сорок минут, говоришь? - Он оглядел своих подчинённых. - Тогда за дело!

- Погоди! - остановила Инга. - Лексус ваш где?

- Я на нём приехал.

- Надо его в тот двор загнать. - Она пояснила свою мысль: - У твоего дома на канале машины нет, значит Серафима должна была уехать на ней. И я сказала, что за руль сесть не могу. Если бы приехала к друзьям на такси - сказала бы что-то другое.

- Точно!

Машину его брат когда-то выбрал заметную, большую, белую. Наверняка грабители её запомнили и если не увидят во дворе - могут заподозрить неладное.

- Едем! - скомандовал он. - Матвей! Поднимай Шхеру с его силовиками, без них не обойтись.

* * *

Лестница старого дома, СПб.

Солнце закатилось, в полутёмном дворе горел всего один фонарь. Снег успел дотаять до состояния ноздреватой ржаной корки. Кое-где светились окошки, но видимости это не прибавляло. В центре двора - клумба с редкими, голыми кустами, между которыми прочно улежались грязные сугробы. Водитель дешёвой иномарки некоторое время оглядывался, прикидывая, как удобнее развернуться. Потом двинулся из подворотни во двор налево, объехал клумбу и остановился, погасив фары. Почти сразу зазвонил телефон у Инги. Она стояла у окна на одной из тёмных лестниц. Выждав несколько секунд, она ответила:

- Я слушаю!

- Извините, это опять Ивановский, - приглушённо прозвучал тот же голос, который она слышала сорок минут назад. - Я тут внизу уже.

- Хорошо, я сейчас спущусь, - пообещала Берестова и отключила трубку.

Никакого волнения она не ощущала. Да и зачем дёргаться? Во дворе рассредоточились несколько силовиков Тимофея Шхеры, сам весёлый командир притаился сбоку от оконной ниши. В полумраке Берестова различила, как он бодро кивнул. Она тоже кивнула и пошла вниз по лестнице. Тимофей достал рацию и негромко сообщил:

- Она спускается!

Когда из подъезда вышла женщина в шубке и капюшоне, сидящий на заднем сидении человек спросил:

- Это она?

- Да кто её знает! - ответил водитель, потирая руки, словно они замёрзли. - Шубка похожа, кого-то ждёт... Вон, в том углу белый Лексус. Она!

Женщина шагнула вбок, её тёмный силуэт сливался со стеной дома.

- Будем считать, что она. Погоди! Я лучше сам подойду, - остановил пассажир водителя.

Подъезд дома располагался неудобно: сбоку от него начиналась каменная лесенка, под ней - скамейка и куст. С другой стороны наружная шахта лифта загораживала единственный фонарь. Всё это мешало и убийца не хотел рисковать, стреляя на ходу. Он вышел из машины и направился в обход центральной клумбы. В опущенной правой руке он держал замысловатый предмет. Левой он махнул женщине. Та призывно помахала в ответ, явно ничего не подозревая. Даже сделала шаг навстречу.

Десять шагов до цели, девять, восемь... Человек вскинул руку.

Что-то тяжёлое ударило его вбок, отбросив на асфальт. Из руки с грохотом вырвалось пламя, веером разойдясь вдоль земли, в бордюр, в стену дома. Взревел двигатель иномарки: водитель, бросив товарища, ринулся к арке. Навстречу вспыхнул свет: подворотню перегородил микроавтобус. Ударив по тормозам, водитель вывалился из машины и кинулся бежать, шарахнувшись от кого-то чёрного, не слушая криков "Стой!" или что-то там они ещё ему приказывали. На противоположной стороне двора виднелась другая арка! Увернувшись от теней, водитель бросился в спасительный проход... И ослеп от белой вспышки: проход перекрыла ещё одна машина, как ему показалось, огромная.

- Не возьмёте! - выкрикнул парень, кидаясь в узкое пространство между машиной и стеной. Как раз хватит проскочить... И больно ударился об дверцу "Патриота". Грохнувшись навзничь, ошеломлённый парень попытался отползти, но обнаружил, что над ним нависают два спецназовца с автоматами.

- Лежать! - рявкнул один. - Лицом в землю! Готово! - доложил он. Из-за его спины вышел ещё один человек - полковник Сокольский.

- Пакуйте, - бросил он, доставая телефон и скомандовал: - Включайте фонари!

Через несколько секунд во дворе так посветлело, что проступили все рельефы и углы. Сокольский быстрым шагом дошёл до подъезда. Берестова стояла у куста. Откинув капюшон, она стащила с головы шлем. Белые волосы заблестели золотистым оттенком в мягком свете фонарей.

- Цела?!

- Что со мной будет? - ответила Инга. Говорить, что убийца успел пальнуть вдоль асфальта и едва не попал ей по ногам, не стала. Шхера видел, что его парни лопухнулись, не смогли одним ударом вышибить из рук преступника автомат. Сам разберётся.

- Мне интересно, что такое важное было у нашего старичка, что они решили свидетелей убирать? - проговорила она, снимая шубку и расстёгивая бронежилет.

- Это мы у них самих спросим, - пообещал Сокольский, глядя в ту сторону, где силовики запихивали в машину задержанных.

Что-то в его тоне заставило Ингу внимательно вглядеться в лицо начальника, точнее, в его ровно очерченный профиль. Свет прорисовывал остро проступившую линию скулы. "Злой, как чёрт! - неожиданно подумала Берестова. - Давно я тебя таким не видела! Парням не позавидуешь, с живых он не слезет..."

Глава четвёртая. Неожиданности и открытия

Лестница старого нового дома, СПб.

- Постарайся расслабиться и подумать о чём-нибудь знакомом. - Людмила Кирилловна сидела за пультом. Казалось, она смотрит только на монитор, но на самом деле, она не выпускала из виду Ольгина, распластавшегося в специальном кресле. - Какое-то воспоминание, образ, что-то приятное.

- Эротические фантазии подойдут? - спросил Слава, ощущая себя подопытным кроликом, которого опутали со всех сторон проводами, а теперь советуют расслабиться и подумать о морковке.

- Если считаешь, что мне полезно узнать об этой стороне твоей жизни, валяй, - предложила Бердникова. - Тебе потом писать подробный отчёт.

- Это зачем?

Тётя Люся демонстративно вздохнула и кивнула лаборанту, чтобы проверил настройки прибора, предназначенного для "погружения". Экземпляр достался им от бандитов, после их неудачной попытки захватить Сокольского и Берестову.

- Я тебе уже объясняла, но если ты невнимательно слушал, повторюсь, - пообещала Бердникова Ольгину. - Визуализировать мозговые импульсы возможно лишь в фантастическом кино. Если бы мне нужно было "погрузить" тебя в конкретные обстоятельства, я бы подобрала картинку, алгоритм воздействия на твои органы чувств и знала, что ты видишь. Но ты будешь "погружаться" сам, поэтому твоё "кино" никто кроме тебя не увидит. Могу лишь проконтролировать, "погрузился" ты или уснул сладким сном в удобном кресле. Я буду фиксировать активность твоего мозга. Чтобы я могла её расшифровать и сопоставить с тем, что ты увидишь, мне понадобится подробный отчёт. Всё понял?

- Понял, - проворчал Слава и постарался расслабиться. Кресло удобное, как бы в самом деле не уснуть... - С чего начать?

- Попробуй что-нибудь вспомнить, какую-то деталь, какая придёт в голову. Я подберу картинку.

- Ящик, - сказал Слава, глядя в потолок. - Такие железные почтовые ящики в подъездах "кораблей", серые... Старый ящик, с прогнутой крышкой. В середине секции. На нём номер затёрт, только верхняя часть единицы...

...В щели белела свёрнутая газета.

- Слава! Немедленно вернись!

Крик раздался сверху, приглушённый расстоянием в несколько этажей. Слава знал, что мать сейчас свешивается в пролёт и пытается понять, на каком он этаже.

- Слава! Да вернись же! Ну перестань! Куда ты пойдёшь?

Подросток сунул пальцы в щель, но газета провалилась глубоко, не достать. Твёрдые края ящика врезались в пальцы. Только что он заявил матери, что уйдёт из дома, что её приятель - козёл и что больше Слава не даст ему себя бить.

- Козёл! - повторил он зло. - Вонючий ублюдок!

В кармане лежали спички. Слава достал коробок, чиркнул одну и сунул в щель железного ящика. Спичка погасла.

- Всё равно спалю! - пробормотал он, словно там, в ящике, не газета была, а новый сожитель матери. - Сука!

Он кинул вторую спичку. Из щели потянуло запахом горелой бумаги.

- Вот так тебе! - зло выплюнул подросток и побежал вниз, к выходу из подъезда...

* * *

Дом на Обводном, СПб.

Сокольский протянул руку, но остановился и вопросительно посмотрел на Мотю.

- Можно, - кивнул тот. - Эксперты уже закончили.

Полковник взял со стола странный агрегат, больше похожий на гибрид пластмассовой коробки и космического бластера. Все отверстия пришлись удобно под его руку. Указательный палец ощутил спусковой крючок, как раз на том расстоянии, которое сподручно для хорошей стрельбы.

- FN P90, - припомнил Сокольский. - Действительно, прочно в руке лежит - не вышибешь. Молодцы, бельгийцы!

Он покрутил оружие в руках, скептически хмыкнул на прозрачный магазин, плотно лежащий на ствольной коробке - и положил ПП на стол.

- Осталось выяснить, откуда у них эта штука, - подсказал Мотя. - На чёрном рынке такие не продают. Да и зачем? Слишком специфический боезапас.

Сокольский подумал, что из "этой штуки" должны были стрелять в его жену и чуть не попали в Ингу. Этого он себе простить не мог. Не учёл! Понадеялся, что у преступников будут обычные пистолеты. Понятно, что допустить стрельбу по живой мишени нельзя, но остаётся непредвиденный случай: вдруг бандит успеет нажать на спусковой крючок! На такой случай и используют бронежилет. Совсем без травмы не обойтись, но пулю тт-шника он остановит. Кто мог подумать, что в руках у бандита окажется нелепый, но знаменитый FN P90. Благодаря особому дизайну малокалиберного патрона, он пробивал двадцать слоёв кевлара. С десяти метров бельгийский "уродец" пробил бы бронежилет Инги на раз. И не говорите про непредвиденные обстоятельства! Сокольский считал, что поступил легкомысленно. Нельзя рисковать, не зная, чем вооружены бандиты!

В отличие от него, Инга Берестова отнеслась к оружию без должного уважения. Она понимала, что рискует, но верила Сокольскому и парням весёлого майора Тимофея Шхеры.

Сокольский подошёл к прозрачной стене и посмотрел на человека в пустой комнате за стеклом. Средний возраст, средний рост, ничем не примечательная внешность. На обученного спеца не походит, но держится уверенно. Отвечать на вопросы не намерен, документов не имеет, по базам не числится. Всё! Можно только позавидовать тем, кто его нанял: умеют выбирать исполнителей и прятать концы. Непонятно только, кому помешал пенсионер девяноста семи лет, прятавший рукопись стихов под кухонным столом. Бред какой-то!

Водитель - персона попроще. Наркоман. На иглу сел недавно, ещё не потерял навыков, может вести машину. Когда его начнёт "ломать" - можно попробовать вытянуть из него информацию, но Сокольский не верил, что парень скажет что-то серьёзное. Гораздо интереснее человек, прикованный к железному стулу посреди пустой комнаты. Осталось решить, кому поручить повторный допрос. Капустин у них главный спец пугать задержанных, но он уехал. Да и не по зубам Капустину этот тип. Насилия он не боится. И ведь убил бы Симу, останься та в городе! Ему не стоило труда узнать про нового врача, про ключи и карточки, заполучить телефон медсестры и придумать, как вытащить её из убежища. Если бы Серафима осталась на работе, он подстерёг бы её вечером на улице - и всё. Чем она показалась такой опасной? Тем, что видела лица этих типов во дворе пенсионера Иверина?

Сокольский заставил себя не думать о Серафиме, о том, что она на третьем месяце беременности и он мог разом лишиться жены и сына. Такие мысли не дают думать, заставляют злиться. Хочется расписать стены комнаты кровавыми соплями философского гада, что сидит на стуле и даже не нервничает. Не потеет, не оглядывается, не вздрагивает при малейшем звуке...

- Надо узнать, откуда оружие, - сказал Сокольский вслух.

- Надо, - энергично кивнул Мотя. - Я подключил знакомых военных. Там спецы по неучтённому оружию, покумекают, а наша лаборатория пока накопает, из каких краёв оно могло приехать. По частичкам пыли, составу смазки. Ну, сам знаешь. С этим что делать?

Он кивнул на парня за стеклом.

- Сам допрашивай, - решил Сокольский. - Инга с ним не справится.

Берестова не шелохнулась. Она знала, что вести допросы - не её специализация.

- И никто не справится, - добавил Сокольский, чем заставил её хмыкнуть. - Вся надежда на твою изобретательность, Матвей.

Бородатый блондин-ингерманландец критически прищурился, но решил, что сегодня шеф не склонен шутить.

- Придумаю что-нибудь, - оптимистичным тоном пообещал он.

* * *

Ленинградская область, весна

В лесу, под деревьями, всё ещё белели слежавшиеся сугробы. Но дорога оттаяла и даже просохла. Машина без труда проехала по земляным колеям и выбралась на окраину посёлка.

- Третий дом слева, - подсказал Юра Капустин, коренастый, энергичный крепыш возраста между тридцатью и сорока.

Его молодой коллега, Данила Некрасов - высокий молодец в стиле лихих монтажников из советского фильма "Высота", недоверчиво оглядывался. Медленно протаскивая машину по разбитой, грязной дороге, он думал о том, что в наспех построенных коттеджиках, дачках и времянках вряд ли кого найдёшь. До открытия огородного сезона ещё месяца полтора.

- Я помню, что третий дом слева, - пробурчал Данила, просто чтобы что-то ответить.

Домов, в которых можно зимовать, здесь немного. Ближайший - за забором из старого штакетника. Некрасов остановил машину.

- Ну? - спросил он у Капустина.

Тот энергично оскалился и открыл дверцу.

- Идём! У дедка, с которым мы тогда разговаривали, городской квартиры нет. Если ещё не помер - должен тут сидеть.

На калитке висел замок. Пустая предосторожность, учитывая метровую высоту штакетника. Юраша взялся за верх и легко перескочил внутрь, на выложенную старыми плитами дорожку. Когда-то у хозяев дома была машина, в глубине виднелся проржавевший гараж. К нему и вела широкая дорожка из прямоугольных бетонных плит. Сквозь щели на них наполз "культурный слой", покрытый, как плесенью, остатками снега.

Данила остался снаружи и огляделся. Он слышал, как Юраша стучится в дом, но был уверен, что хозяев они тут не найдут. Зато заметил, что с другой стороны улицы, через плохо оттаявший огород, спешит пожилая женщина. Выйдя за забор, она смело двинулась к машине приезжих.

- А вам что нужно, молодые люди? - спросила она, разглядывая Некрасова из-под руки.

- Здравствуйте... Марта Карловна, - вспомнил он. - Мы той осенью приезжали к соседу вашему. Помните?

Женщина подошла ближе, задрала голову и засмотрелась в лицо молодого фээсбешника.

- Как же забыть такого красавца! - согласилась она. - Помню-помню! Только вы его зря ищете, - сообщила она, обращаясь к Капустину и махая ему рукой. - Нету его! Как вы приезжали, так он дня через два и исчез.

- Что значит "исчез"? - Юраша быстро вернулся к калитке, но не спешил перепрыгивать. - Куда он мог деться?

- Разве я знаю? - женщина поправила платок. - Недели через две я в город уехала, так он до этого момента не появлялся. Месяца два я в городе прожила, что тут было - не знаю. А приехала я обратно уже, наверное, с месяц как. Не люблю в городской-то квартире, душно там. Да и внукам мешаю. Но соседа так и не видела.

- А другой ваш сосед, Кирилл Хобин, не появлялся? - спросил Данила.

- Приехал! - горячим шёпотом сообщила женщина, подвинувшись к нему. - Вот вчера ночью только и приехал!

Капустин моментально перепрыгнул через ограду. Тётка от него шарахнулась, испугавшись неожиданного рывка.

- Как приехал? Он тут?

- Ну наверное тут! - спешно отмахнулась от него пенсионерка. Ей больше нравился непосредственный и симпатичный Данила, чем шустрый и агрессивный Юраша. - Я вам говорю: ночью он приехал. И не уезжал пока. Значит, тут где-то. Но его самого я не видела.

- Марта Карловна! - перебил её Данила. - Откуда же вы знаете, что он приезжал, если его самого не видели?

- А кто ещё на его "Газели" бы прикатил? - хитро прищурившись, переспросила тётка. - Видела я его фургон тёмный, с закрашенными стёклами и такой вмятиной на дверце, а его самого не видела. Он как приехал, к себе на участок завернул - так обратно не возвращался. Дорога-то у нас одна!

Данила спешно поблагодарил пенсионерку и они с Юрашей вернулись в машину.

- Проверим, - сказал тот. - Давай к дому этого Хобина. Если нашлась наша пропажа - вернёмся не с пустыми руками.

Глава пятая. Категоричные меры воздействия

В Летнем саду, Ленинград

(Ленинград, дом на Литейном. 1938 год)

Василий Викторович Соколов воспользовался тем, что старший коллега вышел в туалет, спустился на этаж ниже и мягкой походкой двинулся по пустому коридору. Он знал, что в этот час в кабинете, который ему нужен, никого нет. То, что он собирался сделать, ставило точку не только на его служебной карьере, но и на его жизни. Об этом Соколов сейчас не думал. Он давно приучил себя думать только о том, что предстоит сделать. Эмоции, страхи, опасения - весь этот бессодержательный бред не может себе позволить мужчина, который отвечает за благополучие и безопасность родных людей.

Здание построили несколько лет назад. Монолитная, бетонная коробка, снаружи производящая именно то впечатление, которое должна производить: силы, крепости и беспощадности. Даже кирпичные стены "Крестов" казались Василию нарядными по сравнению с этим зданием, словно врубленном в начало Литейного.

Внутреннее убранство контрастировало: казалось роскошным и совсем не страшным. Так за крепостными стенами, отпугивающими врагов, могут прятаться изящные залы, светлые комнаты, широкие коридоры, предназначенные только для своих. Двери, простые, но крепкие, запирались надёжными замками, но Соколов припас ключи. Украл, понимая, что кому-то очень не поздоровится из-за этих ключей. Но из всех грехов, которые заставляли Соколова опускать плечи, этот даже грешком назвать - большое преувеличение.

Щёлкнул замок. Василий вошёл в тёмный кабинет, убедился, что шторы опущены, включил свет. Он заперся изнутри и уверенно направился к рабочему сейфу коллеги. Вынув несколько папок, он сел на край стола и принялся быстро перелистывать страницы. Нужное нашёл почти сразу, бросился за стол, жадно вчитываясь в бумаги, разглядывая плохонькие фотографии.

"Владимир Викторович Сокольский, из псковских дворян..." Перечислены даже монографии деда. Никогда он не пропадал без вести, его застрелили прямо на улице и только его внук Вася знал об этом. Промолчал, не сказал ни сестре, ни брату, что тело старика Сокольского бросили в общую яму. Смена фамилии не помогла и не могла, наверное, помочь. Сейчас Вася Соколов понимал, что раскрутить всю его комбинацию не составит труда, было бы кому за это взяться. Деда убили в 22-м. Никто не связал тогда его с рьяным "защитником революции" Васей Соколовым, но вот, всплыло. В 38-м, а может и раньше. Кто-то должен был собрать все эти сведения и держать до времени, когда понадобится разоблачить очередного "врага народа" в своих рядах.

Время пришло. Вася читал, сминал страницы и кидал в пододвинутое ведро. Когда кинул последнюю - взялся пересматривать другие дела из сейфа, потом ему почудились шаги, он бросил читать и просто порвал всё в клочки, отправив вслед за делом своей семьи. Руки его не дрожали, когда он чиркал спичкой и поджигал ворох бумаг. Закурив, сидел на краю стола, время от времени добавляя огню пищу, пока не сжёг дотла. Плотные двери не пропускали запах горелой бумаги.

"Всё? - подумал он отрешённо. - Нет, не всё!"

Обойдя стол, он сел и вынул пистолет. Зажав в углу рта папиросу, проверил обойму и щёлкнул предохранителем. Страха он не испытывал, но стало противно до тошноты. Самоубийство - мерзкий, глупый, никчёмный поступок. Так себя ведут нервные, впечатлительные слабаки. Но есть ли выбор? Все считают, что Василий Соколов - человек железной воли. Мол, у него внутри стальной стержень вместо позвоночника. Такого не согнёшь, можно только сломать. Но суть в том, что он уже сломан. Он сам себя сломал, ещё в двадцать лет, когда решил, что лучше присоединится к хаму, лишь бы не погибнуть и не бежать из страны.

- Гнилое нутро, - проговорил он вполголоса. - Дед был прав...

Слух уловил шаги в коридоре. Соколов погасил остаток папиросы в пепельнице и взял пистолет. Будут искать его родню, не имея ни имён, ни координат? Всё равно можно найти, но гораздо сложнее. Проще оставить, как есть, тем более, что самой заметной фигурой из всех Соколовых был он сам. Остальные - разве что, ради отчётности. Единственный источник информации - тоже он. И если здесь захотят - даже из него вытрясут имена и адреса. Наверное. Или не вытрясут, но проверять он не имеет права. Шанс у него только один и если не использует - другого не будет...

В двери постучали, потом начали ломиться. "Родька! Лишь бы выжил Родька! Не надо ему страдать за отца", - подумал Соколов, поднося пистолет к голове.

В тот момент, когда с грохотом распахнулась прочная створка, он нажал на спусковой крючок...

* * *

Красносельский район СПб.

(Санкт-Петербург, Юго-Запад, 2019 год)

Спальные районы похожи друг на друга. Этот укомплектован в конце 60-х однообразными блочными девятиэтажками 600-той серии, с поэтическим названием "Корабли". Строить их несложно: соединили готовые бетонные коробки, вставили рамы и двери - и готов дом для трудящихся! Не беда, что звукоизоляции - ноль, кухня 6 метров, санузел крошечный - зато есть лифты, мусоропровод.

Весь Юго-Запад утыкан этими бетонными коробками. Эстетичным их вид не назовёшь, но люди живут. После 1982 года подобные дома строили лишь "спорадически", в мелких населённых пунктах. Оно и к лучшему. Современные проекты, как их ни ругай, даже в самом простом варианте выглядят презентабельнее. Да и удобнее.

В таком вот доме-корабле, в спальном районе, родился Вячеслав Борисович Ольгин. То есть, он буквально там родился. Мать поздно вызвала Скорую и ребёнок появился на свет прямо в квартире, на новеньком диване, о котором Анастасия Андреевна Кочеткова потом очень сожалела. По счастью, ребёнок выжил и у матери, кроме запачканного дивана, никаких осложнений не было.

Слава не любил сюда приезжать. Идя сквозь знакомые дворы, он даже по сторонам не смотрел, словно ему не нравились новенькие детские площадочки с весёленькими качельками и пластиковыми горками. А может, его не устраивал регулярно обновляемый асфальт, на котором, вдоль поребрика, выстроились автомобили? Судя по их количеству, благосостояние жильцов стареньких "кораблей" с замазанными по фасадам трещинами мало уступало тем, кто селился в элитных жилмассивах "Балтийской Жемчужины".

Причина недовольства Ольгина крылась в другом: Слава не любил приезжать к матери. Общаться с ней становилось всё тяжелее. Он регулярно пересылал ей деньги, раз в два-три месяца являлся сам, проверял, заплачены ли коммунальные счета. Номер его телефона (без ведома матери) был у одной из соседок, чтобы позвонить, если потребуется присутствие сына.

Сегодня Слава явился без предупреждения. Хоть у него был свой ключ, он позвонил. Звонок не сработал. Пришлось постучать в обшарпанную железную дверь кулаком. Минуты через две замок щёлкнул и на пороге появилась женщина в вылинявшем халате и шлёпанцах на босу ногу. Мутным взглядом посмотрев на Ольгина, женщина тряхнула головой, словно ничего иного и не ожидала, и отступила в сторону.

- Припёрся! Бандит! Чего надо?

При этих словах она оторвалась от дверной створки и ушла вглубь квартиры, мало заботясь о том, зайдёт её гость или сразу же повернёт в обратную сторону. Ольгину очень хотелось уйти, но он сдержался, шагнул через порог и затворил двери.

Мать уже сидела на кухне, облокотившись на кухонный стол и подперев голову. Когда-то шикарные тёмные волосы её сплошь пересыпала седина. За причёской она давно не следила, увязывая нечёсаную шевелюру в "хвост", из которого выбивались отдельные прядки. Лицо её, бледное, помятое, покрытое преждевременными морщинами, ничего не выражало. На столе стояли пустые бутылки и грязные блюдца. Воняло помойкой и куревом. Уже года три Слава заставал подобную картину в каждый свой приезд. С тех пор, как Анастасия Андреевна уволилась с последнего места работы, становилось всё хуже и хуже.

Ольгин достал из кармана конверт и огляделся, куда бы его положить. Потом посомневался и протянул матери.

- Где этот твой? - спросил он.

- А тебе что? - резко спросила женщина и выхватила из его руки конверт. - Деньги принёс и катись! Думаешь, мне очень нужно, чтобы ты сюда шлялся? У всех дети как дети, а мой припирается раз в несколько месяцев! Ну и не нужно мне вовсе!

Слава в очередной раз подумал: "Если бы не твоя фраза, которой ты меня всегда встречаешь..." Но промолчал. Вместо этого пошёл в комнату.

- Где счета за квартиру? - спросил он издали.

Мать поднялась со стула и поплелась за ним.

- Откуда я знаю? У Толи надо спрашивать. Его дело - ходить, платить.

- Твой Толя в глаза не видел, где эту плату принимают, - огрызнулся Ольгин, роясь в секретере. Кроме пустых коробок от лекарств, старых газет и затёртых советских открыток, в нём невозможно было ничего отыскать. - Зачем он тебе вообще нужен, этот очередной Толя?

- Молчи! - Мать махнула на него рукой и плотнее запахнула халат. - Не твоё дело! Ой, как вы все мне надоели!

Она доплелась до дивана (другого, принесённого полгода назад с помойки) и упала на него, схватившись за голову.

- За что мне такое наказание? Бандит! Всю жизнь ты мне испоганил! Ой, всю жизнь!..

Слава выпрямился и посмотрел на мать, как она жалко притулилась на краю дивана и качается из стороны в сторону. Бросив пачку бумаг, в которой искал счета, Ольгин шагнул к дивану, опустился на корточки и схватил женщину за руки, силой отведя их от её головы.

- Мама! Я не бандит! И не я твою жизнь испоганил, а этот самый Толя и все, с кем ты до него жила! Посмотри на меня, хватит отворачиваться! - Он тряхнул её руки. - У тебя работа хорошая была, ты же специалист! Всё было! Ты красивая женщина, тебе ещё пятидесяти нет, а выглядишь, как бабка какая-то... Сколько лет ты этих гадов, одного за другим, на своей шее тащишь? Они нигде не работают, крадут твои деньги. Всегда так было: водили сюда собутыльников своих, над тобой издевались. Сколько раз тебя заставляли аборт делать? Думаешь, я маленький был, ничего не понимал? Ну почему же ты за этих ублюдков всё время горой стоишь?!

Мать помотала головой, сделала попытку оттолкнуть его, потом заплакала и обхватила сына руками за шею.

- Прости, Славочка! Прости ты меня, окаянную...

"Ни к чему это не приведёт! - подумал Ольгин, поглаживая мать по плечу. - Давно надо было силой её увезти отсюда. Но куда? И почему? Квартира-то её..."

Теперь он ругал себя за то, что не находит слов, не находит силы взять и изменить всё это. Сбежал, мать после этого чуть не прокляла его. Хотя наверное, она хотела, чтобы он сбежал.

Раздались громкие голоса, входная дверь с шумом распахнулась. Мать моментально отпустила шею Ольгина. Он поднялся и шагнул в коридор. На пороге толпилось человека четыре полупьяных мужиков разной степени потёртости. В пакетах звенели бутылки.

- О, а ты чё припёрся?! - воскликнул один из забулдыг, но вперёд не двинулся. Высокая, широкоплечая фигура Ольгина и его категоричный вид не позволяли Толе приближаться ближе чем на три метра. - Деньгу притаранил мамашке? Так давай, проваливай теперь! А за квартиру я заплачу.

Ольгин сам подошёл.

- Быстро повернули и вон отсюда! - скомандовал он.

- А ты кто такой?! - протянул один из приятелей Толи, здоровый жлоб.

Ольгин достал из кармана удостоверение и сунул ему в нос.

- Старший лейтенант ФСБ. Сами уберётесь, или мне наряд вызвать?

Мужики попритихли, а потом сдали назад, пихаясь локтями и боками в узком коридоре.

- Ты тоже, - мрачно сказал Ольгин Толе.

- Эй! А я куда пойду? - возмутился тот.

- Откуда пришёл - туда и катись!

Он готов был схватить Толю за шиворот и выставить пинками, даже хотел, чтобы тот начал сопротивляться. Но мужик перепугался его категоричного вида и выставился сам. Ольгин закрыл двери, со злости защёлкнув все замки, и вернулся в комнату.

- И что теперь? - вяло спросила заплаканная женщина.

- Собирайся!

- Куда? - удивилась она.

- В клинику! Всё, мама, я слишком долго это терпел. Давай, собирай вещи, переодевайся. Тебе нужна помощь, сама ты уже не справишься. Квартиру я закрою и замки поменяю. Этот Толя непрописанный тут живёт?

Мать кивнула и робко потянула со стула юбку.

- Хорошо! Одевайся!

Ольгин распахнул дверцы старенького платяного шкафа и разом вывалил оттуда ворох тряпья, чтобы добраться до чемодана...

* * *

Деревенский дом, Лен. обл.

- Никого тут нет, - определил Юра Капустин, подёргав закрытый ставень на окне.

- А следы от машины? - Даниле Некрасову не хотелось сдаваться. - Вот же, видно, что свежие. С ночи подтаять не успели и ведут прямо к тому сараю.

Они подошли к сооружению из старых, серых от времени досок. Юраша подёргал ворота.

- Изнутри заперто. Видишь, замочная скважина - ключом закрывается. Ну ка, подсади!

Некрасов с готовностью подставил плечо. Капустин хоть и был старше, со своей неуёмной энергией всегда лез вперёд. Опершись на плечо молодого коллеги, он поставил ногу на неровность доски, оттолкнулся - и ловко закарабкался к маленькому, забитому досками окошку над воротами. Лихо удерживаясь на кромке косяка, он просунул руку между криво прибитых досок и несколько раз сильно толкнул. Раздался треск, Юраша подтянулся ближе и заглянул в образовавшуюся дырку. Потом оглянулся и спрыгнул.

- Пусто! - оповестил он. - Нет там внутри никакой машины и пол чистый, будто её и не было.

- Куда тогда эта "Газель" делась? - удивился Данила.

- Может, соседка просто не заметила, что он уехал? Или он вообще не приезжал.

Через несколько минут они медленно катили по разбитой дороге, мимо дач, в обратную сторону. На развилке Капустин остановил Некрасова.

- Погоди. Тут, если поехать направо, можно добраться до базы отдыха. Давай скатаемся. А если и там ничего - объедем озеро, там лесная дорожка хорошая должна быть, не разъезженная. Поглядим, что делается на том участке, где осенью Ольгин огни видел.

Данила не спорил со старшим. Не зря же они тащились в такую даль. Только напомнил:

- Через пару часов темнеть начнёт. Из лесу-то выберемся? Тогда, осенью, наши ребята сами не заметили, как с дорожки на просеку свернули. А сейчас ещё и увязнем среди сугробов.

- Ты поезжай, а там видно будет, - оскалившись, распорядился Капустин.

Данила пожал плечами. Ему самому хотелось найти что-то существенное. Он послушно повёл машину по утрамбованной, местами протаявшей дороге, по которой зимой и летом ездили на Ряпушковское озеро рыбаки-любители. Для них и базу в этих местах построили. Карельский перешеек - завораживающее место. Есть на что посмотреть, где отдохнуть и порыбачить. Конечно, не весной, когда всё начинает бежать и таять, но пятидверная "Нива", на которой они приехали, уверенно продвигалась вперёд.

Когда машина скрылась за поворотом к озеру, в одном из крайних домов открылась задняя дверь. Человек выбежал оттуда, пригибаясь, чтобы его не было видно от других домов, выбрался за околицу и по набросанным мосткам быстро двинулся вглубь леса.

* * *

Покрышки у деревьев. СПб.

Они успели побывать на базе, кое-как объехать озеро и повернуть на протаявшую дорожку в сторону трассы. А потом раздался воющий звук. "Ниву" подбросило, на багажник посыпались камушки.

- Это что было? - не поверил Данила, оглядываясь по сторонам.

Снова завыло, земля обочины брызнула во все стороны, бросив волну земляных комьев и щепок в боковые стёкла.

- В лес! - крикнул Капустин, схватившись за ручку над дверцей.

- Напролом? - переспросил зачем-то Некрасов, но уже повернул.

Автомобиль запрыгал по ухабам, подломил хрупкие кусты и еле вписался между деревьев, продираясь через сугроб.

- Врежемся! - успел сказать Дан - и затормозил. Бампер упёрся в сосновый ствол.

- Из машины! - скомандовал Капустин.

Они выкатились наружу, успев отбежать вперёд, глубже в лес. Над головами снова завыло, так что заложило уши. Машина позади них подпрыгнула, извергнув из себя столб пламени - и замерла, выпуская клубы дыма и искр. Снаряд угодил точнёхонько в середину её крыши.

Парни успели залечь за кустами. Больше никто не стрелял. Юраша оглядывался на темнеющее небо сквозь прозрачные ветки голых деревьев.

- Ты ничего важного в салоне не оставил? - спросил Некрасов.

Капустин дико глянул в его сторону.

- Такое чувство, у них гранатомёт, - рассудил Дан, пытаясь со своего места определить степень разбитости "Нивы".

- Только целиться они не умеют, - буркнул Юраша, впервые не испытывая желания сразу вскакивать и что-то делать.

- На дороге мы виляли - вот и пролетало мимо. - не согласился Данила. - Встали - попали!

- Сели - обосрались, - передразнил его Юраша. - Помолчи минуту! Смотри по сторонам. Убью гадов! Найду и убью! Такая машина была!

Он стряхнул с плеча ком земли, достал телефон и нажал кнопку экстренного вызова.

- Одно хорошо, - проворчал он, дожидаясь ответа. - Теперь не нужно выдумывать, по какому поводу заводить дело.

Глава шестая. Лучше не становится

Лестница дома. СПб.

Через пару дней Ольгин заехал на старую квартиру. Замки он сменил в тот же день, как устроил мать в клинику (Людмила Кирилловна помогла, позвонив знакомому наркологу). Вещи маминого сожителя Ольгин сложил в хозяйственную сумку и отнёс по адресу его сестры. Сам Толя старался не попадаться ему на пути. А сегодня мать позвонила и попросила, чтобы он отыскал её полис. Даже примерно разъяснила, где могла его положить. Ольгин прокопался не меньше часа, прежде чем обнаружил нужную бумажку. В том же ящике, под ворохом вещей, лежала старая кожаная сумочка размером чуть больше косметички. Такая толстая, что Слава открыл чисто из любопытства: чем её можно так набить?

В сумочке хранилось несколько записок, пара открыток и пачка фотографий. На карточках - Борис Ольгин с его матерью: у моря, на Дворцовой площади, в лесу, в лодке. Слава хорошо помнил, как выглядит его отец, хотя на фотографиях Боря Ольгин - моложе его сейчас. Ещё не бандит, не барабанщик, просто молодой парень, влюблённый в Асю Кочеткову... Слава увлёкся было, но тут его осенило посмотреть на часы.

- Опаздываю! - одёрнул он себя.

Бердникова ждала его через сорок минут. Сунув фотокарточки обратно в косметичку, Слава убрал её в один из внутренних карманов куртки, забрал полис и устремился на выход.

Тамбур и нижняя площадка - самое тёмное место подъезда. Оттуда навстречу Ольгину вынырнул незнакомый человек. Видно, торопился подняться наверх. Сойдясь с Ольгиным на середине лесенки в семь ступенек, человек вдруг больно толкнул его в бок, шарахнулся и метнулся в двери подъезда. Ольгин хотел шагнуть следом, но почему-то не смог. Не сразу понял, что с ним происходит. Зажав рукой бок, он дотянулся до перил и сел на ступеньку. Ноги отказали и незнакомый ранее страх поднялся к горлу. Именно этот страх, а вовсе не промокающая под пальцами одежда, не боль и не ослабевшие ноги подсказали ему: дело плохо! Нащупав в кармане телефон, Ольгин прикусил губу, заставив себя сосредоточиться.

Инга ответила на второй же гудок.

- Слава... - начала она, но Ольгин её перебил.

- Слушай! Мало времени. - Он уткнулся виском в край перил. - Я свалял дурака... Приезжай! Знаешь, где живёт моя мать? Я в подъезде.

- Что случилось?

- Ин! Я сейчас отключусь. Доктора с собой прихвати, дела плохи...

- Телефон не выключай! - крикнула она. - Славка! Я еду!

Он вжался плечом в перильное ограждение. В глазах начало темнеть. "Не успеет, - подумал Ольгин, зажимая рану на боку. - Нет, так не должно быть! Нельзя сейчас..." Потом он почему-то вспомнил про болевой порог, закрыл глаза и попытался обратиться к кому-то, он сам не понял, кому именно - но наверное, так было нужно. "Совсем немного... Десять минут! Господи, пусть у них будет шанс! Я не могу, не сейчас... Только не сейчас..."

* * *

Канал Грибоедова, СПб.

Рукопись, которую они с Малышевым нашли под половицами, в квартире старичка Иверина, оказалась тщательно запакована. Изнутри жестяная коробка набита асбестом, чтобы при пожаре бумаги не сгорели. Но там всего лишь стихи, даже без автографа автора. Может, какая-нибудь неизвестная тетрадь Блока или Пушкина? Разбираться с этим следовало графологам с историками. Спросить у владельца, что это за тетрадочка, не удавалось: старичок лежал в реанимации и при его возрасте шанс поговорить мог уже не представиться.

Впрочем, рукопись сейчас меньше всего волновала Сокольского. Он спешил в госпиталь, к раненому Ольгину. Место нападения обследовали, всех, кого могли, опросили и теперь разыскивали некоего алкоголика Толю, попутно шерстя его собутыльников. У него одного был внятный мотив нападать на сына своей сожительницы: Слава выставил его из квартиры.

В голову упорно лез разговор с братом, году в 1999-м. По заведённой привычке, они возвращались тогда домой по набережной канала Грибоедова. Говорили о беспределе в городе, о рэкете, о рейдерских захватах. Олег утверждал, что идея создать организацию, которая будет прицельно убирать бандитских авторитетов, не так уж плоха.

- То есть, вместо одного беспредела завести два, - возразил тогда Игорь. - Какой-то беспредел в квадрате получается...

- Когда закон не справляется, рядовые граждане берут на себя функцию карательных органов, - не смутившись, продолжил свою мысль Олег. - Я не говорю о физическом уничтожении. Работать надо по-другому. Сосредоточиться на одном конкретном человеке, обеспечить круглосуточную слежку, собрать о нём всё. Сперва чётко прописать пункты обвинения, а потом предоставить материалы сразу в несколько инстанций, чтобы не оставить возможности прикрывать бандита. Подобная организация должна действовать прицельно, как хирургический скальпель!

- А если сделать проще? - чистосердечно предложил Игорь. - Ну вот, тебя определяют в отдел и ты начинаешь честно и бескомпромиссно работать, показывая пример другим. Что, у нас недостаточно структур, которые нуждаются в нормальных операх, следователях, адвокатах?

- Кто из нас мечтатель? - Олег разочарованно покачал головой. - "Показать пример..." Пришёл молодой спец, сейчас всем выдаст класс! О чём ты вообще думаешь?

Игорь сунул руки в карманы брюк и огляделся, после чего продекламировал:

- Шагами бодро мерили

Пространство у реки,

От Банковского мостика

По плитам мостовой.

И умные беседы мы

Конечно же, вели,

О жизни и о вечности

Судя промеж собой...

Олег заинтересованно смотрел на него, ожидая, чем всё это закончится. Игорь, не моргнув глазом, продолжил:

- До мостика до Львиного

Хватало нам шагов,

Чтоб логикой железною

Один из нас блистал.

Второй, как это водится,

Глазел по сторонам

И доводил логичного,

Поскольку был дурак.

Олег досадливо вздохнул и отвернулся. Потом не выдержал и рассмеялся.

- С тобой невозможно серьёзно разговаривать! - шутливо пожаловался он...

"Олег был идеалистом, - подумал Сокольский, поворачивая автомобиль к проходной госпиталя. - Всё и сразу! Но во многом его теории верны, нужно собирать факты, до последней крупицы - только так сложится общая картина. Если есть рукопись, из-за которой готовы убивать, нужно понять, кому это надо. И рукопись ли? Мы могли упустить что-то, известное бандитам, но неизвестное даже самому хозяину квартиры. Детали... Да, детали, звенья".

Самое время подумать, кому перешёл дорогу Слава Ольгин. Это тоже было деталью общей картины, которую надо понять.

* * *

Покровский сквер, СПб.

Инга услышала его голос и вскочила. Сокольский поздоровался с кем-то из врачей и быстро пошёл вдоль коридора. Она не успела шагнуть навстречу, как мужчина обнял её и прижал к себе.

- Сокольский! Я не могу! Почему?! Почему это снова происходит?! - Она попыталась вырваться из его объятий, но он не отпустил, ещё крепче прижимая к себе. - Я идиотка! Прости, сейчас... Сейчас это пройдёт.

Она силилась справиться не со слезами, а с дремучей, заволакивающей разум злостью. Ещё ничего неизвестно, никто не объявил, что Славка умер, но злость на того, кто его ранил, выводила Берестову из вменяемого состояния. Почему она так паникует? Глупо! Но как раз это глупое чувство одолело - и Инга уткнулась Сокольскому в грудь, не справившись со слезами.

- Всё нормально, - сказал ей на ухо Сокольский. - Ты человек, такой же, как все. Не кукла, не манекен, хоть и хочешь, чтобы все о тебе так думали. Плачь, сколько хочется, я даже не буду обращать внимания, что у меня вся рубашка от тебя мокрая.

Инга всхлипнула и боднула его головой в грудь, чтобы высвободиться из объятий.

- Жену свою так успокаивай! - проворчала она.

Сокольский ослабил хватку, дав ей возможность отодвинуться, но совсем не отпустил. К ним подошёл хирург и стоял теперь за спиной Инги.

- Ну что, Сергей Владимирович? - спросил его Сокольский.

Инга вывернулась из объятий шефа.

- Плакать преждевременно, - проговорил хирург, внимательно глядя на Ингу. - Но и обнадёживаться рано. Рана глубокая, потеря крови большая. И, знаешь, Игорёк... - Теперь он посмотрел на Сокольского. - Профессиональный удар. Алкоголик такого прицельного удара не нанесёт. Если бы не косметичка многослойная, из кожи, в которой ещё и куча бумажек лежала - парень даже позвонить бы никому не успел.

Он протянул Сокольскому пластиковый пакет с распоротой и вымазанной в крови сумочкой.

- То есть, хахаль его матери вместе со всеми своими собутыльниками могут оказаться ни при чём? - Сокольский положил одну руку Инге на плечо, чтобы не вздумала куда удрать, а второй забрал пакет. - Надо покопать прошлое этих молодчиков. Их уже задержали?

- По списку, - буркнула Инга. Деловой тон Скольского привёл её в чувство. Она была поражена, что он примчался и первым делом пошёл её успокаивать.

- Ладно, поработаем немного, - объявил Сокольский и тут заметил, что невдалеке, на скамеечке, сидит женщина и с тревогой на них смотрит. - Это кто?

- Его мать, - ответила Берестова. - Я ей позвонила. Она очень просила, чтобы ей позволили остаться здесь.

Сокольский подошёл. Женщина тут же поднялась навстречу.

- А вы начальник? - спросила она, с надеждой заглядывая ему в лицо. - Вы ведь начальник, да?

Сокольский знал, что мать Славы - алкоголичка, только начала проходить курс лечения. Правильнее было бы вернуть её в клинику, но возразил доктор Ковылёв.

- Пусть останется, - сказал он. - Вы ведь Анастасия Андреевна? Идёмте, я провожу вас к сыну. Сейчас кто-то близкий должен всё время находиться рядом с ним.

Он увёл женщину в реанимационное отделение. Сокольский посмотрел на Ингу.

- Руль крутить сможешь?

Она вскинулась, сверкнув на него злыми, красными глазами.

- Вот так лучше, - похвалил Сокольский. - Едем!

* * *

Очистка крыш, СПб.

Коля Сиротин снова надавил на звонок и прижался ухом к дверной створке.

- Иваныч! Через эти двери ничего не слышно, - пожаловался он. - На совесть сделана, наверное в начале прошлого века. Может, звонок не работает?

Малышев шагнул ближе и несколько раз бухнул в дверь кулаком. Внизу скрипнули дверные петли и раздались шаги.

- Кто тут? Не хулиганьте, я полицию вызову! - громко произнёс молодой женский голос.

Сиротин выглянул в квадратный лестничный проём. Снизу на него смотрела весёлая русоволосая женщина.

- Мы и есть полиция, гражданочка! - оповестил он женщину. - Вот и удостоверение есть. Мы тут по делу, к вашей соседке.

- Какой соседке?

Малышев оставил двери и повернулся к лестнице. Навстречу уже поднималась любопытная и чересчур смелая особа в джинсах и длинном, вязаном крупными петлями свитере. Майор раскрыл удостоверение.

- Мы ищем тех, кто напал на вашего соседа напротив, - сказал он, отодвинув Сиротина. - Тут, в 11-й, женщина пожилая живёт, крупная такая.

- Да вы что? - удивилась молодая особа. - Уже въехал кто-то?

- То есть? - насторожился Малышев. - Что значит "уже въехали"? Мы разговаривали с ней два дня назад.

- Да быть этого не может! - весело возмутилась обладательница свитера. - В этой квартире уже год никто не живёт. Новый хозяин сказал, что будет делать ремонт, прежде чем поселиться, но его давным-давно не видно и ремонт никакой не делается.

- Погодите! - Малышев остановил её. - Вы всех в подъезде знаете?

- Конечно! Я тут с детства.

- Мы разговаривали с крупной дамой, вот такого роста, лет между 50 и 60. У неё кот, большой, серый с проседью.

Молодая женщина задумалась, но потом пожала плечами.

- Нет, такая тут точно не живёт. И кота никакого нет. Внизу, на первом этаже, у Бызовых - собачка маленькая чёрная, вроде фоксика. У наших соседей попугай. Кошек у нас давно нет и подвальные не заходят. Их фоксик гоняет сильно. А какой кот?

- Вот такой здоровый, дымчато-серый и белые волоски по всему рассыпаны.

Женщина думала ещё дольше.

- Был раньше кот, - сказал кто-то снизу и на площадку поднялся мужчина в полосатых домашних брюках. - Помнишь, Таня? Мама тебе рассказывала про соседку, которая жила на верхнем этаже. И кот у неё был. Здоровый такой, серый и будто с проседью. Морда усатая, к мужикам ласковый.

- А, этот! - воскликнула весёлая женщина, перестала улыбаться и внимательно посмотрела на полицейских. - Так я совсем маленькая была, а потом умерла эта женщина, - осторожно высказала она. - О ней рассказывали, как о местной диковинке, она себя дворянкой считала. И кот её ещё несколько лет прожил, его соседи кормили. Но его-то вы точно видеть не могли!

- А звали кота как? - спросил Михаил Иванович, ощущая неприятное чувство под рёбрами.

- Погодите! Дима, ты не помнишь?

- Ну откуда! Сколько лет прошло... Хотя, погоди! Вроде как, по масти его назвали... Как же это...

- Буся! - вспомнила женщина, опередив своего мужа. - Точно, Буся!

Михаил Иванович прислонился к стене и некоторое время думал. Николай вышел вперёд. В очередной раз расспрашивая соседей о том, что они видели и слышали в день грабежа, увёл их вниз. Малышев достал телефон и нашёл знакомый номер. Хотел набрать, но передумал.

- Коля! - позвал он подчинённого.

Колян высунулся в проём.

- Иди в домоуправление, пусть дадут ключи от 11-й. Не найдёшь - тащи слесаря. Я вызываю группу. Нужно вскрывать эту квартиру и смотреть, что там в ней происходит...
Предыдущий цикл - "Звено цепи"
Питерская поэма. Часть вторая. Три странные истории



© М.В. Гуминенко. 2019 г.
При использовании материалов библиотеки, просьба оставлять действующую ссылку на наш сайт

Наверх