М.В. Гуминенко. ПИТЕРСКАЯ ПОЭМА
Часть вторая
Три странные истории
Глава первая. Незаконченное дело не даёт спокойно спать
(Ленинград, 1938 год)
С месяц назад, поздно вечером, к ним в комнату ввалился Соколов. Люда Иверина перепугалась, позабыв, что стоит в ночной рубашке. Сын, Вовка, выскочил из-за ширмы и набросил на плечи матери халат. Соколов, мрачный, небритый и, как ей показалось, пьяный, свалился на стул и замер, повесив голову. Мать с сыном стояли, не смея шелохнуться, а он сидел в забрызганном по подолу кожаном пальто и кепке, положив руку с цепкими пальцами на край стола. Вася разжимал и сжимал ладонь, словно искал чьё-то горло.
Из всех жильцов квартиры Люда больше всего боялась именно этого человека. Такие, как он, арестовали когда-то её мужа. О том, что именно Соколов помог ей, жене "врага народа", остаться в своей комнате в коммуналке и устроиться на работу, Люда напрочь позабыла - так испугал её внезапный визит. Зачем он пришёл? Это единственный вопрос, который крутился в голове женщины.
Вовка боялся Соколова гораздо меньше, подождал пару минут, потом отцепил от себя руку матери, подошёл и тронул соседа за плечо. Соколов выпрямился, вынул из-за пазухи переплетённую в твёрдую обложку тетрадь и положил на стол.
- Сохрани. Понравится - себе оставь. Спросят - скажи, что не знаешь, откуда она.
Потом Соколов встал и широкими шагами ушёл в коридор. Казалось, что этот, среднего роста, человек нарочито широко шагает, чтобы выглядеть больше и значительнее.
Люда Иверина хотела сжечь тетрадь в печке, но сын воспротивился:
- Это стихи, мама, - сказал он. - Я спрячу.
До революции их коммуналка была квартирой богатого купца. В комнате Ивериных остался старый тайник в полу, заставленный комодом. Вовка однажды уронил за щель плинтуса монету. Пока ковырял ножиком, чтобы достать, обнаружил запирающую пружину: щелчок - и одна из половиц отскочила, открыв небольшое углубление. Теперь тетрадь сунули в этот тайник. Оказалось - не зря...
Через пару дней исчез Родька. На третий день Соколов-старший ушёл - и больше не появился. Вечером того же дня в коммуналке учинили обыск. Он начался с комнаты Соколовых, распространился во все стороны, затронул коридор, кухню. Мрачные люди в тёмной одежде копались на антресолях и даже в туалете. В комнате Ивериных они вытряхнули все шкафы, простукали косяки и рамы. Люда Иверина ещё помнила, как обыскивали их после ареста мужа. По сравнению с тем, это переворачивание бельевых ящиков казалось формальностью. Не Ивериных потрошили, они теперь никому не были интересны. Что-то случилось с Соколовым. Что? Спрашивать не у кого.
К середине ночи чужие ушли. Соседи ещё долго не могли успокоиться, но и они затихли. Большинству с утра на работу или учёбу. "Не может быть, чтобы это из-за тетради", - уверила себя Люда, махнула на сына, чтобы ложился, а сама ещё долго сидела за столом, выключив свет, среди разбросанных кальсон, ботинков и прочего барахла. Ей было тревожно и она впервые пожалела Василия Викторовича Соколова. "Он не вернётся, - сказала себе Люда. - Его больше нет".
Тетрадь они с сыном позднее переложили в жестяную коробку, чтобы не отсырела, вернули в тайник, задвинули на место комод и оставили. Для кого? Этого Люда не могла сказать...
Вернувшись сегодня с работы, она не сразу поняла, что читает её Вовка, сидя на подоконнике, пока не разглядела край самодельного переплёта.
- Зачем ты её достал?! - воскликнула она, бросившись к сыну и протягивая руку. - Дай сюда!
- Мам! Не тронь! Я потом на место положу, всё равно больше ничего искать не будут.
Сын стал слишком взрослый, чтобы его переспорить.
- Тогда хоть мне почитай, - попросила она.
Вовка упрямо мотнул головой.
- Не надо, мама. Это слишком страшно.
- Если ты хоть кому-то это покажешь!.. - начала Люда, но сын остановил.
- Не покажу!
И убежал за свою ширму. Там, при свете маленькой лампы, он разложил тетрадь на кровати и продолжил чтение:
...Россия? Нет больше России!
Летит в тартарары!
Стал её локомотивом
Чёрный, огромный монстр.
Из трубы - дым,
Из-под колёс - пар.
За рулём - Хам.
Здоровый! Ядрёный!
Вырос, выкормлен жертвами тех,
Кто бросал бомбы под колёса карет.
Командует:
"Осколки старого мира - в печь!
Чтобы ни одного не осталось!
Сжечь!
Сжечь!
Сжечь!
Будьте бдительны, товарищи!
Не избежит горнила
Ни одно вражеское зерно!"
Вовка остановился, невидящим взглядом уставившись в трещинки на стенке шкафчика. Слова действительно казались ему страшными, чужими. Никто так не говорил, не читал таких стихов. Они притягивали подростка. Так влечёт к себе высота, когда стоишь на краю: страшно оступиться, но пространство манит до головокружения.
"Неужели это написал дядя Вася? - думал Вовка. - Он совсем не такой". В отличие от матери, он уважал Соколова, а с Родькой даже дружил, считая старшим товарищем, с которым можно посоветоваться, переброситься парой слов "о взрослом". Потом Соколовы исчезли, будто их и не было. Даже соседки боятся шептаться на эту тему. Вовка почувствовал, как от обиды сдавило горло. Не мог дядя Вася быть врагом народа! Он умный, честный, суровый, совсем не такой, как мягкотелый, вялый и отстранённый отец Вовки. Нет! Василий Викторович не мог быть врагом! В это Вовка верил.
Вздохнув, он принялся читать дальше...
* * *
(Санкт-Петербург, весна 2019 года)
Что-то тихо попискивало над ухом. Этот звук пробился в сознание Владимира Денисовича Иверина и он проснулся. Прохладный воздух не доставлял дискомфорта, наоборот казался приятным. Даже запах лекарств не мешал. За последнюю пару лет Владимир Денисович привык к тому, что рядом с ним всегда пахнет лекарствами. Пара лет! Он всегда отличался крепким здоровьем, поэтому и протянул так долго. Но наверное, срок подошёл.
Владимир Денисович попытался оглянуться. Рядом зашуршало - и в палату зашла медсестра в розовом брючном костюмчике с весёлыми утятами.
- Проснулись? - Она заботливо склонилась над стариком. - Как вы себя чувствуете? Голова болит?
- Нет, спасибо, - промямлил Иверин.
Она дала ему попить и во рту стало легче.
- Как вас зовут? - спросил он у девушки.
- Тамара.
- Тамарочка! Это кстати вы заглянули. Мне даже неудобно, но есть одна просьба.
- Сейчас, - пообещала она, молодо и гибко нагнулась под кровать и тут же выпрямилась, держа в руках "утку".
- Нет-нет! Я не это имел в виду! - Иверин улыбнулся её расторопности. - Ты, дочка, раздобудь мне диктофон. Хоть плохонький. Я тебе скажу, кому позвонить, чтобы привезли.
- Вы не волнуйтесь, - перебила его медсестра Тамара. - Отлежитесь, отдохнёте, позже запишете, что вам надо.
Владимир Денисович иронично улыбнулся её заботе.
- Поздно мне отдыхать, Тамарочка! В моём возрасте "позже" означает - "никогда". Ты уж постарайся, родная. Очень нужно мне весточку после себя оставить. Хорошо?
Медсестра вздохнула.
- Ну хорошо. Постараюсь что-нибудь придумать. А сейчас поспите. Через полчаса ужин будет.
Иверин внимательно смотрел на неё. Тамара сдалась и утвердительно кивнула, словно давала клятву обязательно выполнить просьбу престарелого пациента.
Глава вторая. Не договоренная правда не лучше лжи
Они съехали с кольцевой и теперь Берестова гнала машину по знакомой трассе, легко лавируя в негустом потоке. До часа-пик ещё далеко...
- Третий! - сказал Сокольский вслух, неожиданно осознав, что Сима говорила о трёх людях, которые вышли в день ограбления из подъезда. - Третий! - повторил он и нажал кнопку встроенной связи.
Инга даже головы не повернула. Если бы шеф обращался к ней - выразился бы конкретнее, а не в стиле "Штурман! Приборы!"
- Матвей! Что делаешь?... Кстати! Чем хочешь грози, но нужно узнать у этой парочки, кто ещё был с ними в тот день, когда они грабили квартиру Иверина... Да, их в день ограбления было трое... Знаю, что уже двадцать раз спрашивали. Спроси двадцать первый!
Он отключил связь и глянул на Берестову. Та ловко перестроилась в средний ряд, прибавив скорости. Мокрая трасса летела навстречу, сливаясь однообразной полосой тёмного асфальта и светлого заграждения. Рваная череда голых перелесков пестрела остатками снега на протаявшей земле. Сокольский отвлёкся от дороги и прикусил губу, ощущая себя тупым: последнее время они только и делают, что упускают нечто важное. Что именно?..
Он снова взялся за телефон.
- Матвей! Пошли на Фонтанку одного из своих парней, по адресу Иверина. Пусть изымет все записи камер наблюдения, какие найдёт в пределах видимости этой подворотни. Даже с другого берега. Понял? Действуй!
Он оставил наушник в ухе, чтобы позвонить ещё кому-то, но отражение идущего сзади автомобиля привлекло его внимание.
- Как интересно! И кто же ты такой?
- Минут пять как за нами пристроился, - "обрадовала" Инга.
- Могла бы сказать.
- Не хотела отвлекать.
Не сбавляя скорости, Берестова свернула направо, вовремя поймав зазор. Преследователь поднажал, обогнав их. Повинуясь неожиданному порыву, Инга вернулась обратно к центру и попыталась пристроиться за незнакомцем, но тот загородился микроавтобусом.
Берестова вдавила педаль, обгоняя более осторожных водителей, но интересующий их автомобиль необъяснимым образом всё время оставался впереди, мелькал то в одном, то в другом ряду. Инга глянула на шефа, но тот отрицательно покачал головой. Он не любил устраивать гонки на трассе.
Перед капотом промелькнул лихач на мотоцикле. Рывок тормозов слился с нелестным комментарием Инги. Она терпеть не могла придурков, которые начинают выписывать восьмёрки по мокрой дороге, вокруг мчащихся за 80 км машин.
Сокольский не обратил внимания на ругательство блондинки и снова активировал телефон - позвонить Матвею Киппари, чтобы пробил номер автомобиля. Но мотоциклист пристроился впереди них, словно собирался вести за собой.
- Только тебя не хватало, - пробормотал полковник. - Ну ладно, езжай за ним!
- Как скажешь.
Мотоциклист словно почувствовал, что решение принято - и действительно повёл, старательно держась на расстоянии нескольких метров от бампера их неприметной машины.
* * *
В кино злодей девять десятых экранного времени только и делает, что опережает хорошего парня. Продумав сложнейшую комбинацию, которая в жизни развалилась бы на стадии первого шага, злодей поражает зрителя глубиной своей осведомлённости, отменной реакцией, нечеловеческой наблюдательностью и сверхъестественной неубиваемостью. Люди, погода, техника - всё на его стороне! Главному герою, наоборот, приходится не только бороться со злобным преступником, но и пробиваться сквозь непонимание коллег, препоны начальства, глупые выходки встречных обывателей, которые сговорились мешать исключительно "хорошему парню". Герой отстаёт, совершая глупость за глупостью и настигает злодея лишь на последней минуте фильма, употребив для этого нечеловеческие усилия.
В жизни чем сложнее план, тем легче он срывается из-за пустяков. Большинство нераскрытых преступлений - это не гениальные многоходовые планы мифических злодеев, а спонтанные происшествия, случайные, нелогичные нападения. Шёл забулдыга, искал денег на опохмелку, увидел прохожего - бах по голове, кошелёк дёрг - и бежать. Хорошо, если местный участковый знает всех забулдыг в лицо и догадается, кого искать. А если забулдыга случайно из соседнего района забрёл? "Глухарь" гарантирован. Таков закон реальной жизни: чем больше звеньев в цепи преступного замысла, тем меньше шансов его завершить и избежать возмездия.
Но сегодня майор Следственного Комитета, Михаил Иванович Малышев, столкнулся с ещё более неприятным видом криминальных загадок: ты понимаешь, что стал свидетелем преступных действий, нутром это чувствуешь, а зацепиться не за что!
Малышев сидел на шатком антикварном стуле посреди пустой комнаты. Здесь не было ничего, даже обоев на стенах. Пыль, обломки штукатурки, оконные рамы в зияющих трещинах, запах плесени и мокрой бумаги - больше ничего. Светло-серые, с тёмным ободком, глаза сорокапятилетнего майора в сотый раз скользили по помещению, но откуда бралось ощущение опасности - он не мог понять. Эксперт уже облазил каждый сантиметр и вынес вердикт: ничего! В квартире никто не жил последние несколько месяцев. Ни единого свежего следа! Никаких женщин, котов, даже голубей.
- Иваныч! - Коля Сиротин заглянул в ободранный проём из коридора. - Так что, мы едем?
- Погоди, Николай! - остановил его майор.
- Вот не будь ты таким дотошным, уже подполковника бы получил! - попенял Сиротин, загораживая широкой фигурой проход. - Нет тут никого и не было. А тётка та могла вообще в квартиру не заходить, хлопнуть, вон, дверью чердака...
- Погоди! - не поддался на его слова Малышев и даже руку поднял. - Ты ничего не слышишь?
Колян замер, медленно поворачивая голову и прислушиваясь, но потом разочарованно скривил губы.
- Не слышу. То есть, звуков много. Вода в трубе шумит, ветер свистит через раму дырявую... И холодно тут, как в могиле.
Малышев поднялся со стула.
- Пойдём-ка до нижних соседей. Хочу посмотреть на их квартиру.
Сиротин разочарованно пожал плечами. Малышев обошёл его и поспешил вниз. Почему ему вспомнились киношные злодеи? Как эта мысль соотносилась с предчувствием, которое одолевало его последние два часа? Николай прав! Неизвестно, что они тут ищут, гоняясь за неведомыми тётками и таинственными котами. Начальство не поверит в здешнюю "мистику" и посоветует заниматься насущными проблемами. Но почему-то Малышев не мог себя заставить отвернуться и уйти.
* * *
На заправке, пока Инга занималась машиной, мотоциклист сказал что-то Сокольскому и укатил.
- Кто это? - спросила Берестова, когда они вернулись в кабину.
- Посыльный. Передал три слова: "Бойня на скотобойне".
Она нахмурилась, но Сокольский пребывал в раздумьях. Не получая иных указаний, Берестова вывела автомобиль на трассу и покатила в первоначальном направлении.
Место, на котором несколько лет назад разыгрались события, получившие название "Бойни на скотобойне", располагалось совсем рядом, в нескольких километрах впереди. Сокольский пару минут решал, стоит ли ловиться на приманку. Метров за триста до поворота всё-таки скомандовал:
- Поворачивай направо.
В советский период здесь стоял небольшой завод. К концу 80-х он заглох и закрылся по причине нерентабельности. В девяностые шустрый "новый русский" выкупил территорию и попытался наладить в одной из построек мясокомбинат. Вскоре оказалось, что мясные туши он разделывает нелегально, без соблюдения санитарных норм, а в партиях шкур прячет наркотики. Может, истинная причина была не в наркотиках, а в нежелании хозяина платить мзду местным "бизнесменам от рэкета", но комбинат всё равно закрыли. Независимо от причин, на территорию больше никто не польстился и она оставалась брошенной последние 15 лет. Но асфальтовая дорога сохранилась в относительной целостности.
С поворота к корпусам стало видно, что между ними, на заснеженной земле, стоит чёрный автомобиль. Из него, навстречу подъехавшим, выбрался Всеслав Михайлович Марусин, полковник контрразведки ФСБ.
- Приветствую, Игорь Сергеевич! - Поздоровался он и протянул руку, едва Сокольский открыл дверцу. - Холодно сегодня. Может, майор в машине посидит?
Сокольский пожал руку контрразведчику и оглянулся на вставшую около открытой дверцы Ингу.
- Майор потерпит, - решил он. Берестова захлопнула дверцу машины.
Марусин смирился.
- Знакомые места? - спросил он у Сокольского.
- Я здесь не был, - ответил тот.
- Как тебе тогда удалось уговорить Махеева не ездить на "стрелку"?
- Это было несложно, - признался Сокольский и рассказал, обращаясь больше к Инге, чем к полковнику Марусину: - Стало известно, что конкуренты собираются убрать Махеева, устроив ему тут засаду. А нам он был нужен живым, пока мы не вышли на его поставщиков. Прямо сказать "не езжай" - нельзя, я и сыграл на его суеверии. Признался, мол, дурной сон приснился, будто видел его труп на крюке от мясной туши. Махей и не поехал. Послал одного из своих "капитанов" и предупредил, чтобы при малейшем подозрении, его люди открывали огонь. Они, рады стараться, положили тут целую банду - человек тридцать. Вон в том цехе, если судить по полицейскому отчёту.
Всеслав Михайлович слушал очень внимательно, хотя историю эту не мог не знать. Потом достал из своей машины термос с кофе и две кружки.
- В этих воспоминаниях есть что-то важное для настоящего момента? - спросил Сокольский, охотно забирая у него одну кружку, а вторую протягивая Инге.
- Всё взаимосвязано, - напомнил Марусин. Как вежливый хозяин, себе он налил кофе в крышку термоса. - Твоё умение находить простые выходы из сложных ситуаций меня всегда восхищало, уж поверь. Теперь к делу. - Он отхлебнул кофе и поставил термос на крышу машины. - Вы недавно прихватили одного клиента, за которым мы наблюдали последний месяц. Парень без особых примет, ни по каким базам не числится, зато хорошо стреляет из бельгийского ПП. Такими "братки" из наших ОПГ обычно не пользуются.
- Я понял, о ком речь, - не стал отнекиваться Сокольский, с интересом глядя на контрразведчика. - Могли бы предупредить, что у вас в нём личный интерес.
- Представь, не успели, - развёл руками Марусин. - Твои орлы так быстро сработали, что и глазом моргнуть не успеешь! И главное - взяли с поличным на покушении! Проблема в том, что он нам нужнее и хотелось бы по-тихому его у вас забрать.
- Не раньше, чем я получу ответы на свои вопросы, - предупредил Сокольский.
Марусин поднял воротник и поёжился, оглядываясь по сторонам. Инга подумала: "Он заранее знал ответ. Чего упрямиться-то?" Но долго разыгрывать тяжкий мыслительный процесс Марусин не стал.
- Ладно! - Забрав кофе, он сделал ещё несколько глотков. - Информация секретная. Что могу - расскажу. Вы в эту историю уже впутались, а мешая друг другу, мы только врагов порадуем.
- Кстати, зачем вся эта комедия на трассе? - спросил Сокольский.
Всеслав Михайлович усмехнулся, но ответил серьёзно:
- Мои люди проверяли, кто за тобой наблюдает.
- А за мной наблюдают?
- Было такое подозрение. По счастью, не оправдалось. Но расслабляться не советую. Под ударом можешь оказаться и ты сам, и любой из твоих подчинённых. Ваш парень, Ольгин - тому пример. По счастью, живой.
Инга невольно вздрогнула, но наверное, её движение осталось незамеченным для контрразведчика. Сокольский отставил пустую кружку и внимательно посмотрел на Марусина. Небо над ними потемнело, на головы посыпались мокрые хлопья снега, но никто из троих людей, похоже, не придал этому никакого значения.
Глава третья. Секреты коммуналок, мистика Эдгара По и сложности принятия решений
До революции питерцы побогаче жили в домах с роскошными многокомнатными квартирами. После 1917 года многие из квартир оказались экспроприированы и переделаны в коммуналки. Сильно перестраивать не пришлось: всели в каждую комнату по семье, оставь им общую кухню - и готово жильё для пролетариата! Если метраж велик - можно перегородочки поставить, превратив комнаты в комнатушки - зато в большем количестве.
Советский период худо-бедно прошёл, к концу его часть коммуналок расселили, а потом потихоньку начался новый процесс: разделения бывших коммуналок на отдельные квартиры. Иные получались очень забавными. Особенно когда в одной квартире оставалась настоящая кухня, а во второй под кухню отрезали часть коридора. Получалась не кухня, а длинный "каньон": потолок 3,5 метра, ширина - полтора. Если по одну сторону поставить плиту и открыть дверцу духовки - протиснуться по "каньону" получится лишь бочком и по одному.
Дому, в котором жил Владимир Денисович Иверин, повезло больше. Бывшие "буржуйские хоромы", которые служили многокомнатными коммуналками советским гражданам, имели по два выхода: на парадную и чёрную лестницы. Квартиры разделили так, что на разные лестницы их стало выходить разное количество. На третьем этаже, кроме двушки Иверина, остались трёшка напротив него и однушка сбоку, как на втором. А вот четвёртый этаж оказался особенным. До революции здесь жили бедные студенты, прислуга и прочий несостоятельный люд. Потолок - не три с половиной, а всего-то два восемьдесят. Планировка похожая, но на чёрную лестницу вывели две однокомнатные квартирки, снабдив их отдельными кухнями, отделёнными от общего метража. А в парадном подъезде, на четвёртом, над соседями, живущими напротив Иверина, осталась всего одна трёхкомнатная квартира. Та самая, в которой Малышев и его помощник Сиротин не обнаружили ни серого кота, ни мифической хозяйки.
В аналогичной квартире третьего этажа имелась крохотная "тёщина комната". На четвёртом, в пустующем жилье, её почему-то не было. Сперва оперативники решили, что при перепланировке закуток отошёл в соседнюю квартиру, двери которой выходили ныне на другую лестницу. Но и там пропавшие метры обнаружить не удалось. Майор Малышев лично промерял рулеткой помещение третьего этажа, пустой квартиры на четвёртом и соседней, из другого подъезда. Выходило, что шесть квадратных метров остались замурованными и неучтёнными. Как такое может быть? Из вредности, что ли, кто-то их заделал?
- Лучшие детективы пишет Эдгар По, - говорил Малышев, когда они с Колей Сиротиным поднимались на чердак. - Отбрось мистику, у него в каждом рассказе - детальная картина психологии преступления. Я сыщиком стал, начитавшись По, а не приключений Шерлока Холмса.
Николай уставился в спину начальника, но переспрашивать не стал. Тот сам продолжил:
- Я слышу то, чего не слышишь ты, потому что готов услышать. Идём. Непохоже, чтобы в квартире была свежая кладка, но и на капитальную, как сто лет назад делали, она не выглядит. Тёщина комната существует, но отрезана от обеих квартир. Значит, может иметь выход наверх: люк, например.
Ключи от чердачной двери не понадобились: замок давно сломан, только толкни. Сыщики перешагнули через высокий порог и оказались на загаженном голубями, промозглом чердаке. Малышев поднял руку, призывая к тишине.
- Теперь слышишь? - спросил он шёпотом.
- Ребёнок плачет? - предположил Сиротин, прислушиваясь.
- Плачет! Только не ребёнок.
Малышев пошёл на источник звука, светя фонариком под ноги. Николай двинулся следом, но не сразу. Сперва пооглядывался. Это и сыграло решающую роль: он отстал на несколько шагов.
Пролезая между стропилами, Михаил Иванович хоть и смотрел под ноги, но среди мусора, который жильцы дома стаскивали сюда в течение десятилетий, непросто разобрать, что под тобой. А может, Малышев поспешил, погнался за призрачным плачем, забыв про опыт и осторожность. Раздался треск, сердитый возглас - и начальник Сиротина исчез.
- Иваныч! - заорал Николай, бросаясь вперёд, но вовремя остановился, балансируя на поперечной балке. - Иваныч! Жив?
- Да жив я! - отозвался Малышев откуда-то снизу.
В глаза Сиротину ударил свет фонарика. Он загородился ладонью, пытаясь понять, насколько безопасно подходить ближе.
- На меня не свети! - возмутился Колян. Теперь он разглядел неровные края дыры, из которых торчали обломки прогнивших досок. - Ё ж моё!..
- Тут я, в комнате! - повторил Малышев. - Вроде, ничего не сломал... кроме потолка. Но пропажу нашёл!
Сиротин подобрался ближе, ухватился за прочную деталь перекрытия и посветил вниз. Зрелище его ждало фантастическое: из темноты провала, словно из кромешной ямы, на него сверкали четыре глаза: два принадлежали начальнику, а два - коту, которого он прижимал к себе, стоя среди обломков, на полу крошечной каморки. Коляна передёрнуло от неприятной мысли: шеф мог запросто убиться, напоровшись на обломки, сломать шею или ещё как погибнуть. Жуть!
- Ну что смотришь? - не выдержал Малышев. - Думай, как нас отсюда вынуть. Потолок-то под три метра.
- Иваныч! - остановил его Николай, продолжая светить фонариком в комнату. - Что это за тобой такое? Сзади?
Майор Малышев, ошеломлённый падением и неожиданным появлением кота, осмотреться не успел. Теперь он медленно повернулся, прижимая к груди мохнатую находку. Кот и сам был не против покрепче вцепился майору в одежду. Белые лучи фонариков Сиротина и Малышева сошлись на странной куче посреди маленькой комнатки.
- Господи!.. - вырвалось у Малышева, когда он понял, что перед ним.
* * *
(Ленинград, 1938 год)
Это был сон? Сводчатый потолок терялся где-то в вышине. Он видел облупленную штукатурку также чётко, как если бы висел прямо под ней. Но он лежал на жёсткой койке и рядом раздавались голоса.
- Что значит "не придёт в себя"?! Должен прийти!
- Я не Бог! Что вы от меня хотите? У него пуля в голове!
- Так вынь! Ты же доктор!
- ...В таком месте, что вынуть не представляется возможным.
- Слушай меня!
Злой голос резанул с такой силой, что перед глазами потемнело и потолок исчез. Но звуки не утихли.
- Слушай! Парень должен прожить ещё столько, чтобы ответить на все вопросы. Это понятно?!
Перед глазами прояснилось и теперь вместо потолка, над ним нависало лицо, потное, с залысинами между коротко торчащим "ёжиком" серых волос.
- Он вас не видит, - тихо подсказали сбоку.
- Но глаза же открыты!
- У покойников тоже иногда открыты глаза. Вполне возможно, что его мозг уже мёртв. Вы хотите от меня чудес...
Тень исчезла и далеко, в вышине, снова проявились неровности сводчатого потолка. Так далеко, словно он лежал на полу исполинского храма, под самым барабаном купола.
- Постарайся, доктор! Ну постарайся!
Теперь из категоричного голоса исчезла грубость. Он будто умолял - и вслед за осознанием чужой мольбы, в помутнённый разум раненого вползла осознанная мысль: "Этот, который ругается, напуган. В ужасе! Почему?.."
Потом перед глазами снова потемнело...
* * *
(Санкт-Петербург, весна 2019 года)
Они сидели в машине, на обочине пустой дороги. Сверху сыпал мокрый снег. Инге выпала честь объединить то, что рассказал контрразведчик с тем, что знали они.
- Парень, о котором полковник Марусин сказал, что он международный террорист, с лёгкостью вызнал всё о месте работы Серафимы. Она работает в той же самой больнице, на неврологическом отделении которой лежали четверо наших "погружённых". Потом, Славку ранили после его участия в эксперименте. В лаборатории Бердниковой все свои. - Она посмотрела на Сокольского и спросила, будто верила, что он знает ответ: - От кого и как бандиты узнали, что Ольгин в этом участвует? - И тут же ответила сама. - Он накануне первого сеанса приходил навестить "погружённых", типа посмотреть на них, чтобы понять, что это были за люди. И он разговаривал с лечащим врачом. Мы вместе там были, ничего лишнего вслух никто не сказал. Посторонний ничего не поймёт, но если слушал не посторонний - выводы можно сделать самостоятельно.
Сокольский кивнул и продолжил:
- По словам Марусина, на нашей территории окопалась некая международная организация, которая для своих целей подбирает нигде не "засветившихся" людей, обрабатывает их и использует. Предположительно, филиал с тренировочной базой находится прямо у нас под носом, в Питере или области. Второй наёмник - обычный наркоман, которому под видом наркотика давали смесь, стирающую кратковременную память. Он знает, что его наняли как водителя и обещали обеспечить очередной дозой, но уже сейчас не помнит, кто его наниматель, как, где и с кем он договаривался. Зачем они приходили в квартиру Иверина - неизвестно. Кто был третий человек - не знает даже Марусин, но возможно, ещё один агент-наёмник, которого мы все, непонятно почему, упустили из виду. Серафиму решили убрать, поскольку она могла запомнить лица. Предположим, она сталкивалась с кем-то из наших злодеев в больнице и они подозревают, что она может вспомнить этот факт.
Сокольский достал из крепления между сидениями бутылку с водой и отпил несколько глотков. Про себя он отметил, что Инга перестала перед именем "Серафима" добавлять "твоя". Смирилась?
- А ещё у нас в запасе - придурок с гранатомётом на берегу Ряпушковского озера, - заключил он, вернувшись к теме разговора. - Заметь, Марусин о нём ни разу не упомянул, но ввернул пару слов о Варваре Петровне Орлик, на похороны которой я ездил в том году. Зачем? Чтобы отвлечь меня от событий в городе или чтобы привлечь моё внимание к "Ладожскому Фантому"?
- Может, он считает, что эти события связаны, но не до конца уверен? Оставил на твой суд? - предположила Инга.
- Матвей последние месяцы собирает информацию и даже делал официальный запрос о проведённых двадцать лет назад поисковых работах, - продолжил Сокольский. - Марусину об этом известно. Он понимает, что я займусь и тем, и другим, потому намекнул, что важнее та часть головоломки, которая осталась в городе. Не удивлюсь, если у Ряпушковского озера работают его спецы. Но есть одна проблема...
- Людей не хватает, - закончила за него Инга.
Он молча кивнул и посмотрел на дорогу. Снегопад утих, из-под белых наносов на обочинах проступала грязная земля, мокрый асфальт покрывал слой подтаявшей кашицы.
- Возвращаемся в город, - решил Сокольский. - У Моти было достаточно времени, чтобы попытаться разговорить нашего арестанта. Даже если не получилось - придётся отдать его контрразведчикам. Кто будет работать с "Фантомом" - подумаем сообща.
Игорь Сокольский давно усвоил: грамотное распределение обязанностей решает половину дела. Людей в его группе мало, значит, нужно правильно организовать работу. И ещё... Что-то продолжало его беспокоить, пока он не ухватился за кончик мысли: "Инга! Она тоже была в больнице с Ольгиным. Если версия справедлива и разговор с врачом кто-то слушал, Инга тоже под ударом. До тех пор, пока неизвестный "третий" гуляет на свободе".
Глава четвёртая. Спровоцированный побег
(Ленинград, 1938 год)
На этот раз, услышав, что в палату вошли люди, он не стал открывать глаз. Можно и по голосу догадаться, кто из сослуживцев явился "навестить" раненого.
- Он нас слышит?
- Исключено. Я уже говорил: его состояние крайне тяжёлое.
- Так оперируйте!
Послышался вздох. Так вздыхают, когда хотят показать, насколько устали от непонятливости собеседника.
- Он не выживет. Девяносто процентов, что не выживет. Даже девяносто девять.
- Это не важно! Вы врач, вот и оперируйте! Достаньте эту пулю.
"Приняли решение? - отстранённо подумал Вася. - Похоже на то, если судить по настойчивости".
- Вы мне приказываете? - переспросил врач.
- Это ваш долг и гражданская обязанность!
Наверное, коллега Соколова выглядел угрожающе, потому что врач сдался. Было слышно, как он передвигает предметы на стеклянной полочке шкафчика. Не дождавшись его ответа, знакомый голос с нажимом повторил:
- Короче, вы должны сделать операцию. Мы на вас надеемся, доктор.
Потом послышались шаги и стукнула дверь.
- Раскомандовался... - проворчал врач.
Соколов почувствовал, как на его запястье легли ловкие пальцы. Веки предательски дрогнули, очень хотелось посмотреть сейчас в лицо хирурга.
- Э, голубчик! Да ты всё слышишь! - тихо воскликнул тот.
Пришлось открыть глаза.
- И не только слышишь, но прекрасно всё понимаешь.
Соколов посмотрел в пожилое, озабоченное лицо доктора. Седая бородка и коротко постриженные усики на худом, морщинистом лице, делали человека похожим на Айболита, как его нарисовали в недавно вышедшей книжке.
- Молодой парень! - вдруг возмутился врач, ускользая от его взгляда. - Надо же было додуматься! Стреляться! Да-да, все эти сказки о неосторожной чистке оружия - обычная отговорка.
Вася облизнул губы. Ему вдруг захотелось извиниться.
- Я же выжил...
- Это ненадолго, - "обнадёжил" врач. - С пулей в голове долго не протянешь, а операция... К сожалению, это лишь ускорит события.
Вася вяло усмехнулся. Ему показалось забавным, что врач разговаривает с ним прямо, не пытаясь убедить, что всё будет хорошо.
- Спасибо, доктор, - также тихо сказал он.
- За что? - Пожилой врач подошёл и присел рядом с изголовьем на стул. - В моей практике много чего было, но сейчас я просто не понимаю, как тебе вообще удалось выжить?
- Может, это шанс? - предположил Соколов. Ему нравилось, что врач не отвлекается на расспросы о его самочувствии и прочую бесполезную дребедень. Как может себя чувствовать человек со смертельной раной, которая не отправила его на тот свет, а оставила ещё пожить? Да просто замечательно!
- На что? - переспросил врач, косясь на двери.
- На раскаяние, - ответил Вася. Внутри него больше не работал тормоз, который заставлял притворяться, подстраиваться. - Доктор, вы верующий?
Тот резко повернулся, словно его ткнули в бок.
- Я - советский человек! - быстро ответил он.
- Ему всё равно.
- Кому?
Сколов молчал. Доктор поднялся, постоял чуть и направился к двери, чтобы уйти из палаты. Его нагнал негромкий ответ:
- Богу.
Как шелест - не знаешь, послышалось или на самом деле прозвучало. Доктор мотнул головой и вышел.
"Значит, всем будет спокойнее, если я умру, - подумал Соколов. - Понятное дело, скажут что-нибудь про перенапряжение, про то, что нервы сдали. Проще, чем допрашивать, потом отчитываться, искать сообщников. Иногда выгоднее, когда человек просто умер - и всё".
Именно сейчас Васе Соколову совершенно расхотелось помирать. Даже ради спасения своих сослуживцев от неприятностей.
* * *
(Санкт-Петербург, весна 2019 года)
- Так как называется эта дыра?
- Садоводство Грядино.
- А Ряпушково где?
- Там! - Капустин махнул рукой в сторону озера. - За озером, севернее, ближе к Приозерску.
Гранатомётчика они не нашли. Словно провалился! Если бы не разбомбленная "Нива" и след от первого взрыва на обочине лесной дорожки, можно было подумать, что всё это померещилось. Но эксперты проработали на месте полночи и вынесли предварительный вердикт: осколки принадлежат снаряду времён Великой Отечественной войны. Скорее всего, это гранатомёт типа немецкого Панцершрека или американской Базуки 1942 года.
- Ну у вас и разброс! - возмутился результатам Капустин.
- В теории, это скорее Панцершрек, - ответил ему кудрявый, рыжий эксперт. - Они и у финнов на вооружении были. Обычно наши ОПГ вооружаются "Мухами", а с таким боезапасом я лично первый раз сталкиваюсь. Ждите результатов экспертизы, ребята! А ещё лучше - найдите "пукалку".
- Может, вы случайно на мину наехали? - спросил Тимофей Шхера, когда они с Капустиным вышли на улицу. Он не верил в версию гуляющих по лесу злоумышленников с базуками. Шхера с двумя бригадами своих людей успел за предыдущий вечер и ночь прочесать всю округу, заглянув под каждый камушек, в каждый сарай в посёлке и на базе отдыха. Местные представители полиции тоже поработали, без возражений и капризов, и тоже ничего не нашли. Никаких подозрительных следов.
- Ещё скажи: почудилось! - оскалился Капустин.
- Шучу! - Улыбка Шхеры, несмотря на бессонные сутки, собачий холод, сырость и пустой желудок, оставалась просто лучезарной.
- Убейте кто-нибудь эту жизнерадостную тварь... - проворчал Юраша, припомнив интернетский анекдот. - Я уверен, что это Хобин.
- А что ты всё время на тот дом косишься? - спросил майор Шхера, пригасив улыбку, хотя глаза его продолжали смеяться мелкими складочками в уголках век.
- Старичок там живёт... Точнее, жил. Прошлой осенью он нам первый рассказал про Хобина и его деда-ветерана. - Юраша оттолкнулся от изгороди, которую подпирал плечом и потёр руки в перчатках. - Куда делся - никто не знает. Дом закрыт, никто из соседей его не видел.
- Так пойдём, посмотрим, - предложил Шхера.
К ним подошёл Данила Некрасов.
- Там Марта Карловна зовёт чай пить, - сообщил он. - Эксперты сказали, что будут в город возвращаться.
- Какой город?! - рявкнул Юраша, подскочив. - Скажи, пусть ждут!
Через пятнадцать секунд они со Шхерой уже стояли на крыльце старого зимнего дом. Капустин дёрнул пару раз двери узорно застеклённой веранды, потом с силой ударил в квадратик стекла локтем. Осколки посыпались внутрь. Юраша засунул руку в дырку и пошарил вдоль дверной створки. Теперь он злился на себя, что с самого начала этого не сделал. Почему-то пустой дом не давал ему покоя. Почему? Снаружи, на двери, торчали петли, хотя закрывалась она на врезной замок. Зачем хозяину петли для навесного? Может, когда он уезжал надолго, он навешивал ещё и наружный? Садоводческий посёлок располагался недалеко от трассы, могли забредать посторонние бомжи и бродяги, из числа тех, что ищут, где бы перезимовать. Лишний запор в таком месте не помешает.
- Изнутри тоже ключом закрывается, - разочарованно сообщил Юраша через минуту.
- Отойди-ка, - подвинул его Шхера. - Такой замок и без ключа можно открыть. Знаешь, как зубы дёргают? Сперва туда... - Он с силой налёг на дверь, толкая её за дверную ручку вверх. - А потом обратно! - и дёрнул на себя.
Что-то треснуло - и створка распахнулась.
- Ну, получилось "с мясом", - констатировал Тимофей. - Зато путь свободен.
Они поднялись по коротенькой лесенке. Воздух в доме стоял тяжёлый, словно его закупорили со всех сторон, не оставив ни единой щёлочки. Заглянув в узкий коридорчик, ведущий к кладовке и чердачной лесенке, Капустин со Шхерой свернули в жилую часть, отгороженную от хозяйственной тяжёлой дверью. По счастью, без замков.
С порога обоих насторожил запах.
- По-моему, это мы не зря зашли, - высказал Юраша.
- По-моему, сюда следовало зайти ещё пару месяцев назад, - договорил Шхера, входя в комнату и останавливаясь у дивана. Не удержавшись, командир силовой поддержки загородил свой короткий нос рукавом куртки. Случалось ему обонять запахи и похуже, но вид наполовину разложившегося трупа в промёрзшей за зиму комнате подействовал угнетающе.
- Прикинь, о нём бы ещё долго не узнали, если бы не твоё усердие, - тихо проговорил Тимофей, заставив себя опустит руку.
Юраша, как и положено неуёмному "доберману", с которым его постоянно сравнивали, наклонился к самой голове покойного.
- Поручиться не могу, но похоже, это наш пропавший старичок, - констатировал он.
* * *
(Ленинград, 1938 год)
Порой экспромты помогают выкрутиться из чрезвычайно трудных положений, а ему всего-то надо было выйти из больницы. Соколова никто не охранял. Все пребывали в уверенности, что он не сможет даже приподняться, не то, что встать и идти. Но он поднялся, рано утром, сразу после визита медсестры, которая с деловитым видом измерила ему температуру и поспешила к другим пациентам.
Вася подождал пару минут, осторожно перевернулся набок и спустил с кровати ноги. Боли он не чувствовал, но голова весила целую тонну - не меньше. "До сих пор не помер - значит, смогу встать", - решил он и оторвал голову от подушки. С трудом, но ему удалось принять сидячее положение. Упираясь руками в твёрдый край железной кровати (он прощупывался даже сквозь матрас), Вася некоторое время сидел и прислушивался. Потом рискнул придвинуться к краю и подняться. Босые ступни ощутили холод каменного пола, но искать обувку не было времени. Взявшись за спинку койки, Соколов постоял, убедился, что головокружения нет - и рискнул отцепиться от опоры. Пижама, на несколько размеров больше, чем надо, болталась на нём, обшлага брюк ползли по полу, но главное - он мог идти.
Выглянув за двери, он выбрался в коридор, запахнул рубашку поплотнее и побрёл вдоль стены. Никакого плана у него не было, но ранний час помогал: в коридор никто не выглянул, пока он не добрёл до дверей на лестницу.
- Не рановато курить-то идти? - проворчала в его сторону нянечка, собирая на площадке свои вёдра и швабры. На то, что пациент шлёпает босиком, она не обратила внимания.
Соколов ничего не ответил и побрёл вниз по лестнице. Как он одолел спуск - даже представить сложно, но внизу ему повезло: вовремя заметил в холле фигуру в халате и шапочке, дёрнул первую попавшую дверную ручку - и оказался в подсобке. На вбитой в стену вешалке висела пара тёмных халатов и ватник. Под вешалкой стояли калоши. Вася сунул в них ноги: великоваты, но идти можно. Напялив ватник и застегнув пуговицы, он подождал, чтобы в холле не было врачей, и вышел через вестибюль на улицу. В углу, за лестницей, стояли мётлы. Прихватив одну, Вася не спеша двинулся по дорожке, сметая сор от середины к краю. Спешащие на работу люди не обращали на него внимания. Даже на плотно забинтованную голову не смотрели: может, доктор прописал больному трудотерапию.
Дойдя до калитки рядом с железными воротами, Вася прислонил метлу к стенке и шагнул на улицу. Он не чувствовал ни боли, ни усталости. Он просто знал, что если останется - его убьют. Проклятая операция доконает его, но зачем-то он выжил! Значит, проживёт ещё немного. Сколько? Это сейчас не имело значения. Столько, сколько нужно.
Повернувшись от ворот, он медленно побрёл вдоль забора, изображая пациента, которому пришло в голову до врачебного обхода сгонять за пивом...
Глава пятая. Поиски нужного направления
(Санкт-Петербург, 2019 год)
Инге было пять лет, когда родился её младший брат. Всё внимание родителей сразу перешло на него. Мальчик оказался болезненный, слабый, то одно у него не так, то другое. Крепкая пятилетняя девочка, с которой страшнее насморка ничего не случалось, осталась в стороне. Зато её любил дед - тогда ещё полковник, Дмитрий Иванович Чёрный. Души во внучке не чаял! Папа и мама не препятствовали и дед постоянно таскал Ингу с собой. Она играла в комнате секретаря, пока Дмитрий Иванович заседал на совещаниях. Она ездила с ним на все смотры и парады. Везде, где только можно - маленькая беленькая внучка Чёрного присутствовала вместе с ним. Она быстро научилась не мешать взрослым, привыкла постоянно находиться среди больших, сильных мужчин, не бояться их, воспринимать как часть нормального окружения.
Именно дед настоял, чтобы Инге позволили вместо музыки заниматься гимнастикой, плаваньем, поступить в секцию борьбы. Она выросла крепкой, уверенной в себе. Никогда у неё не было секретов от деда. Кроме одного случая: в 18 лет Инга влюбилась в барабанщика, Гошу Ольгина. Родители настолько привыкли, что она пропадает на занятиях или носится где-то среди военных, что не замечали, как дочь исчезла из дому, забегает когда их нет, за вещами - и снова улетучивается. В этот период Инга старалась не показываться деду на глаза, в глубине души понимая, что за плечами её взрослого возлюбленного прячутся неприятные тайны и генерал Чёрный подобного знакомства не одобрит. Он и не одобрил, когда узнал, но по счастью для Инги (сейчас она тоже склонна была сказать - "по счастью"), Гоша Ольгин погиб, ушёл "в разгар бала", не успев её разочаровать. Инга бросилась за утешением к деду.
Сперва она пребывала в таком состоянии, что Чёрный не стал ничего рассказывать ей о прошлом ухажёра. Просто пожалел и поддержал. Всё равно адекватно оценить информацию она не смогла бы и не захотела. Когда Инга успокоилась, дед помог ей восстановиться в вузе. Она с головой ушла в учёбу и тренировки. Нюансы биографии погибшего любовника её более не интересовали. Получилось, что правду про бывшего бандита Гошу Ольгина, сменившего рэкет на барабаны, Инга узнала через десять лет. После того, как познакомилась с его сыном.
Внешне Слава напоминал улучшенную копию своего отца. Инга оценила его по достоинству, понимая, что недаром Сокольский, с его придирчивой требовательностью к сотрудникам, ухватился за Вячеслава Ольгина и сделал всё, чтобы помочь ему оказаться на службе в УВР. Ольгин обладал нужными для оперативника качествами: целеустремлённостью, выдержкой, терпением, умением быстро принимать решения. Хотя много чего ему не хватало. Прежде всего, умения работать в команде.
Идя по слякотной, промозглой улице, Инга вспоминала, как однажды, к своему удивлению, узнала, что её интеллигентно-чопорная мать, специалист КГИОПа, знаток архитектурных стилей, в юности два года проработала в конном заводе где-то на Кубани. Она легко могла объяснить разницу между бричкой и телегой и до сих пор помнила, в каком порядке собирается русская дуговая упряжь. Мать рассказала ей, каким образом спаровываются лошади. Обычно более неопытная и молодая ставится в одно стоило с опытной. Они вместе едят, вместе отдыхают, вместе выходят на прогулку - и молодая привыкает всё время находиться в паре с опытной. Когда их запрягают, она уже не шарахается от близкого соседства с другой лошадью и легче втягивается в совместную работу.
То же самое Сокольский делал с Ольгиным: старался не давать индивидуальные задания и не оставлять просто посреди коллектива - авось сам к кому-то прицепится. Сокольский прицельно заставлял Ольгина работать в паре то с одним, то с другим более опытным сотрудником. К сожалению, Слава всегда считал себя одиночкой. Теперь ему приходилось перестраиваться, привыкать к тому, что он отвечает не только за самого себя. И это получалось, но время от времени он попадал в истории. Берестовой казалось, что Ольгин мало ценит свою жизнь. Никак не привыкнет к мысли, что стал членом команды и когда начальник говорит "У меня каждый человек на счету" - он подразумевает и Ольгина тоже.
Уже дважды Славка подставился. Пару лет назад его ткнули отравленной иглой, едва не отправив на тот свет. Теперь всадили нож в бок, чудом не убив на месте. Случайность? Издержки профессии? И это тоже. Но Инге в голову засела мысль, что будь на месте Ольгина Капустин, Шхера и уж тем более Сокольский - они бы не пропустили ни первый, ни второй удар. Хотя... Инга напомнила себе, что Скольского тоже сбивала машина, в подворотне собственного дома. Случай другой, но следует снисходительнее отнестись к Славке. Почему она тогда на него злится? Вот уж с чем она в состоянии справиться, так это со своей досадой, что уже дважды чуть не потеряла человека, который стал ей дорог...
Инга ворвалась в палату и кинула на стул в углу спортивную сумку.
- Привет! - Подойдя, она без церемоний чмокнула Ольгина в лоб. - Мне передали, что ты ночью в себя пришёл. И не жди, что я начну задавать дурацкие вопросы типа: как себя чувствуешь? Так вижу, что фигово.
Она вглядывалась в его лицо. Слава был даже не бледный, а серый. Но интерес к жизни в нём успел проснуться и теперь он сделал попытку оглядеться, нет ли кого ещё в палате.
- Успокойся, твою маму принудительно отправили спать, - обрадовала его Инга.
- Правильно. - Ольгин еле заметно улыбнулся. - Мне действительно фигово, но лучше, чем было. Видишь, говорить могу.
Инга подтащила стул и села рядом с изголовьем. Ей много чего хотелось сказать, но она поймала себя на том, что начни ей кто такое говорить, послала бы куда подальше. Славка не такой грубый, он даже обрадуется, если она признается, как за него боялась. Но язык не повернулся и вместо этого она набросилась с расспросами:
- Видел того, кто на тебя напал?
- Лица не видел, - признался Слава. - Ин! Там темно было, как у негра... Моего роста парень. Больше ничего. Ты вот послушай, я тут думал полночи...
- Думал он! - перебила Берестова. - Полезное занятие, когда вовремя.
- Погоди! - Ольгин сосредоточенно посмотрел в потолок. - Я думал, кто это мог быть. Сил нет, объяснил бы подробнее... В общем, это как-то связано с "погружёными".
- Поздравляю! - скептически высказала Берестова. - Я тут болтала с Сокольским и мы пришли к тому же выводу. Ладно, не объясняй, как ты до этого дошёл. Говори по существу, а то меня Ковылёв выгонит, если поймёт, что я тебе покоя не даю.
- Смотри: все "погружённые" - они что-то делали. Никого из них не оставляли просто спать.
Ольгин сделал попытку пошевелиться - подушка лежала неудобно. Инга заметила, вскочила и помогла ему устроиться, как он хочет.
- Приятно... когда ухаживают, - выдохнул Слава, но сразу вернулся к теме: - Я когда пытался "погрузиться", ещё тогда подумал: не зря они спят. Что-то их держит в этом сне. Значит, кому-то это надо. Может, есть какой-то ключ, кодовое слово... Я бы узнал о каждом подробнее. Может, мелькнёт причина, почему их усыпили.
- А может, они должны "проснуться" в тот момент, которого мы не ждём, - закончила за него Инга. - Сокольский как-то сказал, что у тебя голова хорошо варит. Он прав! Молодец!
- Ин! - он дёрнулся за ней, испугавшись, что она сейчас встанет и убежит.
- Лежи спокойно! - потребовала она, удерживая его за плечо.
- Лежу. Ты правду сказала моей матери?
Она выжидающе смотрела на него.
- Ну, что... моя невеста.
- Дурак ты! - обозвала его Берестова, снова поцеловала в лоб и ринулась к выходу. Потом вспомнила про сумку. - Я тут принесла одежду, на всякий случай. Сергей Владимирович пообещал, что не сегодня - завтра заставит тебя подняться и ходить. Отдыхай. Я ещё зайду.
Не дав ему ничего ответить, Инга исчезла за дверью. И только снаружи перевела дух, проведя ладонью по лицу. Слишком много всего навалилось разом. Берестова чувствовала, что не успевает реагировать так, как привыкла. Чтобы не бороться с непонятными порывами, она достала телефон и позвонила Сокольскому. Тот ждал её отчёта о посещении госпиталя.
- Ты прав, Слава тоже подумал, что копать нужно личности четверых "погружённых", - сообщила она. - Я еду на "Треугольник". К вашему с Мотей возвращению постараюсь накопать как можно больше.
* * *
(Ленинград, 1938 год)
Соколов встряхнул пальто.
- Отцовское?
Вовка молча кивнул, потом спохватился и решил пояснить:
- Ваша-то комната закрыта и опечатана. Мамке я про вещи сказал, что сменял на голубя, а тот утёк, падла. Ругалась, конечно, но ему-то уже не надо... Отцу, то есть.
Соколов потрепал его по плечу.
- Спасибо, Вовка! И за брюки.
- Велико поди, - обеспокоился подросток, потом отчаянно спросил: - Дядь Вась! А Родька где? Его тоже?
Соколов задумчиво покачал головой.
- Уехал он, Вовка. Далеко уехал. Ради своей страны можно где угодно работать. Она у нас большая.
- Как так получается? Почему? - осмелев, начал спрашивать подросток. - Вы же не шпион?
- Нет, Вовка. Я не шпион. Просто люди иногда ошибаются. Как с твоим отцом. Потом, когда-нибудь, правду узнают.
- Когда?
- Я не знаю. - Он натянул брюки прямо на пижамные штаны и потуже застегнул пояс. Вовкин отец был выше его и мощнее, но выбирать не приходилось. - Не знаю, но это случится обязательно. А нам надо просто делать то, что можем, ради своей родины. Столько, сколько потребуется.
"Объясняю чужому пацану, отца которого расстреляли такие, как я, то, что должен был сыну сказать", - подумал он, ощутив вкус горечи. Реально или в своём воображении - не понять.
- Ты иди, - сказал он Вовке Иверину. - Никому не говори, что меня видел. Никогда. Понял?
Подросток серьёзно кивнул.
- Не дурак, дядь Вась! Не беспокойся.
- И мать не обижай, - наказал Соколов, снова потрепал мальчишку по плечу, огляделся и выскользнул из подворотни недостроенного дома.
Дальше - на вокзал. Содрав на ходу повязку с головы, Соколов нахлобучил кепку. Боль его не беспокоила, только саднило на месте раны. Может, ему и осталось недолго, но в одежде, которую может кто-то опознать, лучше не попадаться своим коллегам. Иначе он сильно подведёт Ивериных, а это в его планы не входило.
Глава шестая. Приподнимая завесу, можно узнать много неожиданного
(Санкт-Петербург, 2019 год)
- Старичка вашего мы в обычную палату перевели. Отдельную, как вы сказали.
Молодая, симпатичная врачиха с подвязанными под шапочку чёрными волосами, с любопытством поглядывала то на аристократический профиль Сокольского, то на бороду Матвея Киппари. "Корочки" фээсбэшников произвели на неё мало впечатления, а вот внешность двух крутых мужиков из спецслужбы явно заинтересовала.
- Даже удивительно: девяносто шесть лет, а сердце как у пятидесятилетнего! Сейчас прокапаем, сосудики поддержим - ещё поживёт. Он ваш коллега?
- В некотором роде, - ответил ей Сокольский, останавливаясь перед дверью палаты. - Мы охранника вам оставим, не гоните.
Женщина встревожилась, но испугаться ей не дал Мотя. Подцепив под локоть, увлёк дальше по коридору.
- Им могут наследники заинтересоваться... - услышал Сокольский, прежде чем открыл двери и вошёл в палату.
Владимир Денисович дремал. Обойдя палату и не заметив ничего подозрительного, Сокольский выглянул в окно. Занавеска колыхалась из-за неплотно прикрытой форточки, но его предупредили, что Иверин всё время жалуется на духоту. Мол, слишком тепло в палате. Батарея действительно "жарила" не на шутку. Обжечься можно. Окно старое, хорошо отреставрированное. Закрывается прочно. Третий этаж старого дома - всё равно, что пятый. Снаружи нет ни пожарных лестниц, ни водостока. Пройти по карнизу из соседней комнаты сможет, разве что, цирковой акробат. Но всё равно, лучше учесть постоянно открытую форточку.
Оставив пальто на стуле у выхода, Сокольский подошёл к изголовью и вгляделся в старчески сморщенное лицо. Сейчас невозможно угадать, был ли Владимир Иверин красавцем в молодости. Старость делает всех похожими. Особенно таких худых и жилистых.
Тонкие веки старичка дрогнули и он приоткрыл глаза. Видимо, уловил чужую тень у себя на подушке.
- Дядя Вася? - пробормотал он. - Вы сегодня такой... Молодой совсем.
Сокольский насторожился.
- Дядя Вася? - переспросил он, наклоняясь ближе.
- Говорят, перед смертью иногда приходят животные, которых человек когда-то держал, - тихо, но уверенно продолжил Иверин. - Кошки, собаки... А мне, значит, вы! Приятно! - Губы его растянулись в улыбке, расправляя многочисленные складочки.
- Вы меня хорошо слышите? - спросил Сокольский.
- Конечно! - живо ответил старичок и распахнул глаза пошире.
- Рановато умирать собрались, - оповестил его Сокольский. - Доктор сказала, что сердце у вас как у пятидесятилетнего. Ещё поживёте.
- Простите! Что не почудится старику, - покладисто согласился Иверин и теперь его выцветшие глаза внимательно оглядывали гостя. - Обознался! Уж очень вы похожи на одного человека... дядю Васю. Василия Викторовича.
- Я его правнук. - Сокольский постарался встать так, чтобы старику было легче его оглядывать. - Меня зовут Игорь Сергеевич Сокольский. Это моя супруга нашла вас в тот день, когда вас ограбили.
- Это хорошо, - удовлетворённо проговорил Иверин. - Тогда это предназначается вам... - Он протянул руку и сделал попытку пошарить на тумбочке. - Тут где-то штучка такая лежит...
- Диктофон? - спросил у него Сокольский. - Уж не обессудьте, он у меня. Медсестра передала.
- А! Так это и правильно! А я всё думал, как Симочка будет искать, кому передать мои записи? Вот ведь, какие бывают в жизни удивительные вещи! И не назовёшь совпадением. Симочка, когда похвасталась, что фамилию сменила и теперь она Сокольская, я сразу подумал: однофамилец, или действительно нашёлся тот, кто мне нужен? В этом деле так много мистики...
- Обычно под "мистикой" скрываются реальные вещи, - не согласился Сокольский.
- Молодёжь, - снисходительно усмехнулся Иверин. - Но вам, как я понимаю, положено думать, что у всякого происшествия есть логическое объяснение.
- Мир материален, - пояснил Сокольский. - Чудеса к нам приходят через материальные вещи. А где затронута материя - там всегда можно найти след.
- Чей? Бога?
- И Его тоже. Если захотеть.
Сокольский подумал, что разговор приобретает странное направление. Чтобы не утомлять старичка, он задал интересующий его вопрос:
- Вам что-нибудь известно про содержимое тайника?
- Там тетрадка со стихами, которую оставил мне ваш прадед, незадолго до того, как исчез. Но вы что-то другое хотите узнать? - Владимир Денисович снова улыбнулся. - Мне было 14, когда я первый раз прочитал эти стихи. С тех пор я искал разгадку. Вы послушайте потом, что я надиктовал. Но если в общих чертах - может быть, никакой загадки и не существует...
* * *
- Разрешите, товарищ полковник?
- Входи, Инга! - откликнулся Ланской, поманив её рукой. - Что-то срочное?
Многих удивило бы мягкое отношение Ланского к Берестовой, но этому имелось простое объяснение: в пятилетнем возрасте Инга "ездила" на парад, сидя на плечах Сергея Сергеевича. Он привык к ней, как к внучке своего друга, генерала Чёрного. Конечно, Ланской не одобрял стремления некоторых девушек на службу в ФСБ, армию или полицию, но к Инге привык относиться снисходительно.
Берестова своей дружбы с грозным СС не афишировала и обращалась напрямую к начальнику аналитического отдела первый раз.
- Я проверяла четверых "погружённых", который медики не могут вывести из их состояния, - начала она, подходя и выкладывая флешку с данными. - Оказывается, все они до того, как попасть в больницу, регулярно получали круглые суммы, через различные банки.
- Отмывание денег? - заинтересовался Ланской, забирая флешку и вставляя её в свой ноутбук.
- Похоже на то! - Инга обошла стол и наклонилась над его плечом. - Вот в этой папке... Я собрала сведения в общую таблицу. Каждый из четверых получал ежемесячно денежные переводы от 50 до 100 тысяч через три-четыре банка. То есть, в сумме на одного набегало около четырёхсот тысяч, а на всех четверых - около двух миллионов в месяц. Деньги они никуда не переводили, просто забирали и клали в карман. Выглядело так, будто кто-то платит им за удалённую работу.
- Может, это так и есть? Что именно тебя смутило? - Ланской внимательно просматривал таблицы, по опыту понимая, что они зацепили важный след, но пока ещё неясно - какой и куда он может вывести. А ещё подумал, что девчонка должна была копаться в материалах сутки напролёт, чтобы выудить информацию. Хороший бы вышел аналитик из генеральской внучки...
- Вот этот документ, - показала Инга. - Видите, в августе того года один из четверых, Коростылёв Павел Алексеевич, был остановлен сотрудником ГИБДД за неправильный маневр. Тогда же выписан вот этот штраф. А теперь смотрите: время выписки штрафа - 14:24. А вот тут - получение Коростылёвым П.А. денег в банке "Альфа-вест": 14:29. От места, где был остановлен автомобиль Коростылёва, до банка - 15 минут езды, если не будет пробок. Он физически не мог успеть!
- Допустим, время зафиксировано неправильно, - предположил Ланской. - Ты проверяла?
- Пока нет, но я нашла кое-что поинтереснее, - сообщила Берестова. - Вот. Последнее получение денег Коростылёвым, зафиксированное в банке "Мега Плюс", происходило в тот момент, когда его бессознательное тело везли в больницу. В тот день, когда мы накрыли банду, которая использовала "погружённых" на нелегальном заводе. Я думаю, что если проверить всех четверых пациентов, можно найти и другие несовпадения. Но это - работа на несколько месяцев.
- Люди просто ездят по городу, бывают поблизости от нужных точек и кто-то получает на их имена денежные переводы в разных банках, - начал рассуждать Ланской, оторвавшись от созерцания таблиц. - Нужно проверить записи видеокамер, сами ли они это делают. Штраф - случайность. Этого бы не заметили, если бы ты не взялась прицельно собирать сведения о Коростылёве. - Он посмотрел на Берестову. - Пожалуй, стоит перепроверить все их денежные схемы и узнать, куда дальше шли деньги. Возможно, имеются и другие люди вроде Коростылёва и трёх его товарищей по несчастью. Давай-ка поработаем вместе.
Берестова с готовностью кивнула. Именно на такое предложение она и рассчитывала.
* * *
Едва они вышли на улицу, у Сокольского зазвонил телефон.
- Это Малышев! Мы тут кота нашли, - сообщил Михаил Иванович таким тоном, что Сокольский остановился, жестом показав Моте, что происходит нечто важное. - Ещё вычислили замурованную каморку в брошенной квартире, а в ней - труп нашей пожилой дамы.
- Убийство?
- Полагаю, что да. Я сперва хотел позвать наших экспертов, а потом подумал: вдруг ты предпочтёшь своих?
- Не тяни, - посоветовал Сокольский. - Что не так с трупом?
Малышеву самому не хотелось тянуть время, но на этот раз обстоятельства сбили его с толку и он не представлял, как себя вести. Поэтому ответил через паузу:
- Я не эксперт, но готов поспорить, что убили эту особу... лет 15 назад.
© М.В. Гуминенко. 2019 г.
При использовании материалов библиотеки, просьба оставлять действующую ссылку на наш сайт
|
