М.В. Гуминенко. ПИТЕРСКАЯ ПОЭМА. Часть Третья

(Апрель 1938 года, поезд на Мурманск, между Волховстроем и Петрозаводском)

Проснулся Вася под утро. Душный вагон, верхняя полка. Поезд переползал по стрелкам, голова Васи моталась из стороны в сторону. Он почувствовал, что сейчас его стошнит - и спешно пополз вниз, цепляясь за выступы жёстких полок. Мешали чужие колени, ноги, чемоданы на полу. Не найти места, куда наступить. Тут ещё взметнулась девица в красной косынке.

От её горячего участия стало совсем тесно. Соколов неловко повис, непроизвольно громко сглотнув.

На полу разом стало свободнее, народ поджал ноги, девица шарахнулась назад, упав на коленки к тощему очкарику у окна.

- Спасибо! - буркнул Вася, вываливаясь в проход вагона. Вместо того, чтобы пробираться к туалету, он прижался лбом к холодному стелу окошка. Полегчало. Даже курить захотелось, но папирос он не догадался купить.

Дымный перегар наполнял воздух, без того густой от испарений усталых тел, кислого привкуса капусты, запахов картофельной шелухи, самогонки, чего-то жареного. Соколова опять затошнило, он ринулся по чужим ногам и вещам, под писк, ворчание и мат в свой адрес. "Да куда они все прутся из Ленинграда?!" - с досадой подумал он, дёргая ручку двери. Туалет оказался занят, зато от злости Васе полегчало.

- Т-твою... - выругался он, отпихнул какого-то подростка и вывалился в тамбур. - Мужики! Закурить есть?

На него уставились двое парней бандитского вида. Почему именно бандитского? Сработала привычка быстро оценивать то, что видит: у одного карман подозрительно топырится, другой сунул руку под полу кургузого пиджака. "Я - не я, если у парней не финки", - определил Соколов, но вспомнил, что он уже не на службе.

- Держи, - расслабился один из бандитов, протягивая ему зеленоватую пачку "Беломорканала", решив, что тощий, помятый хмырь с перекошенной рожей и признаками глубокого похмелья, им не противник.

Вася благодарно ухмыльнулся, вытаскивая вожделенную папироску. Второй бандит, оставив свою финку, дал ему прикурить. Соколов затянулся, кашлянул, скривился ещё больше, но заставил себя кивнуть больной головой.

Бандиты отвлеклись от него. Наверное, ждали станцию. Вася постоял с минуту и затушил остатки папиросы, сунув за подкладку рукава.

В вагоне он носом к носу столкнулся с девицей в красной косынке. Способность соображать к Соколову уже вернулась, он обратил внимание на крашеный локон за ухом бабёнки и откровенный вырез кофточки под жакетом. Посторонившись, чтобы пропустить, мельком взглянул на ноги и чуть не крякнул: фильдеперсовые чулки! Вася их бы ни с чем не спутал. Пару таких чулок он вырвал из рук обезумевшей женщины - супруги одного обвинённого в измене офицера. В квартире шёл обыск, дамочка увидела, как вытряхивают из ящика её бельё и вцепилась в ажурные чулочки, словно от них зависел, осудят её мужа или нет. С тех пор, как миновал НЭП, купить такие можно лишь за баснословную цену, да ещё поискать, где и у кого. Партийные модницы ухитрялись доставать, если не везло разжиться шёлковыми. Бумажное убожество, доступное простым смертным, привилегированных дам не устраивало.

Общий вагон, давка, бандюганы в тамбуре - и эта, в простой косынке и дорогущих чулках! Соколов решил, что он бредит. Девица скрылась за дверью. Поезд тащился еле-еле, за окошком проплыла будка стрелочника. Васю оттолкнул с прохода мужик с двумя мешками. За ним потянулось к выходу ещё несколько человек. Просочившись мимо них, Соколов уцепился за край своей полки и закарабкался наверх, подальше от чужой суеты.

Путешествовать без документов - рискованно. На любой станции может зайти патруль и проверить пассажиров. У Васи в кармане лежала справка. Украл у пьяного колхозника. Тот надрался до невменяемости в пивной неподалёку от вокзала. Как раз там, где Соколов, как заправский уголовник, подстерегал свою жертву. Пришлось "проводить" мужичка: заволочь за угол вокзального туалета и быстро обшарить карманы. Нашлась справочка о том, что парня отпустили из родного колхоза на две недели, к родне в Ленинград, билет на поезд и немного денег. Вася оставил колхозника отсыпаться в вонючем углу, за кучей битого кирпича, прихватив с его головы новую кепку. До поезда было время и Соколов успел прикупить на ближайшем рынке ношеную одежду почти по размеру.

Так Соколов оказался в поезде под чужим именем, где спустя ночь, столкнулся с девицей в косынке и фильдеперсовых чулках. Бандиты и их подружка мало интересовали Соколова. Он раздумывал о том, как поступить дальше. Колхозник, оставшийся в Ленинграде, проспавшись, может заявить в милицию, что его ограбили. Ещё скорее - его подберёт вокзальный патруль и отправит в ближайший вытрезвитель. Сможет ли мужик доказать, что его действительно ограбили? Не факт! Мало ли бродяг без документов попадает в милицию? Поди докажи, что ты не из их числа. Как там ни повернутся события, Васю Соколова они уже не касались. Никто не станет искать его, потому что пьяный колхозник не то, что запомнить - разглядеть его толком не смог. Иное дело, со справкой, срок которой истекает через полтора дня, путешествовать по стране не получится.

Поезд миновал Оять. Ещё несколько станций - и они проедут Лодейное Поле. Самое время вспомнить, сколько за последний год расстреляно железнодорожников-лодейнопольцев. Соколов этим направлением не занимался, но прекрасно знал, что происходит: очередная чистка, под которую рано или поздно мог попасть любой - на Волховской ГЭС, в Лодейном Поле, Ояти, Петрозаводске, Москве, Вологде, Новосибирске, Ленинграде.

Колыбель революции! Сейчас эту "колыбель" основательно почистят от тех, кто её устроил. На всякий случай. Чтобы не пришла идея затеять ещё одну смену власти. Соколов перебил сам себя. Он-то заслужил, чтобы его поставили к стенке, но успел удрать, бросив младшего брата Михаила в руках бывших сослуживцев. Кто он после этого? Хам, сволочь и предатель. А что он мог сделать? Наверное, что-то мог, но не захотел...

От мрачных дум отвлекли голоса внизу. Вернулась девица в косынке. Соколов слышал, как пассажиры ойкают, ругаются, потом захихикал женский голос и в ответ кто-то пробубнил:

Вася аккуратно переместился на край, посмотреть. На нижнем сидении тощий очкарик его лет вжался в простенок у окна, а крашеная красотка втиснула свой круглый зад между ним и тёткой с корзиной, подсевшей в вагон на станции.

- Куда ты лезешь?! - агрессивно заворчала тётка.

- Не ругайтесь, - философски пропищал очкарик. - Как говорится, в тесноте, да не в обиде.

Вася потерял интерес к попутчикам, улёгся поудобнее. Прошлым вечером он отвоевал верхнюю полку, предъявив след недавнего ранения. К нему не приставали, хотя на противоположной полке, свесив ноги, угнездились двое. Один из двоих с особенной завистью посматривал на Соколова. Состав шёл переполненный, общие вагоны забиты до потолка, а этот потёртый хмырь занял целую лежанку! Но поди сгони: Вася огрызался, как человек, который сам убьётся и другого убьёт, но место не уступит.

Внизу шуршали бумажками, жевали, переругивались, завоняло протухлым луком. Тошнота отбивала аппетит. Вася полежал неподвижно минут десять, потом задремал. Даже не понял, что ему приснилось, но очнулся он от того, что в голове навязчиво крутилось:

Стишок-считалку притащил со двора сын, лет в шесть. Соколов не помнил, что там дальше, но эти четыре строчки впечатались в память. Внизу очкарик шушукался с девкой в косынке. Сквозь шум общего вагона и стук колёс до Соколова долетали отдельные междометия. Потом громко заворчала тётка с корзинами:

- Извините, простите... - буркал голос очкарика.

Соколов придвинулся к краю. Увидел спину очкарика. Мелькнула красная косынка - и парочка исчезла по направлении к тамбуру.

"Куда это они? - подумал Вася. - Фильдеперсовы чулочки... Бжик-бжик... Тьфу! Дурак!"

Он уцепился за железку, на которой висела полка, и быстро спустился в проход. Спина очкарика маячила уже на уровне туалета. У Соколова что-то спросили, но он не обратил внимания и двинулся следом за парочкой. Народ копошился с сумками, уминал нехитрые завтраки, не обращая внимания на тех, кто проходит мимо. Вася нащупал за подкладкой перешитого из шинели пальто остаток папиросы. Бандиты в тамбуре и девка в фильдеперсовых чулках заодно, это он точно знал. Очкарик наверняка не с пустыми карманами. Если девка предложила ему перебраться в вагон-ресторан, а он согласился, значит, у него есть что красть. "Какого чёрта ты катаешься в общем вагоне? - думал Вася про очкарика, ощущая себя без оружия как без рук. - Билетов не было? Или это принцип такой, чтобы "не выделяться"? Ехал бы в купе, эти бы к тебе не прицепились. Такие только по общим вагонам работают. Но тебя-то разделают, будь уверен. Пока народ жрёт свои завтраки..."

Перед дверью Вася притормозил. Он один, с дыркой в голове, против двоих вооружённых мужиков и девки, которая бросится помогать своим подельникам. Шансов - ноль!

"Шансов было ноль, когда ты в собственный висок пальнул", - напомнил он себе и нажал дверную ручку...

(Ленинград, коммунальная квартира на Верейской)

- Три звонка. Вовка! Это к вам! - прокричала соседка, тётя Клава, высовываясь в коридор.

- Да слышу я, - буркнул подросток, проходя мимо неё.

- С приятелями мог бы на улице встречаться, - заворчала тётя Клава, расслышав его ответ.

Ворчала она и тогда, когда Иверин отвечал "спасибо" или молчал. Внутри тёти Клавы жил некий тайный включатель, который щёлкал и переходил в рабочий режим сам по себе, по поводу и без оного, заставляя тётю Клаву ворчать и ругаться. Так Вовке объяснял Родион Соколов. Подросток представлял себе этот включатель, похожий на гигантскую запятую, неизвестно кем вставленную под язык соседке. Остановить его мог один единственный человек - Василий Викторович. Его присутствия в квартире хватало, чтобы тётя Клава теряла дар речи и никакие включатели у неё не срабатывали. Но оба Соколова бесследно исчезли.

Вовка открыл двери и отступил на шаг, когда навстречу двинулась высокая фигура в расстёгнутом пальто поверх знакомой формы офицера НКВД. Пришельца Иверин видел впервые.

- Владимир Иверин? Говорят, ты дружил с Родионом Соколовым, - произнёс мужчина, снимая фуражку и потирая коротко стриженный затылок. - Да не пялься за двери, никого там нет.

Тон его не казался агрессивным, но Вовка всё равно замер, словно его поймали за кражей чужой картошки из чулана. Что ответить? Зачем этот человек пришёл? Откуда он знает про их дружбу с Родькой? "Какая-то зараза языком трепет, - сердито подумал Вовка. - Оторвал бы!" Отрицать очевидное не следовало и он честно ответил, справившись с первым испугом:

Александр Авдеевич Бессмертов, начальник отдела, в котором ещё недавно служил Вася Соколов, явился в коммуналку на Верейской улице по собственной инициативе, о которой никому не сказал. Ему захотелось поговорить с Ивериными. На интерес к этой семье у Александра Авдеевича были причины. Он прикинул, когда старшая Иверина на работе, а её сын должен вернуться из школы - и пришёл. Понаблюдав, как подросток переминается на пороге, Бессмертов прошёл в коридор и подсказал:

Вовка спохватился, хлопнул входной дверью и повёл гостя в комнату. Ноги неприятно ослабели, хотелось сразу сказать, что ничего не знает и разговаривать им не о чём. Вместо этого он впустил опасного человека в комнату, перегороженную шкафом на две неравные части. Ничего особого Бессмертов у Ивериных не обнаружил: круглый стол под скатертью, тряпичный абажур с кистями, комод, чайник на подоконнике, отодвинутая ширма. В задёрнутом виде она дополняла шкаф, образовывая нечто вроде второй маленькой комнатки. Бессмертов оценил уголок подростка: узкая кровать, тумбочка, лампа, под ней кучка тетрадок и учебников.

Александр Авдеевич кивнул на отодвинутую ширму. Вовка тут же её задвинул.

- Так когда ты последний раз виделся со своим другом Родионом? - спросил Бессметров, обошёл стол и положил широкую ладонь на гнутую спинку стула.

- Ты комсомолец! Должен понимать, что комсомолец не врёт члену партии. Распустили вас в последнее время, всё ваше начальство насквозь прогнило. Устроили малину вместо молодёжной организации! - Он говорил спокойно, совсем не как на собрании, даже не напирал. Просто озвучивал факты. - Танцульки, рестораны...

- Я не хожу в рестораны, - оправдался Вовка, сердито глядя на энкэвэдэшника.

- Ты нет, - согласился Бессмертов и сел на стул. - На твоё счастье, мы вовремя поотрубали этой гидре головы. Теперь можешь быть спокоен, комсомолец. В рядах твоих товарищей остались лишь надёжные, честные ребята. Поэтому давай поговорим на равных. Я к тебе пришёл, потому что знаю, что ты тоже честный парень, несмотря на нехорошую историю с твоим отцом.

Вовку аж передёрнуло. Он быстро отвернулся, вцепившись в чайник на подоконнике.

- Да не помню я, когда с Родькой виделся последний раз! - Вовка повернулся к нему с несчастным выражением на лице. - Он как исчез, а потом после него и Василий Викторович. А они что, враги народа?

Тут передёрнуло Бессмертова. Статус бежавшего Соколова вышестоящее начальство до сей поры не утвердило, поэтому он ответил ворчливо и неохотно:

- Это не твоё дело, Владимир! Лучше скажи, кого ещё знаешь из его знакомых? Может, к ним приходил кто перед... исчезновением? Может, слышал что-то от соседей по квартире? Комнат тут у вас много, несколько семей живёт. Наверняка с кем-то из них у Соколовых были хорошие отношения. Кому он доверял?

Вовка задумался. Он дал дяде Васе слово, что будет отнекиваться до последнего. Нарушать обещание Иверин не видел причины. Он не верил этому высокому, строгому человеку в форме.

- Не приходил, - ответил он, мотнув головой. Потом поставил чайник обратно на подоконник. - Если только утром, когда я в школе бы. Да тут за ним другие лучше меня наблюдают. Боятся.

- А что? Дядя Вася - человек серьёзный, к себе никого не подпускал. Мамка моя от него вообще шарахалась. Да и остальные тоже.

- А ведь я знаю, что дядя Вася помог твоей мамке в этой комнате остаться, - прямо сказал Бессмертов. - И работу ей нашёл. Разве не так? И это ваша благодарность: "дядю Васю все боятся"!

Вовка надулся, но Бессмертов уже собрался уходить. Он не хотел, чтобы его отсутствие вызвало вопросы коллег. Явиться сюда снова или вытащить Иверина к себе на допрос он мог в любой момент. Эти-то вряд ли исчезнут, как Соколовы. Иной вопрос - знают ли они хоть что-то? По поведению Вовки Бессмертов не сделал определённого вывода.

- Ладно, комсомолец, не тушуйся. Знаю я... дядю Васю. Любил, чтобы ему прислуживали, ради этого мог и помочь бабе. Но коли ты от меня что скрыл - учти: это не по-комсомольски! Дай листок, запишу свой телефон. Мало ли, что интересное вспомнишь.

Когда он ушёл, Вовка закрыл дверь на оба замка и прислонился к створке, переведя дух. Ему было противно и страшно. Но самое главное - он не проговорился! Почему он безоговорочно верил Василию Викторовичу Соколову, Вовка объяснить не мог. Но выдавать бывшего соседа, комната которого стояла перевёрнутая вверх дном и опечатанная, юный Иверин не собирался.

Глава вторая. Чудеса случаются

В тамбуре свистел ветер, летали бумажки. Соколов отметил: слева открыта входная дверь. К створке первый бандит, дюжий здоровяк, прижимает очкарика. Держит у его живота финку. Второй бандит, тощий, как сабля, роется в портмоне. Девка стоит справа от двери в вагон.

- Дядя! Чего надо? - развязно прозвучал у плеча женский голос.

Он коротко ударил её снизу, кулаком в челюсть. Девка отшатнулась, стукнулась затылком в стенку - и осела на пол. "Прости, подруга, теперь ты знаешь, что такое нокаут".

Ветер ледяной болью касался раны. Соколов скрипнул зубами. Тощий бандит, бросил на пол портмоне и подался к нему.

- Гражданин! - надсадно вскричал очкарик. - Они у меня деньги забрали! И документы!

- Умолкни! - рыкнул бандит-здоровяк, воткнув в живот очкарика финку.

Очкарик широко раскрыл рот, цепляясь пальцами за пиджак убийцы. Оба неустойчиво зависли в проёме. Вася толкнул на них второго бандита. Тот потерял равновесие, взмахнул рукой, стараясь удержаться - и схватился за дверную створку. Дверь подалась, толкнув здоровяка и его жертву. Оба вывалились наружу и исчезли.

- Гад! - выкрикнул тощий, сообразив, что сам выкинул товарища из поезда. - Убью!

Вася отступил, опустив кулак в карман. Тощий замер, его агрессивный оскал потёк вниз, удлиняя без того худую физиономию.

- Сам выпрыгнешь или помочь? - процедил Вася, приподнимая кулаком в кармане полу пальто.

Грубая ткань вызывающе топорщилась. Бандит поспешно задрал руки и попятился.

- Ты что?! Того... Не надо! Дядя, давай договоримся! - зачастил он.

Соколов шевельнул кулаком в кармане. Бандит не выдержал, отпрянул назад. Его вопль мгновенно умолк в шуме ветра. Вася выдохнул. Чудеса - да и только! На площадке тамбура остались он да бесчувственная девка. Плотно закрыв двери, Соколов собрал с грязного пола бумажки, поднял портмоне.

Не взглянув на девку, Вася шагнул в вагон и закрылся в туалете. Здесь придирчиво устроился у замазанного окошка и рассмотрел свою добычу: 845 рублей купюрами, путевой лист инженера Иванова Романа Валентиновича и паспорт на то же имя. 1897-й год рождения. Всего-то на год младше Соколова.

- Иванов... - пробормотал Вася, прикидывая, что ростом и цветом волос они с инженером-очкариком похожи, а на крошечном фото Роман Валентинович запечатлён без очков. - Уж прости, тебе документы больше не понадобятся.

Характерный удар снизу вверх и вглубь, нанесённый очкарику бандитом, Соколов успел оценить. Так убивают. Падение с поезда на всём ходу довершит начатое, если инженер каким-то чудом умер не сразу. С некоторых пор Вася остерегался оценивать шансы. Главное сейчас, что он держит в руке свои новые документы, по которым может ехать в любую сторону.

В путевом листке значился адрес строительства. Название населённого пункта Соколову ни о чём не сказало. Вася подумал: надо сойти раньше, на стройке ждут инженера, а не самозванца. Но больше всего хотелось залезть обратно на полку. Усталость подкашивала ноги.

- Можно немного и поспать, - позволил себе Соколов. - Время есть.

- Сообщили телеграфом, со станции Мошкино, - доложил Трофимову молодой коллега, лейтенант Стешнев. - Там нашли два трупа на перегоне, недалеко от путей.

Кто бы стал беспокоить Большой Дом сообщением о парочке вагонных грабителей? Но Александр Авдеевич Бессмертов, начальник отдела, в котором недавно работал Соколов, потребовал разослать телефонограммы по всем отделам милиции в городе и области, чтобы сообщали о любых происшествиях, особенно если попадутся неопознанные граждане или трупы. Железнодорожная милиция оказалась в числе первых оповещённых. За последние сутки "странных происшествий" им прислали - две недели разгребать, но шустрый лейтенант обратил внимание именно на эту телеграмму.

- По существу что? - Трофимов протёр платком лысину. Жарко ему было вовсе не потому, что в Большом Доме хорошо отапливали кабинеты. Исчезновение раненого Соколова многих заставило пропотеть насквозь. Куда он делся? Упал в ближайшую канаву и помер? Хорошо, если так. Можно отговориться, что понесла нелёгкая за выпивкой, с пулей в голове - и конец! Хуже, если добрался до вокзала и укатил в неизвестном направлении, или залёг где-нибудь у знакомых. Нет! У знакомых вряд ли. Всех его знакомых можно по пальцам сосчитать. Их уже проверили. Ждать, когда его труп случайно попадёт в один из ленинградских моргов?

- Так я и говорю, - отвлёк Трофимова Стешнев. - Одного опознали: Катечкин, рецидивист. По поездам промышляет со своей бандой... То есть, промышлял. Второго опознать не удалось, но по габаритам на подельника Катечкина не похож. Может, жертва.

Дверь распахнулась и в кабинет вошёл Бессмертов. Оба его подчинённых вскочили.

- Сидите! Что у вас? Описание неизвестного прочитай, - потребовал он. А в голове прыгало: "Может, он? Может, Соколов? Вот гад! Далеко успел удрать!"

- На вид лет между тридцатью и сорока. Рост средний, волосы русые. Лицо изуродовано при падении. Ножевое ранение в живот. При нём нет ничего: ни паспорта, ни денег. Вообще ничего.

- Вот! - Бессметров ткнул в молодого лейтенанта пальцем и перешёл к карте. - Мошкино-Мошкино... Это перед Лодейным Полем? Далековато!

- Зачем туда ехать? - вмешался Трофимов. - Сбросили какого-то пассажира, а может, это новый сообщник, с которым бандиты что-то не поделили. Нам сейчас самое время рассылать своих по таким мелочам...

Бессмертов повернулся к нему, свирепо сдвинув брови.

- Надо опознать труп, - мрачно объяснил он. - Сколько прошло времени, как исчез... сами знаете, кто. Если сел на поезд в первый день после побега, вполне мог оказаться в районе этого вашего Мошкино. Если это тот, кого мы ищем...

Он не договорил, сам не зная, что именно стоит сказать. Хорошо это или плохо, что Соколов не в городе? Что с ними будет, если подтвердится, что труп его и что он успел так далеко удрать? Чьи ещё головы лягут под нож из-за этой истории? Последнее особенно интересовало Александра Авдеевича.

- Товарищ Бессмертов! - начал было Стешнев. - Так лицо же изуродовано!

- А ты присмотрись внимательнее, - мягко посоветовал начальник. - Может, следы от раны на голове найдёшь. Той, предыдущей. Может, ещё по каким признакам узнаешь. И вот ещё что, Стешнев: не торопись с выводами. Дело это тонкое.

- А что именно я должен увидеть? - по простоте прямо спросил Стешнев, не понимая, куда клонит начальник.

- Сам думай. По обстановке, - увильнул от ответа Бессмертов, глянул на Трофимова и мрачно вздохнул. - Придумайте что-нибудь. От этого сейчас ваши жизни зависят.

Когда он вышел, Стешнев пробормотал, собирая бумаги:

- Можно подумать, его жизнь от этого не зависит.

- Он у нас Бессмертный, - негромко ответил Трофимов, вытирая потную шею и досадливо морщась. - Вот увидишь, он-то выкрутится.

Настроение старшего товарища совсем не понравилось лейтенанту Стешневу.

Глава третья. Неотвратимы наши пути

(В поезде, между Лодейным Полем и Петрозаводском)

Чудеса продолжали преследовать Васю Соколова по мере продвижения к Петрозаводску. После стычки с бандитами, он крепко заснул. Первый раз за последние несколько дней заснул хорошо и спокойно, без кошмарных сновидений, ощущения болезненных толчков. Проснулся, сразу не сообразив, что кто-то осторожно дёргает его за плечо туда-сюда. Рядом с его головой маячила фуражка проводника.

Вася с трудом вспомнил, что всё ещё в поезде и повернулся, посмотрев в окно. Пейзаж проплывал безликий и незнакомый. Соколов машинально нашарил в кармане билет и протянул проводнику. До какой станции ехал колхозник, Вася спросонья не помнил.

- Так это уже скоро! - спохватился проводник. - Через полчаса будем на месте. Поезд стоит всего минуту. - Проводник поднял снизу связку книг. - Это ваш груз? Я уже у всех спрашивал, никто не признаётся.

- А там внизу... - начал было Вася, но заткнулся. Вовремя вспомнил, что очкарика на нижней полке быть не может. - Мои.

- Не забудьте, - предупредил проводник и водрузил связку на край полки.

Когда он ушёл, Вася рискнул подобраться к краю и заглянуть вниз. Народу стало поменьше, сидели свободнее. Девицы в косынке на обозримом пространстве нет. "Она не видела, чем закончилась драка на площадке, валялась без сознания, - напомнил себе Вася. - Скорее всего, решила, что её бросили подельники. Вышла на ближайшей станции? Наверняка. Куда ей ещё деваться?" Почему никто не обеспокоился отсутствием очкарика, тоже можно понять. Пассажиры постоянно меняются, новые знать не знают, что в купе ещё кто-то ехал. Если кто и заметил - мог подумать, что очкарик вышел на одной из станций.

Спустившись в проход, Соколов облачился в помятое, перешитое из шинели, пальто.

- Гражданин! Это ваш чемоданчик? - спросила старушка, занявшая место скандалистки с корзиной.

Вася молча кивнул. Какая разница? Если сейчас кто-то поднимется и заявит, что это его вещь, Соколов скажет: "Простите, обознался, они все одинаковые". Но никто ничего не сказал - и Вася двинулся к выходу. Полчаса он может и в тамбуре постоять. Всё не так душно, как здесь. Возвращаться туда, где укокошил двоих бандитов и нокаутировал девицу, он не боялся. И совесть не мучила.

- Чаю хотите? - предложил проводник, когда Вася проходил мимо. - Я заметил, вы последние сутки, кроме воды, ничего в рот не брали.

- Аппетита нет, - соврал Соколов, которому как раз сейчас захотелось есть. Пока проходил по вагону, пахнуло чем-то свежим и жареным. - Покурить не найдётся? - спохватился он, опустив на пол чемодан и книги. Вспомнил, что недокуренную папироску выронил во время стычки.

- Вот, возьмите. - Пожилой мужчина охотно поделился с ним "Беломором". - Кашляли, я слышал. Не повредит?

- Старая рана, - вспомнил Вася, потрогав грудь. - Жить не мешает.

- Вы наблюдательны, товарищ. - Прищурившись на собеседника, Вася прикурил от протянутой ему спички. - Раньше в милиции не служили?

- Где я только ни служил, - улыбаясь, ответил проводник. - Теперь вот, чтобы на пенсии не сидеть пнём, пошёл в проводники. А вас я сразу приметил. Вы ведь тоже не в тылу прятались в тысяча девятьсот восемнадцатом.

- Было дело, - сознался Вася, подумав: "Гражданская шестнадцать лет как закончилась, дед нашёл о чём вспомнить".

- Теперь, значит, сменили профессию? И правильно! Каждый должен уметь не только разрушать, но и строить.

Вася поперхнулся. "Откуда он знает, что я на стройку еду? - быстро подумал он. - Чёрт! Кто говорит о стройке? Не собираюсь я туда!" Мысли спутались, так что он предпочёл курить и помалкивать.

- Значит, как сойдёшь, далеко не ходи. Перейдёшь через пути, там увидишь, что за будкой отходит местная однопутка. Спросишь Митрича, - наставлял его проводник. Вася предпочёл внимательно слушать. - Скажешь, что Степан Иванович (это я), просил тебя подвезти до Сортировки. Оттуда машинами на стройку щебень возят, для того и ветку проложили. На месте разберёшься, попросишь, чтобы подкинули. Так проще, чем попутку ловить.

Едва проводник отошёл, Соколов подхватил чемоданчик и книги, вывалился в пустой тамбур и прислонился к стенке. Побросав на пол вещи, он достал билет и выругался с досады. Проводник высаживал его на станции Лехтикуси*! Сюда ехал очкастый инженер Иванов. "Ты давно проехал станцию, на которой должен был выйти колхозник", - сказал себе Вася. Но как, каким образом злосчастный билет оказался под рукой? Соколов хорошо помнил, как засовывал документы инженера поглубже, во внутренний карман.

У него ещё был шанс скрыться. Раз от Лехтикуси нужно добираться до какой-то Сортировки - значит, никакого Митрича он искать не станет, а повернёт совсем в другую сторону.

* Лехтикуси: лиственная, дерево лиственница (фин.).

Трое подростков свернули с утопающей в закатных бликах улицы в тёмную подворотню дома.

- Хороший фильм! - горячо убеждал один из них, хотя двое других в этом не нуждались. - Мы должны быть все, как Гаврош. Каждый должен быть готов к подвигу, ради своей родины, ради товарищей.

Глухой двор-колодец тонул в сумерках. Окна светились жёлтым светом, разгоняя тени.

- Ты-то сам готов? - спросил другой подросток, пока третий, задрав голову, рассматривал нечто на верхних этажах.

- Я первый спросил. Ты, Валька, любишь громче всех говорить. А смог бы вот так, под пули пойти?

- Я?! Володька! - обратился возмущённый Валька к третьему и даже дёрнул товарища за рукав, отвлекая от разглядывания окон. - Что ты там увидел?

- Ничего... - Неопределённость ответа удивила друзей, но Володька Иверин не собирался объяснять. Да и как объяснишь? - Мне пора, - быстро добавил он и побежал к своему подъезду. - Завтра поговорим!

Он не слушал, что кричали ему вслед товарищи. Он хотел знать, почему на четвёртом этаже, там, где их коммуналка, светятся два угловых окна. Вовка сперва не поверил своим глазам, но он хорошо знал эти два окна большой комнаты, в которой ещё недавно жили дядя Вася и Родька. После их исчезновения и обыска на комнату навесили сургучную печать, ключи забрали. Кто там мог быть? Моментально промелькнувшая мысль, что Соколовы вернулись, также быстро погасла. На памяти Вовки, после обысков люди не возвращались. Подселили новых жильцов?

Он трижды позвонил. Мать время от времени отбирала у него ключи, чтобы не потерял. Особенно если он собирался на вечерний сеанс в кино. "Я всё равно не лягу спать, пока ты не вернёшься и не поужинаешь", - говорила она при этом.

- Наконец-то! - Люда Иверина распахнула тяжёлую створку перед сыном. - Обещал же после кино по улицам не болтаться!

- Я не болтался, - оправдался Вовка, проскальзывая мимо матери в коридор. - Мы просто пешком шли.

- Не надо, мам, - бросил Вовка. - Я что, барин? Холодный съем. А что, кого-то в комнату Соколовых подселили?

- С чего ты взял? - уставилась на него Людмила.

- Так, показалось, - буркнул он, снимая ботинки. - Обычно быстро вселяют.

- Так опечатанная и стоит, - с сожалением проговорила мать, забирая его куртку.

Вовка хотел пройти в дальний конец коридора, чтобы убедиться, что двери закрыты и свет ему померещился. Но он побоялся, что мать опять начнёт спрашивать. Придётся врать и выкручиваться. Вовка искренне считал, что женщину не следует пугать "привидениями", которые зажгли свет в опечатанном жилье. А в том, что он видел свет, Вовка не сомневался. Остановившись рядом со своей комнатой, он оглянулся в дальний конец. Там было темно, видимость загораживали развешанные по стенам корыта, покосившийся шкаф, недавно выставленный одним из соседей. Их необъятная коммуналка после исчезновения дяди Васи разом сделалась захламлённой. Будто люди ждали, чтобы энкэвэдэшник пропал - и тут же повытаскали в общий проход всё, обо что спотыкались в комнатах. Разглядеть, на месте ли сургуч, Вовка не смог бы. Вздохнув, он оставил попытки.

Глава четвёртая. Ночью всех кошек не пересчитаешь

(Полустанок Лехтикуси, Карелия)

- Удачи вам, товарищ! - напутствовал Соколова проводник, передавая книги и чемоданчик.

Вася оказался с чужими вещами, на деревянном настиле низкой пустой платформы. Больше на крошечном полустанке не сошёл никто. Поезд за спиной Соколова чихнул, по вагонам пробежала металлическая судорога - и состав тяжело двинулся с места.

Вокруг возвышался голый лес, из которого, как часовые, торчали верхушки редких ёлок. Напротив того места, где остановился Соколов, за платформой серела деревянная будка-избушка с надписью "Лехтикуси" над потрескавшейся дверью. И ни одной лиственницы на горизонте! Зато около избушки стояли двое мужиков: пожилой, в шляпе, расстёгнутом плаще и мешковатом костюме, и молодой, в кожанке и кепке. В конце платформы маячил станционный работник в форменной одежде.

Пожилой и молодой во все глаза смотрели на Соколова. Потом пожилой шагнул вперёд.

- Вы - Иванов? - спросил он издали, вытянув шею, словно не решался подойти.

Врать, что он не Иванов, было глупо. В кармане у Васи лежали документы убитого инженера.

- Да, - ответил он, тоже не спеша подходить.

Пожилой ринулся к нему, на ходу срывая шляпу.

- Товарищ Иванов! Ну наконец-то!

Он подскочил к Соколову, схватил за руку и принялся трясти с таким энтузиазмом, что Вася чуть книги не выронил из подмышки. Пожилой заметил и напустился на парня в кожанке:

- Что стоишь, как столб?! Возьми у товарища инженера вещи! Товарищ Иванов! А я, так сказать, решил лично приехать. Ну что вам попутки-то ловить? Как я рад! Как я рад! Машина тут, на дороге, идёмте скорее!

Парень вырвал из руки Соколова чемодан, подхватил связку книг и скрылся за избушкой.

- Машина? - повторил Вася, чтобы хоть как-то среагировать на бурную радость пожилого. - А вы кто?

Мужчина в плаще спохватился, полез в карман за документами.

- Курочкин я! Директор комбината Курочкин, Степан Валерьянович. А вы... Роман Валентинович, я прав?

- Правы, - вяло согласился Вася, всё ещё не зная, как ему реагировать. Слишком эмоционально его встречали. Чтобы сам начальник комбината прикатил за рядовым инженером... А может, этот очкарик и не рядовой инженер вовсе? "Что у них тут происходит?" - с тревогой подумал Соколов, чувствуя, что ввязывается в опасную историю.

Курочкин уже увлёк его с платформы за станционный домик. Там, на раскисшей от дождей дороге, стояла чёрная Эмка*. Шофёр уже запихивал в багажник чемодан и книги.

- Стой! - скомандовал Курочкин. - На сидение клади, нечего вещам товарища инженера по багажнику кататься!

- Да никуда не укатится... - начал шофёр, но директор его перебил.

- Митька! Делай, что говорю. Дмитрий это, шофёр мой, - запоздало представил он водителя. - Вечно спорит! Садитесь, товарищ Иванов! Дорога длинная.

Вася опомниться не успел, как оказался на заднем сидении автомобиля, рядом с солидным директором комбината. Машина тронулась с места и они покатили по разбитым колеям. "Не нравится мне всё это!" - подумал Соколов, но выпрыгивать из машины на ходу и кричать, что его встречающие обознались, не стал. А спросить прямо, что у них произошло - не решился. Теоретически, инженер Иванов должен это знать.

_____________________________

* Эмка - ГАЗ М-1. Самая массовая модель легкового автомобиля в конце 1930-х годов.

_____________________________

* * *

(Ленинград, дом на Верейской)

У Вовки не было фонарика, поэтому он взял с собой спички и свечной огарок. Этого не понадобилось. Как только он тронул дверь Соколовых, чтобы проверить, на месте ли печать, створка приоткрылась и чья-то рука задёрнула его внутрь. Подросток растерялся и даже не пикнул. Ему всё равно зажали рот, стиснули и поволокли вглубь помещения, за отодвинутый от стенки шкаф. Здесь пришмякнули спиной об стенку.

- Ты кто такой? - зашипел ему в лицо небритый тип. В комнате оказалась включена настольная лампа, а абажур завешан тряпкой, чтобы приглушить свет.

- Это вы кто такие? - возмутился Иверин.

- Тебя не касается, - оборвал его небритый. - Живёшь в этой квартире?

- Да кто вы такие?

Незнакомец ткнул подростка кулаком под дых. Несильно, но на некоторое время Иверин потерял возможность сопротивляться.

- Отдышался? - тихо спросил второй незнакомец, лица которого Иверин не мог разглядеть, но голос показался высоким для мужчины. - Отвечай на вопрос.

- Живу! - процедил Вовка.

- Цыц! Заткни его!

- Погоди, успеется, - остановил товарища небритый. - Соколова хорошо знаешь?

Вовка фыркнул.

- Кто его хорошо знает? Сосед, в НКВД служит. Служил... Да не знаю я!

- Тихо!

Вовка почувствовал, как в бок кольнуло. Он скосил глаза. У бока блестел металл лезвия. Иверина бросило в жар, в животе заворочалось. Он сглотнул.

- Так-то лучше, - тихо проговорил небритый. - Вспоминай: рукопись у него видел?

- Какую рукопись? - переспросил Вовка, хотя сразу подумал именно про ту, рукопись, которая лежала в тайнике его комнаты.

- С тетрадку величиной, в кожаном переплёте. - Второй бандит подошёл и наклонился к самому лицу подростка. - Внутри стихи, написанные от руки, анилиновыми чернилами. Ну? Видел такую?

"Зачем им рукопись дяди Васи?" - подумал Иверин и помотал головой.

- Не видел. Я и в комнату к ним пару раз всего заходил. А вы как сюда попали?

- Не твоё дело. Как попали, так и уйдём.

Он выпрямился. Перед лицом Вовки возникла небритая физиономия первого бандита. Лезвие ножа сверкнуло у самых глаз.

- Теперь слушай внимательно, - горячо зашептал небритый. - Ты нас не видел, мы ничего не спрашивали. Поднимешь шум - прирежем и тебя, и того, кто в коридор выскочит. Если кому расскажешь, что видел нас тут - ты труп. Мы знаем, где тебя найти. Понял?

- Да понял я, - буркнул Иверин. Он поверить не мог, что его собираются оставить в живых.

Но агрессивность незнакомцев на словах закончилась, не дойдя до дела. Наверное, они опасались, что прирезав Вовку, придётся прятать его труп - и всё равно начнётся расследование, милиция набежит...

Небритый толкнул подростка на стул и потушил свет. Вовка скорее почувствовал, чем увидел, как эти двое осторожно вышли из комнаты. Качнулась полоска лунного света на портьере, загораживающей двойной порог комнаты. Как незнакомцы открывали дверь и уходили, Вовка не слышал и не видел, двигались они тише кошек. Подросток сидел, не шевелясь и не зная, что ему предпринять. В голове крутились обрывки стихов из рукописи:

"Осколки старого мира - в печь!

Чтобы ни одного не осталось!

Сжечь!

Будьте бдительны, товарищи!

Не избежит горнила

Ни одно вражеское зерно!"...

Опомнившись, Иверин встал со стула. Нужно было уходить, пока никто из соседей не заметил, что в опечатанной комнате кто-то сидит. Выглянув в тёмный коридор, Вовка убедился, что в квартире тишина, вышел и плотно затворил двери. Как быть с печатью, он не знал. Но что-то он должен предпринять, иначе всем будет хуже, когда обнаружится, что кто-то забирался в комнату. Приклеить? А если всё равно заметят? Врать Вовка не хотел, но выход пришёл в голову сам.

Иверин прокрался по коридору и проверил входную дверь. Закрыта на два замка. Почему-то подростку показалось, что незнакомцев в квартире нет. Тогда он прошёл через кухню в закуток за кладовкой. Отсюда был ещё один выход, на чёрную лестницу. Он стоял заколоченный несколько последних лет. Вовка осторожно налёг на шершавую створку. Дверь подалась.

- Поня-а-тно, - протянул Вовка, плотно прикрыл дверь и вернулся в свою комнату. Мать крепко спала, она уставала на работе. Включив в своём углу свет, подросток нашёл среди тетрадок ту, на которую записал свой телефон Бессмертов. Потом выбрался в коридор и по памяти набрал несколько цифр.

- Это Владимир Иверин, - представился он. - Товарищ Бессмертов! К нам в квартиру, через чёрный ход, залезли грабители и они вскрыли комнату Соколовых. Они уже ушли.

- Никому больше не говори, - ответил ему знакомый голос после паузы. - Будь поблизости от двери. Я сейчас приеду. Звонить не буду, тихо постучу. Не засни.

- Я не засну, - пообещал Вовка.

* * *

Бессмертов приехал через полчаса. Вовке спать не давало воспоминание о пережитом страхе перед бандитами с ножом, но тихое постукивание он услышал не сразу.

- Задремал? - шёпотом спросил Бессмертов, заходя в квартиру.

- Задумался, - признался Вовка.

- Идём. Если кто проснётся - молчи, я сам придумаю, как объяснить свой ночной визит.

Иверин и не собирался перехватывать инициативу. Что он мог сказать соседям? "Знаете, я тут вспомнил пару деталей про дядю Васю и решил прямо среди ночи позвонить в НКВД"?

Они прокрались через весь коридор. Бессмертов вынул из кармана фонарик, осмотрел дверь и печать.

- Говоришь, через чёрный ход ушли? - спросил он.

- Я думаю, - ответил Вовка. - Там дверь всегда заколоченная была, а сейчас я потрогал - открыта. Даже щеколда откинута. То есть, была откинута, но я её на место накинул, чтобы снова не пришли.

Бессмертов потянул двери и кивнул Иверину, чтобы заходил внутрь. Второй раз за ночь Вовка оказывался "в гостях" у Соколовых, с незнакомым человеком.

- Что они могли искать? Они говорили? - спросил Бессмертов, безошибочно ориентируясь в тёмном помещении. Он был тут во время обыска и никогда не жаловался на зрительную память. Поэтому стол и лампу нашёл быстро. - Закрой дверь изнутри и проходи сюда.

Вовка выполнил его указание

- Ты ведь понимаешь, что кто-то из вашей коммуналки помог этим бандитам, - сказал ему Бессмертов, не дожидаясь, пока подросток ответит на первые два вопроса.

- Почему? - удивился Вовка, не сообразив.

- Потому. Кто расколотил чёрный ход, чтобы они сюда проникли? Аккуратно обыскивали, - добавил Бессмертов, бродя по комнате. - Планомерно и аккуратно. Сколько они тут могли пробыть?

- Часа три, - подсказал Вовка. - Я свет заметил, когда мы с ребятами с вечернего сеанса из кино возвращались.

- Герой! Почему сразу не позвонил?

Вовка пожал плечами.

- Подумал, что мне показалось, - оправдался он. - Потом не выдержал, решил проверить. Они меня внутрь сразу затащили и ножом угрожали. А искали... какую-то рукопись.

Ему очень не хотелось об этом говорить, но врать можно лишь до определённой степени. Достаточно того, что эта рукопись лежит в тайнике его комнаты.

- Рукопись, говоришь?

Бессмертов сел на диван. Информация ему не нравилась. Что за рукопись? Почему за ней охотятся? Ответы на вопросы надо требовать с Соколова. И если Василия Викторовича они упустили, то второй Соколов, Михаил Викторович, всё ещё оставался в их руках. Вот только состояние его оставляло желать лучшего. И действовать Бессмертову приходилось на свой страх и риск. Действовать - или бросить всё, как есть. Против Михаила Соколова достаточно улик и без мифической рукописи, которую никто в глаза не видел.

- Ладно, идём, - скомандовал Бессмертов.

Когда они вышли из комнаты, он сорвал печать, достал из карманов зажигалку, сургуч и оттиск и снова опечатал двери.

- Никому ничего не говори, - предупредил он.

- А чёрный ход? - спросил Вовка.

- Этой проблемой я сам займусь, - ответил Александр Авдеевич.

← Питерская поэма. Часть вторая. Три странные истории
Питерская поэма. Часть четвёртая. "Очевидное - невероятное" →

Наверх

М.В. Гуминенко. ПИТЕРСКАЯ ПОЭМА
Часть Третья
От судьбы не уйдёшь

Глава первая. Фильдеперсовы чулочки

Глава вторая. Чудеса случаются

Глава третья. Неотвратимы наши пути

Глава четвёртая. Ночью всех кошек не пересчитаешь

М.В. Гуминенко. ПИТЕРСКАЯ ПОЭМА Часть ТретьяОт судьбы не уйдёшь

Глава первая. Фильдеперсовы чулочки

Глава вторая. Чудеса случаются

Глава третья. Неотвратимы наши пути

Глава четвёртая. Ночью всех кошек не пересчитаешь

М.В. Гуминенко. ПИТЕРСКАЯ ПОЭМА
Часть Третья
От судьбы не уйдёшь