Глава тридцать четвёртая,
в которой повествуется об одном фотографе, который приехал в Городок, чтобы делать бизнес, но был возмущён местными порядками...

1 января 1866 года, позднее утро - день

Народу поздним утром первого января 1866 года на улицах было немного. То ли местные жители отсыпались после не в меру бурной ночи, то ли просто не спешили по делам, дожидаясь, когда Городок покинет отряд янки. Те как раз собирались понемногу напротив двухэтажного дома, приводили осёдланных лошадей. У большинства лица опухли от встречи нового года, бессонной ночи и усердного употребления виски. Обычно новый год, в отличие от Рождества, так бурно не отмечался, но солдаты воспользовались этим поводом и удалённостью начальства, и выпили всё, до чего дотянулись. Заспанный сержант недовольно оглядывал своё "воинство", с которым он собирался ловить банду Колбэрна. Последнего наверняка и след простыл, но и причины остаться в Городке "на подольше" тоже не было.

Солнце уже высоко поднялось в небо, когда одинокий фургон выехал на единственную улицу Городка. Фургоном управлял Даниэль Уайтинг - молодой человек лет тридцати, среднего роста, не брившийся по крайней мере неделю. Одежда его, широкополая шляпа и пальто темного цвета, были грязными от пыли.

Уайтинг внимательно рассматривал окрестные строения. Долгая дорога утомила его, ему хотелось спокойно отдохнуть в гостинице а потом немного повеселиться, зайти в салун, выпить стаканчик виски. Однако насущные дела не ждали - нужно было напоить лошадей а потом поговорить с местным мэром. Уайтинг не забывал, зачем он приехал в этот крохотный городок, а планы у него были грандиозные: "Я буду, наверное, первым фотографом, который запечатлеет в памяти потомков физиономии всех жителей этого мелкого городишки. Кто знает, может быть когда-нибудь я разбогатею и закончу со своей жизнью бродячего фотографа, построю себе дом, женюсь, наконец," - так примерно думал этот человек, внимательно рассматривая окрестности.

Выехав на площадь, Уайтинг заметил около большого двухэтажного дома отряд янки с опухшими лицами. "И здесь эти синепузые" - мелькнуло у него в голове. Уайтинг ненавидел янки еще со времен войны, но ему удавалось скрывать эту ненависть от окружающих. "Эти вроде куда-то спешат. Ну и черт с ними, пусть проваливают, тем лучше" - подумал он. Направив фургон к середине площади, Уайтинг остановил его около большой поилки и дал лошадям напиться воды. Заметив рядом с собой еще двух людей - фермера и ковбоя, он обратился к ним с речью:

- Приветствую вас, джентльмены. Может кто-нибудь из вас знает, как мне найти местного мэра?

Ковбой в мятой шляпе оглянулся на парня с фургоном и вынул изо рта самодельную папироску.

- Видишь тех типов в синих мундирах? - спросил он, усевшись на край каменной поилки. - Вот они как раз у дома мэра и стоят. А там ли сам мэр - кто его знает...

Фермер молча забрал своих волов и, косясь на Уайтинга, потянул их от колодца. Почему-то он предпочёл вообще в разговор не вступать. Тем более, что на вопрос уже ответил ковбой.

Янки наконец погрузились на коней и попытались выстроиться в более-менее правильную колонну. После чего потянулись по маленькой боковой улочке, которая улочкой в общем-то не являлась, скорее проходом между невысокой оградой дома мэра и каким-то невзрачного вида сараем, притулившемся на краю площади и подходящим дальним концом прямо к стене гостиницы. Сержант коснулся пальцами шляпы, салютовав стоявшему по другую сторону ограды человеку, после чего неспешной рысью двинулся вслед за своим воинством.

- Вон у того типа спроси, - посоветовал ковбой Уайтингу, указывая кончиком повода на человека за оградой. - Это помощник мэра. Уж он-то знает, где сейчас мэр.

Помощник мэра тоже курил, привалившись локтем на верхнюю перекладину ограды. И вообще, вёл себя как человек, которому решительно некуда спешить. Даже издали было понятно, что он частью одет в форму янки, а частью - в гражданскую одежду. На нём был синий китель, военная фуражка (довольно мятая), серая рубашка и коричневые домотканые штаны, подпоясанные ремнём. Кобура с револьвером у него висела на другом ремне, низко, "по-ковбойски", и на столько косо, что нижний конец пришлось привязать к ноге дополнительной верёвочкой, почти что под коленом, от чего штанина явно великоватых брюк торчала "пузырём". Человек не спеша рассматривал площадь и фургон мистера Уайтинга, но с места не двигался.

- Спасибо, приятель, - поблагодарил Уайтинг ковбоя и повернулся в указанном направлении.

Внимательно оглядев помощника мэра с головы до ног, Уайтинг сделал соответствующий вывод: "Этот тоже янки, он скорее всего недавно демобилизовался из армии. Куда я попал? Да здесь янки больше чем горожан." Разговаривать с северянином Уайтингу не хотелось, но чтобы получить разрешение на фотосъемку это нужно было сделать, и поэтому он смело двинулся в сторону ограды, около которой расположился помощник мэра. Уайтинг шел неторопливой походкой, слегка прихрамывая на левую ногу. Подойдя поближе к помощнику, он произнес:

- Здравствуйте, мистер мэр! - На последнем слове Уайтинг сделал особое ударение, ему хотелось немного польстить самолюбию помощника. - По профессии я фотограф и хотел бы сделать фотографии всех горожан, если, конечно они сами пожелают. Надеюсь, в вашем городе нет законов, препятствующих этому?

Нат (а это, естественно, был он) с неподдельным интересом разглядывал парня в запылённом чёрном пальто. По мнению Ганна, ковбой у корыта не стал бы вводить чужака в заблуждение и называть его мэром. Стало быть, парень сам это выдумал. Вот только зачем? Издевается, или подлизывается? Ухмыльнувшись, Нат вынул изо рта папироску и сплюнул себе под ноги.

- Я не "мистер мэр", мистер фотограф, - ласково проговорил он. - Я - только его помощник, Натанаэль Ганн. Думаю, сэр, что именно это вам сказал вон тот парень в шляпе.

Оттолкнувшись от забора, Нат выпрямился, отбросил окурок и шагнул к калитке. Выйдя на улицу, он остановился напротив фотографа, сунул руки в карманы своих широких брюк, откинув назад полы линялого и затёртого кителя и оглядел фотографа слегка печальным взглядом.

На самом деле, особых причин печалиться у Ната не было. Если не считать того, что он не спал ночь, карауля в салуне, как бы не передрались упившиеся по случаю праздника солдаты из Ньютона. Пару раз даже пришлось применять силу и давать отдельным, особо пьяным личностям, в морду. Но в целом, Нат решил не доводить дело до разборок и Декрета о драках. Зачем? Никого из местных янки не поколотили, потому что местные предпочли держаться от салуна, забитого солдатами оккупационной армии, на почтительном расстоянии. Поэтому Нат наводил порядок сам. Теперь, правда, у него чесались костяшки правой руки. Ободрал слегка, наводя порядок. Но это тоже не было причиной для печали. Просто несколько месяцев назад Нат здорово пил и некоторая припухлость верхних век, так и оставшаяся в наследство от этого питейного периода, придавала его пристальному взгляду оттенок печали.

- Может быть, соизволите сказать своё имя, сэр? - поинтересовался Нат. - В мою обязанность входит учитывать всех, кто приезжает в наш городок, - пояснил он.

Уайтинг понял, что его попытка польстить местному начальству потерпела неудачу. "А этот янки похоже не дурак, - подумал он. - Ну что же, если этот человек хочет знакомства, давай познакомимся."

- Меня зовут Даниэль Уайтинг - с гордостью проговорил молодой фотограф. - А вас, сэр?

Нат озадаченно почесал затылок, сдвинув своё мятое кепи на самый лоб. "Глухой, что ли? - подумал он про себя, вспоминая, что только что представился, в начале разговора. - Или контуженный?"

Шагнув ближе, Нат честно попытался исправить ситуацию.

- Я - Натанаэль Ганн! - прокричал он как можно громче, красноречиво тыча самому себе пальцем в грудь, чтобы если фотограф снова не расслышит, то он хотя бы понял, что Нат представился. При чём уже второй раз. - Мистер Уайтинг! - Нат чуть снизил тон. - Как вы с клиентами разговариваете, если ничего не слышите?

И он усмехнулся полуиронично-полусочувственно.

Уайтинг все прекрасно слышал. В душе он смеялся. "Пусть эта местная шишка с опухшим лицом думает что я глуховатый недотепа, - размышлял он, глядя на ухмылявшегося янки. - Тогда и вопросов у него ко мне будет меньше, да и свободы действий в этом городке мне дадут больше. Сейчас на Юге янки творят что хотят, не понравиться этому Ганну моя физиономия, махом вздернет и предлог соответствующий найдет. А так я всего лишь простак, чудаковатый фотограф. Чаще всего к таким людям относятся снисходительно". Этот фокус с властями янки он вытворял не раз, путешествуя по различным штатам. Сбоев не было ни разу.

Сделав невозмутимое и серьезное лицо, Уайтинг закричал как можно громче:

- Спасибо что говорите громко, мистер Ганн! Дорога в ваш город была длинная и тяжелая. Похоже мои уши не выдержали постоянного скрипа колес фургона, так что в последнее время я стал хуже слышать. Думаю, если мне немного отдохнуть с дороги, все придет в норму. Надеюсь, это не приведет к какому-либо недоразумению между нами. Могу ли я, после того как отдохну, начать фотографировать горожан?

"Так я тебе и поверил", - подумал Нат, улыбнувшись ещё шире, так что стало заметно, что у него отсутствует один из боковых зубов в верхней челюсти. Этот мистер Уайтинг явно издевался, причём непонятно с какой целью. Нат не сомневался, что парень отлично слышит. С ковбоем же тихо разговаривал, не орал на всю площадь. Да и вопрос Ната, когда тот спросил имя приезжего, прекрасно услышал. Странный тип. Не то, чтобы Нат не любил таких чудаков, но всё-таки относился к ним без особого восторга.

- Хотел бы я знать, кого вы тут станете фотографировать, - сказал Нат спокойным тоном, не собираясь больше драть глотку. И так на них прохожие оглядывались. - У фермеров денег нет, да и горожане вряд ли такие уж богатые, чтобы тратиться на всякую чепуху. Но попробуйте. Только не шутите больше, - посоветовал он. - Я - человек спокойный, можно даже сказать, мирный. Но не все такие, как я. С чувством юмора сейчас у многих нелады.

Оправдываться перед янки и заверять его в том, что он не шутил, Уайтингу не хотелось, поэтому он сделал вид, что не расслышал последние слова Ганна.

- Был рад знакомству с вами, мистер Ганн! - сказал Уайтинг, но обычным голосом и с широкой улыбкой на лице.

Затем он развернулся и неторопливо направился к фургону, который стоял у поилки в центре площади.

Нат посчитал, что этот фотограф слишком наглеет. Наверняка, с ним будут проблемы.

- Куда вы так спешите, сэр? - поинтересовался он, ничуть не стесняясь лично направиться вслед за Уайтингом. - А заплатить пошлину за разрешение работать? И вообще, я ещё не записал вас в учётную книгу и не установил доподлинно, приносили ли вы клятву верности Союзу. - Нат ходил вроде бы вальяжно, но когда надо, ухитрялся передвигаться очень быстро, поэтому он легко обогнал Уайтинга. - Оставьте в покое ваших кляч, пусть себе пьют на здоровье. Вода у нас пока ещё бесплатная, на ваше счастье, - добавил он. - А вот вам самому лучше не торопиться.

Он круто повернул и остановился прямо на пути фотографа, глядя на него сверху вниз. Уайтинг был немного выше, но Нат всегда сохранял идеальную осанку и выправку и держал голову приподнятой, из-за чего ухитрялся смотреть свысока, даже на тех, кто был порядком выше него ростом.

Уайтинг абсолютно не ожидал такого поворота событий. Этот Ганн вел себя совершенно не так, как он хотел. "Да ты наглец, мистер, - со злостью подумал фотограф про себя. - Почему ты ко мне прицепился? Деньги с меня вымогать вздумал, мерзавец. Какое тебе дело до моих политических взглядов, я же не воевать в этот город приехал?"

От осознания того, что этому янки придется теперь регулярно отдавать часть честно заработанных денег, Уайтингу стало не по себе. С какой радостью он застрелил бы этого Ганна прямо тут, на месте. Однако Уайтинг прекрасно понимал, что он не в том положении, чтобы спорить с местным начальством. Улыбка на лице Уайтинга моментально исчезла, его лицо приняло серьезное и деловое выражение.

- Я не хотел вас обидеть, сэр! - проговорил он, тщательно подбирая слова. - Прошу простить мое незнание местных порядков. Если того требует закон, я готов занести свое имя в учетную книгу и заплатить необходимые налоги. Что касается верности Союзу, то война кончилась, мистер Ганн. Теперь люди должны думать о будущем, а не о прошлом. У меня нет никакого желания устраивать мятежи против правительства, я всего лишь простой фотограф.

Нат не любил издеваться над людьми. Обычно если даже он цеплялся к приезжим - то быстро отставал, убедившись, что люди готовы вести себя разумно. Но почему-то ему не понравился этот Уайтинг. Может быть, виной была бессонная ночь и нервотрёпка, связанная с пребыванием в Городке отряда солдат из Ньютона, а может, в самом фотографе было что-то такое, что дразнило Ната и не давало угомониться.

- Всё это так, сэр, - улыбнувшись во всю ширь, подтвердил бывший сержант. - И я ни в коей мере не подозреваю, что вы прибыли в Городок, чтобы устраивать мятежи против правительства. Более того, меня радует, что вы готовы соблюдать все заведённые порядки. Я, правда, не знаю, чем наши порядки отличаются от порядков в любом другом населённом пункте, чтобы вы их не знали. - Не дожидаясь ответа собеседника, Нат продолжил тем же доброжелательным тоном: - Наверняка вам должно быть известно, что наш глубокоуважаемый президент, мистер Джонсон, ещё 25 мая 1865-го года, то есть примерно через месяц после капитуляции, издал прокламацию, по которой все южане должны принести присягу Союзу. А ещё, может быть вам неизвестно, что не далее, как в декабре того же 65-го, вот совсем недавно, Конгресс отклонил предложение уважаемого президента Джонсона принять бывшие конфедеративные штаты обратно в состав Союза. Это означает, что война-то закончилась, но мы с вами сейчас находимся на оккупированной территории. Здесь командуют военные, а они не любят, когда кто-то отказывается ответить на вопрос: принёс ли он Железную Клятву. В иных местах вы письма с почты не получите, если не присягнёте.

Нату было плевать на "Железную Клятву", как иногда называли присягу Союзу. Он считал, что каждый человек сам решает, кому и в чём ему клясться. Нат просто цеплялся. Он производил впечатление грубого солдафона, который должен думать только о выпивке и о том, как бы содрать с кого-нибудь три шкуры. Но на самом деле, в Городке он был самым осведомлённым человеком после Росса Фланнагана. Он держался в курсе всех политических событий в стране, общался с бывшими сослуживцами, получал почту на имя Фланнагана (в том числе и телеграммы с директивами), не пропускал ни одной газеты. Поэтому знал наперечёт все постановления, решения президента, возражения Улисса Гранта, командующего Югом, и тому подобное. И легко пускал свои знания в дело.

- Так вы поклялись быть верным Союзу? - повторил свой вопрос Нат.

Уайтинга начинал активно раздражать этот человек. Нельзя сказать чтобы он ненавидел всех янки подряд, так как считал, что даже среди северян встречаются порядочные люди. Однако этот парень с опухшим лицом явно к ним не относился. По мере того, как фотограф слушал длинную речь мистера Ганна, лицо у него начинало краснеть от гнева.

- Послушайте теперь вы меня, мистер Ганн, - произнес он как можно спокойнее. - Я служил почти три года в рядах славной Северовирджинской армии. Там я ел то, что теперь даже свиньи не стали бы есть, следы моих босых ног оставляли свои отпечатки на полях сражений от Виргинии до Пенсильвании. От той войны в воспоминание у меня осталось вот это, - фотограф выразительно похлопал рукой по своей левой ноге. - Неужели вы думаете, что я еще не навоевался? Поймите, единственное что я сейчас хочу, это просто спокойно выполнять свою работу. Если вам так важна эта клятва, я готов ее принести хоть сейчас.

Вот теперь Нат действительно обиделся. Он не любил, когда трогают его патриотические чувства. А подобные чувства у Ната Ганна были. Пусть своеобразные, но вполне объяснимые. И задевать себя в этой области Нат не позволял ни юнионистам, ни конфедератам.

- Сэр! Я рад, что вы положительно относитесь к вопросу о клятве. Но вот насчёт всего остального... - Нат шагнул ближе и перестал улыбаться. - Я в армии прослужил почти 20 лет, и только и делал, что воевал за эту страну ещё до того, как она поделилась на север и юг. И шрамов от ран у меня на теле больше, чем у вас пальцев, и жрать приходилось такое, что вам в кошмаре не приснится, а то и вовсе с голоду подыхать. Так что примите бесплатный совет: рассказывайте о своих подвигах где-нибудь в другом месте. - Он чуть отступил и повернулся боком. - Если угодно закончить с этим разговором - идите за мной. Вопросами клятвы мэр Городка, мистер Фланнаган, занимается лично.

Нат выходил из себя редко. Даже сейчас его вспышка была скорее лёгким возмущением, чем настоящей злостью. В противном случае, он сразу пустил бы в ход кулаки. Но трогать хромого калеку, тем более, коли тот сам указывает на своё увечье, ему не хотелось.

Фотограф кипел от злости. "Что это ты ко мне пристал, мистер янки? - размышлял он про себя. - Что это я тебе плохого сделал? Разве я развязал эту войну? Зачем тебе сдалась эта чертова клятва? Да ты, парень, просто решил меня унизить и оскорбить". Оскорблений в свой адрес Уайтинг не терпел, так как обладал остро развитым чувством собственного достоинства. Даже находясь, во время войны, в плену у янки, он возмущался не столько гнилой еде или плохим условиям содержания, сколько насмешкам охранников. Теперь, наблюдая за тем, как его хотят унизить, Уайтинг твердо решил, что когда-нибудь напомнит этому Ганну кто на Юге является настоящим хозяином, а кто - наглым захватчиком.

- Давайте пойдем к мистеру Фланнагану, я рад буду с ним поговорить. - ответил Уайтинг.

Какие чувства обуревают фотографа, Нат мог только предполагать. Одно мог сказать с уверенностью: большой любовью к нему Уайтинг точно не воспылал. Впрочем, помощника мэра это интересовало мало. Он уже высказался, вернулся обратно в благодушное настроение и даже улыбнулся своему собеседнику.

- Хорошо, сэр, - сказал он. - Идёмте. Я вас провожу. Мистер Фланнаган сейчас должен быть у себя.

Повернувшись, Нат не спеша двинулся в сторону той самой калитки, из которой недавно вышел. На этот раз он не стал торопиться, учитывая, что приезжий прихрамывает, и не собираясь его зря напрягать. Раз уж человек жалуется на ногу - зачем над ним издеваться?

Настроение у Ната уже изменилось. Пришла лёгкая грусть, и виной тому было собственное упоминание давно прошедших событий. Обычно скрытный, Нат легко высказывал вслух те факты из своего послужного списка, которые потенциально были известны многим. Поэтому ни слова неправды Уайтингу не сказал. Нат действительно ещё в "щенячьем" 19-летнем возрасте воевал под командованием генерала Тейлора с мексиканцами. Более того, волею случая (и ранения) в конце Мексиканской войны отделился на время от своего Пятого полка инфантерии и принимал участие в окончательном разгроме печально известного "батальона св. Патрика" - ирландских дезертиров и предателей, которых мексиканцы завлекли к себе на службу обещаниями хорошего жалования и земли. Потом, после Мексиканской войны, Нат воевал с индейцами, много раз рисковал жизнью, из его тела извлекали индейские стрелы и дротики. Он отдавал армии всего себя, потому что видел в этом смысл. Если бы не скверный характер, Нат получил бы офицерское звание ещё тогда, за свои военные заслуги и подвиги. Но сейчас это не имело значение. Сейчас он ни о чём не сожалел. Всё осталось в прошлом.

Собственная откровенность, которую Нат допустил в разговоре с Уайтингом, поневоле вернула его мыслями в то время, когда враг был именно врагом, а не твоим же соотечественником, оказавшимся по другую сторону окопов. Ко времени, когда одна часть американцев не оккупировала территорию другой части американцев. Но нужно было заниматься насущными делами, и Нат отставил воспоминания в сторону.

Из окна спальни Фланнаган увидел, как Нат провожает какого-то прихрамывающего парня в чёрной одежде через палисадник к дому. То, что мэр пребывал в спальне - вовсе не означало, что он только что проснулся. В спальне у Фланнагана стоял сейф, в котором помимо бумаг, хранилась некоторая наличность на случай необходимости, чтобы не нужно было ездить в банк, в Ньютон, по поводу каждой непредвиденной траты. Заперев сейф и спрятав ключ в карман серой шёлковой жилетки, Фланнанан вышел на галерею и направился к лестнице, ведущей на первый этаж, в просторный холл.

Нат и парень в чёрном как раз поднялись на широкое крыльцо и вошли в дом, когда Фланнаган спускался им навстречу по лестнице. Огромный холл, занимающий большую часть первого этажа дома, вполне заменял собой гостиную. Можно было бы сказать об этом помещении, что оно несёт на себе отпечаток ненавязчивой роскоши: огромный ковёр на полу, камин, пара кресел, маленький диванчик в углу, столик на резных ножках, серебряная керосиновая лампа со стеклянным абажуром, рога оленей вместо вешалок для шляп. Если бы не две картины на противоположных стенах, явно писаные неумелым, но очень решительным художником, в нынешнем хозяине дома можно бы было признать вкус эстета, не загромождающего своё жилище ненужными предметами, но умеющего подбирать нужные.

Лестница на второй этаж, с полированными перилами, была застелена пёстрой ковровой дорожкой. Фланнаган остановился примерно на середине, поправляя носком сапога загнувшийся край и размышляя о том, не стоит ли выбросить эту самую дорожку вовсе. Потемневшее дерево лестницы само по себе выглядело вполне прилично. Если миссис Маршалл как-нибудь ещё заглянет в его дом, наверное, лучше, если на лестнице не будет лежать эта разноцветная длинная полоса. Хотя вряд ли женщина вообще обратит внимания на такие детали, как дорожки на лестницах. У неё своих забот достаточно.

- Что случилось, мистер Ганн? - негромко спросил мэр, едва Нат и Уайтинг вошли. В доме было тихо, поэтому голос мэра прекрасно был слышен на весь холл.

- Это мистер Даниэль Уайтинг. - Нат посторонился, чтобы не загораживать фотографа. - Он приехал в наш Городок, чтобы сфотографировать жителей. И ещё сказал, что если есть необходимость в принесении присяги Союзу - он готов это сделать. Мистер Уайтинг! Это - мэр, мистер Росс Фланнаган.

Фланнаган с интересом посмотрел на Уайтинга, после чего спустился наконец с лестницы и подошёл. Выглядел он как обычно: серые брюки, сапоги, рубашка с подвёрнутыми (по-домашнему) рукавами, шёлковая жилетка. Светлые волосы тщательно зачёсаны назад. Безжизненная левая рука покоится на кожаной перевязи.

- Так вы фотограф? - переспросил мэр. - Что же, это интересно. И на что вы рассчитываете в нашем захолустье?

Нат заговорил о присяге, что несколько удивило мэра. Но Фланнаган сохранил на лице спокойное и доброжелательное выражение. Он не показывал свои чувства, тем более, удивление. Обычно Нат заговаривал о клятве, когда ему чем-либо не нравился приезжий. На первый взгляд в незнакомом парне, одетом во всё чёрное, не было ничего необычного или отталкивающего, и Фланнаган не стал пока делать никаких выводов.

Фотограф подумал: "Возможно этот человек будет вести себя гораздо порядочнее, чем наглец Ганн. Кто знает?"

- Приветствую вас, сэр! - заговорил Уайтинг, придав своему лицу самое дружелюбное выражение. - Я приехал в ваш город чтобы фотографировать всех, кто этого захочет. Будущее за развитием техники и науки. Не так давно художники рисовали портреты только некоторых людей, а теперь, благодаря техническому прогрессу, практически каждый желающий может запечатлеть свое лицо для истории, и для своих потомков. Конечно, этот город не велик, и жителей в нем не так уж и много, однако эти люди, без сомнения, заслуживают того, чтобы сделать свои фотографические портреты. Поэтому я и пришел сюда, сэр, чтобы просить вашего личного разрешения на проведение фотосъемок.

Уайтинг замолчал и вопросительно посмотрел на мэра.

Фланнаган мало интересовался новшествами прогресса, не имеющими непосредственного отношения к какому-нибудь из его личных дел. Например, когда-то, когда у его отца была прядильная фабрика, он очень усиленно изучал технологию обработка хлопкового сырья. Но фабрика прекратила своё существование к началу войны Севера и Юга, а вместе с нею пропал и интерес Фланнагана к обработке хлопка. Фотография как таковая Фланнагану была неинтересна. С точки зрения мэра Городка, на ней нельзя было много заработать. Но мистер Уайтинг так необычно преподнёс свою рекламу, присовокупив прогресс, историю и потомков, что всё-таки возбудил некоторое любопытство. Конечно, сюда нужно было добавить странную рекомендацию Ната, заявившего, что якобы этот фотограф сам желает принести клятву верности Союзу.

- Знаете, мистер Уайтинг, - прямо сказал мэр. - Вы заинтересовали меня своей фотографией. Безусловно, я не против того, чтобы вы кого-то здесь фотографировали, но мне бы было интересно узнать от вас некоторые подробности. Присаживайтесь. - Он указал на одно из кресел (оно стояло возле камина, в котором не далее, как этой новогодней ночью Бегунок и Люси грели свой суп), после чего сам шагнул к другому креслу и сел, аккуратно поддержав покалеченную левую руку. - Нат! Будь любезен, поднимись в мой кабинет и принеси нам с мистером Уайтингом чего-нибудь выпить, - сказал мэр своему помощнику. - И ещё, Нат! Если будешь вырывать листки из моего блокнота - делай это аккуратнее. - Фланнаган дождался, чтобы отставной сержант ушёл вверх по лестнице, после чего посмотрел на фотографа и спросил, не меняя доброжелательного тона: - Вы что, успели поссориться с мистером Ганном?

Уайтинг с улыбкой ответил:

- Вы правы, сэр. Похоже, что моя скромная персона чем-то не понравилась мистеру Ганну. Почему так произошло, я понятия не имею. Думаю, это просто небольшое недоразумение, не более того.

Произнося последние слова фотограф представил себе, как свернет когда-нибудь Натанаэлю Ганну шею.

* * *

Пока Уайтинг сидел в холле мэрского дома и беседовал с Фланнаганом, фермер с волами уехал от поилок и его медлительная повозка маячила теперь где-то в конце улицы. Ковбой тоже исчез, а фургон самого Уайтинга претерпел некоторые изменения. Собственно, с самой повозкой метаморфоз не произошло, но вот с лошадьми... Их почему-то не было, и конец дышла сиротливо лежал на краю поилки. Более того, даже если оглядеться вокруг себя, нигде не было никаких признаков пары, что привезла в Городок мистера Уайтинга.

Фотограф не ведал, что произошло, так что покидал дом мэра в отличном настроении. Поводов для радости было сразу несколько. С него никто не стал вымогать деньги за работу в городе, его не заставили приносить Железную клятву, ему даже не пришлось записать свое имя в учетную книгу. Фланнаган почему-то решил со всем этим повременить. Даже на мистера Ганна, который отправился проводить фотографа, Уайтинг перестал обижаться.

Однако, выйдя на улицу и обнаружив пропажу лошадей, он тут же пришел в ярость. Его лицо сразу стало красным как помидор, голос перешел на визг.

- Украли! - закричал фотограф в бессильной злобе. - Мои лошади. Они пропали. Что мне делать, мистер Ганн? Что делать?

- Ловить конокрада, - хладнокровно ответил Нат, повернулся и крикнул часовому у двери: - Скажи Стоуну, чтобы седлал коней! Моего, своего и вороного. Живо! - Часовой рысью умчался за угол дома. - Надеюсь, вы умеете ездить верхом, сэр?

Уайтинга очень обрадовал ответ Ганна и его предложение помощи в поимке вора.

- Разумеется, я умею ездить верхом, мистер Ганн! - закричал он. - Я сделаю все, чтобы вернуть моих лошадей!

Как раз в тот момент, когда мистер Уайтинг обнаружил, что лишился тягловой силы, из двери гостиницы вышел высокий молодой человек в длинном, жёлто-коричневом пальто. Заслышав крики, он огляделся, откинул со лба русые пряди волос и прихлопнул сверху конфедератской кавалерийской шляпой.

Элмар Сайбер (это был он) собирался пойти, наконец, к мэру Городка, но вопли о краже привлекли его внимание. К тому же, рядом с кричавшим человеком Эл разглядел мистера Натанаэля Ганна. Решив, что большой беды не будет, если он вмешается, Элмар спустился с крыльца гостиницы и быстро пошёл через площадь, навстречу Нату и мистеру Уайтингу. Всё равно ему нужно было осведомиться у помощника мэра, где сейчас Фланнаган.

Шляпа была единственным предметом в гардеробе Элмара, указывающим на то, что он совсем недавно был солдатом разгромленной Конфедерации. Всё остальное - серые брюки, кожаные чапсы, светло-коричневая вельветовая безрукавка - делали его больше похожим на ковбоя, чем на капитана разведчиков. Расстёгнутые полы пальто от движения разлетались, открывая взору рукоятки двух револьверов в кобурах на широком поясе из тиснёной кожи.

- Могу я чем-то помочь? - спросил Элмар ещё издали, быстро сопоставив вопли о краже лошадей с распряжённым фургоном у поилки.

До того, как попасть в 8-й Техасский Кавалерийский полк, именуемый Рейнджерам Терри, Элмар Сайбер был просто техасским рейнджером, поэтому расследование конокрадства или какого-то иного преступления воспринимал как своё личное дело.

Уайтинг с удивлением смотрел на только что подошедшего к ним человека. Вновь прибывший предлагал свою помощь, и фотограф был не против ею воспользоваться.

- Не знаю кто вы, сэр, - произнес Уайтинг громким голосом (взять себя в руки и хотя бы прекратить орать ему никак не удавалось), - но я буду весьма благодарен вам, если вы поможете мне вернуть своих лошадей. Какой-то негодяй только что их украл, хорошо хоть фургон оставил на месте!

- Думаю, если бы конокрад угнал весь ваш фургон, мы бы быстрее его догнали. Моё имя - Элмар Сайбер, - представился Эл. - Мистер Ганн! Полагаю, вы не будете возражать против следопыта? Думаю, лошадей повели вот туда. - Он указал на улицу в северном направлении.

Следопытом Элмар был неплохим, к тому же лошадей свели только что. Не зря же Элмар гонялся за скотокрадами и конокрадами, как индейскими и мексиканскими, так и американскими. Он надеялся, что выследить угонщика будет нетрудно.

Нат пару секунд созерцал неожиданного помощника, но пришёл к выводу, что так даже лучше. Пока гоняются за вором - успеют поближе познакомиться. Интересно же, откуда на ферме Эйбби взялся ещё один красавчик-конфедерат.

- Ладно, мистер Сайбер, - согласился помощник мэра. - Я не возражаю против вашей помощи, уж коли хозяин лошадей согласен.

Стоун уже тащил из-за угла дома трёх осёдланных лошадей. Изящный белый жеребец Ната, сознавая, что момент ответственный, даже не пытался возмутиться чужой руке. Нат поспешил забрать коня и оглянулся.

- Берите этого вороного, мистер Уайтинг. Мистер Сайбер! Где ваша лошадь?

- На платной конюшне, сэр, - отозвался Элмар, улыбаясь.

Он не рассчитывал, что придётся спешно куда-то ехать, а внутри Городка расстояния были не настолько большие, чтобы их нельзя было проходить пешком. Но почему-то Элмару казалось, что Ганн решит эту проблему и свою лошадь можно приберечь. И он был прав.

- Стоун! Отдай лошадь мистеру Сайберу, - распорядился Ганн, ни на секунду не задумавшись. - Ты остаёшься. Если мистер Фланаган спросит - я поехал ловить конокрада, который угнал лошадей фотографа.

Он лёгким движением запрыгнул в седло. Стоун посторонился, ожидая, что белый жеребец по привычке сорвётся с места вскачь, но Нат изменил что-то неуловимо в своей посадке - и конь заплясал на месте, понимая, что сегодня не тот случай, чтобы мчаться без команды сломя голову.

Нат ждал, когда фотограф и рейнджер сядут в сёдла. Особенно рейнджер, раз уж он взял на себя обязанности следопыта.

- Мистер Уайтинг! У вас есть оружие? - на всякий случай спросил Нат.

- С собой нет, сэр! - ответил Уайтинг, и покраснел. Ему стало очень стыдно. - Всё моё оружие осталось в фургоне.

За три последних года фотограф редко ездил верхом, мешала боль в левой ноге. Собственно говоря, при поездке на лошади сама нога не болела, однако, чтобы залезть в седло и покинуть его, приходилось испытать некоторые мучения. Так что реплика Ната застала фотографа на самом интересном месте, когда он почти вскарабкался в седло, и теперь он беспомощно оглядывался, не зная, как ему быть.

Пару секунд Нат смотрел на Уайтинга с нескрываемым любопытством. Но потом хмыкнул, решив не озвучивать всё, что пришло ему в голову.

- Так заберите его оттуда! - посоветовал он. - Может, на то, чем вы делаете фотографии, никто и не польстится, но оружие уж точно приберут. Если уже не прибрали. Стоун! - Нат повернулся к своему подчинённому, а белый жеребец под ним почувствовал, что отъезд затягивается, и перестал приплясывать. - Присмотри за повозкой мистера фотографа, пока нас не будет. - Тут Ната осенило, и он крикнул часовому у двери: - Джойс! Ты не видел, кто забрал лошадей вот от того фургона?

Часовому было боязно признаться, что как раз, пока Фланнаган и Нат разговаривали в холле с мистером Уайтингом, он отбегал за угол дома по своим надобностям. На то, кто там отпрягает лошадей в центре площади, он вообще не обратил бы внимания, потому, что не разглядывал, кто именно их хозяин. Но, по словам парня в конфедератской шляпе, конокрад должен был проехать по улице, почти что на виду у всего дома Фланнагана, а следовательно и у часового. Джойс просто не мог этого не заметить. Поэтому он замялся и ответил неопределённо:

- Нет, сэр! Я не видел, чтобы кто-то проезжал.

Нат наконец разозлился не на шутку.

- Р-разгильдяй! - рявкнул он часовому, вовремя припомнив словечко, которое часто слышал в свой адрес от армейского начальства. - Потом поговорим! Быстрее, мистер Уайтинг! Или мы уедем без вас.

Уайтинг, вспугнутый его окриком, повернул лошадь и галопом преодолел пару десятков метров, которые отделяли его от фургона, слез и заглянул внутрь. Оружие - кобура с револьвером Кольт и винтовка системы Спенсера, оказались на месте. Прицепив кобуру на пояс и закинув винтовку себе за спину, фотограф опять залез на лошадь и с той же скоростью вернулся к тому месту, где находились Ганн и Сайбер.

- Все в порядке, джентльмены! - проговорил Уайтинг радостным голосом. - Вор не взял моего оружия. Теперь, думаю, самое время отправляться в погоню.

- Рад за вас, сэр, - буркнул Нат. - Мистер Сайбер! Ведите!

Нат толкнул коня шенкелями, и тот моментально сорвался с места, казалось, чудом не выбросив всадника из седла. Впрочем, никакого чуда в этом не было. Нат сидел на лошади лучше любого кавалериста. Даром что прослужил 20 лет в пехоте. Его крепкие ноги с развитыми ляжками будто специально были созданы на то, чтобы цепко удерживать своего обладателя на лошадиной спине. Придержав рвущегося в бой жеребца, Натанаэль Ганн всё-таки пропустил вперёд рейнджера.

Элмар уже был свидетелем того, как ездит чокнутый сержант на своём чокнутом коне. Так что он не удивился.

- Спасибо, сэр! - крикнул он, прикоснувшись к шляпе - и вырвался вперёд. В городе можно было бы не задерживаться, потому что конокрад мог проехать только по этой улице, главной и единственной. И всё-таки Эл внимательно оглядывался в проулки между домами. Вдруг окажется, что какой-нибудь ловкач тут же где-то и спрятался. Но следы вели дальше.

Когда всадники выехали за город, следы можно было читать хоть на полном скаку. Конокрад ехал прямо по дороге, не особенно торопился и тащил двух лошадей в поводу. Элмар не стал озадачивать сержанта или мистера Уайтинга, а просто поехал вперёд. Кони у мэра явно были отборные и хорошо кормленные. О белом жеребце мистера Ганна лучше было вообще промолчать. Этот зверь, наверное, только на полном скаку и чувствовал себя в своей стихии. Всадник тоже вызывал некоторую зависть. Многие кавалеристы в начале войны ездили верхом гораздо хуже, чем этот бывший пехотинец. Если, конечно, Ганн был пехотинцем. Мало ли, какие остатки формы на нём сейчас надеты.

Промчавшись мили две, не меньше, всадники вынеслись из-за излучины реки и увидели впереди себя, в каких-нибудь двухстах ярдах, отряд янки. Элмар придержал лошадь, прикидывая, что никем кроме людей сержанта Оуэна, с которым он столкнулся накануне в Городке, этот отряд быть не может.

- Неужели нашего конокрада уже перехватили? - сказал он с удивлением.

Позади отряда трусил какой-то солдатик, таща в поводу двух лошадей мистера Даниэля Уайтинга.

- Это мои лошади! - тут же заорал фотограф. - Нужно их вернуть!

В надежде, что спутники последуют за ним, он с максимальной скоростью рванул вперед. Приблизившись к отряду солдат, Уайтинг рассмотрел среди них человека с сержантскими нашивками. Решив, что тот является начальником отряда, фотограф обратился к нему.

- Приветствую вас, сержант! Меня зовут Даниэль Уайтинг и сегодня я приехал в Городок в фургоне, запряженном вон теми лошадьми. - Фотограф показал рукой на двух своих лошадей. - Однако, пока я был занят знакомством с Натанаэлем Ганном и мэром Фланнаганом, какой-то вор украл моих коней. - Уайтинг сделал паузу, чтобы вытереть пот с лица, но потом продолжил. - И вот теперь, сэр, я вижу в вашем отряде этих самых лошадей. Не знаю, как они к вам попали, но я бы хотел вернуть их обратно, а так же наказать конокрада, если вы что-либо знаете о нем.

- Сержант Оуэн, - представился вместо ответа командир отряда.

Он остановил своих людей, как только заметил, что за ними гонятся какие-то всадники. По счастью, мистера Ганна на белом коне признали издали, иначе, наверное, повыхватывали бы оружие на всякий случай. Всё-таки поиски бандитов располагали к самой серьёзной обстановке. Вдруг эта троица собирается напасть на солдат Союза?

Нат подскакал следом за фотографом, но, к сожалению, не успел вмешаться в разговор и взять на себя инициативу. Поэтому, слушая речь Уайтинга, только хмыкнул и похлопал своего жеребца по крутой шее, чтобы успокоить после быстрой скачки.

- О каком конокраде вы говорите? - продолжал между тем сержант Оуэн. - Эти лошади были конфискованы на нужды армии. Мы преследуем бандитов, так что извините, мистер Уайтинг, но вопрос с вашими лошадьми вам лучше всего решить в Ньютоне. Обратитесь к коменданту, вам выплатят компенсацию.

Оуэн грозно сверкнул глазами на того парня, который тащил лошадей фотографа. Когда он сказал, что отряду не помешали бы две вьючных лошади и послал рядового, чтобы тот вернулся в Городок и попросил в конюшне мэра двух каких-нибудь кляч, он вовсе не подразумевал, что нужно отпрягать первую же попавшуюся на глаза пару, на виду у всего города. Но что сделано - то сделано. И сейчас сержант не собирался признаваться в том, что солдат поступил не совсем по приказу.

- Сержант! Может, тебя устроят какие-нибудь другие лошади? - миролюбиво предложил Нат.

- Нам некогда возвращаться в Городок, мистер Ганн, - отрезал Оуэн. - Пусть мистер Уайтинг едет в Ньютон и там разбирается.

До Ньютона от этой точки было часов семь-восемь пути, но это обстоятельство ничуть не смущало бравого сержанта.

Элмар Сайбер помалкивал. Только поглядывал на фотографа. Всё-таки это было его лошади.

Услышав ответ сержанта, Уайтинг чуть не задохнулся от возмущения. Лицо его, бывшее до этого красным, приобрело фиолетовый оттенок. Оказалось, что его ограбили те самые янки, которых он видел утром, и вместо того, чтобы принести свои извинения, их командир сейчас наглым образом заявлял, что грабеж, оказывается, был законным! "Да я сейчас должен отдыхать с комфортом в гостинице, а не просить у этого ворюги вернуть моих же лошадей" - мелькнуло в голове у фотографа.

Уайтинг воображал, что обладает железной выдержкой, но в этот раз он не смог сдержать своих чувств. Его правая рука моментально легла на рукоятку револьвера.

- Сержант! - закричал Уайтинг во все горло. - По какому праву вы конфисковали моих лошадей?! Сейчас не действуют законы военного времени, а если вы собрались преследовать бандитов, то нужно было подумать о лошадях заранее! - От сильного напряжения в горле у фотографа запершило, и он продолжил более тихим голосом: - Да вы хоть понимаете, что Ньютон расположен далеко отсюда, и чтобы попасть туда, мне придется купить за свои деньги еще одну лошадь? Да вы хоть понимаете, что я потеряю из-за вашей халатности целые сутки на дорогу туда и обратно, а мое время стоит денег? Даже если мне заплатят некоторую сумму в Ньютоне, все равно я не возмещу всех своих расходов. Вы все это понимаете?!

В тот момент, когда Уйатинг опустил руку, ближайшие к нему кавалеристы развернулись, выхватывая карабины. Так что когда фотограф наконец замолчал и огляделся, на него уже смотрело несколько стволов.

- Это что, бунт? - вкрадчиво спросил сержант Оуэн, невольно подаваясь назад, и его рука тоже опустилась к оружию.

Речь фотографа просвистела мимо ушей Оуэна, не произведя никакого впечатления, но Элмар моментально оказался рядом, обеими руками высоко держа повод, чтобы уж точно было видно, что хвататься за револьверы он не намерен.

- Уберите руку с оружия, - быстро подсказал Эл фотографу.

Рейнджер уже пожалел, что не вмешался раньше. Он просто диву давался: либо Уайтинг донельзя смелый человек, либо свалился с луны и ничего не понимает. Мало того, что он орёт на сержанта, когда янки запросто могут бросить в тюрьму любого бывшего конфедерата, приписав ему бунт, или нападение на солдат Союза, так он ещё забывает, что схватиться за оружие - верный способ спровоцировать этих кавалеристов, чтобы они расстреляли тебя на месте!

- Сержант! - Элмар попытался сгладить впечатление, пустив в дело своё умение вести переговоры. - Мистер Уайтинг очень расстроен. Он только приехал в Техас и не ожидал, что сразу же лишится единственного своего средства передвижения.

Вид направленных на него карабинов всё-таки вернул Уайтинга к реальности. Теперь он и сам был не рад, что поддался секундному порыву.

- Хорошо! - воскликнул фотограф, подняв для большей убедительности руки вверх. - Я уступаю грабежу и военному произволу. Можете забирать моих лошадей, написав, разумеется, расписку в их получении. Однако не думайте, что я оставлю это просто так. Вашему начальству, сержант Оуэн, будет надлежайшим образом доложено о том произволе, который вы здесь творите.

Сержант Оуэн просто остолбенел. А потом уголки его губ поползли вверх вместе с усами и он засмеялся. Некоторые солдаты тоже. Постепенно весёлость стала переходить во всеобщий ржач, при чём даже Нат не удержался от улыбки. "Надеюсь, этого парня примут за сумасшедшего", - подумал про себя Сайбер, и почему-то даже не улыбнулся.

- Да, полковник Лемминг будет рад вашему докладу, сэр! - заявил Нат, подъезжая и оттесняя лошадь фотографа своим великолепным жеребцом. - Сержант! Отдай ты ему лошадей. Не видишь что ли, человек ничего не понимает!

- Ага! А если ни один конфедерат ничего понимать не будет? - возразил Оуэн, всё ещё не просмеявшись. - Может, нам его вздуть слегка? Тогда он хоть запомнит, как разговаривать с армией Соединённых Штатов, - предположил он, чем почему-то вызвал дополнительный взрыв хохота. - Ему неплохо бы было усвоить хорошие манеры.

Нат снял кепи, почесал макушку, задумчиво ухмыльнулся, и надел головной убор обратно на голову. В предложении Оуэна, конечно, был свой соблазн. Но фотограф пока ещё не сделал ничего такого, за что его следовало бы бить. Не желая быть несправедливым, Нат возразил:

- Он и так понимает. И, наверное, даже готов извиниться. Не так ли, мистер Уайтинг? - Он повернулся к фотографу и проговорил тихо: - Я думаю, тебе лучше вести себя разумно.

Элмар на всякий случай подъехал ближе. Он разделял мнение сержанта Ганна о том, что Даниэль Уайтинг не заслуживает битья, но решил уступить место действия Ганну. Тот поступал разумно и неагрессивно, так что Эл уже начал понемногу его уважать. Помощник мэра вполне мог справиться с ситуацией, если фотограф не начнёт сильно доводить солдат.

Элмар ненавидел "синепузых" за их наглость, но знал, что сейчас они победители и сила на их стороне. Южанам приходилось либо учиться жить в новых условиях, либо погибать. Умереть, или нарваться на избиение из-за пары лошадей, Элмар не считал подвигом. Хотя понимал, что если всё-таки солдаты кинутся на фотографа, ему ничего другого не останется, как вмешаться и... получить своё. Что поделаешь! Оставить соотечественника на растерзание янки он тоже не мог. Хотелось надеяться на дипломатичность мистера Натанаэля Ганна.

Уайтинг наконец-то понял, что дело в текущий момент принимало для него чрезвычайно плохой оборот. Своей речью об уступке лошадей он надеялся успокоить янки, а получилось совсем иначе. Конечно, правда была на его стороне, однако с помощью одной только правды не будешь воевать против целого отряда прекрасно вооруженных солдат.

- Сержант Оуэн! - Уайтинг сменил тон на более дружелюбный и перестал кричать. На его лице даже появилось некоторое подобие улыбки. - Я совершенно не хотел вас оскорбить, а если так получилось, то прошу за это прощение. - В этот момент фотографа посетила новая мысль, которую он моментально выложил вслух: - Если я правильно все понимаю, армия в текущий момент нуждается в двух лошадях. Мы с мистером Сайбером как раз приехали сюда на двух лошадях, любезно одолжив их в конюшне мэра Фланнагана. Лошади эти принадлежат правительству, следовательно и армии Соединенных Штатов. Если мы с мистером Сайбером пересядем на моих собственных лошадей, которых вы, сержант Оуэн, конфисковали, то армия получит двух и так принадлежащих ей скакунов. Что вы на это скажите, мистер Оуэн?

Тут уже Нат не удержался и захохотал, колотя себя кулаком по ляжке, а белый жеребец, которому всегда передавалось настроение хозяина, подпрыгнул и крутанулся на месте, готовясь нестись куда-нибудь сломя голову.

- Тихо, Мальчик! - прикрикнул на него Нат, сжав колени и подбирая повод. - Мне нравится этот парень! Мистер Уайтинг! Вынужден вас огорчить, это личные лошади мэра, мистера Фланагана, так что распоряжаться ими вам всё-таки не стоит.

Оуэн тоже посмеивался. Лошади были не настолько сильно нужны, чтобы из-за них ссориться с мэром Городка. Сержант решил захватить лишнюю парочку на всякий случай, вдруг удастся подстрелить ещё кого-то из бандитов и их нужно будет на чём-то везти. Он мог обойтись и без дополнительных лошадей. Но препираться с Ганном было куда интереснее, чем гоняться за бандой и подставляться под пули. Так почему бы не продолжить?

- А что, мистер Нат? - переспросил сержант весело. - Я ведь и хотел одолжить пару коней у мистера Фланнагана. Может, так и сделаем? А вы уж там как-нибудь сами разберётесь.

Нат успокоил наконец жеребца и облокотился на рожок седла, весело поглядывая то на Оуэна, то на фотографа.

- Есть другой вариант, сэр, - предложил он. - Вы возвращаете лошадей мистеру Уайтингу, а он вас потом, когда вы вернётесь из своего рейда, сфотографирует по льготной цене. Скажем... Сколько вы берёте за свои художества, мистер фотограф? - спросил он у Уайтинга.

Сержант Оуэн перестал ржать. Видимо, такая идея ему в голову не приходила. Но он явно заинтересовался.

- Да разве дело в деньгах, сэр? - ответил Уайтинг миролюбивым тоном и улыбнулся. - Сегодня я слишком переволновался, наговорил много лишнего мистеру Оуэну и огорчил его. Думаю, будет справедливо, если я сфотографирую его совершенно бесплатно, а он, в качестве жеста уважения ко мне, вернет моих лошадей.

Уайтинг был рад, что мистер Ганн предложил такую идею. Сфотографировать кого-то бесплатно для фотографа не составляло особой проблемы, а вот найти сильных и выносливых лошадей было гораздо труднее.

Элмар наконец-то улыбнулся. Ему показалось забавным, как быстро мистер Уайтинг меняет настроение. "Стоило так орать?" - подумал он про себя.

Похоже было, что проблема готова разрешиться. Нат даже не стал больше вмешиваться, потому что у Оуэна глаза загорелись. Идея пришлась ему по вкусу. А резкая смена настроения мистера Уайтинга позабавила не только Сайбера, но и сержанта. Он даже возгордился и подумал: "Вот так с ними и надо, этими южанами. Чтобы не воображали из себя сильно смелых и не раззявливали пасть на солдат Союза..."

- Хорошо, мистер, - согласился он после некоторых раздумий. - Я, пожалуй, пойду вам навстречу, приму ваши извинения и верну лошадей. И заеду к вам, раз уж вы обещаете сделать для меня фотографию. Но впредь советую не спорить с военной властью. - Он назидательно поднял палец, а потом приказал: - Рядовой Бриджес! Верните лошадей мистеру фотографу.

Нат подумал, что этому странному фотографу очень повезло. Попадись он не сержанту Оуэну, а кому-нибудь покатегоричнее, вроде лейтенанта Майкла Такера (который тоже служил в гарнизоне Ньютона), он бы так легко не отделался.

- Едем в Городок, - скомандовал Нат, поворачивая Мальчика в обратную сторону.

* * *

Народу в салуне было немного. За дальним столиком, в своём обычном углу, обедало трое служащих Фланнагана. Чуть ближе, недалеко от барной стойки, сидело два ковбоя, заехавшие в Городок по делам. Ещё один тип торчал у барной стойки, он вчера перепил, проспал до обеда, и теперь был сильно озабочен тем, чтобы опохмелиться.

Обихаживать заезжего фотографа взялась Люси. Он пообещал её сфотографировать и теперь Люси старательно о нём заботилась.

- Располагайтесь, сэр, - предложила она, тут же водружая поднос на один из столиков.

Девушка принесла яичницу с неизменным беконом и какие-то овощи, которые щедро полила кукурузным маслом. Кофе и неизменные лепёшки в салуне можно было получить почти всегда, так что они тоже присутствовали на подносе.

- Жаль, что сейчас зима, - посетовала Люси, расставляя еду и попутно показав язык мрачноватому парню, подающему ей знаки от стола, за которым сидели люди мэра.

Парень разочарованно скривился и вернулся к остальным. Если Люси была не в настроении бездельничать и развлекать завтракающих служащих Фланнагана своей болтовнёй, бесполезно было тратить время и пытаться её зазвать. В какой-то мере девушка была в салуне на привилегированном положении. Мэр никогда не требовал с неё, чтобы она много зарабатывала и торчала дни и ночи с клиентами наверху. Ему хотелось, чтобы мисс Уэлс помимо прочего украшала собой его заведение. От случая к случаю, Люси выполняла и другую работу. Она ухаживала за ранеными людьми мэра, иногда стояла за стойкой бара, когда Бен был занят чем-то другим. В общем, у неё были основания считать себя чем-то большим, чем просто салунная проститутка. А ещё она бесконечно лояльно относилась к мужчинам. Чем многих располагала к себе.

- Если бы было лето, наверняка можно бы было купить зелени, - продолжала Люси. - Может, вы хотите, чтобы я принесла вам пиво? - спросила она у Уайтинга.

- Спасибо за столь изысканное гостеприимство, - ответил Уайтинг, садясь за стол, - однако я лучше выпью чашку кофе.

Фотограф был весьма рад такому внимательному к себе отношению со стороны девушки. Порадовало Уайтинга и содержимое подноса. Удобно расположившись за столом, фотограф пребывал в весьма благодушном настроении.

- Вы приготовили превосходный завтрак, мисс Уэлс, - произнес Уайтинг улыбаясь, - Может быть вы присядете рядом и составите мне компанию?

Люси тут же опустилась на свободный стул.

- Конечно, сэр! - согласилась она, мило улыбаясь. - Правда, я уже завтракала. Но я посижу с вами, если вы хотите.

В голове у Люси крутилась тысяча вопросов, но она не хотела мешать мистеру Уайтингу есть. Поэтому подождала немного, просто сидя за столом и любуясь тем, как фотограф утоляет свой голод. Но потом всё-таки спросила, сопроводив свои слова всё той же милой улыбкой:

- Скажите, мистер Уайтинг, а почему вы не живёте в большом городе? Я слышала, что там у людей много денег и они любят всякие развлечения. А здесь у нас - дыра дырой. Конечно, это из-за войны. - Люси понимала, что много болтает, но ей не терпелось высказать, что она думает о последних событиях. Ведь саму Люси привела в Городок именно война. - Вот когда-нибудь и здесь будет большой город. Так говорит мистер Фланнаган, наш мэр. А вы были когда-нибудь в большом городе?

Уайтинг с аппетитом кушал яичницу, и время от времени поглядывал на мисс Уэлс. Он не удивился вопросам девушки, так как в маленьких городках его часто спрашивали о подобных вещах.

- Я бывал во время войны в Ричмонде, а после её окончания посетил некоторые города Юга, - ответил Уайтинг и сделал изрядный глоток кофе. - Большинство из них сейчас лежат в развалинах, их жители очень обеднели, так что желающих фотографироваться там не так уж и много. К тому же, в любом крупном городе полно своих местных фотографов, везде конкуренция. Вот мне и приходится, - Уайтинг с сожалением развёл руками, - ездить по таким городкам как этот, чтобы заработать себе на пропитание. Если я задержусь на одном месте надолго, клиенты очень быстро закончатся, - фотограф взял с подноса лепёшку и спросил. - А вы, мисс Уэлс, давно приехали в этот город?

Люси задумалась и принялась загибать пальчики, кивая сама себе. Потом посмотрела на фотографа.

- Уже почти три месяца, - сообщила она. - Меня мистер Фланнаган привёз. Я до этого была в Мейконе. Ну, там народу-то побольше, чем здесь. Ужасное место. - Люси вздохнула. - Мистер Фланнаган там с Натом проездом были. Чем-то я понравилась мистеру Фланнагану, и он пригласил меня ехать с собой. Сказал, что хочет купить салун и что у меня будет тихое местечко и хорошая охрана. Не обманул, - похвасталась девушка. - Здесь вообще довольно спокойно. Конечно, пока солдаты не приезжают. Но солдат-то сейчас везде полно. А это правда, что у вас чуть лошадей не конфисковали? - спросила Люси с сочувственным интересом.

Она дожидалась, пока Уайтинг поест, в надежде, что может быть, ему захочется чего-нибудь ещё "на сладкое". И тогда можно будет улизнуть из-под пристального внимания Моллигана. Парень не то, чтобы вечно был озабочен, но опять сидел без денег и клянчил отпустить услуги в кредит. Люси ничего не имела против Моллигана, но ей было интереснее с фотографом, потому что он недавно приехал и от него можно было узнать что-нибудь новое и интересное.

Уайтинг продолжал есть, и количество еды в его тарелке быстро сокращалось.

- Это не совсем так, - ответил фотограф, старательно пережёвывая остатки яичницы. - Солдаты пытались их конфисковать, по после моей убедительной просьбы вернули их мне обратно. Что поделаешь, - Уайтинг показательно вздохнул, - иногда я умею убеждать людей в своей правоте, - фотограф допил кофе и вопросительно посмотрел на девушку. - Скажите, мисс Уэлс, а сколько стоят ваши услуги?

Люси скромно потупилась и покрутила пальчиком на краю стола.

- Вообще-то два доллара, сэр, - призналась она. - Но вы могли бы внести это в счёт того, что пообещали мне сделать фотографию.

Она посмотрела на фотографа. Люси вообще смотрела на мужчин с каким-то внутренним восторгом. Она любила противоположный пол, даже если некоторых его представителей опасалась и сторонилась. Все мужчины для неё прежде всего были сильными существами. От многих зависело её собственное благополучие. Некоторым она особенно симпатизировала и даже слегка, по-женски покровительствовала. Так что и на мистера Уайтинга она сейчас смотрела почти влюблёнными глазами. Он ведь был такой интересный, и занимался тем, что делал для других людей их же изображения. В технике изготовления фотографии Люси ничего не смыслила и это казалось ей таинственным, едва ли не волшебным.

Уайтинг закончил есть. Самочувствие у него было превосходное, услугами проституток он не пользовался уже довольно давно, и поэтому сейчас его потянуло на развлечения.

- За каждую фотографию я беру три доллара. Получается, что один доллар вы будете мне должны. - Фотограф усмехнулся и отодвинул от себя пустую тарелку. - Сегодня до обеда я буду занят, однако потом вы можете прийти ко мне в номер, и я вас сфотографирую. - Уайтинг посмотрел на мисс Уэлс похотливым взглядом и спросил. - Полагаю, теперь самое время пойти к вам?

Люси была без понятия, дорого это или дёшево - три доллара за фотографию. Поэтому фотограф смело мог сказать "десять", а потом в течение пяти дней бесплатно пользоваться услугами проститутки. Будь здесь кто-нибудь вроде Ната - непременно прошёлся бы по скупости мистера Уайтинга, который даже доллар не хотел уступить девушке. Но Ната рядом не было, а Люси условия вполне устроили. Она живо поднялась, поправила платье и жестом пригласила фотографа идти за собой.

Практический весь второй этаж над салуном был в распоряжении Люси. Иногда здесь селились постояльцы, но в основном народ предпочитал гостиницу. Люди Фланнагана ночевали в казарме, а повар и бармен имели по комнате на первом этаже, за кухней. Так что единственная комната, которой не могла воспользоваться Люси, была контора Фланнагана - небольшой угловой кабинетик, в котором мэр вёл дела, касающиеся его салуна. Кроме этого помещения здесь было ещё четыре комнаты. В одной девушка устроила свои личные апартаменты с мебелью и небольшим гардеробом, во второй принимала клиентов, а третья и четвёртая оставались на тот случай, если нужно уложить спать кого-нибудь из "своих", если перепьётся и окажется не в состоянии добраться до казармы.

Когда у Люси ночевал Нат, он нагло заваливался в её личную комнату, а вовсе не в ту, в которой проститутка оказывала услуги. Ната Люси терпела, тем более что он был помощником хозяина. К тому же, мисс Уэлс испытывала к отставному сержанту двойственные чувства. Она часто утверждала, что терпеть его не может, но он нравился ей. Он был сильным, надёжным, часто приносил ей в подарок всякие безделушки, до которых Люси была сама не своя. Он защищал её и если оставался на всю ночь - вёл себя как огромный ласковый кот, в лапах которого было так удобно и покойно засыпать, и который мог забавляться в равной степени тем, что щекотать её, или тем, чтобы спорить с ней о каком-нибудь пустяке. Люси хотелось, чтобы он в ней нуждался, пыталась найти в Нате какие-то слабые стороны. Но не находила, и это её досадовало. Она понимала, что ничем не может "зацепить" этого странного парня. Он приходит, как и положено коту, только тогда, когда сам этого хотел. Конечно, Люси нравился и Стив Берри, но тот был в понимании Люси мальчишкой, которому девушка слегка покровительствовала. Да, Берри принадлежал ей, целиком и полностью. Она сочувствовала ему и даже любила. Но Нат...

Впрочем, сейчас Люси отважно вела к себе совершенно незнакомого ей Даниэля Уайтинга и мысли её были заняты именно этим конкретным мужчиной. В её "приёмной" комнате была настоящая удобная кровать, с настоящим матрасом, набитым конским волосом. И ещё здесь было максимально чисто. Настолько чисто, насколько вообще можно было добиться чистоты с комнаты, в которую заваливают самые разные мужчины. Впрочем, мисс Уэлс уже пришла в голову одна идея, и она сказала Уайтингу:

- Это, конечно, общая комната. Но если хотите, я могу принять вас в своей. Будет всего на доллар дороже.

И она лукаво улыбнулась.

Уайтинг чуть было не засмеялся, но вовремя сдержал свои чувства и только широко улыбнулся. Ему понравилось то, как мисс Уэлс может умело использовать ситуацию в свою пользу чтобы торговаться и не платить лишние деньги.

- Давайте пойдём в вашу комнату, - ответил фотограф и брезгливо посмотрел на кровать с матрасом. - Я согласен добавить ещё один доллар. Впрочем, если у вас, мисс Уэлс, имеются особые наценки на свои услуги, вы лучше сразу о них скажите. А то вдруг окажется, что в вашей комнате за пользование кроватью придётся доплачивать, либо нужно будет платить, чтобы закрыть в комнате дверь?

Уайтинг не выдержал и добродушно рассмеялся. Люси тоже засмеялась. Она любила, когда мужчины шутят.

- О нет, сэр! Ровно три доллара - и никаких наценок!

Она схватила фотографа за руку и увлекла за собой в соседнее помещение. И старательно закрыла двери изнутри на крепкую защёлку, которую в самом начале прибил Нат. Собственно, ни у одной салунной шлюхи, наверное, не было такой роскоши, как отдельная комната для жилья. Но Нат позволил ей это. Не столько Фланнаган, которого мало интересовало, как именно Люси осуществляет свои услуги и кому, а именно Нат. Наверное, ему тоже не понравилось бы, если бы девушка принимала его в той же комнате, что и остальных.

В комнате Люси было чисто, имелась относительно просторная кровать, и вообще всё, что полагается иметь в комнате, вплоть до зеркала.

- Проходите, мистер Уйтинг, - предложила девушка, развязывая чепчик и скидывая его с головы.

Под чепчиком была вполне аккуратная причёска, которую Люси пока не стала распускать. Кто знает, может быть мистеру Уайтингу нравятся причёсанные шлюхи.

- Можете не распускать волосы, - заметил Уайтинг, осматривая обстановку в комнате. - Главное, одежду снять не забудьте.

Закончив осмотр помещения и решив, что оно вполне чистое и уютное, фотограф сел на край кровати и стал неторопливо раздеваться.

- Совсем? - уточнила Люси, присаживаясь рядом и развязывая завязки на платье. - Может мне помочь вам? - предложила она тут же.

Люси была девушкой доброй и непосредственной. Не то, чтобы её кто угодно мог уговорить на что угодно, но если уж она бралась ухаживать за каким-нибудь мужчиной, она старалась делать это по полной программе. Поэтому тут же начала помогать фотографу расстёгивать пуговицы на рубашке.

- Вы были ранены на войне? - спросила она между делом, и чуть коснулась пальцами его ноги.

Уайтинг мягко отстранил руку девушки.

- Спасибо за помощь, - проговорил он твердым тоном, - однако я сам в состоянии снять с себя одежду.

Упоминание мисс Уэлс про войну в этот "пикантный" момент не слишком понравилось фотографу, так как его мысли были заняты совсем другими вопросами. Тем не менее, будучи человеком вежливым, он счёл нужным ответить на вопрос девушки.

- Да, я был на войне, - признался фотограф, но по тону голоса чувствовалось, что он не хочет об этом говорить. - Эту рану я получил под Геттисбергом. Впрочем, давайте не будем отвлекаться и займёмся тем делом, ради которого мы сюда пришли. Поговорить о войне можно и потом.

Люси не видела ничего дурного в том, чтобы болтать без умолку в любой момент своей жизни. Тем более, что кроме разговоров о войне на свете существовала масса других тем. Девушка начала раздеваться, но рта не закрыла.

- А некоторые мужчины любят, когда им помогают. Ну, конечно, не все. Вот например есть у нас тут один парень... - Она наконец расправилась с верхней частью платья и принялась развязывать юбку. - Так он не любит, когда его кто-то трогает. Уж не знаю, почему. Только я к нему и сама не стала бы прикасаться лишний раз. Вот вы, к примеру, одеваетесь ну почти как джентльмен! А ведь путешествуете, ездите туда-сюда со своим фургоном. Может быть, если бы вы поехали на Север, вы бы нашли себе кучу клиентов с деньгами, а не ругались бы в нашем захолустье с солдатами, наверняка приняли бы как джентльмена. Тем более, что северяне любят тех, кто умеет зарабатывать. Это я слышала от одного парня, другого.

Она справилась и с юбкой. Но поскольку фотограф так и не ответил на её вопрос, раздеваться ли ей совсем, Люси на этом пока и остановилась.

Пока девушка говорила, Уайтинг продолжал снимать с себя одежду, и скоро остался в одном нижнем белье. Болтовня мисс Уэлс была ему не интересна, поэтому он не обращал на неё ни малейшего внимания.

- Раздевайтесь полностью, мисс Уэлс, - потребовал фотограф, заметив что девушка не торопиться этого делать. - Когда закончите, извольте лечь в постель.

Люси знала, что большинство мужчин предпочитали заниматься делом, когда приходили к ней. И хотя она сама не против была поболтать, но смирилась, разделась и залезла в постель. И даже прекратила на время свои разговоры. Хотя и подумала про себя, что в следующий раз не поведёт мистера Уайтинга в свою личную комнату. Пусть довольствуется тем же, что и все, если хочет вести себя... как большинство.

Уайтинг не стал терять времени даром. Он снял с себя нижнее бельё и последовал за девушкой в постель.

И тут в коридоре раздались громкие шаги и голоса. Кто-то ломанулся в соседнюю дверь, но поскольку там никого не было - перешли к следующей. То есть, к комнате Люси.

- Эй! Люси! - заорал некто мужским голосом, и попытался открыть двери. - Заперто! Надо же!

Защёлка на двери оказалась недостаточно прочной, поэтому когда пришельцы навалились на неё - вылетела, и двери распахнулись настежь. В комнату ввалился какой-то пьяный тип в армейской форме и упал на четвереньки. За ним следом, едва удержавшись на ногах, ввалилось ещё двое парней. Громко чертыхаясь, двое подхватили третьего под руки и рывком поставили на ноги.

- Люси! Что ту у тебя происходит?! - явно недоумевая на открывшуюся картину, заявил бородатый тип (это его только что поднимали с пола). - Ты что тут делаешь у нашей Люси?! - Это уже был вопрос к Уайтингу. - Ну-ка вылезай оттуда!..

И пьяные люди мэра, пошатываясь и поддерживая друг друга, окружили кровать, намереваясь видимо вытащить из неё чужака.

Солдаты ворвались в комнату мисс Уэлс настолько внезапно, что Уайтинг на секунду потерял дар речи от удивления. Он слышал голоса и шум за дверью, однако понадеялся на крепость запора и совершенно не предполагал, что кто-нибудь может вот так запросто проникнуть в комнату. В следующую секунду это удивление сменилось крайней степенью возмущения, смешанного с желанием вышвырнуть непрошенных гостей вон. Однако, быстро оценив обстановку, фотограф пришёл к выводу, что он, будучи ещё и голым, не сможет справиться с тремя незнакомцами. Поэтому Уайтинг решил пойти путём мирных переговоров.

- Джентльмены, пожалуйста успокойтесь, - предложил Уайтинг дружелюбным голосом и даже выдавил из себя улыбку. - Я нахожусь в гостях у этой леди с её собственного согласия и разрешения. Если у вас есть какие-либо возражения, я готов их выслушать, только дайте мне сперва возможность надеть одежду.

Фотограф сел на край кровати и начал быстро натягивать нижнее бельё.

Люси поначалу ничего не сказала, потому что на некоторое время обомлела от такой наглости "гвардейцев". Сперва у неё мелькнула мысль: "Как они успели к обеду напиться до невменяемости?!", но девушка тут же вспомнила, что в салун заходили те самые солдаты, которые утром сделали попытку конфисковать лошадей фотографа, и наверняка люди Фланнагана хорошо выпили с ними "за встречу".

Раньше никто не рисковал врываться к ней в её личную комнату! Как только к девушке вернулся дар речи, она громко выразила своё возмущение:

- Это что ещё такое?! - поднявшись в сидячее положение и прикрываясь простынёй, она просто кипела негодованием, какого нельзя было предположить в этой доброй девушке. - Немедленно выметайтесь из моей комнаты!

Бородач сообразил, что они малость перегнули палку, но тут же отговорился:

- Мы слышали, что тут у вас творится! - заявил он громогласно, и двое его приятелей тут же закивали, хотя ровным счётом ничего не слышали. - Почему Люси визжала, как поросёнок? Что ты тут с ней делал?

Подступив к Уайтингу, Бородач МакКуин сделал попытку ухватить того за плечо. Правда, схватить человека за голое плечо (да ещё с перепою, когда руки не слушаются) гораздо сложнее, чем за одежду, поэтому пальцы Бородача соскользнули.

По правде сказать, визжал действительно поросёнок, и МакКуин даже вспомнил в этот момент, что сосед собирался с утра резать кабанчика на заднем дворе салуна. Но отступать не хотелось, поэтому МакКуин сделал вид, что ничего такого не вспомнил. Тем более, что защищать Люси было прямой обязанностью людей Ната, а сам Нат, как на грех, отсутствовал.

Уайтинг успел натянуть до пояса нижнее бельё, когда Бородач попытался схватить его за плечо. Эту попытку фотограф расценил как нападение и моментально среагировал, хотя и не хотел драки. Вскочив с кровати, Уайтинг нанёс Бородачу сильный удар в челюсть.

Одежда фотографа вместе с оружием лежали на стуле рядом с кроватью. Поэтому Уайтингу в следующую секунду не стоило особого труда выхватить из кобуры револьвер и наставить его на пьяных пришельцев.

- Пошли вон отсюда! - закричал Уайтинг во всё горло. - Вон, подонки!

Бородач не успел среагировать, потому что был пьян, поэтому свалился, нокаутированный метким ударом. Двое его приятелей тут же отступили в сторону двери, но для того, чтобы уйти, им было явно недостаточно стимула.

- По безоружным стрелять будешь? - поинтересовался один. - Это ты зря. Это теперь ты напал на законную власть.

- Да, напал, - согласился другой. - И теперь тебя арестуют по закону. За драку. А револьвер лучше убери. Скажи ему, Люси!

- Да, скажи, - потребовал первый. - Теперь его выдерут, или пусть он выкладывает пятьсот долларов. А мы сейчас кликнем остальных, чтобы посмотрели, что он тут натворил, этот чёртов южанин!

И оба без промедления вывалились в двери наружу, с грохотом последовав в сторону лестницы и оставив нокаутированного Бородача валяться на полу в комнате. Побежали жаловаться.

Люси не успела среагировать на действия фотографа, потому что была ещё не в курсе его любви хвататься за оружие. Зато теперь она вскочила, накинув на себя пеньюар, и кинулась к Бородачу.

- Энди, что с тобой? Ну ты с ума сошёл! - напустилась она на Уайтинга. - Ведь действительно сейчас шуму будет больше, чем дела! Я бы их сама выставила. Не мог потерпеть две минуты? Горе ты моё!

Она потрясла Бородача и принялась хлопать его по щекам, надеясь привести в чувство.

- Одна надежда, что Энди придёт в себя и мы его отсюда вытолкаем, - заявила она. - Ну неужели всем мужчинам непременно нужно сразу лезть в драку и хвататься за револьверы?!

Теперь, вспомнив про Декрет, о котором его успел предупредить мистер Ганн, Уайтинг пылал от возмущения. Этот Бородач попытался первым его ударить (именно так фотограф воспринял попытку схватить его за плечо). Исходя из элементарных правил самозащиты следовало нанести ответный удар, что фотограф чисто автоматически и сделал. Однако, получалось так, что за совершенно правильную, по мнению Уайтинга, попытку защитить себя, теперь ему грозили порка или штраф. Более несправедливого закона он ещё не встречал, и теперь ругал его про себя в самых неприличных выражениях.

Уайтинг убрал револьвер и вопросительно посмотрел на мисс Уэлс, не поняв её слова.

- Почему мы должны приводить его в чувство и отсюда выталкивать? - спросил фотограф у девушки, указывая рукой на лежащее на полу тело Бородача. - Эти парни уже сами по себе очевидцы драки и будут всем о ней рассказывать. К тому же, сейчас они приведут сюда ещё кучу свидетелей. Так что, всё скрыть вряд ли получиться.

- Ну, может, он согласится сказать, что между вами ничего не произошло, - заявила Люси, продолжая трясти Бородача. - Его ведь самого тоже накажут, точно так же, как и тебя. За то, что затеял драку. А пятьсот долларов у него в кармане не валяются.

Люси бросила Бородача и стала одеваться. Всё равно никакого продолжения пока не предвиделось. Наверняка через пару минут на второй этаж завалит вся "гвардия" Фланнагана.

Уайтинг решил, что это неплохая идея.

- У меня тоже нет пятисот долларов, - ответил он Люси и поспешил натянуть на себя оставшуюся одежду. - Нужно подумать над тем, как привести его в чувство.

Фотограф напряжённо размышлял над этим вопросом, и меньше чем через минуту ему в голову пришла интересная мысль. Уайтинг достал из кармана своего пальто небольшой мешочек с табаком. Сам фотограф не был заядлым курильщиком, однако иногда курил трубку и поэтому запас табака у него всегда был с собой. Наклонившись над Бородачом, Уайтинг растёр щепотку табака пальцами и сунул ему в нос. Поднявшись, фотограф стал ждать реакции пострадавшего.

Бородач пару секунд лежал неподвижно, потом наморщил нос и громко чихнул. И тут же принял сидячее положение, дикими глазами глядя на фотографа.

- А? Что? - спросил он, явно не понимая, где находится. Но потом вроде бы немного пришёл в себя. - Ты чего? Ты ещё и дерёшься?

Он сделал попытку подняться, хотя это получилось плохо, и вместо того, чтобы встать, он повалился обратно и схватился за голову.

Фотограф не был уверен в том, что этот человек способен сейчас мыслить ясно и разумно. Однако, чтобы избежать наказания, следовало попытаться с ним договориться, что фотограф и решил сделать.

- Мы с тобой, парень, являемся участниками драки, - Уайтинг говорил громким голосом в надежде, что Бородач его услышит и поймёт. - Твои друзья сейчас побежали за свидетелями и скоро здесь будет полно народу. По закону, в этом городе за драки всех её участников либо штрафуют на пятьсот долларов, либо нещадно порют. У меня нет таких денег, и сомневаюсь, что они есть у тебя. Так что, нас обоих будут сильно бить. Поэтому, я предлагаю тебе сказать сейчас всем, что никакой драки не было, - произнеся эти слова, фотограф наклонился на Бородачём и закричал ещё громче. - Ты меня понял?

- Что ж ты так орёшь-то? - пробормотал МакКуин, на всякий случай слегка отодвигаясь. - Понял я, понял. А что произошло-то?

Снаружи послышались шаги и выкрики, двери распахнулись - и в комнату ввалился шериф Городка собственной персоной: коренастый, рыжеволосый малый, с немного перепуганным взглядом, но крайне решительно вздёрнутым подбородком. За ним следом явились трое людей Фланнагана и два его собственных помощника, и в комнате сразу стало тесно. Шериф тут же шагнул к сидящему на полу Бородачу, схватил его за подбородок и осмотрел на предмет повреждений, после чего уставился на фотографа.

- Я - шериф Корбетт, - заявил он. - Что тут происходит?

- Вот этот южанин ударил Энди, - встрял один из фланнагановских молодчиков, но шериф от него отмахнулся.

- Я не тебя спрашиваю! - Он сам шалел от собственной наглости, так осаживая янки, но шериф старался при исполнении на лица и звания не взирать. - Так что произошло, мистер... Уайтинг, если я не ошибаюсь?

- Вы не ошибаетесь, сэр, - ответил фотограф, внимательно рассматривая вновь прибывших людей. - Я действительно Даниэль Уайтинг, и сейчас я вам всё объясню.

Фотограф на мгновение задумался, размышляя над тем, что сейчас следовало сказать шерифу. Однако, почти сразу же, ему в голову пришла следующая история.

- Я находился в гостях у мисс Уэлс, - начал говорить Уайтинг, сделав для убедительности серьёзное лицо. - Неожиданно в эту комнату пожаловали три сильно пьяных джентльмена, один из которых, - фотограф махнул рукой в сторону Бородача, - был пьян больше других. Пока мы разговаривали, этот человек случайно оступился и ударился подбородком о пол. Стояли мы рядом друг с другом, и поэтому его друзьям, - Уайтинг показал на людей Фланнагана, - с пьяных глаз показалось, что я его ударил. Они закричали дикими голосами и убежали куда-то. А теперь вот появились вы, мистер Корбетт, - фотограф посмотрел прямо в глаза шерифу и сказал: - Если не верите мне, можете спросить у пострадавшего и у мисс Уэлс.

- Это с каких это пьяных глаз?! - возмутился один янки. - Ты не заговаривайся тут! Ты Бородача, то есть, мистера МакКуина стукнул по челюсти!

- Точно стукнул, - подтвердил второй "свидетель", но тут Бородач сам опомнился. Наверное, осознал, что пятисот долларов у него нет.

- Да ты вообще помолчи, Джойс! Ох, я тут с вами совсем... - Он снова сделал попытку встать, но тут на помощь пришли люди шерифа и общими усилиями, кое-как поставили высокого и довольно тяжёлого Бородача на ноги. - Ну, это, я сам упал, - честно соврал Энди, и тут же не менее честно добавил, посмотрев на Уайтинга: - Только зачем ты меня по челюсти треснул?

- Вот! Сказал же! - торжествующе воскликнул Джойс, а его приятель так активно закивал, что чуть не свалился.

Шериф пытался вникнуть в то, что происходит, но не смог и обратился к Люси.

- Мисс Уэлс! Ну вы-то можете сказать, что тут произошло?

Люси всегда за всех заступалась, а Бородач просто не сообразил, что говорит. Но шерифу и самому не особо хотелось долго разбираться, и он понадеялся, что проститутка что-нибудь придумает.

Мисс Уэлс действительно не хотела, чтобы кого-то пороли. Ей хватило возни со Стивом Берри, который в своё время уже получил обещанное за драку наказание. К тому же, она была девушкой впечатлительной и жалела всех мужчин без разбору.

- Конечно, мистер Корбет, - тут же вмешалась она. - Энди просто головой ударился, вот ему и не сообразить, что происходит. А ребята сами хороши, ну кто же врывается ко мне в комнату, да ещё без стука? А если бы здесь Нат был?

По правде сказать, Ната очень не хватало. Отставной сержант не любил эксцессов и наверняка нашёл бы способ свести ущерб к минимуму. Точнее сказать, прогнал бы пьянчуг и посоветовал шерифу заниматься своими делами. Но Ната как на зло не было.

Внутренне Уайтинг посмеялся над тупостью Бородача и поблагодарил мисс Уэлс, которая, впрочем, могла бы выражаться более конкретно.

- Вот видите, шериф, - заметил Уайтинг, сохраняя серьёзный вид. - Мистер МакКуин сейчас не может ясно соображать, потому что он пьян и сильно ударился головой. Его приятели тоже очень пьяные и могли не понять, что произошло. Посмотрите на них, - фотограф махнул рукой в сторону товарищей Бородача. - Они даже на ногах едва стоят. Ну так что, сэр? - Уайтинг вопросительно посмотрел на Корбета. - Может закончим с этим делом?

- Это кто это на ногах не стоит? - возмутился один из солдат.

- Да он ударил Энди, а потом ещё револьвером угрожал! - вставил второй.

Шериф нервно оглянулся. По взглядам было похоже, что и люди Фланнагана, и его собственные помощники, не верят на слово фотографу и Люси. А "гвардейцы" мэра ещё и жаждали отмщения. Невольно передёрнув плечом, мистер Корбетт вздохнул и постановил:

- Очень сожалею, сэр, но до окончания разбирательства мне придётся арестовать вас и мистера МакКуина. Сдайте оружие!

Служащие Фланагана разом загалдели и наступили на шерифа, требуя, чтобы он не арестовывал Бородача. Но тут мистер Корбетт неожиданно взбеленился и категорично взмахнул рукой, требуя тишины.

- По Декрету обе стороны, участвующие в драке, подлежат аресту! - рявкнул он. - Забирайте обоих, - добавил он, обращаясь к помощникам.

Солдаты нехотя отступили, а помощники шерифа наоборот вышли вперёд.

- Сдавай оружие, - сказал один Уайтингу, в то время как второй самостоятельно вытаскивал револьвер из кобуры Бородача. Всё равно тот не мог взять в толк, что происходит.

- Забирай! - возмущённым голосом ответил Уайтинг, отдавая свой револьвер помощнику шерифа.

От осознания того, что его рассказу никто не поверил, Уайтингу стало крайне неприятно. Злость и возмущение ясно читались на его покрасневшем лице, однако сопротивляться представителям власти фотограф считал для себя неприемлемым.

- Дайте мне хоть возможность одеться, сэр? - обратился фотограф к шерифу. - Не пойду же я по улице практически голым.

Голым его никак нельзя было назвать, потому что он уже натянул штаны и рубаху, но сапоги и куртка всё ещё валялись на полу.

Шериф решил снизойти до такой мелочи и кивнул.

- Одевайтесь, сэр, - сказал он даже как-то мягко. - Ничего не поделаешь, придётся вам провести ближайшую ночь в тюрьме. Но я надеюсь, что это дело распутается уже сегодня и по крайней мере, вы будете знать, что вас ожидает. - Он повернулся к своим людям. - Уведите мистера МакКуина и заприте его в камере, пусть проспится. А мистера Уайтинга я отведу сам.

Разоружённого Бородача тут же взяли под руки и вывели, вернее, вынесли из комнаты. Но люди Фланнагана никуда уходить не собирались. Они будто боялись, что шериф отпустит своего-южанина.

- Мы поможем, - оправдал своё присутствие один из громил.

Мистер Корбетт вздохнул, но возразить ему тоже было нечем.

- Ладно, сэр, надеюсь, у вас есть пятьсот долларов, - сказал он Уайтингу. - На тот случай, если драка всё-таки имела место. Вторая порка за две недели - это уже слишком для нашего Городка.

Когда Корбет упомянул про порку, лицо Уайтинга покраснело ещё больше, а по коже пробежал лёгкий мороз.

- У меня нет такой большой суммы, сэр, - ответил Уайтинг шерифу всё тем же возмущённым голосом.

Даже если бы у фотографа и были такие деньги, он из-за своей чрезмерной жадности не стал бы их отдавать за то, чтобы избежать телесного наказания. Раны от побоев имеют обыкновение заживать, а вот чтобы накопить пятьсот долларов в этой разорённой войной стране Уайтингу пришлось бы работать несколько лет. К тому же, у фотографа имелись свои собственные взгляды на то, как следует противостоять Декрету, и эти взгляды он сейчас не постеснялся высказать вслух.

- Нельзя поддерживать вымогательство, мистер Корбет, - возмутился Уайтинг, застёгивая пуговицы на своей рубашке. - Этот Декрет был специально создан для того, чтобы обобрать людей до нитки. Если люди перестанут платить такие чрезмерные штрафы, власти в скором времени отменят и сам Декрет. - Уайтинг на мгновение замолчал, но потом добавил: - Слишком уж многих людей придётся пороть.

- Я понимаю ваши чувства, мистер Уайтинг, - печально согласился шериф. - Но вряд ли могу вас поддержать. На данный момент по Декрету только за одного человека заплатили штраф. Человек этот был здесь проездом, а деньги за него отдали люди, которые скорее всего являлись бандитами, незадолго до этого ограбившими банк в Луизиане. А единственный человек, которого выпороли по декрету - был человеком мистера Фланнагана. Мэр распорядился справедливо и не стал прикрывать своего, хотя я думаю, ему самому это совершенно не нравилось.

Шериф прошёлся по небольшой комнатке и невесело усмехнулся, поглядев на притихшую Люси. Вот кому вообще не нравилось никакого насилия. Тем более, что выпороли-то первый раз Стива Берри - парня, к которому Люси была очень привязана.

- И я вам скажу, с чего это началось. - Шериф повернулся к фотографу. - До того, как сюда приехал мистер Фланнаган, здесь стоял гарнизон солдат-янки и драки вспыхивали довольно часто. Кое-кого янки за эти стычки зверски избивали, бросали в тюрьму или даже вешали. Потом появился мистер Фланаган, стал здесь мэром и убедил военного коменданта округа убрать отсюда гарнизон. Здесь стало значительно тише, но, к сожалению, драки между янки и техасцами всё равно периодически случались. Народ у нас тут смелый и большим терпением не отличается, сами понимаете. Наконец, с месяц назад, в салуне один наш с вами соотечественник устроил потасовку с людьми мэра, и схватился за нож. Северянина зарезали, а нашего парня повесили за убийство. Вот после этого и появился Декрет. Конечно, если вы считаете, что лучше висеть на виселице, чем заплатить штраф или быть выпоротым - это ваше право. Но большинство горожан так не считает. Во всяком случае, благодаря Декрету драк стало меньше. А что до вымогательства, то это, в общем-то, слишком ненадёжный способ. У большинства фермеров и горожан нет полтысячи долларов и платить за удовольствие дать кому-то в морду, никто не станет. А чтобы уберечь свою шкуру от армейских методов воздействия - не надо драться. - Шериф завершил свой круг по комнате и подошёл к двери. - Пойдёмте, сэр. Мне очень жаль, но не арестовать вас я не могу.

Уайтинг натягивал сапоги и внимательно слушал длинную речь шерифа. Фотограф мог бы возразить Корбету, что его раздражает не сам Декрет, направленный на благое дело предотвращения преступности, а то несовершенство, с каким он был написан. Сумма штрафа за драки, по мнению фотографа должна была быть гораздо ниже, пороть должны были только зачинщика драки, да и количество ударов плетью должно было быть вдвое меньшим. Однако, спорить с шерифом Уайтингу не хотелось, причём этот спор всё равно нечего бы не изменил.

- Пойдёмте, мистер Корбет, - ответил Уайтинг, надевая шляпу. - Вы всего лишь выполняете свою работу.

Тюрьма Городка особыми изысками не отличалась. Это было каменное одноэтажное строение с небольшим крыльцом, к которому вели четыре ступеньки. Переднюю часть здания занимал "офис" шерифа - большая комната, перегороженная низеньким барьерчиком на две половины. В одной половине сидел обычно сам шериф, со своим столом, сейфом и стойкой для ружей (запертой на цепь). В другой половине вдоль стен стояли скамьи, на которых обычно располагались посетители, или помощники шерифа.

Широкий, запирающийся решёткой, проём выходил в заднюю половину дома. Здесь был только коридор и несколько "камер" - загороженных решёткой комнатушек, вся меблировка которых состояли из деревянной кровати с соломенным матрацем.

Парочка "гвардейцев" Фланнагана провожала шерифа и Уайтинга до самой тюрьмы и успокоилась лишь тогда, когда мистер Корбетт провёл своего пленника в заднюю часть здания и посадил в одну из этих самых камер. В другой такой же камере уже сидел Бородач, слегка протрезвевший и притихший.

- Я пошлю за мистером Ганном, - сказал шериф, запирая решётку за мистером Уайтингом. - Если вам что-то понадобится - кликните моих парней. И, я думаю, что мне придётся доложить о происшествии мэру. Ваша повозка в надёжном месте? Неизвестно, может быть, вы тут пару дней просидите. Мне бы не хотелось, чтобы пропали ваши вещи.

- Спасибо вам за заботу, шериф, - произнёс Уайтинг, осматривая помещение камеры. - Моя повозка находиться на платной конюшне. Думаю, там она под надёжным присмотром. Но скажите, - удивился фотограф, - почему я могу просидеть здесь так долго?

Разве в ваших местах не хватает судей, или, может быть, у них очень много работы?

Нельзя сказать, что Уайтингу не понравилась местная тюрьма и обстановка в этой камере. Во время своего пребывания в плену будущий фотограф содержался в гораздо худших условиях, и об отдельной камере там приходилось только мечтать. Однако, сейчас Уайтинг хотел, чтобы его дело решилось как можно скорее. За конюшню нужно было регулярно платить, да и самому фотографу не терпелось начать выполнять свою работу.

Шериф снял шляпу и вытер платком лоб. Веснушчатое лицо законника раскраснелось, и он явно не знал, как бы так сформулировать ответ на простой вопрос.

- Я думаю, сэр, что никаких судей и не будет, - сказал он, наконец. - Просто сюда придут свидетели и подтвердят нарушение декрета. И всё. Но нужно, чтобы окончательное решение засвидетельствовал мэр, или его помощник. Мистер Ганн неизвестно где носится, а мистер Фланнагана - человек занятой, он может отложить разбирательство, скажем, на завтра. Тогда вам придётся ночевать здесь.

Он надел шляпу обратно на голову и выдохнул, словно только что сделал важное и тяжёлое дело. Декрет шерифу не нравился. Он стеснялся, но понимал, что никто не снимет с него ответственности и всё равно придётся довести дело до конца.

Уайтинг, уже успевший немного успокоиться после описанных выше событий, был одновременно удивлён и возмущён ответом шерифа.

- Но как же так, мистер Корбет? - воскликнул фотограф возмущённым голосом. В это мгновение он забыл про оккупационный режим. - Любой человек имеет право на беспристрастного судью, адвоката и суд присяжных. Правда, вы говорили, что мистер Фланнаган является справедливым судьёй, а в порядочности его помощника я уже успел убедиться. Однако, почему меня должны судить не гражданские судьи, а военные чины?

- Сэр, ваше дело не относится к разряду важных, - признался шериф. - Не более чем любая пьяная драка или другое нарушение общественного порядка. Вот если бы вы кого-то убили, вас судил бы суд. Точнее, военный трибунал. А так - есть постановление, точнее Декрет, который устанавливает меру наказания. Всё, что следует выяснить - это действительно ли имела место драка. Я даже думаю, что мистер Фланнаган не станет вмешиваться, - продолжил он. - Да и вообще, по правилам, это дело в моей компетенции. Но я предпочитаю, чтобы при процедуре допроса, вас и мистера МакКуина, присутствовал мистер Ганн. И если бы не это - я бы просто подождал утра, чтобы ваш противник протрезвел окончательно и был способен внятно выражаться, потом выслушал бы вас обоих и вынес решение: наказывать вас, или нет. Собственно, даже и не при оккупационной власти мелкие нарушения шериф может разбирать сам, без вмешательства судьи.

Когда шериф ушёл, Уайтинг снял шляпу и лёг на кровать. Спать ему не хотелось, так как он уже успел выспаться в гостинице. Поэтому, следующие несколько часов фотограф был занят размышлениями как о своём возможном будущем, так и о тех временах, когда на его родине наступит, наконец, порядок и кончится власть янки.

* * *

Нат сыскался только часа через два, то есть, ближе к вечеру. Явившись в тюрьму, он первым делом направился в камеру к МакКуину и довольно грубым тычком разбудил, заставил сесть, да ещё отвесил пару оплеух, чтобы окончательно привести в чувство.

- Давай на выход, недоумок, - скомандовал он, выталкивая Бородача в коридор. - Пошёл! Там тебе шериф приготовил стул, будешь давать показания с комфортом.

- Нат! Я... - хотел было оправдаться Энди, но получил пинок под зад - и поспешил выйти.

Нат открыл камеру Уайтинга. Пинать фотографа он не собирался, но вид у мистера Ганна был крайне мрачный.

- Я разве не говорил вам, что драться у нас в Городке - накладно для самих драчунов? - спросил он. - Выходите, сэр! Я не собираюсь тратить много времени на разбирательство из-за ваших склок.

В "офисе" шерифа уже собралось несколько свидетелей: мисс Уэлс, Джойс, Фицджеральд, два помощника шерифа и бармен. Бородача шериф усадил на приготовленный для этой цели стул за низкой загородкой. Второй стул, для фотографа, стоял там же, рядом со стулом Энди. Сам шериф, не менее мрачный, чем мистер Ганн, восседал за своим письменным столом и барабанил карандашом по большой тетради, лежащей перед ним на столешнице.

Уайтинг не стал отвечать помощнику мэра. Самочувствие у него было отвратительное, к тому же размышления над своей возможной судьбой пробудили у фотографа воспоминания о прошлом, а такие вещи всегда нагоняли на него печаль и тоску.

- Правда вам известна, джентельмены, - категорично заявил Уайтинг, садясь на специально приготовленный для него стул. - Будучи сильно пьяным, мистер МакКуин упал и ударился головой о пол, а его пьяные друзья, - фотограф кивнул в сторону Фицджеральда, - видимо не поняли этого и решили, что я его ударил. Впрочем, - добавил фотограф, - если регулярно и много пить, можно и самого чёрта увидеть.

- Ну, допиться можно до чего угодно, но мне, допустим, пока ничего неизвестно насчёт "правды", - заметил Нат, присаживаясь на край бортика, отделяющего место шерифа от остального пространства. - Спасибо, мистер Уайтинг, что вы высказали своё мнение, но пусть уж и МакКуин выскажется. Давай, Энди, расскажи мне, зачем ты ввалился к мисс Уэлс и вышиб у неё защёлку на двери.

Нат говорил серьёзно, ему было не до издевательств.

Бородач вскочил, бросив косой взгляд на фотографа. Он уже достаточно протрезвел, но вот можно ли было сказать: поумнел?

- Нат! Я же не просто так ввалился! - начал защищаться он. - Мы с ребятами услышали, что мисс Уэлс визжит как резаная. - Он покосился на Люси. - Ну, и побежали узнать, в чём дело. Ты сам всегда говоришь, что Люси надо защищать от всяких там... В общем, мы прибежали, а у неё в комнате мистер вот этот. Ну, я его и спрашиваю: почему визжала Люси? А он как меня треснет!

- Точно, треснул! - поддакнул своему Джойс. - Не такие уж мы были пьяные, чтобы ничего не видеть.

- Вот я и говорю, что треснул, - продолжил МакКуин, а потом посмотрел на фотографа и добавил: - А мне сказал потом: давай никому не скажем, что была драка. А никакой драки и не было! Я хотел Люси защитить!

И он чуть не надвинулся на фотографа с кулаками, но вовремя вспомнил, где находится.

Лицо Уайтинга мгновенно перекосилось от злости. Сам он считал себя человеком выдержанным, однако, когда чаша терпения в его мозгу переполнялась, фотографом овладевал только дикий и необузданный гнев. Сейчас произошёл именно такой случай, причём вспышка была настолько сильной, что Уайтинг не выдержал и вскочил со стула.

- Ты первым хотел меня ударить, мерзавец! - закричал Уайтинг на Бородача, в бешенстве размахивая кулаками. - Мало я тебе врезал, нужно было ещё добавить, чтобы вся дурь из твоей тупой головы вышла.

Быстро овладев собой, и сообразив, что на него смотрят все присутствующие, фотограф сел обратно на стул. На лбу у него выступили крупные капли пота, и теперь Уайтинг использовал свою шляпу, которую держал в левой руке, в качестве веера.

- Я признаю, что его ударил, - произнёс Уайтинг более спокойным голосом. Вспышка гнева уже прошла, и теперь он отдавал себе отчёт в том, что делает и говорит. - Однако, это была самозащита. Этот подлец МакКуин хотел мне врезать, но я уклонился и сам нанёс ему удар. Да и что мне оставалось делать, когда меня хотели избить сразу трое парней? Может быть, мне стоило читать молитву и просить о пощаде? - фотограф усмехнулся и сам ответил на свой вопрос: - Ну уж нет. Я мужчина, и никто не смеет меня трогать, а если тронет, то получит по морде. Впрочем, - Уайтинг в задумчивости почесал щетину на подбородке, - в вашем городе приняты идиотские законы, которые наказывают как невиновного, так и зачинщика. - Продолжая говорить, фотограф прекратил обмахиваться шляпой и достал из кармана платок. - Поэтому я горжусь тем, что хотел избежать этого, так называемого, правосудия, но это не получилось сделать из-за тупости этого мерзавца, - Уайтинг махнул рукой с платком в сторону Бородача. - А теперь, джентльмены, давайте приступим к порке, потому что я не хочу терять времени даром. Пятьсот долларов я бы не стал вам платить даже в том случае, если бы они у меня и были.

Уайтинг вытер пот со своего раскрасневшегося лица и убрал платок в карман.

Прочувствованная речь фотографа произвела впечатление. Правда, не совсем такое, которое наверное он хотел. Шериф внимательно посмотрел на Ната, ожидая, не прицепится ли он к "идиотским законам". Но Нат разглядывал свои ногти и вроде бы вообще не реагировал на то, что происходит. Свидетели заволновались, а Бородач сказал с усмешкой:

- Ну ты даёшь! Да кто тебя бить-то собирался? Вытащили бы от Люси - и всё.

Нат наконец поднял голову. Он терпеть не мог эту сторону своих обязанностей.

- Два идиота, - проговорил он мрачно. - Договориться не могли между собой... Ладно, шериф, заканчивай с этим. Не вижу смысла копаться дальше, если парни так хотят, чтобы их взгрели.

Шериф покладисто кивнул и записал что-то у себя в книге. Потом встал и объявил:

- Александр МакКуин и Даниэль Уайтинг за нарушение Декрета, выразившееся в драке и взаимных оскорблениях, приговариваются к штрафу в размере пятисот долларов, или же, в случае неуплаты, к публичному телесному наказанию в размере пятидесяти ударов кнутом на городской площади. - Он поднял голову. - В последний раз спрашиваю, джентльмены: будете платить штраф?

- Ни за что, сэр! - воскликнул Уайтинг возмущённым голосом. - Я никогда не поддерживаю грабёж.

При других обстоятельствах фотограф выражался бы более сдержанно, однако теперь настроение у него было просто отвратительное. События этого дня настолько возмутили Уайтинга, что он уже не подбирал слова, которые произносил.

- Ещё раз повторяю, - продолжил возмущаться фотограф, - что я не собираюсь тратить время на это подобие правосудия. Поэтому настойчиво требую, чтобы данный приговор был приведён в исполнение немедленно.

- Сэр! - не выдержал наконец шериф. - Если вы сейчас не заткнётесь, у вас будут гораздо больше неприятности...

Нат жестом остановил его.

- Не надо, мистер Корбетт, - сказал он спокойно. - Мистер Уайтинг сильно расстроен и его можно понять.

МакКуин вскочил со стула. До него, наконец, дошло, к чему его приговорили.

- Нат! Одолжи мне пятьсот долларов, - настойчиво попросил он.

Помощник мэра посмотрел на него безучастным взглядом.

- Если бы у меня было пятьсот долларов, я выкупил бы Стива тогда, если помнишь, - ответил он. - Но я ведь этого не сделал.

- Но Нат!.. - ещё настойчивее начал Бородач.

Неожиданно Нат шагнул к нему и толкнул так, что Бородач плюхнулся обратно на стул. Мгновенно поставив носок сапога между его коленями, на край стула, чтобы Бородачу не вздумалось снова вскакивать, Нат наклонился к нему, и всё его спокойствие как сквозняком сдуло.

- Энди! Ты ведь в армии был капралом? - спросил он, но ответить не дал, потому что вопрос был риторическим. - Много раз тебе приходилось делать это с другими людьми? Тебя самого ведь ни разу не пороли? Тебе просто необходимо почувствовать на себе, каково это. Ручаюсь, ты надолго запомнишь и будешь знать, что делаешь с другими людьми. С первого же удара тебе покажется, что сквозь тебя прошёл нож. Боль ты почувствуешь всем телом, от затылка до кончиков пальцев на ногах. И думать ты будешь только об одном: чтобы следующий удар не прошёл бы по этому же месту. Но даже если плеть пройдёт выше или ниже, лучше не будет. - Нат скептически качнул головой. - Нет, Энди, не будет. Но ты не огорчайся. Считай, что это тебе расплата за произвол, который вы учинили над теми двумя фермерами. И если после пятидесятого удара ты всё ещё будешь на ногах - я тебя зауважаю.

Он резко выпрямился и убрал ногу. После чего повернулся к Уайтингу, ткнув в его сторону пальцем.

- А вам, сэр, мой совет: впредь держите язык за зубами. Иногда это существенно помогает. Уберегает шкуру от лишних неприятностей. Шериф! Ведите этих парней на улицу, да поживее. А то мистер Уайтинг очень торопится.

Нат отошёл в сторону. И вместо него к Уайтингу и МакКуину подошли помощники шерифа и люди мэра. Один из них сделал жест в сторону выхода.

Люси порывалась было подойти к Нату, но тот только сверкнул на проститутку глазами - и мисс Уэлс предпочла спрятаться за спину бармену, который присутствовал здесь вовсе не как свидетель. Он пришёл чисто из любопытства.

Услышав красочное описание порки, которое привёл мистер Ганн, Уайтингу стало страшно. Так уж получилось, что за всю жизнь его никогда не пороли, и поэтому фотограф довольно смутно представлял себе те ощущения, которые его теперь ожидали. Подсознательно Уайтингу захотелось вскочить с места и бежать как можно дальше отсюда. Порыв был такой сильный, что от волнения его лицо вновь покрылось потом. Сейчас было забыто то возмущение, которое только что двигало действиями фотографа, а страх принёс мысль закричать шерифу, что он заплатит требуемую сумму, которой, впрочем, у него и не было.

Однако, в следующее мгновение Уайтинг подавил в себе это проявление панического страха. Считая себя человеком сдержанным, он старался себя контролировать. Поборов страх, Уайтинг попытался морально подготовиться к предстоящему избиению. Он встал, надел шляпу и широко расправил плечи, как бы всем показывая, что ветерана южной армии нельзя запугать какой-то там поркой. Гордо подняв подбородок, фотограф молча вышел на улицу.

Не то, чтобы там было полно народу, но некоторое количество горожан собралось. Они были в курсе предстоящих разборок. Бармен категорично взял Люси Уэлс за руку и потащил в сторону салуна, придя к выводу, что девушке совершенно незачем глазеть на порку. Первым (по уже заведённой традиции) оказался Бородач, который после отповеди мистера Ганна вроде смирился и не делал попыток протестовать. Его повели к коновязи напротив тюрьмы. Уайтинг остался у крыльца, под охраной двух людей мэра, шерифа и самого Ната, который, правда, демонстративно самоустранился, подпёр плечом дверной косяк и даже не спустился с крыльца на улицу. Никто его в этом не корил. Во второй раз мистер Корбетт чувствовал себя увереннее, чем в первый и не так остро нуждался в поддержке. К тому же, пороть опять предстояло проезжего чужака и человека самого Фланнагана, а не кого-то из горожан или фермеров.

Энди МакКуин нехотя стащил с себя рубашку. Перекладина коновязи была чуть выше пояса взрослому человеку. Поставив к ней полуголого Бородача и прикрутив его руки верёвкой к перекладине, помощники мэра отошли. У одного в руках был кнут. Не тот, которым пользовался сам Бородач, а другой, потоньше и покороче. Зайдя за спину Энди МакКуину, помощник прикинул длину кнута, сделал ещё шаг назад, и оглянулся на шерифа. Тот кивнул. Народ вокруг с интересом глазел на происходящее, уже не удивляясь.

Помощник размахнулся и полоснул Бородача по широкой, обнажённой спине. Энди дёрнулся и вскрикнул. По коже его пролегла первая полоса, из которой тут же просочились капельки крови.

Нат достал из кармана кисет и принялся сворачивать себе папироску, не глядя на то, что происходит. Он не выносил подобных зрелищ. Ему проще было подставить свою собственную спину, но он понимал, что Энди сам напросился. Да и подставлять себя за всех - спины не хватит. Закурив, Нат принялся разглядывать что-то поверх толпы.

Энди оказался не таким стойким, как малыш Берри. Приятель Люси, Стив, со своей скромной фигурой подростка, нервный и петушащийся, вёл себя не в пример мужественнее, молчал и терпел до последнего. Правда, помощник шерифа бил сейчас сильнее. Просто бил, не стараясь смягчить наказание. Бородач стонал и изворачивался, а после двадцатого удара ноги его подкосились и он упал на колени. Помощника мэра это не смутило и он продолжал размеренно отсчитывать удары, не делая их ни сильнее, ни слабее. Когда он закончил, по спине Энди бежала кровь, так что непонятно было, осталась ли на ней вообще кожа. Осталась, конечно. Просто из-за текущей крови этого было не понять. Парень был близок к обмороку, а может, и терял сознание на какое-то время. Хотя когда его отвязали, подняли и потащили в сторону салуна, он вроде бы очнулся и даже сам переставлял ноги. Но всё-таки Энди МакКуин был здоровым парнем и, хоть и разочаровал Ната, кое-как держался теперь, когда всё было позади.

Помощники мэра подошли к Уайтингу. Тот, который наносил удары, достал какую-то ветошь и протянул сквозь неё плетёный хвост кнута.

- Твоя очередь, - сказал он Уайтингу и кивнул в сторону коновязи.

После чего отбросил под крыльцо испачканную в крови тряпку.

В отличии от Ганна, Уайтинг не отворачиваясь смотрел на порку. Фотографу не было жаль Бородача, который получил то, что заслужил. Однако, осознание того, что его самого сейчас вот так вот привяжут к перекладине и станут бить, злило Уайтинга. Фотограф не сомневаясь считал, что его наказывают несправедливо, а несправедливость как по отношению к себе, так и по отношению к другим он переносил очень тяжело. К тому же, публичная порка, по мнению Уайтинга, была унижением, причем унижением совершенно необоснованным. Поэтому, понемногу к Уайтингу вернулось прежнее возмущение и появилась даже злость на мэра Фланнагана, автора Декрета, являющегося истинным виновником происходящего. Тем не менее, сопротивляться несправедливости фотограф сейчас не мог, хотя и очень хотел это сделать. Ему оставалось только терпеть насилие над собой и надеяться на то, что порка будет не слишком болезненной.

Когда палач с кнутом подошёл к Уайтингу, тот подумал об одной важной для него вещи.

- Скажите, мистер Корбетт, - обратился фотограф к шерифу, - в вашем городе есть доктор? Я бы хотел пригласить его сюда, чтобы он осмотрел мои раны после порки.

- Увы, сэр! - ответил шериф честно. - Доктора у нас нет. Но вы можете не беспокоиться, без помощи вас не оставят. У нес достаточно людей, которые разбираются в ранах.

Он кивнул своим людям и те откровенно подпихнули фотографа к коновязи, чтобы не тянул время.

Нат докурил свою папироску и теперь наблюдал с высоты крыльца за происходящим. Но вмешиваться по прежнему не собирался.

- Только без рук! - запротестовал Уайтинг. - Я сам пойду.

Подойдя к коновязи, фотограф неторопливо снял с себя шляпу, пальто, рубашку и опустил нижнее бельё до пояса. Его покрасневшее от злости и возмущения лицо выражало решимость покончить с этим делом как можно скорее.

- Делай своё дело, - потребовал Уайтинг, обращаясь к палачу. - Только счёт ударам не потеряй.

- Не учи, - хмыкнув, посоветовал помощник шерифа. - И вообще, веди себя потише. Целее будешь. Привяжи его, Грей.

Второй помощник взял верёвку и прикрутил руки Уайтинга к перекладине коновязи, после чего поспешно отступил в сторону, чтобы ненароком не попасть под кнут.

Первый помощник отошёл на то же место, где стоял, когда бил Бородача, размахнулся и примерно с той же силой ударил фотографа по обнажённой спине. Не сказать, чтобы это было не больно, или даже не очень больно. Скажем прямо, больно было очень сильно. И красочное описание Ната соответствовало истине, ведь у отставного сержанта было много личного опыта в таких делах.

Злость поддерживала силы Уайтинга. Он был в сознании даже тогда, когда количество ударов перевалило за сорок, хотя он и опустился на колени, не делая попыток встать. Но когда последний удар полоснул его спине, Уайтинг поднялся и даже посмотрел широко раскрытыми от боли глазами в сторону крыльца.

- Крепкий парень, - буркнул Нат, спускаясь наконец с четырёх ступенек на улицу и подходя. - Брент, Стоун! Отведите парня в гостиницу. Грей! Забери его одежду, - бросил он второму помощнику шерифа, а сам сунул руки в карманы и пошёл следом. По привычке каждое дело доводить до конца, Нат предпочёл сам проследить за тем, чтобы пострадавшему оказали помочь.

* * *

Несколько дней спустя Натанаэль Ганн навестил фотографа Уайтинга. Всё прошедшее время за парнем ухаживали, так что по словам хозяина гостиницы, Уайтинг готов был не только подняться на ноги, но и даже заняться тем делом, ради которого явился в Городок. Нат на этот счёт имел своё собственное мнение, так что пришёл к фотографу лично, и после стандартного любопытства насчёт его самочувствия, озвучил наконец вопрос, который его занимал:

- Во всей этой истории я не понимаю одного, - честно сказал он. - Зачем вам понадобилось признаваться, что вы врезали МакКуину? Ладно, Энди - придурок, у него ума никогда и не было, но вы-то вроде поумнее будете.

- Все показания свидетелей были против меня, - стал объяснять фотограф, охотно взявшись отвечать. За несколько дней он успел соскучиться и был не против высказаться, да и тема оказалась животрепещущей. - МакКуин по своей тупости утверждал то, что я его ударил, и это же с пеной на губах доказывали двое его приятелей. Получалось, что на своей версии мне оставалось настаивать в одиночестве, потому что Люси - девушка очень болтливая и могла сказать лишнее. К тому же, - добавил Уайтинг после секундного раздумья, - даже если бы она всё же подтвердила мою версию и дело решилось бы без порки, она могла меня потом шантажировать. Так что, ситуация складывалась явно не в мою пользу, мистер Ганн.

- Показания трёх пьянчуг... Замечательно, - скептически заявил Нат, разглядывая через окно площадь. - По правде сказать, сэр, если бы вы вели себя более последовательно, ещё неизвестно, чем бы всё закончилось. Энди мог понять наконец своей тупой башкой, что и ему достанется, и приткнуться. А этих двух дураков тогда вообще никто бы не стал слушать.

Нат вздохнул. Ему казалось, что он объясняет прописные истины, до которых человек должен доходить сам.

- Вы слишком горячитесь, вот в чём ваша беда, - сказал он спокойно. - Нужно уметь отстаивать своё, и делать это головой, а не кулаками. "Нет, не бил - нет, бил"... - передразнил он фотографа, вспомнив, как тот кидался из крайности в крайность, отвечая на вопросы у шерифа. - Стояли бы на своём - так даже проиграли бы достойнее. Люси стала бы шантажировать... Вы что, действительно считаете, что здесь все спят и видят, как бы кого выпороть или пошантажировать? - спросил он с искренним недоумением.

Уайтинг усмехнулся. Будучи человеком упрямым, он не хотел сдаваться без спора.

- Я не знаю о нравах вашего маленького города, мистер Ганн, - заявил фотограф прямо, - потому что я здесь новичок. Но что мешало Люси после разбирательства прийти к вам с шерифом и заявить, что всё было по другому? Конечно, вы могли послать её подальше, но могли и начать новое разбирательство, а я не хочу жить в постоянном страхе того, что судьба моей спины зависит от болтливой девушки. - Уайтинг разошёлся, и продолжил с жаром: - А вообще, любопытная у вас в городе ситуация с правосудием складывается, и с этим Декретом. Честное слово, мистер Ганн, - фотограф от злости сжал покрепче свои кулаки, - будь я северянином, то непременно отправился бы в Вашингтон, добился там встречи с президентом Джонсоном и просил бы его отменить это узаконенное безобразие. На такое хорошее дело мне даже времени своего не жалко!

- Не думаю, что президенту есть время разбираться с каждой жалобой, - честно сказал Нат. - Так что вы бы могли с чистой совестью потратить своё время на что-то другое. К тому же, если бы не было этого Декрета, кого-нибудь из ваших же соотечественников могли бы повесить. Есть времена, когда приходится выбирать меньшее из зол. Декрет - это меньшее из зол, поэтому здесь никто против него не возражает. По-вашему, лучше пусть вешают?

- Хорошо! Вы правы! - воскликнул Уайтинг. - Но меня возмущает не он сам, а то несовершенство, с каким он был написан. Создавали его с целью уменьшения количества преступлений, что радует, но написали с грубыми ошибками. Почему нужно обязательно наказывать как зачинщика, так и невиновного? - спросил фотограф, и не дожидаясь, пока его собеседник ответит, продолжил задавать вопросы. - Почему нужно драть со всех участников такие большие деньги, причем подавляющее большинство людей заведомо не могут заплатить такую сумму? Почему порют так жестоко, ведь не каждый человек обладает отменным здоровьем? Вы думаете, что Декрет поможет избежать убийств, но он не в силах ничего изменить, так как во время какой-нибудь драки всегда найдётся идиот, который кого-то убьёт, и его потом повесят. Есть такие люди, мистер Ганн, - фотограф решил подвести итог своей речи, - как тот же МакКуин, для которых не существует сдерживающего фактора. Они драчуны и забияки по своей природе. Так что драки и убийства людей в этих драках будут всегда.

Нат с усмешкой слушал Уайтинга. Он продолжал этот разговор просто потому, что сам пришёл. А когда Нат приходил сам - он обычно бывал настроен на более или менее длительное общение.

- Да, сэр, наверняка драки будут, - ответил он, когда фотограф замолчал. - Но последние две недели показали, что Декрет действует, потому что драк в разы меньше. Вот вы говорите: почему нужно наказывать и невиновного, и зачинщика? Так в драке виновных всегда двое. Это в избиении виновата только одна сторона. А что до суммы наказания... Если бы мистер Фланнаган хотел пополнить казну Городка, тогда ему, конечно, нужно было назначить цену небольшую, а потом сидеть и собирать денежки. Но Декрет написан ради того, чтобы пресечь драки, а не для того, чтобы драть, как вы выражаетесь, деньги. То же и о порке. Лёгкое наказание не остановит, и драки всё равно продолжатся. Вот вы говорите, что всегда найдётся идиот, который кого-нибудь убьёт. Значит, надо пресечь драки как таковые. Полумеры тут ничего не сделают.

Нат пожал плечами и тихонько засмеялся. Он забавлялся не столько фотографом, сколько самим фактом того, что взялся спорить с ним.

Смех Ганна не понравился Уайтингу. "Над чем смеётся этот парень? - подумал фотограф. - Анекдоты никто не рассказывает, да и мы сейчас о серьёзных вещах говорим". Впрочем, усмешка помощника мэра не была важным поводом для того, чтобы затевать с ним ссору, и Уайтинг не стал заострять на этом внимание. К тому же, самого фотографа сейчас больше занимал вопрос того, каким образом можно наиболее ясно и подробно объяснить собеседнику свои возражения в отношении Декрета.

- Я уже сказал вам, сэр, - снова взялся объяснять Уайтинг, - что полностью драки пресечь невозможно. Так созданы люди, что некоторые из них, давайте будем условно называть их нарушителями, всегда будут переступать через любые законы. Таким людям не получится даже с помощью угрозы наказания объяснить, что нельзя нарушать законы. Один человек, назовём его нормальным, прочитает Декрет и станет его выполнять, а другому бесполезно что-либо запрещать, он всё равно сделает так, как захочет, и угроза наказания, будь она большая или маленькая, его не остановит. Более того, нормальный человек, ознакомленный с Декретом, вряд ли полезет в драку специально, так как вспомнит и испугается наказания, а нарушителю на это наплевать. Поэтому, как правило, зачинщиком драки становится нарушитель, которого и следует наказывать, а нормальный человек чаще всего является обороняющейся стороной. Типичным примером нарушителя следует назвать МакКуина. Он наверняка знал про Декрет до драки, но устроил её. Сейчас он лежит избитый в постели, через несколько дней он поправиться, потом начнёт опять пить и кого-нибудь задирать. В результате случится новая драка, возможно со смертельным исходом. Теперь поговорим о деньгах и порке. Будь сумма штрафа более низкой, нормальный человек, который скорее всего по недоразумению имел несчастье вступить в драку, сможет её заплатить. Будучи нормальным, он сделает для себя, в отличии от нарушителя, соответствующие выводы и больше не будет драться. Однако, согласно положениям Декрета, заплатить штраф практически никто не может, то есть всё дело автоматически сводится к порке. Конечно, нормальный человек, получив 50 ударов кнутом, больше об участии в драках думать не будет, но этот же человек не захочет больше драться, получив и 25 ударов. Таким образом, имеет смысл снизить сумму штрафа и количество ударов. Нормальный человек всё поймёт с первого раза, а нарушитель будет продолжать свои действия даже под угрозой более серьёзного наказания. Надеюсь, теперь вы понимаете меня, мистер Ганн?

Нат продолжал посмеиваться, развалясь на стуле и поглядывая на фотографа.

- Может, вы и правы, сэр, - заметил он, возвращаясь к теме. - Но опять-таки практика говорит об обратном. Оно, конечно, подействует лично на вас наказание, или нет - от вас зависит, тут я ничего не скажу. Но вот, к примеру, до вас выдрали одного паренька - Стива Берри. Он пьяный на всех кидался, как бешеная собачонка, остановить можно было, только если связать покрепче. Так он теперь вообще виски в рот не берёт. А вы говорите: на настоящих драчунов не подействует. Нет, сэр, даже драчуны, если у них голова хоть немного работает, не подставят спину под полсотни ударов. Конечно, драки будут. Но всё-таки не каждый день.

Уайтинг сдаваться не собирался. На него мало подействовали доводы Ната.

- Вот вы говорите, что Стив Берри был нарушителем, но осознал свою ошибку и превратился в нормального человека, - заявил он. - Значит, он изначально был нормальным человеком, который просто буянил до первой порки. Кому-то нужно почувствовать след кнута на своей спине один раз, кому-то два раза, а есть такие, кто никогда ничего не поймёт. Вот про таких я как раз и говорил. Взять к примеру конокрадов. - Он принялся развивать тему. - Они прекрасно знают, что их могут повесить, и они бояться этого, но продолжают творить свои безобразия. Причём, если бы конокрадов не вешали, а пороли или штрафовали, некоторые из них, будучи в душе нормальными людьми, перестали бы это делать, но остальные так никогда и не одумались бы. Всё дело в том, сэр, что так устроен человек. Кто-то может исправиться, а кто-то нет. Разумеется, Декрет уменьшает количество преступлений в этом городе, так как он сдерживает нормальных людей от совершения преступлений, однако против истинных нарушителей он бессилен. Вступая в драку, воруя, убивая, такой нарушитель просто ни о чём не думает, а если и думает, то надеется, что останется безнаказанным. Собственно говоря, мистер Ганн, я выступаю не против самого Декрета, который в исправленном виде даже нужен, а против его суровых мер, и пытаюсь вам доказать, что менее жестокое наказание будет иметь тот же эффект. Нормальные исправятся, а нарушители нет. Вот и всё, сэр.

- Я вижу, сэр, что вы умеете стоять на своём, - заметил Нат философски. - Вот только почему-то не захотели этого делать, когда надо было убедить шерифа, что драки не было. А зря. С таким упорством вы бы точно переубедили мистера Корбетта. Он вообще... легко поддаётся на уговоры. Ну да ладно, - отмахнулся Нат. - Скажем, так: вот вы говорите, что настоящий нарушитель ни перед чем не остановится и Декрет тут не поможет, поэтому можно снизить количество денег и ударов. Может быть. Но вот вопрос: к какого типа нарушителям вы относите себя? - Нат смотрел на Уайтинга серьёзно, хотя и не без некоторого ехидства. - Вы вот знали о Декрете, но всё равно предпочли кинуться в драку. Стало быть, вы - как раз такой нарушитель, которого сколько ни бей - всё бесполезно?

Уайтингу стало смешно. Мистер Ганн сумел обратить слова фотографа против него же самого, что изрядно его повеселило. Впрочем, помощник мэра не учёл одного обстоятельства, о котором фотограф теперь решил напомнить.

- Вы по видимому забыли, сэр, - ответил Уайтинг с улыбкой на лице, - что этот Декрет написан неправильно. Помимо того, что в нём должны быть снижены сумма штрафа и количество ударов, в нём необходимо чётко прописать то, что за драку наказывается только её зачинщик, но никак не обороняющийся. В ситуации, случившейся со мной, зачинщиком без сомнения был МакКуин, потому что он первым стал хватать меня за плечо. Возможно, как вы говорите, он не хотел меня бить, но я об этом знать не мог и стал обороняться. Таким образом, согласно справедливо написанному Декрету, зачинщиком следует считать только МакКуина, который и затеял драку, а никак не меня. Возможно, что МакКуин не является неисправимым нарушителем и просто совершил ошибку. В таком случае он после этой порки перестанет хватать и задирать других людей. Так что, мистер Ганн, выходит, что все ваши обвинения в мой адрес являются беспочвенными.

Ната слова фотографа тоже посмешили.

- Дело в том, сэр, что схватить человека за плечо не означает - затеять драку, - заметил он. - Я каждый день кого-то за плечи хватаю, но никто пока не обвинил меня в том, что я затеваю драки. А вот съездить человека кулаком по морде - это как раз и называется: начать драку. Так что хотите вы того, или нет, но зачинщик драки - вы, сэр. Стало быть, и наказывать по справедливости следовало только вас, а Энди МакКуина отпустить на все четыре стороны. - Нат положил ногу на ногу, и сцепил пальцы рук на собственном колене. - Вот и прикиньте, - продолжил он, - что по справедливости выдрать следовало вас одного, а Энди вышел бы сухим из воды. Конечно, МакКуин - парень не настолько изощрённый, чтобы воспользоваться ситуацией, но другой на его месте вполне мог бы подумать: "Ага, меня не наказали! Значит, можно со спокойной совестью хватать конфедератов за плечи, чтобы они кидались в драку - и их же потом будут пороть за это!" Нет, сэр, пока что я не вижу, чтобы вы были хоть чуточку правы. А что касается того, что Декрет написан неправильно... Кто сказал? На данный момент только вы. Власти считают, что Декрет написан правильно. И вам придётся с этим мириться. Или... - Нат пожал плечами, всем своим видом показывая, что уж тут он ничего изменить не может. - Или будете подставлять свою спину за счастье двинуть по роже тому, кто схватил вас за плечо.

Уайтинг перестал смеяться и вновь сделался серьёзен. Фотографа неприятно удивляло то упорство, с каким Ганн не хотел понимать его доводы, хотя по мнению самого фотографа, эти доводы невозможно было опровергнуть.

- Конечно, если вас хватают за плечо, мистер Ганн, - согласился со словами собеседника Уайтинг, - то это не означает, что вас будут бить. Однако, вы забываете об обстоятельствах, при которых меня стали задирать. В комнату к Люси с грозным видом ворвались трое парней, которые были настроены весьма воинственно, причём МакКуин явно не имел намерений дружески похлопать меня по плечу...

Нату надоело слушать фотографа, и он довольно грубо перебил его:

- Разница между "хотят ударить" и "хватают за плечо" очень большая, сэр. Впрочем, вы - хозяин своей шкуры. Вы посчитали, что вправе ударить. Шериф посчитал, что он вправе вас за это выдрать. Суть в том, что нести ответ приходится за свои поступки. И вы, сэр, наказаны именно за свой поступок, а не за поступок мистера МакКуина. А за поступок мистера МакКуина наказан сам мистер МакКуин. И, кстати, гораздо более несправедливо, чем вы. Его вина - не на пятьдесят ударов плетью. Хотя Энди, я полагаю, роптать не станет. В отличие от вас, он умеет признавать свои ошибки и отвечать за них.

Нат поднялся и посмотрел в сторону окна. У него была ещё куча дел, так что пора было подвести итог.

- Вот что я вам скажу, сэр, и надеюсь, что вы воспримете мои слова буквально, - проговорил он задумчиво. - Поскольку вы уже оправились - садитесь в свою повозку и езжайте из Городка. Уверен, где-нибудь в более людных местах вы заработаете больше. К тому же, там не будет несправедливых декретов, которые вас так возмущают. Всего хорошего!

С этими словами Нат вышел из комнаты, оставив фотографа делать выводы. Позволить такому упорному дебоширу, как Уайтинг, находиться в Городке, Натанаэль Ганн посчитал совершенно неправильным. На фотографа-то плевать, он сам хозяин своей спины, а вот остальных Нату было откровенно жалко. При чём эта его забота касалась как людей Фланнагана, так и всех остальных фермеров и горожан, за которых Нат как помощник мэра считал себя в ответе.