М.В. Гуминенко. ВЫБОР СОКОЛЬСКОГО
Часть третья
"Совершите вы массу открытий..."

Глава первая. О том, что ночью бывает слышно и видно

На кухне царила тишина. Сокольский в двадцатый раз перечитывал короткую записку бабы Вари. Каретов не посмел у него спросить, что это за листок и теперь маялся тем, что перекладывал на клеёнчатой столешнице спички. Ирина устроилась в углу диванчика, который передвинули подальше от окна, сидела неподвижно, завернувшись в старенький плед. От пледа пахло мамой и этот запах успокаивал.

Внезапно Сокольский поднял голову и прислушался. Каретов вздрогнул, рассыпав спички, и закрыл кучку палочек ладонью.

- Он в доме, - тихо сказал Сокольский и поднялся, вытащив пистолет. - За Ирину Александровну головой отвечаешь!

- А подмога? - быстро спросил Каретов.

- Ты видел: им не дозвониться, - терпеливо напомнил Игорь. - С кухни ни шагу! Стёпа! Войдёт твой Чирик - стреляй сразу.

Сокольский вышел с кухни, плотно закрыл за собой дверную створку и замер, прислушиваясь. Где-то наверху дрожало стекло: "гость" мог неплотно затворить за собой окно и теперь оно вибрировало от сквозняка.

Двухэтажный дом делился на восемь комнат, не считая кухни, прихожей, двух крытых веранд, кладовки и внутренней лестницы. Блуждать в потёмках по такому обширному лабиринту смысла нет. Лучше затаиться и не двигаться с места. Сокольский не торопился, у него до утра - куча времени. Единственный вход на кухню охранял Каретов (лишь бы парень не побоялся пальнуть в своего "помощника", если тот сунется). Шрам, наоборот, будет спешить. Он должен понимать, что в любой момент явится подмога из Питера и расстроит его планы.

Сокольский ощущал движение в глубине дома. Не нужно сверхспособностей, когда знаешь, что слушать. Надо отдать должное Андрею Шраму, он умел ступать на крашеные доски так, чтобы они не издавали ни звука. Но до уха Сокольского долетел шелест - это одежда проехалась по отставшим от времени бумажным обоям. Потом звякнула уключина жестяного ведра: противник добрался до первого препятствия, заметил вовремя, обошёл, но не учёл сдвинутую вбок крышку...

Игорь отодвинулся от кухонной двери и прижался спиной к стене, чтобы видеть проём двери на веранду и коридорчик, уводящий вглубь дома. Стоял он на самом видном месте, но в темноте, среди этажерок и шкафчиков, неподвижный силуэт не привлекает внимания. Свитер на нём тёмный, а светлую куртку он оставил на кухне.

В глубине гостиной тикали часы. Если следовать их ритму, можно замаскировать продвижение. Часы сейчас стучат громче осторожных шагов. На пару мгновений Сокольский перестал слышать противника. Потом различил осторожный вздох: невидимый враг засомневался, выходить ли из коридорчика в пустое пространство гостиной. Может, что-то почувствовал или ждал, что в кухне заговорят. Сокольский понял, что тишина и стук часов заставляют его напрягаться. Это нехорошо, надо расслабиться и слушать, чтобы не пропустить роковой момент...

Человек, который прятался за косяком, в коридоре, шевельнулся. Потом послышался чиркающий звук. "Это не спички!" - подумал Сокольский. Тихое шипение достигло его слуха, но он не сразу понял смысл. А потом что-то мелькнуло в дверном проёме, на пол упала жестянка и покатилась через прихожую. Инстинкт заставил прыгнуть в сторону кухни раньше, чем Игорь сообразил, что делает. Кухонная дверь вылетела под весом его тела.

- На пол! - успел крикнуть Сокольский, сдёргивая женщину с диванчика и падая на неё сверху...

Продираясь через мелкую поросль осинок, Ольгин старался придерживать ветки, чтобы не задеть идущую вслед за ним Ингу.

- Вперёд смотри, - посоветовала та. - Ноги поломаешь.

- Да пустяки! - отозвался Слава, потом вдруг замер, так что она налетела на его спину.

- Что? - тихо спросила она.

- Свет опять мелькнул, - так же шёпотом ответил мужчина.

- Может, где-то рядом деревня?

- Мне показалось, он снизу идёт... Нет, больше не вижу.

Он раздвинул ветки и через два шага выбрался из зарослей. Инга вырвалась следом, сломав неосторожный сучок, прицепившийся к рукаву её куртки. Впереди простирался песчаный берег, а за ним - свободное пространство замершего в тихой ночи озера.

- Наверное, я лунный отблеск на воде видел, - произнёс Слава, светя вокруг себя фонариком. - Это не Ладога.

Берестова согласилась: даже в темноте можно было разглядеть лес на другом берегу. Ладога - озеро огромное, а тут метров триста в диаметре - не больше.

- И никакой дороги, - пробормотала Инга. - Я идиотка!

Ольгин обернулся. Свет фонаря растёкся по земле вокруг их ног.

- Ты при чём? - спросил Слава.

- Надо было самой выбирать, куда ехать! Теперь придётся на трассу возвращаться.

- Фура на просеке не развернётся, - напомнил Ольгин. - "Тойоту" можно погнать задом, пока не попадётся подходящее место для разворота, но с КамАЗом фокус не пройдёт. Нельзя же их тут оставлять.

Инга побрела по берегу, пробуя ногами почву. Потом огляделась.

- Вон там, дальше, просвет вроде, - показала она. - Идём посмотрим...

Минут через двадцать они вернулись к грузовику. Пристыженный Витёк молча сидел в кабине. Шарап прохаживался в свете фар. Завидев Ингу со Славой, кинулся им навстречу.

- Я уже хотел искать идти! - обрадовал он. - Что за место такое? Аномальная зона? Трубки ни одна не работаю, рация какой-то шум выдаёт, навигатор вообще погас! Электроника бесится! А вы что нашли?

- Там, метрах в пятидесяти по просеке, есть поворот к озеру, - взялся объяснять Ольгин. - Пара лужиц неглубоких. Проедем. А на берегу места много, почва плотная. Можно будет попробовать развернуть фуру. Потихоньку. Иного выхода нет.

- Может, дальше двинуть? - засомневался Шарап.

- А толку? - переспросила Инга, подойдя к ним. - Неизвестно, куда вообще ведёт эта тропа. Она всё время петляет.

- Ладно, поехали, - буркнул Шарап, разворачиваясь всем своим огромным телом к грузовику и махая рукой с досады.

- Я за вами, - встрепенулся Ольгин и побежал к своей машине.

Взрыв разнёс в щепы хлипкую внутреннюю стенку. Осколки лопнувшего плафона засыпали пол. Свет погас, в клубах пыли и дыма ничего невозможно было разглядеть. Перекатившись по хрустящему мусору, Сокольский вскинул руку с пистолетом. Ему показалось, что он увидел силуэт. Он нажал на курок. Кто-то вскрикнул - и в этот момент рухнул покосившийся от взрывной волны шкаф с посудой. Раздался топот и грохот, звон бьющегося стекла на веранде, а через несколько секунд в кухню ворвался сквозняк и закрутил поднятую пыль. На пол с шумом лилась вода из повреждённого бака над мойкой.

Сокольский поднялся. Его качнуло, но он удержался на ногах. Держа под прицелом пространство впереди себя, он перебрался через размётанный мусор в сторону прихожей. Хлопала входная дверь. Сокольский ринулся к ней, как мог быстро - но успел заметить лишь тень, метнувшуюся за калиткой вдоль улицы. Он выстрелил ещё раз. И тут ему послышался возглас Ирины. Сунув пистолет в карман, Сокольский поспешил назад.

Хорошо, что не вспыхнул пожар. Плохо, что свет погас во всём доме. В темноте Сокольский с трудом различил движение в углу и подошёл, спотыкаясь о мусор.

- Игорь! - позвала Ирина. - Мы тут! Ваш товарищ ранен.

Сокольский опустился коленями на захламлённый пол, пощупал пульс под челюстью Каретова, наткнулся на тёплую мокрость на его плече.

- Жив пока! Вы целы?

- Всё хорошо... Со мной всё хорошо. На веранде, в тумбочке - свечи... И аккумуляторная лампа! - вспомнила женщина, на удивление не потерявшая самообладания. - Я принесу.

Он удержал её за одежду.

- Я сам.

Обратно на развороченную кухню он возвращался, включив фонарь, поэтому заметил тёмную "дорожку" на полу. Присев на корточки, потрогал: кровь. Проследил глазами. Дорожка уходила через порог, за двери.

- Достал-таки урода, - пробормотал Сокольский и поспешил на кухню.

- Эй! Что у вас случилось?! - крикнул кто-то снаружи.

- Это Боря! - всполошилась Ирина, заметив, как Сокольский выхватил пистолет. - Сосед напротив, внук маминой подруги. Мы тут, Боря!

Мужик явился с топором наперевес и не один - за ним следом просочился парень помоложе, а издали в раскрытую дверь заглядывал ещё кто-то, светя фонариком.

- Во блин! - воскликнул Боря, закидывая топор на плечо. - Это что такое было? Газ?

- Нет у нас газа, - напомнила Ирина.

- Самопальная граната, - пояснил Сокольский, осматривая Каретова. - Надо перевязать парня. Оглушило и кожу порвало. Наверняка сотрясение мозга.

- Я посмотрю, наверняка аптечка уцелела, - пообещала Ирина.

Сокольский почувствовал вибрацию мобильника в кармане и поднялся, пропустив к раненому остальных. Стёпу Каретова окружили вниманием, а Игорь вышел в разбомбленную гостиную.

- Берестова! - рявкнул он в телефон. - Где вас черти носят?!

- Заблудились, - коротко ответила Инга. - Связь не работала. Мы уже подъезжаем. Минут через двадцать будем на месте.

- Давайте! Мимо не промахнётесь, тут сейчас половина посёлка соберётся. - Он убрал телефон и прошёл обратно к кухне. - Скоро подъедет фура, КамАЗ, - сообщил он. - Там мои люди. И дозвонитесь до больницы, парню нужна помощь.

Про себя он подумал, что Инга с Ольгиным доберутся быстрее Скорой. Если снова где-то не застрянут. Найдя свою куртку, Сокольский посомневался - и кинул её обратно на пол. Слишком светлая, будет выделяться в темноте.

- Игорь! - тревожно окликнула его Ирина. - Куда вы?

- Нужно задержать бандита, - объяснил он. - Парень ранен, далеко не убежит.

- Эй! Я с тобой! - встрял сосед Боря, обеими руками сжимая топор.

Сокольский отрицательно покачал головой.

- Нет! Лучше помогите тут. Вдруг преступник был не один.

Предупреждение подействовало, Боря с готовностью остался. Сокольский вышел из дома, свернул под навес и забрал из своей машины фонарь. Громоздкую лампу он оставил хозяйке дома. Потом протолкнулся мимо собравшихся дачников, даже не пытаясь согнать их с дорожки. Всё равно уже всё затоптали. Но за воротами он сразу же обнаружил пятна крови.

- Теперь не уйдёшь, - пообещал он сбежавшему противнику и похромал вдоль дороги. Туда, куда вела кровавая дорожка.

Глава вторая. О непредсказуемости охоты на крупного зверя

Странное испытываешь чувство, когда уходишь с освещённого места и оказываешься в темноте. Будто ныряешь в другое измерение. Вверху - ясное осеннее небо, звёзды рассыпаны пригоршнями. Прохлада ещё не грозит превратиться в настоящий холод, а над головой едва слышно шумит умирающая листва. На фоне неба она чёрная, как провал в небытие.

Сокольский выключил фонарь, едва отошёл за поворот улочки, и теперь ковылял по обочине, рискуя навернуться в канаву. Зато тут росло много кустов и их масса маскировала очертания его тела. Он чувствовал, что противник где-то рядом, но выстрела из темноты не боялся. Шрам умел стрелять только в упор, с расстояния вытянутой руки. Вряд ли за последние годы у него было много практики, чтобы превратиться из безнадёжного мазилы в снайпера. Не попал же он тогда, в конце 2011-го, в путевого обходчика, хотя парень своей оранжевой курткой маячил в десяти шагах от него...

(Питер, товарная станция, короткий ноябрьский день 2011 года)

- Вот они, наши вагончики! В полном ажуре! - доложил Кацабею один из махеевских пацанов.

Орлик крутился тут же. Вечерело, но солнце не торопилось закатываться, ложась жёлтыми полосами в просветы между товарными составами, заливая железные крыши ангаров и рыжие от железной пыли камни.

- С утра, как деньги получим - всё это быстро перекатим на путь, который укажут - и к составу! - объяснял всё тот же парень. - Делов-то!

- Не кажи "Гоп!", пока не перескочишь, - осадил его Кацабей. - Дело ещё сделать надо. И за покупателем проследить, чтоб не вздумал обмануть или подставить. Орлик! Ты что там крутишься? На базу едем! Помните, что Махей говорит: перед сделкой все ночуют дома!

Орлик подошёл, сунув руки в карманы, всем видом показывая, что ему пофиг и он-то как раз в успехе уверен. Честная компания развернулась и потопала через пути к проходу между ангарами. По другую сторону стояли их машины.

- А это что за хрен?! - воскликнул один из парней, обернувшись.

Из-под вагона робко выглядывал некто. Увидев, что на него смотрят - нырнул обратно.

- Он нас слышал! - быстро сказал Кацабей. - Орлик, Кеша - на переезд! Остальные за мной! Не упустите!

Братва бросилась ловить "шпиона" с энтузиазмом натренированных гончих. Орлик сперва ринулся за всеми следом, но потом отстал, присел на корточки и некоторое время разглядывал из-под вагонов, где чьи ноги мелькают. Потом повернулся и побежал в третью сторону. Там, в составе, виднелся старенький вагон с площадкой для сопровождающего. Запрыгнув на неё, Орлик уцепился за бортик и мигом затянул себя наверх, на крышу. Отсюда ему было хорошо видно, как парни Кацабея гонят путевого обходчика прямиком навстречу Шраму. Тот тоже не дёргался понапрасну, обогнал всех по грузовой платформе и теперь прятался за трансформаторной будочкой. Обходчик его вовремя заметил, свернул зигзагом и запрыгал через рельсы в сторону ремонтных ангаров. Шрам выскочил из-за будки и выстрелил ему вслед раза четыре, но мужик, подобно Джо из старого анекдота про ковбоев, даже не обернулся, улепётывая во все лопатки.

"Всё равно поймают", - подумал Орлик, спрыгнул и помчался во весь дух...

...Обходчик вынесся прямо ему навстречу и замер, в ужасе открыв рот.

- Чего встал?! - шикнул на него Орлик. - Сюда, быстро!

Понадеявшись на чудо, мужик бросился туда, куда он показывал. Орлик нырнул следом, прячась за штабелями пустых ящиков. До машины они добежали одновременно.

- В багажник! Живо! - скомандовал Орлик, деактивировав защиту. - Давай, смелее! И лежи тихо, как мышь!

Наверное, есть такие моменты, когда человек из отчаяния делает то, что в нормальном состоянии ему бы в голову не пришло. Мужик полез в багажник и позволил себя закрыть. Орлик тут же активировал сигналку и метнулся вбок, за остатки какой-то древней пристройки. Когда на площадку вырвался Кацабей в сопровождении своих парней, Орлик логично присоединился к ним, вывернув из-за угла.

- Да куда он делся, сволочь?! - воскликнул махеевский капитан и в сердцах пнул колесо одной из машин. - Давайте на ту сторону! Прочешите каждый угол!

Они побегали ещё минут десять, но потом собрались обратно к машинам.

- Может, он и не слышал ничего? - предположил один из братков.

- А чего драпал тогда?

- Даже если слышал - вряд ли понял, - постановил Кацабей.

- Найти и порвать гада! - предложил Шрам, но Кацабей на него зло зыркнул и махнул остальным.

- Возвращаемся! Если завтра сделаем всё, как надо, будет уже всё равно, слышал он чего или не слышал. Махею ни слова!

С Орликом на базу возвращалось ещё трое, так что пришлось мужику смирно лежать в багажнике. Дождавшись, чтобы пацаны разошлись, кто куда, Орлик тихонько отстал и выехал со двора. Учитывая, что он в последние дни только и делал, что шлялся по бабам, никого не должно было удивить его отсутствие. Да и вряд ли кто-то будет искать его ночью. Наверняка подумают, что он у проститутки Машки, за которую когда-то сломал нос Цыгану. Девка жила в соседнем доме.

Он не мог знать, что Машкой в тот вечер заинтересуется ещё один человек - Шрам. И Орлика у неё не обнаружит...

(Ряпушково, девятый час вечера, октябрь 2018 года)

Фонари в Ряпушково висели только на центральной улице. Проулки тонули во мраке. В некоторых домах светились окошки и можно было пользоваться этими пятнами, как путеводными маячками. Где-то рядом громко забуксовала машина. Сокольский прибавил шагу, потом побежал, забыв про травмированную ногу. Он заметил мигнувшие в темноте фары. Звук оборвался и свет погас, но нужную точку он уже указал. Сокольский перепрыгнул через канаву и вошёл во двор. Под ногами захрустели доски: ворота лежали на земле. На фоне звёздного неба торчал покосившийся конёк крыши. Огород тонул во мраке. Сокольский рискнул воспользоваться фонариком: луч выхватил густые кусты, а потом прокатился через блестящий капот машины. Отпустив кнопку, Сокольский двинулся в его сторону.

Дверца водительского места была открыта, но в салоне никого. Он пощупал сидение и потёр в пальцах липкую влагу. Учитывая кровопотерю, враг не мог уйти далеко. Кое-как проломившись через смородину, Сокольский посветил под задний бампер. Машину загнали сюда, не глядя, она села задним мостом в канавку. Наверное, что-то мешало ей сдвинуться с места, но Сокольский не стал разбираться, что именно. Потом, не поднимаясь в полный рост, выбрался обратно на дорожку перед домом и достал пистолет. Фонарик он больше не включал.

Темнота осенней ночи и мешала и помогала. Полагаться можно лишь на слух и противник тебя не видит, зато предметов, чтобы спотыкаться - хоть отбавляй. Сокольский осторожно нащупал тропинку к дому и двинулся по ней, вымеряя каждый шаг. До веранды он добрался без проблем. Совсем рядом хрустнул гравий. Сокольский прислушался и двинулся на звук, но почувствовал на пути препятствие и присел, нащупав поперёк пути жестянку величиной с канистру. За ней стояли прислонённые к стене жерди, оплетённые колючими стеблями. Бешеные огурцы? Люди упорно позволяли этим растениям пускать корни прямо под дом и разрушать фундамент.

Обогнув препятствие, Сокольский пошёл дальше, мягко ступая по земле. Касаясь рукой облупленной стены, он добрался до угла веранды и остановился. Ему послышался тяжёлый вздох или стон, потом шуршание. Совсем рядом звякнуло стекло. Выглянув из-за угла, Сокольский заметил шевелящийся силуэт. Кто-то забрался на тёмную груду у стены и пытался дотянуться до окна. Сокольский шагнул из-за угла и включил фонарь, осветив противника. Человек обернулся и взмахнул руками, с руганью покатившись на землю.

- Не подходи! - крикнул он и выстрелил.

Наугад. Пуля ушла неизвестно куда. Сокольский прыгнул вперёд и ударил врага ногой в бок. Человек свернулся калачиком и застонал. Светя на него фонариком, Сокольский отыскал выпавший из неверной руки пистолет и сунул себе за пояс. Потом выпрямился.

- Лицо покажи! - приказал он.

Раненый снова застонал, но потом перевернулся на спину.

- Шрам! - констатировал Сокольский. - Ну, здравствуй! Свобода тебе не на пользу, как я погляжу?

- Чёрт! - выдохнул в его сторону раненый. - Гад! Дрянь! - Дальше шло нецензурное.

- Силы есть, - перебил его Сокольский, когда надоело слушать. - Вставай, сволочь!

- Я ж тебя убил! - отчаянно выкрикнул раненый. - Я ж тебя убил...

- Я выжил, - обрадовал его Сокольский и присел на корточки. - Не дёргайся! Куда ранен?

- Не мог ты выжить! Не мог... - Теперь Шрам говорил тихо. - Я ж прямо в сердце стрелял...

Рука Сокольского замерла в воздухе. По телу пробежали мурашки, пот потёк между лопаток.

- Что? - тихо переспросил он, не поверив собственным ушам.

- Прямо в сердце, - повторил Шрам. - В сердце!.. Надо было в голову...

- Когда?

Вопрос настолько озадачил бандита, что он забыл о ране и приподнялся на локтях. В свете фонаря его лицо блестело сальным пятном. Он напряжённо вглядывался в Сокольского, потом упал обратно на землю.

- В голову надо было! - повторил он, в отчаянии попытавшись отползти. - Не помнишь, да? Память отшибло?

- Где и когда ты в меня стрелял? - спросил Сокольский. Произнёс он это тихо и с таким напряжением, что Шрам перестал возиться и замер.

- Действительно не помнишь? - искренне удивился он. - Яхту помнишь? Шеллера? В трюме у него - помнишь? Ты и тогда прикидывался сперва, будто меня не знаешь. Но я-то тебя сразу просёк! Живучий, гад! Живучий...

Сокольский медленно поднялся на ноги. "Яхта Шеллера", - подумал он, чувствуя себя во власти бредового сна, в котором нет ни верха, ни низа - лишь чернота и ты не в силах ни проснуться, ни сдвинуться с места. "Сколько людей погибло от твоей руки? Сколько? Наверное, должно быть на одного больше..."

На яхте Шеллера убили его брата-близнеца, Олега Сокольского. Последнюю пулю, пробившую его сердце, выпустил человек, что валялся сейчас перед ним, под стеной пустого дома...

Глава третья. О том, что очевидный ответ может оказаться единственно верным

Сокольский выложил на стол листок бумаги.

- Эту записку оставила мне Варвара Петровна, - сказал он.

Подразумевалось, что все присутствующие должны ознакомиться с текстом, поэтому Инга взяла листок и прочитала вслух:

- "Пеллосаари ближе, чем ты думаешь. Возьми и распорядись так, как повелит твоя совесть и так, как нужно для государства".

- Бабушка была знатным конспиратором, - рискнул предположить Ольгин.

- Варвара Петровна проработала на нашей с тобой службе половину своей жизни, - объяснил Сокольский.

Ирина не удивилась. Она догадывалась, кем была её мать, но смысл записки показался ей совершенно непонятным.

- Пеллосаари - это остров на Севера, в Ладожских шхерах, - проговорила она задумчиво. - Мама возила нас туда ещё детишками. Там ничего нет: пристань, место для пикников, экологическая тропа. Персонал живёт на острове до окончания навигации...

Сокольский достал из кармана крест на витой цепочке и положил на стол рядом с запиской.

- Эта вещь принадлежала моему брату Олегу, - сказал он, сосредоточенно глядя перед собой. - Его убили в мае 2016-го. Когда нашли его тело - креста не было. Его мог взять кто-то из бандитов, но как он попал сюда? - Он посмотрел на Ирину. - Мать ничего вам не говорила, например, в прошлый ваш визит?

Ирина покачала головой.

- Ничего необычного. Жалею, что не подумала об отпуске. Была бы здесь ещё до смерти мамы...

- Если это остров - может, нужно на него съездить? - предложил Слава. - Ну, или сплавать.

- Отсюда по прямой, через озеро - восемьдесят километров, - возразил Сокольский. - Каретов сказал, что их отправили в Ряпушково в тот же день, когда умер Бессмертов. - Он вспомнил, что Ирина не в курсе этой истории и пояснил: - Один наш коллега. Он побывал у Варвары Петровны перед тем, как лечь в больницу, около недели назад. Я уже поговорил с соседями: к ней действительно приезжал посторонний человек, по описанию - Бессмертов. Очень худой, изнеможённый. Его привозило такси, прождало несколько часов. К вечеру он покинул Ряпушково. Если бы за неделю после этого визита Варвара Петровна предприняла длинный поход на остров, об этом хоть кому-то было бы известно. Но она не покидала дом.

Инга подумала, что в энергичности с Сокольским никто не может тягаться. Час назад она нашла его в состоянии, близком к шоку. Он стоял над этим парнем, Шрамом, с пистолетом в руке. Шрам скулил, как избитая шавка и бормотал всякий бред о чертях, которые его преследуют, а Сокольский держал оружие так, словно сейчас выстрелит в визжащего урода у себя под ногами. Берестова поняла, что произошло что-то очень необычное, и рискнула вмешаться: заговорила с Сокольским и взяла за руку, удержав от выстрела. Она никогда бы не смогла разжать его пальцы, но он её услышал, дрогнул, поддался и позволил забрать оружие. Потом, следом за Ингой, прибежал Слава и преступника оставили на его попечение.

Когда Берестова с Сокольским выбрались с огорода на тёмную улицу, он сказал ей:

- Это Шрам застрелил Олега.

Больше он к этой теме не возвращался, а вернувшись в дом Орликов, быстро организовал помощь. Ещё через полчаса выбитые стёкла заткнули фанерой и полиэтиленом от теплицы, сорванную проводку наладили, лишних со двора выгнали, дальнобойщикам организовали ужин, пленника перевязали и заперли до приезда опергруппы... В общем, сделали всё, что могли. Потом Сокольский позвал Ольгина, Берестову и Ирину Александровну на вторую, тёплую веранду, поговорить. Здесь он и выложил перед ними записку, которую оставила для него Варвара Петровна Орлик.

- Пеллосаари, - повторила вслух Ирина, сцепив перед собой руки. - Мама любила, когда отец возил её на нашем катере по Ладоге. Они бывали на островах много раз. Сейчас! - Она встала и принесла из соседнего помещения альбом. - Вот, эти фотографии лет пятнадцать назад сделаны. Это они на Пеллосаари.

Кодековские карточки прекрасно сохраняли цвет. На одной высокий, бодрый старик стоял рядом с вытащенной на берег моторкой. Дальше шли виды острова, диковинные плоские камни берега, полого уходящие в воду, задумчивая пожилая женщина на бревне у воды...

- А лодка куда делась? - спросил Сокольский.

Ирина посмотрела на него, поражённая догадкой.

- Лодка в гараже! Мама давала её напрокат, отдыхающим. Послушайте! Там, в гараже, спилы от этого дерева, которое на фотографии! Папе было жалко, что хороший ствол пропадает и он сделал что-то вроде мебели. И в одном из спилов у него был тайник!

Сокольский поднялся из-за стола.

- Идёмте! - скомандовал он, сделал шаг - и вынужден был схватиться за край стола, стиснув зубы и зажмурившись.

Инга юркнула к нему, поддержав за плечо.

- Нога, - пояснил Сокольский, открывая глаза и выдыхая. - Навернулся, когда за Каретовым гонялся. Надо же, до этой минуты не вспоминал...

- Садись на диван, - скомандовала Инга. - Слава! Посмотри, как там пленные. Ирина Александровна! Принесите, пожалуйста, вашу аптечку, а ещё лучше - попросите у Шарапа, чтобы свою дал. Шарап - это такой здоровый дядька, его Мишаней зовут.

Разослав всех, Берестова сама сняла с Игоря кроссовку и размотала сбившийся эластичный бинт. Щиколотка и голеностоп распухли, так что и ощупывать бесполезно. Сбоку сквозь кожу проступала багрово-фиолетовая гематома - разрыв связок налицо... Точнее, на ноге.

- Как ты вообще всё это время бегал? - риторически спросила Инга. - В твоём стиле!

- Надо бы ещё побегать, - проворчал Сокольский, морщась от её прикосновений.

- Ты идиот?! - обозвала его Берестова. - Мы со Славой сами сгоняем к этому гаражу, на машине. Ирина Александровна покажет. Что найдём - всё привезём. А ещё лучше - поезжай вместе с Каретовым в больницу, когда Скорая досюда доберётся.

Она почувствовала, как на её плечо мягко легла его ладонь. Инга подняла голову, оторвавшись от созерцания распухшей лодыжки шефа.

- Я надеялся, что именно ты приедешь, - сказал он тихо.

- Дорогое признание, - фыркнула Инга. - Что тогда женился на другой?

Он тихонько посмеялся, но потом серьёзно попросил:

- Зафиксируй, как сможешь. До утра нужно много дел сделать. То, что искали Каретов со Шрамом, должно попасть именно в наши руки.

В пристроенном к задней части дома сарае был прекрасный подвал с забетонированными стенами. Муж Варвары Петровны оборудовал тут бойлерную, чтобы зимой отапливать помещения, но старуха в последнее время пользовалась обычной печкой в доме и сюда даже не спускалась. На деревянной лавке, напротив подвешенного на кронштейны бойлера, сидели двое парней из "ЛендКрузера". Обоих прицепили наручниками к трубе. Было холодно, как в неотапливаемом бетонном подвале осенью. Слава Ольгин включил свет и прикрыл за собой двери. Спустившись по нескольким ступенькам, он подошёл и прислонился плечом к металлическому агрегату, напротив пленников.

- Самое время поговорить, - сказал Слава, разглядывая набычившихся парней. - Напомню: я - Вячеслав Борисович Ольгин, старший лейтенант УВР ФСБ. Теперь ваша очередь представиться.

Один из пленных, примерно его лет, смерил высокую фигуру Ольгина взглядом и сплюнул. Второй, помоложе и не такой самоуверенный, тревожно посмотрел на товарища, но тоже промолчал.

- Понятно!

Слава представил себе, как бы на его месте вёл допрос Юра Капустин. Тому, который задирает нос, врезал бы по чайнику, а второй бы сам испугался. Но чтобы вести себя, как Юраша - нужно быть Юрашей, с его доберманским оскалом и шилом в заднице. "У тебя уже есть своя тактика, - сказал ему Сокольский после того, как Ольгин расследовал убийство полковника Астафеева в Военном Архиве. - Но не зацикливайся, на каждого клиента должен быть свой подход". Почему шеф так в него верил - Слава не знал, но старался не подводить.

- Пропустим этот момент, - предложил он, невольно поёжившись. - Холодно тут! Не замёрзли? Отмалчиваться смысла нет, справки о вас мы уже навели, поэтому я сейчас угадаю: вот тебя, - он ткнул пальцем в сторону молодого, - поймали на взятке. Ты только начал служить в полиции, жена родила. Деньги нужны, понятное дело. Но неловко вышло. Потом добрый дядя, полковник Вапшевич, помог замять дело с тем условием, что ты уволишься сам - и взял "под крыло". Ну, может, он и не сам тебя выручал, много чести. Но приказы тебе именно он отдаёт. И твоему приятелю. - Теперь Слава посмотрел на старшего. - Крутой послужной список у тебя. Должен был перевестись в Собственную Безопасность ФСБ, но вдруг оказалось, что и за тобой нехорошие делишки водятся. Напомнить, какие?

- Необязательно, - процедил старший. - Чего надо?

- Рассказать, под протокол, как полковник Вапшевич приказал вам напасть на двух офицеров ФСБ. В подробностях.

- Мозги не парь! На дороге мы вас случайно задели. Следом ехали, чтобы извиниться, помощь оказать. Никакого полковника знать не знаем, а удостоверениями вы из своей машины не махали, чтобы с расстояния было видно, что ты и эта твоя девка белобрысая - офицеры ФСБ.

Парень помоложе оживился после такой речи товарища и даже заулыбался, но Слава осадил обоих:

- Всё равно сядете, - с милой улыбочкой возразил он. - Полковнику вашему нам есть что предъявить, а от вас он, при таком раскладе, открестится. Зачем ему отвечать за организацию преступных действий? Кстати, у меня регистратор был в вашу сторону повёрнут, так что ваш "случайный" толчок зафиксирован в лучшем виде. Нет, холодно тут у вас! - перебил он сам себя и потёр плечи. - До утра точно пневмонию подхватите. Как вариант - сотрудничество со следствием. Обещаю перевод на верхний этаж, горячий чай и условный срок. Подумайте!

Он отвернулся и пошёл на выход. Когда уже протянул руку к выключателю, старший его окликнул:

- Погоди, Вячеслав Борисович! Уверен, что сможете Вапшевича закрыть?

Ольгин вернулся обратно и наклонился к нему, упершись руками в колени.

- Поможете - посадим. Тем более, на него уже дали показания те, кого вы прикрывать должны были.

- А если он нас раньше грохнет? - засомневался молодой.

- Его личный наёмник лежит раненый и уже подписался под своим красочным рассказом, - оповестил его Ольгин. - А больше полковнику некого на вас натравливать. В тюрьме-то вы быстрее загнётесь, особенно если там узнают, что вы оба - бывшие менты.

Слава не был уверен, что подействовало больше: напоминание о тюрьме или то, что наехали братки на контору, которую все боятся. Сидящие в холодном помещении на лавочке парни согласились и на чай, и на сотрудничество.

Глава четвёртая. О событиях неприятных и не очень

Инга повезла Сокольского в Питер. Они выехали из Ряпушково в шесть утра и в восемь тридцать уже заезжали на служебную стоянку Большого Дома. Ещё через час Сергея Сергеевича Ланского вызвали с базы УВР на "Красном Треугольнике" - к генералу Чёрному, на Литейный.

В половине десятого Ланской вошёл в сверкающий полированными поверхностями кабинет начальника УВР. Кроме Дмитрия Ивановича Чёрного присутствовал только полковник Сокольский. На Ланского он даже не посмотрел.

- Входи, Сергей Сергеевич! - пригласил подчинённого Чёрный. - Вот сюда, поближе садись. Игорёк хочет тебе кое-что рассказать. Тебе будет интересно.

Не понимая, что могло случиться таинственного за последнее время, чего бы он не знал, Ланской прошагал через весь кабинет и сел на указанное место.

- Если тебе трудно - я могу своими словами пересказать, - обратился Чёрный к Сокольскому.

Тот встрепенулся и поднял голову, посмотрев на Ланского. Вид у Сокольского был мрачный и усталый. Только сейчас Ланской заметил, что к краю стола прислонена трость с чёрной эбонитовой ручкой.

- Что случилось? - спросил полковник Ланской, кивая на трость.

- Ногу повредил, - признался Сокольский, потом подвинул к себе объёмистую кожаную папку. - Мне придётся начать сначала, поэтому запаситесь терпением и дослушайте до конца.

Такое вступление ещё больше насторожило Ланского. Он напряжённо выпрямился и нахмурил брови.

- В 2016-м году мой брат Олег Сокольский пришёл к вам и предложил свои услуги в качестве добровольного агента, - напомнил он. - Его, как частного детектива, нанял один из помощников осуждённого ныне Михаила Станиславовича Морина - МСМ, шантажиста и главаря крупной преступной организации. Олег должен был проследить за другим преступником - конкурентом МСМ, Шеллером, у которого была назначена встреча с кем-то из руководства ФСБ. Вы должны были обеспечить моему брату прикрытие, но по неведомой причине этого не сделали.

Ланской стиснул зубы, так что на скулах резко проступили мышцы, и подался к Сокольскому.

- Это была моя ошибка, - быстро сказал он.

- Что произошло? - спросил его Сокольский, а генерал Чёрный кивнул, стараясь подбодрить коллегу.

- Игорь Сергеевич! - начал Ланской. - После описанных вами событий, я писал докладную записку, в которой указал, каковы вероятные причины случившегося.

- Скажите своими словами, - попросил Сокольский.

- Хорошо! Мне позвонил полковник Вапшевич из СБ и попросил не выставлять наружку. Сказал, что в окружение Шеллера внедрён его человек и это может помешать его миссии. Вапшевич обещал, что даст своему агенту инструкции на тот случай, если надо будет прикрыть Олега Сокольского. Но что-то пошло не так. Как объяснил Вапшевич, его агент не успел помешать убийству по независящим от него причинам.

Генерал Чёрный молчал. Зато Сокольский был настроен очень решительно.

- Я расскажу вам, что произошло на самом деле, - произнёс он, подвинув к себе папку. - В окружение Шеллера действительно был внедрён агент, Алексей Бессмертов. Он недавно умер от рака, - пояснил Игорь. - Когда люди Шеллера схватили моего брата, Бессмертов связался со своим шефом и спросил инструкций. Вапшевич ответил: "Ничего не предпринимать! Это сорвёт более важную миссию!" И Бессмертов не осмелился пойти против прямого приказа. В результате мой брат был убит.

- Откуда вам это известно? - подозрительно спросил Ланской.

- Бессмертов оставил свои показания перед смертью, - ответил вместо Сокольского генерал Чёрный. - И не только показания. Он передал видеозапись, докладную записку и документы, которые на самом деле искал его шеф, полковник Вапшевич.

Ланской прищурился на папку.

- Какие документы? - спросил он, предчувствуя, что сюрпризы только начинаются.

- У Шеллера был компромат на полковника Вапшевича, - ответил Сокольский. - Однажды Вапшевичу были нужны деньги и Шеллер предложил ему некоторую сумму. Попросил за это, чтобы Вапшевич свёл Шеллера с кем-нибудь сговорчивым из нашего руководства. Пригрозил обнародовать несколько документов, из которых становилось ясно, что Вапшевич, ещё на службе в полиции, однажды воспользовался помощью преступника, чтобы выбить деньги из семьи своего подследственного. Поэтому Вапшевич считал главным, чтобы Бессмертов выкрал этот компромат раньше, чем мы арестуем Шеллера и найдём среди его вещей компромат на Вапшевича. А если бы он взялся выручать Олега - ему самому пришлось бы уходить от Шеллера как можно быстрее. Единственное, что сделал Бессмертов после того, как Олега застрелили на его глазах - сказал, что сам займётся его трупом. Вместо того, чтобы выбросить тело в воду, с грузом на ногах, Бессмертов вывез его на городскую свалку, в такое место, где его могли быстро найти.

Ланской молчал. Сокольский не стал дожидаться и продолжил:

- Бессмертов нашёл компромат, но когда понял, что это совсем не то, что говорил ему полковник Вапшевич - он спрятал бумаги. Начальнику сказал, что пришлось на месте уничтожить их, потому что нельзя было незаметно вынести. И этот компромат, вместе с запиской, видеопризнанием и другими материалами, Бессмертов оставил Варваре Петровне Орлик. Он хорошо её знал и считал для себя авторитетом, поэтому доверил ей передать материалы в УВР, после его смерти. - Сокольский сам вздохнул и больше уже не смотрел на Ланского. - Вапшевич узнал о предсмертной воле своего агента и подослал людей к бабе Варе: убийцу Андрея Шрама, сбежавшего из тюремной больнички под видом трупа, и Стёпу Каретова, которого подловил однажды на том, что парень разболтал служебную информацию проститутке. Но баба Варя умерла перед их приездом и они не смогли найти в её доме тайника. Кое-что мне пока неясно, - признался Игорь. - Как полковник Вапшевич вычислил, что мне на помощь едут двое моих людей? О том, что я в Приозерске, он узнал от Шрама.

Полковник Ланской жестом остановил его и разочарованно покачал головой, чем заставил насторожиться генерала Чёрного, искренне переживавшего за своих людей.

- Я могу объяснить, - сказал Ланской. - На какой машине вы поехали в Приозерск?

- Я взял "Лексус", который мне остался от брата, - ответил Сокольский, смутно догадываясь о продолжении речи Ланского. И оказался прав.

- Это ваша частная машина, - сурово объяснил СС. - На ней нет служебного маячка. А ваши люди поехали на служебной. В последнее время Вапшевич копает под меня и наверняка обосновал перед собственным начальством необходимость получения частоты сигнальных меток на служебном транспорте УВР. Он мог отследить, что одна из машин двинулась в Северном направлении, и сообщить своим людям.

- Понятно, - протянул Сокольский и посмотрел на генерала. - Инга со Славой выехали на машине, на которой караулили в Гавани. - Он снова обратился к Ланскому. - Когда Ирина Александровна звонила генералу и просила, чтобы он прислал на похороны некоего Игоря, Каретов слышал её разговор: он оставил в гостиной дома "жучок". Он и сообщил шефу, что в Ряпушково должен явиться гость из УВР. А для того, чтобы успокоить совесть Стёпы Каретова, Вапшевич использовал ту же версию: он ищет компромат на полковника Ланского.

Сокольский вынул из кармана крестик и положил на стол перед Ланским.

- Этот крест сделал на заказ один умелец, которому Олег оказал важную услугу. Бессмертов отобрал его у Шрама, после того, как тот застрелил Олега, всё время носил при себе, а потом оставил бабе Варе. Он был уверен, что я сделаю всё возможное, чтобы докопаться до правды, если узнаю, что это дело связано с гибелью моего брата. - Он взял паузу и спросил, жёстко, с нажимом: - Почему вы не рассказали мне о том, что из-за просьбы Вапшевича не дали Олегу прикрытия? Всё это дело можно было бы раскопать раньше!

Ланской внимательно посмотрел на него. На топорно-крупном лице грозного СС читалось сожаление.

- Игорь Сергеевич! Вы ничего бы не смогли раскопать. У полковника Вапшевича было обоснованное и подтверждённое свидетельскими показаниями объяснение Бессмертова, который тогда предпочёл сказать, что у него не было возможности помочь Олегу Сокольскому. Он сказал, что приехал на яхту Шеллера уже после того, как Олег был застрелен кем-то из подручных этого бандита. Без показаний Бессмертова вы бы узнали ровно столько, сколько знали до того, как нашли это признание.

- В смерти Олега виноваты вы, Сергей Сергеевич, - возразил ему Сокольский. - Это был ваш агент и вы должны были обеспечить ему прикрытие, а не слушать офицера из другого ведомства. Я так понимаю, что вы даже разговор с ним не зафиксировали?

Ланской приподнялся, опираясь кулаками на блестящую столешницу.

- Вы обвиняете меня в не профессионализме? - спросил он грозно.

- Он прав, Серёжа, - осадил старого коллегу генерал Чёрный.

Ланской опустился обратно на стул, глядя на Сокольского. Потом отвёл взгляд.

- Вы правы, - признал он. - Я действительно поступил непрофессионально... Я верил Вапшевичу. У меня не было оснований ему не верить тогда. Мы делали общее дело.

Он понял, что оправдывается и замолчал.

Молчание длилось не меньше минуты. Генерал забыл о своём зароке не теребить нижнюю губу и некоторое время водил по ней пальцем. Потом спохватился и опустил пухлые руки на столешницу. Сокольский встрепенулся и поднял голову.

- Сергей Сергеевич! - сказал он жёстко. - Мне бы хотелось верить вам. Мы тоже делаем общее дело и я привык смотреть на вас, как на старшего товарища.

Ланской удивлённо посмотрел на него.

- Было бы глупо с моей стороны предъявлять вам претензии. Брата это не вернёт, а общему делу повредит. Но у меня есть к вам просьба. С Дмитрием Ивановичем я её уже обсудил.

Теперь Ланской смотрел на него очень заинтересованно и даже подвинулся ближе.

- В этой папке - весь компромат и показания на полковника Вапшевича, - пояснил Сокольский и подвинул папку к Ланскому. - У вас есть связи в руководстве, которые позволят вам завести дело на этого человека, чтобы он не успел предпринять ответные действия и уйти от ответа. Шрам и двое других его людей задержаны моей группой. Они в вашем распоряжении. Каретов даст показания, он готов сотрудничать.

- Доведи это дело до конца, Серёжа, - добавил от себя генерал Чёрный.

Сергей Сергеевич Ланской забрал папку с документами и кивнул. Больших уверений с его стороны никому не потребовалось.

Глава пятая. О чести офицера и последствиях искушений

Герман Иванович Вапшевич редко садился за руль. Последние несколько лет его возил личный водитель. Но сегодня ему позарез нужно было сделать это самому. То место, куда он ехал, из всех коллег и знакомых знал всего один человек, который ждал его для серьёзного, приватного разговора.

Вапшевич не был негодяем. Все его недостатки укладывались в рамки простых человеческих слабостей. Он умел, когда нужно, работать хорошо и быстро, заботился о своих подчинённых, вырастил двоих детей. Но, как всякому человеку, ему приходилось оступаться. Если бы он имел мужество сразу исправить последствия своей ошибки - ему не пришлось бы нанимать преступников и ловить компромат, спрятанный его покойным помощником, Бессмертовым.

Дело началось в далёком 2001-м году. Капитан Вапшевич работал тогда в милиции Центрального района. Под следствие попал один богатый человек, а Вапшевичу очень нужны были деньги, чтобы выплатить кредит. В изоляторе в это же время сидел другой его подследственный - Борис Ольгин, рэкетир и вымогатель, которого подозревали в работе на крупного преступного авторитета. Ольгин отмалчивался и по нему понятно было, что откровений из него не выбьешь. Тем более, что против него была всего одна аудиозапись и смутные показания парочки свидетелей, которым самим не было доверия. Вапшевич долго мучился совестью, но наконец не выдержал, вызвал на допрос Ольгина и предложил сделку: тот поможет ему выбить деньги из другого подследственного, а Вапшевич сделает так, чтобы запись пропала и не станет копать глубже.

Всё тогда получилось, как хотел Вапшевич! У него появились деньги, у Борьки Ольгина - свобода. Но прошло тринадцать лет - и каким-то невероятным, фантастическим образом, эту старую историю узнал Шеллер. Вапшевич подозревал, что тогда, в начале двухтысячных, Шеллер был одним из действующих лиц истории с вымогательством, просто не попался на глаза следствию. Теперь, когда Герман Иванович сделался полковником СБ, Шеллер воспользовался удобным случаем. История-то старая, но неприглядная, можно сказать, паскудная. Всплывёт - придётся Вапшевичу уволиться и хорошо, если других проблем не возникнет.

Вапшевич дрогнул и согласился на условия Шеллера. Это было его второй ошибкой. Следовало поступить, как офицеру: признаться во всём и сложить с себя полномочия. А так не хотелось! И он организовал операцию против Шеллера, подослав своего агента - Лёшу Бессмертова. Этот умный парень должен был решить все проблемы, ничего не переспрашивая у своего начальника, которого очень уважал. Тут вмешался полковник Ланской, который тоже ухитрился подослать к Шеллеру агента - Олега Сокольского. Вапшевич забеспокоился и принял очередное неправильное решение: приказал Бессмертову не вмешиваться, что бы ни случилось.

Олег Сокольский погиб, Бессмертов сказал, что уничтожил документы. Шеллера вскоре задержали и он скончался в тюрьме. К этому факту Герман Иванович отношения не имел, но искренне порадовался. Ему показалось, что он обрубил все концы. Оказалось, не все и не обрубил...

Сейчас Вапшевич сожалел о том, что подставил Ланского и тот винит себя в смерти своего агента. До этого момента полковник уверял себя, что произошедшее - чистая случайность, что в борьбе с преступниками постоянно погибают хорошие люди, что при другом раскладе мог пострадать Бессмертов, за которого полковник Вапшевич считал себя более ответственным, чем за какого-то частного детектива, решившего поиграть "в разведчиков". Неправильные решения тянули за собой новые проблемы. Он отправил за компроматом наёмного убийцу Андрея Шрама, больше известного в последнее время, как Чирик. Он приказал двоим своим подручным задержать на трассе посланных на помощь полковнику Сокольскому людей. Вапшевич понимал, что запутался очень крепко. Что сейчас с его парнями? Где компромат? Об этом должен рассказать тот, на встречу с кем он торопился, неуверенно управляя своей чёрной "Ауди". Даже машина норовила выйти из-под контроля!

Сергей Сергеевич Ланской, полковник УВР ФСБ, бывший друг, с которым они рассорились после гибели Олега Сокольского, ждал его далеко от Питера и Большого Дома - в маленьком привокзальном кафе города Ломоносов...

У этого двора не было ни стены, ни ворот, которые отгораживали бы его от набережной канала Грибоедова. Инга заехала в пространство между старыми, разновысокими домами: слева три этажа, справа - пять, прямо - четыре, а за ними - дом ещё выше, сверкает новоперекрытой оцинкованной крышей. Тот, кто вырос в центре Питера, привык к диковинным нагромождениям стен, труб, надстроек и пристроек. Так привыкаешь к лицам родителей, не замечая родинок, морщинок и складочек.

Машина остановилась, но Сокольский продолжал сидеть рядом с Берестовой, откинувшись на подголовник и прикрыв глаза. Инга не взялась бы определить, думает ли он о чём-то, или дремлет, или мучается от боли в ноге. Потом он нахмурился, не размыкая веки - и она спросила:

- Болит?

Сокольский открыл глаза и посмотрел на неё.

- Я всё время думаю: если бы Шрам не принял Олега за Орлика - был бы у моего брата шанс выжить? - сказал он вместо ответа.

- Твоего брата подставили, чтобы "слить" Шеллера, - напомнила Инга. - Даже если бы его не узнал Шрам, шеллеровские молодчики всё равно схватили бы его и убили.

Может быть, прозвучало излишне жёстко, но человек, сидящий рядом с ней в автомобиле, меньше всего ждал, что она примется бормотать слова сочувствия.

- Помнишь, я рассказывал тебе, что в детстве мы с братом придумали сыщика по имени Финт? - спросил он.

- Помню, - ответила Инга. - Потом Олег воспользовался одной из ваших историй, чтобы закодировать сообщение для тебя. Это было после того, как он нашёл склад серверов, с помощью которых готовился захвата банковской системы. Олегу нужно было подать тебе сигнал и он стал твердить про стеклянный дом, чтобы ты обратил внимание на бизнес-центр на Охте, где он спрятал флешку в лифте.

Сокольский медленно кивнул.

- Во время допроса он наговорил фраз про Финта, Тень, стеклянный дом, понадеявшись, что я пойму настоящее значение того, что для его мучителей звучало бредом. - Он смотрел на трещинку в лобовом стекле, но потом повернулся к Инге. - Кое-что из нашей детской забавы я действительно забыл. Вспомнил там, в Ряпушково, когда Шрам твердил, что пустил мне пулю в сердце... Мы с братом постоянно менялись ролями, чтобы не ссориться. В детской истории со стеклянным домом не Олег, а я играл роль Финта. Конец Олег сочинил трагический: чтобы спасти Финта, Тень притворился им - и погиб вместо него. Мой брат сказал перед смертью гораздо больше, а я только сейчас смог это разгадать. Он понял, что Шрам принимает его за меня и фактически указал мне на своего убийцу.

- Вряд ли такую шараду можно было разгадать сразу, - засомневалась Инга.

- Может быть, - задумчиво проговорил Сокольский, потом опомнился и нажал ручку дверцы. - Всё может быть! Если бы каждый в этой истории сделал то, что должен - может быть, Олег Сокольский остался бы жив.

Он выбрался из машины и вытащил с заднего сидения трость. Инга тоже вышла.

- Лучше сдам тебя с рук на руки, - категорично решила она, активируя сигнализацию. - Хочу присутствовать при моменте, когда Серафима увидит твою ногу.

- Забыла? Она медсестра.

- Которую ты бросил после свадьбы, а потом явился с покалеченной конечностью, - выговорила ему Инга, поднырнула под его руку и повела к подъезду.

Полковник Вапшевич вошёл в меленькое привокзальное кафе. С тех пор, как он последний раз посещал это место, многое изменилось. Круглые "стоячие" столы исчезли, их заменили маленькие столики с удобными стульями. У одного такого столика, лицом ко входу, сидел высокий, худощавый человек с короткими седыми волосами. Вапшевич направился в его сторону.

- Здравствуй, Сергей Сергеевич! - поздоровался он, протягивая руку.

Полковник Ланской обнимал пальцами кружку, словно так ему было проще удержаться от ответного жеста. Вапшевич смирился, подвинул стул и сел напротив.

- О чём ты хотел поговорить, Серёжа? - спросил он. - Если считаешь, что я виноват - почему позвал сюда? Честно признаться, у меня появилась надежда, когда ты сказал, что будешь ждать "на том самом месте, в Ораниенбауме".

- Я хотел поговорить с тобой, прежде чем передам дело прокурору, - мрачно ответил Ланской, не отцепляясь от чашки. - Что ты наделал, Герман? Зачем?

Вапшевич ослабил галстук. Он не знал, как задать вопрос, который крутился у него на языке.

- Сергей! - Он придвинулся к столу, наткнувшись брюшком на жёсткий край столешницы. - Ради нашей старой дружбы: что именно мне могут предъявить?

Крупное лицо Ланского стало походить на гранитный барельеф. Мощная нижняя челюсть напряглась. Он смотрел на Вапшевича несколько секунд, как смотрят, когда хотят ударить, сильно и по заслугам. Но потом мышцы расслабились и СС мрачно вздохнул.

- Всё известно, Гера, - ответил он и перевёл взгляд на окно, за которым виднелась тихая улочка и часть привокзальной площади. - Ты сам знаешь, рано или поздно всё становится известным. Как ты мог?! - Он повернулся к Вапшевичу. - Я думал, что произошла роковая случайность, а ты, оказывается, просто обманул. Ты дал своему агенту приказ не вмешиваться - и подставил... Нет, не только того парня, которого убили люди Шеллера. Ты подставил и меня тоже! Своего друга! Я поверил тебе, у меня никогда не было причин тебе не верить.

- Серёжа...

- Молчи! Я не договорил! - Ланской отодвинул от себя кружку, чуть не скинув её со стола. - Ты хотел знать, что тебе предъявят? Компромат, который держал на тебя Шеллер, сейчас лежит в моём рабочем сейфе. Молчи! Его видело достаточно людей. - Он предупреждающе поднял руку. - Но даже если бы это читал один я, ты должен понимать: это ничего бы не изменило.

Вапшевич достал платок и вытер потное лицо. Одной из неприятных сторон лишнего веса была чрезмерная потливость. Ему становилось жарко даже в умеренной температуре. Хотя, сейчас температура была ни при чём.

- Ты не понимаешь, Сергей! - проговорил он, правильно угадав, что сейчас старый друг не станет его перебивать. - Тогда, в начале нулевых, я совершил роковую ошибку. Но был ли у меня выбор? Мизерная зарплата, никаких перспектив! Как бы я содержал семью, как бы поднял детей? А тут такая возможность! Да, искушение оказалось велико, но я надеялся, что больше мне не придётся идти против совести. Если бы Шеллер каким-то немыслимым образом не узнал...

- Погоди, Герман! - остановил его Ланской. - Передо мной ты сейчас можешь не оправдываться. Лучше подумай о другом: такие, как мы, старая гвардия, должны быть примером для тех, кто приходит нам на смену, а вместо этого я вынужден выслушивать от сопляка, который сидит передо мной вот так, как ты сейчас, о том, как должен вести себя профессионал! Честь, Герман, честь! Вот что мы должны сохранять всегда! Сейчас мне всё равно, почему много лет назад ты поступил нечестно. Ты сам видишь, к чему это привело: тебе пришлось снова и снова поступать нечестно. И вместо того, чтобы остановиться, ты нанимаешь бандита и натравливаешь его на тех, с кем делаешь одно дело! Ты считаешь, что у твоих действий есть оправдания?!

Во время его горячей речи, полковник Вапшевич сидел не шевелясь, не глядя на бывшего друга и коллегу. Теперь он поднял голову. Краем глаза он заметил своё отражение в большом зеркале на стене: потный, грузный человек, на котором гражданский костюм сидит, как наволочка на подушке. Форма хоть чуточку облагораживает, делает тебя скорее квадратным, чем круглым. Такие, как Ланской, с его высоким ростом, мощным костяком и широкими плечами, в любой одежде смотрятся внушительно. А насколько он, в самом деле, правильнее потного толстяка, который сидит напротив?

- Скажи, Сергей, - начал он. - Ты считаешь, что мне следует пустить пулю в висок? Прямо скажи: мне нужно вышибить себе мозги - и это будет соответствовать чести офицера? Или я ещё тогда, в первый раз, должен был застрелиться?

Ланской шевельнул мощной челюстью, словно хотел пережевать вопрос Вапшевича. Потом плечи его опустились вместе со взглядом и он вздохнул.

- Каждый сам решает, как ему поступить и сам отвечает за свои поступки, Герман, - сказал он медленно. - Ты мой друг и я взял на себя ответственность: у тебя есть сутки. Если ты сам не признаешь вину - я передам все имеющиеся у меня материалы в следственную комиссию для возбуждения дела. Прости. Это всё, что я могу для тебя сделать.

- Вот, значит, как... - пробормотал Вапшевич и поднялся из-за стола. - Спасибо, Серёга! Понимаю, большего ты и для себя бы не сделал. Понимаю...

- Я надеялся, что ты хоть как-то объяснишь, - признался Ланской. - Что скажешь что-то, что и мою совесть облегчит.

- Прости, Серёга! - Вапшевич отрицательно покачал головой. - Прости! Нечего мне сказать...

Ланской остался сидеть за столиком. Он смотрел, как его бывший друг нетвёрдой походкой выходит из кафе, рассеянно оглядывается, а потом бредёт в сторону вокзальной площади. Подождав, когда он скроется за углом дома, Сергей Сергеевич тоже поднялся.

Выйдя на улицу, он мощно вдохнул прохладный осенний воздух и посмотрел на часы. Надо было возвращаться в Питер. Никто не знает, по каким таким "личным делам" и куда он уехал. Подняв воротник пальто, Ланской направился в сторону той же вокзальной площади. В голове неотвязно крутилась мысль, что он не всё сказал. Может, нужно было как-то не так объяснить Герману, в чём тот неправ? Ситуация для Ланского оказалась непривычной. Он подходил к жизни с простыми мерками: поступай, как должно - остальное от тебя не зависит. Может, в нём и не хватало мобильности и он уступал тому же Игорю Сокольскому в умении подстраиваться под ситуацию, находить неожиданные решения там, где другой готов был опустить руки, но поэтому Ланской и занимал своё место в аналитическом отделе. Он работал с фактами, делал выводы, находил информацию там, где её не мог достать никто другой. Практическая сторона дела доставалась мобильным и шустрым.

Он прошёл мимо дурацкого памятника в виде гранитной глыбы, в скверике около площади. На противоположной улице, за вокзалом, стояла машина, на которой он приехал. Не глядя по сторонам, Ланской прибавил шагу. Его внимание не сразу привлекли крики. Потом послышался отчаянный визг, свист тормозов по сухому асфальту и тяжёлый удар, когда не только слышишь, но и нутром его ощущаешь. Ланской обернулся - и увидел, что люди бегут мимо него, к повороту дороги. Сердце кольнуло, Ланской пошёл в ту же сторону, потом побежал, снова миновал памятник и прямо через газон устремился к дороге.

Вокруг врезавшейся в столб машины успела собраться толпа.

- Что случилось?! - Ланской схватил за руку какого-то мужика.

- Да мальчишка на дорогу выскочил! - доложил тот. - Мамаша-раззява! Не уследила, пацан и выскочил за мячиком, а тут "Ауди" эта! Отвернул, его понесло, да ка-ак развернёт - и в столб!..

Ланской не дослушал, ринувшись в толпу, растолкал всех, пробился своей мощной фигурой вперёд.

- Дверь заклинило! - крикнул кто-то.

Он отпихнул добровольных помощников, схватился за ручку. Дверь не поддалась.

- Заклинило, заклинило, - твердил кто-то над самым ухом.

В окошке вместо стекла блестели прозрачные кубики, как зубы в чёрных резиновых дёснах. Схватившись двумя руками за край, не обращая внимания, что режет пальцы, Ланской рванул со всех своих немалых сил. Машина качнулась, дверца со скрежетом вырвалась из проёма.

- Гера! - Ланской схватил друга за плечо.

Вапшевич не шевелился. Кровь заливала его круглое лицо, в виске торчал осколок...

Эпилог

Похолодало. Листьев на деревьях стало меньше, осень из золотой превращалась в прозрачную.

Сегодня хоронили полковника Вапшевича. "На кладбище начали - кладбищем закончили", - подумал Сокольский. Заметив среди провожающих высокую фигуру полковника Ланского, он свернул с дорожки, крепко опираясь на трость, подошёл и остановился рядом. Вокруг гроба звучали привычные речи, слова соболезнования супруге и детям. Дело против полковника возбуждать не стали, смерть прекратила расследование и вместе с усопшим уходили все его ошибки и тайны...

Когда гроб опустили в могилу, Ланской проговорил, не поворачивая головы:

- Мне кажется, это я его убил, своими собственными руками.

Сокольский не ожидал таких слов от грозного СС и промолчал.

- Если бы я поступил так, как должен был - ему не пришлось бы садиться за руль, - объяснил Ланской.

- Он был вашим другом, - напомнил Сокольский. - Не знаю, что бы я сделал на вашем месте.

- Теперь это не важно, - оборвал его Ланской. - Всё кончено. Вапшевич умер, его семье не придётся краснеть из-за его ошибок. Шрам вернулся в тюрьму. Вы узнали правду о том, почему погиб ваш брат. Вы удовлетворены? - Он посмотрел на Сокольского напряжённым взглядом.

- Я получил ответы на некоторые вопросы, которые меня беспокоили, - честно ответил тот. - Удовлетворён ли я? Не знаю. Хотел бы сказать, что это уже ничего не меняет, но...

- Но что? - резко спросил Ланской.

На них начали оглядываться. Сокольский нахмурил светлые брови.

- Давайте отойдём, - предложил он.

Ланской кивнул - и они направились к каменному обелиску, возвышавшемуся на том месте, где сходились кладбищенские аллеи. Сокольский молча хромал, не поднимая взгляда. Ланской сперва посматривал на него, ожидая ответа, потом перестал. Влажный воздух успокаивал, словно охлаждал раскалённую бурю, готовую подняться в душе.

- Человеку всё время приходится выбирать, как поступить, - сказал наконец Сокольский. - И отвечать за результат, хочет он того или нет. Я иногда думаю: свобода от этого выбора существует только там, где нет самого выбора.

- Где? - спросил Ланской.

- Там! - Сокольский остановился и поднял голову, посмотрев на небо. - Только там. Когда уже всё сделано и осталось лишь узнать свой приговор...

Ланской слушал его с удивлением. Сокольский посмотрел на него сосредоточенным взглядом, ожидая возражений от убеждённого атеиста, но на крупном лице Сергея Сергеевича отразились лишь замешательство и боль. Он ничего не ответил.

- Не могу сказать, что чья-то смерть приносит мне удовлетворение, - признался Сокольский.

- Вы считаете, что Вапшевич заплатил за свои ошибки? - спросил Ланской.

- Я не знаю, за что мне самому придётся отвечать и когда, - тихо ответил Сокольский. - Не знаю. Просто стараюсь поступать по совести и по долгу... Ваш друг совершил подвиг: погиб, чтобы остался жить тот мальчишка на дороге. Вы можете сказать, заплатил Вапшевич или приобрёл?

Полковник Ланской не нашёл, что ответить. Сокольский постоял ещё с минуту, потом пожал ему руку и направился к выходу с кладбища. Там, в машине у обочины, его ждала Берестова.

- Отвезти тебя домой? - спросила она, когда Сокольский опустился на соседнее сидение и закрыл дверцу.

- На "Треугольник", - возразил ей Сокольский. - Наша с Серафимой поездка откладывается на несколько дней. Боюсь, вся эта история кладбищем не заканчивается...

Инга вывела машину со стоянки и они двинулись в сторону Московского шоссе.

- Лучше бы ты прямо сейчас ушёл в отпуск, - заметила она.

- Что так?

- Застрянешь надолго, опять придётся откладывать поездку... Куда вы там собрались? Нашлась кое-какая инфа о том сплаве, из которого сделан крестик твоего брата. А ещё, Юраша со Славкой что-то накопали про озеро, рядом с которым у нас электроника ночью не работала.

Сокольский посмотрел на неё и криво усмехнулся.

- Я не сомневался, что именно так и будет, - признался он.

- А что сомневаться? - Берестова пожала плечами и сделала непроницаемое лицо. - У нас всегда именно так и получается. Жалко мне твою Серафиму!

- Она поймёт, - возразил Сокольский.

- Я бы не поняла, - процедила Инга.

- Именно поэтому я женат на ней, а не на тебе!

- Жестокий ты человек, Сокольский! - пошутила Инга и прибавила скорости...

Наверх