Глава сороковая,
в которой Джон Риддон делает попытку выяснить отношения с Натанаэлем Ганном, и узнаёт кое-что для себя новое и интересное...

7 января 1866 года, день.

Простившись с миссис Маршалл, Эйбби, наконец, вспомнила о переданном ей мистером Ганном письме. Понимая, что брат еще какое-то время будет занят беседой с другими землевладельцами, миссис Фронтайн присела на скамью и достала злополучный конверт. Открывать его вдова не спешила, почти не сомневаясь в том, что вести сообщенные там откровенно дурного толка. Скорее всего, их обман с расписками либо уже открылся, либо на грани разоблачения. Иначе о чем еще помощнику мэра так срочно оповещать их с Джоном?

Обреченно вздохнув (перед смертью не надышишься) Эйбби стала осторожно открывать конверт. Бумага внутри была явно официальной, так что ее сердце испуганно забилось - со времен войны миссис Аббигейль инстинктивно боялась официальных бумаг. Однако после знакомства с этой самой бумагой ее страх сменился замешательством, причем настолько сильным, что она не удержалась от удивленного возгласа.

- Что-то случилось? - тут же отозвался Джон, как раз подошедший к сестре и мистеру Сайберу.

Сначала он даже не придал значения листку бумаги в руках Эйбби (мало ли, что там она может читать!), но потом заинтересовался. Возможно, не будь Аббигейль так изумлена - она бы утаила от брата расписку и рассказала ему обо всем попозже, обдумав и смягчив ситуацию, как только можно, но сейчас поступить так даже не пришло ей в голову. Она просто протянула брату конверт с его содержимым и пояснила:

- Мне его передал мистер Ганн, сказал, что позже приедет к нам все объяснить.

Имя отставного сержанта-проходимца не могло озарить радостью лицо Джона, не говоря уже о расписке. Прочитав ее, Риддон помрачнел, но с минуту молчал (скорее всего, по причине того, что пришедшие ему на ум слова явно не подходили для употребления в церкви). Потом он сказал неестественно спокойным тоном, обращаясь преимущественно к мистеру Сайберу:

- Думаю, я сберегу мистеру Ганну время и задержусь в Городке. Вы не отвезете миссис Фронтайн домой, сэр?

Элмар тут же "навострил уши" и подобрался. Ему не понравился решительный вид мистера Риддона.

- Может, будет лучше, если я помогу вам, сэр? - спросил он, прищурившись, и тут же добавил: - А миссис Фронтайн посидит с моей сестрой. Кора как раз слегка задерживается в Городке. Ей так редко удаётся пообщаться с соседями.

За неделю, проведённую на "Мокрой Пади" Эл уже понял, что мистер Риддон - настоящий джентльмен, который умеет держать себя в руках, когда это нужно. Более того, Элмар мог понять, чем руководствуется брат Эйбби. Джон так ответственно относился к своим обязательствам опекуна, и так любил сестру, что Элмар не мог нарадоваться. Он сам обожал свою семью и готов был всё сделать, чтобы его братья, сёстры, племянники и племянницы, дедушка и бабушка, не говоря уже об отце с матерью, жили спокойно и не волновались лишний раз ни по какому поводу. Но сержант Ганн - это серьёзное испытание. Странный человек, в котором причудливо сочетались отчаянный вызов обществу и тенденция к внутреннему благородству. О последнем Элмар судил по тому, что Нат не одобрял беззакония и по мере возможности противостоял ему. Ната никто не любил, но наобщавшись вдоволь с горожанами, Элмар пришёл к выводу, что они далеко не во всём правы. Они видели внешнюю оболочку, а Элмар предпочитал судить о человеке по его поступкам. Правда, это совершенно не значило, что Нат Ганн не преследовал какие-то свои цели, помогая Аббигейль и её брату, и уж тем более не значило, что Элмару может понравиться какой-то янки. Иное дело, что и Риддон явно не всё говорил о своей сделке с Ганном. Элмар не спрашивал, потому что Риддон прямо сказал, что не намерен говорить больше, чем уже сказал. Но тем больше мистера Сайбера волновала перспектива разговора с помощником мэра.

- Я не настаиваю, сэр, - предупредил Эл на всякий случай. - Но всё-таки, если вы позволите, хотел бы пойти с вами.

- Спасибо за предложение, сэр, но я просто собираюсь спросить мистера Ганна, что это значит, - ответил Джон, хладнокровно убирая в карман расписку. - Так что мне не нужна помощь. Лучше отвезите домой Аббигейль, она, верно, устала.

Риддон вел себя спокойно, но в глазах его светилась враждебность и подавленный гнев. Наверное, такую выходку он не простил бы даже другу, не говоря уж о недоброжелателе. Ведь, несмотря на то, что мистер Ганн не сделал лично Джону ничего плохого - Риддон считал его своим недоброжелателем. И не только из-за Эйбби. Большей частью из-за того, что Джон больше всего на свете не любил находиться у кого-то в долгу, в зависимости от чужой воли. Он мог многое снести хладнокровно - оскорбления, унижения, побои, - но не навязанную милость.

Зная эту особенность брата, Аббигейль слегка содрогнулась, посмотрев ему в лицо.

- Зачем тебе делать это сейчас, Джонни? - спросила она тихо. - Мистер Ганн все равно приедет к нам сегодня или завтра, тогда и поговорим. Бегая по Городку, ты с ним вернее разминешься.

В словах сестры была своя правда, но Риддон упрямо помотал головой. Во-первых, будучи натурой порывистой Джон не хотел ждать, а во-вторых, в глубине души опасался, что если он сейчас вернется на "Мокрую Падь", Эйбби его успокоит. Не сказать, что у сестры было большее влияние на брата (по крайней мере, сам Риддон так не считал), однако того факта, что ее нежный голосок не является для Джона пустым звуком, он отрицать не мог. А она стала бы уговаривать - почему-то Риддон в этом не сомневался. Поэтому еще раз качнув головой в знак отрицания, Джон сказал:

- Я не буду долго искать и, если этот бывший сержант куда-то уехал, просто вернусь обратно на "Мокрую Падь".

Проводив сестру и мистера Сайбера, Риддон машинально поправил шляпу и направился на поиски. В конце концов, общественных мест в Городке, где бы мог находиться помощник мэра, было не так уж и много.

А Нат никуда из Городка и не уехал. Он ходил на почту и теперь возвращался через площадь. У каменного колодца Нат остановился, зачерпнул общественным ковшиком воды из ведра и напился. Может быть, мэру тоже хотелось пить после его речей, но Ната жажда мучила по другому поводу. В руках у него было распечатанное письмо. Присев на край скотской поилки, он развернул лист бумаги и принялся читать. По второму разу. А дочитав, поднял голову и невидящим взглядом уставился куда-то вдаль, в сторону дома Фланнагана.

Люди разъезжались из Городка по своим фермам, некоторые косились на сидящего посреди площади сержанта, но никто не поинтересовался, что он там делает. Всё-таки помощник мэра у большинства не вызывал ничего, кроме опасений. Странный человек, которого лучше не трогать, и тогда он не тронет тебя...

Посидев некоторое время, Нат оторвал кусок конверта, сунул письмо в карман, достал кисет и свернул себе папироску. Закурив, он встал и не спеша направился к дому мэра. Собственно, мистер Риддон мог заметить его вполне узнаваемую фигуру ещё издали. По сторонам Натанаэль Ганн не смотрел, что было для него совершенно нехарактерно.

Зато мистер Риддон смотрел по сторонам. Он как раз стоял возле мэрии, где минутой раньше справлялся о местонахождении мистера Ганна, и раздумывал, куда идти дальше. Особой нужды в поисках этого полоумного Ната, конечно, не было, но все же Джон предпочел бы прояснить ситуацию сразу. Хотя бы потому, что в подлинности подсунутой сестре расписки он сильно сомневался, а хранить на руках поддельный документ для них было очень опасно. Поэтому, как подозрительный человек, и как адвокат, Риддон хотел разобраться с этим обстоятельно. Если янки хочет их подставить - лучше знать об этом заранее.

Заметив отставного сержанта, Джон повел себя спокойно. Он терпеливо дождался, пока тот приблизиться на подходящее для разговоров расстояние и с вежливой холодностью осведомился:

- Добрый день, сэр! Нам нужно кое-что обсудить. У вас найдется свободное время?

На этот раз, для разнообразия, Риддон все же поздоровался, памятуя о своем решении вести себя солидно, как глава семьи, а не по-хамски, подобно заносчивому юнцу.

Нат каким-то отсутствующим взглядом посмотрел на Риддона. Но потом вроде опомнился, посмотрел по сторонам, бросил окурок и затушил его носком сапога.

- Идёмте ко мне, - сказал он, продолжая пребывать в каком-то задумчивом состоянии.

И пошёл к дому мэра, не оборачиваясь и не глядя на то, последовал ли за ним Джон Риддон.

Пройдя через холл, Нат свернул в боковой коридорчик и открыл двери своей комнаты. Здесь почти ничего не было, кроме кровати, стола, стула и комода, прямо перед которым валялись седельные сумки. Сняв кепку, Нат бросил её на кровать, после чего обернулся, будто только сейчас вспомнил, что вроде как за ним следом должен был идти Риддон.

Естественно, Риддон шел следом (куда бы он делся?). Разговаривать на улице не входило в его планы. Но поведение сержанта его озадачило. Все-таки Джон ожидал на свои слова какой-нибудь эмоциональной реакции, а не безразличия. Немного подумав - принять такое положение вещей как оскорбление или списать на какие-то внешние обстоятельства - Риддон все же счел нужным осведомиться:

- Что-то случилось?

Вопрос был не праздный. Если в окрестностях произошло что-то серьезное (наподобие объявления еще одной банды бывших конфедератов), которое и вышибло из колеи этого Ганна, Джон предпочел бы об этом знать. Впрочем, Риддон вполне допускал возможность, что он ошибся в своих предположениях, и помощник мэра ведет себя так просто по причине собственного дурного нрава.

Могло показаться, что Нат вздрогнул от такого простого вопроса. Глянув на Риддона, он сел на край постели и запоздало сделал приглашающий жест, указав на стул. А потом вздохнул, тихо, сквозь зубы, словно удерживал готовый вырваться стон. Он явно был не в себе, хотя выпивкой от него не пахло. Да и не успел бы он напиться за то короткое время, которое прошло после окончания собрания.

- Так... Ничего не случилось, - сказал Нат, не глядя на Джона Риддона. - То есть, случилось, но уже давно. - Он провёл пальцами по коротким волосам, а потом выпрямился, вытащил из кармана конверт с оторванным краем и сжал его в руке, глядя на Риддона. - У меня сестра умерла. Старшая. Три месяца назад. А я не знал...

Он отвернулся, поднеся руку с конвертом к лицу. Но уже через мгновение справился с собой и снова посмотрел на Риддона.

- Простите, сэр! - проговорил он, вымученно улыбнувшись, хотя можно было биться об заклад: в глазах помощника мэра стояли слёзы, которым он каким-то неведомым способом не давал пролиться. - О чём вы хотели поговорить?

Без своей мятой кепки, с самой настоящей тоской во взгляде, он выглядел потерянным. Но похоже было, что уже овладел своими чувствами и действительно готов был выслушать, что ему скажет брат Эйбби.

Однако брат Эйбби ничего не сказал, по крайней мере, по делу. Вообще Джон, конечно, был человеком сдержанным и хладнокровным. Не по природной склонности - по вынужденным обстоятельствам. Дядюшка, который воспитывал Риддона-младшего, готовил его себе в приемники и потому старательно прививал племяннику выдержку и напористость, столь необходимые успешному адвокату, а годы войны и тяжелый груз ответственности за семью и вовсе сделали его характер суровым и ожесточенным. И все же черствым человеком Джон не был. Поэтому понял, что заводить разговоры о налогах сейчас не к месту.

Риддон присел на предложенный стул и сказал тоном, гораздо более участливым, чем прежде.

- Примите мои соболезнования. Наверное, вы давно не виделись со своей семьей?

Конечно, подобными вещами можно было бы и не интересоваться, но просто так уйти брат Эйбби посчитал невежливым. К тому же, вопросы семьи были определенного рода слабым местом мистера Джона, тем участком в броне его души, посредством которого можно было достучаться до его чувств, обычно спрятанных под маской вежливости. Так что одна только мысль о том, что он сам бы испытал, получив известие о смерти любимой сестры, заставляла его искренне сочувствовать этому янки, независимо от того, как он к нему относился.

Несмотря на всю свою непрошибаемость, иногда Нат вёл себя очень эмоционально. На это нужен был серьёзный повод, а сейчас такой повод был. Если бы Джон Риддон ограничился ничего не говорящей фразой о соболезнованиях, а потом заговорил о деле - Нат взял бы себя в руки. Но вторая фраза Риддона оказалась фатальной для мистера Ганна. Тем более, что существовали два обстоятельства, которые потенциально могли сделать Ната более разговорчивым с таким человеком, как Джон Риддон: во-первых, Нат был уверен, что Джон не из болтливых и не станет никому рассказывать, что с ним вдруг разоткровенничался отставной сержант-янки. Во-вторых, за последнее время Нат много раз обдумывал некоторую часть своих воспоминаний и пришёл к выводу, что фамилия Риддон всплыла не случайно и как-то эти Риддоны связаны с той частью его жизни, которая давно безвозвратно закончилась. Но сейчас он думал только о сестре.

- Я ушёл служить в 18 лет, - сказал он, глядя куда-то в пространство. - После этого мы виделись рада два. До войны ещё. - Он снова поднёс руку к лицу и натурально шмыгнул носом. Но так и не заплакал по-настоящему. - Она была на 12 лет старше меня. Семья, пятеро детей. Писала мне письма, рассказывала, как растут мои племянники, как дела у мужа... Я всё время был в разных местах, иногда получал её письма через несколько месяцев. Отвечал редко. О чём я мог ей рассказать? О том, что ссорюсь с начальством, или о том, что дерусь с мексиканцами, или индейцами? Но она всё равно писала. - Нат встал и прошёлся по комнате, остановился у окна. - А уж как началась эта война, мне стыдно было писать. О чём я мог ей рассказать? О том, что дерусь с людьми, которые мне ничего плохого не сделали, просто потому, что какой-то Линкольн хочет больше, чем у него есть! Или о том, как меня дважды разжаловали за невыполнение приказа? Или поведать ей, как её драгоценный брат ворует выпивку и спивается, а его ловят и дерут за это плетью? - Он пожал плечами. - Ну, война кончилась всё-таки. Она снова писала, звала приехать хоть ненадолго. Эта добрейшая женщина просто не ведала, каким я стал. На Рождество я послал ей открытку! И вот получил ответ от её старшей дочери: "Мама умерла"... - Он вздохнул и повернулся к Риддону. - Не думаю, чтобы вам это было интересно, сэр. Вы ведь не об этом хотели поговорить.

Нат уже полностью овладел собой и теперь смотрел на брата Эйбби спокойным, может быть, чуточку отстранённым взглядом.

- Нет, не об этом, - покладисто согласился Джон Риддон, отвечая таким же спокойным взглядом. - Но, досаждать своими делами сейчас я не буду - вам надо прийти в себя.

Брата Эйбби не удивила откровенность бывшего сержанта - он понимал, что собеседнику надо выговориться, выплеснуть эмоции, частично по этой причине и задал свой вопрос. В общем, ничего особенно шокирующего Джон, конечно, не услышал - обычная биография солдата-смутьяна, которую можно было предположить по нынешнему виду и образу жизни мистера Ганна. И, разумеется, болтать об этом Риддон не собирался. Равно как и продолжать разговор на эту тему.

Поднявшись со стула, бывший конфедерат заметил:

- Я завтра снова приеду сюда по делам Фонда. Скажите мне время, когда вы будете в городе, и мы все обсудим.

Нат пожал плечами.

- Я собирался заехать к вам сегодня, - припомнил он. - Но как скажете. Завтра я буду в городе весь день.

Где-то в душе Нат понимал, что Риддон прав, ему действительно следовало сперва прийти в себя, а уж потом думать, что делать дальше. Если бы он не бросил пить - наверное, пошёл бы сейчас и напился. Но Нат не мог себе такого позволить. Он чувствовал, точнее знал, что если позволит себе сорваться - легко может вернуться в то состояние, из которого благополучно выбрался несколько месяцев назад. А спиваться окончательно Нату не хотелось. Он думал даже не о своём положении помощника мэра, а об Эйбби. Эта женщина и так была для него недоступна. Что же говорить о том, если он снова начнёт пить?

Нат совсем уже собрался распрощаться с Риддоном, но вдруг передумал.

- Один вопрос, сэр, - сказал он, глядя на брата миссис Аббигейль. - Я давно хотел об этом спросить, но как-то не было подходящего момента. Кем вы и миссис Фронтайн приходитесь полковнику Генри Риддону? Он воевал здесь в Мексиканскую войну, под началом генерала Тейлора.

- Полковник Генри Риддон - наш отец, - коротко ответил Джон и несколько жестким тоном уточнил: - Ныне покойный.

В общем, для Риддона ситуация складывалась более-менее удачно: хоть разбирательства насчет этой непонятной расписки и были отложены на завтра, но, по крайней мере, удалось избежать визита янки на "Мокрую падь". Наверное, удержись мистер Ганн от оглашения своих намерений сделаться Джону зятем, Риддон повел бы себя куда дружелюбнее, однако, сейчас он посчитал более благоразумным держать этого янки так далеко от своей сестры, как только получится. Самое время было развернуться и уйти, но Джона заинтересовал вопрос бывшего сержанта об отце. Отношения полковника с сыном были далеко не простыми, порой Джон его ненавидел, порой восхищался, но никогда не был равнодушен, поэтому упоминание имени отца разом воскресило в душе Риддона прежние переживания.

- Вы его знали? - осведомился он несколько ревниво.

- Да, сэр! Я служил под его началом, - не обратив внимания на ревность в тоне Риддона, ответил Нат.

Взгляд отставного сержанта как-то... очистился, что ли. Будто не такими тяжёлыми стали верхние веки. А может быть, его изменила непривычно мягкая улыбка, без ехидства и издёвки. Или просто свет от окна падал под другим углом, сглаживая черты отставного сержанта...

- Я должен был догадаться, что вы - его сын, - сказал Нат, глядя на Риддона с уважением и грустью. - Почему-то не сразу пришло в голову. - Он с досадливой ухмылкой пожал плечами. - Много лет прошло... Я знаю, что полковник умер ещё до войны, - добавил Нат, перестав улыбаться. - Он научил меня, что значит - быть офицером. Может быть, сделал больше, чем мог сделать родной отец. За двадцать лет в армии я не встретил ни одного офицера, который мог бы с ним сравниться. Сэр! Я слишком многим обязан вашему отцу. И мне бы хотелось что-то сделать для его детей. Для вас, и для... - он хотел сказать "для Эйбби", но постеснялся, - для миссис Фронтайн.

Он произнёс всё это от чистого сердца, хотя не имел понятия, в каких отношениях Джон Риддон был со своим отцом. Но так ли это важно?

Джон посмотрел на отставного сержанта с недоверием. Наверное, учитывая все обстоятельства ему было бы уместнее категорично заявить: "Лучшее, что вы можете сделать - это оставить нас в покое", - и уйти с высокомерным видом, но Риддон промолчал. И даже слегка прикусил нижнюю губу, чтобы не сказать не слова.

Сколько раз он видел, как чужие люди начинали улыбаться при одном только упоминании имени его отца? Сколько хвалебных слов он слышал в его адрес? Справедливости ради Джон даже признавал эти слова в чем-то правдивыми. Конечно, полковник Риддон был отменным офицером, кто бы спорил. И довольно недурным человеком. Настолько недурным, что даже, несмотря на неодобрение некоторых его действий, сын в глубине души его уважал. Иначе не хранил бы данное ему обещание более десяти лет. Правда, в факт знакомства этого янки с отцом Джон как-то не верил. Он бросил на Ганна оценивающий взгляд, пытаясь определить сколько тому было лет в Мексиканскую войну. Явно не больше двадцати.

- Вы же тогда были рядовым, - уточнил Риддон и слегка вопросительно посмотрел на бывшего сержанта.

На войне, конечно, всякое бывает, но Джону все же было сложно уверовать в тот факт, что офицер старшего командного состава стал бы лично учить какого-то зеленого новобранца.

- Да, сэр. - Нат присел на невысокий подоконник. - Мне было 18 лет. К тому моменту я уже год прослужил, даже имел боевое ранение, но как-то не ладил с командным составом. Однажды я обнаружил, что человек, который возит продовольствие, сбывает часть товара мексиканцам. Мы как раз стояли тогда у Рио-Гранде, напротив Матамороса. Я доложил о краже своему офицеру, но не смог ничего доказать. Тогда я пошёл и отлупил этого возчика. Он пожаловался, я совсем уже приготовился к тому, что меня взгреют за драку, но неожиданно меня захотел видеть полковник Риддон. Вот тогда я и познакомился с ним лично. - Нат улыбнулся. - Он мне поверил. Мне, щенку с кучей амбиций, кидавшемуся в драку по любому поводу! Полковник назначил ревизию, а потом потратил своё личное время и объяснил с глазу на глаз, в чём я прав, а в чём - не прав. У меня тогда был ещё и конфликт с нашим майором. Я бы не стал жаловаться, но полковник сам всё понял. Уж не помню, как! - Нат развёл руками. - Я думаю, он людей насквозь видел. В общем, он перевёл меня в роту разведчиков капитана О’Доннелла... Я потом думал, что если бы полковник не уволился из армии, наверное, моя судьба сложилась бы как-то по-другому. Всего-то два года удалось воевать под его началом. Но эта война... - Нат посмотрел куда-то в пространство, словно пытался справиться с досадой. - Хорошо, что полковник Риддон не дожил до неё. Такому честному человеку и патриоту было бы невозможно её пережить.

Нат мог бы многое рассказать Джону Риддону, но не знал, насколько тому это было бы интересно. Поэтому он добавил только:

- Я переписывался с вашим отцом. И мне кажется, что я видел вас. Издали. Вам тогда должно было быть лет 14-15. Тогда я уже получил сержантские нашивки. - Нат опустил перечисление своих заслуг в мексиканскую войну, за которые дважды получал повышение. - Я знал, что полковник болен, очень хотел его увидеть. Мне удалось добиться увольнительной. Я очень спешил, надеялся застать его живым... А приехал только на похороны.

Нат вздохнул и отвернулся на пару секунд. Но когда снова посмотрел на Риддона, лицо его было спокойным. Может, чуточку более грустным, чем обычно.

Джон, конечно, мог бы продолжить допрос и дальше и поинтересоваться, например, где похоронили полковника, но не стал. Он снова вернулся на стул, с которого поднялся с минуту назад и посмотрел на свои руки невидящим взглядом. Мог ли он сказать, что для отца было несвойственно заботиться о всяких рядовых? Или, наоборот, свойственно? Наверное, нет. Парадоксально, но Джон не знал отца до такой степени. Слишком редко полковник Риддон бывал дома, чтобы сын мог изучить его натуру. Но все равно, как бы то ни было, после смерти отца Джон странным образом почувствовал себя одиноким.

Кажется, янки сказал, что видел его на похоронах. Это было похоже на правду - Джон стоял возле гроба полковника столь долго, насколько это оставалось возможным. Но Ганна он не помнил совершенно. Впрочем, он не запомнил бы его, даже если бы тот тогда обратился к нему напрямую. Риддону было тогда не до разглядывания малознакомых военных...

- Да, отец болел перед смертью, - спокойно подтвердил Джон, взяв себя в руки и снова взглянув на собеседника. - Ему не стоило подрывать здоровье и служить до последнего в боевых частях. Но он говорил, - Риддон мрачно усмехнулся, - что ему не хочется расставаться со своим полком. Собственно, потому и отказался от повышения, хотя предлагали не один раз. Служил не для карьеры.

Джон вздохнул. Чтобы стоило отцу еще тогда, после Мексиканской войны уйти в отставку? Он ведь хотел. Тогда, возможно, он был бы еще жив, возможно, мама прожила бы дольше возможно, они с Эйбби не оставались бы сиротами при живом отце... Да, конечно, он больше не сердился на полковника - что проку сердится на покойного? - но все же воспоминания были слишком болезненны. Настолько, что заставили его отступить от привычной вежливой сдержанности.

- Поэтому я и не пошел по его стопам, - сказал Риддон в приступе откровенности. - Не пошел в Вест-Пойнт, хотя он этого хотел. Ненавижу армию.

Только сказав то, что сказал, Джон понял, что ляпнул лишнего и покраснел. Все-таки, несмотря на всю свою серьезность, Риддону-младшему было немногим более двадцати пяти лет, и он был далеко не такого спокойного нрава, каким бы хотел обладать. Но обычно вел себя уверенно, изо всех сил стараясь скрыть от других свое смятение. Как ни крути, раскисать ему, как главе семьи, было нельзя.

Чтобы замять свое неловкое высказывание, наверное, дикое для бывшего подчиненного отца, Джон продолжил:

- И да, я тоже рад, что папа не дожил до Гражданской войны. По крайней мере, умер спокойно, в мире. Хотя, - Риддон помедлил, но все же сказал, - мне все же иногда не хватает его поддержки. Его уверенности, когда я не знаю, что надо делать, а что нет.

Джон замолчал и снова опустил взгляд в пол, даже сам себе не в силах объяснить, зачем наговорил помощнику мэра всё это и выставил себя в дурном свете. Неблагодарный сын, неуверенный в себе мальчишка... Впрочем, он был уверен, что этот янки никому не скажет. Да и не поймет, наверное.

Нат тихо вздохнул. Он сейчас раскаивался в некоторых своих чувствах, которые затруднился бы объяснить, а объяснить очень хотелось.

- Сэр! Послушайте меня. Есть такие люди, которые нужны всем. Люди, у которых очень большое сердце, поэтому к ним и тянутся окружающие. А жизнь коротка. Если бы человек жил столько, сколько хочет, у него на каждого хватило бы времени. Но может быть, ваш отец понимал, как много ему дано, и как мало у него времени, чтобы отдать хотя бы часть тем, кто в этом нуждается? Наверное, быть сыном такого человека нелегко. - Нат неожиданно подошёл и присел перед Риддоном на одно колено, как он это делал во время того, самого первого разговора с Эйбби. - Я не знаю, как тут быть, и может ли быть вообще хоть какой-то выход. Мой отец был пьяница и бездельник. Всё, на что его хватало, это притащиться за полночь и избить меня, или наорать на мать. Но однажды, когда он был трезв, он стал рассказывать мне о том, как они плыли в Америку, на большом корабле, полном людей. Как там было тесно и его жене стало плохо. Она тогда как раз носила под сердцем меня. И как он метался по кораблю в поисках доктора, а доктор оказался голландец и они долго не могли понять друг друга... Я на всю жизнь этот разговор запомнил. И хорошо, что он был, потому, что когда я вспоминаю отца - я вспоминаю именно то, как он сидел, свесив руки между колен, и рассказывал. Всё остальное - чепуха в сравнении с этим. - Нат запустил пальцы в свои короткие волосы и невесело усмехнулся, посмотрев на Риддона снизу вверх. - Я думаю, он любил меня, просто сердце его было таким... на один разговор. До того, как полковник Риддон первый раз вызвал меня к себе, я понятия не имел, что есть люди, сердце которых огромно. Наверное, такие долго не живут, потому что отдают себя без остатка. - Он, наконец, решился и сказал прямо: - Я знал, что у полковника есть сын, в котором он души не чает. Стыдно признаться, но я ревновал совершенно зверски. Не зная вас, ревновал. А может, не один я... Какой-то парень был сыном полковника Генри Риддона, а я, любя его всем сердцем, был всего лишь одним из его солдат! - Нат невесело засмеялся, но тут же оборвал смех. - Со временем это прошло. Я как-то смирился с тем, что полковник - он для всех, а не для меня одного. И я просто служил и старался вести себя так, как учил он. Не всегда выходило, но я старался. И постепенно понял, что то, что я служу именно у него - это уже так много, что ревновать попросту глупо. Большего я не заслуживаю. И если какому-то парню повезло быть сыном полковника Риддона - значит, он достойнее меня. Теперь я вижу, что так оно и есть.

Нат развёл руками и улыбнулся, продолжая сидеть на одном колене, с таким видом, будто это было самым удобным положением для его ловкого тела.

В ответ на комплимент янки Джон лишь недоверчиво усмехнулся. Достойнее он, как же... На выходку сержанта Риддон не обратил особого внимания, он был достаточно для этого хладнокровен - пусть янки сидит на полу, если охота.

- Да, конечно, мне повезло, - не стал отрицать Риддон. - Хотя, по-хорошему, вам бы стоило завидовать не мне. Настоящими сыновьями для него были такие как, - Джон задумался, - ну, тот же Клейтон, О’Доннелл, Бредфорд и прочие воспитанные им офицеры. Никогда не забуду, как зашел к отцу в кабинет, а он плачет навзрыд - узнал из газеты о смерти капитана Дугласа, которого знал еще сержантом. Я ни разу не видел раньше, чтобы отец так плакал. Даже над родственниками. - Риддон вздохнул, постепенно возвращаясь к своему прежнему уверенному тону. - Но, наверное, это и верно, - сказал он, с секунду подумав, - заботиться, в первую очередь, о тех, кто в этом нуждается. Я же особо не нуждался.

Джон не любил откровенничать, тем более, с незнакомыми, но сегодня как-то слишком разболтался. То ли от излишних переживаний с этим фондом, то ли просто из-за того, что он слишком давно не имел возможности поговорить об отце. И сейчас он понимал, что, успокоившись, надо переводить разговор на деловые рельсы, но как-то не мог сразу найти нужных слов.

Слишком это самоуверенно звучало, что он "особо не нуждался" в поддержке отца. Нат не поверил. Но возражать не стал. В Джоне Риддоне говорила либо обида, либо нежелание показывать свои истинные чувства перед каким-то янки. Тут Нат ничем не мог помочь. Поэтому намеренно заговорил о вещах более отдалённых от личных переживаний Риддона.

- Я плоховато знал капитана Дугласа, - честно признался он. - Поначалу мне довелось служить у капитана Кевина О'Донелла. Полковник как в воду глядел, когда сунул меня именно в его роту. Наверное, мне как раз такого начальника не хватало. Капитан О'Донелл мог славно оттрепать за шкирку, если нужно, но никогда не позволял себе оскорбить или унизить другого человека. С ним было просто. Бредфорд - тоже хороший человек. С Джефом Клейтоном я лично не сталкивался, но слышал много хорошего. Да, это были славные офицеры. Ваш отец умел работать с кадрами. Но вам вряд ли сейчас интересны подробности.

Странно выходило: именно сегодня, получив известие о смерти сестры, Нат очень нуждался в собеседнике, с которым можно говорить откровенно. И появился Джон Риддон. Разговор ушёл к делам минувшим, как это иногда бывает между друзьями. Но друзьями они не были. Нат понимал, что Джон Риддон должен злиться на него из-за сестры. Вряд ли этот парень, сидящий перед Натом на стуле, простит янки его откровенное признание. Если бы можно было вернуться назад... Нет, всё было бы точно так же.

Мысли промелькнули в голове отставного сержанта очень быстро. Пауза оказалась слишком короткой, чтобы Джон Риддон смог что-то ему ответить, если вообще слова Ната нуждались в ответе.

- Вы пришли из-за расписки, которую я передал вашей сестре? - спросил Нат прямо, полагая, что вряд ли Эйбби утаила от брата, что помощник мэра передал ей в церкви, и не видя другой реальной причины, зачем бы мистеру Риддону потребовалось его увидеть.

- Да, из-за нее, - не стал скрывать Джон. Он даже порадовался, что помощник мэра сам заговорил об этом. Приступ откровенности у Риддона прошел так же быстро, как и начался, так что больше говорить об отце и своих с ним отношениях он не желал. Да это было и бессмысленно. Джон вполне допускал, конечно, что раньше этот янки служил под началом полковника Риддона и, возможно, даже питал к тому какие-то теплые чувства, но с того момента прошло слишком много времени. Отец умер, а между Севером и Югом вспыхнула вражда. Так что теперь, находясь по другую сторону баррикад, Джон не стал бы ждать снисхождения даже от старого друга полковника, избравшего сторону Союза в этой Гражданской войне, не говоря уже о его простом бывшем подчиненном.

Поэтому, успешно справившись с симпатией к этому странному бывшему сержанту (столь же нежелательной, сколь и невольной), Джон достал из кармана расписку и, показав ее Ганну, осведомился:

- Меня интересует, что означают ваши действия, и какого результата вы пытаетесь ими добиться?

Нат смотрел на Риддона с грустной улыбкой. Конечно, ему не следовало ожидать, что этот молодой человек воспримет его действия буквально, и не начнёт искать какой-то скрытый смысл.

- Я хочу, чтобы миссис Фронтайн не потеряла то, что ей принадлежит, и мои действия направлены на осуществление этой цели, - ответил Нат, глядя снизу вверх в лицо Риддона.

Никому другому Нат не стал бы пояснять свои слова и действия. Но отныне его и Джона Риддона неразрывно связывали узы (по крайней мере, сам Нат так думал), от которых Риддон мог сколько угодно отмахиваться, но это ровным счётом ничего не поменяло бы для Ната Ганна. Именно поэтому он не стал дожидаться дополнительных вопросов и продолжил:

- Сэр! Я пообещал вашей сестре, что всё сделаю, чтобы "Мокрая Падь" осталась за ней. - Может быть, слова Ната, когда он разговаривал с Аббигейль, звучали как-то по другому, но Нат откровенно считал, что именно это имел в виду. - Я надеялся, что мистер Фланнаган не станет требовать с меня подробного отчёта. Он доверяет мне. Но, к сожалению, он спросил меня прямо, заплатила ли миссис Фронтайн налог за землю. Я ему обязан жизнью, поэтому не мог позволить себе соврать ему прямо в глаза. Я ответил: "Нет, заплачен только налог за наследство". Но я обещал помочь, и не мог нарушить своего слова. Поэтому я нашёл другой способ: занял денег и заплатил ваш налог. - Нат развёл руками. - Ничего другого мне просто не оставалось. Я должен был это сделать. - Он чуть подался к Риддону. - Сэр! Поверьте, это меньшее, что я могу сделать для детей полковника Риддона. Вы не можете мне этого запретить! Я понимаю, что я - паршивый янки, в котором вы хотите увидеть врага. Но поверьте, это не так!

Он говорил вроде бы спокойно, но с каким-то нажимом. А ещё смотрел прямо в глаза Джону Риддону, и в его собственном взгляде была какая-то мягкая настойчивость.

Взгляд Джона, меж тем, выражал изрядную растерянность, что, к слову сказать, с хладнокровным Риддоном случалось не так часто.

- Не знал, что вы обязаны моему отцу до такой степени, - пробормотал он, каким-то чудом не лишившись дара речи от очередной выходки мистера Ганна.

Возможно, какому-то другому конфедерату и польстило бы стой перед ним янки почти что на коленях, но Риддона этот факт откровенно смутил. Но не бросаться же поднимать окаянного помощника мэра с пола! Чтобы не продолжать эту неловкую сцену, Джон резко поднялся со стула и отошел в сторону. Разумеется, природная подозрительность заставляла его думать, что этот Ганн врет, играя на имени его отца. Слишком уж невероятной звучала версия о том, чтобы оборванец-янки занял у кого-то деньги, чтобы заплатить налог за землю дочери человека, бывшего у него начальником чуть меньше двадцати лет назад! Но, справедливости ради, Риддон понимал, что и его собственные предположения, объясняющие странные действия этого сержанта тоже далеки от совершенства. Оставалось только прояснять ситуацию дальше.

- Не буду спорить, у меня маловато оснований верить северянам-оккупантам, - прямо сказал Джон, вздохнув при мысли о том, как его уже достали эти разборки с налогами. - К тому же я опасаюсь, что своими аферами у меня за спиной вы еще больше подставите сестру. Кстати, у кого вы заняли денег? - поинтересовался он безо всякого перехода.

Это был совсем не тот вопрос, который Риддон хотел задать в первую очередь, но сразу с нужными словами он не нашелся.

- Это не афёра, - возразил Нат серьёзно, плавным движением поднявшись с пола. - Я занял деньги у мистера Фланнагана. Да, впрочем, он единственный человек, у кого здесь можно занять денег. Он знает, что я не обману и верну ему долг. Я ведь не пью, в карты не играю, трачусь только по мелочи. Миссис Фронтайн в полной безопасности. Я лично проследил, чтобы сведения о том, что она заплатила налог, ушли в Ньютон.

Нат верил в то, что говорил. Да, всё складывалось не совсем так, как он сказал Фланнагану, но Нат верил в то, что общий язык с мэром он найдёт в любом случае. Даже если он не выполнит в ближайшем будущем обещание жениться на Эйбби, это ни в коей мере не заденет ни её, ни её брата. Это не значило, что Нат отказался от своих планов. Он просто понимал, что всё будет сложнее и займёт больше времени.

Шагнув к Риддону, Нат добавил, всё так же заинтересованно заглядывая ему в глаза:

- Обещаю ничего больше не делать за вашей спиной, сэр.

Он и не собирался. Самое главное было уже сделано.

Это понял и Джон Риддон. Хотел он или нет, но "паршивый янки" уже влез в их семейные дела, и с этим что-то надо было делать.

- Спасибо, сэр, я надеюсь на это, - холодно поблагодарил Джон мистера Ганна в ответ на обещание. Взгляд его при этом никакой благодарности не выражал.

Интересно, но чем больше бывший сержант заверял конфедерата в своей преданности, тем меньшее доверие к нему испытывал Джон. Этому было простое объяснение: бескорыстного альтруизма брат Эйбби не встречал уже давно и как-то разуверился в его существовании. Он понимал, что за любую услугу, сколь бы ничтожна она не была, рано или поздно придется платить. Так что навязанная помощь в данном случае была почти равносильна навязанному долгу. А быть в долгу у янки, тем более, против своей воли, Риддон не мог. И выйти из этого недостойного положения хотя бы с подобием достоинства, увы, можно было, только отдав этому Ганну долг (при условии, что он сказал правду) или, заплатив налог (в том случае, если он солгал). Вздохнув, Риддон принял решение. Он подошел к столу, положил на него расписку и повернулся к бывшему сержанту.

- Я постараюсь вернуть вам всю сумму до конца налоговой компании, - сказал Джон ему с каким-то странным спокойствием, - в крайнем случае, продам ферму. Позволить сестре быть у вас в долгу я не могу, простите.

Слова и действия Риддона не были стихийны, он все обдумал. Оставить бумагу себе - значит, связать себе руки в отношении этого Ганна. Да и насчет подлинности расписки у Джона были очень большие сомнения. Он бы так и так не рискнул показать ее возможным проверяющим. А чтобы убедиться в подлинности бумаги нужно было либо заглянуть в налоговую ведомость (что само по себе трудноосуществимо), либо спросить напрямую Фланнагана.

Нат достал из кармана спичку и мятый конверт с оторванным краем, в котором лежало письмо от его племянницы. Вытащив из конверта листок с текстом, и сунув его обратно в карман, отставной сержант чиркнул спичкой, поджёг конверт и дождался, когда пламя поглотит остатки адреса. Всё это он сделал быстро и с каким-то отсутствующим выражением, как если бы размышлял о чём-то, а действия совершал машинально. Потом он, наконец, посмотрел на Риддона просветлевшим взглядом человека, который решился сделать что-то очень важное в своей жизни.

- Конечно, сэр! - сказал он. - Не беспокойтесь. Я избавлю вас от необходимости зависеть от янки. Спасибо за то, что терпеливо меня слушали. - Он положил руку на расписку. - Полагаю, вы хотите, чтобы я лично отвёз это миссис Фронтайн?

Нат совершенно не издевался. В душе он благодарил Риддона за повод увидеть Эйбби. Но поскольку только что обещал ничего не делать за спиной у сына полковника Риддона, он честно предупредил, что намерен всё-таки вручить расписку тому, кому она предназначалась - владелице "Мокрой Пади".

"Вот зараза", - подумал Джон, глядя на шантажиста с нескрываемым раздражением. Разумеется, видеть янки на своем ранчо у Риддона не было никакой охоты. Но и поддаться на провокацию тоже было глупо, да и против принципов Джона.

- Полагаю, вы хотите, чтобы я лично вызвал вас на дуэль? - вполне серьезно осведомился Риддон.

Нат помотал головой, печально улыбнувшись.

- Я не могу вам этого позволить, сэр, - честно признался он. - Я был бы рад умереть, если бы это решило ваши проблемы. Но сейчас не то время. Вы можете пострадать, даже если убьёте меня в честной дуэли. Понимаю, вы не хотите, чтобы я встречался с вашей сестрой. - Нат на мгновение опустил голову, а потом снова посмотрел в лицо Джону. - Я должен попросить у вас прощения, сэр. В прошлую нашу встречу, наверху, в кабинете мистера Фланнагана, я наговорил вам много лишнего, о чём сейчас очень сожалею. - Он всё-таки решил спросить прямо: - Только ответьте мне на один вопрос: вы не хотите забирать этот лист только потому, что не хотите быть мне обязанным, или потому, что не верите, что он настоящий?

Джон слегка смутился, досадуя на то, что Ганну так легко удалось прочесть его мысли. Хотя догадаться было, конечно, нетрудно - по какой еще причине южанин станет отвергать помощь янки? Но, чтобы не показать своего смятения, он осведомился немного дерзко:

- Это имеет какое-то значение?

Риддона раздосадовало, что янки так небрежно отреагировал на его слова насчет дуэли, но в глубине души он понимал, что мерзавец прав. Этот гордиев узел проблем простой дракой не разрубишь - его надо распутывать. А, увы, терпение никогда не относилось к числу добродетелей Джона. Впрочем, лгать Риддон тоже не умел и не любил.

- А что насчет извинений, - сказал брат Эйбби немного устало, не дожидаясь ответа на предыдущий вопрос, - то не стоит. Я сам тогда прямо спросил - вы прямо ответили. О чем разговор?

- Тогда я не знал, кто вы, сэр, - возразил Нат. - Я и так не посмел бы обидеть порядочную девушку, а уж дочь полковника Риддона... - Он виновато улыбнулся, но решил не договаривать. - Надеюсь, вы действительно не сердитесь.

Нату очень хотелось, чтобы Джон Риддон ему поверил. Но даже это сейчас было не главное. Если не поверит, Нат намеревался всё равно сделать для него и Эйбби всё, что только будет в его силах. Он не ждал благодарности. Он считал, что достаточно вознаграждён этой неожиданной встречей с Риддонами, тогда, когда он и помыслить бы не посмел, что сможет хотя бы мельком, издали прикоснуться к собственному прошлому. Счастливой странице своего прошлого, надо сказать. После всех неудач и разочарований это радовало Натанаэля Ганна и придавало новый смысл его собственной жизни.

- А что касается моего вопроса, - продолжил Нат, и пожал плечами. - Если вы боитесь, что документ ненастоящий, то мы прямо сейчас можем подняться в кабинет мистера Фланнагана и я покажу вам налоговую ведомость и расписку о том, что отправил служебную телеграмму в Ньютон. А если вы не хотите лично мне быть обязанным... Ну, это вопрос сложнее. Я не знаю, как объяснить вам, что наверное, обязан вашей семье гораздо больше. И деньгами этот долг всё равно не возвратить. Так что, пойдёмте лучше, я покажу вам ведомость.

И Нат сделал приглашающий жест рукой, показав на выход из комнаты.

В ответ на жест Ната Джон отрицательно покачал головой.

- За кого вы меня принимаете? - осведомился он спокойно, но в глазах его мелькнул холодок.

Конечно, умом практичный Джон понимал, что в том, что в предложении посмотреть документальные подтверждения слов янки, нет ничего дурного, но еще отчетливее он понимал, что не имеет на это морального права. Если бы он платил налог своими деньгами, тогда без проблем бы уточнил подлинность расписки, а так получалось слишком неблагородно. Не мог Риддон так поступить, даже не доверяя этому Ганну. И, разумеется, Джон все еще на него сердился, невзирая на свои собственные слова.

- Когда я верну вам долг, тогда и поговорим на эту тему, - терпеливо сказал брат Эйбби и, вздохнув, пояснил: - Поймите, зная, как вы относитесь к моей сестре, я просто не могу позволить ей принимать от вас подобного рода услуги и суммы. Она - леди.

Звучало ханжески, но при всем своем наплевательстве на приличия, Риддон твердо считал, что есть границы, от которых благородным женщинам нельзя отступать ни на дюйм. Тем более, нельзя от них отступать, когда речь идет о янки, не блещущих особым воспитанием. Конечно, насчет конфедерата Кэмерона у Джона тоже были изрядные сомнения - но тот, по крайней мере, соизволил посоветоваться с братом Эйбби насчет займа и согласился принять в залог землю. Это было более-менее в рамках приличий, так как официально в долг брал именно Джон.

Нат с неподдельным интересом посмотрел на Джона Риддона. Парень попросту упрямился и готов был рисковать собственностью своей сестры, лишь бы не оказаться в долгу у янки. Это, конечно, похвально с точки зрения принципов южан, но с точки зрения Ната - довольно глупо. Риддон сам должен был прекрасно понимать, что долг - это одно, а налоговая расписка - совершенно другое. Но Джон не хотел этого понимать, сопротивляясь до последнего. Что же получается, Джон Риддон не желает даже мысли допустить о том, что Нат - не последний мерзавец и способен поступить честно? Нат не обиделся, потому что понимал: слишком многое сейчас разделяло северян и южан, чтобы надеяться на какое-то другое к себе отношение. Но он хотел видеть в Джоне Риддоне, сыне полковника Генри Риддона, великодушие. Если в Джоне этого нет, значит и надежда самого Ната совершено напрасна и он гонится за очередной иллюзией. Конечно, Нат поступал неправильно. Он не давал Джону Риддону даже поразмыслить, видел, что раздражает его, но не останавливался и не отступал, чтобы потом, в более благоприятной обстановке, предпринять новую попытку. Он хотел увидеть хотя бы малейший проблеск, хотя бы намёк на то, что не ошибается в этом парне, который стоит посреди его комнаты и смотрит с холодным отчуждением.

Наверное, Нат за всю жизнь так и не избавился от своего максимализма. А может быть, едва обретя призрак надежды, очень не хотел его терять. Он готов был стерпеть, что его отталкивают и презирают. Но ему страстно хотелось, чтобы Джон Риддон хоть на мгновение стал похожим на своего отца. Только на один миг! А потом пусть он снова показывает свою холодность и грозится вернуть долг, пусть даже швырнёт Нату эти деньги в лицо. Ната бы такое действие не впечатлило.

- Да, я понимаю, что сделал неправильно, - согласился Нат. - Я, наверное, не должен был даже приближаться к миссис Фронтайн. Но вы, сэр! Вы сами, зная, как я отношусь к вам, могли бы отнестись ко мне со снисхождением? - Он развёл руками, а потом шагнул обратно к Джону Риддону. - Я прошу вас о милости, сэр. Я никогда не просил о милости, и вас прошу только потому, что вы - сын полковника Риддона. Вы ведь можете позволить мне вернуть мой долг. Вернуть его вам, не впутывая в это дело даже имя вашей сестры. В этом ведь нет ничего неприличного.

Нат упорно искал в Джоне Риддоне проблески характера его великодушного отца, будто от этого зависела его собственная судьба.

Услышав слова мольбы, Джон вздрогнул и опустил взгляд. Ему стало стыдно. По справедливости, он должен был сейчас валяться у янки в ногах и благодарить за то, что сестра не лишилась собственности. Да что уж греха таить, при других обстоятельствах и валялся бы, невзирая на гордыню. Интересно, чтобы сказала Эйбби, если бы узнала, как неблагодарно себя ведет ее брат? В общем, Риддон готов был признать, что проиграл - как бы он не сопротивлялся, но долг Ганн ему все равно навязал, причем не только материальный.

- Хорошо, - сказал он, смиряясь с неизбежным. - Пусть будет так, как вы говорите. Если пообещаете не впутывать в это дело сестру и даже не заикаться с ней о налогах, то тогда я буду только признателен вам за помощь.

Джон прекрасно понимал, что он сейчас продолжает вести себя недостойно джентльмена, в частности, торгуется как на рынке, но поделать ничего с собой не мог. Ему любой ценой надо было удостовериться, что, приняв услугу этого сержанта, он не поставит Эйбби в двусмысленное положение.

К слову сказать, Нат напрасно искал в Риддоне черты отца. Джон был больше похож на мать, а те качества, которые, возможно, и унаследовал от полковника, старательно пытался изжить, чтобы не быть на него похожим.

Но Нату было достаточно даже внешнего проблеска. Взгляд его серых глаз просветлел, и на лице появилась улыбка.

- Я обещаю, сэр, - сказал он, тихо радуясь, что Джон оправдал его надежду. - Спасибо вам! Спасибо! Поверьте, мне, сэр. Если что-то понадобится - я буду говорить только с вами.

Слова вроде как больше были не нужны. К тому же Нат, который сам предпочитал видеть действия, а не слушать слова, хорошо мог понять Джона Риддона, не желающего верить на слово. Поэтому он замолчал, забрал со стола расписку и протянул её Риддону.

Эмоциональность помощника мэра после всего увиденного и услышанного, разумеется, Джона удивить уже не могла, но все же слегка насторожила. С чего тот такой довольный? Все-таки даже старые друзья, отдавая долг жизни, так не светятся. Вздохнув - не пожалеть бы о своем решении - Риддон молча забрал у Ганна документ, который ему лично казался не помилованием, а контрактом по продаже не то души, не то свободы. Теперь к грузу его долгов добавился еще один. Чтобы там не говорил янки о всяких обязательствах перед Риддонами, Джон понимал, что все равно так или иначе, но ему снова оказали милость, хоть и непрошеную.

Одно было хорошо - Риддон, по крайней мере, взял с Ганна слово, что тот не будет больше впутывать ни во что Эйбби, да и на "Мокрую Падь" теперь не приедет - незачем. Конечно, янки может и соврать, но если что - ему же будет хуже.

- Всего доброго, - сдержанно попрощался Джон со своим "благодетелем" и направился к выходу. По дороге домой ему предстояло обдумать, какие подробности разговора с помощником мэра стоит поведать сестре, а какие - лучше бы скрыть.