Глава сорок восьмая,
в которой между Фланнаганом и Джоном Риддоном происходит интересный диалог и выясняется, что они вполне могли бы найти общий язык...

Пятница, 12 января 1866 года, ближе к вечеру

Дел у мистера Риддона оказалось много. Даже больше, чем можно было ожидать. 10 января с утра Фланнаган вынужден был лично залезть в свой сейф и выдать Риддону все бумаги, связанные с земельными участками на вверенной ему территории. Тихоня Брент, которому выпала доля ухаживать за мэром, на Джона Риддона смотрел почти с суеверным ужасом, видимо ожидая, что тот злостно отомстит за обиду. Но что поделаешь, деваться Бренту было некуда.

Примерно в 9.30 в дом мэра заявилась миссис Присли, которая убирала у него. Присутствие Джона Риддона в качестве временного помощника мэра её ничуть не удивило. Она была уже в курсе, и поспешила высказаться на заданную тему: "Надеюсь, от вас, сэр, будет больше толку, чем от мистера Ганна! Человек он хороший, но - янки! И одевается, как бандит. Не понимаю, как мистер Фланнаган ему доверяет?.." Вдова убрала кабинет и гостиную (в спальню Фланнаган её категорически велел не пускать), а потом сделала попытку намёками выспросить, действительно ли мистер Фланнаган так сильно пострадал. Впрочем, надолго вдова не задержалась. Дождалась только, чтобы мистер Риддон осведомился у мэра, может ли она прямо сейчас получить жалование за неделю. У неё возникли непредвиденные траты, что было неудивительно, учитывая, что вдова одна растила пятерых детей. Само собой, мэр передал ей деньги без лишних вопросов.

Потом шериф, мистер Корбетт, внёс в Фонд обещанные две тысячи долларов. Священник, мистер Стенли, пришёл помочь и засвидетельствовать передачу денег. У самого Фланнагана была отложена ещё одна тысяча, которую он намеревался оставить на расходы, но вместо этого передал в Фонд, решив, что Джэфет Эскейп, его курьер, появился не позднее завтрашнего дня и можно будет из полученных денег вернуть взятую из сейфа тысячу.

В течение дня приезжали Далтоны и Сэлинджеры. Подошла их очередь платить налог. Впрочем, у Сэлинджеров срок прошёл гораздо раньше, но поскольку они отличались очень вредным и скандальным характером, то тянули до последнего. Непонятно было, зачем именно они приехали как раз сейчас: заплатить налог, или посмотреть на Джона Риддона. При этом явились все трое: старик Том Сэлинджер, худой и категоричный, не менее худой и не менее категоричный молодой Лоуренс Сэлинджер и его жена Марта. Хорошо хоть не притащили с собой детей и работников.

Далтоны вели себя очень деликатно, терпеливо объяснили, сколько у них земли (это нужно было сверить с документами, чтобы не было промашек), дождались, когда Джон Риддон подсчитает, сколько им нужно взять взаймы из Фонда, если учесть, что они сами насобирали около 200 долларов. Потом дождались записи в учётный журнал, получили расписку (чтобы её оформить, нужно было вписать в официальный бланк все данные, отнести к Фланнагану, чтобы тот поставил печать и подпись, после чего вернуться обратно и вручить расписку). Когда Далтоны ушли, надо было ещё раз проверить, сколько денег ушло в счёт Фонда, отсчитать полную сумму налога и отнести её обратно в сейф, а остальные деньги запереть в железную коробку, которая хранилась в запертом ящике стола в кабинете Фланнагана. Кстати, именно в этом кабинете Джону пришлось принимать посетителей.

На Далтонов ушло полчаса, зато Сэлинджеры проторчали в кабинете не меньше полутора часов. Сперва они чуть не перессорились между собой по поводу того, сколькими акрами земли они владеют. Победила миссис Марта, но всё равно при проверке документов оказалось, что не прав ни один из них. Ещё некоторое время Сэлинджеры пытались убедить Риддона, что "наверное, это какая-то ошибка", пока, наконец, старик Том, скрепя сердце, не вытащил из подсумка бумагу и не убедился, что как раз в документах у мэра значится всё правильно. Дальше пошёл подсчёт денег с учётом ста долларов, которые они привезли сами. И тут Сэлинджеры снова чуть всё не запутали, потому что устным счётом явно не владели все трое. Покончив с деньгами, эта троица ещё некоторое время пыталась выспросить у Джона Риддона, нельзя ли им самим посмотреть журнал, в который делались записи о налогах, а заодно поговорить "за жизнь" и пожаловаться на то, как плохо в прошлом году родился скот.

Никакой агрессии к Джону Риддону, по счастью, проявлено не было, хотя попавшийся на выходе Брент получил три порции презрительных взглядов и на всякий случай размазался по стенке, пропуская Сэлинджеров. Он-то знал, что эти люди скоры на расправу и никакой Декрет их не остановит, если покажется, что с ними недостаточно вежливо обращаются.

Между визитом Далтонов и Сэлинджеров Бен принёс из салуна обед Джону Риддону и Фланнагану.

Потом заглядывал "мистер Дик" - Ричард Баен. Он намеревался привезти деньги 11-го, но зашёл "поговорить с мистером Риддоном". Он сомневался, что-то выспрашивал, но ничего путёвого сам так и не высказал, и наконец, убрался восвояси.

До конца дня из фермеров так никто больше и не появился. Зато заглянули хозяин гостиницы, цирюльник и священник, и некоторое время обсуждали с Джоном сбор вещей и предстоящий аукцион. Они принесли списки уже сданных вещей и долго выясняли, сколько денег можно выручить за тот или иной предмет, исходя из современного положения, поругивали Новый Орлеан и сомневались, не слишком ли медленно идёт сбор средств.

11 января мало отличалось от 10-го. Эскейп привёз деньги. Они были зачислены в Фонд. Потом приезжали фермеры, которые должны были вносить плату...

С Риддоном держались настороженно-вежливо. Помимо фермеров, которым нужно было платить, к нему заглядывали и другие люди. Большинство при помощи намёков, составленных более или менее искусно в соответствии с умом, хитростью и наглостью, пыталось выспросить: всё ли идёт законно и правильно? Это сейчас волновало всех. Но законность действий не подлежала сомнению. Ведь самому Риддону нигде не приходилось ставить ни подписи, ни печати и его, в случае чего, нельзя было притянуть к ответу за "махинацию", получив, таким образом, повод аннулировать всю его работу. Проверить оформление бумаг он мог легко и просто. Кстати! Фамилия миссис Фронтайн в налоговой книге значилась, и за ней не имелось никаких долгов. И постепенно с долгами расплачивались другие ранчеры.

Помимо того, что Джону Риддону пришлось лично познакомиться с некоторыми из своих соседей, он ещё и получил возможность узнать один странный слушок, в котором пока ничего особо выдающегося не было, но всё-таки периодически кто-то обмалвливался об этом обстоятельстве.

Помимо имени Джона Риддона, как-то само собой на передний план вышло имя миссис Карен Маршалл. Интересно получалось: до недавнего времени её не было ни видно, ни слышно. Но она первая заняла деньги у мэра. Фланнаган обеспечил её охраной, когда она ездила в Ньютон, проявив какую-то странную заботу. Она поддержала его на собрании, согласившись заложить землю. И она же спасла его, после того, как на него напали. Её имя стало как-то уж слишком навязчиво фигурировать рядом с именем Росса Фланнагана. Что это означало, пока никто не говорил. Может быть, и ничего не обозначало. Но всё-таки об этом поговаривали в Городке, без выводов, просто припоминая факты.

12 января, ближе к вечеру, Фланнаган наконец рискнул вылезти из своей комнаты. Джону Риддону оставалось проверить дневные подсчёты и запереть деньги и бумаги в сейф, когда в двери кабинета раздался тихий стук, и почти сразу, не дожидаясь ответа, вошёл Росс Фланнаган собственной персоной. Он был в халате. Покалеченная рука висела вдоль туловища и мэр слегка прижимал её к себе при помощи мышц плеча. Одеть перевязь он пока не рисковал, потому что парочка струпьев, которыми его "наградил" Громила, дотягивались до шеи. Опухоль на спине уже почти спала, так что мэр чувствовал себя уже не столь паршиво, как третьего дня. Хотя его светлая, как и положено блондину, кожа была бледнее обычного, и он явно слегка осунулся за время болезни.

- Ничего, что мешаю? - осведомился он, и тут же прошёл к камину. Придерживая покалеченную руку, он опустился в кресло. Устроившись поудобнее и прикрыв на пару секунд глаза, мэр спросил: - Как вы думаете, мистер Риддон, есть у меня шанс остаться здесь надолго?

Вопрос был не из легких, поэтому Джон отвлекся от подсчетов и внимательно посмотрел на мэра. Выглядел тот не лучшим образом, но все же презентабельнее, чем позавчера. И, вероятно, насидевшись в своей комнате в компании Брента, искал общества. Да и вообще за минувшее время Риддон сделал вывод, что настоящих друзей у Фланнагана немного. Нет, конечно, какие-то знакомые в том же Ньютоне или в Городке имелись, но настоящих друзей, с которыми можно поделиться планами или попросить помощи, мало. Иначе не стал бы мэр использовать бывшего конфедерата в налоговой компании, рискуя навлечь на себя гнев начальства, а позвал бы к себе на подмогу какого-нибудь безупречного (в глазах Союза) янки.

Исходя из этого соображения, Джон старался вести себя очень ровно и незаметно, акцентируя внимание на том, что он здесь временно и на вторых ролях. Со всеми посетителями Риддон был неизменно вежлив и терпелив (вот где пригодилась семейная выдержка!), но никакой информации о состоянии мэра, естественно, не давал, отделываясь односложными ответами. В законности происходящего он тоже был уверен (не зря же учился на юриста в университете Джорджии). К слову сказать, Джон просмотрел все бумаги, что были в его распоряжении, самым внимательным образом, но не нашел правовых нарушений о чем и сказал интересующимся. Правда, Риддон не был уверен, что ему поверят на слово. Все-таки он, хоть и южанин, но чужак, который, к тому же чуть не в первых рядах бросился поддерживать идею янки-мэра, а теперь еще и устроился к нему на работу (пусть и на пару дней). Какое уж тут доверие... Неудивительно, что кое-кто (как подозревал Джон) приезжал вовсе не по делам налогов, а просто поглазеть на него, как на диковину, да узнать сплетни.

В общем, Риддону было наплевать, что и кто там болтает, он был достаточно уверен в себе, чтобы не обращать на это внимания. Слух насчет миссис Маршалл и Фланнагана он бы, наверное, пропустил мимо ушей как заведомо вздорный, если бы услужливая память не напомнила ему слова покойной тетушки Элизабет. Эта милая дама, воспитавшая их с Эйбби, была одной из уважаемых и общительных матрон Саванны и, как следствие, изрядно любила почесать язычок. Так вот она всегда говорила, что молва очень редко ошибается, связывая имена двух людей, даже если они всего лишь поздоровались, случайно столкнувшись на верховой прогулке, или обменялись взглядами в церкви. Впрочем, справедливости ради, молва пока ничего толком не говорила...

Мысленно порадовавшись, что о его семье пока никаких сомнительных слухов не ходит (или у говорящих хватает совести не говорить ему об этом в лицо) Джон вернулся мыслями к работе, от которой его и оторвал приход Фланнагана. Бесконечные и малость бессмысленные разговоры с фермерами за день уже успели притомить Риддона, но отвергать предложенную тему беседы он не стал. Все-таки мэр - это не чета досужим болтунам и из его слов можно было сделать определенные выводы. Поэтому, подумав, Джон ответил на вопрос Фланнагана о том, каков его шанс здесь задержаться, максимально честно.

- Это зависит от того, насколько сильно вы хотите остаться здесь, сэр, - сказал Риддон совершено серьезно. - Насколько вам дорога эта земля, насколько хорошей она вам кажется. Я ведь южанин. - Он пожал плечами. - Для меня Юг - это дом, пусть разрушенный и ограбленный, и нет места лучше. А для вас домом, может статься, является Север. Какой-нибудь Коннектикут или Иллинойс, - предположил Джон наугад и снова бросил взгляд на бледное лицо мэра.

- Пенсильвания, - поправил мэр. - Харрисбург. Если вы говорите о месте, где я родился. Впрочем, сейчас это не имеет значения.

Фланнаган внимательно смотрел на Джона своими серыми в синеву глазами. Откровенность бывшего конфедерата нравилась ему (но можно ли хоть одного конфедерата назвать бывшим, несмотря на то, что Конфедерация уничтожена?), она подразумевала возможность тоже говорить откровенно. Не зря же Нат заметил этого парня и сказал, что ему можно доверять. А Фланнаган верил Нату почти как себе, может быть, даже больше. Нат не раз доказал, что у него куда как более трезвая голова на плечах, чем у его шефа.

- Мистер Риддон! Мне сорок лет, - сказал Фланнаган со значением. - Если бы у меня был дом на Севере, я сейчас находился бы там, а не здесь. Но там - пустота. - Фланнаган передвинул немного покалеченную руку, чтобы было удобнее, а потом вдруг начал рассказывать: - У моего отца была крошечная фабрика, на которой мне пришлось работать с восьми лет, потому что мне, в отличие от наёмного работника, не нужно было платить за мой труд. Чтобы получить образование, в пятнадцать лет я ушёл от отца и стал работать на других людей. Я был разнорабочим, грузчиком, приказчиком в лавке, боксёром на ринге, окончил университет, завёл на паях с одним своим другом строительную контору. Деньги - вот что мне было нужно. С деньгами я получал благополучие и стабильность. А потом я женился на прекрасной, но тяжело больной женщине, и истратил всё, что смог заработать, на её лечение в Европе. Она всё равно умерла. Но мой неожиданный порыв подарил и ей, и мне, несколько счастливых лет. - Он сделал коротенькую паузу, и даже чуть улыбнулся тонкими губами. Да, это действительно были счастливые годы. - В Штаты я вернулся ни с чем и начал всё с начала, - продолжил мэр. - И снова деньги встали во главу угла. За несколько лет я заработал достаточно, чтобы вытянуть отцовскую фабрику из долгов и попытаться расширить её. Заметьте, это было в конце пятидесятых, когда у русских закончилась Крымская война, и они завалили всю Европу своим дешёвым зерном. А наше стоило дорого. Разорялись банки, но я устоял. Деловая хватка победила!.. Но тут Юг отделился, и фабрика разорилась окончательно. Даже с моими деньгами. Я снова поддался порыву, бросился воевать - и в дополнение к деньгам лишился ещё и руки. Это отрезвило меня, а главное - избавило от необходимости стрелять в людей, которые не были мне врагами. Не были даже причиной моего разорения. Это я тоже понял. Но у меня ведь осталась моя деловая хватка! Я плевал на суть конфликта, если кто-то хочет воевать - пусть воюет. Я употребил все свои силы, чтобы снова заработать деньги - этот идеал любого северянина. И я заработал деньги. А потом поддался очередному порыву - и в конце войны снова всё потерял. Это меня окончательно отрезвило. Я подумал, что может быть, я живу неправильно? Я выбрал себе не тот идеал. И тогда я отправился в Техас, потому что Техас всегда охотно принимал новых людей. Может быть, примет и меня? Больше я не хочу ничего искать или менять место своего пребывания. Мне нужно что-то более стабильное, чем деньги. Может быть, уважение. Может быть, место, которое наконец-то станет моим настоящим домом. Или вы считаете, что в сорок лет человек уже не может измениться?

Фланнаган редко откровенничал, хотя сейчас он не сказал Риддону ничего такого, что тот сам не мог бы узнать, наведи он справки о мэре Городка. Наиболее острые моменты своей биографии Фланнаган обошёл. И всё равно это была странная откровенность сорокалетнего перед двадцатипятилетним. Но Росс хотел откровенности. Может быть, чтобы оценить свои шансы. У Риддона не было причин увиливать от прямого ответа, он ведь не был ни другом, ни сослуживцем Фланнагана, и скорее всего, даже не питал к нему особо тёплых чувств, а максимализм молодости мог подтолкнуть его к более категоричному и жёсткому ответу, от которого увильнул бы человек, более расположенный к собеседнику. К тому же, у мэра уже сложилось впечатление о том, что Джон Риддон - человек неболтливый. И это тоже располагало к беседе.

Джон и, правда был неболтлив, и, что в свои дела, что в чужие посвящал других только по мере надобности. Так что мэр мог быть спокоен за свои слова. Впрочем, если Фланнаган завел весь этот разговор с целью распространить среди фермеров слух о том, что новый мэр-янки хочет приложить усилия, чтобы остаться в Городке надолго, ему была бы выгоднее огласка. Но в таком случае он выбрал не того человека. Риддон болтать об этом бы не стал.

- Я не знаю, может ли измениться человек в сорок лет, - ответил Джон задумчиво, - потому что не знаю даже, может ли он измениться в двадцать пять. Наверное, может, если захочет...

Бывший конфедерат и вправду был не уверен, может ли кто-то изменить себя, даже при желании. Например, разве ему под силу будет переиначить себя и относится к янки как к соотечественникам? Риддону порой казалось, что он будет ненавидеть их до смерти... Нет, конечно, как человек разумный Джон понимал, что люди бывают всякие и по ту, и по эту сторону баррикад, но все же с чувствами своими совладать не мог. Он и так относился к чужим людям подозрительно, а уж к янки и подавно. Даже к Фланнагану, вроде не сделавшему ему пока ничего дурного, он относился с недоверием. Но на его вопрос ответил все-таки честно, то, что думал на самом деле.

- Уважение - хороший идеал, - сказал Риддон, кивнув в знак одобрения, - но добиться уважения местных не так-то просто. Техасцы, как и все южане, любят свою землю. Они умирали за нее на полях сражений, жертвовали последним имуществом ради ее блага, отдавали сыновей для ее защиты. Так что пока вы не докажете, что Юг вам дорог так же как и южанам, они вам не поверят.

Джон чувствовал, что говорит слишком патриотично и, наверное, малопонятно для этого янки с пестрой биографией и расчетливым умом, но по-другому объяснить не мог.

- Поэтому я и спрашивал вначале, насколько хорошей вам кажется наша земля, - пояснил он, - и стоит ли она, по-вашему, таких жертв.

- Земля, - повторил Фланнагана задумчиво, и постарался навалиться локтем на подлокотник, чтобы держать спину подальше от спинки кресла.

Он уже успел пожалеть о том, что разоткровенничался. Всё-таки этот двадцатипятилетний парень не мог его понять. Точнее, мог, с точки зрения своего разумения. Но его разумение было слишком далеко от разумения самого Фланнагана.

- Всё зависит от людей, которые живут на этой земле, - сказал он серьёзно. - Наверное, я никогда не смогу стать южанином в полном смысле этого слова, потому что сама по себе земля для меня мало значит. Но я знаю, что техасцы сильны своим умением быть вместе, когда надо защищаться от врагов. И на это я уповаю.

Он чуть повернул голову и теперь смотрел на Риддона пристальным взглядом, по которому вряд ли можно было догадаться, о чём думает сам Фланнаган. Но он явно пытался не упустить выражение на лице собеседника.

- Ручаюсь вам, что где-нибудь в Джорджии или даже Луизиане меня слушать бы никто не стал, предложи я идею с Фондом, - проговорил он жёстко. - Но техасцы оправдали мою надежду. И в благодарность я сделаю всё, чтобы их надежды тоже оправдались. - Он отвёл наконец взгляд и тихо вздохнул, после чего попросил мягко: - Будьте добры, дайте мне сигару. Коробка лежит во втором ящике слева. И, если курите, угощайтесь сами.

- Нет, не курю, - отрицательно покачал головой Джон и, отложив в сторону карандаш, который до этого времени задумчиво вертел в руке, полез в указанный ящик стола. Достав сигару, он поднялся со своего места, чтобы передать ее мэру. Лицо его при этом сохраняло сосредоточенное выражение, словно сын полковника Риддона обдумывал какую-то сложную мысль. Подав сигару Фланнагану, Джон не стал возвращаться на свое место сразу, а остался стоять рядом, внимательно рассматривая мэра.

- Да, техасцы - простые и дружные люди, - не стал спорить он. - И они поверили в Фонд. Скрепя душу, не буду врать, но поверили. Если будут верить и дальше - всё получится.

Риддона заинтересовала обмолвка Фланнагана (если это, конечно, была обмолвка) насчет врагов. Ведь не мог мэр не понимать, что для техасцев все янки сейчас враги, а уж янки, поставленные к власти военным правительством, враги тем паче. С ощущением, что ступает на тонкий лед, Джон спросил прямо:

- Простите мне мою дерзость, мистер Фланнаган, но не спросить не могу. Почему для вас так важно помочь этим людям?

Можно было и не спрашивать, Риддон знал ответ, или, вернее, думал, что знает, но он хотел посмотреть на выражение лица собеседника. Если, конечно, тот соблаговолит дать ответ, а не разгневается и не выгонит слишком любопытного южанина из дома.

Фланнаган гневаться не собирался. Не видел причины. Хотя вопрос действительно был задан очень прямо. Задумчиво вертя в пальцах сигару, мэр оглянулся на камин. Там лежали спички. Но вставать за ними Фланнагану не хотелось, а просить Джона Риддона - он же не камердинер. К тому же, проблемы взаимоотношений с фермерами был важнее, чем желание закурить. Фланнаган остался сидеть, так и не попросив, чтобы Риддон подал ему спички.

- Вы задали интересный вопрос, мистер Риддон, - сказал наконец мэр. При этом выражение его лица так и осталось задумчивым. - На него ответить просто, но, наверное, ни один ответ не будет исчерпывающим и до конца честным. Если я скажу "потому, что мне это выгодно", я в чём-то слукавлю перед самим собой. Если отвечу, что благополучие фермеров нашего округа волнует меня - я в чём-то, отчасти, совру вам. Я знаю только, что если человек начинает топить других - он неизбежно рано или поздно утонет сам. Плыть вместе на маленьком плоту тяжело, но в конечном итоге - это ключ ко спасению, потому что и рук больше, чтобы грести, и преодолеть океан проще. Но если хочешь плыть вместе со всеми - нельзя бить тех, кто рядом с тобой. Иначе тебя самого возьмут на руки и выкинут за борт. - Он посмотрел на Риддона. - Я ответил на ваш вопрос, мистер Риддон? Если я выражаюсь неконкретно, я могу попытаться объяснить.

Джон отрицательно покачал головой.

- В этом нет нужды, мистер Фланнаган, кажется, я понял вашу мысль, - сказал он серьезно и взял с камина спички.

Он заметил направление взгляда мэра и мысленно укорил себя за неделикатность - мог бы сообразить, что больному нужна помощь. Тем более что прямой ответ Фланнагана пришелся Риддону по душе - по крайней мере, он не стал как другие политики на выборных должностях, врать о всеобщем благе и прочем. Этому Джон бы не поверил. Правда, возникал другой вопрос: как к такой точке зрения отнесутся соотечественники "саквояжника", которые, пользуясь аналогией мэра, не только рады сбросить южан с плота жизни, но еще и прихлопнуть веслом сверху, чтобы не выплыли?

Посомневавшись, Риддон решил продолжить расспросы дальше. Ему было важно знать ответ и на этот вопрос.

- Для нас, местных жителей, такое ваше мнение - большая удача, - заметил он так же прямо. - Спасибо за откровенность. Но не думаю, что оно придется по нраву военным властям Техаса. Помочь вам прикурить? - мимоходом осведомился Джон, так и не решив, что ему делать со спичками. Риддон не был уверен, не обидится ли Фланнаган на излишнее упоминание о его увечье. Может, он предпочитает подобные мелочи делать сам, кто знает...

- Да, спасибо, - кивнув, отозвался Фланнаган на предложение Риддона.

Мысли мэра сейчас были далеки от проблем собственного увечья, поэтому он воспользовался любезностью собеседника, поспешно откусил кончик сигары и закурил. Он не пользовался ни ножом, ни приспособлениями для обрезания сигар, потому что с одной рукой это было слишком сложно.

- Если налоговая компания пройдёт, как полагается - претензий ко мне со стороны властей не будет, - ответил Фланнаган, подумав над словами Риддона. - К тому же, для меня то, что я делаю - это вопрос нравственного характера. Как бы человек ни старался, но невозможно угождать "и нашим, и вашим". Рано или поздно придётся выбирать. Но для мужчины, взрослого и самостоятельного, гораздо достойнее иметь своё собственное мнение и вообще не вставать перед подобным выбором. То, как я поступаю - это моё собственное произволение, и моё мнение, которого я намерен придерживаться. Правильное оно или нет - жизнь покажет. Если нет - некого будет винить кроме себя, и я буду свободен от желания отомстить или отплатить кому-то за свою неудачу. А если правильное - благодарить тоже нужно будет себя. Почему вас волнует моё... - Фланнаган повёл в воздухе сигарой, стараясь подобрать слово, которое отражало бы суть проблемы, - моё политическое благополучие? Ну, или скажем, моё лицо в глазах военных властей?

Он сунул сигару в рот и посмотрел на Риддона.

Джон усмехнулся. Господину мэру пальца в рот не клади, он тоже мастер задавать откровенные вопросы. Впрочем, скрывать Риддону было нечего (или почти нечего). Он опустился в кресло рядом (какой смысл возвращаться за письменный стол, если поработать все равно не удастся?) и ответил прямо:

- Ваша политическая благонадежность волнует меня, потому что я, как и многие здешние жители, сейчас нахожусь в зависимости от вас. Полковник Лемминг не любит южан, так что если он или любой другой военный чин донесет о вашей чрезмерной лояльности к налогоплательщикам, то у вас, а, следовательно, и у нас, могут быть неприятности.

Риддон был бы рад объяснить свой интерес какими-нибудь благородными намерениями, но, увы, смог сказать только то, что есть.

- И еще... Мне стоило предупредить вас заранее, но, с точки зрения Союза, я не совсем надежная личность, - признал он немного виновато. - До войны служил правительству Конфедерации в нотариальной конторе. Поэтому в Джорджии, где мы раньше жили, меня выкинули из избирательных списков. Здесь об этом никто не знает, кроме сестры, поэтому я не стал говорить вам сразу, счел неважным. А сейчас, думаю, что стоило бы вас предупредить, на всякий случай.

Джон не врал - он и вправду забыл об этом факте, хотя бы потому, что приносить клятву верности Союзу и участвовать в выборах тогда (да и сейчас!) не собирался в принципе. Поэтому сейчас гадал, не рассердится ли на него мэр за молчание. Странно, но к Фланнагану Риддон испытывал больше симпатии, чем к Нату Ганну, хотя последний сделал его семье куда больше добра, чем какой-то "саквояжник". Но этому было объяснение - на сержанта за его наглость Джон до сих пор сердился.

Фланнаган, как ни странно, тоже испытывал к Джону Риддону симпатию. Парень понравился мэру своей откровенностью. С ним было легко говорить на равных, хотя ни по возрасту, ни по положению, они сейчас не были равны. Наверное, Нат оказал своему шефу хорошую услугу, не позволив отобрать "Мокрую Падь". Фланнаган легко поступался материальной выгодой, если видел возможность приобрести сторонника. Может быть, сторонником Джона Риддона было называть рано, но, по крайней мере, антипатии между ними не было.

Мэр кивнул.

- Я полагаю, что о выборах нам пока думать рановато, - сказал он серьёзно. - Что же до того, что я именно вас попросил временно мне помочь, то я намерен при случае отговориться тем, что подыскивал человека грамотного, которому можно доверить оформлять бумаги. Среди моих людей такого не было. Впрочем, никто не сказал, что я не имею право сам назначать себе заместителей. Тем более, что официально я вас на службу не принимал.

Фланнаган ничуть не обольщался насчёт полковника Лемминга. Если тому что-то не понравится, он мигом забудет, что некто Росс Фланнаган оказывал ему услуги. Но посвящать Риддона в тонкости своих взаимоотношений с местными военными мэр не собирался.

- Спасибо за откровенность, - добавил он, разглядывая тлеющий кончик сигары. - Не знаю, что будет дальше. Может быть, в ближайшее время штату Техас вернут статус государственности, оккупация закончится, и благодарные сограждане спешно изберут другого мэра. Но надеюсь, соседями мы всё равно останемся.

Фланнаган чувствовал, что устал. Разговор здорово утомил его. Хотелось вернуться в спальню и лечь. Но как человек вежливый и заинтересованный в собеседнике, он постарался этого не показать.

- Да, безусловно, останемся, - кивнул Джон на последнее предложение мэра.

По большему счету Фланнаган и был их единственным соседом с двух сторон. В другое время Риддон бы подумал о возможном искушении мэра воспользоваться бедственным положением владельцев "Мокрой пади", но сейчас подобные подозрения даже не посетили его голову. Если бы Фланнаган хотел - он давно уже их выгнал, причем с чистой совестью.

Сейчас Джон думал о другом - о том, что мэр прав. Как бы не были обязаны местные жители Фланнагану, всё равно они предпочтут мэра южанина. Разве что Реконструкция и оккупация будут длиться вечно... При одной этой мысли, Риддон содрогнулся и заметил:

- Все может быть. Может и изберут. Но тут ничего не поделаешь, разве что утешится мыслью, что неблагодарные и не понимающие милости сами вершат собственную судьбу приближением погибели.

Весьма вольно процитировав Эзопа, Джон поднялся с кресла. Сам, будучи недавно в таком же состоянии что и мэр, Риддон догадывался, что запас сил у того, наверняка, иссяк. Так что нужно заканчивать разговор. Тем более всё, что его интересовало, он узнал.

Фланнаган тоже поднялся и кинул недокуренную сигару в камин.

- Спасибо за понимание, мистер Риддон, - поблагодарил он. - И за откровенный разговор. Когда закончите - заприте тут всё сами. И ещё... - Он посмотрел на Джон. - Если вам что-то понадобится - вы в любое время можете ко мне обращаться.

Он вынул из кармана ключи от сейфа и нижнего ящика стола и отдал их Джону Риддону. Тут в двери постучали и заглянул Тихоня Брент.

- Мистер Фланнаган! Там приехали Джек и этот южанин с фермы, Фрейзер.

- А Нат? - тут же переспросил Фланнаган.

- Сказали, что он едет следом и скоро будет.

Брент исчез, а Фланнаган пожал плечами.

- Ну вот, с завтрашнего дня, я надеюсь, мистер Ганн вернётся к своим обязанностям, - проговорил он задумчиво.

Впрочем, сегодня ещё не закончилось, и Джону всё равно надо будет зайти к мэру, отдать ключи. Поэтому Фланнаган не стал пока прощаться и покинул кабинет. Мэру хотелось лечь и отдохнуть. Завтра он был намерен сам вернуться к делам. Во всяком случае, сильно на это надеялся.