Глава восьмидесятая,
в которой два человека, говоря на одном языке, ухитряются совершенно не понимать друг друга, а так же подтверждается правило: "Уходя - уходи"...

18 марта 1866 года, воскресенье

Воскресенье было единственным днём, когда Нат мог оставить свои дела управляющего на плантации Карен Маршалл. Он намеревался съездить к Риддонам ещё неделю назад, но в первый выходной этого не получилось. Теперь же он приехал, на той самой паре, что выпросил у Фланнагана в своё личное пользование. Само собой, первым делом наткнулся на Марка Кэмерона. Но парень, похоже, сменил гнев на милость и поздоровался с янки совершенно спокойно, даже руку протянул. Нат не стал чиниться, он против Марка почему-то тоже ничего не имел. Парень ему даже нравился, а ревность куда-то ушла за время болезни, и возвращаться не торопилась. Вообще, за прошедшие полтора месяца изменилось слишком многое, может быть, абсолютно всё.

Марк проводил Ната к хозяйке "Мокрой Пади" и не стал мешать разговору. Наверное, он пришёл к выводу, что бывший помощник мэра, а ныне управляющий миссис Маршалл, опасности не представляет.

Нату хотелось увидеть Эйбби. На это были две причины: во-первых, он хотел убедиться, что не наговорил ей лишнего в полубессознательном состоянии, во-вторых, должен был сказать спасибо за то, что она взялась помочь, когда он лежал с простреленной грудью, почти умирающий, и не мог даже рукой шевельнуть. Может быть, были и другие причины, которые Нат сам определить не мог, как ни старался. Так или иначе, он хотел увидеть дочь полковника Риддона. Хотел ли он так же увидеть сына полковника - Нат и сам не знал. Почему-то ему с Джоном Риддоном всё было ясно, и тревожить парня своим появлением лишний раз Нат не хотел. Но куда денешься, когда брат и сестра живут в одном доме? Так что отсутствие Риддона рядом с Эйбби оказалось для Ната очень кстати.

- Здравствуйте, миссис Фронтайн, - поздоровался Нат, сняв с головы фуражку и уже привычно размышляя, подаст Эйбби ему руку, или нет. Наверное, если хоть половина из того, что он мог высказать ей в полубредовом состоянии, под воздействием опиума, имела место - не подаст. Хотя Нат не был уверен, что действительно что-то говорил. Бред и реальность настолько смешались в его воспоминании о первых днях после ранения, что отделить одно от другого Нат не мог, как ни пытался.

- У меня не получилось заехать к вам раньше. Мне хотелось поблагодарить вас за вашу доброту, которую вы проявили ко мне. И за ваше терпение, - добавил он, с благодарностью глядя на дочь полковника.

Нат всё ещё выглядел похудевшим, но уже почти не кашлял. Одетый в нормальную одежду, которая была ему по размеру и сидела достаточно хорошо, он сейчас вполне мог сойти за того, кем являлся - то есть, управляющего табачной плантации, подтянутым бывшим военным. Конечно, он изменился не только внешне, но то, что сейчас делалось у него в душе, не было видно окружающим.

Зато внешние изменения были налицо. Мысленно одобрив отказ мистера Ганна от военной формы Союза (от которой, надо сказать, миссис Фронтайн до сих пор бросало в дрожь), Эйбби вполне дружелюбно протянула гостю руку. Наверное, знай она доподлинно, что Нат помнит что ей наболтал, Аббигейль очень и очень бы смутилась, но по спокойному виду помощника мэра решив, что он ничего не помнит, успокоилась сама.

- Рада, что вы поправились, сэр, - сказала она просто, - мы все очень за вас переживали. Присаживайтесь.

Как обычно, миссис Фронтайн принимала гостей в своём маленьком кабинете, так что присесть было куда. Наверное, соблюдая приличия, следовало бы справиться о здоровье мистера Ганна, о его новой работе и прочем, но Эйбби, справедливо предположив, что иной возможности поговорить о делах более насущных может и не представится, слегка отступила от условностей.

- Можно было бы не беспокоиться насчет благодарности, - сказала она вполне искренне, присаживаясь на свой диванчик. - У меня такое чувство, мистер Ганн, что вы - мой брат, так что не помочь вам в трудной ситуации было бы странно. Мое терпение тут не при чём.

Наверное, подобные вещи из уст преданного конфедерата звучали достаточно дико, но Аббигейль, действительно, считала Ната своим другом. Тем более, после того как она убедилась, как он сильно раскаивается в своем проступке...

- Но всё же хорошо, что вы приехали, - продолжила свою мысль Эйбби. - Я давно хотела с вами поговорить. Насчет Джона. Вы ведь не против? - уточнила она на всякий случай вежливо.

- Нет, мэм, конечно же, я не против, - уверил Нат хозяйку "Мокрой Пади". Само собой, на её приглашение присесть он поспешил опуститься на ближайший стул.

Наверное, следовало мысленно поблагодарить того мерзавца, который всадил ему пулю под лопатку. Мало того, что Эйбби свободно подавала ему руку, так она ещё сказала, что он ей - как брат! Нат подумал, что, наверное, какую-то часть своего долга перед родиной полковника Риддона уже выплатил, раз милости сыплются на него одна за другой, хотя какой-то оттенок скептицизма в этой мысли присутствовал помимо воли самого Ната. Терять голову от радости он не стал. Напротив, Нат предпочёл вести себя тихо и сдержанно.

- Я надеюсь, мистер Джон не держит на меня зла? - предположил он, чтобы хоть с чего-то начать.

- Нет, ничуть, - покачала головой Эйбби, удивившись вопросу. - Не держит.

Миссис Фронтайн была женщиной искренней, так что вполне верила в то, что говорит. И она, действительно, относилась к Нату Ганну как брату, иначе не стала бы обсуждать с ним семейные дела. Конечно, насчёт Джона можно было бы поговорить и с Марком Кэмероном - с ним у Эйбби были достаточно доверительные отношения, но, во-первых, Марк и Джон и так неплохо ладили, а во-вторых, непосвященному человеку трудно понять, что из себя представляет клан Риддонов, особенно сейчас, когда от этой семьи осталось одно лишь воспоминание.

- Джон - человек непростой, - сказала Аббигейль прописную истину, - категоричный и не любит менять своё мнение. Он вырос в тени отца и с малолетства знал, что должен быть его достоин. У льва не может родиться не львенок, так что сын полковника Риддона не имел права прилюдно проявлять трусость, слабость или растерянность. Большинство молодых людей, конечно, бы и внимания не обратили на подобные обязательства, - признала миссис Фронтайн справедливости ради, - но Джон - ответственный. И он старался. Но, увы, как не старался - всё равно оставался всего лишь сыном полковника. Люди видели в нём черты отца и не больше.

Наверное, с точки зрения благоразумия Эйбби и не надо было впутываться в чужие отношения. Что с того, что её брат не общается с каким-то бывшим янки? Но, переживая за брата, миссис Фронтайн хотела помочь ему разрешить создавшееся противоречие. Беседы с Джоном эффекта явно не давали, так что, как это и положено мудрому человеку, Аббигейль подошла с другого конца. Может, Нат окажется более сговорчивым.

- Поэтому Джон не любит когда его сравнивают с отцом, и не любит, когда его жалеют, - пояснила она совершено серьёзно. - Даже свои военные заслуги он не вспоминает именно из-за того, что не считает их целиком своими. Единственное, что брат ценит - это честность. Может быть, вам стоит с ним откровенно поговорить насчет ваших с ним отношений? - предложила Эйбби всё так же серьёзно. - Он обычно не отказывается от разговоров начистоту.

Нат грустно улыбнулся. Конечно, ему льстило то, что Эйбби делится с ним проблемами семьи, может быть, действительно как с братом. Вот только, как много лет назад, после похорон полковника, он не считал, что ему нужно подходить к Джону Риддону. Если бы полковник хотел, чтобы Нат стал частью его семьи - он бы позаботился об этом. Но ничего подобного не произошло.

- Миссис Аббигейль! - Нат говорил мягко, ему совершенно не хотелось огорчать эту женщину, проявившую к нему столько доброты. - Я уже не раз говорил с мистером Джоном откровенно. Я уважаю и люблю вашего брата и, в общем-то, считаю, что он должен гордиться тем, что в нём видят черты его отца. Если бы в мистере Джоне этого не было - вот тогда действительно было бы очень печально. Вряд ли я смогу объяснить это мистеру Джону. Есть вещи, которые человек и сам знает, просто не хочет с ними смириться, не хочет понять их истинную важность. Но мистер Джон - благородный человек, очень умный и достойный. Ему нужно обрести уверенность в себе, и тогда он примирится со своим отцом. Что же до меня...

Нат вздохнул, и рассеянно посмотрел куда-то в сторону, но взгляд его тут же вернулся к Эйбби.

- Мистер Джон не хочет, чтобы моё имя связывали с именем вашего дома, - резюмировал он. - И он имеет на то все основания. У меня нет права идти против воли вашего брата. Я пообещал держаться в стороне. Более того, я пообещал, что этот мой визит к вам будет последний, и без приглашения я не появлюсь у вас на ранчо. Правда, есть небольшой обходной путь. - Нат улыбнулся, и на этот раз что-то лукавое промелькнуло в его лице. - Я всегда могу написать вам письмо, и понадеяться, что вы ответите. Надо же мне знать, как идут ваши дела, и не требуется ли моя помощь.

Никакую помощь от Ната Ганна в будущем Эйбби получить и не рассчитывала - странно просить услуг от человека, которому брат отказал от дома! Но говорить этого не стала. Как не стала и продолжать беседу насчет Джона. Нет, дочери полковника совсем не было свойственно сдаваться без боя и, если бы она заметила в словах Ната хотя бы тень сожаления насчет своего разрыва с Риддонами, то, наверное, попыталась бы что-то предпринять. Но из спокойствия Ганна сделав вывод, что он ничуть не жалеет, Аббигейль смирилась. В конце концов, если подумать здраво, это только к лучшему. Да и брату, как главе семьи, виднее. Правда, миссис Фронтайн не была уверена, что Джон одобрит ее переписку с помощником мэра - это и не совсем прилично, да и странно, но, с другой стороны, вряд ли Нат будет писать ей часто, а от пары записок за год, например, на Пасху или Рождество, вреда не будет. Подумав так, Эйбби кивнула:

- Да, можете изредка писать мне, - согласилась она серьёзно. - Это Джона не обидит.

Наверное, стоило бы перевести разговор в другое, более безопасное русло, но миссис Фронтайн еще не все сказала. Ситуация предоставлялась ей такой же сложной как и собственноручно вышитый узор на диванной подушечке, которую хозяйка дома, между делом, положила себе на колени - наверное, для того, чтобы было что рассматривать в раздумьях. Говорить или нет? Собравшись с духом, Эйбби всё же подняла на собеседника взгляд и сказала:

- Вы говорили о прощении. А сами себя вы простили?

Прекрасно осознавая всю невежливость вопроса, Аббигейль допускала возможность того, что Нат откажется отвечать. Но всё же не уточнить не могла.

Нат сделался серьёзен. Наверное, как раз от дочери полковника вполне можно было ожидать подобного вопроса. Почему-то Нат вспомнил пустое помещение церкви и того парня, вскинувшего револьвер... А есть ли что-то, за что он должен прощать себя, или не прощать, по отношению к Риддонам? Нет. Хотя конечно, Нат помнил за собой много всяческих грешков, поэтому честно ответил, пусть и не совсем на вопрос Аббигейль:

- Нет. Мисс Риддон! - Он снова назвал её тем именем, которое считал единственно настоящим применительно к Эйбби. - Мне часто приходилось говорить другим: прости самого себя и живи дальше. Но прошлая моя жизнь уже ушла. Я не могу вернуться и исправить её. Никто не может. Поэтому всё останется со мной.

Сейчас Нат был совершенно откровенен. Он не хотел врать дочери полковника, к тому же собственное решение подчиниться желанию Джона Риддона развязывало Нату язык.

- Если бы не было всех этих событий последних лет, я мог бы сказать: "Мисс Эйбби! Я полюбил вас с тех пор, как ваш отец, в Камарго, в Мексике, сидя у какого-то болота, сказал мне, что у него родилась дочь". Мне тогда было девятнадцать, я ещё ничего не понимал в жизни, но я знал, что у полковника Риддона есть дочь, которую я буду любить. И потом, когда он писал о вас, уже будучи в отставке, я был благодарен ему за то, что он упоминает вас. Я помню, как вы крались вниз по лестнице на следующий день после похорон, а потом провожали меня до двери, и ваша маленькая ручка лежала в моей руке. Я надеялся снова увидеть вас и сказать, как я вас люблю. Но потом всё сломалось. - Нат пожал плечами. - Может быть, я понял это ещё в военной тюрьме, перед самой войной. Я понял, что никогда не скажу того, что хотел сказать вам. Я всё ещё могу остаться на Юге, потому что и чужих детей принимают и признают своими, но я уже не могу вернуться к вам.

Нат печально улыбнулся и вздохнул. А ещё подумал, что, наверное, именно поэтому ему так легко с Карен Маршалл: у них нет совместного прошлого, у них есть только совместное настоящее и, может быть, будущее. Во всяком случае, ближайшее будущее, которое продлится до тех пор, пока он нужен своей новой хозяйке.

Эйбби выслушала речь Ната спокойно, не перебивая. Правда, под конец, смутившись, она встала с дивана и повернулась лицом к окну, не в силах спокойно слушать излияния Ганна. Вот тут-то следовало бы и пожалеть о том, что задала неуместный вопрос, но миссис Фронтайн не жалела. Может быть, Нат Ганн и мог спокойно и безболезненно зачеркнуть своё прошлое, но Аббигейль надо было всё же разобраться с этим вопросом о предательстве, которое она приписывала ему. Хотя бы для того, чтобы потом самой спокойно жить, а не мучиться проблемами.

Более-менее успокоившись, Эйбби повернулась к помощнику мэра и сказала:

- Да, в чём-то вы, конечно, и правы. Моя семья, она очень древняя, - сама не зная зачем, заметила миссис Фронтайн, - мои предки служили еще английской короне. Всегда служили, даже по время смут. Когда Карл II потерял трон в 1651 году, Риддоны были одними из тех, кто участвовал в мятеже, чтобы вернуть ему законные права. Правда, сын одного из наших генералов предал роялистов и за золото продал мятежников Кромвелю. - Эйбби вздохнула и продолжила: - Это стоило нашему роду очень дорого - кто-то сложил голову под топор палача, кому-то пришлось бежать. А своего сына-предателя, в конце концов, генерал собственноручно убил, вернее, бросил умирать от голода в каком-то подземелье. - Поёжившись от своего рассказа, миссис Фронтайн заключила: - Риддоны не прощают измен, это у них в крови. Но ошибки они прощают. В этом и есть благородство - сурово карать за вину, но великодушно прощать, когда она искуплена и больше ею не попрекать. Наверное, мой отец говорил вам это.

Уже совсем успокоившись, Аббигейль вздохнула и сказала:

- Поэтому я прошу вас простить себе эту ошибку, как мы с Джоном простили ее вам. Даже если я вас больше никогда не увижу, мне важно знать, что вы себя простили, - добавила она серьёзно и внимательно посмотрела на Ганна.

Нат поднялся и подошёл своей кошачьей походкой, не сводя глаз с Эйбби.

- Вы не понимаете, - сказал он мягко, но тут же подумал, что всё равно не сможет объяснить. - Если я буду прощать, или не прощать себя, то уже не смогу уйти.

Всё, о чём говорила Эйбби, было и чрезвычайно важно, и одновременно совершенно не имело значения. Почему-то после рассказа Аббигейль о своих предках, Нат окончательно понял: только полковник имел бы право осудить его, или оправдать. К Джону и Аббигейль, его детям, это не имело никакого отношения. Нат не присягал Риддонам на верность, и воевал не против них, и даже не за Север, а просто потому, что выполнял свой долг, и не желал нарушать клятву. Он-то был северянином, и несмотря на всё желание полковника Риддона перевести его на Юг, до последнего оставался на Севере. Да какая теперь разница?..

- А вы... хотите, чтобы я остался? - спросил он, стоя настолько близко, что кажется, мог ощутить её дыхание, или услышать биение сердца. Хотя всё-таки на расстоянии. Она ведь ещё не ответила на вопрос.

Миссис Фронтайн озадачилась. Да, ей хотелось, чтобы Нат Ганн больше не считал себя предателем, она это понимала чётко. Хотелось ли чего-то еще?

- Я не знаю, - сказала Аббигейль, отступая на шаг. - Просто мне не хочется, чтобы вы страдали.

Это было правдой, причинять боль другим миссис Фронтайн не любила. Поэтому и предлагала Нату самому выбрать наиболее безболезненный для себя вариант.

Далеко Эйбби было не отступить. По крайней мере, назад. Она ведь только что отвернулась от окна, стало быть, за её спиной и было то самое окно. На какое-то мгновение Нат представил, что если шагнёт за ней следом, то легко поймает в кольцо своих рук и не даст вывернуться в сторону. Но ничего подобного он не сделал.

- Это трудно, - признал Нат, хотя насколько такое признание было честным - он и сам не взялся бы определить. Он уже выстрадал своё, и прошлое не вызывало острой боли. С тем, что хранилось в его памяти, предстояло жить, точно так же, как с пулей, которую лекарь предпочёл оставить в его теле. Нат смирился и знал, что привыкнет не обращать на неё внимание, даже если пуля никогда не перестанет о себе напоминать. Иное дело - то, что происходило между ним и Аббигейль Риддон в настоящем моменте, вот прямо в этой комнате.

Нат всегда был и оставался бесцеремонным существом, способным высказать что угодно и кому угодно. Это была его натура. Он понимал, что полковник Риддон крайне не одобрил бы его поведения, а сын полковника, скорее всего, убил бы его на месте. Но всё это не могло остановить Ната, потому что он уже начал говорить. И не только поэтому. Эйбби не пресекла его речей. Если бы она категорично приказала ему заткнуться, или дала понять, что его слова о любви оскорбляют её, Нат наверное, прекратил бы. Но она поступала так, как поступало множество женщин, если мужчина не был им откровенно неприятен: она делала вид, что не понимает, о чём он говорит. Нет, может быть, она действительно не понимала и действовала чисто подсознательно. У женщин такие вещи порой происходят на уровне инстинктов. В тонкостях женской души Нат, конечно, не разбирался, но Эйбби не останавливала его - поэтому он продолжал.

- Это трудно - не страдать, мисс Риддон. - Нат прижал к груди свою фуражку, при этом плавно и совершенно бесшумно переместившись на полшага вперёд. - Вот если бы вы сказали "да" и стали моей женой... Вы бы могли сказать "да"?

Он заглядывал ей в лицо совершенно серьёзным взглядом, и ничуть не шутил.

Эйбби была далека от мысли принимать происходящее за шутку.

- Нет, - сказала она тоже вполне серьёзно, - не могла бы. И я уже не мисс Риддон.

Тяжело вздохнув, миссис Фронтайн отвела взгляд в сторону. Она понимала, что вела себя неправильно. Леди так себя не ведут. Надо было сразу недвусмысленно дать понять мистеру Ганну, что никакой надежды у него нет и быть не может, а не ставить себя и его в затруднительное положение. Да, так бы она и поступила, если бы ей было всё равно - жив он или мёртв, здоров или болеет, мучается угрызениями совести или нет. Всё-таки Нат был ей дорог, пусть и не как поклонник, и это сыграло с Аббигейль злую шутку. Оставалось лишь надеяться, что он легко утешится - ведь, судя по его признанию, он любил не саму Эйбби, а некий абстрактный образ дочери полковника Риддона, человека, к которому Нат в юности питал привязанность. Так луна светит отраженным светом солнца, не имея своего.

- Я ведь сказала, что отношусь к вам как брату, - напомнила миссис Фронтайн, снова поднимая глаза на своего собеседника, хоть это было и трудно. - Разве этого мало?

Маневр Ганна Эйбби, конечно, заметила, но уходить в сторону, демонстрируя свой страх и недоверие, ей не хотелось. Ведь Нату она верила. Пока, по крайней мере.

Отступать Нат не стал, но голову всё-таки опустил.

- Простите, миссис Аббигейль, - сказал он покаянно. - Не обижайтесь, но я не мог не попытаться. Если бы я этого не сделал, я бы, наверное, продолжал на что-то надеяться. Так честнее.

Он шагнул чуть в сторону и взялся левой рукой за оконную раму. Теперь он не препятствовал Эйбби отойти, вернуться к дивану, или вовсе выйти из комнаты, но сам видимо не мог заставить себя увеличить расстояние между ними. Он смотрел на Эйбби, мягко улыбаясь, с пониманием и любовью.

- Знаете, я сильно горевал и не мог смириться со смертью вашего батюшки, - сказал он, и улыбка незаметно исчезла с его лица. - А потом подумал, что в моём положении роптать - это вести себя крайне неблагодарно. Кто я такой? Сын бедного эмигранта, который спился и умер, так ничего и не добившись ни для себя, ни для семьи. И вот мне повезло! - Он ткнул себя пальцем в грудь. - Целых девять лет я общался с человеком, который по-хорошему, и смотреть-то на меня не должен был. Это великая награда, которую ещё заслужить надо, а я недоволен, требую чего-то ещё. Мисс Риддон... Простите, миссис Аббигейль, я не знал вашего мужа и мне трудно воспринимать вас как миссис Фронтайн. Простите! - Он снова прижал фуражку к груди. - Миссис Аббигейль! Я надеюсь, что вы действительно не будете сердиться на меня за мою дерзость. Вы ведь так добры, вы не отвернётесь от меня из-за того, что я тут вам наговорил. Обещаю, что не буду больше касаться этой темы.

Эйбби удивила реакция мистера Ганна. Всё-таки, после категоричного отказа, который хозяйка дома даже не потрудилась облечь в учтивую форму, для него было бы естественнее обидеться и уйти, хлопнув дверью, а не приносить свои извинения. Но, судя по всему, Нат, наконец, понял, что миссис Фронтайн с ее патриотизмом и решительными суждениями в вопросах верности и предательства, было не так-то просто даже простить его, не говоря о большем. И это стоило благодарности.

- Я не сержусь, - сказала она уже более мягко и добавила с убеждением, - любовью оскорбить нельзя. Это честь для меня.

Насчет дальнейшей дружбы Аббигейль, конечно, сомневалась - правильно ли это? - но потом сочла это неважным. Джон же всё равно не хочет принимать Ната Ганна у них дома, так что до того времени, как они снова увидятся, утечет немало воды и многое может измениться. Да и сейчас продолжать разговор Эйбби смысла не видела. Лучше разойтись и успокоиться.

- Мне жаль, что так вышло, - сказала она, смутившись то ли от своих слов, то ли от взгляда Ната. - Надеюсь, вы не будете в обиде, если я с вами попрощаюсь? Плохо себя чувствую, - пояснила миссис Фронтайн вежливо и, поколебавшись, всё же протянула собеседнику руку. Правда, не для поцелуя, а для дружеского рукопожатия.

Нат осторожно пожал протянутую ему руку и отступил к двери.

- Я не стану вас задерживать, леди, - сказал он всё так же мягко. - Передайте мой поклон мистеру Джону. Он знает, где меня найти, если что.

Нат поклонился - и вышел из комнаты, на ходу надевая свою старую армейскую фуражку.

Проводив его, Аббигейль сразу же ушла в свою комнату - не так уж она и лукавила, говоря о своем нездоровье. Ей действительно сейчас было куда хуже, чем Ганну. Едва прикрыв за собой дверь, хозяйка "Мокрой Пади" горько расплакалась, спрятав лицо в ладонях. Несмотря на кровь суровых и категоричных Риддонов, Эйбби оставалась добрым и сострадательным человеком и ей была далеко небезразлична чужая боль. Наносить удар бывает порой мучительнее, чем принимать его, так что на сердце у миссис Фронтайн было тяжело. И еще тяжелее было сознавать, что теперь (пусть и на время) она лишилась друга - ведь как бы то ни было, а Ганна она считала другом, - но по-другому Эйбби всё равно поступить бы не смогла. Еще с прежних, госпитальных времен ей было известно, что, отрывая ли бинты, разрывая ли отношения, нужно помнить, что промедление - это не более чем пытка. И тогда жалость состоит лишь в том, чтобы причинить боль резко, не затягивая.

Впрочем, Аббигейль было еще не так много лет, а юности свойственен оптимистичный взгляд на вещи. Поэтому ее всё-таки не оставляла надежда, что в будущем всё наладится. Ведь теперь, по мнению Эйбби, между Риддонами и Натом не лежала пропасть предательства. А, учитывая обстоятельства, это было не так уж и мало...

* * *

Сказать, что Нат испытывал разочарование, всё-таки было нельзя. Почему-то именно сейчас, после визита к Эйбби, он почувствовал, что прошлое окончательно осталось в прошлом. Там, за выстрелом в церкви, осталось всё, и плохое и хорошее. Нат знал, что случись что-то с Риддонами - и он не останется в стороне. Не заблуждался Нат и в другом: он понимал, что в его руках небывалый подарок судьбы - место управляющего при гордой и красивой леди - Карен Маршалл, которая нуждается в его помощи, и не отвергает его только потому, что он - янки. Это - его настоящее, точка отсчёта, от которой начинается его вторая жизнь. Это гораздо больше, чем то, с чего он начинал в армии. Туда он пришёл рядовым, ничего ещё не понимающим мальчишкой. Сейчас у него есть опыт и должность. Роптать и жаловаться было не на что...

И всё-таки, когда Нат вышел на улицу, по лицу его текли слёзы. Смущаться этого обстоятельства, или как-то попытаться скрыть, что плачет, Нату даже в голову не пришло. Он был благодарен Небу за то, что душа его сохранила способность так непосредственно реагировать на чувства, которые он испытывал, и за сами эти чувства. Отыскав Марка Кэмерона, он достал платок, высморкался, и, глядя в лицо бывшему конфедерату умиротворённым взглядом, попросил:

- Ты береги её, ладно? И если вдруг понадобится помощь - сообщи мне.

Не дожидаясь ответа и пожав Марку руку, Нат отвернулся и пошёл к своей повозке. Через пару минут он уже выехал на дорогу и погнал лошадей рысью. Его слёзы высохли, а плакал он минуту назад вовсе не потому, что Аббигейль отказала ему. Сегодня Нат расставался с иллюзией, которую так старательно сам себе навнушал - иллюзией того, что к нему чудесным образом, через своих детей, вернулся его наставник. Но теперь он освободился окончательно, и торопился к своей хозяйке, которую бросил на полдня совершенно без защиты. И ради чего? Ради того лишь, чтобы убедиться в справедливости одной очень древней мудрости: уходя, не оглядывайся назад.