Е.Ф. Шмурло
Курс русской истории в 3 томах

Настоящая книга состоит из двух частей: в первой события русской истории излагаются применительно к тому, как они установлены в исторической науке, и потому могут считаться более или менее бесспорными и общепризнанными; вторая часть посвящена тем "Спорным и невыясненным вопросам русской истории", которые и до сих пор понимаются и толкуются по-разному. Первая часть знакомит с фактами, вторая предлагает читателю свод главнейших мнений по тому или иному спорному вопросу и должна служить материалом для самостоятельной критической работы. Первая часть предназначена для усвоения, вторая — для анализа, для выработки собственного мнения. Эта вторая часть, пригодная при университетском преподавании под руководством профессора, может для подготовленного читателя служить подспорьем и вне стен университета. Таково, по крайней мере, назначение книги по замыслу ее автора.

Относительно самого выбора "спорных и невыясненных вопросов" автору могут сделать упрек, что не все заслуживающее внимания нашло себе место на страницах книги, что некоторые вопросы, второстепенного значения, могли бы с большею...

Указания на литературу, конечно, не исчерпывающие; цель их не Дать полную библиографию, а лишь ввести в лабораторию научной работы, указать, с чего приступить при изучении данного вопроса. С этой точки зрения указания страдают скорее излишеством, чем неполнотой. Потому нет указаний и на источники: последние вскроются при чтении самого исследования (пособия).

Автор лишен был возможности напечатать свою книгу в типографии; отсюда неприятные недочеты, неизбежные при литографском способе воспроизведения. Однако даже и в этом несовершенном виде появление книги могло состояться лишь при материальной поддержке Славянского института в Праге, принявшего на себя некоторую часть Расходов по изданию, за что автор и приносит ему глубокую благодарность. Живейшую признательность выражает он также и Славянской библиотеке Министерства иностранных дел Чехословацкой Республики: участливое отношение ее служебного персонала в значительной степени облегчило его работу, позволив широко использовать богатейшие книжные сокровища Библиотеки, этого едва ли не единственного (в обширных пределах нынешнего русского рассеяния) книгохранилища, где отдел русских книг отличается такой полнотой, разнообразием и внутренней ценностью своего содержания.

Е. Ш.
Прага, июнь 1931 г.

Введение

Культурные достижения русского народа

Каждому народу присуща своя собственная физиономия, своя коллективная душа. Если хотите узнать и понять ее — познакомтесь с его культурой. Культура — это есть своего рода зеркало, отражающее его религиозные воззрения, понятия о праве, долге и справедливости, его характер и идеалы. В этом зеркале вы увидите уклад его общественной жизни, его правовые отношения, накопленное знание, материальные достижения, а также творческую работу ума в области искусства, т.е. в области Красоты и Прекрасного. Культура данного народа отличает его от других народов, дает ему право говорить о своем Я, мыслить себя самостоятельною особью; она воспитывает в нем чувство самосознания, горделивой независимости и поистине становится его национальным достоянием.

Культуры, по удельному их весу, бывают разных степеней: одни более развитые, законченные, качественно более высокие; другие — более низкие, менее совершенные. Первые мы наблюдаем преимущественно у народов, насчитывающих своему историческому существованию длинный ряд веков; вторые — у народов, сравнительно более молодых. С наибольшей отчетливостью и определенностью душа народная раскрывается и познается лишь у народов, уже сошедших с мировой сцены, завершивших свой исторический и культурный цикл, уже сказавших свое "последнее слово". Таковы народы древнего Востока, древние греки и римляне: их культурные достижения наиболее ясны, расхождения в их понимании и оценке наиболее редки; к тому же они уже давно стали общим достоянием человечества.

Наоборот, народ молодой, без продолжительного жизненного опыта, с высокой культурой, еще не успел проявить своего Я, у него еще нет своей физиономии, или она еще бледная, неяркая; во всемирной истории такой народ исполняет лишь служебную роль, является не самостоятельным элементом, а скорее всего простым объектом чужого воздействия.

Хотя народам славянского, германского и романского корня, пришедшим на смену древнему миру, еще только в будущем предстоит произнести свое "последнее слово", однако "душа" каждого из них успела уже и теперь обрисоваться в очертаниях, позволяющих не смешивать одну с другою.

Культура русского народа есть результат его материальной и духовной работы на протяжении последних 10-11 столетий. Своими корнями она уходит в доисторическую даль, во времена скифов, сарматов и готов, т. е. еще задолго до того момента, когда, согласно известной легенде о призвании варягов, лицо русского народа выступает в истории впервые, так сказать, официально. С той поры русский народ образовал обширное и могучее государство, превратил первоначальное Киевское княжество в мировую державу и проявил свои духовные, творческие силы на самых разнообразных поприщах культурной деятельности.

Размах, разнообразие и многосторонность этой деятельности особенно наглядно выразились за последние 60-70 лет в небывало быстром росте промышленности и торговли, в усиленной постройке фабрик и заводов, железных дорог и водных путей сообщения; в улучшенных приемах земледелия, осушке болот, орошении бесплодных пустынь, в создании новых отраслей обмена на внутреннем и внешнем рынке. Особенно за последние десятилетия, вплоть до революции, можно было наблюдать быстрое заселение свободных пространств Сибири, гигантский рост кооперативных обществ, постоянный рост школ, особенно низших и высших, между прочим и женских университетов ("высших женских курсов"). Ученые экспедиции и исследования глухих уголков Кавказа; замерзших тундр на сибирском побережье Ледовитого океана и особенно (раньше почти недоступных европейцу) обширных пространств Средней Азии, скрывавших в своих тайниках ценные остатки древних культур, — покрыли славой и мировой известностью неустрашимых путешественников-исследователей, обогативших науку о географии, физике, геологии, этнографии, истории новым ценным материалом.

Некогда пушкинский Скупой Рыцарь спускался в свои подвалы, открывал сундуки и любовался блеском хранимого там золота, наслаждаясь сознанием того, что он является обладателем накопленного в этих сундуках богатств. У русского народа тоже есть свои сундуки, которыми можно не только любоваться, но и гордиться; только в них не золотой металл сложен, а плоды духовного творчества русского народа, плоды тех усилий, какие проявили десятки поколений, строивших русскую государственность и общественность. В отличие от Скупого Рыцаря мы любуемся содержанием этих сундуков не с чувством корыстолюбивого эгоиста, а с трепетной мыслью о непреходящей ценности наших сокровищ, что они не лежат втуне, что из этих сундуков свободно черпает каждый, свой или чужой, кому вообще дороги культурные завоевания человеческого духа, причем самый вид этих сокровищ вызывает в нас чувство благодарной памяти о тех, кто накопил их, оставив в наследство нам и всему человечеству.

В этих сундуках собраны перлы художественной прозы и поэзии; в них бережно хранятся образы, созданные великими талантами русской сцены и музыки; русское зодчество, старая и новая живопись, так увлекательно отразившая русскую душу, ее настроения и переживания. Здесь и религиозные запросы: русское старчество с его исканием правды Божией; русское мессианство с его идеей "Третьего Рима"; здесь русская научная мысль, в тысячах и тысячах книг, проявившая себя тоже творчески в области точного знания, изучения прошлого во всем его многообразии, — научная мысль, сумевшая сказать свое слово как в области отвлеченного знания, так и в подходах к решению мировых проблем.

Характерная особенность этих сундуков в том, что на их содержании лежит яркий отпечаток национальности, печать русского таланта и русского миросозерцания; сказалась душа той народности, что создала его. Достижения русского народа, будучи глубоко национальны, именно в силу этого, приобретают мировую ценность, становятся дороги и понятны не только одним русским, но всем людям вообще, потому что и славянин, и германец, и француз, и японец одинаково найдут в них нечто общечеловеческое, одинаково понятное и близкое каждому, к какой бы нации или религии он ни принадлежал.

Ни одному народу его культура не преподносится готовою как дар Небес: она растет, медленно и постепенно созревает, слагается, иначе говоря, имеет свою историю. И вот почему культура народа, т.е. его душа, раскроется перед нами с надлежащей полнотой и отчетливостью лишь при условии знакомства с тем, как он творил и вырабатывал свою культуру, иными словами, — с историей самого народа.

Общие понятия о государстве

Первым серьезным научным трудом по истории России была многотомная "История Государства Российского" Н. Карамзина*. Современная автору критика осталась недовольна тем, что темою своего сочинения Карамзин избрал государство, а не народ, не общество, причем главный критик, Н. Полевой, как бы в поучение, тогда же написал свою "Историю Русского народа"**. Если у Карамзина культурная и Духовная жизнь массы, — эволюция народного быта, его социального строя, — действительно заслонены правительственным механизмом, и даже не столько правительственным механизмом, сколько деятельностью государей и правителей; если из отдельных личностей, по капризу судьбы очутившихся на первом месте, на виду всех, действительно, зачастую не видать толпы безымянных работников, то было бы ошибкою вообще историю народа, общества противополагать истории государства уже по одному тому, что Государство и Общество, живущее государственным бытом, по существу одно и то же.

______________________

* 12 томов. СПб., 1818-1829.
** 6 томов. СПб., 1829-1833.

______________________

В какие новые, более совершенные формы общежития выльется в будущем жизнь людей на земле, об этом можно только гадать; до настоящего же времени государство остается высшею формою общежития, до какой доросло человечество. Вне государства мы не знаем ни одного исторического народа. Лишь государственная форма жизни дает народности возможность проявить наиболее полно и ярко свои духовные силы, явить свой духовный лик. Вот почему следить за ростом государства есть то же, что наблюдать за ходом целой исторической жизни данного народа во всевозможных проявлениях материального и духовного его существования; равно и, наоборот, все, в чем проявил свою жизнь народ, одинаково входит в историю государства, которое само есть лишь плод его творческой мысли и деятельности*.

______________________

* После Карамзина и Полевого это обыкновенно так и понимается. Покойный Забелин нашел прекрасную форму для своего труда, назвав его "Историей русской жизни", совместив в этом выражении понятие об историческом развитии одинаково и государства, и общества.

______________________

Возможность противополагать Государство Обществу в значительной степени вызвана тем, что в само понятие обычно вкладывается содержание, не вполне отвечающее надлежащему представлению о нем. В самом деле, что такое государство? Ходячее представление о нем такое: государство есть территория, т.е. известная, больших или меньших размеров, часть земного шара, населенная людьми и управляемая единою, общею для всего этого населения и для этой территории властью. Такое определение слишком материализирует наши представления о государстве, носит чересчур географический характер, так как выросло из представления о внешних пределах, в которых протекает жизнь данной группы людей. Между тем центр тяжести не в территории, а в этой самой группе людей, в том обществе, которое живет на ней и связано общею для всех властью. Недостаток указанного определения еще и в том, что оно совершенно заслоняет самый характерный и существенный признак любого государства, каково бы оно ни было, — упускает из виду тот, я бы сказал, химический процесс, вследствие которого эти три отдельных сами по себе элемента: территория, население и власть претворились в единое новое целое, органически срослись один с другим и выступают со специально присущими им особенностями.

Чтобы из простой толпы, из простого собрания отдельных семей, родовых, племенных и областных союзов превратиться в государственное общество, необходимо, чтобы население данной территории прониклось сознанием общности своих интересов, мощным, неудержимым стремлением воплотить ее в жизнь; чтобы видело в государстве необходимую и единственно возможную для него форму существования и для сохранения, и процветания его готово было бы, если понадобится, пойти на самые великие жертвы. Сознание это приходит не сразу; оно воспитывается поколениями. Его нельзя принять извне. Нельзя создать государства, если люди не чувствуют в нем потребности. Скажите лопарям, патагонцам, какому-нибудь полудикому племени африканскому: вот вам государство, живите и управляйтесь сами — завтра же они распадутся снова на свои кланы, роды, племена. Правда, той связи, какая существует у них сейчас, они не потеряют, но и новой, государственной, не создадут. И параллельно с этим, разрушить государство, силою подчинить его другому — еще не значит уничтожить у народности чувство своей государственности: чувство это будет неудержимо клокотать, вырываться наружу и упорно домогаться восстановления утраченной политической свободы. В наши дни наглядный пример тому — ирландцы и народы славянской расы: чехи, словаки, поляки, словенцы, хорваты.

Общий интерес, поставленный выше интереса частного, создает то, что называется суверенитетом, — правом данного общества на независимое от других, подобных ему государственных обществ, существование, совместно с правом, во имя Целого, Единого требовать себе подчинения от Частного, Личного. Это суверенное право находит себе выражение в верховной власти, какова бы, по форме, ни была последняя. Деспотия, самодержавная и конституционная монархия, республика, теократия — в основе всех их заложен один общий признак: самодержавность, полная независимость этой власти, обязательность ее повелений, беспрекословное ей повиновение каждого лица в отдельности, каждой группы или союза. Суверенная власть не спрашивает отдельную личность или союз частного характера, согласны они или нет исполнить ее повеление, но прямо и категорически предписывает им свой закон, предъявляет свое требование. "Cartel est notre bon plaisir" — выражались в старое время французские короли, и та же фраза, поскольку слово "notre" выражает все государственное общество, с одинаковым правом могла бы появиться и за подписью простого, ежегодно сменяющегося президента Швейцарской республики.

Такова сущность суверенитета. Но для того, чтобы ему проявиться в сознании общественном, необходимо время, целые поколения. Вот почему государство не появляется на свет готовым. Это не Афродита, выплывающая из пены морской; не Афина-Паллада, что, вполне сформированная, выходит во всеоружии из головы Зевса: государство растет, и на этот рост ему нужны целые столетия. Первоначально, налицо имеются лишь простые элементы его; само общество еще долгое время не сознает, что уже начало существовать государственно; сознание приходит крайне медленно, нарастает постепенно, и лишь только когда оно наросло вполне, тогда можно говорить, что государство образовалось и существует как таковое.

В течение первых шести веков русской жизни (862-1462) еще нельзя говорить о Русском государстве, как о чем-то готовом, сложившемся: о нем, особенно вначале, еще никто не думает, в сознании народном оно пока еще не существует; зато незаметно, мало-помалу накапливаются и нарастают те элементы, из которых оно потом возникнет. Государство уже потому не готово, что из трех необходимых для его образования элементов налицо пока только два: территория и народ, простые людские группы в неустойчивых территориальных пределах — группы недостаточно оформленные, слишком подвижные, чтобы чувствовать кровную связь со своею землей: сама Земля еще не стала своею. Россия за эти первые шесть веков напоминает ребенка, у которого еще нет своего места; ребенок растет, формируется, но еще не стал человеком, да и не чувствует себя (а в этом вся суть) таковым.

Но вот наступает момент, когда ребенок не только стал взрослым, но и осознал совершившуюся в нем перемену. С этой минуты нарождается третий фактор — невидимый, неосязаемый, бесплотный, но тем не менее вполне реальный и обладающий чудодейственною силою. Имя ему — суверенитет народный. С его нарождением совершается великое химическое чудо: все три элемента претворяются в одно сложное тело — государство. Если в нем еще и можно мысленно выделить один составной элемент из другого, то отцепить, реально оттащить один от другого уже нельзя; элементы навеки соединены, слиты, претворены один в другом. Превратиться в такое государство Россия стала готовою в середине XV века.

Процесс образования, нарождения Русского государства, превращение "ребенка" во "взрослого человека", переход из небытия государственного в государственное бытие — и составит предмет настоящей книги.

Деление человеческого рода на расы и народности

Расы (иначе: народы). Каждая раса имеет свои отличительные особенности:

1) Анатомические: строение черепа (народы длинноголовые, широкоголовые); скуластость.

2) Физиологические: цвет кожи, глаз, волос. По волосам различаются: а) народы курчавоволосые: шерстоволосые негры, пучковолосые готтентоты и папуасы; б) гладковолосые: прямоволосые монголы, американцы, индейцы; волноволосые семиты, арийцы, дравиды, нубийцы.

Другой признак (изменчивый и трудно поддающийся точному определению): степень умственных способностей.

Племя. Главным признаком его служит язык.

Народ (народность) определяется общностью языка, культуры, характером общественного уклада и происхождения (последнее не всегда).

Совокупность людей, населяющих земной шар, обыкновенно подразделяется по цвету кожи на пять рас: 1. Кавказскую, или белую; 2. Монгольскую, или смугло-белую; 3. Африканскую, или черную; 4. Американскую, или медно-красную, и 5. Малайскую, или темно-желтую. Между ними много переходных ступеней (оттенков), что иным дает основание вместо пяти видеть только три основные группы: Белую, Черную и Желтую. Каждая раса, в свою очередь, подразделяется на отдельные группы и побеги. Вполне точных граней между ними науке установить еще не удалось. Особенно спорны подразделения в группе тюрко-татарской.

В кругозор русской истории входят представители только (да и то далеко не все) двух первых рас: Кавказской и Монгольской.

А. Кавказская раса.

I. Семиты: евреи, арабы и вымершие ассиро-вавилоняне, египтяне, финикияне, халдеи, арамеи.

II. Индоевропейцы (иначе: арийцы):

1. Азиатская ветвь: индусы, иранцы, армяне.

Примечание. Иранцы: персы, таджики, курды, осетины, афганы, вымершие скифы и сарматы. Сравн. ниже о сартах.

2. Европейская ветвь: греки, албанцы, италы (латины, самниты, сабины, вольски), кельты, германцы, литовцы, славяне.

3. Кавказские народы:

а) Картвельская группа: грузины, аджарцы, хевсуры, имеретины, лазы, гурийцы, мингрельцы, сванеты.

б) Горская группа: абхазцы, черкесы, кабардинцы, шапсуги, чеченцы, ингуши, лезгины аварцы.

Б. Монгольская раса.

1. Восточно-азиатская группа: сиамцы, японцы, корейцы, китайцы, тибетцы.

2. Собственно монгольская группа (монголы): хакасцы, ойраты, джунгары, торгоуты, буряты.

3. Тунгусская группа: тунгусы, маньчжуры, орочоны, голды, гиляки.

4. Тюркская (тюрко-татарская) группа (потомки гуннов):

а) в Сибири: якуты, алтайские калмыки, телеуты, теленгиты, урянхайцы, западно-сибирские татары;

б) в Средней Азии: киргизы (киргиз-каесаки, кара-киргизы), узбеки, таранчи, туркмены;

в) в Европейской России: калмыки, ногайцы, татары (волжские и крымские);

г) в Малой Азии и на Балканском полуострове: турки-османы.

Вымершие племена: печенеги, торки, половцы (иначе: куманы).

5. Группа Урало-Алтайских народов:

А. Финны:

а) Прибалтийские: финны (вместе с карелами и ижорой), лопари, эсты, ливы.

б) Приволжские: черемисы, мордва и вымершие: весь, мурома, меря.

в) Прикамские: вотяки, пермяки, зыряне.

Б. Самоеды: близкие к финнам.

В. Угорская ветвь: вогулы, остяки (те и другие древн. "Югра"), мадьяры (венгры).

6. Народности, не подходящие ни к одной из вышеперечисленных групп: юкагиры, коряки, камчадалы, айны.

Примечание. Этруски и баски — народы неизвестного происхождения. Происхождение хазар очень спорно: тюрки? финны? мадьяры? Башкиры и родственные им тептяры, мещеряки и чуваши, по мнению одних, племена финские, но совершенно отуреченные, другие же считают их за чистых тюрков. Сарты — или отуреченные иранцы, или чистокровные тюрки. Основной тип турок-османов подвергся сильному изменению под влиянием посторонних элементов (арабы, греки, славяне). После завоеваний Чингис-хана многие народы Тюркской группы (4-й) омонголились (усвоили черты 2-й группы).

Классификация языков

А. По особенностям нынешнего строя слов (признак морфологический).

1. Языки изолирующие, или корневые. Никакой грамматики; ни склонений, ни спряжений; частей речи не существует; полное отсутствие особых форм для глагола, имени существительного, наречия и т.д.; весь словарь языка состоит из одних только односложных неизменяемых корней — они и составляют слова. Грамматические отличия определяются местом, какое занимает данный корень по отношению к другому корню. — Таковы языки: китайский, аннамитский, тибетский, японский.

2. Языки агглютинирующие. Существуют префиксы, суффиксы, но самый корень не изменяется; приставки механически сливаются, склеиваются (французское agglutiner) с корнем — эта "склейка" и создает слово. — Таковы языки: тюркские, урало-алтайские.

3. Языки флективные, имеющие флексии, т.е. разнообразные виды изменения слов и корней: числа, падежи, лица, времена, наклонения, виды. Есть, значит, грамматика; есть части речи. Префиксы и суффиксы присоединяются к корню или основе слова, но уже не механически, а изменяя и корень, и основу. — Таковы языки: арийские (индоевропейские), семитские.

Б. По происхождению (принцип генетический).

Восемь основных групп:

A. Арийская.

Б. Семитская.

B. Хамитская.

Г. Урало-Алтайская.

Д. Тюрко-Татарская.

Е. Дравидийская (Южная Индия).

Ж. Полинезийская (Полинезия).

З. Южноафриканская (кафры, готтентоты).

А. Арийская группа

а) Азиатская ветвь

1. Санскрит (Веды).

2. Иранские языки: зенд (Зендавеста); новый, современный персидский; осетинский, курдский, афганский.

3. Армянский язык (среднее между арийскими и семитскими языками).

б) Кавказская ветвь

Языки Яфетические*. грузинский, мингрельский, чанский, абхазский, сванетский, черкесский, кабардинский**.

______________________

* По имени третьего сына Ноя, Иафета, и по аналогии с группами языков Семитской (по имени первого сына, Сима) и Хамитской (по имени второго сына, Хама). См. ниже.
** Академик Марр, которому принадлежит выделение этих языков в особую группу, относит к ней и язык армянский, образуя таким образом "армяно-грузинскую языковую группу". Впрочем, правильность самого образования Яфетической группы подвержена сильному сомнению и далеко еще не получила в науке права гражданства.

______________________

в) Европейская ветвь:

1. Фригийский язык.

2. Греческий язык.

3. Фракийский язык.

4. Иллирийский язык (македоняне времен Филиппа и Александра Великого говорили языком, который сложился из фракийского и иллирийского).

5. Албанский язык.

6. Италийские языки: латинский, Вольский, сабинский (от латинского произошли языки: итальянский, французский, провансальский, испанский, каталонский, португальский, румынский).

7. Кельтские языки, именно: галльский (на нем говорили галлы времен Юлия Цезаря), арморейский (Бретань), кимрийский (Уэльс в Англии), гэльский (ирландский, шотландский). На гэльском языке Макферсон написал "Песни Оссиана".

8. Германские языки: готский, немецкий, бургундский, английский, датский, норвежский, шведский.

9. Литовские (иначе Летские или Балтийские) языки: литовский, латышский, прусский, ятвяжский.

10. Славянские языки: болгарский, сербо-хорватский (резьянский говор в Северной Италии), словенский, чехо-словацкий, лужицкий, полабский, поморский, польский, кашубский, русский. Деление арийцев (индоевропейцев) — народов и их наречий — на ветви Азиатскую и Европейскую подсказано самой природою: географическим расположением каждого из этих народов; зато степень последовательности, в какой сами народности (и их язык), входящие в эти две группы, выделялись из своего пранарода (и праязыка) и доросли до самостоятельного бытия, наукою окончательно еще не установлено. Есть две схемы, пользующиеся в наше время наибольшим авторитетом: они довольно близки одна к другой и расходятся лишь в подробностях (см. их у L. Niederle. Manuel de l'antiquite Slave. Tome II. Paris, 1923, p. 6):

Схема А. Шлейхера

Б. Семитская группа

1. Асиро-вавилонский язык.

2. Арамейский язык. В VIII ст. до P. X. арамейский язык совершенно вытеснил в Вавилоне местный, и Иудеи, вернувшись из вавилонского плена (536 г. до P. X.), пользовались с тех пор в обиходной речи им, а не своим природным еврейским. На арамейском языке говорили Спаситель и апостолы.

3. Еврейский.

4. Финикийский язык.

5. Арабский язык.

6. Эфиопский (Абиссиния)

В. Хамитская группа, родственная Семитской

1. Древнеегипетский (коптский) язык.

2. Берберские языки (народов Северной Африки).

3. Кушитские языки (народов средней полосы Африки: сомали, галласы и др.).

Г. Урало-Алтайская группа (Угро-Финская)

1. Финские языки: финский с эстонским наречием; лопарский, черемисский, мордовский, вотяцкий, зырянский.

2. Самоедский язык.

3. Вогульский язык.

4. Остяцкий язык.

5. Мадьярский (венгерский) язык.

Д. Тюрко-Татарская группа

Главнейшие языки: монгольский, бурятский, калмыцкий (иначе: ойратский или чжунгарский), тунгусский и манчьжурский; якутский, киргизский, татарский, туркменский, турецкий.

Примечание. Языки вымершие: фригийский, фракийский, иллирийский, древнееврейский, финикийский, ассиро-вавилонский, зенд, санскрит; готский, бургундский, галльский, древнегреческий, латинский, прусский, ятвяжский, полабский, поморский. На языке арамейском — языке Спасителя — ныне говорят всего несколько деревень около города Дамаска в Сирии.

Население земного шара

A. По расам.
1. Кавказская:
Индоевропейцы	900 млн. чел.
Семиты	40 млн. чел.
	Всего 940 млн. чел.
2. Монгольская (из них 15 млн. финнов и угров)	520 млн. чел.
3. Черная	130 млн. чел.
4. Малайская	45 млн. чел.
5. Американская	40 млн. чел.
6. Переходные расы (дравидийцы, с темным, почти черным цветом кожи; негритосы, или папуасы)	70 млн. чел.
	Всего 1.745 млн. чел.
Б. По вероисповеданиям.
I. Монотеисты:
1. Христиане:
Православные	160 млн. чел.
Католики	310 млн. чел.
Протестанты	230 млн. чел.
	Всего 700 млн. чел.
2. Магометане	240 млн. чел.
3. Иудеи	15 млн. чел.
	Всего 955 млн. чел.
II. Политеисты:
4. Брахманисты	240 млн. чел.
5. Буддисты, синтоисты, последователи учения Конфуция	450 млн.чел.
6. Язычники	100 млн.чел.
	Всего 790 млн. чел.
Общий итог:	1.745 млн. чел.

Индоевропейцы (Арийская раса)*

Прародина Арийской расы определяется различно: 1) Иранское плоскогорье (старые догадки); 2) Юго-восточная Россия: нижнее и среднее течение р. Волги (большинство современных ученых), 3) к югу от Балтийского моря (новейшая теория, наиболее спорная)**.

______________________

* Термин арийцы первоначально прилагался ко всем индоевропейцам, но в последнее время чаще и чаще обозначают им одну только азиатскую ветвь их: иранцев и индов.
** См. Приложения. Спорные и невыясненные вопросы русской истории. № 1. "Прародина индоевропейцев".

______________________

Европейская ветвь Арийской расы двигалась в Европу двумя путями: 1) южным: италы, греки; 2) северным: кельты, германцы, литовцы, славяне. Нынешнее географическое расселение этих племен указывает на порядок их движения с Востока на Запад.

Арийская раса стала разбиваться на отдельные группы примерно за 4 тыс. лет до P. X. Уровень культуры арийцев к этому времени:

Жили на переходном положении от звероловного быта к кочевому: охотой в лесах и скотоводством; земледелие было в самом зародыше. Домашними животными были: корова, лошадь, овца и коза. Богатство заключалось в скоте. Занимались пчеловодством; выделывали мед — напиток. Существовала семья, обычай кровной мести, жилые постройки. Время считали по лунным месяцам; год делили на лето и зиму, солнечного года еще не знали. Боготворили небо.

Все это нам раскрыла новая наука XIX столетия: сравнительное языкознание (немецкие ученые: Фридрих Шлегель, особенно Бонн). Такие слова как: отец, мать, сын, дочь, брат, сестра, вдова, господин; дом, двор; огонь; бык, корова, овца; рожь; глаголы: пахать ("орать"), молоть; вино, мед; небо, месяц (луна), день, море и мн. др. имеют в арийских языках общие корни — значит, понятия, выраженные этими словами, возникли у арийцев до их расселения, в ту пору, когда они жили еще одной общей семьею и говорили на одном, общем для всех языке. Значит, как бы в настоящее время ни отличались между собою, например, персы от литовцев, или русские от армян, англичане от албанцев и т.д. — предки у них, оказывается, были общими.

Славяне

А. Деление по народностям

I. ЮЖНЫЕ СЛАВЯНЕ:
1. Болгары	6 млн. чел.
2. Сербо-хорваты	10 млн. чел.
3. Словенцы	1 млн. 500 тыс. чел.
II. ЗАПАДНЫЕ СЛАВЯНЕ:
а) Ляшская группа:
4. Поляки	31 млн. чел.
5. Кашубы	350 тыс. чел.
6. Лужичане	150 тыс. чел.
б) Чехо-словацкая группа:
7. Чехи	8 млн. чел.
8. Словаки	3 млн. чел.
III. ВОСТОЧНЫЕ СЛАВЯНЕ:
9. Русские:
а) великорусы	63 млн. чел.
б) малороссы	30 млн. чел.
в) белорусы	7 млн. чел.
Всего	100 млн. чел.
Общее число славян:	150 млн. чел.

1. Сербы и хорваты выделились и стали различаться одни от других лишь в историческое время: еще в XI — XII ст. понятия "серб" и "хорват" зачастую смешивались. Их разделила: 1) религия; 2) политическая судьба; 3) азбука; 4) культура; 5) сознание народности. Сербы — православные; они с давних пор выросли в самостоятельное государство; их азбука — кириллица; основа их культуры — восточно-византийская. Хорваты — католики; с 1102 г. они жили как составная часть Венгерского королевства, а с 1528 г. — под скипетром Габсбургов, и лишь в самое недавнее время сложились в самостоятельный народ, образовав совместно со словенцами и сербами единое независимое государство — Югославию; их азбука — латиница, а культура воспитана на западных образцах. Сербы и хорваты живо чувствуют себя, каждые особым народом; но язык у них один и тот же (отличия самые ничтожные).

2. Кашубы — спорное племя: одни видят в них ответвление поляков, другие же считают их остатками балтийских славян, той славянской ветви, что давно уже под влиянием германизации исчезла как самостоятельная этнографическая единица. Их территория — небольшая полоса к западу от города Гданьска (Данцига).

3. Лужичане (иначе: лужицкие или полабские сербы) — остатки большого племени, жившего на реке Лабе (Эльбе) и совершенно онемеченного (оботриты, лютичи, или волоты-поморяне — их погибшие собратья). По языку лужичане ближе всего к чехам. Живут в восточной Саксонии и к северу от нее, между Лабой и Одром (Одером): (Nieder-Lausitz).

РУССКАЯ НАРОДНОСТЬ

I. Последовательные этапы ее выделения из Арийской расы

Прежде чем окончательно сложиться и начать исторически жить, Русская народность прошла следующие этапы:

1. Русская народность, как таковая, еще не существует; она растворена в Славянстве, которое само еще не выработало собственной физиономии, а существует слитно и нераздельно вместе с другими народностями (литовскою, германскою, греческою, иранскою, кельтскою и т.д.), входя в состав одной общей Арийской семьи.

2. Арийская семья стала распадаться, и одну из частей ее образовали (совместно и пока нераздельно) будущие племена: Славянское, Литовское и Германское.

3. Германцы откололись, а славяне и литовцы продолжали совместно жить, образуя одну общую семью, о которой пока еще нельзя было сказать, кто там славянин, а кто литовец.

4. Славянство освободилось от литовского элемента и образовало самостоятельную группу, в которой уже существуют будущие славянские племена (Русское, Польское, Сербское, Чешское и проч.), но без того, чтобы еще можно было выделить их одно из другого.

5. Русская народность отделилась от остальных славянских народностей и образовала особую самостоятельную группу. Только с этой поры можно говорить о Русском народе, как таковом.

6. Русская народность стала распадаться на отдельные мелкие группы (Поляне, Древляне, Кривичи и т.д.), с местными оттенками в быте, нравах и, между полянами, даже (в самом зародыше) с отличиями в устной речи (отличия между полянами и древлянами; между новгородцами и полянами). В таком виде застает Русскую народность история.

Наука еще не успела определить хронологически эти этапы. Первый этап заканчивается примерно за 4 тыс. лет до P. X.; пятый — начинается в первые века по P. X.

II. Русское племя и его разветвления. Смешанные расы

Путем внутреннего развития и вследствие влияний уже во время татарского ига из прежних родовых единиц, составлявших единое Русское племя, образовались три большие группы: Малорусская, Великорусская и Белорусская, причем, однако, все три продолжали быть простыми разветвлениями одного народа. Группы эти остались близкими по языку; татарское же иго, а потом соединение под московским скипетром особенно тесно связали их между собой. Все три группы "продолжительно и постоянно имели одно вероисповедание и общую литературу, так что мы не можем не признавать все группы вместе взятые единым русским народом" (Нидерле).

Наименьшая разница между великорусами и белорусами: она совершенно незначительна; филологи считают белорусов или частью великорусов, или ветвью, им очень близкою.

"Зато разница между великорусами и малороссами гораздо глубже. Она наблюдается не только в языке, но и в физической природе и в психике народа: в характере, темпераменте, в песнях, также в одежде, в привычках и обычаях". Разницу эту увеличили еще судьбы исторические, отделив русский Север от Юга на целые столетия. В Галиции чувство розни доходит до того, что "часто отрицаются все связи тесного "русского" родства: малороссы не хотят считать себя народом одного и того же происхождения и того же качества, как великоруссы"; единый народ разрывается на два отдельных: на собственно русских, москвичей, москалей, на "тех" и — на "нас": малоруссов, украинцев. В старое время такого национального спора не существовало. "Наоборот, обе стороны считали себя наиболее близкими друг другу, даже одним целым, как видно, например, из побудительных причин, которые заставили Богдана Хмельницкого предложить свои услуги царю Алексею Михайловичу в 1653 году, когда он отрывал Украину от Польши" (Нидерле).

На свете не существует совершенно чистых рас, без примеси чужой крови — самое чистое в этом отношении племя, может быть, еврейское, всегда, и в древнем Египте, и в современной Европе, заботливо оберегавшее себя от близкого соприкосновения с чуждыми ему народностями. Каждая народность, вступая в соприкосновение с другой, обыкновенно заимствует ее этнические (прирожденные) особенности; самое же смешение племен происходит различно: путем военных вторжений и насилий, путем колонизации или мирных сношений в силу непосредственного соседства и существования общих житейских интересов.

Примеры:

Английскую нацию создали: кельты, латины и германцы (англосаксы, норманны, даны); французскую: кельты, латины, германцы (кимвры, бургунды, франки и др.), баски. В жилах современных греков и румын течет много славянской крови; у северных итальянцев — примесь немецкой и славянской крови. Население Южной Италии сложилось из смешения древних италов, латинян, фракийцев, греков, сарацин, арабов, норманнов, албанцев. Чехи впитали в себя туземные немецкие элементы; сербы — элементы греческие, фракийские, турецкие. Современные болгары представляют смешение пришлого тюркского племени с туземными славянскими.

То же народность русская: в ней большая примесь финнов (на севере и в центре), немалая — тюрко-татар (на востоке и юге), литовцев (на западе).

III. Русский язык и его наречия

В тесной зависимости от разветвления русского племени на отдельные побеги шло распадение и русского языка на отдельные группы. Судьба этих групп неразрывно связана с процессом образования трех великих русских народностей: Малорусской, Белорусской и Великорусской. Образовались же эти народности сравнительно поздно, во всяком случае на памяти истории: "нельзя говорить о белоруссах, малоруссах, великоруссах в X или XI вв." (Шахматов), а потому нельзя говорить в это время и о наречиях Белорусском, Малорусском или Великорусском. Для этого необходимо было, чтобы предварительно южные племена, соответствующие современным малорусским, начали жить отдельною от остальных русских племен жизнью, а это произошло не раньше конца XII века; чтобы северные племена, вместе с восточною отраслью племен среднерусских, образовали Московское государство, а западные племена среднерусской группы примкнули к Полоцкой земле, войдя через нее в состав Литовского государства. Только с этой поры может идти речь о наречии Великорусском, Белорусском и Малорусском.

Эти три наречия, три могучие ветви, выросшие из одного общерусского древа, сохранили и до настоящего времени те русские особенности, которыми они, все три, отличаются от остальных славянских языков. Во всех трех наречиях замечается:

1. Полногласие: борода — польск., чешек, brada; долото — чешек, dlato; молодой — чешек, mlady.

2. Замена начального первого Е звуком О: озеро вместо старослав. i — езеро, польск. jezioro.

3. Раннее исчезновение носовых гласных (так наз. Юсов): с заменой их звуками У, А, Ю, Я: ус, зуб, голубь — польск. wT?s, zab, goleb.

4. Переход сочетаний ДЖ в Ж; ШТ в Ч и др.: ст.-слав, господжа, чешек. — hospoza — госпожа; ст.-слав. свешта, польск. swisca — свеча, малор. свичка; ст.-слав. ношт, польск., чешек., пос — ночь, малор. нич.

5. Выпадение Д перед Л и Н: упал, малор. упав — польск. upadi; молитва — польск. modlitwa, чешек, modlitba; сало — чешек, sadlo; вянуть, малор. вянути — польск. wlednac.

6. Вставка Л после губных Р и МЛ. люблю — польск. lubia; скриплю — чешек, skripim.

"Во всех других славянских языках в указанных категориях мы находим те или другие отличия от общих русских (великорусских, малорусских и белорусских) звуковых особенностей. Очевидно, стало быть, что в ту эпоху, когда речь поляка, чеха, серба, болгарина, словинца и т.д. представляла в перечисленных отношениях большие или меньшие отличия от русской речи, речь великорусса, малоросса и белорусса их не имела, т.е. представляла один русский язык. Все фонетические особенности, отличающие в настоящее время малороссийское наречие от прочих русских наречий, возникли уже после отделения общерусского языка от праславянского, стало быть, являются признаками языковой разновидности более нового происхождения" (Булич)*.

______________________

* См. Приложения. № 2: "Как возникли наречия: Великорусское, Белорусское и Малорусское".

______________________

IV. Славянская азбука

Славянскую азбуку, именно глаголицу, изобрел (855 или 862 г.) св. Кирилл, апостол славянский, по образцу греческого алфавита, снабдив ее особыми знаками для звуков, которых не доставало в греческой фонетике. Это были следующие знаки (буквы): Б, Ж, З (зело), ОУ (ук), Ц, Ч, Ш, Щ, Ы, Ь, Ъ, Ю и четыре Юса. По замысловатости и вычурности букв глаголица оказалась очень трудною для чтения; тогда же ученик Кирилла, св. Климент, изобрел более упрощенные формы — кириллицу, которая в начале X века вытеснила из употребления глаголицу. Последняя сохранилась лишь в богослужебном обиходе у католиков-хорватов (как отмечают Шафарик, Рачкий, Ягич). Алфавит глаголицы и кириллицы один и тот же; разница лишь в форме (начертании) букв.

Кириллица в России:

Кириллица на письме претерпела ряд изменений, от простых форм к более сложным. Последовательные этапы ее в России:

1. Устав, с XI ст. — буквы крупные, стоят отдельно одна от другой; без соединительных штрихов.

2. Поздний Устав, с XIV ст. — буквы вытянуты вверх, сужены с боков: дороговизна материала (бумаги) заставляла, по возможности, экономить место.

3. Полуустав, с конца XIV ст. — выросшая потребность в книге заставляла торопиться с ее изготовлением; письмо стало небрежней: прежняя отчетливость в начертании букв исчезла; прямые линии заменились ломаными; буквы размером стали мельче; введены знаки препинания и надстрочные знаки; появились слова с выпущенными буквами; но самые буквы еще отделены одна от другой.

4. Скоропись, с XV ст. (даже еще с XIV) — письмо тонкое, крючковатое, неравномерное; обилие надстрочных знаков и сокращений в словах. Причины те же, только теперь они давали чувствовать себя еще сильнее.

5. Вязь (связная скоропись), с XV ст. — буквы переплетены и вставлены одна в другую; характер монограмм. Вязь очень трудна для чтения.

РУССКИЙ ДОМ
(ОСОБЕННОСТИ СТРАНЫ, ОБУСЛОВЛЕННЫЕ ПРИРОДОЙ)

I. Равнинность

1. Западная Европа. 2. Мировые империи. 3. Восток Европы. 4. Зло громадной территории. Разбросанность русских сил. 5. Зарубежная Русь. 6. Два легких.

1. Западная Европа. Восточная половина Европы, где образовалось Русское государство, представляет собою сплошную необозримую равнину, сплошной кусок материковой земли, в полное отличие от Западной Европы, где природа как бы нарочно искромсала ее на отдельные мелкие части. На Западе массивные полуострова, длинные или широкие, далеко выдались в море; заливы с бесчисленными бухтами и заливчиками глубоко врезались в материк; громадные острова-великаны то там, то тут поднялись из пучины морской; а высокие горы каменной щетиной загородили путь, встали непроходимой стеною, изолируя одну область от другой, образуя ряд отдельных миров. На Западе природа, можно сказать, заранее предопределила быть нескольким, даже многим государственным единицам, сравнительно небольших размеров, с точно определенными, ярко очерченными границами.

Корсика, Сардиния, Сицилия, Англия, Ирландия; полуострова Скандинавский, Ютландский, Пиренейский, Апениннский, Балканский; в центре Европы Чешско-Моравский квадрат, сложный переплет швейцарских гор и долин — все это отдельные географические миры. Испания, точно мало было, что Пиренеи отделили ее от всей остальной Европы, — внутри страны Сьерра-Морена, цепь Кангабрских гор и до сих пор служат этнографической гранью для Астурии, Кастилии и Андалузии; и понадобилось не одно столетие, чтобы слить этнографические части полуострова в единое политическое целое. Скандинавский горный кряж — настоящий позвоночник Скандинавского полуострова: он разделил его на две резко обозначенные половины и в каждой обеспечил рост и процветание тоже особой этнографической особи: на востоке — шведам, на западе — норвежцам. Сколько ни придумывал человек (временами даже с успехом) замысловатых комбинаций, чтобы слить эти две половины в единое политическое целое, однако природа — природа Земли и Человека — в конце концов, как и надлежало быть, взяла верх над этими хитросплетениями. Редкий пример человеческого благоразумия: не доводя дело до драки, люди мирно размежевались и еще на нашей памяти (в 1907 г.) образовали два совершенно самостоятельных государства.

Апениннский хребет, волнистой линией протянувшийся с северо-запада на юго-восток, тоже, хотя и не в такой степени, как Скандинавский, содействовал образованию этнографических особенностей на полуострове, немало тормозя, до самого последнего времени, политическое объединение страны, и хотя образование Итальянского королевства (1870 г.), а особенно последняя Мировая война, и превратили разнородное население полуострова в итальянскую нацию, однако центробежная сила — регионализм с его местным патриотизмом — окончательно не изжита и доныне.

Попытки вооруженною рукою раздвинуть свои естественные границы, выйти за их пределы обыкновенно обрекались на неудачу. Альпы не позволили французским королям утвердиться на Аппенинском полуострове (итальянские походы Карла VIII и Людовика XII); Пиренеи защитили Испанию от завоевательных замыслов Людовика XIV, хотя он и утверждал, что "Пиренеев более нет". Англия только временно владела землями во Франции. Австрия, долгое время хозяйничавшая на Апениннском полуострове, опираясь на силу своих штыков, тоже не удержалась там. Такова вообще участь чужих областей, присоединенных силою оружия: они, именно потому, что чужие, рано или поздно отпадают и воссоединяются с теми политическими организациями, от которых были насильно отторгнуты.

2. Мировые империи. Вот почему попытки создать мировые империи обыкновенно кончались полною неудачею. Завоевания египтян за пределами Нильской долины никогда не были прочными; то же следует сказать и о монархии Ассиро-Вавилонской; монархия Александра Македонского распалась вслед за его смертью. Миродержавие Древнего Рима зиждилось не столько на силе меча (особенно с той поры, когда он действительно стал миродержавным), сколько на романизации, т.е. поскольку римскому гению удалось денационализировать этнографические особи, насильно введенные в круговорот римской политической и культурной жизни. Сравнительно долго держались арабы в Испании, да и то далеко не на всем протяжении полуострова, и притом в обстановке вечной борьбы; а по ту сторону Пиренеев их владычество было преходящим и эфемерным. Всемирная империя Карла Великого и его преемников, равно как и так называемая Священная Римская империя немецкой нации — скорее идея, чем реальный факт. Империя Наполеона не пережила его самого.

3. Восток Европы. Покинем Западную Европу и взглянем на Восток. Какая разительная перемена! Перед нами точно тысячеверстный ковер, растянувшийся от Белого моря до Черного, от Карпат до Уральских гор. Ничтожные возвышенности и слабо очерченные горные цепи, что встречаются на этой сплошной равнине, не в силах уничтожить впечатления громадной скатерти, разостланной на ровном месте. Если там, на Западе, для каждой народности — тесно очерченный круг, то здесь — какое раздолье, что за простор! Историческая жизнь Русского народа началась на Греческом Водном пути. Первоначальное жилье его было без дверей, даже без стен — просто какая-то открытая галерея: и к тебе всякий может зайти, и сам ты, коль хочешь, так отправляйся на все четыре стороны. Чтобы превратить такую галерею в дом с прочными стенами и засовами, надлежало раздвинуть ее до природных границ. Границы эти лежали большею частью далеко, и чтобы добраться до них, понадобились усилия не одного поколения.

Таким образом, поскольку на Западе всякая попытка выйти за пределы круга, резко очерченного природой, имела успех только временный, постольку здесь сама природа раздвигала эти пределы до бесконечности. Уже при Рюрике на крайних пунктах возникающей государственной территории лежат Ладога, Ростов, Киев, а ко временам Ярослава Мудрого ее границы доходят до Оки, Тмутаракани, до Западной Галиции.

4. Зло громадной территории. Разбросанность русских сил. Однако созидание государства с первых же дней на громадном пространстве таило в себе зародыш больших опасностей: народу молодому, еще не окрепшему, опасно разбрасывать свои силы. Если большой дом вообще труднее устраивать, чем маленький, то держать его в порядке, хотя бы уже устроенный, тоже нелегко: надо и средств иметь к тому достаточно, и людей вдоволь; для большого хозяйства требуется также и навык, жизненный опыт. В течение долгого времени русскому народу не хватало ни того, ни другого, ни третьего. Природными средствами страна не изобиловала, по крайней мере, для использования их требовалась высокая техника; население было редкое; опыт, разумеется, не сразу дался. К тому же силы, необходимые для постройки государственного здания, расходовались, что неизбежно, в ущерб домостроительству духовному.

Это зло, ощутительное с первых же дней, давало себя чувствовать на протяжении всей нашей истории вплоть до последней поры. Стоит вспомнить, какие трудности создала в Крымскую войну 1854 — 1856 гг. отдаленность Севастополя от центральных областей, в ту пору еще не связанного с ними железнодорожным путем; его положение на окраине государства, в смысле доставки туда людей, провианта, амуниции. Однородные затруднения пришлось преодолевать и в последнюю нашу войну с Японией 1904 — 1905 гг. Недаром в старое время наши цари прибегали к системе поместных войск: создавали военную оборону, сажая людей на пашню и вручая им одновременно ружье: каждая данная местность должна была заранее быть готова к самозащите: наступит опасность — поздно будет просить о помощи: вовремя она все равно не поспеет.

В этом отношении для Запада условия сложились гораздо благоприятнее: там государственная территория росла медленнее, да и размеры ее никогда не были такими большими; люди жили там гораздо теснее, находились в более частом между собою общении; хам сообща легче было не только устраивать свой дом, но и собирать, передвигать свою силу для его защиты; там люди приучались концентрировать, сплачивать свои силы — на Востоке русские народные силы поневоле разбрасывались; они таяли на необъятном пространстве безбрежной равнины, вследствие чего и их удельный вес, духовный и материальный, был не столь значителен, как на Западе.

Тормозя взаимное общение, обширность территории содействовала обилию глухих, захолустных углов, замедляла проникновение в эти углы культуры. Самый круговорот жизни, духовный рост народный совершался у нас значительно медленнее: ведь большому колесу необходимо больше времени обернуться, чем малому. На что Западу требовался десяток лет, здесь иной раз — целые сотни. Этот замедленный темп жизни наложил свой неизгладимый отпечаток на русского человека, определил его характер: спокойный, сдержанный и ровный, без порывов. На Западе человек раньше почувствовал свои силы и возможность направить их по усмотрению — средства русского народа, можно сказать, потонули в безбрежном море четырех сотен тысяч квадратных миль пространства; неустанная работа почти не продвигала вперед, да и трудно было думать о новом шаге, когда и первый-то оказывался сомнительным. Вот почему характерная черта Западной Европы — ее энергия наступления; России — энергия отстаивания. На Западе, в более тесном районе, человек гораздо быстрее стал хозяином положения и уверенно направил свой ум на поприще дальнейших завоеваний; мысль же русского человека работала преимущественно в направлении оборонительном — устранения отрицательных, вредных сил. Поэтому дух Западной Европы более либерален; характерная черта русской народности — ее консерватизм.

5. Зарубежная Русь. Из вышесказанного можно видеть, в какой сильной степени нормальный рост и преуспеяние каждого государства обусловлено совпадением его этнографических (национальных) границ с границами политическими. В этом отношении политическая грань, недавно, по Рижскому договору, проведенная большевиками между Россией и возрожденною Польшею, снова создает то, что на старом московском языке называлось Зарубежною Русью. А это значит, что, Рано или поздно, суждено появиться новой Ектерине II, чтобы проделать прежнюю работу — снова воссоединять отторгнутые русские земли и смывать оскорбление, нанесенное национальной чести и достоинству народному.

6. Два легких. Как ни тяжко это оскорбление, однако потеря отошедших к Польше областей все же не такой удар, каким может оказаться потеря берегов Балтийского или Черного морей: эти два Моря — два легких, которыми дышит Россия. А может ли существовать человек без свободного дыхания? Нам грозят образованием "Украинского" государства. Допустить такой исход — значит потерять одно "легкое". Хотят повернуть историю вспять, но это значит вызвать русский народ на новый бой, вынудить его снова силою пробивать себе путь к Югу, снова утверждаться на нем. Само собою разумеется, что, если понадобится, он не остановится перед той задачей, так как вопрос будет идти для него в полном смысле о жизни и смерти Поступиться Черным или Балтийским морем или окончательно при мириться с нынешней русско-польской границей значило бы не только отбросить себя назад в XVII, XVI век, не только свести на нет работу предшествующих поколений, но и признать ее внутреннюю неправду, в корне ошибочною... Это значило бы, наконец, по-иному начать строить историю всего нашего прошлого, произвести новую переоценку, свести с пьедестала многих и многих из тех, чью память мы не только чтим, но и благоговейно храним в своем сердце!

II. Континентальный характер страны. Роль моря

Самый беглый взгляд на географическую карту Российской империи убеждает нас в полном преобладании ее сухопутных границ над морскими. Правда, Северный Ледовитый океан омывает государственную границу на целые тысячи верст, но что за берега там! Их трудно и в расчет принимать: пустынные, малодоступные, почти лишенные жизни. В иные места там и по сей день не ступала нога человека. Даже ныне, в XX ст., при всех завоеваниях техники, тамошний берег, в смысле выхода к морю или подхода к нему с моря, остается почти мертвым капиталом. Исключением является разве одно Белое море, да и оно замерзает на семь, на восемь месяцев в году. Море Каспийское — море лишь по названию; оно замкнуто и, следовательно, лишено самого существенного, что есть в каждом море — свободного выхода.

Вся жизнь русского человека прошла на континенте, и не будет особым преувеличением сказать, что на весь громадный дом приходится всего четыре окошка: Балтийское море, Черное с Азовским, уголок на Тихом океане и Белое море, не то что широкие ворота в Италии, Франции, Испании или в Англии — в последней государственная граница вся сплошь из таких открытых ворот.

А если вспомнить, что Белое море пригодилось нам лишь с половины XVI ст.; что свободный путь к Черному (и Азовскому) морю степные кочевники загородили с первых же дней нашего исторического существования; что к нему, равно как и к морю Балтийскому, мы пробились всего лишь два века назад; что окошко на Тихом океане получило практическое значение еще позже, почти на нашей памяти, а маленькая форточка — Екатерининская гавань на Кольском полуострове, у полосы незамерзающего океана — пробита нами всего только вчера, в самый разгар Мировой войны, — если принять все эти обстоятельства во внимание, то континентальный характер русской истории станет, думается, более чем очевиден.

Однако для большей наглядности и убедительности, вот несколько цифровых данных: размеры всей Европы определяются приблизительно в 10 млн. км² (9 900 000); из них больше половины (5 400 000) приходится на долю России; последняя, на восточной своей границе, сплошным материком, на протяжении свыше 4 000 верст, уходит в материк Азии. При этой насыщенности материковой землею наблюдается непропорциональное, в ущерб России, распределение морской береговой линии. Для всей Европы она исчисляется в 86 000 верст, на Атлантический океан приходится ровно две трети (2/3), на Средиземное море — одна шестая (1/6), а остальное, т.е. та же одна шестая (1/6) — на Северный Ледовитый океан и Азовско-Черноморский бассейн, где, собственно, только и соприкасается Европейская Россия с морем*.

______________________

* Приведенные цифры округлены.

______________________

Почему море так необходимо для государства? Потому что, если оно разъединяет земли, то, в свою очередь, оно также и сближает, соединяет людей; и народ, лишенный доступа к морю, можно сказать, отрезан от общения международного, связан в своих действиях, зависит во многом от своих соседей. Не говорю о великих державах — без широкого доступа к морю они не стали бы и великими — но недаром в наши дни Литва и Польша так упорно цепляются за свои "коридоры" — за свой берег, как бы ни был ничтожен он по своему протяжению, недаром Чехословакия, хотя и лежит далеко от моря, выговорила себе право обзавестись в немецком Гамбурге пристанью для своих кораблей, хотя бы корабли эти были только торговыми; недаром и Югославия так нуждается в Солуни: Солунь обеспечит ей свободный выход в сторону Архипелага.

И чем меньше было у нас окошек, тем настоятельнее чувствовалась в них надобность, тем настойчивее, не щадя усилий, пробивались мы к ним. Путь к Черному морю мы пробивали, начиная со времен Олега и Игоря, вплоть до Екатерины II; а что такое походы новгородцев на чудские племена водь или весь, битва Александра Невского с Биргером шведским на берегах Невы; войны Ивана III и Ивана Грозного со шведами, как не подготовительные этапы на том пути, в конце которого стоит победоносный Петр Великий?

III. Реки — факторы политического объединения

Сплотить население Восточно-Европейской равнины в единое государство, воспитать его в духе политического единения — этому немало способствовали многоводные, многоверстные реки. Ни одна страна в мире не обладает такой своеобразной системой рек, как Европейская Россия. Здесь Валдайская возвышенность четырьмя покатостями спускается на все четыре стороны света: на север и юг, на восток и запад, и каждая покатость дает начало водной линии. Линии эти, одни короче, другие длиннее; эти спрямленнее, а те более излучисты; одни, вливаясь в озера и проходя через них, другие, протекая сплошным потоком, без перерыва, — все ведут к своей конечной цели: к природным границам Восточно-Европейской равнины — к морям. Волга течет в Каспийское море, Днепр несет свои воды в море Черное, Западная Двина — в море Балтийское (Рижский залив), Ловать через озеро Ильмень, реку Волхов, озеро Ладожское, Неву доносит свои воды тоже до Балтийских вод (Финский залив). Сверх того, посредством реки Свири, озера Онежского и целой сложной системы мелких озер и речек Ловать связана еще и с Белым морем.

Таким образом, четыре отдаленных моря, эти природные границы Европейской России, соединены одно с другим почти сплошным внутренним водным путем — его прерывают лишь кое-где наезначительные волоки. Далекие окраины сближены с центром. Мало того: бассейны названных рек обильны притоками, и притоки эти широко расходятся в стороны от главной артерии, вследствие чего одна речная система почти переплетается с другою, так что Русская равнина вся покрыта почти сплошной водной сетью. Даже такие самостоятельные водные артерии, как Днестр, Дон, Северная Двина не стоят совершенно изолированно и связаны с центральной системой. Достаточно вспомнить, что тысячу лет назад не знали ни железных, ни даже простых грунтовых дорог; что сухопутьем (по крайней мере на севере) всюду приходилось пробираться сквозь дремучие леса, топи и болота, чтобы понять великую культурную роль таких рек, истинных путей сообщения и сближения. Реки эти были подлинным даром природы тогдашнему русскому человеку, и человек широко им воспользовался.

Русские реки служили путем-дорогою не только летом или в весеннее половодье, но и зимою. "Зимою, — говорит Забелин, — в темном лесу, без всяких изготовительных дорог легко и свободно можно было пробираться по ледяному речному руслу, по которому путь проходил, хотя и большими извивами и перевертами, но всегда неотменно приводил к надобной цели". Такой способ передвижения в некоторых местах Сибири не изжит и по настоящее время.

По рекам расселялись русские племена, по ним велась торговля (Греческий Водный путь), возникали города, упрочивалась власть княжеская. Таким образом, речные пути, как и равнинность страны, значительно содействовали объединению племен и образованию единого государства. Чем служило море на Западе для внешних сношений, тем была в России река для сношений внутренних, с той лишь разницею, что там по морям сообщались народности этнографически чуждые одна другой, здесь же, по рекам — ветви одного и того же племени.

IV. Лес и степь

Тысячу лет назад Русская равнина, примерно по линии Киев — Нижний Новгород: от устья Десны, притока Днепра, до устья Оки, притока Волги, делилась на две полосы с резкими отличиями одна от другой: на северную — лесную и на южную — степную. Жизнь в лесу и в степи наложила резкую печать и на самого человека: на его образ жизни, занятия, на характер, духовный склад его. В лесных и болотистых дебрях одним земледелием просуществовать было трудно — развились промыслы: охота на пушного зверя, пчеловодство (мед и воск), лесной промысел. Наоборот, степь с ее тучным черноземом, казалось, самой природою была создана для земледельца.

Лес. Лес, особенно если противопоставить его открытому, отовсюду доступному полю, лишен степного раздолья; зато жизнь там безопаснее и работа домостроительства устойчивее и вернее. Лес, по самой природе своей, не допускал деятельности слишком отважной или вспыльчивой. Он требовал ежеминутного размышления, внимательного соображения. Прежде чем сделать решительный шаг, надо было взвесить все обстоятельства, предусмотреть возможные помехи. В лесу, больше чем где-либо, требовалась большая осмотрительность. Корчеванье ли леса под пашню, проведение ли просеки под дорогу, выбор ли места под жилье, снарядиться ли, идя на охотничий промысел, — всюду начальное действие, первый шаг логически, неизбежно влечет за собою последующие шаги — как же не взвесить и не обдумать хорошенько, к каким последствиям приведет этот начальный шаг? Недаром именно здесь, в лесной полосе, сложилась русская поговорка: "Семь, десять раз отмерь, а один раз отрежь".

Жизнь в лесу (говорит Забелин) воспитала осторожного промышленного, политического деятеля: выжечь ли лес, выкорчевать ли пни, вспахать ли поле — все легче с помощью другого, чем одному. Оттого-то на Севере так дорожили общественной жизнью и крепко держались ее. Эта хозяйственность и общественность и была воспитательною школой, в которой сложился, мало-помалу, тот инстинкт государственности, благодаря которому русский народ вынес на своих плечах жестокие удары, что посылала ему судьба, и из малой ячейки создал мировую державу.

Степь. Зато на раздолье степей русский человек вынужден был постоянно держать себя начеку, в ожидании врага, постоянно быть готовым защищать свой дом, свое поле. Прочная оседлая жизнь постоянно тормозилась невозможностью огородить свой дом и ниву от чужака, прочертить сколько-нибудь точную и безопасную границу от соседей-степняков. По образному выражению того же Забелина, эта граница постоянно перекатывалась с места на место, подобно той степной растительности, которую на юге России так и называют перекати-полем.

Сегодня пришел кочевник и подогнал свои стада или раскинул свои юрты под самый край пахотной нивы; завтра люди, собравшись с силами, прогнали его, или дарами и обещанием давать подать удовлетворили его жадность. Но кто мог поручиться, что послезавтра он не придет и снова не раскинет своих юрт у самой хаты земледельца?

Поле — то же, что море: там везде дорога, и невозможно в нем проложить границ, особенно таких, которые защищали бы, так сказать, сами себя. Жизнь в чистом поле, подвергаясь постоянной опасности, очень походила на азартную игру.

И если на Севере держались правила: десять раз отмерь, прежде чем отрежешь, то в степной полосе поговорка сложилась иная: "Либо пан, либо пропал". Во всяком случае, наше русское "авось" сложилось не на Севере, а на Юге. Здесь вся обстановка жизни еще долгое время вызывала лишь на удаль, на казакованье, на риск, бросала человека во все роды опасностей, развивала в нем беззаветную отвагу Но в силу этого же самого она делала из него игралище всяких случайностей. Здесь, в степи, судьба зло посмеялась над человеком: именно тут тучный чернозем обильнее, чем где-либо мог бы вознаградить труд человека, между тем он лежал почти нетронутым! Настоящее земледелие привилось на болотистом, лесном Севере, на суглинковой, часто песчаной почве; здесь же плуг земледельца спокойно почувствовал себя не раньше второй половины XVIII столетия.

СОСЕДИ РУССКОГО ПЛЕМЕНИ
(в середине IX века)

I. Финны

Места их поселений: Верхняя Волга, Нижняя Ока и вся полоса к северу, вплоть до Ледовитого океана. Город Москва расположен на территории древних финнов (окончание -ВА в слове МОСК-ВА означает, по-фински, реку, воду). Особенности страны и населения: хмурая природа (преобладание леса, болот и озер); хмурый, апатичный, ленивый характер населения; низкий уровень культуры. Средством существования служили звероловство и рыболовство. Религия: грубое идолопоклонство (поклонение темным силам; демоны; колдуны). Главное божество: Юмала.

Финны жили разрозненными племенами, что, при бедности культуры, делало их политически бессильными. Действительно, в борьбе с русским племенем, более деятельным и подвижным, финны не устояли: часть их обрусела, усвоила русский язык, обычаи и культуру (весь, меря, мордва); другим (черемисы, зыряне, чуваши), хотя и удалось отстоять свой духовный облик, но выше этнографической особи они не поднялись. Покорение финнов шло частью мирным путем (колонизация, сожительство), частью путем насилия (походы на северную чудь; подвиги ушкуйников; упорное сопротивление мордвы и черемис).

2. Волжские, или Серебряные, болгары

Места их поселений: Средняя Волга, Нижняя Кама. Сильный народ с довольно развитой культурой. Волжские болгары жили городами. Основу народного благосостояния составляли земледелие, скотоводство и особенно торговля. Оживленным торговым сношениям много содействовало выгодное географическое положение страны: через землю болгар лежал транзитный путь из мусульманского Востока (арабы) и с Нижней Волги (хазары) к Балтийскому морю на Запад, в ту пору далеко еще не всецело христианский (христианство проникло в Скандинавию лишь в XI в. с проповедью Ансгария). Главный торговый пункт, город Булгар, лежал на Волге, несколько ниже впадения Камы. Это был узел, в котором сходились торговые нити Багдада, Ховарезма (Хивы), Биармии и Новгорода. Болгары обменивали сырье финских лесов (меха) на предметы промышленного производства мусульманского Востока (материи, утварь, предметы роскоши и др.). Эти торговые связи сыграли видную роль в начальную пору русской истории: они привели варягов в Русскую землю, а самих русских познакомили с побережьем Каспийского моря. Во времена Игоря (к 922 году) болгары, до тех пор язычники, приняли магометанство.

Подчинить себе болгар было не под силу русскому племени, хотя отдельными островами русские поселения и внедрялись в Болгарскую землю, а позже, с возникновением государственного быта, стали возможны и настоящие вторжения (походы Святослава и Владимира Великого), но они были явлением временным и прочного проникновения в землю болгар русскому человеку не обеспечили: мирный же, торговый характер самих болгар служил русской территории лучшей охраной от их собственных вторжений.

3. Хазары

Места их поселений: Северный Кавказ, низовья Волги и Дона (Астраханская губ., Донская область), Крымский полуостров, губернии Екатеринославская, Полтавская, Харьковская. После ухода авар (середина VII в.) хазары заняли места между Донцом, Кубанью и Нижней Волгой и были первым народом тюрко-татарского племени, который, выйдя из азиатских степей, остановился на полдороге и далее в Европу уже не пошел. Здесь они образовали независимое и сильное государство, просуществовавшее триста лет, пока оно не распалось под ударами Святослава и под напором печенегов, занявших их места.

Государственное устройство представляло большие особенности, напоминающие порядки, существовавшие в средневековой империи Франков (король и мажордом) или в Японии до 1868 года (микадо и сегун). Было две власти: каган (кахан), окруженный большим почетом, считавшийся государем и, как таковой обладавший всеми внешними его прерогативами, и бек — настоящий властелин и распорядитель, обладавший реальной властью уже по одному тому, что в его руках находились все нити управления и непосредственно ему было подчинено войско. Арабские писатели хвалят благоустройство и порядок в стране, справедливое отношение хазарских правителей к населению, их веротерпимость; в IX ст. хазары приняли иудейскую веру, но еще раньше у них проповедовал славянский апостол Кирилл, а позже христиане свободно и безбоязненно исповедовали в стране свою веру. Хазары служили торговыми посредниками между Европой и Азией и оказали свое культурное и политическое влияние на русские племена: а) путем торговых сношений, связав рынки Днепровья с рынками Востока; б) подчинением и наложением дани (ее платили им вятичи, северяне, радимичи).

Борьба между русскими и хазарами тянулась целое столетие (850-е года — 965): от Аскольда (взятие Киева) до Святослава (взятие и разгром Белой Вежи (Саркела), 965 г.). И здесь, как в Поволжской Болгарии, наступательное движение стало для русского племени возможным лишь с возникновением государственного строя. Непрочность Хазарского царства обусловили: а) географическое положение — на проезжей дороге из Азии в Европу и б) разноплеменность населения с его неизбежным последствием — отсутствием внутренней связи. В состав Хазарского царства входило до 25 племен разных национальностей, разной веры и разных обычаев, причем каждая народность, по крайней мере, главнейшие из них, судилась по своим обычаям и законам. В столице Хазарского царства, в Итиле, на берегах Волги, близ ее устьев, было семь судей для разбора дел хазар-евреев (два), магометан (два), христиан (два) и язычников (один: для славян, Руси и др.) (Масуди).

4. Литовцы

Места их поселения: бассейн рек Немана и Западной Двины; побережье Балтийского моря между устьев рек Западной Двины и Вислы. Общеарийское родство сближало их со славянами; поэтому религиозные верования литовцев, в основе, были одинаковы с ними. Предметы поклонения: бог Перкун (Перун); души умерших, огонь, лес (священные дубы и рощи), даже змеи. Образы литовского Олимпа так же расплывчаты и малоопределенны, как и в славянской мифологии, но сами верования вкоренились прочнее, обладали большей устойчивостью и носили сумрачный характер. Религию охранял и поддерживал сплоченный и влиятельный жреческий класс (вайделоты), вследствие чего победа христианства над литовским язычеством досталась впоследствии гораздо труднее, чем победа над язычеством русским.

Подобно финнам, литовцы жили племенным бытом; светская власть пока еще не выходила за рамки тесноплеменных отношений. Зато (и в этом отличие от финнов) духовенство, в силу большого авторитета, могло проявлять свою власть и влияние далеко за пределами отдельных племен, что позволило литовцам, когда для них настала пора отстаивать свою независимость от вторжений с запада (поляки, Немецкий орден) и с востока (поход Владимира Великого на ятвягов), проявить много энергии и упорства в самозащите и сопротивлении врагу.

Средством существования литовцам служили звероловство и ры-боловство. Скотоводство и земледелие находились в зачатке.

5. Поляки

Места их поселений: северные склоны Карпат, течение рек Одра, Вислы и низовьев Западного Буга. Граница между Польской и Русской землею проходила в нынешней Галиции (Белые Хорваты). Государственный быт Польши начал слагаться на 100 лет позже по сравнению с русскими. Князь Мешко (Мечислав) I — первый польский король (962). Под влиянием своей жены Домбровки он отрекся от язычества и вместе со своим народом принял христианство (966), незадолго до крещения Руси (990). Церковная зависимость Польши от Рима, а России от Византии существенно повлияла на последующие их отношения: два соседних и родственных по крови народа были вовлечены в две разные орбиты духовной жизни; родство племенное постоянно глушилось антагонизмом религиозным, что еще резче обостряло споры политические (начало им было положено борьбой за Червенские города).

6. Болгары

Ко времени выступления русского народа на историческую сцену (середина IX в.) элементы туземный (славяне) и пришлый, сравнительно малочисленный (болгары-тюрки), уже успели слиться, образовав однородное этнографическое целое. Подобно норманнам в Нормандии, болгары образовали господствующий класс, дали свое имя стране, ими завоеванной, но потом постепенно растаяли в славянской массе, особенно когда пределы болгарских владений раздвинулись (при царе Симеоне), за счет тех же славян, к югу до стен Константинополя и Солуни, а к западу до берегов Адриатического моря. С принятием же христианства (865) и с учреждением патриархата, т.е. независимой церковной иерархии (917), исчезли и последние следы их. Болгарский ханат превратился в болгарское царство. Первые страницы русской истории совпали с наиболее блестящим (христианским) периодом так называемого первого Болгарского царства (660 — 1018): князь Борис (852-889), его сын Симеон (893-927), внук Петр (927-969) и правнук Борис II (969-972).

Уличи и тиверцы, по своему географическому положению, могли в первое время служить соединительным звеном между русскими и болгарами. Из Болгарии пришла в Киевскую землю первая письменность, частью и духовенство. Культурный расцвет Болгарии при Симеоне ("золотой век" ее литературы) не остался без влияния на просвещение Древней Руси: болгары оказались в положении посредников, через них проникала на Русь византийская образованность (Священное Писание, хроника Амартола, Изборник Святослава, Златоструй, Богословие Иоанна Дамаскина, Шестоднев Иоанна Экзарха, сочинение черноризца Храбра "О письменах").

________________________

Культурные особенности вышеназванных народностей, равно как и тех, что позже сменили их на территории (шведы, немцы на западе; азиатские кочевники на юге и востоке), в немалой степени обусловили отличия в поступательном продвижении русского народа к своим естественным, предназначенным самою природой границам: где продвижение это совершалось легче, быстрей и успешнее, а где оно тормозилось и даже задерживалось на многие века.

Путь к северной и северо-восточной границе оказался наиболее легким. Финские племена серьезного отпора не оказали; народный русский поток безболезненно докатился до Ледовитого океана и При-камского Урала, можно сказать, стихийно, "сам собою", без труда подчинил себе туземное население и частью смешался с ним. В народном сознании завоевание, если только сюда применимо такое определение, не оставило по себе яркой памяти и не выдвинуло ни одного народного героя.

Много труднее было пробиваться в сторону Запада. У Балтийского моря, в восточной его половине, сменившие финнов шведы и немцы воздвигли преграду, сломить которую удалось лишь при Петре Великом, в начале XVIII в., не раньше. Литва, выйдя в XIII ст. из своих лесов и болот, сама двинулась на русские земли. В силу своих завоеваний она быстро обрусела и уже была накануне того, чтобы окончательно раствориться в русском море, но до этого ее не допустила Польша, втянув литовцев в орбиту своей политической и религиозной жизни, благодаря чему и поляки могли продвинуться на Восток, захватив часть территории с русским населением. Состязание с Польшей проходит через всю нашу историю, и всегда с переменным счастьем:

"Не раз клонилась под грозою
То их, то наша сторона".

Будучи культурно и политически силами равнозначащими, ни поляки, ни русские не могли в своем соперничестве достигнуть решающего перевеса, и "старый спор славян между собою", на радость иноземцу, не завершен еще и до наших дней.

Одною из характерных особенностей этого состязания является то, что граница этнографическая вышла за грань политическую. Карпаты навсегда сохранили для поляков значение государственной грани; но сам Карпатский хребет, северные его склоны, хорошо знакомый с русской народностью, еще с незапамятных времен (Белые Хорваты), оказался плохой этнографической гранью: русского потока он не задержал, и доныне на его южных склонах, в так называемой Под-карпатской Руси (составная часть Чехословацкой республики), живут ваши родные братья-единоплеменники.

На Юго-Западе непосредственная связь с Придунайскими болгарами, и без того довольно слабая, с самого же начала русской истории была прервана теми самыми враждебными элементами — кочевой Азией, которая загородила русской народности дорогу на юг и на восток. На Востоке Приволжских болгар впоследствии сменили татары и задержали нас там до конца XVI ст.: в Заволжье, до Среднего Урала, мы добрались только при последнем Рюриковиче. На Юге обстановка сложилась для русской экспансии (продвижения) особенно неблагоприятно. Хазар последовательно сменяли печенеги, половцы и татары; и барьер, ими воздвигнутый, задержал нас на целых семь столетий: только в конце XVIII в., в царствование Екатерины II, нам удалось сломить его и получить свободный выход к Черному и Азовскому морям.

РОССИЯ И АНТИЧНЫЙ МИР

В стороне от античного мира. Славяне пришли в Европу одни из последних; только некоторым (южным славянам) удалось разместиться по соседству или даже непосредственно в областях, испытавших на себе влияние классической культуры (Далмация, Фракия, Мизия, Дакия). Русское же племя очутилось совсем на крайнем востоке, куда эта культура почти никогда не проникала. Следы греков на северном берегу Черного моря успели, ко времени появления русских славян на Восточно-Европейской равнине, совершенно исчезнуть; самая ближайшая из культурных стран, Византия, была отделена степями и морем. Поэтому большого и непосредственного, постоянного влияния на ход и развитие русской жизни цивилизация древнего мира иметь не могла.

Иначе сложилась обстановка на Западе. Там германцы расселились на самой территории Западной Римской империи, среди самих римлян или по крайней мере среди населения, уже романизированного; романизировались они и сами, восприняли культуру Древнего Рима и из прежних германских превратились в народы романские, по духовному своему облику став ближе к римлянам Цезаря или Деоклетиана, чем к своим предкам, германцам времен Тацита. Более неприкосновенным германский тип сохранился там, где новые государства сложились на территории, не испытавшей влияния Рима, или где его влияние было совершенно слабое (Англия, северная Германия, Скандинавия, Ютландия); однако и здесь христианство, принятое из Рима, ввело эти государства в круг той же римской цивилизации, что и романские народы.

Последствия такой разницы в обстановке и географическом положении России и Западной Европы были громадны: культурное содержание западноевропейских государств оказалось значительно богаче и разнообразнее. На Западе новые государства с первых же дней своего существования получили в свое распоряжение богатый запас знаний, накопленный предыдущими поколениями; Россия, наоборот, села на сравнительно "пустое место", вследствие чего и культурное развитие ее шло медленнее и по содержанию оказалось много беднее

РОССИЯ И ВИЗАНТИЯ

1. Отсутствие непосредственного соприкосновения с античным миром до известной степени возмещалось близостью Византии: через нее духовное наследие древности становилось, хотя далеко не в полной мере, достоянием также и Русского народа. Дело в том. что, при всем отличии эллинской цивилизации от римской, и ввиду этого, при всем отличии в наследии, оставленном ими после себя, это отличие не в силах было стереть ту общую окраску и печать, какую римский гений наложил повсюду, где только вздымались его победоносные орлы. Работа Юстинианова сотрудника, Трибониана, оставила свой неизгладимый след на правовых понятиях одинаково и Запада, и Востока, и, например, позднейшее представление о властном монархе, самодержавном во имя блага общественности, выросло в русском сознании (как и в сознании германо-романских народов) из понятий, первоисточник которых следует искать не в укладе автономных городских общин древней Эллады или азиатских деспотий, а в складках державной тоги римских императоров. Точно так же и идея единой всемирной монархии, выросшая на классической почве, импонировала не только западноевропейскому средневековью ("Священная Римская Империя немецкой нации"), но к средневековой Византии ("Константинополь — Новый Рим"), а отсюда воспринята была сознанием и русских людей в форме знаменитой теории — "Москва Третий Рим".

2. Но географическая "близость" Византии сказалась в жизни русского народа еще другой, притом значительно более важной стороной. Русский народ вступил на историческое поприще в эпоху, когда новые народы, пришедшие на смену классическому миру, один за другим отрекались от своих языческих представлений и меняли их на христианство. Русский народ принял новую веру, а вместе с ней и европейскую культуру из рук не Рима, а Византии, что в ближайшее же время определило его как народ православный, не католический, и поставило, в духе его византийских учителей, во враждебное отношение к римской Церкви и всему тому, что выросло и тесно было связано с ней. Под знаком этого отрицательного отношения к "латинской" культуре слагались собственные идеалы русского народа, его собственная культура и определилось то миросозерцание, которое в наше время зачастую находит свое выражение в противопоставлении "России" "Западу".

РАЗДВОЕННОСТЬ РУССКОЙ ЖИЗНИ

1. Непосредственное соседство с Азией. 2. Два потока. 3. Европейский фронт. 4. Азиатский фронт: а) отсутствие природных границ; б) Азия — "кузница народов"; в) натиск с Востока; г) "Русский империализм"; д) сравнение с Западом; е) роль славянства; ж) будущее.

1. Непосредственное соседство с Азией. Удаленность от областей бывшего античного мира — явление уже само по себе отрицательное — стало особенно чувствительным вследствие еще другой неблагоприятной особенности: непосредственной близости к Азии, к миру полудиких кочевников, какими они были тысячу лет назад и какими оставались почти все последующее время. Вследствие этого Русский народ, европейский и по существу, и по своему географическому положению, очутился в положении человека, у которого две жизни, два разных существования, противоречивых, взаимно исключающих одно другое. В результате получилось раздвоение русской жизни на всем пространстве ее тысячелетней истории, вынужденное сиденье между двух стульев, двойная затрата сил в работе на два фронта: на Восток и на Запад.

2. Два потока. Тысячелетняя история России напоминает нам не цельный поток, стройно текущий в намеченном направлении, но два течения, пробившие, хотя и в общих берегах, два самостоятельных потока. Каждый из них упрямо, настойчиво пытается поглотить другой, залить исключительно своею водою все пространство от одного берега до другого. Другими словами, кроме истории собственно европейской, которую она создавала, развивала, культивировала, у России была еще другая — история азиатская, вынужденная, навязанная, неотвязчивая. Обе следовали параллельно одна другой, обе самостоятельные, враждебные, никогда не примиримые. И это потому, что Европа являлась символом общечеловеческой культуры, символом развития, движения; Азия же — символом застоя и варварства.

3. Европейский фронт. Единство расы (происхождение от общего арийского корня), почти одновременное выступление на историческом поприще и, особенно, единство христианской веры, обеспечившее усвоение одинаковых принципов нравственности и общественности — эти три фактора неуклонно и повелительно втягивали русский народ с самой ранней поры его существования в орбиту общеевропейской жизни, направляли его жизнь по тому же руслу, по какому протекала жизнь и западноевропейских народов, определили основное сходство и в самом содержании этой жизни, в укладе семейном, общественном, государственном (несмотря на все частные отклонения и отличия). Станем ли мы следить за эволюцией государственных форм (уделы-феоды, объединенные монархии XV — XVI вв., абсолютизм XVII в.; просвещенный абсолютизм XVIII в.; демократизм и национальная идея XIX в.) или за эволюцией духовных достижений (литература, искусство, наука, философская мысль) — всюду найдем мы не только аналогии, но и общие, заложенные христианством основы, которые, сближая Россию с Западной Европой, в то же время резко отмежевывают их, ту и другую, от культуры мусульманской, буддийской, всякой иной.

4. Азиатский фронт. а) Отсутствие природных границ. Но рядом с этой европейской историей, параллельно ей, на протяжении тех же тысячи лет, в жизни Русского народа непрерывной чередою проходит история азиатская. Со стороны юго-востока Русская равнина своими черноморскими и приазовскими степями, как известно, сливается со степями, что лежат за Уралом; для передвижения здесь нет никаких преград; природа здесь испокон веку проложила легкою скатертью гладкую дорогу, свободную для всякого, кто захотел бы пройти по ней. Эта-то непосредственная топографическая связь Русской земли с азиатскими степями, это отсутствие природных границ и наложили свой полный трагизма отпечаток на всю нашу историю и обусловили ее двойственность, ее раздвоенность.

б) Азия — "кузница народов". Степная Азия населена была кочевыми народами, а кочевник, по самой природе своей, не может не двигаться. Азия, настоящая officina gentium, издавна высылала в Европу своих сыновей. Как настоящий степной ветер, они врывались на быстрых конях, переворачивали все вверх дном и, опустошив, обезлюдив край, довольные, покидали его с награбленной добычей. Новая христианская Европа, как известно, возникла на развалинах классического мира, окончательно павшего под ураганом нашествия гуннов. Но после того, как на Западе возникли германо-романские государства, азиатский поток уже не находит себе там прежнего простора; зато тем с большею стремительностью обрушивается он на молодые, еще не окрепшие племена славянские. Великие Европейские Ворота — низовья рек Урала и Волги — служили торным путем для кочевых выходцев с Востока. Этот поток разливался по югу нынешней России и шел далее на Запад. Молодое Русское государство возникло как раз на берегу этого потока, и он не мог не подмывать его. Продолжая выражаться фигурально, русские люди сидели на краю большой проезжей дороги, и всякий, кто проходил по ней, неизбежно задевал и их.

в) Натиск с Востока. Напор кочевой Азии можно наблюдать на протяжении всей русской истории: гунны, авары, хазары, печенеги, половцы, монголы, народы тюркского происхождения сменяют одни других. Они приносят с собою на два с половиной века татарское иго, вынуждают на 300-летнюю борьбу с Крымом, заставляют внедряться в кавказские горы, в заволжские и зауральские степи, пройти через всю Сибирь, преодолеть зной и безводие песчаных пустынь Средней Азии и закончить свой тягостный, ответственный марш лишь у подножия Памира и у берегов Тихого океана)*. "Русский империализм". В таком безостановочном продвижении на Восток иные готовы видеть проявление "русского империализма"; между тем, в действительности, мы имеем здесь дело лишь с простой обороной, самозащитой. Продвижение на Восток имело целью не завоевание новых земель, не расширение собственной территории — надо было отбросить врага возможно далее для того, чтобы он не мешал культурной работе, и потому в таком продвижении было очень много стихийного. Первые 700 — 800 лет русский народ совсем не знал ни Сибири, ни Средней Азии, ни даже Кавказа; в последний если он и заглянул на заре своего исторического существования, то совершенно случайно. Даже Заволжье еще не существовало тогда для нас. Наше поступательное движение на Восток началось не раньше XVI ст., когда Россия уже достаточно окрепла и могла не ограничиваться одной пассивной обороной. Таким образом, можно сказать, что весь долгий период образования русской государственности протекал и завершился не в Азии, а на обширной равнине, которой издавна присвоено название европейского Востока. Последующий же затем русский Drang nach Osten был вынужденный, но неизбежный: две культурные нации сумеют ужиться на одном поле, культурная и некультурная — никогда. И потому огромный запас сил, духовных и материальных, ушел на достижение результатов отрицательных, что неизбежно затормозило достижение положительных благ. Такое положение явилось настоящим трагизмом русской жизни.

______________________

* См. Приложения. № 3: "Что такое Россия: часть ли Европы или особый мир — Евразия?".

______________________

д) Сравнение с Западом. Зато Запад растил свою культуру и внешнюю мощь в условиях гораздо более благоприятных. "Азиатского" фронта он не знал. Набеги норманнов были явлением временным; осев на новых местах, они приняли язык и культуру туземного населения, легко и незаметно слились с ним. К тому же они оказались не только викингами-разбойниками: они сумели и создать государственный строй, и укрепить его на основе права и закона. Англия, Нормандия и Сицилия тому доказательство. Заняв Паннонскую равнину, сумели сбросить с себя азиатское обличье и мадьяры. Что же касается арабов, то еще вопрос, чего больше — зла или добра — внесли они в европейскую жизнь своим появлением в Испании, в Южной Франции и Сицилии. Арабы явились в Европу в пору высокого развития своей культуры: последняя, в некоторых отраслях, даже превосходила культуру тогдашнего христианского мира, и завоевание арабов, нанеся зло, неизбежное при всякой войне, обогатило европейский мир полезными знаниями (медицина, математика, география, архитектура, поэзия, философия).

е) Роль Славянства. Не один русский народ давал отпор "Азии": эту трудную задачу он делил с остальными славянскими народами. "Азия" надвигалась на Европу не через одни только "Европейские Ворота", но и со стороны Леванта. Не один русский народ, но и поляки, и южные славяне, и чехи, моравы, словаки также на горьком опыте познали — кто иго татарское, кто плен турецкий, кто насилие и гнет мадьярский. Своею грудью они сдерживали — и сдержали! — напор азиатских волн, не допустив их разлиться дальше. Таким образом, славянский мир во всей его совокупности: славяне и восточные, и южные, и западные, явились форпостом Западной Европы, приняли на себя злые удары и тем выполнили почетную миссию, возложенную на них историей, — служить в течение веков щитом и оплотом западной — германо-романской — цивилизации.

ж) Будущее. Закончилась ли для России эта борьба с Азией? Кто решится ответить на этот вопрос утвердительно? Конечно, тысяча лет усилий вполне обеспечили существование и прочность русского "европеизма"; азиатская волна в русском культурном потоке, конечно, более уже не зальет его европейского берега; а все же связь с "Азией" отнюдь не порвана, и ныне, в XX ст., узел затянут, может быть, еще туже, чем на заре нашей истории. Зато соотношение сил теперь совсем иное: русский человек идет на Восток уже не для обороны и тем более не для завоеваний — он идет туда с тем, чтобы путем ассимиляции и мирного сближения с туземным населением выполнить там вторую свою миссию — передать Востоку плоды европейско-христианской культуры и цивилизации.

ВЕЛИКОДЕРЖАВИЕ РУССКОГО НАРОДА

1. Великому народу — великая территория. 2. Примеры велико-державий. 3. Колониальные великодержавия. 4. Россия. 5. Северо-Американские Соединенные Штаты. 6. Древний Рим. 7. Ум латинский и славянский.

1. Великому народу — великая территория. Великий народ требует себе непременно большой по размерам территории. В стране с тесным горизонтом народу, обладающему задатками стать великим, негде было бы развернуть своих крыльев, в ней не могли бы сложиться те социальные и духовные условия, при наличии которых только и могут созреть грандиозные планы и ум человека осмелится дерзать. Только в бурю на океане может человек познать свои силы; только борьба в крупном масштабе может содействовать в надлежащей мере полному и всестороннему развитию этих сил: в тихой заводи силы спят, атрофируются. В условиях узкого горизонта и мелкой воды творческий замысел неизбежно лишен грандиозности и универсальности.

2. Примеры великодержавий. Вспомним великодержавие Древнего Рима, широкий размах католической Церкви с ее всемирной идеей меча духовного и светского; идею мировой власти германских императоров в средние века — идею, донесенную Западной Европой вплоть до начала XIX ст. Арабы создали свою мировую культуру и внесли ценный вклад в историю человечества, лишь выйдя из тесных пределов Аравии в Переднюю Азию и шагнув далеко на север за Пиренеи. Пора, когда во владениях испанских королей "не закатывалось солнце", была порою наиболее сильного духовного творчества испанского народа; и, наоборот, когда территориальный горизонт Испании стал ограничен одним Пиренейским полуостровом, она перешла на положение второстепенной державы не только политически, но и культурно. Оно и понятно: если справедливо, что "большому кораблю и плавание большое", то ведь и в малом бассейне плавать могут одни только утлые ладьи.

3. Колониальные великодержавия. Территории великодержавных государств могут быть или сплошными, или состоять из отдельных, географически несвязанных кусков материка. Западная Европа, издавна разбитая на несколько самостоятельных государств, дать достаточного простора для такого великодержавия не могла — пришлось создавать и укреплять его, инкорпорируя области внеевропейские; пример этому в Европе подала прежде всех Древняя Греция, широко разбросав по свету свои многочисленные колонии. Если в свое время слово испанского короля веско звучало в международных сношениях, потому что в его владениях не заходило солнце, то и Англия в наши дни утратила бы значительную долю своего политического веса, не будь у нее доминионов и колоний во всех частях света. Франция, цепко держась за свои обширные владения в Африке и в Азии, идет по тому же пути. Поражение, понесенное Германией в последнюю войну, сводится не только к утрате ею Эльзаса, Познани, но и к потере ее африканских колоний. Вот почему народы, духовно мощные и чувствующие в себе силы стать больше, чем они есть сейчас, или ищут себе простора за пределами родины на чужбине, как, например, народ итальянский, или неудержимо рвутся к морю, к свободному выходу, как триединый народ югославянский.

История, однако, знает государства, которые по пути образования заморских колоний не пошли — это Россия и Северо-Американские Соединенные Штаты: им не представлялось в том надобности.

4. Россия. Русская волна в своем непрерывном движении докатилась до морей Балтийского, Черного, до Северного Ледовитого океана, перевалив через горную цепь Кавказа, она дошла до Армянского плоскогорья, уткнулась в неприступную стену Памира, в Алтайский хребет и остановилась на пороге Тихого океана. Люди шли вперед, но никогда не эмигрировали, как это было на Западе, никогда не теряли территориальной (а благодаря этому и духовной) связи с родиной: Россия не имела колоний, и сама не была метрополией. Поступательное движение русского народа — это одна сплошная непрерывная лента, цельный ковер, разостланный от Вислы и Прута до берегов Камчатки.

5. Северо-Американские Соединенные Штаты. То же можно сказать и про североамериканцев: они тоже сплошной волною разлились с востока на запад по своему материку, не встречая на этом огромном пространстве серьезных препятствий, и создали свою великодержавную империю. Рост этой империи, по-видимому, еще не закончен: североамериканец уже докатил свои волны до Центральной Америки, начинает заливать и ее; ввел в орбиту своей политической и экономической жизни Панаму, Никарагуа; присутствие его чувствуется в Мексике. В данном случае характерно, что Центральная Америка не какой-либо особый мир, а вместе с Мексикой является непосредственным географическим продолжением Североамериканского материка, тесно спаяна с ним. В этой территориальной спаянности наиболее верный залог успеха в поступательном движении североамериканского великодержавия*.

______________________

* Несколько иначе обстоит дело с островными владениями, и если Сандвичевы острова еще лежат в географической сфере влияния Американской республики, то Филиппины уже совершенно оторванный кусок и потому скорее всего могут быть потеряны. Японская угроза уже и теперь висит над ними.

______________________

6. Древний Рим. Есть некоторые черты, сближающие Россию и Северо-Американские Соединенные Штаты с Древним Римом, но великодержавие последнего сложилось в обстановке, только отчасти напоминающей русскую и американскую. База Древнего Рима не суша, а море, точнее выражаясь, побережье, омываемое Средиземным морем. Помимо того, Рим выступил на мировую арену в ту пору, когда вся Европа, за исключением разве Греции, жила еще полуварварским бытом, так что тевтоны, бритты, белги, галлы или иберы того времени не могли дать римским легионерам, с их усовершенствованной техникой и культурной мощью, того отпора, какой римляне встретили бы в наши дни со стороны таких государственных объединений, как Германия, Англия, Франция или Испания.

И еще одно отличие. В то время как римляне, прежде чем выйти на мировую арену, в течение долгого времени, свыше четырех веков (753 — 343), ковали свои силы в тесных географических пределах Лациума, русский народ с первых же дней раскинулся на необъятном полупустынном пространстве. На берегах Тибра люди с ранней поры привыкли действовать сообща; жизнь кипела там, как в муравейнике, сообща вырабатывались общественные отношения, сообща воспитывалось чувство общественного долга; суровые рамки сдерживали порыв я произвол; всякий хорошо знал, что ему дозволено, чего нельзя; личность всецело была подчинена государству и служение ему возведено в догмат, на степень высокого идеала.

На Русской равнине, наоборот, человек долгое время был предоставлен самому себе; государственность слагалась медленно и личность росла почти на полной свободе (ушкуйники, казачество, беглое крестьянство), видя в государстве не идеал, а скорее помеху.

7. Ум латинский и славянский. Все это наложило резкое отличие на склад характера двух народностей. Латинский ум сложился строгий, прямолинейный, с преобладанием рассудка; ум славянский — бессистемный, с голосом сердца, доступного увлечениям; один — воспитанный на принципах долга и подчинения; другой — во власти настроения, готовый в дисциплине усмотреть чуть не оскорбление. В результате, римская государственность выработала большую устойчивость, и Римская империя, если и пала, то лишь после того, как римский гений уже изжил самого себя, успев сказать свое последнее слово. Русская же исперия потерпела крушение в период полного расцвета своих сил, и теперь русскому народу предстоит многое начинать заново.

ЛИТЕРАТУРА

Сочинения по общей истории России

I. История политическая

Период досоловьевский:

Труды Татищева, Щербатова, Полевого, Каченовского, Погодина: представляют интерес преимущественно историографический. Выделить из них можно разве еще погодинские "Исследования, замечания и лекции", 7 частей. М., 1846 — 1854: ряд монографий (за 862 — 1240), полусырой материал. На его основе позже Погодиным была написана "Древняя русская история до Монгольского ига". Два тома с атласом. М., 1872. Ценность сохранил один только атлас.

Карамзин. История государства Российского. 12 томов; изложение обрывается на 1612 годе; несколько изданий, в том числе: 1) СПб., 1818-1829 (первые тома в издании бр. Олениных; к ним — Ключ Павла Строева. М., 1836. Два тома); 2) изд. Эйнерлинга, СПб.: 1842 — 1844, с ключом Строева; 3) изд. Суворина, СПб.. 1889. Ценны особенно многочисленные примечания к тексту.

Соловьев и его современники:

С.М. Соловьев. История России с древнейших времен; доведено до 1774 г. 1) М., 1851 — 1879; 29 томов; 2) стереотип, изд. "Обществ. Пользы". СПб., 1894, 7 компактных томов с указателем. Он же. Учебная книга русской истории. М., 1859; изд. 10-е. М., 1900. Он же. Общедоступные чтения по русской истории. Изд. 4-е. М., 1902 К.Д. Кавелин. Мысли и заметки по русской истории: 1) Вестник Европы, 1867. Т. II (июнь); 2) Собрание сочинений. Т. I. СПб., 1897: обзор русской истории до Петра Великого включительно. К.Н. Бестужев-Рюмин. Русская история. В 2 т. СПб., 1872 — 1885. (до 1584 г.). Продолжение: "Обзор событий от смерти Иоанна Васильевича до избрания на престол Михаила Федоровича Романова" (Ж. М. Н. Пр. 1887, июль и август). Н.И. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. 7 выпусков (3 книги); несколько изд. СПб., 1873 — 1913 (до воцарения Екатерины II). Д.И. Иловайский. История России. В 5 т. М., 1876 — 1905 (до воцарения Петра Великого). И.Е. Забелин. История русской жизни с древнейших времен. В 2 т. М., 1876 — 1879; изд. 2-е. М., 1908-1912.

Ближайшие ученики Соловьева:

В.О. Ключевский. Курс русской истории. 4 части. М., 1904 — 1910 (до воцарения Екатерины II). Посмертное издание пятой части (по литограф, лекциям: СПб., 1921. До Александра II, с приложением беглого обзора событий за 1725 — 1907 гг.). Он же. Краткое пособие по русской истории, изд. 8-е. 1917.

Позднейшее поколение:

П.Н. Милюков. Очерки по истории русской культуры. Три части. СПб., 1896 — 1901; несколько изданий. Юбилейное издание; Т. III. Париж, 1930. А.А. Кизеветтер. История России. Энц. словарь Брок.-Ефр. Полут. 55 (1899). С. 446 — 489. Русская история в очерках и статьях. Под ред. М.В. Довнар-Запольского. М., 1910. Д.И. Багалей. Русская История. С карт., планами и снимками с памятников древности и искусства. Пособие к лекциям для высш. школы и руководство для учителей и самообразования. Том I. Княжеская Русь (до Ивана III). М., 1914. С.Ф. Платонов. Лекции по русской истории; изд. 10-е. СПб., 1917. М.К. Любавский. Лекции по др. русской истории до конца XVI века. М., 1913; изд. 2-е. М , 1918. Е.Ф. Шмурло. История России. 862-1917. Мюнхен, 1922. Он же. Введение в русскую историю. Прага, 1924.

В духе евразийского учения:

Г.В. Вернадский. Начертание русской истории. Часть первая. Евраз. изд-во, 1927. Изложение доведено до нашего времени, но в нем "намечена только основная рамка внешних событий русской истории. Явления внутреннего развития русского народа и государства должны составить содержание следующей части". Его же: A history of Russia. With a preface by Rostowtzeff. New Haven. 1929. w. 3 maps. (397 pp.).

В духе марксистского учения:

М.Н. Покровский (при участии И.М. Никольского и В.Н. Сторожева). Русская история с древнейших времен. М.: Изд. т-ва "Мир", 1910. Т. I. Он же. Очерк истории русской культуры. Две части. М., 1917 — 1919 (хозяйство, право, религия, политическая идеология — нет литературы и искусства). Он же. Русская история с древнейших времен. 2-е и 3-е изд. В 4 т. М., 1918-1920.

__________________________

См. еще: А. Нечволодов. Сказания о русской земле. С рисунками, картами и планами. 4-е изд. В 4 т. СПб., 1913. Изложение (доведено До 1613 г.) популярное, с определенным "патриотическим" направлением; обилие ценных и на редкость обильно собранных (тоже редких) иллюстраций. Русская история в очерках и статьях. Под ред. Довнар-Запольского. М., Т. I — II.

На иностранных языках

Е. Stdhlin. Geschichte Russlands von den Anfaengen bis zur Gegenwart. Erster Band. Berlin u. Leipzig, 1923 (до Петра Великого). Prof. Dr. S- F. Platonov. Geschichte Russlands vom Beginn bis zur Jetzzeit. Hrsggben von E. Braun. Schlusskapitel von Otto Hoetzsch. Leipzig, 1927. A. Rambaud. Histoire de la Russie depuis les origines jusqu a nos jours P. 1918 7-me edit, (an 862-1917). P. 1918 (обширная библиография). S. Platonov. Histoire de la Russie des origines 1918. P. 1929. W. R. Morfill. The story of Russia. London. 1890; новое изд. L. 1915. History of Russia by S. F. Platonow, translated by E. Aronsberg. New York. 1925. Bernard Pares. A history of Russia. L. 1926 (за 862 — 1925 гг.). Dr. Boris Raptschinsky. De Geschiedenis van het Russische Volk. I Het Oude Russland. Zutphen. 1927 (за 862 — 1613 гг. с иллюстр.) V. Kljudevskij. Ruske Dejiny. Dil I — V. phelozil St. Minarik, u Praze. 1927-1929. W. KHutschewskij. Geschichte Russlands, 4 Bande. Stuttgart-Berlin. 1925-26 (кажется, существует еще и англ. текст). Е. Smurlo. Storia della Russia. Trevolumi. Rorna. 1928 — 1930.

II. История права:

В.И. Сергеевич. Лекции и исследования по истории русского права. СПб., 1883. Он же. Лекции и исследования по др. истории русского права. 4-е изд. СПб., 1910. Он же. Русские Юридические Древности. В 3 т. СПб., 1890-1903. Я.С. Суворов. Учебник церковного права. М., 1902. К. Kadlecs. Dejiny ruskeho prava. Praha, 1904. M.В. Владимирский-Буданов. Обзор истории русского права, изд. 5-е. СПб. — Киев, 1907. А.Н. Филиппов. Учебник истории русского права (пособие к лекциям). Часть I. 4-е изд. Юрьев, 1912. М.А. Дьяконов. Очерки обществ, и государств, строя Древней Руси. 4-е изд. СПб., 1912. Он же. История русского права. Энц. словарь Брокг. -Ефр., полут. 55 (1899), 513-529.

III. История церкви:

Митроп. Макарий. История русской церкви. В 12 т. СПб., 1880 — 1885 (за 988 — 1667 гг.). Е.Е. Голубинский. История русской церкви. В 2 т. (до 1564 г.). 2-е изд. М., 1900 — 1904 (первая половина первого тома вышла еще в 1880 г.). П. Знаменский. Руководство к русской церковной истории. 5-е изд. Казань, 1888. Он же. Учебное руководство по истории русской церкви (применительно к семинарской программе). СПб., 1896.

IV. История литературы:

Шевырев. История русской словесности (IX — XVII). СПб., 1887 (новое изд.). 4 части. Архим. Филарет. Обзор русской духовн. литературы. 862 — 1720. В 2 т. 3-е изд. СПб., 1884. Галахов. История русской словесности, древней и новой. В 2 т. СПб., 1863 — 1875. 2-е изд., перераб. СПб., 1884; 3-е изд. М., 1894. Порфирьев. История русской словесности. 2 части. Казань, 1876 — 1880. Выдержала несколько изданий. А.Н. Пыпин. История русской литературы. Энц. словарь Брок.-Ефр., полут. 55 (1899). С. 581 -634 (с библ.). Он же. История русской литературы. 4-е изд. СПб., 1912. Е.В. Петухов. Русская литература. Древний и новый периоды. 2 тома. Юрьев, 1911 — 1914. В.Н. Перетц. Из лекций по методологии истории русской литературы. История изучения. Методы. Источники. Корректурное издание на правах рукописи. Киев. 496 стр. Подробные указания на литературу Он же. Краткий очерк методологии русской литературы Пособие и справочник для преподавателей, студентов и для самообразования. СПб., 1922. 162 стр. Обильные указания на литературу. Бороздин. История русской литературы до XIX в. ("История русской литературы под ред. Аничкова, Бороздина и Овсянико-Куликовского. Т. I"). М., 1908. (компилятивная). История русской литературы до XIX в. под ред. Грузинского. Т. I. (1916). A. Bruckner. Geschichte der russischen Literatur. Leipzig. 1905. Z-te Aufb. Leipzig. 1909. Luther. Geschichte d. russ. Literatur. Leipzig. 1924. Waliszewski. Literature russe. P. 1900. (не без тенденции). E. Lo Gatto. Storia della Letteratura Russa. Vol. I — IV. Roma, 1929 — 1930. Б. Пенев. Българска литература. Пловдив, 1930.

V. История искусства:

Violett-le-Duc. L'art russe, ses origines, ses element constitutifs, ses apoge's, ses avenirs. P. 1877. Русский перевод Султанова: "Русское искусство, его источники, его составные элементы, его высшее развитие, его будущность", изд. 2-е. М., 1900. А. Сомов (Исторический очерк русской архитектуры и живописи). Энц. словарь Брок. — Ефр. полут. 55 (1899), стр. 650- 671. Новицкий. История русского искусства с древнейших времен. 2 тома. М , 1908. Игорь Грабарь. История русского искусства. 23 выпуска. М., 1909. след. Никольский. История русского искусства. Том I. М., 1915. Он же. История русского искусства (с иллюстрациями). Берлин, 1923. Павлинов. История русской архитектуры. 3 тома. М., 1894. L. R'eau. L'art russe des origines a Pierre le Grand. P. 1920. Fr. Taborsky. Ruske Umeni. Praha. 1921. См. еще: Ch. Bayet. L'art byzantin. P. 1883; рус. пер.: "Византийское искусство". СПб., 1888. G. Millet. L'art byzantin (в серии Л. Michel. Histoire de l'art. Т. I). Ch. Diehl. Manuel d'art byzantin. P. 1910 (с библ.).

VI. Историография:

К.H. Бестужев-Рюмин. Современное состояние русской истории (без подписи). "Московск. Обозрение", 1859. Кн. I. Он же. История России (см. выше). Т. I, гл. X. М.О. Коялович. История русского самосознания по историч. памятникам и научным сочинениям. СПб., 1884; изд. 3-е с прилож. антикритики на рецензии Б.-Рюмина и Корсакова. СПб., 1901 (в оценке трудов немало субъективного). В.С. Иконников. Опыт русской историографии. Два тома. Киев, 1891 — 1908. П.Н. Милюков. Главные течения русской историч. мысли. М., 1897; изд. 2-е. М., 1898; изд. 3-е. СПб., 1913. Он же. Источники русской истории и русской историографии. Энц. словарь Брок. — Ефр. полут. 55. С. 430 — 446. Д.И. Багалей. Русская историография. Харьков, 1911. В. Пичета. Введение в русскую историю Источники и историография. М., 1923. См. еще: А.Н. Пыпин. История русской этнографии. 4 тома. СПб., 1890 — 1892.

В частности:
о Татищеве:

Соловьев. Писатели русской истории XVIII века. "Архив ист-юридич. сведений" Калачева. М., 1855. Кн. II. Ч. I (и "Сочинения Соловьева". М., 1901). Попов. В.Н. Татищев и его время. М., 1861. Б.-Рюмин. Татищев, администратор и историк начала XVIII века. Древняя и Новая Россия. 1875. №№ 1 — 3, 5, 8, 12 (и "Биографии и Характеристики". СПб., 1882). Пыпин. ИР Этногр. 1.22.76.77.135 — 142. Милюков. Главные течения (см. выше). Корсаков. Русский Биогр. Словарь (с библ.). А.А. Шахматов. К вопросу о критич. издании Истории Российской Татищева. "Дела и Дни", кн. I (1920).

о Г. Ф. Миллере:

Соловьев. Г.Ф. Миллер. Современник, 1854, № 10. Пыпин. ИР Этн. I. passim. Коялович. История русского самосознания. Пекарский. История Имп. Академии Наук. Т. I — II. Милюков. Гл. течения,

о Шлецере:

А.Н. Попов. Шлецер. Рассуждение о русской историографии. "Моск. Литер, и Ученый Сбр. 1847 года". Соловьев. А.А. Шлецер. Русский Вестник. 1856. № 8. Он же. Шлецер и антиисторическое направление. Р.Вестник. 1857, апрель. Б.-Рюмин. Истор. Вестник, 1881, май ( и "Биографии и Характеристики"). Милюков. Главные течения... П. Майков. Русский Биогр. Словарь. Н. Лятошинский. А.А. Шлецер и его историч. критика. Киев. Ун. Изв. 1884. № 8.

о Щербатове:

Соловьев. Писатели русской истории (см. выше). Знаменский. Ист. труды Щербатова и Болтина в отношении русской церковной истории. Труды Киев. Дух. Акад. 1862. II. Пыпин, Милюков (см. выше). Б. Рюмин. Совр. состояние (см. выше). Фурсенко. Русский Биогр. Словарь (с библ.).

о Болтине:

Соловьев, Знаменский, Пыпин, Милюков (см. выше). Пыпин. Русская наука в XVIII в. Вестник Европы, 1884, март. Сухомлинов. История Российской Академии. Вып. 5-й (1889). Ключевский. Русская Мысль, 1892, ноябрь (и "Очерки и Речи". М., 1913). Иконников. Русский Биогр. словарь (с библ.), А.З. (Заозерский?). Нов. Энц. словарь Брок. — Ефр.

о Карамзине:

Соловьев. Карамзин и его литературная деятельность: История Государства Российского. "Отечественные Записки". 1853 — 1856. Т. 90, 92, 94, 99, 100, 105. Погодин. Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам современников. Два тома. М., 1866. Б.-Рюмин. Карамзин, как историк. Ж. М. Н. Пр. 1867, янв. (и "Биогр. и Хар."). Он же. Русский Биогр. Словарь. Коялович. ИРСам. Пыпин. ИРЭтн., I. Милюков. Энц. словарь Брок. — Ефр. Он же. Гл. течения. Ю.В. Готье. Памяти Карамзина, как историка. Истор. Известия. 1917. I. А.А. Кизеветтер. Русский Историч. Журнал. Кн. I (1917). Он же. Карамзин, как двигатель русской культуры. Сборник русского Института в Праге. I. Прага. 1929. Карамзин, как историк. Нов. Энц. словарь Брок. — Ефр. (без подписи).

о Каченовском:

Соловьев. Биограф. Словарь профессора Моск. ун-та. Т. I (1855). Иконников. Скептическая школа в русской историографии и ее противники. Киев, 1871 (из Киев. Ун. Изв., 1871. №№ 9 — 11). Коялович. ИРСам. Милюков. Энц. словарь Брок. — Ефр. Он же. Гл. течения... Аноним. Р. Биогр. Словарь (с библ.).

о Полевом:

Б.-Рюмин. Совр. состояние. — Коялович. ИРСам. — Милюков. Гл. течения...

о Погодине:

Б.-Рюмин. Древняя и Новая Россия. 1876. № 2 (и "Биогр. и Хар"), Коялович. ИРСам. Милюков. Историч. записки Имп. М. Археолог. Общ. за первые XXV лет его существования. М., 1890. Он же. Гл. течения... Н.П. Кондаков. Погодин, как археолог. Сборник отд. русского яз. и словесности Акад. Наук. Т. 71 (1901). Корсаков: Р. Биогр. Словарь (с библ.). Барсуков. Жизнь и труды Погодина. Т. 1-22. СПб., 1886 след.

о Соловьеве:

Герье. Истор. Вестн. 1880, янв. Ключевский: 1) С.М. Соловьев ("Речь и отчет Моск. Унив. в заседании 12 янв. 1880 г."); 2) Соловьев, как преподаватель ("Воспоминания о студенческой жизни". М., 1899); 3) Памяти Соловьева ("Научное Слово", 1904. Кн. 8). Все три статьи перепечатаны в "Очерках и Речах". М., 1913. Б.-Рюмин: Ж. М. Н. Пр., 1880, февр. (и "Биогр. и Хар."). Коялович. ИРСам. Пыпин. ИРЭтн. II. Шмурло. Энц. словарь Брок. — Ефр. (с библ.). Корсаков. Р. Биогр. Словарь (с библ.). С.В. Рождественский. Памяти Соловьева к столетию со дня рождения. "Дела и Дни". Кн. I (1920).

о Кавелине:

Б.-Рюмин (три статьи по поводу первого изд. его соч.). Отеч Записки. 1860. №№ 4, 6, 8. Коялович. ИРСам. Пыпин. ИРЭтн. II Корсаков (вводная статья при втор. изд. соч. Кавелина. Т. I. СПб., 1897). Он же. Р. Биогр. Словарь (с библ.). В.А. Мякотин. Кавелин и его взгляды на русскую историю. Русское Богатство, 1898, февр.

о Конст. Аксакове:

Костомаров. О значении историч. трудов К. Аксакова по русской истории. СПб., 1861. Коялович. ИРСам. Пыпин. ИРЭтн. II. Пресняков. Нов. Энц. словарь Брок. — Ефр. (с библ.) Венгеров. Критико-биогр. словарь. Т. I. Он же. Передовой боец славянофильства К. Аксаков. СПб., 1912 (Собр. соч. Венгерова. Т. III).

о Костомарове:

Коялович. ИРСам. В.Б. Антонович. Киев. Старина. 1885. № 5 Пыпин. ИРЭтн. III. А.И. Маркевич. Р. Биогр. Словарь (с библ.). Мякотин. Энц. словарь Брок.-Ефр. Он же и в Нов. Энц. Словаре,

о Бестужеве-Рюмине:

Коялович. ИРСам. С.Ф. Платонов. Ж. М. Н. Пр. 1897, февр. Иконников: Чтения в Общ. Нестора-Летописца кн. XII (1898). Шмурло. Очерк жизни и научн. деятельн. Б.-Рюмина. Юрьев, 1899 (из Учен. Зап. Юрьев. Ун., 1899. № 3: гл. VII-VIII: "Русская историография в оценке Б.-Рюмина" и "Задачи совр. истории"). Он же. Нов. Энц. словарь Брок.-Ефр. Платонов: Русский Истор. Журн. Кн. 8-я (1922). Пресняков, к 25-летию кончины. Дела и Дни Кн III (1922).

о Забелине:

Коялович. ИРСам. Пыпин. ИРЭтн. II. 32-36 (О Забелине, как археологе и этнографе). Анучин. Забелин, как археолог. Древности Моск. Археолог. Общ. XXII, 1909). Павлов Сильванский. Нов. Энц. слов. Брок. — Ефр.

о Ключевском:

Коялович. ИРСам. Сборник статей о нем из "Чтений", 1914. М., 1914 (ст. Любавского, Барсова, Смирнова, Заозерского, Богословского и материалы для биогр.). В.О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. М., 1912, изд. "Научное Слово" (статьи Умова, Любавского, Богословского, Сыромятникова, Платонова, Лаппо-Данилевского, Ю. Айхенвальда, Кони, Кизеветтера и Милюкова). Пресняков Русский Историч. Журнал. Кн. 8-я (1922). Голубцов. Теоретич. взгляды Ключевского. Там же. Тхоржевский. Ключевский, как социолог и политич. мыслитель. Дела и Дни, кн. II (1921). Кизеветтер. Зодчие русской культуры. Прага, 1926.

о Шахматове:

38 статей о нем. Известия отд. русск. яз. и словесности Рос. Акад. Наук, 1920 г. Т. 25-й (1922), в том числе: 1) Готье. Шахматов-историк; 2) Платонов. Шахматов, как историк; 3) Пресняков. Русское летописание в трудах Шахматова; 4) Он же. Шахматов в изучении русских летописей; 5) Долобко. Славяноведение в трудах Шахматова.

VII. Славянство.

L. Niederle: 1) Slovanske Starozltnosti. Praha. 1924.: см. особенно первый отдел, "исторический", вып. I (о происхождении славян) и вып. IV (происхождение и начало восточных славян), с обильными указаниями на литературу предмета. Русский перевод этой многотомной книги был начат, но не закончен: А. Скриленко. "Славянские Древности", просмотрен и дополнен автором; том I, часть 1-я, вып. I (120 стр.). Киев, 1905. 2) Обозрение современного славянства. "Энциклопедия славянской филологии", изд. Имп. Акад. Наук, вып. 2-й. СПб., 1907. 3) Быт и культура древних славян. Авторизованное издание с введением и дополнением автора и предисловием акад. Н.П. Кондакова. Прага, 1924. 4) Slovansky sve"t. Praha. 1910. фран. пер. L. Leger. La race slave. Paris, 1911. Kreck. Einleitung in die slawische Literaturgeschichte. 2-te Aufl. 1887. Jar. Bidlo. Dejiny Slovanstva. Praha, 1927. Первольф. 1) Славянская взаимность с древнейших времен до начала XVIII века. Варш., 1874. 2) Славяне, их взаимные отношения и связи. Тт. I, II и т. III. Часть 1. Варшава. 1886 — 1893. Т.Д. Флоринский. Славянское племя. Статистико-географич. обзор современного славянства. С прилож. двух этнограф, карт. Киев, 1907 (приложение к Киевск. Унив. Извест., 1907 г.).

VIII. Славянские народы.

А. Поляки. Roepnell-Karo. Geschichte Polens. Band I — V. Hamburg u. Leipzig. 1848 — 1888 (доведено до 1506 г.). I. Szujski. Dzieje Polski. ТТ. I-IV. Lwow. 1862-1866. 2-е изд. 1896. M. Bobrzynski. Dzieje Polski wzarysie. ТТ. I — II. Poznaii. 1870-1872; изд. 3-е. Варш. 1887-1889. Ср. пер. проф. Кареева. W. Smolen'ski, Dzieje narodu Polskiego. Warszawa — Krakow. 1919 (изд. 5-е; изложение событий доведено до 1864 г., а в первых изданиях лишь до 1792 г. Русский перевод Львовича: "История польского народа". СПб., 1899). Stan. Kutrzeba. Historya ustroju Polski w zarysie. Lwow. 1905. 2-е изд., 1920; русск. Пер. Ястребова. СПб., 1907. Fr. Koneczny. Dziejem Polski za Piastow. Kr. 1902. Он же. Dzieje Polski za Jagiellonow. Kr. 1913. A. Sokolowski. Polityczna historya Polski. t. I. Lwow. 1906 (до 1506). Wl. Grabienski. Dzieje narodu polskiego. Wyd. 2. Kr. 1906. русск. перевод под ред. Н.В. Ястребова. СПб., 1910. — A. Lewicki. Zarys historyi polskiej az do najnowszych czasow. Kr. 1914. Любавский. История западных славян. М., 1918 (Чехия и Польша). Ad. Szelagowski. Dzieje Polski w zarysie. Warszawa, 1921. Misslek. Geschichte Polens. Neue Bearbei-tung von Komischke. 3 Aufl. Breslau, 1921. E. Hanisch. Die Geschichte Polens. Bonn u. Leipzig, 1923. H. Grappin. Histoire de la Pologne des origines a 1922. Paris, 1923. W. Sobieski. Dzieje Polaki. Т. I — III. War., 1923 — 1925. Grodecki. Zachorowski i Dabrowski. Dzieje Polski aredniowieczne. Т. I — II. Kr., 1926.

Б. Чехи и словаки Fr. Palacky. Geschichte von Bohmen. Bd. I-V. Prag. 1836 — 1874. Тот же труд по-чешски: Dejiny naroda Ceskeho v Cechach a na Morave., Praha, 1848; 4-е изд. в 6 тт. Прага, 1894 — 1898 (неполное изд. на русск. яз.: "Очерк истории Чешского народа". Киев, 187). W. Tomek. Deje kralovstvi Ceskeno Praha — 1850; было несколько изданий; русск. пер. (его не хвалят) В. Яковлева. СПб., 1868. Антошек. История Чехии, пер. с польского. СПб., 1909 (в серии "История славян", ч. 6-я). V. Novotny a R. Urbdnek. Ceske Dejiny. Pr. 1911 — 1927. Три части. Очерк истории Чехии, пер. с чешек, (из "Slowniku Naucneho J. Otty"). Варш., 1912. Любавский. История зап. славян (см. выше). I. Pekar. Dejiny Ceskoslovenske. Pro nejvyssi tridy skoa strodnich. Praha. 1922.

В. Болгары 1. Jirecek. Dejiny naroda bulhrskeha. Praha, 1876; одновременно и по-немецки: Geschichte der Bulgaren. Prag., 1876., русск. пер. Э. Бруна. Одесса, 1878. ("История болгар"). W.N. Slatarski. Geschichte der Bulgaren. 1 Theil (679-1396). Leipzig, 1918 ("Bulgarische Bibliothek", hrsg. v. G. Wiegand, Band V). N. Staneff. Geschichte der Bulgaren. II Theil. Vom Beginn der Tiirkenzeit bis zur Gegenwart. Lpzg. 1917 (составляет VI том "Болгарской библиотеки", как продолжение предыдущей книги). В.Н. Златарски. Историа на първото Булгарско царство, 2 части (679 — 852 — 1018). София, 1918 — 1927. А.Л. Погодин. История Болгарии. СПб., 1910.

Д. Сербы А.Л. Погодин. История Сербии. СПб. С. Jirecek. Geschichte der Serben. 2 Bande. Gotha. 1911 — 1918. сербский пер.: Историа Срба. Превео и допунио. Радони. 4 тт. Београд. 1922 — 1925. Ст. Cmauoieeu. Исторiа ерпского народа. 3-е изд. Београд, 1926.

_______________________

Кроме того, что из относящегося к теме "Введения" найдется в вышеуказанных отделах "История политическая" и "История права", а также в "Спорных вопросах". Приложение № 2, см. еще: Карский. Белоруссы. Т. I; Т. II, части 1 и 2. СПб., 1903 — 1911. Анучин. Великоруссы. Энц. словарь Брок. — Ефр., полут. 10 (1893). То же в Нов. Энц. Слов., с указанием литературы (до 1913 г.). Яцимирский. Глаголица. Нов. Энц. Слов. Т. 13; указана литература по 1913 г. и дан разбор мнений о глаголице. А.Е. Викторов. Последнее мнение Шафарика о глаголице. "Летописи русской литературы и древности" Изд Тихонравовым. Т. II-III (1859-1861). В.Н. Щепкин. Учебник русской палеографии. М., 1920. А.И. Соболевский. Славяно-русская палеография. СПб., 1901.

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Начатки русской государственности
(до 1054 г.)

I. Доисторический период

I. Прародина славян. Русское племя

Прародину славян с давних пор определяли в Карпатах и в бассейне среднего Дуная; и хотя гипотеза эта начинает терять сторонников, но и предложенные взамен ее новые тоже не получили полного права гражданства. Едва ли не ближе всех к истине взгляд чешского ученого Нидерле: прародина славян была расположена к северу от Карпат, между Вислой и Днепром. Здесь славяне жили с незапамятных времен, примерно уже за 1000 лет до нашей эры, и отсюда расселились на запад, юг и восток, образовав три отдельные группы: Западную (поляки, кашубы, словаки, чехи, полабские славяне, лужичане), Южную (сербы, хорваты, словинцы) и Восточную (русские).

Бассейн среднего Днепра, нижней Припяти и нижней Десны стал колыбелью русского народа. Отсюда все, еще до P. X., русские славяне продвинулись на север и юг. На севере они вклинились в полосу литовских поселений, прорвали ее, вплотную подошли к финнам, осели на Западной Двине, в бассейне озера Ильмень и дошли до верховьев Оки; на юге же заняли область Южного Буга, Днестра и побережье Черного моря, в северо-западном его углу (уличи и тиверцы)*.

______________________

* См. Приложения. № 4: "Прародина славян".

______________________

2. Венеды, анты, славяне

Славяне, в том числе и русская ветвь, известны были в древности под именами венедов и антов. О венедах говорят римские писатели I и II века по P. X.: Плиний (77 г.), Тацит (98 г.), Птоломей (ум. 178 г.). Это были первые, более или менее, достоверные сведения о славянах вообще. С конца IV ст. (нашествие гуннов; падение готской державы) греки и римляне говорят об антах. Под своим настоящим именем славяне выступают лишь с первой половины VI века (византийские писатели Псевдо-Кесарии Назианзийский, Прокопий, Иордан). Прежде чем выступить на страницах истории на положении самостоятельной народности, под своим собственным именем, русские славяне, пока еще затерянные среди других народностей, разделяют судьбу тех из них, которые жили на Восточно-Европейской равнине или только проходили по ней, увлекаемые потоком Великого Переселения Народов.

3. Скифы и сарматы

Южную Россию, в пределах от Волги до Дуная, еще в эллинскую пору занимали скифы и (примерно) с III века до P. X. сменившие их сарматы*. Были ли русские славяне подчинены тем или другим — вопрос спорный; во всяком случае оживленные торговые сношения скифов и сарматов с греческими колониями на берегах Черного моря, а также с Азией (Заволжские страны, Урал, Кавказ, южные Прикаспийские области) не могли пройти совершенно бесследно для русских славян. Сарматы, как и скифы, причисляются по происхождению к иранскому племени. Они вели кочевой образ жизни, но у них были города, служившие им торговыми пунктами. Возможно, что главный город сарматов Метрополис (так называли его греки) стоял на месте нынешнего Киева.

______________________

* К сарматской ветви принадлежали: языги, роксолане, аланы. Аланы позже, уже в русские времена, известны были под именем ясов. Осетины на Кавказе — потомки алан.

______________________

4. Греческие колонии на берегах Черного и Азовского морей

1. Тирас — устье Днепра.

2. Ольвия — устье Южного Буга (самая ранняя по времени основания).

3. Каркинит — вблизи нынешней Евпатории (не в глубине Перекопского залива, как предполагалось раньше).

4. Херсонес Таврический (Корсунь — по русской летописи) — вблизи нынешнего Севастополя.

5. Палакион — нынешняя Балаклава.

6. Феодосия.

7. Пантикапея — на месте нынешней Керчи (Боспорское царство; Керченский пролив — тогдашний Боспор Киммерийский).

8. Фанагория — против Пантикапеи, на противоположном берегу пролива.

9. Танаис — устье Дона.

10. Диоскуры — устье Риона.

Примечание. Судак, древняя Сугдайя, в Крыму, тоже греческая колония, основана была значительно позже, уже в христианское время (в III веке).

5. Готское царство

С III века по P. X. история русских славян начинает несколько выясняться. Готы, выйдя из Скандинавии, своей прародины, к низовьям Вислы, двинулись отсюда в середине II века на восток, к бассейну среднего Днепра, отодвинули здесь часть русских племен еще далее к востоку (именно, вятичей и радимичей: на Сожу и на верховья Оки), спустились к Черному морю и образовали так называемое Готское царство. Вплоть до падения этого царства, т.е. вплоть до нашествия гуннов (375 г.), в течение 150 лет, приднепровские славяне входили в состав Готского государства. Столицей готов был Danparstadir, т.е. "город Днепра". Данпарстадир — это наш Киев в доисторическую пору. Обилие находимых близ Киева римских монет II — IV веков свидетельствует об оживленности его торговых сношений в ту пору.

Следы готского влияния сохранились в русском языке. Целый ряд слов дает нам возможность судить о тех культурных заимствованиях, какими тогдашние наши предки обязаны были готам. Таковы, например, слова*:

1) Хозяйственный быт: скот — skatts; хлев — hlaiw; молоко, млеко — meluk, melka (нем. Milch); плуг — ploga (нем. Pflug); хлеб — hlaifs; кот — kot; гусь — hus; виноград — weinagards; вино — wein.

2) Жилищная обстановка: град — gards; хижина — hus (нем. Haus); изба, истьба — stubai (нем. Stube); стена — steins; доска — discus.

3) Домашность: котел — katils; миса, миска — mes; кладезь — kald'inga; стекло — stikls; ведро — weder.

4) Военный быт: князь — kuninga; броня — brunja (нем. Drunne); меч — mekeis; шлем — hilms.

5) Общественные отношения: купить — kaupa (нем. kaufen); пенязи, деньги — penninga; мыто — mota; лекарь — leki.

6) Кроме того: холм — holma; рака (гроб) — arka.

______________________

* Указания на эти слова см. у Будиловича, Брауна и особенно у Нидерле.

______________________

6. Смена кочевых народов

После готов Южно-Русскою равниною, а с нею и русскими славянами, последовательно владели: гунны, авары, хазары; временными гостями появлялись на ней болгары, угры. История застает южные племена русских славян (поляне, северяне, радимичи, вятичи), платящими дань хазарам.

1. Гунны — 376 г.

2. Болгары — ок. 182 г. прошли с Нижней Волги на Нижний Дунай.

3. Авары (обры) — ок. 557 г. перешли Волгу, столкнулись с антами, оставили память о своих насилиях в русской летописи ("примучиша Дулебы") и направились в Паннонию (Венгрию), основав там свою державу, разгромленную Карлом Великим (799 г.).

4. Хазары — в 650 г. перешли Дон и основали свой каганат в степях к северу от Каспийского и Азовского морей.

5. Мадьяры (угры, венгры) — подвластные хазарам, будучи гонимы из Азии печенегами, прошли в начале IX в. через южно-русские степи в Паннонию и основали здесь, на месте разрушенного царства Аварского, свою державу (династия Арпада).

7. Пути сообщения между морями Балтийским, Черным, Азовским и Каспийским

Восточно-Европейская равнина, на которой сложилось, росло и выросло Русское государство, лежала между четырьмя морями, и дороги, соединявшие одно море с другим, своим направлением в значительной степени оказали влияние на самый ход событий в жизни русского народа, а потому требуют особого нашего внимания. Таких путей, главных, было пять, и все они были водные, не сухопутные.

I. Так называемый Великий Водный путь из Варяг в Греки. Он шел из Балтийского моря (Финского залива): 1) вверх по течению: река Нева, Ладожское озеро, река Волхов (города Ладога и Новгород при устье и при истоке), озеро Ильмень, река Ловать; 2) коротким волоком; 3) рекою Усвять, правым притоком, входил в Западную Двину и выходил рекою Касплею, левым притоком; 4) снова коротким волоком; 5) вниз по течению: реки Днепр на всем его протяжении до впадения в Черное море (города Смоленск, в верховьях; и Киев по среднему течению, на границе со Степью, где проходила открытая дорога для кочевников из Азии в Европу).

II. Разветвление Великого пути из Варяг в Греки: Рижский залив, Западная Двина, река Каспля и далее, как выше.

III. Волжский путь: река Нева — озеро Ильмень (см. выше); отсюда шли две дороги, обе первоначально направлялись по рекам, вливающим свои воды в Ильмень: 1) река Мста; волок; озерами; из них вниз по течению, последовательно: река Пес, река Чагодоща, река Молога, река Волга; 2) река Пола; волок; озеро Селигер; река Селигер, исток этого озера, впадающий в Волгу. Ныне на этих путях лежат: на первом — Веребье, Устюжпа, Весьегонск, Молога, Рыбинск, на втором — Демянск, Селижарово (далее Ржев на Волге).

IV. Путь из Варяг в Хазары: с верхнего Днепра, от Гнездовского могильника, что близ Смоленска; рядом волоков входил в Десну, поднимался по этой реке и по Сейму, волоком достигал р. Оскола, а из него спускался в Донец и Дон. Путь этот шел от Смоленска по местности, где ныне (на самом пути или вблизи него) лежат города: Брянск, Трубчевск, Новгород-Северский, Путивль, Рыльск, Льгов, Курск, Старый Оскол, Новый Оскол, Валуйки, Купянск, Изюм, Луганск, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, Азов.

V. Залозный путь (более позднего времени): с нижнего Днепра (у нынешнего города Екатеринославля) вверх по р. Самаре, из нее вверх по Волчьей Воде, волоком в реку Калмиус, впадающий (у Мариуполя) в Азовское море.

8. Русские племена и места, ими занятые

1. Поляне, с городом Киевом — по среднему Днепру.

2. Древляне — к северо-западу от полян, по реке Припяти.

3. Дреговичи — к северу от древлян, между Припятью и Западной Двиною.

4. Дулебы и бужане (иначе: волыняне) — к Западу от полян, по реке Западный Буг.

5. Белые хорваты — западнее волынян, в нынешней Галиции.

6. Северяне, с городом Черниговом — к востоку от полян, по рекам Десне, Сейму и Суле.

7. Радимичи — к северу от северян, по реке Соже.

8. Вятичи — всего дальше зашли на восток; по верховьям реки Оки.

9. Кривичи, с городами Смоленском и Полоцком — на водном узле, на верховьях рек Днепра, Волги и Западной Двины.

10. Словене, с городом Новгородом — у озера Ильмень и по реке Волхову.

11. Уличи и тиверцы — по рекам Днестру и Южному Бугу, у северо-западного побережья Черного моря (названия их городов неизвестны).

_____________________________

1. Поляне, волыняне, хорваты — будущие малороссы.

2. Древляне, дреговичи, радимичи, кривичи — будущие белоруссы.

3. Вятичи, северяне, словене — будущие великоруссы.

4. Уличи и тиверцы — исчезли бесследно (не все даже признают их за славян).

____________________________

Что говорит нам географическое распределение этих племен? Все они старались разместиться в бассейне Днепра; они тесно жмутся к главной реке, захватывают ее притоки и неохотно покидают их. Днепровский водный путь — своего рода трансевропейская железнодорожная магистраль того времени; он соединял население, жившее по берегам Балтийского моря, с побережьем Черного. Раскроем карту Европы, и в пределах недавней Российской империи проведем линию от Петербурга через Киев и Одессу — мы получим почти правильный перпендикуляр на 30° к востоку от Гринвичского меридиана. К этому перпендикуляру, как к основному стержню, присосались 1100 лет назад русские племена, положившие начало Русскому государству. Северный и южный концы его как раз совпадали с северным и южным (начальным и конечным) пунктами Великого Водного пути. Жизненное значение последнего видно из того, что главные населенные центры, военные и торговые пункты, где в минуту опасности люди искали себе защиты, а в мирное время производили обмен товаров, почти все лежали на нем. Таковы города Ладога, Новгород, Смоленск, Чернигов и Киев. Происхождение этого последнего — города Киева — теряется в глубине веков. Сарматский "Метрополис", готский "город на Днепре" — "Данаприс" — дают основание думать, что наша "Матерь русских городов", прежде чем объявиться в русской истории, уже существовал в течение многих веков и был известен как на скандинавском севере, так и в южной Византии.

9. Быт русских славян

1) Три ступени быта

В жизни славян, как, вероятно, почти у всех других народов, можно проследить три формы (ступени) быта, переживаемые последовательно одна за другой: быт патриархальный или родовой; быт за́дружный; быт общинный. Вот основные черты каждого из них:

I. Патриархальный быт, иначе родовой. Семья поглощена родом; семья, можно сказать, не существует. В состав рода входят лишь те, кто связан узами крови. Чужая "кровь" допускается лишь для усыновляемых или для тех лиц женского пола, которые входят в род путем брака, порывая всякую связь со своим собственным родом. Все родичи находятся в полной власти, в безусловном повиновении у старшего в роде, у pater familias: безграничный владыка, он безаппеляционно распоряжается родовым имуществом, действиями и судьбою членов рода; от него зависит самая жизнь их. В чистом виде такой родовой строй едва ли когда существовал у древних славян даже в наиболее древнюю пору; его можно зато наблюдать у древних евреев, у древних римлян.

"Institutiones" императора Юстиниана так формулировали принцип, положенный в основу таких отношений: Qui ex te et uxore tua nascitur, in tua potestate est. Item qui ex filio tuo et uxore ejus nascitur, id est nepos tuus et neptis, atque in tua sunt potestate et pronepos et proneptis et deinceps caeteri. Qui autem ex filia tua nascuntur, in potestate tua non sunt, sed in patris eorum. — Рожденные тобою и твоей женою пребывают в твоей власти. Тоже и рожденные сыном твоим и его женою, т.е. твой внук и внучка пребывают в твоей власти. Пребывают в твоей власти также и правнук, и правнучка, и остальные нисходящие. Рожденные же твоей дочерью — в твоей власти не пребывают, но во власти их отца.

II. Задружный быт. С течением времени род-семья (отец, мать и женатые сыновья, невыданные замуж дочери, внуки) постепенно распадается: с увеличением числа отдельных его членов, наряду с близкими родными, появляются дальние родственники: двоюродные, троюродные братья, племянники; все они (со своими женами и детьми) продолжают жить вместе, все они связаны, как и раньше, кровью. Кровное, родоправовое и экономическое единство выражается в том, что у них общий для всех глава-распорядитель, и в том, что все они живут в одном общем для всех доме; но несколькими семьями, с особым у каждой очагом (помещением), хотя самые очаги эти (помещения) нередко подведены под одну крышу или стоят на одном дворе. Это своего рода готическая колонна храма, составная в своих частях: тонкие колонки срослись, образовав одну мощную, неделимую колонну: одна от другой они не отделены, однако различить каждую из них в отдельности уже возможно.

Движимая и недвижимая собственность (земля) становится общим достоянием: она еще никому не принадлежит в отдельности, но и pater familias (старейшина) уже не обладает прежнею безаппеляционною властью над нею: он перестал быть полноправным хозяином — он поставлен заведывать и управлять ею. Это — задруга. Нарушен и принцип крови: в состав задруги могут быть приняты и зятья — мужья дочерей и сестер. Хотя личность поглощена в задруге так же, как и в роде, но все же у нее есть некоторая возможность проявить себя: ведь как составная часть коллектива она уже существует; в общем обсуждении экономической жизни задруги она участвует. Что касается до старейшины, то если первоначально, в более раннюю пору за́дружного быта, он становился им в силу своего рождения, как старший брат или дядя, то позже, с течением времени, его начинают выбирать, причем выбор мог пасть и не всегда на старшего. В такой обстановке старейшина, разумеется, перестал быть абсолютным владыкою над жизнью и смертью своих задружан. При дальнейшем разрастании задруги, стал дробиться не один "очаг", но и общее имущество; стало возможным образование, скажем, двух задруг из одной — это та пора, когда задружно-общинный быт превращается в быт территориально-общинный. Задруга, в древности общая многим народам Европы, дольше всего сохранилась среди южных славян, на Балканском полуострове, где стала исчезать сравнительно недавно, лет 80 — 100 назад.

III. Общинный быт. На этой стадии возникает семья, как мы понимаем ее теперь: отец, мать и их дети. У этой семьи свои личные (семейные) интересы, свои права по отношению к другим семьям, свой дом. Союз таких семей, живущих одна подле другой, образует территориальную общину: у нее общая земля, члены ее несут круговую поруку, взрослые члены общины собираются на сходку (вече), которая и является решающей законодательною властью. Таким образом, кровная связь исчезла; ее заменил прозаический интерес материальной выгоды, экономической пользы, совместной защиты против общего врага. Разрастаясь, община превращается в волость, погост, а союз таких волостей образует жупу, племя со своим жупаном, князем.

2) Быт русских племен в середине IX века

Таким общинным бытом жила русская народность в середине IX века. К этому времени она уже осела на постоянных местах, достигла известной степени культуры, жила не только на пашне или в лесах, занимаясь там земледелием, звероловством, рыбным промыслом, лесным пчеловодством, но и городами, где вела оживленную торговлю. Особенно это надо сказать про южную часть населения (Киевское Приднепровье). К этому времени русские племена уже успели пройти первоначальную стадию строго-родового быта, когда люди группируются в союзы исключительно по родству крови, по происхождению от одного общего всем родоначальника: к середине IX века родовые устои общежития уже пошатнулись, хотя и не исчезли вполне, сохранившись в задруге, но и та уже глохла — преобладающей формой общежития стала община, управляемая общим народным собранием — вечем, с общим племенным старейшиной — князем (древлянский князь Мал)*.

______________________

* См. Приложения. № 5: "Каким бытом жили русские племена в середине IX века?".

______________________

3) Распределение труда. Общественные классы

К середине IX века среди населения уже можно проследить распределение занятий, труда; успели возникнуть и общественные классы:

1. Занятия: земледелие, промыслы, торговля. Промыслы развились преимущественно на севере (звериный, рыбный; охота на птиц, разведение пчел), так как болота и леса не особенно манили здесь пахаря. Такие продукты, как мед, воск, шкуры, меха свозились в большие торговые центры; главным из них был Киев. Отсюда часть товаров шла в Византию, непременно караванами и притом под военной охраной. Кроме Византии заграничная торговля велась также и с Востоком (Кавказ, Прикаспийские страны).

2. Общественные классы. Торговля, обработка земли и промыслы, управление и охрана страны создали общественные классы: сельский (земледельческо-промысловый), военный, купеческий (скупка товаров; вывозная и ввозная торговля оптом) и мелких промышленников-торговцев (розничная торговля).

II. Основание Русского государства

I. Норманны-варяги

Русское государство, говорят, основали варяги. Долго спорили о их происхождении: одни утверждали, что варяги были славяне с южных берегов Балтийского моря; другие видели в них людей германского племени, пришедших из Скандинавии или Ютландии, где жили так называемые норманны. В науке, в настоящее время, последнее мнение более или менее преобладает.

Гонимые материальной нуждою, влекомые жаждою подвигов, удальством и мыслью о легкой наживе, норманны легко снимались с места, без особого труда покидали свою скудно одаренную родину и совершали, начиная с IX века, набеги то на Британию, то на Францию, доходили до Сицилии, Южной Италии; они снаряжали целые флотилии двухпарусных лодок и грабили не одно морское побережье, продвигаясь внутрь страны, вверх по глубоким рекам, повсюду вносили ужас и разорение. За краткий период сорока лет (840-880) от их набегов жестоко пострадали Гамбург, Кельн, Бонн, Аахен, Кобленц, Трир, Руан, Реймс, Тур, Орлеан, Бордо, Тулуза, Севилья, итальянская Пиза. Париж норманны держали в осаде за это время два раза. Панический страх охватывал население при одном известии о приближении этих удалых берсеркеров, не знавших пощады морских пиратов. "De furore Normannorum libera nos, Domine" "От ярости норманнской избави нас, Господи" — такая молитва сложилась на Западе в эти тяжелые годины грубой силы и бесправия.

В свои набеги норманны обыкновенно отправлялись сравнительно небольшими дружинами (отрядами) и, вернувшись домой, могли быть уверены, что найдут на старом месте и дом свой, и сородичей. В этом было их отличие от других германских племен: вест- и остготы, франки, бургунды, снимаясь со старого селища, переселялись на новые места всем племенем: с женами, детьми, с домашним скарбом, со всеми стадами скота и табунами лошадей; после их ухода оставалось "пустое место", которое могли занять другие племена. Часть норманнов ходила на Запад и известна там под этим именем*; другие выбирали Восток — этих обыкновенно звали (в Византии) Bαραγγoι — варяги, т.е. наемники, солдаты, принятые на службу**.

______________________

* Normen — северные люди: таковыми были они для жителей Средней и Южной Европы.
** Из сочинений Константина Багрянородного мы знаем, что "Русь играла довольно важную роль в византийской морской службе: в критском походе 902 г. участвовала русская эскадра с 700 человек экипажа; в итальянском походе 936 г. упоминается 415 русских; в другом критском походе 949 г. участвовало 9 русских судов и на них было экипажа 629 человек. Независимо от того, Русь служила в императорской гвардии" (Успенский).

______________________

2. Норманны в бассейне Волги

На равнине Восточной Европы, в пределах будущей России, норманны впервые появились в конце VIII века (ок. 800 г.). Одновременно грабители-насильники и торговцы, они через озеро Ильмень пробирались по его притокам до Волги и спускались на своих ладьях по этой многоводной реке, посещая земли болгар, буртасов и хазар — незадолго перед тем основанный Хазарский каганат. Хазары дорожили обменом товаров с далеким Западом и не только охотно принимали норманнских купцов у себя дома, в Итиле, но и сами выезжали к ним навстречу, привозя в Болгарию произведения мусульманского Востока. Дальше на север, впрочем, проникать они не решались.

Оживленные сношения норманнов с Поволжьем тянутся через весь IX век. Об их интенсивности можно судить по количеству арабских монет (до 40 000), найденных в разных местах Швеции, иногда целыми кладами; они попадали туда или как плата за вымененный товар, или как награбленная добыча, привезенная домой после удачного набега.

Большие расстояния, отделявшие Швецию от Болгарии и Хазарии, необеспеченность пути, растянутого на многие сотни верст, при несомненной выгоде торговых сношений с этими отдаленными странами, побуждали норманнов держаться поближе к Поволжью. На берегах озера Ильмень они основали большую колонию, силою подчинив себе местное население: летописных словен, кривичей, чудь и даже мерю, жившую много дальше на восток*. Прочно осев здесь, норманны сделались хозяевами Великого Водного пути, могли держать под своим контролем проезд на Волгу и в то же время поддерживать связь с родиной, чему способствовало также основание, на полдороге в Швецию, укрепленно го города Альдаген**. Это полуразбойничье гнездо проявляло, однако, некоторый уклон к торговле; у него мы видим первые зачатки государственности; их царек носил титул Хагана — по всей вероятности, под влиянием частых сношений с хазарами.

______________________

* Остается спорным, где, собственно, был центр этой Ильменской колонии: на истоках ли реки Волхова, близ нынешнего Новгорода, как думают одни (Арнэ), или южнее, у Старой Руссы, как полагают другие (Шахматов). Весь этот край у скандинавов издавна известен был под именем Гардарикии (Gardariki, "страна городов"). Главными поселениями здесь были Альдаген, близ устья Волхова (на месте нынешней Старой Ладоги) и Холмгард (Holmgardr, "островной город"), недалеко от славянского Новгорода (Нидерле).
** См. предыдущее примечание.

______________________

У финнов ильменские норманны стали известны под именем Руссов, Руси (Ruotsi); вероятно, от них это имя перешло и к арабам (Rus).

3. Норманны в бассейне Днепра

Задолго до того, как Волжский путь закрылся и потерял свое значение для норманнов, они появились на другом водном пути — на Днепровском. Путь этот, вообще, не мог долго оставаться неизвестным и неиспользованным для удалых выходцев из-за моря. Две дороги вели скандинавских викингов на восток: одна — северная: Невою и Ладогой; тут, на берегах Ильменя, как мы видели, они образовали "Ильменский каганат", другая — южная: вверх по Западной Двине; тут, в верховьях этой реки, они тоже основывают военную колонию, впоследствии выросшую в целое княжество (Полоцкое) с князем Рогволодом во главе.

Днепровский путь обладал гораздо большими преимуществами, чем Волжский, открывая и торговцу, и завоевателю перспективы гораздо более широкие и заманчивые. Помимо того, что он, так же, как и тот, вел в теплые страны, но: 1) был значительно ближе; 2) являлся путем "из Варяг в Греки" — вел в богатую Византию, страну с высокой культурой, где, помимо грабежа и торговли, воинственный берсеркер находил себе заработок и пропитание в работе, которая была ему всегда по душе: поступая к грекам на военную службу; и, наконец, 3) Днепровский путь лежал через земли, хотя и готовые воспринять государственность, но еще не воспринявшие ее. На Волге, при наличии двух государств, Болгарского и Хазарского, норманны должны были довольствоваться положением временных гостей; стать хозяевами там они не могли; племена же, осевшие в бассейне Днепра, жили, подобно Ильменским славянам, разрозненно и такого сопротивления, как в Болгарии и Хазарии, оказать не могли; местные князьки, вроде древлянского Мала, в сущности были простыми племенными старейшинами. Здесь легче было не только обзавестись новым прочным гнездом, но и завладеть всею дорогою и даже перенести старое гнездо, с озера Ильменя или берегов Двины, на самый Днепр.

Все дело сводилось к тому — кто из норманнов перебьет дорогу и захватит первым Днепровский путь: ильменские или полоцкие. Дорогу перебила Ильменская Русь. Впрочем, это одна догадка: возможно, что в середине IX в. Полоцкая колония была еще слишком слаба, чтобы думать о соперничестве, — в таком случае ильменцам вообще нечего было перебивать: на своем пути серьезной помехи они не встретили.

В Византии и на Западе Ильменская Русь впервые стала известна в 839 году, когда к греческому императору Феофилу от нее приходили послы с предложением дружественного союза. А спустя после того какой-нибудь десяток лет, много-много полтора, Аскольд и Дир появляются в Киеве, овладевают им (ок. 850 — 855 гг.) и в 860 году совершают свой набег на Царьград — первое отмеченное историей вооруженное нападение Руси на греков.

Откуда пришли в Киев Аскольд и Дир, были ли они выходцами из Ильменской колонии и покинули ее, не поладив с товарищами, как это можно предполагать, если руководиться летописью, или это были пионеры, посланные самой колонией, — судить трудно за отсутствием точных данных. Одно можно утверждать с большей или меньшей вероятностью: если Аскольд и Дир пришли сюда как насильники-грабители, если и поход свой на Царьград они предприняли в тех же целях, то здесь, на Днепре, они нашли обстановку, которая властно побуждала их вынутый меч использовать не во вред местному населению, а на пользу, так как интересы Киева и их собственные оказались далеко не столь противоречивы, как это, может быть, представлялось им на первых порах.

На среднем Днепре склад жизни значительно разнился от того, какой еще держался в Ильменской полосе славянских поселений. Здесь он уже перерос его. Там, на севере, в краю болотистом и лесистом, словене и кривичи, подобно своим соседям-финнам, продолжали еще жить племенным бытом, добывая себе средства к существованию рыбным и звериным промыслом; на юге же, по среднему Днепру и его притокам, у полян и соседних с ними племен, под влиянием вековой культуры*, племенной быт уже пошатнулся: выросло значение города и волости, тянущейся к своему городу; возникли общественные классы: воинов, купцов, селян-земледельцев, завязались торговые сношения с Византиею, — словом, уже были налицо все данные для образования государства. Недоставало только фермента, чтобы скрепить и претворить эти элементы в такое государство. Таким ферментом и явились пришельцы с севера.

______________________

* Юг нынешней России в течение XV — XVI веков (VII в. до P. X-IX в. по P. X.) знал скифов, сарматов, греков с их колониями, римлян, готов, Византию (их колонии в Крыму), хазар, самое культурное из тюркских племен.

______________________

Вот почему, если там норманны ограничивались одними набегами, насилием да собиранием дани, а с самим населением не смешивались, в обиход его жизни не вступали, то здесь, на более культурном юге, они выступают как положительный элемент, деятельными участниками в местной жизни, в роли правителей и защитников страны. Первые же шаги их в Киеве ознаменованы большим культурным делом: Аскольд и Дир освободили полян от обязанности платить дань хазарам и тем положили начало их самостоятельному политическому существованию.

Действовать в указанном направлении побуждали их еще и другие мотивы. Слишком далеко лежал Киев от Швеции; норманнской дружине трудно было отсюда поддерживать сношения с родиной, пополнять убыль соратников и находить у нее в критические минуты необходимую помощь. Маленькая кучка среди враждебного населения, она очутилась здесь отрезанною от своего мира. Для простого набега, для временного пребывания в чужой стране ее еще хватало, но не более. Требовалось поэтому наладить свои отношения так, чтобы стало возможным мирное сожитие. Аскольд и Дир так и поступили. С их появлением на Днепре, под влиянием их управления, племенной быт полян и северян теряет всякую устойчивость и племенные интересы отходят на задний план, уступая место интересам политическим, государственным.

4. Ильменские и Киевские норманны. Борьба за власть

С появлением Аскольда и Дира в Киеве на водном пути "из Варяг в Греки" оказалось два норманнских гнезда, оба на славянской земле, среди славянского населения. Несмотря на значительное расстояние, отделявшее ильменских норманнов от киевских, мирно ужиться и не враждовать они не могли. Обеспечение свободного прохода в Швецию и общение с тамошними сородичами становилось для киевских пришельцев жизненной задачей; между тем обе дороги туда, на Волхов (Новгород) и на Двину (Полоцк), всегда могли закрыться для них. С другой стороны, открывшийся в Византию путь обещал столько соблазнительного и заманчивого, что Ильменская Русь, в свою очередь, не могла спокойно оставлять его в чужих руках.

Столкновение, таким образом, становилось неизбежным. Кому здесь принадлежал почин — наука решающего ответа еще не дала, да едва ли когда даст. Возможно, что известную роль сыграл здесь происшедший в то время на севере переворот, о котором до нас дошли, к сожалению, одни лишь легенды.

Ильменские словене и кривичи, вместе с чудью и мерью, свергли чужеземное иго и прогнали норманнов обратно за море. Но вслед за тем у них настали раздоры... Тщетно старались они восстановить нарушенный мир и порядок. Тогда, по совету мудрого старца, они отправили послов к варягам, к Руси, звать оттуда князей. Послы явились в землю варягов и сказали им: "Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет; придите княжить и владеть нами"*. На зов откликнулись три брата и, действительно, пришли со своими родичами и дружиной и сели: Рюрик в Ладоге (Альдаген), откуда потом перешел в Новгород; другой, Синеус, на Белоозере; третий, Трувор, в Изборске. Через два года младшие братья умерли, и всей землею стал править Рюрик.

______________________

* Сравните, что говорили бритты, призывая к себе в V веке на помощь Гентиста и Горсу, вождей антло-саксонских дружин: Optimi, inquiunt (legati), Saxoni, miseri Bretti crebris hostium incursionibus fatigati et admodum contriti, miserunt nos ad vos. Terram latam et spatiosum et omnium rerum copia refertam vestrae mandant ditions parere (Видукинд. Res gestae Saxonicae; хроника X века).

______________________

Такова сказка; но в ней мало сказочного; она больше похожа на правду. Ум русского человека, при написании первой страницы истории, не создал ни волчиц, питающих своими сосцами братьев-близнецов, ни минотавров — странных, небывалого вида существ. Русская легенда выросла на почве фактов весьма правдоподобных. Эту "сказку-легенду" позволительно так объяснить: Уход аскольдовой дружины ослабил северную (Ильменскую) Русь; этим воспользовалось местное население и сбросило чужеземное иго. Освобождение, однако, не избавило ильменских славян от раздоров в собственной среде. К тому же им грозила опасность со стороны Киева. Положение Аскольда (или кого бы там ни было на его месте) не было еще достаточно прочным; ильменские славяне могли отрезать ему свободное общение с родною Швецией, и он должен был принять против этого меры — конечно, враждебные, насильственные. Эти два обстоятельства — домашние распри и расхождение с теми, кто в данную минуту хозяйничал в Киеве, — и вызвали необходимость в "призвании варягов".

Изгнание поработителей и призыв Рюрика всколыхнули северославянский мир. И здесь, подобно югу, племенной быт оказался уже отжившим и должен был уступить место иному, государственному. Рюрик и заложил первый камень в фундамент нового здания*. Прежние варяги (Русь) были здесь простыми насильниками, у этих — появились общие интересы с местным населением. Эта самая общность интересов еще сильнее выявила противоречие интересов Севера и Юга, — противоречие и без того довольно сильное. Север тянулся к плодородному Югу за хлебом, которого в достаточном количестве не давал ему болотистый и лесистый Ильменский край; Юг же, со своей стороны, тянулся на север, чтобы не очутиться в положении маленького островка, затерянного среди океана чуждой славянской стихии. Север (Олег) двинулся на юг, овладел Киевом (убийство Аскольда и Дира) и перенес на берега Днепра свой политический центр.

______________________

* Первый русский князь Рюрик — основоположник русского государственного здания: "от него все пошло"; "он — первая страница русской истории". Это Тезей афинян, Ромул римлян, Пржемысл чехов, Пяст поляков, Хлодвиг франков.

______________________

Олег занял место Аскольда и Дира не с тем, чтобы разрушить их дело, а, наоборот, чтобы дальше вести его в том же направлении. Он возводит пограничные укрепления для защиты от внешних врагов, и в походе на греков, собирая племена под общим стягом, объединяет их общими интересами, подготовляя своим преемникам созидательную работу превращения разрозненных дотоле единиц в одно целое. На историческую сцену выступает русский народ, и для него начинается история.

5. Варяги-Русь, и Русь-страна

Варяги явились не только ферментом, который скрепил разрозненные племена и сплотил их в одно государство, — они и самой стране, куда пришли, дали свое имя — Русь.

1. Летописец прямо говорит: "и от тех варяг прозвашася Русская земля".

2. Славяне и Русь, по представлению того же летописца, одно и то же: "А словенеск язык и рускый один".

3. Разноплеменное войско Олега, отправившееся с ним на греков, — варяги, словене, чудь, кривичи, меря, поляне, северяне, древляне, радимичи, хорваты, дулебы, тиверцы — летопись объединяет одним именем — Русь.

4. Наконец, сами греки заключают договор с Русью.

Русью (Ruotsi) называли варягов финны; от них наименование это усвоили и славяне, причем название людей перенесено было потом на страну, на землю, куда они пришли и где осели. Таким образом, следует строго различать Русь — страну и Русь — людей: страна была славянская, люди — норманны, германского происхождения.

______________________

* См. Приложения. № 6: "Как зародилось Русское государство".

______________________

История знает не один пример того, как имя чужой народности усваивалось страною, в которой эта народность появлялась, сливаясь с местным населением: славянская Болгария заимствовала свое имя от тюркских болгар; галло-романская Франция (Jsle de France, с центром — Парижем) — от германских франков; французская Нормандия — от скандинавских норманнов; иберо-романская Андалузия — от германских вандалов. Галло-романы и дунайские славяне слились с пришельцами, поглотили их, впитали в себя, но усвоили их имя; и хотя вандалы сравнительно скоро покинули Андалузию, все же они оставили там свое имя.

Все земли, тяготевшие к Киеву, как к своему центру (а таковыми были все земли, населенные восточнославянскими племенами), войдя в орбиту Русской земли, стали обозначаться, как составные части этой земли, и тоже стали русскими землями. Иначе Андалузия и Нормандия: для Испании и Франции они никогда не были центрами и передать своего имени другим, хотя бы и родственным, областям не могли*.

______________________

* См. Приложения. №№ 7 и 8: "Происхождение имени Русь" и "Славянская Русь на побережье Черного и Азовского морей".

______________________

Здесь надо искать объяснения, почему имена рек, гор и урочищ, равно как и имена местных людей — чисто славянского корня: Волхов, Ловать, Днепр, Десна, Новгород, Смоленск, Чернигов, Киев, Любеч, Переяславль, Боричев Увоз, Щековица, Хоривица, Кий, Щек, Хорив, — имена же первых князей и послов "от рода Русскаго", перечисленных в договорах Олега и Игоря с греками, наоборот, чисто скандинавского происхождения:

Князья: Рюрик — Hrorekr; Синеус — Signiutr; Трувор — Thorvadr; Олег — Helgi; Игорь — Jngvarr; Аскольд — Hdskuldr; Дир — Dyri.

Послы: Карл, Инегелд, Фарлоф, Веремуд, Рулав, Фост. Шихберн, Турберн, Шибрид, Турбид, Фурстен и проч.

Здесь также объяснение и названиям Днепровских порогов. В своем сочинении "Об управлении Византийской империей" император Константин Багрянородный, рассказывая о том, как торговые караваны, направлявшиеся из Киева в Византию, должны были обходить опасные пороги на Днепре, приводит название этих порогов на двух языках; и действительно, обозначенные "по-славянски" — вполне славянского корня: Островунипраг, Неясыть, Вулнипраг, Веручи, Напрези; а те, что обозначены "по-русски", сразу выдают свое скандинавское происхождение: Ульборси, Айфар, Варуфорос, Леанти, Струвун*.

______________________

* Всех порогов Константин Багрянородный насчитывает не пять, а семь; остальные два: Есупи и Геландри имели общее название и "по-русски" и "по-славянски".

______________________

6. Деятельность первых князей. Что положительного внесли они в русскую жизнь

1. Рюрик.......... 862-879

2. Олег .......... 879-912

3. Игорь.......... 912-945

4. Ольга.......... 945-957

5. Святослав........ 957 — 972

6. Ярополк......... 972-980

7. Владимир Великий.......... 980-1015

8. Святополк Окаянный.......... 1015-1019

9. Ярослав Мудрый..........1019-1054

В русской жизни варяги сыграли роль фермента: дрожжи заквасили муку и дали взойти тесту. Мы видели, что начатки гражданственности до варягов уже существовали; отсутствовал лишь тот импульс, который заронил бы в сознание людей желание и потребность объединить отдельные воли для общего дела. Эта задача и выпала на долю варягов. Они положили начало политическому воспитанию русских племен, прививая им сознание, что, живя друг подле друга, по сходным обычаям, говоря одним языком, они и действовать должны сообща, иметь одно общее дело, в силу самой общности своих интересов; что, сплотившись воедино, вместо прежней жизни вразброд, они легче удовлетворят своим потребностям, а главное, вернее охранят себя от вторжения и насилия соседей-врагов. Эту мысль о политическом единстве позже станет вкоренять в сознание русских людей особенно православная Церковь, но первый шаг в этом направлении сделан был первыми русскими князьями, и в этом их главное значение. Они, можно сказать, заложили первый камень в том фундаменте, на котором позже стал строиться весь наш государственный порядок и общественный быт.

Эту важную работу первые князья проделали трояким путем: 1) объединением племен; 2) борьбою со Степью и 3) сношениями с Византией.

1) Объединение племен

Насильственно или мирно, князья вводили в покоренных областях* свое управление, набирали там себе войско, собирали дань, творили суд и расправу на основе справедливости, порядка и законности, привлекали население к участию в своих походах**, — вообще, закладывали начало гражданского правопорядка и вводили разрозненные до тех пор племена в орбиту общей жизни****. Два столетия спустя, после Рюрика, объединение племен можно считать законченным: о племенах уже нет более речи — их заменили области: Полоцкая, Смоленская, Черниговская, Киевская, Туровская, Волынская и т.д.

______________________

* Подчинились княжеской власти: новгородские словене и кривичи — при Рюрике; поляне, древляне, северяне, радимичи — при Олеге; вторично древляне — при Игоре и Ольге; вятичи — при Святославе; вторично вятичи и радимичи (отпавшие было) — при Владимире Великом. Кроме того, Олег пытался покорить тиверцев и уличей; Владимир — хорватов.
** В походах Олега принимали участие, кроме подчинившихся племен, также хорваты, дулебы, тиверцы и финские меря и весь; в походах Игоря — тиверцы.
*** Месть Ольги древлянам за смерть мужа, в конечном результате, служит тому же делу. См. Приложения. № 9: "Первоисточник сказаний о смерти Олега и мести Ольги древлянам (скандинавский или славянский?)".

______________________

Объединение, особенно некоторых племен, совершалось, несомненно, путем большого насилия: древляне, вятичи, радимичи не сразу подчинились княжеской власти; их приходилось "примучивать" неоднократно. Тем не менее, такое объединение существенно отличается от того способа, каким заложен был новый государственный порядок в Западной Европе. Там целое племя овладевало территорией, захватывало власть, присваивало себе земельные богатства и, поработив туземное население, лишив его прав и свободы, становилось в положение особого привилегированного класса победителей, причем новая аристократия обыкновенно резко отграничивала себя законами и правами от побежденных. Там люди, совершенно чужие, притом же стоявшие на значительно более низкой ступени культуры, внедрялись в страну и "примучивали" население, обладавшее формами уже высокой гражданственности. Вследствие этого на Западе возникли своего рода два отдельных мира, враждебных и противоположных, и лишь с течением времени, путем долгого и болезненного процесса, они, наконец, слились в единое общество с общими интересами и целями.

Такого завоевания и захвата чужого, такой аннексии, как выразились бы в наше время, отнюдь не было на Руси прежде всего потому, что здесь некому было завоевывать в западноевропейском смысле: варяжский элемент — это дрожжи — лишь скрепил русские племена и не замедлил растаять в том тесте, которое он поднял; недаром уже внук Рюрика, Святослав, носит чисто славянское имя.

Вообще там, где пришельцы являются ничтожною горсточкою, они неизбежно распыляются в массе туземного населения. Аналогичный пример дают нам волжские болгары, совершенно потерявшие свои этнографические особенности с переходом в славянскую Придунайскую равнину; или норманны, принявшие в Нормандии язык и культуру побежденных французов и оставившие здесь по себе воспоминание лишь в названии завоеванной ими области.

Объединение русских племен первыми князьями, по существу, не столько завоевание, сколько простое выяснение, в каких этнографических границах предстояло в дальнейшем действовать и проявляться княжеской власти. Лишь на крайнем западе, там, где лежали так называемые Червенские города*, эта граница оказалась спорною. Борьба из-за них с поляками** положила начало той печальной и пагубной распре, которая потом, в течение длинного ряда веков, вплоть до наших дней, разъединяла и продолжает еще разъединять два братских славянских народа.

______________________

* Перемышль и Червень; по имени города Червеня (более не существующего) и сама область получила название Червонной Руси. Это юг бывшей Русской Польши и центральная часть нынешней Галиции.
** 981 г.: Владимир Великий захватил Червенские города; 1017 г.: Болеслав Храбрый, король польский, вернул их обратно; 1031 г.: Ярослав Мудрый, завоевав, вторично ввел их в состав русских земель; 1069 г.: Болеслав Смелый, другой польский король, снова вернул их Польше; лет 10 — 15 спустя, однако, Червенские города в третий раз попали в русские руки.

______________________

2) Борьба со Степью (оборона страны от внешних врагов)

Не менее важная роль выпала на долю первых князей в борьбе со Степью. Так как южная граница Русской земли непосредственно соприкасалась с широкой степной полосой, упиравшейся в Азовское и Черное моря, и так как по этой полосе, как мы знаем, постоянно, точно волна за волной, разрушительным потоком разливались полудикие племена и кочевые народы, стремясь прорваться возможно дальше на запад, то первой обязанностью русских князей, естественно, являлась оборона границ. И они, действительно, обороняют их, стоят там на страже, укрепляя, строя города (Олег, Владимир Великий)*. С Игоря начинается и почти без перерыва тянется борьба с печенегами; походы Святослава на хазар, ясов и касогов имели, несомненно, ту же цель: обеспечить население Русской земли от враждебных действий степных народцев.

______________________

* Древний русский город не есть город в современном значении слова: это был "замок", "крепостца", "укрепление", от слова городить, огораживать, т.е. окружать поселение, ставить кругом стены, обыкновенно деревянные, откуда старинное выражение: "рубить город". Своею огороженностью (и предназначением) город отличался от села, деревни — поселений не защищенных, открытых, не огороженных, хотя тоже из деревянных построек.

______________________

Примечание. Что в этом отношении деятельность первых князей отвечала настоятельным требованиям века и что борьба со Степью, действительно, близко затрагивала самые жизненные интересы населения, доказывают легенды и сказания полусказочного характера, сложившиеся на почве этой борьбы. Таков рассказ о единоборстве русского юноши Яна Усмошвеца с печенежским великаном (Усмошвец переял славу у печенега, и Владимир Великий, в память этого радостного события, построил на месте поединка город Переяславль, к югу от Киева); или аналогичный рассказ о поединке князя Мстислава Тмутараканского с касохским князем Редедею. Летопись с явным сочувствием заносит легендарную повесть о хитрости, к какой прибегли осажденные и терпевшие от голода жители города Белгорода: с целью обмануть печенегов и вселить в них убеждение в обилии имеющихся в городе жизненных припасов, они, из последних остатков, наполнили два колодца: один медвяною сотою, другой киселем и показали их печенегам; те, потеряв надежду на скорую сдачу, сняли осаду и отступили от Белгорода.

Впрочем, внимание к Востоку киевские князья уделяли не по одним только соображениям военного характера: они старались завязать с ним и торговые связи; однако развить и укрепить их Киевской Руси не удалось*.

______________________

* См. Приложения. № 10: "Походы Святослава на Восток".

______________________

3) Культурные сношения с Византией

Тяготение к Греции, к югу, не явилось ни случайностью, ни капризом: оно сложилось само собой и существовало искони, еще с той поры, когда о русском народе и помину не было. Мощный Днепр нес свои воды на юг, по направлению к Византии, а мы уже знаем, что куда реки текут, туда течет, направляется и народная жизнь: реки не только земные жилы, не только русла для стока воды — это также этнографические артерии. Подобно тому, как некогда река Нил привела древних египтян к Средиземному морю и поставила их в соприкосновение с Древней Грецией, а германские реки указали немецкому народу дорогу к морям Северному и Балтийскому; подобно тому как на наших глазах Австрийская империя оказывала сильное экономическое и политическое давление на южно-балканские государства потому что сербский и румыно-болгарский Дунай является простым продолжением Дуная австро-венгерского; точно так же и Днепр властно вел осевшее на его берегах население к Черному морю, а оттуда в Греческую империю*.

______________________

* Чем привлекала к себе обитателей полуварварского севера столица Византийской империи? Их влекли туда: пышные постройки, диковинки разного рода (цирковые представления, невиданные, богато украшенные церкви, храм святой Софии, водопроводы, бани, укрепления города: стена Феодосия II, шедшая от Черного моря до Мраморного); жизнь в роскоши и неге, изысканные яства и вина, возможность легкой наживы (грабеж, денежный откуп, увод пленников, дорогие ткани, золотые украшения). Эпоха Македонской династии (867 — 1081) — время расцвета могущества и блеска империи.

______________________

Таков основной смысл и значение походов Олега, Игоря, Святослава, Владимира, Ярослава. Торговые договоры* устанавливали прочные и постоянные нормы отношений между русскими и греками, ставили молодой народ, при самом вступлении его на историческое поприще, лицом к лицу со старой, богатой духовными и материальными силами, цивилизацией. В этом историческое значение как договоров, так и самих походов на Византию.

Примечание. Рассказы об этих походах дошли до нас, окутанные сказочной дымкою — лучшее доказательство того, что события, переданные в них, произвели глубокое впечатление на современников, не остались для них делом безразличным, но непосредственно и близко затронули их жизнь и интересы. Олег собирает 2000 громадных морских лодок, сажает на каждую по 40 воинов и плывет к Константинополю, опустошает его окрестности и захватывает богатую добычу. Греки разбиты, обложены данью, а Олег, в знак победы, прибивает свой щит ко вратам Царьграда. Конечно, это легенда, народная сказка; но в то же время это первая страница той книги, которую русский народ будет писать в течение всех десяти веков своего политического существования и имя которой: "Проливы и свободный проход из Черного моря в Средиземное".

______________________

* См. Приложения. № 11: "О достоверности договоров русских с греками X века" .

______________________

Торговля вообще и в частности с Византией велась еще до появления первых князей; теперь она стала значительно интенсивней. Русские купцы в Царьграде становятся обычным явлением, и князья берут на себя трудную задачу обеспечить им правильный и постоянный обмен товарами. Напрасно думать, будто походы князей в Византию были пиратскими набегами в целях легкой наживы: войны с греками должны были силою оружия обеспечить русским торговым людям то положение на византийском рынке, какого они там домогались. Если надежда на богатую наживу и побуждала многих бездомных варягов-удальцов охотно стекаться под знамена русских князей; если и сами князья еще не сразу забыли свое варяжское прошлое, тем не менее простая сила вещей на первых же порах значительно расширила задачи их деятельности, заставив личный интерес уступить место пользе общественной и выдвинуть на первый план упорядочение экономических интересов богатого торгового класса, создание выгодных торговых сношений для всего населения*. Логическим выводом из сказанного явились договоры, заключенные с греками**, военная охрана торговых караванов, особенно необходимая у Днепровских порогов и близ устьев Дуная, где там и тут им постоянно грозили поджидавшие их печенеги.

______________________

* Нельзя было считать нормальным явлением необходимость мирному торговцу обслуживать свое ремесло еще и в качестве воина. Между тем в то неспокойное время купцу нельзя было пускаться в далекий путь на мирном положении, совсем без оружия и охраны: соблазн захватить его товары был достаточно силен у тех, у кого право "держалось на острие меча". Вот почему Олег, спустившись со своими воинами в ладьях к Киеву, мог легко заманить Аскольда и Дира, пригласив их осмотреть его "товары": сочетание "воина" и "купца" в одном лице не представляло собою в ту пору чего-либо необычайного и вызвать подозрения не могло.
** До нас дошли лишь договоры Олега, Игоря и, неполный, Святослава.

______________________

Знакомство с Византией обусловило не один только рост торговых сношений — князья принесли оттуда еще и новую веру. О введении христианства на Руси скажем далее особо.

7. Святослав и Владимир. Опорные пункты на пути в Византию

Потребность в опорных пунктах на пути в Византию современниками хорошо сознавалась, и лучшим тому доказательством служит деятельность Святослава и Владимира Великого. Удаленность Византии от Киева ставила сношения с нею в зависимость от всякого рода случайностей. На протяжении длинного и опасного плавания русские ладьи нуждались в таких опорных пунктах-станциях, где они могли бы передохнуть в пути, а главное, в случае надобности, найти убежище и защиту или пополнение своих сил. Разве Англия по дороге в Индию не сочла нужным обзавестись Гибралтаром, Мальтой, Египтом, Аденом? Разве полезно было для дела, что Владивосток, вообще, русские берега Тихого океана никогда не были связаны с русскими берегами в европейских водах ни единой собственной промежуточной гаванью, ни одним русским портом?

Память народная наделила Святослава чертами богатыря, который проводит свою жизнь в вечных войнах и неустанных походах; он живет в суровой обстановке, свои походы совершает налегке: без обоза, без шатров. Конский потник и седло в головах составляли его ложе; зверина или говядина, испеченная на угольях, — его пищу. Стремительно, подобно барсу, кидался он на врага и, точно сознательно желая увеличить препятствия, заранее извещал о своем приходе, посылая сказать: "Иду на вас"*. В описании русской летописи Святослав напоминает тех норманнских викингов, для которых война, пролитая кровь, зарево пожаров составляли смысл, цель и поэзию самой жизни. В действительности же, однако, народное воображение охватило лишь внешние черты; для него остался непонятным скрытый смысл Святославовых походов.

Примечание. В сущности, тот же облик сурового воина рисует нам и византийский писатель Лев Диакон, описывая свидание русского князя с императором Иоанном Цимисхием, состоявшееся на берегу Дуная по заключении между ними мира: мускулистый, широкоплечий, он носил короткую бороду и длинные усы; с выбритой головы спускался на бок локон волос (чуб) — признак знатного происхождения; в одном ухе висела золотая серьга с рубином и двумя жемчужинами. В одежде он отличался от своих воинов разве только большею чистотою. Сурово и мрачно глядел Святослав вокруг. Он отплыл с левого берега Дуная в лодке и, наравне с остальными, действовал веслом; на противоположном берегу его поджидал Цимисхий верхом на коне, в дорогом убранстве, с пышною свитою. Не выходя из лодки, Святослав через переводчика обменялся с императором несколькими фразами и вернулся обратно.

______________________

* Захватить самый город русским воинам было бы не по силам. Константинополь был недоступен ни с моря — вход в Боспор замыкался железными цепями; ни с суши — стена гигантских размеров, воздвигнутая императором Феодосием II (ум. 450 г.) и сохранившаяся еще и поныне, опоясывала город, одним концом упираясь в Черное, другим в Мраморное море: о нее неоднократно разбивались вражеские полчища не только варяго-руссов.

______________________

Ранние походы на Византию до Святослава напоминают скорее удалые набеги, чем правильно поставленные военные операции. Строили морские лодки, собирали воинов, подплывали к стенам греческой столицы, сжигали окрестности, брали богатый откуп, вынуждали греков на выгодный договор и возвращались обратно, нагруженные добычей. Но сам Константинополь был слишком удален от русского центра (Киева), чтобы даже крупный успех мог обещать победителям что-либо прочное и устойчивое. В минуту опасности греки готовы были идти на тяжелые жертвы, откупались от врага золотом и драгоценными тканями, подписывали договоры, определявшие юридическое положение русских, приезжавших в Грецию; но кто мог поручиться за прочность этих обязательств потом, когда русские ладьи вернутся обратно, и опасность пройдет? Нельзя же было из года в год производить такие набеги! Святослав первый из князей поставил себе целью добыть опорные пункты на длинном пути, что лежал от его столицы до столицы греков, понимая, что с более близкого расстояния ему легче грозить грекам и легче войти в соприкосновение с греческим культурным миром. В этих целях он задумал утвердиться на Нижнем Дунае, в земле болгар, и вел из-за него с греческим императором Иоанном Цимисхием упорную борьбу, красноречиво описанную византийскими историками (970 — 972).

Цимисхий разрушил планы Святослава* но, удайся они русскому князю, путь из Киева в Византию получил бы прочную точку опоры, а культурному воздействию Греции на полуварварский народ открылся бы более широкий доступ. Крупная историческая личность может все свои силы отдать на достижение эгоистических целей, но она умеет их совместить и неотделимо слить с благом общественным, что, собственно, и дает ей право на видное место в истории. Победы Александра Македонского не только удовлетворяли личную жажду подвигов и завоеваний, но содействовали также культурному общению азиатского Востока с европейским Западом, взаимному воздействию двух культур. Юлий Цезарь, завоевывая Галлию, готовил себе средства для предстоящей борьбы с Помпеем и, действительно, приготовил их: Галлия дала Цезарю возможность стать "первым" не только в "деревне", но и в "городе"; и если со смертью Цезаря умерло его личное дело, то осталась Галлия, навсегда введенная в орбиту мировой жизни.

______________________

* Святослав должен был отказаться от притязаний на Болгарию; однако ущерба интересам русских торговцев это не принесло: их товарам по-прежнему предоставлен был свободный доступ на греческие рынки. Ясно, что торговые сношения были обоюдно полезны и необходимы обеим враждовавшим сторонам.

______________________

Подобный же смысл, хоть и без соответственных результатов, имела и деятельность Святослава. Конечно, он прежде всего воин, человек меча; война была для него второю натурой; в мирной обстановке города Киева ему не сиделось спокойно. Всю жизнь он провел в войнах, завоевывая вятичей, воюя земли болгар и хазар на Волге и Доне; война, однако, не превратилась у него в ремесло, но стала орудием государственной пользы, что особенно ярко сказалось в его борьбе с Цимисхием. Судьба отнеслась к Святославу значительно суровее, чем к Александру и Цезарю, да и сам он, конечно, ни по личным качествам, ни по тем средствам, что находились в его распоряжении, не стоял на уровне с на званными великими деятелями древности; и все же это не простой искатель приключений, не бесшабашный рубака-берсеркер по норманнскому образцу: его место в ряду тех, кто вложил свою долю участия в трудное дело домостроительства Русской земли.

Неудача Святослава не остановила его преемников, но указала на необходимость поиска иных путей для сближения с Византией. Владимир оставил в покое Дунайскую Болгарию и обратил свое оружие на греческий город Херсонес в Тавриде. По своему положению последний действительно мог тоже послужить прекрасным опорным пунктом: он наполовину сокращал дорогу по совершенно открытому морю и значительно приближал зарождавшуюся Россию к Византии с ее ценными материальными и культурными богатствами. Удача сопутствовала ему; город был взят, но греки и на этот раз отвратили опасность, хотя уже не военною силою. Мир был заключен на условии, что царевна Анна, сестра императоров Василия и Константина, станет женою русского князя, а тот вернет Херсонес, как вено, т.е. как брачную плату за жену. Таким образом, цели военные и на этот раз не были достигнуты, зато последствия культурные — введение христианства в России — оказались необычайно громадными и, несомненно, возместили чисто военный ущерб, причиненный отказом от Кор-суни. К тому же удержать за собой надолго ни Херсонес, ни устье Дуная в ту пору все равно было бы невозможно: в Черноморских степях печенегов вскоре сменили половцы и надолго отрезали Южную Русь от берегов Черного моря, совершенно перегородив дорогу туда.

8. Киев, а не Новгород — центр деятельности первых русских князей

Из сказанного выше станет понятным, почему центр русской жизни оказался не в Новгороде, а в Киеве, хотя толчок к объединению и дан был первоначально Севером. Киев лежал почти в центре Греческого Водного пути, значительно ближе к главному торговому рынку — Византии, и к тому же близ устьев Десны и Припяти, двух рек, которые, в свою очередь, открывали удобные пути внутрь страны. Будучи расположен на границе Лесной и Степной полосы, Киев являлся удобным перевалочным местом для продуктов севера (лес, меха, мед, воск) и юга (скот, хлебное зерно). Он дальше всех был выдвинут к западу, в сторону Польши и Венгрии, что облегчало общение с этими землями. Все это делало Киев узлом торговых сношений. Как позже Петербург на окраине Московского государства, поближе к культурному Западу, заменил Москву и стал "окном в Европу", так и Киев, по сравнительной близости к Византии, был удобнее для поддержания с нею культурных сношений. Кроме того, близость Степи, откуда следовало постоянно ожидать нападений, превратила Киев в важный военный пункт: южная окраина государства требовала постоянного присутствия князя; из далекого Новгорода труднее было бы защищать Русскую землю от кочевников. Вообще, "кто владел Киевом, тот держал в своих руках ключ от главных ворот русской торговли" (Ключевский) и располагал главным военным оплотом против неспокойного степного юга*.

______________________

* См. Приложения. № 12: "Торговая ли деятельность Киева обусловила его политическое возвышение?".

______________________

III. Введение христианства

1. Проникновение христианства в Русскую землю

Христианство давно уже стучалось в языческую дверь России. Военные походы и торговые поездки в Византию обогатили русских людей в IX — X вв. не одними пленниками, заморскими диковинками и ценными тканями: они возвращались оттуда сами духовно плененными, под неизгладимым впечатлением высокой цивилизации тогдашней Византии — цивилизации, яркое выражение которой предстало перед русским варваром как в общественной и государственной жизни Ромейской империи, так и, в частности, в тех пышных, торжественных формах, в какие греческие императоры и греческие патриархи облекли христианскую религию. В греческой церкви во время богослужения пришелец с далекого Севера переносился в особый мир. Ярким образам, стройным напевам, строго выработанному обряду, где все пленяет и зрение, и слух, русский язычник мог противопоставить лишь бледные намеки на образы, лишь слабый зародыш правильного обряда. "Не знаешь — говорили те, кто побывал в греческом храме во время обедни — на небе ли ты или на земле: так хорошо! Не сумеешь и рассказать! Там сам Бог пребывает с людьми. Не забыть такой красоты! Всякий, однажды вкусивший сладкого, не захочет потом горького — так и тот, кто раз побывал в греческой церкви, не в силах долее оставаться язычником".

К тому времени, когда Владимир принял новую веру и крестил свой народ, христианство уже имело на Руси своих последователей и даже мучеников. Еще княгиня Ольга, бабка его, мать Святослава, отреклась от язычества. Среди варягов тоже были христиане, а в самом Киеве для них была построена церковь во имя св. Илии. Когда Игорь заключил с греками договор (944) и послы византийского императора прибыли в Киев, чтобы привести город и его дружину к присяге в исполнение принятых обязательств, то часть дружины, язычники, присягали Перуном, а другие, христиане, давали присягу особо, в вышеупомянутой церкви. Эта присяга в ту пору имела такое же значение, как в наше время подпись и печать на государственном акте — очевидно, христианство, как исповедание, было не только терпимо, но за ним готовы были признать права гражданства: исповедники его допускались к непосредственному участию в государственной жизни языческого Киева. Таким образом, почва для принятия нового вероучения была подготовлена, Владимиру оставалось лишь взять инициативу в свои руки. Противодействие языческая масса оказала слабое, и процесс обращения в христианство совершился по всей стране почти безболезненно.

Примечание. Женщина по общественному положению и по самой природе своей, существо более слабое, оказалась вообще восприимчивее мужчины к учению, проповедовавшему любовь и милость к слабым. Ольга своим авторитетом расчистила путь и обеспечила христианству его предстоящее торжество над язычеством. Таких "Ольг" история знает не одну. Таковыми были:
1. Клотильда, дочь бургундского короля, жена Хлодвига, короля франков V века. Она убедила своего мужа принять христианство и крестить свой народ.
2. Теоделинда лонгобардская, жена Агилюльфа, VI века. Она примирила лонгобардов-ариан с римской Церковью и убедила их принять православие.
3. Берта, дочь франкского короля, жена Этельберга, короля кентского, VI века. Убедила мужа принять христианство и крестить свой народ.
4. Св. Людмила, жена Боривоя чешского, бабка св. Вацлава, X века. Вместе со своим внуком она первая бросила прочные семена в чешскую народную почву.
5. Домбровка, дочь чешского князя Болеслава I, жена Мешка (Мечислава) польского, X века. Под ее влиянием Мешко принял христианство и стал вводить его среди поляков.
Русская Ольга жила в героический период русской истории, исторические лица и реальные факты которого доходят до нас, окутанные легендой, украшенные фантазией и вымыслом. Подобно Олегу, сыну своему Святославу, внуку Владимиру, Ольга, женщина, тоже богатырь. Ее мужа убили древляне, и она мстит им за смерть согласно требованиям морали того жестокого времени: кровью за кровь. Она поступила бы нечестно, если б не сожгла главный город древлян Искоростень; если бы не перебила безжалостно его жителей: это ее нравственный долг, и чем кровавее месть, тем с большим сочувствием отнесется к ней народная память. С принятием христианства энергия Ольги-язычницы не угасла: та же преданность идее, та же ревность и сила воли. Эта воля, это горение духа; глаза, полные суровой, можно сказать, дикой энергии, сохранившей свою первобытную дикость даже в самом восприятии Божественного Слова, — прекрасно переданы художником Васнецовым в его иконе (портрете) св. Ольги, что в Киевском соборе св. Владимира*.

______________________

* См. Приложения. № 13: "Посольства, которыми обменялись княгиня Ольга и император Отгон I".

______________________

2. Языческие верования русских славян. Сравнение русского Олимпа с Олимпом греческим

Сравнительной легкости и безболезненности насаждения христианской веры на Руси в значительной степени способствовало и то, что христианство захватило русское язычество прежде, чем оно успело достаточно развиться и окрепнуть: выработать устойчивые формы, отчетливые представления. Близость к природе, постоянное соприкосновение с нею, вместе с сознанием ее могучего влияния на его жизнь, привели русский народ, как и других арийцев, к поклонению видимым силам природы, небесных и земных, и возвели это чувство на степень религии, породили особый мир, населенный богами, — создали русский Олимп. Но Олимп этот куда бедней и бледнее Олимпа, например, литовского, германского, не говоря уже про греческий.

Из сил небесных особенно боготворились: небо — это был бог Сварог; солнце — Даждьбог; гром и молния — Перун (германский Тор); ветер — Стрибог. Олицетворением сил земных служили: Мать-Сыра-Земля, леший, водяной, полевик.

Подобно греческому Зевсу или германскому Одину, божествам неба, и Сварог был общий всем отец, а остальные божества — его дети, Сварожичи; подобно греческой Деметре (римской Церере), и Мать-Сыра-Земля олицетворяла силы природы; леший соответствовал греческому Пану с дриадами, водяной — нимфам. Но помимо того, что греческий Олимп богат самим количеством своих божеств, разнообразием форм в олицетворении природы, — образы греческие гораздо ярче, определеннее; их черты выражены резче, выпуклей, полнее По сравнению с ними божества русских славян лишь намечены; их скорее чувствуешь, чем видишь и сознаешь. Зевс рисуется нам вполне ясной фигурой, со всеми ее человеческими признаками; это живое существо, облеченное плотью и кровью. В каких только положениях не изображала его греческая мифология! О каких только похождениях его не рассказывала! Точно так же нам легко представить и Одина, пирующего в Валгалле в сообществе воинов, павших со славой в бою и унесенных с поля сражения девами-валькириями; все это настоящие люди, антропоморфические создания. Но что такое Сварог? Что он делает? Что такое Перун? В каком виде представим мы их себе?

Бог солнца, Даждьбог, назывался еще Хорсом, Волосом*. Эти разные наименования указывают, как и в верованиях других народов, на разные свойства божества, но самые свойства эти русская мифология, можно сказать, совсем не выделила. В чем разница между Даждьбогом и Хорсом? У финикиян отчетливо различаются: Бел — олицетворение благодатного солнца, дающего свет, тепло; Ваал — это солнце-губитель (зной, засуха); Мелькарт — солнце в его вечном движении. У греков Мелькартом был Гелиос, а Бел из солнца материального вырос в солнце духовное, в Феба-Аполлона, в бога духовного света, нравственного совершенствования и вдохновения. Ничего подобного в русском солнечном божестве. Отчетливее представляется Волос: это солнце-податель благ, между прочим, материального богатства, а так как последнее состоит в обладании скотом**, то и Волос стал богом скота.

______________________

* У западных славян: Белесом.
** Такому представлению, конечно, естественнее было сложиться на пастушеском юге, а не на лесном севере.

______________________

Существовал у русских славян и культ предков, божества: род*, щур, рожаницы, русалки. Родство с общеарийской мифологией и здесь несомненно: род, щур, домовой сродни древнеримским ларам и пенатам; однако и тут их образы остаются неясными, точно окутаны дымкой, как та Голова, которую в пушкинской поэме Руслан видит перед собою на поле бывшей брани.

______________________

* Род — божество-производитель. В честь его праздновалась Радуница на могилах умерших родителей; позже, в христианскую пору, род превратился в дедушку-домового.

______________________

Кроме того, русские божества лишены этического элемента: они олицетворяют только силы природы — значительная часть греческого Олимпа, наоборот, поднялась ступенью выше, до олицетворения духовных сил, моральных качеств и культурных проявлений деятельности человеческого ума. У русского язычника не было Зевса в роли pater familias, у него не было Аполлона, который убивал Пифона, духа тьмы, и в то же время играл на лире, окруженный своими музами; не было Афины-Паллады, богини разума; Гермеса, посланника богов, покровителя торговли; Гефеста, бога ремесел, кузнечного мастерства, и т.д.; если русское язычество умело представлять солнце в разных видах, выделять различные его свойства, то и в этом случае ни одно из них не поднялось над уровнем земных, материальных понятий.

Бедность языческих образов русской мифологии, столь резко выделяющаяся на ярком фоне греческих верований, объясняется прежде всего тем, что греческая религия росла на свободе, без внешних помех, в течение долгих веков имела время окрепнуть. Богатая фантазия греков сумела выработать яркие образы и найти им прочные формы. Далее, особое сословие — класс жрецов — специально посвятил себя ее культивированию. Наконец, литература, наука, искусство Греции, в свою очередь, прочно закрепили образы богов в сознании народном. Потому-то греческий Олимп оказался таким живучим и позже так долго отстаивал себя в борьбе с христианством.

В России, наоборот, христианство захватило русское язычество прежде, чем оно успело достаточно развиться и окрепнуть, и потому легко могло подавить и заглушить его. Церковную скульптуру и архитектуру странно было бы и сравнивать: русские Фидии и Праксители способны были лишь на выделку истуканов грубой формы, а для жертвоприношений и гаданий, сопровождаемых священными песнопениями, стояли, вместо пышных христианских храмов, простые жертвенники в заповедных лесах или на холмах.

Но главное, чего недоставало русскому язычеству, — оно не было церковью, не выросло в институт, в учреждение; ему не хватало учения, выработанной догмы. Вместо жрецов, истолкователей, авторитетных хранителей божественной истины, обладавших правом говорить от имени божественного закона, существовали только волхвы и кудесники; между тем разница между волхвом и жрецом громадная.

Волхв — это мудрец, знающий будущее, гадатель, знахарь, ближе смертного стоящий к таинственным силам природы — к божеству, как выразился бы верующий язычник; жрец — избранник Бога, представитель на земле его интересов; знание и могущество жреца исходит непосредственно от Бога. Волхв еще не жрец, но всякий жрец может быть волхвом. Волхвом может назвать себя каждый и поддерживать в других это убеждение соответственными действиями; жрецом же может стать только тот, кого изберут и признают в этом звании особые люди, имеющие на то право; а где есть такие люди, там они не только поддерживают религию, но также и разъясняют ее, дают более отчетливое представление о сложившихся образах, стараются вкоренить убеждение в их справедливости и возвышенности, — иными словами, развивают и укрепляют в обществе религиозные верования. Потому-то там, где нет жрецов, а одни волхвы, религиозные понятия и представления туманны и непрочны. (Буслаев)

И вот почему, хотя язычество при вторжении христианства и оказало ему некоторый отпор*, оно было совершенно бессильно остановить его торжествующее шествие и единственно, на что оказалось способным, — это паганизировать христианскую веру, сохранить некоторые свои черты, приладив их к христианским формам, образовать так называемое двоеверие.

______________________

* Сколько-нибудь существенный отпор дан был лишь на отдаленном севере, куда влияние христианской Греции к концу X века еще не успело проникнуть, как это удалось ему на Киевском юге. Сравн. поговорку о Новгороде, где "Путята крести мечем, а Добрыня огнем".

______________________

Примечание. Эта бледность божественных образов, к тому же закрепленных не столько в сознании народном, сколько в литературных памятниках (поскольку это относится к Перуну, Хорсу, Велесу, Даждьбогу, Мокоши), быстрое омертвение их, в противоположность живому, ясному представлению о таких божествах, как домовой, леший, водяной, русалка, берегиня, полевик, породила за последнее время такого рода гипотезу: была не одна, а две языческие религии: одна — достояние низших слоев общества, другая — аристократическая, религия высших классов; одна — народная, туземная" другая — пришлого, правящего и более культурного класса. У одной названия божеств — национальные, русские: водяной, леший и т.д. У другой — названия заимствованы из чужих языков: иранского (Хоре, Даждьбог), германского (Перун), финского (Мокош). Постоянное соприкосновение этих двух религиозных верований неизбежно приводило к тому, что образы одной религии проникали в область другой. "Слово о полку Игоревен знает божество-реку Дон, заимствуя его из народной религии; в свою очередь, бог Велес, скотский бог, стал с распространением христианства народным святым Власием, покровителем стад и земледелия.

Правящий аристократический класс, уже через 2 — 3 поколения по приходе на Русь, утратил свои племенные особенности, слился с туземным — одновременно с его ассимиляцией заглохли и представления, выросшие на иноземной почве, и в народном сознании сохранились (и сохраняются доныне) не Хорсы, не Перуны, а леший, домовые, водяные и им подобные. (Сперанский)

3. Обстоятельства, сопровождавшие принятие Владимиром Великим христианской веры

Крещение Владимира совпало с большими военными неудачами и опасной смутою, потрясшей до основания Византийскую империю.

Византийская империя в ту пору, под управлением императоров из Македонской династии (876 — 1081), вообще находилась в расцвете могущества и блеска. Церковной распре, раздиравшей страну в течение 120 лет и делившей ее на два непримиримых, озлобленных лагеря, был положен конец: сопротивление иконоборцев было окончательно сломлено, и указ императрицы Феодоры, вдовы императора Феофила, 19 февраля 843 г. о восстановлении иконопочитания даровал стране давно желанный внутренний мир, позволив восстановить также и внешнюю мощь государства. Возвращены были утраченные провинции; в Малой Азии границы снова отодвинуты до Тигра и Евфрата; прогнаны были арабы; Неаполь, Амальфи, Салерно, Гаэта, Венеция на Апеннинском полуострове, хорваты и сербы — на Балканском признавали себя вассалами Византийской империи, а постоянное соприкосновение с византийской культурой полуварварских народцев, соседивших на северных и восточных границах империи, воспитывало в них уважение к ней и признание ее государственного авторитета.

При всем том и Македонская династия не убереглась ни от внутренних смут, ни от внешних затруднений. Как раз с такими затруднениями совпало крещение Владимира, и возможно, что они-то, эти затруднения, и послужили решительным толчком к принятию им христианской веры.

На византийском престоле в ту пору сидели два брата, Василий II Болгаробойца (976-1025) и Константин II (976-1028). В августе 986 г. болгары нанесли грекам тяжелое поражение, дошли до Солуни и угрожали самой столице; а вслед за тем взбунтовались два полководца, Склир и Варда Фока. Последний провозгласил себя императором и подошел к Константинополю с азиатского берега Босфора. Не видя иного исхода, греческие императоры обратились к Владимиру за помощью. Тот умело использовал затруднительное положение империи и поставил условием брак свой с императорской сестрой, царевной Анной. Старшая сестра Анны, Феофания, вдова Отгона II, была матерью молодого германского императора Оттона III (980 — 1002). Таким образом, Владимир роднился с двумя самыми сильными и блестящими династиями в Европе.

Вероятно, тогда же (987), в приезд греческих послов, отправленных в Киев с полномочиями на заключение договора, Владимир, получив от них обещание по окончании похода выдать ему царевну, принял и со своей стороны обязательство — креститься. Спешить с самим крещением ему, впрочем, не было надобности: брак с царевной Анной все равно откладывался до окончания военных действий; к тому же, по чисто политическим соображениям, Владимиру было выгодно не выпускать из рук такого крупного козыря, как принятие христианства, и попридержать его у себя до поры до времени.

Вооруженный русский отряд, посланный к грекам, действительно помог летом 988 г. освободить столицу Византии от Варды (битва при Хрисополе), а в следующем году окончательно добить его в сражении при Абидосе, причем сам Варда, павший в битве, собственною жизнью расплатился за свой вероломный поступок (апрель 989 г.).

Разделавшись с Вардой, императоры, по-видимому, не выполнили условий договора с Владимиром и отказались выдать за него сестру: родниться с варваром им представлялось унизительным. Тогда Владимир во главе войска пошел в Крым, на Корсунь, осадил и взял его. Одновременно с падением Корсуня греки понесли другое тяжелое поражение — на Балканском полуострове: важная крепость Веррия была взята болгарами, а в Малой Азии стал усиливаться Склир. Императорам опять пришлось плохо. Тогда они поспешно отправили Анну в Корсунь, где, приняв перед свадьбой крещение, Владимир и обвенчался с царевной; Корсунь же, как вено, т.е. плата жениха за выкуп невесты, был возвращен грекам*.

______________________

* История крещения Владимира, особенно хронология событий, остается не во всех частях достаточно выясненною и поныне. Крещение киевлян произошло по возвращении Владимира из Корсуня, надо думать, в 990 году; новгородцы крещены были в следующем, 991 году. См. Приложения. № 14: "Когда и где крестился Владимир Святой?" .

______________________

4. Что побудило Владимира принять христианскую веру

Крещение Руси явилось актом политической мудрости со стороны Владимира. Человек большого ума, русский князь понял, что язычество стоит и станет, может быть, навсегда серьезной помехой к общению с культурной Европой, отгородит от нее молодую страну высоким забором. Оставаться в язычестве значило обречь себя на изолированную жизнь, отказаться навсегда от возможности войти в семью европейских народов; и так как культурная Европа олицетворялась в ту пору для России в Греческой империи, то именно отсюда он эту религию и позаимствовал*. Католические миссионеры, добивавшиеся, чтобы русский князь принял христианство из рук римского первосвященника, не имели успеха по той же самой причине, по какой не нашла себе благоприятной почвы и пропаганда мусульманства и еврейства: папа ввел бы Владимира и его народ в круг жизни Западной Европы, с которой у него было гораздо меньше соприкосновения. Запад в ту пору по культуре стоял ниже Византии. Рим ничего не говорил ни уму, ни воображению Владимира; между тем с Византией у Руси были давние и оживленные сношения, и Византия уже давно импонировала России блеском и мощью своей цивилизации. Короче говоря, Владимиру "римская" вера в данную минуту была бесполезна, и он со своим практическим государственным умом взял новую веру оттуда, где это оказывалось всего выгоднее**.

______________________

* Пока Русь оставалась языческою, стать европейским государством она не могла. "Чтобы быть европейским народом в X веке, нужно было принять христианство. Все государства, образовавшиеся на развалинах Римской империи, полагали основания своей государственности актом принятия христианства. Миновать этого было так же трудно тогда, как теперь нельзя претендовать на государственность без одобрения таковой великими европейскими державами. Религия в X в. имела ту же силу, что политика в XIX, иначе говоря, религия с политикой шла об руку". (Успенский)
** См. Приложения. № 15: "По какому обряду вводилось христианство на Руси: по восточному или по западному?"

______________________

У Владимира могло быть и еще одно соображение в пользу Византии. Мы видели, что в X веке раскол в христианской Церкви уже обозначился довольно ясно, стали выделяться две разные веры, и "вера латинская" грозила поставить Владимира в зависимость от духовной власти, тогда как "вера греческая", наоборот, обещала ему отношения между светской и духовной властью совершенно на иных основаниях, более "выгодных".

5. Особенности восточной Церкви и западной

Восточная Церковь выросла из тесного союза со светской властью, под впечатлением великих услуг, оказанных ей греческими императорами: они поддерживали ее в борьбе с ересями, обеспечивали ее материальное положение; принимали живое участие в ее делах; своим авторитетом давали силу постановлениям церковных соборов, Вселенских и поместных; да и своим давлением на ее решения — а оно было далеко не редким и случайным — воспитали церковь в сознании их права оказывать давление и требовать подчинения их воле. Император (басилевс) — единый законный источник жизни на земле; он ставленник Бога, Его помазанник, верховный покровитель Вселенской церкви и за свои действия отвечает лишь перед Богом, вручившим ему власть на земле. Противодействовать воле императора — значит идти против воли Божией, совершить тяжкий грех. Сам патриарх совершил бы преступление, если бы допустил себя до подобного шага.

Западная Церковь, наоборот, выросла независимо от светской власти. Прежде всего — ее не было налицо. Представителям Церкви, римским папам, зачастую самим приходилось заменять ее; а со времени пожалования им Пипином Коротким Равеннского экзархата (756) они и на деле стали не только духовными владыками, но и светскими государями.

Много значило также политическое обаяние Рима, "вечного" города, его славное прошлое: даже и покинутый императорами, он продолжал оставаться, по крайней мере в глазах тогдашнего романизированного мира, столицею и его духовным центром. На умы сильно действовало сознание, что папа был епископом Рима, а не какого-нибудь иного города. Ореол Рима сильно импонировал варварам. Хлодвиг, король франков, гордился пожалованным ему званием римского патриция. С перенесением светской власти на Восток, обаяние, окружавшее императора, перенесено было на христианского епископа, олицетворявшего собою высшую власть в городе и в провинции.

Варвары — и язычники, и христиане одинаково — попали как бы в духовный плен римской цивилизации: чувство почтения, смешанное с суеверным чувством страха, питали они к Риму — центру, источнику этой цивилизации. Неожиданную смерть Алариха объясняли карою за кощунство — за взятие и разгром Рима (410); в памяти позднейших поколений глубоко запало предание, будто Аттила, царь гуннов, не решился коснуться священных стен Рима и быстро покинул Италию, напуганный Львом I, нарочно для этого приехавшим в его лагерь и грозившим Аттиле карою Божией, если только он посягнет на Вечный город. Характерно, что Рим, если и бывал в руках варваров, то временно, ненадолго; в то время как другие города Римской империи окончательно перешли под иго германцев, Рим на развалинах Империи один из всех остался римским. (Гизо)

Действительно, в течение непрерывных десяти столетий, за все время средних веков, Рим не видел врагов, и лишь в новую эпоху, уже пройдя зенит своей славы, в эпоху религиозных революций, подкосивших его авторитет, он подвергся разграблению (1526); а 1000 лет рука человека не смела тронуть его. На Западе Римский епископ точно магическим кругом очертил свой епископский престол, и никто не решался перешагнуть через него. Между тем на Востоке другие папы (патриархи), наоборот, только и знали, что терпели вторжения, плен, оскорбления: Александрийский, Иерусалимский, Антиохийский. Не был исключением и престол Константинопольского патриарха. Сколько раз к стенам Византии подходили враги: русь, арабы, крестоносцы! Сколько раз торжествовала в нем ересь: ариане, монофизиты и др.! Сравнение было не в пользу Востока, и тем ярче на смутном фоне неурядиц и раздоров Православной церкви блестела и высилась в глазах католического Запада Римская кафедра.

Много значило и то, что основание римской Церкви предание связывало с двумя самыми главными и наиболее видными апостолами, Петром и Павлом. В эпоху ересей и богословских споров папы неустанно боролись с ними, чего далеко нельзя сказать про патриархов восточных. Много значили и их личные заслуги: обращение целых народностей в христианство (франки, англосаксы), возвращение ариан в православие (вестготы, бургунды, лонгобарды). Еще на Четвертом Вселенском (Халкидонском соборе 451) за папой признан был почетный титул первого епископа в христианском мире. Папа вырос в "наместника Христа"; тем самым его власть становилась выше всякой другой власти. Уже со времени коронования Карла Великого (800) римская Церковь стала проводить мысль, что "римский император и папа суть два меча, посланные Богом на землю для защиты и торжества христианства: меч духовный вручен папе, меч светский — императору". В этом тезисе зародыш будущих притязаний пап на всемирное господство (Иннокентий III: "меч духовный выше меча светского"). Недаром история средних веков полна борьбою духовной власти со светской.

Ничего подобного никогда не было в Византии. Там могли проклинать императора-еретика, низлагать его, как убийцу и преступника против божественных законов, отказывать в повиновении данному лицу, но на самый принцип верховной светской власти, как власти независимой, на прерогативы светского владыки-самодержца, Греческая церковь никогда не думала посягать.

Насколько именно такие, греческие, порядки пришлись по душе новым прозелитам, можно судить по тому, что уже Ярослав, сын Владимира, когда представился к тому случай, приказал русским епископам выбрать из своей среды главу русской Церкви, митрополита, самим, обходя патриарха, которому русская Церковь была иерархически подчинена. Так уже с этой поры стало определяться будущее положение церкви в Русском государстве и ее подчинение светской власти*.

______________________

* См. Приложения. № 16: "О примате Римского первосвященника".

______________________

6. Ближайшие последствия принятия христианства

1. Духовенство. Появился новый общественный класс: духовенство.

2. Общественные отношения. Появились новые идеалы и понятия о морали, о праве и долге: вместо прежнего "око за око, зуб за зуб", вместо обязательной мести, вместо права грубой силы вносится новая идея любви, прощения, заботы о слабом и беспомощном, проводится мысль о том, что все люди "братья", "ближние".

3. Монашество. Наряду с миром земных интересов нарождается мир интересов духовных: возникает монашество. Во имя христианских заветов люди посвящают себя служению Богу, бескорыстному служению на пользу и благо ближнего. Киево-Печерский монастырь — родоначальник позднейших общежительных монастырей русских. Антоний — основатель монастыря и первый его игумен (ум. 1073). Фе одосий — преемник; его монастырский устав написан по образцу Студийского. Киево-Печерский монастырь — хранитель православия и рассадник просвещения. Это русский Клюни, Монтекассино, Субиако.

4. Просвещение. Заботы Владимира Великого и Ярослава Мудрого о просвещении: заводятся школы; учеников приходилось набирать силою: "матери плакали по ним, как по мертвым" (выражение летописца).

5. Письменность. Положено начало письменности, появились первые литературные памятники. Церковно-религиозный характер начальной литературы. Лука Жидята ("Поучение к братии", 1035 г.) и митрополит Илларион ("Слово о законе и благодати и похвала кагану нашему Владимиру", 1037 — 1050) — первые русские писатели. Остромирово Евангелие (1046 — 1057) — самый древний из сохранившихся в подлиннике памятников русского языка и письма.

6. Церкви. В Русской земле появились христианские церкви: не в виде случайного явления, подобно церкви св. Илии (при Игоре), но как необходимое и постоянное проявление новых духовных потребностей народных. Церкви: св. Василия (самая первая), Десятинная и св. София в Киеве; Спас Преображения в Чернигове; св. София в Новгороде.

7. Влияние христианства на язык

Христианство, введя вслед за крещением Руси в церковный обиход Евангелие и богослужебные книги, обогатило русскую речь новыми словами и (что еще важнее) новыми понятиями, и это как в сфере церковного богослужения, так и в сфере общественных отношений А слово, будучи выражением человеческой мысли, обогатило и самую мысль человека. Одни слова взяты прямо из греческого языка и целиком перенесены в русский словарь; другие явились переводом с этого языка; третьи, наряду с прежним значением, приобрели новое; четвертые, производные от русского корня, уклонились от первоначального значения и также получили новый смысл.

1. Ад, акриды, антихрист, геенна, дьявол, иерей, миро, оцет и др.

2. Закон, Лжехристос, лицемерие, послух, прокаженный.

3. Владыка (епископ, вообще, архиерей), завеса (на царских дверях), имение (сокровище), паства (духовное стадо), пастырь (духовный), посох (архиерейский), служба (церковная), супротивный (недоброжелательный, делающий кому-либо во вред). Первоначальное: противный (ветер), ярем (ярмо, Мф. XI, 30: в Остромировом Евангелии: "ярем бо мой благ"; новый перевод: "иго бо мое благо".

4. Вселенная (oικoυμενη) от глагола вселять, садить на место; виноград (Остромирово евангелие: "Аз есмь виноград истинный" (Ин. XV, I); новый перевод: "аз есмь лоза истинная"); возмущение (воды, Ин. V, 4); деяния (апостолов), знамение (от знаменовать, печатать); капище, требище (место служения темной силе, идолам; первоначально: храм молитвы; сравн.: "Капище моего сердца", заглавие, данное кн. Долгоруким своим воспоминаниям: место, где сохранены эти воспоминания); молитва; мытарь (смысл укоризненный; первонач.: сборщик податей); образ: 1) икона; 2) видение, призрак (φάντασμα); праведник; праздник (впрочем, новое понятие — день, посвященный Богу и молитве, — еще доныне не вытеснил старого понятия о праздном, нерабочем дне); сокровище (потаенное место в доме: Мф. XXIV, 26: "се в сокровищах"); странник (от страна, чужое место, чужой народ, значит, пришедший из чужой стороны: это первоначальное понятие перешло в понятие человека, не имеющего постоянного местопребывания, расхаживающего по разным (преимущественно святым) местам, странный человек — того же корня: странный, потому что неизвестный, незнакомый, непонятный).

Сюда же, в 4-й отдел, можно занести два слова: край (берег моря — Тивериадского — Остромирово евангелие: "ста Иисус прикраи", Ин. XXI, 4; новый перевод: "ста Иисус при брези"), отмерить, возмерить (воздать кому по заслугам его: "отмеряется вам" (Мф. VII, 2); новый перевод: "в нюже меру мерите возмерится вам").

8. Владимир Великий. Ярослав Мудрый. Брачные союзы

Героический век, оставивший нам портретную галерею от Рюрика до Ярослава включительно, длился слишком долго, чтобы все портреты оказались нарисованными в одних и тех же тонах, по одному и тому же приему. Действительно, в последних двух представителях эпохи, Владимире и Ярославе, нетрудно подметить черты, которые уже сближают их с последующей эпохой, негероической. Налет легендарный еще не сошел с них, но он уже уступил главное место (особенно это надо сказать про Ярослава) чертам, несомненно, исторически достоверным.

Владимир Великий. По натуре, по всем своим делам, он такой же воин, такой же богатырь, как и его отец, однако христианство наложило на него неизгладимый отпечаток. Святослав до конца дней остается цельным монолитом, сын же его раздваивается: Владимир-язычник совсем не то, что Владимир-христианин. Подобно сикамбру Хлодвигу, приняв новую веру, он "сжег все, чему поклонялся, поклонился всему, что сжигал". Язычником он убивает старшего брата Ярополка и через его труп спокойно всходит на Киевский стол; он женолюбив; он ревностный идолопоклонник, ставит повсюду идолов; на холме Перуна ставит деревянное изображение этого бога с серебряной головою и золотыми усами; идолослужение нередко сопровождается в эти годы человеческими кровавыми жертвоприношениями. Но принято христианство — и Владимир из Савла превращается в Павла, привязывает идола Перуна к хвосту лошади и с позором велит сбросить его в реку Днепр; где раньше стояли изображения идолов, там воздвигаются теперь церкви. Превратившись в мирную овечку, Владимир, "из боязни греха", отказывается казнить смертью преступников и должен выслушивать от новых наставников по вере, греческих епископов, такого рода наставления: "ты поставлен от Бога на жизнь злым, а добрым на милость; тебе должно казнить разбойника, если по суду он окажется виновным".

Дошедшее до нас изображение Владимира едва ли соответствует реальному образу Равноапостольного: под благочестивым пером летописца перед нами выступает фигура не столько киевского князя, сколько самого автора: его преклонение перед величием содеянного Владимиром, контраст между недавней тьмой, царившей над Русью, и благодатным светом истины, озарившим и воссиявшим над нею Зато в памяти народной Владимир остался не князем-последователем Христа, а князем-дружинником; народные былины рисуют его в симпатичных чертах добродушным хозяином, ласковым князем, "красным солнышком", который пирует со своею дружиной и оказывает широкое гостеприимство всякому заезжему человеку.

Ярослав Мудрый. Иные черты легли на Ярославе Мудром. Он живет и действует в обстановке уже исключительно христианской: ревностный деятель просвещения, он заботится о распространении христианства в своей земле, основывает школы, собирает книги, заботится о переводе их с греческого и болгарского на русский, дает образование своим детям: его сын Всеволод говорил на пяти языках. С помощью выписанных из Греции архитекторов и художников он воздвигает два замечательных храма во имя Софии (Премудрости Божией): один в Киеве, другой в Новгороде. Киевский собор, при всех его позднейших перестройках, до наших времен сохранил великолепные мозаики и фрески — ценный памятник раннего влияния греческого искусства на русскую живопись. Памятен, наконец, Ярослав и как законодатель. Нормы обычного права он возвел на степень закона, положив твердую основу общественного благоустройства и порядка, заложил фундамент, без которого немыслимо никакое прочное государственное здание. Его "Русская Правда" — это Двенадцать Таблиц древних римлян, Салическая Правда древних франков.

Брачные союзы

Христианство, сближая Русь с христианской Европой, ввело русских князей в непосредственное соприкосновение с царственными домами ее: с той поры участились брачные с ними союзы. Сам Владимир, как мы видели, женат был на Анне, сестре греческих императоров Василия и Константина; Святополка Окаянного он женил на дочери Болеслава польского. При Ярославе эти родственные связи особенно ширятся и растут. Сам он женат на Ингигерде, дочери шведского короля Олафа; его сын Владимир (не переживший отца) женат на Оде, немецкой графине Липпольд-Штадт; другой сын, Изяслав, на сестре Казимира польского, а третий, Всеволод, на Анне, дочери греческого императора Константина Мономаха. Позже этот Мономах передаст свое прозвище сыну Всеволода и Анны, Владимиру Мономаху. Сестер своих Ярослав выдал: Доброгневу-Марию за Казимира польского, а другую, Премиславу, за венгерского королевича Владислава. Трех дочерей своих Ярослав пристроил за трех королей: Анну за Генриха I французского, Анастасию-Агмунду за Андрея венгерского, Елизавету за Гаральда норвежского*, того самого, который слагал в честь ее песни и потом сложил свою голову на полях Гастингса (1066). Гаральд женился, будучи еще простым принцем, и скандинавские саги поэтично воспевали, как влюбленный юноша летел мыслями к "русской красавице" и добивался ее руки**. В европейских хрониках находим известие о том, что две германские принцессы стали женами двух русских князей; что два английских принца, бежав из Англии, нашли убежище при дворе Ярослава. Там же пережидал Политическую непогоду одно время св. Олаф шведский и королевичи венгерские, сыновья Премиславы и Владислава.

______________________

* Гаральд Третий, по прозванию Строгий (Haardraade), 1047 — 1066).
** Ср. "Песнь Гаральда Смелого" Батюшкова и "Песню о Гаральде и Ярославне" Ал. К. Толстого.

______________________

Все эти брачные союзы особого, по крайней мере непосредственного, влияния на ход русской жизни не имели; но они свидетельствуют, что прежний замкнутый круг паганизма, отделявший русский народ от культурного мира, теперь разрушен. На том расстоянии, что отделяет нас от времени Ярослава, киевский князь выступает перед нами в виде благодушного старца, убеленного сединами и окруженного венцом коронованных родственников, съехавшихся к нему со всех концов Европы, до известной степени напоминая недавнего короля датского, Христиана IX, который тоже состоял в родстве чуть не со всеми царствующими домами Европы и на наших глазах сажал своих сыновей на греческий трон, а на своих дочерях видел короны, то королевскую английскую, то императорскую русскую. Эта картина, при всей ее фантастичности, обрисовывает, однако, не только фигуру лично самого Ярослава, но и то международное положение, какое занимала в середине IX века Киевская Русь, поскольку, конечно, можно говорить в ту пору о международном положении какой бы то ни было европейской державы. Картина эта — своего рода убедительная иллюстрация к исконному факту русской жизни: русский народ был неотъемлемой частью европейской семьи.

Перед нами две греческие Анны: одна — дочь императора Константина Мономаха; ни по чему не видно, чтобы она протестовала против выдачи ее за русского княжича; другая — сестра императоров Василия и Константина. Сколько горьких слез пролила она, с каким отвращением отдавалась в руки "варвара"-победителя! Но вот прошло 30 — 40 лет, народилось новое поколение, и какая разница! Христианство облагородило прежнего язычника, "оевропеизировало" его и сделало приемлемым для утонченных принцесс, выросших в изысканной обстановке, среди роскоши и блеска византийского двора.

Смерть Ярослава не прекратила брачных союзов с европейскими домами. Его внуки и правнуки продолжают родниться с ними вплоть до появления татар, и только с той поры эти связи обрываются или становятся случайными. Особенно часто в XII и в XIII ст. роднились русские князья с польскими и венгерскими королями и королевичами. Таковы были: с польской стороны — Болеслав Кривоустый, Болеслав IV, Мешко III Старый, Конрад и Болеслав Мазовецкие, Лешко Черный; с венгерской стороны — Коломан, Гейза II, Стефан III, Андрей*.

______________________

* См. Приложения, № 17: "Анна Ярославна" .

______________________

КНЯЖЕСКИЕ БРАКИ

Владимир Великий. 980 — 1015.

1. Сам женился, 990; Анна, царевна греческая.

2. Сын Святополк (Окаянный), до 1015; дочь Болеслава I Храброго, короля польского.

Ярослав Мудрый. 1019 — 1054.

3. Сам женился, 1019; Ингигерда, дочь Олафа, короля шведского.

4. Сын Владимир; Ода, графиня Липпольд-Штадт.

5. Сестра Предслава, 1018; насильственно взята Болеславом польским (жена? наложница?).

6. Сестра Доброгнева-Мария, 1043; Казимир I, король польский.

7. Сестра Премислава: Владислав Лысый, королевич венгерский.

8. Сын Изяслав I, 1043; Гертруда, сестра Казимира польского, дочь Мешка II.

9. Сын Всеволод I, 1046; Анна, дочь византийского императора Константина Мономаха.

10. Дочь Елизавета, 1043; Гаральд, принц норвежский.

11. Дочь Анастасия, 1050; Андрей I, король венгерский.

12. Дочь Анна, 1051; Генрих I, король французский.

Изяслав I

13. Племянница Вышеслава, дочь старшего брата Владимира, 1067; Болеслав II, король польский.

Олег Святославич (Гориславич)

14. Сам женился ок. 1082; Феофания Музалон, царевна византийская.

Всеволод I. 1078-1093.

15. Сын Владимир Мономах, ок. 1074; Гида, дочь Гаральда, покойного короля английского.

16. Дочь Евпраксия (ранее 1087); 1) Генрих Нордмарк, саксонский граф Ф. Стаде; 2) Генрих IV, император германский.

17. Дочь Янка; Константин Дука, царевич византийский.

18. Другая дочь; сын греческого императора Романа Диогена (?).

19. Племянница Евдокия, дочь Изяслава I, 1088; Мечислав, король польский, сын Болеслава II.

20. Внук Мстислава I, сын Владимира Мономаха, 1090; Христина, дочь Инге-Стейкельсона, короля шведского.

Святополк II Изяславич. 1093 — 1113.

21. Дочь Сбислава, 16 ноября 1103; Болеслав III Кривоустый, король польский.

22. Дочь Переслава, 1104; Владислав, сын венгерского короля Кол омана.

23. Русский князь; Кунигунда, дочь Отгона, маркиза Орлагмунде.

24. Дочь Володаря Ростиславича, ок. 1104; сын Алексея Комнина, императора византийского.

Владимир Мономах. 1113 — 1125.

25. Дочь Ингебурга, 1111; Канут Св. Lavard, князь оборитский, принц датский.

26. Дочь Марина. Лев Диоген, царевич византийский.

27. Дочь Евфимия, 1112; Коломан, король венгерский.

28. Внучка Мальфрида, дочь Мстислава I; 1) Сигурд, сын Магнуса III, короля шведского; 2) Эрик Эмунд, король датский.

29. Другая внучка, дочь Мстислава III, 1121; Алексей, сын Иоанна Комнина, императора византийского.

____________________

30. Владимир Мстиславич, брат Изяслава II, ок. 1150; дочь Бэлы II Слепого, венгерского короля.

31. Святополк Мстиславич, другой брат Изяслава И; чешская принцесса.

32. Их сестра Ефросиния Мстиславовна; Гейза II, король венгерский.

33. Дочь Всеволода Мстиславича; королевич польский.

34 — 35. Две дочери Всеволода Ольговича; королевичи польские.

ЛИТЕРАТУРА

Общие сочинения по истории России, преимущественно Соловьев, Иловайский, Забелин, Ключевский, Любавский, митр. Макарий, Голубинский (см. "Введение") и указанное в "Спорных вопросах". Приложения №№ 4 — 17.

Доисторический период (скифы, сарматы, греки на побережье Черного моря, готы, гунны, авары) в "Спорных вопросах", №№ 2, 4 и 6; Багалей, главы 3, 4; Любавский, гл. 1 — 4; Грушевский. 1) Киевская Русь. Т. I. Введение, территория и население в эпоху образования государства. СПб., 1911; 2) История Украши — Руси Т. I. Изд. 3-е. Киев, 1913. Толстой и Кондаков. Русские древности в памятниках искусства. Вып. I: Классические древности Южной России. СПб., 1896. Н.П. Толль. Скифы и гунны. Евраз. изд-во, 1928. Е. Minns. Scythians and Greeks. Cambridge. 1913. M. Ehert. Sudrussland im Altertum. Bonn und Leipzig. 1921.

Первые князья. H. Барсов: 1) Материалы для историко-географического словаря России. I. Геогр. словарь Русской земли (IX — XIV). Вильна. 1865; 2) Очерки русской географии. География начальной (Несторовой) летописи. Изд. 2-е. Варшава. 1885. Е.А. Белов. Борьба вел. князя Святослава Игоревича с имп. Иоанном Цимисхием. Ж. М. Н. Пр., 1873, декабрь. Завитневич. Вел. князь Киевский Святослав Игоревич и историческое значение его богатырских походов. Труды Киев. Дух. Акад. 1888, март. — Литературу походов Святослава и оценку относящихся к ним византийских источников дает Грушевский. История Укр.-Руси. Т. I. С6 597 — 572. Литература о хазарах указана им же в другой его книге: "Киевская Русь". Т. I. СПб., 1911.

Византия. A. Rambaud. Vempire Grec au Х-ё siecle. Constatin Porphyrogenete. P. 1879. Schlumberger: 1) Nicephore Phocas. Un em-pereur byzantin au X eme siecle. P. 1890; 2) L'epopee byzantine. 2 vis. P. 1896 — 1905. Ф.И. Успенский: 1) Византийские владения на северном берегу Черного моря в IX и X вв. Киев, 1889. (отт. из Киевской Старины); 2) Русь и Византия в X веке. Речь. Одесса, 1888. А.А. Васильев: 1) Лекции по истории Византии. Время до эпохи Крестовых походов (до 1081 г.). СПб., 1917; 2) Перевод этой книги, пересмотренный заново и существенно дополненный, с привлечением новейшей литературы: History of Byzantine Empire by A.A. Vasiliev. In two vol. Vol I. From Constantin the Great to the epoch of the Crusades (A. D. 1081). Translated from the Russian by Mrs. S. Ragozin. Madison. 1928 ("University of Wisconsin Studies in the social sciences and History", № 13).

Язычество и Христианство. Кроме общих сочинений по истории России и указанных в "Спорных Вопросах" №№ 13 — 16, см еще Ф.И. Буслаев. О влиянии христианства на славянский язык. М., 1848. Т. Барсов. Константинопольский патриарх и его власть над Русской церковью. СПб., 1878. А. Фаминцин. Божества древних славян. СПб., 1887. Е.В. Аничков. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914 ("Записки и.-фил. фак. СПб. ун-та". Т. 117). А.В. Карташев. Христианство на Руси в период догосударственный. Христ. Чтение. 1908, май. Д.В. Айналов. Св. княгиня Ольга в Царьграде. Труды XI археолог, съезда в Харькове. Т. III (1905). В. Галковский. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Исследование. Харьков. 1916 (собрание текстов, под тем же заглавием, в "Записках Моск. Археолог. Института". Т. XVIII. М., 1912) Н. Полонская К вопросу о христианстве на Руси до Владимира. Ж. М. Н. Пр. 1917, октябрь (прекрасный свод литературы предмета). Е.Г. Кагаров. Религия древних славян. М., 1918. W. Fischer. Die russische Grossfurstin Helga am Hofe von Byzantion. "Zeitschrift f. Geschichte u. Polutik, herausg. von Zwiedineck-Sudenhorst". Band XI (1888). V. Mansikka. Die Religien der Ostslaven. Band I. Qudler. Helsinki, 1922. L. Leger. La Mythologie slave. P. 1902, русск. пер.: "Славянская мифология". Воронеж, 1908 (из "Филологич. Записок" 1907 года).

ГЛАВА ВТОРАЯ
Единство Русской земли. Время вечевого порядка и отчинно-родовых отношений. 1054 — 1242. Киевский период
1054 — 1169

I. Характеристика периода

1. Внутренняя история России за это время определялась взаимодействием двух сил: населения и княжеской семьи (потомства Владимира Великого) — это преимущественно время вечевой деятельности и отчинно-родовых отношений. И там и тут наблюдаются два течения, диаметрально противоположные и враждебные одно другому: одно еще не заглохшее, другое — окончательно еще не восторжествовавшее.

2. Племя и область. Ко времени Ярослава Мудрого племена, как таковые, с разобщенностью и односторонне-местными интересами, исчезают. Люди выползли из своего провинциального угла, выглянули на свет Божий и впервые почувствовали, что на этом свете существуют силы не только разъединяющие, отталкивающие, но и объединяющие, центростремительные. Племенная жизнь сменилась областною. Давно уже замечено, что со второй половины XI века наша летопись перестает упоминать о дреговичах, северянах или древлянах — вместо них она знает земли: Волынскую, Черниговскую, Киевскую, Смоленскую и др. Однако это еще не значит, что племенное чувство окончательно замерло. Нет. Что оно еще не погасло, об этом можно судить по тому, что князья в своих спорах и домогательствах, отторгая один у другого ту или иную область, еще нередко находят себе желанную точку опоры именно в неизжитом чувстве племенной отчужденности местного населения. "Ты наш князь, ты наш Владимир, ты наш Мстислав" — так приветствовали новгородцы Изяслава II, иными словами: наш — потому что твой дед и отец оставили по себе среди нас светлую память, действовали к выгоде Новгорода, последние же далеко не всегда сходились с выгодами и интересами других русских областей. С другой стороны, те же князья самими спорами своими, опираясь на единство рода и на представление о русской земле как об общем родовом наследии, тем самым приучали население видеть в собственной области неотделимую часть единой и общей для всех родины.

3. Отчина и род. Гораздо ярче и сильнее противоречия жизни выступают в междукняжеских отношениях. Идея "Лествичного Восхождения", как наследие недавней старины, продолжает в начале периода оставаться руководящим началом при распределении столов между князьями и при переходе их со стола на стол; при сыновьях Ярослава Мудрого идея эта еще, безусловно, главенствует. Зато в следующем поколении, при внуках, принцип отчины властно заявит свои права и начнет все настойчивее и успешнее глушить идею Лествицы. Борьба этих двух начал, с постоянным перевесом в пользу отчины, проходит яркой полосою в течение всей второй половины Киевского периода (1097-1169).

4. В истории внешней главным фактором были половцы. Сношения с Византией продолжают быть оживленными, но существенно меняют свой характер: военные экспедиции и вторжения в Греческую землю прекратились совершенно; торговые сношения все чаще и чаще наталкивались из-за половцев на большие затруднения; зато новая, христианская Русь вступает в деятельные сношения с греческою Церковью и обогащает себя, непосредственно или через Болгарию, произведениями ее духовных писателей.

5. Таким образом, основное содержание Киевского периода сводится к: а) княжеским усобицам; б) борьбе со Степью и в) церковно-литературному общению с Византией. Последнее, впрочем, не является особенностью исключительно одного Киевского периода: духовное общение с Византией можно проследить и в последующие периоды русской истории.

II. Состав Русской земли

Области ("земли") и племена, их населяющие:

1. Новгородская — Ильменские кривичи.

2, 3. Полоцкая, Смоленская — кривичи.

4. Киевская — поляне, древляне.

5. Туровская — дреговичи.

6. 7. Чернигово-Северская, Переяславская — северяне, радимичи.

8. Волынская — дулебы (волыняне), бужане, дреговичи.

9. Галицкая — белые хорваты.

10. Суздальская — новгородские колонисты в земле веси и мери.

11. Муромо-Рязанская — вятичи.

Эти области были расположены по бассейнам озер Ильменя и Чудского (1) и по берегам рек Западной Двины (2), Днепра (3 — 8), Днестра (9), Волги и Оки (10 — 11). Волынская земля, кроме Днепра, лежала частью также и в бассейне реки Днестра — отсюда ее историческая связь не только с Киевом, но и с Галицкой землей.

III. Княжение. Земля. Волость

1. Княжение — территория, управляемая данным князем: Киевское княжество, Черниговское, Галицкое и т.п.

2. Земля — это территория, на которой живет свое население; Земля — это население, живущее на своей территории. У такой "Земли" всегда есть свое средоточие (свой центр) в Городе. Понятия "земли" и "города" обыкновенно отождествлялись: территория без Города не была бы "Землею", а поселение, не бывшее средоточием Земли, оставалось бы простым поселением, но "Городом" не было бы. Аналогично тому Древний Рим, будучи средоточием всей Римской земли, назывался Городом, Urbis'oм; всякое же иное поселение, хотя бы и с "городским" (в нашем современном значении слова) характером, носило название oppidum. Одинаковое значение выражений: Город (средоточие населения) и Земля (население) привело к тому, что со временем слово "Город" явилось заменой слова "Земля"; говорили безразлично: Черниговская земля, или просто Чернигов: Галицкая земля, или просто Галич, и т.д. Земля существовала самостоятельно и не перестала бы быть "Землею" даже и без князя; поэтому "княжение" само по себе еще не создавало "Земли". Земля была "Землею" не потому, что там был князь; наоборот, само "княжение" могло быть только там, где была "Земля". Последнее условие перестало быть необходимым лишь позже, когда со времен Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского в Северо-Восточной земле стал складываться тип хозяина-вотчинника, и уже не князь стал зависеть от Земли, а Земля от князя.

3. Волость — территория, состоящая под властью Города-Земли или князя, своего рода придаток к Городу-Земле или к Княжению, подобно Сабинской, Самнитской земле или землям вольсков, этрусков. Волостью могла быть одинаково и ничтожная по размерам территория: одно-два села, и целые обширные области, как у Новгорода Великого, которому, как "Земле", принадлежали "Волости" Вологда, Югорская земля, Терский берег, Пермский край, Заволочье, Волок-Ламский. Пока Древлянская земля имела своих князей, она одновременно была и Княжением, и Землею; когда же ею стал владеть Киев, то она превратилась в его Волость. Позже, в татарский период, с упадком вечевого строя и с возвышением княжеской власти, Волость стала обозначать подразделение княжений, а самый термин получил смысл личной собственности, частного владения. (Костомаров)*.

______________________

* См. Приложения. № 18: "Как следует понимать выражения: земля, волость, княжение?"

______________________

IV. Состав населения Русской земли

1. К концу XI ст. состав населения Русской земли уже успел окончательно определиться. Основным зерном были смерды, жившие в селах земледелием и промыслом. Подобно современному крестьянству, они составляли преобладающую часть населения, основное его ядро, и были главными поставщиками ратников и плательщиками князю дани. Жили они или на собственной земле (общинной), или на частновладельческой (боярской).

2. Второй элемент населения — городской, количественно, по сравнению со смердами, значительно меньший. Это: 1) торговый класс: купцы (туземные торговцы) и гости (торговцы иноземные); 2) низший слой: черные люди. В отличие от смердов, дани городское население князю не платило.

3. Выделился также класс земских бояр: это так называемые "лучшие люди". Сила и значение их были в земельных угодьях, в продуктах земли (хлеб, мед, воск, пушнина и пр.), которые сбывались ими торговому классу.

4. Появление князя создало новый класс — княжескую дружину, ближайших его помощников и сотрудников по управлению войском и княжеством. Дружина делилась на старшую ("княжи мужи", "огнищане") и младшую — "гридь". Гридь делилась на три категории: отроки (домашние слуги князя), детские (ступенью выше: главная военная сила князя) и дворяне (слуги на княжем дворе)*.

______________________

* См. Приложения. № 19: "Кто такие были огнищане?".

______________________

5. Старшая дружина составляла боярство, но боярство служилое; подобно боярам земским, служилые бояре тоже были крупными землевладельцами и рабовладельцами; отличие их от тех состояло в том, что земские бояре были туземного происхождения, бояре же служилые — пришлецы, иноземцы (варяги). Однако уже вскоре после Ярослава Мудрого оба элемента, земский и служилый, слились и образовали один боярский класс.

6. Бессословность боярства. Боярство на Руси не было привилегированной корпорацией: боярином мог стать каждый по личным качествам или заслугам. Не то на Западе. Завоевание и порабощение туземного населения создало там военно-земледельческую аристократию, которая отгородилась от остальных привилегиями, возведенными на степень закона. На Руси преобладающее положение бояр опиралось лишь на фактическое существование такого преобладания, что всегда могло измениться; на Западе же тамошний феодал и сеньор опирались на свои юридические права.

7. Взаимные отношения князя и дружины. Дружинники — это ближайшие сотрудники князя по управлению и ведению домашнего хозяйства и военного дела. С дружиной князь управляет, судит, ходит на войну. Дружина всегда при князе и следует за ним при перемещении его с одного княжения на другое. Князь и дружина — это как бы товарищество на вере; полная свобода обеих сторон при вступлении в него; взаимные обязательства носят характер не юридический, а нравственный. Любой дружинник в любую минуту мог покинуть князя, перейти на службу к другому; однако если бы он покинул его в те минуты, когда тот нуждался в нем, особенно во время войны, то такой поступок замарал бы его честь и достоинство. Здесь разъяснение этимологического значения слова "дружина": это было товарищество друзей.

8. Принятие христианства в свою очередь породило новый класс — духовный: белое и черное духовенство.

9. Не каждый земледелец был смердом, т.е. свободным пахарем: селясь на чужой земле и обрабатывая ее, за неимением собственного инвентаря — с помощью хозяйского — свободный человек становился, до выплаты долга, закупом. Закупы, или наймиты, составляли полусвободный класс. Хозяин мог телесно наказывать их за вину, даже продать в рабство, если они, причинив кому материальный вред, сами не могли возместить убыток, так как в последнем случае отвечал за него хозяин.

10. На самой низшей ступени социальной лестницы находились несвободные люди: холопы, рабы, челядь.

11. Наконец, в состав населения входили инородцы. Таковы были: а) варяги, в XI столетии уже совершенно слившиеся с туземным населением; 6) финские племена весь и меря в Суздальском крае и в) тюркское население в южных областях: половцы — те из них, кто проник на южную окраину мирным или насильственным путем и там оселся; родственные им торки, ковуи, берендеи (известные под общим именем Черных клобуков): замиренные и перешедшие на полукочевое положение, они составили на степной окраине сплошное военное население — оплот против половецких вторжений, — "свои поганые", как называли их русские люди, в отличие от "диких", степных, немирных кочевников.

V. Государственный строй

Органы власти

1. Князь и вече (народное собрание). Существовали три способа, три пути вокняжения: 1) наследование; 2) избрание народное; 3) захват вооруженною рукою. Состав веча: полноправные граждане главного города, миряне и духовные, не исключалось, однако, и участие пригородов. Дети при отцах в собрании не участвовали.

Функции князя: управление, суд, законодательство, руководство военными действиями; функции веча: призвание князя, заключение с ним ряда, т.е. договора об условиях его избрания; изгнание неугодных князей, решения о войне. Созывал вече обыкновенно князь; созвание его самим народом или отдельными лицами означало несогласие и раздор с князем.

Чтобы постановить то или иное решение на вече, требовалось единогласие, простого большинства голосов, как в нынешних парламентах, было недостаточно. При отсутствии подавляющего большинства (которое могло бы заставить ничтожное меньшинство замолчать), одна партия склоняла другую на свою сторону насильственно (бурные собрания веча в Новгороде, кончавшиеся общей потасовкой на Волховском мосту).

2. Взаимные отношения между князем и вечем. Вече и князь представляли собою два необходимых элемента государственной власти: князь был необходим Земле для управления и суда, т.е. для установления внутреннего порядка и, кроме того, для защиты страны от внешних врагов; вече, в свою очередь, было необходимо князю, потому что без поддержки населения, с одной своею дружиной, он далеко не всегда был бы в состоянии провести в жизнь намеченные им меры. Поэтому князь призывался володеть, т.е. держать власть, править и защищать. При всем том хозяином, государем Земли была сама Земля, не князь; но так как неопределенность, отсутствие ясных рубежей в определении взаимных отношений составляло характерную черту древней славянской жизни, а русской в особенности, не любившей точной формулировки своих мыслей, то эта черта на практике не выступала особенно ярко: вече и князь охотнее мыслились как две силы, которые дополняют, поддерживают одна другую, действуют в духе "одиначества" (единения, согласия). Князю, добровольно избранному, Земля охотно передавала всю полноту своих государственных прав: управление, суд, начальство над ратью, оборону от врагов, — более того: в проявлении этих прав князем она видела прямую его обязанность.

Конечно, Земля могла быть вынуждена подчиниться силе и принять нелюбимого князя, зато при первом же случае старалась отделаться от такого. Характерно, однако, что несогласия между князем и вечем никогда не вытекали из принципиального противоположения интересов одной стороны интересам другой: если вече когда восставало, то лишь потому, что видело в князе плохого, неподходящего человека, — боролось с личностью, никогда с выразителем известной идеи. Принцип княжеского правления оставался незыблемым. "Нашей истории вовсе неизвестен антагонизм князя и народа, стремление последнего распространить свои права за счет прав князя. Народ сознает свою неспособность устроиться без князя и вместе с тем понимает необходимость дать ему высокое положение в своей среде, без чего не было бы возможно достижение целей признания. Князь есть народная власть". (Сергеевич)

3. Князь и вече в Новгороде. В одном лишь Новгороде противоположность князя вечу была подчеркнута остро: здесь вече только терпело князя, как неизбежное зло, старалось стеснить свободу его действий, не дозволяло творить суд ему одному. В этом отношении Новгород по духу ближе к Западной Европе, где вече (парламент) сложилось, как противовес княжеской (королевской) власти. Вот почему Новгород впоследствии откажется назвать Ивана III государем, а даст ему по старине титул господина: "для новгородцев государем был Великий Новгород, т.е. сама Земля Новгородская; князь же был только господином, т.е. призванный володеть по праву, иначе — по воле Земли". (Костомаров)

4. Княжеская дума. По всем главным вопросам управления и суда, особенно в делах военных, князь обыкновенно совещался со своими думцами. В состав Княжеской думы входили лучшие люди волости, княжеские и земские: 1) старшая дружина — бояре; 2) старцы градские (земские бояре); 3) высшее духовенство (епископ, игумен); 4) представители торгового класса.

Княжеская дума была делом обычая, не закона; выслушать ее мнение являлось для князя своего рода нравственным долгом. Вот почему она не учреждение, каким позже, в московский период, явится Боярская дума. Сильный или самонадеянный князь иногда обходился без совета и не созывал Думы, но общество порицало такое поведение, а сам князь рисковал встретить пассивное сопротивление: отказ выполнить его решение ("о себе еси, княже, замыслил, а не едем по тебе, мы того не ведали")*.

______________________

* См. Приложения. № 20: "Политический строй Древней Руси в домонгольский период".

______________________

Управление и суд

То и другое сосредоточено в руках князя, как главного правительственного органа. Его ближайшие помощники в суде и по хозяйству — тиуны и ключники. В стольном городе князь сам непосредственно управляет и судит, а в пригородах (в "волости") через доверенных лиц — посадников, которых он выбирает среди своей старшей дружины. Содержались такие посадники за счет волости, которою управляли (корм в натуре). Рядом с княжескими органами управления существовали и земские: тысяцкий и его помощники — сотские и десятские. Тысяцкий предводительствовал народным ополчением, ведал в городах дела торговые и внешний порядок (полиция).

Суд производился по Русской Правде.

VI. Русская Правда

1. Русская Правда не есть свод законов. Своды законов: а) определяют положение, права и обязанности лиц и общественных классов, отношение общества к государству, стараясь охватить более или менее все стороны общественной и государственной жизни (государственная власть, управление, суд, классы и сословия, семья, собственность, договоры и обязательства); б) обыкновенно они возникают в зрелую пору народной жизни, когда общество уже успело прочно сложиться, а государственная власть — окрепла и обладает достаточным авторитетом и внешними средствами, чтобы осуществить свои предначертания. Таковы, например, Уложения царя Алексея Михайловича, Кодекс Наполеона, Свод законов, составленный Сперанским в царствование императора Николая I. Таковым сводом Русская Правда не была. Это "ряд сборников, составленных частными лицами из княжеских уставов, обычного права и частью — византийских источников". (Вл.-Буданов)

2. Что такое Русская Правда? Русская Правда выросла из более скромных, чем Уложение, потребностей: предотвратить столкновения и распри и, во имя правосудия, определить наказания за совершенный проступок. Русская Правда есть простой судебник — сборник правил о том, "как вести суд, какое наказание назначать за преступление, как узнать, совершено или не совершено преступление". (Бестужев-Рюмин)

3. Двоякие цели Русской Правды: наказать преступление и оградить имущественные интересы. Под первым она понимает: убийство, нанесение ран, побои, увечья, самоуправство, разбой, кражу. Вторые — связаны с наследством, займами, отдачей денег в рост, кредитом, куплей и продажей.

Предупредить преступление, исправить преступника — Правде до этого нет дела; ей бы только материально наказать за материальный ущерб, нанесенный преступником. И чем чувствительнее ущерб, тем строже взыскание: за отсеченную руку — 40 гривен, за отсеченный палец — 60 кун, за корову — 40, за теленка или овцу — 5 кун*.

______________________

* Гривна содержала 25 кун. В Киевский период гривна весила одну треть фунта серебра; позже ее вес значительно понизился (до 1/4).

______________________

Не заботясь о предупреждении преступлений, Русская Правда не проявляет почина и в их преследовании: это дело потерпевшего; он сам должен отыскать преступника, сам производить следствие, сам позаботиться найти свидетелей и доставить их на суд.

4. Смешение уголовных преступлений с гражданскими. Русская Правда еще слабо различает преступления, нарушающие общественный порядок (уголовные) от деяний, наносящих ущерб частному лицу (гражданские): уголовное преступление расценивается главным образом как деяние частного рода, от которого терпит лицо, данный индивидуум, а не целое, не общество. В направлении "уголовном" она не пошла дальше того, чтобы требовать уплаты наложенного штрафа за "обиду" — "не в пользу потерпевшего, а в пользу общественной власти: позорный удар необнаженным мечом или рукоятью его влечет за собою общественный штраф, а не денежный выкуп (12 гривен); за укрывательство беглого раба виновный, кроме возвращения раба его господину, платит 3 гривны уголовной продажи в пользу князя" (Вл.-Буданов).

5. Смертная казнь существовала, но применялась редко; она была противна духу русского народа и более широкое применение нашла себе значительно позже, под влиянием византийского права и татарских обычаев. Недаром Владимир Великий ввел казнь для разбойников только по настоянию греческих епископов, указавших ему, что князь поставлен "на казнь злым и на милование добрым". "Боюсь греха", — мотивировал Владимир свое нежелание. Мономах в Поучении к детям советует им: "ни сами не убивайте, ни другим не приказывайте убивать, хотя бы виновный и заслуживал смерть". Еще в XIII в., уже при татарах, Серапион, епископ Владимирский (ум. 1275 г.), восставал против убийства волхвов, которых винили в тогдашних общественных бедствиях, а двести лет спустя русские нравы огрубеют настолько, что новгородский архиепископ Геннадий станет советовать великому князю Ивану III для искоренения ереси жидовствующих руководиться примером короля испанского Фердинанда Католика, который как раз тогда учредил инквизицию и сжигал еретиков на костре.

6. Источники Русской Правды. Главным образом, обычное право; также: княжеские распоряжения и судебная практика; отчасти византийское право.

7. Две редакции. В первоначальном своем виде Русская Правда возникла при Ярославе Мудром; позже, при сыновьях и внуках его, она была дополнена и подверглась некоторым изменениям. На этих изменениях сказалось смягчающее влияние христианства. На первоначальной редакции еще лежит отпечаток грубой языческой поры: так, например, за убийство полагается кровная месть, составляющая в те времена нравственный долг родственников убитого (сравн. месть Ольги древлянам за смерть Игоря). Век Владимира Мономаха уже не допускает кровной мести: она заменена денежным штрафом, так называемой вирою. Начинают различать и самое убийство: строже карается убийство умышленное, слабее — случайное: в драке или в ссоре.

8. Аналогичные памятники Западной Европы. Это так называемые Варварские законы (Leges Barbarorum): Lex Antiqua Wisigohorum, Pactus Alemannorum, Edictus Longobardorum и др. Происхождение их в основе одинаково с Русской Правдой: и здесь источником служили обычное право и практика королевского суда, а содержанием служили, главным образом, область преступления и наказания. И русско-славянский, и германо-романские памятники одинаково вводили в жизнь новые представления о праве, создавали новые нормы общественных отношений, "неизвестные вовсе родовой эпохе; культурное же значение их столь же высокое, как и церковного права, и переводов священных книг" (Леонтович).

Два существенных отличия Варварских законов от Русской Правды: 1) латинский язык, не народный германский; 2) применялись законы не ко всему населению данной местности, а только к германцам-завоевателям; население же завоеванное судилось по особым законам: Leges Romanae.

VII. Отношения между князьями Рюрикова дома и порядок княжеского владения

Отношения между князьями Рюрикова дома в так называемый Киевский период и порядок княжеского владения, несмотря на большую, тщательную работу наших исследователей, историков и юристов, представляются и до сих пор еще недостаточно ясными, вызывая различное толкование и оценку. Спор идет по вопросу: каким руководящим принципом определялись эти отношения и переход владения областью от одного князя к другому? Ответы давались различные, но едва ли не самым правильным будет тот, который признает: события слагались под перекрестным воздействием очень разнообразных сил, притом далеко не всегда действовавших согласно между собою; что руководящих начал было не одно, а несколько и разного качества, и что наряду с устойчивыми, постоянно действовавшими принципами находили себе место и факторы случайного характера. Таковыми действующими силами были:

1. Система "Лествичного Восхождения". Согласно ей, каждый потомок Владимира Великого обладал правом на участие в общем дележе Русской земли, правом на получение своей доли соответственно положению, какое он занимал в родовой семье и которое определялось понятием о родовом старшинстве. Старший в роде, принадлежащий к старшей ветви (т.е. старший сын умершего родоначальника), имел право на первое место, самый младший в младшей ветви мог рассчитывать лишь на последнее: на самую скромную часть. Но старшая ветвь (потомство старшего сына) давала старшинство лишь старшему в этой ветви: все остальные члены этой старшей ветви (сыновья и, тем более, внуки старшего сына) отступали назад перед старшим второй ветви (вторым сыном родоначальника) и т.д., иначе говоря, дядя всегда стоял выше племянника. Подобно этому и старшинство двоюродных братьев определялось старшинством их отцов. Смерть князя очищала дорогу всем ниже его стоящим: каждый теперь поднимался на одну ступень выше и, соответственно, переходил княжить в область того князя, который перед тем стоял ступенью выше его. Если князь умирал, не успев получить княжества, то его сыновья становились изгоями, т.е. выбрасывались из общего родового круга: при общем дележе они уже не принимались в расчет.

Такова была система, таков был идеальный порядок наследования княжеских столов согласно этой системе. Однако реально в жизни, если он и осуществлялся, то скорее в виде исключения, чем общего правила. Силу и степень обязательности для себя этого порядка каждый определял по-своему, субъективно, причем сама идея с каждым новым поколением все более и более глохла, теряя свою убедительность.

2. Отчина. Удержаться в чистом виде принципу "Лествичного Восхождения" трудно было уже потому, что одновременно с ним громко заявлял свои права другой принцип — отчины: право сына непосредственно наследовать своему отцу, естественное право отца подумать в первую голову об интересах своих детей. Существование отчинного права, ярко выраженное в Киевский период, — одно из наиболее убедительных доказательств того, что русское общество IX — XI вв. уже пережило родовой быт и вступило на путь семейно-общественных отношений.

3. Избрание вечем. Право народное. Веский голос в решении вопроса: кто будет владеть данным столом, принадлежал также и вечу. Земля (население) никогда не держала себя пассивно и далека была от мысли видеть в себе простой объект княжеских вожделений: она сама деятельно участвовала в распрях князей и клала свой меч на весы того или другого соперника, руководясь собственными симпатиями и соображениями личной (народной) пользы; симпатии же ее зачастую шли вразрез с расчетами князей. Силе Земля, конечно, уступала, но сила не всегда была на стороне князя. Олег Черниговский вынужден был уступить Киев Владимиру Мономаху по настоятельному требованию веча. Изгнание князей в Новгороде и замена одного другим по выбору веча были явлением обычным.

4. Добывание стола (захват силою). Ни принцип родового старейшинства, ни право отчинного наследства, ни воля народная далеко не всегда могли подчинить себе волю отдельной личности, особенно когда старозаветному "так должно" приходилось сталкиваться с повелительным "так я хочу". Умный, энергичный, предприимчивый князь, все равно младший или старший, отстранял менее способного и ловкого. Общее всем князьям сознание права искать себе место по всей Русской земле открывало широкий простор для личности. Изяслав II, внук Мономаха, переменил на своем веку шесть областей; Киев, вечная приманка и яблоко раздора, видал у себя князей, которые едва успевали там вокняжиться, как уже сгонялись с престола, помимо всяких соображений об их отчинном или родовом положении. Рюрик, сын Ростислава, племянник Изяслава II, правнук Мономаха (ум. 1215), семь раз на своем веку добывал и терял Киев. Его насильно постригли — не помогло и это: лишь только умер его соперник, как он уже сбросил с себя рясу и снова, с оружием в руках, захватил заветный город.

5. Завещание. Действительность такового обусловливалась главным образом степенью авторитета самого завещателя и согласованности его с интересами Земли и остальных князей. Поэтому значение княжеского завещания в действительной жизни было довольно ограничено.

6. Соглашение с вечем и с князьями. Прочность такого соглашения тоже зависела прежде всего от того, принимало ли в соглашении участие одно вече без князей или одни князья без веча, а также от степени силы и влиятельности этих князей. Таким образом, и этот фактор в решении вопроса о переходе столов нельзя, как и предыдущий (завещание), назвать довольно устойчивым и веским.

Главными действующими силами являлись первые четыре: родовые воззрения, право отчинное*; воля народа (избрание) и захват стола силою.

______________________

* См. Приложения. № 21:"Была ли княжеская отчина вотчиною?"

______________________

Таковы были элементы, под воздействием которых сложился политический строй и протекала политическая жизнь Киевской Руси.

Их сложность, противоречивость неизбежно должны были осложнять и самую жизнь. Недаром Карамзин сравнивал эту пору с дремучим лесом, в котором легко заблудиться. В его время, действительно, еще не существовало никаких просек, но и в наше время "лес" этот все еще ждет полной расчистки.

VIII. Княжеские усобицы

А. При сыновьях Ярослава Мудрого (1054 — 1093)

Великокняжение Изяслава I Ярославича (1054 — 1073) Незадолго до смерти Ярослав Мудрый распределил свои владения между пятью сыновьями в порядке их старшинства: старшим дал лучшие области, младшим менее значительные. Изяслав получил Киев, Святослав — Чернигов, Всеволод — Переяславль, Игорь — Владимир-Волынский, Вячеслав получил Смоленск. Завещание Ярослава молчит об остальных областях. Почему о Полоцке ни слова — понятно: Полоцкая земля на особом положении; это своего родэ отрезанный ломоть: Владимир Великий еще при жизни отдал ее в отчину Изяславу, сыну от Рогнеды; но почему молчал завещатель о Новгороде, Ростове, Муроме, о Тмутаракани — можно только догадываться. Как бы то ни было, но вскоре и эти земли прибрали к своим рукам три старших брата: Изяслав взял Новгород, где он, впрочем, княжил еще при жизни отца; Святослав добавил к Чернигову обширную область к востоку от Днепра (Рязань, Муром, Тмутаракань); Всеволод завладел Поволжьем (Ростов, Суздаль, Белоозеро). Два младших брата никаких добавочных областей не получили, а наступившая вскоре смерть их (Вячеслав — 1056; Игорь — 1060) дала возможность старшим трем распорядиться и их землями по своему усмотрению. Сыновья Вячеслава (Борис) и Игоря (Давид) были обделены; один только старший племянник, Ростислав Владимирович (его отец, самый старший из сыновей Ярослава, умер еще при жизни отца: 1052), получил Владимир-Волынский; но, недовольный им, он пошел на Тмутаракань, выгнал оттуда Глеба, сына Святослава, и владел ею до самой смерти (1064).

На берегах реки Альты половцы нанесли русским князьям тяжелое поражение; Киеву грозила большая опасность, но Изяслав не решился продолжать борьбу с победителями. Возмущенные малодушием своего князя, киевляне выгнали его и посадили на стол Зсеслава Полоцкого (незадолго перед тем вероломно захваченного Ярославичами и посаженного в поруб, т.е. в темницу). Между тем Святослав Черниговский победоносно отбросил половцев обратно в их степи, а полгода спустя польский король Болеслав Смелый вооруженной рукою вернул Изяславу Киев. Всеслав не оказал сопротивления, довольный возможностью тайком пробраться в свой наследственный Полоцк.

Великокняжение Святослава Ярославича (1073 — 1076) Нелады с братьями, отсутствие моральной связи с населением Киева привели Изяслава к вторичной потере своего великокняжеского стола. Он бежит в Польшу, а его место занимает Святослав Черниговский. Младшие братья, которым Изяслав был "в отца место", отступили от завета Ярославова: согнали брата, нарушив его родовые права, однако в своих личных отношениях они, несомненно, руководятся ими же попранным принципом "Лествичного Восхождения": переход Святослава из Чернигова в Киев сопровождался одновременным переходом Всеволода из Переяславля в Чернигов.

Вторичное великокняжение Изяслава I. (1076 — 1078) Смерть Святослава открыла Изяславу путь в Киев. С помощью того же Болеслава Смелого он вторично занял его. Зато теперь поднимает голову Отчина. Олег Святославич выгнал Всеволода из Чернигова и заставил его вернуться в Переяславль. Хотя дядья и прогнали его в Тмутаракань, но победа досталась им дорого: в битве на Нежатиной Ниве Изяслав сложил свою голову. Цал и Борис, сын Вячеслава, державший сторону Олега (1078).

Великокняжение Всеволода Ярославича (1078 — 1093) Всеволод занял Киев, как старший, в силу родового принципа; однако его дальнейшие действия всецело проникнуты соображениями семейного интереса. Лучшую после Киева волость, Чернигов, он отдает сыну Владимиру Мономаху; на Волынь сажает племянника Ярополка, сына старшего брата Изяслава, в Новгород — другого Изяславича, Святополка. Обиженных и недовольных много. Святославичи силою домогаются Чернигова, Ростиславичи (Володарь и Василько) захватывают Червенские города и воюют с Ярополком: ведь Волынь их отчина, там когда-то сидел их отец. На такое же право отчины опирается и Давид Игоревич, захватывая на Волыни несколько городов. В результате почти все 15 лет великокняжения Всеволода прошли в усобицах.

Б. При внуках Ярослава Мудрого (1093 — 1125)

Великокняжение Святополка II Изяславича (1093-1113) Смерть Всеволода снова выдвинула на первый план дилемму: избрание или волю народную. Киевляне желали иметь у себя не Святополка, а Владимира Мономаха; но за Святополка стояли и "лествица", и "отчина", и они перевесили: Владимир Мономах не решился оспаривать их и остался в Чернигове, киевляне же оказались вынужденными считаться с его решением.

Борьба за Чернигов. Как некогда дядю Всеволода силою заставил Олег Святославич вернуть ему Чернигов, так и теперь, силою же, понудил он двоюродного брата Владимира Мономаха покинуть Черниговскую область и уйти в свой наследственный Переяславль. Но поведение Олега — дружеские связи с половцами, на которых он постоянно опирался в своей борьбе с родственниками и наводил их полчища на Русскую землю; отказ приехать в Киев для совместного обсуждения действий против кочевников, — повели к открытой борьбе и изгнанию Олега из Чернигова. Олег удаляется в свой Муром и оттуда силою захватывает у Мономаха Ростов и Суздаль. Междоусобице, казалось, конца не будет. Наконец согласились разрешить спор мирно на общем княжеском съезде.

Съезд в Любече (1097). Собрание князей открыто высказалось по вопросу о наследовании областей за начало отчинное: каждый да владеет той землей, какая раньше была во владении его отца. В силу этого решения за Святополком II остались Киев и Новгород, Олег и другие Святославичи, его братья, получили Чернигов и Муромо-Рязанскую область Владимир Мономах — Переяславль и Ростов с Суздалем Давид Игоревич — Владимир-Волынский Володарь и Василько — Перемышль и Теребовль, назначенные им еще Всеволодом Киевским, а также часть Волынской земли.

Борьба за Волынь. Волынь считали своею отчиною (и справедливо) одинаково и братья Ростиславичи, и Давид Игоревич. Недаром на Любечском съезде их разместили именно в этой области. Но уже самое деление области на две части становилось, с точки зрения отчинных понятий, несправедливостью. На этой почве неизбежно вырастали всякого рода недоразумения, открывалось широкое поле взаимному подозрению. При косвенном соучастии Святополка Киевского Давид вероломно захватил Василька и приказал ослепить его. Мономах и Святославичи, возмущенные вероломством и злодеянием братьев, побудили старшего князя идти войною на Давида. Святополк выгнал Давида из его городов, но покусился и на другую половину Волынской земли, отданной Ростаславичам. Общая опасность сближает Ростиславичей с их вчерашним врагом, Давидом; они совместно дают отпор великому князю, последнему не помогла и помощь Коломана Венгерского. Усобица закончилась новым съездом князей в Уветичах (в Вятичеве). Давид понес наказание: он должен был довольствоваться несколькими малозначительными городами и некоторою суммою денег. Владимир-Волынский перешел к Святополку; Ростиславичи остались при своем (1100). Остальные 13 лет великокня-жения Святополка прошли без усобиц; главной заботой князей стали походы на Степь и борьба с половцами.

Великокняжение Владимира Мономаха (1113 — 1125) На этот раз в вопросе о преемстве Киевского стола избрание, воля народного веча решительно перевесила все остальные соображения. "Лествица" требовала посажения Олега Святославича, но киевляне видели в нем Гориславича, не любили его и настойчиво звали Мономаха. Волнения в городе грозили принять опасные размеры, и Мономах подчинился голосу народному. Власть свою он держал в твердых руках, и власти этой подчинялась почти вся тогдашняя Русская земля. Одни только Ростиславичи да Ольговичи сидели, каждый, на своих отчинах. На Волыни еще сидел, было, одно время Ярослав, сын Святополка II, но у него начались нелады с Мономахом, а смерть его ввела и эту область в состав Мономаховых владений.

В. При правнуках и праправнуках Ярослава Мудрого (1125-1169)

Великокняжение Мстислава I Мономаховича (1125 — 1132)Старшим в роде после Владимира Мономаха был Ярослав Святославович Черниговский; но за Мстислава были "отчина", "голос народа" и далеко не последнее место на родовой лестнице (сейчас же вслед за Ярославом), и Ярослав не решился оспорить эти преимущества; он добровольно поступился своими правами, удовольствовавшись клятвенным обещанием племянника утвердить за ним Чернигов. Но клятву Мстислав не сдержал, попустив Всеволоду Ольговичу выгнать из Чернигова дядю. Прикрываясь мнением духовенства, к которому он обратился за советом, Мстислав оставил Всеволода в Чернигове, Ярослав же вынужден был удалиться в Муром. "Лествице", таким образом, наносился двойной урон: и в Киеве, и в Чернигове.

Если не считать Перемышля с Теребовлем, издавна обособленного Полоцка да Черниговской отчины, то вся остальная Русь и теперь, при Мстиславе, как при отце его, собралась в доме Мономаха. Киевский князь, однако, хотел большего: он изгнал полоцких князей из их области и присоединил Полоцк к своим владениям.

Великокняжение Ярополка II Мономаховича (1132 — 1139) После Мстислава Киев занял старший после него брат — Ярополк. "У Ярополка не было соперников: он был единственный князь, который мог сесть на старший стол по отчине и дедине; он крепко сидел в Киеве и потому еще, что люди киевские позвали за ним" (Соловьев). Таким образом, Киев фактически все более и более превращался в отчину Мономаховичей. Ольговичи, однако, тоже видели в нем свою отчину и ждали лишь случая предъявить на него свои права.

Являясь старшим в обширной семье Рюриковичей, Ярополк, по отношению к ближайшей родне, к Мономаховичам, держался не родовых, а семейных, личных начал: Переяславль (где он сидел при Мстиславе) он отдал не братьям, как следовало бы по системе Лествичного Восхождения, а племяннику Всеволоду — Гавриилу, сыну своего покойного брата. Для Юрия Долгорукого, наиболее энергичного из братьев, такое распоряжение являлось явной несправедливостью и кровной обидой. Утром въехал Всеволод в Переяславль, а до обеда дядя Юрий успел уже выгнать его из города. Правда, он и сам усидел в нем не более восьми дней: Ярополк и его выгнал оттуда. Между братьями, племянниками и дядьями разгорелась ожесточенная распря. В течение нескольких лет Переяславль переходит из рук в руки (Изяслав Мстиславич, Вячеслав и Андрей Мономаховичи). При этих переходах не спрашивали: кто старше, кто младше — решала грубая сила, ловкость, удача или вынужденный компромисс. Ольговичи, в свою очередь, хорошо использовали распрю Мономаховичей, добившись у них уступки им городов по Сейму (Курск и др.), которые они считали своею отчиной.

Все семилетнее великокняжение Ярополка прошло в усобицах, чему много содействовали неопределенность родовых отношений и уже начавшаяся резко обозначаться слабая подчиненность младших членов княжеского рода старшему. Таким старшим не всегда был отец, но дядя из младших или брат, и то не самый старший. Поэтому "младшие братья и племянники считали себя в полном праве вооруженною рукою противиться распоряжениям старшего, если им казалось, что эти распоряжения клонятся к их невыгоде" (Соловьев).

Великокняжение Всеволода Ольговича (1139 — 1146) Пользуясь раздорами среди Мономаховичей, Всеволод завладел Киевским княжеством и сумел удержать его за собой вплоть до своей смерти. Митрополит, во избежание кровопролития, убедил Вячеслава Мономаховича, старшего дядю, отказаться от своих прав и примириться с успехом племянника. Подобно Мономаху и его сыновьям, Всеволод также старался закрепить за своей ближайшей родней, Ольговичами, Киевский стол и, подобно тем, также обязал князей клятвою признать после него старшим князем его брата Игоря. Клятва была дана, но Всеволод не рассчитал одного: воли народной. Киевляне вообще не любили Всеволода, как Ольговича, как сына "Гориславича", не чувствовали симпатий и к Игорю; они позвали к себе Изяслава, внука Мономахова, сына Мстислава. Приезжай, говорили они ему, не хотим быть у Ольговичей, "акы задничи", т.е. не хотим переходить от брата к брату, точно частная собственность в наследство — хотим сами решать, кому править нами.

Борьба за Киев. Распря среди Мономаховичей

Великокняжение Изяслава II Мстиславича (1146 — 1154) Сев в Киеве, Изяслав также нарушил права старейшинства. Юрий Долгорукий упорно добивается их восстановления. Открывается длительная борьба племянника с дядей. Со стороны Изяслава она ведется энергично уже потому, что он, если и племянник, то старший, а Юрий, если и дядя, то младший. У дяди точкою опоры служит порядок Лествичного Восхождения; но он ли является истинным мотивом его действий? Не ухватился ли Юрий за него как за сподручное орудие борьбы? Не домогался ли Юрий Киева главным образом потому, что туда влекло его личное честолюбие, как влекло оно и других, тоже честолюбивых, князей, хотя бы того же племянника Изяслава?

При всем том, как ни попирается идея родовой лествицы, с нею еще необходимо считаться, и тот же Изяслав, стараясь вырвать у младшего дяди почву из-под ног, призывает в Киев своего старшего дядю Вячеслава, отдает ему великокняжение, ставит его "в отца место", окружает вялого, неспособного старика внешним почетом и, обратив в ширму, продолжает самостоятельно править княжеством. Юрия, однако, таким маскарадом не проведешь. Слова Вячеслава, обращенные к нему: "я был уже брадат, когда ты родился" кажутся ему неубедительны. У него своя мерка: когда приходится иметь дело с племянником, он отстаивает права старшего, а столкнувшись со старшим братом, он с легким сердцем забывает о них.

Опереться на старшего дядю в борьбе с младшим Изяславу необходимо было еще и потому, что в этой борьбе ему не всегда можно было рассчитывать на деятельную поддержку местного населения, как ни сочувствовало оно лично ему самому. Для киевлян Юрий Долгорукий был такой же Мономахович, как и Изяслав, и причинять ему зло им представлялось невозможным. Однажды Изяслав, прося их содействия, звал киевлян с собой на дядю и получил в ответ: "Князь, не сердись на нас, но на Володимирово племя мы не можем поднять руки; иное дело Ольговичи: на них пойдем (охотно), хоть и с детьми".

Несколько раз вынуждал Юрий Изяслава покидать Киев; в свою очередь, не однажды и Изяслав платил ему тем же. Изяславу удалось умереть на великокняжении, утвердился на Киевском столе потом и Юрий Долгорукий, однако не сразу: дорогу перебивали ему то Ростислав Мстиславич, то Изяслав Черниговский. Все же последние два года жизни (1157 — 1159) Юрий сидит в Киеве и умирает там великим князем.

Чем многочисленнее становилось потомство Ярославичей, тем заметнее хирела идея родовой лествицы, тем с большим трудом сводили князья свои счеты в пределах даже отчинного владения, не говоря о родовом, тем ярче выступала грубая сила и ее торжество.

Дядя и племянник оставили по себе сыновей, которые продолжали борьбу отцов: Мстислав II Изяславич (1167 — 1169) и Андрей Боголюбский, сын Юрия. В конечном результате восторжествовал дядя. Но характерно, что и дядя опирался в данном случае более на силу реальную, чем на принцип старейшинства.

Последствия этого торжества были неожиданные: Андрей покинул потерявший в его глазах всякую ценность Киев. Он перенес свое великокняжение с берегов Днепра в отдаленный Суздальский край, на берега лесистой Клязьмы, в молодой и малоизвестный город Владимир (1169). Для Киева с этой поры начинается новый период существования — период политического упадка и материального оскудения.

IX. Борьба со Степью

Не одни междоусобия князей характеризуют Киевский период: другой его особенностью была еще борьба со Степью — с одним из отпрысков азиатских народностей — с половцами.

Большое и сильное племя, половцы заняли в середине XI столетия нынешние южнорусские степи и не замедлили начать свои вторжения в Русскую землю. Юг, а с ним и главный центр тогдашней политической жизни, Киев, очутились в положении вечной войны; о спокойном существовании нечего было и думать; выпускать оружие из рук было бы прямым безрассудством. Русские князья вступали в соглашения с половецкими ханами, брали у них дочерей себе в жены, обменивались заложниками; но все это давало лишь временную, краткую передышку, тем более ненадежную, что мирный договор с одним ханом не исключал вражды с остальными.

Зло увеличивалось еще тем, что князья, в опьянении междоусобных страстей, вместо единодушного действия против общего врага, нередко сами открывали ему путь в Русскую землю, прибегая к их военной помощи. Понятно, какой дорогой ценой покупалась эта помощь. Области, по которым прошли кочевники, лежали опустошенными и безлюдными. Особенно дружил с половецкими ханами черниговский князь Олег Святославич (ум. 1115). Неоднократно приводил он с собою половецкие полки, и память народная не простила ему измены общерусским интересам: она помнит его не как Святославича, а как Гориславича*.

______________________

* См. Приложения. № 22: "Что побуждало черниговских князей наводить половцев на Южную Русь?"

______________________

1. Роль Владимира Мономаха в борьбе со Степью. Поистине народным героем в борьбе с половцами является Владимир Мономах, внук Ярослава Мудрого. "Как можно ограничиваться одной обороною, — доказывал он князьям, — вы говорите, что, настаивая идти в степь против половцев, я не жалею смерда, отрываю его от пашни; а того не подумаете, что станет весною этот самый смерд пахать на своей лошади, а приедет вдруг половчанин; убьет смерда стрелою, возьмет себе его лошадь, захватит жену и детей, да вдобавок еще и гумно зажжет. Разве это лучше? (княжеский съезд у Долобского озера, 1103 года).

Девятнадцать раз заключал Владимир мир с половцами, до сотни князей их отпустил на волю, свыше 200 изрубил и потопил во время своих войн с ними. Походы русских князей с Владимиром Мономахом во главе в глубь половецких степей коренного решения не дали, но ясно поставили вопрос об отношениях к степному Востоку, указав направление, в каком придется решать его в будущем.

2. Походы половецкие и крестовые походы. Энергия, с какою велось наступление; та бодрая вера в успех и желание, каким сгорали князья, добраться до самого сердца половецких вежей, чтобы решительным ударом навсегда освободить родную землю от разорительных вторжений этих полудикарей, напоминают подобную же борьбу, какую как раз в ту пору Западная Европа вела против другого, тоже тюркского, племени — в Палестине. Крестовые походы против сельджуков (1095 г. и след.) и походы русских князей против половцев (с 1103 г.; самый замечательный из них по размерам предприятия и по его успешности — поход 1111 г.) — явления одной категории. Владимир Мономах и Готфрид Бульонский — деятели одного порядка. Под стенами Иерусалима, на безымянных равнинах, что упираются в Черное и Азовское моря, там и тут, цель одна и та же: защита европейской, христианской культуры и цивилизации, отпор азиатскому мусульманству.

Крестовые походы и походы русских князей на половцев — это лишь один из героических моментов грандиозной борьбы, которую на протяжении целого ряда веков Европа вела против Азии; это лишь краткий эпизод в той длинной веренице "походов", что из столетия в столетие тянется со времен доисторических. Если и раньше Азия посылала мавров на юго-запад Европы, то и после Крестовых походов, после половцев она двинет на Восточную и Среднюю Европу монголов; затем османы начнут громить Византийскую империю; турецкий полумесяц победоносно пройдет по всему Балканскому полуострову, дойдет до Будапешта, до Вены, проникнет в Крит, в Адриатику, и для отпора этой волны, готовой захлестнуть пол-Европы, всюду потребуется страшное напряжение народных сил. Борьба с Азией и для русского народа не закончится половцами и монголами: она будет тянуться на всем протяжении его исторической жизни, можно сказать, вплоть до наших дней (сравн.: 1. гунны; 2. обры-авары; 3. хазары; 4. печенеги; 5. половцы; 6. монголо-татары; 7. сибирские инородцы; 8. киргизы; 9. кавказские племена; 10. народности Средней Азии и, наконец, в самое последнее время; 11. японцы).

X. Киев и Южная Русь

Княжеские усобицы и борьба со Степью двумя красными нитями проходят через всю историю Киевского периода. Набеги половцев тяжело отозвались на всем русском юге, усобицы особенно больно ударили по Киеву и в значительной степени определили его последующую судьбу.

1. Положение южной окраины. Всего более страдали от половцев пограничные земли: Черниговская, Киевская, особенно Переяславская и так называемое Поросье*. Природа создала здесь наилучшие условия для земледелия; казалось, сама звала сюда на труд; между тем поля лежали заброшенными, и плуг все реже и реже проходил по ним. Пустели не одни поля: из сел и городов половцы тысячами уводили пленников в свои степи, откуда большая часть их попадала на азиатские невольничьи рынки. А когда кочевнику удавалось проникать в самую глубь страны, тогда добыча его принимала особенно большие размеры.

______________________

* За 1055 — 1228 гг. известно 37 половецких набегов на Русскую землю, не считая второстепенных вторжений. По другому счету, за период в 149 лет (1061-1210) Русь испытала 46 половецких нападений, средним числом чаще, чем одно вторжение через каждые три года. Из 46 вторжений на долю Переяславского княжества и Поросья пришлось 31. Поросье (земли по р. Роси) населено было тюркскими кочевниками, которых князья приняли на эти места в XI столетии (Голубовский).

______________________

В связи с набегами стала падать и торговля с Византией, половцы перегородили дорогу в Грецию, проезд по Днепру стал неизмеримо опасней, и затраты на предприятие плохо теперь окупались.

Неизбежным следствием такого положения дел был отлив населения с юга: люди сознательно покидали места, наделенные благами природы, и устраивались на землях, где труд человека, хотя и вознаграждался гораздо скупее, зато был более обеспечен и не подвергался такому риску. Эмиграция шла двумя путями: на запад — в верховья Западного Буга и Днестра, в Галицию, в сторону Польши, и на северо-восток — всего больше в Суздальскую область, на Оку и Верхнюю Волгу*.

______________________

* См. Приложения. № 23: "Допустимо ли массовое переселение приднепровской Руси на север в XII и XIII вв.?"

______________________

2. Киев — яблоко раздора. Велико было зло от кочевников, но княжеские усобицы его удвоили. Киевской области досталось от них всего тяжелее. Киев обладал особою притягательною силою: старший среди остальных городов, самый богатый, он был олицетворением единства княжеского рода и всей Русской земли; местопребывание митрополита, главы русской Церкви, он одновременно олицетворял и единство церковное. Киев был крупным коммерческим рынком; он рассылал свои товары в Византию, в Польшу и Чехию; из далекого Регенсбурга сюда приезжали немецкие купцы, русский товар находил себе сбыт в далекой Италии, доходил вплоть до Сицилии. Торговля значительно содействовала богатству и росту Киева. Дитмар Мерзебургский (1018) насчитывал в нем 8 базаров и свыше 400 церквей; в 1124 году, по свидетельству летописи, пожар уничтожил в Киеве до 600 церквей; как бы ни преувеличена была та и другая цифра, очевидно, было что преувеличивать. Недаром Адам Бременский (ум. 1076) называл Киев "соперником Константинополя", "красою православного Востока" (aemula sceptri Constantinopolitani, clanssimum decus Graeciae).

Как неотразимый магнит, Киев привлекал к себе русских князей. Обладание им создавало почетное положение, удовлетворяло их гордость и самолюбие. Но именно потому-то и было особенно трудно удержать за собою Киев. За 23 года (1146-1169) з нем перебывало 8 князей: четверо по два раза теряли город и по два раза возвращались обратно, так что всех вокняжений (смен на престоле) было за это время счетом 12. Из всех соперников и соискателей лишь одному удалось тогда усидеть на киевском столе 6 лет подряд (Ростислав Смоленский: 1162 — 1169), зато остальные держались на нем всего по нескольку месяцев и даже недель.

3. Обесценение Киева. Рано или поздно такой порядок должен был неизбежно обесценить Киев. Реальную пользу приносил он все меньше; обладание им покупалось слишком дорогою ценою — вечными неладами, при полной неуверенности в завтрашнем дне. Звание великого князя Киевского превращалось в игрушку, становилось пустым титулом. Многих эта игрушка еще продолжала слепить своим наружным блеском, но реакция должна была не замедлить. Общему яблоку раздора, Киеву, не хватало именно того, что является одним из условий всякого сильного государства: политической устойчивости. Это понял Андрей Боголюбский, и когда в 1169 году военное счастье улыбнулось ему и он завоевал Киев, стал великим князем, то все же остался по-прежнему жить в своем родовом Суздальском княжестве, не покинул его. Киев перестал быть столицею Русской земли. Экономически подорванный еще раньше, он перестал существовать теперь и политически. От этого удара ему уже никогда потом не удалось оправиться.

Но перенесение столицы на берега Клязьмы, в город Владимир, задело не один Киев: оно превратилось в событие общерусское. С 1169 г. мы вступаем в новый период русской истории.

XI. Деятели Киевского периода

Со смертью Ярослава Мудрого история, по выражению Карамзина, вводит нас "в дремучий лес, в котором легко заблудиться с риском не выбраться из него обратно" — так много действующих лиц, так перепутаны события. Сцена, на которой развертываются исторические события, всегда переполнена; все там в движении, все волнуется; ничего устойчивого; ни у кого нет прочного, определенного места, какой-то калейдоскоп быстро сменяющихся событий: брат оспаривает власть у брата, племянник у дяди, близкие и дальние родственники заключают союзы, чтобы действовать совместно против таких же близких и дальних. В людях много жестокого, грубого, но немало и доблестного, честного, живого ума. Горизонт не широкий; идея государственности еще не вышла из детских пеленок. И какое разнообразие характеров! Какое различие в моральном мериле!

Вот Давид Игоревич, только что (1097), вместе с другими давший присягу довольствоваться своим княжеством, не искать чужой земли, — а он уже зарится на соседнюю область и, чтоб легче раздобыть ее, приказывает вероломно схватить своего двоюродного племянника Василька и ослепить его. Или этот самый Василько, слепой, до конца жизни (1124) водит свои войска против половцев и энергично бьется с ними, как и раньше, бывши зрячим. Вот Олег Святославич, прозванный Гориславичем: его отец, хотя и умер на великокняжеском Киевском столе, но он достиг его незаконным путем, согнав своего старшего брата Изяслава (1073 — 1076); грубое нарушение родовой этики кладет печать отвержения на сына, тем более, что Олегу не смыть позора постоянной дружбы с врагами родины — половцами. В самом деле, кто всего чаще наводил их на Русскую землю? Из-за кого чаще обычного русские села и города пылали и подвергались разграблению? Путь к Киеву морально отрезан Олегу; хотя он и старший из оставшихся двоюродных братьев, но должен уступить дорогу младшему, Владимиру Мономаху (1113) — такова воля киевского веча.

Далее, вот другой вероломный князь, Владимирко Галицкий: когда ему напомнили, что он нарушил присягу, что он клялся на крест, то он с насмешкой отговаривается: "а что может сделать мне этот маленький крестик?" А вот другой Давид, смоленский, сын Ростислава: бурную жизнь свою он заканчивает в монастыре и в монашеской одежде ищет примирения с Богом, прощения своим грехам.

Целой головой выше своих современников стоит Владимир Мономах, и не только потому, что он, как мы видели, неутомимый борец с ненавистными половцами, горячий защитник родной земли, но и по своим моральным качествам и совершенствам.

1. Как человек, Владимир не безупречен он не всегда умел избежать соблазна заплатить дань порокам своего века: на его совести лежит разгром города Минска, взятого "на щит"; вероломное убийство двух половецких ханов, в противность данному обещанию пощадить их жизнь; но все это единичные пятна, лишний раз доказывавшие несовершенство человеческой натуры вообще, так как их с избытком покрывают положительные свойства Мономаха. Недаром современник-летописец после смерти Владимира наделяет его такими лестными эпитетами, как бы подводя итог его деятельности на земле: "братолюбец, нищелюбец и добрый страдалец за Русскую землю".

2. Прежде всего это человек полный энергии и неутомимой деятельности. Его хватало на все: на войну и дела внутреннего распорядка, на охоту и домашнее хозяйство, на думу с дружиной и на молитву. Вся его долгая жизнь (1053 — 1125) прошла в движении и работе, с той самой поры, когда отец послал его, еще 13-летним мальчиком, в Ростов через землю вятичей. Смоленск, Польша, Чешский Лес, Туров, Полоцк, Чернигов, вятичи, Волынь, Минск, половецкие степи — этапы его походной жизни. Он совершил на своем веку 83 больших похода и поездки, а сколько более мелких — и припомнить не мог. Неутомимый охотник, он собственноручно ловил и вязал диких коней; бесстрашный, неоднократно подвергал опасности свою жизнь: тур метал его на рога, олень бодал, лось топтал ногами, вепрь оторвал у него меч, висевший на боку, медведь кусал, а лютый зверь валил вместе с конем. Находил время Владимир следить и за порядком домашним: он сам держал ловчий наряд, сам смотрел за конюшней, за соколами и ястребами.

3. Владимир не по имени только христианин: образец благочестия, он милостив даже к врагам; действия его проникнуты чувством любви к ближнему; защитник слабых, он содействует торжеству правды над несправедливостью; он учит соблюдать крестное целование и не казнить смертью, даже если бы человек был виновен и заслуживал ее, "дабы не погубить души христианской", поясняет он.

4. Его христианство — деятельное. Владимир не сторонник отшельнической жизни, истязания плоти: иноческие подвиги, в его глазах, отнюдь не единственный путь ко спасению; сам он предпочитает покаяние, слезы и милость: этих трех добрых дел достаточно, чтобы спастись от грехов и заслужить царство небесное, даже не покидая мира: "молю вы ся, не забывайте трех дел тех: не бо суть тяжка; ни одиночьство (т.е. отшельничество), ни чернечьство (т.е. монашество), ни голод (т.е. изнурение себя постом), яко инии добрии терпят, но малым делом улучити милость Божью" (Поучение детям).

5. Он был блюстителем тех устоев, на которых держался родовой порядок, и самою деятельностью своею воспитывал князей, старших и младших, в сознании, что они составляют одну общую семью. Он уважал права старшинства, требовал наказания во имя нарушенной правды, мирил враждующих и умел направить деятельность князей на достижение целей более достойных, чем их постоянные "которы" (ссоры) — на борьбу со Степью. Старший, великий князь только в последние 13 лет своей жизни, он еще на положении младшего стал моральным вождем княжеской семьи.

6. Владимир уже обрисовался перед нами (см. выше), как неутомимый борец с половцами, как защитник Русской земли от половецких набегов. Многократными походами в Степь он достиг того, что силы ее были надломлены, и Южная окраина, хотя на время, свободно вздохнула. Если он 19 раз заключал мир с половцами, значит 19 раз принимался воевать с ними. Еще при жизни отца (до 1093 г.) он имел 12 удачных битв с ними — все это были заслуги перед родиной, которых она не могла не ценить.

7. Мономаху присуща идея родины, блага общественного. Его двоюродный брат, Олег Святославич, оставил по себе в памяти на родной горькую славу: ради личных выгод он пользовался услугами половцев и хладнокровно смотрел, как те, будучи призваны им, грабили и разоряли Русскую землю. Другой двоюродный брат, великий князь Святополк II Изяславич, человек корыстный, пользовался властью для личного обогащения, к явному ущербу народного благосостояния. Не то Владимир. Он понимает, где должен быть предел личному интересу, и для него ясно, что благо общее выше личного. "Добра хочу братии и Русской Земле", говорил он, и этою мыслью руководился в своей жизни.

8. Наконец, Мономах не только деятельный князь-правитель, воин, неутомимый охотник, заботливый хозяин; не только благочестивый христианин, убежденный блюститель родовых устоев жизни, верный сын своей родины — у него сильно развиты также и духовные интересы: он образованный, начитанный человек; он хорошо знаком с содержанием Псалтири, с Притчами Соломона, с творениями Василия Великого ("Шестоднев"); потребности духа породили и его "Поучение детям". Заурядному человеку, если бы его мысль работала в области одних только повседневных явлений, не пришло бы на ум взяться за перо и предложить целую кошницу житейской мудрости и общественной морали, — результат жизненного опыта и "ума холодных наблюдений". Вот некоторые мысли Владимира Мономаха из области практических советов:

"Ради Бога, не ленитесь, дети мои; покаянием, слезами и молитвой вы легко победите врага нашего, дьявола. Просите Бога о прощении грехов со слезами, и не только в церкви, но и дома, ложась спать. Сидите ли вы на коне или ни с кем не разговариваете, — вместо того, чтобы думать о пустяках, повторяйте беспрестанно: "Господи, помилуй!", если других молитв не умеете: эта молитва лучше всех. Не забывайте убогих, кормите сироту; прежде чем целовать крест, братье, подумайте предварительно, будете ли в состоянии сдержать свою клятву; но, раз поцеловав, берегитесь, чтобы не погубить своей души. Старых чтите, как отцев, молодых, как братью. В доме своем не ленитесь, за всем присматривайте сами; не полагайтесь ни на управляющего, ни на слугу. На войне не надейтесь на воевод; сами наряжайте стражу; ложась спать, не снимайте оружия. Объезжая свои земли, не позволяйте своим спутникам обижать жителей; чтите гостя, откуда бы он ни пришел к вам, будь это простой или знатный человек, или посол. Если не можете чем иным одарить его, то угостите хорошенько: странствуя они разносят по всем землям хорошую или дурную славу о человеке".

9. "Около его имени вращаются почти все важные события русской истории во второй половине XI и в первой четверти XII века. Этот человек может по справедливости назваться представителем своего времени. За ним в истории останется то великое значение, что, вращаясь в такой среде, где всякий гонялся за узкими своекорыстными целями, еще почти не понимая святости права и договора, один Мономах держал знамя общей для всех правды и собирал под него силы Русской земли" (Костомаров).

10. "Мономах принадлежит к тем великим историческим деятелям, которые являются в самые бедственные времена для поддержания общества и своею высокою личностью умеют сообщить блеск и прелесть самому дурному общественному организму. Мономах вовсе не принадлежит к тем историческим деятелям, которые смотрят вперед, разрушают старое, удовлетворяют новым потребностям общества: это было лицо с характером чисто охранительным, и только. Мономах не возвышался над понятиями своего века, не шел наперекор им, не хотел изменить существующий порядок вещей; но высокими личными доблестями, строгим исполнением своих обязанностей прикрывал недостатки существующего порядка вещей, делал его не только сносным для народа, но даже способным удовлетворить его общественным потребностям. Тогдашнее общество требовало прежде всего от князя, чтоб он свято исполнял свои семейные обязанности, не кбторовался с братиею, мирил враждебных родичей, вносил мудрыми советами наряд в семью — Мономах во время злой вражды между братьями заслужил название братолюбца, умными советами и решительностью отвращал гибельные следствия княжеских кбтор, крепко держал в руке узел семейного союза. Новообращенное общество требовало от князя добродетелей христианских — Мономах отличался необыкновенным благочестием. Общество требовало от князя строгого правосудия — Владимир сам наблюдал над судом, чтоб не давать сильным губить слабых. В то время, когда другие князья играли клятвою, на слово Мономаха можно было положиться. Когда другие князья позволяли себе невоздержание и всякого рода насилия — Мономах отличался чистотою нравов и строгим соблюдением интересов народа. Общество больше всего ненавидело в князе корыстолюбие — Мономах всего больше им гнушался. Новорожденное европейскохристианское общество, окруженное варварами, требовало от князя неутомимой воинской деятельности — Мономах почти всю жизнь не сходил с коня, стоял на страже Русской земли: в каком краю была опасность, там был и Мономах, "добрый страдалец за Русскую землю". Если мы, отдаленные веками от этого лица, чувствуем невольное благоговение, рассматривая высокую его деятельность, то как же должны были смотреть на него современники? Не дивно, что народ любил его и перенес эту любовь на все его потомство". (Соловьев)

11. Владимир Мономах был один из тех, кто строил русское государство. На общем фоне событий Киевского периода ярко выделяются еще две фигуры — непримиримых противников, Юрия Долгорукого и Изяслава II. Обоих, и дядю, и племянника, неотразимо влечет к себе Киев; для обоих столица Русской земли — заветная мечта, соблазнительная греза, и каждый по-своему доказывает свое право на ее осуществление. Один, в духе Мономаховых традиций, опирается на старое право родового старейшинства, другой — на добрый меч и личную отвагу: с традициями он уже порвал. Пред приимчивый и смелый, Изяслав вообще мало считается с "правами": он исходит из убеждения, что (по его любимому выражению) "не место к голове, а голова к месту", к тому же он старший племянник, а Юрий младший дядя, значит, и права-то последнего чуть не нулю равны. Однако тень Владимира Мономаха легла и на Изяслава: убежать от нее, окончательно порвать со стариной и родовыми основами жизни ему не под силу, он вынужден признать их, хотя бы только формально: с целью обезоружить своего противника он сажает на великокняжеский стол его престарелого, мало на что способного брата Вячеслава, своего старшего дядю, и правит Киевом теперь уже от его имени. "Я был уже брадат, когда ты родился", говорит Вячеслав Юрию, думая этим обезоружить его. Но зараза нового времени коснулась и Юрия. Он отлично понимает, что Вячеслав — простая пешка в руках Изяслава, и отказывается подчиниться брату, не замечая, в какое противоречие ставит этим себя с самим собою.

Вообще Юрию, как и Изяславу, приходится раздваиваться; он также стоит на распутье; старые заветы глохнут, а новые основы жизни хищно и жадно торопятся занять их место — это и составляет характерную черту того времени. С ранней молодости Юрий сидит в Суздальской области и правит ею, — правит хорошо и заботливо, а все же сродниться с севером не может, все время его тянет на юг, к Киеву. На самом закате дней счастье улыбнулось сыну Мономаха: в 1157 г. он завладел желанным городом и умер там великим князем (1159).

И долго еще будет манить к себе Киев русских князей. Один только Андрей Боголюбский взглянет на него иными глазами, но надо было прожить еще двум-трем поколениям, прежде чем угаснет его слава и Матерь русских городов потеряет свою притягательность. Но этот момент совпадет уже с самыми печальными для Киева днями: с татарским нашествием и разгромом 1240 года.

Суздальско-Волынский период. 1169 — 1242

I. Характеристика периода

"Вече" и "отчинно-родовые отношения" по-прежнему остаются характерными признаками периода; упорная борьба со Степью продолжается, и даже еще напряженнее*; идут своим чередом и княжеские усобицы**; на Руси по-прежнему всего один великий князь на всех младших, иными словами, единство Русской земли еще держится — однако с перенесением великокняжеского стола на северо-восток оно уже дает некоторую трещину: центробежные силы начинают брать перевес; идея областной отдельности поднимает голову, и не потому, что она усилилась сама по себе, а потому, что освободилась от сдерживающего начала, какое раньше встречала в идее единства княжеского рода. Потомство Рюрика разрослось; утрачено прежнее живое сознание кровных уз. Раньше это сознание восполняло (конечно, поскольку это было доступно ему) еще не народившуюся идею государственности, — теперь утрата Киевом значения политического центра послужила сигналом к распаду. Кто заменит "Матерь городов русских?" Ответ, по-видимому, готов дать Владимир на Клязьме; но если сам Киев молчит, не возражает, то Юг, в его целом, проявляет энергичный отпор и продолжает отстаивать прежнее свое первенствующее положение.

______________________

* Цифровые данные выше, глава X: "Киев и Южная Русь".
** За 1055 — 1228 гг. насчитывается, в общем, 80 лет, прошедших в войнах, и только 93 мирных года.

______________________

Теперь на Руси не один центр, а два, с той только особенностью, что на юге он, в противоположность суздальскому, пока еще не устойчивый: даже не знаешь, где правильнее искать его, — на Волыни или в Галиче?

В этом периоде можно было бы говорить еще о третьем центре — о Новгороде; но, как раньше, так и теперь, значение Новгородской общины более культурное, чем политическое: она — ценное и важное связующее звено между Русью и Западом, наше тогдашнее "окно в Европу"; однако влияния на общий ход развития русской жизни, особенно в данный период 1169 — 1242 годов, окно это не оказало: основная колея, по которой пойдет эта жизнь, выращивая русскую государственность, выбита не Новгородом; решающее слово сказано не на северо-западе, а на северо-востоке и на юге Русской земли. Именно здесь уже в это время намечаются те два русла, по которым позже потечет русская жизнь: московские князья станут продолжать дело суздальских князей, а литовские — объединять земли Юго-Западной Руси. Таким образом, последующий Московско-Литовский период русской истории (1242-1462) явится логическим продолжением и завершением настоящего Суздальско-Волынского периода (1169-1242).

Еще одна особенность Суздальско-Волынского периода: дает себя чувствовать соседство с Польшей и Венгрией; их вмешательство в дела Галича стесняют свободу действий Юго-Западной Руси и уже теперь предсказывают ей ту утрату политической независимости, какая ожидает ее в недалеком будущем.

Таким образом, хотя единство Русской земли и не нарушено, но процесс разложения уже начался. Раньше жизнь стекалась к одному центру, теперь она расползается.

Самый процесс "расползания" сопровождался (по крайней мере, в Северо-Восточной Руси) одним характерным явлением, ранее русской жизни неизвестным. "Отчина" настолько подавила здесь идею "Лествицы", что духовно преобразила самого князя. Прежний князь, видевший в себе одного из Рюриковичей и считавший нормальным явлением частую смену столов, здесь, в Суздальском крае, превратился в князя-вотчинника и крепко вцепился в свою землю, как в наследственную собственность. Эта "вотчина" — первый шаг на пути к созданию будущего государства.

II. Суздальская земля

1. Природа Суздальского края — изобилие в лесах и водах — в значительной степени определила самые занятия населения: кроме земледелия оно занималось промыслами, которые здесь были особенно разнообразны: охота на пушного зверя, за дичью; рыбный и лесной промысел (гонка дегтя, добыча лыка и мочалы); пчеловодство.

2. Первоначальное население края. Имена местных урочищ (реки, озера, горы), частью также и поселений, бывшие в употреблении у аборигенов (первоначальных засельников края), обыкновенно переходят в язык позднейших пришельцев. По этим признакам можно судить, какая народность первоначально заселяла данный край.

Громадное большинство рек Северо-Восточной России носят имена с финским окончанием на ВА (=река), ГА, ДА, ЖА, МА (=река, вода), НА, РА, ША: Кутва, Лысва, Москва, Нарова, Нева, Протва, Сылва-Вага, Ветлуга, Волга, Молога, Онега, Пинега — Вологда, Павда, Судогда — Вожа (озеро), Ковжа, Согожа, Унжа — Кама, Кинешма, Клязьма, Кострома, Пышма, Чухлома — Сухона, Цна, Шексна — Жиздра, Сура — Какша, Колокша, Мокша, Шоша. Финского корня также: Алатырь, Арзамас, Ардашев, Нерль, Неро (озеро), Ока, Сенгилей, Суздаль и др.

Наоборот, на Киевском юге имена рек славянского корня: Березина, Буг, Ворскла, Горынь, Десна, Днепр, Днестр, Ирпень, Псел, Стырь, Сула, Супой, Тетерев, Трубеж, Хорол.

3. Образование Великорусского племени. Суздальский край, первоначально населенный исключительно одними финнами, постепенно заселился русскими выходцами с Юга и из Новгорода, что повело к смешению двух народностей. Финская кровь влилась в русскую, и следствием такого смешения пришельцев с туземным населением явилось некоторое изменение первоначального русского типа (форма носа, скул; склад характера, отличия в говоре). На Юге мы можем проследить аналогичное явление: тоже примесь посторонней (тюркской) крови, однако в более слабой степени: там она вливалась чаще всего насильственно и спорадически (не постоянно, с перерывами) — здесь приток ее был постоянный и добровольный. Одновременно с изменением чистого русского типа в Суздальском крае происходил и обратный процесс — вливание русской крови в финскую, притом настолько интенсивный, что туземное население здесь вскоре совсем претворилось в русское: четыре нынешние губернии — Московская, Владимирская, Костромская, Ярославская — искони финские, ныне населены исключительно русским населением. Так было в Суздальском крае. Зато в более отдаленной полосе финской территории, куда русские (из Суздаля и Новгорода) являлись первоначально лишь для одного промысла, оседали островами и еще не заселяли сплошь, финский элемент удержался (чуваши, черемисы, зыряне, вогулы).

4. Две колонизации Суздальского края: древнейшая (из Новгорода) и позднейшая (с Юга). Отличия той и другой:

1) Первые колонисты, вытесняя туземное население или устраиваясь совместно с ними, стали самостоятельными хозяевами на новых местах, завели новгородские порядки и города с вечевым устройством (Ростов, Белоозеро, Суздаль) и влиятельным землевладельческим классом — так называемыми земскими боярами.

2) Беженцы с Юга пришли на княжескую землю и с первых же шагов стали в подчиненное положение к князю. Благоприятных условий для вечевых порядков здесь не было: новые города возникали под влиянием и при деятельном участии князя (Владимир на Клязьме). Так народились старшие и младшие города. Попытка первых поставить вторые на положение подчиненного пригорода не удалась, потому что младшие города нашли себе поддержку в князе, равно и князь получил себе в них опору в борьбе с боярской земщиной. К числу особенностей Суздальского края, делавших его непохожим на Юг, были также: посадский характер его населения и его спаянность.

5. Посадский характер Суздальского края. "Население Суздальской земли было по преимуществу промышленное и рабочее, в собственном смысле посадское, что зависело от самой природы здешних мест, лесных, глухих, не совсем плодородных, но изрытых речными потоками, которые, как пути сообщения, все сходились и сливались или в Волгу, или в Оку, т.е. в самые проторенные большие дороги тогдашнего промысла. Особенное развитие посада и посадского быта и отличает Суздальскую землю от всех остальных и главным образом от южной Киевской Руси". Среди промышленного и рабочего населения княжеская дружина не могла приобрести того первостепенного значения, каким она пользовалась на юге. Здесь она "сама была сильна только потому, что под нею находилась сильная почва. В Суздальской земле не существовало сварливой, междоусобной и крамольной почвы. Оседлость, заботы о своем хозяйстве, о своей работе и промысле, о своей собственности, наживаемой великим трудом; мир и тишина, как первое благо для устройства всяких трудов и работ и всякого промысла, — вот к чему клонились все стремления этой земли, которая в этом направлении воспитывала и самого князя как и его дружину" (Забелин).

6. Спаянность Суздальского края. Все углы Суздальского края были крепко связаны, экономически зависели один от другого — отсюда единство интересов. "По-видимому, ни одна княжеская волость не могла существовать сама по себе без помощи другой, соседней, или даже и удаленной. Главные торги с Новгородом и с болгарами на Волге, как и с Западом, и Югом были так распределены, что необходимо было всегда проезжать по чужой волости, подвергаться чужому мытарству, если бы волости были раздельны, а не находились в одной руке. Такие условия быта и жизни по необходимости устремляли народную мысль к идеалу единства и в политическом устройстве земли. Поэтому естественно, что каждый великий князь в Суздальской земле необходимо являлся могущественным и сильным: он всегда чувствовал под собою твердое и устойчивое основание в общем мнении всего своего земства" (Забелин).

7. Отличия новых порядков от порядков Южной Руси. Княжеская власть сложилась в Суздальском крае на иных началах, чем в Киевской Руси: вместо князя-дружинника здесь появился князь-вотчинник; вместо старшего в роду — князь-самовластец, князь-господин.

На Юге — первые князья явились пришельцами; они застали там общественный порядок уже сложившимся и готовым; земледельцы-смерды жили на собственной земле; городское население выдвинуло влиятельный верхний слой — крупных землевладельцев и купечество; вече, как орган общественного мнения и общественной воли, пустило корни; князья должны были считаться с такими порядками и круто изменить их было бы не под силу.

В Суздале — наоборот, на первый план выступает личность и воля князя. Хотя князьям и здесь приходилось считаться с вечевыми порядками старых городов Ростова и Суздаля, с влиятельным классом бояр-землевладельцев, но малонаселенность края, обилие непочатых мест открывали им в Суздальском крае широкое поле деятельности и личного почина. Княжеская колонизация началась здесь еще со времен Ярослава Мудрого (построение города Ярославля на Волге); всего более обязана она Юрию Долгорукому и Андрею Боголюбскому.

Недаром последний говорил: "я всю Суздальскую Русь городами и селами великими населил и многолюдными учинил"*.

______________________

* См Приложения. № 24: "На какой ступени культурного развития находился Суздальский край перед приходом туда Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского?".

______________________

8. Тип хозяина-вотчинника. В отличие от южнорусских князей, в Суздальском крае сложился новый тип хозяина-вотчинника с иными понятиями и привычками. Это люди земли, не утопий, люди с практическим, трезвым взглядом на жизнь, без увлечений и фантазий Тин этот лишен прелести, блеска и благородства, которыми отличался характер южных князей, — тех предводителей дружин, которые не собирали себе ни золота, ни серебра, но все раздавали дружине и своею отвагою, беспокойною деятельностью расплодили Русскую землю, наметили границы ее европейской государственной области. Южнорусские князья в постоянном движении: они неутомимо пробегают пустынные пространства, строят города, прокладывают пути через леса и болота, населяют степи, собирают разбросанное и разъединенное население. Работа благотворная, благодетельная, но этим она и завершилась: "прочности, крепости всему этому они дать не могли по своему характеру; для этого необходим был хозяйственный характер северных князей-собственников. Южные князья до конца удержали прежний характер, и Южная Русь веками бедствий должна была поплатиться за это, и спаслась, единственно, с помощью Северной Руси, собранной и сплоченной умным хозяйством князей своих" (Соловьев).

а) Андрей Боголюбский. Одним из типичнейших хозяев-вотчинников был Андрей Боголюбский. Реальную силу он ценил больше идейной, тем более что последняя (т.е. узы родства) в его время — он это видел — значительно потеряла свой прежний авторитет. Андрей предпочел быть первым в деревне, чем вторым в городе, и потому сознательно, без сожаления променял беспокойный златоглавый Киев на скромный Владимир, затерянный среди финских лесов и болот: здесь он был полным собственником и хозяином, с положением гораздо более прочным и устойчивым, чем то, какое мог дать ему Киев. "Это был настоящий северный князь, истый суздалец-залешанин по своим привычкам и понятиям, по своему политическому воспитанию. На Севере прожил он бо́льшую половину своей жизни, совсем не видавши Юга. Впервые он туда попал, когда ему было уже под 40 лет". Андрей скоро выделился из толпы тогдашних южных князей особенностями своего личного характера и своих политических отношений. Он в боевой удали не уступал своему удалому сопернику Изяславу*, забывался в разгаре сечи и, попадая в самую опасную свалку, не замечал, как с него сбивали шлем. Все это было очень обычно на Юге, где постоянные внешние опасности и усобицы развивали удальство в князьях; но совсем не было обычно уменье Андрея быстро отрезвляться от воинственного опьянения. Тотчас после горячего боя он становился осторожным, благоразумным политиком, осмотрительным распорядителем. У Андрея всегда все было в порядке и наготове: его нельзя было захватить врасплох; он умел не терять головы среди общего переполоха. Привычкой ежеминутно быть настороже и всюду вносить порядок он напоминал своего деда Владимира Мономаха. Несмотря на свою боевую удаль, Андрей не любил войн и после удачного боя первый подступал к отцу с просьбой мириться с побитым врагом" (Ключевский).

______________________

* Своему двоюродному брату Изяславу II Мстиславичу (ум. 1154 г.).

______________________

Примечание. Значение Андрея Боголюбского для местного края нашло свое выражение в признании его местного церковью святым. Позже его выделили среди других русских князей и чтили как основоположника будущего Московского государства: в Успенском соборе во Владимире, есть образ Андрея во весь рост, шитый золотом, серебром и шелками. По преданию, это работа царевны Софьи Алексеевны.

6) Всеволод III. Сказанное об Андрее Боголюбском одинаково применимо и к его брату Всеволоду III, прозванному Большим Гнездом: он проводил ту же политику, держался тех же приемов. Личность Андрея заслонила собою Всеволода, но шести лет Андреева велико-княжения (1169 — 1175), может быть, оказалось бы недостаточно, чтобы придать деятельности Суздальских князей тот характер, какой она получила, если бы долговременное княжение Всеволода (1175-1212) не углубило и не закрепило дела, начатого старшим братом.

Всеволод III "был образцом большей части потомков своих, князей северных: был очень осторожен, не охотник до решительных действий, до решительных битв, которыми можно было вдруг выиграть, но можно вдруг и потерять; уступчив в тех случаях, где видел успех неверный, но постоянен в стремлениях к достижению цели, а цель эта как у него, так и у потомков его, — приобресть как можно больше владений, усилить себя на счет всех других князей, подчинить их себе; это-то стремление Всеволода III и потомков его и было средством к утверждению единовластия в России" (Соловьев).

"Если в характере Андрея замечается еще южная пылкость и удаль, впрочем, значительно охладевшая от 20-летнего пребывания в стране рабочих промышленников, миролюбцев по самим задачам своей деятельности, то характер его брата Всеволода уже в полной мере носит в себе тип суздальского хозяина. Некоторые летописи прямо называют его миродержцем, т.е. сберегателем и охранителем земской тишины и мира. Из этой основной черты его характера развиваются и все другие качества его великокняжеского поведения. Он не любил войну и особенно удалых и решительных битв. Он как бы трусил перед всяким побоищем и потому, предпринимая поход, всячески старался решить дело без битвы, для чего, встречаясь с неприятелем, с намерением избирал для своего стана такие места, где не было возможности бойцам тотчас же схватиться. Крутые берега рек, глубокие овраги или неудобное время года всегда служили ему надежною опорою для достижения своих целей, которые все клонились к тому, чтобы утомить, обездолить врага недостатком продовольствия. Так обыкновенно он брал города, а в поле тем же способом после долгого стоянья заставлял противника спасаться бегством от первого движения застоявшихся полков". Такой образ действий происходил не от слабости характера. "При всем миролюбии и именно в интересах земской тишины Всеволод не верил в ту истину, что "худой мир лучше доброй брани, ибо хорошо знал, что, живя в лживом миру, люди, как выражается летописец, "великую пакость землям творят", и потому международные ссоры стремился оканчивать лучше доброй бранью, чем худым миром, злых казнил, а добро-мысленных миловал. "Кто вам добр, того любите, а злых казните", — говорил он". (Забелин)

9. Следствия новых порядков в Суздальском крае

а) Вечевой строй не мог получить развития. Против вечевых притязаний старших городов князья нашли себе опору в городах новых; им они оказывали в свою очередь всевозможную поддержку (столицею выбран не Ростов, не Суздаль, а ничтожный пригород Владимир на Клязьме). Новые города богатели, процветали, а старые хирели — хирел с ними и вечевой строй.

б) Ослабла родовая связь между князьями. Духовные силы, скреплявшие князей в один родственный союз, сильно теперь пошатнулись. Полновластный хозяин, неограниченный властелин у себя дома, в своих новых городах, суздальский князь таким же стал держать себя и по отношению к сородичам. Они стали для него не младшие братья, а подчиненные; он считает себя вправе распоряжаться ими по произволу. "Хотел он быть самовластцем", говорит про Андрея летописец. Когда Ростиславичи Смоленские, его племянники, посаженные им в Киевскую землю, не исполнили его воли, Андрей Боголюбский не задумался приказать им уйти обратно в Смоленск, а двоих даже совсем хотел изгнать из Русской земли. "Мы до сих пор почитали тебя как отца по любви, — отвечали Ростиславичи, — но если ты прислал к нам с такими речами, не как к князю, но как к подручнику и простому человеку, то делай, что замыслил, а Бог нас рассудит". Слово подручник красочно определило сущность произошедшей перемены: "южные князья поняли перемену в обхождении с ними северного самовластна; поняли, что он хочет прежние родственные отношения старшего к младшим заменить новыми, подручническими, не хочет более довольствоваться только тем, чтоб младшие имели его как отца по любви, но хочет, чтоб они, безусловно, исполняли его приказания, как подданные" (Соловьев).

в) Образовались вотчины-уделы. Завоевав Киев, а сам оставшись на прежнем месте, у себя во Владимире, Андрей в корне подсек старый порядок перехода столов, определявшийся "родовою лествицею". На Юге этот порядок еще держится некоторое время, но в Суздальской области ему не стало более места. Территория распадается здесь на отдельные княжества, одно от другого независимые; каждое из них превращается в личное достояние князя, становится его вотчиною, т.е. частного собственностью, которая переходит от отца к сыну, как отцовское наследие.

Раньше — наследовал брат после брата, племянник после дяди, причем ни один князь не мог сказать: "это моя земля, я располагаю ею, как хочу" — князь был только временным, не всегда даже пожизненным, ее владельцем и правителем. Теперь — это частная собственность князя, который передает, кому захочет, брату или сыну, даже жене или дочери.

Две собственности, два хозяйства — это два мира, два отдельных замкнутых круга, и сколько возникло хозяйств, столько же образовалось и обособленных отдельных кругов-миров, иными словами, уделов. Таких уделов на Юге не могло быть, потому что там не было "хозяйств", княжества не составляли там частной собственности, у княжеского рода там все было общее, все были дети одного отца, внуки одного деда. "Мы не венгры и не ляхи, но потомки одного предка, и отказаться от Киева не можем", говорят Ольговичи Мономаховичам. Любое княжество, будь это крупное: Киевское, Черниговское, или мелкое: Туровское, Торопецкое, все равно, понималось как часть одного целого, связанная с другою частью узами кровного родства. Вот почему удельный период начинается на Севере со времени Всеволода III, не раньше (да и в его время он начал пускать лишь первые ростки), к периоду Киевскому выражение это неприложимо. Летопись наша вовсе не знает слова удел. На Юге северному "уделу" соответствовали иные выражения: стол, волость, такой-то князь сел на стол отца своего; такого-то князя лишили его волости.

Примечания. 1. Выражение "удельно-вечевой период", в применении к Киевскому, установилось в нашей исторической литературе со времен Карамзина и вошло в учебники; за последнее время, однако, оно все более и более выходит из употребления. Слово "удел" указывает на отделение, на обособление, а его-то как раз в данном случае и не было: младшие княжества духовно не порывали со старшим, являлись не единицами, выделенными и замкнутыми в самих себе, а частями единого целого. Самый этот термин — "удел" — происхождения более позднего: в завещании Ивана Калиты его еще нет, и лишь сыновья Ивана Даниловича впервые ввели его в употребление, да и то наряду с другими, означающими: "уезд, участок".
2. Внешние признаки заселения Суздальского края выходцами из Южной Руси. Переселенцы принесли с собою названия покинутых ими местностей и закрепили их за новыми поселениями; многие города и речки носят те же наименования, что и на Юге: Стародуб, Галич, Звенигород, Трубеж, Вышгород, два Переяславля: Залесский и Рязанский; речки. Почайна, Лыбедь, Трубеж, Ирпень и др.

III. Галич с Волынью

Родословная таблица

Особенности истории Галича

1. Преемственность стола от отца к сыну. В Галиче прочно утвердилась одна из ветвей княжеского дома, и в течение всего XII столетия престол почти без борьбы и притязаний со стороны других русских князей спокойно переходил от отца к сыну. Здесь безраздельно царило начало отчины. Фундамент заложен был еще братьями Васильком и Володарем в 1097 году на Любечском съезде. С этой поры они прочно засели в Галиче, и их преемники уже не переходили с Галицкого княжества на другое.

2. Оседлость дружины. Не переходила с князьями и их дружина: служившие отцу продолжали служить и сыну. Это обстоятельство, само по себе ничтожное и случайное, было, однако, богато серьезными последствиями.

а) Дружинники, служившие у других князей, в других областях, вследствие постоянных переходов, мало дорожили земельною собственностью: последняя стесняла их. При своем кочеванье с места на место они не могли образовать сословия, пустить прочных корней в области: везде они временные гости; значением и весом пользуются они, пока остаются неразлучными спутниками и верными сотрудниками своего князя. Их службу очень ценят, князья не могут обойтись без них; но стоит им только порвать с этою службой, покинуть князя, — и все значение их блекнет, почва уходит из-под ног. В этом одно из объяснений, почему на Руси дружинники вообще крепко держались своего князя.

б) Не то в Галиче. Здесь дружина перестала быть временной, случайной гостьей; она осела в стране, обзавелась землею (ценной по плодородию и по удаленности от степных хищников), и верхний слой ее превратился в крупных землевладельцев-бояр, в первенствующее сословие, независимое от князя, чему способствовала также и торговля, приносившая галицким боярам значительные доходы. Так выросли две силы — князь и боярство, взаимоотношения которых зиждились не на единении, а на соперничестве и противопоставлении интересов одной стороны интересам другой.

в) Усилению боярства в Галиче немало способствовала и малочисленность потомков Ростиславичей. В других княжествах князья сажали правителями областей и городов своих сыновей, братьев или племянников; здесь же, за отсутствием таковых, назначать приходилось бояр. При долговременном управлении краем такие бояре-посадники незаметно превращались в самостоятельных, почти совершенно независимых хозяев.

г) На что способны были дерзкие галицкие бояре по отношению к князьям, показывают следующие три характерных факта:

1) Они сожгли живьем Настасью, любимую женщину Ярослава Осмомысла, недовольные тем, что она отстранила князя от его законной жены (1173).

2) Они предали позорной казни — повесили — двух сыновей князя Игоря Черниговского (воспетого в "Слове о полку Игореве") в отместку за их жестокости, учиненные во время своего княжения в Звенигороде и Перемышле (Игоревичи казнили в ту пору немало боярской знати и не одну сотню простых дружинников, 1211 или 1208).

3) Боярин Владислав вокняжился на Галицком престоле (правда, долго на нем он не усидел, 1210).

3. Положение Галича на западной окраине. Непосредственное соседство с Венгрией и Польшей облегчало последним вмешательство во внутренние дела Галича, поводов же к этому давал немало постоянный разлад между князем и дружиной. Кроме того, под влиянием Польши и Венгрии, где королевская власть была ограничена в своих правах высшим сословием, галицкие дружинники прониклись аристократическим духом и старались играть у себя дома такую же видную политическую роль, подчинить князя своим видам и ослабить его власть, что им в значительной степени и удалось. Так, например, последний гэлицкий князь Юрий II (1325 — 1340) грамоты свои выдавал не только от своего имени, но и от имени своих бояр (nos una cum dilectis et fidelibus nostris baronibus militibusque), причем к самим грамотам привешивались, кроме печати князя, также и печати его "баронов".

4. Ярослав Осмомысл ("мыслит за осмерых" — настолько духовно одарен он!). Влияние Галича при нем на ход событий в Южной Руси было значительно. Сравнительная безопасность края и плодородие его земель вызвали приток беженцев с Киевского юга, также иноземцев из Польши и Венгрии. Первые усиливали княжество; вторые внедрили чуждые элементы: экономически они полезны, но политически — вредны. С Болгарией и Византией Галич вел оживленную торговлю.

5. Ярослав Осмомысл и Всеволод III — современники, самые сильные князья на Руси в конце XII в. "Слово о полку Игореве" так характеризует их: 1) "Ты, Всеволод, можешь веслами раскропить (разбрызгать) Волгу, а Дон шеломами вылить. Ты можешь стрелять живыми шереширами (мечами) — удалыми сынами Глебовыми" (потому что незадолго перед тем Глебовичи, князья рязанские, целовала Всеволоду крест "на всей его воле"); 2) "Галицкий Осмомысл Ярослав! Высоко сидишь ты на златокованном столе своем; железными полками подпер в Угорские горы, заступил (загородил) путь венгерскому королю, затворил ворота к Дунаю. Вон куда простер ты свою власть! Ворота Киевские ты отворяешь тому, кого хочешь впустить туда. С отцовского золотого стола стреляешь ты в дальних салтанов... Да, далеко-далеко разнеслась по разным странам молва о грозных делах твоих!".

6. Смуты в Галиче. По смерти Осмомысла в Галиче наступили смуты; престолом на время овладел Роман, князь волынский, потом Бэла, король венгерский; Владимирке, сыну Осмомысла, однако, удалось вернуть отцовское наследие, но после его смерти (1198) в Галиче с прекращением рода Ростиславичей окончательно водворился Роман (1200-1205).

Волынская земля

Волынская земля — наследие старших Мономаховичей: там княжили Изяслав, Мстислав, Роман — внук, правнук и праправнук Владимира Мономаха (см. выше родословную таблицу, стр. 135). Географическое положение Волыни между Галичем с запада и Киевской областью с востока постоянно втягивало ее в водоворот событий и там и тут. Волынские князья постоянно притязали на Галич и Киев. Внимание Изяслава и Мстислава обращено преимущественно на восток: они борются за Киев со своими дядьями: Юрием Долгоруким и Андреем Боголюбским. Роман достиг наибольшего: продолжая сидеть в наследственной Волыни, он утвердил свою власть под конец жизни и на востоке, и на западе: в Галиче и в Киеве.

Роман Мстиславич. Завоевание Галича (1199; попытка 1188 г. была неудачна) и захват Киева (1202) сделали Романа самым сильным князем в Южной Руси. Роман — типичный южнорусский князь нового времени. Не без основания современники называли его "самодержцем всей Русской земли"; в нем нетрудно уловить черты, сближающие его с Андреем Боголюбским и Всеволодом III: то же стремление создать сильную власть на основе не идейных отношений родства, а самостоятельного обладания реальною, ни от кого независимою силою. Но какая разница в обстановке! В Суздальской области князья опирались на верные и покорные им младшие города; здесь вместо добрых сотрудников Роман нашел боярство, силу, "пред которою никло значение князя" (Соловьев). Там — область, к которой большинство Ярославичей относилось довольно равнодушно и где можно было без помехи, спокойно творить свое дело; тут — Роману пришлось отстаивать свой Галич и свою Волынь одновременно и от завистливой родни, и от жадных соседей, поляков и венгров. Недаром с такой энергией боролся галицкий князь с местными боярами, стараясь сломить их влияние. "Не передавивши пчел, меду не есть", говаривал он, объясняя крутые меры, которые он принимал против своих противников. Однако стоило ему умереть, и здание, которое он воздвигал, рухнуло вслед за ним.

Сын Романа, Даниил, был еще ребенком и не мог отстаивать дело своего отца. Этим воспользовались соседи. Волынь и Галич переходят из рук в руки. Галич одно время то у венгров, то у поляков. Но ни те, ни другие не могли надолго удержаться в нем. Из состояния постоянной смуты вывел Галицкую землю вышеупомянутый Даниил, но значительно позже, и эта сторона его деятельности совпадает с началом уже новой эпохи.

В результате:

а) В Суздальской земле процесс объединения территории и усиление княжеской власти совершается непрерывно; на Юго-Западе — он оборвался со смертью Романа и возобновился лишь спустя 40 — 50 лет при сыне Романа, Данииле Галицком.

б) Там процесс этот оказался вполне прочным и дал свои непосредственные плоды: Москву и объединенную вокруг нее Северную и Северо-Восточную Русь; здесь — объединительная работа Романа и Даниила принесла пользу не своим, а чужим — Польше и Литве.

IV. Господин Великий Новгород.
А. Страна и люди

1. Природные условия Новгородского края. Неплодородие почвы ставило Новгород в постоянную зависимость от хлебородных районов, главным образом от Поволжья, что в политических отношениях значительно облегчило давление на него сперва суздальским, а потом московским князьям. Новгороду приходилось не раз с оружием в руках отстаивать от них свою независимость, причем в иные моменты борьба достигала высокого напряжения, приобретая характер защиты родины от чужеземца (успех новгородцев над ратью Андрея Боголюбского в 1169 г. народное сознание приписало заступничеству свыше; см. ниже, гл. IV. Памятники духовной культуры). В противовес зависимости от продуктов земледелия, богатые промыслы, наоборот, служили одним из наиболее прочных устоев политической независимости Новгорода, одновременно содействуя образованию влиятельного землевладельческого и торгового класса.

2. Географическое положение Новгорода издавна сделало его посредником в торговле между восточными странами и Западной Европой. Посредничество это можно проследить еще с VIII столетия (Волжский путь в земли болгар и хазар; см. выше гл. I).

3. Состав Новгородской области

A. Основное ядро — пять пятин: 1) Обонежская; 2) Водьская; 3) Шелонская; 4) Деревская (все четыре облегали город Новгород) и 5) Бежецкая.

Б. Пять "земель" ("волостей") — области, с течением времени присоединенные и подчиненные Новгороду: 1) Заволочье — бассейн Северной Двины; 2) Терский берег — побережье Белого моря к западу от Северной Двины; 3) Печора — бассейн этой реки; 4) Пермь — верховья Камы; 5) Югра — под Уралом и позже, с конца XII в., еще шестая земля: Вятская.

B. Город Новгород, состоявший из пяти "концов". Река Волхов делила эти концы на левобережные: Гончарный, Загородский, Неревский; и правобережные: Славянский, Плотницкий.

Левобережная (западная) часть города носила название Софийской стороны; здесь находились: детинец (кремль), св. София и др. главные церкви; двор владыки-архиепископа.

Правобережная (восточная) часть города носила название Торговой стороны; здесь находились: Ярославово дворище с вечевым колоколом и башня — место заседаний веча; с этой стороны города расположены были торговые дворы иноземных купцов.

Г. Пригороды: Псков, Изборск, Старая Руса (основана в 1201 г.), Ладога, Орешек (ныне Шлиссельбург; основан в 1323 г.) — все это крепости для защиты западной границы; Торжок на торговом (отсюда и само название города) пути с озера Ильменя на Верхнюю Волгу.

4. Как выросла Новгородская территория: а) Коренные земли: Новгород, Изборск, Ладога; б) Колонизационные земли. Колонизация: а) Мирная: торговая, поселенческая; б) Насильственно-правительственная: собирание дани с оружием в руках: Заволоцкая Чудь, Пермь, Печора, Югра..; в) По частной инициативе (вольные дружинники): Вятская община, 1174 (город Хлынов).

5. Состав населения. Два класса: а) лучшие люди: бояре, "житьи" (т.е. зажиточные) люди; "добрые купцы"; б) меньшие люди: "чернь" (бедняки), смерды (крестьяне), половники (батраки).

6. Торговля. Расположенный на Великом Греческом Водном пути и в то же время на окраине Русской земли, Новгород издавна служил торговым посредником между Западом (Ганзейские города Висби, Любек) и Югом (Персия, Византия), что способствовало здесь созданию богатого торгового класса и крупного землевладения. Ганзейская торговля охватывала в ту пору весь Север Европы, и Новгород входил в число тех 4-х городов, которые служили главнейшими складочными пунктами для немецких товаров (остальные три: Берген в Норвегии, Брюгге в Нидерландах, Лондон в Англии). Это обогащало Новгород* и содействовало образованию здесь влиятельного класса, ставшего крупною политическою силою. На новгородском вече голос знати, вышедшей из богатого купечества, звучал особенно веско, причем само вече было проникнуто сознанием своей самостоятельности и независимости.

______________________

* За 1228-1462 гг. в нем было построено не менее 150 церквей.

______________________

Зато в Новгороде резче, чем где на Руси, почувствовалась разница между "богатым" и "бедным". Здесь возникли свои "оптиматы" и "пролетарии", а вражда двух классов неизбежно сказалась на неустойчивости государственного строя и открыла доступ посторонним влияниям (Москва, Литва).

Б. Государственное устройство

1. Князь. Повсюду в Русской земле князь и вече (население) действуют или, по крайней мере, старались действовать рука об руку, выходя из убеждения, что у той и другой стороны существуют и возможны общие интересы; вече там также предварительно договаривалось с князем, но только там договоры ("ряды") складывались на почве взаимного доверия и симпатий. В одном Новгороде — совсем по-иному. Для новгородцев князь — неизбежное зло. Без князя не обойдешься: он нужен для обороны от внешних врагов, от притязаний со стороны своих же русских князей; князь должен обеспечить справедливый суд, обезопасить торговлю, свободный провоз товаров, но сам он для населения всегда более или менее чужой. Судьба может натолкнуть на отрадные исключения, как Мстислав, старший сын Владимира Мономаха, или как Мстислав Храбрый: к ним у Новгорода будет душа лежать — давай Бог почаще таких! — но это именно исключения, вообще же новгородский князь — это наемник, которому платят и за которым следует зорко следить, как бы он не использовал своего положения в ущерб свободе и материальному благосостоянию города. Отсюда частая смена князей (в XII ст. до 30 раз); отсюда та тщательность, с какою в своих договорах новгородцы определяют и взвешивают, чего НЕ должен делать призываемый князь.

2. Ограничение княжеской власти:

а) Князь не имел права, без согласия веча, начинать войны ("не замышлять войны без Новгородского слова");

б) он не имел права в правители пригородов и областей (в провинциальные посадники) назначать неновгородцев;

в) он не имел права смещать должностных лиц без суда;

г) управление и суд он должен был вести совместно с посадником и тысяцким.

3. Посадник и тысяцкий. Эти две должности — одна из особенностей новгородского политического строя. Посадники и тысяцкие были не в одной Новгородской земле, но в других областях они делили свое влияние с княжеской дружиной, из состава которой преимущественно и набирались; в Новгороде же княжеская дружина не могла стать главным орудием князя в управлении краем, — обязанность набирать своих сотрудников из местного элемента неизбежно отодвигало дружину, пришедшую с князем, на второй план. В Новгороде посадник и тысяцкий выросли в два высших правительственных органа; в руках первого сосредоточивалась вся гражданская власть, в руках второго — вся военная; первоначально на эти должности назначал сам князь, по своему усмотрению, — вскоре они становятся выборными. Зависимость от веча, которое определяло, кому занимать их, превратило посадника и тысяцкого из орудия княжеской воли в защитников народных интересов, зачастую действовавших против самого князя.

Таким образом:

д) князь не мог без посадника отправлять суда;

е) он не мог назначать без его согласия провинциальных посадников;

Кроме того:

ж) торговые договоры, заключенные с немцами, для князя святыня: он не. смел нарушать их;

з) ни он, ни его дворяне не имели права покупать сел в Новгородских областях из опасения, как бы, став крупным землевладельцем, князь путем экономического давления на местное население не усилил своих политических прерогатив;

и) ездить на охоту в Русу князь мог только осенью (охота в ту пору служила князьям не простой забавой, а источником дохода).

4. Что влекло князей к Новгороду:

а) при всей неустойчивости княжеской власти многих прельщали большие доходы, предоставленные в пользу князя;

б) княжеская семья разрослась, и в остальной Руси далеко не на всех хватало свободных столов;

в) для удалой, воинственной натуры Новгород открывал, особенно с началом XIII столетия, заманчивые перспективы: орден Меченосцев, утвердившись на низовьях Западной Двины, стал близко подходить к новгородским границам и вторгаться в сферу его политического влияния (эстонская чудь). Зашевелились литовцы; стали грозить и шведы. В борьбе с ними особенно выделился своими подвигами молодой князь Александр (род. 1219), внук Андрея Боголюбского. На берегу реки Невы, немного выше того места, где позже возникнет Петербург, столица Российской империи, он разбил шведов (1240), а два года спустя (зимою 1242) нанес жестокое поражение меченосцам на берегу Чудского озера. (Пейпус)

5. Вече, Его права.

а) Вече заключает с князем договоры ("ряды"), призывает, изгоняет, судит князей;

б) избирает посадника и тысяцкого;

в) избирает и сгоняет владык-архиепископов;

г) законодательствует;

д) решает, вести войну или нет.

Основа вечевого устройства в Новгороде — общерусская: как и в остальных областях Русской земли, новгородское вече:

а) не есть учреждение постоянное: его созывают по мере надобности;

б) каждый полноправный может участвовать в нем;

в) участвует обыкновенно население города, пригороды же лишь в редких случаях;

г) решения требовались единогласные, что зачастую достигалось насилием большинства над меньшинством (бурные и кровопролитные схватки на Волховском мосту).

Но эта общерусская основа резче подчеркнута, последовательнее и глубже проведена в жизнь: расстояние между князем и вечем здесь значительно больше, чем в остальной Русской земле.

6. Правительственный Совет, или Господа, Совет Господ.

а) Его состав: посадники и тысяцкие: степенные (т.е. состоящие на действительной службе) и ранее занимавшие эти должности ("старые"); старосты концов, сотские — всем им общее имя: бояре; председатель Совета — архиепископ.

б) Предметы ведомства: Совет разрабатывал законодательные вопросы и предлагал вечу готовые проекты законов и решений.

Примечание. Дошедшие до нас сведения о Господе недостаточно полны и ясны, притом сохранились они главным образом в немецких источниках, где она известна под именем Herrenrath. Применительно к современной терминологии английского парламента, Совет Господ — Верхняя палата (палата лордов), Вече — Нижняя палата (палата общин).

7. Владыка. Его политическое значение (помимо управления Церковью): это высший государственный чин — председатель Господы, хранитель государственной печати, государственного архива; без его скрепы не действительны договорные грамоты; он распоряжается денежным и земельным имуществом Церкви ("казна св. Софии"), как на нужды самой Церкви, так и государства; своим духовным авторитетом он посредник враждующих партий: часто одного его появления среди толпы в церковном облачении и с крестом в руках достаточно, чтобы утишить страсти народные.

8. Самодержавие Новгородской земли. Оно установилось с середины XII в. и выражалось в следующем: 1) Вече само избирает себе князя — раньше его назначение зависело от великого князя киевского; 2) Вече само избирает себе владыку (с 1156) — раньше его назначал киевский митрополит: теперь он только посвящает в архиепископы лицо, указанное вече; 3) две главные должности, посадника и тысяцкого, стали выборными, обязательно из числа "новгородских мужей" — раньше князь самостоятельно назначал их и обыкновенно из состава своей дружины; 4) председателем Господы стал владыка — раньше таковым был князь.

9. Как выросло Новгородское самодержавие. 1) На окраине русских земель, в стороне от мест, где особенно сильно бился пульс политической жизни, Новгород, по сравнению с Киевом, был городом провинциальным; не на него обращено было главное внимание князей, добывающих себе столы.

2) Но у "провинциального" города оказалось одно большое преимущество: богатство, вообще материальное благосостояние многочисленного купеческого класса (торговля) и бояр — владельцев крупных поместий (местные лендлорды); влиятельные люди, они не только дорожили независимостью, но и могли легче добиваться ее.

3) Постоянные столкновения новгородского веча со своими князьями, дух недоверия по отношению к ним; зависимость от изменчивого настроения вечевых собраний, создавая неустойчивость положения, делали малопривлекательным звание новгородского князя, и чуть что, князья, не задумываясь, покидали его. К тому же князья первого ранга, с "именем" и с положением, никогда не добивались "чести" вокняжиться в Новгороде; они готовы были наложить на него руку, посадить своего посадника — да; но княжить там предоставляли мелкоте. Почетным столом Новгород не был. "Пусть управляются сами, как умеют, и ищут себе князя, где хотят"; "где им любо, там пусть и берут себе князя". На Новгород точно рукой махнули, а тому это было как раз на руку. Недаром в XII в. там переменилось до 30 князей. В то же время частая смена князей ослабляла связь их с населением; к ним относились недоверчиво, старались ограничить их власть, и тем обезопасить себя от их поползновений.

______________________________

Суздаль; перевес княжеской власти над вечем. Галич: перевес боярской власти над князем и вечем. Новгород: перевес веча над князем.

V. Русский Юг

1. Опустошение края. Опустошение русского юга продолжалось и в этот период. Борьба с половцами достигает высшего напряжения, а вторжения кочевников и разорение края становятся явлением обыденным и нормальным. Население продолжает, как и раньше, бежать на северо-восток и на запад. Откладывая на время свои ссоры, князья предпринимают совместно походы в половецкие степи, врасплох нападают на половецкие вежи, уводят оттуда пленников, скот, коней; но половцы платят им тем же и, в свою очередь, совершают набеги на пограничные русские села, возвращаясь к себе с еще более богатой и разнообразной добычей. Так идут годы. В этой обстановке вырастали и сменялись поколения, в печальном сознании, что жизнь проходит под давлением темной роковой силы, от которой никуда не уйти и не скрыться. Это настроение, полное безысходной грусти, без надежды на светлое будущее нашло свое отражение в поэтическом произведении той поры, в "Песни о полку Игореве".

2. Упадок Киева. Не лучше была судьба и самого Киева. Взятый приступом войсками Андрея Боголюбского в 1169 г., он тогда был отдан на разграбление. В течение двух дней победитель, опьяненный успехом, зорил город, поджигал дома, убивал жителей, растаскивал чужое добро. Не пощажены были монастыри и церкви; забраны иконы, книги, ризы, колокола. При всем том притягательная сила города не ослабла: он по-прежнему предмет домогательств и завистливых исканий русских князей и, следовательно, по-прежнему его судьба в зависимости от превратностей войны. Как раз тот самый Рюрик Ростиславович (правнук Мономаха), что семь раз на своем веку добывал и терял этот город, сбросил с себя насильно надетый на него монашеский клобук и с помощью половцев в 1203 г. снова водворился в Киеве. И несчастная "Матерь русских городов" снова жестоко поплатилась за успех Рюрика. Огню и мечу подверглись на этот раз одинаково и нижняя часть города (Подол), и верхняя со своими главными святынями: св. Софией и Десятинною церковью. Храмы были опустошены, лишены своих украшений, ценных вещей; в плен увели всю молодежь города; монастыри также подверглись разгрому — монахи и монахини угнаны в степь на тяжелую, а кто и на позорную работу. Уцелели только купцы-иностранцы, они заперлись со своими товарами в каменных церквах и купили себе жизнь и свободу, отдав половцам половину добра. С тех пор, обесчещенный, надломленный и хилый, печально влачил Киев свои дни в ожидании третьего, еще более горшего разгрома — татарского (1240).

Примечание. Материальному благосостоянию Киева нанесен был в это время удар еще и с другой стороны: Крестовые походы, особенно основание Латинской империи (1204), отвлекли греческую торговлю на южные рынки, и северный, киевский, рынок потерял для Греции прежнее значение для сбыта и закупки товаров.

VI. Два Мстислава

Киевский период обладал одной характерной чертою: князья того времени постоянно витают где-то в пространстве; они могут княжить и править данной областью, но их личность с нею (с этою областью) в нашем представлении обыкновенно не связывается. В самом деле, кто для нас, например, Владимир Мономах? Князь смоленский, черниговский, переяславский или киевский? Ведь он сидел и там, и тут, на всех четырех столах! Его сын Мстислав I княжил в Новгороде, потом в Киеве, а внук Изяслав II то в Курске, то в Полоцке, Турове, на Волыни, затем в Киеве, после того опять на Волыни, опять в Киеве... Везде временные гости, русские князья в ту пору не могли и выработать для себя соответствующих географических (областных) признаков.

В Суздальско-Волынский период характер такого "безземельного" князя в общем остался без изменений, однако народился и новый тип: имена Андрея Боголюбского, Всеволода III, Романа Волынско-Галицкого вызывают в нас уже иное представление: они тесно связаны с теми областями, в которых сидят эти князья. Все же это лишь первые ласточки: "весны" они еще не делают, а лишь предсказывают скорое наступление ее. Тем ярче зато на этом фоне надвигающихся перемен выделяются князья старого уклада, и среди них едва ли не выпуклее всех остальных два Мстислава, отец и сын, Храбрый и Удалой, типичные представители подвижной, бродячей жизни того времени.

Мы знаем, тип этот вырос из понятий о родовом старшинстве, жил и держался ими, и потому названных два князя не только "безземельные", но также и ревностные хранители родовых традиций. Истинные консерваторы, они в открытой вражде с новым поколением. Это "самые блестящие представители старой Юго-Западной Руси в борьбе ее с новою Северо-Восточною" (Соловьев).

Мстислав Храбрый

Сын Ростислава Смоленского, он воспитался в семье, где чтились родовые устои. Победа Андрея Боголюбского на юге над племянником Мстиславом II была в глазах Мстислава Храброго победою права и справедливости. Но когда тот же Андрей начал обращаться с младшими князьями как с подручниками, Мстислав энергично запротестовал во имя того же "права", требуя от старшего князя отцовского и попечительного к себе отношения. Чтоб сильнее выразить свое негодование, он приказал остричь послу Андрея, принесшему ему и его братьям приказ убираться вон из своих городов, голову и бороду. В Вышгороде он девять недель выдерживает осаду Андреевой рати и заставляет ее со стыдом удалиться, нанеся ей решительное поражение.

Последний год жизни Мстислав княжил в Новгороде. Новгород тоже отстаивал свою старину от притязаний суздальских князей и потому видел в нем своего человека. Здесь Мстислав ярко проявил южнорусские черты удалого князя. Тотчас по приходе он уже думает, куда бы пойти повоевать, и идет на Чудскую землю, громит ее и возвращается, по выражению летописца, "с славою и честью великою". На весну новая дума с дружиной: куда еще пойти — и идет на полоцкого князя Всеслава.

Но, воин, Мстислав щедр к бедным, ласков к монахам, отзывчив на нужды церковные; попам и святительскому чину он оказывал должную честь; не жалел жизни за Русскую землю и за христиан; истинный потомок Владимира Красного Солнышка, не накапливал серебра и золота, а щедро делился им со своею дружиною. Не было места в Русской земле, где бы его не любили, не желали иметь у себя; и весть о его смерти печалью пронеслась повсюду, говорит летописец.

Как бы ни прикрашен был такой отзыв, все же ясно, что своим был Мстислав не для одних новгородцев. Русские люди того времени видели в нем образец доблести и добродетелей. Он жил, думал и действовал так, как жили, думали и действовали его современники. Мстислав не открывал им новых горизонтов, не выбивал из наторенной колеи, но свято хранил устои старины, дорогие большинству тогдашних людей. За это так и ценили его. Лучшее доказательство тому — гроб Мстислава стал предметом поклонения, и местная церковь вскоре причислила его к лику святых.

Мстислав Удалой

Подобно отцу, он не думал усиливать себя и детей своих за счет других князей; не думал умножать своих волостей, но заботился лишь о том, как бы прославиться воинскими подвигами. Он любил решать споры битвами, видя в них суд Божий; "с дружиною своею, славною также храбростью, он переезжал из одного конца русских владений в другой, являлся всюду, где только нужно было защитить слабого от сильного и поддержать старину". Странствующий герой, покровитель утесненных, он лишен всякого государственного понимания, всяких государственных стремлений (Соловьев).

Долго сидел Мстислав без "настоящего дела" в своем Торопецком княжестве и был уже не первой молодости, когда узнал, что Всеволод III притесняет новгородских купцов, задерживает их в своей земле и не пропускает в Новгород хлеб. Мстислав немедленно покидает Торопец, неожиданно является в Торжок, берет в плен сторонников суздальского князя и посылает их в Новгород с наказом: "кланяюсь св. Софии, гробу отца моего и всем новгородцам; я пришел к вам: слышу, князья делают вам насилие, жаль мне своей отчины". Это было предложение услуг, и новгородцы не отказались от них, приняли Мстислава своим князем, а тот собрал ополчение, повел его на Всеволода и принудил к уступкам (1210). Но стоило потом Мстиславу услыхать, что на юге черниговский князь Всеволод Чермный незаконно овладел Киевским княжеством, изгнав оттуда его двоюродных братьев, — и вот он уже спешит туда, выгоняет Всеволода и восстанавливает права обиженной родни.

Вернулся Мстислав в Новгород, но не сидится ему там; польский король зовет его отнимать Галич у венгров; недолго думая, Мстислав созывает вече и говорит новгородцам: "есть у меня дела на Руси, а вы вольны в князьях", — поклонился и ушел, сошел с княжения. В Галиче он прогнал венгров, вокняжился там, но не удержался: поляки поссорились с ним и прогнали из Галича. Тогда он спешит к половцам, в Степь, чтобы с их помощью "отмстить свой сором". Но на полдороге он узнает, что в Суздале сыновья (к тому времени уже умершего) Всеволода III чинят неправду над Новгородом, грозят Новый Торжок сделать столицею Новгородской земли, а Новгород низвести на степень пригорода. Не стерпел Мстислав, полетел в Новгород, собрал вече и говорит: "пойдемте искать свою братью и своих волостей; да не будет Новый Торг Новгородом, ни Новгород Торжком, но где св. София, там пусть и Новгород! И в силе Бог и в мале Бог и правда!" Вдобавок младшие сыновья Всеволода III (Ярослав и Юрий) действовали в своей Суздальской земле в ущерб правам старшего брата (Константина), и Мстиславу представлялся случай одновременно и тут выступить защитником правды, как он понимал ее согласно своим убеждениям и взглядам на родовые обычаи Липецкая битва (1216) решила спор в пользу Мстислава; но в Новгороде он и теперь ненадолго; его тянет на Юг, и два года спустя он опять расстается с новгородцами: "кланяюсь св. Софии и гробу отца моего и вам; хочу поискать Галича, а вас не забуду; дай мне Бог лечь подле отца у св. Софии".

И, действительно, пошел искать Галича, опять прогнал оттуда венгров, опять вокняжился там. Цель достигнута но какая у Мстислава цель? Горизонт у него неширокий; дальше славы он ничего не видит. Ему любо сознавать, что Галицкая земля с восторгом признала его своим князем, величает "своим светом", "сильным соколом"; победитель, он милостив к врагу, не особенно заботясь, как использует враг эту его милость. Действительно, главнейшему из венгерских бояр, лобызавшему его колени, Мстислав дал в управление город Звенигород, обручил свою дочь с венгерским королевичем и отдал будущему зятю в удел Перемышль, — т.е. вчерашним врагам сам же помог укрепиться в своей земле.

В борьбе за Галич наталкиваешься на эпизоды прямо эпические. Венгров одолели; город взят, король Коломан с женой и боярами заперлись в церкви; жажда мучает их, и Мстислав, продолжая осаду, в разгаре военных действий, посылает им бочку воды. Чем это хуже Генриха IV, который кормит осажденных в Париже? Но Генрих действовал по холодному политическому расчету, Мстиславом же двигало минутное настроение, порыв сердца и мысль, что все они, осажденные и осаждающие, враги и друзья, все — одна семья, те же сородичи и близкие люди.

И везде Мстиславом руководит чувство: сегодня Галич, а завтра Калка. У него нет никакой политической программы. Поистине удалой, Мстислав рвется вперед, точно боясь, как бы успех победы над татарами не пришлось разделить с остальными князьями, и на Калке, сгорая желанием присвоить славу победы себе одному, он опередил главные силы, не рассчитав сил татарских, ударил на них, был разбит наголову и тем предопределил несчастный исход сражения.

Последние годы жизни Мстислав сидит в Галиче, но жалкой игрушкой в руках бояр. Интригуя и обманывая, бояре довели его до открытого столкновения с молодым зятем своим, знаменитым впоследствии Даниилом Галицким: выжили самого Мстислава и убедили отдать Галицкий стол не зятю, а дочери, жене венгерского королевича. Много потрудился Мстислав для русского дела в Галиче, но теперь этим последним поступком он бессознательно сам, своими руками, подсек в корне всю свою прежнюю работу. Моральный приговор Мстислав сам подписал себе, сказав Даниилу: "сын, согрешил я, не дав тебе Галича, а дал иноплеменникам, по совету Судислава-льстёца, меня обманувшего".

Таков был Мстислав Удалой. Это русский Дон-Кихот старого времени, и так же, как тот, испанский, он влечет к себе: ясно видишь, признаешь его недостатки, и все-таки любишь, симпатизируешь ему. "Он не преследовал новых целей, не дал нового поворота ходу событий, не создавал нового первообраза общественного строя. Это был, напротив, защитник старины, охранитель существующего, борец за правду, но за ту правду, которой образ сложился уже прежде. Его побуждения и стремления были также неопределенны, как стремления, управляющие его веком. Его доблести и недостатки носят на себе отпечаток всего, что в совокупности выработала удельная жизнь. Это был лучший человек своего времени, но не переходивший той черты, которую назначил себе дух предшествовавших веков; и в этом отношении жизнь его выражала современное ему общество" (Костомаров).

Мстислав и Карл XII. Мстислава Удалого многими чертами напоминает шведский король Карл XII, злосчастный соперник Петра Великого, этот "последний варяг", странным образом доживший до начала XVIII века: у того и другого полное отсутствие политической прозорливости, та же погоня за бесплодною славою, тот же узкий горизонт личных и фамильных отношений, та же неспособность подняться до уровня интересов общегосударственных. Своею деятельно стью Мстислав и Карл как бы хотели лишний раз напомнить нам, что в жилах их течет норманнская кровь, — кровь тех викингов-берсеркеров, которые искали войны ради самой войны, с тем лишь отличием, что Карл XII жил в эпоху, когда такой пережиток стал уже полным анахронизмом, во времена же Мстислава духовное родство с норманнами X — XII вв. было явлением вполне естественным и даже вызывало симпатию в современниках.

Типичный представитель своего времени, богатый личными доблестями, Мстислав, тем не менее, совершенный пустоцвет в русской жизни: положительных следов по себе он не оставил, и если бы не летопись, ничто не напоминало бы нам о нем. Не то Андрей Боголюбский и Всеволод III: первый камень, который потом пошел на кладку фундамента будущего государственного здания России, обтесан был ими — не Мстиславами, Храбрым и Удалым*.

______________________

* См. Приложения. № 25: "Существовали ли в Киевской Руси положительные данные для создания там государственности?"

______________________

ЛИТЕРАТУРА

Кроме общих сочинений по истории России и того, что указано в "Спорных вопросах", приложения №№ 18 — 25, см. еще:

Киевская Русь: Голубовский: 1) Печенеги, Торки, Половцы до нашествия татар. Киев, 1884 (Киев. Ун. Изв.: 1883, №№ 1, 3, 5, 6, 9-12; 1884, № 4); 2) Об узах и торках. Ж. М. Н. Пр. 1884, № 7. Расовский. О роли черных клобуков в истории Древней Руси. Seminarium Kondakovianum. Recueil d'etudes. I. Prague. 1927. L. Goetz: 1) Kiever Hohlenkloster als Kulturzentrum d. Vormongol. Russlands. Passau. 1904; 2) Staat u. Kirche in Altrussland. 988-1240. Berlin. 1908. Ключевский. Боярская дума. Несколько изданий; посл.: М., 1919. Пресняков Княжеское право в Древней Руси. СПб., 1909.

Суздальско-Владимирская Русь. Ешевский. Русская колонизация Северо-Восточного края. Сочинения по русской истории. М., 1900 Корсаков. Об историческом значении поступательного движения великорусского племени на восток. Казань, 1889 (из Уч. Зап. Каз. ун-та). Милюков. Колонизация России. Энц. слов. Брок.-Ефр. Т. XV, с указанием литературы. Пресняков. Образование Великорусского государства. СПб., 1918. С. 26 след. Насонов. Князь и город в Ростово-Суздальской земле XII и пер. пол. XIII в. "Века", I (1924).

История областная

1. Юг. Андриашев. Очерк истории Волынской земли до конца XIV столетия. Киев, 1887 (из Изв. Киев, ун-та, 1887, №№ 2-6) Багалей. История Северской земли до середины XIV столетия. Киев, 1882. Голубовский. История Северской земли до середины XIV столетия. Киев, 1881. Mux. Грушевский. 1) Очерк истории украинского народа. СПб., 1904. Изд. 3-е. Киев, 1911; 2) Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV ст. Киев, 1891. Александр Грушевский. Очерк истории Турово-Пинского княжества XI-XIII вв. Киев. Ун. Изв., 1901. Т. VI. Дашкевич. Болоховская земля и ее значение в русской истории. Труды 3-го Археолог, съезда. Киев, 1878. Он же. Новейшие данные о Болохове и Болоховцах. Киев. Ун. Изв. 1884, № 6 (разбор мнений Петрушевича, Миклошича, Похилевича и Молчановского). Он же. Еще разыскания и вопросы о Болохове и Болоховцах. Там же, 1899, I. Ефименко. История украинского народа. Два выпуска. СПб., 1906. Иванов. Историч. судьбы Волынской земли до конца XIV ст. Одесса, 1895. Ляскоронский. История Переяславской земли с древних времен до половины XIII в. К., 1897; 2-е изд. 1903. Молчановский. Очерк известий о Подольской земле до 1434 г. Киев, 1885. Н.И. Петров: 1) Холмская Русь. СПб., 1887;

2) Волынь. Исторические судьбы Юго-Западного края. СПб., 1888;

3) Подолия. СПб., 1891 (три последние сочинения в изд. Батюшкова).

2. Запад. Лонгинов. Червенские города. Историч. очерк. Варшава, 1885. Довнар-Запольский. Очерк истории Кривичской и Дреговичской земель до конца XII ст. Киев, 1891. Данилевич. Очерк истории Полоцкой земли до конца XIV столетия. Киев, 1896.

3. Центр и Северо-Восток. Голубовский. История Смоленской земли до начала XV века. Киев, 1895. Борзаковский. История Тверского княжества. СПб., 1876. Корсаков. Меря и Ростовское княжество. Очерки из истории Ростово-Суздальской земли. Казань, 1872 (приложение к "Уч. зап. Каз. ун-та"). Иловайский. История Рязанского княжества. М., 1858 (перепечатано в "Сочинениях". Т. II).

4. Новгород и Псков. Греков. Новгородский дом св. Софии. Опыт-изучения организации и внутренних отношений крупной церковной вотчины. Часть I. СПб., 1914 ("Зап. и.-ф. фак. СПб. ун-та". Т. 120). Костомаров. Севернорусские народоправства. 2 тома. СПб., 1863. Изд. 2-е: 1868; 3-е: 1886 ("Монографии". Т. VII, VIII).

Труды Никитского: 1) Очерки из жизни Великого Новгорода: I. Правит. Совет; II. Св. Иван Великий на Опоках. Ж. М. Н. Пр. 1869, окт; 1870, сент. 2) Военный быт в Великом Новгороде XI -XV стол. Исследование. "Русская Старина". 1870, март. 3) Очерк внутренней истории в Пскове. Ж. М. Н. Пр. 1871, ч. 155; 4) Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1873 (из Ж.М.Н.Пр. 1872-1873); 5) Очерк внутренней истории церкви в Великом Новгороде. СПб., 1879 (из Ж. М. Н. Пр. 1879); 6) Несколько слов в ответ нашим критикам. Ж. М. Н. Пр. 1880, № 6 (по поводу рецензий Кояловича, Костомарова и Замысловского на его книгу: "Очерк внутренней истории церкви в Великом Новгороде"); 7) Отношение новгородского владыки к немецкому купечеству по новым данным. Ж. М. Н. Пр. 1883. Ч. 228; 8) История экономического сбыта Великого Новгорода. М., 1893 (из "Чтений Общ. Ист." 1893, I, II).

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Раздробление Русской земли. Время татарского ига и вотчинного порядка
1242-1462

Характеристика периода

1. Натиск с Востока и Запада. На русской исторической сцене появляются новые деятели: на Востоке, на смену половцам приходят татары; на Западе — шведы, Ливонский орден и Литва. Татары ста новятся полными хозяевами в Северо-Восточной Руси; под давлением Меченосцев и Ливонского ордена литовское племя двигается на восток, на юг, ищет там себе точку опоры и находит ее в соединении своих сравнительно небольших сил с силами Юго-Западной Руси, отрывая последнюю от родной ей семьи. Натиск особого рода — духовный -проявил в это время также Римский престол. Пока это лишь первые шаги его, предвестие будущих, гораздо более настойчивых и более успешных усилий к насаждению католичества среди русского народа.

2. Ближайшие результаты такого натиска; на Востоке приспособление к создавшемуся положению (иго татарское) и реакция против областного дробления Русской земли: поиски общего для всех политического центра (объединительная работа Москвы). На Юго-Западе, испытавшем татарский разгром, — подчинение Литве, как меньшее из зол; на Северо-Западе (Новгород, Псков), не затронутом татарским нашествием, сохранившем свои материальные и духовные силы, — энергичный отпор вражескому наступлению: борьба со шведами и немцами.

3. Вторжение в русскую жизнь чуждых ей элементов. Литва внедряется в самую гущу русской народности и растворяется в ней; татары только соприкасаются с нею. На Северо-Востоке всегда можно различить два отдельных течения: русское и татарское; между тем на Юго-Западе течения русское и литовское сливаются и становятся единым, общим русско-литовским.

4. Однако самое это прикосновение было постоянным и сказалось сильным влиянием, политическим и культурным, на Северо-Восточную Русь. Посильная реакция этому влиянию выразилась: 1) в пробуждении национальной идеи и 2) в объединении Северо-Востока под единодержавием Москвы.

5. Русский поток окончательно разбился на три политических русла: 1) юго-западное (Литовско-Русское государство); 2) северо-западное (Новгород и Псков); 3) северо-восточное (княжества-вотчины с Владимирским столом во главе; последующее поглощение их Москвою).

6. Новгород (и Псков). Самостоятельной позиции Новгород не сумел создать и теперь. Раньше это сходило ему с рук: бессилие соседей позволяло ему развиваться без помехи со стороны. Теперь он становится яблоком раздора между Литвой и Москвой и, рано или поздно, та или другая втянет его в свою орбиту и лишит политической самостоятельности. Та же участь после Новгорода ожидала и Псков.

7. Вильна и Москва. Объединение русских земель вокруг двух центров, начавшееся еще в предыдущий период, теперь обозначилось еще резче, с тем лишь, однако, отличием, что на Северо-Востоке центр остался прежний (Владимир — Москва), на Юго-Западе же место Галича и Волыни заняла литовская Вильна.

А. Их политическая рознь. С появлением Литвы в борьбу за княжеские столы внесены были новые мотивы. Раньше за политический центр боролись члены одной обширной семьи, все родня между собою, и потому, кто бы ни одолел, русское дело, как таковое, урону от этого не несло: спор сводился к простому первенству той или иной личности. Теперь же в русскую жизнь вошел инородческий элемент, особенно усилившийся, когда сама Литва вступила в политический союз с Польшею: в юго-западные русские области влилась польская культура, выросшая на началах совершенно несходных с русскими: католическая по вере, аристократическая по общественному строю, она являлась противоречием культуре русской, православной и демократической. Это противоречие почувствуется особенно сильно в последующий период, но уже и теперь спор Москвы с Вильною вышел за пределы домашней распри и готов принять характер национального раздора, каковым он уже, безусловно, станет в XVI и XVII вв.

Б. Их духовная рознь. Те же причины, что придали политическому обособлению Москвы и Литвы новый отпечаток, определили также и духовную их рознь, — явление, которому раньше, в Киевский период и в Суздальско-Волынский, не находилось, да и не могло найтись, места. Претерпев вторжение чужой культуры, Юго-Западная Русь под внешним давлением волей-неволей входит в орбиту чуждой ей литовско-польской жизни, обособляется от остальной Руси, становится своего рода отрезанным ломтем. Раньше русские земли являлись неотъемлемыми частями одного целого, которое, даже будучи делимо, никогда не теряло своей цельности, — теперь Русская земля раскололась на две половины, и у каждой из них вырабатывается свой особый круг интересов.

I. Нашествие с Востока. Монголы

1. Родословная монгольских ханов (династия Чингисхана)

Хубилай перенес столицу Монголии из Каракорума в Пекин. Здесь его потомки царствовали (над китайцами), как династия Юань. Низвергнутые в 1368 году, они вернулись в Каракорум, в Китае же воцарилась туземная династия Минь.

2. Монголы (исторический обзор)

Кочевой быт монголов, как это и присуще вообще всем номадам, сочетался у них нераздельно с бытом родовым. Родовой быт воспитывает людей в чувстве беспрекословного повиновения и подчинения всех одному лицу как старшему, главному. На этой почве выросла деспотическая власть великих монгольских ханов. Первым таким ханом? ("хаганом") был Темучин, прозванный Чингис-ханом (род. около 1155 г. на берегах Онона, в Монголии). Он объединил разрозненные племена, кочевавшие в пределах Монголии, и превратил их в грозную силу (1206).

Кочевник нуждается в свободных пространствах земли; простор же степей воспитывает в нем не только чувство свободы, но и жажду захвата. Будет ли этот захват достаточно прочен или нет, — он мало думает в те минуты, когда руководится этим чувством. Покорив Северный Китай (1211 — 1215) вплоть до Желтой реки — Великая Стена, воздвигнутая китайцами за тысячу лет перед тем, еще в III веке до P. X., не остановила его, — Чингис-хан двинулся на запад: на Семиречье, Восточный Туркестан (1218) и на Хорезм (1219 — 1221).

Область Хорезма охватывала приблизительно территорию позднейших Среднеазиатских владений России, а в царствование султана ("хорезмшаха") Мухаммеда (1200-1220) расширились присоединением еще всего Ирана и восточного берега Аравии. Гургенч (ныне Куня-Ургенч, к северо-востоку от Хивы, в сторону Аральского моря), столица Хорезмского царства, был "одним из самых цветущих городов Азии и одним из центров деятельной умственной жизни" (Бартольд). Полчища Чингис-хана прошли по всей стране с огнем и мечом, с неслыханным ожесточением превращая в пустыню многолюдный, богатый, культурный край. Отсюда они двинулись в Афганистан, разрушили Герат и Газни, захватили Хорасан, Ирак и Армению; потом, обойдя с юга Каспийское море, вторглись в Грузию, поднялись к северу, и здесь, в земле половецкой, в битве на Калке, впервые встретились с русскими, нанеся им жестокое поражение (1223).

Говорить об империи Чингис-хана было бы преждевременным: идея всемирного владычества зародилась у монголов только при его преемниках; сак же он, происходя из народа; стоявшего в то время на самой низкой ступени культуры, лишенный всякого образования, с ограниченным кругозором, "по-видимому, чувствоват себя только атаманом, который ведет своих воинов к победам, доставляет им богатство и славу и за это имеет право на лучшую часть добычи. По его мысли, монголы, ради сохранения своего военного преобладания, должны были по-прежнему вести кочевую жизнь, не жить ни в городах, ни в селах, но пользоваться трудами рук покоренных земледельцев и ремесленников и только для этой цели охранять их" (Бартольд).

Заветы Чингис-хана, его Яса*, остались для его преемников непререкаемым законом. Сыновья и внуки великого основателя Монгольской державы продолжали действовать в указанном им направлении и, оставаясь кочевниками, никогда поэтому не могли создать государства на началах, соответствующих требованиям времени и изменившимся условиям жизни.

______________________

* Яса — так называется собрание народных обычаев, которые Чингисхан возвел в степень обязательного закона.

______________________

Согласно господствовавшим у монголов понятиям о родовой собственности, Чингисхан смотрел на завоеванные земли как на собственность своего рода, и перед смертью (1227) разделил их между сыновьями на уделы. Великий курултай (съезд монгольской знати) подтвердил его распоряжение*, возведя в звание старшего хана ("ха-гана") третьего его сына, Угэдэя (1229).

______________________

* Монгольской аристократии понадобилось два года, чтобы собраться в Каракоруме на съезд, — до тех пор страною управлял, на положении регента, Тулай, младший сын Чингис-хана.

______________________

Владения Чингис-хана были разделены на четыре отдельные орды:

1. Монголия (большая часть ее), коренные земли Чингисова царства, — ее получил Угэдэй.

2. Манчьжурия, Восточная Монголия, Северный Китай — достались Тулаю.

3. Хорезм, Афганистан, Персия — их получил Джегетай.

4. Будущая Кипчакская (Белая) орда досталась Батыю, внуку (его отец Джучи, старший сын Чингиса, умер еще при жизни отца). Будущая — потому что, в сущности, ее предстояло еще создать; в данный момент это была пока одна лишь сфера влияния, предоставленная Батыю, а именно: земли к западу и северу от Аральского и Каспийского морей, т.е. степи Северного Кавказа и равнины, про-тянувшиеся от Урала до реки Прута.

Смерть Чингис-хана не остановила наступательного движения монголов. В жизни кочевников можно наблюдать периоды, когда движение, раз начатое, совершается в дальнейшем уже по инерции, прекращаясь не прежде, чем в нем не иссякнет двигательная сила, или пока оно не встретит препятствия, для него неодолимого, как, например, было с походом на Японию, когда буря разбросала и уничтожила монгольский флот, вынудив отказаться от высадки.

Сыновья и внуки Чингис-хана покорили Персию (вторично), Тибет, Китай, Корею, Индо-Китай; вторглись в долину Ганга; в Сирию и Месопотамию. Захват Дамаска и Алеппо вызвал в Иерусалиме большую тревогу среди сарацин и вынудил их обратиться за помощью к своим же христианским врагам — к французскому королю (1238). В своем стремительном движении на запад монголы прошлись по Русской земле, вторглись в Среднюю Европу (Польша, Силезия, Моравия, Венгрия) и, нанеся здесь славянам и мадьярам ряд тяжелых поражений, бурной, все опрокидывающей волной докатились до Адриатического моря (Далмация: Дубровник).

И всюду свой путь монголы ознаменовывали бесчеловечным истреблением населения и опустошением страны. Это была не только система покорения — это был, кроме того, нездоровый исход диких страстей; это была та азиатчина, омерзительные образцы которой представили нам в прежние, отдаленные времена, народы древнего Востока. Слушать вопли побежденного врага, заставить течь слезы по его лицу, сознавать, что жирный мерин, на котором ты едешь, силою отнят у его прежнего владельца, насиловать женщин, целовать и любоваться их алыми щечками, сосать их сладкие губки, — вот что, по собственному признанию Чингис-хана, составляло его радость, что доставляло ему наслаждение. Город Герат был сожжен; столица Аббассидов, Багдад, предан сорокадневному грабежу, а последние представители династии, завернутые в ковры, истоптаны лошадьми. При завоевании Хорезма погибло свыше одного миллиона населения, и не только потому, что оно оказало сопротивление, но и в силу ненасытной жажды крови, дикой жестокости победителей. Мстя за убийство одного своего родственника, Тулай, младший из сыновей Чингиса, перебил в Мерве, "этом восточном форпосте арабской культуры", 700 000 человек. Узнав, что в грудах мертвых тел некоторые спрятались под трупами, в надежде этим путем найти себе спасение, он отдал приказ отрубить головы всем, кто лежит, дабы не осталось сомнения, есть ли среди побитых еще оставшиеся в живых. Все головы сложили в пирамиды, а чтоб сгладить малейший след несчастного города, остатки его были сравнены с землей и засеяны ячменем.

"Азиатчина" не мешала монголам, подобно тому, как некогда она не мешала и древнему Египту, древней Ассирии, ценить и положительные блага цивилизации. Завоевание Китая обогатило их техническими знаниями: у них стояло высоко искусство военно-инженерное (стенобитные орудия, бомбы — "греческий огонь"). Выработана была известная система управления, суда; организация военная, финансовая. Прекрасно поставлена почтовая гоньба: устройство ямов (станций с заготовленными для перемены лошадьми), правильная рассылка курьеров заменяла центральной администрации нынешние железные дороги и телеграф, давая ей возможность держать себя в курсе всего того, что делалось на громадном пространстве этого гигантского государства кочевников.

При Хубилай-хане (1260 — 1294) Монгольское царство достигло высокой степени процветания. Хубилай "покровительствовал литературе и вообще просвещению, заботился о привлечении европейского духовенства для обучения своего народа; католичество пустило при нем глубокие корни в Китае, но тибетские ученые ламы пользовались у него еще большим покровительством. Один из этих ученых составил для монголов особый алфавит. Особенною любовью Хубилая пользовалась астрономия, его громадные астрономические инструменты доселе сохраняются в Пекине*, представляя блестящие произведения искусства, не утратившие своего значения и доныне" (Позднеев).

______________________

* Сюда в 1241 г. перенесена была столица монголов.

______________________

Однако долго просуществовать империя Хубилая не могла. Тысячелетия своему существованию насчитывают лишь те государства, которые, не отказываясь от силы, умеют сочетать ее с правом, которые идут по пути хотя и медленного, но верного сглаживания разницы между победителем и побежденным, превращая тех и других в равноправных граждан (Древний Рим). Помимо того, волны, как бы они ни расплескивались, всегда, рано или поздно, войдут в свои берега, а монгольские завоевания во многом напоминают разбушевавшееся море: за приливом, как бы он ни был силен, следует отлив, и большим преувеличением было бы считать царство Хубилая в пределах между Адриатикой и Великим океаном, проводить его южные границы (как это делают иные) вдоль Персидского залива, по течению Ганга, а в Индо-Китае чуть не до экватора. Эти наиболее удаленные от центра области, не завоевывались; туда совершали набеги, вторжения с целью разгрома, захвата добычи и посильного удовлетворения той жажды движения, о которой говорилось выше. До этих крайних пунктов монгольские волны, действительно, докатывались; но наступал час отлива, и они отходили назад.

Серединная Азия от Печелийского залива до предгорьев Карпат — пространство и само по себе необъятное — вот какие земли составляли собственно Монгольскую державу, да и то в форме единой монархии она долго не удержалась: после Хубилай-хана отдельные области стали одна за другой откалываться, превращаться в независимые, ослабляя себя постоянными внутренними раздорами. Такою самостоятельною областью стала и Кипчакская Орда, владевшая в течение двух с половиной столетий Русской землею на положении улуса.

3. Нашествие Батыя

На великом курултае 1235 года подтвердили постановление предыдущего курултая (1229) — продолжать завоевания и покорить земли, лежащие к северу от Каспийского и Черного морей. Так было положено начало Батыеву нашествию на Русь.

Разгромив Камских Болгар (1236), Батый двинулся на Рязань, взял город штурмом, опустошил весь Рязанский край, избивая жителей и не щадя даже грудных младенцев (1237). Той же горькой участи, кто в больших, кто в меньших размерах, подверглись последовательно Коломна, Москва, стольный город Владимир, затем Ярославль, Галич, Юрьев Польский, Дмитров, Переяславль Залесский, Ростов, Волоколамск, Тверь и Торжок, — вообще вся область, которую мы привыкли называть Северо-Восточною Русью (1238). Великий князь Юрий (сын Всеволода III) попытался было задержать всесокрушающую лавину, но сложил свою голову в неравном бою на р. Сити (1238, 4 марта). Наступавшая весна: разлив рек, вскрытие болот и топей спасли от разгрома Новгород, Полоцк и Смоленск: двигаться в такую пору в лесистом и болотистом крае нелегко было и туземному населению, тем более степным кочевникам. Круто повернув на юг, Батый ворвался в половецкие степи, закончил их покорение, разгромил Переяславль, Чернигов (1238), затем Муром, снова появился на Волге и Клязьме (1239) и, вторично вернувшись на юг, взял и подверг страшному разгрому Киев (1240, декабрь), Владимир Волынский и Галич (1241). Отсюда в погоне за половцами, искавшими себе спасения в Венгрии, Батый перенес опустошительную работу своих полчищ в западные страны. Вернувшись оттуда, он расположился со своею ордой на низовьях Волги и осенью 1242 года позвал великого князя Ярослава Всеволодовича к себе на поклон. С той поры Русская земля стала татарским улусом.

Примечание. Татары относятся к монголам как вид к роду, но китайцы вообще всех монголов называли татарами — отсюда частое смешение или противопоставление одних другим.

На основании того, что войско (орда) Батыя на 5/6 состояла из татар и на 1/6 из монголов, профессор Веселовский (Н.И., ориенталист) делает такое (едва ли, впрочем, удовлетворительное) пояснение: "Таким образом, господство у нас Чингизидов можно назвать игом монгольским, так как династия была монгольского происхождения; но можно назвать и татарским игом, потому что подавляющую массу завоевателей составляли татары; можно назвать и игом монголо-татарским".

4. Ближайшие последствия Батыева нашествия

А. Истребление населения

1. В Торжке татары перебили всех жителей. 2. В Козельске перебито было не только все взрослое население, но и женщины с детьми. 3. В Южной Руси татары сожгли Переяславль, половину жителей перебили, а другую увели в плен. 4. В Киеве от всего города осталось не более 200 дворов, а в окрестностях, когда там проезжал Плано Карпини, он видел бесчисленное множество валявшихся черепов и костей человеческих, разбросанных по полям (это было в 1246 г., пять-шесть лет спустя после разгрома). 5. В городе Ладыжине, на реке Буге, сдавшееся население было истреблено поголовно. 6. Во Владимире Волынском не осталось ни одного живого человека; тамошние церкви были переполнены трупами. 7. К Берестью нельзя было подойти — так велик был смрад от наваленных там трупов.

Б. Материальное разорение

Обезлюдив Русскую землю, нашествие Батыя, кроме того, еще и обездолило ее. Особенно тяжело досталось городам: множество их было разрушено; за один только февраль месяц 1238 года татары взяли 14 городов, не считая слобод и погостов. По словам летописца, редко можно было в Суздальской земле найти место, деревню или село, которое не подверглось бы разрушению. Население бежало в леса, страна обнищала и запустела. В городах всего более скоплено народного достояния, и потому разорение их было особенно чувствительно.

Примечание. Разорение чужой земли издавна практиковалось как один из обычных приемов войны, не только монголами и не только в эпоху монголов, но и раньше и позже; сравнительно лишь недавно оно приобрело характер, несовместимый с человеческой моралью. Во всяком случае, если когда и прибегают к разорению чужого края, то обыкновенно с целью ослабить военные силы неприятеля, чтобы обеспечить себе конечный успех в борьбе; самый же край, чужой, предполагается, чужим и останется. В первые годы Северной войны Петр Великий тоже приказывал Шереметеву зорить Эстляндию и Лифляндию, будучи еще далек в ту пору от мысли, что эти две провинции войдут в состав его государства. Зато разорение Ингрии, которую он уже тогда рассчитывал сделать своею, навсегда присоединить к России, навлекло на Апраксина царский гнев. Чем руководились монголы, разоряя Русскую землю, на которую уже тогда смотрели как на свой улус? Не зорили ли они собственное добро? В их действиях соображения государственной пользы в значительной степени уступают место порывам дикой, необузданной силы, инстинкт созидания — инстинкту разрушения.

5. В чем выразилось подчинение Русской земли татарам?

1. Зависимость политическая. Выдача ханских ярлыков на княжение; поездки князей в Золотую Орду по вызову ли хана — на суд, для дачи отчета в своих действиях; по собственному ли почину — выхлопотать ярлык, тягаться с противником, хлопотать о смягчении наложенного наказания и т.п.

2. Зависимость экономическая. Платеж дани; сбор ее специально посылавшимися для этого чиновниками ("баскаками") и откупщиками (купцами — "бесерменами" — отсюда позднейшее бусурман); перепись населения для определения размеров самой дани (переписывали так называемые численники).

3. Кроме того: обязанность князей выставлять, по требованию хана, вспомогательные военные отряды.

Покорив Россию, татары не заняли ее территорию, но превратили ее в провинцию; государственный строй ее остался без изменения; русскому народу предоставлено было управляться, как сам знает, по-прежнему, — татары ограничились лишь тем, что поставили страну и ее князей-правителей в вассальные к себе отношения. Они не внесли никаких изменений в русские порядки о престолонаследии и охотно считались с тем, что во главе Русской земли стоял великий князь. Это было им на руку: за все отвечал великий князь. Это упрощало достижение главной цели: получение дани и военной помощи. Зато это же создало обстановку, при которой позже стало возможным усиление власти старшего из князей с подчинением ему всех остальных.

Однако не внося намеренно никаких перемен в уклад русской жизни, татары оказали существенное на него воздействие самым фактом превращения Русской земли в свой улус.

6. Северо-Восточная и Юго-Западная Русь. Александр Невский и Даниил Галицкий

Как отнеслась страна к постигшему ее несчастию? Примирилась ли она с татарским игом, или делала усилия сбросить его с себя? Ответ на вопрос дадут нам два князя-современника: суздальский, Александр Невский, и галицкий, Даниил, сын Романа Волынского. Каждый из них отражает свое время, свою среду и ее психологию. Один — представитель лесного Севера, образец князя-хозяина; рассудок преобладает у него над чувством; другой вырос на открытом Юге, где люди привыкли жить на широком просторе, руководиться непосредственным чувством, и где малейшее стеснение свободы всегда встречало самый живой протест и отпор. Оба они вышли из одной среды; стремления и цели, по существу, у обоих одни и те же, — но какая разница в приемах достижения! Как несходны результаты их работы!

Александр Невский. Как раз в ту пору, когда татары устраивались в Золотой Орде на низовьях Волги, он, княжа в Новгороде, победоносно отразил шведов и Ливонский орден (см. ниже). По смерти отца Ярослава (1245), утвержденного ханом в звании великого князя, Александру пришлось дожидаться семь лет, чтоб получить город Владимир, а с ним и право на великокняжение; но и раньше и позже его постоянной заботой было примирить население с неизбежностью несения ига, подавить в себе и в народе чувство душевной боли и естественного негодования, в ясном сознании, что, не сдержав своих чувств, придется расплачиваться за них дорогой ценою. Александр прилагал невероятные усилия ввести рахлеставшееся татарское море в должные границы; он заискивает у татар, то и дело ездит в Орду, унижается перед ханом и его приближенными в справедливом убеждении, что всякое сопротивление окончательно погубит Русскую землю, он убеждает население допустить баскаков произвести перепись, которая должна была определить число людей, платящих подать; когда же озлобленный, не привыкший к игу народ оказал открытое сопротивление и выгнал ханских чиновников, Александр поспешил в Орду и новыми унижениями, обильными дарами умолил хана помиловать ослушников его воли, хорошо понимая, что, пошли хан свое войско на Русь, край, едва только начавший оправляться от недавнего нашествия, подвергся бы новому разорению. Таким образом, Северо-Восточная Русь избавилась от угрожавшего ей нового разгрома.

Много унижений вынес Александр за время своего великокняжения (1252 — 1263), зато недаром современники горько оплакивали его смерть: "Закатилось солнце земли Русской, — говорили они, — много потрудился он за землю Русскую, за Новгород и за Псков, за все великое княжение, отдавая живот свой, и за православную веру". Изумительная гибкость и изворотливость Александра, конечно, никогда не примирит с собою идеалиста, но, в условиях данного времени, то и другое было необходимо и потому принесло положительные результаты. Александр — тип северного князя; практический ум, рассудительность, железная воля, настойчивость и терпение; увлечениям нет места; ценится одно только реальное благо. Андрей Боголюбский и Всеволод III в положении Александра действовали бы так же.

Даниил Галицкий. Вся жизнь Даниила Галицкого (1201 — 1264), с ранней молодости, прошла в борьбе за отцовское наследие, — за Волынь и Галич: ему приходится отстаивать обе земли как от своей же братии, русских князей*, так и от соседей: венгров, поляков, даже литовцев, впервые в ту пору выступивших на сцену истории. Подобно Александру, Даниил тоже в железных тисках, пожалуй, даже более тяжких: враги извне — татары, литва; враги домашние — собственные бояре, открыто с ним враждующие; вдобавок неустойчивые отношения к полякам и венграм, сегодня союзникам, завтра врагам. Эта трудность положения, к вящему ущербу Даниила, удваивается его собственною неустойчивостью взглядов, отсутствием твердой политической программы. Тяжело и Александру, но ему легче выпутаться из беды, потому что он идет определенно намеченным путем, прибегает к определенному способу действий; свои средства он старательно взвесит, прежде чем станет применять их к делу. Блестящие дарования Даниила, наследственная любовь к славе, широкие государственные замыслы делают его духовный облик, несомненно, более симпатичным; но, на свое несчастье, он не умеет, когда это нужно, пожертвовать своим настроением, поступиться чувством в пользу холодного рассудка, — недаром он сродни (зять) такому яркому представителю Юга, как Мстислав Удалой, — и в результате Даниил выходит из борьбы побежденным, не достигнув поставленной себе цели, тогда как Александр мог спокойно умереть в сознании, что он удачно выполнил задачу, поставленную ему жизнью.

______________________

* Борьба с Ростиславом Черниговским — последняя усобица между Мономаховичами и Ольговичами.

______________________

Сначала Даниил долго не едет в Орду: ему оскорбительна сама мысль о предстоящем горьком унижении: надо будет проходить между огней, чтобы "очиститься" и не "осквернить" величество хана; придется становиться пред ханом.на колени, пить кумыс. В конце концов, Даниил все же поехал, выпил чашу унижения — и понапрасну. Правда, в Орде его приняли с большою честью, отличили от многих других князей и утвердили за ним его княжеские земли (1250); но стыд рабского положения не в силах была искупить никакая "честь татарская". С этой поры задушевною мыслью Даниила стало освободиться от постыдного ига, и всю остальную жизнь он посвятил осуществлению этой идеи.

Он женит своих сыновей на дочерях венгерского короля Бэлы IV и Миндогва литовского, рассчитывая брачными узами обеспечить себе помощь в нужную минуту, и заранее расплачивается за нее, посылая войско в помощь венграм против чехов и немцев; заводит сношения с Римским папой, принимает католичество и королевский венец, посланный ему Иннокентием IV (1253), и в сущности лишь понапрасну растрачивает свои силы: ни венгры, ни папа помощи ему, когда она понадобилась от татарских нашествий Куремсы (1259) и, особенно тяжкого, Бурундая, (1261) не оказали, не предохранили: земли Даниила снова подверглись беспощадному разорению, и вдобавок Даниил вынужден был срыть все свои крепости, т.е. оголить страну, оставив ее открытой и беззащитною от внешних вторжений

Примечание. Тремя разгромами (1241, 1259, 1261) бедствия Галицко-Волынской земли не ограничились: в 1285 году она испытала еще четвертый, когда хан Телебуга по дороге в Польшу и на обратном пути "учинил пусту всю землю Владимирскую", а население, сбежавшееся под защиту городских стен, умирало от неимоверной скученности, не смея выйти наружу из опасения быть убитыми или захваченными в плен. В одной только своей вотчине Лев (сын Даниила) не досчитался потом 12 500 жителей. Эти разгромы сильно ослабили Юго-Западную Русь, и позже она оказалась не в силах противостоять литовскому натиску (Гедимин, Ольгерд, Витовт).

Обманулся Даниил и в расчете на Бэлу: добыть с его помощью австрийскую корону своему сыну. Отношения с Литвой уже по одному тому, что Даниил то заодно с нею, то против нее, дать каких- нибудь прочных положительных результатов не могли. Общение с Западом открыло доступ в страну полякам, немцам, армянам, евреям; они заселяли города, подняли промышленность, торговлю; но и тут была своя опасная сторона: край наводнялся элементами, чуждыми национальным русским интересам; между тем внешнее положение Галича, со всех сторон окруженного враждебными народностями, особенно требовало национальной сплоченности и патриотизма.

В результате, яркая, шумная деятельность Даниила ничего положительного не дала и дать не могла. Вина, однако, не в одной личности Даниила. Дни Александра протекали в условиях гораздо более благоприятных; из внешних врагов (в пору его великокняжения) ему пришлось считаться с одними татарами; у себя дома помех он не встречал; от крамольных бояр судьба его уберегла, в самом же населении, в его свойствах: рассудительности и природной сметке, в общественности и житейском такте, Александр встретил даже прямую поддержку. Такой поддержки у Даниила не было.

Дело Даниила непрочно было уже по одному тому, что оно было делом единоличным, "делом одного князя, а не плодом народного к тому расположения". Области, входившие в состав его княжества, еще не успели проникнуться потребностью и сознанием пользы государственного объединения, каждой хотелось сохранить свою самобытность, и даже какой-нибудь ничтожный городишко Чарторыйск, и тот сопротивлялся Даниилу, домогаясь иметь собственного князя (Дашкевич). Эти центробежные силы пока сдерживались твердой рукою Даниила, но после его смерти они снова взяли верх.

"В судьбе этого князя было что-то трагическое. Многого добился он, чего не достигал ни один южнорусский князь, и с такими усилиями, которых не вынес бы другой. Почти вся Южная Русь, весь край! населенный южнорусским племенем, был в его власти" (Костомаров), но прочного залога самостоятельности на будущее время он не оставил! Отважный и неустрашимый, великодушный и добросердечный до наивности, Даниил был менее всего политик. У него нет и следа хитрости настолько, чтоб не попадаться в обман. Какая противоположность с осторожными, расчетливыми князьями Северо-Восточной Руси!

II. Натиск с Запада. Ордена Ливонский и Тевтонский

"Несчастье никогда не приходит одно", говорит пословица, и действительно, одновременно с тем, как из недр Центральной Азии, с окраин далекого Китая Чингис-хан двигал свои полчища и довел их до половецких степей, где разыгралась битва при Калке, — печальная прелюдия к вторжению татар в самые пределы русские, — одновременно с этим на Восточную Европу надвигалась другая грозная волна, но уже не с востока, а с запада. Европа переживала в ту пору эпоху Крестовых походов, сильного религиозного воодушевления, когда влияние папского престола дошло до своего апогея и когда Иннокентий III (1198 — 1216) поистине царственным движением руки посылал Божиих ратников на борьбу с иноверцами во славу Божию. На устьях Западной Двины орден Меченосцев (Fratres militiae Christi), более известный под именем Ливонского, основывает город Ригу и создает здесь прочную базу для проникновения в глубь страны и обращения туземцев в христианство. Лет 30 спустя с теми же целями на низовьях рек Вислы и Немана появляется другой подобный орден — Тевтонский.

Немецкие миссионеры появились в Ливонском крае в конце XII в. (проповедник Мейнгард). Епископ Алберт Буксгевден, "апостол ливов", положил основание городу Риге (1201) и ордену Меченосцев (1202). Появившись в крае, Меченосцы не замедлили оттеснить с Западной Двины полоцких князей, у которых там были свои укрепленные города: Кукенойс и Герцике. Что касается Тевтонского (иначе: Прусского, Немецкого) ордена, то он первоначально основан был в Палестине для борьбы с сарацинами (1191), но потом перенес свою деятельность в Венгрию, и отсюда уже Конрад Мазовецкий призвал его к себе, предоставив для поселения область Хелмно (1225). Тевтоны, захватывая земли пруссов, постепенно воздвигли там ряд укрепленных городов: Торунь, Мариенвердер, Эльбинг и далее к востоку — Крулевец (Кенигсберг). В 1237 году произошло соединение обоих орденов: магистр Ливонского стал в подчинение гохмейстеру Тевтонского, а гохмейстер Тевтонского — архиепископу Рижскому Таким образом, в делах чисто военных верховенство принадлежало Тевтонам, но духовным руководителем, а значит, и решающей инстанцией в делах военных, — если не по вопросам техники, то в их направлении (с кем воевать или мириться и т.п.), были Меченосцы.

Таким образом, судьба готовила русскому народу тяжелое испытание: с двух сторон, с востока и с запада: две враждебные народности, разной веры и разных культур, причем и та и другая отличные от народности русской одинаково и по вере, и по культуре, готовились сжать ее и раздавить в своих тисках. Действительно, одновременно с тем, как на юге татары громили Киев, превращали в пепел этот древний очаг русской культуры и потом закладывали на берегах Волги основы своей государственности с тем, чтобы на протяжении двух с половиной веков тяготеть над русской жизнью, — в это самое время на севере, на берегах Невы и на Чудском озере, новгородский князь Александр вынужден был отбиваться от шведов и Меченосцев, одинаково грозивших устоям русского уклада, материального и духовного.

Значение побед Александра Невского над шведами и немцами

Победа Александра над шведскою ратью Биргера на берегах Невы (1240), доставившая ему у потомства прозвание Невского, равно как и поражение, нанесенное им два года спустя Ливонскому ордену ("Ледовое побоище": на льду Чудского озера, зимою 1242 г.), вписали славную страницу в биографию этого князя. Каждая из этих блестящих побед имеет свое, разное значение. Если не считать первых столкновений Ливонского ордена с полоцкими князьями на Западной Двине (см. выше), то про Александра Невского можно сказать, что с него начинается та трехвековая борьба, которую западная наша окраина вынуждена была вести, защищаясь от немецкого натиска (Drang nach Osten). Разбив рыцарей, новгородский князь освободил захваченный было ими Псков, на время обеспечил своей земле мирные дни, но только на время. Ему лично, а его преемникам тем более, еще не раз придется мериться силами с гордым, самоуверенным Орденом, который видел в себе носителя высшей культуры и непререкаемой истины.

Реальное значение Невской победы менее значительно. Нет оснований думать, что шведы явились в роли миссионеров католичества, что на острие своего меча они несли русскому народу новое исповедание веры: будь это так, они не ограничились бы одной экспедицией, а повторили бы ее позже и неоднократно. Появление Биргера — это один из многих эпизодов в истории шведско-русского соперничества за пограничные области, где военное счастье переходило то на ту, то на другую сторону. Зато, будучи лишена крупного реального значения, победа Александра над Биргером получила в ближайшее же время громадное значение идейное. На фоне горьких испытаний — печальный плод монгольского ига — напряженной борьбы на два фронта, борьбы, к тому же без твердой уверенности в благополучном исходе, Невская победа засияла яркой звездою на окутанном мрачными тучами небосклоне. При виде того, как гибнет все дорогое, как беспросветно их настоящее, ближайшие поколения с благодарным чувством вспоминали дело Александра; в их глазах оно выросло в подвиг, стало священным делом; победитель на реке Неве вырос в национального героя, более того — в Святого. Недаром впоследствии, основывая свой Петербург на тех самых местах, где благоверный князь увековечил свое имя, русский царь с таким торжеством перенес туда его останки: защитник края при жизни, он, конечно, не оставит его и теперь, и одним уже присутствием нетленных мощей своих явится для нового города надежною охраной и верным залогом светлого будущего.

III. Натиск с Запада. Римский престол и его отношения с Древней Русью

Принятие Даниилом Галицким королевского титула от папы Иннокентия IV в истории Галича не более, как случайный эпизод, но для более полного освещения его полезно проследить предшествовавшие отношения Римского престола с русскими князьями, его попытки насадить католичество в Русской земле.

1. Древние века

Как далеко восходят эти сношения? Начало им было положено, может быть, не непосредственно самим Римом. Германский император Оттон I, ревностный распространитель христианства среди Полабских славян, посылал в Киев к княгине Ольге епископа, перезывая ее к римскому папе, но Ольга в ту пору уже приняла христианство от константинопольского патриарха, и посольство Оттоново вернулось ни с чем. Сохранились глухие намеки на обращение Ярополка, брата Владимира Великого, в христианство католическими миссионерами, пришедшими из Польши; кроме того, позднейшие летописные записи (далеко, впрочем, не современные событию: Никоновская) говорят о приходе к Ярополку послов из Рима в 979 году.

Можно думать, что Св. Престол не остался равнодушным к тому, что киевский князь Владимир вместе со всем своим народом принял крещение из рук греков, а не латинян; но делались ли при этом попытки привлечь русского князя в лоно римской Церкви, нельзя сказать ничего положительного. Миссионер Бруно ездил с проповедью к печенегам, останавливался по дороге в Киеве, где, по собственному его свидетельству, его приняли очень гостеприимно, но вопросов религиозных здесь Бруно, кажется, совсем не затрагивал (1008). Несколько лет спустя в Киеве, при том же Владимире Великом, в свите дочери польского короля Болеслава Храброго, выданной за Владимирова сына Святополка (Окаянного), появляется немец Рейнберг, епископ колобрежский (Salsac Chelbergiensis). Вел ли он тогда пропаганду католичества или нет, историки говорят различно; несомненно, однако, что на него обрушился гнев великого князя: за попытку поссорить Святополка с отцом Рейнберга посадили в темницу, где он и окончил свои дни.

Впервые непосредственное соприкосновение Святого Престола с Россией произошло при сыновьях Ярослава Мудрого, когда один из них, Святослав, прогнал из Киева старшего брата Изяслава и завладел его княжеством. Изяслав обратился было за помощью к польскому королю Болеславу Смелому и в уплату за обещанное содействие отдал ему свои богатства. Однако тот, приняв последние, помощи не оказал. Тогда Изяслав отправился хлопотать у императора Генриха IV, быть может, в надежде на родственные связи*, но также без пользы для дела. Неудача не обескуражила Изяслава, он нашел дорогу в Рим и послал туда своего сына, по-видимому, с обещанием, в случае поддержки, подчиниться Римскому престолу. До нас дошли два бреве Григория VII Гильдебрандта: одно к королю Болеславу — с настоянием вернуть Изяславу взятое у него; другое к самому Изяславу (1075). Но и хлопоты папы не привели ни к каким положительным результатам. Тем временем умер Святослав, и Изяслав мог уже без посторонней помощи вернуться в Киев и занять утраченный стол.

______________________

* Племянница Изяслава, дочь Всеволода, была вторым браком за Генрихом IV.

______________________

Возможно, что именно эти сношения с русским князем дали основание 8 — 10 лет спустя антипапе Клименту III отправить в Киев епископа для переговоров о присоединении русской Церкви к римской; однако предложение было вежливо отклонено особым (дошедшим до нас) посланием киевского митрополита Иоанна II.

В половине XII столетия (ок. 1155 г.) предполагалось послать на Русь знаменитого Бернарда, аббата Клервосского; но поездка не состоялась.

Между тем наступила пора великого папы Иннокентия III (1198 — 1216); с его появлением оживилась идея крестовых походов, и сразу раздвинулись их географические рамки: борьба с "неверными" охватила теперь не одну Палестину, но проникла и в другие страны. Во Франции ведется крестовый поход против альбигойцев; на востоке Европы возникают духовные ордена Ливонский и Тевтонский: свой крест и меч они несут в земли язычников; на месте Византийской православной империи возникает Латинская; еще раньше сами "схизматики" — болгары и сербы — признали над собою духовную власть Римского первосвященника. В такой обстановке неудивительно, если Иннокентий не забыл отдаленной России.

В самый год взятия Константинополя и разрушения Византийской империи (1204) папский легат явился к галицкому князю Роману с обещанием возвести его в сан короля и покорить ему многие земли мечом апостола Петра. Обнажив свой собственный меч, Роман так ответил легату: "Таков ли меч Петров у папы? Коли такой, то он может брать им города и дарить другим; но это противно слову Божию: таким мечом Господь запретил Петру сражаться. У меня же меч, данный Богом, и пока он при мне, дотоле мне нет нужды покупать себе города иначе, как кровью, по примеру дедов и отцов".

В передаче Романовых слов летописцем ясно сквозит чувство удовольствия, вызванное сознанием, что православие в лице галицкого князя сумело отразить натиск со стороны Рима. Происходило ли все так в действительности, как он описывает, мы не занаем; но несомненно, что в надеждах своих Римская курия на этот раз обманулась. Как бы в ответ на предложение, Роман в следующем же году, вступив в Польшу, грозил не только опустошить ее города, но и истребить в ней латинскую веру.

Не более удачным было посольство 1207 года. Один из кардиналов* был отправлен на Русь к "русским архипастырям, клиру и народу" с предложением воссоединиться с римскою Церковью. Такие же предложения делались и позже, при папах Гонории III (1227) и Григории IX (1231), но одинаково безрезультатно.

______________________

* Известен только инициал его имени: "G... tituli S. Vitalis".

______________________

Древняя Русь вначале терпимо относилась к исповедникам католичества: в Киеве, Новгороде, Пскове, Ладоге и Смоленске существовали для иностранных купцов латинские церкви; где-то недалеко от Киева, под городом, незадолго до нашествия монголов возведен был даже католический доминиканский монастырь; но ни князья, ни народ желания вступить в унию не проявляли. Однако уже самое существование латинских церквей давало латинству известную точку опоры. При папе Григории IX можно документально констатировать наличность в Южной России католических священников, и тогда же аббат монастыря в Опатове (в Польше), по имени Герард, был возведен в сан русского епископа in partibus infidehum; современные летописи так и звали его "primus episcopus Russiae".

Отсюда до свободной проповеди католического учения, тем более до унии церковной, было еще очень далеко; но в понтификат Иннокентия IV (1243- 1254) положение дела существенно изменилось: на долю римской Церкви выпал неожиданный, хотя непрочный и временный, успех.

2. Иннокентий IV и Даниил Галицкий

В ту пору Европе грозило новое бедствие: нашествие монголов. Не довольствуясь разгромом России, татары вторглись в Польшу, Венгрию, дошли до Моравии, всюду неся ужас и разорение. Римский престол стал отыскивать заслон, который был бы в состоянии предохранить Европу на будущее время от повторения таких вторжений; он отправил нескольких миссионеров с Плано Карпини во главе к великому хану Гаюке в целях ближе ознакомиться с положением дела на месте. Нетрудно было убедиться, что Галицко-Волынское княжество, наиболее выдвинутое в тгтарской степи, всего лучше отвечало этой цели. На обратном пути из Орды Плано Карпини со своими спутниками встретил Даниила Галицкого, возвращавшегося от татар под тяжелым впечатлением только что испытанных унижений. Гордому князю казалось в высшей степени оскорбительным подчинение варварам, и когда Плано Карпини завел с ним речь об унии и от имени папы стал убеждать его присоединиться к римской Церкви, то Даниил с радостью бросился навстречу сверкнувшему лучу надежды и с увлечением отдался мысли двинуть с помощью Рима против татар закованные в железо полки католического Запада. На сделанное предложение он ответил согласием и не замедлил довести до сведения Иннокентия IV о своей покорности Святому Престолу (1246).

Дело завязалось; папа тотчас же послал Даниилу поощрительное бреве, назначил особого легата на Русь, а Даниил, со своей стороны, отправил окончательно договориться своих уполномоченных в Лион, где в ту пору находился Иннокентий. Соглашения, однако, не состоялось; послы Даниила отказались дать за него клятвенное обещание соблюдать единение с римской Церковью. В унии с Римом русский князь и русское духовенство, с которым он предварительно совещался, видели для себя печальную необходимость и, заботясь преимущественно о политических выгодах соглашения, были скупы на религиозные уступки. Даниил согласился признать верховенство папы в делах церковных, просил папу принять его землю под охрану св Петра, но ставил непременным условием реальную помощь против татар. В свою очередь и Иннокентий, преследуя одновременно и религиозную, и политическую цель, пошел навстречу желаниям Даниила: согласился на сохранение церковных обрядов, дозволил совершать литургию на заквашенном хлебе, заранее проклиная всех, кто станет хулить греческую Церковь; русские летописи добавляют, что папа даже обещал созвать собор для исследования, которое из двух исповеданий ближе к истине; но того, в чем Даниил нуждался более всего, дать не мог. Иннокентий предлагал ему корону с титулом короля, но Даниил отказался от нее, опасаясь, как бы новый титул, неподдержанный внушительной военной силой, не поставил его в ложное положение к татарам. "Что мне в венце без твоей помощи?" — отвечал он Иннокентию.

Отказ повел к разрыву, продолжавшемуся несколько лет, пока венгерскому королю не удалось примирить обе стороны. Уступая настояниям Болеслава Стыдливого и своей матери (она, кажется, была католичкою), к тому же предвидя неизбежность близкого разрыва с Золотой Ордой, Даниил короновался, но неохотно и, по-видимому, сделал все возможное, чтобы весть о сделанном им важном шаге не дошла преждевременно до татар. Обряд венчания (присланным папою легатом) совершился без всякой пышности, чуть не тайком, не в столичном городе Галиче, а в далекой северной окраине Данииловых владений, в Дрогичине (1253).

Между тем опасность со стороны татар действительно надвигалась, а обещанная помощь не приходила. Призывы папы к славянским государям не находили отклика. Напрасно рассылал он свои буллы (в 1247, 1251, 1253, 1254 гг.); тщетно пытался всеми способами убедить ближайших к Галичу государей принять крест и идти навстречу врагам в предупреждение возможного вторжения их. Рассчитывая подействовать на религиозное чувство и на самолюбие, Иннокентий говорил им, что следует поскорее смыть позорное клеймо, наложенное недавним постыдным бегством их войск перед полчищами Батыя... Напрасно! Папа оказался бессилен протянуть Даниилу действительную руку помощи. То были последние годы Гогенштауфенов в Германии, начало так называемого междуцарствия и кулачного права; Германии было не до военных предприятий на далеком Востоке, к тому же сами папы не ладили в это время с германскими императорами. Короли венгерский и польский, помня о недавних ужасах Батыевых, боялись впутываться в серьезное и опасное дело без содействия могущественного немецкого соседа. Голос Римского первосвященника раздавался в пустыне: никто не двинулся на поддержку Даниила.

Тогда Даниил открыто порвал с Римом. Продолжать свои отношения с ним он не мог, так как иначе восстановил бы против себя и духовенство, и население, которое шло на унию с Римом исключительно по тем же мотивам, какие 200 лет спустя подвигнут греков на соглашение с Римским престолом, и как тогда Флорентийская уния осталась мертвой буквой, потому что в решительный момент Запад не оказал грекам необходимой поддержки, допустил турок овладеть Константинополем, — так и теперь уния с Римом была порвана ввиду ее полной бесполезности. В конце 1254 г. Даниил перестал сноситься с Римом, а в 1257 г. состоялся полный разрыв*.

______________________

* См. Приложения. № 26:"Кому принадлежит почин в сближении на почве унии: Даниилу Галицкому или папе Иннокентию IV?"

______________________

3. Иннокентий IV и Александр Невский

Кроме Галича, Иннокентий IV старался привлечь к унии и Северо-Восточную Русь. В 1248 г. он обратился с посланием к Александру Невскому, который после побед, одержанных над шведами и Ливонским орденом (1240 и 1242 гг.), продолжал еще сидеть в Новгороде князем. Любезный прием, оказанный послам папы, и разрешение поставить латинскую церковь в Пскове дали Иннокентию основание послать Александру в конце того же 1248 г. новое бреве с призывом к единению; но Александр далее навстречу желаниям папы не пошел и отклонил приезд его легата. Этим и кончились сношения Св. Престола с новгородским князем. Конечно, не князю, недавно боровшемуся с оружием в руках против исповедников латинского учения, было отказываться от православия и "поклониться тому, что он так недавно сжигал".

Впрочем, подобно тому, как в сношениях с Даниилом Галицким, так и здесь, ища сближения с Александром, папа преследовал, кроме целей религиозных, также и политические: создать оплот и активную силу против азиатских варваров. Но активная борьба с монголами была Северо-Восточной Руси, как и Руси Юго-Западной, в ту пору совершенно не по силам.

4. Южная Русь в XIV в.

Более светлые перспективы открылись Римскому престолу, и то не на Северо-Востоке, а в Южной Руси, с середины XIV в., когда Галицкая земля была завоевана Польшею (1349) и когда пропаганда католичества нашла здесь могущественную поддержку и содействие светских властей; несколько позже брак литовского князя Ягейло с польскою королевной Ядвигой (1386) открыл дверь католическому учению в русско-литовские земли.

IV. Натиск с Запада. Литва и Миндовг

1. Миндовг

Натиск немецких орденов вызвал литовцев к новой жизни. Раньше никому неизвестные, затерянные в своих лесах и непроходимых болотах, разбитые на мелкие племена, постоянно между собой враждовавшие, лишенные сознания национального единства, без всякой политической связи, объединенные лишь общим бытом, языком и моральным влиянием своих жрецов, пользовавшихся в стране большим авторитетом, — теперь, под давлением извне и под угрозой опасности, они начинают объединяться; быт племенной постепенно переходит в быт государственный. Первым выразителем новой поры явился Миндовг.

Две русские области, захваченные им на первых же порах своего княжения — Черная Русь (города Новогродок, Гродно) и Полоцкое княжество — придали большую устойчивость его государственной деятельности; в этих областях Миндовг нашел то, чего ему недоставало в коренной Литве; основные элементы государственного строя: население там уже делилось на классы по роду занятий, существовали определенные должности и звания, готовая администрация; успели сложиться определенные служебные отношения между князем и классом военных людей. Эти русские порядки и установления помогли Миндовгу и его преемникам и в самой Литве — прочнее утвердить свою власть.

Попытка утвердиться в смоленской земле кончилась неудачей: великий князь Ярослав, сын Всеволода III, выгнал Миндовга из Смоленска (1239), на юге Даниил Галицкий сумел создать настоящую коалицию против него: поднять поляков, немцев, частью самих литовцев, даже собственную родню Миндовга. Вообще чуть зашевелилась Литва и в лице своего князя выкинула объединительное знамя, как соседи, почуяв опасность, все кидаются на Миндовга, готовые задушить в зародыше начатую им работу. У себя дома, в самой Литве, Миндовг тоже встретил отпор: ведь с его усилением местным племенным князькам неизбежно предстояла утрата их независимости! Даже в близкой родне нашлось больше ожесточенных соперников, чем добрых помощников.

На пути стоят родной брат и племянники, Миндовг замышляет убить их, и если они остались в живых, то отнюдь не по его милости. Разъединить своих врагов — вот на что направлены все усилия Миндовга, и тут он проявил много ума и ловкости. Прежде всего он отвел польских князей, обезоружил Орден, приняв христианство, осилил племянников, удовлетворил внутренних врагов, разъединил пинских князей с Даниилом Галицким, а самого его привлек на свою сторону, женив его сына Шварна на своей дочери, а другому сыну, Роману, отдав в удел Новогродок. Позже общая опасность от татар заставила Даниила действовать совместно с Миндовгом.

Такими-то путями закладывал Миндовг основной камень под государственное здание Литвы. Но чего это ему стоило! Какой напряженной борьбы, неутомимой деятельности и энергии! И сколько проявил он при этом ловкости, хитрости и жестокости! Он не разбирал средств, не останавливался перед убийством соперника, а где нельзя было действовать силою, сыпал золотом, прибегал к обману, вплоть до измены вере отцов.

Долго сдерживал себя Миндовг. Христианство было для него кабалой; не искупил ее и королевский титул, присланный папою Иннокентием IV вместе с благословением, на свое обращение Миндовг смотрел как на передышку и, как мы сейчас видели, умело воспользовался ею. Через 11 лет (1250 — 1261) он, наконец, сбросил личину, снова вернулся в язычество, вернул себе симпатии туземного населения и бросился на главного врага, на немецких рыцарей, владевших частью Литовской земли; в ряде битв нанес им жестокое поражение и освободил от них родную землю. Теперь Даниил Галицкий стал ему опасен, Новогродок был отнят у Романа и снова перешел в руки Миндовга.

Историческая жизнь Литвы началась с Миндовга — в этом значение его самого, как исторического деятеля. Но он родился слишком рано, чтобы идея единой Литвы могла окончательно восторжествовать теперь же. Время Гедимина и Ольгерда еще не наступило. Миндовг погиб от руки своих близких, однако семя, брошенное им, не пропало.

2. Александр Невский, Даниил Галицкий и Миндовг Литовский. Черты сходства и различия

1. Что между ними общего? Современники (первый и последний умерли в 1263 г., Даниил годом позже), все они слабы, все должны приноравливаться к обстоятельствам, считаться с врагами, более сильными, всегда быть зоркими, осмотрительными; многое они вынуждены делать против воли и убеждений, прибегать к изворотливости, всюду проявлять большую гибкость совести и находчивость. Смелая, открытая политика несовместна с их положением.

2. При всем сходстве у каждого есть, однако, свой определенный облик, каждый отразил в себе черты своего времени, по-своему ответил на чаяния и возлагавшиеся на него надежды. Если Александр выступает перед нами по преимуществу как северный князь, а Даниил как князь Южной Руси, то Миндовг весь вышел из языческой поры: он не только лукав и изворотлив, он также и жесток; это настоящий варвар: неразборчивый в средствах; свет христианского учения еще не успел коснуться, смягчить и облагородить его душу.

3. Холм или Вильна? Кому предназначено объединить западные русские земли?

1. Еще до татарского ига отлив населения из Киевщины и Переяславщины частью в Суздальский край, частью на запад, в сторону Волыни и Галича, как бы предвозвещал будущее образование не скольких центров, вместо прежнего единого (Киевского). С появлением татар Русская земля действительно раскололась на две половины: Северо-Восточную и Юго-Западную. Первая половина сразу нашла свой центр: Андрей Боголюбский, Всеволод III и Александр Невский указали его во Владимире; потомки младшего сына Александра, Даниила, князья московские, лишь слегка передвинули этот центр в западном направлении (Москва), что существа дела не изменяло. Какой центр будет у Западно- и Южнорусских областей?

2. Даниил Галицкий и Миндовг Литовский, каждый, стараются этот центр образовать у себя, в своих областях (стараются!.. Конечно, их работа в этом направлении, как и у Александра Невского, не была достаточно осознанною, но по своему будущему значению она приобретала именно такой смысл) Удалось Миндовгу и его преемникам, не Даниилу и его наследникам: Юго-Западная половина Руси объединилась не вокруг Холма (резиденция Даниила), а вокруг Вильны.

4. Какие преимущества были у литовских князей?

а) Белая и Черная Русь (Полоцк, Минск, Витебск, Новогродок) прилегали непосредственно к Литве; наоборот, Галич, Волынь были отделены от них лесными дебрями, Полесскими болотами и запустелою полосой татарского нашествия (1240) — Киевщиной.

б) И после Батыева нашествия Галич с Волынью много терпел от татар: карательная экспедиция Бурундая (1257); Телебуга и Ногай, воюя в 1280-х годах с Венгрией и Польшей, проходили в передний и обратный путь через земли Галицкую и Волынскую, сильно опустошили ту и другую.

в) Политическое дробление Галицко-Волынской земли между потомками Даниила.

Одним словом, хотя указанная обстановка сама по себе отнюдь еще не была решающею, но литовцам легче было пустить корни, так что впоследствии всякая попытка противодействия со стороны Галича и Волыни осталась бы все равно совершенно бесплодною. Сами эти две области становятся в середине XIV в. добычею Польши и Литвы.

V. Литовско-Русское государство

Состав его.

1. Литовские племена: Летьгола, или Латыши; Земигола (Semigallia); Коре или Куроны; Жмудь (Samogitia), Пруссы, Ятвиги.

2. Литовская территория: от Балтийского побережья, между Вислой и Западной Двиной, в глубь материка.

3. Коренные русские земли: Полоцкая, Смоленская, Витебская, Минская, Чернигово-Северская, Киевская, Пинская, Туровская, Волынь, Подолье, Берестейская с Подляшьем.

Родословная литовских князей (дом Гедимина)

Гедимин и его преемники. 1316 — 1392

Гедимин — основатель династии. Заложил город Вильну — столицу. Смуты, наступившие по смерти Миндовга (1263-1316), сводились к спорам отдельных личностей за власть; самое же дело Миндовга: заложенный им фундамент государственного здания оказался прочным, и Гедимину пришлось лишь продолжать начатую работу. Из русских земель были завоеваны:

а) при Миндовге: Черная Русь, Полоцкое княжество;

б) после Миндовга: Минская земля;

в) при Гедимине: княжества Туровское, Пинское, Витебское; Подляшье. Кроме того, битва при р. Ирпени (1320) сделала киевского князя (одного из Ольговичей) вассалом (подручником) Гедимина.

"Киевский князь был в то время одним из тех бедных князьков, которые еле держались с горстью русского населения, уцелевшего после татарских погромов на степной окраине. Мать и краса русских городов в былое время — Киев был после татар ничтожным городком, в котором Плано Карпини, проезжавший через него в 1246 году, насчитывал не более 200 домов. Во второй половине XIII века в нем не было князей, а в 1300 году его покинул и митрополит Максим, удалившийся со всем своим "житьем" на север от татарского насилья. Тогда же, — прибавляет летописец, — и Киев весь разбежался. Едва ли Киев успел собраться вновь, как следует, в то время, когда в нем утвердились Ольговичи путивльские с соизволения хана. Но с горстью людей киевский князь не мог держаться в качестве самостоятельного владетеля и должен был подчиниться могущественному соседу, тем более, что этот сосед мог до известной степени оберегать его от татар" (Любавский). Ольгерд (1341 — 1377; великий князь с 1345 г.). Его дела:

1. Распространение литовского владычества в Южной Руси: области Чернигово-Северская, Волынь, Подолье (земли меж Южным Бугом и Днестром; северная часть их с городами Каменцем и Бакотой); Киевская земля окончательно вошла в состав Литовского государства: теперь там не князь-подручник, как при Гедимине, а князь-наместник.

2. Виды на Новгород и Северо-Восточную Русь. Соперничество с Москвой; Смоленские князья в зависимости от Ольгерда; Псков временно под его влиянием; нападение на Можайск (1341); поддержка Тверского князя в его борьбе с Москвою; с тверскими войсками Ольгерд дважды под стенами Москвы (1368, 1370).

3. Владения Ольгерда простирались от Балтийского моря до Черного, от Западного Буга до Угры, Оки и истоков Сейма.

4. Борьба Ольгерда с Казимиром польским за Волынь: в 1377 г. они поделили ее между собою (западная и восточная половины). Галицкая земля еще раньше захвачена была поляками (1349).

Ягейло (1377 — 1392: литовский князь; 1386 — 1434: польский король). Неустойчивость княжеской власти, внутренние распри (вероломное убийство дяди Кейстута; мятежи областных князей), опасность от Немецкого ордена, побудили Ягейлу и областных князей Гедиминова рода пойти на великую жертву: поступиться политической самостоятельностью своего государства, лишь бы обеспечить себе поддержку поляков.

Обязательства Ягейлы. Договор 1385 г., заключенный в Креве

1. Принять католическую веру со всем народом литовским.

2. Предоставить государственную казну Княжества на нужды Польши.

3. Выпустить пленных христиан на волю, и — самое главное -

4. на вечные времена присоединить свои земли к короне Польской (инкорпорация).

Для большей скрепы договора Ягейло женился на Ядвиге, королевне польской (1386). В Литве и Польше государем стал один человек — Ягейло (Владислав — христианское имя).

Примечание. Инкорпорацией называется такое присоединение области или целого государства, когда оно теряет свою прежнюю политическую самостоятельность, сливается с другим в одно политическое дело, как бы пропадает в нем, поглощается им. Обыкновенно это является следствием завоевания, несчастной войны или полного бессилия, распада, позволяющего соседям безнаказанно хозяйничать в стране (римские провинции; присоединение Новгорода при Иване III; судьба Польши по трем разделам и пр.). В данном случае Ягейло, однако, поступал добровольно, внешне никем и ничем к тому не вынужденный.

Была ли такая жертва настоятельно необходима? В состоянии ли она была оправдать возлагавшиеся на нее надежды? Пойдет ли само население Литовского княжества на такую политическую смерть и согласится ли выполнить договор 1385 года? События уже в ближайшее время дали на эти вопросы ответ отрицательный.

Кревский договор и брак Ягейлы. Их значение в жизни литовской и русской народностей. В течение полутораста лет (1238 — 1386) литовцы создали обширное государство, главным образом из русских земель. Такое приращение Литовского княжества сопровождалось обычным в истории явлением: встретив на новых местах народность с более высокой культурой, литовцы, хотя и победители, духовно подчинились побежденному народу. Они постепенно стали принимать от русских христианство по православному обряду, усваивать русские обычаи и порядки. Уже некоторые члены семьи Гедимина были православными; семья Ольгерда почти сплошь принадлежала к греческой Церкви, сам Ольгерд перед смертью даже принял схиму; к этому времени насчитывают 56 литовских князей, принявших православие. В Вильне появились православные храмы и православные священники. Брачные союзы с русским княжеским домом особенно содействовали распространению в Литве христианства, и именно по обрядам греческой Церкви. 16 русских княжон уже успели выйти замуж за литовских князей, и 15 литовских князей поженились на русских княжнах. Постепенно русский язык становится языком административным, судебным; законодательные акты, правительственные распоряжения составляются по-русски; в самой Вильне, столице Литвы, при дворе литовских князей, русский язык вытесняет язык господствующего племени. И это неудивительно: население Вильны было по преимуществу русское; даже многим позже, во времена Ивана Грозного, русских там было с полгорода, не меньше.

Все эти успехи достигнуты были, разумеется, не сразу. Христианство первоначально было только терпимо; языческие жрецы долгое время не оставляли его в покое; Кейстут до конца жизни оставался закоренелым язычником; Ягейло, сын Ольгерда, хотя и воспитанный матерью-христианкой, первоначально тоже держался веры своих праотцов. Однако главное уже было достигнуто: линия поведения в сторону сближения с русской народностью и, до известной степени, поглощения ею, была уже обеспечена, — брак Ягейлы с Ядвигою насильственно порвал работу и нанес ей непоправимый удар, исказив принятое направление и направив жизнь литовской и русской народности совсем по иному руслу.

Витовт. 1392 — 1430

Внешняя политика

Отношения к Польше. — На Востоке: Московская Русь. — На Юге: Золотая Орда. — На Западе: Немецкий Орден.

1. Договор 1392 года. Литва не примирилась с потерей политической самостоятельности, второстепенные князья и первостепенное боярство не снесли унижения; те из них, кто исповедовал православную веру, чувствовали его вдвойне: по закону 1387 г. брак новообращенных в католичество литовцев с православными русскими допускался лишь при условии перехода последних в католичество, преступившие его подвергались телесным наказаниям. Недовольство перешло в открытый мятеж; во главе его встал Витовт. По договору 1392 г. Ягейло признал Витовта пожизненно великим князем в Литве, а тот обязался всегда быть на стороне Польши, и хотя неразрывная связь с Польшей, согласно договору 1385 г., осталась ненарушенною, все же Литва добилась теперь известной самостоятельности. Своим успехом Витовт обязан был княжатам и боярству — здесь надо искать корни того привилегированного положения, каким впоследствии пользовались в Литве высшие классы, и зависимости от них великокняжеской власти.

Успех, однако, был далеко не полным: коренных изменений в соглашение 1385 г. договор 1392 г. не вносил: принципиально Литва продолжала оставаться неотъемлемою частью Польского государства; уступка делалась лично Витовту, была частною сделкою; по смерти его Литва снова переходила в руки Ягейла или его наследников, снова переставала быть государством. Чтобы вернуть свою государственность, совсем разбить цепи, наложенные на нее договором 1385 г., Литве предстояло сделать еще немало.

2. Москва. В деле объединения Северо-Восточной Руси Витовт среди литовских князей самый опасный противник московских князей: для московских Даниловичей пока еще не существует Зарубежной Руси (т. е. они пока еще не думают о присоединении западно- и южнорусских земель); все их внимание пока сосредоточено на северо-восточных областях — программа же Витовта значительно шире: владея западными и южными областями Русской земли, он домогается и северо-восточных. Он:

1) завоевывает Смоленск (1395); 2) требует подчинения себе от Новгорода; ищет себе в этих целях помощи у Ордена, предоставляя ему захват Пскова; 3) делает рязанских князей своими вассалами; 4) дает приют бежавшему Тохтамышу, обещается помочь ему воцариться в Золотой Орде с тем, чтобы тот, в свою очередь, помог ему потом взять Москву; 5) Тверь вновь заключила с ним союз, признала "многих русских земель государем"; 6) пограничные с Москвою мелкие князья Брянские, Воротынские, Новосельские, Одоевские — те и не думают сопротивляться: совсем в его власти.

Восточная граница Литвы при Витовте отстояла всего почти на день езды от Москвы. Малолетний Василий II, внук Витовта, находился под его покровительством и вместе с князьями Тверскими и Рязанскими явился в Вильну ко дню предполагавшегося коронования (Дашкевич); самым присутствием своим он лишь подчеркивал второстепенное значение Московского княжества. Политический перевес Литвы над Москвою был очевидный. Недаром же Витовта звали "держателем всей Русской земли".

3. Имела ли наступательная политика Витовта на Восток внутреннее оправдание? Полное. Витовт, конечно, литовский князь, но по этнографическому составу населения, которым он правил, по административным порядкам, сложившимся в Литовском государстве, его с одинаковым, если еще не с большим правом, можно было назвать русским князем. При нем русские земли составляли девять десятых территории Великого Княжества Литовского. "Уже Миндовг имел свою резиденцию в Новгороде, т.е. на территории Черной Руси, Руси Литовской, как она иногда называется. Во время смуты, наступившей после смерти Миндовга, та же Русь явилась оплотом для Миндовгова сына Воишелка, когда он начал спасение княжества от разложения, ему грозившего. Это было естественно: русские земли уже имели вполне сложившуюся организацию и управления, и военных сил — коренная Литва таковой еще не успела выработать. Русская культура, государственность и общественность, как более высокие, должны были неизбежно сыграть крупную роль в молодом Литовско-Русском государстве. Организация военного дела, постройка городов-крепостей, их гарнизоны и управление, княжеское хозяйство и администрация, — предлагались литовцам в готовых формах и легко усваивались ими. "Русские названия должностей (городничий, наместник, тивун, конюший, ключник) появляются и в коренных литовских землях; русское слово "бояре", в значении воинов-землевладельцев, сделалось общим именованием этого класса почти по всему государству. Русский язык становится языком великокняжеского двора и государственной канцелярии, делается мало-помалу государственным языком в центре и во всех областях Великого Княжества Литовского, даже коренных литовских, ибо литовский язык не был еще в состоянии служить потребностям развивавшейся жизни Литовско-Русского государства. "Русская вера", православие, еще в сыне Миндовга, Воишелке, имела своего горячего последователя. Браки литовских князей с русскими княжнами еще больше закрепляли русское влияние. Вильна явилась центром именно Литовско-Русского государства, а не просто Литовского княжества. Русские земли после монгольского завоевания собирались около двух центров, Литвы и Москвы, и шансов на завершение этого процесса, как должно было казаться поначалу, едва ли было не больше у первой, чем у второй" (Лаппо).

4. Поражение на Ворскле. Поддержка Тохтамыша привела Витовта к вооруженному столкновению с Золотой Ордой. Темник (начальник над военными силами) Эдигей нанес ему на берегах Ворсклы тяжелое поражение (1399). Что было выгоднее для Москвы: поражение или победа Витовта? Победа Эдигея, несомненно, усиливала Орду; а победи Витовт, он мог бы пойти с татарскими силами на Москву и серьезно угрожать ей. "Конечно, нельзя нисколько утверждать, что торжество Витовта и Тохтамыша над Темиркутдуем имело бы необходимым следствием подчинение Москвы и остальных княжений Восточной Руси Витовту, но нельзя также не признать, что опасность Москве от этого торжества грозила большая" (Соловьев).

5. Следствия поражения. Ближайшим следствием поражения на Ворскле был торопливый мир с Новгородом "по старине" (1400) и потеря Смоленска (1401). Впрочем, Витовт вскоре снова захватил его (1404). Опустошение Псковской земли повело к войне с Москвой; мир с нею на реке Угре (1408) и со Псковом (1409) состоялся тоже "по старине".

6. Договор 1401 г. Другим следствием поражения на Ворскле было новое скрепление уз, соединявших Литву с Польшей: подтверждена основная мысль договора 1385 г.: по смерти Витовта литовцы признают своим государем польского короля. Витовт признал старшинство над собою Ягейлы и обещался сохранять верность и покорность королю и короне Польской. "По его примеру присягу в верности принесли и другие литовские князья. Для более прочного скрепления унии привлечено было и литовское боярство, проявившее себя к этому времени крупною политическою силою. Литовские прелаты, князья, бароны и знатные люди, собравшиеся в Вильне, за себя и всю знать и обывателей Великого Княжества Литовского обещали королю польскому и панам никогда не покидать их, но помогать им и оборонять их от всех врагов, стеречь их добро, как свое собственное" (Любавский). Таким образом, договор 1401 г. для Витовта означал узы с Польшею и духовную зависимость от собственной знати. Вскоре из духовной она станет юридической.

7. Грюнвальдская (Танненбергская) битва. Скрепа литовско-польской унии; утверждение в Смоленске; мир с Москвою и Псковом — позволили Витовту повернуть свои силы, на этот раз в единении с Польшею, против общего их врага — Немецкого Ордена. Ему и Ягейле удалось собрать против немцев значительные силы; тут были: поляки, литовцы, русские, чехи, мораване, татары. Витовт привел русские полки: Смоленский, Полоцкий, Витебский, Киевский, Пинский; Ягейло выставил семь русских полков из земель Холмской, Львовской, Подольской и др. Пришли на помощь новгородцы, татары. Много пало с обеих сторон; немцы были совершенно разбиты. На полях Грюнвальда погибли слава и сила Ордена. К сожалению, Ягейло своею медлительностью не довел дела до конца: не захватив вовремя беззащитного Мариенбурга, столицы Немецкого Ордена, он дал последнему оправиться, вследствие чего плоды победы в значительной мере были потеряны.

Однако духовная смерть все равно давно уже сторожила Немецкий Орден; он давно уже начал терять raison d'etre (смысл) своего существования. Двести лет назад, при своем возникновении, он еще имел нравственное право возглашать: "Мы пришли сюда насаждать истинную веру, обратить язычников в христианство". Теперь язычников более не было: готовясь к битве под Танненбергом, противники Ордена уже не возносили богам языческих жертв, а бросались в бой с молитвою: "Богородица, Дево, радуйся!" Недаром прекратился прежний приток рыцарей из Европы; не стало прежнего воодушевления — и это потому, что исказилась первоначальная задача, во имя которой возник самый Орден. Возвышенная религиозная идея уступила место целям чисто земным, материальным. Проповедь христианства отошла на задний план, выдвинулась — борьба одной народности с другою народностью, немецкий натиск на Восток (Drang nach Osten). Вот почему в истории отношений славянской и немецкой народности битва 1410 года получила особо знаменательный смысл: в ней видели торжество, устранившее опасность, грозившую славянству вообще; опасность насильственного внедрения германской культуры (германизации), искажения родного языка и быта, всего духовного облика, что уже постигло другие, менее счастливые ... и литовские племена (бодричи, лютичи, Полабские славяне, кашубы, лужичане, Литовские пруссы). Отсюда моральное значение этой битвы. Память о ней и до сих пор неразрывна с мыслью о возможности и о нравственном долге нашем охранять чистоту духовных особенностей славянской расы и не допускать внедрения того, что ей чуждо по самой природе своей.

Примечание. Свое двойное название битва 15 июля 1410 г. получила оттого, что самый бой происходил между деревнями Грюнфельд (по-польски Грюнвальд) и Танненберг.

8. Городельская уния 1413 года. Счастливый исход Грюнвальдской битвы, достигнутый совместными усилиями, и непрекращающаяся опасность от соседей (Орден, татары, Москва) еще убедительнее подчеркнули необходимость тесного единения между Польшей и Литвой. Таковое и получило новую скрепу на съезде 1413 года в Городле. Обе стороны пошли на уступки: инкорпорация Литовского княжества в королевство Польское формально подтверждена; католическая Церковь поставлена в такое же привилегированное положение, каким она пользовалась в Польше; фактически же Литва сделала первый шаг на пути освобождения от уз 1385 г.: за нею признано право даже после смерти Витовта иметь своего собственного государя; обе стороны обещались выбирать короля или великого князя не иначе как но взаимному согласию и совету.

Две особенности Городельского соглашения:

А. В силу принципа инкорпорации и признанного за католической Церковью привилегированного положения, на литовскую католическую знать перенесены были все права и привилегии польской знати: право на герб, право на должности, право быть советниками своего государя в делах государственных, право совместно с польскими товарищами выбирать будущих польских королей и великих князей литовских — русские же бояре как православные от названных прав были устранены. Этим: 1) внесен разлад социальный; 2) католичеству облегчен доступ и проникновение в православную среду.

Б. Привилегированное положение знатного литовского боярства, особенно два пункта: право быть советниками и право выбирать себе государя, — положили начало прямому ограничению власти великого князя в Литве. По примеру Польши, это боярство стало теперь называться панами. "Плотным кольцом окружили они своего господаря великого князя, сделались его обычными советниками и сотрудниками и стали пользоваться его милостями предпочтительнее перед князьями и боярами других земель Великого Княжества. Витовт стал сажать их своими наместниками даже по русским областям; с ними же преимущественно стал решать важнейшие государственные вопросы в своей думе или раде на общих съездах или сеймах" (Любавский). Все эти привилегии поселили разлад между Литвою и подвластною ей Русью и вызвали внутренние потрясения сейчас же вслед за смертью Витовта.

Внутренняя политика

1. Областные княжения. Крупные областные княжения: Витебское, Полоцкое, Смоленское, Киевское, Подольское, Волынское были упразднены; вместо князей там назначены наместники (воеводы, старосты). Впрочем, сами области сохранили свою самобытность и особенности; при Казимире они были подтверждены и даже расширены. Мелкие же княжества: Мстиславское, Слуцкое, Пинское, Городецкое, Кобринское, Вельское, Стародубское, Новгород-Северское Витовт оставил на прежнем положении уделов.

2. Независимая митрополия. Григорий Цамвлак избран в киевские митрополиты; литовско-русская Церковь административно откололась от митрополии Московской и стала от нее независимою (1416).

а) Политические мотивы такого отделения. Ср. жалобы Ольгерда на поведение митрополита Алексея: называется митрополитом "Киевским и всея Руси", а живет постоянно в Москве и в делах политических всегда держит ее сторону! б) Почему Москва отказала в санкции такому отделению? 1) Мотивы церковно-религиозные: нарушалось духовное единство русской Церкви; 2) Мотивы политические: выпускалось из рук могущественное орудие — возможность оказывать давление на действия литовских князей (против чего Витовт главным образом и боролся)

в) Недолговременность церковного разъединения, после смерти Цамвлака (1419) обе церкви воссоединились снова. Витовт снова признал главенство Фотия Московского. Через 40 лет разъединение, однако, возобновится, и на этот раз будет продолжаться с лишком два века (до 1688).

3. Королевский титул. Император Сигизмунд I и Немецкий Орден оказали содействие Витовту в получении им королевского титула: единение Польши с Литвою было невыгодно им обоим. Но помешали поляки, перехватив на дороге корону, посланную Сигизмундом. Какой расчет им было мешать Витовту? Они постоянно подчеркивали: Литва дана Витовту лишь пожизненно; в ней он только правитель, а не государь. Поляки не без основания опасались, что, коронуйся Витовт и стань литовским королем, — от договора 1385 г. останется одно жалкое воспоминание.

Преемники Витовта. 1430 — 1492

Скиргейло и Сигизмунд

Это двоюродные братья. Они ведут спор за великокняжение. Первый отстаивает интересы русские, второй — литовские: борьба, таким образом, окрашена в национальные тона, с особою силою обнаружив этнографическую двойственность Литовского государства. Скиргейло устранен от престола (1432; ум. 1452 г. ленником Казимира, владея Волынью), но русское дело он отстоял: русские князья, знатные люди и бояре (правда, лишь в пределах собственно Литвы и Руси Литовской (так называемой Черной Руси, значит, не на всем пространстве великого княжества), уравнивались в правах с литовцами католиками (приви-леи 1432 и 1434 гг.), — иными словами, исключительность привилегий, созданных Городельскою унией 1413 г. для католиков, была устранена: русские православные князья и бояре тоже получили право на гербы, на занятия правительственных должностей, освобождались от повинностей, могли свободно распоряжаться своею земельною собственностью (наследственными и пожалованными имениями) — только на этих условиях мог Сигизмунд одолеть Скиргейлу и удержать за собою великокняжеский престол.

Зато Сигизмунд, поддержанный поляками, должен был восстановить прежнюю унию Литвы с Польшею, обязавшись передать великое княжество по смерти своей Ягейлу и короне Польской, и вообще стать в служебное положение к польскому королю. Кроме того, он отказывался от Подолья и соглашался на включение его в число польских земель.

Казимир IV Ягеллончик

Казимир IV, младший сын Ягейла (1440 — 1492: польским королем с именем Казимира IV Ягеллончика с 1447 по 1492 г.).

Смута в Литве. После смерти Сигизмунда в Литве началась смута, проявился областной сепаратизм: кто стал за Скиргейлу, кто за Михаила, сына Сигизмунда. Владислав, король польский (старший сын Ягейлы и преемник его), хотел посадить Казимира, младшего брата, на Литве не государем, а своим наместником; литовцы в ответ самолично избрали Казимира великим князем. Уния, таким образом, была порвана: обе стороны нарушили соглашение: 1) Владислав — потому что в Литве должен быть князь-государь, а не наместник; 2) литовцы — потому что единолично, без поляков, они не имели права выбирать кого бы то ни было.

Избрание Казимира на польский престол. Владислав сложил свою голову под Варной, в битве с турками (1444). Поляки избрали в преемники ему Казимира (1445). Опасения, как бы с принятием польской короны и переездом в Польшу, не утерять Литвы, побудило Казимира закрепить свои узы с литовско-русским населением и выдать ему привилей 1447 г. Привилей этот составил эпоху в истории Литовско-Русского государства.

Привилей 1447 года

1. Это первый общеземский привилей Литовско-Русского государства: он охватывает не одну Литву и так называемую Литовскую Русь, но вообще все области великого княжества.

2. Под Привилей подведены не только высший, привилегированный, и средний, землевладельческий, классы, но также и городской, притом впервые без различия национальностей и вероисповедания, литовцы и русские, католики и православные.

3. Подтверждая прежние привилегии, Привилей 1447 г. дополнял их новыми:

а) Великий князь отказывался от податей, которые, натурою и деньгами, вносили ему крестьяне, жившие на землевладельческих землях, у панов, бояр и шляхты, — последние могли теперь использовать эти подати в свою личную пользу. Экономически такая мера настолько обессилила великого князя, что впоследствии, когда издержки на войну значительно истощили его казну, ему нечем было оплачивать их и нередко приходилось выпрашивать у помещиков и вотчинников литовских субсидий на покрытие государственных нужд, покупая согласие ценою новых вольностей и ограничения власти.

б) Великий князь отказывался от суда над землевладельческими крестьянами; их теперь судил их владелец, как "господарь" своих "подданных", великокняжеские же судьи не смели вмешиваться в его постановления и расправу.

Оба эти пункта, несомненно, ограничивали государственные права великого князя: часть этих прав переносилась на землевладельческий класс; создавались отношения, напоминающие отношения сюзерена к вассалу в Западной Европе.

в) Великий князь обязывался замещать духовные католические должности предпочтительно литовцами, не иностранцами (т.е. не поляками).

г) Великий князь обязывался раздавать земли, должности и почетные звания только прирожденным жителям Великого княжества, не иностранцам (неполякам).

д) Казимир обязался сохранить за Великим княжеством Волынь и Подолье: не допускать присоединения этих двух областей к Польше.

Привилей 1447 года стал отправным пунктом последующего превращения великого княжества в аристократическую монархию.

Окончательное отделение западнорусской Церкви от восточно-русской (московской). Разделение, начатое при Цамвлаке, завершилось в 1450 г. образованием двух самостоятельных митрополий московской и киевской. Григорий, протодиакон митрополита Исидора (принявшего унию на Флорентийском соборе) назначен был митрополитом в Киев. Однако его уния с Римом практически осталась бесплодною, встретив противодействие в православном духовенстве и, еще более, в массе народной; зато она поселила раздор, религиозный и национальный, и значительно содействовала отпадению мелких русских князей и переходу их со своими отчинами на сторону московского князя (князья Вельский, Воротынские, Одоевский, Мезецкие, Вяземские и др.) и разрыву с Москвою.

Областная автономия. При Казимире областная автономия сделала большие успехи: областные сеймы участвуют вместе с центральной властью в назначении главных правителей области, в издании законов (Судебник 1468 г.), в решении вопросов внешней политики.

Феодальный строй. При Казимире же окрепла и власть местных землевладельцев: они встали в положение, сходное с положением феодалов в Западной Европе. Великий князь — главный сюзерен; удельные князья (на Западе им соответствовали принцы крови, герцоги) — его высшие вассалы; под их рукой — князья волостные, крупные бояре, "земяне" (на Западе: графы, бароны); следующая ступень — мелкие бояре, шляхта (на Западе: рыцари). Все эти категории имеют своих "подданных": свободных людей и рабов-холопов. Обязанные повинностью своему сюзерену, они пользуются правами государя ("господаря") по отношению к своим вассалам и "подданным" (суд, управление, повинности податные, всякого рода: деньгами и натурою). Уничтожение крупных областных княжеств при Витовте сущности дела (отношений) не изменило.

Личная уния. Казимир был первым великим князем литовским, носившим польскую корону и в то же время фактически владевшим великим княжеством. Уния обоих государств в лице одного общего государя при нем наконец осуществилась, и с этой поры почти постоянно имея общих государей, Литва и Польша теснее сближаются одна с другою (Дашкевич).

Выгодные и невыгодные стороны союза Литвы с Польшей

Плюсы:

1. Борьба с Тевтонским орденом ведется общими усилиями.

2. Татары тоже общие враги Литвы и Польши.

3. При столкновении с Москвою у Литвы обеспечен ее тыл.

Минусы:

1. Литва лишилась возможности держаться самостоятельной программы: натиск поляков на ее политическую самостоятельность она еще с успехом отстаивает на протяжении всего XV столетия. Формально отстоит ее и на Люблинской унии, но в действительности с 1569 г. всецело войдет в орбиту польской жизни и пойдет туда, куда ее поведут.

2. Обрусение литовского населения, с самого начала достигшее больших успехов, было насильственно приостановлено внедрением в Литву польских, и притом католических, элементов.

3. Литва была государством Литовско-Русским, преобладающий состав населения был русский: две трети его при Гедимине; девять десятых со времени Витовта. Собственно литовский элемент оказался на перепутье: начал было с русской ориентации, потом метнулся в другую сторону. И вся история литовская, вплоть до наших дней, свидетельствует: ни собственного русла литовцы не нашли, ни с одним из чужих не могли слиться. Начали было сливаться с русским руслом — помешали поляки, потянули к себе поляки — стала мешать Москва.

4. Исконный русский элемент жил демократическим укладом — введение католичества и порядков польского аристократического строя внесло противоречие и разлад в общественные отношения. Успех Литвы в предстоящей неизбежной борьбе с Москвою был заранее подорван в корне: русско-православное население Литвы готово было видеть своих не в местной власти, а в чужой, московской.

VI. Объединение Северо-Восточной Руси

А. Возвышение Москвы в XIV веке

1. Родословная московских и тверских князей

NB. Указанные годы означают или великокняжение, или смерть.

2. Борьба Юрия и Ивана Калиты, сыновей Даниила, с тверскими князьями за великокняжение

Город Москва впервые в наших памятниках упоминается под 1147 годом. Даниил, младший сын Александра Невского, был основателем Московского княжества (1263). Своими кровавыми страницами история распрей Москвы с Тверью переносит нас в эпоху грубого варварства и бессердечного эгоизма, напоминает отдаленные времена средневековья, когда возникали и складывались германо-романские государства на обломках Римской империи и когда неразборчивость в средствах проявлялась рука об руку с жестокостью нравов. Немало преступного показала нам русская жизнь в дотатарский период, но теперь, под несомненным влиянием ига, жестокие нравы и презрение даже к наиболее скромным требованиям морали сказались особенно ярко и беззастенчиво.

Первоначально удача на стороне Михаила Тверского, но Юрий, старший сын его двоюродного брата Даниила, едет в Орду, женится на Кончаке, сестре хана Узбека, и получает желанный ярлык. Михаил добровольно его не уступит: он идет войной на Юрия и разбивает его. На беду Михаила, Кончака, попавшая ему в руки, умирает в плену. Хану доносят, что ее отравили. Разгневанный Узбек вызывает Михаила в Орду и велит его замучить (1318). Тогда старший сын Михаила, Дмитрий Грозные Очи, мстит за смерть отца: в самой Орде, чуть не на глазах хана, он убивает Юрия (1325), за что и сам, однако, платится головой (1325). Впрочем, это еще не окончательная победа Москвы: ярлык дан не Ивану Калите, брату убитого Юрия, а Александру, брату убитого Дмитрия Тверского: щедрые подарки Александра дали ему перевес. Но злой рок преследует тверских князей: если у Михаила умерла сестра хана, то у Александра тверитяне убили ханского посла Чолхана, творившего со своими татарами всякого рода насилия над ними. Все шансы теперь на стороне Ивана; он спешит в Золотую Орду и без особого труда получает ярлык (1328) Узбек изгоняет Александра из Твери; тот бежит в Литву, но потом, за деньги, хан позволяет ему вернуться на родину. Калите, однако, его соседство опасно, он успевает очернить Александра и добивается его вызова в Орду, где Александра и убивают по приказу Узбека (1338).

3. Pax Joannis

Иван Калита добился не одного только великокняжения: он выхлопотал себе право собирать со всей Русской земли татарскую дань и самому пересылать ее в Орду. Новый порядок оказался выгоден всем: хана он избавлял от хлопот, гарантировал его от недоимок; население и, в частности, всех русских князей избавлял от приезда ханских чиновников, являвшихся обыкновенно с вооруженным конвоем, который грабил и обижал народ. Всего же выгоднее новый порядок оказался московским князьям: он делал их хозяевами положения, ставил остальных князей в экономическую от них зависимость (ведь не всегда же налицо у каждого князя находились к сроку свободные деньги!); при смутах в Орде собранная дань туда не посылалась, оставаясь в московской казне; наконец, бесконтрольный сбор ее неоднократно давал случай собирать ее в большем размере, чем какой полагался.

Кроме того, Иван Калита умело сочетал интересы личные с интересами общественными. В Орде он скупал русских пленных, освобождал их, таким образом, от рабства, приводил в свое княжество и садил на землю, увеличивая население Московского княжества, которому рабочие руки были весьма необходимы*.

______________________

* См. Приложения. № 27: "«Купли» Ивана Калиты".

______________________

Современники Ивана в особую заслугу ставили ему установление тишины, безопасности, внутреннего наряда, до тех пор постоянно нарушаемого усобицами князей и вторжениями татар: "Сидел Иван Данилович (говорит про него летопись) на великом княжестве всея Руси, и перестали поганые воевать Русскую землю и убивать ("за-калати") христиан; и отдохнули, и упочили христиане от великой истомы и многих тягостей, и от насилия татарского, и была с той поры тишина великая по всей земле в течение 40 лет".

"Борьба Твери с Москвою была последнею сильною, ожесточенною, кровавою борьбою двух княжеств, стремившихся к окончательному усилению. Для Москвы средства к этой борьбе были приготовлены еще при Данииле; начал борьбу и неутомимо продолжал Юрий Данилович. Калита умел воспользоваться обстоятельствами, окончить борьбу с полным торжеством для своего княжества и дал современникам почувствовать первые добрые следствия этого торжества; дал им предвкусить выгоды единовластия, почему и перешел в потомство с именем первого собирателя Русской земли" (Соловьев).

4. Борьба за Владимирский стол преемников Калиты

1) Смерть Ивана Калиты снова поставила на очередь вопрос о великокняжении. В Орду съехались претенденты (князья московский, тверской, суздальский, ярославский), снова начались интриги и подкупы. Перевесила и на этот раз Москва в лице Симеона Гордого.

2) По смерти Симеона (он умер от моровой язвы, "черной Смерти", свирепствовавшей тогда по всей Европе, 1353 г.) состязание идет меж Москвой и Суздалем. Суздальские князья — старшая ветвь в потомстве Александра Невского. В лице их "Родовая Лествица" еще раз выдвигает свои права, но тщетно: Владимир отдан Ивану Московскому.

3) По смерти Ивана, в малолетство его сына Дмитрия, Суздаль снова бросается в бой и, пользуясь смутами в Орде, не щадя денег, одерживает верх: Дмитрий Константинович Суздальский возвращается из Орды с ханским ярлыком на великокняжение. Но его торжество недолговременно (1359 — 1362). Те же смуты и те же деньги вернули Дмитрию Московскому стольный Владимир и связанное с ним положение великого князя.

4) Вторично борьбу за Владимирский стол Дмитрию приходится вести с Михаилом Тверским; она осложнена вмешательством Ольгерда, принявшего сторону Твери. Литовский князь с тверитянами подступил под самые стены Москвы (1368). Впервые за 40 лет (1326 — 1368) Москва испытала вражеское нашествие; впервые враг проник до самого ее сердца. Дмитрий только что перед тем (точно предчувствовал), после пожара, спалившего его столицу (1365), огородил (1366) Московский Кремль, вместо сгоревших деревянных, каменными стенами, — теперь они сослужили ему добрую службу. Под Москвою Ольгерд появлялся еще раз (1370), но так же неудачно. В третий поход его даже и до Москвы не допустили, заставив повернуть с дороги обратно. Борьба кончилась торжеством Дмитрия: Тверской князь отказался от своих притязаний и признал себя "младшим братом" великого князя московского (1375).

В этой борьбе за великокняжение деятельную поддержку сыновьям Калиты, особенно его внуку, оказали московские бояре и московское духовенство (см. ниже).

5. Судьба города Владимира

1) Годы 1169 — 1263. Старший стол Северо-Восточной Руси и одновременно резиденция великих князей. Им владеют и живут в нем с титулом великого князя князья Владимирские: Андрей Боголюбский, Всеволод III; сыновья Всеволода: Константин, Юрий, Ярослав, сыновья Ярослава: последним был Александр Невский (1252- 1263).

2) Годы 1263 — 1328. По-прежнему старший стол в Северо-Восточной Руси, но уже не резиденция великих князей. Владимиром владеют и носят титул великого князя Владимирского, не переезжая в него, а оставаясь в своих наследственных уделах: Ярослав Тверской, Василий Костромской, Дмитрий Переяславский, Андрей Городецкий, Михаил Тверской, Дмитрий Тверской Грозные Очи, Александр Тверской.

3) Годы 1328 — 1389. Номинально положение Владимира не изменилось: как в 1263 — 1328 гг., он остается стольным городом, но символическое значение его как политического центра тускнеет: московские князья, владея им, не только не живут в нем, но и именуют себя великими князьями московскими. Москва реально совсем заслонила Владимир, но в ранге городов она все еще стоит на втором месте.

4) С 1389 года. В действительной жизни совершенно отступив на второй, даже на третий план, Владимир de jure еще сохраняет некоторое время свое "первопрестольное" значение: в титуле московских государей "Владимирское" княжество стоит впереди "Московского": "Божиею милостью государь всея Русии и великий князь Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский и т.д.". Обряд восшествия на престол продолжает совершаться во Владимире вплоть до 1432 г.; ханские повеления по-прежнему объявляются во Владимире, в тамошнем Успенском соборе. Лишь с Василия II и особенно с Ивана III окончательно стираются в пользу Москвы последние остатки былого "царственного" положения города Владимира.

6. Рост московской силы

Рост этот проявляется с каждым новым княжением все нагляднее и убедительнее. Вот некоторые из внешних его проявлений.

1) Иван Калита — "великий князь всея Руси" (первый, кто придал себе этот титул со значением всероссийского князя, был соперник Калиты, Михаил Тверской).

2) Симеон Гордый — "все князья русские даны были под руки" ему, т.е. стали его подручниками. Сравн. упреки Мстислава Храброго Андрею Боголюбскому: ты-де хочешь сделать нас, своих братьев, своими подручниками — теперь, 170 лет спустя, подобного упрека Симеон Гордый уже не слышит.

3) Михаил Тверской, сохраняя титул "великого князя", признавал себя младшим братом Дмитрия Донского, подобно любому удельному московскому князю.

4) Дмитрий Донской — "всех князей русских привожаше под свою волю, а которые не повиновахуся воле его, а на тех нача посягати". Своему двоюродному брату Владимиру Андреевичу Храброму он "отец"; старший сын Дмитрия Донского, Василий — Владимиру не племянник, а "старший брат"; второй сын Донского, Юрий, — просто "брат", т.е. равный ему. В грамотах Владимир "бьет челом" Дмитрию, а тот "жалует" его.

После Дмитрия Донского не может быть и речи о сопротивлении московским князьям. Если Северо-Восточная Русь полностью вся еще и не собрана, то самый путь, по которому должно завершиться это собирание, предрешен уже окончательно, и никакая сила не сдвинет с него начатого дела.

7. Упадок родовых отношений

Параллельно усилению Московского княжества, всецело обязанного материальной силе, заметно гаснет чувство родственности, в прежнее время служившее столь прочною скрепою в междукняжеских отношениях: родство отступило на задний план, впереди выдвинулись индивидуальные интересы, забота о собственной личности, а главное, потеря веры в силу родства.

Вот договор великого князя Симеона Гордого с братьями Иваном и Андреем (после 1341 г.): "целовали между собою крест у отцовского гроба. Быть нам заодно до смерти; брата старшего иметь и чтить в отцево место; а тебе, господин, князь великий, без нас не доканчивать ни с кем. Кто из нас что примыслил или прикупил, или кто после (этого договора) что прикупит или примыслит чужого к своим волостям, того блюсти и не обидеть". Договариваются не столько братья, сколько отдельные владельцы, которые уже не верят родственному союзу: "Младшие родичи требуют поддержания прежних родовых отношений, но уже то одно, что они заключают договор со старшим, показывает тщету их требований. Прежде князья не иначе называли друг друга, как "брат", "отец", "сын" — в нашем договоре младшие братья, обещая, что будут иметь Симеона во отцево место, не смеют, однако, или не хотят, или, скажу более, не умеют назвать его "отче", но "господин великий князь". Младшие братья всего более толкуют о собственности, о своем участке, чтобы старший не обидел, чего не отнял у них. Каждый предоставляет себе право действовать отдельно, прикупать и промышлять собственно для себя, к своему участку" (Соловьев). Это настоящее торжество удельной системы.

8. Удельные княжества

Наряду с упадком родовых отношений наблюдается другое явление: дробление княжеств на мелкие уделы и превращение их в частно-владельческие имения. Удельный князь XIV — XV вв. совсем не то, что прежний — XI — XII вв. Тогда родовые узы создавали духовную близость; тогда еще живо было сознание общности интересов, и самая эта общность служила мерилом нравственного поведения, житейской пригодности, соответствия общепризнанным требованиям морали Теперь — удельный князь прежде всего хозяин, землевладелец (помещик, сказали бы мы применительно к современной речи); у него на первом плане свои личные интересы; если не в собственной семье, то в среде потомков Владимира Св. он, сам потомок его, "отрезанный ломоть"; его "хата с краю", особая статья; он ушел в свой эгоистический мирок; его главное внимание поглощено заботами о сохранении и увеличении своего добра, материального благосостояния. Доходы с земли, подати и оброки, налоги на население, запашка полей, звериный промысел, бортные угодья заслонили в удельном князе его политическое лицо. Это не значит, чтобы удельный князь перестал быть государем в своем уделе, — нет, он, как подобает государю, независим от великого и всякого иного князя в управлении и в суде над местным населением; он обладает правом чеканить свою собственную монету, вести (хотя и с некоторыми ограничениями) дипломатические сношения с другими государями, т.е. пользуется прерогативами, которых у частного человека не может быть; он может закрыть границы своих владений, запретить проезд через свои земли, не дозволить приобретать у себя недвижимую собственность, — и тем не менее облик князя-государя сильно заслонен князем-вотчинником.

Дроблению подвергалось и великое княжество Московское; и здесь великий князь по завещанию делит свои владения между членами своей семьи, притом не только между одними сыновьями: он не забудет и жену с дочерьми, наделит и их селами и городами; однако, по самому положению старшего среди остальных, его политическое лицо выделяется выпуклее уже по одному тому, что суд и наказания за проступки, сбор для уплаты дани в Орду, самые сношения с Ордою не дробятся, всецело сохраняясь за ним.

9. Оседлость дружины. Право вольного перехода

Оседание князей, превращение их в князей-вотчинников отразилось и на их дружине: она тоже осела, обзавелась землею и превратилась в бояр-землевладельцев. Но она не утратила старого права вольного перехода от одного князя к другому; дружинники и по имени остались прежними вольными слугами Постепенно право это становится номинальным; бояре все реже и реже пользуются им: меньше поводов к уходу; земельная собственность затягивает крепкий узел; однако в сознании право это держится прочно и перейдет, по наследию, к боярам XVI века.

10. Черты феодализма

В обстановке упадка родовых отношений, дробления княжеств и превращения дружинников, прежде всегда готовых сняться с "насиженного" места, в оседлых бояр-помещиков, — социальный и политический строй Северо-Восточной Руси принимает формы, в которых можно уловить черты, если не роднящие их, то напоминающие черты феодального строя в Западной Европе. Крупные землевладельцы (бояре, монастыри) получают право самосуда и управления в своих вотчинах и поместьях; в зависимости от размеров пожалованного им поместья, они несут военную службу, выступают в поход, по требованию князя, "конны, людны и оружны". Как на Западе вассалы сеньера имеют собственных вассалов, так называемых арриер- или подвассалов, так и у нас на Руси таких подвассалов отчасти напоминают "дети 6оярские": они тоже получают (уже от боярина-землевладельца) мелкие участки земли и по ним несут свою службу. Господство грубой силы, общее бесправие, экономическая беспомощность порождает так называемое закладничество: отдачу себя под защиту сильного. Люди прячутся "за хребет" такого сильного человека, становятся "захребетниками", и взамен отплачивают ему его помощь в той или иной форме. Впрочем, все эти явления, как вообще весь вопрос о русском феодализме, весьма спорный и удовлетворительно еще не выяснен*.

______________________

* См. Приложения. № 28: "Существовал ли феодализм в Древней Руси?".

______________________

Б. Дмитрий Донской и его преемники. 1362 — 1462

Дмитрий Донской

Куликовская битва (1380, 8 сентября). Обстановка, в какой она сложилась: а) татары совершают набег и пустошат Нижегородскую область, наносят поражение русскому войску на реке Пьяне, жгут и грабят самый город Нижний Новгород (1377); б) набег татар на Рязанскую область; в) вторичный набег Мамая на Рязань; Дмитрий Донской встречает татар на реке Воже и наносит им поражение (1378). "На Воже была одержана первая большая победа Руси над своими поработителями. Это уже было открытое и решительное восстание великого Московского князя против Золотой Орды" (Иловайский); г) убегая с Вожи, Мамай снова зорит Рязанскую область; д) поход Мамая в 1380 г. имел целью отомстить за последнее поражение и восстановить верховные права Ордынского царя, попранные дерзким улусником.

В истории русско-татарских отношений, несомненно, наступил резкий перелом. Северо-Восточная Русь перестала только терпеть ненавистное иго, пассивно воспринимать его — насилиям татар она противопоставляет теперь активный вооруженный отпор, переходя сама в наступление; но еще не раз тяжело расплачивается за первые свои попытки освободиться от сковывающих ее уз.

Национальное значение Куликовской битвы; она вызвала сильный подъем народного чувства; подвиг Донского явился национальным подвигом; Олег Рязанский, под страхом нового разорения своей области, отказавшись принять участие в общем деле, был заклеймен в памяти народной как изменник русскому (не московскому!) делу*.

______________________

* См. Приложения. № 29: "Роль князей и земщины в борьбе с Мамаем на Куликовом поле".

______________________

Идейное (моральное) значение победы: она наглядно убедила в возможности одолеть татар, в корень подточила прежнее убеждение в их непобедимости, зародила светлые надежды, укрепила веру в будущее.

Политическое значение победы: огромное. Победа оправдала собирательную политику московских князей и подготовила дальнейшие их успехи в этом направлении. Благословение, данное Сергием Радонежским, закрепив узы Церкви с Московским княжеством, освятило, в глазах народных, самое дело московских князей.

Практическое значение победы — ничтожное. Разбив Мамая, Москва не стала по отношению к татарам сильнее; торжества над "Азией" победа еще не дала: два года спустя нашествие Тохтамыша закончилось полным разгромом Москвы; Дмитрий снова должен платить дань в Орду: с каждой деревни выдано по полтине; сын Дмитрия, Василий, задержан в Орде и окупа с него в 8000 руб. великий князь избежал лишь потому, что тому удалось бежать из плена*.

______________________

* Там же. № 30: "Суждение С.М. Соловьева о Куликовской битве".

______________________

Казнь Вельяминова. По смерти тысяцкого Вельяминова (1374) Дмитрий преемника ему не назначил: должность тысяцкого, старого земского происхождения, напоминала былые вечевые порядки; она стесняла великого князя, и он совсем уничтожил ее. Уже теперь, в зародыше, проявился тот антагонизм между властью и боярством, который позже, при Иване Грозном, вырастет в целую кровавую драму. Сын покойного Вельяминова, видевший в упраздненной должности свое наследственное достояние, бежит в Тверь, агитирует здесь и в Орде против Дмитрия. Добровольное возвращение в Москву (1378) не оправдало его расчетов: он был казнен на Кучковом поле, где теперь Сретенка. Это была "первая торжественная смертная казнь, и был казнен сын первого сановника в княжестве". Казнь произвела сильное впечатление в народе (Соловьев). "... множество народа стояща, и мнози прослезишась о нем и опечалишась о благородстве его и величестве его".

Духовное завещание Дмитрия Донского. Великокняжение Владимирское названо в нем отчиной и, как таковое, передано старшему сыну Василию. Это "неслыханное прежде распоряжение" (Соловьев). Дмитрий не допускает и мысли, чтобы кто-нибудь из НЕмосковских князей мог оспаривать право на великокняжеский титул, провозглашен новый принцип: город Владимир есть собственность Московского дома. И действительно, принцип этот был молчаливо признан всеми: ни князья (немосковские) не осмелились с тех пор домогаться Владимирского стола, ни Орда ничего не возразила против явного нарушения ее верховных прав.

Василий I

1) Продолжается рост территории Московского княжества: присоединена Нижегородская область и удержана, несмотря на вооруженный отпор, данный ее князьями. Настоятельная необходимость охранить свои восточные границы делала для Москвы обладание Нижним Новгородом на важном пересечении водных артерий весьма ценным. Золотая Орда находилась уже накануне своего распадения, и Москве тем более необходимо стать твердой ногою на Средней Волге. Характерно, что Орда сама добровольно отдала Московским князьям этот важный торговый и военно-стратегический пункт: Нижний Василий получил, купив на него у хана ярлык.

2) Победа над Мамаем (небывалое напряжение; большой надрыв сил), а еще более нашествие Тохтамыша временно ослабили Москву. Ей не по силам было предотвратить и нашествие Едигея (1408), а оно сопровождалось опустошением центральных областей (Ростов, Дмитров, Серпухов, Нижний Новгород. Самой Москвы взять Едигей не мог: москвичи отсиделись за своими стенами). В результате — татарский узел, начавший было развязываться, закрепился снова, и час освобождения отодвинулся на более долгий срок.

3) Собирание Северо-Восточной Руси еще не было закончено, а Москве приходится выступить в роли защитницы ее интересов, — не исключительно только московских. Еще при Дмитрии Донском торжество Ольгерда под стенами Москвы, если бы оно выпало на его долю, грозило совершенно изменить тот ход событий, какой начал было там налаживаться. Теперь борьба с Витовтом ведется еще напряженнее, приобретая смысл национального, общерусского дела, хотя современникам, в том числе и самой Москве, таковым оно еще не представлялось. Смоленск неоднократно переходит из рук в руки. Мир на реке Угре оставил его за Литвой, но на условии отказа Витовта от притязаний на Новгород и Псков (1408).

Василий II

Борьба за великокняжение

Противники Василия: дядя Юрий, а по его смерти сыновья Юрия — Василий Косой и Дмитрий Шемяка. Особенности этой борьбы:

1. Это последняя междоусобица в роде Рюриковичей.

2. Это последняя вспышка и усилие родового начала (дядя выше племянника) отстоять себя, оборониться от притязаний вотчинного начала.

3. "Отчина" одерживает решительную победу: отныне наследование в прямой нисходящей линии, от отца к сыну, обеспечено навсегда.

4. Никогда еще "отчина" не выступала так дерзко против "Родовой Лествицы": 10-летний племянник против взрослого дяди.

5. Никогда еще "Родовая Лествица" не попиралась так бесцеремонно: никогда еще не высказывалось такого презрения старине, и притом так откровенно. Боярин Всеволожский, защищая в Орде интересы Василия, говорит хану: "Москва — твой улус; ты отдал его отцу, от твоей милости зависит оставить его и за сыном".

6. Никогда борьба еще не велась с таким ожесточением: неоднократное нарушение данного слова; зверское ослепление соперников: Василия Косого московскими руками (1435), Василия II, в отместку, руками Юрьевичей (1446).

7. Никогда еще боярство, Церковь и население, в его массе, не оказывали Москве, представительнице "отчины", столь энергичной поддержки. Соборное послание митрополита Ионы к Дмитрию Шемяке сравнивает его, за неисполнение договора, с Каином и Святополком (Окаянным); преступно де идти против Василия: он сидит на великом княжении Божиею благодатиею, а кому что дано от Бога, того отнять никто не имеет права. Забывая, как еще недавно этому самому Василию разрешено было нарушить свою клятву, послание особенно ставит Шемяке в вину его клятвопреступление и грозит ему церковным проклятием (1447).

8. Характерно, что за все время московской усобицы великие князья рязанский и тверской и пальцем не шевельнули, чтобы использовать затруднения своих давних соперников: они были настолько слабы, что им и думать не приходилось об этом.

Возникновение Казанского царства

С этой поры набеги на восточную окраину Московского княжества участились, стали упорнее и постояннее. Борьба временами достигала очень большого напряжения. В 1445 году Василий II был захвачен в плен; выкуп стоил больших денег; население было обложено тяжелыми податями. Кроме того, великий князь, по-видимому, вынужден был принять к себе на службу немало татарских князей, раздав им земли в кормление. Раньше татары только наезжали на Русскую землю, грабили ее, как враги, — теперь было положено начало мирному, и притом не случайному, а постоянному внедрению татарского элемента в русскую жизнь: из врагов они становились сотрудниками, и как раньше на Юге, Берендеев, Ковуев, Торков или Черных клобуков расселяли по Стугне и Роси для охраны границы от их же сородичей-половцев, так и теперь татарские князья, принятые на службу, несли однородные обязанности. Так, в 1452 г. царевич Касим получил на реке Оке Мещерский городок, ставший с тех пор Касимовым, по имени своего владельца. Золотая Орда распалась, да и Русская земля перестала быть легкою для всех добычей, часть татар, выбитых из обычной колеи, нашла для себя более выгодным искать милости и поддержки у своего вчерашнего врага.

Однако это внедрение элемента, к которому население до сей поры не чувствовало ничего, кроме ненависти и страха, далеко не всеми встречено было с одобрением. Василия упрекали в потворстве татарам, корили: "А татар любишь и речь их паче меры; а крестьян томишь паче меры без милости, а злато и сребро и имение даешь татарам".

Флорентийский собор 1439 года

Уния, провозглашенная 6 июля 1439 г. папою Евгением IV на соборе во Флоренции, должна была, по мысли ее вдохновителей, положить конец тягостной распре, уже несколько веков раздиравшей христианский мир, и окончательно засыпать пропасть, вырытую между латинской и греческой Церковью. Унии предназначалась возвышенная задача начать собою новую эру, сблизить Восток с Западом, на деле же она эту пропасть лишь углубила и еще более обострила взаимное недоверие и вражду.

Византийский император (Иоанн VI) и Константинопольский патриарх (Иосиф), отправляясь на собор, обольщались надеждою, что восторжествует там православие, не латинство; что Рим откажется от "своих новых учений и обычаев", и что уступку придется делать ему, а не грекам. Большие надежды возлагали они на своего соотечественника, Исидора, незадолго перед тем поставленного в митрополита московского.

Исидор был, действительно, человек блестящих талантов, большой эрудиции; сам гуманист по убеждениям и образованию, он поддерживал оживленные сношения с итальянскими гуманистами и, вдобавок, еще недавно имел случай проявить свои способности недюжинного дипломата, как один из послов императора на соборе в Базеле, где тоже велись переговоры о соединении Церквей. Но Исидор Церкви посвятил не сердце, а перо. Чтение Гомера и Софокла доставляло ему более наслаждения, нежели чтение Св. Писания; в речах Цицерона он находил более вкуса, чем в сухих писаниях отцов Церкви. К духовной доктрине он индифферентен. Горячий патриот, он одушевлен пламенным желанием спасти гибнущую родину, и потому цель политическая у него на первом плане. Он готов был по многим пунктам уступить латинянам, тем более, что отличия католического учения от православного представлялись ему незначительными и маловажными.

Между тем Василий II и московское духовенство отправляли своего митрополита во Флоренцию с такою же, как и император, надеждою на успех не католичества, а православия. Исидора отправили с большою свитою в 100 человек, обильно снабдили деньгами: московское правительство желало представить на предстоящем собрании русскую Церковь и русское духовенство достойным образом.

Вот почему как громом поразило православную Москву известие о постановлениях, принятых на соборе, и в особенности тот факт, что на эти постановления дали свое согласие император, патриарх и митрополит Исидор. Признали как раз именно то, что, по понятиям тогдашнего русского человека, наиболее всего отличало католика от православного и побуждало считать его еретиком: исхождение Духа Святого "и от Сына", опресноки, чистилище, церковное главенство папы. Смущение и негодование на Москве усилились еще более, когда в марте 1441 г., после долгого пребывания в Литве, Исидор вернулся обратно и на первых же порах наглядно показал, что он уклонился от православия: торжественный вход свой в кафедральный Успенский собор он совершил в преднесении латинского креста*, а за обеднею велел поминать на первом месте не Константинопольского патриарха, а Римского папу.

______________________

* На латинском Распятии ноги Спасителя положены одна на другую и пригвождены единым гвоздем; Спаситель висит на руках, тело Его более или менее, опущено книзу, тогда как Распятие православное располагает ноги отдельно одну от другой, каждая из них прибита особым гвоздем, а руки протянуты, более или менее, горизонтально.

______________________

Поступок Исидора был признан изменою православию, тем более, что в Москве к тому времени уже стало достоверно известным, что монахи на Афоне — а они пользовались на Руси огромным авторитетом — открыто заявили себя непримиримыми противниками унии, и что вообще по всей Греции как духовенство, так и миряне, встретили унию с величайшим негодованием, и что большая часть епископов, ездивших на собор и подписавших соглашение, потом отказались от него.

Три дня спустя по приезде Исидор был заточен в Чудовом монастыре и отдан под суд русских епископов. Заточение, однако, было не строгое: московскому правительству хотелось избежать открытого скандала, и оно негласно дало Исидору возможность бежать из заточения. Митрополита не преследовали, он пробрался в Литву, а оттуда спокойно добрался до Рима.

В русской жизни Флорентийская уния сыграла большую роль. Дело было не в Исидоре и его отступничестве: уния подорвала в самом корне прежний авторитет греческого духовенства в вопросах религии и Церкви, заподозрена была чистота и каноничность обрядов, которых держалась греческая Церковь. Раньше к мнению греков почтительно и доверчиво прислушивались, сообразовали с ним свои собственные действия, — отныне прежние учителя стали подвергаться суровой критике и ожесточенным нападкам, очутились в положении людей "совратившихся", которых самих следовало направлять на путь истины.

Отказ вступить в соглашение с Римом и принять Флорентийскую унию повлек за собою последствия, важность которых в ту пору невозможно было еще и предвидеть: им определились последующие судьбы России, пожалуй, даже всей Восточной Европы. "Верность древнему благочестию поддержала самостоятельность Северо-Восточной Руси в 1612 году, сделала невозможным вступление на московский престол польского королевича, повела к борьбе за веру в польских владениях, произвела соединение Малой России с Великою, условила падение Польши, могущество России и связь последней с единоверными народами Балканского полуострова (Соловьев).

Последовательный рост территории Московского княжества. 1263-1462

1) Даниил: Москва (по наследству); Переяславское княжество (по завещанию).

2) Юрий: Можайск (отторгнут силою от Смоленского княжества); Коломна и Лопасня (захват у рязанских князей. Начало ему положил еще Даниил в 1301 г.). С присоединением Переяславля, Можайска, Коломны и Лопасны Московское княжество округлило и значительно расширило свою основную территорию, став "самым крупным и самым населенным из всех княжений бывшей Ростово-Суздальской земли (Любавский) .

3) Иван Калита: "промыслил (купил) города Белоозеро, Углич, Галич Мерянский, многие села новгородские, владимирские, овладел Костромою, Ростовом и Юрьевом. Ростовские князья находились у него в полном повиновении. В своем завещании Калита оставлял еще Верею, Рузу, Серпухов и Каширу.

4) Дмитрий Донской: города Трубчевск и Стародуб (отняты силою), Медынь (у смолян), Калуга, Дмитров, Тула. Купленные Дедом Галич, Углич и Белоозеро окончательно присоединил к Москве. Владимирское великокняжение (туда, кроме города Владимира, входили еще Юрьев, Кострома, Переяславль) передал сыну, как свое личное достояние.

5) Василий I: Нижегородское княжество (Нижний Новгород, Городец, Муром, Мещера); Таруса (купил в Орде ярлык на нее). Позже: Суздаль (по добровольному отказу).

6) Василий II: Бежецкий Верх, Волок Ламский, Ржева, Вологда (силою у новгородцев), Устюг.

В. Причины усиления Московского княжества

1. Географическое положение

Московское княжество лежало, окруженное княжествами Нижегородским, Рязанским, Смоленским, Тверским и, с севера землями Новгородской общины, прикрытое отовсюду от внешних врагов: татары ли, литва ли, прежде чем добраться до него, обрушивали свой первый удар на периферию: на область Рязанскую, Смоленскую или Тверскую, и зачастую, встретив здесь отпор, уже не шли дальше, а, подобно волне, потерявшей свою первоначальную силу, откатывались назад. Так, в то время как Рязанская область постоянно терпела от татарских вторжений, Московское княжество не слыхало о них с 1293 г., вплоть до нашествия Тохтамыша (1381). Благодаря этому, население окраин охотно шло под защиту московских князей, тем более, что сильных областных привязанностей оно не выработало и вообще привыкло переходить, чуть какое затруднение, из одного княжества в другое, находя везде одинаковые условия жизни, одинаковый быт и порядок.

Этот переход начался тотчас после нашествия Батыева. Во второй половине XIII в. немало народу перешло в Москву из Нижнего, Мурома, Ростова, а в XIV столетии из земель Смоленской, Черниговской, Киевской и с Волыни. Одни спасались от татар, другие от Литвы. "Перелив населения с востока на запад" вызван был "опустошениями и разорением, произведенными татарами в восточных и частью в северных княжениях Суздальской земли" (Любавский); что же до Литвы, то, как ни легко, сравнительно, далось литовским князьям завоевание Юго-Западной Руси, все же исключительно "мирным" оно не было; многие не хотели мириться с новыми порядками, снимались с места и шли в Восточную Русь. Обусловленный таким переселением прилив рабочих рук, несомненно, должен был значительно содействовать материальному обогащению населения, а значит, и усилению Московского княжества*.

______________________

* См. Приложения. № 31: "О первоначальной колонизации Московского княжества".

______________________

2. Личные свойства и политика московских князей

Князья-хозяева

В исторической литературе давно установилось за московскими князьями, предшественниками Ивана III, прозвание князей-собирателей. Как курочка по зернышку клюет, так и московские князья потихоньку-помаленьку увеличивали и расширяли свой наследственный удел. Но, как курица, терпеливо выжидая время, когда ей бросят зерна, не задумывается стянуть его у зазевавшейся хохлатки, так и московские князья, особенно вначале, когда лишний кусок был особенно ценен, не упускали случая стянуть, что плохо лежало: обманом захватят у рязанского князя Коломну, у можайского — его удел, как это сделает Юрий, сын Даниила.

Вообще же, это мирные хозяева, скопидомы, терпеливо и заботливо округлявшие свои владения путем "прикупов" и "примыслов", покупкой ли удела у обедневшего князя, отдельного села и деревни — у простого землевладельца, или просто дожидаясь, когда родственник умрет бездетным и откажет им свое княжество (Даниил, получивший Переяславль по смерти своего племянника). Все их способности направлены на приобретение, и удобного случая, раз он представился, они уже не упустят. Они домовито устраивают свой удел, заботятся водворить в нем прочный порядок, заселяют промышленными и рабочими людьми, перезывая их к себе из чужих княжеств, "толпами покупают в Орде русских пленников и на льготных условиях сажают тех и других на своих московских пустошах, строят деревни, села, слободы" (Ключевский).

Князья-политики

Не одними чисто хозяйственными способами увеличивали московские князья свои владения. Они сумели найти себе мощную поддержку во всевластных татарских ханах, в этих истинных хозяевах Русской земли, властелинах покорного русского "улуса"; сумели использовать политическую обстановку того времени, встав на избранный путь, не колебаться и не сходить с него.

1. Они выхлопотали себе титул великого князя (1328) и сумели удержать его с тех пор за собою. Это навсегда обеспечило им первое место среди остальных князей; голос их стал звучать более властно и авторитетно, а князья остальных областей начали сходить все более и более на положение простых подручников.

2. Тогда же, при Иване Калите, московские князья добились права самим собирать с русской земли татарскую дань, так называемый "выход", вместо прежних данщиков. О значении этого нового права сказано выше.

3. Изворотливые, без "излишнего" самолюбия, они пускали в ход подкуп, обман, низкопоклонство, умели терпеливо выжидать благоприятной минуты. В Орде открыто торговали ярлыком на великое княжение, и московские князья-скопидомы, с туго набитым карманом ("калита" значит денежный кошель), обладали в достаточной мере презренным металлом, чтобы наддать высокую цену на том своеобразном аукционе, какой производился в ханской палатке в Орде. Разумеется, такой образ действий не мог не наложить на московских князей отталкивающего отпечатка: погоня за грубой, материальной наживой, жесткий, бессердечный эгоизм и полная неразборчивость в средствах, — черты, вообще присущие московским князьям того времени.

Следует ли этому удивляться? Не есть ли это общая судьба всех маленьких, которые не хотят погибнуть в борьбе за существование и, не обладая силою, не обладают иными средствами для обороны и нападения, как обман, подкуп, низкопоклонство? Капетинги, в ту пору когда собирали французские земли; великие курфюрсты Гогенцоллернского дома — разве по духу и приемам своей "собирательной" политики они не родные братья потомству Даниила Московского?

4. Редкостная последовательность действий московских князей — тоже одна из причин их успеха. Московские князья, все, точно скроены из одной материи на один фасон, у всех у них одна мысль. Сын старательно продолжает дело отца, неуклонно держась пути, по которому шел тот, и, в свою очередь, указывает своему сыну путь, по которому следует идти и ему. "Все они похожи друг на друга; в их бесстрастных ликах трудно уловить историку характеристические черты каждого, все они заняты одною думою, все идут по одному пути, идут медленно, осторожно, но постоянно, неуклонно; каждый ступает шаг вперед пред своим предшественником, каждый приготовляет для своего преемника возможность ступить еще шаг вперед" (Соловьев).

Была ли у московских князей определенная программа, которая предвидит последствия и добивается их осуществления? Нет. Побуждением для них служило естественное желание стать сильными, богатыми, независимыми — и только. Что из их "собирания" земель впоследствии неизбежно вырастет государство, — они первоначально об этом не думали. Была не программа, а устойчивость желаний, постоянство способов и приемов в достижении цели на протяжении шести поколений. Московские князья постоянно долбили в одну точку, и такое терпение и настойчивость необходимо должны были увенчаться успехом.

1. Даниил, сын Александра Невского (ум. 1303 г.).

2. Иван Калита.

3. Сыновья Калиты.

4. Дмитрий Донской.

5. Василий I.

6. Василий II Темный (ум. 1462 г.).

3. Признание великокняжеского города Владимира неотчуждаемой частью московской вотчины

Превращение города Владимира (с его уездом) в московскую отчину, в свою очередь, много содействовало перевесу московских Даниловичей над другими князьями. Владимир, стольный город, служил яблоком раздора для князей Северо-Восточной Руси: обладать им значило стать великим князем всея Руси и пользоваться соответственным положением и правами. Вот почему так спорили из-за Владимира одинаково московские и суздальские, и тверские, и рязанские князья. В отличие от других городов, Владимир был особым, как бы выделенным городом, своего рода майоратом, находившимся в распоряжении Золотой Орды: она награждала им, кого хотела Кроме того, обладать великим княжеством Владимирским значило располагать территорией, "часть которой (Опольский стан) была одною из житниц Ростово-Суздальской земли", — таким образом, интерес политический соединялся с крупным интересом экономическим (Любавский). С Ивана Калиты Владимир постоянно доставался московским князьям, но каждый раз лишь милостями хана. Однако 60 лет почти непрерывного пользования (1328 — 1389), за исключением (1359-1362), постепенно превратили факт в право, и это право Дмитрий Донской, наконец, закрепил своим завещанием.

4. Военный успех — Куликовская битва

Поражение, нанесенное Мамаю на Куликовом поле (1380, 6 сентября), высоко подняло московских князей в глазах всего Русского мира. Победа глубоко запала в народную душу, заронила светлый луч надежды на окончательное избавление от татарского ига и оправдала собирательную и объединительную работу московских князей. Совместно с ростовскою, ярославскою и белозерскою ратью — своими подручными князьями — Дмитрий собрал на Куликовом поле небывало огромную силу: 150 000 войска. Правда, далеко не вся Русь сошлась там: изменил общему делу Олег Рязанский — пристал к Мамаю, опасаясь окончательного разорения своей области, и без того перед тем не раз сильно опустошенной; не пришли и новгородцы, тверские, нижегородские князья: они вели себя выжидательно, в военной поддержке прямо не отказали, однако уклонились подать ее вовремя. Но теперь их отсутствие на поле брани лишь с новою силой подчеркнуло опасность и пагубность такого рода действий и необходимость дружного, во имя общей пользы, объединения под победоносным стягом московским. Действительно, раньше, на Калке, русские князья действовали вразброд, заводили распрю в самые ответственные моменты и в результате терпели поражение; эти пагубные навыки держались и после того еще долгое время — теперь именно подручничество и дало победу над врагом. Великое дело Дмитрия Донского, освященное Церковью, начатое с ее благословения (Сергий Радонежский; Пересвет и Ослябя), само, в свою очередь, освятило новый порядок, который стал утверждаться на Северо-Востоке, и обеспечило ему дальнейший успех.

5. Перенесение митрополии из Владимира в Москву

Разорение Юга и неспокойное положение Киева побудило русских митрополитов (Максима) еще в конце XIII в., по примеру Андрея Боголюбского, переехать из старой столицы в новую и основать свою резиденцию во Владимире (1299). Здесь они очутились в своеобразной и непривычной для себя обстановке: столицею Владимир был лишь номинально; князья, добившись в Золотой Орде звания великого князя, туда не переезжали, а продолжали жить в своем наследственном городе: тверские князья в Твери, московские в Москве. Такой порядок плохо уживался с воззрениями русского духовенства, воспитанного в греческой школе, для которой светская и духовная власть, действуя всегда единодушно, взаимно дополняя одна другую, нуждались в постоянном соприсутствии. Уже второй из митрополитов, не живших в Киеве, Петр, большую часть своей жизни провел не во Владимире, а в Москве, где и умер (1326). Правда, сам по себе этот факт еще не имел большого значения: он вызван был скорее натянутыми отношениями митрополита к тверскому князю, чем симпатиями его к московскому, но когда преемник Петра, митрополит Феогност, окончательно покинул Владимир и перенес свою резиденцию в Москву, то это явилось событием огромной важности.

Русский митрополит в ту пору был единственным выразителем идеи единства Русской земли. Теперь незначительный город, безо всякого "прошлого", Москва сразу заняла положение церковного центра, хранительницы русской православной веры. Отдав Москве предпочтение, Церковь освятила своим авторитетом самое место и ту власть, подле и рука об руку с которой работала, придала московским князьям характер всероссийских князей. И Иван Калита, при котором совершилось это важное событие, не замедлил использовать благоприятное стечение обстоятельств: он тогда же провозгласил себя князем "Московским и всея Руси". Помимо всего, присутствие митрополита в Москве способствовало возрастанию и обогащению города, так как туда со всех сторон стекались лица, имевшие нужду до митрополита, как в средоточие церковного управления.

6. Поддержка духовенства

Лишь только Церковь в лице ее представителей, митрополитов, почувствовала, что Москва становится прочным оплотом и защитой от внешних бурь и нестроений, как открыто стала на ее сторону и оказала московским князьям на пути к достижению их цели могущественную моральную поддержку, причем проявила в этом деле большую энергию, не отступая подчас от явной партийности и пристрастия. И подобно тому как работа самих московских князей отличалась в высшей степени последовательностью и настойчивостью, точно так же и русское духовенство, однажды заключив с Москвою союз, никогда ей не изменяло, всегда, без колебаний шло с нею рука об руку по общему пути, никогда не сбиваясь и не отступая. Все свои духовные силы, весь моральный авторитет свой Церковь принесла на служение московским князьям, смотря на все их глазами, добро и зло расценивая по их мерке, в их врагах видя своих врагов, в их благе — собственное благо.

A. Духовенство деятельно поддерживает московские интересы в Орде: когда Москве и всей Русской земле стала грозить опасность нового разорения от хана Бердибека, требовавшего тяжкой дани и собиравшегося в случае отказа идти войною, митрополит Алексей, бывший главным руководителем Ивана II во все его княжение, поехал в Орду и, пользуясь милостями ханши Тайдулы, сумел отвратить беду (1357)

Б. Духовенство с московскими князьями и в те моменты, когда они борются с Ордой: Сергий Радонежский, посылая с Дмитрием Донским на Куликово поле двух иноков, Пересвета и Ослябю, как бы свидетельствовал, что сама Церковь сочувствует этому делу и благословляет князя на трудный подвиг.

B. Особенно ценно было содействие духовенства московским князьям в их борьбе с удельными князьями.

1. Оно накладывает интердикты на целые области, закрывая там церкви, запрещая отправлять богослужение:

а) Псков дал приют Александру Тверскому, сопернику Ивана Калиты, митрополит Феогност затворил там церкви и тем понудил псковичей не держать у себя Александра (1327).

б) В Суздальской области шла распря между двумя братьями, князьями суздальскими; один из них, Дмитрий, обратился за содействием к московскому князю. Тогда митрополит Алексей послал в Нижний Новгород игумена Сергея (Радонежского), тот запер нижегородские церкви и принудил другого брата, Бориса, смириться, местного же епископа, за его поддержку Бориса, митрополит свел с епархии (1365).

в) Смоленские и другие князья нарушили присягу: не пошли с московским князем на литовцев — митрополит Алексей отлучил их за это от Церкви (1368).

2. Духовенство является посредником в распрях, мирит враждующих:

а) Посредничество митрополита Алексея при заключении договора между Дмитрием Донским и его двоюродным братом Владимиром Андреевичем (1364).

б) В критическую для Дмитрия минуту Сергий Радонежский остановил войско Олега Рязанского и склонил его к вечному миру с Москвой (1385).

в) По смерти Василия I митрополит Фотий отправился в Галич к Юрию, дяде Василия, убеждать его не искать великого княжения в ущерб племяннику (1425).

3. Духовенство (особенно митрополит Алексей) явно держит руку Москвы:

а) Дмитрий Донской и митрополит Алексей клятвенно обещались Михаилу Тверскому не чинить ему зла; полагаясь на эту клятву, Михаил приехал в Москву кончать распрю и договариваться о соглашении, но клятва была нарушена: Михаила лишили свободы. Позже, уже отпущенный, он особенно жаловался на митрополита: "Я доверял ему более, чем кому иному, а он так посрамил и надругался надо мной!" (1368).

б) Литовский князь Ольгерд, союзник Михаила Тверского, в свою очередь, имел все основания жаловаться на митрополита Алексея константинопольскому патриарху: "И при отцах наших не бывало такого митрополита, как этот: благословляет москвитян проливать кровь, и ни к нам не едет, ни в Киев не наезжает! А кто поцелует крест мне и убежит к нему (т.е. нарушит данную клятву), с того митрополит снимает крестное целование. Бывало ли когда-нибудь на свете, чтобы снимать с человека клятву?!".

4. В последней схватке родового начала с отчинным — в борьбе Дмитрия Шемяки с Василием II Темным — духовенство всецело на стороне последнего: против того оно мечет громы, в послаблении к этому доходит до готовности освободить его от данных клятв, "принять грех на себя":

а) Игумен Трифон дозволил Василию Темному возобновить борьбу с Шемякой и вооруженной рукою отыскивать себе великое княжение (1446).

б) Митрополит Иона шлет всем соборам духовным обличительное послание Дмитрию Шемяке, обвиняя его в неисполнении договора, сравнивая с Каином и Святополком Окаянным, проводя мысль, что освобождение Русской земли от ига татарского возможно лишь при условии единодержавия московского князя, что князь Василий сидит на великом княжении Божиею благодатиею, а кому что дано от Бога, того отнять никто не имеет права. Забывая, как недавно этому самому Василию разрешено было нарушить свою клятву, послание особенно ставит Шемяке в вину его клятвопреступление и грозит за него церковным проклятием (г447).

в) Тот же митрополит Иона рассылает грамоты новгородскому владыке, епископу смоленскому, к вятчанам — все направленные против Дмитрия Шемяки, все в пользу московского князя: "Если вы не признаете власти великого князя, то милости Божией чужды будете, и нашего смирения, благословения и молитвы, также и всего священства Божия благословения не будет на вас, и если еще кровь прольется, тогда и вы не будете христианами, ни священники не будут священствовать у вас, все церкви Божий в вашей земле затворятся по указу нашего смирения" (1448).

г) Когда Василий II пошел с войском на Шемяку, то его сопровождал митрополит с епископами (1449).

Пристрастие русского духовенства к Москве отнюдь не было, да и не могло быть, делом одних личных симпатий или антипатий: оно коренилось гораздо глубже и вытекало из двух основных побуждений: одно было идейного, другое — чисто житейского, материального характера.

1) Русское духовенство воспиталось на византийских образцах, верховная власть для него своим происхождением обязана была Богу, ни от кого и ни от чего не зависела, а также не допускала подле себя другой подобной власти. Русское духовенство было поэтому всегда сторонником едино- и самодержавия*. "Вот почему, когда московские князья начали стремиться к единовластию, то стремления их совершенно совпали со стремлениями духовенства, можно сказать, что вместе с мечом светским, великокняжеским, против удельных князей постоянно направлен меч духовный" (Соловьев).

______________________

* См. гл. I.

______________________

2) Прекращение княжеских усобиц, введение порядка гражданского были необходимы духовенству по соображениям экономическим. Церковь владела большими земельными имуществами, разбросанными по всем областям Русской земли, усобицы были для нее разорительны, да и вообще при существовании уделов Церкви труднее было охранить свои права, тем более, что князья, считая все средства дозволенными, враждуя, не останавливались перед явным нарушением этих прав. Таким образом, "Одной из главных причин преданности духовенства видам и политике князей московских было убеждение в тех материальных выгодах, которые оно должно было приобрести от сосредоточения всех владений в руках одного князя" (Милютин).

В свою очередь, московские князья делали все, чтобы оправдать такой взгляд. Они "были слишком ловки и дальновидны, чтобы не понять тех благоприятных результатов, какие могли возникнуть для них из тесного союза с духовной властью". Поэтому князья всячески стараются опереться на авторитет духовенства, приобрести его расположение, и с этой целью "оказывают ему большой почет, жалуют ему множество земель, освобождают недвижимые имущества его от различного рода тягостей и повинностей, предоставляют ему право собственного суда и вообще наделяют это сословие громадными привилегиями" (Загоскин).

Для московских князей Церковь явилась великою моральною силой, мощною точкой опоры, на которую они с уверенностью могли всегда положиться. Три митрополита: Петр — с его именем связано предание, будто он предрек будущее величие Москвы, — Алексей и Иона вскоре после их смерти были причтены к лику святых и в сознании народном выросли в "московских чудотворцев", т.е. в специальных защитников и представителей Москвы и ее интересов перед престолом Господним. С этой поры определился тот неразрыв ный союз Церкви и государства, какой наблюдается на протяжении всей последующей истории России, — союз, одновременно определивший и положение самой Церкви в Русском государстве: содружество этих двух сил длилось недолго; лишь только сила мирская окрепла и встала на собственные ноги, как из сотрудницы Церковь превратилась в простое орудие, ей пришлось не только пособлять светской власти, сколько служить ей, и навсегда сойти с первого места, какое она, в качестве покровительницы, занимала при Даниловичах. В этом одно из коренных отличий русской православной Церкви от Западной католической: в борьбе со светской властью последняя отмежевалась от нее и завоевала ту независимость, которую, хотя бы только идейно, она сохраняет до наших дней.

7. Содействие бояр, вообще служилых людей

Как только выяснилась прочность успеха московских Даниловичей в притязаниях на великокняжеский титул и связанное с ним привилегированное положение, как бояре стали быстро пополнять ряды московской знати. За ними тянулись дети боярские, отроки, вторая, младшая, категория служилых людей. Уже при Иване Калите в Москву перешел из Киева боярин Родион Нестерович с сыном и собственным двором в 1700 человек "послужильцев", т.е. отроков, дружинников. Тогда же много бояр приехало из Твери, приехал из Чернигова боярин Бяконта. В одиночку стекались в Москву знатные и простые люди как из соседних княжеств, так и из Литвы; приходили даже из Германии; были выходцы из Крыма и Золотой Орды, татарские мурзы, крещеная мордва. При Дмитрии Донском пришел царевич Серкиз из Орды; при Василии I — литовский князь Юрий Патрикеевич, внук Наримунта, сына Гедиминова. Ко времени Ивана III таких выходцев в рядах московских насчитывалось, одних только видных фамилий, до 40.

Что влекло их в Москву?

1) Служба у московских князей становилась почетнее, более лестною: бояре служили великому князю; на службе у других князей они очутились бы в провинции, подчас очень глухой и невидной, и потому они так охотно прилагали свои усилия, содействуя своему князю в добывании ярлыка на великокняжение, тем более, что уже при первых князьях (Иване Калите, Симеоне и Иване II) Москва проявила свою силу и умение справляться с затруднениями.

2) Служба Москве была доходнее, материально выгоднее: будучи самым богатым вотчинником, князь московский щедрее наделял бояр землями.

3) Благодаря силе и связям в Орде, московский князь мог лучше других обеспечить имущественные интересы своих служилых людей, их земельные владения, обыкновенно разбросанные по разным областям.

В свою очередь и московские князья высоко ценили службу своих бояр. Об этом можно судить по предсмертным словам Дмитрия Донского, обращенным к его детям: "Любите своих бояр, оказывайте им надлежащую честь и без воли их ничего не делайте". Слова эти наглядно рисуют взаимное положение: бояре охотно шли на службу к московскому князю — она была для них источником личных выгод; князья дорожили этою службою — она приносила им несомненную пользу: при содействии бояр они собирали Северо-Восточную Русь, совместно устраняя препятствия, лежавшие на этом пути.

Ценя свою службу, служилые люди, особенно высший их слой, боярство, охотно отстаивали интересы князей, приносили им свой опыт и энергию, поддерживая их в борьбе с другими князьями, хлопотали за них в Орде.

1) Особенно много обязан боярам Дмитрий Донской за время своего малолетства: это они отстояли его права на великое княжение и вырвали их у противной стороны — у суздальского князя.

2) Василий I, купив ярлык на Нижегородское княжество, мог без борьбы овладеть им: тамошний боярин Румянец передался на сторону Москвы и обманом уговорил своего князя (Бориса) впустить в город московских бояр и ханского посла, чем те и воспользовались, чтобы тотчас же захватить в свои руки и город, и самого князя (1392).

3) Борьба за великокняжеский стол между племянником и дядей, Василием II и Юрием Дмитриевичем, кончилась в пользу первого, благодаря стараниям, ловкости и низкой лести перед ханом боярина Всеволожского (1432). Последний руководился и личным расчетом: надеждою выдать дочь свою за Василия.

8. Содействие земщины

По самому характеру своему неувлекающийся, рассудительный, склонный к мирным занятиям, житель русского Севера скоро оценил материальные выгоды, какие несло ему единовластие, суля прекращение усобиц, от которых он так страдал, тем более что с прекращением прежней областной обособленности сам он ничего не терял.

Такое отношение обеспечило московским князьям сочувствие и деятельную поддержку со стороны широких слоев русского населения*.

______________________

* Главным образом именно содействием земщины объясняет Забелин успехи московских князей; в их домовитости и хозяйственно деятельности население признало дело не только личное, семейное, но и общенародное, и потому встало за него горой.

______________________

9. Малочисленность княжеской семьи в потомстве Даниила Александровича

Она содействовала тому, чтобы: а) установить порядок наследования от отца к сыну; 6) наделить старшего сына уделом значительно больших размеров, чем младших сыновей, и таким путем постепенно сосредоточить московские земли в одних руках.

10. Распадение и неурядицы в Золотой Орде со второй половины XIV века

Неурядицы возникают со второй половины XIV в., и с тех пор Русская земля медленно, но неуклонно начинает высвобождаться от прежнего гнета; первые, кто воспользовался этим, были московские князья.

11. Заключение

Своим усилением Москва обязана совокупному действию многочисленных факторов.

1. Первичный фактор — географические условия страны — дан был природой, от воли человека не зависел и имеет значение лишь простой базы, на которой построилось все здание.

2. Основная же и главная сила — в личных качествах московских князей: толчок всему дан был ими.

Примечание. Не следует, однако, в этих личных качествах видеть простую случайность: они коренились в характере, в особенностях великорусской народности, духовный облик которой уже в ту пору заметно отличался от облика юго-западной русской (малороссийской) ветви.

3. Как ни велика и многозначительна роль духовенства, но оно выступило на сцену уже во второй момент, когда фигуры будущих строителей Русской земли более или менее обрисовались.

4. Тем более это следует сказать о служилом классе и о земщине, т.е. о сельском и городском населении: они стали цепляться за Москву не раньше, как выяснились выгоды от перехода на ее сторону.

5. Роль Орды пассивная: поручая московским князьям сбор дани, поддерживая постоянно их против других русских князей, Орда не сознавала, что дозволяет расти силе, которая завтра ей же нанесет решительный удар*.

______________________

* См. Приложения, № 32: "Как выросло единодержавие московских князей".

______________________

Г. Москва и Литва

Особенности развития их политического и общественного строя

1. Московское государство создавалось медленно: целых два с половиной столетия (1263 — 1523) или, если видеть в Суздальском княжестве зародыш Московского, то даже три с половиной века (1169 — 1523). Литовское возникло гораздо быстрее и на целый век раньше (крайние годы: 1211 — 1432).

2. Территория Литовско-Русского государства сложилась не одной силою оружия: часть русских земель сама шла навстречу. Татарское засилье на юге и юго-востоке; натиск немецкий и его латинская пропаганда с северо-востока; обиды и разорения от Москвы с востока — толкали западнорусские земли, утратившие прежний политический центр, в объятия Литвы. Нелегко было и Литве (Немецкие Ордена, Польша, татары). Общая опасность спаяла Литву и Западную Русь, соединила их в один политический союз. Повторились начальные страницы русской истории: "внешнее давление заставило несколько земель, дотоле разъединенных, примкнуть к сильнейшей, соединиться с нею в один союз" (Любавский). Гедимин, Ольгерд, Витовт в сущности сделали то, что в свое время делали Олег, Владимир и Ярослав: они восстановили разрушенное единство киевской эпохи с тою лишь разницею, что теперь центром стал не Киев на Днепре, а город Вильна на берегах маленькой Вилии.

3. На Северо-Востоке произошло, действительно, объединение: там земли слились с главным центром, инкорпорировались — большая же часть западнорусских земель территориальных перегородок своих не сломала: каждая почти сохранила свои особенности, свой внутренний строй; в единое компактное политическое целое они не слились и только внешним образом объединялись подчинением единой для всех власти великого князя.

4. На Северо-Востоке земли разбились на уделы; ими владеют потомки одного княжеского рода: Рюриковичи — в Литве: Гедиминовичи и те немногие Рюриковичи, что уцелели в своих родовых княженьях. Эти Рюриковичи остались здесь на положении удельных: земля переходила от отца к сыну, как отчина; Гедиминовичи же уделов не имели: они владели данным княжеством на положении наместников великого князя, его помощников и сотрудников; великий князь давал и отбирал у них земли, заменял другими, руководствуясь соображениями своей и государственной пользы, отнюдь не правами (которых у тех и не было) самих князей.

5. Москва, отдав крестьянское население в крепостную зависимость землевладельцам-помещикам, сохранила, однако, за государством чисто государственные права: суд, обложение — в Литве иначе суд, обложение, а с ними и управление крестьянами были переданы в руки военно-служилого класса: литовско-русские землевладельцы стали своего рода местными государями феодального типа.

6. В Московском княжестве все классы общества, в той или иной форме, были обязаны службою государству, все тяглецы — в Литве наоборот, привилегии шляхты постоянно растут на счет прав государя и остального населения.

7. В Литве, наряду с федеративной обособленностью областей (политическая автономия), выросла и обособленность административная, местное управление, независимое от центрального (земская автономия) — между тем в Москве местное самоуправление, там, где и когда оно допускалось, всегда оставалось на положении простого орудия служебных органов государственного механизма.

8. Областная автономия в Литве и феодальный строй сделали ненужными то обилие центральных органов управления, как в Москве, где число приказов значительно превышало цифру 40; в Литве большинство дел решалось на местах и до великого князя и его "боярской думы" (паны — рада) доходили только главнейшие.

9. В результате в Москве постепенный, но неуклонный рост самодержавия — в Литве, наоборот, наблюдается столь же неотвратимый процесс ограничения и ослабления великокняжеской власти, который в конце концов приведет ее к полному бессилию. Кто ограничивал эту власть? Аристократия: рада господарская (сенат), а в XVI в. также и дворянство (сейм).

10. Наконец в Москве сложилась не только неограниченная, но и наследственная в одной определенной фамилии монархия — в Литве монархия не только ограниченная, но и избирательная: сперва в пределах данной династии (до прекращения династии Пястов), а позже воле избирателей не было ни в чем преград и помехи.

VII. Татарское иго

А. Какие изменения внесло татарское иго в уклад русской жизни?

Князья

1. Золотая Орда явилась новым, зачастую решающим фактором в княжеских усобицах: категорически выраженная воля хана, мощная поддержка, оказанная им той или иной стороне, иногда заранее определяла исход спора.

2. Князь, располагавший большими, чем другой, материальными средствами для задаривания хана и его жен, для подкупа в Орде влиятельных лиц; князь более ловкий и хитрый, менее щепетильный там, где приходилось считаться с голосом совести и требованиями морали, тот обыкновенно и брал верх.

3. А кто сумеет взять верх в Орде, тот будет наверху и в Русской земле. Перевес теперь давало не право, не обычай, не "суд Божий" на поле брани, а мошна, набитая деньгами ("калита"). Возглас. "С нами Бог и святая София!" потерял теперь прежний смысл, и новгородцы, не сразу его позабывшие, вскоре по горькому опыту убедились в его анахронизме. Теперь, желая обосновать свои права на великокняжение, уже не довольствовались ссылкою на "отечество" и "дедство", а раболепно заявляли: "Главный источник нашего права — твоя милость, державный царь, твое жалованье" (боярин Всеволожский, 1432 г.).

4. Отсюда — постоянные поездки князей в Орду, низкопоклонство, утрата чувства собственного достоинства.

Вообще, прежний характер благородства, наблюдаемый в князьях Киевского периода, исчезает в эпоху татарского ига. Правда, Михаил Черниговский и его боярин Феодор бесстрашно идут на смерть, но они действуют под влиянием религиозного пафоса; Дмитрий Грозные Очи, убивая в Орде Юрия Даниловича московского, конечно, знал, что рискует своею жизнью, но его геройство лишено характера общественной службы; оно — дело личной мести. Это не носители общественного идеала. Полезными же общественными деятелями явятся лишь те князья, которые, откинув старую киевскую доблесть, станут творить свою общественную службу в душной атмосфере унижения и низкопоклонничества (Александр Невский).

5. В сложном процессе, носящем название: "Возвышение Москвы", татарское иго явилось немаловажным фактором успеха московских князей: в борьбе с удельными князьями потомки Калиты зачастую находили себе в татарах необходимую точку опоры, действуя именем хана, общего для всех государя и верховного владыки, и грозя непослушным его гневом и опалою. В свою очередь, и население, под давлением того же ига, охотно шло навстречу объединительной политике московских князей.

В такой обстановке вечевые порядки удержаться не могли: им теперь не могло быть места в Северо-Восточной Руси. Свободное выражение народных желаний не совмещалось с зависимостью от посторонней воли. Какое могло быть вече, если верховный голос и решение принадлежали "Ордынскому царю"? Если князья, пресмыкаясь перед ним, возвращались из Орды не только с ханским ярлыком и разрешением на свободное хозяйничанье в своей волости, но зачастую и с ханским войском, готовым нещадно покарать неповинующихся? Русский князь становился настоящим владыкою над населением края, а само оно приучалось видеть в себе не прежних свободных людей, а подчиненных, настоящих рабов, обязанных повиноваться приказаниям своего властелина? К тому же зажиточная и, в силу этого, влиятельная часть населения городов, даже в тех, где вечевые порядки пустили наиболее глубокие корни (в так называемых "старших"), обнищала, лишилась прежней самостоятельности и сама, первая, была вынуждена искать себе точку опоры — прежде всего в князьях.

Материальное положение

1. Превращение волости в удел. Чисто хозяйственные интересы стали приобретать в глазах князей и их ближайших соратников (дружины, бояр) больше, чем прежде, значения: приходилось восстанавливать нарушенный Батыевым нашествием хозяйственный порядок, помогать вернувшемуся из лесов населению вновь устраивать свои разоренные гнезда. Вложенный в это дело труд, долгий, упорный, тяжелый, приобретал особенную ценность; прежняя киевская "легкость", с какою князья меняли на Юге свои столы, стала заменяться привязанностью к своему месту — им стали дорожить. Идея отчины, стремление передать сыновьям свою волость, как плод вложенного в нее труда, — идея, и без того уже с давних пор с успехом оспаривавшая идею Родовой Лествицы, теперь окончательно восторжествовала: княжеская волость превратилась в княжеский удел.

2. Истощение материальных сил Северо-Восточной Руси. а) Татарские баскаки, сопровождаемые воинскими отрядами, чтобы лучше обеспечить сбор дани; ханские послы, наезжавшие в Русскую землю, тяжелым бременем ложились на население. Разгром страны не ограничился одним Батыевым нашествием: нашествия продолжались и позже, то в виде карательных экспедиций, посылаемых по инициативе ханов, то в форме военной рати, приводимой самими князьями, как вспомогательная сила в борьбе их с противной стороной. Приводилась же такая рать неоднократно. В междукняжеских спорах частный интерес чаще всего преобладал над общим благом.

Например, в 1277 г. переяславский князь Дмитрий получает великокняжение Владимирское; но его брат Андрей, в свою очередь, едет в Орду и возвращается не только с желанным ярлыком и с правами на Владимир, но и с татарскою ратью. Дмитрий бежит, но не сдается. Андрей еще два раза приводит татар, а те пользуются случаем ограбить Владимир и, попутно, еще 14 городов. Чтобы избегнуть такого же разорения своей области, Новгород вынужден откупиться богатыми дарами.

Особенно часто борьба московских Даниловичей с князьями тверскими давала татарам повод ходить на Русь вооруженной рукою. То Юрий Данилович приводит на Тверь Кавгадыя со "многою силою", то царевич Чолхан приезжает туда и насильничает в такой степени, что население не выдержало, взбунтовалось и убило его, перебив и большую часть пришедшего с ним отряда (1327). Последствием восстания было, конечно, новое появление татар и новый разгром Тверской области.

Вообще, "борьба Москвы с Тверью" создала "тяготу велику в Русской земле". Князьям приходилось извлекать из Русской земли средства на повышенные суммы "выхода" татарского и на ценные дары ордынским властям. Даннические отношения русского улуса, оклад которых ордынцы пытались в XIII в. установить на основании переписи, в корень искажены и приняли характер торга и вымогательств, питаемых княжеской конкуренцией. Князю Михаилу Ярославичу сильно повредила в Орде невозможность выполнить тяжкие обязательства, в какие пришлось войти к ордынским капиталистам-заимодавцам. Несомненно, что велики должны были быть и платежи в Орду князя Юрия и его обязательства перед нею" (Пресняков).

б) Если страна дорого расплачивалась за наезды татар, то нелегка была и та дань, какую должна она была выплачивать из году в год. Недаром эта дань называлась выходом: деньги, действительно, уходили из народного обращения, бесполезно пропадали, ничем не возмещая населению их утрату и лишая страну необходимого ей оборотного капитала. Дань князю — та, по крайней мере, оставалась в стране народным достоянием, и если шла на сторону, то взамен "княжеским закупкам у иноземных народов". Татарский же "выход" был прямою утратой народного благосостояния, и без того сильно расшатанного и ничтожного. К тому же "татары брали дань не натурою, как князья, а серебром, для чего обязали русских князей чеканить серебряные "деньги" с ханским штемпелем, или тамгою. Благодаря этому, серебро стало редко на Руси, перестало играть прежнюю роль, как орудие внутреннего обмена, внутренние расчеты стали производиться натурою, и все вообще хозяйство регрессировало в обратном направлении, от денежного к натуральному" (Любавский).

"Татарские погромы и татарское иго надолго и совершенно искусственно задержали экономическое развитие Руси. К народному организму Северо-Восточной Руси присосался огромный паразит, который высасывал его соки, хронически истощал его жизненные силы, а по временам производил в нем большие потрясения. Татары в данном случае явились продолжателями дела печенегов и половцев, с тою разницею, что их разрушительное влияние было более сильным и последовательным" (Любавский).

Страну истощал не только денежный "выход", но и насильственный, в широких размерах практиковавшийся увод людей в неволю. Базары в городах Крыма наполнялись русскими пленниками, где купцы из разных стран, преимущественно из Генуи и Венеции, скупали молодежь и перепродавали в мусульманские земли: в Малую Азию, Сирию, Египет, Испанию.

Бесправие и рабство

Свыше чем двухвековое общение с татарами, постоянное соприкосновение с ними, привело, вместе с утратой свободы, к утрате самого инстинкта свободы, к упадку народного духа, к духовной приниженности, к сильному огрубению нравов, к усвоению варварских понятий и привычек. В средние века два христианских народа, на двух противоположных окраинах Европы, терпели иго мусульманское: русские и испанцы; но последние находились в гораздо более благоприятных условиях: мавры принесли с собою высокую культуру, оставили после себя положительный след; они содействовали развитию знания (философия, математика, география, медицина) и искусств (поэзия, архитектура) и с избытком искупили нанесенный ими материальный вред; тогда как от татар русский народ перенял главным образом черты отрицательные.

Целые поколения росли в сознании своего рабского состояния; человек становился беспомощной игрушкой произвола; выхода из такого положения не представлялось, всякий протест лишь ухудшил бы его, и люди привыкали покорно клонить свою выю. Утрачивалось чувство самоуважения; чувство личного достоинства уступило место раболепному преклонению. Прошли те времена, когда маститый Владимир Мономах проповедовал справедливость, христианскую любовь и уважение к ближним; когда Мстислав Удалой возмущался нарушением этой справедливости и вынимал свой меч на ее защиту; когда, еще в самые первые времена ига, чувство достоинства долго мешало Даниилу Галицкому ехать в ханскую ставку на поклон; когда еще возможны были народные вспышки вроде тех, что приходилось подавлять Александру Невскому. Теперь, наоборот, жалкий страх за свое существование, неуверенность в завтрашнем дне породили искательство и угодничество,, пресмыкание перед грубой силой, и люди, незаметно для самих себя, приучались целовать ту самую руку, что нагло душила за горло. Гнет татарского ига воспитал рабское чувство низших перед высшими, заглушил чувство законности и нравственного долга, и грубую силу надолго поставил выше закона. С потерей уважения к самому себе не могло быть места и уважению к ближнему.

На смену закона пришли произвол и бесправие, утрата прежней доблести. Вместо благостного Владимира Мономаха — сухой кремень Калита, с легким сердцем и спокойным эгоизмом идущий, ради личной выгоды, на убийство ближайших своих родственников; вместо благородного порыва Мстислава Удалого — холодный расчет, обдуманное низкопоклонство боярина Всеволожского, беззастенчиво и открыто втаптывающего в грязь старую честь, лишь бы выиграть свое дело.

Церковь

Была, однако, и светлая сторона: веротерпимость, благожелательное отношение татар к православной Церкви. Русское духовенство было освобождено от платежа дани и пошлин; все церковные люди подлежали суду митрополита, не исключая и преступлений уголовных.

Б. Влияние татарского ига на быт и духовную жизнь русского народа

Огрубение нравов

С татарами сильно огрубели нравы. На Руси появились, прежде незнакомые ей, кнут и правеж. Понизился нравственный уровень. Влияние татарское сильно сказалось на домашнем обиходе, на затворничестве женщин из высших слоев общества, на одежде, на языке — в русскую речь вошло много слов восточного происхождения. Военный строй с его делением войска на пять "полков": передовой, средний, правую руку, левую и заслон; податная система, денежный счет, почтовая гоньба, или такого рода забавы, как соколиная охота, — на всем лежит отпечаток татарского происхождения. Тюбетейка, которую татарин обыкновенно постоянно носит на своей бритой голове, втерлась в обиход и русского человека: ее носили дома, в комнатах, не снимали даже в церкви — обычай, с которым последняя боролась далеко не всегда с успехом.

Прилив татарского элемента в русскую среду

Русские князья брали себе жен среди ханских сестер и дочерей: и если много русских женщин, на положении пленниц, насильно становились женами татар, то немало и простых татарок добровольно принимались в русские семьи.

Когда Золотая Орда стала распадаться и в ней начались беспорядки, то изгнанные ханы, недовольные князья и мурзы в немалом количестве переходили на службу к русским князьям, пополняя ряды русского боярства и служилых людей. Бывали случаи, когда сами князья выводили татар из Орды; так много привел их с собой из Казани Василий II, возвращаясь в Москву из тамошнего плена. Ему даже ставили в упрек, что он "любил татар и речь их паче меры". Таких пришельцев принимали охотно, с почетом, наделяли их землею; через два-три поколения татары русели и даже самые имена их переделывались на русский лад. Значительное число современных русских фамилий чисто татарского происхождения. Таковы, например: Апраксины, Ахматовы, Бахметевы, Бибиковы (Би-бек), Болтины, Булгаковы, Годуновы, Головины, Державины, Деевы, Ермоловы, Карамзины, Кочубеи (Кучук-бек), Мансуровы, Матюшкины, Муратовы, Мухановы (Му-хан), Нарышкины, Романовы-Юрьевы, Ростопчины, Ртищевы, Сабуровы, Тенишевы, Тихменевы, Тургеневы, Уваровы, Урусовы, Хитрово, Хомяковы, Юсуповы, Юшковы.

Всего насчитывают до 120 дворянских родов татарского проис хождения, упоминаемых в официальных бумагах XV — XVII вв. Вообще элемент восточный вошел в русскую жизнь заметной струей После татар видное место занимают косоги (24 рода); Глебовы, Дурново, Лопухины, Чевкины. Из Кабарды вышли Бекетовы, князья Черкасские. Наконец, финского происхождения: Енгалычевы, Еникеевы, Кудашевы, Мещерские, Мордвиновы.

Влияние татар на посольский церемониал

1. Иноземный посол должен содержаться на счет того двора, к которому послан. Поэтому московские князья (и цари), принимая на себя заботу о проезде (в пределах своих владений) и прокормлении посланных к ним лиц, требовали того же и для своих посланцев, что не совпадало с обычаями западноевропейских держав.

2. Послам не возбранялось возить с собою товар на продажу.

3. При въезде посла в город Москву он и лицо, посланное встречать его (так называемый пристав), должны были, съехавшись, тот и другой, слезать с коня и притом одновременно.

4. Степень почета, оказываемого послу, и степень его ранга определялись расстоянием, на каком он слезал с коня (или подъезжал в экипаже): чем выше ранг, тем на более близком расстоянии от дворца дозволялось ему подъехать и слезть (выйти из экипажа).

5. Пристав, сопровождавший посла, должен был находиться с правой от него стороны — на Западе как раз наоборот; отсюда частые споры и неудовольствия.

6. Послу не дозволялось являться на аудиенцию, имея при себе оружие — это тоже давало повод на приемах европейских посланцев к постоянным спорам и недоразумениям.

7. Обычай дарить послов шубами, лошадьми в богатом уборе и сбруе.

8. Посылка на дом послу кушанья с великокняжеской (царской) кухни, вслед за приемной аудиенцией. Количеством посылаемых блюд тоже измерялась степень оказываемого почета.

9. Восточный взгляд на посла, как на шпиона, привел к тому, что у нас послов обыкновенно держали под караулом, следили за каждым их шагом и всячески затрудняли общение с посторонними лицами.

Порча русского языка

Насколько татарский язык внедрился в обиход русской речи, служа, кроме того, посредником еще и для других слов восточного происхождения (персидских, тюркских), можно судить по нижеследующим примерам, которые все же далеко не исчерпывают всего материала, ставшего достоянием русского словаря.

1) Бытовые: артель — толмач — ханжа (от хаджи: паломник, побывавший в Мекке) — киса (сундук) — калита (кошель) — тюфяк — буерак — магарыч — ясак (дань) — ям (почтовая станция) — якшаться (от якши: хорошо) — набат.

2) Одежда: армяк — азям — бешмет — зипун — чекмень — жупан, чепан — кафтан — ферязь — малахай — сарафан — шаровары — колпак — кушак — халат.

3) Обувь: башмак — ичиги.

4) Ткани: камка — кармазин — обьярь — тафта — бязь — алта-баз — зорбаф.

5) Вооружение: куяк — мисюрка — еловец — саадак — барабан.

6) Обстановка военно-полевой жизни: кош — кошевой — богатырь — есаул — ясырь (пленник) — бунчук — караул — вьюн — хомут — аркан — чепрак — буран.

7) Драгоценные камни: алмаз — бисер — жемчуг — топаз — яхонт — яшма.

8) Торговля: базар — барыш — аршин — товар — алтын — деньга — казна — тамга — пай (т.е. доля).

9) Строения: амбар — чердак — сарай.

10) Города: Касимов — Тула (в честь ханши Тайдулы) — Тюмень.

11) Огород: бакча — арбуз.

Просвещение

1. Упадок просвещения. Волна татарского нашествия 1237 — 1240 гг. вместе с городами, селами и их населением, смела также и культуру, значительную часть того духовного богатства, что русские люди с таким трудом взращивали и накапливали за прежние века: в развалинах лежали церкви, монастыри; закрылись основанные при них и без того немногочисленные училища; погибли иконы, церковная утварь, — плоды зарождавшегося русского искусства; много всякого рода книг, богослужебных, поучительных и светского содержания, сгорело в пожарах, бессмысленно уничтожено и развеяно по ветру. Церкви и монастыри были теми культурными уголками, где немногие люди, единичные личности с любовью собирали рукописи и книги, заменявшие им нынешние наши библиотеки, где они искали умственной пищи и, взамен, сами вносили духовный вклад в общее дело просвещения и образования. И чем количественно меньше было на Руси такого накопленного богатства (а его, действительно, было вообще немного), тем драгоценнее было оно, тем чувствительней и невознаградимей сказывалась его утрата. С разгромом культурных уголков не только гибнул запас духовного богатства — труднее стало восстанавливать утраченное: повсюду сказывался недостаток в средствах, в людях, подготовленных к культурной работе; татарщина же, та духовная атмосфера, в какой пришлось жить русскому человеку на протяжении двух с половиной веков, ослабила в нем и самый импульс, т.е. самую потребность и побуждение к такому восстановлению.

2. Западная Европа и Московская Русь — два особых мира В XV в. вся Западная Европа переживала блестящие годы Возрождения; там в эту пору совершался один из тех величайших умственных переворотов, которые составляют эпоху в жизни человечества, — и хоть бы какой живой отголосок его донесся до Московской Руси; Хоть бы малейший краешек истины раскрылся перед нею! Московская Русь ничего не знала ни о Саванароле и Гусе, ни о Медичах, ни о гуманистах, ни о политических теориях Макиавелли. Когда же Максим Грек вздумал было приоткрыть немного ту завесу, что скрывала от русского человека чуждый ему мир, то слова его прозвучали чем-то диким и уродливым и стоили ему долгих лет заключения.

Не знала Московская Русь Запада; но и Запад тоже не знал ее: ему приходилось "открывать Америку" не только за Атлантическим океаном. В I486 году из Германии ко двору Ивана III приехал рыцарь Поппель и заверял, будто там о Московском государстве имеют настолько смутное представление, что считают великого князя Ивана вассалом польского короля. Поппель, несомненно, преувеличивал, и даже всего вероятнее, просто соврал для красного словца, и все же не только в конце XV века, но и много позже, в начале XVII столетия, "далекая Московия" для многих в Европе все еще оставалась далекою: книга Маржерета о России, выпущенная в свет в 1607 году, явилась настоящим открытием для французского читателя, который впервые по этой книге составил себе хоть некоторое, сколько-нибудь ясное представление о Московском государстве*.

______________________

* См. Приложения. № 33: "Роль монголов в русской истории".

______________________

VIII. Господин Великий Новгород

Как отразилось татарское иго на положении новгородских князей

Великий князь — посредник между ханом и всею Русскою землею, значит, и Новгородом; теперь он может оказывать давление на новгородцев (1257; путем казней и угрозою татарского разгрома Александр Невский заставил их допустить перепись населения татарскими чиновниками и платить "выход" в Орду). Выборы князя прекращаются: таковым становится обыкновенно (с 1252 г.) великий князь (сперва владимирский, костромской, тверской, потом князья московские). Сам он жить в Новгороде не может и потому правит через своего наместника (сына или боярина). Это не мешает Новгороду ссориться с князем, выгонять его сыновей и бояр, самого его не пускать к себе; а все же новый порядок крепнет более и более. Договоры с князьями продолжаются; Новгород всеми силами старается отстоять свою политическую независимость, но все с меньшим и меньшим успехом. С 1328 года само собой повелось, что его князьями были князья московские. Это своего рода личная уния двух государств (подобно Польше и Литве до 1569 г., когда у них бывал один общий государь, или Карлу испанскому, с той поры (1520 г.), когда он, не переставая быть королем в Испании, стал императором германским).

Вражда сословная; усобицы

Особенностью новгородской жизни была резко выраженная сословная вражда: в населении Новгорода не было единачества; черный народ враждовал с вятшими людьми, бояре-"оптиматы" — с молодшими, с местными "пролетариями", а за партийными счетами совсем забывалось благо и интересы родного города. Пролетариат же быстро рос. К концу XV в. поземельная собственность сосредоточилась в руках немногих. Мелкие собственники ("своеземцы") почти совсем исчезли; если где они и сохранились, то разве в более отдаленных северных частях новгородских пятин. Совсем не стало также черных волостей, т.е. крестьянских общин, которые бы сидели на собственной земле. "Духовенство и знатные люди мало-помалу успели захватить в свои руки все земли, лежавшие в окружающих Новгород областях. Свободные земли если и остались где-либо, то в крайне ограниченном количестве" (Никитский). Так народилась богатая олигархия, денежная (торговая) и земельная. Она лишила население правого суда, держала бедных в экономической зависимости от богатых и создавала чересчур много разных поводов к взаимному неудовольствию и озлоблению. Помимо того, сами бояре враждовали между собою из-за власти (посадничество); с этою целью партии привлекали на свою сторону черных людей, втягивали их в свои личные дрязги, и дело доходило до уличных стычек, которые обыкновенно сопровождались насилием, убийствами и, особенно, грабежом: бедняк рад был случаю поживиться на счет богатого. В разгаре бунта, среди враждующих обыкновенно появлялся владыка, в облачении, с крестом в руках, в сопровождении духовенства. Чаще всего ему удавалось восстановить мир; но главное зло заключалось в том, что масса приучалась попирать закон, своевольничать, что не на чем было ей воспитать в себе патриотического чувства долга и самопожертвования на пользу родины. Этот упрек одинаково применим как к низшим, так и к высшим слоям новгородского населения.

Отдельные случаи (среди многих подобных):

1. Посадника, нажившегося за счет народного кармана, изгоняли из города, грабили его дом, предавали на поток его родню и тоже изгоняли ее (1351).

2. Иногда достаточно было уличной схватки двух человек, чтобы сдерживаемые страсти вылились наружу и превратили ее в целый бунт, с убийствами и грабежом (1421).

3. Бояре, недовольные своим положением, обращались за поддержкой в Москву, при ее содействии набирали в Устюге и на Вятке головорезов, появлялись с ними в богатом Заволочском крае и, плывя вниз по течению Двины, грабили и жгли приречные волости (1421).

4. Боярин Лука, обиженный тем, что в посадники избрали не его, идет на Двинскую землю, собирает там невольников, строит целый укрепленный городок и совершает из него набеги: грабит погосты, не разбирая, чьи они: местной ли чуди, или новгородских поселенцев. Лука убит. Его сын появляется в Новгороде, обвиняя дворян в убийстве отца. Сейчас же на сцену выступают две партии, созываются два веча, дело доходит до вооруженного столкновения, и только владыка в роли примирителя кладет конец народному волнению (1342).

Легкость, с какою вспыхивали такие беспорядки, свидетельствовала: а) о болезненном состоянии общественного организма; б) о непрочности государственного строя: социальный разлад, конечно, должен был отзываться на последнем крайне пагубно. В тяжелую минуту, когда придется решать вопрос о том, быть или не быть Господину Великому Новгороду, старая вражда всхлынет наружу, в этой самой вражде Иван III найдет себе наилучшего союзника, который и поможет ему нанести последний решительный удар новгородской свободе: какую цену в глазах черных людей могла иметь "новгородская свобода"? Выгод она никаких им не давала; стоило ли рисковать из-за нее жизнью и последним имуществом? Москва — та, по крайней мере, всех подведет под одну мерку!..

Ушкуйники

Ушкуйники — разбойничьи шайки (ушкуй — лодка особой постройки). Время: главным образом XIV век. Место "подвигов": Корела, Белозерская область, Поволжье. Грабили татар ("бесетмен") — это считалось даже похвальным. Грабили русские города, тянувшие к московскому князю — враждуя с Москвою, Новгород и на это смотрел сквозь пальцы, хотя временами дорого платился (окуп в 8000 р., взятый Дмитрием Донским в 1386 г.). Разгром камских и волжских татар (1360, 1366). Разгром Костромы, Ярославля (1369, 1370). Разгром всего Поволжья, от Костромы вплоть до Астрахани: 2000 — человек на 70 ушкуях; в Астрахани попали в засаду, и все перебиты (1375).

В такой атмосфере как было не сложиться былине о Ваське Буслаеве? Для новгородцев это был настоящий народный герой, и его разрушительной удали, при отсутствии всякого творчества, сочувствие было вполне обеспечено.

Борьба Новгорода с Москвой. Постепенный перевес Москвы

1. Иван Калита пытается, но неудачно, захватить Заволочье (1337): это был один из главных источников дохода новгородской казны. (Еще Андрей Боголюбский зарился на этот край).

2. Дмитрий Донской: а) поход под Новгород в отместку за ушкуйников. Область опустошена. Предместные города сами новгородцы, из опасения осады, добровольно пожгли; при этом сожжено 24 монастыря (так их много вообще было в городе и в окрестностях). Окуп 8000 руб. (1386); б) новгородцы отказались подчиняться церковному суду митрополита: будем де судиться у своих владык. Это грозило распадением церковного единства Русской земли (1385), а без него пошла бы вообще насмарку объединительная работа московских князей. Дмитрий силою заставил Новгород отказаться от своего намерения (1393).

3. Василий I . Временный захват истоков Сухоны ведет к борьбе за обладание бассейном Северной Двины: "куда текут реки, туда и человек гладит (идет)"; охотничьи ватаги московских промышленников в северные леса уже появлялись не раз. Опасаясь соглашения Новгорода с Витовтом, который стремился подчинить себе Новгородскую общину, Василий так парирует этот возможный удар: захватывает Двинскую область, приводит население к присяге (1397), чтобы удержать его в своих руках, дает ему так называемую льготную Двинскую грамоту; кроме того захватывает у Новгорода Волок, Торжок, Вологду, Бежецкий Верх, со всеми волостями. Новгородцы, однако, отбили свои земли. Мир заключен "по старине"; Новгород обязался с Витовтом не сноситься (1398).

4. Василий II. Дальнейший шаг в северном направлении: присоединение Устюга: теперь все течение Сухоны вплоть до слияния ее с Югом и образования Северной Двины, в руках Москвы. Это большая угроза Новгороду: Заволочье — мост, соединявший Новгород с его восточными колониями: Пермью, Югрой, Вяткою; заняв течение Двины, Москва перережет путь туда. Убежище, данное Дмитрию Шемяке, приводит к войне. Яжелбицкий договор: а) контрибуция в 10 000 рублей; 6) грамоты вечевые действительны лишь с печатью великого князя или его наместника; в) обязательство не принимать у себя никого из князей, враждебных Москве (1456). Договор этот — преддверие к полной утрате политической самостоятельности.

IX. Господин Псков

Политическая независимость Пскова

Первоначально Псков входил в состав Новгородской общины и находился в прямом подчинении от нее, как один из ее "пригородов". Но постепенно город освободился от своей зависимости, стал на положение "младшего брата" Великого Новгорода, получил собственное вече, собственных посадников, собственный суд, и хотя в делах церковных остался по-прежнему под началом новгородского владыки, однако свой церковный суд владыка творил теперь одними лишь псковскими силами: посылать для разбора духовных дел судей-новгородцев он уже не имел более права. Одним словом, став в положение младшего брата, Псков превратился из пригорода в самостоятельную, политически совершенно независимую общину, — сам стал "Господином Псковом". Такой новый порядок был установлен соглашением, заключенным с новгородцами в Болотове в 1348 году.

Чем вызвано было отделение Пскова от Новгорода

1. Новгородская область вообще не представляла из себя единого целого: это было государство, где город владычествовал над целыми областями, далеко не всегда связанными с ним ни географически, ни экономически. Так, Торжок и Волок Ламский лежали за Ильменско-Волжским водоразделом, т.е. географически тянули к Москве, а не к Новгороду; точно так же и Вятка, Двинский край — недаром последний носил характерное название Заволочья. Население Двинской земли с трудом переносило свою зависимость: новгородцы до такой степени грубо и эгоистично эксплуатировали богатства края, что вызывали в населении открытый протест, выражавшийся в избиении и изгнании данщиков (лиц, посланных за сбором дани), будь это даже сам князь со своею дружиной. Готовые всегда изменить новгородцам, двиняне представляли заманчивую приманку для суздальских, а позже московских князей; уже Андрей Боголюбский делает попытку перетянуть двинян на свою сторону; по тому же пути шли и наследники Ивана Калиты. Чтобы удержать Заволочье в своих руках, Новгороду приходилось волей-неволей управлять им на военном положении. Подобная же эгоистическая политика лежала в основе отношений Новгорода и к Пскову.

2. Вообще, отношение Новгорода к своим областям напоминает Древний Рим и его провинции. Римская провинция, область завоеванная, уже в силу одного этого рассматривалась, как добыча завоевателя, обязанная служить своему новому хозяину, давать то, что от нее потребуют, и довольствоваться тем, что дадут ей из милости.

3. Расположенный на западе новгородских владений, Псков являлся для них передовым военным укреплением; вся тяжесть натиска литовцев и Ливонских немцев падала главным образом на него. При неудаче — всего горше доставалось ему; в случае удачи — львиную долю захватывал Новгород.

4. В такой обстановке Псков, богатый торговый город, особенно сильно чувствовал несправедливость и внутреннее противоречие сложившихся отношений к Новгороду. Сознание своего права на самостоятельное существование неуклонно росло в нем и с годами должно было найти себе выход.

Государственный строй Пскова

Отделившись от Новгорода, Псков стал независимым государством с демократически-республиканским устройством, подобно своему старшему брату, с теми же, как и у него, органами правительственной власти: с князем, вечем, Боярским советом ("господой") и посадниками.

1. Князь

Князья в Пскове стояли совсем на заднем плане, на положении кормленщиков: они ходили на войну, защищали страну и отправляли суд — все остальное находилось в руках веча.

2. Вече

Псковское вече — вот кто был настоящий государь и правитель. Все важнейшие вопросы управления сосредоточивались в его руках: объявление войны и мира; внешняя политика: сношения с соседями, снаряжение посольств, прием чужеземных; назначение областных и городских правителей; даже управление военными делами. Князь распоряжался своею дружиной, с которой пришел, распоряжался в походе и воеводами, действуя там, как главнокомандующий, самовластно и безапелляционно, но выбор самих воевод, непосредственных своих помощников и сотрудников, принадлежал не ему, а вечу.

3. Взаимные отношения классов населения

От соперничества за власть, от партийной борьбы не уберегся, подобно Новгороду, и Псков; но здесь эта борьба никогда не принимала тех размеров, а главное, не вела к тем пагубным последствиям, как там. Междоусобицы в Пскове были крайне редки; редки и насилия черни; вечевые собрания проходили гораздо спокойнее. Про псковичей можно сказать, что они были государственнее новгородцев, политически воспитаннее их. Этой сравнительно большей политической воспитанностью псковичи обязаны были главным образом двум обстоятельствам: ограниченности и географическому положению своей территории, — положение, отрицательные стороны которого, вдобавок, усиливались еще и топографией (конфигурацией) ее.

4. Ограниченные размеры Псковской территории

Негде было вырасти крупному боярскому землевладению (латифундиям), а следовательно, и сложиться резкой социальной розни между классами (между бедными и богатыми), как это случилось в Новгороде, где демократия выродилась в нездоровое противопоставление олигархии — охлократии (привилегированная кучка из аристократов, с одной стороны, и чернь, толпа — с другой).

5. Топография и географическое положение Псковской территории

По своему очертанию (внешнему виду) Псковская область представляла длинную, узкую, вытянувшуюся с севера на юг полосу: 300 верст в длину и едва 100 верст в ширину. Соприкасаясь с Орденом Меченосцев, с Литвою и с Московскою Русью, вынужденный вести, особенно с немцами, постоянную, почти беспрерывную войну в топографических условиях крайне невыгодных, и не располагая большими военными силами, Псков на опыте понял, что только единение общественных сил обеспечит ему успех в борьбе с врагами. Враг был силен, настойчив, и времени для внутренних распрей не хватало, да и слишком уж они дисгармонировали с ненормальным положением промышленного и торгового населения, вынужденного отрываться от своих лавок и промысла и хвататься за оружие. Рассчитывать на Новгород было напрасно: хотя Болотовский договор и обязывал его взаимной помощью, но зачастую соображения чисто коммерческие становились на пути к выполнению принятых на себя обязательств. Так, например, в 1367 году Новгород отказался поддержать псковитян, отговариваясь тем, что в ту пору много новгородских купцов со своими товарами находилось в Немецкой земле и, втянись он в войну, те понесли бы большой ущерб.

Историческая заслуга Пскова

Почти три века пришлось Пскову выдерживать натиск враждебных сил; германские волны, затопив поля бодричей, лютичей и поморян, не остановились здесь, но продолжали разливаться все дальше и дальше на Восток, пока не докатились до каменных стен Изборска и Пскова. Упорно и неоднократно пытались они подмыть их, но Псков мужественно отстоял себя, охраняя не только свою, но и всю Русскую землю. Конечно, до границ псковских морской вал докатился уже несколько ослабленным, но значение отпора, данного немцам псковичами, от этого не умаляется. Волны были еще достаточно мощны, чтобы отторгнуть и от Русского Поля немалый кусок земли, не выдержи изборские и псковские стены, не загороди они им дорогу, не отбрось их назад. Вот почему борьба Пскова с Ливонским орденом получает значение не только местно-русское, но и общеевропейское.

Псковская Судная Грамота

Самостоятельное положение, политическая независимость вызвали у псковитян потребность в собственных законоположениях и породили так называемую Псковскую Судную Грамоту. Первоначальная редакция ее 1397 года; позже она продолжала дополняться и законченный вид получила лишь в 1467 году. Это законодательный памятник той же категории, что и Русская Правда или Судебники 1497 и 1550 гг. Источниками служили, как и там, обычное право и княжеские постановления прежних времен. Но есть и отличия, которые роднят Псковскую Грамоту с будущим Уложением царя Алексея Михайловича: помимо чисто судных дел (судоустройство и судопроизводство), Грамота содержит немало постановлений по гражданскому и уголовному праву. Накануне своего политического падения Псков как бы хотел подвести итоги, резюмировать все то, что он сумел выработать в течение своей жизни. "Основная цель, с которою была предпринята кодификация "псковских пошлин", состояла в закреплении de jure тех черт гражданской самобытности "господина Пскова", которые создавались веками. Но это закрепление всего более обеспечивалось собранием воедино норм права процессуального и права гражданского, в которых своеобразие народной жизни вольного города могло отразиться (и отразилось в действительности) всего явственнее" (Филиппов).

ЛИТЕРАТУРА

С.М. Соловьев. Даниил Романович, князь Галицкий. Современник. 1846. Т. I. Н.П. Дашкевич: 1) Княжение Даниила Галицкого по русским и иностранным известиям. Киев, 1873 (из "Киев. Унив. Изв.", 1873, №№ 6, 9, 10); 2) Переговоры пап с Даниилом Галицким об унии юго-западной Руси с католичеством. Киев. Ун. Изв. 1884, август (отд. оттиск под заглавием: "Первая уния Юго-Западной Руси с католичеством. (1246-1254). Киев, 1884"). С.А.К. Исторический очерк сношений Даниила Галицкого с Иннокентием IV. "Вестник Зап. России". 1869, № 8. Гр. Д.А. Толстой. Римский католицизм в России. СПб., 1876. I. Pelesz. Geschichte der Union der Ruthenischen Kirche mit Rom von den altesten Zeiten bis auf die Gegenwart. Wien. 2 Bunde. 1878 — 1880. В.Б. Антонович: 1) Очерк истории Великого княжества Литовского. Киев, 1878; 2) Монографии по истории Зап. и Юго-Зап. России. Т. I. Киев, 1885. Н.П. Дашкевич: 1) Литовско-русское государство. Киев. Ун. Изв. 1882 — 1883; 2) Заметки по ист. Лит.-Русск. государства (Литовско-Русское государство, условия его возникновения и причины упадка). Киев, 1885; 3) Борьба культур и народностей в Литовско-Русском государстве в период династической унии Литвы с Польшей. Киев. Ун. Изв. 1884, октябрь, декабрь. И.И. Лanno: 1) Западная Россия и ее соединение с Польшей в их историческом прошлом. Историч. очерки. Прага, 1924; 2) Литовско-Русское государство в составе Речи Посполитой. "Научные труды Русск. Народ. Ун.-та в Праге". Т. II (1929); 3) Великое княжество Литовское за время от заключения Люблинской унии до смерти Стефана Батория. Т. I. СПб., 1901. М.К. Любавский: 1) Очерки истории Литовско-Русского государства от Люблинской унии включительно. М., 1910; 2) История Литвы. М., 1911; 3) Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания первого Литовского статута. М., 1892; 4) Литовско-Русский сейм. М., 1901; 5) Феодализм в Литовско-Русском государстве. Энц. слов. Брок.-Ефр., XXXV, с. 550-552. Пичета. Литовско-русское государство. Русская История, под ред. Довнар-Запольского, II, 337 — 439. Леонтович. Очерки истории литовско-русского права. Образование государственной территории. СПб., 1894. Владимирский-Буданов. Немецкое право в Литве и Польше. Ж. М. Н. Пр. 1868. Он же. Крестьянское землевладение в Западной России до серед. XVI в. Киев, 1892 (из Чтений Общ. Нестора-Летописца, VII). Максименко. Сеймы Литовско-Русского государства до 1569 г. Харьков, 1902. Довнар-Запольский. Государственное хозяйство великого княжества Литовского при Ягеллонах. Т. I. Киев, 1901. Филевич. Борьба Польши и Литвы за Галицко-Волынское княжество. СПб., 1890. I. Wolff. Rod Gedymina. Krak., 1886. К. Stadnicky. Synowie Gedymina. Krak., 1875-1877 (Rozprawy wydz. hist.-fil. Akad. Urn. III). Prochazka. Ostatnie lata Witolda. Krak., 1882. Он же. Szkice historyczne z XV wieku. (1884). Stan Kutrzeba. Unia Polski z Litwa. Krak., 1914. O. Halecki. Dzieje unii Jagiellrinskiej. 2 torn. Krak. 1919-1920. Al. Bruckner. Wplywy polskie na Litwie i w Slowieris-zczyznie wschodnej Polska w kulturze powszechnej. Cz I. Krak., 1918. St. Smolka. W pie,ciowiekowa rocznic (1386). Krak., 1886. A.H. Клепинин. Св. Александр Невский. Париж, 1927. Г. Вернадский. Два подвига св. Александра Невского. "Евразийский Временник", кн. IV (1925). (Литературу о феодализме см. в "Спорных вопросах...", № 28). Москва в ее прошлом и настоящем. 12 вып. М., 1900, с многочисл. иллюстрациями. Н. Станкевич. О причинах постепенного возвышения Москвы. Уч. Зап. Моск. Ун. 1834, № 1, 2. В. Вешняков. О причинах возвышения Московского княжества. СПб., 1851, изд. 2-е. СПб., 1909. М.К. Любавский. Возвышение Москвы. "Москва в ее прошлом" (см. выше), вып. 1. И.Е. Забелин. Москва (история города); Энц. слов. Брок. — Ефр., XIX, 927-936. С.Ф. Платонов. О начале Москвы. Собр. соч., изд. 2-е. СПб., 1912. Костомаров. Начало единодержавия в Древней Руси. "Вестник Европы". 1870, №№ 11 — 12 ("Монографии". Т. XII). Забелин. Взгляд на развитие московского единодержавия. "Историч. Вестник". 1881, февр., март, апр. Сергеевич. Как и из чего возникла территория Московского государства. "Новь". 1886, янв., кн. 2; февр., кн. 1. Он же. Вольные и невольные слуги московских государей. "Наблюдатель". 1887, №№ 2, 3. Чичерин. Духовные и договорные грамоты вел. и удельных князей. "Опыты по истории р. права". М. 1858. - В.Н. Дебольский. Духовные и договорные грамоты московских князей, как историко-географический источник. СПб., 1901 -1903 ("Записки Имп. Русск. Археолог. Общ.". Т. XII). М.Д. Приселков. Ханские ярлыки русским митрополитам. СПб., 1916. М.А. Дьяконов. Власть московских государей. Очерки из истории политических идей Древней Руси до конца XVI века. СПб., 1889. Изд. 2-е, литограф, "для учебных целей". СПб., 1909. Он же: К истории древнерусских церковно-государственных отношений. "Историч. Обозр.". Т. III (1891). Ключевский. Содействие церкви успехам русского гражданского права и порядка. "Творения св. Отцов". 1888. IX (перепеч. "Очерки и речи В. Ключевского". М., 1913). А. Готлиб. Царская власть в Византийской империи. Энц. слов. Брок. — Ефр., XXXVII, 835-838. Прозоровский О регалиях, приписываемых Владимиру Мономаху. "Труды III Археолог. Съезда". Т. II. Киев, 1878. А.С. Пресняков. Образование Великорусского государства. Очерки по истории XIII — XV столетий. СПб., 1918. А.Н. Пыпин. Московская старина. "Вестник Европы". 1885, янв. Н.И. Веселовский. Татарское влияние на посольский церемониал в московский период русской истории. СПб., 1911 ("Отчет Имп. СПб. Унив. за 1910 год"). Павлов-Силъванский. Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства. СПб., 1898 (перепеч. в Собр. соч. Т. I. СПб., 1909). Любавский. Образование основной государственной территории Великорусской народности. Заселение и образование центра. Ленинград, 1929.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Просвещение, культура и общественность в Древней Руси
862 — 1462

I. Общие замечания

Как высока была культурность русского народа в середине IX в.?

Было бы крайне ошибочно, как это допускалось некоторыми учеными сравнительно еще недавно, представлять себе русскую народность в момент ее появления на историческом поприще каким-то полудиким или варварским народом. Наоборот. Наши предки уже в ту пору обладали культурой далеко не низкой. К тому времени они уже успели сложиться в прочные общественные союзы, жили городами, занимались земледелием и разными промыслами. Различие по роду занятий уже тогда положило начало будущему устойчивому делению людей на классы — воинов, торговцев, земледельцев, промышленников, ремесленников, уже тогда положило известную грань между правителем и управляемыми. В середине IX века наши предки вели деятельную и оживленную торговлю с соседями: как с ближними (хазары), так и с дальними (Византия), самостоятельно возили свои товары на иностранные рынки, что необходимо предполагает существование известного рода определенных соглашений с теми странами, куда эти товары ввозились или откуда их вывозили. Хазары в ту пору были самой культурной народностью на пограничной европейско-азиатской полосе; Византия находилась в расцвете своих духовных сил, и уже в силу одного этого хазарская и византийская торговля не могла свестись к простому обмену товаров, но неизбежно вела также к обмену культурных идей и материальных достижений. Предание о том, что Аскольд умер христианином, свидетельствует о давнем проникновении христианского учения в Русскую землю. Почва для принятия христианства была расчищена уже с того времени, и оно действительно не замедлило пустить в Русскую землю свои благотворные корни.

Культурное влияние христианства и Византии

Введение христианства в России, притом в его грековосточной форме, наложило яркий отпечаток на все просвещение и культуру русского народа, определило характер его будущей образованности, культурные и международные связи, симпатии и антипатии, — все то положительное и отрицательное, что несла с собою эта грековосточная форма христианства. Новая вера обогатила русского человека ценными духовными приобретениями, но одновременно оставила вне круга его наблюдений и понимания немало других ценных завоеваний человеческой мысли единственно лишь потому, что на них лежал отпечаток, пускай тоже христианский, но не грековосточный.

Принятие христианства от греков навсегда выделило русский народ за пределы римско-католического мира. Северные неофиты Византии вместе с религией восприняли от нее и ее чувство недоверия к Риму, держали себя враждебно к "латинству", сознательно чуждались его, к тому же немало содействовали и географические условия: положение России на отдаленной окраине Европы. Отчуждение это, правда, выросло не сразу; в первые века, когда проводником христианства, кроме Византии, была также и Болгария*, оно не исключало соприкосновения, даже известных заимствований с Запада; но все же общей жизни, общих интересов, взаимного понимания при таком отчуждении быть не могло. На почве отчуждения выросла даже целая литературная полемика с "латинами", нарочитое подчеркивание заблуждений римской Церкви, и хотя вопросы этого рода остались достоянием сравнительно тесного круга лиц, но самые лица эти принадлежали к передовому, наиболее культурному и, следовательно, руководящему классу общества, так что пропасть, вырытая между православным Востоком и католическим Западом, не только не сглаживалась, но, наоборот, становилась все шире и глубже.

______________________

* См. ниже.

______________________

А между тем связи с самой Византией далеко не были так интенсивны, разнообразны и постоянны, как, например, узы, соединявшие новые германские народности и государства с духовным центром Латинского мира. Помимо того, что народности эти заложили свою государственность или непосредственно на территории древнего классического мира, или у самых его границ, русский же народ и географически был отдален от Византии; и не говоря также про то, что и от этой-то далекой Византии русский народ был почти совсем отрезан полудикими азиатскими кочевниками (половцами, а позже татарами), что еще более затрудняло общение с нею; — помимо всего этого, сама Византия в своих отношениях к народам, которых она просвещала светом христианства, мало походила на Рим. Римская Церковь, настоящая ecclesia militans, никогда не довольствовалась одним формальным обращением в христианство: она постоянно вела деятельную пропаганду своих идей и вместе с крестом, символом нового вероучения, несла свой язык, свою литературу, свои учреждения. Византия же обыкновенно довольствовалась простым установлением своего авторитета в делах церковных и политических; в ее действиях ей недоставало активности, именно того, что так характеризует римскую Церковь. Вот почему вне чисто административных отношений связь с греческой Церковью чувствовалась сравнительно слабо. К тому же латинский язык, став у новообращенных народов Западной Европы языком Церкви, одним этим крепко спаял последних с Римом; богослужение же в русской церкви велось на языке славянском, чуждом языку той Церкви, которую русские считали своею духовною матерью и наставницею.

Во всяком случае христианство, будучи введено на Руси, стало большою культурною и политическою силою. Оно внесло новые понятия о нравственности и общественности; новые идеалы; положило начало просвещению и письменности. Мысль о братстве, как о такой духовной силе, которая побуждает нас действовать в дружном согласии не во имя одних только грубых эгоистических и материальных интересов, раньше народной массе была совершенно чужда: народ инстинктивно чувствовал свое племенное единство, но не больше, Церковь создала новые связи, выяснила, закрепила прежние и в значительной степени содействовала росту того сознания, которое позже превратит разрозненные племена в единую нацию. Отсюда — громадное политическое значение Церкви в жизни русского народа: она стала учреждением государственным.

Вводя христианство, Владимир и Ярослав поняли необходимость привить русскому народу, кроме веры, также и гражданскую культуру греков, перенять у них их образованность и знания. Предстояло снабдить молодые силы, призванные к новой жизни, реальными средствами для охраны своей национальности и государственности. С этою целью они заводили школы, привлекали детей лучших граждан к учению, заботились о переводе греческих книг, строили церкви, выписывали из Греции мастеров-строителей и художников. Ярослав очень заботился о переводе книг с греческого языка, основал первую на Руси библиотеку. По выражению летописи, Владимир "взорал и умягчил" Русскую землю, просветив ее крещением, а сын его "насеял книжными словесы сердца верных людей".

Большая разница в просвещении на Руси и в Западной Европе

Глубоких корней деятельность Владимира и Ярослава, однако, не пустила; подражателей себе они не нашли. Притом просвещение насаждалось исключительно церковное; будучи уделом почти исключительно одного духовного класса, оно получило характер религиозно-церковный, и этот отпечаток густой краской лег на всю древнюю русскую литературу. Литература, обогащаясь количественно, была переводная или подражательная, лишенная самостоятельности. Мировая литература до XVI века почти отсутствовала, и поэтическая мысль, если и дала ценные образцы художественного творчества, все же просвещения собою еще не выражала. Научного движения не существовало в Древней Руси ни в Киевский, ни в Московский период; знания технические ограничивались одной архитектурой, главным образом, церковного.

Между тем, на Западе в это время уже возникли университеты (Париж, Болонья, Падуя, Салерно, Оксфорд, Саламанка, Прага); религиозно-церковный отпечаток, наложенный Церковью на просвещение, не помешал тому, чтобы в них разрабатывались: философия, богословие (Париж), римское право (Болонья), медицина (Салерно); само католичество как вероучение подверглось всестороннему изучению ("Summa Theologiae" Фомы Аквинского); народилась схоластика — стройная система научного мышления; даже в тесной сфере монашеской жизни наблюдается большое разнообразие ее форм (ордена Бенедиктинский, Францисканцев, Доминиканский); наконец, соприкосновение с арабами тоже немало расширило умственный горизонт западноевропейского человека (алгебра, медицина, география, поэзия, искусство, философия).

Просвещение есть всегда удел сравнительно немногих: в толщу народную оно проникает туго, и даже у народов с высокой культурой оно есть достояние лишь верхнего, наиболее образованного класса. Поэтому толща народная и на Западе, как у нас на Руси, оставалась духовным просвещением не затронутой; зато на Западе абсолютное число просвещенных людей было значительно больше, а потому и благотворное влияние его на непросвещенную народную массу сильнее и прочнее.

Сказанное свидетельствует не о меньшей способности русского народа к просвещению (таковую он доказал всей последующей своей историей), а о неблагоприятно сложившихся условиях, тормозивших и, действительно, сильно задержавших культурный рост народа.

Что обусловило эту разницу

На Западе:

Существовала известная преемственность классического мира: живая традиция просвещения никогда не прерывалась; просвещение могло временами падать и потухать, но никогда не умирало. Пытливый дух человека там никогда не угасал. Толчок к умственной работе и материалы к ней были уже даны предварительно; огонь тлел под пеплом и только ждал, чтоб его раздули (Голубинский).

На Руси:

1. Не было достаточно внешних и внутренних побуждений к насаждению образования, не было самого огня, и чтобы добыть его, требовались особые усилия и работа.

2. Русский народ жил на окраине культурного мира, непосредственного соприкосновения с наследием древней цивилизации не имел, завести просвещение было ему много труднее, необычайно трудно было и взрастить его.

3. Сношения с Византией, главным источником нашего просвещения, были недостаточно интенсивны.

4. Помехи внешние: княжеские усобицы, набеги половцев, татарское иго.

5. Разобщенность с Западом, как следствие татарского ига. Особенно это применимо к Северо-Восточной (будущей Московской) Руси. Русские силы уходили и тратились на цели, сами по себе отрицательные: на то, чтобы вынести и благополучно пережить тяготу татарского ига; все внимание обращено было в сторону Востока, и обернуться к Западу, принять участие в его духовной жизни, — было не до того. Татарский Восток цепко держал в своих руках Русскую землю и не пускал ее от себя. Вдобавок, немцы и Литва одновременно с тем выставили крепкий заслон с Запада и загородили дорогу. Разобщение настало полное. Если где что и знали о Западе, то в одном Новгороде, но Новгород своим знанием не делился с Москвой — тому мешали политическая рознь и вражда. Разобщение неизбежно привело к отчуждению и недоверию. Византия воспитала в русском человеке религиозную нетерпимость к Риму, последняя усиливалась сознанием, что "латынянин" в то же время и враг политический. В этом отчуждении единственная выгода была та, что онс помогло русскому народу отчетливее понять свои национальные особенности, выделить свою народность, научиться ценить ее. Лучшее средство для охраны своей самобытности он признал в создании сильного, прочного государства; в этом направлении он и работает на протяжении ряда веков, готовый идти на большие жертвы ради достижения поставленной цели.

Культурный слой древнерусского общества и его представители

Сказанное выше дает основание некоторым нашим историкам утверждать, что просвещение русское в домонгольский период состояло "в одной грамотности или одном уменье читать", в "самопросвещении посредством книг", причем количество самопросветившихся было "сравнительно очень невелико", а самый выбор книг ограничен, и что, вообще, русское просвещение находилось в ту пору "на самой последней степени невысоты, какая только возможна" (Голубинский).

Действительно, самостоятельных изысканий, научной работы, подобной той, что велась в ту пору на Западе, древняя Русь совсем не знала; сведения, находившиеся в ее обращении, были заимствованными; самостоятельные произведения ума, литература оригинальная, была ничтожна и, можно сказать, тонула в литературе переводной, эта же последняя, вместо реального знания, сплошь и рядом вносила и закрепляла самые искаженные представления об окружающем мире, населяя его фантастичными существами и явлениями.

И все же данную оценку домонгольского периода можно принять лишь с большой оговоркой. Великое дело, совершенное Владимиром Святым, — введение христианства — как-никак выделило из общей массы общества известный культурный слой и позволило ему прикоснуться к тому просвещению, что доходило из Болгарии и Византии. Слой этот был не только грамотный: читая, он думал над прочитанным; может быть, он не всегда толково разбирался в нем, во всяком случае он мыслил, ставил вопросы. Слой этот был очень, даже очень тонкий, напоминая собою глазурь, наведенную на грубую глиняную посуду, или лак, под которым скрывается неотесанное дерево; но эта "глазурь" все же была налицо, она-то и послужила исходным началом будущего духовного прогресса и помогла искре, зароненной Владимиром, разгореться впоследствии ярким огнем.

На этом слое, тонком и хрупком, зиждилось будущее просвещение России, из него оно выросло. Из кого же состоял он? Прежде всего это были люди из духовенства, уже в силу своих обязанностей и положения не чуждые книге; затем правящий классе: князья и дружинники. Отдельные единицы — культурные сливки — даже смогли или сумели вплотную прикоснуться к византийскому знанию, так сказать, напитаться им, как, например, митрополиты Иларион, Климент Смолятич, епископ Туровский Кирилл; другие, степенью ниже, но все же высоко возвышавшиеся над толпой, сознавали значение образования, искали его. Всеволод, сын Ярослава Мудрого, владел пятью языками; знатоком языков, большим любителем книг был и Ярослав Осмомысл; смоленский князь Роман Ростиславич тратил большие деньги на заведение школ, содержание учителей, набирая их из греков и латинян; знаменитый Владимир Мономах не только читал, но и писал. "Еще более замечательным ревнителем просвещения был великий князь владимирский Константин Всеволодович (сын Всеволода III). Наученный многим языкам, он не щадил ничего для приобретения книг, держал при себе ученых людей и заставлял их переводить с греческого языка на славянский; в библиотеке его находилось одних греческих книг более тысячи, которые частию были куплены им самим, а частию получены в дар от патриархов" (Макарий).

Наиболее яркими представителями этого культурного слоя были: 1. Митрополит Иларион, современник Ярослава Мудрого, написавший "Слово о законе и благодати и Похвалу кагану нашему Владимиру". Основная мысль: светом христианского учения Русь обязана не константинопольской Церкви, не грекам, а Владимиру, своему князю. Это произведение, выдающееся по силе природного таланта и ораторского искусства. Образованный человек, хорошей школы, большой мастер в отделке частностей, оратор самого высокого разряда, изящный в изложении мысли, Иларион нигде не доводит своего красноречия до излишества; зная в совершенстве науку ораторского искусства, он всегда соблюдает должную меру и с замечательным умением построяет свою речь. "Слово" Илариона стоит на уровне самой блестящей и безукоризненной речи. Это Карамзин XI века (Голубинский). Это "перл всей нашей духовной литературы первого периода" (митрополит Макарий). "Во всей нашей словесности, древней и новой, я ничего не знаю, что изображало бы нам нашего Владимира Великого вернее и живее, с такой правдой исторической, чувством сердечным, прелестью и свежестью выражений и поэтическим колоритом. Видно в каждом слове, что говорит человек по собственному наглядному опыту коротко знакомый со своим любимцем, следивший за ним долго и с любовью; и когда его не стало, в один раз все долголетние думы и чувства сердца высказал в своей пламенной речи, запечатлел в образе, которым этот чудный и святой государь является глазам самого позднего потомства как бы присущим, живым. Так живописуют одни лишь великие художники" (Бодянский). "Слово" пользовалось большою известностью у русских книжников; они брали его за образец при составлении своих "слов" и "похвал" И не только русские, но и сербские: они списывали сочинение Илариона и руководились его красноречием.

Примечание. "Слово" состоит из двух частей: в первой, вступительной, автор доказывает преимущества Нового Завета, христианства ("благодать") перед Ветхим Заветом и его олицетворением, иудейством ("закон"). Вторая часть содержит "Похвалу князю Владимиру", как насадителю этой "благодати" в Русской земле, просветившему ее светом крещения. В деле крещения Иларион особенно старательно подчеркивает личную инициативу князя, может быть, не без полемических соображений. Незадолго до составления "Слова", в 1037 году, учреждена была русская митрополия, из Византии прислан был с многочисленным клиром грек-митрополит, что открыло греческому влиянию широкий доступ в России. Новоприбывшие, по-видимому, старались понизить значение Владимира в деле введения христианства на Руси, приписывая главную заслугу константинопольской Церкви — эту мысль и парирует Иларион в своем произведении (Истрин).

2. Другой киевский митрополит, тоже из природных русских, Климент Смолятич, современник Изяслава II. Современники называли его "книжником и философом, какого в Русской земле не бывало". Его "Послание к пресвитеру Фоме" дает основание говорить о знакомстве автора с классическими писателями древности (Гомер, Аристотель, Платон), если не непосредственно, то по крайней мере из вторых рук. Помимо того, Послание "важно для нас само по себе, как факт полемики между двумя направлениями богословской мысли; одно держалось строго отцов Церкви и Сб. Писания, другое — признавало возможным в своих философско-богословских рассуждениях черпать материал и из писателей светских, принадлежавших античной языческой древности. Важна, стало быть, наличность полемики, показывающей степень напряжения философских и богословских интересов среди выдающихся русских людей XII века" (Перетц).

Если философская мысль, как известное умственное течение, наподобие того, какое наблюдается в средние века в Западной Европе, — в Древней Руси и отсутствовала, все же отрицать в ту пору у нас "существование некоторых философских сведений и прочного "мировоззрения", отдельные пункты которого были не лишены философской окраски, нет никаких оснований" (Чижевский), хотя самые сведения брались из вторых рук, притом в передаче далеко не всегда ясной и точной. Роль передаточной инстанции выполняли хроники Малалы, Амартола, особенно сборник "Пчела", обильно снабженный изречениями, заимствованными у Аристотеля, Демокрита, Диогена, Эпиктета, Эпикура, Пифагора, Сократа, Филона. Кроме того, в XII в. на Руси появился перевод Богословия Иоанна Дамаскина ("Слово о правой вере"),

"Дамаскин из всех авторов сыграл наибольшую роль для воспитания способности к философскому мышлению в образованной части русского общества. Строгая аристотелевская школа мысли Иоанна, ясное изложение, хороший перевод должны были сильно содействовать делу" (М. Шахматов).

3. Есть основание допускать существование во времена Климента Смолятича русского Схедария, т.е. Объяснительного словаря, расположенного в азбучном порядке. Он толковал значения слов, синонимов; учил произношению и правильному написанию их, представлял собою своего рода высший курс грамматики. Если это так, то "придется признать, что Древняя Русь обладала не одной только низшею грамотностью, состоявшей в умении читать и писать, но грамотностью высшей. Хотя это еще не была настоящая наука, все же это был известный шаг на этом пути" (Голубинский).

4. Кирилл, епископ Туровский, современник Андрея Боголюбского, большой мастер ораторского слова. Ученик греческих церковных ораторов, он позаимствовал от них их знания и искусство, но остался самим собою, сохранил свою оригинальность, и его проповеди, отнюдь не слепое подражание образцам, а продукт самостоятельного творчества. Подобно Илариону, Кирилл также прошел научную школу; он изучал науку проповедничества, знал ее и писал свои проповеди, применяясь к тем требованиям, какие эта наука предъявляет к оратору.

5. Нестор и Сильвестр, составители Первоначальной летописи.

6. Феодосии Печерский, автор многочисленных (до десяти) поучений.

7. Владимир Мономах, автор "Поучения детям".

8. Даниил Паломник, автор "Хождения по святым местам".

9. Неизвестный по имени автор "Слова о полку Игореве".

Эти последние "свидетельствуют о живом возбуждении просветительных интересов, о стремлении внести в жизнь сознательные начала, о высоком настроении чувства — но для всех этих задатков не нашлось, к сожалению, достаточной опоры в правильной постановке просвещения, а затем и в благоприятных внешних условиях" (Пыпин).

Двоеверие. Народные праздники и поверья

Рядом с указанным тонким культурным слоем стояла масса народная, т.е. все остальное население страны, косневшее в невежестве. Школ было ничтожное количество, почти полное отсутствие их; они существовали только в главных городах, да и то лишь немногие из жителей данного города пользовались их услугами. Вот почему, хотя христианство и пробило в толще народной некоторую брешь, но на первых же порах брешь эта засорилась так называемым двоеверием, механическим сочетанием христианской веры с верованиями языческими.

Приняв крещение и отказавшись от своих языческих богов, русские люди далеко еще не стали христианами в истинном значении этого слова. Конечно, проповедь и борьба духовенства с языческими верованиями делали свое дело; сознание достоинства новой веры постепенно проникало в народную массу; но самые верования и прежние обычаи, при всем их противоречии с новым учением, не исчезли, только приладились, и то не во всем, к христианским формам. Люди ходили в церковь, носили нательные кресты, молились христианскому Богу, выполняли обряды, предписанные Церковью при совершении брака, при похоронах, в болезни, при рождении, но не забывали и своих языческих богов, молились, продолжали приносить жертвы и им. Вчерашние поклонники Перуна и лешего свели в массе новую веру к тому, что усвоили лишь новые формы, приспособив их к старому содержанию, лишь перелицевали старые праздники и обряды, переодев их в иную одежду, под другим названием. Христианские святые почитались, но в них видели тоже богов. Обе веры мирно уживались, одна подле другой. Поклонение огню, болотам, душам умерших продолжалось по-прежнему; трапезы роду и рожаницам ставились, как и раньше; за волхвами и кудесниками признавалась высшая сила, правда, сила злая, нечистая, обычно предвещавшая какое-нибудь бедствие; при случае волхвов избивали, сжигали, но совершенно игнорировать их опасались и потому считались с ними. Обычай многоженства ещё долго держался; не везде прекратилось и "умыкание" жен; брачующихся венчали не только церковным браком, но еще и "вокруг ракитова куста", с соблюдением прежних языческих свадебных обрядов. Более того. Долгое время брак церковный считался необходимым лишь для князей и бояр, простонародье же большею частью обходилось совсем без него.

Такое двоеверие, такое механическое сочетание христианства со старым язычеством проходит яркой чертой через всю русскую историю; с течением времени оно слабеет, но не исчезло окончательно даже и в наши дни. Духовенство посильно боролось со злом, обличало (см., например, поучения Серапиона, епископа владимирского, XIII в.), но с малым успехом: лишенная просвещения народная масса не видела серьезных оснований к изменению своих понятий; и духовенство в конце концов оказалось побежденным: борьба пришлась ему не по силам — оно пошло на уступки, приспособляясь к старым верованиям и соглашаясь сохранить их, лишь бы они приняли несколько христианский облик. Создалась сложная амальгама языческих и церковных обрядов, в которых языческая сущность очутилась в христианской оболочке, а новые верования сами оделись в языческое платье. Это особенно наглядно можно проследить на наших русских празднествах, народных и церковных: те и другие тесно прилипли друг к другу и зачастую совершенно перемешались, переплелись между собою. Таковы, например, коледа, масляница, семик и радуница, или Иван Купала, приуроченные к Рождеству Христову, к Пасхе, Троицыну и Иванову дню.

Коледа празднуется под Новый год: в основе этого праздника лежит идея новолетия, начала новой жизни. По времени коледа совпадает с зимним солнцестоянием, с переломом зимы, когда дни начинают нарастать и в природе чувствуется возрождение новой жизни. Приуроченная к христианскому празднику Рождества, в основе которого заложена та же идея, коледа неразрывно слилась с ним, в результате чего получилось смешение двойных обрядов: маскированье, игры (хоронение золота, игра в колечко), гадание (льют воск и проч.) — и "звезда путешествующая", цари-волхвы, идущие на поклонение родившемуся младенцу, символу обновления и новой жизни. Обычай славления ("славить Христа") и собирания подаяния ("колядования") — пережиток языческой веры, когда подарки собирались для общего жертвоприношения божеству. Со днем Крещения, 6 января, кончаются "святки"; обычай купания в иорданской воде (очищение) — чисто языческого происхождения.

Волос, скотий бог, превратился в св. Егория, и в Егорьев день, 23 апреля (конец зимы, начало весны) в деревнях обыкновенно принято выгонять скот на первый подножный корм: "Святой Егорий встал (после зимнего сна) и отворил землю, чтобы росла трава зеленая".

Обычай языческой тризны, пиршества на могиле родственников (ср. тризну великой княгини Ольги над могилою ее мужа Игоря) превратился в масляницу, которая также проходит в еде и питье, причем блины составляют необходимую принадлежность поминовения усопших.

Пасха — праздник весенний; весеннее пробуждение природы выражалось в языческую пору соответственными обрядами, и праздник Воскресения Христова слился с погребением Кострубонька. девушки составляют круг, одна из них падает, ее оплакивают; потом она поднимается при пении радостных песен.

Весенние песни хороводные (с круглым хлебом и красным яйцом) и до сих пор поются на Красной Горке, приуроченной к Фомину воскресенью.

Семик — четверг на седьмой неделе по Пасхе, день русалок. Это праздник, связанный с поминовением умерших и верованием в возвращение души покойника на землю (гадание, бросание венков в воду, завивание березки). В Троицын день (через три дня после семика) русалки падают с деревьев, и для них кончается пора весенних наслаждений.

Радуница — другая форма чествования памяти умерших, тоже приуроченная к Троицыну дню: в домах и перед домами ставятся "березки", а церковь в этот день украшается цветами и растениями: она объясняет этот обычай как "обновление людей силою снисшедшего Духа Святаго", но в действительности это придание христианских форм старому языческому обряду.

С Троицына дня вплоть до начала Петрова поста русалки живут на земле, в лесах, на деревьях, любимом пребывании душ по смерти

Иван-купало — народный праздник солнца, приуроченный к поре высшего солнцестояния, — апогей развития и напряжения солнечной силы и в то же время исходный момент ее предстоящего умирания. Эта двойная идея выражена в целом ряде поверьев и обычаев. В этот день, вернее: в ночь с 23 на 24 июня, зажигают костры, прыгают через них (очищаются), сжигают соломенную куклу, петуха — птицу, угодную солнцу: она первая приветствует рассвет и наступление дня, в эту ночь, и только в эту ночь, однажды в год, папоротник распускает свои обладающие чудодейственной силою цветы; эта же ночь посвящена и культу половой любви (Купала и Ярило; женское и мужское начало; цветок Иван-да-Марья). "Ночь Купалы исполнена чародейных явлений: поверхность реки бывает тогда подернута серебристым блеском; деревья переходят с места на место, и шумом ветвей разговаривают между собою; кто имеет при себе папоротник, тот может видеть, как расходятся дубы и составляют свою беседу, может слышать, как разговаривают они про богатырские свои подвиги. В Иванов день солнце выезжает из своего чертога на трех конях, серебряном, золотом и бриллиантовом, навстречу своему супругу, месяцу; в проезд свой оно пляшет и рассыпает по небу огненные искры" (Соловьев). Празднование купалы приурочено к празднику рождества Иоанна Крестителя. Самое слово купало есть замена слова "Креститель": указание на того, кто купал в воде.

Илья Пророк — слился в понятиях народных с Перуном Громовержцем: считается естественным, если 20 июля гром гремит и Илья "катится по небу на своей колеснице".

Примечание. Два мира. Эти два слоя, культурный и двоеверный, передовая часть общества и темная толпа народная, представляли собою два отдельных, различных мира, каждый со своими идеалами, своим миропониманием. Раньше, до введения христианства, такого рода раздвоения не существовало, а не станет ли оно теперь, с течением времени, усиливаться, и пропасть между "простым" и "образованным" классами, между "подлым" и "благородным" не окажется ли со временем еще более глубокою? "Разрыв с народом" обыкновенно связывается с реформою Петра Великого, — не начался ли, однако, он еще с XI — XII вв.? Иван Грозный гордится своим "иностранным" происхождением; князю Хворостинину, этому Чаадаеву XVII века, "не с кем жить" в Москве, потому что там "народ все глупый"; молодой Ордын-Нащокин изменяет родине по тем же мотивам. В XIX веке "лишние люди" не находят применения своим силам. Но ведь и умственные сливки XI — XII вв. — какая почва была у них под ногами? Пустили ли они прочные корни? Могли ли пустить их? Имелись ли налицо благоприятные для этого условия? Не походили ли Иларионы и Клименты на тепличное растение, которому грозит неминуемая опасность замерзнуть, лишь только оно покинет свою оранжерею?

Церковь и книга

Двоеверие выросло на почве духовной темноты; массе народной недоставало главного: школы, хотя бы самой простой, элементарной. До известной степени эту школу восполняла ему церковь, где служба на родном, понятном языке и устная проповедь с кафедры вводили прихожанина в круг христианской истины. Но многие ли были достаточно подготовлены к тому, чтобы разъяснять эту истину и служить собственным примером? Общий уровень самого духовенства был очень невысокий, и если выделить отдельные единицы, то пастырь духовный зачастую стоял немногим выше пасомого стада.

Гораздо больше могла дать церковь высшему, культурному, классу уже по одному тому, что ему, помимо церкви, доступна была еще книга. Вообще церковь и книга (письменность) являлись краеугольным камнем того, что можно назвать просвещением в Древней Руси, и потому, для более отчетливого представления основ, на которых оно зиждилось, необходимо выяснить, какие именно книги, т. е. какого рода письменность находилась в распоряжении древнерусского общества, чему эти книги обучали, какого рода знания почерпал в них читавший и как сам он претворял, в деловой прозе или в художественных образах, свою мысль, усвоенную со стороны или зародившуюся самостоятельно у него в голове.

II. Письменность и литература

А. Общие замечания

1. Как проникало греческое просвещение в Русскую землю? Двояким путем: непосредственно из Греции и через Болгарию: благодаря родству языка, Болгария надолго стала литературной посредницей между Россией и Византией. После некоторого перерыва в XII — XIII вв. южнославянская (болгарская и сербская) письменность, в известной зависимости от усилившихся сношений России с Константинополем и Афоном (1350 — 1450), снова стала оказывать большое влияние на русскую литературу. "Русская колония в Константинополе завела деятельные сношения с колонией болгарской. Интересуясь книжным делом, она, с одной стороны, добывала от южных славян их книги, изготовляла с них списки, отправляла их на родину, с другой — доставляла южным славянам неизвестные им русские тексты и хлопотала о сверке последних с греческими оригиналами. Сверх того, некоторые члены русской колонии, более или менее знакомые с греческим языком, сами предпринимали исправление своих текстов. Сверх того, в самой России появились южнославянские выходцы": М. Киприан (1390 — 1406), Григорий Цамвлак, Пахомий Логофет. "Значение южнославянского влияния на русскую письменность в XIV — XV вв. очень важно. Благодаря ему, русская письменность обновилась во всех отношениях" (Соболевский).

2. Объем русской письменности за XI — XIV вв. Точного представления о том, как велико было количество "выпущенных в свет изданий" составить нельзя: дошла до нашего времени лишь меньшая часть того, что было написано. Многое навсегда погибло в татарском разгроме 1237 — 1240 гг.; может быть, еще больше погубили пожары и собственная небрежность. Книги скапливались, главным образом, при церквах и монастырях: там в них более чем где нуждались и потому более, чем кто иной, дорожили ими; между тем пожары не щадили ни церквей, ни монастырей, как вообще не щадили городов.

С 1152 по 1555 г., т.е. за 400 лет, выгорело на Руси около девятисот (900) церквей (городских и монастырских), а с ними, несомненно, погибло много рукописей. Общее число сохранившихся книг (рукописных сочинений) таково: составлено и написано в первые четыре века (до 1401 г.) 708 книг.

в XI в............ 22 книги
в XII в........... 87 книг
в XIII в........... 142 книги
в XIV в........... 457 книг.
всего 708 книг.

Из общего числа 708 книг более двух третей приходится на долю книг церковных: 233 книги на Священное Писание (Евангелия, Апостолы, Псалтири, Паремейники) и 265 книг — на богослужебные (Минеи, Триоди, Октоихи, Служебники и проч.* Общее число всех существовавших в этот период четырех веков книг "едва ли могло значительно превышать 20 000, т. е. средним числом в течение XI, XII, XIII и XIV веков писалось в России в год всего около 50 книг" (Волков).

______________________

* По другому расчету: 470 книг богослужебных, 218 четий, 20 небогослужебных (Никольский).

______________________

3. Переводные и оригинальные книги. Вся эта литература (708 книг) в громадном числе — переводная: оригинальные русские произведения (считая тут и компиляции сочинений иноязычных) прямо тонут в море чужеземного. К числу оригинальных относятся главным образом летописи, жития русских святых, проповеди, сочинения, указанные выше в главе "Культурный слой"; "Слово о погибели земли Русской", "Задонщина", описания путешествий, несколько посланий — вот, пожалуй, и все то оригинальное, что оставила нам русская письменность за первые четыре века своего существования.

Б. Цикл церковно-богословских книг

Священное Писание

Священное Писание, т.е. книги Ветхого и Нового Завета. Это были первые книги, появившиеся у нас на Руси, первые литературные памятники, сообщившие нам христианскую образованность. "Священное Писание открывало целый мир, во всем столь отличный по характеру от древнего нашего языческого, вносило новые идеи и понятия, новые общественные и семейно-бытовые нормы, наконец, давало многие исторические знания, и эти познания давались впервые". Поэтому Священное Писание, особенно книги Нового Завета, оказали значительное влияние на жизнь. Следы этого влияния легко заметить на всей нашей письменности древнего периода (Сперанский). Особенно Псалтирь (псалмы царя Давида) получила на Руси широкое распространение. Помимо целей богослужебных, она была одною из любимых чтений и на дому, в частной жизни, "настольного книгою всякого грамотного человека. По ней учились читать и писать, в ней находили назидание и утешение; из нее извлекали богословское учение о судьбах христианства; наконец, когда суеверие стало смущать умы, на Псалтири же гадали о будущем люди суеверные, подобно тому, как богословы в текстах ее и в прилагаемых миниатюрах видели неложное пророчество о судьбах мира" (Буслаев).

Полного перевода книг Ветхого Завета русский читатель не имел вплоть до конца XV века, пока новгородский архиепископ Геннадий не изготовил перевода на русско-славянский язык полной Библии (1499). Зато Евангелие уже с самого введения христианства имелось в двух видах: а) Богослужебное, так называемый Апракос, т.е. Недельное, расположенное по воскресеньям ("неделям"), начиная с воскресенья на Пасхе: в порядке церковных чтений евангельского текста из воскресенья в воскресенье и по праздничным дням, и б) Четвероевангелие, так называемый тетр, в порядке евангелистов (Матфей, Марк, Лука, Иоанн), последовательно, глава за главой, в том виде, как написаны. В Четвероевангелии текст полный, в апракосе — опущено все, что не читается за церковного службою. Самый древний дошедший до нас Апракос — Остромирово Евангелие 1056 — 1057 гг.; самый древний тетр — Евангелие 1144г., писанное в Галиции.

Апокрифы (Отреченные книги)

Апокрифы — значит, тайные, сокровенные книги; отреченные — неканонические, т.е. непризнанные за боговдохновенные. Апокрифы и на Западе, и у нас на Руси имели обширный круг читателей, являясь своеобразным дополнением к каноническому Писанию. Не признавая их боговдохновенными, Церковь, по крайней мере вначале, все же не отвергала их безусловно, а относилась к ним терпимо. Одни из апокрифов она всегда признавала безусловно вредными, лишними, например, книги гадательные, прорицавшие будущее; зато к другим относилась снисходительно и не осуждала, если чтение делалось с выбором, с пониманием того, на чем можно остановиться и что следует отбросить, — вообще лицами, способными "уразуметь их сокровенный смысл", и только в позднейшее время Церковь совершенно запретила пользование апокрифами, "отреклась" от них.

Да и как было запрещать сплошь все апокрифы, если сами Отцы Церкви воспитывались на них, видели в них остатки предания о действительных событиях? Тем более, что отсутствие исторической критики не всегда позволяло отличить каноническую книгу от неканонической, и хотя списки "ложных книг" стали издавна появляться, как в Византии, так и у нас на Руси, это не избавило даже митрополита Макария, одного из просвещеннейших русских людей XVI столетия, признать "Книгу Еноха" за каноническую и внести ее в свои "Четьи-Минеи" как таковую.

Любознательность религиозно настроенного ума — вот что главным образом породило апокрифы. Взятые в целом, апокрифы — это та же "Священная история", тот же "Ветхий и Новый Завет", но, вдобавок, полный завлекательных и часто поразительных подробностей из жизни Спасителя или Адама, Ноя, Авраама, Соломона и др., — сочетание легенд и фантастических вымыслов с историческими фактами. Благочестивый, но невежественный ум, неудовлетворенный сжатостью, неполнотой, недосказанностью канонического евангелия или ветхозаветного рассказа, находил в них ответ на свои пытливые запросы. Каноническое Священное Писание, само выросшее из сочетания легенд с историческими фактами, открывало народному легковерию широкое поле для фантазии, которая и поспешила облечь созданные ею образы в привлекательные поэтические формы, причем религиозное настроение этой фантазии придало апокрифам и в самом изложении ту же серьезность и важность, какая присуща всей Библии. Возвышенная простота рассказа, загадочность слов напоминали верующему читателю то же божественное слово, какое он искал и находил в каноническом писании. Одно уже это производило впечатление, сами же рассказы "представлялись как бы необходимым добавлением к тому, что не было досказано в библейских книгах и что было, однако, исполнено величайшего интереса для верующего, который, естественно стремился ближе узнать тайны творения, умолченные черты в священной истории, земную жизнь Христа; тайны жизни загробной. Апокриф доставлял обо всем этом множество самых завлекательных, часто поразительных и обыкновенно наглядных подробностей. Там, где библейский и евангельский рассказ был краток и где особенно возбуждалось любопытство, апокриф являлся, чтобы досказать то, чего не было в священной книге, и в представлениях читателя то и другое сливалось в одну цельную картину" (Пыпин).

"Как у иудеев, так и у христиан, апокрифы сначала не имели того дурного значения, какое они получили впоследствии. Возникнув из религиозных преданий, под влиянием священных книг, и заключая в себе интересные и поучительные рассказы, предлагавшиеся от лица древних патриархов, пророков, апостолов и святых отцов, они читались не только простыми, но и образованными людьми. Осуждению и запрещению апокрифические книги стали подвергаться тогда, когда начали злоупотреблять ими разные еретики для распространения своего учения, переделывать их и составлять из них новые книги" (Порфирьев, 299).

Успех апокрифов обуславливался самою легендарностью сюжета. Для малокультурных масс легенда давала даже больше, чем само Священное Писание: она преподносила простому человеку свои сведения в конкретных образах, в понятном и вполне доступном виде, объясняя и отвечая на многие вопросы, Священным Писанием только намеченные или совсем не затронутые (Сперанский).

Действительно, чего только не вычитывал любознательный читатель в апокрифах, каких только диковинных и заманчивых повествований не предлагали они ему! Вот сказания об Адаме и Еве: о том, как Бог освободил первого человека от скверны и 70 недугов, напущенных на него сатаною; как позаботился дать ему имя и послал для этого ангела взять Аз на Востоке, Добро на Западе и Мыслете на Севере и Юге; как Господь показал Адаму во сне свою смерть, распятие, воскресение и вознесение на небо; как, будучи изгнаны из Рая, Адам и Ева мыкались голодные по свету, и как Бог умилосердился над ними, дал им, "отделив седьмую часть рая", поесть плода тернового, а потом послал пшеницы и меду; как, для освобождения от дьявола, Адам пробыл 40 дней в Иордане, пока Ева стояла в реке Тигр, погрузясь в воду по шею. Перед смертью Адам приходит к вратам Рая; Ева с сыном Сифом приносит ему оттуда ветку дерева, и он возлагает ее себе на главу. "И увидел он тогда руку Господню! приемлемую его душу. Явились с неба кадильница с ладаном и три ангела со свечами. И повелел Господь архангелу Михаилу отнести тело Адама в рай".

Вот "Книга Еноха" — пророчества о будущем страшном суде, о наказаниях, которые ждут праведников и нечестивых; тут же и легенда о том, как пали ангелы, согрешившие с дщерями человеческими. Вот "Сказание о Ное", о том, как Ной, упившись вином, раскрыл жене своей тайну — построение, по велению Божиему, ковчега, и как он был наказан за то. В апокрифе "Смерть Авраама" рассказывается, как Авраам, прежде чем умереть, был взят на небо, чтобы посмотреть все дела Божий, и как, вернувшись на землю, он творил, с дозволения Господа, свой суд над людьми.

Апокрифы рассказывали, как Лот искупал свой грех; как Давид писал свою Псалтирь: запакованная в ковчежец, она была брошена в море и потом уже, по смерти Давида, найдена Соломоном. История Моисея и исхода евреев из Египта, рассказ, даже в канонической Библии обилующий чудесным и сказочным, все еще не вполне удовлетворял фантазии христианского читателя — и вот возникает апокриф "Исход Моисея", полный всякого рода прикрас и вымыслов. Личность Соломона и царицы Савской, в свою очередь, дали богатый материал для апокрифа.

Земная жизнь и страдания Спасителя породили большое количество описаний. Кроме четырех канонических евангелий, существовало еще свыше 30 апокрифических (из них до нас дошло всего семь). Сами апостолы свидетельствовали, что в первом веке по Р.Х. ходило много рассказов о Спасителе, не во всем правильных. Таково "Первоевангелие Иакова", "Евангелие Никодима", "Евангелие Фомы".

В них описывалось рождение и детство Христа, страдания и смерть, сошествие в ад, благовещение у колодца, когда Дева Мария ходила за водою; история Иуды-предателя, смерть Пилата, раскаившегося и помилованного.

"Сказание Афродигиана" излагало историю поклонения волхвов, связывая ее с чудом в персидском храме, где мраморные идолы сошли со своих пьедесталов и поклонились идолу богини Иры, дав ей имя Мирна (Мария). Так как, — говорили они, — ее возлюбило солнце и она зачла во чреве".

Сколько драматизма в рассказе о том, как Иисус Христос освободил из ада пребывавших там ветхозаветных патриархов, пророков и праведников! Силы Господни разрушают ад; стены адской темницы колеблются; адские силы трепещут, в ужасе бросаются вспять, сбивая друг друга, спотыкаясь; иные цепенеют, как мертвые. Входит Господь с победным оружием в руках: с крестом, символом спасения. Адам в ужасе, ударяя себя в грудь, приветствует Его; Христос берет его за руку и выводит из ада, как и всех остальных.

Благостный облик Богоматери, девы скорбящей за все человечество, дает тему для поэтического "Хождения Богородицы по мукам". Богородица пожелала видеть воочию мучения грешников и спускается в ад; архангел Михаил, в сопровождении 400 ангелов, проводит ее по местам, где мучаются наказанные. Тягостное зрелище раскрывается перед нею: одни погружены в огненную реку, повешены за ноги — это ростовщики; за зубы — это сплетницы; в огненном облаке лежат на кроватях ленивцы, проспавшие заутреню и полинившиеся подняться, чтобы идти на нее. Клеветники висели повешенные за языки на дереве из железа; в смоле, клокотавшей огнем и вздымавшейся, подобно волнам морским, Богородица увидала тех, кто мучил Христа, и тех, кто отшатнулся, отвергся от него; в огненное озеро были ввержены те, кто при жизни творил дела дьявола и не успел покаяться перед смертью. Тронутая всем виденным, Богоматерь возносится к престолу Бога Отца и молит о снисхождении — ее мольбы однако не услышаны; она сзывает пророков, апостолов и евангелистов, прося их присоединить свой голос к ее мольбам, — не помогает и это. Наконец Богоматерь призывает все силы небесные, и только тогда, перед этой неотступной мольбой Великой Девы и всех святых, смилосердился Господь: Он послал своего единородного Сына, и тот дал снисхождение мученикам: от Великого Четверга до Пятидесятницы мучения для них приостанавливались.

Деяния и мученическая кончина апостолов служили также интересным сюжетом для апокрифов; сложились особые сказания о Петре и Павле, об Андрее Первозванном; широкий круг читателей находили "Обходы (путешествия) апостолов".

Вот "Видение апостола Павла". Вся природа жалуется Богу на беззакония людские: и солнце, и звезды, и луна — им тягостно смотреть на человеческую неправду. Особенно плачется земля: всюду царит разбой, клевета, обман; отец восстает на сына, сын на отца, брат на брата. Каждый день, по заходе солнца, ангелы, приставленные к людям, приходят к Богу и доносят ему о деяниях людских: кто радостный, кто, чаще, печальный, с рыданием. Ангел ведет апостола Павла в бездну, где тьма и мрак; проводит под твердью небесной, показывая ему, как души праведников и грешников отходят от мира, возводит на третье небо, где пред вратами находят скрижали на двух золотых столпах с начертанными на них (скрижалях) именами праведников. На золотом корабле апостола везут в град Христов, который светится сильнее земного света. Там протекают 4 реки: одна течет медом, другая молоком, третья вином с елеем, четвертая маслом. Апостол видит разверзшееся небо и престол Господень; наконец, он побывал в раю, где видел Богородицу, гуляющую в сопровождении 200 ангелов; видел Авраама, Исаака, Иакова, Моисея, ветхозаветных пророков, разговаривал с Ноем о потопе.

Вопрос о будущей судьбе человечества на земле, о последних его днях: что станется с этим видимым миром, какова будет его загробная жизнь? Каким мытарствам подвергнется наша душа на том свете? — эти и тому подобные вопросы всегда живо волновали человека и породили так называемую эсхатологическую литературу. Упомянутая выше "Книга Еноха", памятник еврейской литературы, пользовалась большим авторитетом у самих христиан и послужила образцом для сочинений подобного рода. Русский человек не ушел от этих вопросов и охотно читал книги эсхатологического содержания. Наиболее распространенными были: "Сказание св. Ипполита о скончании мира и антихристе", "Слово Ефрема Сирина о кончине мира" и "Откровения Мефодия Патарского о последних временах".

Палея

Надо различать две Палеи: Толковую и Историческую (краткую). В истории духовного развития русского народа гораздо большее значение имеет первая, Толковая. Это было изложение библейской истории вперемешку с апокрифами и собственными толкованиями и объяснениями полемического характера. Объяснения направлены против "жидовина" в целях оправдать Новый Завет, а ветхозаветную историю представить как символ Нового Завета и, следовательно, придать ей служебное значение. В этом основная идея Палеи, "одного из важнейших памятников древнерусской литературы". Вплоть до Геннадиевой Библии Палея заменяла ветхозаветный библейский текст, сохранив свой авторитет до самого начала XVIII века. Еще протопоп Аввакум ссылался на Палею, как на Св. Писание (Тихонравов).

Богословско-учительная литература

Кроме Св. Писания и апокрифов, просветительным целям служила обширная, тоже большею частью переводная, богословско-учительная литература, самая крупная по объему: творения отцов и учителей Церкви и сборники поучений. На учительной литературе главным образом держалось древнерусское просвещение: на ней воспитывались, в ней искали образцов для подражаний. При всем том она была уделом сравнительно немногих: по самому характеру затрагиваемых ею вопросов, она далеко не всем была по плечу. Зато в этой области появлялись не исключительно одни переводы: среди богатого материала заимствованного нашлось место и самостоятельным компиляциям и подражаниям; но в литературный оборот они пускались обыкновенно без имени автора, и потому их нелегко выделить из переводных.

Примечание. "При особенном взгляде на личность автора, какой господствовал в древности, не только большинство авторов таких поучений, смиренно скрывших и просто не назвавших своего имени, осталось нам совершенно неизвестным. — более того: к поучениям, особенно понравившимся читателям, придавалось какое-либо знаменитое имя, чаще всего Златоуста или Василия Великого и др.; с этим именем поучение, получая больше доверия, поступало в обращение. Такие поучения обращаются вместе с подлинными, и только научная критика, и то не всегда, вскрывает их принадлежность русскому автору Киевского периода; таковы, например, многочисленные слова со стереотипным заглавием: "Како жити христианом"; в числе их, несомненно, есть и переводные, и переделанные из переводных, и свои подражания этим переводам" (Сперанский).

1. Первыми по времени появления сборниками были так называемые "Изборники Святославовы", 1073 и 1076 гг. с разнообразным церковно-догматическим содержанием (Толкование Священного Писания, статьи наставительные о посте, молитве; философского и литературного содержания) — копии болгарского перевода греческого подлинника, приготовленные для киевского князя Святослава. Из других сборников, более позднего времени, из числа наиболее употребительных, были: "Златоструй", "Маргарит", "Златая Матица", "Златая Цепь", "Измарагд". В них часто встречаются слова поучения Иоанна Златоуста — читатель почерпал в них правила христианской морали; также: поучения на дни Великого поста, разного рода нравственные наставления. "Измарагд", составленный на рубеже XIII и XIV вв., служил руководством в мирской жизни: это был прототип будущего сильвестрского "Домостроя" XVI века.

2. Одною из самых любимых и наиболее читаемых книг в Древней Руси был сборник "Пчела". Таких "Пчел" было несколько. Они предлагали сводку кратких изречений из Священного Писания, отцов Церкви и языческих писателей и тоже служили кодексом житейской морали, наставляя, как жить, как вести себя, как сохранить чистоту, телесную и душевную, блюсти правду, быть добродетельным и мудрым, оставаться верным в дружбе, любить ближнего и т.п. Отрывочность изречений пришлась особенно по вкусу и по силам древнерусскому читателю: он без труда мог запоминать их и пользоваться в меру надобности, "а резкая выразительная форма и особенно анекдотический характер многих выписок, где нравственные и житейские истины представлялись в замечательных случаях и положениях жизни, делали их особенно привлекательными, потому что они доставляли в одно и то же время и наставление, и забаву, и пользу, и удовольствие. Предки наши не боялись читать "Пчелы", потому что, хотя они и заключали в себе много изречений языческих писателей, но рядом с этими изречениями они встречали места Священного Писания и отеческие, которые, так сказать, освящали в их глазах эту языческую мудрость" (Порфирьев).

Литература полемическая (против иудейства и латинян)

В кругу богословских вопросов держала читателя и литература полемическая, направленная против иудейства и латинян. Такова была "Толковая Палея", "памятник противоиудейского характера, содержащий опровержение еврейского учения. Самый тон ее обличений, яростный, хотя в то же время и добродушно-увещательный, указывает, что это не было простым литературным произведением полемического автора со стороны русского книжника, но было вызвано самой жизнью, общественным событием, глубоко затронувшим учителей христианского учения" (Истрин).

В полемике с латинами принимали участие как отечественные силы, так и приезжие, греческие. В этой полемике наше внимание останавливают два обстоятельства. Во-первых, неумение выделить в таком важном вопросе, как преимущества одной веры перед другой, главное от второстепенного, мелочного. Полемисты, по-видимому, не чувствуют большой разницы между догматом и обрядом, в чем именно сущность расхождения православной Церкви с католической. Будет ли это догмат об исхождении Св. Духа (спор о так наз. filioque), Савелиева ли ересь*, совершение ли евхаристии на опресноках, безбрачие духовенства, личное участие епископов в тогдашних войнах, — или способ погребения мертвых, ношение перстней епископами, едение свиного сала и медведины, соблюдение поста в те дни, когда православная Церковь позволяла скоромное; обычай, вместо помазания при крещении маслом и миром, класть соль на уста, и другое тому подобное — для них одинаково важны, одинаково вызывают негодование и суровое порицание.

______________________

* Отрицание трехипостасности: слияние Отца, Сына и Духа Св (проявляющих себя не одновременно) в одно лицо.

______________________

Другое обстоятельство — полемика с латинами отражала скорее греческий, чем русский взгляд на дело и самобытным явлением на Руси не была: недаром литература по этому вопросу почти вся целиком обязана одним грекам. Само же русское общество, по крайней мере в домонгольский период, далеко не так непримиримо относилось к исповедникам латинской Церкви, как в Византии, и самая тема могла интересовать сравнительно немногих, да и понятна была тоже немногим. Не то в более позднюю пору: тогда полемический задор охватил и самих русских.

Кроме того, христианство — не надо забывать этого — проникло на Русь не из одной Византии: Болгария также была деятельным проводником его. Географически она лежала ближе к Руси, чем Византия, и сношения с нею, политические и культурные, велись издавна. Недаром стоило Владимиру официально принять христианскую веру, как на Руси стали появляться из Болгарии в значительном числе и Св. Писание и богослужебные книги, гораздо больше, чем их переводилось на Руси непосредственно с греческого языка. Болгария же поддерживала связи с Римом, не чуждалась его, религиозный вопрос не стоял там так остро, как в Византии, и этому, по-видимому, мы обязаны умеренностью наших отношений к Западу, отсутствием того резкого отрицания, которое Византия старалась привить русскому народу в первые века его христианской жизни (Сперанский). Надо было пройти не одному столетию, чтобы греческая точка зрения пустила корни и была воспринята полностью*.

______________________

* См. Приложения. № 34: "Когда, в действительности, началось отчуждение Древней Руси от римской Церкви?"

______________________

Из перечисляемых ниже 12 сочинений против латинян три (№№ 5, 11, 12) принадлежат русскому перу, остальные — переводы с греческого; но послания четырех митрополитов (№№ 1, 2, 3, 4) имели в виду русского читателя и, хотя писаны по-гречески, конечно, одновременно переводились и по-русски.

1. Митрополит Леон (ум. 1008 г.): "Об опресноках". 2. Митрополит Георгий (1062 — 1077): "Стязанье с латинами" (перечень 27 "вин" латинян). 3. Митрополит Иоанн II (ум. 1088): "Послание к Клименту, папе римскому". 4. Митрополит Никифор (1104 — 1121): "Послание к Владимиру Мономаху о латинах" (перечень 20 "вин"). 5. Феодосии, монах, XII в.: "Слово о вере крестьянской и латинской" (перечень 18 "вин"). "Слово" это раньше приписывалось Феодосию Печерскому. 6. Статья о латинах в русской Кормчей XIII в. 7. "Прение Никифора Панагиота с нечестивыми и богомерзкими философами латинскими", XIV в. 8. Никон Черногорец: "Тактикон", XI в.; на Руси появился в XIV в. 9. Анонимная "Повесть о латинах, когда отлучились от греков и от св. Божией церкви", XIV в. 10. Анонимная "Епистолия на Римлян", нач XV в. "Обширное сочинение это принадлежит к числу замечательных в литературном отношении памятников византийской литературы" (Андрей Попов). 11. Суздальский священник Симеон: "Повесть, како римский папа Евгений составил осмой собор со своими единомышленниками". 12. Анонимное "Слово на латыню и сказание о ставлении осьмого збора латинского", ок. 1461 г.

Два последних сочинения писаны по поводу унии, провозглашен ной на Флорентийском соборе 1439 г. Осуждая поведение греческого императора, который "положил начало злу", автор "Повести" восхваляет "христолюбивого" князя московского, благодаря которому теперь на Москве "утвердилась православием вся Русская земля".

Проповеди

Поучительно-наставительный характер носили и проповеди; как по содержанию, так и по форме они распадаются на две резко очерченные группы: одни — произведения чисто ораторского искусства, самодовлеющие, выражение ума, которому доступен и близок мир изящного и эстетики; другие, наоборот, выросли в ответ на чисто практические нужды современного общества, излагали мысль проповедника простым безыскусственным языком, преследуя прямую цель — пользу душевную. Одни были рассчитаны на небольшую, но избранную, культурно образованную аудиторию; они изящны по форме, но с содержанием далеким от жизни: это как бы искусство ради искусства, ради удовольствия унизать свою речь реторическими украшениями, пощеголять своею диалектикой. Другие преподносились слушателям невысокого уровня. Здесь — простота формы; содержание, понятное массе; задача этих проповедей: закрепить в сознании паствы основы христианского вероучения, передать еще незнакомые ей истины христианской веры и морали, понятия о добре и зле, о любви к ближнему, о благочинии, чистоте жизни и т.п. Проповеди первой категории обязаны утонченному перу Кирилла, епископа туровского, вторую группу породила душевная чуткость Луки Жидяты, архиепископа Илии, Феодосия Печерского и других проповедников их типа.

1. Кирилл Туровский, современник Андрея Боголюбского. Большой природный талант в сочетании с солидным образованием. Современники видели в нем русского Златоуста и называли его: "второй златословесный вития". Это настоящий духовный оратор; обыкновенно он говорит в приподнятом, торжественном тоне. Его многочисленные "Слова" — яркий показатель высокого культурного развития, до какого успела подняться Южная Русь второй половины XII в. в лице своих представителей. Воспитанный на византийских образцах, Кирилл остается, однако, писателем оригинальным и самостоятельным. Его проповеди картинны, полны одушевления и пафоса; но риторика преобладает над содержанием; увлечение формой, символом, аллегорией делает проповеди Кирилла чуждыми жизни и современности: они лишены самого главного — того, что должно составлять сущность всякой проповеди: поучения, нравственного назидания. Кирилл был больше оратор, чем проповедник. Он проявляет, несомненно, большой талант, соединяя и сопоставляя всякого рода изречения и образы, аллегорически изображая иноческую и мирскую жизнь, уподобляя монаха ветхозаветному агнцу, олицетворяя христианство в образе весны, греховные помыслы в виде бурных ветров и т.п. Но если иные слова Кирилла и дышат настоящей поэзией, то их витиеватость, искусственность и натянутость сближений, ненужное скопление образов затемняло смысл и делало трудным для понимания массе, избранным же могли, самое большее, только нравиться, но поучением, путеводной звездою в жизни служить не могли. Проповеди Кирилла приятно было послушать, полюбоваться красивыми образами, сравнениями, но до сердца они не доходили, и слушатель уходил спокойный, не взволнованный, не захваченный; чище, лучше проповедь Кирилла его не делала и к Богу не приближала. Это было своего рода искусство для искусства, самолюбование, доступное лишь для очень немногих. Вот почему сильного влияния в русской жизни "Слова" Кирилла не имели и не могли иметь.

2. В ином свете рисуются Лука Жидята, епископ новгородский (1035 — 1059), Илия, архиепископ, тоже новгородский (1166), и Феодосии Киево-Печерский (ум. 1073). Как далеки простые слова этих проповедников от той мозаики, какую искусно и затейливо складывал епископ города Турова! Насколько чужды, иноземны были проповеди Кирилла, настолько же народны были поучения Жидяты, Илии и Феодосия; доступные толпе, они залегали в ее сознании и имели, несомненно, немалое воспитательное значение. В блестящей речи, в прикрасах они не нуждаются, сами чуждые византийской мудрости, и потому ближе к уровню своих слушателей — массе народной; они преследуют одну цель: заложить и закрепить в их сознании основы истинной веры, уберечь от язычества, научить поклоняться истинному Богу и, затем, вести жизнь соответственно правилам христианской любви, милосердия и справедливости.

а) Лука Жидята. "Веруйте в Бога, в Троице славимого... не ленитесь ходить в церковь, а там стойте со страхом Божиим... отходя ко сну, прежде помолитесь Богу... любите ближнего... не воздавайте злом на зло... чтите старого человека и родителей своих... не убий, не укради, не лги, не свидетельствуй ложно... не отдавайте денег в лихву... не говорите срамных слов" — вот чему учит Жидята, первый епископ на Руси из русских, в своем "Поучении" (1035), которое, в свою очередь, было первым литературным произведением русского пера.

б) Илия. "Воздерживайтесь от пьянства, ростовщичества, от игры в кости" — поучает священников своей епархии другой новгородский пастырь, Илия: — "достойным образом готовьтесь к совершению литургии, избегайте предосудительных игр и кулачных боев". Илия разъясняет своей младшей братии, как следует ей проводить дни Великого поста, как накладывать епитимию виновным; в каких случаях идти к больному на дом для причащения, как увещевать мирян воздерживаться от крестного целования, как заботиться о своих духовных детях, учить их надлежащему стоянию в церкви и т.п. Все это советы и наставления, потребность в которых указывалась самой жизнью, — отсюда простота и общедоступность формы, в какой они были преподаны.

в) Феодосии Печерский. Те же мысли и у Феодосия (два послания к народу: "О казнях Божиих" и "О тропарных чащах*; десять поучений к печерским инокам; два послания к великому князю Изяславу): он старается отвратить свою паству от воровства, лжи, зависти, клеветы; борется с пьянством, с остатками язычества, с двоеверием; убеждает иноков соблюдать посты, вести себя в церкви со смирением, не опираться, как бы ни устал, за церковною службою, о столбы или стены; а великому князю разъясняет значение воскресного дня, отличие его от еврейской субботы, значение поста по средам и пятницам. В этих поучениях — никакого искусства; речь — самая простая, но в то же время проникнутая "пламенною ревностью о благе ближних. Тон поучений часто обличительный, но вместе глубоко наставительный и нередко умилительный и трогательный" (митрополит Макарий).

______________________

* Впрочем, за последнее время приведены серьезные основания приписывать эти два послания не Феодосию, а другому лицу.

______________________

В. Знакомство с внешним миром

Сведения научного характера

До русского человека они доходили чаще всего устарелые или в искаженном виде; правильного представления о внешнем реальном мире составить по ним было нельзя. Главнейшие сочинения:

1. "Шестоднев" Иоанна Болгарского — комментарий библейского текста о шести днях творения (отсюда и самое название его), с баснословными рассказами о животных, VI в.; на Руси с XIII в. Это как бы история мироздания и, одновременно, своего рода научная энциклопедия, основанная на мнениях греческих философов и данных, добытых средневековой наукою. Подробные рассуждения о четырех основных стихиях мира (вода, огонь, воздух, земля). Обилуя богословскими тонкостями, риторическими украшениями, нападками на греческих философов, Шестоднев рассчитан был совсем на другого читателя: на грека-язычника первых времен христианства и потому для русского читателя был малопригоден.

2. "Шестоднев, или Мироздание" Георгия Писидийского на ту же тему: стихотворная поэма, по вычурности языка очень трудная для понимания, VII в.; русский перевод 1385 г.

3. "Физиологи" разного состава — популярные учебники по естествознанию; того же типа "Бестиарии" (специально о животных), "Волукрарии" (птицы), "Лапидарии" (камни). Смесь большей частью не реальных, а фантастических данных на почве суеверных представлений, например: Стратил-птица колышет море, топит корабли; Индрик-зверь ходит под землею, как солнце по небу, пропускает реки и колодцы, а сам живет в Святой горе; Трясавицы (лихорадки) — это дочери царя Ирода; бывают люди с песьей головой, одноглазые, о трех головах и о шести руках и т.п.

При описании животного или камня "Физиолог" пользовался им как символом для наглядного объяснения истин Св. Писания, например: 1) Львица рождает своих детенышей мертвыми, и лишь на третий день лев-отец оживляет их, дуя им в ноздри — "тако и Бог Вседержитель, отец всем, третий день востави первороженого Сына Своего для спасения рода человеческого"; 2) Орел, состарившись, слепнет; тогда он взлетает "на воздух солнечный", изожжет свои крылья, опустится на землю, погрузится трижды в воду — так и ты, человек, взлети на высоту, распались в солнечном свете, омойся в источнике (в слезах своих) и тогда совлечешь с себя ветхую одежду дьявольскую, и облечешься в новую, богоданную, обновишься как обновился орел; 3) камень Адамантин: он ни железа не боится, ни "воды дымной" не принимает; и в дом, где он имеется, злой дух не войдет — адамантин этот есть наш Иисус Христос: если имеем его в сердце своем, то никакое зло не тронет нас.

"Физиологи" появились на Руси с XIII в.; особенно сильное распространение получили они в XV в. по XVII — включительно.

4. "Азбуковники" — справочники по разным предметам знания: словари иностранных слов; объяснения вообще непонятных слов, в алфавитном порядке; библиографические указания, а в Азбуковниках более позднего времени (XVI — XVII вв.) даже обширные статьи по богословию, философии, истории, мифологии, естествознанию и проч. "Азбуковник" — это "реальный словарь к важнейшим произведениям древнерусской литературы, преимущественно церковной" (Тихонравов). Азбуковники появились у нас с XIII в.

5. "Христианская Топография" Козьмы Индикоплова, VI в.; на Руси с XIV в. Птоломей, александрийский ученый, астроном и географ II века по P. X., живший в царствование императора Антонина Пия (138 — 161), учил, будто наша земля есть неподвижный шар, а солнце, луна и планеты движутся вокруг нее. "Топография", опровергая Птоломееву систему Вселенной, предлагала взамен свою. Представление Козьмы о строении мира не только совершенно своеобразно, но можно сказать, диаметрально противоположно истинному: земля не шар, а плоский продолговатый четырехугольник, окруженный океаном; за океаном лежит другой материк, недоступный для нас; высокая стена окружает весь мир и служит опорой небесному своду, движением каждого небесного светила управляет особый приставленный к нему ангел. Индикоплов пользовался у нас авторитетом еще в XVI, даже в XVII в., между тем книга Коперника "De revolutionibus orbium coelestium" (О движении не солнца вокруг земли, а, наоборот, земли вокруг солнца) появилась в свет в 1543 г. Можно сказать, русский ум еще в XVII в. питался "научными истинами", которые даже за тысячу лет до того представляли собою большой шаг назад (по сравнению с учением Птоломея).

6. Невысокую степень образованности тогдашних образованных людей наглядно обрисовывает Послание новгородского владыки Василия (ум. 1352 г.) к тверскому епископу Федору по поводу распрей, вызванных в Твери спором о том, погиб ли земной рай, или продолжает существовать. Епископ полагал, что рай погиб и реально более не существует, владыка же утверждал обратное, ссылаясь на (апокрифические) сочинения, в которых говорилось о святых, живших близ рая. Что такой рай существует и поныне, Василий доказывал ссылкою на новгородских купцов, которые, плавая по морю, заброшены были бурею к тому месту, где находился рай, у высоких гор. На горе слышались голоса, светился свет самосиянный, светлее солнечного, да и самого солнца не было вовсе. Один новгородец, за ним другой лазили на эту гору, взобравшись, всплескивали руками, бежали на голоса и пропадали. Лишь третьего удалось вернуть, да и то потому, что его привязали веревкою за ногу; но он вернулся уже мертвый. Для большей убедительности владыка добавлял: "а дети и внуки тех новгородцев и поныне добры-здоровы".

Примечание. Впрочем, вера в существование рая на земле не была чужда и Западной Европе: ее можно проследить там вплоть до конца XV века. Она зиждилась на потребности человека верить в лучшее. Позднейшие искания европейцами таинственного Эльдорадо или поиски русским крестьянством Беловодья, затерянного где-то в глубинах Азиатского материка, где реки текут млеком и медом, где не платят податей и где люди вообще пользуются полным счастьем, — в сущности, по основной идее своей, сродни этому исканию земного рая и вере в его существование.

Путешествия

Путешествия, особенно в первые века, предпринимались исключительно с целью паломничества, поклонения святым местам: страна, ее природа, ее жители, их нравы и обычаи мало интересовали русского паломника; все его внимание сосредоточено на святынях и чудесах или на тех местностях и пунктах, с которыми эти святыни и чудеса связаны. География сводится к путевому маршруту и топографии; через все описание проходит религиозно-настроенная мысль. Описывая святые места, авторы обыкновенно заносят на свои страницы также и то, что им приходилось услышать, узнать в этой области: религиозные сказания, апокрифы или предания. Паломничество началось почти тотчас вслед за введением христианства. Первыми паломниками (описаний они не оставили) были:

1. Прп. Антоний, основатель Киево-Печерской обители: он ходил на Афон еще при Ярославе Мудром.

2. Варлаам, первый игумен той же Печерской обители: ходил в Палестину.

Главнейшие описания путешествий:

1. "Хождение" ("Паломник") игумена Даниила, нач. XII в.; наиболее типичное и выдающееся из паломнических описаний за весь этот период; простой язык, никакой вычурности. По наблюдательности автора, по точности описания всего им виденного, по богатству и значительности исторических, легендарных и особенно археологических данных (топография местности, расположение частей Храма Господня и т.п.), "Хождение", будучи переведено на иностранные языки, признано одним из лучших описаний Палестины того времени.

2. "Путешествие в Царьград" новгородского архиепископа Антония, около 1200 г.: описание местных святынь.

3. "Хождение" Стефана Новгородца в Царьград и Иерусалим, около 1350 г. По систематичности описания, по внутреннему достоинству, считается наилучшим среди описаний этого рода XIV и XV вв.

4. "Хождение" туда же смоленского дьякона Игнатия, 1389 — 1405 гг.

5. "Хождение" в Царьград дьяка Александра, конца XIV в. Особенность двух последних путешествий та, что они выросли из мотивов не исключительно паломнических: Игнатий сопровождал митрополита Пимена, Александр ездил в Константинополь по своим торговым делам; однако и тот и другой описывают, подобно своим предшественникам, лишь церкви, монастыри, священные места и предметы. Еще у Игнатия можно найти живое описание плавания по реке Дону (путники ехали на Азов и Синоп).

6. "Ксенос, глаголемый странник, о хождении и бытии моем", иеромонаха Троице-Сергиевского монастыря Зосимы, 1419 — 1422 гг.: путешествие в Константинополь, на Афон и в Палестину.

7. "Путешествие Исидора митрополита на Флорентийский собор", суздальского иеромонаха Симеона (авторство его, однако, оспаривается), 1436 — 1441 гг.: описание самого пути и всего виданного на нем. Симеон, можно сказать, первый русский путешественник позднейшего типа: ничего специально "паломнического"; предметы и явления мирской жизни стоят на первом плане. Автор описывает города, через которые проезжал; их благоустройство и достопримечательности; богатство церквей и светских зданий; водопроводы, фонтаны, башенные часы, лечебницы и богадельни, оригинальные способы передвижения (на барках в Венеции), природу Тирольских гор, вечные снега на них.

8. "Исхождение на осьмой собор с митрополитом Исидором в лето 6945", суздальского епископа Авраамия (некоторые считают и это сочинение произведением Симеона); описание частного случая: мистерий "Благовещения пресвятой Богородицьн и "Вознесения Господня", которые автор видел в флорентийских монастырях.

Светская литература переводная

Это были повести сказочного и зачастую нравоучительного содержания, описания чудесных и героических подвигов. На Русь они заносились с Востока и из Византии через Болгарию или Сербию, т.е. в болгарском или сербском переводе, а попав в русские руки, подвергались переработке применительно к пониманию и вкусам русского читателя. Исключением была "Повесть об Акире": она дошла до нас не обходным путем, а непосредственно, будучи переведена прямо с греческого. Мало того, русская обработка "Акира" послужила, в свою очередь, источником болгарской редакции, а от болгар перешла в сербскую литературу. Этот литературный обмен наглядно свидетельствует о живых культурных сношениях Древней Руси с южным славянством.

Главнейшие произведения:

1. "Повесть об Акире премудром" — одна из древнейших переводных повестей в русской литературе: о царе Синагрипе и его советнике Акире, XI в. Сюжет заимствован из арабской сказки "Тысяча и одна ночь". Русская переделка греческого текста, введя сказочные подробности и сократив нравоучения, придала рассказу больше занимательности и тем надолго обеспечила за ним большую популярность среди русских читателей.

2. "Сказание об Индийском царстве".

3. "Притча о кралех" (сказания о Троянской войне).

4. "Девгениево Деяние", русская переделка византийского романа X века (боевые и любовные приключения Дигениса Акрита, героя византийского эпоса).

5. "Александрия" — повесть о баснословных подвигах Александра Македонского, середина XI века.

6. "Стефанит и Ихнилат" — повесть о льве-царе, о быке, его доверенном, и двух шакалах-придворных, поучительная, XIII в.

7. "Соломон и Китоврас" — повесть о вынужденном участии Китовраса, мифического демона-зверя, в построении Соломонова храма, XIV в.

8. "Повесть о Варлааме и Иосафе" — пламенная апология христианской жизни, XIV — XV вв.

Из всех этих повестей и романов едва ли не самою распространенною в древнерусской литературе была "Александрия". Великое историческое значение Александра Македонского в распространении эллинской цивилизации на Востоке; быстрота и легкость его завоеваний; необычайность самой личности; мудрость и великодушие, наконец, преждевременная смерть в молодых годах, и при этом значительность того, что успел достигнуть Александр за короткое время, предоставленное ему судьбой, — все это поразило умы одинаково и восточного, и западновропейского человека, привлекло к нему общие симпатии, вызвало напряженный интерес, окружило ореолом необычайности. Память об Александре передавалась из поколения в поколение, от одного народа к другому, и легенда быстро, уже вскоре после его смерти, окутала его образ, величавый, таинственный, притягательный.

Мудрые изречения Александра, напоминавшие суды Соломона; обилие поучительных изречений; наконец, элемент чудесного, приближавший повесть к героическому эпосу, — все это вызывало большой интерес в читателях давнего времени. Сама христианская Церковь признала в язычнике Александре существо, близкое ей по духу. "Идеализированный образ Александра полюбился отцам Церкви: Василий Великий, Григорий Назианзин, Иоанн Златоуст приводят примеры его мудрости, справедливости, воздержания и милосердия и цитируют его изречения. Его слабости и порочные увлечения не забыты, но чаще они упоминаются как бы затем, чтобы оттенить положительные стороны идеала: и такого-то героя, мудреца одолел порок, скосила смерть!" (Веселовский).

Светская литература оригинальная

1. "Поучение" Владимира Мономаха. Первое в русской литературе произведение светского пера с мирским содержанием. Помимо чисто литературного значения, "Поучение" замечательно и как выражение общественных идеалов в том виде, как их понимали передовые люди того времени. В заботах о благе народном, в установлении внешней безопасности, а внутри — мира и порядка, Мономах видит исполнение своего прямого долга, принятых на себя обязанностей князя и верховного вождя. "Поучение" наглядно свидетельствует о наличности в отношениях верховной власти к населению, той моральной скрепы, без которой немыслим никакой общественный порядок и во имя которой наши предки, еще за 300 слишком лет до Мономаха, призывали варягов, говоря им: "Приидите княжить и володеть нами".

2. "Въпрашанье" черноризца Кирика, с ответами новгородского епископа Нифонта (ИЗО — 1156). В этих "вопросах" и "ответах" отразилась современная им эпоха: остатки языческих суеверий, состояние нравственности народа и духовенства; младенческое состояние нашей Церкви.

3. "Слово", или "Моление" Даниила Заточника, конца XII в. Цель сочинения, равно и личность автора, остаются еще неясными. "Слово" отразило на себе ходячую народную мудрость, что, вместе с обилием нравоучительных текстов, почерпнутых из разных писаний, и замысловатым остроумием, завоевало ему у современников обширный круг читателей. Можно считать доказанным, что автор заточником (на острове Лаче) не был: это лишь догадка позднейших переписчиков.

Г. Знакомство с прошлым

Жития святых

На этом отделе древнерусской литературы менее всего лежит отпечаток "прошлого": жития отзывались на вопросы, волновавшие русских людей, помогали разобраться в явлениях окружающей жизни, были первым опытом в области истории и, напоминая о том, что было и уже прошло, выясняли настоящее, помогали читателю определить свое собственное место и назначение в жизни. Отсюда жизненность и практическое значение житий. Жития охотно читались и служили хорошею школою.

1. Пролог (по-гречески: Синаксарь, или Менологий), с XI в. — краткие сказания, расположенные в календарном порядке, о жизни святых, преимущественно мучеников. Поучительный характер этих сказаний рано вызвал подражание им: греческие жития пополнялись русскими житиями. "Уже в XIII в. Пролог является одной из рас-пространеннейших и одною из любимых книг на Руси" (Сперанский).

2. Четьи-Минеи, с XI в. — тот же Пролог, но распространенный: вместо кратких заметок — обширные рассказы, иногда целые биографии, притом не об одних только "мучениках", но также и об "исповедниках", "святителях", "преподобных", "пустынниках", "столпниках", "Христа ради юродивых".

3. Патерики (Отечники) — их особенность в том, что в них собраны сказания из жизни подвижников обыкновенно какой-нибудь одной местности (Патерик Римский, Афонский, Синайский, Киево-Печерский и т.д.), притом это не подробные жития, как в Четьих-Минеях, а лишь поучительные отдельные случаи из жизни праведника, так как задачею Патериков было не повествование, а назидание, и потому подробности биографические явились бы в данном случае излишними. Обильный же материал для назидательного чтения создал Патерикам многочисленных читателей. Начитавшись описаний о подвигах и всякого рода искушениях, претерпенных пустынниками, удалившимися от мира, "русские монахи воспитывали и в себе тот же аскетизм", ту же благочестивую ревность к борьбе с враждебными силами. О своей борьбе они передавали своим ученикам. Мало-помалу слагалось сказание о каком-либо выдающемся подвижнике; впоследствии оно переходило в его житие и распространялось в среде народной (Истрин).

4. Киево-Печерский Патерик. На этой почве вырос в начале XIII в. Киево-Печерский Патерик. Что именно Киево-Печерский монастырь вызвал к жизни этот замечательный литературный памятник, станет понятно, если вспомнить, чем был названный монастырь в первые века русской жизни. В нем было положено начало книжному просвещению; здесь появились первые церковные писатели и первая история России; из Киево-Печерского монастыря на всю Рсскую землю ставились епископы, вышли проповедники на далекий языческий Север, а с именами Антония и Феодосия, основателей и покровителей монастыря, как раньше с именем Владимира Великого, связано было воспоминание о насаждении христианской веры на Руси, о первых сваях, вбитых в фундамент русской религиозности и благочестия. Родоначальник позднейших русских монастырей, Киево-Печерский монастырь обладал в глазах русского общества большою моральною силою и, продолжая оставаться монастырем местным, уже с ранних пор приобрел значение общерусского монастыря, что придало подвигам и заслугам его иноков особенную поучительность, интерес и значение (см. ниже, отдел "Монашество").

По своему содержанию Киево-Печерский Патерик — собрание разных повестей и сказаний, прямо или косвенно относящихся к Киево-Печерскому монастырю:

1) краткие рассказы и легенды о жизни наиболее выдающихся иноков монастырских (их подвиги, благочестие, чудеса);

2) сказания о начале монастыря, о первых его сподвижниках Антонии и Феодосии;

3) жития: Леонтия и Исайи, проповедников христианства в Ростовской земле; Авраамия Смоленского и др.;

4) история крещения славян; первые времена русской Церкви.

Начало Патерику положено в 20-х годах XIII в. (послания Симона, епископа Владимирского, к иноку Поликарпу и Поликарпа к архимандриту Акиндину). Патерик ярко отразил наивную веру людей того времени, а назидательный характер сборника придал ему значение житейского поучения, своего рода руководства, как надо жить, следуя божественным законам и правилам нравственным.

5) Житие Бориса и Глеба. Однако сердца русских людей волновались при мысли не об одних печерских монахах: живым укором несправедливости вставали образы младших сыновей Владимира Великого, Бориса и Глеба, убитых Святополком Окаянным: в них видели первых мучеников русского христианства, драгоценный символ его торжества над язычеством; их смерть от злодейской руки, смерть р таком юном возрасте требовала нравственного возмездия, а самый поступок окаянного брата, при свете христианского учения, особенно поражал своим противоречием с правилами новой морали. Что убийство Бориса и Глеба оставило по себе сильное впечатление, видно из того, что этому событию посвящены были целых два труда: Иаков Мних пишет "Сказание", а преподобный Нестор (составитель Русской летописи) "Чтение житии и о погублении братьев". Житие внесено было позже и в Киево-Печерский Патерик.

6. Жития Владимира Св. и Феодосия Печерского. Тем же чувством благодарного умиления проникнуты и два других жития: "Память и похвала князю русскому Володимиру" (того же Иакова Мниха)* и "Житие преподобного Феодосия Печерского" (того же Нестора). Владимир Великий был дорог, как основоположник христианской веры на Руси; его личность светилась в лучезарном нимбе на недосягаемой высоте, а Феодосии трогал и хватал за сердце, как первый, не на словах, а на собственном примере, своею благостною жизнью, показавший русским людям, что значит быть истинным христианином и какие высокие обязанности налагает на него новая вера.

______________________

* В последнее время некоторые ученые отказываются признать оба сочинения, приписываемые Иакову Мниху, — "Сказание" и "Память" — произведениями его пера, считая "мифом" его литературную славу.

______________________

7. Другие жития:

а) Авраамия Смоленского, XIII в.

б) Александра Невского, XIII в.: "Житие" прославляет заслуги Александра перед Церковью, а "Повесть" — заслуги князя-воина, правителя и судьи. И "Житие" и "Повесть" сложились под непосредственным впечатлением только что пережитого бедствия — нашествия Батыя и потери независимости, когда жгучая рана, нанесенная татарским игом, была еще особенно свежа.

в) Житие Дмитрия Донского, XIV — XV вв.

г) Епифаний, ученик Сергия Радонежского, пишет: 1) Житие своего учителя; 2) Житие Стефана Пермского, XV в.

д) Иеромонах Пахомий Логофет, серб, выходец с Афона, плодовитый писатель XV в., современник великого князя Василия II. Он составил целый ряд житий: Сергия Радонежского, митрополита Алексея, Кирилла Белозерского, Варлаама Хутынского, великой княгини Ольги; Похвальное слово митрополиту Петру. Большею частью это переделки и дополнения чужих сочинений, но сделанные искусной рукою. "Пахомия много читали в древней Руси и усердно подражали приемам его пера; его творения служили едва ли не главными образцами, по которым русские агиографы с конца XV в. учились искусству описывать жизнь святого" (Ключевский).

Византийские хроники

Предметом византийских хроник служит всеобщая (всемирная) история, но в своеобразно понятых рамках: а) события библейские; б) судьба иудейского народа; в) история первых веков христианства; г) история Византии. Таким образом, представление о всемирной истории, исключавшее римский, католический Запад, получалось неполное, однобокое. Внутренняя связь событий для хрониста не существует; главная его забота — передать события, изложить исторический факт; но и самая оценка этого факта у него тоже односторонняя: под углом зрения религиозным; внимание сосредоточено не на политической или культурной истории, а исключительно церковной.

Наиболее распространенными на Руси хрониками были следующие две:

1. Хроника Георгия Амартола (т.е. Грешника), IX в., от Адама до 864 г. (продолжение до 948 г.) на Руси (с этим продолжением) появилась в середине XI в., если не раньше. Была очень популярна, служила главным источником русских сведений по всеобщей истории. Амартол — "жалкий компилятор"; точка зрения аскета; он верит в чудеса и знамения, в участие ангелов и бесов в делах человеческих.

2. Хроника Иоанна Малалы, VI в.; события доведены до 563 г.; на Руси не позже начала XII в. Обилие "языческого" содержания (очень кратко о византийском периоде, очень много о древней истории, о мифах) придало ей "светский" характер и потому делало менее интересною по сравнению с Амартолом, главное внимание которого уделено истории христианских императоров византийских.

Примечание. Амартол стал известен русскому читателю впервые сто лет спустя после своего появления на свет; после того, в течение ряда столетий, им пользуются на Руси как книгою, которая должна удовлетворить историческому любопытству читающей публики, — это то же самое, как если бы мы стали теперь, за неимением ничего иного, черпать свои исторические сведения из Синопсиса Гизеля (Киев, 1674), из Степенной книги, составленной в царствование Ивана Грозного, или, еще лучше, из какой-нибудь исторической книги, писанной на Западе во времена Лютера или Коперника. Про Малалу и говорить нечего: уже шесть веков прошло, как была написана его Хроника, а она все еще считалась пригодною для исторического чтения! Это означало не внутреннее достоинство книги, а лишь бедность и случайность выбора, отсутствие другого материала, более свежего и более под ходящего.

Другие Хроники, которые менее читались:

1. Хроника Георгия Синкелла (ум. после 810 г.): события изложены от Адама до Диоклетиана; на Руси с середины XI в.

2 и 3. Хроника Зонары, от Адама до 1118 г. и Хроника Манассии, от Адама до 1081 г., обе XII в.; на Руси в XV в.

Кроме того:

4. Иосиф Флавий, еврейский историк I в.: "История иудейской войны"; русский перевод середины XI в. Русского читателя в этой книге интересовала злосчастная судьба еврейского народа, взятие и разрушение Иерусалима (римлянами в 70 г. по P. X.).

Оригинальные русские сочинения по истории

I. Летописи. Русская летопись выросла из пробудившейся в русском обществе потребности узнать свое прошлое, связать с ним свое настоящее; она явилась выражением сознания, что настоящее связано с прошлым и есть своего рода его порождение. Если на самой первой ступени летопись удовлетворяла одному только простому любопытству, то уже вскоре перед нею выросли цели более серьезные: 1) показать "откуду есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуду Русская земля стала есть"; 2) показать, как зародилось Русское государство и как из совокупности отдельных племен выросло самое государство; 3) показать, каким образом вышло, что Киев стал его центром. Летопись соответствует той поре, когда на Руси уже сознали, хотя бы очень и очень еще немногие, близкую связь русского племени с племенами славянскими; когда почувствовали, что что-то, хоть и не так сильно, связывает его и с другими, неславянскими народами, не только современными, но и древними, и что среди всех этих племен и народов у русского племени есть свое, ему принадлежащее, место. Обычный в ту пору церковно-христианский угол зрения в оценке и понимании явлений присущ, конечно, и нашей летописи; но еще в большей степени летопись является "выражением нашего народного самосознания: в ней воплотилась идея единства русского племени, тесно связанная с идеей единства государственного; интересы общественные стоят в ней на первом месте, и интересы эти прежде всего политические, государственные, народные" (Сперанский). Подобно "Поучению" Мономаха, Первоначальная летопись служит новым доказательством того, что идея Русской земли, Русской народности, как самодовлеющего целого, обладающего своим национальным Я, уже начала — на фоне других земель и народностей — складываться и крепнуть в сознании тогдашнего общества. Этой особенностью летопись резко выделяется среди большинства других произведений древнерусской литературы. В этом ее отличие и преимущество также и от византийских хроник: отличие — потому что те к явлениям народной жизни относились отрицательно, не ценили их, между тем русская летопись не пренебрегает ни устно-народною песнею, ни былиной, ни легендой, ни народной поговоркой; преимущество — потому что летопись стремилась к гармоничному соединению своего национального и чужого культурного, народного и христианского, тогда как византийская хроника застыла в своем церковном пренебрежении народности. И по духу и всем содержанием своим, летопись есть яркое воспроизведение современной русской жизни (фактические события; общественный строй; миросозерцание народное); автор любит свою родину и пишет пером патриота. Вот почему летопись такой драгоценный памятник прошлой жизни народной и народных верований, обычаев, народного миросозерцания; вот почему многие страницы ее и до сих пор полны интереса и привлекательности далеко не для одного специалиста.

Летопись, как таковая, стала нарастать и складываться почти сейчас же вслед за крещением Руси, и уже при Ярославе Мудром ей были положены прочные основы. В великокняжение Владимира Мономаха появилась так называемая "Повесть временных лет", составление которой приписывают: кто Нестору, кто Сильвестру (древнейшие дошедшие до нас списки ее: Лаврентьевский, 1377 г. и Ипатьевский, середины XV в.). Эта "Повесть" служит ярким выражением тех представлений, о которых только что говорилось: идея единства русского племени и горячее желание привить эту идею в сознание современников*.

______________________

* См. Приложения. № 35: "Происхождение Повести Временных Лет".

______________________

С середины XII столетия, соответственно раздроблению Русской земли на отдельные княжества, дробится и летопись: из общерусской, какою она была при Мономахе, она превращается в местную. Таковы летописи: Новгородская (числом пять), Псковская, Галицко-Волынская летопись, Летописец Переяславля Суздальского; летописи Киевская, Смоленская и др.

Однако мысль об общности интересов разрозненных частей Русской земли не глохнет окончательно и в эту пору; зло монгольского ига не только не ослабило, но скорее даже помогло упрочиться этой мысли в сознании современников, а объединение Северо-Восточной Руси Москвою придало идее общности и единства новые силы. Местные, областные летописи XII — XIII вв. постепенно превращаются в течение XIV, XV, особенно в XVI столетии, в общерусские своды. Таковы были:

1) "Временник великих царств", московский свод митрополита Петра, доведенный (в 1320-х годах) до 1305 года. "Есть основание думать, что в начале XIV века при дворе митрополита Петра возникла мысль скомпилировать местные летописные своды, чтобы создать общерусский свод". Из него-то вырос знаменитый Лаврентьевский список летописи, доведенный до смерти предшественника Петрова, митрополита Максима (1305) и дошедший до нас в списке 1377 года (Шахматов).

2) Московский свод 1390 года.

3) Московский свод 1409 года: в основу его положен свод 1390 г.; события доведены до 1408 года.

4) "Владимирский Полихрон" — московский свод 1423 года, составленный при дворе митрополита Фотия. Это есть "соединение текста Повести Временных Лет по московско-суздальскому изводу с Новгородским текстом 1167 года" (Шахматов). В основе лежит свод митрополита Петра в том виде, как он сохранился к тому времени в своде 1409 года. Перерабатывая последний, редактор свода 1423 года старался смягчить его явно московский характер и придать изложению известное политическое беспристрастие (Приселков).

5) Московский свод 1480 года. В нем уже чувствуется нарождение Московского государства: резко выражена тенденция сильной великокняжеской власти; о междукняжеских съездах свод молчит: он просто не хочет вспоминать о них — для него они печальное напоминание слабости центральной (киевской) власти.

2. Всеобщая история. Первые попытки этого рода были, конечно, не более, как простые компиляции и переделки чужого материала.

1) "Хронограф по великому изложению", середина XI в. — переделка Амартола (не сохранилась).

2) "Еллинский и Римский Летописец", XIII в. — составлен по Малале и по Амартолу; Малала — "Еллинский", Амартола — "Римский".

3) "Хронографическая Толковая Палея" — тоже компиляция и переработка византийского материала.

Д. Художественное творчество

"Слово о полку Игоревее"

Замечательный, единственный в этом роде дошедший до нас памятник "дружинной" или "княжеской" поэзии. Глубокое поэтическое чувство; яркие краски; богатство поэтических образов редкой красоты; большие художественные достоинства. "Слово" стоит наравне с лучшими созданиями западноевропейского эпоса (Песнь о Роланде; Нибелунги). Автор — его имя неизвестно — мирянин, не духовное лицо, человек книжный, начитанный, что, однако, не мешает ему стоять близко к народному творчеству и обильно черпать из него. Все содержание "Слова" проникнуто мифическою древностью, пережитками языческих верований, благодаря чему от него веет свежестью, искренностью; оно подкупает своею непосредственностью. Человек и природа, в описаниях "Слова", живут одной общей жизнью.

Но автор не только поэт: он еще и гражданин. Он скорбит о внутренних раздорах князей, отдавших Русскую землю в добычу поганым половцам; и под гнетом печального настоящего он покорно склоняет свою голову. Перед нами люди, надломленные жизнью; в прошлом они пережили мучительную драму. Не рог Роланда звучит в этой поэме уверенным и мощным призывом — нет, это Ярославна "утром рано на забрале кычет лебедью"; это сам поэт печально следит за распрями князей; и когда ему хочется отдохнуть душою, то мысли его обращены к прошлому: только там, в лице Владимира Мономаха, грозы половцев, блеснет для него настоящий луч, осветит и согреет его грустное настоящее. Под влиянием горестного настроения эпическая поэма местами переходит в лирическую думу, и это едва ли не лучшие ее места.

Автор — современник Кирилла, епископа Туровского. Тот и другой наглядно свидетельствуют о замечательных успехах, какие сделала культура и образованность, одинаково и в духовной, и в светской среде, со времени введения христианства, за истекшие два века. "Уже для половины XI века появление такого писателя, как митрополит Иларион, было ясным показателем, что новопришедшая культура и литература восприняты верхами русского общества вполне сознательно. Дальнейшая история подтверждала это. Появление житий, составление летописных рассказов, составление целых летописных сводов, ученая переписка, вроде переписки Климента Смолятича с пресвитером Фомою, — все это свидетельствовало, что, несмотря на все внутренние беспорядки и междоусобия княжеские, о которых так скорбит автор "Слова", культурная жизнь продолжала идти тем же путем". "Слово" появилось в конце XII века, когда "политическая и общественная жизнь южной Руси явно стала клониться к упадку, и близко было уже время, когда вместе с этим должна была совсем прекратиться и жизнь умственная и литературная, перейдя в другой центр, на Северо-Восток, где та и другая стали развиваться, воспринимая в себя новые условия всей окружающей жизни. "Слову" не суждено было начать новую эпоху в развитии русской литературы, но, наоборот, оно явилось завершением периода предшествующего, подготовившего благоприятную среду для его появления. В данном случае литература оказалась обладающей большею жизненностью, нежели общественно-политическая жизнь: последняя клонится к упадку, первая, наоборот, находится на высоте своего развития" (Истрин).

Темою сочинения послужило действительное событие: неудачный поход на половцев новгород-северского князя Игоря Святославича (1185). "Слово" дошло до нас в списке XVI (?) века; найдено в 1795 г. Впервые текст напечатан (неисправно) в 1800 г., сама же рукопись сгорела в Московском пожаре 1812 г. Таким образом, исследователям приходится опираться лишь на издание 1800 г. да еще на копию, сделанную с указанного списка для императрицы Екатерины II.

Былины

Песни о богатырях и удалых людях, об их подвигах и приключениях — одно из самых ярких выражений русского народного эпоса. Это тайники народной души, они вскрывают нам идеалы народа, его заветные мысли, надежды. Это, можно сказать, история народа, опоэтизированная и рассказанная им самим. Хронологически былины принадлежат одинаково и Киевской, и Татарской поре: черты и той и другой зачастую слиты в них нераздельно (например, Илья Муромец: он современник Владимира Красного Солнышка и борется с татарами).

Три цикла:

1. Цикл старших богатырей: Святогор, Микула Селянинович, Вольга Всеславич. Самая глухая древность. Это не столько люди, сколько титаны, олицетворения стихий, сказочные полубоги. С людьми у них общего одна только человеческая форма, но, как у грубой бездушной стихии, они лишены этического смысла и нравственного оправдания своего существования на земле. Сила разумная, духовная еще не проснулась в них.

2. Цикл Киевский, младших богатырей: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович, Дюк Степанович, Чурила Пленкович, Соловей Будимирович и др. Их деятельность носит осмысленный и притом общественный характер, к тому же овеянный светом христианского учения. Самый любимый народный герой — Илья Муромец: он борется со злом, охотно защищает слабого; но главная его заслуга в глазах народа — борьба с кочевою Степью и с погаными татарами.

3. Цикл новгородский — и географически, и по содержанию стоит несколько обособленно от тех двух: там общерусская жизнь, общенациональные интересы; здесь — интересы местные. Две особенности новгородского быта: материальное богатство, достигнутое благодаря оживленным торговым сношениям с Востоком и Западом, и чувство независимости и свободы, выросшее на почве вечевых порядков, породили две типичные былинные фигуры: Садко-купца, богатого гостя, и Ваську (Василия) Буслаева, удальца и повольника.

Произведения, навеянные татарским разгромом и игом

1. Былина "Как перевелись богатыри на Руси" про битву на Калке: подвиги Алеши Поповича и семи богатырей. Эта былина сложилась в мрачные времена татарского ига под впечатлением тяжелого поражения, понесенного русскими князьями в битве на Калке, и если она приурочена к циклу Владимировых былин (Алеша Попович), то потому что народная поэзия не знает хронологии, княжение же Владимира Великого "представлялось в народной памяти самым светлым моментом прошлого и продолжало быть притягательным центром эпических сказаний". Слушая песни о славных подвигах богатырей старого времени и сравнивая с ним свое настоящее холопство, взирая на суровую действительность, столь неприглядно отличавшуюся от дней былой славы и силы, народу естественно было задаться вопросом: "куда же девались его старые защитники, его любимые герои? куда исчезла богатырская застава?", что некогда так крепко стояла на границах Русской земли? Ответ и был дан этой былиною: все лучшие богатыри погибли на Калке (Дашкевич).

2. "Слово о погибели Рускыя земли" — сохранился лишь небольшой отрывок — начало; десятка четыре строчек; сложилось, вероятно, под непосредственным впечатлением несчастной битвы с татарами на реке Сити (1238). Автор с любовью вспоминает прежнюю красоту и славу Русской земли и оплакивает теперешнюю ее горькую долю после нашествия Батыя; много чувства и поэтического настроения; произведение, по духу близкое к "Слову о полку Игореве" и "Задонщине".

3. "Задонщина" — поэтическое описание Куликовской битвы, прославление победы и подвигов Дмитрия Донского, "московского чудотворца"; местами полное подражание "Слову о полку Игореве"; конца XIV в.

4. Полоняничные песни.

5. Легенда о граде Китеже. Чудесно спасенный от войск Батыя, град Китеж пропал из виду; на его месте озеро (Нижегородская губерния, Семеновский уезд). Благочестивым людям дано слышать звон его колоколов и видеть его здания и церкви.

Исторические повести татарского периода

Они также навеяны татарским разгромом и игом; но поэтический элемент перемешан в них с историческим, с действительностью, благочестивый вымысел с риторикой и умилением.

1. "Повесть о Калкском побоище и о 70 храбрых": тот же сюжет, что и в былине "Как перевелись...": подвиги Александра (не Алеши!) Поповича и его 70 (не семи!) храбрых сотоварищей.

2. "Повесть об Евпатии Коловрате и о разорении Рязанской земли": Федор, сын рязанского князя, отказывается выдать татарам свою жену: его замучили; Евпраксия, узнав о смерти мужа, бросается со стены вместе с малолетним сыном и погибает; Батый наступает ш; Рязань, берет ее; подвиги одного из ее защитников, Евпатия; после его смерти татары воздают ему честь за его храбрость.

3. Сказание о взятии Батыем города Владимира.

4. "Убиение князя Михаила Черниговского и боярина его Федора в Орде от царя Батыя".

5. "Житие Александра Невского" (см. выше).

6. "Житие Дмитрия Донского" (см. выше).

7. "Сказание о Мамаевом побоище".

8. "О взятии и разорении Москвы Тохтамышем".

9. "Сказание о обретении иконы Божией Матери" ("Повесть о спасении Москвы от Тамерлана"), 1395 год. Это как бы вторая глава национального эпоса о низвержении татарского ига (первая — "Задонщина"). Обе эти повести, в отличие от других, более ранних, уже не местные предания, а проникнуты сознанием, что дело идет о всей Русской земле — отсюда их большая популярность среди русских читателей.

III. Монашество

Общие замечания

В основе монашества лежит отречение от мира, удаление от него в целях спасения души. Такое отречение, однако, противно человеческой природе, которая создала нас существами с инстинктом общественности (Аристотелевское αϖoν πoηιτίκoν); кроме того, оно противоречит и учению Христа, который, по неизмеримой любви Своей к людям, Сам пришел в мир для спасения его и служения ему. Вот почему монашество, как институт, реально, не только идейно, отрекшийся от мира, проявилось в жизни и удержалось далеко не везде, скорее в виде исключения, чем общего правила. Монастыри с таким аскетическим направлением прочнее всего привились на греческом Востоке, латинский же Запад создал тип монастырей, на знамени которых было написано служение обществу. Таковы монашеские ордена: Бенедиктинский (VI в.), Доминиканский (XIII в.), Францисканский (XIII в.), Иезуитский (XVI в.): эти ордена не отрекаются от мира, но, наоборот, идут к нему навстречу, стараясь спасти его, просветить и наставить.

На Руси аскетизм тоже не привился. Чувство общественности никогда не покидало русского человека, и аскетизм в той форме, в какой он сложился в пустынях египетской Фиваиды, всегда был чужд ему. Уединенные пустыньки-монастыри, если где и возникали, то не пускали глубоких корней и большею частью становились простой переходной ступенью к монашескому общежитию. Основатели этих общежитий, отрицая, вслед за знаменитыми Отцами и Учителями Церкви Пахомием Великим (ум. 348 г.), Василием Великим (ум. 379 г.), Иоанном Златоустом (ум. 407 г.), частную собственность, устраивали свои монастыри на началах коммунистических. Монашеский коммунизм существенно, однако, отличался от нынешнего: он не был захваченым, как современный нам, и был добровольным; он исходил из горячей любви к ближним, из желания служить ему, и если по уставу Федора Студита из обыденной монашеской речи самые слова "мое" и "твое" были совершенно изгнаны, осуждались, как преступные; если Василий Великий утверждал, что "постель, теплая одежда, обувь должны принадлежать не тому, кто владеет ими, а тому, кто в них нуждается", то тот же великий Отец Церкви поучал: "не одеть нагого — то же самое, что раздеть одетого догола", ясно вскрывая этими словами истинно-христианский мотив преподанного им правила.

Но именно потому, что такой христианский коммунизм предъявлял тяжелые требования самоотречения, исходил из наличности неугасимой собственной любви к ближнему, и еще более потому, что он шел вразрез с прирожденным человеку чувством эгоизма, противоречил коренным условиям всякой здоровой общественности, — признанию за личностью права на духовную свободу (индивидуализм) и принципу собственности, — общежития этого типа быстро теряли свой первоначальный характер и в чистом виде не удержались. Даже монастыри, обязанные своим возникновением таким выдающимся деятелям монашеской жизни, как Феодосии Печерский и Сергий Радонежский, не составили исключения. Жизнь оказалась сильнее предписаний.

_________________________

В истории русских монастырей за время с 988 — по 1462 г. можно отметить два периода: домонгольский и время татарского ига. Каждый из них имеет свои особенности: по месту возникновения монастырей, по мотивам, которыми руководились при их созидании; по началам, которые были положены при их устроении.

1. Домонгольский период. Монастыри возникают в городах или поблизости; притом на началах общежития, своим возникновением они обязаны почти исключительно почину мирян, реже всего почину самих монахов.

2. Время татарского ига. Монастыри возникают большей частью в глуши, далеко от человеческого жилья, притом по почину те, кто идет туда жить. Первоначально это пустыньки ("особножитные" монастыри), позже они переходят на положение общежитий ("обшинножитные" монастыри).

1. Период домонгольский.

1. Городские (иначе: "мирские", "ктиторские") монастыри. Своим возникновением они обязаны почину посторонних лиц; их основывают духовные владыки, князья, бояре, богатые люди, иногда городская община, все население города сообща. Основывались такие монастыри ради спасения души; на них смотрели, как на богоугодное дело; к тому же иметь свой монастырь льстило честолюбию людей. Строители монастыря бли в то же время и его ктиторами: брали на себя заботу о его содержании. Городские монастыри строились главным образом, в Киеве и Новгороде — здесь легче всего находились средства на такое дело. В XI ст. таких монастырей насчитывалось около 20, почти все на юге (Выдубицкий и др.); в XII ст. — до 50, почти все на севере (Антониев, Юрьев, Хутынский; два монастыря, построенных в Полоцке прп. Ефросиньей, и др.).

2. Киево-Печерский монастырь. Среди всех этих "городских" монастырей, можно сказать, единственных на Руси в домонгольский период, ярко выделяется, тоже единственный в своем роде, монастырь Киево-Печерский. Почин ему дала не посторонняя мысль; воздвигли его не посторонние руки. Никто не звал Антония и Феодосия Печерских селиться в темных и сырых подземельях под Киевом — они сами избрали себе эти места движимые неодолимой потребностью, путем уединения и добровольно наложенных на себя лишений, утолить снедавший их духовный голод. Эта возвышенная цель сразу выделила монастырь из ряда других, тем более, что он, как сказано, был тогда единственным в этом роде. Конечно, и другие монастыри "предавали себя Богу", не отказывали в духовной пище тем, кто обращался за нею; но ни один из них не сумел подняться до такой высоты, на которую вознесли свою обитель киевские пещерники. "Пещера" не заглушила в них чувства общественной солидарности с внешним миром. Феодосий постоянно наставляет свою братью: "молитесь за мирян; будьте их учителями и пастырями, заступниками и печальниками; благотворите им; не будьте стяжательны, а что имеете, тратьте на пользу ближнего". Инокам наказывалось отстаивать правду, не останавливаться пред обличением сильных мира сего, хлопотать перед князьями за осужденных, миротворить в княжеских усобицах.

Пусть Киево-Печерский монастырь далеко не во всем оказывался на высоте Феодосиева идеала — строгий устав, введенный им по образцу Студийского монастыря, продержался недолго: коммунистическая идея отрицания собственности не привилась в нем; уже вскоре после Феодосия постригавшиеся, если приходили с деньгами, начали оставлять их при себе, как свою частную собственность; в монастыре стали различать богатых от бедных и даже за взаимные услуги брали друг с друга плату... таким образом истинное общинножитие не утвердилось в Киевских пещерах, как, впрочем, не утвердилось оно нигде на Руси, — однако выношенная Феодосием идея самоусовершенствования и бескорыстного духовного служения миру не замерла в основанной им обители и после его смерти, надолго обеспечив ей в общественной жизни значение большой моральной силы. Недаром Мономах со Святополком, зовя Олега Черниговского мириться, говорят ему: "поиди Киеву, да поряд положим о Русьстей земле пред епископы и пред игумены и пред мужи отец наших".

Вообще, Киево-Печерский монастырь более, чем какой иной за это время, явился кафедрой христианского учения, воспитательной школою, рассадником просвещения, благотворительным учреждением. Он дал своих проповедников и мучеников на далеком Севере, еще не тронутом светом христианства; стал средоточием умственной жизни молодого христианского общества; и, завоевав себе высокое и авторитетное положение в древнерусском обществе, вырос в своего рода палладиум православия. Здесь было положено начало книжному просвещению; здесь появились первые церковные писатели и первая история России.

Примечание. Студийский монастырь — один из монастырей Константинополя. Федор Студит, составитель монастырского устава, названного его именем, умер в 826 г.

II. Время татарского ига

1. Пустынные монастыри (т.е. основанные в безлюдной глуши, в пустынных местах). Батыево нашествие и гнет татарского ига значительно изменили психологию монашествующих: 1) город перестал давать прежнюю защиту, а главное, 2) мир слишком "погряз во зле", в нем трудно было сохранить душевное равновесие, трудно самому не погрязнуть. Освободиться от слабостей человеческих; сбросить с себя цепи, что приковывают нас к преходящим радостям земной жизни, — для этого следует удалиться в пустыню: там легче выковать свой характер, стать выносливым; легче духовно возвыситься и приблизиться к Богу. Тяжелый физический труд, лишения, низведение своих потребностей до минимума (жилье — простая келья, а то и землянка, иногда даже дупло в дереве; пища — сухой хлеб, коренья и вода) — первый необходимый шаг к тому, предварительная школа. Это совсем не отречение от мира, но подготовка к предстоящей работе в миру и для мира. Конечная цель всегда — дело общественное. Спасти несколько душ — заслуга неизмеримо большая, нежели спасти одну только свою, тем более, что, спасая других, спасешь и самого себя. Поэтому когда слава о трудовой жизни и добровольно принятых лишениях, вызывая преклонение перед редкостной силою духа, создавала иноку учеников и последователей, то он не только не отвергал их, но принимал, как желанных гостей.

Пустынные монастыри воздвигались самими монахами, по собственному почину, для самих себя, своим трудом и усилиями, разве что, самое большее, еще доброхотными даяниями усердствующих мирян. Содержался такой монастырь собственным трудом. Местом ему был не город, даже не окрестности города, а глухие леса, уединенные озера, зачастую непролазная чаща, дебри и болота. Например, к келье Сергия Радонежского первые 15 лет не было иного проезда, кроме глухой тропы; Савватий и Зосима поселились на необитаемом острове Соловецком и т.д. Особенно много стало возникать таких монастырей со второй половины XIV века.

2. Как возникли пустынные монастыри? Вокруг одинокой кельи пустынника братия ставила свои кельи, совместно воздвигалась церковь, совместно расчищался ближний лес; иноки, следуя примеру своего учителя, тоже закалялись в вере, совершенствовались духовно. У местных духовных властей испрашивалось разрешение на основание монастыря, а у местного князя выхлопатывалось право на пользование окрестными угодьями, лесными и водяными, право звать и садить с этою целью на землю крестьян. Обилие свободных земель не вызывало затруднений в исполнении просьбы; и вот появлялись новые люди, ставились починки и выселки, глухой пустынный край оживал и заселялся. С течением времени починки превращались в большие селения, даже города. Так, города Кириллов (на Белоозере), Калязин, Ветлуга, Кашин, Варнавин, Устюг обязаны своим происхождением монастырям, около которых поселялись их первые насельники. Благочестивые люди наделяли еще от себя иноков земельными угодьями, так что иной монастырь превращался в очень богатого собственника.

Сильный толчок развитию монастырей дал Сергий Радонежский. По словам летописца, он был "начальник и учитель (т.е. инициатор и образец) всем монастырям, иже в Руси". Около 1340 г. он основал свою пустыньку на месте будущей знаменитой Троице-Сергиевой Лавры, а потом он же и его ученики основали десятки других монастырей. Тяжести татарского ига, нестроения общественной жизни, несправедливости, неразлучные с княжескими усобицами, — весь этот духовный и материальный гнет развили в людях набожность; для многих религия являлась единственным утешением и нравственной поддержкою; выбитые злой судьбою из привычной колеи, они искали в ней прибежища, и стоило им услышать, что где-то в глухих дебрях забрезжил духовный светоч, как они с легким сердцем покидали опостылевший "мир", радостно спеша на приветливый огонек в надежде отогреть подле него свою усталую душу и осветить им свои потемки.

3. Пустынные монастыри — колонизаторы севера России. Географически монастыри возникали и росли в направлении к Белому морю, к Ледовитому океану, к Уралу; они проникали в леса вологодские, костромские, ставились по рекам, на берегу озер, на озерных островах (реки Шексна, Вычегда, Нурма, Двина, озера Ладожское, Белоозеро, Кубенское). За иноком шел сюда пахарь-земледелец, промышленник, торговец. Монастырская колонизация вела за собой колонизацию крестьянскую, давая ей точку опоры. "Куда шли монахи, туда же направлялось и крестьянское население; перед теми и другими лежала одна дорога — в привольные пустыри севера и северо-востока, где крестьянин мог на просторе производить свою паль, росчисть дикого леса под пашню, а монах совершать свое безмолвие. Не всегда можно указать, где которое из обоих движений шло впереди другого, где монахи влекли за собой крестьян, и где было наоборот; но очевидна связь между тем и другим движением" (Ключевский).

4. Политическое значение пустынных монастырей. В конечном результате монастырская колонизация выросла в большое государственное дело: она стала важным фактором в той великой исторической работе, какая выпала на долю русского народа: ввести в строй государственной жизни новые обширные области, населенные некультурными, нехристианскими племенами (финнами), содействовать их обрусению и приобщить к общеевропейской культуре.

5. Монашество — рассадник христианства. Появление монастырей на языческом Севере сопровождалось насаждением там христианства среди местных финских племен (чудь, лопари, вогулы, зыряне). Здесь особенно следует выделить деятельность Стефана Пермского. Обладая по тому времени большим образованием, Стефан не только крестил пермских зырян, но еще изобрел для них азбуку, перевел на зырянский язык необходимые богослужебные книги со славянского языка, при помощи греческого текста. Сколько раз грозила ему смерть от язычников — он обезоруживал их своим бесстрашием, силою духа; низвергал их идолов и на месте капищ воздвигал церкви (ум 1396 г.).

6. Сергий Радонежский — основатель монастырей. С Сергия Радонежского (1314 — 1392), с построения им в лесу деревянной церковки св. Троицы (ок. 1340 г.), начинается в Северной Руси быстрое нарастание монастырей, причем первые монастыри основывает он сам или его ученики. Основано было монастырей:

за 988-1242 гг.......до 70
за 1242-1340 гг.......до 30
за 1340-1462 гг.......до 150.

Последний период характеризуется постепенной заменою пустынного, "особножитного" типа типом "общежитным", — и это под влиянием никого иного, как Сергия Радонежского. Последнее в деятельности Преподобного может показаться противоречием: ведь он сам начал свой подвиг с пустынножития. Можно думать, что самое начало пустынножития на русском севере положено именно им; да и позже, чуть ли не все известные основатели монастырей руководились его примером и, прежде чем воздвигать обитель, более или менее подолгу подвизались именно в пустыни. Вообще воздвигать монастыри после Сергия, если не непременно в лесной или болотной глуши, то все же не в городах и не вблизи человеческого жилья, стало своего рода нравственною обязанностью и признаком правильного понимания целей монастырской жизни. И вот тот же Сергий переходит на общежитие, старается утвердить его не только в своем первоначальном, Троицком, монастыре, но и в других, основанных как им самим, так и его учениками.

Противоречие в данном случае, однако, лишь кажущееся; в действительности перед нами два последовательных момента: "пустыня", по мысли Сергия, должна была служить подготовительным этапом, предварительною школою, в которой инок готовил и изощрял свои силы, необходимые для предстоящего трудного подвига.

К тому же существовало еще и другое побуждение, в силу которого прп. Сергий не захотел остановиться на пустынножитии, как на окончательной форме: "пустынька", особенно если слава основателя выдвигала ее из ряда других, становилась с течением времени не монастырем, а монастырским городком, переставала быть уединенною келею, затерянной в дремучем лесу, среди труднопроходимых болот, где инок мог вести, действительно, одинокую жизнь, лицом к лицу с природою, и где вдали от мирских соблазнов мог чувствовать себя всего ближе к Престолу Божию. Пройдя начальную стадию своего развития, такая "пустынька" превращалась, зачастую непроизвольно, в населенное место, где иноки соприкасались друг с другом на почве интересов не только духовных, божеских, но и грубо материальных, и где уйти от "мира", ввиду этого, не всегда было возможно и посильно слабому человеку.

Ревность прп. Сергия требовала полного отречения от всего "мирского", отказа от собственности, отречения от личности, поскольку последняя могла мешать общему благу; общий труд он делал обязательным; он хотел индивидуальную волю и стремления поглотить волею и стремлениями коллективными; хотел, в меру возможного, уберечь братию от всего того, что влекло ее на путь эгоизма и себялюбивых забот. Самое первенство игумена перед братиею Сергий видел не в пользовании большими правами и привилегиями, а в несении больших обязанностей. Все это было недостижимо там, где монастырь "особножитного" типа представлял из себя не столько компактную общину, сколько механическое собрание отдельных келий, лишь внешне объединенных одна с другою. И можно ли было провести уничтожение собственности там, где игумен пользовался более или менее привилегированным положением, получал половину доходов, а если к тому же монастырь был из богатых, то и жил настоящим помещиком?

Реформа Сергия Радонежского явилась повторением попытки Феодосия Печерского, и с тем же отрицательным результатом. Правда, его пример и наставления, высокий авторитет имени вызвали всюду подражание, и вскоре почти все вновь возникавшие монастыри стали устраиваться по общежитному типу. Однако уже в ближайшее время оказалось, что успех преподобного был чисто внешний: форма осталась, но содержание стало выдыхаться. Те же причины, что свели на нет реформу Феодосия, действовали и здесь: коммунизм, даже в христианской, облагороженной форме, противоречит человеческой природе, а подавить в себе проявления грубого эгоизма посильно только избранным натурам, т.е. весьма и весьма немногим.

Идеал Сергия столкнулся с жизнью, и жизнь превозмогла. Но если реформа социальная (отказ от права на собственность) потерпела крушение, зато вечные идеалы правды, добра, любви, смирения и самопожертвования, в ту же жизнь словом и делом проводимые Сергием, навсегда остались для русского инока верною путеводного звездою. Эта звезда для многих являлась поддержкою в борьбе со "злом сего мира", удержала на истинном пути, многих не допустила сбиться с него. Без этой звезды — кто знает! — во что окончательно вылился бы русский монастырь, как одна из форм человеческого общежития.

7. Военное значение общежитных монастырей. С течением времени иные монастыри выросли в настоящие крепости и, как таковые, сослужили большую службу государству: об их высокие и прочные стены разбивались неприятельские рати; они давали убежище окрестному населению. Таковы монастыри: Изборский на ливонской границе, Соловецкий на Белом море, Кирилло-Белозерский, Троице-Сергиев.

8. Благотворительная деятельность общежитных монастырей. Они воздвигали больницы, богадельни, гостиницы; помогали бедным, неимущим; содействовали в отыскании работы; в голодные годы кормили окрестное население.

9. Просветительная деятельность общежитных монастырей. В ту пору монастыри были настоящими центрами просвещения. "Вступая в монастырь, человек чувствовал себя в особом мире, — мире книжном, где почитание книжное было специальностью и вместе подвигом; где все говорили от Писания; и на трапезе, и в церкви, и в кельях предлагались благочестивые чтения; где, наконец, в обширных размерах производилась переписка всякого рода книг. Кто хотел учиться, мог найти в монастыре и лучших учителей, и богатую библиотеку. В монастыри шли и князья, и простые люди для духовной беседы, для утверждения во благочестии. Кроме устных наставлений, оттуда выходили учительные послания к разным лицам, которые передавались из рук в руки и распространялись в множестве списков" (Знаменский). Таковы в особенности монастыри: Киево-Печерский, Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский, Соловецкий (просветительное значение последних трех проявилось главным образом в следующую эпоху).

10. Сергий Радонежский и Феодосии Печерский (два монашеских типа). Сравнение Сергия Радонежского с Феодосией Печерским напрашивается само собой. Сходство между ними немалое.

1) На том и на другом лежит печать основоположничества. От каждого из них пошла своя линия: Киево-Печерский монастырь стал рассадником монастырей Южной Руси в домонгольский период; по почину прп. Сергия пошли монастыри северные.

2) Оба они положили начало общинножитным монастырям: один на юге, другой на севере.

3) В своих "пещерах" Феодосии заложил те начала, которые сделали его монастырь впоследствии духовным центром для всей Южной Руси; такой же центр вырос на северо-востоке из скромной пустынки Радонежских лесов, превратившейся с годами в знаменитый "Дом Св. Сергия".

При всем несомненном сходстве есть, однако, и разница, тоже немаловажная.

1) Феодосии еще напоминает Византию; самый устав, введенный им, произведение иноземное; Сергий, наоборот, явление чисто русское, самобытное.

2) По духу, по пафосу, с каким он проходит свой подвижнический путь, Феодосию более сродни не Сергий, а Франциск Ассизский. Тот и другой охвачены неутолимой, пламенной жаждою отречься от "мира"; ничто не в силах остановить их: ни проклятия родителей, ни слезы матери, ни побои; никакие замки не удержат их в той духовной тюрьме, из которой они жадно рвутся на волю. Совсем не то Сергий: истинный северянин, он терпеливо ждет своего времени; он не пылок, не порывист; его пламя горит ровным, спокойным, хотя тоже неугасимым светом. Покорный сын, он выходит на избранный путь свой не раньше, как убедится, что его решающий шаг никому не причинит горя и тяжелых страданий. Ни чьей горячей слезы не заставил он упасть на своем пути к Престолу Господню.

3) От Феодосия веет той суровостью и требовательностью неуклонного исполнения предписаний, что выработались на Православном Востоке еще в эпоху ересей, гонений и тревожных забот о чистоте учения, преподанного Спасителем; Сергий гораздо благостнее, доверчивее; он чужд такой тревоги; он больше верит в чистоту и честность движений человеческой души.

4) Феодосии, хотя и не отворачивается от "мира", но последний стоит для него на втором плане, на первом же — спасение души; для Сергия таких двух "планов" не существует: служение "миру" и спасение души неотделимы одно от другого, да и самое "спасение" у него неразрывно связано и обусловлено "служением".

5) Облик Феодосия, как сейчас было сказано, суров; последователь Студийского устава, игумен Киево-Печерского монастыря своего рода самодержавный монарх: он требует себе беспрекословного повиновения; виновного ждет наказание. Не то Сергий: уставов он не вводил; он не столько требует, сколько учит собственным примером. Заведя известные порядки, он не настаивает на их выполнении: подчинение должно быть добровольным; и "если я не угоден вам — я уйду, сниму с себя игуменство". И это не пустые слова. Лишь Сергий почувствовал, что братия недовольна им за введение общежития, он не замедлил превратить слово в дело. Отслушав вечерню, он уже не вернулся более в келью, а вышел из монастыря и покинул обитель, "им основанную, чуть не собственноручно выстроенную", — обитель, "где провел столько святых лет".

"С обычной точки (зрения) он совершил шаг загадочный. Игумен, настоятель и "водитель душ" — как будто отступил. Оставил пост. Оставил водительство. Трудно представить на его месте, например, Феодосия Печерского. Конечно, он смирил бы недовольных. Нельзя думать, чтобы и у католиков произошло подобное. Виновных наказали бы, а игумен, ставленный самим архиепископом, никак не бросил бы монастыря. Но русский смирный и "убогий" старичок, которого и крестьянин-то приезжий не хотел признать игуменом, в хмурый вечер вышел с палкою из Лавры, мерил старческими, но выносливыми, плотницкими ногами — к Махришскому монастырю дебри Радонежа. Никому он не сдавался, ни перед кем не отступал. Как можем мы знать его чувства, мнения? Мы можем лишь почтительно предполагать: так сказал внутренний голос. Ничего внешнего, формального. Ясная, святая вера, что "так будет лучше". Может быть, вопреки малому разуму, но — лучше. Чище. Если зажглись страсти, кто-то мне завидует, считает, что ему надо занять место мое, то пусть уж я уйду, не соблазняю и не разжигаю. Если меня любят, то любовь свое возьмет — пусть медленно. Если Бог так мне повелевает, значит Он уж знает — нечего раздумывать".

На Киржаче, куда он удалился, Сергий пробыл три или четыре года. "Митрополит (Алексий) мог бы давно силой возвратить его оттуда. Этого не случилось. Оба ждали, чтоб назрело время, разрешили жизненную трудность в духе вольности и любви. Правда, Алексий предлагал Сергию удалить недовольных общежитием; но к этому не прибегали. Это не стиль Сергия. Ведь если бы он захотел, гораздо раньше мог бы сделать это — Алексий глубоко чтил его". Возвращение в родную обитель было победою Сергия; но он "победил просто и тихо, без насилия, как и все, (что) делал в жизни. Не напрасно слушался голоса, четыре года назад сказавшего: "уйди". Победа пришла не так скоро. Но была полна. Действовал он тут не как начальник, — как святой. И достиг высшего. Еще вознес, еще освятил облик свой; еще вознес и само православие, предпочтя внешней дисциплине — свободу и любовь" (Бор. Зайцев).

6) Деятельность Феодосия преимущественно созерцательная, мысленная; Сергий весь — деятельность действенная, осязательная, реальная. И оно понятно, почему. Феодосии жил в обстановке, не допускавшей или, по крайней мере, сильно мешавшей творческой, созидательной работе: междоусобия князей, вторжения кочевников не давали уверенности в завтрашнем дне; постоянно думалось: "как бы сберечь хотя бы и то, что уже есть". Сергий — сын великорусского племени, сложившегося в обстановке постоянного, упорного труда, не созерцательного, но по преимуществу физического. "Умственное делание" Нила Сорского (см. о нем ниже) на севере не привилось; между тем недаром у нас сложился образ Сергия — плотника, работника и строителя.

Действенность — основная черта прп. Сергия

И Сергий, действительно, строит; он постоянно в действии; он настоящий работник. Обладая физическою силою, он у себя в монастыре первый на работах, требовавших большого напряжения и крепких мускулов; он плотник и повар; он кроит и шьет одежду и обувь для братии; он печет просфоры и замешивает для них муку; катает свечи, варит кутью. Он основал при жизни до 30 монастырей, а ученики, по его стопам и завету, воздвигли еще других 50. Монастырская благотворительность Московской Руси ведет свое начало от него. Он деятельный миротворец и посредник в княжеских распрях.

И здесь снова напрашивается сравнение Сергия с Феодосием.

Мысленно Феодосии никогда не выходил из-за стен своей обители; Сергий, наоборот, никогда не укрывался за ними: его "пустынька" лишь временный искус; он никогда не уходил от "мира" уже потому, что всегда жил для него. Человек земли, он никогда не отрывался от почвы, на которой вырос. Его мысль не витает в надзвездных сферах, но для него ясно, что, правильно, разумно устроив свою жизнь здесь, на земле, мы всего вернее достигнем конечной цели — Царствия Небесного.

Сергий также и не догматик: он воспринимает учение Христа просто, не столько разумом, сколько сердцем. Он знает, что Христос запретил убивать ближнего; но когда он видит, сколько смертельных опасностей нависло над бедной Русской землей с подходом Мамаевых полчищ, он не задумывается благословить московского князя на ратный подвиг и даже шлет с ним на Куликово поле проливать вражескую кровь двух своих иноков.

Вот почему он ближе, понятнее своим современникам, чем Феодосии для своих; вот почему он остался понятен и для последующих поколений. В толпе людей, погрязших в заботах о "хлебе насущном", раздираемых грубою жаждою власти, насилия, эгоизма, раздался голос — не карающий, не призывавший ее порывать с "землею", не предлагавший этой толпе ничего для нее неприемлемого, не говоривший ей: "уходи из этого "мира" и живи идеалами другого": этот голос просто взывал к лучшим сторонам человеческой души, к нравственному долгу, показывая на примере, что и оставаясь на "земле", можно устроить свою жизнь иначе, много лучше, строя ее на вечных началах добра, любви и справедливости. Не предлагая невозможного, Сергий не бередил напрасно больных ран сознанием этой невозможности; наоборот, он нес с собою утешение, надежду на лучшее; под благостной тенью монастырского креста, что воссиял теперь над Радонежскими лесами, всякий "труждающийся и обремененный", любой грешный и слабый находил тот душевный уют, которого напрасно искал в обыденных условиях мирской обстановки.

IV. Искусство

А. Церковная архитектура

Два типа христианских храмов

Обыкновенно различают два типа христианских храмов: 1) западный — его признаки: латинский (удлиненный) крест; ряды колонн делят храм на три или на пять нефов; верх (крыша) — плоский потолок; 2) восточный — его признаки: греческий (почти квадратный) крест, вместо колонн четыре массивных столпа, они поддерживают купол. Квадратность греческого храма создает центральное место, объединяющее вокруг себя остальные части здания. Наличность такого центра подчеркнута еще сильнее тем, что купол храма высится как раз над ним; в латинской же базилике он поставлен с края, не над серединою храма.

Мозаика — другая особенность храмов, возникших под восточно-греческим влиянием. Такими мозаиками особенно богаты св. София в Константинополе, св. Марк в Венеции, церкви Равенские: св. Виталий, св. Аполлинарий Корабельный (in classe), св. Аполлинарий Новый; наш Киево-Софийский собор.

Основные формы русского храма, заимствованные у Византии, суть следующие четыре: 1) правильный четырехугольник, переходящий в квадрат; 2) абсиды (алтарные полукружия) в восточной стене, где алтарь; 3) четыре колонны-пилястры; 4) купол на этих колоннах. Однако эти основные формы подверглись на русской почве самостоятельной переработке. Выработались три архитектурных варианта: киевский, новгородский и суздальский.

Киевские храмы

Здесь колонны, для большей прочности, заменены столпами. Столпы сделали ненужными арки, служившие колоннам подпорками (контрфорсами); вместо одного купола ставилось пять куполов, даже больше; а вместо четырех столпов в иных храмах сооружали шесть столпов, самый купол не прямо на столпах, а на барабане, поставленном на столпы. Главнейшие храмы этого типа:

1. Спасо-Преображенский собор в Чернигове; его строил Мстислав, сын Владимира Великого (1024 — 1036). Это самая древняя из сохранившихся до нашего времени построек Киевского периода.

2. Софийский собор в Киеве (13 глав), 1037 г.

3. Златоверхо-Михайловский, там же, 1108 г.

4. Борисоглебский храм в Чернигове, 1120 — 1123 г.

Новгородские храмы

Новгород стоял дальше от византийских влияний; в его архитектурном творчестве чувствуется уже некоторая самостоятельность — недаром именно здесь появился первый русский зодчий — мастер Петр. Эта архитектурная самостоятельность выросла из: а) чувства политической независимости, всегда присущей Новгороду, и б) в зависимости от климата, более сурового, чем на юге, и проявилась в трех особенностях:

1. Создание шести- или восьмигранной кровли. Она не исключала византийского шарообразного купола-главы, но и ей старалась придать форму более удлиненную: обилие выпадавшего снега вынуждало озаботиться о том, чтобы он падал на поверхности более или менее крутые, не залеживаясь и не давя на поверхность. Купол — это та часть храма, в которую зодчий вкладывал свою основную мысль: это центр его помыслов; если храм пятиглавый, то боковые главы всегда меньше, ниже; их роль служебная, они окружают центральную главу, сдвигаются возможно ближе к ней, но никогда не заслоняют ее, никогда не претендуют на архитектурное равноправие.

2. Большая холодность и торжественность внешнего вида церкви.

3. Обыкновенное число алтарных абсид три; но с течением времени все чаще и чаще восточная стена ставится лишь с одним полукружием

"Нигде алтарные полукружия не играли такой значительной роли в общей концепции храма, как в новгородском строительстве. Новгородский храм красивее всего именно с алтарной стороны, и ни одна стена не производит такого нарядного впечатления, как восточная, хотя нарядность эта лежит не в узорах, часто совсем здесь отсутствующих, а в том изумительном искусстве, с каким зодчий облюбовал формы трех закругленных выступов и искал прихотливых линий их волнистых изгибов" (Грабарь).

В новгородских храмах следует различать два типа: величаво-холодный и упрощенный (приземистые церковки).

А. Первый тип. Стены гладкие, торжественные в своей простоте и бедности убранства; линия церковных глав могучая; общее впечатление величавого, спокойно-холодного, серьезного и сурового. Однако при всем своем величии, новгородские храмы этого типа очень скромны на вид; зато, может быть, именно благодаря этому отсутствию напыщенности и напускной важности, они вырастают еще более в своем величии. "Никакой суетливости и мелочности, нет нигде мелких форм и ненужной назойливой орнаментации. Зодчий скуп здесь на узор и старается достигать впечатления только строгой логичностью форм, никогда не теряющих своего конструктивного смысла и не вырождающихся, как позже в Москве, в чисто декоративные придатки и наросты. Если он прибегает к узору, то последнему отводит очень скромное место, видя в нем лишь средство оживлять стену, а не цель строительства". Архитектурный инстинкт подсказал новгородским зодчим, что дело не в узоре, не в украшении; и действительно: новгородские храмы "действуют на нас одним чисто архитектурным очарованием, одними обнаженными стенами, как действуют иные памятники Египта или Ассирии".

1. Софийский собор в Новгороде, 1045 — 1052. 2. Собор Юрьева монастыря, 1119 — 1130. 3. Церковь св. Георгия в Старой Ладоге, ок. 1185-1190.

Б. Второй тип. Суровый климат, отсутствие в церквах печей и стекол в окнах вызвали появление упрощенного типа: маленьких, приземистых, низеньких церковок с узкими окнами; в них темновато, тесно, зато тепло и уютно. Кровля, по форме, — пересечение двухскатных крыш крестьянской деревянной избы; над местом пересечения — барабан с куполом, увенчанный главою. Боковые алтарные абсиды, в других церквах обыкновенно одинаковой высоты со среднею, здесь понижаются, а с конца XIII в. и совсем исчезают: остается одна центральная. "Трудно придумать что-либо проще этого кубика с одним или тремя восточными полукружиями и с четырьмя столбами, несущими на арках и парусах купольный свод" (Грабарь).

Тип такого храма вырос из "деревянных храмов" (см. ниже) и представляет собою вполне самобытное русское творчество.

1. Церковь Спаса Нередицы, под Новгородом, 1198. 2. Никола на Липне, под Новгородом, 1292. 3. Спас на Ковалеве, под Новгородом, 1345. 4. Церковь Федора Стратилата, в Новгороде, 1380.

"Удивительно чиста, нежна и певуча Новгородская архитектура. Все держится здесь лишь на одном чувстве пропорции, но оно столь совершенно, столь как-то мудро и просто, что лишь с самыми ясными и чистыми решениями Брунеллески можно было бы сравнить белые стены и "весь как на ладони" объем собора XII века в Юрьевом монастыре" (Муратов).

Суздальские храмы

Смесь двух влияний: византийского и западноевропейского. Основные черты остались византийскими, т.е. такими же, как и в киевских и новгородских храмах: план квадрата; три абсиды; четыре столпа, колокольня ("звонница") — особое сооружение, отдельно и независимо от церкви; зато внесены многие частности романского стиля: широкие грузные порталы полукружием; узкие окна; полукруглые арочки точно лентой опоясывают наружные стены; их подпирают колонны на фигурных подставках; наконец, украшение наружных стен: стройных, изящных, нарядных.

В этой нарядности и, особено, в стройности архитектурных линий следует прежде всего искать объяснения, почему суздальский храм производит иное впечатление, чем храм новгородский. В Новгороде — простота мощных стен, много силы и энергии; там храмы точно корнями уходят в землю, ничем их не сдвинешь; узорочье на их суровых, холодных стенах — если б оно было там — лишь ослабило бы величие и всепокоряющую силу, столь присущую новгородскому храму, "убило бы красоту" его.

В Суздале иное. Здесь идеал не в силе, не в величавой простоте, а в стройности, изящности, даже в известного рода изысканности. По самой натуре своей суздальское зодчество аристократично; оно ценит тонкие пропорции, изящные линии, причудливые узорные плетения. "В Суздале нет ни одного памятника приземистых, упрямых новгородских пропорций: они все стройнее, все тоньше, и даже собор Юрьева Польского, казавшийся единственным исключением, сейчас (1926 г.), после освобождения его от окружающих поздних пристроек и застроек, сразу вытянулся и стал по-суздальски стройным". Самое узорочье на наружных стенах суздальских храмов, при всем его обилии, не производит впечатления назойливости — оно "проникнуто чудесным чувством меры и несравненным художественным тактом", да и не узорочье является основной, характерной чертой суздальских церквей: "если бы у Дмитровского собора сколоть всю его каменную резь, он все еще оставался бы прекрасным и стройным в своих певучих линиях, ибо его узорный покров только повышает его основную красоту, а не создает" (Грабарь).

1. Успенский собор во Владимире на Клязьме, 1158 — 1160. 2. Церковь Покрова на Нерли, 1165. 3. Дмитриевский собор во Владимире на Клязьме, 1194 — 1197. 4. Собор Георгия Победоносца в Юрьеве-Польском, 1230 — 1234, на месте прежнего, основанного в 1152 г. 5. Успенский собор в Московском Кремле (первой постройки), 1324 — 1327. 6. Церковь Спаса на Бору, в Московском Кремле, 1329 — 1330. 7. Архангельский собор, там же, 1332. 8. Успенский собор в Звенигороде, конца XIV в.

Три суздальских храма: Покров на Нерли, Дмитриевский собор и собор Георгия Победоносца — 1165, 1197, 1234 — дают возможность проследить постепенное нарастание украшений наружных стен храма. "На Нерли мы видим лишь немного обронных украшений, помещенных вверху, под архивольтами наружных арок; в Дмитриевском соборе эти обронные украшения заполняют собою всю верхнюю половину фасада, а в Юрьеве-Польском они покрывают собою уже весь фасад. Таким образом, здесь является строго последовательное развитие зодчества: сперва помятники его отличаются умеренностью украшений, затем богатством их и, наконец, излишеством" (Султанов).

Деревянные храмы

Деревянные храмы составляют своеобразную, самобытную форму русского зодчества, сохранившуюся в Галиции и особенно на русском Севере (аналогичные церкви в Скандинавии). Впрочем, таких храмов за указанный период (862 — 1462) до нас не дошло ни одного: мы судим о них лишь по оставшимся образцам XVII и XVIII вв.

1. Клетские церкви. Форма деревянных церквей была дана готовая: четырехстенная изба (клеть) с двухскатною крышей; оставалось лишь водрузить на кровле крест или врезать в нее куполок, увенчанный крестом. Эта форма, простейшая, дала очень распространенный тип так называемых клетских церквей ("древяна клецки", как звали ее в старину). В борьбе с климатом (снега, дожди, сырость) и в предупреждение быстрого гниения дерева, храм нередко ставили на подклеть; вследствие чего сам он превращался в "горнюю клеть", т.е. становился двухэтажным. И здесь форма была дана готовая: крестьянская изба, жилое помещение, по тем же мотивам, тоже часто стоит на "подклети", эта же последняя предназначается под сарай, амбар и т.п. приспособления по хозяйству.

2. Шатровые храмы. Одновременно с клетским типом возник и другой — шатровый: сруб ставился не 4-стенный, а 8-стенный, не "четвериком", а "восьмериком", вследствие чего и покрытие ставилось не двухскатное, а восьмискатное, в виде палатки или шатра ("древяна вверх"). Особенность шатрового храма: его высота, стремление ввысь, к небесам. Этот тип позже, в Московский период, будучи облечен в камень, составит одну из характерных особенностей русского зодчества, пленительную своею художественной целостностью и гармонией частей.

Художественное творчество северорусского зодчего не остановилось на одной выработке типа — оно искало еще и красоты и вылилось в обстройке наружных частей церкви: в крыльцах, и особенно в кровле. Подклеть требовала устройства крыльца с входной площадкой ("рундук"); оно ставилось одно- или двухвходное, украшалось резьбою.

Наружные стены храмов в верхней своей части заканчивались маленькими шатерчиками, вроде арок, — это так называемые закомары. Выше стены, уже образуя крышу, закомары ставились одна подле другой, одна над другою, одна за другою, и все ползли вверх, образуя нечто вроде пчелиных сот, поставленных вертикально. Над закомарами возвышалась глава церкви. Бочка — другая форма покрытия: бочка срезана и в длину, от верхнего конца до нижнего, опрокинута вниз, выпуклостью кверху, заострена в верхней части, с боков сделана пузатою ("пучина"). Купол принял форму луковицы или груши. Число глав разрослось, они поднимались одна над другою, доходя иногда до 21. В шатровой форме кровля тоже все росла и росла, вытягивалась, но, в отличие от многоглавого храма, приняла форму остроконечного конуса, иногда в 30 — 35 и даже более сажень. Такой конус, в сущности, есть то же многоглавие, но слившееся в одну сплошную массу.

Клетский тип храмов раскидан по всей Великороссии, но "на севере преобладающее значение имел тип шатрового храма, и на нем соединились в неразрывном союзе и забота, и любовь безыменных мастеров. И так как почти все шатровые храмы поразительны по красоте, где бы они ни стояли: на далекой ли Кеми, почти у полярного круга, около Вологды, в Каргополе, в Устюге, в костромских лесах, — то невольно чувствуешь, как проявилось в них соборное народное творчество, как они были народным делом, одинаково близким ему во всех концах колоссального края. Та нечеловеческая трудность работы топором*, короткое летнее время для работы и такое множество памятников ясно свидетельствуют о больших плотничьих артелях, переходивших с места на место с одинаковыми взглядами, вкусами и пониманием своего дела".

______________________

* Пила для распилки бревен на доски была еще неизвестна.

______________________

"Посреди неоглядных лесов поднимаются, как огромные ели, церкви, колокольни, или, как наши северные стога, стоят они по тихим полянам, таинственные и единственные во всем мире. И вы сразу чувствуете, что не случайно безыменные мастера так хорошо, так тонко расставили их по всему Северу, так удивительно выбрали места для них Слить с окружающей местностью архитектурное сооружение, уловить как бы композицию местности, сотворенную великим художником — природой, — высшая задача зодчего" (Евдокимов).

Б. Живопись

Предварительное замечание. Искусство Византии

В истории византийского искусства различают три эпохи: 1) время Юстиниана, VI век — его расцвет; 2) эпоха Македонской династии и Комненов, X — XII вв. — первый ренессанс античного искусства; 3) эпоха Палеологов, XIV в. — второй ренессанс. Традиции эллинизма никогда не замирали в византийском искусстве; заметно выступали они во вторую эпоху, но с особою силою вспыхнули (уже в последний раз с тем, чтобы навеки потом угаснуть) в век Палеологов — отсюда и самое название этих последних эпох: первый и второй ренессанс.

Памятники третьей эпохи (фрески): 1) мечеть Кахриэ-Джами в Константинополе (бывшая церковь Спасителя), 1310-1320; 2) церкви города Мистры, в Морее; 3) церкви в Трапезунде, Грузии, Мингрелии, Фессалии, Апулии, Македонии; 4) церкви в Старой Сербии (Люботин, близ Скоплье (Ускюб), монастырь св. Марка, Охрида — фрески этих последних церквей особенно близки фрескам Мистры).

Два периода русской живописи

Первый период, Киево-Новгородский, — подражательный: XI, XII, XIII века. Второй период, Новгородо-Суздальский, — самостоятельное творчество: XIV, XV века. В том и другом периоде выражением русского искусства служат: 1) Стенопись (фреска и мозаика) и икона на дереве. Остальные формы живописного искусства: орнамент, миниатюра, художественное церковное шитье — еще на втором плане.

1. Первый период — Киево-Новгородский. Безраздельное влияние византийского искусства. Для русских художников последнее — это школа, где они пока еще только готовятся из учеников стать самостоятельными мастерами. Национальные черты искусства еще отсутствуют. Фресок сохранилось за это время значительно больше, чем икон. См. перечень их в "Памятниках Духовной Культуры" (Киевская и Новгородская София, Кирилловский и Спасо-Мирожский монастыри, Старо-Ладожская церковь, Дмитриевский собор во Владимире на Клязьме и др.).

Дошедшие до нас иконы этого периода почти все византийского письма, привозные; едва ли не единственное исключение — икона Божией Матери Одигитрии (Путеводительницы) из собрания Рябушинского в Москве, XII в., или, по другим определениям, XIII века.

Примечание. Преподобный Алимпий (Алипий) Печерский, первый известный по имени русский иконописец; родоначальник русской иконописи и живописи; ум. 1114 г.

2. Второй период — Новгородо-Суздальский. Новгородская иконопись — фресковая и на дереве — сложилась под могучим влиянием византийской живописи, достигшей в ту пору, в век так называемого художественного ренессанса Палеологов, полного расцвета и наивысших достижений. По счастью для себя обойденный Батыевым нашествием, Новгород оказался в XIV столетии своего рода столицей русской культурной жизни: он и при татарах не порывал своих связей с Византией и продолжал питаться ее традициями. В XIV в. в новгородской живописи преобладала фреска, а в XV в., в пору ее наивысшего расцвета, — икона на дереве. Из первоначального своего центра новгородская школа была воспринята Суздалем, а через него и Москвою, и также оставила, здесь и там, образцы неувядаемой прелести. Имена художников большею частью не дошли до нас; известны немногие: Феофан Грек, Андрей Рублев, его ученик (1370 — 1430); иконник Дионисий с сыновьями (около 1500 г.). Перечень наиболее замечательных (сохранившихся) фресок и икон этого второго периода приведен ниже в "Памятниках Духовной Культуры".

Особенности новгородской иконописи

От Византии русский мастер воспринял, как наследие античного, точнее эллинистического, мира, изящество симметрии, художественную меру в композиции, классическую правду линий, ритм и совершенство техники, — причем воспринял не рабски, а в самостоятельной переработке На новгородских иконах XIV, особенно XV века, лежит отчетливый отпечаток национального духа, это не робкие подражания чужим образцам, а произведения уверенной в своей силе русской кисти. В новгородских иконах есть собственный язык: яркий, возвышенный, проникнутый любовью и стремлением к далекому идеальному миру.

Неземная грация представлялась новгородскому иконописцу одним из присущих, неотъемлемых свойств и особенностей этого идеального мира: это царство гармонии, певучей красоты и лирического созвучия линий, музыкального, строго размеренного ритма, чарующей простоты композиции, торжественной симметрии и жизнерадостных красок. В этом царстве чувствуется близость Бога, она наполняет душу тихою радостью и является источником одинаково и невыразимой прелести линий, сочности и богатства красок, и — возвышенных переживаний человеческой души в наиболее чистые, трогательные и благородные моменты ее жизни.

Художник переносит нас в царство гармонии и нескончаемой славы, в потусторонний мир, где счастливые избранники, преодолев и победив смерть, остаются безучастны к суете нашей земли, едва отражая ее скорбь и радости.

Красиво это или нет? Уатурально или противно природе?

Представление о красоте в русском народном сознании сложилось совсем иное, чем на Западе: там со времен Чимабуэ и Дуччьо старались изобразить земную правду: реальную, пластическую, доступную глазу, внешнему описанию; русский же человек понимал красоту в религиозном смысле, в духовном, внутреннем: "русские художники добивались, по крайней мере в лучшую пору нашего религиозного искусства, как раз обратного: отдаления от действительности, стремились прочь от реальности — они грезили о сверхреальном" (Маковский).

Элемент картины, т.е. видимый глазу материал, из которого она строилась: формы, линии, вообще, внешняя оболочка картины, брался не из видимого мира — художник искал и вызывал его со дна своей души, сам создавал его из тех символов, в какие облекал он свою творческую мысль.

Сравните русскую икону: Богородицу с Младенцем, Христа, любого святого или изображение пейзажа — с картинами на религиозные темы западноевропейских художников XV, XVI или XVII веков -первое, что бросится вам в глаза, в русской иконе — это какая-то застылость, неподвижность, статуарность, а в картинах итальянского, фламандского или немецкого мастера — блеск, живость, подвижность, реалистичность, близость к действительной природе. С одной стороны, у вас икона, перед которой люди молятся, а с другой — идеальная человеческая красота, которою хочется любоваться, но только любоваться. Молитвенное настроение мадонны Рафаэля, тем более Боттичелли или Филиппино Липпи, Ван Дейка вызовут далеко не всегда, и то лишь условно.

Нереалистичность, отсутствие движения в русской иконе не есть, однако, признак "слабости", "неумения" — то и другое намеренно, вполне сознательно. От земной формы русский изограф, будь это возможно, отказался бы с легким сердцем совсем: он не дорожит ею; она скорее мешает ему; вещественная точность чужда его пониманию. Его кисть рисует не образы, а определенную мысль, состояние души, и он боится, как бы внешнее движение не нарушило сосредоточенности зрителя, и потому всё, что способно отвлечь нас в сторону от этой мысли, он намеренно изгоняет из своей картины. "В русской живописи нет мысли о последовательности во времени. Она никогда не изображает момент, но некое бесконечно длящееся состояние или явление" (Грабарь). Отсюда эта "застылость" и удаление от реальной природы.

Творчество новгородских (а также и псковских, работавших в том же духе и направлении) мастеров создало "такой волшебный мир красоты, что равнять его можно лишь с вершинами, до которых доходило мировое искусство. Кому посчастливилось видеть наиболее совершенные из созданий и довелось почувствовать власть их чар, тот знает, что придет время, когда европейские музеи будут так же искать новгородских икон, как ищут сейчас египетских и греческих скульптур" (Грабарь).

Отличия Суздальской иконописи от Новгородской

Поскольку в настоящее время изучена та и другая, сказанное выше об иконописи Новгородской одинаково приложимо и к иконописи Суздальской: основа их одинаковая, что не мешает, однако, каждой из них иметь и свои особенности: общий тон суздальских икон голубовато-серебристый, тогда как в иконе новгородской преобладают тона желтовато-золотистые. На глаз, обычный вид серебра — холодный, оно никогда не "горит", как "горит" золото. "Серебристая гамма есть самая типичная черта Суздальской школы" (Грабарь). В противоположность "холодным" суздальским иконам, икона новгородская обычно отливает теплым ласковым светом.

_____________________________

После монгольского нашествия место Владимира, как в зодчестве, так и в живописи, занимает Москва. Сначала она во всем рабски следует суздальским образцам, но позже она вступит на путь уже самостоятельного творчества. Впрочем, это случится еще не скоро. Так, еще в конце XV века великий князь Иван III, перестраивая Успенский собор, предписывает Аристотелю Фиорованти взять себе за образец Успенский собор во Владимире.

Русские живописцы, особенно конца XIV и начала XV века, пользовались большою славою не только на родине, но и за пределами ее: их выписывали для росписи стен в Польшу, в Литву, и их фресками, времен королей Ягейлы и Казимира, можно и поныне любоваться в Кракове, в Святокрестецком монастыре на Лысой Горе, в Люблине и Гнезне.

Андрей Рублев

Произведений его кисти дошло до нас очень немного. Знаменитый "Деисус" Благовещенского собора в Москве (1405) сгорел; фрески Успенского собора во Владимире на Клязьме (1408) сильно попорчены позднейшею реставрацией. К счастью, сохранилось главное произведение Рублева: икона "Святой Троицы" (в виде трех ангелов, явившихся к Аврааму, за трапезой) в Троице-Сергневой Лавре. Тонкая таинственная одухотворенность почила на картине. Безупречная простота, гармоническая композиция, ритм действия, фигуры ангелов идеальной, неземной красоты, пейзаж легкий, светлый. Художник поднялся на высшую ступень отвлеченности и идеализации. Ученик Феофана Грека, Андрей Рублев однако не перенял от него того реализма и импрессионизма, какие в ту пору преобладали в византийской живописи: "в ангелах "Троицы" нет никаких жизненных и земных впечатлений. Здесь все построено исключительно на пении ритмов линейных и силуэтных. Цвет чист, глубок и мало разнообразен, далек от намека на пестроту, свойственную византийцам. Музыкальность ничем не нарушена и молитвенность ничем не затменена" (Муратов).

Рублев — это наш русский Беато Анджелико, к тому же его современник (1387 — 1455); с ним у него много общего по силе чувства и теплоте, какую оба вкладывали в свою кисть. От святых Рублева веет истинно божественным. Это, действительно, существа одухотворенные, полные ценного чувства и поэтического настроения. Далекие от мира земного, они витают мыслями в небесных сферах и умиляют душевной чистотою.

"Только в нежном искусстве тихого флорентийского монаха можно найти ту постоянную ласковость, душевность и тот великий мир, которым веет от "Святой Троицы" смиренного Радонежского чернеца. Недаром первый остался в памяти потомства Блаженным Анжелико, а второй — Преподобным Андреем. У Рублева только больше певучести, больше ритма. Этой ритмичностью и напевным складом отличается вообще все русское иконное письмо, получившее свое начало от величественно орнаментальных мозаик. Торжественная суровость их грозных ликов постепенно уступила место душевной ласковости и славному доброму чувству, но любовь к ритму не только не исчезла, а скорее возросла и с веками развилась в особое, освященное преданием, учение" (Грабарь)*.

______________________

* В последнее время Рублеву приписывают знаменитую икону Божией Матери в Успенском соборе во Владимире (не в Москве!), а также некоторые другие. См. ниже "Памятники Духовной Культуры".

______________________

Исключительное, ни у кого столь ярко не выраженное чувство ритма, чувство цветовой гармонии, необычайная одухотворенность концепции — вот три особенности, которые составляют так называемый рублевский стиль. "Одного из этих редких даров было бы достаточно, чтобы выделить художника среди его современников и обеспечить ему неувядаемую славу; Рублев владел всеми тремя и оттого так единодушны восторги перед "Троицей" археологов и художников, реалистов и стилистов, русских и иностранцев. Совершенное и прекрасное, это произведение отвечает на все запросы, удовлетворяет все желания. Как это могло случиться? Так же, как мы это видим на примере Рафаэля: как он, так и Рублев неподражаемо использовали плоды художественных усилий нескольких поколений и, найдя наилучшую формулу для воплощения идеалов своей эпохи, сумели столь прозорливо связать их с намечавшимися чаяниями, что надолго предопределили содержание и форму искусства, шедшего им на смену" (Грабарь).

Примечание. Один из историков русского искусства находит, что икона Рублева "соединяет сиенскую грацию Симоне Мартини с одухотворенными ликами Дуччьо, претворяя все это в национальный русский стиль". Рублев, конечно, не видел произведений ни того, ни другого мастера, и если его "Святая Троица" все же напоминает их, "то происходит это благодаря индивидуальной трактовке, тому личному элементу, которым проникнуто насквозь произведение Рублева; это и делает икону подобной произведениям Дуччьо, Чимабуэ и других великих мастеров итальянского искусства. Крупная индивидуальность Рублева находит себе соответствие лишь в лице гениального автора Слова о полку Игореве" (Алпатов).

Произведения Рублева, а "Святая Троица" в особенности, свидетельствуют о полной отреченности нашего художника от Земли: она для него не существует; все его мысли устремлены горе; он живет исключительно в Небесах, в Потустороннем мире. Этот Потусторонний мир — мир идеальный: там не может быть совершенствования — там все совершенство. Идти в этом направлении дальше там некуда; остается лишь застыть в благоговейном созерцании Божества и, с сердцем, преисполненном блаженства и тихой радости, благодарить и славословить.

Но где источник этой оторванности от Земли, этих исканий Потустороннего мира? За отсутствием биографических данных, ответа приходится искать в исторически сложившейся обстановке того времени, в том духовном разладе, который в ту пору являлся уделом далеко не одного инока Андрея. Время Рублева, конец XIV — начало XV в., было едва ли не самой глухой и тяжелой порой в русской жизни. Беспрерывные кровавые усобицы князей и татарское иго, даже не столько само иго, сколько злая татарщина, те злые, некультурные, привнесенные игом начала, всосавшиеся в плоть и кровь тогдашнего уклада русской жизни, — вот что делало эту жизнь такой глухой и тяжелой. Насилие, грубый произвол, распри и кровь, злорадная месть, рабское искательство перед сильным и готовность униженно лизать ту самую руку, что наносила тебе удар; вечная тревога за сегодняшний день и полная неуверенность в завтрашнем — вот в какой атмосфере приходилось жить тогда русскому человеку. По несчастным городам и весям Русской земли далеко-далеко разносилась унылая, минорная песня, везде оставляя за собой душевный надрыв и страдание. И — что, может быть, еще ужаснее — эта песня раздавалась изо дня в день, из года в год, из поколения в поколение, без перерыва, без изменений, без просвета, без надежды на лучшее. Люди рождались, начинали под звуки этих горестных аккордов свое жизненное поприще и заканчивали его все под тем же неизменно-сумрачным небом, все с той же неисходной тоской в обездоленном сердце. Казалось, русскому Данте, появись такой в те времена, было бы излишне повторять предостережение итальянского собрата: "оставьте всякую надежду все те, вступает кто сюда" — его слова звучали бы запоздалым анахронизмом: фатальное преддверие темного Аида — русский человек едва ли уже не перешагнул через него.

Для девяносто девяти сотых такое положение стало почти нормальным; громадное большинство сжилось с ним, примирилось; но отдельные единицы, те, кого отметил Перст Божий, — те примириться не хотели и не могли. Протест, обычный и естественный для людей XX века, им был неизвестен, да в тогдашних условиях прямо бессмыслен. Выход оставался один: уйти из мира. И такие люди, действительно, уходили. Одни, как Сергий и Герман Валаамские, Сергий Радонежский, Кирилл Белозерский, шли на дальние острова, забирались в непроходимую глушь лесов и болот; другие, как Стефан Пермский, направляют свой путь к далеким чужим людям, не ведающим истинного Бога, проповедовать им слово Божие — для всех их такой "уход из мира" являлся действительно уходом в Потусторонний мир, где их ждал желанный душевный покой, далекий от злой суеты злой Земли.

Наконец, горсточка наделенных особым даром Божиим, "уходили" по-своему, на свой лад: палитра и кисть давали им возможность забыть о Земле и дарили той радостью блаженства, какую они так удивительно прекрасно, с такой редкой чистотой сердца передали нам в наследство на своих иконах и фресках.

И чем большим диссонансом звучало для них все вокруг, чем меньше могли "скучные песни Земли" заменить им "звуки Небес", тем выпуклее выступал перед ними мир Идеальный, тем большую силу вдохновения обретали они в этом контрасте, тем дальше и дальше уносились они ввысь. Вот почему Рублев и безыменные иконописцы XIV — XV веков не только великие мастера своей кисти — кроме искусства известной эпохи, они отразили также и известный исторический момент в жизни Русского народа: своею кистью они помогают нам осветить политические и бытовые явления современной им эпохи, так как в нарисованном ими Потустороннем мире невольно отразилась и та Земля, от которой они бежали и так старательно отряхали с себя ее прах. И в этом — большая историческая заслуга иконописцев вообще и Андрея Рублева в особенности*.

______________________

* См. Приложения. № 36: "Какой «школы» было письмо Андрея Рублева?"

______________________

Миниатюра и орнамент

I. Особым родом живописи являлась миниатюра и орнамент (заглавные буквы, заставки). В украшении рукописей, за время XI-XV вв., можно проследить два направления: первоначально господствует орнамент геометрический, позже ему на смену приходит орнамент звериный. Начало татарского ига, если не требовать точности в определении, можно принять за хронологический рубеж между тем и другим.

1. Геометрический орнамент. "Начиная какую-нибудь главу, писец оставляет часть страницы пустой, а художник, если писец сам не обладает уменьем, потом на этом месте рисует заставку, которая обыкновенно имеет вид прямоугольника, параллелограмма. Внутри этой рамки он делает какой-нибудь рисунок. Последний можно сравнить с каким-нибудь вышиваньем цветными шелками или нитками, или с ковром. Здесь преобладают геометрические линии: круги, квадраты, треугольники. Иногда этот параллелограмм открыт внизу в виде арки, где пишется часть заглавия текста. Рисунок раскрашивается определенными красками, по большей части довольно пестро, но в красивой гармонии цветов, а если позволяют средства, с прозолотой. Краски употреблялись чаще других: желтая, зеленая, голубая, чаще всего красная. Красной краской обыкновенно художник делает контур, промежутки клетки заполняет разными цветами".

2. Звериный орнамент. Это плетенка из причудливого переплета ремней, расположенных "таким образом, что получается известный рисунок-мережка. В плетенке этой можно заметить фигуры и изображения зверей, большею частью фантастических чудовищ (драконы, грифы, львы и т.д.), исполненных этим ремнем. Этот рисунок называется тератологическим орнаментом, т.е. чудовищным. Он получает особое распространение в XIII-XIV веках, в особенности в Новгороде. Если перед нами рукопись и в ней, в виде орнамента (в заставках и заглавных буквах), рисунок дракона, чудовищных птиц, грифов, львов, смело можно утверждать, что по украшениям данная рукопись относится к школе тератологической и ко времени XIII — XIV веков" (Сперанский).

В. Прикладное искусство

Деятельные сношения Древней Руси в домонгольский период с Западом, мусульманским Востоком и особенно с Византией сказались не только на архитектуре и живописи, но и в прикладном искусстве (эмаль, скань, орнамент, резьба).

I. Восток. Во времена Олега русские купцы доходили со своими товарами до самого Багдада; при Игоре и Святославе Русь неоднократно производила набеги на берега Каспийского моря, возвращаясь оттуда с богатой добычей; соседняя Хазария служила постоянным посредником между Киевом и Востоком.

Пара турьих рогов, найденных в Чернигове: работа X века; памятник раннего влияния восточного искусства на русское. Рисунок изображает охоту с собаками на птиц; тут же драконы сплелись с грифами. Это образец так называемого звериного стиля, распространенного в древнюю пору искусства чуть не у всех народов мира (NB. Не смешивать с плетенкой в красках на миниатюрах: см. выше). Орнамент рогов по стилю очень близок к рельефу, что на мавританском водоеме XII столетия в Валенсии (Испания).

II. Византия. Ближайшим проводником византийского искусства на Руси был крымский Херсон-Корсунь, издавна высылавший на север пурпурные одежды, ткани, редкие материи, нашивки. На Руси различали "корсунское" дело (т.е. корсунский стиль) от "цареградского"; корсунское — все редкое, высокое и старинное, чуть не архаическое; цареградское — все утонченное и совершенное; техника, доведенная до наивысшей ступени (Кондаков). В сканном деле и технике перегородчатой эмали русские мастера оказались талантливыми учениками греков. Центрами художественного производства были: Киев, Чернигов, Суздаль, Рязань.

1. Сканное дело, скань (от глагола съкати, сучить), иначе: филигрань, было двоякое: а) работа из зернистых нитей (filum granum) — для каймы, оторочек и т.п.; б) работа тоже из золотых и серебряных нитей, но не зернистых, а вытянутых, наподобие проволоки: такими нитями не оторочивали, а обматывали.

2. Эмаль — это особый "способ покрытия металлических поверхностей прозрачным или непрозрачным слоем цветной стекловидной легкоплавкой массы". Эмали были разных видов: 1) эмаль росписная: подобие живописи по фарфору или глине; 2) эмаль выемчатая: узор выдалбливался; 3) эмаль с металлическими накладками: пластинки металла, образующие рисунок, вставлялись на поверхности одноцветной эмали; наконец, 4) эмаль перегородчатая (cloisonne) или финифть, как ее называли на Руси; наиболее древняя и технически наиболее сложная.

"Перегородчатые эмали делались следующим образом: по золотой доске мастер устанавливал стоймя тонкие золотые ленточки по всем контурам изображаемого узора или фигуры, так сказать, ставил перегородки. Затем расстояния между этими перегородками заполнялись цветною эмалью, так что в целом получалось изображение человеческой фигуры, птицы, зверя или просто какой-нибудь узор" (Никольский).

Прекрасные образцы филигранного и финифтяного дела: Рязанские бармы, княжеская диадема конца XII в.; оклад Евангелий: Мстиславова, Симеона Гордого, боярина Кошки; крест преподобной Ефросиний Полоцкой; потир 1549 г.; золотая панагия-складень 1456 г. (см. ниже: "Памятники Духовной Культуры").

V. Национальная идея. Идея общественная

Что воспитало в русских людях национальную идею

Сознание, что известное сообщество людей, связанных единством места, общностью языка, обычаев, единством интересов, составляет одну большую семью, народ, нацию; что есть нечто такое, что не только роднит людей, сближает их духовно, но и побуждает дорожить этим единением, укрепляет и поддерживает его — такое сознание слагается у молодых народов крайне медленно; в течение первых шести веков русской истории (862 — 1462) оно успело проявиться пока еще в довольно слабой степени и свое выражение, сколько-нибудь отчетливое, нашло лишь в отдельных единицах.

Что помогло ему сложиться? Что воспитало русских людей в этом сознании?

1. Общность происхождения.

2. Единство языка.

3. Единство быта, семейных и общественных отношений.

4. Единство веры.

5. Влияние православной Церкви.

6. Общий источник образования — Византия.

7. Убеждение князей в том, что Русская земля есть общее достояние всего княжеского дома: "мы не венгры и не ляхи, но потомки одного предка и отказаться от Киева не можем", говорят Ольговичи.

8. Однородность, во всей Русской земле княжеского управления и суда.

9. Княжеские усобицы.

10. Общие враги: борьба с иноплеменниками.

___________________________

1. Единство языка. Русский народ не мог не заметить, что его, точно какой обширный остров иль оазис, со всех сторон окружали враждебные стихии, иноязычные: с запада — венгры и поляки, с северо-запада и с севера — литовцы и финны, с востока и с юга — волжские болгары и степные инородцы-кочевники. МЫ и ОНИ — вот первый шаг на пути национального самоопределения.

2. Борьба с соседями. Напряженная и длительная борьба с иноплеменниками, особенно с кочевою Степью; военные походы в те светлые моменты, когда князья, забывая свои несогласия и распри, совместно ходили на эту Степь, на этих "ОНИ", тоже поддерживали в сознании народном понятие о племенном родстве и общности интересов. Вот почему "в иностранных сношениях не было ни Переяславского, ни Черниговского князя, а только Русские князья. Национального значения деление на волости не имело. Узкого местного патриотизма не развилось. Все идеалы поэтические и политические имели не волостное, а общенациональное значение. Все герои, князья и богатыри являются в народном сознании как общенациональные герои. В таком смысле воспевают их наши песни" (Градовский). В народном сознании одинаково для всех, кто говорит на русском языке и исповедует православную веру, существует одно общее поприще действий — "Святая Русь" с главным центром в Киеве и с главным князем — киевским.

3. Влияние православной веры. Русский остров окружен был не только иноплеменниками: эти иноязычные народы оказывались также и иноверными — язычниками, мусульманами, католиками. Оказывалось, что среди этого моря чуждых по языку и вере народностей только один он, народ русский, познал истинного Бога, и вполне естественно, если на тогдашней ступени развития православие явилось для него самым характерным признаком отличия от окружающей среды: православие помогло ему определиться, познать самого себя, "стало народным знаменем, заступило место народности" (Кавелин). С течением времени выражения: русский и православный получили в народном понятии тождественный смысл и значение, так что православный, будь он даже не русский по происхождению, считался все-таки русским, природный же русский, но не православной веры, за русского не признавался.

4. Княжеские усобицы. Если что они и обнаружили, то — единство государственное: собранная Ярославом Мудрым Русская земля, действительно, снова распалась на отдельные княжества и волости; зато взамен выросло и окрепло единство духовное: все княжества сходились около одного, старшего, Киевского, как дети вокруг своего отца или матери. Постоянные перемещения князей с одного княжения на другое вовлекали население одной области в дела другой, и, вызывая постоянное соприкосновение, создавали многократные случаи непосредственно, на деле убеждаться в единстве своей веры, языка, быта и норм жизни, и в сознании этого единства противополагать себя другим народам и племенам.

5. Книжный язык. "С принятием христианства явился на Руси один общий язык — книжный": новая связь, новый залог духовного единства. Он стал орудием распространения веры; Церковь, по всем углам земли Русской, говорила на нем; на нем говорила и правящая власть (законы, распоряжения, судебные приговоры). На том же языке вел и летописец свои записи, все равно, касалось ли дело Кривской земли, Киевской или Новгорода. "Явились школы, и в этих школах учили на том же языке, не обращая внимания на то, из какого племени были учащиеся" (Костомаров).

6. Время Владимира и Ярослава (988-1054) тоже немало содействовало пробуждению национального самосознания: много ценного и положительного усвоено было за эти годы, много пережито. Русские люди сделали большие завоевания, как в политической, так и в духовной жизни; они поднялись в своих собственных глазах, отчетливее почувствовали себя, как особый мир, особый народ, обладающий собственными признаками, выделяющими его из ряда других народов. Этим своим естественно было дорожить, защищать его. Свое взывало к уважению.

7. Высокомерие греков. Греки видели в русских варваров, всецело обязанных им своим просвещением. Взгляд этот со всею резкостью сказался, по-видимому, непосредственно вслед за учреждением в Киеве митрополии (1037) и тогда же вызвал отпор. 1) Греки утверждали, что "только они являются виновниками новой жизни на Руси, а никак не князь Владимир, который, по их мнению, не имеет никаких прав на канонизацию и на признание за ним заслуг по введению на Руси христианства" (Истрин) — а Иларион, в своем "Слове о законе и благодати", наоборот, доказывал, что светом христианского учения Русь обязана не константинопольской Церкви, не грекам, а Владимиру, своему князю. 2) Разошлась русская паства с своим митрополитом-греком и по вопросу, за кем больше прав на канонизацию, за Феодосием или за Антонием? Основателем Киево-Печерского монастыря русские считали Феодосия, всем своим обликом русского человека; греки же утверждали: нет, монастырь основан Антонием, который свое монашеское воспитание получил в Константинополе и на Афоне, где он обошел тамошние монастыри, принял там пострижение; недаром де впоследствии он говорил печерской братии: "как меня Святая Гора постригала, так и я вас постригаю. Да будет на вас благословение: первое от Бога, а второе от Святой Горы". 3) Греки утверждали, будто русская история есть лишь простой придаток к истории греческой; что сама по себе она лишена самостоятельности — в ответ на это появилась "Повесть временных лет" с ясно выраженным сознанием национальной самобытности.

Такого рода расхождения служили для XI-XII вв. своего рода воспитательною школою и не могли не прививать идеи национальности, если не во всех, то, по крайней мере, в высших, руководящих слоях тогдашнего общества.

В ком нашла национальная идея наиболее яркое выражение?

1. Первый летописец: он берется за перо, чтобы рассказать, откуда "есть пошла Русская земля", понимая под нею все области и племена, говорящие русским языком.

2. Даниил Паломник: в Иерусалиме он зажигает лампаду с елеем "от всей Русской земли и за всех князей наших, и за всех христиан Русской земли".

3. Многие из южнорусских князей, готовых "голову свою положить за Русскую землю", особенно Владимир Мономах. Недаром современники прозвали его "добрым страдальцем за Русскую землю", благодарные и хорошо помнившие, что именно по его почину и настояниям князья ходили на половцев, чтобы "добро сделать Русской земле".

4. "Слово о полку Игореве": оно проникнуто чувством большой любви к родине; автор с глубокою скорбью воспринимает ее беды и невзгоды и устами великого князя Святослава зовет русских князей вступиться не только "за раны Игоря", но и "за обиду сего времени, за Землю Русскую".

5. Александр Невский. И современники, и потомство оценили в нем национального борца за русскую Землю и русскую Веру (битва на реке Неве; Ледовое побоище), признали его самоотверженную службу на благо русского народа и видели в нем то "Солнце земли Русской", которое согрело людей в наиболее холодную и тяжкую годину их существования.

6. "Слово о погибели земли Русской": неизвестный автор воспевает красоту и обилие Русской земли, взятой во всем ее целом.

7. Дмитрий Донской. Он принадлежал к числу тех выдающихся людей, о которых в старину выражались: "много поту утерли они себе, движимые заботой о благе народном". С его именем неразрывно связалось воспоминание о борьбе за народную независимость; а объединение под московским стягом на Куликовом поле почти всех русских князей того времени и победа над татарами послужили для будущих поколений могучей воспитательной школой, в которой русская национальная идея окрепла, выяснилась и приобрела необходимые силы для борьбы с теми бурями и невзгодами, какие ожидали ее впереди.

8. "Задонщина", воспевшая тех, кто положил "головы своя за святую церковь, за землю Русскую, за веру крестьянскую".

9. Афанасий Никитин, тверской купец, автор "Хождения за три моря", обращавшийся к небу с такою молитвой: "Да хранит Бог землю Русскую! Боже, храни ее: в этом мире нет ей подобной земли. Да устроится Русская земля!".

Патриотизм и общественность

С ростом национального сознания вырастают и крепнут, могущественно влияя на человека, два новых чувства: патриотизм и общественность. Любовь к родине, к родным местам, где мы выросли и где постоянно живем — чувство, едва ли не прирожденное; по крайней мере в раннем детстве оно уже заложено. Этим чувством объясняется и та "тоска по родине", которую испытывает человек, силою внешних обстоятельств оторванный от привычной и близкой его сердцу обстановки. Но такая, в сущности, бессознательная, животная любовь к родине еще не патриотизм. На высоту идейного патриотизма она поднимается лишь тогда, когда в человеке загорается желание и живая потребность деятельно работать на благо своей родины, когда он радуется ее радостями, гордится ее успехами, болезненно воспринимает ее невзгоды и страдания, когда готов, если понадобится, всего себя принести ей в жертву. На этой ступени чувство родины совпадает с чувством общественности.

Чувство общественности есть сознание нашей принадлежности к обществу и наших обязанностей по отношению к нему. Для одних это "общество" ограничивается тесными пределами семьи, в которой мы родились, выросли, с которой связаны кровными узами; для других — кругом лиц, с которыми мы непосредственно сталкиваемся в жизни; зато для тех, кто дорос до идейного патриотизма, таким "обществом" является великое Целое, имя которому: Народность, Родина, Нация, Государство.

На этой-то именно ступени обязанность перестает быть побуждением внешним, но становится потребностью нашей души, нашим нравственным долгом, причем одно уже исполнение этого долга приносит человеку громадное удовлетворение, настоящее счастье, нередко является для него наивысшим благом в жизни.

Чем глубже залегло в человеке такое представление о своих общественных обязанностях, тем ярче его общественная работа, тем заметнее ее след; люди такого закала зачастую делаются настоящими вождями того общества, к которому принадлежат. Но это удел сравнительно немногих; это избранные; на них "почиет дух Божий". Обыкновенно это люди большой силы воли и энергии, способные на самопожертвование и самоотречение. Они творят дело, плодами которого пользуются позднейшие поколения. Они служат образцом для современников и потомства. Они воспитывают общество. Это путеводные звезды — они не позволяют сбиться с дороги, указывая истинный путь.

Надо только помнить, что "истинность" пути каждый может понимать по-своему, и в этом объяснение тех общественных драм, зачастую даже кровавых трагедий, какие знает история любого народа Нил Сорский и Иосиф Волоцкий, князь Курбский и Иван Грозный, патриарх Никон и протопоп Аввакум или боярыня Морозова; Петр Великий и Григорий Галицкий, возвещавший о пришествии антихриста; Хомяков и Белинский; Достоевский и Софья Перовская, — совершенно по-разному рисовали свой жизненный идеал; но те и другие одинаково сильно проникнуты были чувством общественности и одинаково горели потребностью служить своей родине. И как бы ни разнились такие личности между собой, они — неотъемлемое достояние истории того народа, к которому принадлежат; они — доказательство духовной жизнеспособности этого народа, его неустанного стремления к совершенствованию; они — лучше, чем кто, поняли заветные слова: "духа не угашайте". Это те единицы праведников, ради которых Господь Бог щадит свой недостойный народ во всей его совокупности.

Представители идеи общественности

1. Наиболее выдающиеся князья-правители: великая княгиня Ольга (ее хозяйственная деятельность, "уставы и уроки, становища и ловища"), Владимир Великий, Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, Андрей Боголюбский, Роман Волынский, Даниил Галицкий, Александр Невский, Дмитрий Донской.

2. Великие строители Церкви и государства: московские митрополиты Петр, Алексей, Иона.

3. Деятели в области просвещения: митрополит Иларион, Нестор и Сильвестр летописцы; Климент Смолятич, Кирилл Туровский; Серапи-он, епископ Владимирский; митрополит Киприан, Пахомий Логофет.

4. Деятели общественные в собственном значении этого слова: Феодосии Печерский, Сергий Радонежский, Кирилл Белозерский, Стефан Пермский, Зосима и Савватий.

5. Коллективные работники: монастыри Киево-Печерский, Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский, Соловецкий.

6. Представители национальной идеи (см. выше) тоже могут быть отмечены здесь: что, как не чувство общественности, побуждало их взяться — одних за перо, других за воинский меч? Что, как не чувство общественности, руководило ими в их скорбной заботе о "Русской земле" (о родине, сказали бы мы нынче)?

Омертвение национальной идеи. Местные святыни

Перенесение политического центра с Юга на Северо-Восток, связанное с эти дробление Русской земли на уделы; последовавшая затем зависимость от татар, животный страх и вечное опасение за свое существование, питая наихудшие стороны человеческой души, сильно затемнили идею национального единства: в сознании современникоь она потускнела, светилась лишь урывками. Потускнеть вместе с нею неизбежно должно было и чувство общественности; оно спустилось до тесного горизонта местной колокольни. Сознание общерусских интересов глохло; их сменили местные интересы. Иная психология новых поколений нашла себе, между прочим, очень яркое и характерное выражение в создании местных святынь.

Местная святыня становилась гордостью данной области; местное население видело в ней защиту и опору; в тяжкие минуты она поддерживала народное мужество. Дорожили именно тем, что такая святыня была своя: она служила "похвалою" — для города, "утверждала" его, т.е. придавала ему крепость, нравственную силу. Наивное чувство верующих не смущалось мыслью, что такая святыня, действуя на пользу исключительно их области и, значит, сознательно во вред другой, являлась полным противоречием и оскорблением самой идеи христианского учения. Эта скользкая ступень на пути от христианского единобожия к языческому многобожию привела к тому, что чуть не каждая область или город блажили, т.е. чествовали и признавали за чудотворца собственного святого, как своего покровителя, имели собственную чудотворную икону, которой поклонялись и воздавали почести преимущественно перед всякой другой.

Города (и области) и местные святые:

1. Киев — Антоний и Феодосии Печерские.

2. Новгород — Варлаам Хутынский.

3. Псков — князья Владимир-Гавриил и Довмонт.

4. Смоленск — князь Федор.

5. Ростов — Леонтий и Игнатий, насадители христианской веры в Ростовском крае.

6. Соловецкий — Зосима и Савватий. монастырь

7. Устюг Великий — Прокопий Устюжский, "страж и хранитель охчизны нашей".

8. Вологда — Димитрий Прилуцкий.

9. Пермский край — Стефан Пермский.

10. Вятка — Николай Великорецкий.

11. Важская земля — Георгий юродивый Христа ради, в Заволочьи

12. Сийская волость — Антоний Сийский.

13. Москва — митрополиты Петр и Алексей, позже еще митрополит Иона.

Кроме того, для Москвы святыми были: Иван Калита и Дмитрий Донской ("московский чудотворец"); для Новгорода — князья: Владимир, сын Ярослава Мудрого; Мстислав Храбрый, Мстислав Удалой; для Владимира — Андрей Боголюбский.

Появились местные сказания о местных святых:
1. Смоленск — легенда о витязе Меркурии.
2. Ростов — житие Петра, царевича Ордынского.
3. Тверь — повесть о убиении князя Михаила в Орде.
4. Псков — житие князя Всеволода-Гавриила.
5. Новгород — сказание о чуде иконы Знамения Божией Матери и др.

На почве соперничества, желания прославить свою область и принизить чужую всего резче выделяется Новгород: своеобразие политического строя выработало у него особенную чувствительность к свободе и самостоятельности. Только что упомянутое "Сказание о чуде иконы Знамения Божией Матери", отвратившей от города суздальские войска в 1169 г., проникнуто особенно враждебным чувством к суздальскому краю и его князьям. Тот самый Андрей Боголюбский, которого во Владимире величали "владимирским чудотворцем", для Новгорода был "лютым фараоном". Архиепископ Иоанн, при котором произошло событие 1169 г., остался и по смерти в ореоле особой святости: верили, что его молитвы и благословение всегда поддержут независимость Новгорода, обеспечат ему благополучие. Легенда об иконе Тихвинской Божией Матери Одигитрии (она по воздуху прибыла из царьградской Софии в Новгородскую область и остановилась в Тихвине, совершая там чудеса и исцеления) сложилась тоже в целях возвеличения Новгорода над другими городами русскими; в той же атмосфере вырастет позже и "Сказание о Белом Клобуке".

Вот почему утратить свою святыню считалось большим несчастием. Стефан, просветитель Пермского края, случайно умер в Москве и похоронен там — Москва не захотела расстаться с его прахом — и вот Пермская земля оплакивала свою утрату: "Мы стали теперь поношением для язычников: Лопь, Вогуличи, Югра, Пинега насмехаются над нами! За что обидела нас Москва? Это ли ее правосудие?! У нее есть свои митрополиты и святители, а у нас один епископ, да и того она отобрала от нас!"

Возрождение национальной идеи

Подходит к концу татарское иго; стало определяться государственное значение "собирания Северо-Восточной Руси" в единое Московское государство — стала тогда возрождаться и национальная идея. Пока, в эту пору, она еще носит местную, московскую окраску: московские митрополиты Петр, Алексей, Иона действуют в интересах исключительно "князей-собирателей"; но как скоро "Москва" станет "всею Русью", их работа получит более широкий, национальный характер. Особенно большие успехи сделало национальное самосознание после Флорентийской унии, когда у русского общества возник вопрос: кто мы? куда идем? что должны делать?

На рубеже новой эпохи

Заканчивая изложение событий русской истории великокняжением Василия II, мы подошли к самому рубежу новой эпохи, очутились на пороге новой жизни, раскрывшейся перед русским народом. Мы накануне коренной смены старой обстановки и, частично, даже самого миросозерцания, потому что оно также претерпит известные изменения под воздействием этой обстановки и тех запросов, что предъявит ему новое время.

1. Длинный, тяжелый процесс 600-летней работы по созданию государственного дома завершился превращением вотчины, частного владения московского князя, в государство, в достояние общенародное. Теперь остается лишь доделать начатую работу: последним ударом молотка вбить последний гвоздь, снять леса и выявить здание наружу, факт сам по себе уже совершился, ему не хватает еще внешнего выражения, остается найти его и заодно дать сознанию общественному время освоиться и сжиться с ним. Работа в этом направлении выпадает на долю ближайших преемников Василия II.

2. Строя свой государственный дом, русский народ за время постройки растерял немало кровных членов своей большой семьи: их захватили чужие люди, насильно вовлекли в круг своих интересов. Московская вотчина, как мы видели, в государство превращалась медленно и незаметно; дом строился не по плану, не по программе, правильнее говоря, он вырос сам, без архитектора, неожиданно для будущих обитателей его, а потому еще ни у кого не возникало, да и не могло возникнуть мысли о том, вся ли семья полностью будет жить в нем, или только часть ее. Но едва только дом вырастет, он вырастет как русский дом, и тогда станет очевидным, что под его кровом собралась далеко не вся семья, — окажется, что за рубежом русского дома живут еще другие русские люди; объявится Зарубежная Русь, и это открытие вызовет к жизни великую ответственную задачу: собрать разрозненную семью всю под одной кровлей. Эту задачу осознают и станут решать уже грядущие поколения, но сама она выросла из совокупности всего того, что делалось и сделано было в эпоху "собирания".

3. Дом, как мы знаем, воздвигался на окраине культурного мира, к тому же еще под ярмом многовекового ига монгольского, вдали от общения с народами культурными. Пока дом находился еще в стадии созидания, этот недочет ощущался не так остро; но теперь, с превращением вотчины в государство, русский народ оказался вовлеченным в круговорот международной жизни; чтоб не затеряться в нем и не быть затертым, придется "догонять" Европу, наверстывать культурные пробелы в области, одинаково и технического, и чисто духовного просвещения. Так и здесь народятся новые задачи, решать которые выпадет на долю тоже грядущим поколениям.

4. Православный "остров" среди океана иноверных враждебных народностей, Русский народ с ранних пор почувствовал и нашел в вере мощную опору своему политическому существованию. Национальное бытие свое он бессознательно привык не отделять от православия; то и другое представлялось ему как одно понятие, единое нераздельное целое; и чем ближе подходила к концу постройка государственного дома, чем отчетливее начало определяться русскому народу для него самого его духовное Я, — тем более глубокими корнями вростала в его сознание православная вера, тем ярче блистала и светила ему путеводной звездою на трудных путях его жизни. Как раз перед самым завершением знаменательного 600-летия два события — Флорентийская уния и падение Византии — создадут Русскому народу особое, еще небывалое положение: поставят его на страже Православия и вместе с новыми ответственными обязанностями наделят новыми высокими правами и преимуществами.

5. Превращение вотчины в государство выдвинет на очередь еще одну немаловажную задачу: окончательно сбросить с плеч монгольское иго, благо, оно уже само начинало сваливаться с них; и, сбросив, обеспечить себе более тесное общение с родственным европейским миром.

Таким образом, окончив государственное здание, Русский народ очутился на пороге новой жизни; новая эпоха, которую он готовился начать, предъявила ему пять основных задач, логически и исторически вытекавших изо всего прожитого им 600-летия: 1) придать внешние формы уже сложившемуся государству, поставить последние точки над i; единодержавие, сохраняя его, превратить в самодержавие; 2) воссоединить Зарубежную Русь; 3) обзавестись необходимыми культурными средствами в новых условиях раскрывшейся перед ним международной жизни; 4) явиться оплотом Православия с вытекавшими отсюда правами и обязанностями (Москва — Третий Рим; Москва — оплот православного Славянства) и 5) отбросить от себя Азию или, по крайней мере, существенно поменяться с нею ролями: выйдя из служебного положения, самое ее превратить в орудие своих целей и достижений.

Изложение событий, связанных с разрешением этих задач, иначе говоря, история Московского государства составит содержание следующего, второго тома настоящего Курса.

ЛИТЕРАТУРА

П.В. Владимиров. Введение в историю русской словесности Киев, 1896. Он же. Древняя русская литература Киевского периода XI-XIII веков.. Киев, 1901 (обстоятельная и полезная для читателя этой книги рецензия В.М. Истрина. Ж. М. Н. Пр. 1902, март, август: оценка методов автора, указание недостатков и положительных сторон сочинения). Келтуяла. Курс истории русской литературы Часть I. кн. 1-2. СПб., 1911-1913. В.Н. Перетц. Из лекций по истории древнерусской литературы. Часть I. Древний период. XI-XII вв. По лекциям проф. составил студент А.В. Киев, 1914 (2-е изд.). В.М. Истрин. Очерк истории древнерусской литературы до-московского периода (11-13 вв.). СПб., 1922. М.Н. Сперанский История древнерусской литературы. Пособие к лекциям в университете. Введение. Киевский период. Изд. 2-е. М., 1914; изд. 3-е. М., 1920. Он же (продолжение предыдущей книги). История древнерусской литературы. Московский период. Изд. 2-е. М., 1914; изд. 3-е. М., 1921. А.С. Архангельский. Литература домонгольской Руси. Казань, 1903. В.И. Перетц. Образованность (Древней Руси). Русская история под ред. Довнар-Запольского. Т. I. С. 461 — 479. А.И. Соболевский. Южнославянское влияние на русскую письменность в XIV — XV вв. СПб., 1894. Н.В. Волков. Статистические сведения о сохранившихся древнерусских книгах XI — XV вв. и их указатель СПб., 1898 (изд. Общ. Люб. Др. Письм. 1897, № 123). П. Никольский. Ближайшие задачи изучения древнерусской книжности. Памятники древнерусской письм. и литературы. СПб., 1902, № 147. В. Клюневский. Древнерусские жития святых, как исторический источник. М., 1871. А. Попов. Историко-литературный обзор древнерусских полемических сочинений против латинян. М., 1875. Рец. А. Павлова в "Отчете о 19-м присужд. натр. гр. Уварова" (1878); здесь, в приложении, в новой редакции, "Повесть Симеона Суздальского об Осьмом (Флорентийском) соборе". Я.С. Тихонравов. Рец. книги Галахова: История русской словесности (см. выше, стр. 56 литературу "Введения") в том же "Отчете о 19-м присуждении нагр. гр. Уварова". Две статьи М. Шахматова и Д. Чижевского. Платон в Древней Руси. Записки Рус. Ист. Общ. в Праге. Кн. 2-я. Прага, 1930.

Слово о полку Игореве. Историческая песнь о походе на половцев удельного князя Новгорода-Северского Игоря. М., 1800; перепеч. с приложением факсимиле-рукописи и статьи М.Н. Сперанского. М., 1920. Слово o п. И., изд. Н.С. Тихонравова. М., 1866; изд. 2-е. М., 1868. А.А. Потебня. Слово о п. И. Текст и примеч. Воронеж, 1878 (оттиск из "Филологич. Записок", 1877 — 1878 гг.); 2-е изд. Харьков, 1914. Слово о п. И. СПб., 1911, с разночтениями и библиографией. В.Ф. Миллер. Взгляд на Слово о п. И. М., 1877. Е.В. Барсов. Слово о п. И., как художественный памятник Киевской дружинной Руси. Три тома. М., 1887-1890 (из "Чтений". 1883, I; 1884, II, III; 1885, III, IV; 1886, III; 1889, II). Шанбинаго. Слово о п. И. ("История русской лит-ры до XIX в.", под ред. Грузинского. М., 1916). И.И. Козловский. Палеографические особенности погибшей рукописи Слова о п. И. "Древности. Труды Имп. Моск. Археолог. Общ". Т. XIII, вып. 2-й. М., 1890. В.Н. Перетц. К изучению "Слова о п. И.". СПб., 1925 (отд. отт. из "Известий отд. р.яз. и слов. Ак. Н"), тт. 28 — 30). Он же. Слово о п. Iгоревiм. Памятка феодальноi Украiни-Руси XII в. Киiв, 1926 ( Збipн. Iстор.-фiл. вiдд. Укр. Ак. Н. № 33). Оценку этого труда с украйнофильской тенденцией дает С.Н. Розанов в рецензии, помещенной в "Известиях отделения рус. яз. и словесности на 1927 год". Т. XXXII и последний (1927), 292-299.

Народное творчество. Л.Я. Майков. О былинах Владимирова цикла. СПб., 1863. В.В. Стасов. О происхождении русских былин. Вестник Европы. 1868, №№ 1 — 4, 6 — 7 (перепеч. в Собр. соч. Т. III. СПб., 1894); рец. Буслаева в "Отчете о 12-м присуждении наград гр. Уварова". СПб., 1870. Халанский. Великорусские былины Киевского цикла. Варшава, 1885. И. Жданов. Русский былевой эпос. Исследования и материалы. СПб., 1895. Всев. Миллер. Экскурсы в область русского народного эпоса. I — VIII. М., 1892. Он же. Очерки русской народной словесности. 2 тома. М., 1897 — 1911. Он же. Былины. Нов. Энц. словарь Брок. — Ефр. Т. VIII. С. 802 — 809 (обильные указания на литературу предмета). Русская Устная Словесность. 2 тома, посвященные былинам. М., 1916 — 1919. Ред., вводные статьи и примеч. М. Сперанского.

Сергий Радонежский. Митрополит Макарий и Голубинский. История русской церкви (см. "Введение"). Голубинский. Прп. Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра. Жизнеописание прп. Сергия и путеводитель по Лавре. Сергиев Посад, 1892; изд. 2-е (дополн. и перераб.). М., 1909 (из "Чтений", 1909, кн. II: собственно жизнеописание, без путеводителя). Ключевский. Значение прп. Сергия для русского народа и государства. Богословский Вестник. 1892, XI (перепеч. Очерки и Речи. М., 1913, и под титулом: "Прп. Сергий Радонежский, благодатный воспитатель русского народного духа". Берлин, 1922. В. Эйнгорн. О значении прп. Сергия Радонежского и основанной им обители в русской истории. М., 1899. Сергий Радонежский. Русский Биографический Словарь (с библиогр.). Бор. Зайцев. Преподобный Сергий Радонежский. Париж, 1925.

Искусство. Общая история (см. Введение). Древности Российского государства. М., 1849 — 1853. 6 тт. в лист: текст (Вельтмана и Снегирева) и 510 рисунков, в красках и с золотом (от руки, Ф. Солнцева), с изображением предметов церковного обихода (иконы, кресты, облачения и пр.), царского, военного; одежда, столовая и домашняя утварь; портреты. А. Мартынов и П. Снегирев. Русская Старина в памятниках церковного и гражданского зодчества. М., 1846.; 2-е изд М., 1852 — 1860. Тт. I — VI. Они же. Памятники древнего художества в России. М., 1850. Батюшков. Памятники старины в западных губерниях. Восемь вып., СПб., 1868 — 1885. Гр. И. Толстой и Н. Кондаков. Русские Древности в памятниках искусства. Шесть вып., СПб., 1889 — 1899. Памятники древнерусского искусства. Изд. Имп. Акад. худ. Три выпуска. СПб., 1908 — 1910, в лист; текст (Суслова) с рисунками. Учебный атлас по истории древнерусского искусства; ред. А.И. Некрасов. Три вып. (период домонгольский, эпоха татарщины и Московского государства). М., 1916 — 1917. Забелин. Русское искусство. Черты самобытности в древнерусском зодчестве. "Др. Нов. Россия". 1878, №№ 3, 4 и отд. М., 1900. Н. Кондаков. Русские клады. 1896. Никольский. Древнерусское декоративное искусство. СПб., 1923. Древности Российского государства. Киево-Софийский собор. Вып. I — IV. СПб., 1871 — 1887. Атлас рисунков в лист Д. Айналов и Е. Редин. Киево-Софийский собор. Исследование древней живописи — мозаики и фресок собора (пояснительный текст к атласу). "Записки Рус. Археолог. Общ.". Новая серия. СПб., 1889, т. IV, вып. 3 — 4. Граф Строганов. Дмитриевский собор во Владимире на Клязьме. СПб., 1849. Бережков. О храмах Владимиро-Суздальского княжества. XII — XIII вв. Владимир, 1902 ("Труды Владим. Учен. Археолог. Комитета", вып. 5-й). Н.В. Покровский. Стенные росписи в древних храмах греческих и русских. Труды VII Археолог. Съезда в Ярославле. М., 1887. Т. I. 1890. А.М. Павлинов. Древности Ярославские и Ростовские. Там же. Т. III. М., 1892. Рец. на это соч. Павлинова и на его "Историю русской архитектуры" (см. выше), — Султанова в "Отчете о 37-м присуждении наград гр. Уварова" (1897). А.И. Соболевский. Русские фрески в старой Польше. М., 1916. См. еще Приложения. № 36: "Какой "школы" было письмо А. Рублева".

Промышленность. Торговля. Аристов. Промышленность Древней Руси. СПб., 1866. В.Г. Васильевский. Древняя торговля Киева с Регенсбургом. Ж. М. Н. Пр., 1888, № 7. Довнар-Запольский. История русского народного хозяйства. Т. I. Киев, 1911 (указана литература). Кулишер. Очерк истории русской промышленности. СПб., 1922. Он же. История русского народного хозяйства. Т. I. М., 1925 Он же. История русской торговли. СПб., 1923 (до XIX века включительно). Указания на литературу см. еще у Грушевского. История Украiни-Руси. Т. I, изд. 3-е (1913), 282. J. Sadowskij. Drogi handlove grecke i rzymskie. Krak., 1877. Он же: Handelstrassen der Griechen und Romer durch das Flussgebiet der Oder. Weichzel, des Dniepr und Nieman an die Gestade des Baltischen Meeres. Jena., 1877. A. Szela-gowski. Naistarsze drogi z Polski na Wschod a okresie Bizantynsko-Arabskiem Z тара. Krakow, 1909.

ДОПОЛНЕНИЯ
НАИБОЛЕЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ПАМЯТНИКИ ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЫ. 862-1462 (СОХРАНИВШИЕСЯ)

I. Памятники вещественные*

А. Ранее 862 года.

1. Чертомлыцкая серебряная ваза, тонкой греческой работы, конца IV-начала III в. до P. X.; найдена в 1863 г. в Чертомлыцком кургане (гробница скифского царя), на юге России, близ Днепровских порогов. "Ваза имеет форму амфоры и, очевидно, предназначена была для хранения на пиршестве вина или кумыса". Богатая орнаментация. Другой подобной "нет ни в каком другом музее" (Кондаков). Прекрасное изображение скифов, укрощающих диких коней (хранится в Эрмитаже, в СПб.).

______________________

* Фрески, иконы, миниатюры, церковное шитье, Евангелия — выделены в особые группы; см. ниже.

______________________

2. Руль-Обская ваза, из электрона (смесь золота: 4/5, с серебром: 1/5), греческой работы III в. до P. X., найдена в 1831 г. в кургане Куль-Оба, близ Керчи, в царском могильнике; с изображением сцен из скифской жизни (Эрмитаж).

3. Траянова колонна в Риме, в честь побед императора Траяна над даками (101-106 гг. по P. X.), с изображением сцен из войны римлян с этим народом (2 500 человеческих фигур).

Примечание. Некоторые ученые находят в изображениях этих двух ваз и колонны (одежда, вооружение, прическа, жилье) сходные бытовые черты из русской жизни в начальную эпоху русской истории; однако в применении к Траяновой колонне высказано мнение, что изображенные на ней фигуры в длинном одеянии, напоминающем малороссийскую свиту, еще не дают к тому основания, "так как не исключена возможность, что другие, соседние римлянам народы, например, фракийцы и даки, имели наряд, похожий на свиту" (Нидерле).

Б. После 862 года.

4. Пара турьих рогов, оправленных в серебро, с орнаментом, русской (киевской) работы, второй половины X века; охота северных варваров с собаками на больших птиц. Сочетание арабского стиля с грековосточным звериным. Найдена в кургане "Черная Могила" Черниговской губернии (Эрмитаж).

5. Златники и серебренники Владимира Великого, который первый начал чеканить на Руси золотую и серебряную монету; на них изображены: лик Спасителя, портрет (голова) самого Владимира и надпись: "Владимир на столе" (Эрмитаж).

6. "Ярославле сребром — монета времени Ярослава Мудрого (изображение Георгия Победоносца и надпись: "Ярославле сребро". Два экземпляра в коллекциях графов Строганова и Мусина-Пушкина (кажется, есть еще третий в Стокгольме).

Примечание. Первые русские монетчики руководились византийскими образцами, но не копировали их рабски, а наносили на штемпеля "такие изображения и своеобразные штрихи, которые резко отличают наши монеты и от византийских, и от многочисленных подражаний византийскому типу у соседних народов" (Кондаков).

7. Златые врата в Киеве. По преданию, Ярослав Мудрый, воздвигая каменные стены вокруг Киева, построил в них Золотые Врата по образцу Царьградских, на которых некогда Олег повесил свой щит. Ворота стали символом бытия и благоденствия Киева. Басня, будто польский король Болеслав Храбрый, при победоносном въезде в Киев в 1018 г., ударил по ним своею саблею, оставив на них след-щербину (зазубрину), несообразна уже в силу одной хронологии: в 1018 г. Ворот еще не существовало. Остатки Ворот сохранились, и ныне огорожены железною решеткою.

8. Гробница Ярослава Мудрого в Софийском соборе (Киев), с греческою надписью на ней: Θ.X.Θ.П. (свет Христов просвещает всех) и IX. ХС. Nuca (Иисус Христос побеждает).

9. "Ана Ръина" (что значит: Анна Рейна, т.е. regina, королева) — подлинная (собственноручная) подпись королевы Анны, дочери Ярослава Мудрого, вдовы французского короля Генриха I (ум. в 1060 г.), на латинской грамоте, данной аббатству Сан-Крепи в 1063 г. В это время Анна была женою, вторым браком, Рудольфа, графа де Крепи (Сгеру). Нынешний город Крепи лежит к северу от Парижа, на пути в Суассон (Париж. Bibliotheque Nationale).

10. Тмутараканский камень — запись, в 2 строки, князя Глеба Святославича, внука Ярослава Мудрого, на камне в одну сажень слишком длиною; определение ширины Керченского пролива, измеренной по льду, между Тмутараканью и Керчью в 1068 г. (окончания обеих строк отбиты или вообще стерлись):

В лето 6576 ини. 6. Глеб князь мерил мо(ре) по леду ю Тьмутороканя до Кърчева 10 000 и 4000 саже(нь) (Эрмитаж).

11. Рязанские бармы — нагрудные украшения: подвески, медальоны, образок тельник, дутые бусы; большая часть их местной, рязанской работы (Эрмитаж?).

12. Мощи св. великомученицы Варвары; их привезла в Киев гречанка Варвара, жена вел. князя Святополка II (Киев, Михайловский монастырь).

13. Черниговская гривна (названная так по месту нахождения); носилась на шее; XI века (конец его?) (Эрмитаж). Изображение: см. Древности Российского Государства. I, № 23.

14. Шелковая синяя шапочка, опушенная горностаем, с нашитыми крестами и серафимами; ее носил новгородский архиепископ Никита (ум. 1108 г.) (Новгород. Ризница Софийского собора). Изображение: Древности Российского Государства. I, № 99.

15. Двинские или Борисовы камни, числом четыре, размером от 2 до 5 сажень в обхвате, до 1 сажени вышины; на каждом камне вырезаны крест и надпись: "Господи, помози рабу соему Борису"; лежат в реке Двине, близ Полоцка и Десны (один, меньших размеров, перенесен в Москву, в Исторический музей). Назначение этих камней точно не выяснено. "Борис" — по всей вероятности, полоцкий князь Борис Всеславич (ум. 1128 г.).

16. Меч Всеволода Гавриила (ум. 1138 г.), фряжской работы, с гербами и с латинскою надписью: "Honorem meum nemino (sic! вместо классически правильного: nemini) dabo", т.е. "чести своей никому не отдам" (Псков. Троицкий собор. Лежит на раке с мощами князя Всеволода).

17. Фелонь (риза-безрукавка; употреблялась при богослужении) прп. Антония Римлянина (ум. 1147 г.), из белой шелковой крещатой материи, с орнаментальными, на пурпурных галунах, подобиями арабских надписей и с великолепными разводами сложного рисунка. "Это одна из наиболее любопытных тканей XII в., сохранившихся в Европе" (Кондаков). (Антониев монастырь под Новгородом).

18. Чара черниговского князя Владимира Давидовича, серебряная, позолоченная, половины XII в. (Эрмитаж).

19. Крест прп. Евфросинии Полоцкой, 1161 г. — "одно из редчайших, по драгоценности и высоте технического искусства, произведений древнерусского мастерства, воспользовавшегося предметами и средствами византийского художества" (Кондаков); богато украшен драгоценными камнями; по образцу византийских эмалей (Полоцк. Спасский монастырь).

20. Рогволодов (иначе: Борисов) Камень, плоский, необтесанный валун с глубоко выбитым на нем крестом и надписью вокруг: "помози рабу своему Василию в крщени именемь Рогволоду сну Борисову" (т.е. "в лето 6679 (1171) месяца мая в 7 день поставлен крест сий. Господи, помоги рабу своему Василию, в крещении именем Рогволоду, сыну Борисову"); вделан в пол деревянной часовни, что близ деревни Дятловки, в 22 верстах от г. Орши. Рогволод был полоцким князем.

21. Княжеская женская диадема, из 7 золотых створок с цветными эмалевыми иконками на них и с золотыми подвесками, русской работы конца XII в.; найдена в Киевском кладе 1889 г. (Эрмитаж).

22. Корсунские врата, главные входные (западные) двери в Софийском соборе, в Новгороде: на деревянной основе набиты дощечки из листовой меди с изображением 48 сцен из Св. Писания с объяснительными надписями по латыни (надписи славянские — позднейшие); немецкой работы конца XII в.; образчик северного романского стиля.

23. Сигтунские врата, боковые, там же; итало-византийской работы, с орнаментом; попали в Новгород, вероятно, из города Сигтуна (в Швеции); XII века.

24. Шлем Ярослава, сына Всеволода III, потерянный им на поле брани в день Липецкой битвы (1216); найден там же в 1808 г. (Москва, Оружейная палата).

25. Шлем Александра Невского (Оружейная палата).

26. Меч князя Довмонта, работы западноевропейского мастера (Псков. Троицкий собор. Лежит на гробнице Довмонта). Довмонт (ум. 1299 г.) — национальный псковский герой; при Ракоборе (Везенберге) он нанес (1267) Ливонским рыцарям тяжелое поражение.

Примечание. Меч Довмонта короткий, а меч Всеволода-Гавриила (см. выше № 16) длинный. Некоторые думают, что мечи перемешаны: что длинный — Довмонтов, а короткий принадлежал Гавриилу.

27. Оклад Евангелия Симеона Гордого, 1344 г. (лицевые изображения). "Удары чекана в руках мастеров отрывисты и резки, в рисунке много режущих, острых линий и углов, словом, руки мастера еще связаны, замыслы явно возносятся над техникой. Но в области орнаментики русские мастера этой эпохи свободно выявляют уже присущее им уменье преображать чужие образы, русифицировать их в самом благородном смысле слова" (Никольский) (Сергиева Лавра).

28. Деревянный резной крест 1359 г. — типичный образчик хорошего древнерусского резного дела (Новгород, церковь св. Флора и Лавра).

29. Служебник — экземпляр, по которому Сергий Радонежский отправлял церковную службу (Москва, Синодальная библиотека).

30. Потир и дискос, служившие Сергию Радонежскому при богослужении; деревянные, покрыты красною краскою, с изображениями и надписями (Ризница Троицкой Лавры).

31. Схима, которую носил Сергий Радонежский (Ризница Троицкой Лавры).

32. Крест, которым прп. Сергий Радонежский благословил Дмитрия Донского перед отправлением его на битву с Мамаем (Киев. Музей Духовной Академии).

33. Знамя, бывшее при Дмитрии Донском в день битвы с татарами на Куликовом поле, в 1380 г. (Москва. Оружейная палата).

34. Посох Стефана Пермского (Пермь. Кафедральный собор) Стефан ум. в 1396 г.

35. Росписной холщевый саккос, по преданию, принадлежал Стефану Пермскому. По бокам покрыт живописью; кажется, это единственный памятник подобного рода (Сольвычегодск; соборная ризница).

36. Серебряный оклад на "Евангелии боярина Кошки". 1392 г.; ценный памятник русского ювелирного дела (финифть и филигрань) (Сергиева Лавра).

37. Саккос митрополита Фотия. Саккос — риза, верхнее облачение; его надевали во время богослужения. В Древней Руси он был принадлежностью исключительно одних митрополитов и патриархов. Ввел его в употребление вышеназванный митрополит Фотий (1409 — 1431). На его саккосе вышиты изображения святых и портреты: Великого князя Василия I и его жены, Софьи Витовтовны, их зятя, императора Иоанна Палеолога, и его жены Анны, их дочери и самого Фотия. Работа, кажется, греческая. Василий I женился в 1390 г.; Иоанн VIII Палеолог (тот самый, что принял во Флоренции в 1489 г. унию с римскою Церковью) воцарился в 1425 г. (Москва. Патриаршая ризница). — Когда сделан был саккос? Воцарение Иоанна совпало со смертью Василия (1425); Анна вышла замуж в 1414 г. и уже через 3 года умерла.

38. Соборное постановление о Флорентийской унии, 6 июля 1439 г., за собственноручными подписями папы Евгения IV, греческого императора Иоанна VIII Палеолога, русского митрополита Исидора и других участников собора. Единственная славянская подпись — спутника митрополита Исидора: "смиреный епископ Аврамие суж-дальскый подписую"; подлинник (Флоренция. Лаврентьевская Библиотека).

39. Потир с порфировою чашей, 1449 г., работа русского мастера Ивана Фомина (Сергиева Лавра).

40. Золотая панагия-складень, 1456 г., работа русского мастера Авраамия (Сергиева Лавра).

Стоит сравнить эти две последние вещи с окладом евангелия 1392 г. (см. выше № 36), "где так грубы по своей зернистости нити скани и так робки еще их без нужды измельченные извивы, чтоб понять, как сильно развилось русское искусство скани" за последние 50 — 60 лет. "Красота пропорции потира, подлинно-артистическая скромность в украшениях, какое-то особое, хочется сказать "классическое" благородство форм — ставят его почти вне общего уровня русского мастерства эпохи" (Никольский).

41. Шапка Мономахова — памятник византийский, "который был выполнен не в Константинополе: или в Малой Азии, или на Кавказе, или в Херсонесе (Таврическом), словом, в местности, где византийское искусство в XI — ХП вв. соприкасалось с развитым арабским орнаментом. Мономахову шапку, по деталям техники, необходимо относить к XII веку" (Кондаков). — Впрочем, другие ученые считают шапку произведением чисто восточным (египетский султан Калавун прислал де ее Узбеку, хану Золотой Орды (XIV в.); позже, при падении Золотой Орды, она попала в число добычи московским великим князьям). Верхнее полушарие шапки и крест, что венчает ее — прибавка позднейшая, равно и мех по нижнему краю (Филимонов). — Третье толкование, более раннее: как царская (императорская) корона, шапка из Византии не могла быть прислана уже по одному тому, что не имела ничего общего с коронами византийскими; греческие императоры обыкновенно носили диадемы: обручи или же повязки, унизанные жемчугом и каменьями, с подвесками, которые спускались с висков на щеки; шапка же Мономахова есть именно шапка: тулья с меховой опушкой, убор чисто русский, служивший и ранее головным убором. Недаром "вещь эту ни в XIV, ни в XV веке не называли царским венцом, а называли просто Золотою шапкою. По всей вероятности, знаменитая Мономахова шапка есть не что иное, как чисто русская — великокняжеская корона, да она и употреблена была Иоанном III для венчания Дмитрия Ивановича не на царство, а на великое княжение, царским же венцом сделалась она уже с венчания Иоанна Грозного, а не ранее. Она чрезвычайно похожа на шапку св. князя, изображенного на Рязанских бармах, с которою сходствуют отчасти шапки Бориса и Глеба на окладе Мстиславова евангелия; есть также в ней немало общего с шапкою Ярослава Владимировича Новгородского" (Прозоровский).

II. Церкви

1. Церковь св. Василия в Киеве, на холме, где раньше стоял идол Перуна. Это первая церковь, поставленная Владимиром по принятии им христианства, и в этом все ее историческое значение. Сохранилась только алтарная часть. Ныне на ее месте Трехсвятительская церковь.

2. Десятинная церковь в Киеве, 989 — 996 гг.; была украшена мозаикою и стенною живописью (фресками). Сохранился один только фундамент, да и тот закрыт позднейшею перестройкой. После татар ского разгрома возобновлена киевским митрополитом Петром Могилою в 1635 г.

Примечание. Тогда же, в 1639 г., здесь были найде ны мощи похороненного в Десятинной церкви Владимира Святого, строителя церкви. Часть мощей ныне хранится: глава — в Печерском монастыре, что под Киевом; ручная кость — в Софийском киевском соборе; челюсть главы — в московском Успенском соборе.

3. Храм св. Василия Великого в Овруче, уездном городе Волынской губ., построен, по преданию, Владимиром Святым. Одни развалины.

4. Пречистенский собор в городе Холме; построен Владимиром Святым в 1001 г.; находящаяся в нем икона Божией Матери кисти евангелиста Луки, по преданию, привезена была Владимиром из Корсуня: в 1261 г. татары, будто бы, забросили эту икону, а 100 лет спустя она была найдена под слоем щебня.

5. Софийский собор в Киеве, 13-главый, обилует фресками и мозаикой; заложен в 1037 г., в честь Софии, Премудрости Божией. Его строили если не по образцу, то по примеру Софии константинопольской. За последнее время (1921) выяснилось, что архитектурная конструкция храма велась в двух направлениях: парусными сводами покрыт весь нижний этаж, северная же, западная и южная стороны окружены были поясом подпружных, косых арок, для упора вертикальных стен — это так называемый Сирийский расчлененный свод. "Откуда бы ни пришли в Киев зодчие св. Софии, своими конструктивными приемами они обнаружили свою сирийскую архитектурную школу". Этот "расчлененный свод родился на Иране и еще в первые века нашей эры получил широкое распространение по всей Сирии и, главным образом, в Заиорданской области, откуда был, пока неведомо, какими путями, занесен в Киевску Русь" (Базилевич). — Для Киева Софийский собор стал центром религиозного культа, его гордостью и славой, выражением его Я. Самые отрадные и самые тяжелые моменты общественной жизни киевлян связаны были с "Святою Софией", которая стала местной святыней по преимуществу.

Примечание. Такой же смысл и значение местной городской святыни получили кафедральные соборы и во многих других городах Древней Руси; таковы, например, Софийский собор в Новгороде, Троицкий собор в Пскове, Успенские соборы во Владимире и в Москве.

6. Софийский собор в Новгороде — строился в 1045-1052 гг. тоже в честь Софии, Премудрости Божией: типичная византийская церковь с куполом, на 4 квадратных столпах. Позднейшие пристройки и переделка отняли у собора его первоначальный характер, придав ему чисто русский колорит: 5 позолоченных глав, белые, гладкие стены без украшений, цветная живопись над входом. В куполе фреска Христос-Вседержитель, о ней сложилась легенда: трижды рисовали Христа с благословляющей десницею и трижды рука становилась сжатою; наконец, свыше раздался голос: "не пишите меня с благословляющей десницей; в своей руке я держу город Новгород, и лишь только разожмется рука — наступит конец и самому Новгороду". Народная мысль связала с этим изображением судьбу своего города, его силу и независимость: "Где Святая София, ту Новгород". "В этой Сжатой руке народ видел верный залог своего исторического бытия, своей славы и могущества. Эта легенда поддерживала национальные силы и привязывала к родной старине" (Буслаев).

"В Новгородской Софии недавно открыт самый древний памятник, писанный тайнописью, именно глаголицею. Уже в древнейшее время глаголица вышла из употребления, и ее перестали понимать; она стала достоянием немногих, что и дало возможность использовать ее для тайнописания. Софийский храм, как все старые памятники, переделывался, и, как все старые памятники, зарастал землей; постепенно пол его поднимался, насыпалась новая земля, строился новый пол. Когда же при реставрации храма открыли, уже в наше время, старый пол, то оказалось, что стены храма от пола по цоколю были исцарапаны надписями; очевидно, та привычка, в силу которой и теперь еще пишут на стенах и скамьях, существовала уже и в XI — XII веке В XI — XII веке человек, пришедший в храм, хотел отметить свое посещение, но в то же время ему было, по-видимому, совестно сделать это просто, и он стал писать отчасти кириллицей, отчасти глаголицей, письмом малоизвестным" (Сперанский).

7. Спасо-Преображенский собор в Чернигове; построен Мстиславом Тмутараканским, братом и соперником Ярослава Мудрого.

8. Церковь Успения Божией Матери в Киево-Печерском монастыре, 1073 — 1089 гг. Она была необыкновенной красоты, "небеси подобной". Более не существует. "Ее стены и иконостас блистали золотом, разноцветною мозаикою и прекрасною иконного живописью; пол состоял из разновидных камней, расположенных узорами; верхи были позолочены, а большой крест на главном куполе сделан из чистого золота" (митрополит Макарий). Перестроена в конце XVII в.

9. Михайловский собор в Златоверхо-Михайловском монастыре, в Киеве; внешностью схож с киевской Софиею; 15-главый; купола позолочены; построен в 1108 г.

10. Георгиевский собор в Юрьевском монастыре, под Новгородом; гладкие, без малейшего узора, стены величаво уходят в небо; формы храма простые, величественные, даже суровые; строил мастер Петр, 1119 — 1129 г. "Истинный перл русского зодчества" (Муратов).

11. Борисоглебский собор в Чернигове, 1120-1123 г. При нем хранится капитель (верхняя часть уже не существующей колонны, которая некогда поддерживала карниз храма) с резными украшениями из жгутов и плетений. "Эта драгоценная капитель заслуживает того, чтобы занять самое почетное место среди предметов древнерусского искусства, не только по своей красоте и оригинальности, но и по своей исторической важности, как единственный памятник подобного рода" (Павлуцкий). В этой капители видят одно из доказательств того, что влияние романского стиля проявилось на черниговской почве раньше, чем оно сказалось в церквах Суздальского края. Помимо того в Чернигове указывают на церкви с романским фризом из висячих столбиков (Пятницкая церковь) или пояском из полукруглых арочек, обходящим здание с 3-х сторон (Елецкая церковь).

12. Преображенский собор в Переяславле Залесском, построен Юрием Долгоруким, 1152-1155 г.; одноглавый; "Простота всех украшений, благородство пропорций придают этой церкви своеобразную, строгую красоту: особенно характерны узкие окна, с глубокими арками, напоминающими крепостные бойницы" (Кондаков). На этой церкви уже сказывается влияние западного, именно романского стиля: пилястры делят фасад на три неравные части; резьба из полуарочек вверху наружных стен, под кровлею, и вверху барабана, под главою.

13. Успенский собор во Владимире на Клязьме, 1158-1160 г.; одноглавый, с фресками; был богато украшен Андреем Боголюбским: наружные стены обложены мрамором, внутри убраны чистым кованым золотом; глава и кровля из меди покрыты листами кованого серебра, с золоченою резьбою. После пожара*, будучи перестроен (1189) в пятиглавый, утерял первоначальный романский стиль; наружные стены обведены горизонтальным поясом из колонок, признак романского стиля.

______________________

* Лаврентьевская летопись: 1185 г.; Ипатьевская: 1183 г.; и тот и другой списки одинаково: "13 апреля в середу". Середа могла приходиться на 13 апреля только в 1183 г.

______________________

14. Церковь Покрова на Нерли, в Суздальском крае, заложена в 1165 г. Андреем Боголюбским. Романский стиль архитектуры ярко выступает в ней: одноглавая; пилястры, узкие полуколонки; пояс из ряда колонн; внешние украшения: человеческие фигуры, звери, фантастические животные; внутренность разделена пилястрами на 3 нефа (корабля). Прототип Дмитриевского собора в меньших размерах. "Один из величайших памятников мирового искусства. Как все великие памятники, Покров на Нерли непередаваем ни в каких воспроизведениях на бумаге, и только тот, кто видел его в действительности, кто ходил в тени окружающих его деревьев, испытывал обаяние всего его неописуемо стройного силуэта и наслаждался совершенством его деталей, — только тот в состоянии оценить это подлинное чудо русского искусства" (Грабарь).

15. Дмитриевский (Дмитровский) собор во Владимире на Клязьме, в честь св. Дмитрия Солунского, 1194 — 1197 г.; построен из белого известняка, привезенного водою из Болгарии, с Волги; наиболее совершенный образец романского стиля у нас в России; самый нарядный из суздальских храмов. Одноглавый; богатейшая орнаментация наружных стен: птицы, звери, грифоны, гарпии; многие фигуры напоминают украшения венецианского собора св. Марка; богатый пояс из колонок; внутри 5 нефов, украшенных фресками. Особенность Дмитриевского собора, как и церкви Покрова на Нерли, в сочетании влияний романской архитектуры с грековосточною. В этом сочетании зародыш будущего русского национального искусства. — Об этом храме и следующем (№ 16) Кондаков: "На пространстве от Галиции по Дунаю и через Венгрию до Тироля и верхней Италии, а также через Швейцарию до южной Франции включительно, как от восточной Померании до берегов Рейна, за период IX-XII веков, не находится ни одной церкви, собора, дворца или здания, которое могло бы быть принято за образец двух Владимирских церквей. Можно найти по частям фигуры святых, животных, фантастических зверей и орнаментов; можно встретить тот же порядок украшений, можно, наконец, найти много лучших скульптур, более затейливых и характерных, но нельзя встретить ничего тождественного: наши два собора в своем роде единственные памятники, особенно Дмитриевский собор, по небывалому богатству скульптур, рассыпанному на южной, западной и северной сторонах храма".

16. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском, 1230 — 1234 гг., на месте прежнего, поставленного в 1152 г.; одноглавый; оригинальная скульптура; роскошные узоры, высеченные из белого камня, почти сплошь покрывают наружные стены собора — это точно затканный по рисунку ковер: резьбы здесь, пожалуй, еще больше, чем в Дмитриевском соборе, сочетание романского стиля с восточными заимствованиями.

17. Успенский собор в Московском Кремле; первая в Москве каменная церковь; заложен митрополитом Петром в 1326 г.

18. Архангельский собор, там же, 1332 г.

19. Церковь Федора Стратилата в Новгороде, на Торговой стороне, 1360 г.

20. Церковь Спаса Преображения, там же, 1374 г.

21. Церковь апостолов Петра и Павла в Новгороде, на Софийской стороне, 1406 г.

Эти три церкви представляют собою расцвет новгородского зодчества во второй половине XIV в.; их формы сложились под сильным влиянием северного зодчества, деревянного. "Федор Стратилат", может быть, наиболее типичная церковь из всех трех — лучше всего отвечая тому представлению, какое обыкновенно связывается с выражением "храм новгородской архитектуры".

III. Монастыри

1. Киево-Печерский, основан в 1057 г. прп. Антонием Печерским. Первосветильник русского просвещения; школа, где впервые на Руси стали выковываться духовные устои общественной жизни.

2. Антониев, под Новгородом, основан в 1117 г. Антонием Римлянином. По преданию, из Рима, места своей родины, Антоний приплыл по морю на камне и заложил церковь на месте, где камень остановился.

3. Юрьев, в Новгороде, основан в 1119 г., в память Ярослава Мудрого (Георгия). Самый древний из городских монастырей Новгорода. Его игумен считался первым по месту среди других местных игуменов.

4. Спасский, в Полоцке, основан около 1128 г. преподобной Евфросиниею Полоцкою (ум. 1173 г.).

Примечание 1-е. Евфросинию Полоцкую не следует смешивать с другою Евфросиниею, тоже преподобною, но "Суздальскою": эта последняя жила в XIII в. и постриглась в Ризоположенском монастыре, что был основан в городе Суздале в 1227 г.

Примечание 2-е. В 1155 г. Андрей Боголюбский основал Боголюбский монастырь на месте, где остановилась Владимирская Богоматерь, привезенная им из Киева. Монастырь, вместе с самим городом Боголюбовым, был разрушен татарами в 1237 г. и потом более не возобновлялся.

5. Хутынский, в 10 верстах от Новгорода, основан в 1192 г. Варлаамом Хутынским. Варлаам (ум. 1193 г.) один из местных святых; почитался в Новгороде, как свой, специально новгородский святой, почему и самый монастырь, где покоятся его мощи, пользовался большою славою.

6. Данилов, под Москвою; основан Даниилом, сыном Александра Невского, основателем Московского княжества (ум. 1303 г.); родоначальник монастырей московской области. Здесь похоронены: поэт Языков (ум. 1846), Гоголь (ум. 1852) и славянофил Хомяков (ум. 1860).

7. Валаамский, на Ладожском озере, основан в 1329 году (?) преподобными Сергием и Германом. Тип трудового, "крестьянского" монастыря. Монахи прекрасные хозяева, подчинили себе суровую северную природу. Скиты и подвижническая жизнь. Трудовая и строго монастырская жизнь разнесли далеко славу о Валаамском монастыре и создали ему громкое имя в массе народной.

8. Троице-Сергиев (с 1744 г. Троицкая Лавра), основан около 1340 г. преподобным Сергием Радонежским. О культурном значении монастыря достаточно говорилось выше; о его роли в Смутное время, в начале XVII ст., см. во втором томе настоящего Курса.

9. Чудов, в Московском Кремле, основан в 1365 г. митрополитом Алексеем, в память чуда в Хонех (6 сентября) архангела Михаила, — на месте, где раньше стоял конюшенный двор татарских ханов; место подарено было Алексею ханшею Тайдулою в благодарность за исцеление от слепоты. "Один из самых крупных по своему литературному значению в Древней Руси" (Сперанский). Богатое собрание ценных рукописей, литературные занятия живших в нем лиц (например, Максим Грек) сделали из Чудова монастыря один из просветительных центров России в московское время (XVI — XVII вв.). Патриарх Филарет основал в нем Патриаршую школу; при Никоне чудовские монахи принимали деятельное участие в переводе книг Св. Писания и в исправлении богослужебных книг по греческим подлинникам. Одно время здесь жил Гришка Отрепьев. Здесь крестили Петра Великого и императора Александра II (оба они родились в Москве).

10. Симонов, под Москвою, основан около 1370 г. св. Феодором, племянником Сергия Радонежского, по мысли последнего. Прочные стены превращали монастырь в сильную крепость и позволяли ему выдерживать в XV и в XVI вв. нападения врагов ("Бедня Лиза" Карамзина). Разрушен дотла большевиками в 1930 г.

11. Вознесенский женский, в Московском Кремле, основан 1393 г. великой княгинею Евдокией, вдовою Дмитрия Донского. Вплоть до XVIII столетия здесь погребали великих княгинь и княжон, цариц и царевен. Здесь жила Мария Нагая (инокиня Марфа), мать царевича Дмитрия; также Марина Мнишек по приезде из Польши, до дня бракосочетания с Лже-Димитрием.

12. Сретенский, в Москве, основан 1395 г. великим князем Василием I на том месте, где город встретил чудотворную икону Божией Матери, принесенную из Владимира. В день встречи Тамерлан, шедший было на Москву, повернул обратно в Степь — икона спасла московскую столицу. Эта икона есть именно та, что была вывезена Андреем Боголюбским из Киева и "остановилась" на пути во Владимир.

13. Кирилло-Белозерский, у Сиверского озера, близ Белоозера, Новгородской губернии, основан в 1397 г. прп. Кириллом Белозерским (ум. 1427 г.). Обнесен высокими крепостными стенами, свыше версты (585 саж.) длиною. Место заточения князя Вассиана Патрикеева и патриарха Никона. Монахам этого монастыря писал Иван Грозный свое известное обличительное послание. В Заволжском крае монастырь "имел приблизительно то же значение, какое в своих местах монастыри Печерский и Троице-Сергиев. В нем и в отшельничьих кельях бело-озерских лесов выросло то новое направление, которое носит имя заволжского, — направление созерцательное, поставившее для монашества новые задачи, по-своему понимавшие его идеалы" (Смирнов) В XV — XVI вв. Кирилло-Белозерский монастырь "стоял во главе общественно-литературного течения Заволжских Старцев, этих аскетов-рационалистов. Монастырь этот сыграл очень важную роль в нашей истории (Сперанский). Подобно Чудову и Троице-Сергиеву монастырям, иноки Кирилло-Белозерского монастыря всегда питали на клонность к научным литературным занятиям. Большое и ценное собрание рукописей; в 1859 г. оно передано (1355 номеров) в СПб. Духовную Академию. Кроме того: богатое собрание древнего церковного художественного шитья (пелены, плащаницы). "Каждым воздухом, каждой плащаницей отсюда был бы горд любой европейский музей" (Муратов).

14. Ферапонтов, недалеко от Кирилло-Белозерского, основан в 1398 г. преподобным Ферапонтом. Знаменит своими фресками, работы иконника Дионисия (1500 г.). В 1667 — 1676 гг. здесь жил в заточении патриарх Никон.

15. Саввин-Сторожевский, Звенигородского уезда, Московской губернии, основан в 1398 г. преподобным Саввою, учеником Сергия Радонежского (ум. 1406 г.). Излюбленный монастырь царя Алексея Михайловича, его монастырь. Царь не жалел средств, чтобы поставить его, по богатству и блеску, на уровень знаменитой обители Сергия Радонежского. Он зачастую ездил туда с семьею на поклонение мощам св. Саввы; после Алексея монастырь ревностно посещался царем Федором; нередко бывал там в молодые годы и Петр Великий.

16. Ипатьевский, под Костромою; впервые упоминается в 1421 г., по преданию же, его основал Мурза Чета, предок Бориса Годунова (значит, после 1330 г.). Связан с историей двух фамилий: Годуновых и Романовых. Михаил, родоначальник династии Романовых, жил здесь со своей матерью, когда в Москве происходило избрание его на царство. Богатые вклады; лицевая Псалтирь Годунова, 1594 г. Монастырь сохранил древних икон более, чем даже Успенский собор в Москве.

17. Соловецкий, на Белом море, основан 1429-1436 гг., трудами преподобных Германа, Савватия и Зосимы. Трудолюбие и аскетизм — навсегда стали характерными чертами Соловецкого монастыря. Замечательна его культурно-колонизаторская деятельность. Еще более, чем Валаам, он представил собою яркий пример трудового, деловитого хозяйства. Земельные угодья, рыбные ловли обогатили монастырь, а производство, на широкую ногу, собственными руками всего, что необходимо в домашнем обиходе, заведение собственных мастерских и заводов (свои лесопильни, мельницы, кузницы, смолокурни, столярные, слесарные, салотопни, своя одежда, обувь, посуда) вносили культуру среди некультурного населения северного края; отдаленность же от центра зачастую вызывали необходимость принимать самостоятельные решения, что неизбежно наложило на монашескую братию известный отпечаток независимости и бодрой энергии. Соловецкий монастырь стал "Северным Афоном". Знаменитая библиотека: начало ей положено еще в конце XV в.; ценное собрание по истории русской письменности и русской Церкви; обогащалось путем вкладов, так как монастырь пользовался большим уважением одинаково и в Новгороде (в районе владений которого находился), и в Москве. С 1855 г. библиотека (в количестве свыше 1500 рукописей) переведена в Казанскую Духовную Академию. В царствование Федора Ивановича монастырь был обведен высокими стенами (общая длина их превышает версту), что превратило его в крепость и важный стратегический пункт. Раскольнический бунт и осада монастыря правительственными войсками, 1668-1676 гг. Двукратное посещение Петром Великим, 1694, 1701 гг. Обстрел англичанами в Крымскую войну. Сюда были сосланы: игумен Артемий, священник Сильвестр (советник Ивана Грозного), царь Симеон Бекбулатович, келарь Авраамий Палицын, граф П. А. Толстой.

18. Пафнутиев Боровской, близ города Боровска, Калужской губернии, основан 1444 г. преподобным Пафнутием Боровским, родом из татар.

IV. Фрески (и мозаики; перечень церквей и монастырей, в которых они находятся)

1. Софийский собор в Киеве (1037). Фрески (большей частью реставрированы, переделаны или переписаны; сохранилось 625 фигур) двоякого содержания: религиозного (события из Св. Писания, изображение святых) и светского. 1) Особенно замечательна так называемая "Нерушимая Стена", над горним местом: колоссальное изображение Богоматери в форме orante (с воздетыми руками), как обыкновенно рисовали Богородицу в первые века христианства; около 7 аршин вышины. Также: таинство Евхаристии; Благовещение; Христос-Вседержитель (Пантократор). 2) Светского содержания: "Лев, растерзывающий какое-то животное; охота на тигра и кабана; ипподром с дрессированными конями и всадниками; музыканты с трубами, литаврами и цитрами; акробаты; грифоны; охота на льва, белку, медведя и оленя; битва рыцаря с чудовищем; царский дворец и т.п." (Покровский). Это — изображение византийского цирка и зрелищ ипподрома (Кондаков).

2. Софийский собор в Новгороде (1045-1052). Старых фресок немного: София-Премудрость, Спаситель-Пантократор в куполе; фрески в приделе свв. Константина и Елены.

Примечание. Слово "София" значит: "Премудрость" — "Слово Божие", т.е. вторая Ипостась св. Троицы — Сын Божий. София изображалась двояко: 1) в виде крылатого огненного херувима в царском венце и одеянии, на золотом престоле, с предстоящими Богоматерью и Иоанном Предтечею; в правой руке у него жезл с крестом, в левой — свиток; над головою Спаситель, в огненном кругу, благословляющий (Новгород); 2) в виде женщины, стоящей на портике посреди семи столбов (Киев: "Нерушимая Стена"). Как надо понимать эту женщину? а) это невещественный Дом Премудрости, "который есть не иное что, а девственное чрево Божией Матери, внедрившее Сына Божия" — потому Она и изображена одна, без Младенца на руках: Младенец — во чреве Ее. Такое изображение Премудрости (Софии) основано на словах Библии (Притч. 9, 1): "Премудрость созда Себе дом и утверди столпов седмь" (митрополит Антоний); б) "Это одновременно образ церкви земной, возносящей непрестанно молитвы к престолу Вышняго, и изображение непорочной Заступницы, Матери Божией" (Кондаков).

3. Златоверхо-Михайловский монастырь в Киеве (1108). Мозаика сохранилась здесь в одном алтаре: св. Евхаристия на Тайной Вечери.

4. Кирилловский монастырь в Киеве (1138). Фрески изображают сцены из жизни св. Кирилла, епископа Александрийского.

5. Спасо-Преображенский собор в Мирожском монастыре, в окрестностях Пскова. Фрески (сцены из Нового Завета), по лучшим оригиналам византийской стенописи, сохранились замечательно хорошо (1156).

6. Церковь св. Георгия в Старой Ладоге (в так называемой Рюриковой крепости). Стенные фрески XII в. большого художественного значения; по византийским образцам; работа русских мастеров новгородской школы.

7. Дмитриевский собор во Владимире (1194 — 1197). Фрески собора, вместе с фресками новгородской Софии и старо-ладожской церкви св. Георгия, — "высшее художественное достижение византийско-русского искусства XII в." (Муратов). Дмитриевские фрески возникли "не позднее XIII века. Они представляют группу апостолов и ангелов, введение праведников в рай и самый рай из сложной композиции Страшного Суда. Среди современных им памятников византийской живописи этим фрескам предстоит занять выдающееся место. Фигуры апостолов на тронах и ангелов позади них написаны с таким исключительным мастерством, что обличают руку незаурядного мастера" (Анисимов).

8. Церковь Спаса Нередицы, в окрестностях Новгорода, 1198 г.; богатейшие, оригинальные фрески (1200), почти не тронутые временем. Характерно портретное изображение, во весь рост, князя Ярослава (правнука Владимира Мономаха), строителя Храма: на нем соболья шапка с голубым верхом, темно-малиновое корзно (узкий, длинный плащ) в золотых разводах, с широкой шелковой каймою под цвет подкладки, и высокие сафьянные сапоги. В оценке нередицких фресок нет полного согласия. "Все стены внутри храма покрыты сплошным ковром фресок, хорошо сохранившихся и оставляющих глубокое впечатление значительностью композиций и торжественной суровостью красок. Фрески эти должны быть отнесены к числу лучших созданий стенной живописи XII века не только в России, но и в целой Европе и придают в высшей степени драгоценный вид этому, так долго находившемуся в забвении созданию примитивной веры" (Грабарь). — "Драгоценный, хорошо сохранившийся памятник русской иконографии" (Суслов). — "Не следует преувеличивать художественное значение нередицких фресок. Общее гармоническое впечатление этих стен не уничтожает возможности некоторых невыгодных для них сравнений: это искусство более простое, народное и бедное по сравнению с искусством Дмитровского собора. Это все еще Византия, ее стиль и выражение, но Византия в понимании "малого люда", уже очень далекого от управляющих искусством столиц" (Муратов). — Нередица — местность, расположенная не в ряду города, а за чертою, именно за чертою Словенского конца.

9. Церковь св. Николая на Липне, близ Новгорода. Фрески конца XIII в.

10. Успенская церковь на Волотовом поле, близ Новгорода. Фрески 1353 — 1363 гг.

11. Церковь Федора Стратилата в Новгороде, на Торговой стороне. Фрески 1370-Х гг. кисти Феофана Грека. Открытые в 1910 г., они сохранились довольно плохо, однако "даже в нынешнем своем состоянии, даже только как ряд фрагментов, федоровская роспись является одним из лучших памятников древнерусского искусства" (Муратов).

12. Церковь Спаса Преображения в Новгороде, на Торговой стороне. Фрески 1478 г., работа того же Феофана Грека.

13. Церковь в селе Ковалеве, близ Новгорода. Фрески 1380 г.

14. Успенский собор во Владимире (1158 — 1160). Андрей Рублев с Данилом-иконником расписали собор в 1408 г. фресками, которые в настоящее время реставрируются.

V. Иконы

1. Божия Матерь Одигитрия (Путеводительница) Смоленская; писана, по преданию, евангелистом Лукою; привезена из Царьграда в 1077 — 1078 гт. (?) (Смоленск. Соборный храм).

2. Владимирская Божия Матерь, в Москве; писана тоже Лукою, принесена в Киев из Царьграда в 1131 г. Андрей Боголюбский перенес ее в 1155 г. во Владимир на Клязьме (первоначально в стольный город Ростов, но там икона "не захотела" оставаться, как бы заранее благословляя Андрея на перенос столицы из Ростова во Владимир) — отсюда ее название — а из Владимира ее перенесли в Москву в 1395 г., в год нашествия Тамерлана на Россию. Ее заступничеству приписывали спасение русской столицы от грозившей ей опасности: в самый день привоза иконы в Москву, 28 августа, Тамерлан неожиданно повернул у города Ельца обратно в степи. В память этого события был установлен ежегодный крестный ход, и с той поры икона стала как бы залогом спасения и благоденствия города Москвы, а с нею и всей России, — ее государственным щитом; самый собор Успенский (в Кремле), куда она была помещена, стал называться "Домом Преосвятыя Богородицы". Изображение в красках: 1) Древности Российского Государства. I, № 1, от руки; 2) новейшее, более точное, при книге Анисимова.

Памятник византийской живописи XI в., икона Владимирской Божией Матери принадлежит к типу умиления (греч. элеусе, т.е. милостивая): Младенец обхватил шею Матери и с детским доверием тесно прижавшись, тянется к Ней для поцелуя. Только пылая огнем чистой веры, можно было создать картину, подобную этой. Невольно вспоминается Фра Беат'Анджелико, который, говорят, плакал чистыми слезами умиления, рисуя Страсти Господни. — "Мать глубоко скорбит о предстоящих Сыну страданиях, в молчании переживая их неизбежность. Весь лик Ее — одно воплощение материнской любви и скорби, средоточием которых являются глаза, одновременно устремленные на зрителя и в свою собственную глубину. От этого горе, заключенное в них, кажется еще безысходнее и неразрешеннее, из боли личной потери превращается в сострадание вселенскому горю, в боль от того, что страдание вообще существует, как неустранимый элемент мирового порядка. Среди самых прославленных Мадонн мировой живописи Владимирская Богоматерь, как образ материнства, занимает одно из первых мест по силе и совершенству художественного выражения того великого человеческого чувства, которое заключено в Ней, как ее внутреннее содержание. Перед лицом именно таких икон, как Владимирская, легче всего понять, почему в истории христианства почитание Богоматери играет такую исключительную роль. Сознавая себя обреченным на вечное искупление страданием своего греховного счастья, человечество в образе Матери, скорбящей за Распятого Сына, видело наиболее полное воплощение той стихии Духа, которая зовется любовью, и только любовью, и которая не знает ни закона справедливости, ни закона возмездия, никаких законов, кроме закона жалости и сострадания" (Анисимов).

3. Благовещение. "Не позже XII века". Композиция, сдержанный ритм, любовь к закругленной линии, сдержанный колорит, ценность материала, мастерство техники, тонкий вкус художника — "все доказывает принадлежность этой иконы к той художественной среде, которая черпала свои силы еще из непосредственного соприкосновения с великой византийской культурой". Русскую кисть выдает лишь "та интимная простота и непосредственная открытость ликов, которая говорит только внутреннему чувству" (Анисимов). (Москва. Успенский собор).

4. Толгская Богоматерь, XIII в. (Толгский монастырь под Ярославлем). Воспроизведение: Кондаков. Русская икона. II, № 9.

5. Святые Борис и Глеб, конца ХШ — нач. XIV в. "Два князя, с поднятым крестом в правой руке и опущенным мечом в левой стоят в величественной спокойной позе, в цветных шапках, отороченных мехом, в кафтанах и плащах", ткань плащей красная и синяя, заткана пышным орнаментом. Яркие краски удивительно сохранились; по строгости рисунка, прекрасной технике эта икона "одно из лучших произведений иконописи" (Макаренко) (СПб. Собрание Н.П. Лихачева) .

6. Другая икона Святых Бориса и Глеба, того же времени и того же типа, с чертами лица еще не русскими, а византийскими; оба князя сидят на конях (Москва. Успенский собор в Кремле).

7. Святой Великомученик Георгий Победоносец ("Чудо о змие"), на белом коне. На всем скаку, не останавливаясь, Георгий, резким поворотом в сторону змия, воткнул ему в пасть свое копье; ярко-красный плащ трепещет в воздухе легкими складками. Икона полна жизни; конь (анатомически плохо представленный) тоже повернул голову к змию, как бы активно участвуя в борьбе; тело змия все в извивах (Москва. Собрание И. С. Остроухова). Воспроизведено в красках: Кондаков. I, № 5.

8. Донская Божия Матерь, XIV в.; икона сопровождала Дмитрия Донского во время похода его на Мамая и чудотворно помогла ему одолеть врага на Куликовом поле (Москва. Кремль. Благовещенский собор).

9. Молящиеся новгородцы, 1367 г. (Новгород. Епархиальный музей).

10. Знамение Преосвященной Богородицы (иначе: "Битва новгородцев с суздальцами"), конца XIV в. Вместе с предыдущей иконой это один из шедевров той поры. Икона писана в память чудотворной помощи, которую другая икона, Знамения Богоматери, оказала новгородцам, отразив от Новгорода войска Андрея Боголюбского во время битвы 25 февраля 1169 г. Для новгородцев победа над суздальским князем имела смысл, аналогичный тому, что раньше для киевлян имели победоносные походы Владимира Мономаха на половцев, или позже, для Москвы, победа над Мамаем, взятие Казани Иваном Грозным: она содействовала выработке народного самосознания, укрепляя веру в собственные силы, служила опорой в годины бедствий. В конце XIV в легенда ожила с новой силой: отношения к Москве сильно обострились московские князья унаследовали враждебную политику суздальских князей, и самостоятельности Новгородской республики снова стала грозить опасность, — в такой атмосфере политических переживаний была задумана и выполнена эта икона (Новгород. Епархиальный музей). Воспроизведение иконы и ее деталей (девять раскрашенных рисунков): Древности Российского Государства, вып. III; повторено, тоже в красках, в журнале "Перезвоны" (1927), № 32.

11. Чудо Св. Георгия, нач. XV в., "провинциальное письмо Новгородской школы" (Русский музей). См. Кондаков, II, № 89.

12. Смоленская Богоматерь Одигитрия, XV в. (Москва. Собрание С. П. Рябушинского). См. Кондаков, I, № 7 (в красках).

13. Св. Троица (ветхозаветная), знаменитая икона работы Андрея Рублева, первоклассная жемчужина древней русской иконописи. См. о ней выше (Троице-Сергиева Лавра).

14. Голова св. великомученика Димитрия, работа А. Рублева. Деталь иконостаса собора в Троице-Сергиевой Лавре. См.: Кондаков, II, № 54.

15. Владимирская Божия Матерь, во Владимире. Успенский собор во Владимире, лишившись в 1395 г. своей чудотворной иконы Божией Матери, вскоре возместил утрату притивнем, который считается тоже чудотворным. По преданию, его писал митрополит Петр еще в бытность свою настоятелем Ратского монастыря на Волыни. Есть ли эта икона копия или оригинальное произведение, остается пока вопросом. Во всяком случае, если и в самом деле художник копировал, то он дал не столько "копию", сколько вольный пересказ оригинала; причем работа его значительно позднее эпохи митрополита Петра: стиль ее чисто Рублевский. "Здесь все, сверху донизу, от Рублева: холодный, голубоватый общий тон; характер рисунка; черты лица с типичной для Рублева легкой горбинкой носа; изящные руки; прекрасный силуэт всей композиции; ритм линий и гармония красок". Художник замечательно задушевно и пленительно передал "чарующую песнь материнства". Рисовал эту икону Рублев, вероятно, в 1408 г., будучи во Владимире, что близко совпадает и со временем появления "копии" в соборе" (Грабарь).

16. Поясные иконы Спаса, архангела Михаила и апостола Павла, из собора "Успения на Городе", что в Звенигороде; сильно пострадавшие (их нашли в сарае под грудою досок). "Сейчас, когда они висят на стене большого иконного зала Исторического музея, рядом с ними все тускнеет и мельчает, даже наиболее сильные и известнейшие из памятников древней живописи. Их создателем мог быть только Рублев; только он владел искусством подчинять единой гармонизующей воле все эти холодные розово-сиренево-голубые цвета, только он дерзал решать колористические задачи, бывшие под силу разве лишь венецианцам, да и то сто слишком лет спустя после его смерти" (Грабарь).

17. Апостол Павел, икона, помещавшаяся в старом, снятом во времена Екатерины II и ныне реставрируемом иконостасе Успенского собора во Владимире, работы Рублевской эпохи. "Это одна из самых монументальных фигур во всей древнерусской живописи, до сих пор нам известной, и вообще одна из ее высших точек" (Грабарь).

18. Головы Илии, Моисея и детали иконы Преображения, середина XV в., школы Рублева (Москва. Кремль. Церковь Спаса на Бору). См.: Кондаков, II, № 55.

Иконы XV века, новгородского письма (без точной датировки их).

19. Усекновение главы Иоанна Крестителя — симметрия в замахнутом мече палача и склоненной фигуре Иоанна, безропотно готового принять удар (Киев. Собрание А. И. Ханенка).

20. Сретение Господне — нежность красок; большая грация в наклоненных, одна к другой, фигурах Богоматери и Симеона Богоприимца (Собрание И.С. Остроухова).

21. Тайная вечеря — фигуры апостолов (правильнее: силуэты фигур) ритмически расположены вокруг круглого стола; простого поворота голов, несложного движения рук сказалось достаточно, чтобы выразить волнение, охватившее учеников при словах Спасителя: "единый из вас предаст Меня". Иоанн, припавший к Учителю, и Иуда, потянувшийся через весь стол за хлебом, еще более усиливают впечатление (Собрание А. И. Ханенка).

22. Тайная вечеря (причащение) — апостолы подходят, один за другим, ко Христу, протянувшему им сосуд с вином. Прекрасно схвачено их душевное движение, сознание ими близости Бога и торжественности переживаемой минуты. (СПб. Музей императора Александра III).

23. Архангел с поднятым мечом — перед нами богатырь-небожитель, неусыпный и строгий, неустрашимый страж божественного закона; решительная поза, сосредоточенный взгляд говорят о большой духовной силе. На плечах накинут ярко-красный плащ; он эффектно выделяется на фоне длинных темно-коричневых крыльев; вообще краски смелые; богатство одеяния сочеталось с его достоинством и красотой (Собрание Н.П. Лихачева).

VI. Миниатюры

1. Menologium (Менологий, т.е. Месяцеслов) императора Василия Багрянородного (989 — 1025): 430 великолепных миниатюр на золоте; работа конца X — начала XI в. (Рим. Ватиканская библиотека). Содержание: краткие сведения о святых, преимущественно о мучениках, что сделало Менологий своего рода мартирологией. По существу, это не есть "памятник русской культуры": ни по технике (работа не русского художника), ни по сюжету (содержание взято не из русской жизни или русской обстановки); но Менологий послужил образцом для русских прологов (прологи — жития святых, собрания нравственных бесед, исторических сведений о церковных празднествах и пр.) и лег в основу древнерусских иконописных подлинников (Буслаев). Таким образом, текст Менология (конечно, не самые рисунки), будучи в переводе, занесен на Русь, стал руководотвом — как писать св. иконы. — "Это рукопись той эпохи, когда византийское искусство переносилось на Русь" (Щепкин).

2. Миниатюры Остромирова евангелия: три евангелиста. "Замечательная стильность. Это работа привычного иконописца, располагающего и уменьем, и опытным знанием" (Кондаков). См. ниже, отд VIII.

3. Миниатюры Святославова Изборника 1073 года: соединение византийско-болгарских элементов с национальными русскими, между прочим, изображение вел. князя киевского Святослава (сына Ярослава Мудрого) с женою и 5 сыновьями — первые русские портреты, писанные русским художником. "Оригинальный пошиб византийского стиля, который мы должны назвать киевским или южнорусским. Краски здесь отличаются замечательной чистотою и прозрачностью"; они "превосходно скомпонованы в своеобразных легких полутонах", в отличие от сухих резких фигур Остромирова евангелия, где "рисовальщик, дорожа каждою подробностью усвоенного им стиля, заботливо вычерчивает все контуры фигуры, не умея их моделировать и не понимая художественной лепки" (Кондаков). Семья Святослава воспроизведена: 1) Прохоров. Материалы по истории русских одежд. СПб., 1871; 2) Изборник 1880 года. См. ниже, отд. IX.

4. Две миниатюры с изображением внука Ярослава Мудрого, владимиро-волынского князя Ярополка Изяславича с женой и матерью, современные (Ярополк, умер в 1085 г.): 1) Ярополк, его жена (их христианские имена Петр и Ирина) и его мать Гертруда (дочь польского короля Болеслава Храброго или Мечислава II) молятся апостолу Петру; 2) Христос во славе венчает на великокняжение Ярополка и Ирину. Писаны: по Кондакову, в пределах Польши или Галича; по Газелофу, в Киеве, между 1078 — 1087 гг. Миниатюры входят в состав Латинской Псалтири, писанной по заказу Трирского епископа Эгберта (Архив города Чивидале в Ломбардии). См.: 1) гр. А.А. Бобринский. Киевские миниатюры XI в. и портрет князя Ярополка Изяславича в псалтире Егберта, архиеп. Трирского. "Зап. Имп. Р. Арх. Общ.". XII (1903); 2) Н.П. Кондаков. Изображения русской княжеской семьи в миниатюрах XI века. СПб., 1906.

5. Миниатюры к сочинению, на греческом языке, Иоанна Скилицы Куропалата о событиях византийской истории за 811 — 1079 гг., в списке XIV в. (автор ум. в первой половине XII в.). Миниатюры писаны с образцов, современных автору; некоторые из них изображают печенегов, прием вел. княгини Ольги при византийском дворе и сцены из войны греков с Святославом (переговоры и свидание с ним императора Цимисхия) и с Ярославом (поход 1043 г.). (Мадрид. Национальная библиотека). Фотографии снимков имеются в СПб. публичной библиотеке.

6. Миниатюры к "Хронике Манассии", описывающей события всемирной истории от Адама до 1081 г., в списке XIV в., в болгарском переводе с греческого языка. В числе прочих, пять миниатюр изображают: крещение Руси (1 рис.) и сцены из борьбы Святослава с болгарами и греками (осада Доростола: 4 рис.). (Рим. Ватиканская библиотека). Копии пяти рисунков, в красках, снятые художником Катарбинским, в СПб. публичной библиотеке, воспроизведены в красках же В. Стасовым: "Миниатюры некоторых рукописей". СПб., 1893. — "Промежуток времени между событиями и их воспроизведением слишком значителен; рисунки поверхностны и порою неясны" (Нидерле).

7. Миниатюры к "Александрии", повести о баснословных подвигах Александра Македонского; середина XIII в. Изданы в красках, фототипически, вместе с текстом. СПб., 1887.

8. Миниатюры к "Христианской топографии Козмы Индико-плова" (см. выше: стр. 258 "Знакомство с внешним миром"); славянский перевод появился на Руси в XIV ст., а, может быть, и раньше; книга была любимым чтением наших предков. Миниатюры изданы в красках, фототипически, вместе с текстом: СПб., 1886.

Примечание. Индико-плов — т.е. пловец в Индию, плававший (по морю) туда.
9. Лицевое житие святых Бориса и Глеба (в так называемом Сильвестровом сборнике) текст — Нестора-летописца (XI в.), а миниатюры — первой половины XV ст., по-видимому, копия более древнего оригинала. Изд. "Сказания о святых Борисе и Глебе". СПб., 1860. — Сравн. Другое лицевое житие тех же святых, изданное по рукописи XV века, в фототипиях и красках, Н.П. Лихачевым (СПб. Музей имп. Александра III. Собрание Н.П. Лихачева).

VII. Церковное художественное шитье

1. Воздух, вышитый по заказу Марии Тверской, вдовы великого князя московского Симеона Гордого (сына Ивана Калиты), 1389 г.: лик Спасителя с фигурами святых и ангелов; из сохранившихся это самый ранний образец русского художественного шитья цветными шелками (Москва. Музей Щукина).

2. "Суздальский воздух", с изображением таинства Евхаристии, стеганный шелками, серебром и золотом, начала XV в.; пелена длиною почти в одну сажень; назначение ее остается невыясненным (Москва. Исторический музей).

3. Плащаница 1466 г. "Фигуры гибкие, живые и полные глубокого движения" (Анисимов) (Новгород. Ризница Софийского собора).

VIII. Евангелия

1. Остромирово Евангелие, апракос*, на пергамене, с миниатюрами трех евангелистов (нет Матвея); орнамент геометрический; писано уставным письмом (по всей вероятности, в Киеве), в 1056 — 1057 гг. для новгородского посадника Остромира; старательно выполненная копия оригинала восточно-болгарского происхождения; отлично сохранилось. Это драгоценный памятник для изучения древнего славянского языка, который представлен здесь в "почти ненарушенном древнейшем его строе; самые даже отклонения от требований этого строя замечательны, указывая на особенности двух наречий: одного южного, за-Дунайского, и другого северного, Русского, что для нас особенно важно. Наконец, важно Остромирово евангелие как древнейшая из доселе открытых рукописей русских, отмеченных годами, а вместе с тем написанная, по времени, очень изящно" (Срезневский). Из Новгородской Софийской библиотеки Евангелие перешло в кабинет имп. Екатерины II, где и было найдено после ее смерти (СПб. публичная библиотека). Изд : СПб., 1843 (фототипически) СПб., 1883.

______________________

* Что такое тетр и апракос, см. выше.

______________________

2. Архангельское Евангелие, апракос, 1092 г.; отыскалось на севере России (Москва, Румянцевский музей). Изд.: М., 1912 (трехцветная цинкография).

3. Туровское Евангелие, апракос, XI века; писано уставом, на пергамене; сохранилось всего 10 листов (отрывок из евангелия Иоанна); открыто в городе Турове, в 1866 г. (Вильна. Публичная библиотека). Изд.: СПб., 1868.

4. Мстиславово Евангелие, апракос, писано ранее 1117 г., для новгородского князя Мстислава, сына Владимира Мономаха. "Один из важнейших образцов древнерусской каллиграфии. Вместе с Остромировым принадлежит к числу самых красивых древних рукописей русских" (Срезневский). При Иване Грозном Евангелие возили в Константинополь для переплета. Верхняя доска филигранной работы, серебряная, позолоченная; выложена драгоценными камнями и жемчугом; много финифтяных изображений (Москва. Синодальная библиотека).

5. Юрьевское Евангелие, апракос, писано для Юрьевского монастыря в Новгороде, 1110 — 1128 гг.; в лист (Синодальная библиотека).

6. Евангелие 1144 г., тетр, писано в Галиции; малое 4 (Синодальная библиотека). Изд.: М., 1882 — 1885.

7. Симеоново, или Добрилово Евангелие, писано 1184 г. дьяком Добрилою для попа Симеона церкви Иоанна Предтечи (Москва. Румянцевский музей).

8. Евангелие XIII века, апракос; устав, с записью 1376 г (Москва Румянцевский музей).

9. Евангелие XIII века, апракос, на пергамене, крупным уставом, с раскрашенными заглавными буквами (орнамент: звериный, листва, плетенье) (Ярославский Спасо-Преображенский монастырь). Снимки см.: "Труды VII Арх. Съезда в Ярославле". Т. III. М., 1892.

10. Галицкое Евангелие 1266 — 1301 гг. (СПб. публичная библиотека) .

11. Холмское Евангелие XIII — XIV в.; из церкви города Холма (Москва. Румянцевский музей).

12. Поликарпова Евангелие 1307 г. (Москва. Синодальная библиотека).

13. Книги Нового Завета, по преданию, писанные собственноручно митрополитом Алексеем. Перевод, очень близкий к греческому подлиннику, по-видимому, действительно сделан Алексеем в бытность его в Константинополе для посвящения в сан митрополита (1354 — 1355), но самое письмо, вероятно, не его руки. Перевод греческого оригинала почти дословный; устранены ошибки прежних переписчиков; служил, предпочтительно перед другими списками, руководством при последующих исправлениях славянского текста Нового Завета (Москва. Кремль. Чудов монастырь). Изд. (фототипически): М., 1892.

IX. Памятники литературные

1. Четьи-Минеи на март месяц, так называемая Супрасльская рукопись; кириллицей; X — XI ст., первоначально хранилась в Супрасльском монастыре.

2. Святославов Изборник 1073 года с миниатюрами; копия болгарского перевода (с греческого подлинника), приготовленного для болгарского царя Симеона (893 — 927). Перевод этот, при переписке русским переписчиком, искажен руссицизмами. Содержание сборника — своего рода богословская энциклопедия: статьи исторические, по философии, риторике, литературе, в целях истолкования Св. Писания; о различных способах деления времени; многое взято из творений отцов Церкви. Сборник открыт в 1817 г. (Строевым и Калайдовичем) в остатках библиотеки, основанной патриархом Никоном Воскресенского монастыря (Новый Иерусалим, под Москвою) (Москва. Синодальная библиотека). Изд. (фотолитографически): СПб., 1880. Славянский текст с греческим подлинником напечатан: "Чтения", 1882, кн. 4 (издание не окончено).

3. Святославов Изборник 1076 года. Статьи наставительные и пояснительные (о посте, молитве, чтении книг и др.), между прочим, "Поучение Ксенофонта детям своим", послужившее, вероятно, образцом "Поучению" Владимира Мономаха (СПб. публичная библиотека Изд.: Варшава, 1887 и 1894. Второе издание удовлетворительнее первого.

4. Книги служебной минеи (за сентябрь, октябрь и ноябрь), 1095 1097 гг.; сохранились неполные (Москва. Синодальная библиотека). Изд.: СПб., 1886.

5. XIII глав Григория Назианзина, XI в. "Это одна из лучших древних рукописей, доселе найденных, цельная и хорошо сохранив шаяся. Правописание древнее юсовое, но с признаками русского написания и притом с глаголическими буквами" (Срезневский). (СПб. публичная библиотека). Изд.: СПб., 1875.

6. Первая Новгородская летопись, писана уставом, на пергамене, в самом начале XIII в. Это самый древний из известных нам списков русских летописей; без начала; события доведены до 1200 г., с позднейшим продолжением охватывает события 1016 — 1352 гг. (Москва Синодальная библиотека).

7. Повесть Временных Лет по Лаврентьевскому списку (в общежитии ошибочно называется "Лаврентьевскою летописью"). Это самый древний из дошедших до нас списков "Повести" Нестора-Сильвестра (с продолжением до 1305 года); писан частью уставом, частью полууставом, на пергамене (во второй, полууставной, половине — монахом Лаврентьем в 1377 году). Найден во Владимире на Клязьме, в Рождественском монастыре, в XVIII ст. (СПб. публичная библиотека).

8. Повесть Временных Лет по Ипатьевскому списку (в общежитии ошибочно именуемая "Ипатьевскою летописью"). Это второй по древности из дошедших до нас списков "Повести" (с продолжением до 1292 г.), писан разными почерками, на бумаге, конца XIV или начала XV века. Найден в Ипатьевском монастыре, что под Костромой (СПб. академия наук).

9. Кодекс библейских книг, содержащий в себе все ветхозаветные книги, кроме пророческих; переведены с латинского, вероятно, в 1423 г.; значит, много древнее Геннадиевой Библии 1499 г. (Москва. Румянцевский музей. Собрание Ундольского).

X. Памятники юридические

1. Жалованная грамота великого князя Мстислава (сына Владимира Мономаха) и сына его Всеволода Мстиславича, князя новгородского, новгородскому Юрьеву монастырю, 1130 г., на владение селом, с правом дани и суда; монастырю жалуется серебряное трапезное блюдо; древнейшая из сохранившихся, в подлиннике, русских грамот, на пергамене. "Вся грамота писана золотым раствором, в котором золото (химически чистое) соединено с растительным клеем, который теперь невооруженному глазу кажется цвета коричневого, а под микроскопом лиловатого, первоначально же был, вероятно, цвета вишневого" (Срезневский). Печать из двух круглых тонких серебряных позолоченных листков, скреплявших шелковый шнурок, на котором печать была привешена к грамоте (Новгород. Юрьевский монастырь). Изд.: СПб. (палеографический снимок)

2. Договорная грамота смоленского князя (имя его неизвестно) с Ригою и Готским берегом, т.е. с Готландом, после 1230 г.; древнейшая из сохранившихся в подлиннике договорных русских грамот; ценный памятник древнерусского права (Рига. Городской архив). Более ранняя договорная грамота, 1229 года, тоже с Ригою и Готландом, тоже смоленского князя (Мстислава Давидовича; ум. 1230 г.) и почти того же содержания, сохранилась лишь в копии.

3. Две договорные грамоты Новгорода с великим князем Ярославом Ярославичем (обе почти тождественны по содержанию), 1264 или 1265 г.; древнейшие из дошедших до нас, в оригинале, договорных грамот исключительно русского происхождения (сравн. выше грамоту с Ригою и Готландом). (Москва. Главный Архив Мин. Ин. Дел).

4. Славянская кормчая с толкованиями — впервые появилась на Руси (из Болгарии) в 1270 г.; древнейшие ее списки: Рязанская Кормчая 1284 г., сокращенная (Москва. Синодальная библиотека), и кормчая Софийская; новгородская, полная, писана несколько раньше или позже 1284 года: между 1276 и 1294 гг. (СПб. публичная библиотека). Редакция Рязанская напечатана: М., 1650-1653.

Примечание. Номоканон — свод законов церковного управления и суда. Содержание этого законодательного памятника определило самое его название. Это: 1) гражданские законы, касающиеся Церкви — κανóνες; 2) правила Вселенских соборов и отцов Церкви — νóμoι. По-русски "Номоканон" переводится словом "Кормчая", что значит: правило, кормило, руль, направляющий жизнь церковного общества, указывающий ему надлежащий путь. Существуют два Номоканона, оба составленные константинопольскими патриархами (по их инициативе или под их наблюдением): 1) так называемый неполный Иоанна Схоластика (ум. 578 г.); 2) так называемый полный, знаменитого Фотия (ум. 891 г.). На Русь тот и другой перешли в славянском переводе из Болгарии. Древнейшие списки: 1) Фотиев — XII в. (Синодальная библиотека); 2) Схоластиков — XIII в. (Румянцевский музей).

5. Сербский номоканон, список 1305 года (на пергамене); копия с рукописи, принадлежавшей сербскому архиепископу св. Савве (ум. 1268 г.); "капитальный памятник по истории Славянской кормчей" (А.С. Павлов в передаче Ключевского).

6. Два духовных завещания ("Духовная грамота") Ивана Калиты 1327 (или 1328) и 1331 гг. (впрочем, обе эти даты очень спорные. См. Пресняков. Образование Великорусского государства, 163) по содержанию близкие одно другому; писаны, каждое, перед поездкой Калиты в Орду; первые из дошедших до нас исторических памятников этого типа; оба подлинники (СПб. Государственный архив). Перво начальное издание: "Собрание Государственных Грамот и Договоров". Т. I (СПб., 1813).

7. Такое же Завещание Симеона Гордого, 1353 года (там же). Первоначальное издание — там же.

А. Три договора русских князей с греками: Олега (907); Игоря (944) и Святослава (972). На каком языке и каким алфавитом был написан их, не дошедший до нас, текст? Высказаны разные мнения: 1) Руническими буквами; 2) глаголицей; 3) по-русски, но греческими буквами; 4) по-гречески.

Б. Церковные уставы Владимира Великого и Ярослава Мудрого. Они дошли до нас в редакциях поздних, искаженных, обросших дополнениями и анахронизмами; о первоначальном тексте можно только догадываться; возможно, что это даже не уставы, как что-либо систематическое и объединенное, а простые указания на отдельные случаи (кто и по каким делам подлежит суду епископскому; какому наказанию и в каких размерах надлежит подвергать преступника). Древнейшие списки: 1) устав Владимира — в Кормчей конца XII века (Москва. Синодальная библиотека); 2) устав Ярослава — в Соловецкой Кормчей 1593 г. (Казанская Духовная Академия).

Курс русской истории в 3 томах. Том 2. Русь и Литва →

Впервые опубликовано: Курс русской истории в 3 тт. Прага, 1931-1935. Т. 1.

Шмурло Евгений Францевич (1853-1934) русский учёный-историк, член-корреспондент Российской академии наук, профессор Санкт-Петербургского и Дерптского университетов. 4-й Председатель Императорского Русского исторического общества.

Е.Ф. Шмурло Курс русской истории в 3 томах

Том 1Возникновение и образование Русского государства (862-1462)

На главную

Произведения Е.Ф. Шмурло

СОДЕРЖАНИЕ

Предиловие

Введение

Русская народность

Русский дом

Соседи русского племени

Россия и античный мир

Россия и Византия

Раздвоенность русской жизни

Великодержавие русского народа

Литература

Глава первая. Начатки русской государственности (до 1054 г.)

I. Доисторический период

II. Основание Русского государства

III. Введение христианства

Литература

Глава вторая. Единство Русской земли. Время вечевого порядка и отчинно-родовых отношений (1054 — 1242) Киевский период. 1054 — 1169

I. Характеристика периода

II. Состав Русской земли

III. Княжение. Земля. Волость

IV. Состав населения Русской земли

V. Государственный строй

VI. Русская Правда

VII. Отношения между князьями Рюрикова дома и порядок княжеского владения

VIII. Княжеские усобицы

IX. Борьба со Степью

X. Киев и Южная Русь

XI. Деятели Киевского периода

Суздальско-Волынский период. 1169 — 1242

I. Характеристика периода

II. Суздальская земля

III. Галич с Волынью

IV. Господин Великий Новгород.

А. Страна и люди

Господин Великий Новгород. Б. Государственное устройство

V. Русский Юг

VI. Два Мстислава

Литература

Глава третья. Раздробление Русской земли. Время татарского ига и вотчинного порядка. 1242 — 1462

Характеристика периода

I. Нашествие с Востока. Монголы

II. Натиск с Запада. Ордена Ливонский и Тевтонский

III. Натиск с Запада. Римский престол и его отношения с Древней Русью

IV. Натиск с Запада. Литва и Миндовг

V. Литовско-Русское государство

Гедимин и его преемники. 1316-1392

Витовт. 1392-1430

Внешняя политика

Внутренняя политика

Преемники Витовта. 1430 — 1492

Казимир IV Ягеллончик

VI. Объединение Северо-Восточной Руси

A. Возвышение Москвы в XIV веке

Б. Дмитрий Донской и его преемники. 1362 — 1462

Дмитрий Донской

Василий I

Василий II

Последовательный рост территории Московского княжества. 1263-1462

B. Причины усиления Московского княжества

Г. Москва и Литва. Особенности развития их политического и общественного строя

VII. Татарское иго

А. Какие изменения внесло татарское иго в уклад русской жизни

Б. Влияние татарского ига на быт и духовную жизнь русского народа

VIII. Господин Великий Новгород

IX. Господин Псков

Политическая независимость Пскова

Чем вызвано было отделение Пскова от Новгорода

Государственный строй Пскова

Историческая заслуга Пскова

Псковская Судная Грамота

Литература

Глава четвертая. Просвещение, культура и общественность в Древней Руси. 862-1462

I. Общие замечания

II. Письменность и литература

А. Общие замечания

Б. Цикл церковно-богословских книг

Е.Ф. Шмурло
Курс русской истории в 3 томах

Том 1
Возникновение и образование Русского государства (862-1462)

РУССКИЙ ДОМ
(ОСОБЕННОСТИ СТРАНЫ, ОБУСЛОВЛЕННЫЕ ПРИРОДОЙ)

СОСЕДИ РУССКОГО ПЛЕМЕНИ
(в середине IX века)

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Начатки русской государственности
(до 1054 г.)